Юлечка Остапенко* * *Рассказ "Ромашка", предлагаемый вашему вниманию, в 2004 году стал победителем конкурса "48 часов" ("Рваная грелка") — в тот момент самом крупном и престижном конкурсе Рунета.— ---- перепечаткаРОМАШКААвтор: Юлия Остапенко (http://zhurnal.lib.ru/o/ostapenko_j_w/)Анька говорила только несколько слов: "любит", "не любит" и "ромашка". Ромашки она действительно очень любила, но последнее слово заодно служило обращением к Ромке. Он был единственный, к кому она прямо обращалась. Сам Ромка подозревал, что Анька знает гораздо больше, да и вообще соображает получше многих. Просто она была очень неразговорчивая. Тётя Лена говорила, что это по-научному называется "аутизм", и Анька всегда такая была. Почему же они её не выключили, думал иногда Ромка. Зачем она-то им нужна. Какой им с неё прок...Но вслух он этого, конечно, не говорил. Анька вообще-то была хорошая — не болтала глупости и ничего от него не хотела. Не то что остальные девчонки во дворе — те вечно жизни ему не давали всякий раз перед очередным выходом, набивались в дом, визжали и всё чего-то клянчили — то колготки, то шоколадку, то ещё что-нибудь. А Анька сидела в своём уголке и беззвучно шевелила губами. Девчонкам Ромка привозил, что просили, но только чтобы не расстраивать тётю Лену — она и так считала, что он огрубел и очерствел на этой работе, и очень переживала, а ему не хотелось её огорчать. Всё-таки она ему с трёх лет была вместо матери. Мать Ромки умерла так же, как и его отец, и как ещё два с половиной миллиарда человек — просто и быстро, в одно мгновение, кто где — одни в своей постели, если на их полушарии была ночь, другие падали посреди запруженных улиц, на глазах тех, кто почему-то уцелел. Никто так до сих пор и не знал, что именно произошло — эти два с половиной миллиарда не умерли даже, они просто перестали жить. Словно их выключили.Было известно только, что это сделали Другие, и больше ничего.В день, когда у Ромки умерла собака, он был на выходе, и даже не смог сам её похоронить. Тётя Лена сказала, что дала Чаку старые консервы — они были просрочены и пахли неважно, так что есть их она побоялась, а выбросить пожалела. Пёс понюхал и вроде ничего, поел с аппетитом, а через час у него пена изо рта пошла, и к вечеру он издох. Тётя Лена закопала его на заднем дворе. Она плакала, рассказывая Ромке об этом, а он не утешал её, только с силой стискивал зубы. Чак был псиной старой, но преданной. Кроме тёти Лены с Анькой, у Ромки только и было дорогих существ, что Чак. Ну, ещё Женька, но Женька не считается.На заднем дворе Ромка без труда нашёл клочок взрыхлённой земли. Анька сидела не на своих любимых ржавых качелях, а как раз возле этого клочка, на обломке бетонной плиты, и обрывала лепестки ромашки. Ромашка была большая, ещё сочная — Анька вытащила её из букета, который притащил Ромка. Каждый раз, отправляясь на выход, он приносил ей букет ромашек. Теперь они росли только там, за невидимой стеной. Стены на самом деле не было, но любой, кто пытался самовольно покинуть город, падал на землю, будто подкошенный, и больше не поднимался. А там, снаружи, никто не умирал. И туда Другие пускали избранных работать и получать заслуженную награду — продукты, одежду, медикаменты... и цветы. Хотя цветы не считались частью пайка — они просто росли себе, чаще всего в трещинах на заброшенных асфальтовых дорогах. Никто из "счастливчиков", как называли тех, кого Другие выпускали из городов, на цветы внимания не обращал — не до того было. А Ромка всегда находил минутку, чтобы нарвать для Аньки ромашек. В конце концов, это нетрудно, а она их так любила.— Ромашка,— сказала Анька, увидев его. Ромка кивнул, пытаясь улыбнуться, потрепал её по русой макушке.— Привет, дурёха. Всё сидишь тут?.— Ромашка,— повторила Анька и снова уткнулась в свой цветочек. Рыхлая тёмная земля на могиле Чака была усеяна белыми лепестками.Ромка постоял, водя носком ботинка по земле. Он старался думать о Женьке, но почему-то эти мысли не приносили ему радости.— Хорошо тебе,— вдруг сказал он вслух, не поднимая головы. — Тебе хорошо, тебе всё равно. Тебе не надо туда ходить, видеть рожи эти... они как человеческие, точно, но в то же время и не такие. Не надо болтать с ними, строить дома эти их дурацкие, потом волочь рюкзак с консервами и чувствовать их взгляды на затылке...— Любит,— сказала Анька и оторвала последний лепесток.— Ром, расскажи чего-нибудь.— Не хочу.— Ну расскажи-и...Женька была красивая девчонка и вовсе не шлюха, что бы о ней ни болтали пацаны, которым она не давала. Ромке с ней было приятно, хотя и не так спокойно, как с Анькой. Только он и представить не мог, чтобы Анька выделывала такие фокусы, как Женька. Не потому, что не умела, просто Ромка воспринимал её как сестру. Хорошо бы Женька была такой же немногословной.— Расскажи,— потребовала она, теребя его за голое плечо.— Да ведь всё уже сто раз рассказывал.— Ну я ещё хочу. Ты же знаешь, в нашем дворе счастливчиков больше нет...— Вот ты мне лучше скажи,— медленно проговорил Ромка, глядя в пасмурное летнее небо. — Какого чёрта вы называете нас счастливчиками?— Глупый. Ты живой. Тебя точно никогда не выключат.Это правда. Тех, кто уцелел после общего мора, продолжали иногда выключать. Просто так, без видимых причин. Шёл себе человек по застывшему в вялом страхе городу — а потом вдруг лёг и умер. Или умер и лёг. Когда как. Нечасто, но это случалось. И никогда — с теми, кого Другие выпускали за пределы городов. Те не умирали. Во всяком случае, так.— А ещё ты можешь работать,— вздохнула Женька. — И тебе за это платят. Это, наверное, радость.— Коммунистка дурная,— фыркнул Ромка, хотя здесь поспорить было трудно. Он действительно не просто так приволакивал домой подарки Других — он зарабатывал их. Согнав остатки человечества в колонии, Другие строили там, снаружи, новые города — и восстанавливали старые, пришедшие в запустение после того, как большая часть их жителей погибла. Ромка подозревал, что Другие могли бы справиться с таким делом и сами, но они предоставляли возможность работать. Не заставляли, не гнали в рабство — предлагали. Некоторым. Счастливчикам. Можно было отказаться. И даже не обязательно после этого умереть. Ромка, когда ему предложили, отказываться не стал. Он был единственным работоспособным мужчиной во дворе. И считал, что ему повезло.Только его не покидало ощущение, что всё это неспроста.— Рома,— сказала Женя, кусая хилую травинку,— а у меня ребёнок будет.Стебелёк в её зубах напомнил Ромке про Аньку. Мысль была как никогда нелепой и несвоевременной.— Блин,— сказал Ромка.— Ага. Третий месяц уже. Ром, я боюсь. Куда нам?..— Ну ничего,— помолчав, сказал Ромка. — Я, в конце концов, счастливчик. Работать буду больше. Вытянем.— Ром, а я тебя люблю,— сказала Женька.— Знаю,— ответил Ромка."Любит",— подумал он, и почему-то это слово в его голове прозвучало анькиным голосом.На выход он отправлялся раз в две недели, и неделю проводил там. Принесённых запасов хватало обычно всему двору на месяц. Это не было тяжело. Ромка иногда думал, что ему и правда повезло.Если бы только ещё не надо было смотреть в лица этим, Другим... То есть это не лица были, а что-то вроде голограмм, напоминающих людей. Другие одевали эту маску, потому что их реальная форма не имела ничего общего ни с гуманоидами, ни с любыми другими известными человеку формами жизни. Смотреть на эту оболочку было не страшно, но жуть брала при одной мысли о том, что может за ней скрываться.И ещё Ромка всякий раз тревожился, оставляя дом. Хотя в конце концов, неделя — это совсем немного. Ничего особенного не могло случиться за неделю. Во всяком случае, теперь — не случалось, ну, только иногда оказывалось, что кого-то из знакомых выключили. Но всё дальних, тех, кого он давно не видел.Так раньше всё время было.Тётя Лена всегда его встречала после возвращения из выходов, всегда обнимала, плакала — Ромка знал, что от благодарности.А в этот раз не от благодарности. В этот раз просто плакала.— Тёть Лен, случилось что-то? — высвободившись, спросил Ромка. — Что-то с Анькой?— Случилось, Рома,— всхлипнула та. — Нет, не с Аней... с Женей твоей.Ромка ничего не почувствовал — должен был, а не почувствовал.— Нет, не Другие... Во дворе в потёмках упала, споткнулась. В больнице сейчас. Там лекарств не хватает. Ты лекарств в этот раз не принёс, Ромочка?Он не принёс лекарств. Зато принёс ромашки — как обычно. Пышный букет душистых полевых ромашек. От черты города до дома надо было пять километров идти пешком, но цветы ещё не завяли, и рассеивали вокруг свежий, сладкий запах лета.Анька подошла, вытянула из поникшего с одеревеневших ромкиных рук букета цветок. Взялась за шелковистый лепесток бледными пальцами, оторвала.И сказала:— Не любит.Женька поправилась. Девка она крепкая была. Потом, правда, плакала, но почти с облегчением. Всё-таки она очень боялась становиться матерью — в нынешнем мире это было бы безрассудно. Ромка это понимал, и всё равно ненавидел её. За это облегчение. И за то, что она не умерла.— Я тебе ещё рожу, Ромочка,— бормотала она между поцелуями. — Рожу тебе хорошенького мальчика, или даже двоих...Не любит она меня, подумал Ромка, окаменев под её неуклюжими ласками. Права Анька, не любит.В следующий раз, во время выхода, он сказал одному из Других, что хочет работать на постоянной основе. Некоторым счастливчикам такие разрешения давали — вокруг восстанавливаемых городов уже росли крохотные лагеря. В старых городах о них знали мало, и в Ромке росло неприятное смутное чувство, что эти, самые новые, как он их про себя называл, в итоге наследуют то, что Другие оставили от Земли. Что это всё просто такой изощрённый многоступенчатый отбор, который можно пройти, только если очень повезёт.В этот раз ему не повезло. "Ответ отрицательный",— прощёлкал Другой, и Ромка вернулся к своей работе. Об этом случае он никому дома не рассказал. Нечем было хвастаться... и он не был уверен, что они бы его поняли.Через месяц после выкидыша Женька заболела. Это не было связано с осложнениями и сначала походило на обычный грипп. Её сразу забрали в инфекционку — в городах теперь страшно пугались любой угрозы эпидемий. Ромка не видел её до самого конца. Им даже тело не отдали — тела теперь жгли в больничном крематории. Можно было, конечно, выклянчить, точнее — выкупить горсточку пепла, но Ромка не стал этого делать.Вечером следующего дня он сидел на обломке бетонной плиты во дворе, у могилы Чака, и разглядывал маленькие следы детских подошв на потускневшей земле. Кое-где уже пробивались стебельки травы, тусклые и безжизненные.Анька раскачивалась на своих ржавых качелях и обрывала лепестки ромашки. Ромашка была поникшая и вялая — в этот раз Ромка забыл нарвать свежий букет. Никогда раньше не забывал, а теперь забыл.Они сидели очень долго. Анька, как всегда, молчала, только ржавые качели стучали — дрынг, дрынг.— Ты же всё знаешь,— сказал Ромка. — Ты всё знаешь и понимаешь, куда больше, чем другие. Вот скажи — почему так? Что я неправильно делаю?Анька не подняла головы. Мокрые белые лепестки вяло взмывали в воздухе и оседали на железном остове качелей, прилипая к ржавчине.— Почему это всё так — сначала Чак, потом Женькин ребёнок этот, и Женька... Почему именно так? Почему их просто не выключили? Мне было бы легче, если бы их просто выключили... Оно было бы... привычно... А тут...Дрынг-дрынг в густой тревожной тишине — только и всего.— Все вот говорят, что мне повезло. А там правда хорошо, Анька. Там солнце. Там трава зелёная. И ромашки. И красивые города — мы их делаем снова красивыми. И для себя делаем. Нам сказали, что потом, когда всё закончится, мы сами снова сможем жить в этих городах. Только мы, те, кто строили. Знаешь, мы, счастливчики, никогда ведь между собой не разговариваем. Боимся удачу спугнуть. Мы не знаем, почему нас выбрали, почему именно нам подарили... это всё... Почти нормальную жизнь. Хорошо так... А тут... гнилое всё, Аньк. Аньк... а давай я тебя заберу. Когда всё закончится. Давай? Пойдёшь со мной? Там просто до фига твоих ромашек. Тебе понравится...— Любит,— сказала Анька.Ромка посмотрел на жёлтую сердцевину цветка в её руке. Общипанную, голую, убогую, похожую на маленькое погасшее солнце.— Любит,— согласился Ромка и, поднявшись, пошёл к Аньке.Губы у неё были сухие, искусанные, покрытые острой твёрдой коркой, и их было почти больно целовать.Каждый раз ему хотелось возвращаться всё меньше и меньше. Потому что всё меньше и меньше оставалось того, к чему хотелось бы возвращаться. И он всё чаще забывал нарвать для Аньки ромашек. Носил другое — красивые шмотки, сладости, косметику, которой она не пользовалась. А ромашки почему-то забывал. Постоянно.В августе тётя Лена не встретила Ромку в воротах. И никто не встретил. Никто и ничто. Даже дома не стало — ещё с другой стороны квартала Ромка увидел на месте родной пятиэтажки обугленный остов с бесформенными провалами пустых окон. Вокруг не было ни души, запах гари уже улёгся, и Ромка понял, что дом сгорел давно — наверное, несколько дней назад.Он дошёл до перекрёстка, остановился, снял с плеч рюкзак, встал на колени и заплакал. Ромка часто плакал по ночам, в подушку, когда никто не мог его видеть — а сейчас ему было всё равно.Когда в груди перестало клокотать, он неловко поднялся, бросив рюкзак посреди пустой дороги, и побрёл во двор. Всё было чёрным — земля, ворота, качели и обломок бетонной плиты возле стены дома. Ромка остановился у плиты, замер на миг, потом в ярости врезал по ней ногой. Ступня взорвалась болью, и Ромка закусил губу. А потом прохрипел:— Ненавижу. Счастливчик, ###... Ненавижу! За что мне всё это?! За что?!— Не кричи, ромашка. Не надо на них кричать.Он развернулся так круто, что едва не упал.Анька сидела в самом дальнем углу двора, за выступом стены, будто прячась от чужих взглядов. На ней было голубое ситцевое платьице, покрытое пятнами копоти, давно не чёсанные волосы падали на грязное лицо. А по горелой земле были рассыпаны увядшие трупики общипанных ромашек. И много-много белых лепестков.— Не кричи,— повторила она. — Не надо. Они не виноваты. Не знают они.— А... — Ромка понял, что не может выдавить ничего связного, и умолк, потрясённо глядя на неё.— Мы для них цветы,— сказала Анька. — Цветы. Растения. Неразумные. Но красивые. Нас жалко. И нам нужны удобрения. Есть сорняки, их надо выкорчевать сразу. Есть другие, полезные. Есть красивые, для них надо сделать сады. А ещё есть ромашки.Ромка неотрывно смотрел на неё. А она смотрела в землю, на мёртвые цветы. Подол её был платья вымазан тёмно-зелёным травяным соком.— Есть ромашки,— повторила она. — Они особенные. Они приносят удачу. На ромашке можно что-то загадать, на счастье. И отрывать по лепестку. Когда ты отрываешь лепестки — ты же не думаешь, что ромашке больно. Ты думаешь только: любит — не любит. Ромашка тебе нужна только для этого.Она подняла голову и взглянула на Ромку. Глаза у неё были тёмно-серые и абсолютно пустые.— Мы сорняки,— сказала она. — А ты ромашка.— Аня, что ты... — дар речи вернулся к Ромке, и силы тоже, но он всё так же стоял в десяти шагах от неё. — Ань, ты ведь... говоришь...— Говорю, Рома. Я всегда могла. Просто я её всё время слушала. Другую. С самого начала. У них время течёт гораздо медленнее. Та Другая — маленькая девочка и гадает на ромашке. Она гадает, а я слушаю. Это было так... ну, у меня сил не оставалось. Ни на что больше. Даже тебя предупредить. Хотя о чём тут предупреждать?— А... теперь?— А теперь она замолчала. Я ей сказала, что не могу больше. Что она должна перестать. Что ромашке очень больно, когда ей обрывают лепестки. Она так испугалась... И перестала со мной разговаривать. Она ничего не понимает, Ром. Она... такая маленькая ещё.Анька вдруг уставилась на свои руки, будто впервые их увидела. Прерывисто вздохнула и умоляюще протянула к Ромке грязные ладони.— Ром, я столько этих ромашек оборвала,— жалобно сказала она. — Ты мне их носил и носил, а я... столько их оборвала! Что же я наделала, Рома? Что я наделала?Он медленно подошёл к ней. Опустился на колени. Сухие губы Аньки дрожали, и немытые космы волос, и ресницы — дрожало всё. Ромке захотелось обнять её, прижать к себе, крепко, яростно. Ты же мой последний лепесток, подумал он, ты осталась последняя, и если эта глупенькая, испуганная Другая тебя оторвёт, я останусь таким маленьким и убогим... Но пока что ты есть. Пока что ты есть. Ты, последний лепесток...И та девочка, племя которой выкорчёвывает человечество — она уже знает ответ на свой вопрос.И мы знаем тоже, да?— Не страшно, Ань,— сказал Ромка. — Это ничего. Ничего... Смотри.Он поднял вялый общипанный стебелёк, с третьей попытки подцепил ногтем лепесток с обугленной земли. Приставил почерневшее основание лепестка к желтой сердцевине ромашки, аккуратно вставил между свалявшимися тычинками и чашечкой.Убрал пальцы.Анька подалась вперёд всем телом, упёрла руки в колени. Её дыхание было шумным и частым, и надрывным, будто она хотела что-то сказать и не могла.И они сидели вот так вдвоем посреди сожженного мира, смотрели на одинокий лепесток, и верили, правда верили, что он не упадёт.(с) Юлия Остапенко (http://zhurnal.lib.ru/o/ostapenko_j_w/)6 марта 2007 года 12:28:00Тим | Михаил ЛероевСказка о маленькой фееДавным-давно, в одном городе жила-была маленькая фея. Пятидесяти трёх лет от роду – между прочим, юная весьма особа – ведь для настоящих фей это далеко не возраст.Жила она одна, тихо и неприметно, в старом подвальчике заброшенного дома на одной из центральных улиц. В больших городах ведь ещё до сих пор встречаются старые заброшенные дома…Квартирка её была не то чтобы совсем уж замечательной, но вполне пригодной для проживания маленьких одиноких фей.В старом промозглом подвале, под капающими трубами и по соседству с пронырливым крысиным семейством, Фея смогла создать некоторое подобие уюта. В чём-то благодаря своей неуёмной фантазии, а где-то – и не без помощи волшебства. Ведь каждая фея немного волшебница, разве вы не знали?Порой Фее становилось скучно, и тогда она приглашала гостей. Маленький столик, бывший в прошлой жизни обыкновенным деревянным ящиком для стеклотары, накрывался прелестной розовой скатертью с порхающими бабочками – когда Фее того хотелось, бабочки в самом деле начинали порхать – а в аромат старого доброго английского бергамота возносился к самым сводам подвала. В белоснежные чашки лился крепкий оранжевый напиток и сладостям не хватало места на столе.Гости почти всегда были воображаемыми. Но порой случались и самые обыкновенные, живые гости, каких много на земле.Одна старушка из дома напротив, бывшая школьная учительница, особенно любила эти вечерние чаепития. Когда ей становилось особенно грустно, и если позволяло здоровье, она брала старую жестяную коробку с леденцами монпансье и отправлялась к фее.Был еще отставной военный Иван Арчибальдович. Но только с ним всегда было как-то натянуто. Неразговорчивый он был и не верил в фей. Но всё равно приходил. Видимо, очень хотел поверить, просто не получалось как-то.Но самым дорогим гостем для Феи был маленький мальчик. Она не знала даже его имени.Однажды он забрёл в подвал совершенно случайно – спрятался от дождя, да и заснул под стук капель прямо под феиной дверью.С тех пор он приходил сюда каждый день. Они вели с феей долгие молчаливые беседы – ведь для того, чтобы сказать самое главное, слова не нужны. Просто сидели за чашкой чая, ели рахат-лукум и венские вафли – и мечтали каждый о своём.А потом мальчик заболел. Пару раз фея навещала его: она даже не знала, как найти его дом, но помогало всемогущее волшебство. В бреду мальчик видел её милое личико и добрые голубые глаза – и болезнь понемногу отступала…Мальчик больше не бывал у феи в гостях. Ей было очень грустно, но жизнь продолжалась. И терпкий английский чай всё так же по вечерам наполнял белоснежные чашки.Она даже сдружилась с крысами. На поверку те оказались не такими уж и гадкими – всего лишь боролись за жизнь в этом неуютном подвальчике. Для крыс всё было сложно – ведь волшебством они не владели.Зато они были не одни.Когда наступила зима, пушистая и сверкающая, Фея отправилась на прогулку. За свою недолгую жизнь она видела зиму лишь однажды – это было в другой стране, а может быть, даже в мире по соседству. Феи никогда не обучались географии – это всякий помнит. А зимой они впадают в спячку.Но не этой зимой.Она чувствовала всеми фибрами своей юной души, что эта зима особенная, и её никак нельзя пропустить.Надев свежесшитую пуховую шубку, тонкой волшебной работы сапожки с бубенчиками в отворотах и мягкие пушистые рукавички, Фея вышла во двор.Было заснежено и бело. Вокруг сновало так много людей, что у Феи поначалу закружилась голова. А еще она испугалась, что ее увидят, и поднимется крик: «Смотрите, смотрите, фея! Настоящая фея и такая крошечная и смешная!»А её даже не заметили. Все бежали, как ни в чём ни бывало. Витрины магазинов сверкали разноцветными огнями, хлопьями валил снег – и фее стало немного грустно.Совсем ненадолго. Обида неожиданно для неё самой в мгновение сменилась восторгом, когда она увидела Её. Праздничную, нарядную, блистающую всей своей юной красотой – и такую же незаметную для других, как сама Фея. В освещении неоновых фонарей и праздничном убранстве она была прекрасна.Фея глубоко вдохнула морозный щекочущий самые глубины души мир, и где-то внутри стало очень легко…11.03.200711 марта 2007 года 21:37:07Михаил Лероев | michaelleroev@yandex.ru | Новосибирск | РФ Михаил ЛероевЗиночка и Новый годЗиночка радовалась наступлению нового года.Елка, подарки, сладости, хлопушки и яркие огни новогодних фейерверков. И главное. Исполнение заветных желаний — всех мыслимых и немыслимых чаяний минувшего года.Вот только не знала глупенькая, что чаяния разные бывают… И на свете полным полно таких вот Зиночек с запросами никак не меньше ее собственных. На всех волшебства не напасешься.Бабушка рассказывала, что заведует новогодними чудесами дед один сказочный. «Сказочный-то он сказочный, а в жизни на самом деле встречается. Только верить надо».Зиночка и поверила. Весь канун Нового года ждала появления волшебного старика. Все караулила его у окошка. А дед так и не появился…День пролетел незаметно, и как-то обидно стало, когда с двенадцатым ударом кремлевских курантов улетучились все ее надежды.Ночью Зиночка ворочалась. Не могла спать спокойно, такое огорчение – не пришел Дед Мороз. А может, и нет его вовсе? Тогда обидней вдвойне… Ждала-то она, выходит, напрасно! Обманула ее бабушка.Уже проваливаясь в сон, девочка все еще глотала слезы обиды на несправедливость этого мира, где нет места чудесам.А в каминной трубе тем временем что-то зашуршало. (Откуда взялась каминная труба в ее спальне – потом, уже будучи взрослой, Зиночка всегда будет ломать над этим голову. И никогда не узнает. Не догадается, что все происходящее НАКАНУНЕ – волшебство во всех смыслах. Канун Нового года как-никак).Зашуршало, зашумело и с грохотом вывалилось на самую середину комнаты. Что-то большое, шустрое и чумазое. В лунном свете заозиралось и чихнуло.Только человек, одаренный особым воображением, мог бы признать в появившемся во мраке и копоти существе самого что ни на есть настоящего Деда Мороза.Он и не думал забывать про Зиночку. Просто немного припозднился, ведь деды морозы тоже попадают в праздничные пробки, а Зиночка в эту новогоднюю ночь была последней в его маршрутном листе. Ей выпало счастье стать особенной, а она и не догадывалась, уснула крепким сном.Или не крепким? Надо проверить.Дед Мороз чихнул погромче.Провернул время чуть вспять и повторил то же самое.С третьей попытки у него что-то получилось.Соседка Олимпиада Ивановна вскочила с кровати и расстроилась – третий год кряду она просыпала самый волнующий момент, выходило, что ее новый год опять не пришел, и ей снова целый год будет пятьдесят четыре…Зиночка протерла глаза. Посмотрела на Деда и даже нисколечко не испугалась. Она сразу поняла, кто он такой и наспех принялась вспоминать, чего она хотела у него попросить. Желания Зиночки исчислялись километрами, ну, во всяком случае, чтобы не преувеличивать, скажем – если бы она попробовала пересчитать их, пальцев рук уж не хватило бы точно.А Дед и опомниться ей не дал. Скрылся с головою в своем мешке и чего-то там зашебаршился.Когда же снова выглянул, то встретился своими испуганными поросячьими глазками с вцепившейся в одеяло девочкой и ойкнул.Дело в том, что новогодние подарки у него на сегодня закончились. И остался один, маленький, завернутый в старую мятую фольгу, совершенно бесформенный и невзрачный.— Вот,— Дед Мороз протянул его Зиночке,— Это тебе. Расти большая и счастливая.Ах, как вам повезло, что вы не видели этого окаменевшего детского лица! Исчезнувшие уже раз надежды были убиты окончательно. А вспыхнувшая и тут же подавленная обида сменилась проблеском тихой ярости. Зиночка все поняла.— Ах ты мерзкий старикашка! – завопила она не своим голосом,— Заставил ждать, да еще и подарки все заныкал…Схватив кочергу, непонятно каким образом оказавшуюся у нее под рукой (Кочерги, как и каминной трубы, в Зиночкиной комнате отродясь не встречалось, но не в кочерге тут дело, поверьте мне на слово)…Итак, схватив кочергу, и выпрыгнув из своей кроватки, девочка подлетела к невольному обидчику и со всего размаху треснула его по спине. Дед взвыл, а Зиночка разревелась с досады.Чтоб хоть как-то сгладить создавшуюся неловкость, Дед Мороз протянул ревущей подарок и протопал в сторону окна, раскрыл его настежь и выглянул во двор. Новогодняя морозная свежесть затопила комнату.А в свертке лежала мечта. Только Зиночка этого не знала. Она всего лишь на мгновение стала счастливей, когда швырнула ее вдогонку вредному деду. Швырнула и засмеялась. Очень забавно тот выглядел, сидя на сугробе под зиночкиным окном с бесполезным свертком в руках.«Старый, злой и противный», думала Зиночка снова засыпая.А Дед Мороз, потирая ушибленное кочергой место, думал: неблагодарная это работа, Деда Мороза, пора менять службу…А где-то далеко, в другой стране, новогодние часы отбивали двенадцать раз…31.12.200611 марта 2007 года 21:40:54Михаил Лероев | Новосибирск | РФ Inna-SamoilowaНемецкие дынькиВ юном возрасте читаешь Барроуза и безумные синтетические видения проползают в твой мозг. Придумываешь себе красивую фразу наподобие этой и упиваешься своей фантасмагоричной причастностью к его миру: « Кровяная буря вытворила с Нэссом веселую шутку. Синяя жидкость теперь сочилась из его ран…»Потом подсматриваешь за окружающим временем и субстанциями его населяющими, понимаешь — стройное звучание существующей действительности на поверку лишь шумовая завеса, пройдя которую можешь стоять глухим и голым в неведомой игре.Ей хотелось понять все до конца. Именно сегодня.Во что бы то ни стало его увидеть.Он уже несколько дней не звонит. На работе нет — дома: «Болею, приходить не стоит, как-нибудь сам обойдусь».Поднималась по лестнице, боялась не застать.Дверь. Сердце бешено колотится. Звонок. Женский голос.— Кто?Мгновение замешательства.— Это к Андрею.Открывает женский подросток с нелепой припанкованной прической, синим ногтевым лаком, белых платформенных обутках.Шумный вдох.— Проходите.Искренняя улыбка…Это существо и есть та самая жена, из-за которой она нагородила себе множество фобий и запретов, к которой она ревновала… Безумие…В передней комнате под грязным одеялом, в рубашке, где отсутствовала часть спины, с сальными волосами лежал он. Встретилась с его незабудковым взглядом…Они недавно вместе встречали миллениум под бой курантов, погружаясь в свою неистовую страсть и разбрасывая на пол игнорируемые яства с праздничного стола. Он не разведенный звал ее замуж.Девушка принесла на большом блюде порезанную дыню и ласково пролепетала: «Угощайтесь».Шумно собрала подруг, находившихся в квартире и оставила дом, сообщив многозначительно, что ночевать сегодня не придет.Она отрешенно сидела в кресле, запрокинув голову и поджав под себя ноги. В полумраке гуляли по шторам тени уличных деревьев, играла тихая музыка, он нервно курил.Она впитывала атмосферу его дома, уходила вглубь себя.Вспомнила, как он кривился от ее друзей, обсуждавших Линчевскую «Голову-ластик».— Ну посмотрели бы «Шоссе в никуда», если им не хватило «Твин Пикса» по телевизору. Зачем копать так далеко и заставлять окружающих чувствовать себя идиотами?— А ты не чувствуй. Мне плохо от того, что тебя могут задеть такие мелочи…Смотрит в его глаза и улыбается.— Ты меня не знаешь.Удивление в ответ. Расскажи.— Я немец. Мне очень сложно было в детстве у вас. Меня травили в школе за фамилию, обзывая фашистом, отца не продвигали намеренно по службе, мама попала в первую очередь под сокращение и была вынуждена на уличном рынке торговать мелочевкой на морозе.Я вырос, закончил институт и влюбился первый раз в жизни… В балерину…Я рослый и стройный парень, занимавшийся баскетболом, правдами и неправдами залез в кордебалет, напяливал обтягивающие яйца лосины и стоял на сцене в самом последнем ряду, задирая ноги как могу.Но я был с ней, понимаешь, я переехал в другой город, забив на свой красный диплом технического вуза. Я жадно ловил губами каждый ее выдох, чтобы быть ближе.Потом появилась ее подруга, очень близкая… Может быть ты не слышала про такое, но она потребовала от меня любить их обоих. Я был рабом, я исполнял все их прихоти.А потом я застал большую часть нашей труппы у горящего костра на берегу реки, в заезжем городе. Я приближался в темноте к толпе, наблюдая как она подбрасывает вверх прочитанные листы бумаги, вызывая взрывы истеричного хохота. Какие-то падали в огонь и сгорали, какие-то уносил на черную воду, подхвативший их ветер. Это были мои дневники. Когда я подошел, их не смутило мой появление, она истерично кричала: «А с мужчиной ты сможешь ради меня?».Все кончилось внешне, кроме моей боли и любви.Я уехал, нашел эту молоденькую девочку из немецкой общины и женился. Знаешь, она хотела, чтобы мы эмигрировали отсюда в Германию, хотела там изучить язык хотя бы, если не понравится и придется возвращаться. А потом появилась ты….Нелепо проговорила что-то о своей работе, о коте, которому они вместе ставили уколы.Было ясно, что чувства, которые связывают женщину с мужчиной испарились за несколько проведенных минут в этом месте. Встала, поднялась, поблагодарила за угощение, попрощалась, вышла на лестничную площадку.Хлопнула дверь, и в тот же момент в глазах поплыли разноцветные круги, вдыхаемый воздух стал рвать легкие тысячами острых уколов. Она сделала несколько неверных шагов и кубарем покатилась вниз по лестнице некрасиво разбрасывая сумку, лакированные туфли с высоким каблуком, руки, ноги. К запаху дорогого парфюма присоединился сладковатый – крови…Скоро послышались шаги, сначала сверху, потом с улицы. К ней подошли, взяли за руки, за ноги. Открыли подвальную дверь и бросили ее тело в темень на бетонный пол, затем швырнули туда никому уже не нужные аксессуары.— Сука русская. Надо было ей больше дозу сыпануть.Был слышен запах кошачьей мочи, тихий шорох и тонкое попискивание.Следующим свежим утром он написал строки:Мокрые волосы назадОткинулОтступил в темноту.Черчу круги на летуСигаретой.Вокруг узнаю и ту и эту.И в каждом взглядеУзнаю пустоту.Растоптали мечту,Красоту.Или я ослеплен темнотой?Но уж точноне той и не этой.Нет ответа —Вопрос непростой…P.S.: Стихотворенние написано 9.08.00. автором, который не дал согласия, на обнаружение его имени в сети.)))13.03.07.13 марта 2007 года 20:58:58Инна Самойлова | inna_samoilowa@mail.ru | Новосибирск | Россия СонечкаОда мужчинам.ОН т она.ОНИ – инопланетяне.И мы это знаем. А ОНИ этим ползьуються, а мы с этим миримся.Но ОНИ — разные!Сколько раз говорила себе: «Это в последний раз, больше этого не повториться!»Но жизнь продолжается и…все сначала.Она о принце не мечтала. В свои 8 лет она уже догадывалась, что ОНИ инопланетяне, с другой планеты, другой Галактики и среди них не существует титулованных особ. И до замка доезжают одни кони.… Но женская (уже в ее годы) интуиция подсказывала: среди них есть ОН, только ее, только для нее.Но как трудно одной из пары близнецов порой выделиться. «Они одинаковые!»… Они были разные. Она — «стрекоза», а ее сестра – «тихая, спокойная девочка». И с детства она знала, что она не такая, как все эти чопорные и капризные девчонки. С мальчишками находила общий язык после 10 минут общения. Попросту была пацанкой. Мирилась с тем, что они ее иногда не воспринимали как объект мальчишеского интереса. Хотя она нравилась многим, как… девчонка не похожая на девчонок…Игорь…Ей было 8 лет. Пионерский лагерь (как это было давно). Белокурый оторва 11 лет. Он был кумиром многих девчонок из ее отряда. Но ее непохожесть на них взяла верх.ЕМУ было любопытно…Утренние вылазки на речку до построения, на рыбалку. ОН учил ее ловить рыбу на деревянную удочку. И ей это нравилось!? Сидеть неподвижно, возле НЕГО и ждать.…Наверное, именно тогда она познала это чувство.… Чувство ожидания.…Вместе на пионерских кострах устраивала «фейерверки» из углей…пугала девчонок из темноты и многое другое, иногда забавное, иногда нелепое.…И, все-таки — она была девочкой. И ОН приглашал ее на вечерних дискотеках на танец…МЕДЛЕННЫЙ…И тогда, то пацанство, куда-то уходило. И захватывало дыхание. И она понимала, что какие-то чувства здесь присутствуют.…Это была первая любовь. Любовь. И солнце светило ярче. Но.… В ТОТ день приехали ЕГО родители. Она, поднимаясь в корпус по лестнице, слышала: «Это та девочка…». Они ей понравились. Молодые, симпатичные. Особенно мама. В тот момент понятие в ее жизни – «свекровь» не существовало. Но тут ей надо было сходить в другой корпус за пластинками для дискотеки. И она побежала.… Выходя из корпуса, увидела их машину, вернее ее «спину»…ОН махал рукой… ОН уехал домой. Не попрощавшись. Со слезами на глазах она вернулась в комнату. Сердце бешено колотилось маленькой птичкой в ее груди. Зашла пионервожатая и протянула коробочку: «Это тебе. От Игоря». Она в недоумении открыла плоскую коробочку и…в ней была маленькая пробирочка-пробник с розовым маслом! Вот оно — счастье и разочарование. Она этот запах роз запомнила на всю жизнь. Больше они никогда не виделись. И чувство благодарности судьбе и этому маленькому мужчине впервые посетило ее.Его звали Сергей.Она ЕГО не знала в лицо. Это был восьмой класс. ОН писал ей открытки и письма. Она их получала через школьный «почтовый» ящик. На втором этаже школы стоял деревянный ящичек. В него опускались письма с именем получателя и класс. В открытках поздравления с праздниками. В письмах истории: смешные и грустные, никаких проявлений чувств. И лишь подпись – Сергей. На школьных праздничных дискотеках она в надежде искала взглядом, ждала.… Но.… До сих пор она не знает, кто ОН.Василий.…На первом курсе училища было ей труднее. Она с сестрой всегда была вдвоем. Близнецы. А всех остальных по-одному. И их пытались разъединить. Да и они сами понимали необходимость расширения круга общения. Окружение, как бы она сейчас сказала. Их группа была показательной. Лучшей, среди первокурсников. А его группа – лучшей среди третьего курса. А их мастера по обучению специальности – супружеской парой. И парни третьего курса брали «шефство» над группой девчат первого курса. Все праздники и вечера было установлено проводить естественно, вместе. 23 и 10 группы. 8 марта, 23 февраля, Новый год. У НЕГО была девушка. С третьего курса. Они были очень похожи друг на друга, как брат и сестра. Но ведь праздничные вечера они проводили только с подшефными группами. У нее был шанс. Она приглашала его на медленные танцы. ОН не отказывался. Но инициативы не проявлял. Она летела утром в училище, чтобы увидеть ЕГО. Поговорить с НИМ. Посмотреть на НЕГО. В ее душе была весна. Но весну сменила осень…. Лето обошло ее стороной. В один из учебных дней ОН отвел ее на перемене в сторону и сказал: «Я благодарен тебе за твое внимание ко мне, ты мне тоже нравишься, ты интересная, симпатичная. Но…» У нее в глазах стояли слезы…. «У меня есть девушка и ты ее знаешь. Извини. Желаю тебе…» ОН не договорил… Вернее она не дослушала.… Она убежала в слезах. ОН был так корректен, тактичен, поэтому, наверное, она ЕГО и выбрала.… И даже сейчас, вспоминая это, она испытывает чувство благодарности к этому тогда уже взрослому юноше-мужчине…Конечно, в этих жизненных промежутках были и другие претенденты.… Но выбирала она сама.… И не из тех…Олег…Первый брак оказался действительно браком (ОТК она сама). Нет. Любви между ними не было. Была симпатия и привязанность, уважение. ОН был старше ее на шесть лет. Учил играть на гитаре, пинг-понг. Она ЕМУ была интересна. В большей степени их связывало именно уважение друг другу. Ее бабушка еще ругалась По-поводу ее новой фамилии. «Что за Маши′на…?»Была свадьба. Были гости. Она была в смятении. Первая брачная ночь должна была произойти в помещении офицерской гостиницы. Туда их поселили, чтобы гости не беспокоили молодых. Постояльцев на тот период других не было… ОН, допивал последний фужер с каким-то назойливым гостем, она пошла, устраивать «гнездышко»… Но…час ночи…два…Она уснула, ЕГО не дождавшись.… А ОН не пришел.…На утро, привела себя в порядок, надела другое платье и пошла домой к родителям. Был второй день свадьбы. Ей отдали ЕГО обручальное кольцо и ЕГО туфли…ЕГО пиджак…. ОН вчера был пьян и заблудившись в коридорах и комнатах не нашел ее.…Потом был год жизни с молодым мужем в частном доме с АГВ (газовое отопление), удобствами во дворе, ношением воды из колонки для готовки и стирки. А так же она работала в воинской части «уборщиком производственных помещений». Убирая офицерские кабинеты, рвалась домой, потом на учебу в вечерний техникум. Она была старшей дочерью в многодетной семье. Из молодой семьи рвалась в родительский дом, а из родительского дома бежала домой, в новое гнездышко. Приоритетов не было расставлено. Это было два ее дома, родных и не заменяющих друг друга. ОН требовал разорвать эту связь. «Ты теперь жена». Ее сердце рвалось на части. Она не могла обходиться без общения с родными. ОН настаивал. Сначала не поехали на свадьбу ее двоюродной сестры. ОН был занят, ее одну не отпустил. «Раз муж не едет, а ты, как замужняя не можешь поехать одна»…Потом…Они ходили в кино, на дискотеки, в гости к ЕГО друзьям… Они встречали ее друзей. Многие откровенно были расстроены ее замужеством. Но она понимала – она теперь жена. ЕГО жена. И не давала даже поводов. Она то ему доверяла. Он старше, Он мудрее. Чувство ревности взяло свое. ОН первый раз ее ударил. Потом не было даже извинений. Она ушла.…ОН приходил в родительский дом, извинялся, просил прощения. Ее отец с ее согласия дал ЕМУ шанс. Она вернулась. Но однажды…Она пришла на работу в запудренном виде. Сестра удивилась.… И, приглядевшись, все поняла, Он избил ее сестричку снова.… Но уже не боялся о присутствии следов.…Все рухнуло. Ее мечта жить — «долго и счастливо, выйти замуж только раз, клятвы и обещания — в горе и радости.. »..Боль физическая и душевная захлебывалась и притуплялась слезами. Она ушла. Совсем. И, после свадьбы сестры-близняшки, осталась жить у нее. На развод подала сама. В суде присутствовали только их матери. Она осталась благодарна судьбе и этому зрелому мужчине за те уроки жизни, именно тогда она утвердилась в своем решении: «Она теперь будет намного сильнее и независимее от мужчин». ОН научил ее этому. Это был трудный урок, но его она выучила на всю жизнь. Земля ЕМУ пухом…Она так мечтала о ребенке. Он ей был дан свыше. ЕЕ ребенок. Она уже знала, что это будет сын. Кирилл.Жизнь приобрела новые краски. Жизнь продолжалась. И в ней. Весна. Трамвай. Май месяц. Жара. Две блондинки у окна совершенно похожи. Сестры? Трамвай встал. На перекрестке. Неисправность светофора. Параллельно стоят легковушки. Два ошарашенных парня из «двойки» глазеют на сестер. Близнецы? Язык жестов: «Тройняшки». Смех в вагоне. Трамвай продолжил свой путь. На следующей остановке в вагон заходит парень. Приглашает прокатиться до техникума. Им не страшно: белый день и сестер – двое. Сошли с трамвая.Это был Александр…ОН приехал в отпуск с армии. На 10 дней. Ездила с ним на турбазу, на Волгу. Шашлыки, купание. И разговоры, разговоры, разговоры, и близость.… Четыре дня идиллии… ЕЕ понимали и слушали. Она призналась, что ждет сына…1,5 месяца беременности. ОН был в восторге. Молчалив, внимателен, не навязчив и корректен….как будто она инвалид…Потом были письма. Много писем. ОН писал об армии, она о своих победах и неудачах.Никто никому ничего не обещал. Но она держала данное ЕМУ обещание – ни с кем больше никуда не ездить. Ноябрь. В 22-00 звонок в дверь. Она открывает и сползает по стене на корточки.… Зовет сестру. ОН стоит в дверях в костюме «тройке», с цветами, мокрый от дождя со снегом. ОН был один ребенок в семье. Свадьбы не было. Все было нелепо и быстро. Их расписала толстая тетка – заведующая в городском ЗАГСЕ, с улыбочкой поздравив молодоженов с законным браком. Кириллу уже исполнилось восемь месяцев. Все было.… И неуемная близость, планы на будущее, а так же непонимание, и неустроенность быта, и разговоры по ночам. Много разговоров. Когда поняла, что снова беременна – испугалась и обрадовалась одновременно. ОН возложил принятие решения на нее. ОН был заранее согласен с любым исходом «ситуации». Она хотела ЭТОГО ребенка. Это был ИХ ребенок. ЕГО родители как-то в разговоре высказали мнение по-поводу их общего ребенка: «не вздумайте, Кирилл еще маленький, и вообще, Саша мало зарабатывает, она не работает, надо одеваться, благоустраиваться». Она прошла УЗИ – срок 5 недель. Записалась на мини-аборт.…Но судьба распорядилась по — своему. В последний момент она приняла решение. Она мать. Это ЕЕ ребенок. ЭТОТ ребенок должен жить! О том, что она беременна, ЕГО родители узнали в срок пяти месяцев беременности. Случайно. Родилась Сашенька. Но на первом месте у НЕГО оставалась мать. «Как скажет мама, мама сказала». Мнение молодой жены учитывалось в последнюю очередь. Она плакала... Сначала жена не соглашалась с ЕГО приоритетом. Как же их молодая семья? Она не претендует заменить ему мать. Пыталась изменить ситуацию.… Поговорила сама со свекровью. Свекровь перестала вмешиваться.… Но материнская ревность взяла верх. «Моя мама дура, но она моя мама!» Было его последнее слово. И ОН престал спрашивать и учитывать мнение молодой жены. Потом… она смирилась, и дети стали для нее самым главным в жизни.. с мужчиной или без него. Она любила ЕГО. Дала ЕМУ время. Но жизнь их круто изменила. ОН стал старшим участковым. Она его «вырастила». Участвуя в ЕГО жизни, направляла ЕГО сквозь коридоры предательства, цинизма и борьбы за место под солнцем. Уделяя ему больше любви и времени. Система. ОН попал в ее клешни. И попав в нее раз, встает вопрос, или ты, или тебя…Чувство власти решило все. ВЛАСТЬ. Бесконтрольная и всепозволяющая. ОН с этим чувством не справился, … Она не принимала ЕГО новые правила игры. Новые правила ЕГО игры.…Куда делся чуткий и любящий мужчина? Жизнь что-то дает, а что-то отнимает. Они стали отдаляться друг от друга. Она – к детям, ОН … Предательство – самое страшное, что она тогда испытала в своей жизни. Не было истерик и разбирательств. ОН сказал: « Все ТАК живут.… А куда ты денешься, с двумя»… Но она делась... Она ушла.… Собрав вещи, свои вещи и вещи детей. Прошел месяц. Она устроилась на работу. Дети ходили в сад. Жила у подруги, матери-одиночки. Как-то раз, заехав за теплыми вещами для детей, услышала: «Ты что, от меня ушла?» Он думал, что она уехала от обиды к маме. Было все. И непонимание ее родных о принятии такого решения. «Так все же ТАК живут, он – гуляет, а у нее дети». И ЕГО безучастность в ее дальнейшей судьбе и судьбе детей. Но она с детства была не такой как все. Она была сильнее их. И ей нечего было терять. Кроме детей. И он это знал. Два суда о лишении материнских прав. Чтобы ее сломать. Дети ей были всегда дороже всего. И он это знал. Она выиграла. ОНА ВЫИГРАЛА ЭТУ БИТВУ. Дальнейшие шаги были увереннее и правильнее. Карьера. Вопреки всему и всем, не смотря ни на что, ради детей, назло…ОН наблюдал. Ждал, когда она сдастся.… А потом… исключил ее из своей жизни. Но ради детей она бережет и сейчас эту нить, нить отцовства. Она не имеет право их ограничивать в общении с НИМ. Трудно. Больно. И эта прошедшая любовь не заменит никакие другие чувства к тому мужчине. Даже ненависть.… И даже сейчас она остается благодарной судьбе за эти семь лет жизни с НИМ. Благодарна за подаренную дочь, за то, что жажда жизни в ней разгоралась сильнее и сильнее благодаря НЕМУ.Ян…Что-то надо было менять. Курсы секретаря-референта. Новый поворот в ее жизни. Новая интересная работа. Она — секретарь в солидной строительной корпорации. Ее шеф – моложе ее на месяц, предприимчивый молодой человек, женат, имел на тот момент дочь пяти лет. ОН был «царьком», хозяином, неплохим управленцем. Она была хорошим помощником. Пройдя курсы эффективной коммуникации, пыталась ему помочь управлять мудро и жестко. ОН учился, слушал, не отрицал помощь. Через три месяца их совместной работы …предложил ей свою помощь… моральную, материальную и … физическую. Она решила для себя, загадала: У него были шикарные усы. ОН думал, хотя это можно допустить, они придавали ЕМУ солидности, мужественности. Так вот она загадала, …Сбреет усы (сам) – она примет ЕГО предложение. В один из сентябрьских дней по офису и цеху пробежал смешок… «Яныч втрескался»…Она вышла в цех. ОН стоял весь красный, смеялся и отшучивался от нападок сотрудников, столяров и мастеров. ОН был без усов!!!! Она сдержала слово. ОН ее боготворил. Ревновал. Не отпускал от себя не на шаг. Она была честна с ним. Любовь не обещала. У его дочери – ДЦП. ЕМУ не хватало общения с дочкой, и ОН тянулся к ее детям. Она не препятствовала. Для них ОН был «другом мамы». Но она не хотела подчиняться и на работе и дома. Дом – это свобода, свобода действий, свобода желаний… ОН требовал полного подчинения. Но она была умнее и мудрее ЕГО. ОН страдал. ОН любил ее за ее любовь к жизни, за темперамент, за любовь к детям, за желание ЖИТЬ. Так долго не могло продолжаться. У них не было будущего. Благодарность к этому мужчине за предоставленный шанс почувствовать себя любимой переполняла ее. За те часы, минуты, секунды и мгновения любви и понимания и уважения. Спасибо судьбе. Спасибо этому сильному, уверенному, но ранимому мужчине.Андрей.…При первой их встрече во лбу у него «горела лампочка»…ОН был другом ее сестры. Экстравагантный молодой человек, с длинными волосами, манерный и интелегентный. Оказалось – не глуп и начитан. Прошел год после их первой встречи. ОН уже расстался с ее сестрой. Жил и работал в Москве. ОН знал ее номер телефона. Она жила и работала в Саратове. Начал звонить ей на работу. Просить о встрече. В ноябре она поехала в командировку в Москву за оборудованием для организации, вместе с сестрой. Они поселились с ней в одном гостиничном номере. Сообщили ему, что они в «Гамме». ОН обещал подъехать. Звонок в номер: «Я уже в фойе. Спуститесь». И тут вмешалась судьба. Сестра пошла ЕГО встречать. Звонок от нее в номер: «Его нет в фойе, жду, может отошел». Не дождавшись, поднялась в номер. Звонок: «Я здесь уже полчаса жду, где вы?» Спустилась она. В фойе ЕГО не было. Пошла искать. Она его увидела в фойе другого корпуса, два здания совмещены, они ошиблись, их номер был а «Дельте». Такое бывает только в кино. Немая сцена. Они встретились глазами. Бросились, друг другу на встречу. Объятия, ее слезы, ЕГО поцелуй. Весь день ОН посветил им. Фотографии, прогулки по Москве, Арбат, «Макдональд-с», МОСКВА. И много — много фотографий. Просил у нее свидания на следующий день. Она поехала к нему. Сестра осталась в номере в слезах... Была близость. Она чуть не опоздала на поезд. Потом они с сестрой уехали, ОН остался…Прошло два месяца. ОН звонил, они общались часами …29 декабря 20-00. Звонок в дверь. На пороге ОН. Судьба снова вносит свои коррективы в ее жизнь. ОН остался. С НИМ было все. И радости и печали. Она ЕМУ прощала все то, что не прощала другим мужчинам. ОН предугадывал ее мысли, ее желания, ее жесты. Она мысленно ждала ЕГО звонка, и ОН звонил через пару минут. Между ними была, какая то магическая связь. Они прошли через все. И радость, и счастье, и слезы, и предательство, и побои. Но она умела прощать. Она научилась прощать. Да. ОНА ЕГО ЛЮБИЛА! Сильнее всех прошедших через всю ее жизнь. ОН научил ее многому, учась у нее сам. Именно ОН повернул ее жизнь на 180 градусов. Она изменилась. И ОН вместе с ней, глядя на нее. ОН стал лучшим мужчиной, лучшим отцом ее детям. ОН научил ее терпению и готовности ко всему, пониманию и взаимопомощи, умению прощать и ценить, желанию учиться и обучать. ОН стал идолом для ее детей. Сын сказал, что хочет взять ЕГО фамилию. Они вместе уже пять лет. И не важно, что это гражданский брак. Это союз душ и людей, к которому она шла всю жизнь. И она наполнена чувством благодарности к НЕМУ. К мужчине, которого она заслужила. Которого она искала всю свою жизнь, с которым она готова прожить еще много, много лет: в горе и радости, печали и счастье, пока смерть не разлучит их.Судьба благосклонна к ней. Она готова к новым ее поворотам…ПОВОРОТ. Новый. Резкий. Жизнь ломает и меняет людей. Кто-то крепче, кто-то слабее: кто-то сильный в своей слабости, кто-то бессилен в своей мужественности. ЕГО начала жизнь ломать. Испытывать. Расставлять приоритеты. ОН не справился. ОН был слабее. Начали опадать розовые лепестки с его нимба. Она потихоньку умирала от ЕГО участившихся нелепых всплесках раздраженности и неуверенности в самом себе, от предательства. УМИРАЛА. Ведь она его полюбила за уверенность! За цель и желание жить. Она жила этой силой — желанием ЖИТЬ! Но.… В их доме поселилось пьянство. Оно посещало их дом на протяжении их совместной жизни. Но теперь оно там поселилось. Ночные разговоры до утра, трехдневные депрессии, слезы, угрозы, подозрения, нежелание и отсутствие сил что-либо менять с ЕГО стороны и многое-многое другое. Ей жалко было времени на эти пьянки, депрессии.… Надо ЖИТЬ! Идти дальше! ОН предпочел плыть по течению… Она пыталась снова вдохнуть в него уверенность и востребованность. Дала свободу выбора. Работы, заработка, свободы личной. Но ОН не хотел выбирать. ОН плыл по течению. И ЖИЗНЬ его прибила к берегу. Теперь у них были разные направления. У нее – дети, любимая работа, востребованность, ЖИЗНЬ. Без НЕГО. У НЕГО – пустынный берег, на который у НЕГО не было даже сил и желаний взобраться. Но ОН любил ее. И ОН нашел в себе силы сделать шаг. ОН предложил ей руку и сердце. И она схватилась за эту соломинку, ниточку, которая должна была вдохнуть новую жизнь в их дом. ОН был «невестой». Это Его первый брак. ОН был в белом. Костюме-тройке. Она — в изумрудном декольтированном платье! СВАДЬБА. 10 декабря началась новая весна…………….Преддверие Нового Года! Новой ступенькой в их отношениях. Второе дыхание. НО.…Это было их «бабье лето». Последний осенний лучик, манящее мнимым теплом солнце. НГ закончился. Празднество отошло на задний план. Но не у НЕГО. НИЧЕГО не изменилось в ЕГО жизни, ЕГО ТЕЧЕНИЕ НЕ ВОШЛО В ЕЕ РУСЛО... И тут удар. Удар в сердце. Горе. Скорбь по ушедшей безвременно мамочке. Ее мамочке. Она потеряла счет времени и реальности. Потеряла вкус к жизни. Она отстранилась от жизни. Только ее дети не давали этой ниточки прерваться. ОН конечно, был рядом, старался помочь, поддержать... Но хмель завоевывал большее ЕГО внимание... Потом похмелье.…Потом депресс. ЕГО неустроенность и финансовая зависимость от нее усиливала трещину между ними. Начался другой временной отсчет. Для нее. Она решила расставить все точки над i..Боль. Она была сплошной и ноющей, смешанной. Душевная боль. В сердце зияла огромная дыра. Пустота. От утраты и ЕГО неспособности смягчить, оградить, защитить от этого всего, поддержать…Она смотрела на этого мужчину и…это был уже не ее мужчина. Другой. Чужой. И от этого было еще больнее. Их надо было обоих спасать. Но у нее сил еле- еле хватало лишь на себя. Надо было научиться жить без мамы. И без НЕГО. Ради детей. Ради себя. Ради ЖИЗНИ. Она сообщила ему о своем решении. ОН выслушал. Промолчал. А потом. …Были обвинения в том, что ее корона уже ей не к лицу, что она зарвалась, что она не благодарная, чересчур самостоятельная.… Но ведь ОН ее полюбил с этой короной на голове. Именно за умение и жажду ЖИТЬ. Обвинения, грубости, извинения, просьбы.…Просил еще время. Она дала ЕМУ время. Но было условие. Она хочет побыть одна. ОН согласился. Ведь ЕМУ тоже надо было время. ОН уехал в Калугу. Потом полетели смски., стихи, ЕГО стихи, ей, телефонные звонки, угрозы, просьбы о воссоединении, вопросы «почему и зачем» и снова угрозы. Она бросала трубку. Не отвечала на смски.… Пересилив себя. Сквозь слезы и желанием объяснить еще раз. Ей не нужны были эти эмоции. Она училась жить с ноля. С чистого листа. Вынеся из ТОЙ жизни только хорошее. В жизни с мамой. В эту – без нее. «Время лечит». Кто это придумал? Нет. Не лечит. Не ее раны. Оно притупляет... Да. И обостряет будущее. Но расстояние сделало свое дело. ОН немного отстранился. Из-за обиды на нее или от отсутствия сил. … Звонить стал реже, смски стали короче. Но когда они прорывались с ругательством на ее телефон, она понимала — ОН снова пьян, и злость и обида душат и не дают Ему спать в столь поздний час. Она просила развод. ОН его не давал. Потом придумал — «приезжай, пиши заявление». Ехать за 150 километров. Просила ЕГО самого написать заявление.… Но он сказал, что ЕМУ не нужен развод, развод нужен ей. В нем живет надежда, иллюзия, что она еще ЕГО женщина. Она продолжает жить своей жизнью без НЕГО, с детьми, одна. Она благодарна судьбе за это великий шанс, предоставленный ей. Она испытала ЛЮБОВЬ. Она любила! Она благодарна ЕМУ за годы счастья, любви и тепла, становления и кардинальных изменений в ее судьбе. Этому Мужчине — сильному и страстному, ласковому и надежному, единственному и желанному. ОН был таким. Она ЕГО таким знала и запомнила. Но запутавшемуся в своих амбициях и желаниях. Боль притупляется. Плохое забывается. Она научилась без НЕГО жить и дышать. Жизнь продолжается. И судьба готовит для нее новые повороты и испытания. Для сильной и жаждущей жить Женщины.
Юлечка Остапенко
* * *
Михаил Лероев
Сказка о маленькой фее
11.03.2007
Зиночка и Новый год
31.12.2006
Inna-Samoilowa
Немецкие дыньки
13.03.07.
Сонечка
Ода мужчинам.ОН т она.