Afrikanec

Моя любимая ... болезнь.

Моя любимая ... болезнь.

С одиночеством, когда оно вкрадчиво обволакивает тебя, приходят странные мысли, мир меняет свое привычные очертания, потом с ним свыкаешься и оно перестает тебя тяготить.. Сначала мысли путаются, и ты пытаешься вернуть их на круги своя, но вдруг этот водоворот тебя захватывает, и ты с наслаждением отдаешься стремнине...

Долго, очень долго, тянутся дни, дожди, дожди... Только изредка солнце бросает жгучий взгляд из под плотной паранджи туч, вся влага вскипает и, в виде пара возносится к небу на этот призывный взор, но вскоре возвращается на землю плачем о несбывшихся мечтах. Таков сезон дождей в Африке.

Тучи, дождь, разбросанные в окрестных лесах туземные деревушки, старая но вновь возрождаемая лесопильня, комары и я – декорации и действующие лица фантасмагории.

Неужели бывают любимые болезни? В в Африке бывает все: пули попадающие внутрь тебя не поцарапав кожу, шаманы заставляющие любого признаться в сокровенном, полупревратившиеся оборотни, которых застал рассвет ...

Я ехал жарким днем по грунтовой дороге, за рулем Санди — креол, в здешних местах человек чужой.

— Зачем ты не строишь дом у океана? За каким лешим полез в лес, что может быть лучше бунгало у песчаного пляжа?

— Вы белые не верите нам, и будете смеяться. Но я вам скажу: в воде живут злые духи, и когда они проголодаются, то выходят на берег и волокут в воду первого встречного,—

на полном серьезе отвечает Санди.

— Вот почему значит ты не поехал тогда со мной на тот пляж. Много потерял. Давно я не встречал таких красавиц. Кстати – а почему они не боялись океана,— допытываюсь у него.

— Так они же креолки, те же белые (читай: такие-же тупые ), только цвет другой.

— Ты же тоже креол,— не отстаю от Санди.

— Я много времени провожу в лесных деревнях.

Санди не любит говорить на похожие темы, что-то из прошлого его беспокоит. Сжалившись над ним я отстал и умолкнув уставился на густые заросли стеной обступившие дорогу. За очередным поворотом показалась деревенька. Вылепленные из грязи на деревянном каркасе хижины, окруженные апельсиновыми и манговыми деревьями... И ни души.

— Наверное умер кто-нибудь ,— предположил Санди.-Хоронят.

— Может еще спят, ведь очень рано.

— У местных день начинается с зарей. Нет что-то случилось.

И действительно вскоре впереди показалась толпа. Люди стояли сгрудившись вокруг чего-то лежащего у начала отходившей от дороги тропы. На лицах отпечатался ужас.

Санди остановил машину и о чем-то спросил на местном наречии угрюмого старика. Тот хмуро буркнул в ответ и на подгибающихся ногах поплелся в сторону деревеньки. Пока он говорил со стариком, я открыл дверцу и начал вылезать из автомобиля. Услышав щелчок замка, Санди перегнулся через сидение и схватил меня за локоть:

— Не надо господин, не ходи.

Я раздраженно отдернул руку и медленно двинулся сквозь толпу. На земле лежала женщина, голова была прикрыта куском материи. Около нее на коленях, утопив лицо в ладонях и подрагивая, сидел мужчина. Вдруг его взгляд остановился на мне, глаза злобно вспыхнули и он одним движением сорвал с женщины покрывало. Я увидел лицо несчастной.....

Следующие двести миль мы с Санди не проронили ни слова. Голова будто-бы работала четко, но я ни как не мог вспомнить как оказался в машине. Помнил только, что Санди даже не взглянув на меня. сразу же завел автомобиль и мы быстро отъехали от того места. и никогда больше не вспоминали о том случае. А ведь он мог бы позлорадствовать, однако вел себя так будто ничего не случилось. И я понял почему. Просто ему нужен был рядом человек не верящий в терзавшие его страхи, и тогда он сам их боялся меньше.

Африка колыбель человечества, старая, покрытая пылью тысячелетий, завалявшаяся на задворках истории. Здесь помнят что-то такое, о чем мы уже давно забыли и живут со своими вождями и шаманами рядом с доисторическим, первородным ужасом.

Взглянув поверхностным взглядом, покажется, что они застряли где-то далеко позади, но... Но они ведь тоже все это время копали свои огороды, искали ответы, по своему, на свои вопросы, но искали. И что-то нашли. Но не умеют нам это объяснить, а мы не умеем их понимать.

Я не нуждаюсь в чужих откровениях — либо личный опыт, либо подавай ясную, четкую, подчиняющуюся законам логики формулу. А если логика не работает? Что-же не перегружать же свою нервную систему всякой билибердой: на скорости обходим опасное место стороной. Таким я был раньше, но однажды малярия застала меня врасплох.

В шалаше, в лесной чаще, с двумя проводниками. Мой мозг полыхал адским пламенем, горело все тело. Температура зашкаливала. Остаться на месте – верная смерть."Подлый комар ты, таки, достал меня." В бреду, опираясь на плечи проводников, я плелся куда-то. Инстинкт самосохранения был мне верным товарищем. Тени, деревья, деревенька, жалостливые лица аборигенов. Подлые мысли: а не съедят ли они меня. Так вот какая ты Африка: схватила за плечи бегущего мимо слепца, развернула лицом и уставилась в невидящие глаза, тяжелым, укоряющим взором. Возвращение блудного сына. Я здесь с тобой, я вспомнил все. Дай мне время, я все пойму. Мне надо все понять, прежде чем выйдет мое время.

Госпиталь, теплая постель, истинное наслаждение, сейчас только повернусь набок, и выслушаю все, что ты изволишь мне рассказать.

Однажды зацепив, малярия возвращается временами, умудренный опытом я уже встречаю ее готовым.

Свернувшись в кокон, прячась от сжигающего пламени, сознание

отгораживается от всего мира, оставаясь наедине с вечным. Это моменты истины.

Ничего не бойся Санди, ничего не бойтесь люди, рядом с нами оно вечное, любящее, породившее нас. Оно нас не покинет. Мы пугаемся его зова, потому, что перестали понимать, рано уверовали в собственные силы, спотыкаемся, оно хочет помочь нам, поддержать, а мы боимся протянутых рук, потому что забыли откуда мы взялись.

Болезнь помогла мне вспомнить.

05.12.2009 Африканские зарисовки.

6 декабря 2009 года  17:10:50
Afrikanec | khguram@gmail.com | Sierra Leone

---

Роман Михеенков

Snowman

Блюз.

— Эй, нигер, я возьму выпивку и отнесу свою задницу вон в тот угол, а ты поставь реальный джаз, а не это дерьмо…

Если бы эту фразу произнес герой американского боевика «серии С» где-нибудь в Гарлеме, ему бы по сценарию оторвали голову, не дав договорить. Я умудрился изрыгнуть этот бред в Венеции… В сказочном городе, в котором писали вечную музыку Арригони и Мерула, Ферро и Марини, здесь начинал творить великий Вивальди, Петр Ильич Чайковский написал свою четвертую симфонию, да и все великие композиторы в той или иной степени стремились сюда, надеясь выловить свою музу в одном из каналов. Здесь каждый поворот головы, даже каждое движение взгляда обрекает вас на эстетическую истерику, открывая еще более прекрасную Венецию, которая измывается над вами всеми своими каналами. Это похоже на гонку без финиша. Только здесь примитивное человеческое существо может осознать нескончаемость вселенной, почувствовав бесконечность совершенства. Мне же, за несколько часов до наступления дня рождения, который я приехал праздновать именно в этот волшебный город, противоестественным образом удалось отыскать в Венеции негритянский джазовый клуб.

Первое, что я сказал бамену, войдя в это отвратительно некурящее заведение с вывеской, нарушающей права человека — «Vietato fumare» (курить запрещено):

— Это не джаз! Это Пьяццола!

Спокойный, как жертва передозировки наркотиков, бармен со следами высшего образования над отвратительно белым воротничком показал мне коробку от играющего диска, проведя ухоженным ногтем под соответствующей надписью:

— Латино джаз, сеньор!

Праведный гнев сдавил дыхательные пути. Хорошо, что мои, а не барменовские. Я осмотрелся. Разочарование росло. Я был обижен в лучших чувствах, как Вини Пух, которому подсунули неправильных пчел. Это были неправильные негры! Трезвые. Некурящие. Мило беседующие о чем угодно, но не о джазе, наркотиках и убийствах. Об этом ли снимаются голливудские боевики!

Я готов был расплакаться, как ребенок, которому подарили машинку с неоткрывающимися дверцами. В этом заведении было все: негры, джаз, которого я таки добился, проведя своим ногтем под нужной надписью, здесь была даже русская водка польского розлива. Не было души. Я понял, что эта роль, эта высшая миссия отведена мне. Тут я как раз и изрек про «задницу в угол».

В глазах бармена за линзами вшиво-интеллигентского непонимания я разглядел шевельнувшуюся мысль. Клуб повернул ко мне комедию рафинированно улыбающихся масок, похожую на страшный сон подвыпившей Дездемоны. Весь этот Институт благородных девиц имени Патриса Лумумбы замер. Было ощущение, что от негодования они вот-вот начнут цитировать в мой адрес стихи Ариосто. Во мне кипел праведный расизм. Хоть бы морду набили, что ли… Душу согревала только божественная Элла Фицджеральд:

— Summer time...

И я держал речь… Похожую на коктейль «Лонг Айленд», в который сливается практически все содержимое бара. Мой состоял из английского с итальянским, а для связок я вспоминал все самые грязные ругательства, почерпнутые из американского кинематографа:

— Мои черные братья! В джазовых клубах Нового Орлеана, на родине джаза…

Меня понесло. Я никогда не был в Новом Орлеане, но в этот момент все дороги резко свернули с направления «Рим» и повели именно туда. Рассказывая о нем, я говорил о переживаемом когнитивном диссонансе, попутно объясняя дрессированным венецианским неграм свои пожелания. Это была программная речь кандидата, только что ставшего президентом где-нибудь в Зимбабве. Передо мной в этот момент расступилось бы Адриатическое море, если бы я задумал организовать исход этих негров из Венеции в Новый Орлеан. В конце я произнес несколько малопристойных слов про аудио систему, воспроизводящую музыку, с которой призывал их вступить в близкие отношения, не описанные ни у Фрейда, ни в уголовном кодексе.

— … а еще у нас в Новом Орлеане, в джазовых клубах звучит ЖИВАЯ музыка!

И тут я услышал первый робкий fu*k в свой адрес! Даже «Негоден», услышанное однажды в военкомате, не оказало на меня столь благостного воздействия. Один из этих одуванчиков-негативов порылся в ДНК и извлек оттуда хоть что-то близкое русскому сердцу:

— Если ты такой крутой, сыграй нам что-нибудь… — и он трогательно добавил еще один несмелый fu*k.

Моя черная, с музыкальной точки зрения, душа только этого и просила. Я сел к фортепиано и стал наглядно демонстрировать этим эскимосам-мутантам, кто из нас негр. «Сент-Луис Блюз» отвлек их от безалкогольных коктейлей. «Джорджия» призвала к напиткам покрепче. Когда я стал издеваться над популярными итальянскими песнями, ввергая их в пучину джазовых обработок и импровизаций, в клубе стало светлее,— мои негры обнажили улыбки, сверкающие, как альпийский снег. Некоторые стали подпевать.

За окнами засыпала Венеция. Истоптанная миллионами ног, утомленная вздохами восхищенных туристов, вспененная очаровательно курносыми носами гондол. Я курил под дверью на улице,— негры полюбили меня, но курить в заведении не разрешили, подарив еще одну возможность полюбоваться ночной Венецией. Удивительные венецианские фонари расположены ровно на такой высоте, чтобы осветить всю красоту ночного города для загулявшего туриста, не лишая его возможности созерцать звездное небо, на случай приступов романтизма. Их свет странным образом не меняет отношения человека к освещенному объекту. Такое чувство, что тебе предлагают: ты посмотри и составь свое мнение. Венеции все равно, что о ней подумают. Она индифферентна и прекрасна.

— Слышь! Snow White (Белоснежка)! Давай угоним гондолу и поплывем в Новый Орлеан!

Сказал мне негр, спрыгивая со стола, на котором он только что танцевал рок-н-ролл. Остальные готовы были присоединиться. Наверное, в них заговорила кровь предков, прибывших в Венецию в качестве гребцов на галерах, и руки потянулись к веслу. Я представил себе картинку: длинная гондола, по бокам сидят мои негры, а я прохаживаюсь с плеточкой, с помощью которой периодически объясняю им неоспоримые преимущества демократических институтов.

Негры не унимались. Передо мной встала угроза лишения шенгенской визы. Моих черных братьев в полиции пожурят, слегка оштрафуют и отпустят, а для меня въезд в Венецию может закрыться на годы. Нужен был жесткий отвлекающий фактор. Я посмотрел на часы и понял, что до наступления моего дня рождения осталось две минуты.

— Мои черные братья! Через две минуты у меня день рождения…

Остальное они не дослушали. Крики, свист и топот были, наверное, слышны даже в Милане. Только один подозрительно светлый негр, похожий на сотрудника местного КГБ, на всякий случай попросил предъявить паспорт. После чего меня схватили бледные ладони черных рук, похожие на экзотических змей, и отнесли к фортепиано, к моему счастью забыв о гондолах и Новом Орлеане.

Вошедшая парочка американских туристов, приехавшая в Венецию отдохнуть от толерантности и политкорректности, была сметена мощью негритянского хора:

Happy birthday to you,

Happy birthday to you,

Happy birthday fu*king snowman (не самый лучший Снеговик),

Happy birthday to you.

24 декабря 2009 года  14:24:35
Роман Михеенков | pan-ars@rdm.ru | Москва\Венеция | РФ\Италия

---

* * *

Только что обновил Берег. Если у кого-то будет сбоить — почистите сначала кэш в своем браузере. Если не поможет, пишите ;-)

28 декабря 2009 года  15:15:55
Алексей | Лангвассер | Бавария

---

* * *

Дорогие островитяне! Поздравляю всех с наступающим 2010 годом! Желаю вам в новом году крепкого здоровья, счастья и удачи во всех ваших начинаниях! Спасибо за теплые поздравления! С Новым Годом!!! :-)

31 декабря 2009 года  15:31:51
Алексей | Лангвассер | Бавария

---