Я увидела его внезапно с белой розой в руке. Это был ОН мужчина моей жизни, и цветок который он держал, был любимым моим цветком, что можно было считать как еще один знак судьбы. Аккуратный, красивый и с мягкой улыбкой на лице мой учитель, мой ГУРУ, мой ЛЮБИМЫЙ! Пять дней пролетели как один миг. Не буду их описывать, хватит сказать, что это были самые счастливые дни в моей жизни до сих пор. Но все когда-нибудь кончается. Кончились и они, а вместе с ними и радость на моем лице. Уезжала я как на казнь. Слезы не лились из глаз, они в них просто поселились. Была еще одна крохотная надежда, что я увезла от него не только воспоминания, но и часть его, но утром эту надежду быстро разрубила врач. Безапелляционно, грубо. Навсегда. Нет сказала она, ничего нет, это все на нервной почве. Убить оказывается можно не только ребенка в чреве матери, оказывается убить можно и не состоявшуюся мать, словами, без надежды. Ну откуда же ей знать, что встретится мы с ним еще долго не сможем по объективным, не зависящим от нас причинам, что люблю я его больше жизни! Что это была не просто мечта, а жизненная необходимось, потому, что я дышать без него не могу, потому, что когда он пару часов не пишет, у меня не просто паника, у меня начинается процесс медленного умирания. И что мне осталось на данный момент? С нетерпением ждать встречи? Отсчитывать, как солдаты до приказа, дни до новой встречи с ним? Осталось только по вечерам почти живое общение в скайпе, игра, а днем изредка сообщения в аське. И еще брелок, который ОН подарил моей мобилке в виде двух фигурок мужчины и женщины, которые держат друг друга в объятиях, как может быть и мы сможем держать друг друга когда-нибудь я верю навсегда. И плюшевый мишка, с которым я сплю в обнимку, ОН держал его своими руками. ЕГО подарок! И слезы, очень много слез, они не контролируемые, текут сами когда им захочется, а иногда просто стоят в глазах. Как будет дальше? Это известно только богу, мне лишь известно, что жить без него я больше не смогу, так же как дышать. Я не знаю как, но верю, что судьба, которая нам друг друга подарила все-таки подарит нам и ШАНС жить вместе
8 мая 2010 года 09:50:15
Гигалов | vedunija@list.ru | Днепропетровск | Украина
Гошка Луковкин.
Тёща.
Померла моя тёща.... Да ну, что вы! Мы любили друг дружку, очень даже, Карлсонв юбке. Я её про себя так называл, весила 100 кг. потому что, а росту быланевысокого, центнер счастья опщем. Годов ей было как раз столько, когдаговорят — пора.... А по мне, дек, пусть бы ещё жила. Готовила она оченьвкусно, особенно голубцы из крольчатины. Ну, а путь к моему сердцу, каки к любому мужчине, сами понимаете — через желудок. Я в долгу, тоже неоставался, по ушам ездил — со всем усердием. Так что, любовь у нас была— взаимная! Звал я её всегда по имени-отчеству — Анна Гавриловна. Привыкшаяона, потому как всю сознательную жизнь в школе работала, физику преподавала.Дек вот, все хлопоты по организации похорон школа взяла на себя, даже поминкирешили сделать в школьной столовой. Так что мне ни чего не оставалось, кактолько скорбеть.... Народу было мно-ого, бывшие ученики из других городовприехали, а уж из нашей-то деревни, как мне показалось, каждый отметился.Хоть двери в дому были настежь открыты, внутри был особый запах, какой бывает— только на похоронах. Запах еловых веток, из них у нас на севере делают венки, запах валерьянки, горящих свеч. Когда всё это смешивается с трупным запахом, в носу немножко свербит, а в голову приходят мысли о смысле бытия и т.д. Ятакие мысли не очень-то, поэтому сидел на чурке в ограде, ждал, когда придётдруг мой лепший Лёнька. Придти он обязательно должон был, потому что тожеработал школьным учителем — химик. Наконец появился.— Привет, Гошка! Моя там?— Там, где ей ещё быть-то?— Ага, пригорюнился ты чо-то, Гошка, не на шутку, лица на тебе нет.— Дек, тебя жду, поболтать даже не с кем, у всех хари кислые, всё срасспросами — от чего померла да как? Надоели.— Ну, и как она померла?— И ты туды же! Пошли в крольчатник, там потрындим.Заходим, я чекушку достал из маточника. У меня всегда там бутылочка, а-то и две припрятано, самое надёжное место, лучше сейфа! Тёща с Марьей (женой)иногда заходили на крольчат полюбоваться, как они играют между собой, ана большее – не решались. Я же им такого страху нагнал – подходить близконельзя, маточник у самки – ни в коем случае не открывать, иначе всех крольчатсъест сразу и т.д. Именно в маточнике и хранил водочку. Ясно дело, что некрольчиха с крольчатами сидела в этой клетке – крол. Зато над клеткой крупнымшрифтом было написано – Вот-вот окролится. Это я для себя, как бы…. До сихпор – на все сто работает. Дек вот, только налил по рюмочке, Сана соседпришёл и, прямком в крольчатник, ему налили. Выпили, про тёщу рассуждатьвзялись, Лёнька первый начал.— Создаётся мне, Гошка, что это мы с тобой ей раньше времени из жизни уйтипомогли....— С чего это вдруг?!— На той неделе здорово мы её напугали. Много ли надо старушонке....Сана с расспросами — что да как? Я ему и обьяснил.— Вон, видишь в углу клетки пустые? Тёща весной ещё за углом крольчатникамалую нужду справлять повадилась. Ну да, место укромное но – не туалет же!Сначала-то реденько, по вечерам только, а потом чаще стала, уже и днёмзабегала. А ну как всегда – только туда и будет!Понятно дело, забеспокоился. Кролики существа хлипкие, в идеальной чистотесодержаться должны, а тут такое…. Хоть и за стеной у них, а опасность – явная.Сижу в крольчатнике, мозгую как быть. Сказать ей – неловко как-то, черезМарью передал – эффекту нет. Сижу, опчем, соображаю, даже 50 грамм выпил.Лёня пришёл, выпили с ним, сидим. Он сразу заметил.– А чё это у тебя в углу клетки пустые?Я ему своё горе и поведал. Он смеётся – помогу я тебе, обожди маленько –ушёл. Быстро вернулся, порошок какой-то принёс, не много, щепотку всего.— Вот, говорит, хорошее средство! Сыпнёшь это на то место – должно сработать.Эта штука с водой когда смешивается – шипит громко и пенится сильно.— Дек, принёс бы горсть, чо ты?— Не-е, этого — ито много.Решили вечером насыпать и понаблюдать – какой эффект выйдет. Так и сделали.На сеновал залезли, как раз напротив крольчатника, на другой стороне ограды, чекушку с собой прихватили, штоп не скучно было, ждём. Баушка Пашо, соседка, напритчу-то заявилась.— У-у-у, Лёньша, это надолго, может слезем?— Да ну тя! Вон как сеном хорошо пахнет, чекушка целая в наличии, закусьмировая – чо те не сидица?!Долго сидели, часа полтора, новости мировые обсудили. Глядим, Пашо с тёщейвышли, чирикают меж собой, обе громогласные – хорошо слышно.— Я, Анна Гавриловна, уш сама на той неделе к Любе-то с зятем ходила, с внучатамихоть повидалась. Пришла, дочка стираца. Хляжу, у её юбка кака-то цветасташыпко. Я говорю – ты чо юбку нову купила штоли? Она – да кака, нахрен, юбка– Серёжкины трусы! Зять-то ыш какой – вдвое шырше её, а она как щурагаечка, посмеялися опять с ей. Шыпко уш они ко мне редко ходят…. В субботу в банютолько — и всё. Я ночесь-то опять – каки только таблетки не пила, иуснуть-то, знаш, боюсь, сердце неровно так стукат, всю ночь не спала.Думаю – умру вот так, во сне, оне только в субботу ко мне придут, а яуш и прокисла вся, лежу….Да в слёзы. Тёща утешает– Ладно, мы с Машей к тебе каждный день заходить будем, не прокиснешь, а таблетки эти попей, мне от них легче стаёт.Видать за таблетками приходила. Только Пашо за калитку – тёща за крольчатник.Мы с Лёнькой дышать перестали.Правда, эта штука-то как зашипела, даже у нас хорошо слышно было, пена шапкойподнялась, та понять ничо не может, перепугалась, да как заорёт во весь свойголосище – Маша-а-а!!! Машка-а-а!!! Та выскочила из дому, а тёща на неё –ты каку халеру в квас-то опять сунула-а!!! Ну, Марья сразу сдокументила чтоне в квасе дело. Тёща панталоны свои старушечьи, огромные сняла, в рукахдержит, хоть выжимай – обмочила все с перепугу-то, остановиться не могла видать, меня на чём свет костерит.... Пашо на шум прибежала, поддакивает. Мыпереглянулись с Лёнькой, не до смеху обоим.Как теперь домой идти? Да выпимшы ещё. Ну, ничего, это они без меня такразошлись, я когда пришёл – молчат обе. Два дня молчали. Тёща сама перваязаговорила. А что мы ей помогли — ерунда.... Пора ей пришла, вот и всё.— А как она умерла-то, всё таки?— Марья утром корову подоила, пришла, а она всё лежит, не встаёт. Подошлак ней, та уже посинела вся, сердце видать остановилось. Пашо, однако, экже притихнет.— А мне, Гошка, всё-таки неловко, что я тебя на такое надоумил....— Да ладно тебе! Всю жизнь в школе работала, сердце посадила, да и годов-томного уж ей, вот и всё. А вопще-то – кайся, тебе есть в чём… Свою-то бащеещё достаёшь.— Чё я её достаю?— Чё-чё, выдресировал её, по одной плашке ходит. Вон, Людка твоя вышла, иди, ато потеряет или сюда заявится.Ушёл Лёньша, мы с Саной ещё по рюмочке выпили, тоже разошлись.Маха меня увидела, ворчит.— Ты куда пропал? Могильщикам обед надо везти. Давай заводи свой драндулет, вот сумка, дуй!— Ага, заводи! Хрен ты его заведёшь, аккумулятор совсем ханул, вечно у васденег не выпросишь, матьвашу….— На велике езжай!— На велике, на велике – близкий свет.Ну, куды деца, покатил. Мужики обрадовались, лопаты повтыкали, кружкомрасселись на травке, давай сумку разгружать, я с ними присел. Вытащили всё и, глядят на меня вопросительно.— А чё, спиртного-то нету штоли?!— Не знаю, мне чо дали – то и привёз. Может в банке, вон, трёхлитровой настойкакакая, попробуй Паша.Тот открыл, попробовал, сморщился.— Ни хрена не настойка, сок виноградный. Может положить забыли? Давай, Гошка, дуй обратно, мы подождём.— Ну да, на велике-то я – через час только приеду, давай на твоём «Урале»сгоняю.— Бери, езжай. Да скорей, жрать охота!Приезжаю, Маха у гроба сидит. Шепчу ей на ухо.— Ты водки могильщикам положить забыла, скажи где, я сам возьму и увезу.Она меня на кухню отвела, конверт из кармана вытаскивает.— На, читай.Открываю конверт, там на шести тетрадных листах от руки написано.— Которо место читать-то?— Да вот, на четвёртом листе должно быть.ЧИТАЮ.Перину мою, вместе с подушкой, Клавдии отдайте, вам она всё равно ни к чему.Сбережения мои, которые на книжке, Маша, Надя и Валя – разделите поровну.А на те, которые в комоде, купите Георгию новый мотоцикл.— Вот старая, а при жизни нельзя было!!! На кладбище как дурак, на велике….Етиттвоютудысюды.— Но-но! Нельзя так на усопших. Читай скорей, мне у гроба надо быть. Вот, с этого места продолжай.ПРОДОЛЖАЮ.Поминайте меня так – в церкви свечки поставьте, батюшке скажите, чтобыисполнил всё что полагается. Обед приготовьте, людей позовите, но спиртного– ни в каком виде чтобы не было. На могильщиков это – тоже распространяется.Сами знаете – я категорически против этой гадости. Поймите меня правильно.Не хочу, чтобы меня поминать приходили всякие выпивохи, которым всё равноза что, лишь бы выпить. Зная свободный нрав Георгия, обращаюсь к нему лично.Ни какого спиртного! Хотябы в этот день воздержись от этого зелья. В последующиепоминальные дни – пусть всё остаётся так же из года в год.— Ну, Анна Гавриловна!... Гавниловна она, а не Гавриловна! Обед приготовьте, людей позовите…. Позориться штоли?! А чо я мужикам щас скажу? Они же меня сводкой ждут!— Ничего, Гошенька, на су### пусть копают.— Да наплюнут они в могилу-то и уйдут! Я докапывать-то буду?— А пще-та, с удовольствием докопаю…. Дек, чо делать-то мне?!— Чо-чо, поезжай к мужикам, объясни всё.— Вот, сама и поезжай!— Нет уж, я на мотоцикле ездить не умею. А ты где взял-то его?— У Пашки, он на кладбище на нём приехал. А может – ну её, эту писанину, сгоняю в сельпо, хоть маленько мужикам увезу.— Какое сельпо?! Надя чуть не с утра закрыла, народу-то нет, все у нас.Вон она, в ограде с бабками сидит, спрашивала у меня – надо ли водки, ясказала что нет, объяснила почему.— Ага, ей объяснила, а я знать не знаю! Вот, как её добрым словом помянешь?!Тёща – она и есть тёща…. И ты така же!— Ну, разошёлся! А, по-моему, от тебя попахивает уже, ты где успел?— Да ну тя! Поехал я к мужикам.— Поезжай, да не пей больше, ато мама тебе каждую ночь мерещица будет, вишь как строго написала.— Нагородишь мне тут. Хотя.... У неё сбудется. Всё, пока!Приезжаю к мужикам, те чуть не хором –— Ты чо долго так?! Мы чуть слюной не захлебались.Теперь представьте — как они отреагировали, когда я им ситуацию растолковал.Только из мужской солидарности, сочувствия ко мне и из уважения к АннеГавриловне докапывать взялись.Кручу не спеша педали по сельской нашей дороге обратно, домой.Вокруг красотища. Справа речка домашняя, как зеркало, даже не шелохнётся, небо с облаками чётко отражаются.Слева бор сосновый, тишина, слышно как дятел дробь выбивает, а пахнет как….Красотища, да и только, чо ещё скажешь?А на душе картина – «Семь кругов ада» нету гармонии внешнего с внутренним….Леньку вспомнил, как он со своей тёщей обращается. Чуть что – матом кроет.Вспомнил как зимой борова ихнего закололи. Палить стали, а у него паяльнаялампа особой конструкции. От лампы – одна горелка, бака нету. К горелкедлинный шланг подсоединён, другой конец к редуктору, редуктор – правильновы поняли – к болону газовому прищёлкивается.Он палит, я скоблю, а редуктор, видимо, старенький, пропускает газ, даздорово. Ленька горелкой неосторожно маханул, газ воспламенился.Пламя из под редуктора как из ракетного сопла вокруг болонаФурит, да с шумом. Мы перепугались, отбежали подальше, не знаем что делать.А ну как, взорвётся, ограда маленькая, разнесёт всё в клочья, да ипожару наделаем. Я из ведра воды плеснул – бесполезно, снег бросали – тоже.Его тёща с женой Людмилой выбежали, руками по коленям хлопают только. Я говорю– надо фуфайкой или одеялом обхватить болон, сразу потухнет. Ленька долго думатьне стал, фуфайку скинул и, тёще её суёт.— Слышала чё делать надо?!! Давай живей! Взорвёшся, дек, хрен с тобой, всёравно старая, пожила уш!Через неделю после этого она мне чуть не плача жаловалась.— Я теперь цену себе хорошо знаю – не дороже Лёнькиной старой фуфайки….Ну, а тогда она, скорее всего, не так считала, за ограду бегом выбежала, мало ли что. Ленька на Людмилу поднялся –— Да я сколько раз говорил, новый редуктор покупать надо!!! Скупердяйкихреновы! Штанов даже путних нету, на уроки ходить не в чем!Та тоже барышня та ещё, нраву крутого, не уступает.— Да тебя, импотента, ещё одевать хорошо надо?!!!И полезло из них…. Я уж не буду всё пересказывать, много они тайн друг продруга выдали, а болон-то горит, опасность!Тут Людмила вспомнила что делать надо, побежала в кладовку, нашла старуюикону, выбежала с ней. ( Говорят – когда икону направишь лицом к огню, помолишься – пожар затухает) икона вся грязная, старая. Людмилка подоломхалата давай обшаркивать её и, в этот момент редуктор с громким щелчкомслетел с болона на снег, пламени – как не бывало и тишина…. Все оцепенели.С полминуты стояли как статуи, даже ребетня не шевелились. До нас с Лёнькойсразу дошло, что опасности, как таковой, и не было вовсе. Редуктор внутрипластмассовый, уплотнительное кольцо подгорело, пружинка сработала, вот они отщелкнулся. Взяли нормальную лампу, управились с боровом. Потом пошли вдом, свежатинку есть, сели за стол. Мясо жареное с картошкой в большущейсковороде посредине стоит. По рюмочке налили, выпили, молчим, всем не ловко.Тёща цену себе узнала, Лёнька с Людмилой – отношения выяснили. Если б неболон этот – до конца дней не насмелились бы сказать то – что высказалидруг другу, и меня-то им стыдно, посторонний всё-таки. Мне и вовсе не ловко– свидетелем такой крупной стирки оказался. Молчим, жуёмся, ни кто ни на когоне смотрит…. Мне Саши Чёрного стих на ум пришёл про стариков, как они напикничке обедали. Там красивые строчки есть – С почтительностью чиннойстарики передают – то соль, то нож. Молчат – давно наговорились….Тут тоже наговорились, надолго.... Ещё по рюмочке выпили. Я время выдержал, когда можно уже и уйти. Встал, поднял с дивана фуфайку, под ней та самаяиконка, взял её, рассматриваю. Христос изображён, а внизу написано – Далюбите друг друга. Прочитал вслух надпись, все заулыбались как-то искусственно.Лёнька меня до ворот проводил, попрощались.Домой иду, раздумался – какая же цена моей тёще? А какая ей цена?! Судя посегодняшнему дню…. Да нече тут судить, попробуй разбери – кто из нас правее.С воспоминаниями-то, как мне показалось, быстро до дому доехал. Народу возледома много, почти вся деревня собралась, машин много, к выносу готовятся.Несли её на руках до края деревни, за деревней на машину поставили.Остальное всё – как по нотам. Говорили только, когда прощались, дольшеобычного. Один из её учеников учёным стал. Сказал, что Анна Гавриловна