Олег

Лесная Роса

Война переходит в мир, мир переходит в войну.
Мао Дзедун.

- Мама, мама! Купи кукурузу! Бабушка купи мёду в сотах! Хочу семечек! Смородины! Клубники! Были слышны крики и просьбы детей на утреннем рынке, летнем, августовским районного центра. На лавке автобусной остановке расположенной вблизи рынка сидело несколько мальчиков и девочек которые ничего не просили, а сидели спокойно, задумчиво. Вскоре к остановке подскочил ПАЗ, из которого стали вываливаться налитые, свежие поджарые, сельские пассажиры, от одежды которых несло нафталином.
Утро было непростое. Было 1 августа, первый день заезда в таёжный пионерлагерь Лесная Роса.
- Роса! Роса! Автобус на Росу! – послышался крик и галдёж на остановке и рынке. Народ, в большинстве которого женщины с детьми, ринулись к дверям автобуса. Посадка была долгой, тяжёлой и суетливой, пассажиры вдавливались с трудом в душный салон. Автобус ехал, долго, и нудно. Дети как цыплята редко дергали головками, их глаза пристально и нервно поглядывали то на других пассажиров, то в окна автобуса где проглядывались таёжные сопки. Водитель Вася гордился тем, что вёз ребят в лагерь, сельские пассажиры также догадывались, куда направляются августовские гости. Вот и появился посёлок Ягодный окружёнными сопками. Взамен пятнадцати минут автобус полз все тридцать.
- Приехали! – послышались, наконец, радостные возгласы пассажирок.
- Передайте! Кто в Росу, пускай не выходят!!! – прокричал Вася в салон автобуса. Сообщения Васи быстро облетело весь салон.
- Ещё не Роса! Кто на Росу не сходите! – вновь послышались женские крики в салоне.
Наконец автобус остановился в конце посёлка Ягодный. Родители, мамки, тётки и бабушки с детьми лет 10-14 начали вываливаться из обоих дверей автобуса. Сходящих из автобуса оказалось немало, около трёх десятков душ. Автобус, скрипнув дверями, уехал.
- Где же Роса?! – вновь закудахтали взволнованно женщины.
- Да вот же, дорога налево!
- Уже недалеко метров двести! уже веселее кто-то.
- Да, далёко наших ребят забросили! – слышались реплики женщин.
Вдруг один из мальчиков шедших с мамой остановился, пошатнулся, но устоял, затем, закатив глаза, открыв рот, хватанул пару раз воздух и, извиваясь, начал шумно блевать, стараясь культурно попасть содержимым желудка в канаву.
- Мальчику плохо! Укачался бедный! Ничего, ничего в Росе оправится! Это верно! – закудахтали весело женщины. Девочка шедшая с мамой предпоследними, поворачивалась и не без интереса наблюдала за страданиями мальчика.
- Какой здесь воздух хороший! Домик бы здесь! Да хорошо! Вон и речка рядом! Живи да живи не то, что наш городской воздух плохой! – восклицали женщины.
Уже подходя по боковой тропинке к воротам замаскированным в гуще зелени слева, рядом правее по дороге к лагерю пыля и шумя, подъехало сразу несколько авто разного класса, УАЗ, Волга, и военный грузовик. Женщины поспешили к воротам.

Ближе к воротам, торцом, располагался административный корпус лагеря. Где-то за административным корпусом скрывалась небольшая баня-прачечная. Правее, в ряд располагались три жилых одноэтажных корпуса стандартной планировки ещё сохранивших майскую покраску. Метрах в двадцати от каждого корпуса находились туалеты. От парадной административного корпуса, параллельно трёх корпусов тянулась дорожка к плацу, где устраивались линейки и другие пионерские церемонии. Дорожка-аллея от административного здания параллельно трёх корпусов, плаца, и служебного медицинского домика затем вела к столовой лагеря, за служебными помещениями и пристройками которой, лагерь и заканчивался. Сразу за туалетами лагеря, метрах в восьми тёк ручей, пройдя вдоль которого выше к бассейну можно было выйти к столовой, бассейн представлял из себя большую овальную яму заполненную водой. За ручьём располагалась полянка через которую ложно было выйти на чуть отдалённые задние огороды и далее в посёлок. Через этот самый ручей ребята и выходили на полянку а при надобности и отдалённый поселковый магазин.
Дорога, поворачивающая от шоссе к лагерю, далее тянулась к стадиону, возле которого раздваивалась влево и право и уходила в глубь тайги.
Направо от дороги была небольшая полянка, за которой лесок, а за лесом ещё один ручей.

Лагерь расположен с трёх сторон тайгой, с двух сторон двумя ручьями, превращающиеся в дождливые дни, в журчащие речушки. Тайга уже и была до посёлка, тайга была повсюду. Ранней весной, и осенью местные жители посёлка на своих огородах видели следы тигров и медведей. А сами ребята видели нескольких жителей искалеченных дикими зверями. Без разрешения или без воспитателей территорию лагеря, за которой начиналась тайга, строго запрещалось покидать, но несмышленые ребята легко нарушали этот запрет, как и многие другие строгие правила пребывания в пионерлагере.

Воздух лагеря был действительно прекрасным, свежим, резким и пьянящим. У городских, ослабленных детей от душного транспорта и резкого переизбытка кислорода начинали кружиться головы, становилось дурно, некоторые садились на корточки другие обнимали деревья, но через пару дней ребята освоились с местным климатом.

Вновь прибывших встречало пять женщин и один молодой парень из администрации лагеря все одетые в былые халаты, что явно указывало на медицинский профиль лагеря. И врач здесь главней Старшей пионервожатой.
Таисия, директриса «Росы», женщина лет пятидесяти.
Белла, главврач, лет тридцати. пожалуй, самая главная в Росе. Анатолий, физрук-методист, перспективный студент института физкультуры. И ещё трое вожатых девушек, по каждой от отряда. Здесь же и происходила «покупка» — расфасовка ребят по трём отрядам.
За двумя ширмами дети оперативно раздевались и проходили осмотр.
- Где результат на бак анализ! А почему мальчик заросший! Девочка, почему ногти не пострижены? Ну-ка детка открой пошире ротик!

Изначально как «Звёздочка», затем какое-то время как «Автомобилист», и уже как 5 лет «Лесная Роса» медленно, но верно перевоплощался властями в лечебно-оздоровительный пионерский лагерь. Атрибутика, символика, и быт были внешне пионерскими, но питание, режим дня, и некоторые другие факторы приближали Росу к курортному типу. Направляли в Росу самых лучших педагогов и врачей, которым ещё к тому же доплачивали «за вредность». Во благо детей утренний сон был продлён до 07.30, сон после обеда с14 по 16.20, и спать ребята ложились в 23. 00.
В зависимости от возраста и диагноза ребята распределялись по отрядам.
В первом отряде 14-15 лет. Во втором 12-13 лет. И в третьем младшего возраста 10-11 лет, но иногда возрастные параметры и малыши попадали во второй, а старшие в третий.
Большинство, например «нервных и психических расстройств и истощений» пациенты «Росы» — дети получали от своих пьющих и не чутких родителей. Ещё какая-то часть детей страдала фобиями и страхами и испугами. Другая часть имела физические недостатки – косоглазие, плоскостопие, у некоторых постоянно были раскрыты рты, дрожали конечности, заикались и т.д. Казалось, физические недостатки должны были объединить и сплачивать ребят, зачастую было по-другому. Дети дразнились и давали друг другу клички и прозвища. Вот некоторые персонажи с возрастными определениями из более чем сотни ребят а точнее больных 123 душ на момент заезда:
1-й отряд
Павел (Косолапый) -15
Ржавый — 14
Лёха.- 14
Бармалей. — 14
Летун -14
Контуженный
Б-52 -14
Плоскодонка — 14
Гера-фашист — 14

2-й отряд
Миклухо-Маклай — 13.
Пинокет.-13
Рыжий — 13
Кощей -11
Сохатый — 12
Фантомас.
Летун
Летен
Алёна — 13
Фанера -13
Настя — 12

3-й отряд
Стас 13 лет.
Головастик 11 лет
Овальная голова. 11 лет
Фантор 12 лет
Бычки ….Два брата 12 и 11 лет.
Зоркий Сокол 11.
Щелкунчик 11
Амурчик
Марина -12
Оля — 12
Света — 12
Ира -12

Павел, подросток 15 полных лет ехал в «Лесную росу» сам, на перекладных и попутных как заправский мужик. Павел ехал в Росу как в детство, в четвёртый и, наверное, в последний раз. В прошлом году Павел был две смены с 2 июля по 28 августа. Отдохнул хорошо, подрос, повзрослел, но особого ума не набрался. Уже с начала года Павел начал просить маму – завмага, и отца начальника цеха о путёвке в Росу и допросился. В большом раздвижном портфеле взятого Павлом у отца, кроме пары рубах, трусов, носков, и футболки, таился блок сигарет Родопы, а в грудном кармане лежало четыре красненьких советских червонца, и пятирублёвка, деньги взятые на всякий случай.
В ворота Росы Павел вошёл одним из первых ранним утром раньше примерно минут пятнадцать восьмого. Возле административного корпуса было несколько ребят с родителями, голова одного лохматого и белобрысого выделялась из кучи из детей.
- Лёха! – окликнул Павел, радуясь встречи с прошлогодним корешём.
Белобрысая голова оглянулась и раскрыла рот в полу дурацкой улыбке. Это был Лёха, парень с которым Павел кантовался во втором отряде в пролом году. Позднее к обеду появился и Ржавый, 15 летний рыжий парень который в прошлом году тоже был, но в первом отряде. Ржавый в прошлом году приехал поздно, его так назвали, потому что один рыжий и помоложе уже был в третьем отряде, а двух рыжих кликать как-то не с руки, к тому же оба Вити, и оба немножко с приветом.
- Раздевайтесь,— сказала Белла Павлу и Лёхе.
Лёха раздеваясь боялся что у него встанет при Белле, такое у него уже было при врачах, а Павел уже думал о том как бы прошлогодней тропой пройти к сельскому магазину и закупить какого-нибудь горючего.
- Этих естественно в первый,— сказала Белла строго, но улыбаясь. «Пионеры» пятнадцати полных лет, ушли восвояси.
Павел быстро сошёлся с Ржавым и Лёхой. И в полдень когда те проводили родителей, выкурив по сигарете троица определилась быстро идти в сельский магазин хорошо знакомой ещё с прошлых заездов козью тропою. Перейдя ручей, через чащу тропинкой вышли на задние огороды, а оттуда на сельскую дорогу. Водку покупать опасались и взяли две бутылки портвейна. В неразберихи и толчеи первого дня заезда вожатые не следили за новыми подопечными. Возвратившись к ручью со стороны посёлка, Павел начал искать стакан, где-то припрятанный ещё с прошлого года.
- Вот он! Миленький ты мой стаканчик! Всю зиму мёрз! Сейчас и тебя помою родненький! Ржавый и Леха в ожидании радостно улыбались. В отдельности и Ржавый и Лёха были неплохими ребятам но вместе с Павлом они представляли собой некого трёхголового дракона махающего шестью руками. Быстро распили бутылку, вторую спрятали в кусты. Пошли к бассейну. Там у бассейна троица и начала «выписывать пилюли» — раздавать подзатыльники, шлепки и пинки. От бассейна уже подошли к столовой. Там то и получили первую трёпку Стас, Пинокет, и затем и Маклай, и другие.
После ужина раздав ещё с полдюжины оплеух, обругав, и запугав со лагерников, троица ушла за речку пить вторую бутылку вина. Жизнь прекрасна, особенно в юности, всё впереди.

Пинокет. Слава. Городской парень 13 лет. Подвижный, чернявый, любящий стихи и песни, любопытный, мнительный, частенько что-то жующий. Прозвище Пинокет — Славик получил от кого-то в прошлом году, возможно за две пар модных спортивных китайских кед. Проблемы с психикой у Славы возникли несколько лет назад. Иногда Славик был через чур тихим и мнительным, а иногда раздражительным, грубым, и жестоким. Несколько лет назад в Чили произошёл кровавый переворот и может быть и поэтому Славика прозвали дав такое немножко искажённое прозвище – Пинокет. Иногда он засиживался за книгами. Как в книгах и кино всё правильно, а в жизни всё иначе. А почему Славик никого не слушает? И всё делает по своему, пререкается, и даже ругается со взрослыми. Где он ослабил психику? Сам по себе Славик мальчик не плохой но в кампании или в паре он почти терял своё Я, за что и попадал в разные истории и неприятности.
Славик расстался с мамой на автобусной остановке. В Росу он ехал третий раз, знал порядок оформления. Уже проезжая автобусом сельский магазин он мельком заметил какой-то знакомый силуэт.
Выйдя из корпуса второго отряда Пинокет вернулся к воротам в надежде увидеть кого-нибудь из заезда прошлого года и увидел сначала Бармалея затем Фантомаса. Потом
подъехала Волга из которой выпорхнули две новые девочки. Пока мамы вытаскивали вещи, Пинокет подбежал к девочкам и спросил их.
- Это Ваша Волга?
- Наша,— пошамкав ртом, и кривя накрашенными губами ответила за кого-то чья-то мама, в чём Пинокет усомнился.
- А как Вас зовут? — спросил Пинокет девочек косясь с осторожностью на мам.
- Меня Марина! А меня Оля,— ответили девочки.
Буду с ними дружить может на «Волге» осенью покатают, а может и сам при случае посижу за рулём,— размечтался Пинокет.
Пинокет хотел подглядеть за раздетыми девочками и устремился за Административный корпус, но за углом здания сразу же засёк женщину с белым и голым задом сидящую на корточках и убежал восвояси. Проходя мимо первого корпуса отряда он вдруг услышал чей-то грубый голос:
- Славка! Славка! Пинокет!
В здоровой крупной девушке 14 лет он узнал Свету, лицо которой было часто неулыбчивым и строгим. За силу, за габариты, и за необъяснимую злость и непримиримый характер Свету прозвали «Б-52».
- Привет,— через силу поздоровался Славик.
- Я помню тебя, ты во втором был, и звали тебя Пинокет.
- А ты Бэ пятьдесят два!!! – ответил Слава, вытянув руки по сторонам, изображая самолёт.
- Я теперь в первом,— продолжила Б-52 строго глядя на Пинокета.
- А я снова во втором,— весело ответил Пинокет.
- И что же ты так и будешь во втором сидеть? – начала наступать Б-52.
- Буду, до самой старости!!! – вспыльчиво ответил Пинокет.
Но Света ответа не поняла, она вообще не хотела понимать, и наоборот хотела быть всегда понятой. На этом диалог первого дня между Б-52 и Пинокетом прекратился.

Миклухо-маклай, Миша 13 лет, ехал в Росу третий раз. Родители Миши работали в Индокитае то ли геологами то ли геодезистами. Миша хотел быть рядом с родителями в далёкой экзотической стране, но с этим были какие-то препоны, хотя из разговоров Миша знал что дети нередко выезжают с командировочными родителями. В предыдущий август Миша бредил по ночам вскрикивая: « – Индонезия, Папуа, Вьетнам! Джунгли!!! » Кто-то и обозвал его Миклухо-маклаем, наверное Павел.
Учись! Учись! Учись! И ты Мишенька поедешь за границу! — говорили бабушка, с тётей, писали так и родители. И Миша учился, но налегая почему-то на математику и алгебру, геометрию, физику. Тогда-то и начиналась головная боль, бессонница, бред. Были моменты когда Миша не хотел учится и тогда в его дневнике наряду с красными пятёрками появлялись чёрные и синие двойки и колы. Ещё Мишу пугали тем что сообщат или даже отзовут родителей, и тогда вновь становило нехорошо в голове. Хорошо помогали таблетки, но только во время каникул. Кроме математики Миша заглядывал в медицинские книги, стараясь как можно больше узнать о овсяких психических расстройствах.
.
Стасик. 13 лет. Городской мальчик. Отец Стаса прокурорский работник. К 23 февраля Стасу подарили дорогой модельный конструктор для сборки старинного парусника. Отец обещал Стасу помочь в сборке модели, но постоянные застолья и дела не позволяли посидеть с сыном. Стас психовал, нервничал, и на один майских праздников закатил в семье жуткую истерику, поломав конструктор а заодно и все карандаши с авторучками, а затем в придачу разбив все свои именные пиалы и кружки которых было пять штук.
- Мальчику лечится надо, а ещё мальчику внимание надо, возраст то какой... — сказала врач, маме Стаса выдав направление в Росу.
Возраст действительно переходной, иногда Стас отливал вино у отца, затем Стас похитил у отца порнографическую коллекцию, конфискованную у глухонемых, которую унёс или отдал неизвестно кому. Почему компанейского Стаса определили в третий отряд? Ребята из второго сразу хотели перетащить его к себе, но всё просьбы были безрезультатны. Возможно Стас должен был бы пройти все этапы от третьего до корпуса, в течении эдак четырёх заездов. Не как Павел, или Контуженный но вроде того.

За многими ребятами стояли концерты и фокусы. Но Росу не зря переквалифицировали в специальный лечебный лагерь. Перед ужином в лагере выла очень важная процедура. В 18.30 или в 18.40 ребята отрядами быстро строились к специальным кормушкам у веранды Беллиного флигеля, где по фамилии деткам выдавали порошки, таблетки, или настойки. Для удобства Белле выделялись пара вожатых и те заблаговременно минут за сорок успевали приготовить порции. Многие ребята не знали названия таблеток, другие догадывались. Даже тем давали витамины и валерьянку. В общем после ужина многие детки были мягкими, и тихими, но недолго, и даже грозная Б-52.

Белла – главврач лагеря, женщина за тридцать лет. Некоторые взрослевшие не по дням, а по часам мальчики были неравнодушны к Белле, и интересовались ею. Они смело, и самоуверенно глядели ей в глаза разглядывали в упор ее, а поглядеть на Белу было чего. Крепкие накачанные ноги, на которых негусто пушился чёрный волосок, круглые и крепкие бёдра. Возможно в нынешнее, в не пионерское время, к таким тётям и можно проявить лёгкость со стороны 13 летних ребят. Но чтобы в то время? Ни-ни. Конечно же были некоторые моменты. Вероятно, Белле нравился риск. И иногда так наседали на главврача, что Белла еле-еле
- Белла, а почему вы не загораете?
- Белла, почему вы купаетесь в бассейне или речке?
Нездоровые и неправдивые подростковые байки про Беллу будоражили и без того нездоровую психику и возбуждая до позвоночника, тех кто по возрасту уже возбуждался. Белла знала что не положено поверх полуголого тела одевать белый халат к тому же всегда расстегнутый снизу на одну пуговку. В сон час иногда Белла выходила на плац, садилась на качели читала книгу или дремала. Иногда ребята наседали и на вожатых, но не так сильно. Советские ребята видимо хорошо знали пределы возможного и границ, впрочем Девочки ревновали и при всяком удобном случае оборвать или сорвать разного рода заигрывания.

Головастик и Андрейка-овальная голова обоим по 11 полных лет, и оба были чем то похожи друг на друга, особенно головами. То ли у обоих, то ли у одного родители работали в милиции.
Дома Головастик по вечерам, на ночь, пил чай с молоком и глядел на детский рисунок изображённый на личной кружке, где была изображена страшная баба яга с метлой. Медитации с чаем по-английски не прошли бесследно, драки и шум у соседей и прыгающие тени от деревьев достали слабую нервную систему мальчика и Головастик однажды разразился диким детским криком в два часа ночи перепугав уснувших полупьяную маму и пьяного отца. Ребята рассказывали, что позже эту кружку сняли с производства так как не один Головастик был под впечатлением этой бабы яги. Реакция на разные нехорошие поступки в его душе проявлялись по разному, то он резко визжал, так что дрожали перепонки, или мог легко и просто ткнуть кулачком или каким-нибудь предметом в лицо обидчику.

Ослабленный мальчик который блевал выйдя из автобуса, в тот самый первый день заезда и был Андрейка — овальная голова. Головка у него была действительно овальной продолговатой формы, но в головке той иногда «мозги варили», варили так как они и должны варится в овальной голове. Андрейка очень доверчивый и добрый, и за эти качества в нём видели что-то идиотское и дурное особенно в условия Росы.

Гера спокойный городской мальчик 14 лет, второй раз в Росе. В прошлом году Гера привёз сачок и пару лесок с крючками для ловли в заводях. Гере жалко было давать ребятам напрокат инвентарь и за это его прозвали фашистом, а когда Гера начал делится инвентарём то от прозвища избавится уже было нельзя. По натуре Гера парень добрый вот только отец позволял давать вещи товарищам. Ещё Отец Геры очень строгий, выпивал, разводил кроликов, и сам по пьянке их резал. Может быть и за отца Геру прозвали фашистом.

Приблизительно с подобными диагнозами и симптомами было четверть лагеря.

Контуженный – один из самых непонятных и непредсказуемых а может быть и страшных парней в Росе. Сколько лет Контуженному? 14 или 15 а может быть и 17? Об этом его никто не спрашивал. Ничего плохого он не делал, хотя и мелкие проступки проскальзывали. Контуженный никогда не спорил. Он подходил и со слабой улыбкой присаживался рядом пристально как маньяк разглядывал одного или нескольких ребят, иногда контуженный переспрашивал, или повторял сказанное кем-то. Смеется над Контуженным опасались, боясь как он среагирует. Всем своим присутствием Контуженный как бы нависал над ребятами, стеснял их. Когда Контуженный уходил ребятам становилось легче.

Кто направлял в Росу 15, 16 а может быть 17летних детин? Взрослые дяди Лёха, Ржавый, или как тётя 14летняя тётя Б-52 абсолютно не вписывались и не смотрелись среди ребят 13-14 лет.

Проезжая автобусом мимо сельского магазина у Пинокета ёкнуло сердечко и не зря. Это был силуэт Павла. Павла в лагере Пинокет не видел но нутром чуял что этот страшный, дурной, и противный тип рядом. В прошлом году, Пинокет два осенних месяца не мог отойди отойти от вирусной дури Павла. Вскоре забылось, и вот снова. Неужели Павел как и в прошлом году будет третировать его и других? В прошлом году Пинокет и Маклай противостояли Павлу, но тот с полу — идиотским характером переборол всех. Павел не шлёпал а буквально бил и за кличку Косолапый, и за всё другое и просто так.

Весь первый день был и без того суетным и насыщенным. Вожатые перепроверяли, переспрашивали, а ребята особенно который в первый раз как неприкаянные не знали куда податься в первые минуты.

Игорёк, деревенский мальчик 11 лет, о Росе и не знал и не мечтал. Маму Игорька сектантку с трудом и в последний момент уговорить отправить Игорька в Росу, в лечебный, оздоровительный, щадящий месяц август. Наконец, согласившись отдать сынка властям, мама с сельским водителем таким же сектантам на грузовике привезла уже под ужин Игорька. Сектанты везли мальчика с невесёлыми лицами, будто везли его в лечебный лагерь а на скотобойню. Если Павел ехал в детство то Игорёк ехал во взрослую жизнь, именно там в лагере ребята начинали взрослеть, набираясь разного и не всегда положительного опыты.
- Какой он у Вас…Ему бы на пару месяцев к нам,— глядя на рёбрышки Игорька произнёс Анатолий и по отечески осторожно прижал к себе.
- Потом физкультурой позанимается. Индивидуально. Да? Ну беги в столовую.
Мама передала Игорьку сумку и сетку, поцеловала на прощание сделала какой-то религиозный жест вроде, прошептала губами и ушла к ожидающему Газ-52.

Подбегая к столовой Игорёк увидел трёх взрослых парней со смехом обсуждающих что-то.
Наверное, рабочие столовой,— подумал Игорёк и ошибся, при выходе из столовой получил пару приветственных тумаков от Павла.
В палате второго отряда начали укладываться спать. Игорек, чья койка была у стены близко к двери, был на виду у половины всей палаты.
- Опоздал ты Игорь. Сегодня после обеда мультики были три часа подряд, в честь открытия лагеря,— соврал Рыжий.
- Да,— сочувственно вымолвил Игорёк и виновато начал смотреть на всех, затем скинув рубашку Игорёк оголил худенькую грудную клетку на которой выделялись ребрышки, Игорёк замешкался в поиске майки в сумке и Рыжий резко подскочив к Игорьку и начал водить кулаком по рёбрам Игорька. Игорёк не выдержал щекотки и по детски закатился со смеху. Ребятам в палате понравился заразительный здоровый детский смех и в палате тоже засмеялись.
- Кощей! Кошей! – закричал Рыжий, затем подскочил Пинокет и тоже начал щекотать Игорька прибавив дополнительно радости. Так Игорёк получил кличку Кощей. Изнемогая от искусственной радости и брызгая слезами, Кощей начал резко мотать головой вследствие чего ударил Рыжего головой, послышался глухой стук черепа об череп.
- Сука! – крикнул Рыжий, и шлёпнул Кощея по плечу, на этом веселье прекратилось. Кощей начал вновь копошится в сумке и не заметил вышедших из палаты Рыжего, Пинокета, Фантомаса, а затем и Маклая. Вскоре ребята врознь вернулись. Маклай повернувшись к Рыжему громко сказал:
- Завтра утром из Москвы проездом в Японию к открытию нашего лагеря приезжает всемирно московский кукольник Образов, нашему отряду поручено встретить на автобусной остановке дедушку Образцова с вещами и препроводить в лагерь.
Игорёк раскрыл рот.
- Кто же кукольника будет утром встречать? – спросил Маклай.
- Я проспать могу,— сказал Пинокет.
- А я недостоин,— сказал Рыжий.
- Как же быть а? – вновь спросил Маклай.
- Может девочкам доверить встречу? – сказал Рыжий подмигнув Маклаю.
Игорёк помялся хотел встрять в разговор но постеснялся..
- Ну что Кощей? Встретишь кукольника? – спросил серьёзно Маклай.
- Рано утром? Там у дороги? – тихо спросил Кощей.
- Там Кощей, там,— ответил Пинокет отвернув от Кощея смеющуюся физиономию.
Вошёл высокий худощавый сутуловатый парень 13 лет.
- А вот и сохатый явился,— крикнул Пинокет.
- Сохатый, завтра концерт будет,— сказал Рыжий.
- Какой концерт? — спросил не понявший Сохатый.
- Узнаешь какой,— и Рыжий, Маклай, Пинокет, ещё кто-то ехидно засмеялись.
Свет погасили, но ребята не спали.
- Кошей, а ты анализы все сдал? – вдруг спросил Рыжий со своей койки в темноте.
- Все,— ответил недоумённо Игорёк-Кощей.
- А сперму сдал?
Игорёк замолчал, это он не сдавал.
- Вон Пинокет сегодня наверное уже два раза сперму сдал,— и ребята засмеялись в ночной палате. Девочки второго отряда слышали веселье у соседей-мальчиков, любопытство не давало им покоя, уже потом они будут подходить к двери и подслушивать разговоры.
- Сохатый! А ты что там притих? Наверно потихаря там уже тоже сперму сдаёшь? — крикнул Рыжий, и ребята вновь засмеялись.
- Кощей? А водомер тебя смотрел?
- Какой водомер? – переспросил Игорёк.
- Физрук Анатолий.
- Смотрел.
- Ну вот ещё одну задницу присмотрел.
И ребята вновь засмеялись.
- Не бойся Кощей, с нами не пропадёшь! – сказал Пинокет. Но Игорёк- Кощей боялся. Боялся завтра, боялся со-отрядников, боялся новых незнакомых слов, боялся трёх детин из первого отряда которые выдали ему «пилюль»-оплеух, боялся вожатых и главврача которые вот-вот затащат его и начнут колоть шприцами или ковыряться во рту стоматологическими инструментами. Одно давало ему надежду, встретить дедушку Образцова, и приобрести почёт, уважение и авторитет среди старших ребят. И зачем его мама отправила в лагерь? Наверное, в наказание за шалости и провинности. Может быть убежать?! Такие же мысли и соображения обуревали ещё с десяток детских душ ровесников Кощея особенно в третьем отряде.
Послушав жуткие байки мальчишек о том, как некоторые девчонки высасывают кровь из вен, Игорёк свернулся в калачик и укрылся с головой простынёй и скоро быстро задремал.

В предновогодние праздники военные летчики одной из летных эскадрилий совершали какие-то важные воздушные перевозки, один из самолётов с сильным перегрузом разбился. За полгода осиротевшие детки с мамками разъехались из военного городка. Но путёвки к августу прибыли в профком части. Возвращать путёвки командиры не хотели и разбросали путёвки среди офицерских деток. Так в лагерь для психов попали «летуны» — здоровые откормленные на государственных харчах офицерские детки. Были в Росе детки и военных, и милиционеров и прокуроров как например Стас и Головастик но те детки были с ярко выраженными фобиями, и патологиями да такими что направление в Росу выдавали с января.
Чуть светало. Когда над утренним лагерем спящим послышался шум вертолётных лопастей. Рыжий чья койка находилась у окна поднёс свою физиономию к окну, проснувшиеся ребята наблюдали за Рыжим который наблюдал своей физиономией в сумеречное утро..
- Вожатые и Белла побежали к стадиону, встречать кого-то,— сказал Рыжий.
- Сейчас долбанет напалмам по нам и хана!!! – ляпнул кто-то во втором отряде, и все загоготали. Больше всех гоготали Рыжий, Фантомас и Сохатый.
Вертолёт высадив четверых мальчиков и двух девочек на стадионе, где детей же ждали вожатые и Белла, улетел восвояси.
До завтрака летуны ждали в беседке, вероятно Таисия и Белла решали как быть с «больными детьми». Наконец таки после завтрака мальчики-летуны стали переносить раскладные койки по корпусам. Один летун попал в первый, двое других во второй, и четвёртый летун был определён в третий. Две девочки также были определены во второй и третий отряд.
В первые часы летуны держались вместе, но после обеда успели пообщаться и с другими ребятами.
Игорёк проснувшись от звука лопастей вертолёта не забыл о кукольнике Образцовее. — Побегу встречу один, первым,— подумал он, и с ранним рассветом то рысью то переходя на галоп побежал к дороге. Дедушки Образцова не было у дороги. Вот проехал грузовик, вот едет молоковозка, может в ней дедушка Образцов? В каждую машину и мотоколяску он всматривался как пограничник в засаде. Вот-вот подъедет московский кукольник и Игорёк подхватит его поклажу поможет донести до лагеря. Но дедушка Образцов так и приехал. На завтрак Игорёк опоздал.
- Ты где был! — срываясь почти на крик спросила почти вожатая.
- Кукольника ходил встречать,— ответил обиженно Игорёк.
- Какого кукольника?
- Московского…
Ребята смеялись, радуясь недоразумению в которое попал Кощей.
- Чтобы больше за территорию лагеря не уходил! – угрожающе сказала вожатая Кощею.
Как бы ни так, после ужина Кощей вновь пересёк территорию лагеря.

Бармалей. 13 лет. Ещё недавно Гриша сильно заикался, но советские логопеды сильнее недуга, который не без труда всё же избавили. Заикаться Гриша перестал, но, боясь заикания, Гриша начинал тараторить скороговоркой, нередко неся чепуху лишь бы не говорить медленно. И для того чтобы устранить специфический говор похожий и вправду чем-то на Бармалея нужно было тонко устранить страх. Все эти терапии также влияли на психику Гриши, а ещё на психику Гриши влияли насмешки ребят в лагере. Некоторым девочкам Гриша нравился за красивую внешность, и за душой у него было что-то. Но как бы в отместку мальчики ещё сильнее высмеивали Гришу. «Я тут на двадцать восемь дней, я тут на двадцать восемь дней» — сидело в голове у приветливого и доброго Бармалея. Самым щадящим и удобным вариантом для Бармалея было бы что-нибудь короткое типа: — «Да – нет», но тогда бы он потерял душевные качества, впрочем он и так их терял в Росе.

Бычки. Два брата 12 и 11 лет, Бычки были действительно похожи на бычков, и на морских, и на четвероногих тех, что молчаливо пасутся на лужайках. Навыкат глаза, лбы — точь в точь бычьи всегда опущенные к земле головы.
Если кому из взрослых нужен был один бычок, то рядом пасся второй. В строю бычки в паре, рядом и койки, в туалет бычки тоже ходили вместе. Никаких проблем бычки не испытывали. Да и к ним никто ничего не испытывал. Бычки хоть и были парой, особого костяка в третьем отряде не составляли. Одно словом – Бычки.

Зоркий Сокол. Костя 11 лет, не псих, не имеет шизоидные наклонности как некоторые из второго и первого отряда, не умеет Костя и пере умножать трехзначные цифры, и не знает длину Амазонки, просто у Кости плохое зрение: чуть скошены оба глаза, и на носу толстые стёкла очков. С таких линз в солнечный обед можно развести костёр. Костю тоже дразнили, то скашивая глаза то тычась лицом в что-то. Выдел ли Костя дразнилки дурачков? В прошлом году за линзами «Зоркого Сокола» были вата какое-то жуткое, не приятное и всё же притягательное. И Костя был обязан как кобзарь отвечать на распев одну и туже песню об операции, о вате, вреде света.
Вожатые и Белла тоже как-то невзначай звали его Зоркий Сокол, даже родители знали об этом позитивном прозвище, которое впрочем было гораздо приятнее чем Фантомас, Миклухо-маклай, или Головастик.

Щелкунчик. Скуластый. Задиристый деревенский мальчик. Всё бы ничего, но во сне Щелкунчик сильно и ужасно скрипел зубами, пугая и не давая спать всему третьему отряду. Это нервное. Его будили, шикали, ругали, подкармливали таблетками но всё скрипел и скрипел. Казалось что от такого скрежета Щелкунчик просто изотрёт зубы, но зубы его оставались целы. Иногда Щелкунчик щёлкал зубами как Бармалей. То есть не тот Бармалей-Гриша из первого отряда, а Бармалей из мультфильмов и кинофильмов. Это возрастное или на всю жизнь? Но в палате третьего отряда все 27 ночей и сон часов.

Деревенские и сельские родители почему то в большинстве случаев старались остричь своих ребят лысо. Как бы показывая лагерному руководству смирение, и говоря: — Вот вам головки, нет ни вшей ни лишая. Вчера мы их и мыли долго. Берите наших деток.
Городские ребята наоборот старались заехать с шевелюрами а-ля Биттлз или Ролинги.

«Концерт», о котором шутя говорил Маклай Сохатому в первый вечер, после щекотки Кощея, состоялся, и не далеко в пользу второго отряда.

На второй день Павел вновь решил идти в сельский магазин уговаривая с утра дружков. Наконец Лёха согласился и теперь и уже двухголовый дракон пошёл вновь за горючим. Павел не стал мелочится и на червонец взял аж три бутылки водки, он намеревался угостить рабочего Андрея, поварих, летунов, и девчонок из отряда, и даже по обстоятельствам вожатых.
Павел, Павел, Павел, в сентябре ему стукнет 16 лет, а так хочется быть в детстве, и таким выразительным, и в таком лагере!
- Стрём, перед обедом пить, и жарко? – усомнился Лёха.
- Ничего, мы понемножку,— садясь на пенёк определил Павел.
- Фу противная какая,— сплюнул Лёха.
- А так ведь не вино вчерашнее,— сказал Павел.
- Жалко лимонника нет,— Леха
- Нечего, заставим кого-нибудь из второго отряда набрать ягод,— утёр губы после ещё одной дозы.

- Надо у Андрея насчёт браги спросить, может и бражки деревенской попьём,— выпив грамм семьдесят пробубнил Павел.
- Хорошо водку пить в лесу,— беря стакан у Павла сказал Лёха.
- А может быть это всё в тумбочке спрятать? – спросил Павел.
- Опасно. Застукают? – усомнился Лёха.
Андрей рабочий столовой местный житель в свободные от хозяйства общался с ребятами за столовой.
- Андрей! Водочки хочешь?
- Что за вопрос! Наливай!
И добрая душа Павел плеснул Андрею треть стакана. А Андрей решил угостить повариху, которая по всей видимости первая и заложила вскоре всех.
Из столовой поплелась к бассейну и там начали раздавать очередные порции подзатыльников и оскорблений. Особенно оскорбительно было при девочках.
- Сохатый! Ты что шатаешься наверное колёс пережрал. Может водки тебе дать? А он в деревне наверное самогону пережрал!
Сохатый ушёл к речке и встретил Фанеру. Но и там у речки «дракон» вновь обругал уже двоих:
- Сохатый и Фанера! Во пара! Не разлей вода!
Сохатый хотел было ответь но не получилось, и оба худые, как лоси, ушли куда-то сквозь заросли.

В третий день Павел вновь с Лёхой побежали в магазин. Павел обещал что после «третьей ходки» успокоится. Взяли две бутылки водки. Ржавый боялся, предчувствуя, что накроют.
- До двадцатых дней бы протянуть?! — ныл Ржавый.
- Будешь, боятся, скорее, поймают,— философствовал Павел, закусывая ягодами черёмухи.

Трое суток трёхглавый дракон Павел, Рыжий, и Леха, терроризировали отряды и никто из взрослых и вожатых то ли не заметил, то ли сделал вид, что не заметил трех лихачей. На какой-то момент к троице подходили летуны, а затем и Фантомас, и Щелкунчик что подметили и запомнили многие впечатлительные детки.
После ужина третьего дня Маклай, Пинокет, Стас, Фантор после очередной порции подзатыльников и уничижений побежали за речку развести костёр и поджарить на огне белого хлебушка.
- Что делать то будем? Не даст нам отдыха Павел, – тяжело выдавил из себя Миша.
Миша помнил хорошо прошлый год. Тогда в прошлом году незримое лидерство было между Мишей и Павлом. Единственный способ охладить Павла это было сдружится с ним, уступить ему и поддакивать во всём его глупостям и дурью как сейчас Лёха и Ржавый. А Миша никому не поддакивал и не уступал. Как начитанный парень Миша понимал что в семье не без урода, но такого урода как Павел, стерпеть было сложно даже двадцать восемь дней. Пинокет молча плакал растирая до красна глаза. Стас ковырялся в костре прутом и молчал.
- И эти вожатые! Неужели они не видят это дерьмо, не унюхали запаха вина от Павла! – пробубнил Стас.
- Сделаем так. Ты Пинокет пойдёшь к своему Анатолию — Водомеру. Скажешь ему, что Павел пьёт и курит и бьёт! Ты Стас скажешь своим девчонкам и нашим, что готовится побег сразу из двух отрядов из-за Павла. А я попробую добраться до Беллы и директрисы. — А вожатые или дурочки или прикидываются,— разошёлся Стас.
- Ссат! Боятся! – сказал Пинокет сплюнув сквозь зубы.
- Ударим по Павлу с трех сторон, мы ему такой котёл устроим. Затем ударим и по летунам мы им двадцать второе покажем что они век помнить будут нас!...

Торжественная линейка открытия смены была назначена на полдень четвёртого дня. К этому времени ребята должны были освоить построение в отряды, марш, пение хором, ритуал подъёма флага, и ещё некоторые церемонии на плацу.
Второй и третий отряды освоились быстро. А вот в первом всё шло иначе. Трёхголовый дракон, срывал построения. Не зря вожатые отбирались как космонавты, и с трудом.
Павел был в паре с Лёхой, Ржавый с летуном. Дракон гоготал постоянно заражая со-отрядников дурью. Скорее всего Вера и Зоя вожатые догадывались о употреблении Драконом горючего, но молчали, или побаивались оглашать.

У первого подкосились ноги у Ржавого и тот скатился со ступенек столовой, под смех шпаны. Троица пыталась раздать очередную серию пинков, но трезвая и резвая шпана лихо со смехом разбежалась. Затем появилась пена у губ рта Лёхи, на его счастье быстро дошли до ручья там и отсиделись. Сам Павел ходил ходуном, руки и ноги его дёргались, только дозы водки выравнивал его и то ненадолго.

Торжественная линейка была короткой. Приехали дяди в и соломенных шляпах, рубашках безрукавках, и тёти в цветочных платьях которые постоянно улыбались.
Первая выступила Таисия, пожелав что за 28 дней ребята успеют отдохнут и подлечится. Затем вышла Белла и тоже двинула речь на медицинский профиль, затем пару слов сказал Анатолий сказав что приложит свои знания и силы в оздоровлении ребят. К линейке ребята всё же успели освоить построение и перемещение строем. Но обед на десерт каждому дали по полпачки печенья, стакан лимонада, четыре конфеты и дольку арбуза.

Первые сутки летуны держались вместе, но обстоятельства и прочие дела впрягли их в жизнь и в режим Росы. Две девочки, Ирина и Настя смотрели на лагерных как будто на цирковых, или в кунсткамере, но затем подружились и с другими девочками а затем и с мальчиками. Ловеласы: Стас, Пинокет, Рыжий, и Бармалей потянулись к девочкам но те всё же держали пионерскую дистанцию.
Пинокету понравилась Настя, Бармалею Ира, подходил к девочкам и «трёхголовый дракон», и изрыгнув какую-то полу дурь ушёл восвояси.

Утром пятого дня Андрейка овальная голова из третьего отряда разбудил Павла.
- Пошли, зовут,— сказал Андрейка — овальная тронув детину за плечё.
- Кто? Куда? — спросил Павел и вытащил пачку Опала, затем быстро одевшись, и выйдя он встретил Валю вожатую своего отряда. Любопытство жгло Павла.
- Перекурить бы? – сказал компанейски Павел ей.
- Потом Павел, пошли,— прохладно ответила Вера.
- Хочешь? – вновь предложил ей Павел сигареты, но в ответ Вера тяжко вздохнула. Вела Валя Павла в административный корпус, войдя в который Павел увидел Таисию и Анатолия и понял что дела его скверны и очень даже. Вскоре подошла Белла и другие вожатые. Вседозволенность Павла, уверенность, ко всему прочему не осторожность довели Павла до этого момента.
- Павел, тебе, сколько лет? — начала Таисия.
- Пятнадцать.
- А шестнадцать когда будет? – уточнила Таисия.
- В сентябре,— ответил Павел глядя на свою чуть повернутую к центру ступню.
- Через месяц. Да?
- Седьмого сентября,— уточнил Павел.
- Павел. До нас дошли сведенья что поведение твоё никак не вписывается в жизнь лагеря. Алкоголь, сигареты. Ты четыре дня и все выпивший. Разве так можно? Мы детям чай четырьмя частями кипятка разводим, а тут алкоголь! А вдруг плохо кому-нибудь было бы?! Кто отвечал бы? – спросила Таисия.
Павел молчал. Решив поиграть с утра пораньше в молчанку. Наверное решив “Отмолчусь и…”
- Ну что молчишь?! Павел, Павел, Павел, только и слышно! Специально к тебе вожатую Веру, или Анатолия приставить? – не унималась Таисия.
- А почему ты детей обижаешь? По голове бьёшь? Кто тебе позволял? – строго добила Белла.
Павел хотел что-то пробубнить, типа «Кто сказал», или «Я не бил» — но промолчал.
- Мы обязаны сообщить твоим родителям, но что бы избежать огласки мы просто выдворим тебя за нарушение режима. Ну а родителям ты обязан сказать правду. Долгие проводы, лишние слёзы. Позавтракай хорошо и в дорогу, можешь остаться и до обеда. Тебя проводить до остановки? Или посадим на машину?
- Сам я…- чуть еле слышно выдавил Павел и начал молчать. Павел молчал. Наверное, он думал, что как в школе, он отстоит наказание и всё пройдёт. Но на этот раз не прошло. Удар был настолько сильным и, похоже, в первые, что Павлу стало дурно, как бывает дурно всем его соратникам по лагерю, в моменты когда «находит». Нужно моментально присесть, глоточек воды, вытащить если нужно лекарство. Пелена застилала глаза, головушка призывного возраста абсолютно не работала, только мелькали лица матери и отца, а затем почему-то физиономии отдельных молокососов из третьего отряда Зоркого Сокола в водолазках, и Анрейки-овальная голова. Умный или хитрый мальчонка типа Стаса упал бы в обморок, или ещё куда-нибудь, а в этой ситуации Павел был в шоке.
- Ну, нас больные дети ждут,— закончила Таисия. И старшие стали расходится. Всё, детство Павла закончилось. Почему они меня не одёрнули раньше? А почему я один? – еще проносились ненужные мысли в голове.
Слух о том, что Павла за пьянку выкидывают из лагеря моментально облетел с утра все отряды. Маклай и Пинокет спали утренним сладким сном когда их вожатая Ирина сообщила о выдворении Павла из росы.
- Ура! – убийственно послышалось в корпусе второго отряда.
Павел сидел с Ржавым и Лёхой в беседке возле своего корпуса вероятно обсуждая что-то, наверное, о том, чтобы попросить прошения, покается, или ещё что-нибудь в этом духе. Но флюиды отторжения Павла витали над всей Росой. Летуны второго отряда и Фантомас, которые были на стороне Павла молчали или делали сделали вид что замечают.
- Отлетался Павлуша косолапый,— радовался Рыжий в присутствии детей лётчиков.
- Ас,— добавил Маклай и ребята во втором засмеялись.

Лёха и Ржавый провожали Павла до автобусной остановке. Как назло долго не было попуток, выкурили всю пачку сигарет. Обменялись адресами. Наконец Павел уехал.
После отъезда Павла, Лёха и Ржавый остепенились, после обеда и ужина они то заигрывая с поварихами да и ребята не имели претензий к «дядям».

Утром шестого числа на линейке выступила с речью Белла, решив посвятив почти час краткому курсу первой помощи.
- Ребята сейчас я хочу поговорить о первой медицинской помощи.
- Да знаем! А зачем она нам? – закричали в первом отряде.
- Вдруг током, тепловой удар, утопление, насекомые ядовитые,— сказала Белла.
- Нас током бить будут, топить, травить! – загалдели вновь в первом и втором отрядах.
- Что за крики? Кто Вам позволял перебивать старших? – возмутились вожатые.
- Давайте я кое-что я Вам покажу. Ну кто смелый? – спросила Белла стоя напротив второго отряда. Стас вызвался из строя.
- Ну-ка ляг на травку. Тебя Стасик зовут? Да?
- Так точно! – по-солдатски отчеканил Стасик и покорно лег на траву плаца.
Стас лег на траву. Белла села на корточки перед Стасом и боком к отрядам, так что только ему были её белые трусы, и детали ещё кое-чего такого космического, что у того мигом взыгрались фантазии и запрыгали мысли: — Дураки они все, идиоты лагерные, какую дрянь болтают вечно, только Маклай толковый пацан. Как хорошо рядом с Беллой.
Улучшив момент Стасик чуть выправил и продвинул ручонку на дюйм ещё поближе к ноге и несильно подушечками пальцев прижал нежную коленку Беллы. А Белла всё рассказывала о первой помощи. – …Желательно в тень… — Неплохо бы дать холодной воды. Проверить пульс…Пульс и сердцебиение у самого Стаса были вне нормы что и заметила Белла но промолчала. Белла, Белла, Белла. Три месяца в лагере, без семьи, и детей. И эти слухи, байки будоражащие детские души.
После обеда в палате девочек второго было веселье. Девочки что-то весело обсуждали, наверное, мальчишек из их отряда. Маринка, Алёна смеялись больше всех. Смех этот был не тот что у Кощея – детский и душевный и певучий, а какой-то другой кричащий, завывающий, саркастический, а местами истерический. Маринка отсмеялась первой, а вот Алёнка продолжала закатываться до такой степени что смеха не было. Вскоре вошла вожатая Зина никак и заставила Алёнку принять какую-то и таблетку и настойку

Среди больных ребят была и та их пропорция что вроде и не больные и не здоровые, а так вроде придурков, или разбалованных лентяев, оболтусов, скорее всего нежелающих скоро идти в красну армию или флот. К разряду таковых относились Рыжий, Фантомас, Ржавый, и ещё с десяток подобных типов. Ребят дразнили в основном за внешние качества, а что было внутри мало кто чего знал, если только ребёнок сам не пробалтывался, а почти всё родители запрещали разбалтывать о личном. А если и ребёнок болтал что — «поджог вагончик с рабочими», или свернул «железнодорожную рельсу», то никто в это особенно не верил. Ходит и ходит молокосос, разве такой может по — партизанским, насыпать чего-нибудь в бензобак, или еще сделать что-нибудь такое или эдакое.
А такие как Пинокет, Маклай, Бармалей, Фантор хотели и в космос, и в армию и в разведку но скорее всего их не возьмут никуда.
Один псих который и камнем может перебить весь взвод.
Другой шибко рассудительный и сторонник правдивости.
Бармалей заложник собственного заикания, или наоборот заика из-за залога страха.
Фантор непредсказуем.

Фантомас. Андрей. 13 лет. Деревенский, лопоухий, парень, естественно наголо острижен, иначе бы и не назывался Фантомасом. Каких то явных отклонений с головой или психикой не наблюдалось, во втором отряде больше всех бегал Фантомас. Работая ногами, за день успевал оббежать все связки, костяки, микро-компании, которые дислоцировались обычно как в самом лагере, так и вблизи и за лагерем. Андрей здесь, Андрей там, Андрей везде и нигде, коротко и ясно – Фантомас.
Обычно Фантомаса посылали с каким то поручением, или за мячом, линейкой, банкой, карандашом, бинтом, спичками, и Фантомас бежал и бежал. Наверное, только в беге он приобретал свободу, почёт, уважение, а может быть комфорт и покой. Перемещение со средней скоростью 100 метров за 15 секунд, давало Фантомасу многое, но не ум и знание. В беге нельзя было читать книжки, видеть почти Божественную красоту тайги, или производить логарифмические измерения как Маклай, да и с девочками ни при 15, или 17 секундах за сотку особо не по — амурничаешь. В первые дни Фантомас примкнул к троице Павлу, Лехе, Ржавому, но те не особо приняли его и не поднесли норму, плеснули на дно стакана всего 20 грамм. Затем Фантомас тесно снюхался с «Люфтваффе» — двумя летунами из своего отряда, но те тоже не особо приняли «бегуна», ещё Фантомас побегал с молокососами Кощеем, Андрейкой, Головастиком. Но те уже взрослели, да и не всегда могли или не хотели бежать одной упряжкой с Фантомасом в четыре головы за какой-то мелочью. Так и пробегал Фантомас все 28 дней. Наверное, даже тогда когда не нужно было бежать, душа Фантомаса все равно куда-то бежала. Фантомас.

Фантор.13 лет. Коля. Внешне Коля похож на Фантомаса, точнее Фантомас был похож на Фантора, только Фантор спокойно ходил. Странности у Фантора обнаруживались с лет 11. Он мог встать и выйти с урока из класса, покинуть киносеанс с первых минут, и даже расстаться с друзьями в неподходящий момент. В школе на уроке Фантор выполнял задачи а затем занимался чем-то другим. На уроке он был как бы внимательный на самом деле его внимание витало где то далеко и учитель спросив что-то Колю слышал ответ совсем не в тему что вызывало смех в классе. Иногда Коля за столом смешивал несовместимое кислое со сладким, или даже кислое с солёным ел хладнокровно.
Однажды мама Фантора заметила как он с интересом читает газету перевернутую вверх тормашками. Тяги к математике как у Маклая у Коли не было, не было тяги и к географии. У Коли вообще было жгучей тяги к наукам, все он делал холоднокровно спокойно, в городе Коля может быть и не выделялся но в селе он был «белой вороной».

Игорёк, то есть Кощей, или Кощеюшка, или Кощейка, или Кощейчик, но чаще всё же Кощей в первые сутки никак не мог освоится и привыкнуть. Почему ребята одинаковых возрастов в разных отрядах. И что такое Пункт Шесть Бе? Или инверторные препараты?
Головастика и Андрейку –овальную мальчиков своего возраста Кощей засёк ещё в первый вечер. В первый момент ему показалось что оба пьяные, в посёлке иногда дети напивались со столов водки а затем блевали или безбожно ругались.

Утром второго дня он после неудачной встречи кукольника и запоздалого ужина он подкатил к ребятам.
- Пошли к нам в корпус, в гости? — душевно попросил Андрейка- овальная голова.
- А разве можно? — по-детски спросил Кощей.
- У нас места пока свободны, занимай скорее а то займут,— уточнил Головастик
- Правда?! – радостно спросил Кощей.
- Летуны уже прилетели,— сказал Зоркий Сокол но не ребятам а тумбочке.
Кощей вбежав в свой корпус схватил вещи из тумбочки и не прощаясь радостно побёг в третий корпус.
- Вот,— показывая на свободное место указал Андрейка –вальная голова.
- Будем вместе да?! – спросил Кощёй.
- Конечно! — ответил Головастик
- Ну пошли за речку,— радостно предложил Кощей.
Как хорошо с ровесниками. Правда головки у ровесников, да и родители милиционеры, а у самого кто? Сектанты.
Ребята из второго отряда не сразу поняли произошедший переезд с Кощея во второй суетливый день.
Летун Женя принёс койку для девочки Насти с которой он прилетел, затем вожатая Галя провела его на свободную койку третьего отряда.
- Ну вот твоя койка,— сказала она на место на которое переехал Кощей.
- Это место уже занято,— строго сказал Зоркий Сокол глядя куда-то между Галей и летуном.
- Кем занято?- возмущённо спросила его Галя.
- Кощеем.
- Каким Кощеем?
- Худеньким, новеньким, он вроде вчера вечером приехал.
- Ох! — в голове Гали помутилось. Второй день и началось.
- А где эти? – показывая рукой на койку Головастика и Андрейки — овальная голова.
- Не знаю…- тихо ответил Зоркий Сокол.
Вскоре начали первые построения. С десяток ребят не было.

Летуны вроде бы и общались с ребятами но отчуждение все же было. То ли видом то ли намёками, они старались проявить свою значимость, которая в Росе никакого значения не имели. Значилось летуны бы заимели если они попали в лазарет с пробитыми фюзеляжами, крыльями или моторами. Все свободное время летуны болтались на стадионе или спортгородке где впрочем им не особо позволяли дёргаться.
Летун Женя, из третьего отряда был самым компанейским он не смущался ребят с трясущемся подбородками, коленями, или с его отряде скрипящими по ночам челюстями Щелкунчика. Летун в первом тоже был не плох. Но двое во втором все всегда или срывали, или навязывали. Намечался футбольный матч, между лагерем, и поселковыми.
Лёха, Ржавый, Маклай, Фантор взялись за организацию команды, благо чего-чего а из более чем 60 мальчиков бегать быстро и ловко пинать мяч могли многие. Но вмешались летуны и стали навязывать свой метод сборов и тренировок. И самое главное присутствие 4 летунов в команде вытесняло полноправных кандидатов в команде. Маклай не мог переспорить и своих и чужих. Пускай ребята и больные, но они тоже поучаствовать в матче. Ведь это их лагерь! Они хозяева а эти залётные птицы навязывают.
Кощей ловко играет, а Андрейка-овальная голова может путаться под ногами. Два-три дня тренировок, но летуны вместе с Лёхой и Ржавым навязали своё, и поселковые матч выиграли. И летуны обвинили лагерных в неумении и слабости. А Маклай летунам не в обиду при всех сказал.
- Лучше мы бы без вас здоровых проиграли…
Из-за этих летунов не смогли поиграть Кощей, Головастик и другие. Маклай не успокоился по поводу летунов и в один из дней поговорил с Таисией.
- Таисия! А почему ребята не по профилю оказываются в Росе?
На что Таисия разумно ответила.
- Не мы Мишенька распределяем путёвки, у меня у самой внучок больной, а отдыхает в городском лагере.
- А что у него? – поинтересовался Маклай.
- Тоже слабенький.
- У нас в Росе нет слабеньких,— как-то двусмысленно произнёс Маклай и преподнёс палец к виску.

Волка ноги кормят. Способ передвижением по лагерю был бег. Бег легкий, переходящий в галоп или рысцу. Почти всегда бегали третье отрядники. Вышел из корпуса Андрейка-овальная голова тронулся побежал метров десять остановился, вдруг развернувшись дёрнулся назад, почесал зад, вновь пробежал, и вновь остановился.
Жеребцы из второго и бегали более осмысленно, лбы из первого бегали очень редко. Во истину! С возрастом всё труднее и труднее.

Фанера – худенькая, высокая девушка за хрупким телом проглядывался ум и покладистый, добрый характер. Пинокет в какой то момент потянулся к Фанере но затем под разговорами и насмешками шпаны, охладел к ней. Фанера сошлась с Сохатым и оба действительно как лоси бродили вдоль реки. А Сохатый прогуливаясь с Фанерой держал руки крестом на груди или левой рукой обхватывал правую сзади через спину как бы показывая всем: Смотрите! Вот мои руки! Подольше от Фанеры.
- Чего ты отменяя шарахаешься, я не заразная,— с укором спросила Фанера Пинокета.
- Ничего я не шарахаюсь,— соврал Пинокет

За поляной, за шалашом первого отряда, в ручье всегда водились много раков. Маклай знал это место хорошо с прошлого года. После завтрака, взяв Сохатого, Кощея и Андрейку – овальную голову пошли к ручью, вчетвером пошли к ручью.
- Здесь раков много ищите,— дал распоряжение Маклай. Пока пацаны ловили раков можно было развести костёр. Маклай развёл костер, но не было ёмкости для варки.
- Ёлки! Тары нет.
Раков было много, видимо никто их не тревожил с весны, особо усердствовал Кощей, работая местами по колено в холодной воде.
- В чём варить будем? И соли тоже? — спросил Маклай.
Ловцы ничего не ответили, осмотрев вокруг, ёмкостей не нашли.
- Тары нет, здесь оставим банки в воде. Часа через два сюда подходите. Я постараюсь взять ёмкость и соль а вы посидите здесь или погуляйте. Малыши решили погулять. И все временно разошлись. Маклаю нужно было принять лекарств, таблеток взятых из дому, посмотреть бумагу и конверты в вещах. Маклай с Сохатым вернулись через два часа. Кощея и Андрейки не было, вскоре послышался шум, нагрянули Пинокет, и Стас как всегда со своей темой.
- А что-то Кощея и Андрейки нет? – наконец спросил Маклай Сохатого.
- Мы за них,— ответил с улыбкой Стас объяснив всё своим ответом.
Маклай подождав минуты, прошёл к ручью хлебнул глоток воды вытащил таблетки выпил, встал и пошёл прочь от раков, Сохатого и новоявленных гостей. Выйдя на дорогу и обойдя столовую он не спеша поднялся на сопку, и начал лицезреть панораму окрестностей. Как хорошо одному! На худой конец неплохо и с Сохатым, Фантором, или Бармалеем, но с не говорливыми, балаболками — Стасом, Пинокетом, Рыжим. Посидев до обеда он сразу попал в отряд стоявший у столовой, где и встретил Кощея который поведал, что встретив Стасаса и Пинокета сболтнул им о раках а те и запугали его с Андрейкой — овальная голова коих и отослали обратно.
- Всё! Надоели мне эти дружки! – твёрдо решил Маклай.
После обеда Пинокет подошёл к Маклаю.
- Миша а ты что ушёл? — начал осторожно Пинокет.
Миша молчал давя косяка в сторону.
- Ну что ты? – наседал Пинокет.
- Не хочу я с вами!!! Ничего я не хочу! Понимаете?!! – ответил Маклай. – И вообще я люблю тишину и покой! Понимаете?
- С другими же ходишь? – не унимался Пинокет.
- Другие молчат и не болтают всякую дрянь, а Вы болтаете в присутствии меня и вожатых. А потом они будут думать, что и я такой же как и вы. Кощей с Овальной головой ведь тоже трудились, а вы их прогнали.
- Да наловим ещё раков, и побольше! – пытался успокоить Пинокет.
- Нас сюда сослали чтобы мы отдыхали, лечились, это же специальный лагерь. В другом нас муштровали бы или спортом занимались до упаду. А вы то как овечки бегаете или медведи какие-то шарахаетесь не можете тихо спокойно посидеть
- Миша! Ну чего ты? Не будем мы больше! – настаивал Пинокет.
- Я не смогу больше с вами гулять!
- Вообще? – обиженно спросил Пинокет.
- Пока так. Я хочу природу посмотреть, деревья, кусты, травы. Я даже ста метров пройти с вами не смогу просто отстану, и буду смотреть траву кусты деревья, мне это интересно а не ветки ломать да змей вылавливать.
Пинокет замолчал, ему было тяжко, что Маклай открещивается от них. Но Маклая слова были тверды: — Пока так.

Пинокету нравились многие девочки в лагере, кроме девочек ему нравились и некоторые вожатые, и конечно же ему нравилась Белла, но он не мог как нахальный и смелый Стасик «снять гусеницу» или стряхнуть пыль с зада вожатой или Беллы. Мир женских сердец был в голове Пинокета как сложная иерархическая конструкция, вроде строящегося каркаса небоскрёба, где каждое девичье сердце комната в этом небоскрёбе и все эти комнаты нужно было пройти или с другой стороны, обойти или сверху или снизу. Сначала с Олей, затем с Фанерой, затем с Мариной, затем со Светой Пинокет проходил всю эту сложную конструкцию. Ни одна девочка не могла похвалить другую, а мнительный Пинокет.
В компании или в паре атаковать девочек было легче. А вот в одиночку. Белла хоть и была врачом но распутать клубы, конструкции и душевных и амурных переживаний не могла. Белла педиатр общего профиля психиатр, или сексопатолог.
- А почему на меня налетает эта Б-52? А что скажут? А что подумают? Надо побыть с Мариной, та скажет про Олю или Свету – так всё сложно было в голове юного лирика.
А Фанера девочка неплохая, правда худенькая у них вроде и машина есть. А Алёнка? У ней отец в загранку на пароходе ходит. Жвачку возит. Стас говорил что если захочет то женится на Белле. Жену врача хорошо, она лечить будет.
Возможно, мир Пинокет был глубже чем у Стаса и Маклая, но язык и сообщество неустойчивых ребят всё сводило на нет, да и сама мнительность.
С простыми девочками общение шло нормально, а вот с умными и крепкими на язык, в голове Пинокета сразу же выстаивался устойчивый небоскреб, где он то плутал, то ползал, то спускался, то подымался. Ко всему прочему казалось что кто-то пытается взорвать этот иерархический небоскрёб. Разговаривая с Олей он думал о Белле, а с Маринке. А ведь можно было с Маклаем поговорить на эту деликатную тему. Но Пинокет не мог найти время посидеть с Маклаем.

После обид и тумаков обиженные ребята прибегали к ручью что за туалетом. Обиженный наплакивался, долго сидел задумчиво глядя через ручей. Здесь же в голове обиженного проигрывали всякие жуткие сцены как и наказаний и кар обидчика. Прокручивались и сцены побега, или тексты жалобных писем домой. Иногда обиженных набиралось несколько до 4-6 человек, и все сидели молча сдерживая слёзы а иногда делились бедой. Ручей Плача успокаивал и лечил. Наплакавшись и успокоившись и насидевшись у ручья обиженные ребята возвращались в корпус.

Плоскодонка и Фанера – высокие и худенькие девочки.

На ужин к компоту давали печенье, деля каждую пачку на две части, по полпачки на брата. Выйдя из столовой, после ужина с пайкой — полпачки печенья Кощей один пошёл к бассейну, вероятно рассчитывая на лоне природы при закате солнца посмаковать печенье. Контуженный видел в руках Кощея печенье, и по — маньячному отследив малого до бассейна, там и без труда отобрал пайку.

Кощей вбежал в палату и уткнулся в подушку.
- Чего ты Кощей? – вскоре поинтересовался Сохатый.
- Контуженный печенье забрал,— наконец таки выдавил Кощей с заплаканным лицом.
- Убить его суку надо! — закричал Рыжий брызгая слюной.
- По башке дурачка,— ещё злее крикнул кто-то.
- Он сука и в третьем тоже отобрал у Овальной головы.
- Ну-ка пошли, найдём Контуженного,— и ватага из шести человек пошла «убивать» Контуженного. В лагере Контуженного не было он ушёл на стадион где был Фантомас, Сохатый, Амурчик и ещё несколько девочек.
- Бармалей! Где Контуженный?
- У речки, наверное, или в нашем штабе, а может быть за речкой! А что? А что? – затараторил Бармалей.
- Бить его суку будем! — крикнул Рыжий.
Только через час уже четверо с наступлением сумерек обнаружили Контуженного за столовой, он возвращался со стадиона. Трогать Контуженного боялись и подступали медленно.
- Ты чего всегда отбираешь у слабых? — крикнул Маклай.
- Кто отбирает? – оскалился Контуженый.
- Ты за Павлом, вылетишь! — полетели угрозы.
Наконец таки Контуженный попятился назад за ограду, на дорогу. У ограды контуженный пытался выхватить оглоблю, но пацаны не на шутку похватали мелкие камушки.
- Скотина ненасытная!
- Сейчас к Таисии пойдём всем отрядом!
- Пускай твои мамочка и папочка знают, как ты изо рта вырываешь!
Уже выйдя на дорогу что обойти лагерь, Контуженный повернулся спиной, когда кто-то с силой швырнул камень ему в голову. За секунду Контуженный продвинулся, и камень пролетел мимо, благо для ребят уже были сумерки и Контуженный не заметил серьёзного покушения. Камень так близко пролетел от головы Контуженного что тот слегка ощутил воздушную волну. Ощутил, но в силу «контузии» не догадался о покушении. Камень этот, скорее всего, швырнул Пинокет, это он у нас такой, мастер метнуть камешек.

Андрейка — овальная голова заметил летящий в него камень, он моментально прыгнул на землю и в сторону. Оказалось что это не камень, а какая-то резвая маленькая пикирующая птичка.
- Сука! – вставая с земля выругался Андрейка — овальная голова.
Ничего предосторожность не помешает, в Росе надо глядеть в оба.

Головастик возился с пластилином возле своего корпуса, лепя что-то неестественное из пластилина какие-то вытянутые дольки пластилина расставляя их на небольшой фанерной доске.
- Что это? – спросил подошедший Кощей.
- Хор это, певцы, концерт, ты по телевизору видел? – ответил Головастик после небольшой паузы.
В деревенском доме сектантской семье Кощея не было телевизора, но будучи у соседей видел по телику хор каких-то дёргающихся на месте военных в фуражках. Но чтобы концерт из пластилина… Посидев немного Кощей ушёл не совсем вникнув во внутренний мир Головастика. Вскоре к Головастику подошёл Пинокет.
- Что делаешь? – дружески спросил Пинокет.
- Хор, концерт,— вновь повторил Головастик.
Пинокет ничего не понял, и загорелся происходящим ещё больше.
- Где хор? – спросил снова.
- Это певец,— объяснил Головастик показывая пальцем на отдельную чуть вытянутую дольку пластилина.
- Постой. А почему нет голов, рук, ног, оркестра?
Головастик ничего не ответил. В его внутреннем мире, был и хор возможно военный или детский, с музыкой, оркестром и ещё с чем-то. А сторонние видели только култышки и обрезки пластилина.
- Дай кусочек, дай, я покажу тебе,— заинтересованно сказал Пинокет.
- Не надо,— недовольно ответил Головастик стараясь отодвинутся от Пинокета.
Но Пинокет схватил кусочек пластилина и начал лепить музыканта выделяя и голову и даже руки:
- Вот- вот голова, вот и руки, ещё капельку дай! — попросил Пинокет.
- Не надо! – уже сильнее и возмущённо отверг Головастик
Но Пинокет не слушал он выхватил пару хористов и начал и лепить их по своему образу.
Нервы ваятеля Головастика не выдержали, и он вытаращив глаза, схватил кусок пластилина и силой резко ткнул резко в лицо Пинокету, причём тык пришёлся между глазом и бровью, другой кусок Пинокету был залеплен уже в шевелюру над виском.
- Ой–ой! Ой-ой, ты падла такая! – завыл от злости Пинокет, не ожидая такой наглости от начинающего ваятеля — молокососа и психа Головастика. Пинокет ударил пару раз Головастика. Головастик в ответ ударил доской Пинокета рассыпая всех хористов по земле. Отскочив в сторону Пинокет машинально схватил камешек и стал прицеливаться в голову Головастика но затем вспомнил что у того мама работает в милиции, изменил прицел, угол и азимут, и метнул камешек в ногу мальчику. Головастик с улыбкой подпрыгнул, но камешек всё равно пролетел мимо. Второй камешек запущенный посильнее и поточнее попал в коленку ваятелю. Головастик улыбаясь присел, затем через семь секунд, резко сменил выражение лица и горько взревел «- Ууууу! Аааааа!» Как бы говоря: – Смотрите! Смотрите! Как меня обидел бандит Пинокет. – Ааааааа! – ещё сильнее заорал Головастик. — Я папе напишу, он приедет тебя застрелит из пистолета!!!
Пинокет быстро покинул место ссоры и стал наблюдать за обиженным из засады, а к Головастику начали подбегать и девочки из его третьего отряда, вскоре подбежала и вожатая Зина а Головастик всё плакал и ругался на Пинокета который оборвал концерт пластилиновых хористов.

Кощей и Андрейка -овальная голова вышли на полянку что за туалетом за ручьём. Расположившись на травке начали копошится по детски на земле, вдруг неожиданно появился Контуженный. Контуженный как всегда навис собою на малышнёй. Ребята трусили.
- Чего Вы тут? – наконец выдавил Контуженный.
Малыши боялись что-либо сказать ответить, потому что они ни чем не занимались. Улыбаясь Контуженный вытащил из карман штанов.
- Вот,— вновь выдавил Контуженный.
Малыши и без «Вот», знали что это лягушка, но они не знали что нужно детине которому на пять лет больше, и который почти на треть старше их.
Наконец Контуженный запустил лягушку в верх в воздух, лягушка пролетев вверх шлёпнулась вниз. Контуженный подняв лягушку вновь показал её ребятам, затем подбросив её как футбольный мяч. На этом мучительные действия Контуженного как для малышей так и для земноводных не закончились. Вытащив вторую лягушку из кармана он подошёл к дереву и со всей силы швырнул несчастную в дерево. Лягушка разлетелась на кусочки.
- Вот… — смотря вопросительно на ребят Контуженный, как будто теперь они должны были быть вместо лягушек.
Предел терпения малышей кончился, и они рванулись к ручью к лагерю.

Потихоньку помаленьку детвора втягивалась в лагерную жизнь. Головки переставали свисать, лица приобретали свежий вид небесный взамен земельного серого оттенка, появлялся волчий аппетит чего не было дома, дети как волчата демонстративно вылизывали все тарелки.

Домик который делили врач Белла, и «водомер» — физрук лагеря был расположен между плацем и столовой.. Летний домик. Если помещение Беллы было сугубо медицинским. То комната Анатолия чем-то домашним, и уютным где был чайник, радиоприёмник, книги. Книг у Анатолия было мало но зато интересные, несколько роман газет, несколько художественных книг. Была и литература на медицинские темы, с книгой о дурацких и идиотских физиономиях. Утро Анатолий проводил с ребятами на плаце, до и после обеда на стадионе. Иногда ребята посещали Анатолия, иногда заходили девочки что вызывало ревность у мальчиков.
.
После завтрака Рыжий усердно стирал майки и носки у речки. Подошёл Андрейка — овальная голова сел на корточки рядом и принялся замачивать свои носки.
- Что — же без мыла? – спросил Рыжий.
Овальная голова промолчал, он не взял мыло. Рыжий слегка улыбнулся и начал медленно намыливать свои носки мылом затем, демонстративно вытянув их в руке положил их в противоположную сторону от Овальной головы, и чуть повернувшись спиной начал стучать как бы камнем по носкам.
- Ух! Ух! Как хорошо отмываются! – приговаривал, улыбаясь Рыжий.
Крепко выжав майку и носки, Рыжий передал мыло Овальной голове.
- На потом занесёшь мне в палату.
Отойдя за туалет Рыжий услышал как Андрейка применяет новую технологию стирки, камнём по мокрым носкам.

На девятый день после завтрака летун Женя встретив директрису Таисию попросил её отпустить его насовсем домой, раньше срока, в военную часть. Таисия была против, но и Женя был непреклонен, из всех летунов – Женя был самым компанейским, благородным, именно он первый обругал Павла, пожаловался Таисии. Наконец к обеду Таисии дала бумагу Жени чтоб тот написал отпустить его по собственной воле и претензий к руководству не имеет. Женю уговаривали и свои летуны, и ребята с лагеря. Объяснить всего в словах Женя не мог, но в лагере оставаться он не желал. С десяток ребят пошли провожать Женю.
К утру следующего дня кто-то из вожатых оперативно привез Амурчика, парня 13-14. Амурчик был естественно здоровый. Миша хотел вновь подойди к Таисии и Белле покачать права больных, но затем махнул на всё рукой. Амурчик оказался компанейским но засматривался на девочек чем досаждал юным ловеласам Пинокету, и Стасу.

После обеда в мальчишечью палату второго отряда вошёл зачем-то Ржавый. Ржавый встал посреди палаты и с каким напряжённым лицом продолжал молча стоять.
- Чего тебе? — настороженно спросил Сохатый.
- У него всегда что-то,— ответил кто-то.
Наконец Рыжий радостно загоготал и выбежал. Палата наполнилась газами.
- Скотина! Скотина Ржавая! Фу сука! Какие газы ядовитые у этой суки! Кишки у него гнилые.
И ребята выбежали из палаты с испорченным воздухом.

В сон час Пинокету не спалось. Рыжий уже спал рядом. Вытащив перо из подушки Пинокет наслюнявил перо и начал аккуратно пихать в ноздрю спящего Рыжего. От щекотки Рыжий уклонялся, отворачивался, укрывался но жаркий месяц август сам стаскивал с него простынь, а Пинокет всё развлекался и развлекался мучая соседа по койке. Так прошёл сон час, точнее два с половиной часа.

На седьмой или восьмой день с ночи капал дождь. К утру дождь усилился и перешёл в ливень. Ребята выходили на веранду смотрели прямо, в сторону туалета, в столовую бежали отрядами, успевая намокнуть. Находились шутники, которые говорили
-Что дождь будет идти месяц или полмесяца.
Дождь действительно портил настроение. А вдруг он действительно и тогда ребята.
К вечеру дождь помельчал, появилось солнышко. И ребята выскочили на улицу.
После дождя ручей, что за туалетом стал речушкой, которую уже не перепрыгнешь ни как. Другой ручёй, что правее от дороги за леском также наполнился водой, и раками, которых впрочем редко кто ловил.
В конце смены, кажется двадцать третьего вновь случился дождь но ребята уже не боялись дождя, они окрепли, осмелели, и, не обращая ливня веселились на улице.

Всегда спокойная и тихая из третьего отряда Оля предложила Пинокету встретится после ужина у бассейна. Пинокета. Уже подходя к столовой за которой и располагался бассейн Пинокет встретил Б-52 которая свои формами перекрыла путь к рандеву.
- Куда идёшь? — спросила Б-52.
- К бассейну, Стас ждёт…
- Вдруг Б-52 резко схватила Пинокета за запястье, её хватка была крепкой, и цепкой.
- Чего ты, чего? – возмутился Пинокет.
- Ничего,— пробубнила Б-52.
- Мне идти надо,— не довольствовал Пинокет пытаясь выдернуть ручонку.
- Никуда ты не пойдёшь,— вновь пробубнила Б-52 с каким-то злым лицом.
После слов «Никуда ты не пойдёшь» Пинокет понял что Б-52 задерживает на встречу с Олей. Чем больше Пинокет избегал Б-52, тем сильнее она его доставала. Пинокет знал что психов нельзя не трогать и не трогал Б-52, и вообще она ему просто не нравилась.
- Чего пристала дура? – злость и гнев взыграли в тонкой душе лирика.
Холодная, противная мясистая рука, это неприятное некрасивое и всегда недоброе злое лицо, Пинокет ведь явно не общался с ней и чего она дура хватает его, лишает свободы? Как это противно и неприятно! К некстати появились ненужные свидетели единоборства Головастик который помнил как Пинокет разрушил его пластилиновый мир и Андрейка — овальная голова. А увидела бы Оля его рядом с Б-52 что подумала? Перестала бы дружить! Выдёргиваться руками из плена Б-52 было безрезультатно, оставались ноги и Пинокет начал пинать Б-52 ногами. Вероятно Б-52 была действительно дура, так как другим силовым способом могла усмирить Пинокета, а ударять противника ногами у неё просто не было опыта. Наконец лирик высвободился от Б-52 и радостно понёсся с диким красным лицо в обратную от бассейна сторону.
- Убью, убью бандита! – послышался злой полу девичий полу женский бабий бас Б-52.
Пинокет хоть и вышел победителем но морально проиграл. До Оли он добрался в дурном, в невменяемом состоянии, возбуждённом состоянии. У Оли настроение тоже упало, не зная к какую передрягу попал знакомый парень. К тому же Оля не понимали причин, и глубин истинных переживаний парнишкой под прозвищем Пинокет. А состояние Пинокета было что-то между аффектом и невменяемостью. — Камень, камень надо! Подойдёт Б-52 ударю её суку по голове, как того пацана осенью. Она первая сука, дура, пристала…
- Ты что? – спросила Маринка завидев трясущегося с красным лицом Пинокета.
- Да так, это, сука, убью!
- Кого убьёшь? – рассмеялась Маринка но Пинокет уже её не слышал. Он решил побежать до бассейна в окружную, вдоль речки, а когда с опозданием прибежал к Оле то та была уже не в настроении и вскоре надумала идти в корпус, а Пинокет не желая вновь видеть Б-52 поплёлся на стадион.

Кощей с Андрейкой-овальной головой возился у бассейна. Подошли Алёнка, Настя и Света. Девочки стали перешёптываться что не обещало ничего хорошего. Подойдя к мальчикам девочки схватили их. Но на этот раз Андрейка убежал от Кощея наверное помня как тот покинул его у лодочки.
- Кощей! Конфетку хочешь? – спросила Алёнка.
- Сейчас потащат кровь высасывать, из вены,— думал с ужасом Кощей. Здесь за бассейном высосут кровушку Игорька и выбросят полумёртвое его тельце. Рассказывали же кряхтя и сопя ночами Пинокет и Рыжий как девчонки высасывают кровь. Неужели и Настя с ними кровь сосёт? У неё же отец лётчик! Кощей попытался и вывернутся, и выдернутся, но трое девочек не совсем устойчивой психикой, и не думали отпускать пленника. Девочки в течении часа подвергали Кощея допросам пытаясь узнать что знают мальчишки о них. Кощей пытался положительно приврать от лица друзей но девочки путём шантажа, и угроз достали Кощея. Дав обессиленному и изнеможенному пару ирисок, девочки отпустили его под вечер. Кощей боясь каких либо последующих козней или неприятностей со стороны девочек лёгкой рысцой понесся немедленно к своим докладывать о пребывании в плену.

Маклаю нравились два местечка. Обратный склон сопки которая распалогалась чуть левее за лагерем, и лесок через дорогу вправо со вторым ручейком, где в обоих местах была родниковая вода. Иногда Маклай уходил подальше, но особо не рисковал. С собой Маклай брал «оружие возмездия» — факел, палку с обмотанным на конце паклей, смоченной в солярке. В случае зверя, необходимо было холоднокровно вытащить спички и зажечь Оружие возмездия, но такого случая к счастью не было.
Маклай ещё в прошлом году в Росе мельком слышал как один парень играясь метнул нож в кого-то и чуть не покалечил до инвалидности. Вот кто этот малый? Он всё не мог вспомнить. Павел хоть и идиот но не настолько чтобы метать ножи. Неужели Контуженный? А может быть Лёха или Ржавый. А вдруг это Стас? А если спросить Пинокета, может быть он знает кто? А может бы сам Пинокет?! Уж он то легко и просто метнёт. Да кто признается? Камнём, палкой, трубой, ножом, зубами, ну и со лагерники! А воины какие? Любая армия мира позавидовала бы. Вот только не возьмут ни армию ни во флот. Нет, не приеду сюда, хотя ещё мне ещё пару раз могли бы дать путёвку.

Рыжий с Фантором были у речки, что за туалетом, когда увидели трёх девчонок шедших с кульками со стороны посёлка. Девочки тоже украдкой ходят в магазин! Да еще, сколько сладостей понабрали. Мальчики по собачьи, то, обгоняя то отставая препроводили девочек до корпусов в надежде заполучить сладенького, но всё безрезультатно. Затем вбежали во второй корпус.
- Девчонки то в магазин ходили, у них деньги есть. Сладостей понабрали.
- А ты что хочешь? Чтобы они тебе водки, или вина купили?! – засмеялся Пинокет.
- Иди, к ним спроси, почему водочки не купили? – смеялся Фантомас.

Возле койки Андрейки-овальной головы появились красные муравьи. В предыдущие дни их было поменьше. Но в эту ночь уже много. Во тьме эти красные муравьи как клопы кусали детские тельца и пробуя на вкус кровушку. Муравьи лезли откуда-то из полу, снизу.
- Суки! Суки! – ругались не выспавшиеся Фантор, Андрейка-овальная голова, и Стас. Зоркий Сокол как и положено индейцам переносил укусы мужественно, молча, но тоже вертелся. Разобрались не скоро. Оказалось что Андрейке- овальной голове мама в родительский день привезла и положила в тумбочку 200 грамм карамелек, и столько же «Школьных». Про сладкое Андрейка забыл и вот только вспомнил когда со всей округи сбежались муравьи.

Алёнка подбежала к Кощею.
- Кошей! Кощей! К Б-52 родители приехали! У ворот её ждут! Беги позови её! Она тебе пряник или ириски в награду даст! Беги-беги, скорее, зови, зови её к воротам!
Кощей как собачонка метнувшись остановился но вновь дёрнулся и побежал к девочкам первого отряда. Через пару минут Кощей вышел с Б-52 из корпуса первого отряда, и оба направились к воротам лагеря.
У беседки и ворот, родителей Б-52 не было.
- Где мои родители? – строго спросила Б-52.
- Здесь где-то,— неуверенно ответил Кощей уже выйдя за ворота.
Сильный толчок в плечо смёл Кощеюшку с ног на землю.
- Мерзавец! Тебя кто научил врать! — Зло, как заправская тётка ругалась Б-52 пыталась схватить Кощея, но тот ужаса уполз в недоступный для Б-52 кустарник у забора а оттуда выбежал на дорогу.
- Попадись ты мне мерзавец! Тебя наверное бандит Пинокет научил врать! – кричала грозно Б-52 вслед Кощею.

В столовой с ужином задерживались. Отряды хоть и приняли традиционную успокоительную дозу в 18.30 но начинали нервничать пребывая в строю. Вожатых не было, отошли, на секунды отряды распустили но затем вновь построили. Первым в столовую стоял третий, затем второй, и последними подошёл первый отряд, явно недовольный по ранжиру.
- Красиво стоят,— крикнул Леха впередистоящим, второму.
- Пару лимонок бы, осколочных,— добавил Ржавый, и перво -отрядники засмеялись.
Второй смолчал. Вдруг выскочил Пинокет и волнуясь чуть ли не заикаясь но с интонаций крикнул:
- А на Вас танком бы наехать, Тигром!!!
- Наехать и развернутся! — уже добавил Рыжий и как механик-водитель имитировал как наезжает и разворачивается кругом на месте первого отряда.
- И огнемётом! И огнемётом! – добавил Фантомас.
- А на ваш корпус бомбу напалмовую! – ответил Гера-фашист из первого.
- Гера-фашист! Твоя бабка свиней разводит и салом торгует! И кроликов на мясо держите! — вдруг закричала Алёнка.
- Дурочка! Припадочная! – без улыбки пробубнила Б-52 в адрес Алёнки.
- Ты чушка заткнись! — ответила Алёнка.
Б-52 насупилась.
- Психи! – выкрикнула Б-52
- Дурачки, дебилы, дебилы – начали кричать второ-отрядники. Девочки показывали языки и таращили глаза.
- Крылатую ракету на ваш корпус!!! – крикнул Стас из третьего в сторону первого.
- Братскую могилу сделаем из вашего корпуса, сожжём заживо всех ночью!!! — крикнул Пинокет.
На помощь второму пришли Стас и Фантор. Вскоре все три отряда загалдели и закричали. «Зоркий Сокол» чтобы лучше видеть «театр юного зрителя» поднялся на ступеньки крыльца. Вскоре у дверей с белой повязкой на руке для проверки частоты рук появилась дежурная. Но было уже не до чистоты рук. Все три отряда злые и голодные ринулись к дверям, тесня и давя друг друга. Рыжий оказался позади второго отряда, и сразу несколько девичьих рук из первого отряда схватили его за шевелюру и начали трясти голову.
- Суки! Убью всех! – кричал Рыжий с вывернутой назад головой.

Ребята не нарадовались отбытию Павла. Больше всего радовались Пинокет Стас которые и приняли больше всех уничижения от Павла. Теперь они в связке с Рыжим и Маклаем составляют некий мощный костяк. Маклай сначала не догадывался какой обратный эффект резкий перевес сил. Маклай и сам не мог на дышатся после Павла. Прошли пара суток и от союза с Пинокетом, Рыжим, и Стаса первые цветочки. Пошлость, извращёнкой, и хамство так и несло от новых дружков. Среди мальчиков было ещё терпимо, а вот среди девочек и вожатых получалось так что Маклай становился как бы соучастником новоявленного смердящего дракона.

Маклай догадывался что настроение многих ребят менялось после кормушки, и ужина. Некоторые ребята становились боле спокойными и покладистыми, другие слегка возбуждёнными. Некоторые девочки становились настолько мягкими что их можно было расспросить о чём угодно и даже пощупать за кое-что. Об этих изменениях в настроениях могли бы догадаться многие из ребят если бы их сознание дошло бы до этой мысли. Ну а Маклай эту тайную -догадку держал при себе, Белла и вожатые говорили что после лекарств, курса лечения ребята будут здоровее.

Стасик не был не извращенцем, ни развращенцем, он просто был тем парнем которому скоро-скоро 14, и тем советским мальчиком продвинутым на почве эротики. Используя ещё незнакомую «доктрину» для однокашников и играл на их Знатока и опытного в. Именно Стас доводил несчастного Пинокета внушив ему что Фанера не пара. Только вернувшись домой Пинокет поймёт зло играл им. И в следующий заезд он уже будет гораздо меньше доверить друзьям. Может быть именно поэтому друзей и товарищей с Росы мало

- Аленка то без трусов ходит! – закинул точно з удочку Стас.
- Врёшь! — недоверчиво рявкнул Пинокет.
Стас промолчал. Теперь Пинокет не успокоится.
Головастик сидел с Кошем на лодке — качели. Вдруг набежали Алёнка, Маринка и Пинокет, с Фантором.
-Покачаемся! — крикнул Пинокет.
- Ага! – крикнула Маринка, и Кощей выскочил из лодки.
Запрыгнув по двое на края лодки четверо начали усиленно раскачивать лодку. Пока юные наслаждались качками, Головастик на дне лодки умирал от морской и воздушной болезни, ему было настолько дурно что он не мог даже закричать а может быть боялся что засмеют в очередной раз.
Наконец мучительная лодка остановилась, ребята убежали а Головастик медленно вылез прошёл несколько шагов, упал и начал блевать, затем полежав в траве полчаса поплёлся в корпус.

Зелёная тетрадь.
Общую, зелёную тетрадь в клеточку Пинокет привёз с собой из дому. Первые десять страниц тетради были заполненные текстами полу блатных песен, стихов, и схемами аккордов игры на гитаре.
Кто-то из ребят первым сделал несколько эротических набросков. Затем и другие художники проявили своё творчество. Обнажённых дам рисовали и графикой, и тушью — гуашь. Тетрадку брали на прокат, и для пополнения продукцией. Ко всему прочемуна казённых кусках ватмана также была представлена продукция эротического содержания, которая также хранилась между страницами тетради. В общем тетрадь уже через десять дней представляла некий альбом, ребята хоть и взрослели но всё же в чём то оставались детьми. В тетради рядом с рисунками были проставленные дамские имена. Девочки были наслышаны о тетради, но мальчики и не думали показывать её девочкам.
Числа 12 августа после сон часа Пинокет зачем то заскочил в беседку да ещё и с тетрадкой, беседка эта была видна со стороны корпуса девочек, и поэтому Алёнка сразу заметила Пинокета с тетрадью. Быстро достав из тумбочки пачку японской жвачки, А лёна устремилась к беседке.
- Чего тебе? – спросил Пинокет заметив блестящую с рисунками пачку жвачки.
- Давай я тебе жвачку, а ты мне тетрадь?
- Тетрадь не моя,— соврал Пинокет.
- Врёшь! Твоя!
Пинокет мешкал, ему так невыносимо хотелось пожевать такую диковинную, заграничную жвачку.
- А ты вернешь? — уже неуверенно спросил Пинокет.
- Да! – радостно ответила блестя глазками Алёна.
И тетрадка с обмен на жвачку попала Алёне.
- Обманули дурака на четыре кулака! – крикнула Алёнка и вдобавок показала язык и вытаращив глаза надула щёки и со смехом упорхнула в свой корпус.
Вскоре девочки второго отряда разглядывали творчество юных и даровитых «художников». К подружкам второго отряда заскочила Б-52 из первого, и Маринка Оля из третьего. Смех и хихиканье не затихал у девочек. Мальчики хоть и взрослели но всё же оставались ещё детьми. Женские надписи имена, были на многих картинках.
-Сука! Сука! – ругался Пинокет и от досады и злости хотел выбросить пачку жвачки.
Пинокет найдя у бассейна Стаса, Фантора, Бармалея, поделился с ними произошедшим, забыв упомянуть о жвачке.
- Дурак ты! – сказал Стас.
- Что теперь будет? Как забрать тетрадь? – спросил Пинокет.
- Попробуем через Лёху, и Ржавого, они якшаются, с девчонками. Но всё равно теперь узнают все про рисунки, и Белла и вожатые, как пить дать.
Физиономия Пинокета сморщилась как будто финик. У него хранилась ещё нераскрытая пачка жвачки. Какие душевные волнения испытывал Пинокет? И уснёт ли спокойной он ночью? Зачем он взял тетрадь в лагерь? Зачем обменял на жвачку?
- Надо всегда договариваться. Ты что не мог сказать?: — Алёна посмотрите, но несите эту дрянь бабушке Таисии и тёти Белле. А у них мозгов не более наших.
- У кого мозгов не более наших? У Таисии или Беллы?
- Тяжёлый ты человек Пинокет… — сказал Миша.
- Так что делать? – виновато спросил Пинокет.
- Повалили к Лёхе и Ржавому,— сказал Фантор
- Змей попросят, сигарет, а может и вина,— сказал Маклай.
Тетрадка действительно обошла почти весь женский коллектив лагеря, хихикали и девчонки от Алёнки до Фанеры и Б-52, затем кто-то из девочек глупышек показал сначала своим а затем и другим вожатым, а после всего вожатая первого отряда Вера показала продукцию Белле. Морально Пинокета спасало то что не он один создавал тетрадь, да и вообще как бы тетрадь была не как бы его, то есть он был хранителем тетради. Уже под сон час ребята нашли давних неприятелей которым и объяснили ситуации. Сначала двуглавый дракон в лицах Лёхи и Ржавого посмеялись над Пинокетом, затем пошли искать Алёнку. Тут то Алёнка и сказала, дала жвачку за тетрадь, а сама тетрадь в третьем отряде, а может быть и в первом. Разборки велись до самого сна. Вроде кто-то из девочек первого отряда всё пообещала вернуть тетрадь.
- Ну, ложитесь спать художники,— сказала напоследок на ночь вожатая второго отряда Оля и выключила свет.
- И вы с нами ложитесь,— ляпнул кто-то из темноты.
- Кто это сказал?! – строго спросила Оля, вновь включив свет.
Но ребята молчали. Постояв молча минут пять Оля закрыла дверь.
- Рыжий, дурак ты, ты думай башкой своей коричневой, что говоришь, при всех. У вас, наверное, круглые сутки в башке как бы поспать,— начал вполголоса укорять Маклай.
- А у тебя, что в башке? – огрызнулся Рыжий.
- Ты один хороший, а все плохие,— добавил Пинокет
- Я не говорю что я хороший, просто у вас одно, как бы пожрать да баб пощупать или ещё чего. Только Ваши разговоры и слушать! Вы даже другим не даёте сказать, и не слышите, только Вашу пошлость и анекдоты выслушивать должны слушать.
- Да ладно тебе,— вдруг отозвался летун.
- Не приеду я больше в Росу! В другой лагерь поеду! – в напутствие перед сном сказал Маклай.

А под утро девчонки уже смеялись, дразнили и Пинокета и других художников:
- Нарисуй, меня, меня нарисуй, с натуры. Красками! Пошли за речку там меня срисовывать будешь.
- Бармалейчик! Пошли за поляну, рисовать меня будешь. Я до гола разденусь.
Пинокету так было невыносимо стыдно, что только таблетки могли приглушить душевную боль.
- Извращенцы! Пошляки! Бандиты! – увидев Пинокета пробубнила зло Б-52
К вечеру тетрадь вся потрёпанная вернулась к Пинокету, которую он и спрятал под матрац. К какой-то момент он хотел порвать или выкинуть тетрадь. Но раздумал.
Через пару дней наступили родительские дни, и дело о тетрадке затёрлось и под забылось.

Смеркалось. Головастику хотелось в туалет, но он мешкал, раздумывал, прислушиваясь к своему организму, вероятно, он хотел посидеть в одиночестве как дома.
Повременив, он всё же лёгкой рысцой побежал к строению окрашенному в белую известь в конце мая. Рыжий, Пинокет и Стас у речки, что позади туалета видели из темноты бегущего Головастика со стороны корпуса. Рыжий подкрался тихо и ловко закрыл дверь туалета, в который забежал Головастик на крутящуюся задвижку и, отскочив за туалет Рыжий зарычал:
- Рррррр!!! Мммммммм!!!
Также зарычали Пинокет со Стасом.
Затем Рыжий душевно запричитал и закричал:
- Ой, ой, помогите, медведи! Ой-ой! Руку ест, отгрызает! Помогите!
Ужас охватил Головастика, благо вовремя он успел облегчится. В щелку двери он видел только край света лампы, и мошку, освещенную в свете. Воображение Рыжего с оторванной рукой, или ногой. А рычание медведя? Вдруг медведь ворвется в туалет и откусит Головастику руку или ногу? А крики и стоны Рыжего всё продолжались, как и рёв медведя.
Визг и крики испуганного Головастика услышали на всей территории Росы несколько девочек побежало к туалету.
- Кто его напугал? — строго спросила Белла, главврач лагеря. Но те, кто испугал и сами испугались Беллиного гнева.

Маклай был уверен что это его схема по выдворению Павла сработала. Возможно, немного и так, конечно же пьяного Павла видели старшие но ждали предлога и повода и вот момент настал. Утром четвёртого дня перед торжественной линейкой Павел опохмелился уже не за речкой, а из тумбочки что стояла у койки. Павел и не заметил пристальных взглядов и чутья старших. В жаркий августовский день от Павла несло вовсю, не спасал ни терпкий болгарский Помарин, ни ягоды лимонника. В Росе ребята озорничали и хулиганили постоянно, но вид пьяного и к тому же дурного увальня достал уже и старших. А случись эпилептика или ещё какой сбой, и тогда старшие бы держали серьёзный ответ. К тому же в начале заезда была показательная порка. Ещё Таисия тайком выборочно вскрывала детские письма и читала жалобы, которые и посылал Головастик. На счастье Таисии Головастик забывал от отосланных письмах..

Пинокет по какой-то причине забежал в медицинский кабинет Беллы. Пузыри, ампулы, тюбики, большой шприц которым промывают мозги толи через уши толи через нос. Глаза Пинокета вдруг наткнулись знакомое название – Седуксен, таблетки которые давали ему зимой, без раздумья он сунул тюбик в карман. Ещё Пинокет засёк пузырёк с эфиром, оглянувшись он схватив пузырёк открыл его и поднёс его под нос и сильно втянул пары из пузыря. Белла! Белла! Белла! – зашумело в ушах, как звуки морского прибоя. Ещё раз но уже ртом Пинокет вновь вдохнул в себя вновь эфир, закрутил пробку и выбежал с пузырьком побыстрее.
- Эх музыки бы сейчас! – уже вдохнув пары эфира на траве, прикинул за торчавший Пинокет, и сделав ещё несколько дыхательных упражнений. Спрятал украденное пошёл гулять по лагерю. Найдя и приведя Стаса к тайнику. Пинокет показал и таблетки и эфир.
- У Бэллы с######! – похвастался Пинокет.
- Да, снадобье как раз по наши больные души,— сказал деловито Стас. Сейчас жрать нельзя. Спалят!
- А когда?
- Лучше часа два до сна.
- Так мы и так в час два ночи ложимся.
- Ну а сегодня ляжем пораньше,— подмигнул весело Стас.
В эту ночь Стас и Пинокет не болтали всякие гадости перед сном, они крепко и сладко спали.

Белла не сразу недосчиталась эфира и Секуксен, и подозрение её почему-то твёрдо пало на Лёху, и Ржавого, на самых старших и… придурачных, и товарищей Павла. Она подходила к корпусу первому отряду разговаривала с ребятами а сама внимательно наблюдала за обоими. Но Лёха и Ржавый и без эфира и Седуксена были дурны и весёлы.
Утром но сонливости и запаха не было. На Пинокета и Стаса она и не могла подумать.

В отличии от многих других Миша любил выйди из лагеря и в одиночестве один погулять в таёжной округе. И один он много чего видел. Мог разглядеть каждую травинку, каждый камешек, пристально смотреть на дно ручья и заводи.

Белла сидела, возле своего флигеля на стуле читая книгу. Подошёл и Стас и начал вертеться возле Беллы.
- Чего тебе Стасик,— спросила Белла.
- Мне бы пару палок чая…
- Какого чая?! – краснея и меняясь в лице спросила Белла.
- Заварка иногда попадает через ситечко в стакан, вот так и говорят: «Пару палок чая».
- Надо же…- облегченного прореагировала Белла. -- Кстати вам чай противопоказан.
- Я знаю,— ответил Стасик.
Стасик пристально посмотрел на Беллу. Белый халат как всегда на полуголое тело.
- Хорошо иметь жену врача,— вдруг снова начал Стасик.
-Рано тебе ещё Стасик, об этом думать.
- Рано думать или рано говорить?
- А работать мне не надо, я страховку к 16 лет получу, бабушка обещала дачу или комнату трёхкомнатную переписать
- Стасик а сколько тебе лет?
- В октябре будет 13, могу кстати вас пригласить на день рождение, с родителями моими познакомитесь.
- Да что ты?
Белла и Стас замолчали. Спустя минуту Стас попросил.
- Белла будьте добры, мне бы пару таблеток на ночь.
- На, только выпей перед сном.
- Я знаю.
Когда Белла отвернулась Стас смело обнял её упругий стан.
К ужасу Стаса Белла не стала освобождаться а просто спросила
- Ты чего Стасик?
Но Стасик не отпускал Беллу. Наконец он высвободил Беллу и убежал.

Стас увлекался и развлекался с девочками, вожатыми, и Беллой всё больше и больше. В отличии от Пинокета у него не было ни схем ни конструкций. Наглость, и отец, которым он иногда стращал и шантажировал придавали ему энергии и похоти. Ещё спасало и выручало ещё одно «золото» — молчание.

Возможно моральные и душевные муки испытывал Пинокет, Стас, или Фантор о чём они особенно не афишировали. Но Кощею тяжело приходилось физически. Его как талисман трогали, щупали, прижимали к себе, давили. Маленький, худенький, наголо остриженный, растопыренные ушки, шепелявый, при улыбке без многих передних зубов, и этот смех, детский, раскатистый заливной, приподымал настроение, повышал аппетит, улучшал сон. Весь вид Кощея говорил: Пощекочи меня. И волны радости поплывут в отдаленном лагере.

К ночи у Кощея болели плечи, шея, и лагерная кушетка была для него небесным облаком, где отдыхали его косточки. Такие ребята как Стас, Пинокет, и даже Маклай с Фантором со своим порогом праведности и психического расстройства могли бы легко и просто убить за обиду, но Кощей терпел как его учили в секте. Конечно же Игорек был слаб и мал, что бы знать что противника нужно бить чем придётся под руку. Пройдёт год полтора и он начнёт возмужать и тогда за просто так не уже потискаешь за шею. Пройдут года и именно из Кощея порядочный человек и добрый человек со здоровой головой и телом, потому что заберут во флот. Но все это будет впереди. А вперёд нельзя запрыгнуть. Можно, но это будет не интересно потому что нужно описывать судьбы других мальчиков и девочек, а судьбы складываются по разному, и не всегда в хорошую сторону. Вот Павел, кто и что из него получится?

Маклай видел как относятся к Кощею. Маклай и летун Женя а иногда и Головастик с Андрейкой-овальная голова старались защитить Кощея от постоянных терзаний. Но для этого Игорька нужно было держать при себе. А жизнь такова, что люди не всегда вместе.

Игорёк, то есть Кощей и Андрейка — овальная голова по настоящему решили бежать со второго дня пребывания в Росе. Бежать в таком возрасте и из такого места было весьма сложно. В городе вышел, прошёлся минут пятнадцать на троллейбус, или электричку. А здесь в тайге? Водители редких автобусов бы их не посадили, перехватили бы их и в райцентре. Андрейка смутно помним маршруты, а Кощея привезли на грузовике. Ёщё не было денег, хотя бы по рублю. А что бы они сказали родителям? Пожаловались, подставив бабушку Таисию и вожатых?
На счастье или Таисии или малышей, о «побеге» узнали из надуманного плана Маклая, и из других источников, из-за чего шестого утром списали Павла.

На следующие выходные после родительского дня в Росе случилось весьма примечательное событие. Свадьба. Нет, свадьба не между кем то из отрядов, а свадьба в посёлке, но с застольем в лагерной столовой. В субботу, поужинав часом раньше, часов в 18.00 ребят стали выводить на стадион. Естественно на стадион ушли не все, некоторые как всегда побежали в лес, но кое-кто всё же просочился назад. Некоторые девочки хотели посмотреть на сельскую невесту, а некоторые ребята как Лёха и Ржавый, Рыжий, Пинокет, Стас хотели даже выпить «под сурдинку» выпить чего-нибудь «такого». Кое-кто занимался на стадионе подвижными играми, кто-то хоровым трезвым пением, а несколько ребят пили водку у своей столовой.
После десяти вечера сельские с песнями не спеша, начали расползаться по дороге, что была за забором лагеря. Немножко задержавшись, отъехал неполный автобус, а затем и Газ-52. Сельская свадьба обдула лагерь чем-то таким жизненным, заботливым, домовитым, весёлым. Девочки больше всех были тронуты происходящим, вероятно воображая себя невестами.
Следующий день воскресенье обещал быть не менее веселым и радостным. Анатолий ещё в субботу с утра с кем-то из вожатых с утра уехал по делам. А ребята настроились на воскресный день. Ко всему прочему после родительского дня у мальчиков появилась копеечка, и решено было при случае идти в магазин. Но воскресенье выдалось немножко другим. Поварихи с завтраком задерживались, пьяный Андрей с дядей Серёжей что-то обсуждали, временами переходя на крик. Завтрак оказался каким-то прохладным и слабеньким.
После обеда вдруг по дороге пыля примчался к столовой вчерашний ГАЗ-52, и началась совсем даже не киношная драка. Трое пьяных приехавшие к столовой и учинили первый раунд с Андреем и дядей Серёжей, одна из поварих выскочив и громко крича, пыталась кипятком охладить нападавших, но безрезультатно. Грузовик этот какой-то злой и бешенный ёщё заприметили на подъезде к лагерю. Казалось, что драка прекратилась, но вскоре переместилась в центр лагеря. Директриса Таисия находилась в лагере, но в сей момент не могла ничего сделать, и как-нибудь остановить. Поварихи визжали, трое мутузили и били Андрея и дядю Сережу, а дети смотрели и смотрели. Некоторые девочки пытались, вступится, но безрезультатно. Драка не прошла бесследно, некоторый дети за температурили. Белла раздавала успокоительное. Ржавый с Лёхой намеревались махаться с какими-то неизвестными деревенскими.

Анатолий, уезжая в Росу на все три месяца рассчитывал получить под 600 рублей, «за вредность», и совмещения двух ставок. Но за два месяца ему начисли всего 316 рублей. Вернулся Анатолий не в духе с тремя бутылками водки в портфеле. Пить Анатолий сначала начал под вечер «перед сном», а затем и с утра, и с обеда. На стадионе многие из ребят чувствовали ещё хорошо знакомый запах перегара и просто водки. Да и глазки водомера были залиты.

Домик, который делили врач Белла, и «водомер» — физрук лагеря был расположен между плацем и столовой.. Летний домик. Если помещение Беллы было сугубо медицинским. То комната Анатолия чем-то домашним, и уютным где был чайник, радиоприёмник, книги. Книг у Анатолия было мало, но зато интересные, несколько роман газет, несколько художественных книг. Была и литература на медицинские темы, с книгой о дурацких и идиотских физиономиях которую любили посмотреть ребята. Утро Анатолий проводил с ребятами на плаце, до и после обеда на стадионе. Иногда ребята посещали Анатолия, иногда заходили девочки, что вызывало ревность у мальчиков.
Пинокету в какой-то момент стало дурно от того, что Оля заходит хоть и с девочками к Анатолию.
– Сожгу! Сожгу Водомера! Ночью сожгу!!! — в пылу ревности и «прихода» то есть психического расстройства сидело в голове у Пинокета, и он пошёл за столовую в поисках солярки. Но кто-то отвлёк его, и Пинокет как-то так легко и просто позабыл и об Анатолии и об Оле.

Через день или два после свадьбы, ночью, в пол третьего в Лесной Росе раздался детские душераздирающий детский крик разбудивший, напугавший и всполошивший весь спящий лагерь. Крик этот длился не менее минуты, и исходил из третьего корпуса. Кричал Головастик.
- Всё! Это конец! – первое мелькнуло у старших и вожатых.
- Сука!!! — как минимум подумало треть лагеря.
Крик Головастика прекратился когда вожатые вбежали и включили свет в палате. Сняли майку начали осматривать всего. А Головастик перестав кричать громко плакал. И вскоре причина дикого детского крика прояснилась с его же слов.
Оказалось Головастик увидел с совсем не детский сон. Сон, как будто его хоронили какие-то страшные длинноногие дядьки и тётки. И в то момент закапывания Головастик не вы держал и... Так была устроена его нервная система.
Если бы Головастик загорланил двенадцатью часами раньше или двенадцатью часами позже то лагерь наверное бы разразился смехом, но ночью все не на шутку были перепуганы.
- Хоронили меня, хоронили, закапывали какие-то длинноногие,— плача рассказывал Головастик всем прибежавшим.
- Ничего, вот сейчас таблетку примешь и снова уснёшь.
- Боюсь! Боюсь я спать! — говорил мальчик вновь переходя на плачь.
- Не бойся, ты же мужчина!
- А вдруг снова хоронить меня будут?!
- Не будут!
- Не будут? – спросил с надеждой Головастик.
- Не будут. Не бойся ты же не один. Вон мальчики рядом с тобой.
Лекарства из разряда успокоительных — пустырник, валерьянку, или что покрепче были всегда под рукой у вожатых, и Белле не пришлось бежать назад.
- А ты до ужина лекарство принимал? – вдруг строго спросила Белла Головастика.
- Принимал,— наивно ответил Головастик.
- Ну вот сейчас выпьешь таблетки.
- Боюсь я!
- Чего ты боишься? Никто тебя пальцем не тронет! И ты же не один! – сказал Фантор.
- Правильно! – подтвердила Белла.
- Расходитесь, расходитесь! Спать пора! – начали командовать вожатые.
Наверное сказалась недавняя драка после свадьбы, а может быть что-то из дома, а тогдашний медведь за туалетом? Головастик относился к тем
- Головастик ### дал,— сказал хоть и весело но всё же с ноткой грусти Рыжий.
- Все мы здесь #######,— обобщил Маклай.
И все засмеялись. Кощей тоже перепугался от дикого крика дружка Головастика. Неужели так можно? А ведь он моего возраста. Днем Головастика иногда продёргивало но не очень, и вот. Как страшно. Какие разные недуги к людей. И эти лекарства, таблетки Скорей бы дожить до двадцать восьмого,— мелькало у сонного Кощея. Натянув на голову косточки простынь Кощей тихо уснул.
- Ну, уснули,— вдруг приказал один летунов. И во втором отряде начали засыпать.

Рыжий и Стас сразу после завтрака нашли весьма интересное занятие, они отлавливали на сладкое ос и пчёл за столовой. Работали аккуратно и с усердием умертвляя несчастных насекомых, а затем старательно изымали из насекомых жала. Жало эти они складывали в специальную белу бумажку. Готовя хороший сюрприз для кого-то.
- Подарок! Дары тайги! – хихикали и смаковали оба.
У Стаса оставалось несколько карамелек. Жал с дюжину или больше набросали в эту бумажку с парой карамелей и осторожно в настроении поплелись к корпусам.
- Андрейка? Карамельку хочешь?
- Хочу,— радостно но настороженно ответил Андрейка — овальная голова.
Подсознание Андрейки — овальная подсказывало что где-то подвох. Подвох был везде и повсюду, в воздухе, слева, с право, вчера, и завтра, в столовой и в туалете. К подсознанию только надо прислушаться и всё будет хорошо. И Андрейка протянул пальчики за карамельками. Всю руку продёрнуло током. Андрейка не понял что бьёт током. Он пытался сбросить это, но ток всё бил и бил.
- Ой! Ой! Мама! Помогите! – огласил крик несчастного у корпуса. А Рыжий и Стас убежали.

---
Змей начинали ловить с первых дней заезда. Андрей рабочий столовой, принёс в мешке двух полозов полтора метрового полоза Шренка, и редкого красного — пожарного длиной поменьше, даже кто-то специально побежал за сантиметровой линейкой. Змей измеряли, дивились, любовались, трогали, просили подарить. Андрей под предлогом отпустить змей отнёс их домой. В каждом отряде были смельчаки поискать змей в лесу. В третьем такими являлись Стас и Фантор, во втором больше половины ребят искали змей. Красный полоз принесённый Андреем не давал покоя всем.
После родительского дня две таёжные дороги ведущие от стадиона в дебри тайги стали похожи на проспект города где после завтрака и обеда ребята группами от трёх до пяти человек устремлялись в лес не боясь диких зверей которые были где-то близко. Скорее всего звери были или сыты или просто уходили от детского шума. Ребята шли и для моциона, и за змеями и за дикоросами в особенности лимонником.
В двадцатых числах августа как обычно сводная ватага из трёх отрядов Гера, Рыжий, Стас, Фантор, пошли в после обеденный поход. Отошли далеко по левой дороге километра на два. Гера и Фантор спустились к речке, а Рыжий и Стас остались повыше. Вдруг Фантор что-то заметил на полсекунды, но потерял из виду, сосредоточившись он вновь напряг зрение и увидел метрах в трёх на ветках дерева змею с красивой синей окраской и квадратными узорами. Осторожно разглядел змею. Нет не медянка, а полоз ранее не виданной синей расцветки, с небольшими красными крапинками на спине. Расцветка полоза не маскировало его, а наоборот выделяло среди зелени. Возможно, эта особь обитала где-то вблизи ручья или камней. Сердце Фантора застучало, и он аккуратно медленно подкрался и прижал особь за изголовье, затем стал снимать полоза с дерева. Гера что-то болтал, а Фантор уже держал красавца.
- Уж ты какой! Эй вы! Сюда! Сюда! — закричал Гера.
Прибежали Стас и Рыжий.
- Ух, ты! Смотри пятнышки, какие. Доить пробовал? – спросил Стас.
- Да нет у него яда. Полоз это,— ответил Фантор разглядывая полоза.
- А ну — проверим,— настоял Стас. И Фантор нехотя доверил полоза на предмет проверки яда. Рыжий ловко просунул ветку в пасть рептилии разжал силком.
- Осторожно, осторожно,— - волновался Фантор, его сердце ёкало от того, как ёрзают его рептилию.
- А где нашел? Покажи?- наконец спросил Рыжий.
В течение получаса троица обыскивала квадраты земли, и ближайшие деревья. Стас даже перепрыгнул ручёй, надеясь найти родню пойманного на той стороне, но всё было безрезультатно. Оставалось менее часа до ужина и уже возвращаясь по дороге Рыжий нашёл чёрно-жёлтого полоза Шренка, в длину меньше метра. Но красивее чем у Фантора не было. Ребята даже не успели рассмотреть красоту, спешили в лагерь к ужину. На подходе к столовой в кустах таилась спец тара трёхлитровая стеклянная банка. В которую Фантор и поместил красавца, напихав на ходу листвы и закрыв специальной про крышкой с дырочками для воздуха.
Договорились пока посторонним не говорить, так как Лёха, с Ржавым из первого отряда могли бы отобрать змею, да и вообще.
- Смотри не отпусти,— сказали в напутствие Фантору, и тот пошёл прятать в секрет своего красавца за ручей текущий за туалетом.
Но вечером и Лёха, и Ржавый уже знали о находке, наверное, от Геры. А ранним утром, до завтрака, Леха и Ржавый положив свои большие лапы-плети на плечи Фантора повели того показывать диковинного полоза.
Лёха и Ржавый вертели змею, передавая друг, другу обсуждая и как бы и не замечая Фантора, конечно же, они думали и как бы заполучить змею. Психика Фантора хоть и была крепче, чем у Пинокета или Стаса и секундами была мысль взять камень и разбить эти здоровые башки здесь же, в дурацких мозгах которых наверняка железно сидела идея конфискации рептилии. Ведь его змея, ведь он по всем правилам первый заметил и сам поймал. Ведь Фантор бы в силу своей воспитанности не отобрал у слабого или маленького змею или ещё что-нибудь, а почему они должны так делать? Двуглавый дракон в лице Лёхи и Ржавого разглядывал и вертел невыносимо долго полоза. Эти здоровые пальцы лапают его красивую змею, её же нельзя лапать, она как будет тряпка. И кто этих недотёп направил в лагерь? Камнем не забить этих «дядь», а вот папину двустволку с душой бы разрядил, картечь 12 калибра… пыжи, разлетающиеся в сторону…
Лёха с Ржавым действительно думали своими башками, как забрать змею, но не могли сделать сейчас. Вероятно, они поодиночке думали, кому именно достанется змея. Ведь у них уже были свои питомцы. Наконец мучительный досмотр окончен. Ко всему прочему «секрет», место, где таится банка с рептилией уже был известен им.
А после завтрака Фантора вновь просили показать красавца. Почти всему лагерю. Подходили все три отряда, подходили девочки, лица, рожи, физиономии, Б-52, Контуженный, а Зоркий Сокол ткнулся линзами аж в стекло банки. Алёнке тоже хотелось тоже такого полоза.
К обеду от переживаний, диалогов, и кучи всяких физиономий у Фантора разболелась голова. Не будь у него красавца, то он бы беззаботно как Маклай, Бармалей, или Сохатый сидел бы где-нибудь у заводи или ручья. Но случилось то, что случилось. С трудом Фантор выпросил таблетку у Беллы которой тоже показал красавца. А ребята всё подходили и подходили кто по второму кто по третьему разу. Тряся стеклянной банкой в солнечный жаркий полдень, где томился полоз, Фантор уже и забыл как утром ёрзали его полоза, за что в которых он мог разрядить отцову двустволку.
Подошли Маклай, Рыжий, Кощей, летуны.
- Альбинос это,— сказал Маклай.
-А что такое альбинос? – спросил Маклая Рыжий.
- Это значит, редкая она, одна на десятки или сотни тысяч.
-Пойдём ещё туда, ещё поищем? А? – загорелся Рыжий.
- Также можно её поискать и за нашим туалетом,— вдался в логику Маклай.
- А как эта особь называется?
- Надо энциклопедии разные, справочники, марки фауну посмотреть. Может быть это и не изученная особь.
- Да…- удивился Фантор.
- Маклай? А ты бы что сделал если бы была твоя? – спросил Рыжий.
- Я бы отпустил,— ответил равнодушно Маклай.
- А я бы поймал! – весело среагировал летун.
- Наверное дорого стоит,— спросил Кощей.
- Рублей сто точно стоит! – вдруг сказал Рыжий.
- Угу, а двести не хотел? Где ты такую ещё увидишь?
- Всё равно пойдём искать туда. Кто ищет тот всегда найдёт! – сказал гордо Рыжий.
- Найдёшь,— тихо ответил Маклай.
Фантор хотел переговорить с Маклаем ещё о чем-то, спросить что-то, куда сдать или журналистам показать, но в голове была каша, ко всему прочему пол ночи он провёл без сна.
Подходил обед, и Фантор побежал через дорогу, в лесок с банкой прятать змею. Несколько ребят попыталось выследить Фантора, но тот засек слежку побежал вдоль речки к стадиону, после чего преследователи отстали. Накормить бы его лягушками? Да времени нет. После ужина. На счастье Фантор был в третьем отряде, и кроме Стаса и Амурчика другие особенно не доставали разговорами о змеях. В обед Фантор был будто король. Все глядели на него, перешёптывались, показывали пальцами. Выйдя из столовой вновь послышались голоса:
- Покажи, покажи!
Подбежала вновь Маринка и жеманно вновь попросила подарить полоза.
- Потом, потом Марина! – утомлённо ответил Фантор.
- Жадина! – крикнула вслед Марина.

После обеда он повернул к бассейну, и оттуда вдоль речки спустился к месту, где несколько ребят сидело у воды. После ужина возьму в помощь Кощея и накормлю змею лягушками,— определил Фантор и сел на прохладные камни.
Одной из любимых занятий ребят было швырянием камней через речку в гнёзда шершней. Подошли соотрядники: Андрейка-овальная голова, Головастик, Зоркий Сокол. И начали метать камни через ручей в гнёзда.
Зоркий Сокол кидал как-то не по-человечески, через верх как будто его глаза были на макушке, да и рука была вывернута как некий маховик. Фантор что-то хотел сказать, встать и дать распоряжение Зоркому Соколу, как правильно надо метать камни, и что он подбирает не камни а какую-то ерунду, но Фантор был не по детски уставший от демонстрации редкой рептилии.
- Водички бы родниковой, чистой, прохладной бы…- только-только подумал Фантор, как вдруг один из брошенных Зорким Соколом камней соскользнул и изменив траекторию попал в затылок Фантору. Фантор как сидел так и упал на бок молча обхватив и без того больную да и ещё уставшую голову. На счастье Фантора камень всего лишь соскользнул с ручонки, да и сам камень был какой-то рассыпной скалистый, но и этого было достаточно к травме. Зоркий Сокол даже не заметил ранения Фантора. Да и зачем он метал камни в цель с 8-10 метров, если даже в четырёх метрах от себя не заметил скорчившегося Фантора. Наверное просто за компанию. Не зря говорится не можешь не берись. Фантор подумал что у него приступ или обострение, но вскоре подбежавшие развеяли его домыслы. Фантора повели к Белле, а Зоркого Сокола всего трясло как будто он совершил преступление века. Ребята из второго хотели побить «меткого индейца» но тот отделался несколькими шлепками и добротными ругательствами.

Примерно в минуты время ранения Фантора, километра в полтора от лагеря тяпнул Сохатого хоть и выдоенный, но все с остатками яда щитомордник. Причём событие это произошло ровно через сутки, после поимки альбиноса, что подметил позже наверное только один Маклай. Рыжий повёл искать змей туда где вчера нашли альбиноса, искали в том месте, и нашли…щитомордников…
Пойманного щитомордника положено было «выдоить», что и было сделано, но долговязый и медлительный и вообще не приспособленный к ловле змей Сохатый где-то зевнул и природа отдала зазевавшемуся самое последнее, с душой, причём тому кто не очень был заинтересован в отлове змей. Укусы были и в июле и Белла уже оказывала первую помощь. Только что обработав голову Фантора привели Сохатого с уже и вздувшейся рукой, и температурой.

Решено было обоих положить под присмотром Фантора положить у физрука Анатолия, а Сохатого у Беллы, благо Белла и Анатолий обитали в домике разделенном на две части.
После таблеток Фантор и Сохатый сладко уснули. Но ночью действия лекарств ослабло. И первым проснулся ещё пребывая в полудрёме осознав что голова его перебинтована. Вновь впав в полусон ему привиделся то Зоркий Сокол с большим пролетарским булыжником, то большая гигантская змея. Вновь проснувшись он услышал собственные стоны, прислушавшись к котором догадался что это не его стоны а стоны Сохатого. Сохатому было тоже плохо, худая рука вздулась и болела, а в теле особенно в сердце было тяжко.
Всю вторую половину ночи обоим чудились, и мерещились, которые ползали по полу, заглядывали в окошко. Ещё заползут сюда змеи задушат или искусают меня. А как змея? Она там в душной банке, голодная.
Травмированные переживали что доставили неприятности как и старшим в лагере, так и родителям. В условиях Росы заживление втрое быстрее, но недели всё равно было мало.
Лёха и Ржавый действительно хотели отобрать змею но ранение Фантора все перевернуло. Фантор решил проявить военную хитрость, и начал симулировать приступы головной боли симулировать тошноту, бред, и беспамятство когда те подходили к лазарету.
После второй но уже немее мучительной ночи многое в сознании Фантора поменялось. Утром до завтрака он выбежав за домик и придерживая повязку на голове засеменил за стадион устремился за стадион. Живая или нет? Добежав до тайника, лежала банка со змеёй. Фантор с волнением поднял банку. Что-то там зашевелилось, живая.
- Прости меня, что я тебя поймал,— прошептал Фантор и выпустил рептилию на землю. Сразу змея никуда не поползла, наверное ещё не веря что она на воле. Но через секунды медленно поползла в сторону. Стеклянную банку, тюрьму, решил не нести в Росу, и швырнув с силой в дерево. Придерживая повязку на голове Фантор бобежал обратно в лазарет.

----

После события с Фантором и Сохатым ужесточили и запретили очередной раз покидать территорию но ребята всё равно покидали территорию, пообещав не ловить змей и быть осторожными.
Ничего практичнее и удобнее чем выйти из столовой и пройти за стадион и ты уже в настоящей тайге, где тигр, медведь, рысь могли быть везде и повсюду. Маклай после ссоры у речки из-за раков с Пинокетом и Стасом в походы не ходил. Ему нравился покой и уединение. Но в последние дни всё же решил пройтись пару раз зная что всё равно вскоре расстанется с со лагерниками.
Договорившись что те в дороге не будут нести скую чепуху, и дребедень, и дурные анекдоты всему лесу.
Маклай, Кощей, Пинокет, Стас, Бармалей, малой сводной группой пошли к заводи.
Попросив чтобы при нём. Первый раз пройдёмся так за поляну, а потом подальше, по дороге по дороге.

Ребята остановились за поляной у заводи, в том месте где Маклай начал разводить костёр.
- Красиво здесь! Жалко фотоаппарата нет.
- За границей цветное фотографии уже есть, но дорого.
- У моего отца уже второй год в фотоаппарате «Зенит» плёнка американская, цветная. Он когда приплывёт в другую страну или порт так только один кадр делает, дома высокие, улицы,— похвастался Бармалей.
- Лучше бы природу фотографировал,— Маклай.
- Можно было бы акварелью отразить природу, но краску, бумагу, тащить, и с утра,— сказал Маклай.
- Может завтра прийти сюда? – сказал Пинокет.
- До завтра дожить надо, а то камнём по башке кто-нибудь даст как Фантору,— мудро ответил Маклай и ребята засмеялись.
- Смотри! Смотри! Это же форель!
Да откуда рыба здесь? Во большая какая! А как поймать?
- На рубашках у рукавов узлы! – подсказал Маклай.
- Вон и раки какие!
После дождя, в заводи прибавилось чистой воды. А вот откуда в такой заводи форель? Даже выше в горных ямах и углублениях с водой тоже замечали рыбу.
- Если эту форель правильно обработать и

Миша сидел как всегда спокойно наблюдал за товарищами. Пройдёт несколько дней и они разъедутся по домам. Затем судьба и обстоятельства будут разбрасывать их в стороны, так написано в книжках. Только в армию и флот по состоянию здоровья не возьмут. А возраст?! Самый опасный. В такие годы всё обостряется и выявляется! Нет, только двадцать восемь дней! А так тяжело с такими товарищами особенно с Пинокетом и Стасом. Эти слухи, будто лечебные смены раздвинут до двух месяцев, шестьдесят дней лета, а может и до трёх месяцев. Три месяца хорошо. Вот заедет полу-идиот вроде Павла или обормоты типа…. Ладно, всё же позади.
От таких мыслей даже легче стало. Бабушка говорила Маклаю «Пей лекарство», а тётя наоборот: — «Выбрасывай. Сделай вид, что глотаешь, а затем выплюнь. Химия эта всё… Лучше травы или настойки»
- Маклай! Спросить тебя можно? – вдруг спросил Пинокет.
- Валяй!
- А ребята больные только похуже нас есть и они ездят в лагеря?
- Наверное есть и ездят только их прячут ещё дальше.
- А почему их прячут?
- А зачем нас шизиков и сыкунов прячут? Ты попробуй убежать?
- Да…- понятливо сказал Пиникет.

- Здесь бы домик или ранчо, вон на том пяточке построить у заводи, и жить здесь,— сказал Маклай.
Если здоровье позволит я на архитектора пойду, или в геологи или биологи чтобы на природе работать, не люблю я город, шум. А в море чего интересного?
- Страны разные, заграница, города, и вещи иностранные, модные, жвачки много, модные Вещи, жвачка, чем себе люди забивают голову? Неужели обязательно ради вещей за границу? А мне бы к родителям?
- Маклай? А в море нас не возьмут? – осторожно спросил Пинокет.
- Конечно нет,— твёрдо ответил Маклай.
- Укачаться на волне можно?
Маклай тяжело посмотрел на Пинокета.
- Пинокет? Ты знаешь почему ты хорошо дерёшься?
- Почему?
- Потому что ты псих и от злости не чувствуешь боли.
Ребята засмеялись. В голове Маклая мелькнула вновь идея. Как бы у заводи построить домик.

ВЕЛИКИЙ ПОХОД
На вечер 26 числа был назначен прощальный костёр, для которого нужно было набрать разных веток и палок. В этот же день мальчиками решено было, идти с утра и большой группой дальше в лес. Дальше зимовья, и каких-то удалённых пасек. Лимонник вблизи лагеря почти весь собран, хотя отдельные очаги. Но с утра всё сорвалось, слабо временами моросил дождь, некоторые командиры также тормознулись. И тогда решено было идти после сразу, после быстрого обеда. Желающих идти оказалось немало. Десять человек. Собрались за столовой взяв с собою полу- поломанные часы, тупой столовый ножик, стакан, и разного рода мешки для сбора ягод.
Пошли вдесятером:
Леха, Ржавый, Бармалей, Маклай, Пинокет, Стас, Рыжий, Кощей, Анрейка и Головастик.
Хотели взять даже Зоркого Сокола но передумали, побоялись что тот напоследок отоварит ещё кого-нибудь.
Собрались оперативно у стадиона, в самый последний момент подошли Бармалей и Головастик. На Кощея стратегическая задача взять стакан в столовой, за что взяли и самого Кощея, которого впрочем взяли бы и без стакана.

Маклай специально договорился с Лёхой и Ржавым специалистами по поддержанию дисциплины.
- Итак идём далеко, куда ещё не ходили, идём строем. И не вздумайте орать на всю тайгу! Тебе Пинокет и тебе Стас это особенно относится! – начал Лёха.
- Кто раздумал может вернутся и сказать что мы пошли искать палки, ветки,— продолжил Ржавый.
- А далеко идти? – спросил Головастик.
-Ты что глухой, или русский язык не понимаешь?
- А если тигр или медведь? — Кощей.
- Если ты Кощей отстанешь по дороге, или отойдёшь в сторону, то от тебя даже косточек не останется.
- Бармалей! Где оружие возмездие?!
- За стадионом, сейчас я сбегаю! – и Бармалей побежал за факелам.
- Ну пошли? И не вздумаете разбегаться, и нарушать приказы? Сразу отпишем норму за полгода, да так, что тигр или своим покажется!
Отряд добровольцев быстро тронулся в путь, боялись что набегут «хвосты» и сорвут программу похода. Шли долго, быстро, прошли, пасеку и зимовье, и пройдя ещё метров полкилометра остановились. На удивление дорога уходила куда-то вниз в какую-то лесную низину. Как будто дорога уходила в глубь земли. Можно было пройти ещё немного но оставалось не очень много времени, ну что разошлись по двое и недалеко.
- Ну что, похоже порядочно зашли,— сказал Маклай Лёхе.

Запасливые ребята взяли удобные домашние мешочки, некоторые редкие целлофановые мешки, другие гроздья лимонника складывали в майки и рубашки.
Съели взятый уже подсохший и рассыпчатый.
Хорошо что хоть у Лёхи были какие-то зашарканные часы, но они почему то остановились в 16.47 как бы стараясь сохранить паузу и оттянуть променад в глуше тайги.
Маклай, с Бармалеем прошли орешник и нашли родник, и где и без стакана напились водицы которой очень хотелось после ягод.
Но время летело быстро.
- Мы хотели мы даже с красками и бумагами как-то прийти, но возни много,— сказал Маклай Лёхе, пытаясь настроится на лирику. Стас с Пинокетом молчали. Головастик, Андрейка-овальная голова, и Кощей держались втроём.
- Хорошо здесь,— - как бы угадывая мысли Маклая сказал Лёха.
- Лёха?! – покурим окликнул Ржавый.
- Давай! – согласился
- Что походы бы не устраивать? А то только на стадионе
- Пока соберутся, обоз кухонный, лазарет, время сколько пройдёт,— деловито Ржавый выпуская дымок.
-Всё равно сюда не дойдут.
- Это точно.
Лимонника было много, и розовые созревшие гроздья и зелёные набирающие силы. Ягоды лимонника, повышают тонус в лианах
- Разошлись по двое, и не за тричаса.
Собирали больше ягоды лимоннтка. Лианы. В глубине было и не жарко а както.
Что же мы раньше сюда не заходил
Отдпхнув начал собирать не спеша лимонник.
Родник, затем подник.
- Раньше вы балду пинали,
Маклай как всегда сел на травку и начал наслаждаться, природой.
Ребята будто бы пьянели.
- Далековато от города!
- УАЗиком три часа!
- Пинокет! Павла жалко? — вдруг спросил Маклай.
- А что ты меня спрашиваешь? – уклонился Пинокет.
- Он то нас не жалел,— ответил Миша
- Другие бы его просто убили, – разоткровенничался Стас.
- Тюрьма его ждёт, или колония,— и Пинокет показал не два на два скрещенных пальца.
- Это точно.
Было хорошо, прохладно, так хорошо как бывает в конце августа в тайге. Маклай как-то без часов определил что времени около 18.00 и пора в лагерь. И отряд гружённый гроздьями лимонника весом почти в 50 килограмм ягод тронулся в путь.

27 августа
После завтрака по многочисленным просьбам девочек решено было сделать прощальный поход к первой полянке и заводи. Пока упрашивали, пока собирались, пока строились, а строились не так вчера собралась сводная ватага за три минуты. Белла даже собрала аптечку. А Фантор и Сохатый тоже также напросились. В общем после только после десяти тронулись в дорогу. С песнями.
- Что же раньше сюда не приходили! Идти то двадцать минут (мальчики шли десять минут),— восклицали женщины и девочки.

Мише и некоторым ребятам было жалко что на их любимом месте устроили балаган, но теперь уже всё равно скоро всем уезжать. Пинокет со Стасом, а с ими же Фантомас, и Стас, как всегда старались удовлетворить свои низменные инстинкты стараясь пощупать кого придётся, и за что придётся и получая за это оплеухи.
Шумно посидев больше часа у красивой но уже и не девственной заводи. Гурьба началась сниматься с песнями. Кто-то даже побежал, стараясь убежать неизвестно куда.

Вот и подошел к концу последний месяц лета август. Других особенных событий в Лесной Росе не было. Забирать, выдёргивать уже прижившихся и освоившихся к беззаботной лагерной жизни родители уже начали с полудня 27 числа, с наскоку выдёргивая своих отпрысков то из туалета то из столовой, или стадиона. За весь 27 день уехало человек пятнадцать среди которых были Гера, Фантор, Щелкунчик, из второго отряда вечером уехал весельчак и чудак Рыжий.

28 августа.
Маклай в последние дни гулял один, лишь утром последнего дня взяв с собою Бармалея на сопку. Бармалей молчал, всегда бы так. Панорама с сопки была впечатляющей. Тайгу местами тронула осень, утренний воздух был резким и прозрачным. Лагерь уже на половину был виден сквозь ветки. Вот там в тех сопках где то прячется пещера до которой ребята не удосужились сходить.
- Красиво, Бармалей?
Бармалей молча кивнул головой.
- Я когда-нибудь сюда жить приеду, навсегда. Там у заводи, а может и здесь на сопке дом возведу, на архитектора выучусь.
- Ты же на биолога хотел? – спросил памятливый Бармалей.
- Я узнавал и в книжках читал, что всяко можно, дипломы, много профессий, так даже в жизни удобно...
- Одну бы профессию бы освоить,— вымолвил Бармалей.
- Вон там на тех сопках есть какая-то пещера какая-то, так и не сходили.
- Откуда ты знаешь про пещеру?
- У моих родителей топографические карты, на них все высоты, даже высота вот этой горы и название есть.
- Да? – заинтересовался Бармалей.
- Ну пора. Концерт окончен,— вдруг прервал Маклай. И цепляясь руками за ветки кустов и деревьев, стали спускаться вниз, в лагерь.
Пока Маклай с Бармалеем находились последние минуты на сопке, внизу в лагерь уже прибывали и прибывали родители. Пинокет записывал в зелёную тетрадь адреса, как будто он мастер писать письма. Уже уехали Сохатый, Гера-фашист но основной костяк всё же сохранялся. Взамен вертолётов за летунами прибыл военный автобус. Летуны привыкли к лагерю и явно не хотели покидать.
- Приедешь ещё Миша? — спросила Настя.
- Не знаю. Может и в ваш Авиатор поеду.
- Тебе адрес дать? – спросила Настя.
- А я знаю, ты в гарнизоне живешь.
- Да у меня мама в столовой работает,— тихо произнесла Настя.
Завидев что Маклай с Настей душевно воркуют, к ним потянулись летуны а затем и Стас с Пинокетом. Маклай краешком глаза заметил этот не хороший, и уже традиционный трюк, когда к двоим подваливает ещё кто-то не званный. Маклай не захотел портить настроение и попросту покинул Настю и пошёл к корпусу первого отряда, к вожатой Вере вновь интригуя напоследок ребят. Вера знала о способностях в математике и хотела договорится о репетиторстве над кем-то.
- Уезжаешь?
- Еще нет, но скоро дядька подъедет.
- Ну что поможешь?
- Конечно.
- А сколько стоит?
- Ни сколько.
- Что значит ни сколько?
Маклай замолчал, не зная что ответить. Но так его воспитали, денег не брать.
- Я помогу,— глядя в глаза Вере ответил Маклай.
- Спасибо Маклай.
- Вера! Что а можно я тебя поцелую?
- Ну поцелуй!
И Маклай поцеловал Веру.

Некоторые ребята суетились по лагерю, другие смирились но всё равно дёргались.
Нервишки,— подумал Маклай. Ещё немножко, пару дней, недельку, и Роса будет испарятся из памяти. Через три месяца забудется, но затем к новому году вспомнится, а затем опять. Только для трети или четверти Роса будет в будущем, а для других в прошлом.

Все ждали и никто не знал в какую минуту подъедут родители. А ребята уже привыкли ценить минуты, и хотелось сходить туда или сюда.
Вскоре за Маклаем приехал дядька на УАЗике. Миша хотел попросить дядю прокатить на прощанье по дороге в тайгу, но передумал. Эти дороги он уже обошёл а далеко дядька не повезёт. Уже садясь в дядин УАЗик увидел милицейские Волгу, со специфическим номером, это наверное за Головастиком или Стасом. На лужайке у леса, сидели чьи то родители и пили водку в ожидании своих чад.
- Здесь вода родниковая очень хорошая и лимонник в сентябре будет. Похоже я аралию видел. Надо бы заехать?
- Заедем, костёр разведём,— ответил дядя, и Маклай довольно улыбнулся.
- А то место запомнил, где видел аралию? – спросил дядя.
- Естественно.
Уже было, расставшись с Росой. На поселковой дороги Маклай увидел Олю с мамой в ожидании автобуса. Это наши подсадим?

За Пинокетом приехала мама. И он записав ещё несколько адресов начал прощаться, забегая то к одним то к другим то к третьим.

Игорька, то есть уже Кощея, посвежевшего, и «осоветившегося», мама забирала вечером на том же Газ-52.
- Как отдохнул Игорёк?
- Хорошо,— на выдохе сказал Кощей. Вспоминая как в первые недели буквально терзали его тельце.

- Ваши дети в тайге подождите – говорили вожатые некоторым родителям. И родители ждали своих чад с щитомордниками, медянками, полозами. Сборы были скорыми благо собирать было кроме самого чада.
- До свидание Таисия! До свидания Белла. До свидание Таня! С друг другом не было особых прощаний. Меньше всего ребята прощались с друг другом, хотя кое-кто успел обменяться адресами.
К утру 29го августа в Лесной Росе оставалось 16 душ. Но после обеда разобрали и этих. «Концерт закончен».

Произведение в стадии доработки.
Продолжение следу

2 июня 2006 года  23:54:56
Олег | Владивосток | РОССИЯ

---

Виктория Власс

Добрались до бесплатного...

Как-то в Сентябре на выходные у нас предстояла поездка в небольшой городок, к нашим землякам. Неожиданно для всех в девять часов вечера зазвонил телефон. Поездка наша отложилась по непредвиденным обстоятельствам. И тут моему мужу пришла в голову идея.
-Значит едем в горы! – проговорил он и стал мысленно представлять, как мы уже взбираемся на самую высокую гору в Альпах.
В принципе, я тоже обрадовалась, но какая-то нотка сомнения едва слышно прозвучала в моей голове.
Ни о какой подготовке к поездке не было и речи. В семь часов утра нас разбудил пикающий будильник. Дети ехать категорически отказались, но с нами решили «прогуляться» наши друзья Владимир и Ирина. С самой первой минуты бодрствования мой муж улыбался, предвкушая наслаждение таким мощным и красивым подарком природы – горами. Всё начиналось очень хорошо, несмотря на то, что на дворе месяц — сентябрь, дождливая Германия одарила нас солнечным и тёплым днём. Я приготовила пару бутербродов, накинула лёгкую курточку и одела прогулочные, очень удобные полукроссовки. Василий положил в рюкзак две бутылки минеральной воды и мы отправились «гулять».
Альпы видно было с далека. Они, находясь в слабой дымке тумана, притягивали своей грациозностью и золотисто-зелёным цветом. Где-то в вышине размахивая крыльями, как птицы и слегка покачиваясь, кружили аэропланы. Казалось, природа очень радовалась нашему приезду и делала всё для того, что бы мы могли наслаждаться её шедеврами. Мы нашли место для парковки недалеко от подъёмника. Все вещи решили оставить в машине, так как погода не предполагала никаких изменений. Моё внимание привлекли несколько человек, переобувавшихся с тяжёлые, солдатского вида ботинки.
-В такую жару? Странно,— проговорила я, проходя мимо.
Мы поспешили купить билеты на подъёмник. Вокруг всё было переполнено туристами. Мы приехали в маленький и очень уютный городок «Oberstdorf». В нём зимой проходят соревнования по прыжкам с трамплина. Вместо билетов нам вручили «кучу» проспектов и предложили для начала определиться с маршрутом. Только теперь мы подумали о том, что не мешало бы подготовиться заранее, тем более, что вся информация есть в Интернете. Пролистав проспекты по нескольку раз мы выбрали карту, в которой были обозначены все маршруты и указывались направления спуска и подъёма.
-Ну раз уж мы сюда приехали, то я думаю нам нужно доехать до последней остановки подъёмника и спускаться пешком вниз. Вот смотрите, самый оптимальный маршрут, по нему и пойдём!

Мы внимательно выслушали и, не обратив внимания на цифры указывающие высоту каждой горы по отдельности, кивнули головами в знак согласия. Конечно, раз уж приехали один раз в десять лет, нужно посмотреть всё, что можно. Билеты на подъёмник мы купили в один конец. У продавщицы поинтересовались, сколько часов необходимо на спуск.
-А вы действительно хотите спускаться пешком? — с лёгким удивлением переспросила она.
Мы замешкались, было непонятно чему женщина удивляется.
-Ну, я точно не могу сказать, в зависимости от маршрута, часа четыре, а может пять, не могу сказать,— продолжила она.
Мой муж услышав это обрадовался.
-Мы ведь, как раз на столько и рассчитывали! Время-то всего — девять часов!

Солнышко припекало и ослепляло, мешая разглядывать склоны и ущелья внизу. Подъёмник остановился на первой станции и половина людей вышли. Практически у всех в руках были «лыжные палки», как мне показалось.
-Зачем им эти палки? – поинтересовалась я у Василия.
-Понятия не имею, наверное с ними легче спускаться. Кстати, а вы знаете, что спускаться так же сложно, как и подниматься? – с лёгкой улыбкой спросил он нас.
Мы промолчали, улыбнувшись в душе. Как же! Как же! Или подниматься, столько усилий нужно, или спускаться — беги себе, только под ноги успевай смотреть...
На второй остановке нам пришлось пересаживаться в другой подъёмник. Вершина горы встретила нас необъятным плакатом, сообщающим, что мы находимся на высоте 2224 метра. Вокруг открывались просторы удивительной красоты. Все цвета смешались, как на палитре художника. На самой верхушке находилась смотровая площадка с которой можно было наслаждаться видом множества горных вершин.
-Господи, какая красота, как только ты мог сотворить такое? – неустанно восхищался мой муж. – Тебе нравиться?
Мне очень нравилось! Это такое восхищение стоять на вершине самой высокой горы и лицезреть то, что ни на одной картине не отразить в полном объёме. Рядом с площадкой взмывали и медленно спускались между гор аэропланы. Мой муж силён в географии. Он показал нам какие из соседних гор принадлежат Австрии, а в какой стороне Швейцария. Пограничных столбов не было видно. Мы присели на лавочку и достали свой завтрак. Неожиданно вокруг нас появились большие птицы, похожие на откормленных ворон, с ярко жёлтым клювом. Они явно привыкли есть с рук и, не сколько не стесняясь, стали выпрашивать у нас еду. Мы давали им кусочки хлеба они брали их и улетали, а через минуту были снова тут как тут. Владимир ловко подхватил одну из них за туловище, с целью рассмотреть поближе. У птицы оказался голос погромче голосов наших оперных певцов, после её крика на нас обрушилась чёрная туча пернатых. От неожиданности мы перепугались и Владимир сразу выпустил пленницу из рук. В один миг наступила полная тишина. Вместе с нами перепугались и ещё сотня туристов, находящихся рядом.
Около одиннадцати часов дня мы, вооружившись маршрутной картой, направились вниз. Дорожка была практически без препятствий. Через полтора часа мы были на площадке, где находилась вторая остановка подъёмника. Попив в кафе кофе и, немного отдохнув, мы направились дальше. Теперь дорожка оказалась с препятствиями, обрывами, водопадами по которым нужно было идти. Наш маршрут пролегал ещё через две горы. Узкие тропинки, на которые едва можно было встать двумя ногами, состояли из одних булыжников с острыми краями. Но, по началу, нам всё очень нравилось. Мы спустились между гор и наблюдали рождение облаков. Воздух был такой чистый и свежий, что невозможно было надышаться. Где-то вдали показалось стадо горных козлов. Мы очень удивлялись тому, что не было желающих посмотреть эту красоту. Не было ни души вокруг! Мы кричали, прислушиваясь к эху, исчезающему непонятно в какой стороне. Мы ощущали себя такими маленькими частицами Вселенной, что иногда становилось жутковато. Мощь давила и в то же время привлекала. Мы наслаждались природой. Казалось, что в каждой горе, каждом камне есть своя тайна.
Для нас незаметно прошли три часа. Василий стал снова смотреть карту. По его подсчётам мы уже должны были прийти к первому горному озеру, но перед нами стояла всё ещё непокорённая вторая гора. Усталость начинала давать первые сигналы.
-Озеро за горой, всего ничего осталась, метров двести в высоту! – обнадёживал нас мой муж и добавил,— мы ведь гуляем!
Наша прогулка начинала носить принудительный характер, но все молча следовали за предводителем. У самой вершины второй горы мы увидели двух парней с красными как у раков лицами и сбегающим по лицу потом. На спине у них был походный рюкзак, в руках палки и солдатские ботинки на ногах. Мы несказанно обрадовались их появлению. За четырёхчасовое пребывание в горах мы успели одичать.
-Сколько времени необходимо, чтобы добраться до Oberstdorf? – первым делом спросил Василий.
Парни переглянулись.
-Часа четыре, а может и больше! – ответил один из них и поинтересовался в свою очередь сколько часов мы в пути.
Мы на какое-то время онемели. Василий снова достал карту.
-Нам надо поторопиться, в восемь часов здесь будет уже темно, а значит придётся тут ночевать,— констатировал он.
Перспектива ночевать в горах возле обрывов, без тёплой одежды еды и питья, не привлекала. Времени на отдых не было. Мы молча отправились дальше и как только вершина горы оказалась позади, мы увидели горное озеро. То что мы его увидели ещё не значило, что оно рядом! К водоёму мы спускались ещё час. Перед моим воображением всё чаще всплывали мои удобные, прочные и жёсткие кроссовки. От камней мои «тапочки» разваливались, подошва стала такой мягкой, что иногда казалось, что я босиком, к тому же от постоянного спуска у меня онемели пальцы. Самое печальное было, что это была всего лишь половина пути...
У озера отдыхать мы не стали. Постепенно мы перестали замечать и красоту. Чем дальше мы спускались, тем сложнее становилась тропа. В двух местах были водопады, через которые нам нужно было идти. Ледяная вода на некоторое время привела меня в чувство, но в промокшей обуви стали скользить ноги. Внизу были жуткие обрывы. Наш путь проходил по ним и от одного лишнего движения можно было запросто скатиться вниз. Ухватиться было не за что, так же как и помочь не смог бы никто. На нашем маршруте было ещё одно озеро и ещё одна гора высотой около 900 метров. До моего сознания медленно доходило, что если я даже и смогу подняться на ещё одну гору, то спуститься уже не смогу. Суставы в коленях стали откликаться на каждый шаг пронизывающей болью.
До озера дойдём, а там посмотрим что делать,— ответил мой муж на мой пронизывающий взгляд.
Нам было смешно за собственную глупость и беспечность. Мы стали представлять как ночуем в горах, добываем огонь как первобытные люди, но ничего не могли придумать на случай дождя. Мы были в одних футболках и уже становилось прохладно. На озере Василий выбрал другой маршрут. Нам предстояло спускаться дальше, потому что подниматься мы были уже не в состоянии. Чем ниже мы были, тем больше встречали людей, сопровождающих нас сочувственными взглядами. Ещё через два часа я не могла разгибать ноги в коленях и идти вперёд. Мой муж держал меня за руку и я спускалась задним ходом. Со стороны это выглядело очень смешно, но для меня это было лучше, чем ночевать в горах. Мы заползли в городок с табличкой «Oberstdorf» в половине девятого вечера. Едва мои ноги ощутили асфальт, как я тут же разулась и пошла дальше босиком. Вокруг ярко горели фонари и на меня оглядывались прохожие, до которых мне не было никакого дела. Самое главное было тогда — наша прогулка наконец-то закончилась и на ближайшие десять лет нам хватит этих воспоминаний!
Но, как мы смутно и предполагали, на следующий день веселились все видящие нас родственники. Мне повезло больше всех – не нужно было на работу! Остальные же хромали, вздыхали, едва переставляли ноги. Но самое главное, что все с удовольствием вспоминали горные вершины и их поразительную красоту.

7 июня 2006 года  12:31:37
виктория | victoria-vlass@mail.ru | Schwendi |

---

Демьян Островной

Трусы для зоофилов
(Невероятная, но правдивая история)

В последнее время Тихон заметил по отношению к своей персоне нездоровый интерес со стороны представителей животного мира.
Первым его стал проявлять любимец зятя – кобель Глист. Мерзкая такса огненно-рыжего окраса, как только Тихон садился на стул, стремглав неслась к нему, целясь узкой длинной мордой прямо в причинное место, которым тот очень дорожил. Несмотря на возраст, бдительный Тихон опережал Глиста, вскакивал со стула, ловко уклоняясь от аппетитного щелчка собачьих зубов.
Затем соседская кошка, которая раньше едва завидев Тихона, задрав трубою хвост, бежала от него, как черт от ладана, вдруг стала необычайно ласковой, при встрече терлась о ноги, и, как казалось Тихону, недвусмысленно подмигивала желтым глазом.
А недавно на улице во время беседы со знакомым к нему тихо, незаметно подкрался карликовый пудель, и, подняв ногу, приготовился пометить его штанины присущим всем кобелям способом. Каким-то шестым чувством Тихон уловил его намерения и вовремя отпрянул в сторону, сорвав подлую диверсию животного.
Странно реагировали на него и бездомные псы, которых в городе развелось великое множество. Они подолгу сопровождали его до самой трамвайной остановки. Судя по вожделению в глазах, они явно рассматривали его, как невесту на собачьей свадьбе. А кому приятно чувствовать себя в центре внимания псиной своры?
Тихон терзался в раздумьях, пытаясь найти объяснение внезапно свалившейся на него аномалии, но ничего вразумительного в голову не приходило.
Найти ключ к разгадке тайны помог случай. Как-то в воскресенье собрались они с шестилетним внуком посетить зоопарк. Тихон по такому поводу решил сменить спортивные брюки на выходные штаны. Вовчик, присутствующий при этой процедуре, взглянув на дедовы трусы, покатился со смеху и выскочил в коридор, а через какое-то время возвратился со своей мамой, старшей дочерью Тихона – Аллой.
- Папа, что у тебя за необычные трусы? Вова говорит – неприличные. – Удивилась дочь.
- Нечего ему делать фантазеру вот и болтает почем зря. – Проворчал в ответ Тихон, но когда Алла с внуком вышли, распустил ремень брюк и заглянул под них.
Даже без очков было видно, что рисунок на трусах носил явно порнографический характер. На темно-коричневом фоне трикотажа в откровенно сексуальных сценах застыли фигуры разных животных: коза, похотливо выпучив глаза, делает минет козлу, а рядом тем же занимается кобыла со своим партнером; спиралью закрутились в объятьях страсти две змеи; валетом сплелись свинья и боров; в «офицерской» позе бык пытается овладеть немолодой уже коровой; забыв обо всем на свете, топчет курицу петух; почему-то в миссионерском положении слились в экстазе две синих собаки, а две желтых мышки занимаются любовью в «собачьей» позиции.
Да уж, Камасутра рядом отдыхает!
Восторгаться шедевром легкой промышленности времени не было. Тихон застегнул брюки, оделся и, прихватив за руку Вовчика, двинулся по намеченному плану в зоопарк.
Осмысливая по дороге увиденную им на трусах картину, он вспомнил, откуда у него появилась эта одежонка.
Еще до деноминации рубля, который обесценивался в тот нелегкий для страны период с невероятной скоростью, поехали они с женой отовариться на рынок «Оккервиль», что возле станции метро «Ладожская». И там, у лоточника в числе прочих покупок недорого приобрели впрок десяток трусов различной расцветки с наклейкой «Хулиган» на пояске. Жена настояла. Мол, трусы удобные, трикотажные, а главное, почти даром. Рисунки они не разглядывали, взяли стопку и бросили в сумку. Запас их постепенно исчерпывался, подходил к концу.
Последние супруга достала дня три назад, собирая Тихона в баню.
Страшная догадка вдруг поразила Тихона: «Все дело в трусах!». Но возвращаться домой, чтобы сменить их было поздно.
Поднявшись эскалатором из метро, дед с внуком обогнули здание станции «Горьковская» и последовали Александровским парком мимо мюзик-холла и планетария. Лошади, катающие желающих по дорожкам парка, завидев Тихона, не слушались поводьев, останавливались, косили масляным взором и игриво ржали.
Не передать, что творилось в зоопарке, когда в него вошли дедушка с Вовой.
Всегда флегматичные и молчаливые пингвины, совершенно утратили аристократический лоск, принявшись издавать непонятные булькающие звуки.
Обезьяны в клетках, игнорируя своих многолетних партнеров, сотрясали ограждение, пытались вырваться на волю, неприличными позами давая знать, что отдают предпочтение Тихону.
Жирафы завязывали в узлы свои длинные шеи от переполняемых их чувств.
Серый ослик как-то непривычно взволнованно завопил «И-а! И-а» и стал демонстрировать посетителям мощь своего детородного органа.
Встревожились даже хладнокровные, бесстрастные черепахи.
Волна сексуального возбуждения, как цунами, катилась вслед за Тихоном, охватывая все большее число обитателей зоопарка.
Не вникая в причины необычной реакции, но быстро сообразив, кто является возмутителем покоя среди зверья, смотрители вступили в переговоры с Тихоном. Заискивая перед ним и пообещав компенсировать билеты, они попросили его прервать экскурсию, так как дальше по маршруту находился слон и клетки с медведями. Предугадать же поведение хищников при появлении перед ними Тихона невозможно.
Деньги вернули, хотя деду было жаль, что внук так и не смог посмотреть зоопарк. Но тот, похоже, особенно и не переживал, лакомясь сладкой ватой и любуясь зеленым воздушным шариком в виде толстого бегемота, который тоже не сводил плотоядных маленьких глаз с Тихона. Может, это уже ему померещилось, но на всякий случай дед отстранился подальше от чудовища.
Домой возвратились рано. На немой недоуменный вопрос жены хмурый муж свирепо сверкнул глазами и молча проследовал в ванную. Там снял трусы, завернул их в газету. Переодевшись, забросил тугой сверток на антресоль, подальше.
С тех пор живность воспринимала его равнодушно.
Одно мучило Тихона: по каким признакам зверье догадывалось, что на нем одеты злополучные порнотрусы?
Загадка так и осталась нераскрытой.

2006

7 июня 2006 года  14:55:43
демьян островной | klepetr@yandex.ru | санкт-петербург | россия

---

Вера Пархоменко

Ника

Мы живем в частном доме. Большое, общее подворье и несколько строений. В одном домике живем мы с мужем, в другом его родители, а в третьем, его младший брат со своими различными, периодическими спутницами жизни. Живем дружно, потому что видимся редко. Здороваемся…. Здороваемся обязательно, иногда по несколько раз в день.
Однажды брат мужа принес во двор щенка, маленького, хорошенького, как мохеровый носок с глазками. На помойке нашел.
В частном подворье собака должна быть. Это все понимают. Старая овчарка Альфа пару месяцев назад околела, поэтому этот теплый, пищащий хомячок-переросток был встречен семейством тепло. Оставить собачку решили единогласно. Все, и с удовольствием.
Маленький черный комочек опустили на землю возле будки. Комочек пошатался, соображая, какие лапы предназначены для стояния, не выбрав ни одной из четырех – рухнул. Отец мужа сказал: «Как назовем?». Комочек пискнул, потерял равновесие и завалился на бок, после старательных, тщетных попыток принять хотя бы сидячее положение.
- А он точно не кошка? – спросила мать мужа – Он же мяучит.
- Я предлагаю – «Буран–Два», – сказал муж. – Или Цискаридзе. А что? Он такой черненький и танцевать пытается, когда его на ноги ставишь.
- Нет,— сказал брат мужа – лучше «Пресняков Младший в молодые годы» назовем. Он такие же ноты берет, высокие. Или хотя бы Даша, так звали мою первую любовь в детском садике.
А их мама сказала: «Нет. Имя должно быть простое, собачье: Рэкс, Джек, Дружок, Пасашок, … Он же его запомнить должен.
- А с чего вы взяли, что это «он»? – робко поинтересовалась я. – Может для начала, надо пол определить, а потом имя выбирать?..
Но умной мою мысль, конечно, не признали. Умных мыслей у невесток не бывает. Но, с недовольным видом, молча, согласились, что где-то я, в принципе, почти права.
- Итак, кто у нас лучший специалист по половым признакам? – спросил мой муж, когда его отец уже подносил перепуганного щенка к своему лицу. Должность специалиста ему, видимо, не приглянулась. И он сказал, что без очков не видит и надо бы позвать соседку, тетю Раю.
После этого, каждый из присутствующих, проверил свои эротико-биологические познания на несчастном животном. Мнения сильно разделились. А точнее, разделились поровну. Голосовали: два против двух. Глава семейства настойчиво воздержался, по причине слабого зрения.
Позвали соседку, тетю Раю. Она посмотрела и сказала: «Девка! Тока, на шо она вам сдалась? Она ж крупной не вырастет. Махонькой будет, шо та Чапа, с соседней помойки.»
- Зато экономична в эксплуатации! – ответил ей сильным доводом брат мужа.
Тут, мимо проходил еще один сосед. Сильно выпивающий мастер на все руки – Евгений. На всякий случай, собачку показали ему: «Что скажешь, Дарвин?». Он внимательно посмотрел на перевернутого малыша, и на первом же его выдохе, песик явно захмелел и икнул. На втором выдохе диагноста, собачке стало слегка поташнивать.
- Кобель, ясное дело! Вон, какой у него знатный… э-э-э… орган! Ик!..
- Это хвост, Евгений! – сказал брат мужа. – Отдай щенка, а то после твоей анестезии, он вообще из наркоза не вернется никогда.
- Кобель кобелька видит издалека!.. – заявил неровно удаляющийся мастер на все руки.
- А вы знаете,— вспомнила я,— на углу живет Зиночка, у которой большая, породистая собака – ротвейлер.
- Точно! – поддержал меня муж. – Она собачьи книжки читает и к ветеринару ходит. Она практически профи. Уж она то не ошибется.
Позвали Зиночку. Та с умным видом долго разглядывала собачку.
- Судя по всему … Э-э-э … Похоже-е… на… Ой! Так. Щас!.. Ну, да, да, точно… Скорей всего, это… Ой, она такая маленькая, что трудно еще сказать наверняка. Но, думаю, что девочка. Похоже, что девочка. Но я не уверена. Хотя, нет, в одном я уверена: это – дворняжка! Никакой породой тут не пахнет.
Собачку опустили на землю и заговорили о купорке. У кого как, в этом году удались огурцы, помидоры, капуста и прочее.
И, вдруг, трехлетняя дочка Зиночки, Леночка, громко закричала.
- Смотрите, она писяет как девочка! Мальчики же ножку поднимают, как наш Бдэк!
Все посмотрели вниз. Крошечный, черный комочек сидел в луже и хлопал глазами.
- Устами младенца… глаголет… — пробормотал напевно брат мужа.
- В этом возрасте, они вряд ли уже в курсе всех собачьих традиций испражнения – сказал муж.
- Точно,— подхватила их мать,— если он и угадает, где у него нога, да еще та, которую поднимают, то наверняка шлепнется, если станет ее задирать.
- А давайте подберем какое-нибудь нейтральное имя. Чтоб и девочке подходило, и мальчику,— предложила я.
В глазах общественности я прочла, что умной мою мысль никто не счел.
- Му-му, например! – сказал отец мужа.
- Ну, почему же Му-му? – защитилась я. – Можно Тэфи, или Бэби. Можно Лэсси …
- Ага, или Нэсси! – не унимался отец мужа.
- Лох-Нэсси!!! – медленно и выразительно проговорил брат мужа.
Тут наш безымянный пес неопределенного пола залился громким визгливым лаем, похожим на плач.
- Он же голодный! – сказала мама мужа. – С вашими именами совсем про дитя забыли. Мальчик, девочка, какая разница? Потом разберемся… — и отправилась за пропитанием, продолжая бурчать.
- Большинством голосов, все-таки, решили, что он – девочка! – сказал муж. – Пусть пока будет девочкой. Если что, потом переиграем.
- А еще, можно дать два похожих имени,— не унималась я. – Например, Дик и Дита или Ник и Ника. Называть пока женским вариантом, а когда окончательно определимся со статусом, ненужное «зачеркнуть» …
По затянувшейся после моих слов паузе, я поняла, что умной эта мысль никому не показалась. Тем не менее, отец мужа сказал, не глядя в мою сторону:
- Ника – хорошее имя.
- … Ника, Никочка,— сказала мать мужа, которая только что вернулась с рыбной котлеткой. Она жарче всех голосовала за женское начало и, услышав имя «Ника», обрадовалась, что «наши победили». – Кушай, девочка,— и предложила ей котлетку, размером с саму «девочку».
Щенок лизнул котлету, лизнул еще раз, и снова залился жалобным лаем.
- Привыкай, Ника, к суровым реалиям жизни,— сказал мой муж. – Никто здесь за тебя жевать не будет.
Песик замолчал и внимательно посмотрел на него.
- Ой, она отзывается на имя Ника!..
- Да-да,— сказал брат мужа,— лучше сама кусай. Кусать за тебя тоже никто не будет. А если будет, тебе же хуже.
Щенок понимающе тявкнул, и принялся добросовестно зализывать котлету, попеременно заваливаясь, то на один бок, то на другой.
- Ну, что ж,— подытожил глава семейства,— пусть будет Никой. – И ушел.
- Во всяком случае, пока Никой… — сказал его младший отпрыск.
Щенок, похоже, ничего не имел против имени, которым звалась богиня Победы, поэтому в конечном итоге, взял, да и оправдал результаты голосования. Покорился, все-таки большинству. Вырос он, настоящей, беспородной, с-с-с-самкой.
Предсказания тети Раи сбылись в точности. Собачка во взрослом состоянии оказалась размером с кошку. Но дворянское происхождение и трудное детство на помойке сильно повлияли на формирование ее характера. Она выросла очень сообразительной, хитрой, шустрой. Легко может отобрать лакомство и Зиночкиного Блэка и у любой другой собаки. Как? Да очень просто: она тихо подкрадывается сзади, сильно кусает жующего конкурента за пятку, и пока этот тяжеловес взвизгивает и оглядывается, она быстро его оббегает и расправляется с угощением. Когда тот разворачивается обратно, уже ни Ники, ни ее трофеев в помине нет.
- Вы что, его совсем не кормите? – спрашивает Евгений как-то. – Да, что, что? Опять ваш кобель погрыз бабы Валиного Тостера из-за косточки.
- Да не кобель он, Евгений, смирись!
- Раз «он», значит, кобель. … Пшел вон! Нет у меня костей. Чё он ко мне пристраивается, сзади? Ик!
- Да это он очередь занимает, посуду сдавать.
В вопросах ухода, содержания и дрессировки мы всегда советуемся с Зиночкой. Она точно знает, как блох вытравить, как занозу из лапки достать и как отучить собаку гадить на тропинках. Чуть что, мы к Зиночке – что делать?
Однажды Ника сильно заболела. От еды отказывается третий день. Лежит, глаза больные, грустные-грустные. Не бегает, не шалит, даже не ходит. Лежит все время возле будки и даже голову не каждый раз поднимает, когда к ней подходишь. Только глазами жалуется. Мы к авторитету: «Зиночка, что с ней? Как лечить?»
Зинаида пришла, внимательно посмотрела и говорит:
- Все ясно. У нашего Блэка такое было. Это – клещ. Она на что-нибудь особенно жалуется? Ну, там, лапку лижет, или нос трет?
- Да нет. Не трет. Просто лежит и жалобно смотрит. Не ест и не пьет.
- Понятно. Значит, подсказывать, где у нее клещ, не хочет. Придется искать самим. Ваша задача аккуратно обследовать все ее тело, найти паразита, и правильно его удалить.
- Правильно, это как?
- Правильно – не оторвать попку, вернее брюшко. Чтоб не оставить кусок клеща под кожей, а то загноится. Для этого, его нужно вывернуть, как шуруп. А еще лучше, заставить его самого вылезти.
- Как же его заставишь? Квартплату что ли взимать за проживание?
- Клещи не выносят запаха подсолнечного масла. Поэтому, когда найдете его, смажьте вокруг укуса маслом и его самого можете намазать. Иногда это помогает.
- Что значит, «иногда»? А если не поможет?
- Да вы сначала его найдите! Вон, какая она у вас лохматая. Часа три-четыре уйдет на поиски, если не брить.
- Как это, «если не брить»?
- Я бы побрила. Так быстрей найдете. Ей же полегчает быстрей. А, внешний вид для нее не так уж важен. Она же дворняжка.
- А если побрить, когда шерсть опять отрастет?
- Не знаю. Может, никогда.
- Да не, брить не будем. Замерзнет. Зима скоро… — сказал отец мужа.
- А может, ее просто всю маслом намазать? – сказал брат мужа. – У клеща тогда такая паника начнется.
- Можно… — сказала Зиночка, немного подумав.
- А у Ники паника не начнется? – спросила я.
Собака жалобно приподняла голову.
- Та не боись, дуреха! Это не больно.
Несчастную собаку вымазали подсолнечным маслом с ног до головы. Не в силах сопротивляться, она смотрела на извергов такими же глазами, какими обычно смотрит Евгений на своего случайного работодателя, когда выпрашивает аванс, через полчаса после начала работы.
Время шло. Клещ не обнаруживал себя. Собачке не легчало. Все посмотрели на Зиночку.
- Постойте, вы сказали «не ест и не пьет»? – вдруг спросила Зинаида. – А вида воды не боится?
- Да нет. А что?
- На воду как реагирует?
- Отворачивается.
- Отворачивается как? Со страхом, с отвращением, с дрожью, или просто?
- Да, черт ее знает! За ней разве уследишь, с чем она отворачивается?
Принесли воду. Поставили перед Никой.
Собака со страхом понюхала миску. Подняла глаза на склонившуюся над ней толпу, с презрением посмотрела на мучителей, жалобно вздохнула и закрыла глаза, обиженно положив мордочку снова на лапы.
- Да, на бешенство не похоже,— огорчилась Зиночка.
- На что? На бешенство?
- Ну да, собаки не выносят вида воды при бешенстве.
- Зин, прости, пожалуйста,— очень вежливо спросила я,— так ты что же, насчет клещевого диагноза не уверена?
- Честно говоря, начинаю сильно сомневаться.
- Мы же чуть не побрили ее! Бедненькая, она вся в масле.
Ника открыла глаза и вздохнула.
- Ну, если клещ отменяется, давайте ее мыть. – сказал муж.
Собака посмотрела на него, как бы говоря «Предатель!». Несчастную посадили в таз с теплой водой и стали мыть собачьим шампунем. Чтобы смыть масло одного раза не хватило. И двух раз тоже. И трех. После четвертого, богиня победы заплакала и чуть не заорала: «Отстаньте от меня, живодеры!».
Ее отпустили. Собака вяло отряхнулась и легла возле будки, уронив морду на лапы. Через несколько секунд она медленно поднялась, превозмогая недуг, развернулась мордочкой к будке, хвостом к толпе и снова легла, всем своим видом заявляя: «Видеть вас не желаю, чудовища! Я вам так доверяла!.. »
Многим из нас стало стыдно.
- Думаю, самое лучшее,— сказала я – что мы можем для нее сделать, это отвезти к ветеринару.
Присутствующие собаководы сочли эту мысль крайне неумной. Зиночка явно обиделась, что в ней усомнились.
- А ты думаешь, при таких симптомах, ветеринар поставит точный диагноз? – сказала она. – Тоже будет лечить наугад, только в сто раз дороже.
- А может само пройдет? – сказал брат мужа.
- Конечно, пройдет! – сказала Зиночка, которой не терпелось блеснуть медицинскими познаниями. – Потому, что все проходит. Вариантов тут два: когда пройдет, она либо сдохнет, либо очухается.
Собака вздохнула и, предвидя продолжение лечения, поползла в будку.
- Да может у нее просто глисты? – осенило неожиданно Зиночку. – Вы давно глистов травили?
- Никогда.
- Никогда?!.. Ну, конечно, глисты! Собакам обязательно надо травить глистов. Каждые три месяца. Они же на улице подбирают всякую гадость, общаются с другими собаками, у них у всех глисты появляются и если не травить… Теперь понятно. Бедненькая, она такая маленькая, а их там, наверно, у нее внутри уже целая куча, всех сортов и размеров. Жрут ее изнутри…
- Хватит, Зин! – не выдержала я, живо представив себе внутренних поедателей. – Как их травят, этих глистов?
- Специальными препаратами или народными средствами. И, кстати, если это глисты, то без лечения она точно сдохнет! Они ее сожрут.
- Постой, что значит, «если»? ты опять не уверена?
- Ну, сто процентов тебе ни один врач не гарантирует, кроме патологоанатома, но на девяносто пять, девяносто … восемь … с половиной процентов я уверена. … Да не, ну если вы ни разу не травили, то, конечно, это глисты. Я уверена – глисты!
- Ладно, говори, как травить.
- Можно Дронталом или Азиноксом. Ой, да я сейчас посмотрю дома. У Блэка что-то оставалось. Если есть, я принесу. Мне не жалко.
- Они дорогие?
- Да нет. Не волнуйтесь.
Зиночка принесла таблетки.
- Вот! Одна таблетка на десять килограмм веса.
- Какого веса?
- Живого!
- Не пойму, что-то…
- На десять килограмм веса животного, то есть собаки.
- А-а-а!! А я уж подумала, что придется глистов взвешивать…
Все посмотрели на меня, как на вечную двоечницу.
Да ну их! Прям, гении собрались! Носители умных мыслей!!!
- А куда ей эти таблетки … э-э … вставлять? – спросил муж.
- А себе ты обычно, куда «вставляешь»? – спросила Зиночка.
- Да у меня нет глистов.
- А это еще не известно,— сказала мама мужа, присоединяясь к компании,— кто собачку-то заразил?
- Обычные таблетки,— сказала Зиночка,— обычно и принимать, через рот. Вот написано – «орально».
- Но она обычно не принимает таблетки. Это первые в ее жизни. Как ей объяснить, что такое «орально»?
- Можно в булочку или в котлетку засунуть,— робко предложила Зиночка.
- Можно и «засунуть»,— гневно сказал муж,— но она не ест сейчас ни булочки, ни котлетки, ни конфетки!
- Не знаю. У меня Блэк не сопротивляется. Я открываю ему пасть, кладу таблетки подальше на язык и он глотает.
- Давайте попробуем.
Собаку вытащили из будки. Она дрожала и очень часто дышала. В глазах было написано: «Опять вы? Что на этот раз?».
- Постойте! – сказала я. – А вы уверены, что в ней есть десять килограмм? Не отравим мы ее вместе с глистами?
- Да, нет. Не волнуйтесь. Для собаки препарат безопасен. А при том количестве глистов, которые питаются ею, и две таблетки не помешают.
- Давайте, хоть одну уже засунем ей как-нибудь,— сказал муж.
Обреченной открыли пасть, положили на язык таблетку и зажали челюсти. Собака покорно наблюдала. Никакого глотательного рефлекса не происходило. Но и сопротивления пациентка не оказывала.
Через какое-то время ее мордочку отпустили. Она спокойно оглядела присутствующих, и, распространяя страх через глаза, аккуратненько выплюнула таблетку на землю. Предприняли еще несколько аналогичных попыток, с одной и той же таблеткой, которая, наконец, раскисла. Взяли другую таблетку и попытались ее забрасывать собаке в горло, как мячик в баскетбольное кольцо. Ника не верила происходящему: родные ей люди, пытали ее самым жестоким образом, да еще, когда ей так плохо и без них!
По-прежнему ничего не получалось. Тогда брат мужа сказал:
- Дайте мне! Вы не умеете!
Он открыл ей пасть. Собака затряслась. Он положил таблетку подальше на язык. Она стала поскуливать. Потом он стал пальцем подвигать таблетку по языку к горлу и заталкивать ее поглубже. Бедалага начала давиться. Наконец, она вырвалась и ее стошнило мучителю на обувь. Теперь на модном, начищенном ботинке красовалась белая подраскисшая таблетка в зеленоватой слизистой жиже.
- Фу, дура! – сказал брат мужа, активно стряхивая неприятное. – Ну и сдыхай, раз лечиться не хочешь! – И ушел.
Собака виновато посмотрела на него и пошла, прятаться в будку. Высунув из будки мордочку, она тягостно вздохнула, как бы говоря: «Вы же сами, первые начали!»
- А может у нее чумка? – спросила я.
Отец мужа хмыкнул с издевкой:
- Ага, или зубки режутся! – сказал он, укоризненно качнул головой, махнул рукой и ушел.
- Хватит ее мучить,— сказала мать мужа,— пусть хоть подохнет спокойно, по-человечески. – И тоже ушла.
Мы остались втроем. Я, муж и Зиночка.
- Когда я была маленькой,— сказала я – мама раздавливала таблетку между двумя ложками в порошок, высыпала порошок на бумагу, согнутую посередине и вдувала мне лекарство поглубже в горло. Выплюнуть невозможно.
- Так что ж ты до сих пор молчала? – спросил возмущенный муж.
- А меня все равно никто никогда не слушает.
У Зиночки оставалось три таблетки. Все три мы и «вдули» своей печальной богине Победы.
Собака увидела, какие мы стали довольные и счастливые, после этой экзекуции и подумала нам в глаза: «Ну, теперь-то вы угомонитесь, может?». После чего улеглась на солнышке в огороде.
- Зиночка, а что теперь?
- Что теперь? Ждать!
- А как мы узнаем, что глисты отравились?
- Это такой препарат, который растворяет всех существующих глистов. Когда она сходит … в туалет, вы увидите, такую … м-м-м … своеобразную слизь. Когда все выйдет, ей станет легче.
- А когда, по программе, должен начаться этот процесс?
- Ну, не знаю, может сразу, может через пару часов… Но, до вечера, я думаю, обязательно начнется.
- Постой, ты же травишь Блэку глистов раз в квартал,— сказал муж,— и не знаешь, как происходит этот процесс?
- Не сравнивай! Я даю таблетки профилактически, а у вас такая запущенная форма. Будем ждать. Ладно, мне пора. Я буду дома, если что – зовите.
Наконец, собаку все оставили в покое. Мы решили не сажать ее на цепь. Пусть лежит себе на солнышке, в огороде. Не в том она сейчас состоянии, чтоб цветники да грядки вытаптывать.
Через час-полтора мы с мужем вернулись проведать страдалицу. Процесс выздоровления проходил весьма странным образом. Она выкопала довольно глубокую ямку в огороде и улеглась в нее.
- Ты гляди, как она нам не доверяет! – сказал муж. – Боится, что выбросим на помойку и не похороним по-человечески. Сама себе могилку копает! Бедная девочка! Только зря ты старалась, Ника. В огороде отец ни за что не позволит. Но, не волнуйся, обещаю, не хуже других лежать будешь! Оркестр не гарантирую, но за ямку ручаюсь, стыдно не будет.
Собака в ужасе посмотрела на него. В глазах у нее появилось что-то желтое. Взгляд совсем стал блуждающий вразнобой. Мы достали ее из ямки и увидели на дне клочок пены.
- Вот! – обрадовался муж. – Вот, то, о чем говорила Зиночка! Растворяются твари!
В этот момент собачку стошнило, и мы увидели еще один клочок пены.
- Мне кажется, Зиночка говорила, она должна это делать иначе… — сказала я.
- Ну, как может! Не придирайся, выбирать ей не приходится.
Собачку стошнило снова.
- Да, по-моему, это просто лекарство выходит.
- Черт, может и так.
Позвали Зиночку.
- Видишь, Зин, ей хуже стало.
Собачка затряслась и подкатила пожелтевшие глаза.
- Ну, хуже или лучше, это не нам судить! А она – не скажет, … к сожалению. Ну, что, детка, как ты? Жива? … Знаете, ей лекарство не подошло, наверно. Так бывает. У людей-то бывает, а у собак, тем более. У Блэка было пару раз… Может, лучше простые народные средства попробовать?..
- Зин, а чего ты их сразу не предложила, средства свои? – начал раздражаться муж.
- Я предлагала! Но, таблетки все-таки, надежней!, … когда помогают.
- И что ж это за средства,— спросил муж, начиная звереть — такие народные?
- Ты не поверишь – стакан водки! …
Наступила гневная пауза, с яростным сопением мужа.
- Да-да, что вы так смотрите? Правда!!! Мне ветеринар рекомендовал! Честное слово!.. Я Блэку давала…
- И как?! …
- Нормально!!! … Не хотите – не верьте! Пусть дальше мучается. Я правду говорю. Зачем мне врать? Сами подумайте: водка – это почти спирт! А спиртом, что делают? Раны промывают, обеззараживают. Зачем? Чтоб микробов убить. Значит, водка убивает инфекцию! – почти уже кричала Зиночка.
- А-а-а-а!!! – сказал муж.
- А глистов? – спросила я.
- Глисты – та же инфекция!
- То-то, я смотрю, Евгений, такой непотопляемый. Зимой на снегу спит, летом в лужах! — кричал муж. – Оказывается, его инфекции боятся просто!!!
- Да ну вас! Лечите ее сами, как хотите!!! Пойду я …
- Зиночка, постой, не обижайся,— попыталась я исправить ситуацию. – Просто нам жалко ее. Лечим-лечим, а ей все хуже и хуже. А тут – водка! Ты бы тоже усомнилась, согласись!
- Я!? Значит, вы мне не верите! Значит, вам ее жалко, вы ее спасаете, а я, значит, над ней издеваюсь? Да!?..
- Да, нет, что ты? Мы так не думаем.
- Ах, не думаете? Тогда заливайте ей водку!
- Ладно!!! – заорал опять муж,— Тогда ты поклянись, что Ника тебя не кусала, не пугала, под калиткой твоей не гадила, денег в долг безвозвратно у тебя не брала, и на наследство ее ты не претендуешь!!! А также другой обиды на нее не имеешь!
- Да какие обиды, рехнулись вы, что ли?
- Ну, как же? У Блэка твоего она косточки сахарные отбирала, а тебе, небось, обидно!?.. Слушай,— совсем разошелся муж,— а может, это ты ее и притравила? А!? Чтоб она твоего пса не опускала? – вовсю орал он.
- Ты в своем уме? – Закричала в ответ Зиночка. – Делать мне больше нечего, как вашу шавку травить!!!
- Хватит! – сказала я – Не ссорьтесь, вы! А может, это правда, отравление, что тогда? Ну, действительно, может, кто-то взял да и угостил ее отравленной булкой? Или просто, где-нибудь крыс, например, травили, а она на прогулке нашла и съела отраву?
- Может и так! – сказала напрочь обиженная Зиночка,— но, в этом случае, я не вижу лекарства лучше водки.
- Ах, так! – зарычал муж и мигом принес запечатанную бутылку водки. – Ника!!! Иди сюда! – завопил он, срывая пробку. – Иди сюда! – и выдернул собачку из ямки.
- Прости, дорогая,— сказал он, глядя собаке в глаза,— но лучше лекарства от твоей болезни пока не придумали! – И начал забулькивать ей в пасть водку.
- Э-э-э! Не перестарайся! – попыталась я вразумить его. – в больших количествах это лекарство вредно!
Ника даже не пикнула. Она так испугалась крика и напора со стороны доктора, что послушно открыла пасть и все терпела. Рука лекаря дрогнула и водка попала пациентке в нос. Она чихнула и вырвалась. Экзекуция прекратилась.
После паузы Зиночка робко сказала:
- При отравлениях, еще кефир хорошо помогает…
- Ах, кефир!?!?! … — взревел муж. – Я что-то не пойму, мы что же глистов уже не травим?
- Одно другому не мешает! – сказала Зиночка. – И, вообще, почему ты на меня орешь все время? Наезжаешь, угрожаешь! Что это такое!? Я между прочим, тоже помочь ей пытаюсь! И, вы, между прочим, меня сами позвали!…
В этот момент у собачки случилась громкая, пьяная отрыжка.
- Вот! … Вот!!! – сказала Зиночка,— ей помогает мое леченье!
- Ладно, извини. – сказал муж недовольно. – Надеюсь, петь она не будет?
Петь она не стала. Но начала подвывать и постанывать. Все наклонились над собакой и стали наблюдать.
- Я, прямо, представляю, как у нее все плывет перед глазами,— сказала я, и в этот момент глаза собаки закатились в разные стороны.
- Вот, ей сейчас страшно, наверное? – предположил муж.
Собака перевернулась на спину и конвульсивно задрыгала лапками.
- А это как понимать? – спросил муж. – Ей все легче и легче? Еще чуть-чуть, и ей навсегда станет хорошо?
- А это – ты, переборщил с водкой! – вызывающе заявила Зиночка. – Она просто пьяна!
После этого собака свалилась набок, заснула и стала во сне, как бы бредить по-собачьи. Причем, разными голосами на разные лады, при этом похрапывая.
В этой коме она пробыла до следующего утра. А утром очнулась, … совсем разбитой. Глядя на нее, казалось, что она вот-вот попросит рассолу.
- Да, подруга,— сказал мой муж ей вместо «Доброго утра!»,— похмелье, штука тяжелая. Тут я тебя хорошо понимаю. Ну, надеюсь, теперь и ты будешь с пониманием относиться к моим слабостям! Помнишь, как ты верещала под окном, а мне вот также плохо было. Я тебя прибить готов был!
Лежи, лежи, девочка. Что тебе?.. Водички дать? На вот, водички. А, помнишь, когда я, с таким трудом, домой пришел, а ты под ноги кинулась, и давай там пресмыкаться? А? Я, конечно, запутался в тебе и упал. Помнишь? А ты — что? Ну, что ты тогда сделала? Ты мне все лицо облизала, беспомощному! Я чуть не задохнулся под тобой. Все боялся, что ты целоваться в глубину будешь. Вот, сейчас ты знаешь, каково мне было. До поцелуев ли, с собаками, мне было?
Что ж тебя никак не отпускает, богиня ты безродная?
Прибежала Зиночка, счастливая, как перед Восьмым Марта.
- Ребята, я все поняла! Ей еще не полегчало?
- Нет.
- Я так и думала! У нее – запор!!!
- Зинаида, скажи, пожалуйста,— спросил отец мужа,— а, сколько еще диагнозов, которые мы до сих пор не лечили?
- Опять не верите!? Эх вы! Вот слушайте: однажды мой Блэк съел Леночкин носок. Это я ночью вспомнила. И он у него внутри так расположился, что наполнялся отходами как мешок и раздувался, а выйти не мог. Перевариться, соответственно, тоже. Он вот также мучался. И тоже дней пять, как ваша Ника. Мы его к ветеринару повезли, тот ему слабительного дал, а потом клизму поставил. Мы думали, взорвется собачка. Выбежали на улицу, оно так рвануло! Блэк аж подпрыгнул! Он потом еще неделю как балерина ходил, на коготках, как на каблучках, задними лапами. А в другой раз, он сожрал пленку от сосисок. Ну, мы уже к ветеринару не повезли, маслом подсолнечным напоили, клизмочку поставили… Как миленькому полегчало! Как же я сразу не вспомнила?
Она ж, небось, сожрала чего-нибудь несъедобное, типа пакета целлофанового, который пирожками пах. Вот, он у нее ни туда, ни обратно! Ей просто клизму хорошую надо, да полстаканчика масла постного. Через пять минут скакать будет!
Ника попыталась отползти задом, но с ее нарушенной координацией, ей удалось не много.
- А мне нравится эта версия! – сказал муж, подобревший со вчерашнего дня. – Она правдоподобней остальных, только масло уже было. Повторяться начинаем.
- То было наружное применение,— быстро сказала Зиночка,— а это внутреннее…
- Ага! Орально, значит.
- Да! В качестве слабительного!
- … Ладно! Раз она до сих пор жива, после всех лечений, значит, и клизму орально выдержит. – сказал муж. – Валяйте! Добровольцы есть?
Добровольцев не оказалось.
Все посмотрели на меня.
- Я не умею!
- Тут все не умеют…
- Нет, ни все! – защитилась я. – Зиночка умеет!
- Нет-нет, со своей собакой разбирайтесь сами! Аппарат я вам предоставлю, а ставьте без меня.
- Но почему я? – продолжала я возмущаться.
- Потому, что у тебя опыт! – сказал муж.
- Нет у меня никакого опыта.
- А кто в школе санитаркой был? А кто собирался поступать в Мединститут?.. а кто, наконец, в прошлом году худел по системе очищения организма от шлаков!?..
- Это подло!
- Это гуманно, по отношению к собаке!
- Ладно, попробую. Но за качество я не ручаюсь.
- А ты за количество ручайся. – сказал брат мужа.
- Только не здесь! – сказала мама мужа. — Идите с ней на улицу. Удобряйте вон, почву на дороге.
Нику прицепили на поводок и пошли всей толпой на пустырь. Прихватили пару ведер воды, подсолнечное масло и клизму. Ужасу собаки не было предела. Она не шла. И даже не плелась. Она волоклась, как-то боком. Оглядываясь, и как бы, прощаясь с каждой знакомой травинкой. Она не скулила и не визжала, и даже не стонала. Она как-то конвульсивно, прощально всхлипывала. Изможденная богиня Победы шла на казнь! Покорно и безропотно. Превозмогая ужас, шла к своему эшафоту.
- Не бойся, девочка,— подбадривал ее мой муж,— сейчас тебе станет легче.
Масло залили без проблем. В глазах собачки читалось: «Что дальше?».
Я набрала водой большую, резиновую грушу. Муж и его брат зафиксировали пациентку, в четыре руки. Зиночка подняла ей хвост.
- Давай! – скомандовал муж.
Глаза собаки сказали: «Ладно! Убивайте, раз по-другому никак! Но, только быстро, пожалуйста!».
Я аккуратненько ввела, … одно в другое, … и стала медленно наполнять организм собаки жидкостью.
Собака застыла. Перестала дышать. Ее глаза сильно увеличились и заорали: «Пытать-то зачем?». Раздулись даже уши! Я сказала:
- Приготовились! Я вытаскиваю … «одно» из «другого», вы все отпускаете ее… Раз! Два! Три!!!
Я вытащила! Нет. Вытащила – грубо. Извлекла!..
… Вы знаете, вообще, принцип действия клизмы? Насколько я знала на тот момент, после того, как «одно» извлекается из «другого», это «другое» фиксирует содержимое на какой-то период. Содержимое «извне» размывает содержимое «внутри», и после этого, оба содержимых покидают гостеприимное обиталище, через … «другое». В данном же случае, клизма сработала не по принципу клизмы, а по принципу взболтанного шампанского.
Когда я извлекла «одно» из «другого», содержимое выбило мощной струей как из пожарного бранзбойта. Я еле успела отскочить в сторону.
Но Ника очень удивилась происходящему. А, поскольку, она была отпущена по команде, она оглянулась. Ей стало любопытно, что же такое происходит с ней очередное. А что собака делает, когда хочет посмотреть себе под хвост, впрочем, как и кошка? Правильно, вертится на одном месте!.. Вся толпа спасателей стала энергично подпрыгивать. Практически никому не посчастливилось остаться сухим.
Когда содержимое кончилось, собака попыталась зарычать! Впервые в жизни! Она показала всем оскаленные зубы, а вместо рычания, все услышали грозное хрипение.
Неожиданно, к нашему коллективу присоединился сильно нетрезвый мастер на все руки – Евгений. Он сказал:
- Зачем вы кобеля мучаете?
- Да, вот, Евгений, жить не хочет...
- А, кстати, я б на его месте, тоже, вряд ли хотел. Что это за жизнь, собачья? Ни выпить, ни похмелиться! Да еще кличут по-бабски. Небось, и жениться не позволяете?
- Насчет выпить-закусить, как раз, никаких проблем! Надысь водочки дернул, так ему так захорошело, что он сам себя в могилку закопал.
- Ого! Так я еще никогда не надирался!
- Ничего, Евгений, у тебя еще все впереди. А что касается его женитьбы? Я думаю, вот жениться сейчас этот кобель меньше всего хочет!
- Да ты просто ни черта не смыслишь в собачьей жизни! Посмотри на него!.. У-у, кобелина!.. Он же хочет всех насквозь! Ну, посмотри! У него в глазах сплошная хо(Ик!)течка!
- Как? Что ты сказал? – спросила Зиночка, которую снова осенило. – Хотечка?… Ну, да! Конечно! Как же я не догадалась? Боже мой! …Течка!?! Вы слышите! Мы зря ее лечили, у нее просто первая … ну, критический период, как у женщин… Я совсем забыла об этом. У меня же кобель! Собаки иногда очень тяжело переносят первую течку.
- У кобелей не бывает течки! – сказал подкованный знаниями Евгений.
- Бывает, Евгений! Видишь, оказывается, еще как, бывает!!!

10 июня 2006 года  14:12:20
Вера Пархоменко | rostovvera@mail.ru | Ростов-на-Дону | Россия

---

СОФИЯ КАЖДАН

ОТВЕТНЫЙ УДАР

Её соблазнительная походка, высокая грудь и аппетитная попка не давали ему свободно вздохнуть.
Высокая, стройная черноволосая женщина шла по тротуару походкой Клаудии Шиффер и мужчины оборачивались ей вслед. И он был не исключением. Вот уже несколько дней, как тридцатипятилетний мужчина караулил эту женщину рядом с ювелирным магазином, возле которого она ежедневно проходила мимо. Он издалека увидел ту, по которой так ныло сердце. Ноги моментально стали ватными, кровь с центробежным ускорением помчалась по венам, а фаллос… Этот орган рвался в бой. В мужских мозгах вертелась только одна мысль… Он хотел сейчас, сиюминутно получить свою порцию счастья.
Женщина все дальше и дальше удалялась от стоящего возле магазина мужчины. Он стоял как парализованный и наблюдал за женским силуэтом, который вот-вот должен быть скрыться за поворотом. Мужчина сделал неуверенно один шаг, затем второй.
Какая-то внутренняя сила подтолкнула его, и он сорвался с места и помчался за ней. Его буквально от заветной мечты разделяло несколько метров. Мужчина остановился, спрятался за дерево. Он дал женщине возможность пройти вперед. И вот она вошла в зону лесопарка, где в каких-то двухсот метрах был её дом, в котором она жила с дочерью.
Черноволосая женщина подошла к воротам дома, извлекла из сумочки ключи. Мужская сильная ладонь сжала женское запястье. Ключи упали на землю. Она злыми, как у голодного тигра глазами посмотрела на него. Тридцатипятилетний мужчина потянул женщину за собой. Она спотыкнулась.
Открыв ключом дверь, мужчина втолкнул женщину в коридор, сразу же прижал к стене. Фаллосу было мало места в своей тесной клетке. Орган рвался в бой. Мужчина тяжело дышал.
-Отпусти! – дико закричала она.
Он приподнял короткую женскую юбку, и рука коснулась женских кружевных трусов.
-Убери руки! Изверг!
Женские длинные ногти вонзились в мужскую шею. Дикая боль пронзившая тело еще больше усилило желание овладеть этой женщиной.
-Все равно ты будешь моей! – пыхтя как паровоз, выдавил он из себя.
Женщина пыталась сопротивляться. Но мужское желание было намного сильнее женской силы. Он схватил женщину за волосы и, толкая впереди себя, вошел с ней в просторный холл. Не успела хозяйка дома опомниться, как мужчина сбил её с ног, и она упала на пол. Их силы были не равными.
Она как загнанный в клетку воробышек трепетала под его весом. Недолгим оказалось мужское счастье. Женские зубы вонзились в мужское плечо, и он от боли вскрикнул. Этого было достаточно, чтобы вырваться из его цепей.
Он несколько минут лежал на полу, широко раскинув руки. Затем поднялся и одной рукой подхватил стоящий в метре от него стул и, расставив широко ноги, медленно опустился на него.
Сперма била в голову. Она не давала ни о чем другом думать. Обхватив руками спинку стула, он издал протяжный и тяжелый вой. Женщина лежала на полу с глазами полными слез. Грудь её тяжело вздымалась.
-Сволочь! Насильник! – эти слова вырвались из женских уст.
-Ты сама во всем виновата. Это ты меня совратила… Ты желала этого… Вот тебе и результат.
Она, повернув голову, дикими глазами посмотрела на мужчину. Затем с трудом поднялась с пола и, подойдя к стулу, на котором сидел мужчина, схватила его за черные густые волосы. Она не успела опомниться, как вновь оказалась в плену. Его боевое оружие по-прежнему вралось в бой. Мужчина вновь сбил женщину с ног и бросил на кожаный диван. Он рванул на ней блузку с многочисленными пуговицами, и они градом посыпались на пол. Женщина пыталась сопротивляться, тогда он ударил её по лицу.
-Сегодня я получу все… Все, что мне принадлежит по праву! — сглотнув, задыхаясь от перевозбуждения, произнес насильник.
-Это дорого будет тебе стоить!
-Не дороже, чем жизнь!
-Я отомщу за себя! Не на ту нарвался!
-Поживем-увидим…
Он коленями раздвинул женские ноги, и моментально фаллос стал выполнять то, о чем мечтал мозг.
Женщина трепетала под натиском противника.

Женское мокрое тело превратилось в большой ком нервов. Её волосы и груди с каждой секундой все сильнее и сильнее возбуждали мужчину. Он в эти мгновения был похож на разъяренного хищного зверя который, изголодавшись по пище, терзал на части свою добычу.
Мужчина целовал уголки женского рта, заставляя её слабеть от прикосновения его языка. Мужские руки были сильными, но совершено не ласковыми. Они привели женщину в страшное состояние. Она была сама не своя от ярости. Кровь по-прежнему кипела в мужском теле. Он не в состоянии был совладеть с собой. Умом он понимал, что его поступок омерзителен, но сперма… Она не давала ему думать… Она рвалась наружу, и остановить её мощный поток мужчина был просто не в состоянии.
-Изверг! – выкрикнула женщина и провела своими длинными ногтями по мужской щеке.
-Не буди во мне дьявола! — выкрикнул он, и издал протяжный стон.
Повернув жертву со спины на живот, мужчина вновь попытался войти в неё и завладеть женским телом.
Но на этот раз он оказался в проигрыше. Женщина рванула мужчину за волосы, и он взвыл от боли.
-Лежи и не рыпайся!
Он придавил её своим весом и стал устраиваться поудобнее. Насильник бессознательно надавил на женщину и одним решающим действием получил свою заветную порцию мужского счастья. Скорость толчков с каждой секундой усиливалась.
Выполнив свою работу, мужчина обессиленный упал на пол.
-Пить… Пить… Я хочу пить… Принеси воды…
-Сейчас! Разбежалась! – плача дрожащим голосом проговорили женские уста.
-Пожалуйста,— жалобно произнес он.
Она с трудом поднялась с дивана, поправила волосы и пошла на кухню. Налила в стакан минеральной воды и, сделав шаг, остановилась. Женский взгляд упал на чайник.
-Сейчас… Сейчас я тебя напою живой водой… Ты этот день заполнишь на всю оставшуюся жизнь… Будешь знать как не по назначению использовать свой агрегат!
Она дрожащими руками поставила стакан на стол и налила воду в чайник. Слезы катились из женский глаз. Она не отдавала себе отчет в том, что творит. Женская злость и месть не знали границ.
Она дрожащими руками взяла горячий чайник и вошла в комнату. Мужчина лежал на полу с закрытыми глазами и облизывал языком губы. Она дрожащей рукой перекрестилась и, поднеся чайник к главному мужскому достоинству, свершила свою женскую месть.
Мужчина закричал от боли. Его крик, переходящий в вой привел женщину в ужас. До неё стал доходить смысл того, что она сделала.

Он лежал на кровати с обожженным животом и главным мужским достоинством. Женщина сделала ему несколько уколов и постоянно смазывала искалеченные части тела раствором чистотела.
Мужские глаза были полны слез. Они смотрели в пустоту. Он не произнес ни слова.
Только к утру, когда температура немного спала он, взглянув на женщину, спросил:
-Зачем ты это сделала? Как мне жить дальше?
-Не ной… К свадьбе заживет!
-К какой свадьбе?
-К золотой…
-Спасибо, успокоила…
-Сам во всем виноват… Хорошо еще, что не кастрировала…
-Хрен репы не слаще…
-Кому я сейчас такой нужен?
-Этот вопрос уже не ко мне…

Женщина сидела на кухне и курила одну сигарету за другой. Она даже не заметила, как вошла дочь.
-Мамочка, что с тобой?! Ты заболела? – тревожно спросила она.
-Нет, Катенька, нет, милая… Я очень устала на работе…
-Мамочка, я пришла за деньгами… Дедушка с бабушкой собираются ехать на дачу… Мои деньги закончились… А у них просить…
-Конечно, моя золотая,— женщина обняла дочь,— Как быстро летит время… Ты уже стала совсем взрослой…
-Мамочка, я хочу у тебя спросить,— на какие-то доли секунд она замолчала, потом посмотрела на мать и, опустив голову, тихо спросила,— Машка сказала, что ты встречаешься с её отцом. Она сказала что видела, как дядя Борис целовал тебя в щеку. Вы, что собираетесь пожениться?!
Женщина улыбнулась и погладила дочь по волосам.
-Катенька, Борис для меня самый дорогой, самый… самый… Как это тебе объяснить…
-Мне ничего объяснять не нужно… Только ответь мне: вы собираетесь пожениться?
Женщина улыбнулась.
-Я с Борькой ходила в сад… В одну группу… Потом мы учились в одном классе… Сидели за одной партой… Мы даже вместе поступили в институт… А потом… У него я и познакомилась с твоим отцом… Борька мне как брат… Он знает все мои тайны, а я его…
-Мама, но у него нет жены… Тетя Лена умерла… А нас бросил папа… Может…
Женщина улыбнулась и развела руками:
-Борька очень хороший человек, замечательный отец, отличный хирург… То что видела Маша — это совершенно другое о чем она подумала…
-Мамочка, милая… Давай простим папу… Ему плохо без нас.
-Я его уже простила,— после долгого молчания произнесла женщина.
-Да?! Правда?! Ты не обманываешь?!
Девочка запрыгала от радости.
Женщина достала из сумочки деньги и протянула их дочери.
-Вот бабушка с дедушкой обрадуются, когда узнают, что вы помирились!

Прошло две недели.
Мужчина с трудом спустился с лестницы. Женщина сидела в холле и смотрела телевизор.
Он стал в метре от неё и тихо произнес:
-У меня было много женщин… Почему среди этой толпы я выбрал тебя?! Для меня этот факт по сей день остается загадкой… Твоя соблазнительная походка, аппетитная попка… А груди?! Ты просто какое-то наваждение… Я постоянно хочу тебя… И днем и ночью… Это просто какой-то ужас…
Она подняла голову и оценивающим взглядом посмотрела на мужчину. Затем поднялась с дивана и подошла к нему. Приподняв мужскую сорочку, она посмотрела на раны.
-Да… — тяжело вздохнув, протяжно произнесла она.
-Я не знаю, что со мной произошло… Никогда не думал, что я способен на такое… Она соблазнила меня,— мужское лицо исказилось до неузнаваемости,— Она очень хорошо танцевала стриптиз… И я представил как мы с ней занимаемся любовью. Спустя две недели моя мечта исполнилась. Несмотря на её молодость, в этом деле она была настоящим ассом…
-По выкачке денег или?! – женщина посмотрела на мужчину.
-Спустя месяц она мне надоела… Но обратной дороги уже не было,— мужчина замолчал, подошел к окну и открыл его. Свежий воздух наполнил комнату,— Вот уже почти четыре месяца как я живу у Светланы Евгеньевны… Спасибо ей, что пригрела…
В комнате раздался телефонный звонок. Женщина быстро подняла трубку.
-Да, милый… Да, дорогой,— проговорила она, и улыбка озарила женское лицо,— Как скажешь, милый… Нет, не нужно заезжать за мной… Встречаемся возле кинотеатра «Прометей»… Как обычно… Нет… Проведем этот вечер в ресторане! Сколько этой жизни!
Женщина положила трубку и посмотрела на мужчину. В эти секунды он был похож на подбитого, беспомощного зверька.
Она поднялась в спальню, открыла шкаф, и выложила несколько платьев на кровать.
Слезы сдавили женское горло. Она старалась перебороть себя. Женщина надела изумрудное платье, которое облегало её фигуру, золотое колье и посмотрела на себя в зеркало. Это были последние подарки, которые ей привез муж из Парижа.
Она вышла со спальни… Ноги подкашивались… Слезы давили горло… Женщина стала медленно спускаться по лестнице. Она видела какими жалобными глазами он смотрел на неё.
-Ты придешь сегодня домой? – спросил он, опираясь руками об стол.
-Не знаю,— коротко ответила она, и быстрым шагом направилась к двери.
Она вышла за ворота дома и зарыдала.
Звонок сработал четко. Она попросила подругу, чтобы та, несколько раз на день звонила ей, пока не будет получен заветный результат.
Она бродила по городу и мысли были сосредоточены только на одном человеке – на муже, которого она безумно любила.

Она пришла домой, вошла в спальню и присела на край постели. Мужчина тяжело дышал. Она взяла его руку и поднесла к своим губам.
-Я купила вчера Катьке ко дню рождения подарок. Я хочу, чтобы этой подарок подарил ты… Она так обрадовалась, когда я сказала, что ты вернулся.
-Нашей дочери в воскресенье будет двенадцать. Как быстро летит время…
Она положила свою ладонь на обожженную часть тела. Мужчина вздрогнул.
Она улыбнулась:
-Другой раз с женщинами так не шути… Женская месть всегда на много коварнее, чем мужская.
-Понял,— тихо сказал он и, улыбнувшись, посмотрел на свою жену.

04.06.2006 Кобленц. Германия

15 июня 2006 года  08:19:41
София КАЖДАН | ТОЛОЧИН | БЕЛАРУСЬ

---

Олег Галинский

Кошки, боевик, профсоюзы.

Котик завидев знакомую кошку прикормленную в одной из солидных контор не спеша подошел к ней.
- Урр уррр, мурр…- заурчал он приветственно и чуть повилял хвостом.
Кошка закрыла глаза, и чуть отвернув головку, прикрыла глазки.
- Как дела кошечка?- поинтересовался котик на кошачьем языке.
Кошка чуть приоткрыв глаза, вновь закрыла их, с утра она была хорошо подкормлена и добрыми людьми и самое главное услышала интересную новость.
- Я сегодня услышала любопытную новость,— наконец таки начала она медленно.
- Чего же? – чего же загорелся котик.
- Сегодня после обеда будет какое-то важное профсоюзное собрание, даже корреспонденты и журналисты иностранные будут снимать на видеокамеры, а затем после собрания банкет,— лениво поведала она котику.
- Банкет это хорошо! — сразу среагировал котик и затем от души почесал задней ногой за ухом не стесняясь подруги.
Кошечка полежав, встала, отошла не спеша, а затем и вовсе скрылась за углом. А к котику незамедлительно подошли два других кота потёртых и потрёпанных жизнью.

- Что нового? — спросил один из двух подошедших котов догадавшись о интересном разговоре.
- Дела предстоят государственные... – ответил деловито знакомый кошки.
- Да ты что?!!
- На нашем предприятии будут кино снимать, а затем будет какое-то собрание, а потом как обычно пьянка.
- Какое кино? Боевик что ли? Я люблю боевики Action!!!
- Да… кажется … экшн…- подтвердил тот который беседовал с кошкой.
- Пьянка – это хорошо, когда нажрутся в стельку тогда и наша очередь на стол лезть,— уже встрял другой третий котяра.
- Да на пьянках профсоюзных всегда ассортимент рыбы, мяса. Я один раз много всего нажрался и кальмара с майонезом, и скумбрии с луком. А ещё сколько было колбас, сухих и мокрых, полу копчёных и все так тонко-тонко нарезано!!! Муууур….
- А так всегда, как пресс-конференция или собрание, да так тонко-тонко колбаску нарезают и на палочки зубочистки надевают.
- Да почаще бы эти пресс-конференции, брифинги, собрания.
- И чем больше водки, тем скорее они нажрутся а там и наша очередь!
- Это верно!
- Так что ты сказал боевик или мультики снимают? – вновь спросил второй кошкиного друга.
- А в мультиках часто про котов и зверей и для детей, поэтому и нас могут снять!!!
- Во дела!!! Значит нас котов снимать будут?!!
- Так значит сначала пьянка будет? Затем боевик снимать начнут, а затем профсоюзное собрание? – переспросил третий кот.
- Наверное,— подтвердил тот кот который первый беседовал с кошечкой.
- Да…Если поскорее нажрутся значит и наша очередь на стол!
- Только надо поосторожней быть на столе, а то я кальмаром со сметанной так-то мне кто-то в бок вилкой двинул, чуть бок продырявил.
- А может нам вступить в профсоюзы? – вдруг спросил третий кот.
- Для профсоюза марки нужны, для взносов, для оплаты.
- А где же эти марки взять?
- Я конверты старые на мусорной свалке видел, там можно марок можно насобирать. Будут марки, будет и котлетки рыбные, и колбаска тонко нарезанная!!!
Коты замолчали, каждый, предвкушая чего-нибудь с предстоящей пьянки, пардон с «собрания»: кальмар с майонезом, котлетки мясные и рыбные, тонко-тонко нарезанную колбаску, сыры, опять же рыбку всякую.
- Ну, подходите только не сразу, после,— распорядился Кошкин друг двум другим котам.
- Ну и дела! Марки, пьянки, кино, собрания, профсоюзы, неужели сразу нельзя с застолья начать?! С кальмара в майонезе?! – уходя, спросил третий кот второго.
- Уррр….- только и ответил второй кот третьему.
Коты скрылись за углом

21 июня 2006 года  22:41:04
Олег | Владивосток | РОССИЯ

---

Константин Рольник

ДЕТСТВО БУНТАРЯ

Глава 1

Обретая сознание

1974

14 мая 1974 г. я родился в Башкирской АССР, в Уфе, в роддоме больницы номер 8. Я весил 2 кг. 650 грамм, рост мой был 45 см. Я был нормально доношенным ребенком. На ручки мне нацепили брезентовые бирочки с фамилией и временем рождения — 9 часов 25 минут. Волосы у меня были золотистые, глаза — неопределенного цвета. Постепено они стали карими, но если на них светить — видно, что они на самом деле темно-зеленые, с болотными вкраплениями посередине. Меня одели во фланелевую белую распашонку и такой же чепчик.
На мой первый день рождения мамины сотрудники подарили мне большого бурого плюшевого медведя. На груди у него висел ромбик из оранжевой пластмассы.
Уже в конце августа я лежал в больнице номер 13 с пневмонией. Причина ее наверное в том, что я вспотел и меня продуло во время прогулки на улице. В больнице я лежал в кроватке с решеточкой, а мама спала на полу. К вечеру я начинал кричать и пищать, другие мамы ругались по этому поводу, и говорили, что я мешаю их детям спать нормально. Мне делали уколы пенницилина, а в темя головы кололи плазмол. В сентябре меня выписали из больницы.
В ноябре 1974 года я научился говорить (в 6 месяцев). Я показывал на цветы, вытканные на ковре, и говорил — "ти-ти". С тех пор я говорил все больше и больше, пытался произносить сложные слова (напр., "электричество"), но у меня не всегда получалось.
Первые игрушки — голубой пластмассовый зайчик в штанишках, стоит на задних лапках, а передние выступают с боков. Уши этого зайчика я грыз, когда у меня резались зубы. Была у меня погремушка желтая, в виде кольца, в которое можно продеть руку, а на кольце — голова цыпленка с красным клювиком.

1975

В середине августа я вновь лежал с пневмонией в больнице, и опять в 13-ой. Со мной была мама. Там я научился ходить (на ножках у меня были маленькие сандалии). Мне было 1 год и 2,5 месяца. Вышел из больницы я опять в сентябре.
Естественно, все это я знаю только с маминых слов. Окружающий мир я не осознавал, из набора цветных пятен отдельные предметы вычленял с трудом, а говорил еще не осмысленно — повторяя слова, как попугай.
В этом возрасте у меня были светлые мягкие локоны, как у маленького принца (сейчас — жесткая щетина). Я дудел в зеленый пластмассовый саксофон. Это я видел на фотографиях, но не помню.

1976

Этот год мне тоже слабо запомнился. Видимо, в течение этого года я быстрыми шагами продвигался от бессознательного состояния к осознанию мира. Научился различать предметы, произносить осмысленные фразы.
Мама водила меня гулять в скверик перед ДК "Химик". Там были клумбы с цветами, их поливали через железные трубы с насадками для разбрызгивания воды (сейчас они не работают). В сквере был памятник В.И. Ленину и фонтан (потом дно фонтана украсили цветной мозаикой, но в то время оно было из бетонных плиток). В струях фонтана играла радуга.
Я гулял также и по квартире. Мы жили в доме на ул. Первомайской — 44, кв. 14, на четвертом этаже (Как много четверок! И родился-то я 14-го мая !), в дедушкиной трехкомнатной квартире. Мама, папа и я жили в отдельной комнате. В ней была двухспальная кровать (я и теперь, спустя 30 лет, на ней сплю), у спинки кровати — самодельный полированный ящик для белья. Кроме белья, в этом ящике лежал баян в чехле, на котором папа иногда играл, а мне это было очень интересно видеть и слышать. В той же комнате стоял старинный черный письменный стол на пузатых ножках и со множеством ящиков. В ящиках хранились сокровища: колечки золотого и серебрянного цвета (как потом выяснилось, для вешания штор), запонки с цветными камешками и с рельефным изображением белочки (сейчас мужчины запонок не носят), фотопринадлежности, красивый глянцевый журнал "Фотография в США", футляры от подарочных ручек. Там был маленький черный пиратик в красном платке и тельняшке, с красным носом, серьгой в ухе, трубкой. Постепенно я оторвал его серьгу, трубку и пластмассовый нос... Содержимое стола было очень интересным, я мог часами копаться в его ящиках и рассматривать вещи. Жаль, что верхние ящики были очень высоко расположены, не говоря уж о столешнице. Под письменным столом (как и под круглым кухонным) я мог проходить, даже не нагибаясь. Под ним стоял большой деревянный ящик для моих игрушек. На столе и подоконнике иногда лежали шкурки норок с жестким мехом (их купили, чтобы сшить шапку, а может воротник). Бабушка и дедушка жили в спальне, смежной с большой комнатой. На ее дверях висели красивые желтые занавески с красными овалами, вытянутыми сверху вниз. В прихожей у нас был черный старинный телефон, наверное еще 1930-х годов, с никелированными шпинечками и круглым дырчатым циферблатом (номер 5-25-35). Кнопочных телефонов, а тем более сотовых, тогда и в помине не было. И вообще телефоны были далеко не у всех, в нашем подъезде только у троих людей... Поход из моей комнаты в зал был настоящим путешествием. Часто меня носил на руках папа. Он подносил меня к выключателям, я очень любил включать и выключать свет. Я любил, сидя высоко у папы на руках, заглядывать на сервант сверху — на нем стояла красная роза, сделанная из перьев и очень пыльная. Когда я пытался ее понюхать, то всегда чихал. Но в следующий раз я опять пытался ее понюхать. Дело в том, что в комнате родителей в ведерке росла живая роза, она иногда цвела и пахла очень приятно. А роза на серванте пахла пылью.

1977

В это время у меня было много интересных, запомнившихся игрушек. Например, заводной цветочек, который с жужжанием раскрывался при нажатии кнопки — и в нем танцевала дюймовочка. Еще была у меня заводная белая уточка, если ее отпустить — она бежала за розовой бабочкой, которая раскачивалась на проволоке у нее перед носом. У меня была большая белая гоночная машина из пластмассы, в ней сидел гонщик, и его оранжевая голова откручивалась. Был синий ракетовоз с двумя черными ракетами. Плюшевая собачка с замочком-молнией на спине и висячими круглыми ушами. Был красный пластмассовый шприц от хроматографа, который принесла с работы мама. В него я набирал водичку, когда немножко подрос. Играл я и со старой австрийской зажигалкой, сделанной в форме пистолета. А еще мне подарили две заводные машинки — голубой москвич и синие жигули, и на крыше у них был штырек, туда вдевалась проволочка и можно было водить заведенные машинки по полу, проволочкой направляя их движение. Радиоуправляемых машинок тогда не было. Все мои первые игрушки были заводными, механическими — а не электрическими и тем более не электронными. Так играли дети докомпьютерного времени.
У бабушки моей были две старинные шкатулки. Одна — маленькая, вылитая из черного чугуна, несла на тяжелой своей крышке затейливый литой рельеф: кудрявятся растения, порхает над ними мотылек, ползет жук с выпуклою спинкой. Другая шкатулка, более просторная, склеена была из толстой фанеры, выкрашенной в зеленый цвет, и оклеена снаружи сотнями мелких морских ракушек.
Иногда бабушка позволяла мне, четырехлетнему мальчику, разглядывать сокровища, спрятанные в её чудесных ящичках. Приходил вечер, затихал дневной шум, зажигалась настольная лампа. Яркий след ее ложился на круглый стол, покрытый расписной клеенкой, и кухонная мебель вокруг стола уходила во тьму. Ростом я был ниже кухонного стола, и чтобы увидеть на нем хоть что-нибудь, должен был взобраться на скрипучий деревянный стул. Затаив дыхание, я принимался разглядывать чудесный клад, как только бабушка откидывала крышку шкатулки. Каждая вещь, которую я осторожно вынимал оттуда, была волшебной и живой, как в сказках Андерсена.
Вот старинная пуговица — и не пуговица вовсе, а герб сказочной страны... В середине — рельефно выступающий витой четырелистник. Он блестит как ртуть, и во все стороны расходятся от него блестящие тонкие лучи. Они тоже сверкают, и так ярко, что глаз с трудом может терпеть этот блеск. А под этим рельефом — матовая основа из черного металлического сплава. Чернь и серебро... Поверни эту пуговицу чуть под другим углом — и тень набегает справа на сияющие лучи. Солнечное затмение происходит прямо на моей ладошке... В детстве время тянется медленно — и кажется, будто я смотрю на эту пуговицу уже долго-долго... А вот искрятся искусственные драгоценные камешки — аквамарин, изумруд, лунный камень, топаз... Бабушка Аня рассказывала мне, как называются эти камни. Волшебная красота — дух захватывает!
Бабушкина сестра, тетя Маруся, подарила мне никелированного маленького робота и кусочек перфорированной фотопленки. Отсюда, наверное, мой последующий интерес к компьютерам... Тетя Маруся была глуховата. Она всегда приносила мне конфетку или другой гостинец, и я ее всегда ждал и очень любил. Была у нее постоянная присказка: "В добрый час". Если я приносил что-нибудь по просьбе бабушки, то тетя Маруся говорила: "Ну вот, молодец. Кошка ведь не сделает !" А я представлял себе, как это делает кошка...

В этом году я научился читать. Мою первую книжку мама купила, когда мне не было и года. Но в годовалом возрасте я ее, естественно, не читал, а только трепал ручонкой. Читала ее мне мама. А потом прочёл и я. Называлась эта книжка С.Я. Маршака — "Усатый-полосатый". Издательство "Малыш", 1975. В книжке были стихи о котёнке, который жил у одной девочки. Она учила его говорить, укладывала спать, гуляла с ним, играла. Сначала котик все делал неправильно. А потом, а потом — стал он умным котом... А девочка тоже выросла и стала еще умнее. От этого котёнка я в том возрасте мало отличался...
Кстати, в этом году папа принес в дом дымчато-серого котёнка по кличке Буська (глаза у него были как бусинки). Этот котёнок казался мне огромным, хотя на самом деле он был очень маленьким. С котёнком я играл, но еще не понимал, что он живой и ему бывает больно — поэтому иногда я подтаскивал его к себе за хвостик. Я думал, что это у него рукоятка, чтобы удобнее было брать. Он играл с занавесками в комнате и был очень забавным, но потом обнаружил склонность к воровству — стащил со стола кусок мяса, и его за это отдали в другие руки. Прожил он у нас очень недолго — но мне запомнился на всю жизнь, как первый мой четвероногий друг. Я не очень расстраивался, когда его унесли — я думал, что так нужно, а вокруг было еще столько интересного, и мое внимание легко переключалось с одного предмета на другой. Еще я помню, что однажды в наш дом принесли ежика, найденного в лесу. Он жил в кладовке и пил молоко, а по ночам топал ножками... Потом ежика отвезли обратно в лес.

Вслед за первой моей книжкой появились и другие. На многих из них был в верхнем углу был изображен цветик-семицветик (символ серии "Мои первые книжки"). Все они были ярко раскрашены.
Это были сказки: "Сестрица Аленушка", "Снегурочка", "Репка", "Три медведя", "Мороз Иванович". Прекрасно иллюстрированные акварелью сказки Андерсена (их, как и многие чудесные книжки, принесла тетя Мила, мамина сестра — филолог). "Кот в сапогах" Шарля Перро, "Слоненок" Р. Киплинга.
Стихи: "Про все на свете" С.Я. Маршака ("Юнга — будущий матрос — Южных рыбок нам привез. Ягод нет кислее клюквы — Я на память знаю буквы!"), "Кем быть" и "Конь-огонь" Маяковского, его же — "Майская песенка" ("Когда война-метелица придёт опять — должны уметь мы целиться, уметь стрелять. Ша-гай кру-че! Цель-ся луч-ше! Блестят винтовки новые, на них флажки. Мы с песнею в стрелковые идём кружки! На ситцах, на бумаге — огонь во всём. Красные флаги — Несём! Несём! Несём!") "Пан Ян Топотало" (Юлиана Тувима), "Телефон" К. Чуковского, "Строил воробей". Множество рассказов и стихов о животных. Нравоучительные рассказы В. Осеева ("Волшебное слово"). Журналы "Мурзилка" и "Барвинок".
В "Мурзилке" были рассказы о злой волшебнице Ябеде-Корябеде и ее пакостных агентах, которых выявляли и ловили пионеры. Было там и одно очень страшное стихотворение какого-то Т. Белозерова. Начиналось оно так:

Темно.
За окошком ни звука.
Луна из-за леса встает.
Седая лохматая Бука
с мешком по дороге идет.
Слетают с плеча ее совы,
Лишь скрипнет в округе снежок.
Любого те совы готовы
Схватить
И упрятать в мешок...

И далее:

...За болотом,
за Урманом,
где позёмка петли вьёт,
В темном доме деревянном
Бука старая живет.

По моему глубокому убеждению, нельзя такие стихи печатать в журналах для малышей. Эта Бука наводила на меня панический страх, особенно по ночам. Представлял я ее в виде огромного клыкастого черного волка, который ходит на задних лапах. Когда в висящем пальто или в дверях ночью мне виделись очертания Буки, я просил маму дать мне палец и сжимал его в кулачке. Даже сейчас, когда я проезжаю станцию Урман, мне становится немного не по себе. Выходит, с детства я был очень впечатлительным ребенком с обнаженными нервами.
Впрочем, это не удивительно. Мой отец, вплоть до 2000 г., когда они с мамой расстались, был человеком неуравновешенным и распущенным. Любое, самое мелкое и нечаянное отступление кого бы то ни было (мамы, бабушки или дедушки) от его желаний немедленно вызывало дикий скандал.
Естественно, меня в этом возрасте он не трогал, обращался с большой добротой и любовью. Он играл со мной, пел мне песни про красных кавалеристов, сшил для меня из серой тряпочки игрушечного ослика с бархатной попоной и с глазами из пуговиц... В то время он мог по поводу моего воспитания наорать на маму или бабушку, но еще не трогал меня самого.
Во многих семьях отцы ругаются, это полбеды. Матерился он виртуозно, но ведь можно и матом выразиться с доброй интонацией, а можно и в "приличное" высказывание вложить заряд злобы. А настоящая беда была вот в чём — когда он злился на кого-то, это была ненависть СМЕРТЕЛЬНАЯ, т.е. в тот момент он был психологически готов своего противника разорвать на куски, втоптать в асфальт, убить самым садистским образом. Лицо его чудовищно искажалось от ненависти, белело, на лбу выступал пот. Он и в спокойном настроении всегда разговаривал громко и зычно, не считаясь с тем, что кто-нибудь в это время спит или отдыхает. Но когда что-то его злило, он срывался на истерический крик. Иногда он пускал в ход кулаки.
Он впоследствии говорил мне, что вспыльчив, но отходчив. Не совсем так. Приступ ярости в конце концов проходил, но память о неправильном, по его мнению, поступке мамы — оставалась навсегда, и при новом скандале он долго перечислял все её предыдущие "прегрешения" и ошибки. Отец считал себя вправе всех учить (в том числе своих родителей), всеми помыкать и всех обвинять. Например, в том, что испортилось в морозильнике мясо, не вовремя вынули из супа лавровый лист, переварили или недоварили пельмени, и т.д и т.п. Бабушка и мама всегда тщательно подбирали слова, чтобы чем-нибудь его случайно не задеть и не вывести из себя. Спустя годы и я научился подбирать слова и как Штирлиц десятки раз просчитывать каждую свою реплику и возможные отцовские выводы из нее... Перечить ему ни в чем было нельзя. Скандалы из-за пустяков длились по нескольку часов подряд. Потом мама очень часто плакала от унижения и бессилия. Всё это продолжалось с 1974 по 2000 год с периодичностью два — три раза в неделю как МИНИМУМ. Придраться он мог к любой мелочи и в любой момент. Прошу учесть при дальнейшем чтении это важнейшее, стержневое обстоятельство, вокруг которого вращалась вся моя жизнь на всех ее этапах, от ясельного возраста до аспирантуры, и уйти от которого было совершенно невозможно. Я об этом пишу в хронике редко, а происходили эти скандалы еженедельно. Читатель должен все время об этом помнить.
Естественно, для меня в 3-4 года родители казались самыми лучшими, и кроме того, я не мог сравнивать их поведение ни с окружающими, ни с "книжными" образцами. Я считал, что если мой папа так делает — то иначе и быть не может, но подсознательно я ощущал мощнейшее давление на свою нервную систему и психику с самого начала сознательной жизни. Отсюда, думаю, страх перед Букой и темнотой.

1978

В июне мои родители уехали отдыхать на юг, оставив меня на руках у бабушки Ани и дедушки Абрама (папиных родителей). Когда они уезжали, я был уже болен воспалением легких, но болезнь еще не развернулась на полную катушку. Моя мама волновалась, но все же они решили поехать. Когда болезнь начала прогрессировать, бабушка и дедушка выхаживали меня. Возможно, они меня спасли от смерти. Приезжала скорая помощь, у меня была температура 40. С тех пор я по крайней мере раз в год, а иногда и чаще, болел простудными заболеваниями: воспалением легких, ОРЗ, бронхитами. Очень часто у меня был заложен нос. В один из приступов болезни я закашлялся, а управлять своим дыханием еще не умел. Я почувствовал, что задыхаюсь, т.к. не могу дышать ни носом, ни ртом. Это состояние длилось, наверное, около минуты, но мне показалось, что прошла целая вечность. Однако инфекционными заболеваниями в детстве я не болел, и травм у меня не было.
Из Симферополя мама привезла мне игрушечный черный пистолет, на его рукоятке была розовая пластинка с рельефом в виде птицы Феникс. Пистолет срелял пластмассовыми стрелками с резиновой присоской на конце. Чаще всего я стрелял в платяной шкаф. Пистолет этот мне очень понравился. Папа привез крупную красивую раковину, в которой шумело море.
Болезни отнимали у меня очень много времени в дошкольные и школьные годы. Из-за них я не мог ходить в детсад. Меня мама будила рано утром, возила в детский сад из красного кирпича, который был далеко — на улице Свободы. Когда на меня одевали меховую шапочку, то её резинка всегда резала мне кожу под подбородком. Мамы, помните о том, что у детей это очень нежное место. Сейчас-то у меня там щетина растёт, а тогда мне было очень больно. От остановки надо было далеко идти пешком. На асфальте, где сейчас киоски, тогда были круглые железные бляшечки. Мама их называла "репа", "картошка", "морковь" и "свекла", чтобы мне было интереснее туда ездить. В детсаду мне было плохо и одиноко. Вскоре его закрыли на ремонт. Меня отдали в другой детсад, из серого кирпича, поближе к дому, на ул. Калинина. Там я тоже часто простужался, однажды я стал задыхаться и маме позвонили на работу, сообщили, что мне сделалось плохо. Она быстро приехала и забрала меня домой. Когда я не болел, из этого садика мы с мамой медленно шли пешком, я задирал голову и видел "реактивки" — самолеты с яркими пылающими хвостами, которые полосой прорезали небо. Мама говорила, что эти самолеты охраняют нас от врагов.
Когда я болел, мама сидела со мной на больничном, называла ласковыми именами. Короткими толстыми фломастерами она рисовала мне дом, кошку, скуластые кудрявые рожицы с синими глазами. Пела мне колыбельные песни, приносила моего голубого зайчика, если мне было плохо. Она давала мне таблетки и горький хлористый кальций, который надо запивать молоком. Мы ездили на приём в детскую больницу на ул. Суворова, за дворцом УМПО. Это было очень далеко. Остановка "Северный рынок". Я знал, что на севере живут белые медведи, а на рынке продают овощи. Но там не было ни медведей, ни овощей. Троллейбусы тогда были двух типов — с покатой нашлепкой наверху и с прямоугольной. Из этой нашлепки у них росли рожки. Маме уступали место, она везла меня на ручках. Больница была мрачной, это был коридор - узкая полутемная кишка, где даже ребенку трудно протискиваться, а взрослому тем более. Там делали очень болезненные процедуры — например, анализ крови, уколы или пломбирование зубов. А иногда в горло засовывали металлический шпатель — тоже мало радости. В подвале этой больницы я даже делал какое-то время лечебную физкультуру с другими ребятами. В больнице был гардероб (смешное слово — похоже на "горб и гроб"), а на стенах висели плакаты, где была красиво нарисована красная морковь с глазами и ротиком, и написано, что её надо кушать, а иначе будет рахит.

В этом году мама записала меня в детскую библиотеку (сам я там не был, но она приносила оттуда что-нибудь почитать).
У меня дома стали появляться глянцевые красочные книжки идеологического характера — например, книги о Великой Отечественной войне, об армии (стихи "Служу Советскому Союзу" С. Михалкова), о гербах и флагах республик Советского Союза. Тут обязательно придётся остановиться на идеологическом воспитании. Идеология занимала в воспитании советских детей такое же важное место, какое религия занимала в воспитании детей эпохи средневековья. Может быть, среди городских малообразованных слоев, в глубинке или в деревнях, а также в семьях диссидентов, роль идеологии была значительно ниже и на нее просто не обращали внимания, или даже воспринимали её как ложь. Иначе я не могу объяснить, почему миллионы людей, казалось бы, воспитанных в этом духе, не защитили СССР и социализм, а подчинились капитализму и религии, и только единицы (в том числе и я), остались верны социалистическим идеалам и материализму по сей день. Нашу семью можно было отнести к интеллигенции или советскому городскому "среднему классу". Семья была совершенно безрелигиозной, и в ней не было никакого национального самосознания, помимо советского. Я даже спрашивал маму: зачем нужно название "русский", если мы "советские", и думал одно время, что "русский" — это устаревшее название "советского", так моих сограждан называли раньше, при царе. Мой дедушка был коммунистом, бабушка и родители — беспартийными. О вещах, относящихся к идеологии, мне рассказывали с самых малых лет. Не вдалбливали, а именно рассказывали и объясняли, и это объяснение было стройным, логичным и понятным.
У меня возникали естественные вопросы: откуда взялась наша Земля и человек, что происходило давным-давно (когда меня еще не было на свете), какие страны, кроме нашей, есть в мире, и что будет потом, через сотни лет, и для чего вообще живет человек. И мне на каждый из этих вопросов развернуто и терпеливо отвечали, без сложных терминов, на уровне, доступном моему возрасту.
Наша Земля это огромный шар — говорит папа, когда мы гуляем — Он взялся из газового облака, которое сгущалось и стало твердым. Это не чудо, а законы природы. Человек произошел от обезьяны. Ты видел на картинке, что обезьянки похожи на людей больше, чем все другие животные. Только все это было давным-давно...
— ...Давным-давно — расказывает мне мама и остужает манную кашу, дуя на ложку — люди жили в пещерах и ходили в звериных шкурах. Они кушали то, что найдут, сами ничего делать не умели. Постепенно, когда стало больше еды и начались войны, победители заставляли работать на себя пленных, и давали им еду из своих запасов. Это были рабы, и был рабовладельческий строй. Но это было невыгодно, рабы не хотели работать на других.... — Не зря мама слушала лекции по истмату на химфаке БГУ! — ...И потом им выделили землю, они стали ее пахать, а часть урожая они отдавали помещику. Это тот, кто владеет землей... Такой строй называется феодализм...
Ну — и так далее... То есть с формационной теорией я познакомился в четырехлетнем возрасте, и она показалась мне вполне ясной и правильной. Такой же кажется и сейчас.
На свете — говорили мне — есть Советский Союз и наши друзья, страны-союзники. Наши союзники со временем обязательно войдут в Советский Союз. Но время для этого пока еще не пришло. Пока считается, что это другие страны, но они дружеские. В нашей стране тебе всегда каждый поможет, и поможет государство. Оно поможет бесплатно учиться, лечиться, устроит на работу. Если случится беда — тебе помогут. Мы в Советском Союзе живем правильно, рано или поздно так будут жить все другие страны, даже Америка, которая сегодня нам враг. Наши враги, главный из которых — Америка, живут неправильно, плохо. О людях там никто не заботится, и всем управляют богачи — капиталисты. Если у тебя нет денег, там ты никто, если тебе плохо — тебе не помогут. Это называется капитализм. Мы его победим, но не потому, что у нас много оружия, а потому, что наша жизнь самая правильная и добрая, и все захотят жить так же. Мы никого не хотим захватывать, нам нужен мир. Ко всем народам мира мы относимся хорошо. Но если на нас нападут, мы отобьемся — у нас много оружия, танков, ракет и самолетов, мы самая сильная и большая страна в мире. Когда-то на нашу страну напали фашисты. Так называются немцы, но только не все, а злые и жестокие, которые убивают и мучают людей. Мы их победили на войне. Первыми мы никогда не нападаем. Когда-то у нас тоже был капитализм и был злой царь, но великий Ленин победил его. Он предсказал, что все народы земли будут жить как мы, по-доброму и по-товарищески. Это называется социализм. Все что Ленин раньше предсказывал, сбывается. Дедушка Ленин — гений. Это что-то вроде доброго волшебника, но без чудес. Потому что чудеса бывают только в сказках. А дедушка Ленин побеждает умом. Он видел дальше всех, на многие годы вперед. Человек живет на свете, чтобы помогать торжеству добра на всей Земле, строить социализм. Все страны мира войдут в наш Советский Союз, и даже язык у них будет один, а не разные, как сейчас. Добро обязательно победит на всей Земле, и все будут счастливы. Каждый в нашей стране живет и работает для этого, в этом смысл жизни людей.
Для ребенка четырех лет всё предельно ясно и понятно. Жизнь человечества — это сказка с хорошим концом! А мои книжки убеждали, что это вовсе даже и не сказка, а правда, и что все вокруг в неё верят.

Иногда по вечерам мы с папой гуляли около близлежащего ресторана "Сакмар", но в ресторан никогда не заходили, а заглядывали в кафе и покупали треугольные пирожки с морковью. Если я был здоров, мне давали молочный коктейль, очень вкусный и очень холодный. В другой части этого кафе была пельменная, там было шумно. Стоя на улице, я видел сквозь стекло, что холл ресторана обшит резными деревянными дощечками, и мечтал там побывать. Я сказал папе: "Давай зайдем туда, ведь там за вход не платят!" — На что он с непонятной усмешкой ответил: "За вход не платят. За выход — платят." Не пускают — ну и ладно... У ресторана стоял синий асфальтовый каток, я забирался на него с помощью папы, дергал рычаги и нажимал педали. Это было очень интересно. Если мы гуляли в парке, то рисовали на снегу елку, а еще я учился писать буквы. Иногда в парке мы лазали на снеговые горы, нагроможденные бульдозером. Для этого у меня были голубые "сугробные штаны" с резиночкой внизу, чтобы не попал снег. Но снег все равно попадал. Отец заставлял меня лазать на горки дольше, чем мне самому хотелось, я уставал, иногда плакал. Но если мы лазали не слишком долго, я был очень доволен и приходил разрумянившийся, в радостном возбуждении. Если мы гуляли ночью, то облака и тучки "съедали" луну, как на картинке в книжке про летчика Талалихина, где его "ястребок" таранит черный вражеский мессершмидт, а беловатую луну уже "съели тучки".

1979

В этом году я любил, когда меня сажали на комод в прихожей (сам забраться на него я не мог). Там стояла "Вайвайка" — желтая, огромных размеров, ламповая радиола с катушечным магнитофоном внутри. Когда ее включали, индикаторная лампа медленно раскалялась, и в окошечке будто раздвигались зеленые "шторки". Я не любил, когда папа крутил рукоятки настройки, потому что боялся улюлюканья в динамиках. Но очень радовался, когда оттуда раздавался нежный женский голос, певший "Один раз в год сады цветут"... Эту песню передавали чаще всего. Когда мама во дворе весной катала меня на качелях, она напевала песенки: "Увезу тебя я в тундру... ", "Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги... ", "Потолок ледяной, дверь скрипучая... ", "Надежда — мой компас земной... ". Я думал: почему это "ком под землей"? Что такое компас, я не знал. Я путал "Камчатку" и "химчистку" — обе были очень далекими, одна — неизвестно где, а другая — через дорогу, где ездят машины. Путал "тундру" и "тайгу". Путал норку, ондатру и нутрию — из всех делают шапки. Впоследствии путал Александра Невского, Дмитрия Донского и Александра Македонского (в честь первых двух были названы близлежащие улицы, в честь третьего почему-то улицы не было, но я думал, что это тоже русский богатырь).
У папы была автомашина "Москвич" красного цвета, с номером 70-80 БАР. Эти буквы совпадали с папиными инициалами, и я думал, что машину назвали в честь него. Подземный гараж, где стояла эта машина, был далеко от нашего дома, около ДК УМПО. В окрестностях нашего города были красивые озера — около деревни Булгаково озеро Фомичевское (я его переназвал потом в Хомичевское, т.к. там водились суслики), а около Уфы — Аэропортовское и Ломоносовское. Летом папа выезжал со мной и мамой на природу — на несколько дней или недель. Такие выезды были несколько лет подряд. Ехать было интересно. Жить на природе мне иногда бывало тяжеловато. В багажнике у папы была брезентовая палатка и резиновая лодка. Мы плавали по озеру на лодке, папа ловил золотистых карасей на удочку. Перед рыбалкой в куче навоза надо было накопать червей. Я не знал, откуда берется навоз, и думал, что это просто такая особенная грязь, где живут черви, и эта грязь бывает только на фермах. Однажды папа дал мне погрести веслом на озере, а я засмотрелся на что-то, выпустил весло и оно утонуло. Но тогда папа на меня не ругался, потому что я был маленький и не понимал, что делаю. Однажды даже я вытянул из озера карася. Папа и мама загорали на берегу реки Уршак. В черном закопченом котелке на костре варили уху, ели ее расписными деревянными ложками. Отдых на природе нравился. А иногда мы ездили в Чишминский лес за грибами. В этом красивом смешанном лесу росли волнушки, сыроежки, грузди и свинари. Свинари я любил больше всего. Впоследствии их объявили несъедобными, т.к. из-за загрязнения среды они сделались ядовитыми. Но тогда я их ел большими порциями и без всяких отрицательных последствий.
Очень запомнился мне наш сад, который мы называли "Зеленый домик". Он находился между Кудеевкой и Урманом. На станции "Парковая" приятно пахло дегтем. Мимо шел "товарняк" и сильно гудел. В сад мы брали сгущеное молоко ("коровий медок"). У меня была в руках железная игрушка — заводное метро с двумя поездами. Наша электричка выглядела как эти поезда, ехать на ней было интересно. "Зелёный домик" находился на ул. Грибоедова (я думал, ее так назвали из-за того, что на пеньке в нашем саду росли грибы вешонки). Мама меня предупреждала, чтобы я не трогал осоку, но однажды я все же ей порезался. С бабушкой мы сидели на бревнах и я ловил больших жуков-рогачей и рассматривал красных лесных клопов — "солдатиков". С дедушкой мы ходили в деревню Булан-Тунган за молоком, срезали на память кусок берсты. Она и сейчас лежит у меня, и дедушкиной рукой на ней написано: "Булан-Тунган". Однажды на меня бросился черный теленок, и дедушка защищал меня, а теленок боднул дедушку, и тот упал. Бабушку однажды укусила в язык оса, которую она зачерпнула вместе с вишневым вареньем. С тех пор я боялся ос и пчёл, а папа всех залетевших ос убивал тапочком, целыми десятками. Однажды я объелся малиной с молоком, у меня поднялась температура, тошнило. В ясную погоду мы сидели с бабушкой на крылечке, и глядели на ветряк для отпугивания кротов. Мне он казался большущей мельницей, а бабушка говорила: "Не хотите ли пройтиться, там где мельница вертИтся?" В грозу я стрелял в окно из железного ржавого пистолетика при каждом ударе грома. С папой мы ходили в "кругосветки" по направлению к Кудеевке, по пути были поля с клевером и пчёлами. Мне эти "кругосветки" нравились, несмотря на усталость.
Зимой, 15 января, дедушку наградили медалью "Ветеран труда".Я любил ее рассматривать.
Осенью и зимой, когда мы выходили из подъезда, папа говорил: не выходи сразу, надо постоять в тамбуре и ак-кли-ма-ти-зи-ро-ва-ть-ся. Это слово было сложным и интересным, я любил эту игру и всегда останавливался внизу. Слово "тамбур" было тоже непривычным и новым. У подъезда была сколоченная из двух досок и покрашенная в зеленый цвет лавочка. На ней сидели старушки-соседки: Марья Ивановна, Марья Степановна и Рая Марковна. Всех их я путал между собой. У меня были два друга: Эдик и Стасик. Со Стасиком нас однажды весной повезли в длинное, увлекательное и утомительное путешествие в другую часть города, к памятнику Салавату Юлаеву. Этот чугунный конный памятник, один из крупнейших в Европе, стоял на поросшей зеленью горе. Карабкаться по ней тогда для меня было все равно, что сейчас взбираться на Эверест. Поэтому я очень устал. От этой поездки остались фотографии. На них мама, бабушка, дедушка, Стасик и хмурый недовольный я. В соседнем подъезде, где жил Эдик, был в подвале наш ларь с картошкой. Лазать в темный подвал было интересно. За овощехранилищем смотрела тетя Валя Валеева, которая дружила с бабушкой. А с Эдиком мы бегали во дворе, вокруг кирпичной бойлерной с надписью "Опасно, газ !", Один раз мы хотели перелезть через забор детского садика, который был у нас во дворе, но я отказался, потому что это НЕЛЬЗЯ. В другой раз бабушка взяла меня с собой на АГИТПУНКТ (непонятное слово... язык сломать можно !), потому что были выборы. Этот АГИТПУНКТ был в здании ближайшей школы, он был украшен кумачовыми флагами и алым полотном, все было очень торжественно. Бабушка опустила бюллетень в красную бархатную избирательную урну. Я такой гордой красоты нигде еще в жизни своей не видел, и был в восторге от этого похода.

1980

Это был самый долгий-предолгий год в моей жизни. Он тянулся бесконечно. Именно в 1980-м я уяснил, что каждый год имеет свой номер.
Летом этого года я с бабушкой Аней ездил в дом отдыха "Сосновый бор", который находится около города Бирск, севернее Уфы. Нас туда отвез папа на красном "Москвиче" (78-80 БАР). Поездка показалась мне очень длинной и была интересной, больше всего запомнилась переправа через реку на автомобильном пароме. Я не думал, что можно машину поставить еще и на кораблик, чтобы переплыть через большую реку Белую. Когда мы приехали в дом отдыха, то остановились в коттедже, его я плохо помню. Папа не имел путевки, и поставил для себя палатку на природе, в окрестностях дома отдыха. Иногда он навещал нас с бабушкой, и мы с ним гуляли по дорожкам. Папа всегда учил меня видеть красоту природы, замечать животных и птиц, будь то на улицах города или в лесу. Вот именно за это я ему и сегодня глубоко, всей душой благодарен. Мы видели с ним полосатого бурундука, перебегавшего через лесную тропинку, которая петляла среди сосен и тоже была полосатой от солнечного света, пробивавшегося сквозь ветви деревьев. Этот бурундук мне запомнился на всю жизнь. Кроме того, папа однажды поймал в сплетенную из прутьев ловушку черную галку. Он говорил, что галчата легко приручаются. Однажды в мусорный ящик близ нашего коттеджа ночью залез здоровенный барсук, и папа пытался его поймать, но он убежал. Среди прочего, мне запомнился наш поход с бабушкой в баню. Если там со мной была бабушка, значит эта баня, скорее всего, была женской. Но на меня в том возрасте это никакого впечатления не произвело. От жаркого пара у меня пресеклось дыхание. Это купанье обернулось тем, что я простыл и тяжело заболел. В бане я задыхался, и мне не было никакого дела до мывшихся рядом купальщиц, я их даже не разглядывал.
Когда я задавал родителям вопросы о самых разных вещах, то мне, как правило, отвечали развернуто. В числе прочего, конечно, я спрашивал, откуда я взялся. Мне говорили, что я вырос у мамы в животике, а потом в больнице ей сделали операцию, разрезали животик и вынули меня оттуда. Это объяснение меня вполне удовлетворило. Например, горошинки тоже вырастают в стручке, а потом мы этот стручок раскрываем и вынимаем их. Я на своем опыте (у меня фотографическая память о детстве) могу сказать, что все теории Фрейда об Эдиповом комплексе и каких-то любовных влечениях у детей, мягко говоря, сомнительны. Если ребенок хочет убить отца — значит, он его просто ненавидит за авторитарное подавление (у меня мысль о его убийстве впервые возникла только в 4-м классе школы). Если ребенок говорит матери "я на тебе женюсь" — значит, он любит ее именно любовью ребенка, а не любовника. Он всего лишь хочет, чтобы она ухаживала за ним и общалась с ним всю жизнь. Ничего другого о браке советские дети просто не знали. Все дело в том, что Фрейд не жил в тоталитарном, информационно закупоренном обществе. Хотя церковь в то время негативно относилась к сексу и была довольно влиятельной, она все же не могла эффективно перекрыть все каналы доступа к информации "об этом". Вот дети и узнавали "об этом" в раннем возрасте от взрослых или старших сверстников, а Фрейд подумал, что эти знания и влечения у детей являются врожденными. В СССР же смогли создать ПОЛНУЮ информационную блокаду вокруг этого вопроса. Я ничего не знал о роли отца в рождении ребенка, и считал, что ребенок начинает вырастать в животе по достижении женщиной определенного возраста (её зрелости). Я сводил анатомические различия между мужчиной и женщиной к наличию у женщины груди, её способности вынашивать младенца в животе, длинным волосам и более хрупкому телу. Пропагандируемое равенство полов в моем сознании было почти тождеством. Если на старинных картинах у голых женщин не показаны кое-какие анатомические детали, которые есть у меня, я считал, что художник их не нарисовал ради общепринятых правил приличия, а не потому, что этих органов у женщины нет. Ощущения некоего телесного дискомфорта, бывавшие у меня лет с четырех, я воспринимал чисто механически (как зуд), и с взаимоотношениями полов, любовью или деторождением никак не связывал... Понятие "любовь" я воспринимал просто как очень крепкую дружбу мужчины и женщины, сходство интересов. Я считал, что в брак люди вступают в том числе и для того, чтобы мужчина помогал женщине вырастить ребенка. Ребенок может родиться и без участия отца. Однако в полной семье, с отцом, он будет воспитан лучше. Вот такое было у меня восприятие всего этого вплоть до пятого класса школы.
Замечу заодно, что врожденного религиозного чувства у детей тоже нет. Я рос в атеистической стране, в атеистической семье, и ни малейшей склонности к религии у меня не было. Я считал тогда (считаю и сейчас), что религия — это нелепая выдумка, выгодная всяким владыкам, богачам и церковникам, а верят в неё отсталые и неграмотные люди.
Из "Соснового бора" мы вернулись домой, причем я был уже простывшим. В этом году в Москве проводилась Олимпиада, и мы смотрели репортажи о ней по телевидению.

Глава 2

Центр мира смещается

Бесконечный 1980-ый год продолжался. Именно в этом году бабушка и дедушка настолько устали от постоянных придирок и скандалов моего отца, что совместно решили разменять трехкомнатную квартиру на Первомайской-44 и разъехаться в разные комнаты.
По масштабу и угнетающему впечатлению это событие сравнимо для меня только с распадом соцлагеря и Советского Союза. Может быть даже, первый переезд был для меня в том возрасте куда большим стрессом, чем крах СССР в 1991 году. Как и Лев Кассиль, я при своем первом переезде "увидел, что центр мира сместился", да и сам мой устойчивый мир распался. Только лет мне было меньше чем Кассилю, а значит, и стресс глубже. Перед перевозкой кухонного буфета из него вынули банки и мешки с крупой. Пользуясь этим, я забрался в пустой буфет. Тесно мне там не было. Даже не приходилось нагибаться. Я вылез из буфета и увидел, что в нашу большую комнату чужие люди заносят чужие вещи. Твердой разницы между своим и чужим, особенно если чужое приносят в наш дом и оставляют там, а сами куда-то уходят, я для себя еще не проводил. Я обращался с чужими вещами, как будто они были мои. Особенно мне понравился глобус, который поставили рядом с нашей пыльной розой, на сервант. Я не понимал, почему розу нюхать можно, а стоящий вблизи глобус трогать нельзя. И всё время мечтал, чтобы мне подарили этот глобус. Ждать пришлось долго. Глобус мне подарили, когда мне исполнился 31 год, и на меня в таком возрасте он, конечно, уже не произвел сногсшибательного эффекта. И вообще никакого эффекта. Так что всё надо дарить вовремя.

Бабушка с дедушкой будут жить теперь на улице Первомайская-30, кв.65, в двухкомнатной квартире. Папа, мама и я жили теперь через улицу, в доме напротив, по Первомайской-33.
Тогда, в 5-6 лет, я был слишком мал, чтобы перейти полную летящих автомашин Первомайскую и заглянуть к бабушке Ане в гости. У неё я бывал только если меня отводили туда родители. Один раз такое было вьюжной зимой. Этой зимой я воображал, будто я Буран или Дед Мороз, а может быть Кай из сказки про Снежную королеву, и умею вызывать метель и вьюгу. У бабушки была электрическая грелка с регулятором нагрева. Она давала мне её в кроватку, если меня оставляли у неё переночевать. На столике у нее был светильник- ночник в виде половинки земного шара с красным огромным СССР и зелеными другими странами. Еще один ночник был в виде кристалликов, под которыми горела красная лампочка "дневного света". Казалось, что это рубин. Я смотрел на него и засыпал сладким сном.
Новая квартира родителей была тесной коммуналкой, где жили, кроме нас, еще три семьи: старички баба Клава и дядя Ваня, тетя Нина с крикливым младенцем, тетя Тоня с мужем и маленькой дочкой Юлей (с ней я потом сдружился).
Наша комнатка была маленькой, вроде спальни. Там стоял шкафчик и две кровати. Естественно, я всю эту новизну воспринял крайне негативно. Кругом толпа народу, шумно, тесно, очередь в туалет, ну и так далее. И это после огромной трехкомнатной квартиры, где я сидел чаще всего только с бабушкой и дедушкой, поскольку родители были на работе... Да... Тяжеловато, но что поделаешь?
Папа купил мне красную деревянную пожарную машинку, у нее в лунках сидели деревянные пожарники с нарисованными черными мундирами и бронзовыми касками. Эта машина мне очень нравилась, по утрам папа расставлял пожарников на шкафу или на полке, и говорил, что они ночью туда залезли, пока я спал. Мне было интересно так играть и представлять себе, как они ночью лезут на шкаф. Я играл с моим плюшевым медведем, лечил его, перевязывал бинтом, кормил старой батарейкой "Орион".
Я очень много гулял во дворе, домой идти не хотелось.
Летом я разглядывал оранжевую цистерну поливальной машины, стоящую во дворе. Родители ходили за грибами, набрали трутовиков и попытались их сварить, но трутовики были старыми и жесткими. Баба Клава смеялась. Однажды она пригласила меня к себе. Как я потом узнал от мамы, она была сплетница. Но со мной она очень хорошо обращалась, почти как моя бабушка, и мне её ругать не за что. У них была настольная лампа с зеленым абажуром. Она подарила мне потрёпанную книжку "Хижина дяди Тома", я читал её и очень жалел бедного пожилого негра, и вообще всех рабов.

Этим же летом, в августе, родители меня положили в отвратительный пуль-ма-но-ло-ги-че-ский (в кого он пуляется?) санаторий на улице Калинина, где мне было хуже всего на свете. Мне там было очень одиноко, другие дети отнимали у меня вкусные фрукты из передач, воспитатели не давали мне мой настольный хоккей, который родители принесли туда, а они положили его на шкаф и я не мог до него дотянуться. Сначала я был здоров, и мы с другими детьми ходили гулять во дворик, лазили на грузовичок и кораблик из железных трубок, ходили через улицу Калинина на экскурсию, а вокруг были желтые листья. Эти прогулки меня радовали и утешали. С одним ребенком я подружился, имени его сейчас не помню. Мы строили планы, как сбежать из окна по веревке и добраться до дома (я не знал, где мой дом и как до него дойти, но думал, что расспрошу у прохожих и они мне помогут). Когда я понял, что сбежать по веревке нельзя, я подумал, что можно просто выброситься из окна, тогда я умру и мои мучения кончатся. Так в шестилетнем возрасте мне впервые пришла мысль о самоубийстве. Потом меня продуло и я сильно заболел. Меня положили в тесный "изолятор" и поили противным "кислородным коктейлем". Самое страшное, что там у меня начался "сенсорный голод" — ребенку в этом возрасте нужна смена впечатлений, лежать в комнатушке без окон и целыми днями ничего не делать и ни с кем не говорить он не может. Это Николай Морозов, сидя в одиночке Шлиссельбурга, мог в таких условиях уйти в науку, а у меня началось что-то типа ярких галлюцинаций. Я спасался тем, что воображал себя поваром, будто бы я готовлю разное тесто из всяких продуктов, и пеку из него всякие пирожки. Наконец, родители забрали меня из санатория.

Осенью я носил розовато-оранжевый тонкий плащ. Однажды на какой-то утренник надо было купить красный флажок, мы с мамой поехали в магазин "Орленок", купили этот флажок, но возвращаясь, перепутали номер автобуса и уехали в ИНОРС. Это слово было страшным. Инорс — это чужие дома, где живут чужие люди, и туда не ездят автобусы, и там темно. По мосту, протянувшемуся над рельсами железной дороги, мы перебрались обратно, ближе к остановке на ул. Вологодской. Дул сильный ветер, внизу гудели поезда, смотреть на них с моста вниз было жутко. Я вцепился в мамину руку своей ручонкой. Тогда я очень испугался, а когда с дедушкой в восьмилетнем возрасте вновь ошибочно уехал туда — уже не боялся так сильно.

1981

В январе я пошел на подготовительные курсы для дошкольников. Мы учились в кирпичном одноэтажном здании, расположенном во дворе 62-ой школы. В школьные годы это же здание служило и "продлёнкой". Класс был тесным, мы сидели за партами, у которых скамейки и столешницы были слиты воедино. На партах были отверстия для установки чернильниц, но наши палочки, крючки и квадратики мы писали уже шариковыми ручками. В те времена еще велась дисскусия, стоит ли в младших классах писать пастой. Считалось, что шариковая ручка, в отличие от перьевой, портит почерк. В тетрадях тогда еще были промокашки. Эти курсы я воспринимал скорее как детский сад, чем как начало школы. На шкафчиках для одежды были настольные игры, в том числе хоккей, головоломки. Очень часто учительница, зная что я читаю бегло и с выражением, давала мне читать вслух перед всей группой детскую книжку "Рассказы о Ленине". Я читал ее очень подолгу, а она в это время вязала носки. Меня она за это чтение хвалила. Считал я хуже, чем читал. В этой "подготовишке", а затем и в школе, пахло мелом, трухлявым деревом и ржавым металлом — типичный школьный запах. Форму нас обязали носить только в 1-ом классе, а в "подготовишку" мы приходили учиться в домашней одежде. Мне купили клеенчатую зеленую кассу для букв, и сам набор букв и слогов. Их надо было вырезать из бумаги и рассовывать по кармашкам кассы. Купили мне голубые счетные палочки, пластилин и другие учебные предметы. Я ходил туда в сладком предвкушении того, как стану первоклассником. Но здоровье меня опять подводило, мой нос хлюпал, иногда я задыхался... Некоторые шалуны иногда меня задевали, но систематической травли не было. Особенно запомнилась мне "подготовишка" весной. Мы бегали по улице в перерывах между занятиями. Ходили мы туда не ежедневно, но все же по расписанию.
Летом этого года мы вновь ездили в дом отдыха в район г. Бирск, на этот раз — на озеро Шамсутдин. На этот раз со мной поехали папа и мама. Мы жили в коттедже, и по его окну корячился тот самый "большой, длинный, вялый комар", которого Гоголь называет "карамора", а я думал, что это "малярийный комар" и боялся, что он меня укусит и заразит. Сначала было скучновато. Скандалы папы и мамы продолжались, постепенно и меня они начали вовлекать в свою орбиту. В столовой папа заставил меня жевать совершенно несъедобную, будто резиновую, котлету — и ревностно наблюдал за тем, чтобы всю ее до крошки я съел. Напоминаю, что малейшего противоречия своей воле он не терпел, требовал полной покорности от всех окружающих. На то, чтобы заставить меня проглотить эту котлету, отец не пожалел выделить целый час! Но есть ее я физически не мог, меня начало тошнить. Я же не делал этого специально... Что я могу поделать, если меня рвёт? Тогда отец в первый (но далеко не последний) раз в жизни бешено заорал на меня трехэтажным матом, побелев от ярости, и от испуга у меня сжалось сердце.
В доме отдыха меня записали в местную библиотеку и взяли для меня одну замечательную книжку. Названия ее я не помню, а содержание было таким: дошкольники и первоклашки тайно сговорились не слушаться своих родителей и во всём им противостоять. Естественно, в этой книжке поведение ребят осуждалось, их заговор потом раскрылся и ничего хорошего им не принес, и с родителями они помирились. Но всему этому морализированию я не поверил ни на секунду, а идея о том, что можно приказам родителей противопоставить сговор и даже заговор детей, привела меня в восторг. Вот именно эта книжка была первым шагом, с которого началось мое избавление от рабского сознания. Но, конечно, это не привело тогда к каким-то практическим действиям, к бунту. Мы, как всегда, ходили с папой гулять в лес, я рассматривал строительную технику (новое сложное слово — катерпиллер!), ходили в кино и на танцплощадку ("Как дорог край березовый в малиновой заре... "), плескались в теплом деревянном "лягушатнике" на берегу озера, папа плавал и нырял. Около этого лягушатника он решил нас сфотографировать. Я стоял в мокрых белых трусах, и настроение мое было в тот момент паршивым. А отец кричал и требовал улыбаться. И на той фотографии я улыбаюсь искусственной, кривой, вымученной улыбкой. Даже сейчас, когда я смотрю на эту фотографию, мне становится неудобно и я чувствую себя униженным в своем человеческом достоинстве. Из дома отдыха мы вернулись домой на машине. В этом году мне предстояло стать первоклассником.
Сентябрь. ПЕРВЫЙ РАЗ В ПЕРВЫЙ КЛАСС! Торжественная линейка. Возложение цветов к бюсту Ленина. Ощущение при этом благоговейное... Я — ученик школы номер 62. Первая учительница — Елена Григорьевна. Мне она, конечно, казалась самой умной на свете — но на маму, как она мне рассказывала спустя много лет, произвела впечатление женщины с нездоровым цветом лица и хриплым, грубоватым прокуренным голосом. Помню две ее строгих реплики: "Надо писать ЖИ- ШИ- через "И". Писать через "Ы" — это грубейшая ошибка. ГРУБЕЙШАЯ !!!", и еще такую присловку: "Ему хоть кол на голове теши — он делает по-своему". Я не знал, что деревянный кол можно ТЕСАТЬ топором, и думал, что "кол" — это плохая оценка, которую Елена Григорьевна хочет ПИСАТЬ не в дневнике, а прямо на лбу у провинившегося. Когда я это представил себе, меня начал разбирать неудержимый смех. Я пытался подавить этот смех, но куда там — он только разыгрался от этого еще пуще. И вот она записала мне в дневник: "На уроках смеется! За поведение — два". А зачем же было меня так смешить ?
26 декабря 1981 г. — в дневнике, ведущемся с 1 декабря, запись неустойчивым корявым почерком: "завтра елка в 9 час утра".
Я был на новогоднем празднике во дворце им. Орджоникидзе. Было весело, Дед Мороз и Снегурочка раздавали подарки, дети водили хоровод. На площади перед дворцом был переливающийся огнями ледовый городок с огромной елкой, вдоль аллеи также были расставлены красивые скульптуры изо льда. В последующие годы скульптур уже не было, а были фанерные щиты с картинками. 1981 год тоже тянулся очень долго.

1982

Январь. Из дневника Рольника Кости. Графа "Предметы" заполнена маминым почерком. Математика, чтение, письмо. Номера упражнений и страниц. Труд: новые открытки к празднику победы, конструктор. Физ-ра. Внеклассное чтение. Рисование.
Запись Елены Григорьевны от 11 марта: чище веди дневник!
16 марта: сдать деньги 6 руб.
25 марта — утренник в 10 часов.
8 апреля с 12 часов до часу — сбор макулатуры. Это было очень интересным занятием. Утром на улице было холодно и мрачновато. Мама и бабушка помогли мне собрать ворох старых газет в кладовке, мы перевязали их шпагатиком, и я принес их на школьный двор. Мама рассказывала, для чего макулатуру собирают — ее перерабатывают и делают новые книжки. Кажется, именно в это время мне подарили в школе цветную книжку с картинками - про насекомых. Там было про жука-бомбардира, который стреляет горячей жидкостью, обороняясь от врагов, про мимикрию палочников и даже про мух-осовидок, которые полосатой раскраской выдают себя за ос, и их никто не трогает. Книжка была удивительно интересной. Помню, я ее сжимаю в руке, а вниз по улочке Архитектурной уже бегут ручьи, и я маме рассказываю о книжке, и любуюсь на деревья, а воздух весны меня опьяняет радостью...
14 апреля: род собр. в 7 часов. 15 апреля: нет рассказа об экскурсии... Куда же была эта экскурсия? В парк Победы ?
Конец мая — каникулы !
В эти годы у меня начали выпадать зубы, а на их месте прорезались новые. Выпавшие зубы я складывал в пластмассовую круглую коробочку для рыболовных крючков. Эти зубки там лежат и сегодня.
1 сентября — заводим новый дневник. ПРАВИЛА ДЛЯ УЧАЩИХСЯ I-III КЛАССОВ. прилежно учись... Не опаздывай... Участвуй в труде... Бережно относись к имуществу... Делай зарядку... Больше читай, занимайся в кружке... Соблюдай режим дня, с пользой проводи свободное время. Здоровайся, уступай старшим, соблюдай ПДД, Слушайся родителей и старших. Дружи с товарищами и заботься о малышах. Выполняй требования учителей и дежурных. КАК ПРАВИЛЬНО ВЕСТИ СЕБЯ В КЛАССЕ. Если в класс входит взрослый — все дружно встают... Стоять надо прямо, руки по "швам". Сидеть прямо. Руки на парте, ноги на планке. Разговаривать и смотреть по сторонам нельзя.
Разговаривать с учителем надо стоя. Выходя к доске, оправь свою форму. Береги парту... .
На труд принести пластилин... Выучить стихотворение наизусть. Словарные слова.

23-го сентября запись большими буквами — ЭСТОНИЯ. Эту страну я должен изображать на утреннике в актовом зале. Утренник посвящен дружбе народов СССР (30 декабря исполнялось 60 лет со дня его образования). Мне и маме надо сделать эстонский национальный костюм и склеить из бумаги шляпу — как на картинке. Выучить стишок. Как я волновался — чуть не охрип! Но стишок на утреннике не забыл.

9 октября запись красным: "По субботам — к 12 часам".
13 октября — ОПОЗДАЛ НА УРОК! Какой позор. Первый урок был — письмо. Грызу ручку. А сколько ручек я уже изгрыз и потерял...
15 октября — ВОЛОСЫ ПОДСТРИЧЬ! По чтению — 5/5. Весело и неудобно. 19 октября, чтение — рассказы Носова.
21 октября — НЕТ ЗАПИСЕЙ В ДНЕВНИКЕ НАБЛЮДЕНИЙ! Значит, по природоведению - кол/четыре. Интересная оценка.
7 ноября — праздник, годовщина Октябрьской революции. В этот день Л.И. Брежнев в последний раз в жизни взошел на праздничную трибуну мавзолея. Был парад и демонстрация. Эти парады я очень любил смотреть по телевизору.
10 ноября — умер Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь ЦК КПСС. Мне было немного грустно.
12 ноября — на урок труда принести циркуль, клей, спички, картон, альбомный лист. 18 ноября, математика — ТРОЙКА!
Взрослые говорят, что генеральным секретарем будет теперь Юрий Владимирович Андропов. Он хочет укреплять дисциплину. Как Елена Григорьевна у нас в классе.
15 ноября — сегодня показывали по телевизору похороны Брежнева. У него очень много наград на красных шелковых подушечках. Все несли венки и были очень грустными. Был салют из пушек.
23 ноября — ОПОЗДАЛ НА ГИМНАСТИКУ! Мы писали, мы писали, наши пальчики устали.. Пение: нарисовать рисунок к песне "Три танкиста". Веселый толстый дядя играет на пианино... "Петя и Волк"... Учитель пения, обращаясь к болтающим девочкам — "Кумушки, мне странно это !".

Я выписывал в этот период журнал "Веселые картинки". Там были веселые человечки- Самоделкин, Незнайка, художник Тюбик... Помню один сюжет — они полетели к космос и сражались с вражеским кораблем в виде железного дракона. Дракон напал на них первым, у него был в лапах кривой меч, а сзади выбивался радужный реактивный хвост. В другом номере были приключения двух мальчишек, которые боролись против банды батьки Махно. На этих картинках Махно выглядел очень интересно, он был в барашковой шапке и очках, с длинными волосами. Он был не злым, но смешным. Его люди выглядели как стилизованные бандиты из фильма "Свадьба в Малиновке". Махно ездил на тачанке. Мальчишки сбежали из сарая, куда он их посадил, привязывали к его дверям гранаты и делали другие подобные вылазки. Прямо как анархисты какие-то. Но на самом деле это были большевики, и когда они добрались до красных войск, их приняли в пионеры.
"Веселые картинки" я листал, когда очень сильно простыл и лежал с температурой у маминых родителей — бабушки Сони и дедушки Жени. Пришло время рассказать и о них. Жили они напротив нашего старого дома Первомайская-44, около кинотеатра "Победа", в двухкомнатной квартире, с маминой сестрой Милой. Окна этой квартиры выходили во двор с аркой — "арочную пустыню" как я ее называл. Поэтому в квартире было тихо. Батареи топили очень жарко. Дедушку на самом деле звали Зелик, но в семье и на заводе УМЗ, где он работал диспетчером, все звали его Женя. Я тоже звал его "дедушка Женя". Он был худой, высокий, очень молчаливый. Любил смотреть футбол и хоккей по черно-белому телевизору. В этой квартире утром меня будили звуки гимна СССР из радиоприемника. Бабушка Соня, домохозяйка, была очень толстой, она не могла ходить, у нее был сахарный диабет и она очень любила ворчать на меня, сравнивая с примерным мальчиком — соседом Журавлевым, которого я за это возненавидел, хотя не видал ни разу. Однажды бабушка Соня разозлилась на какую-то мою проделку, и так швырнула об пол мое любимое игрушечное ружье с деревянным прикладом, что оно сломалось. За это я ей отплатил. Один раз я отодвинул из-под нее стул в кухне, и вместо стула она села на пол. В другой раз я намешал ей в чай смесь соли и сахара, и пить его было противно. Я понял, что взрослым можно сопротивляться. Один раз (летом) я украл 20 копеек с полировки у бабушки Сони, накупил желтого мороженого по 7 копеек и наелся его, а потом заболел ангиной. Больше я никогда не воровал. Когда я был простывшим, то, конечно, не шалил. Я лежал под пуховой периной и задыхался, мама делала мне банки и однажды при этом нечаянно пролила на меня пару капель горящего спирта. Мне было больно и страшно, но я понял, что это не нарочно. Тетя Мила тоже ухаживала за мной. Её я любил. Она была филологом, увлекалась искусством, и у нее были книжки с красивыми картинками, разные расписные безделушки, диафильмы. Когда я был здоров, она гуляла со мной в парке, и много мне рассказывала интересного, и еще она сшила мне мышь с глазами-бусинками. Мы эту мышь посадили в шкаф, где были мешки с крупой. В этой квартире я бывал и раньше, когда мы жили на Первомайской-44. мама убегала туда со мной на руках, если отец особенно жестоко над ней издевался. Однажды он пришел туда за ней и молотил в дверь кулаками, а я очень испугался и спрятался под одеяло (Бука!). Но, конечно, Букой он тогда не был, и однажды даже спас меня во время пожара. Уходя от бабушки Сони вечером, мама однажды открыла дверь, а весь подъезд был задымлен. Внизу горели какие-то веники. Приехала пожарная машина, мы сидели у открытого окна и дышали, высунув лица на улицу. Папа прошел в подъезд сквозь дым, взял меня на руки, накинул на моё лицо мокрое полотенце и вытащил меня по лестнице во двор. Пожар был для меня шоком.
Выздоровев, я вновь отправлялся в школу и ходил по её темным коридорам, дыша ртом, т.к. нос был заложен.

24 декабря на труд приносим пустое яйцо и цветную бумагу, а 25 декабря — рисуем елку! Близятся каникулы.
Запись 30-го декабря: в школу 11 января к 9 ч 30 мин. Пожелания, которые написала мне Елена Григорьевна: "1. Учиться на пять. 2. Следить за осанкой. 3. Больше бывать на воздухе и играть в подвижные игры.".

1983 год

Запись от 15 января: "Почему не было родителей на собрании ?". За ведение дневника: три с минусом.
17 января к 4 часам в пионерскую комнату с родителями — ШАХМАТЫ! О, какой интересной была эта поездка в шахматный кружок в ДК "Синтезспирт"... Какие загадки нам задавал тренер! Как богато украшен вестибюль, какие огонёчки горят под лестницей! Зимний сад! А поздно вечером мы с дедушкой, возвращаясь обратно, сели не на тот автобус и уехали в страшный темный пустынный Инорс, точнее - на Гастелло по Индустриальному шоссе. Еле выбрались оттуда — транспорт ходил очень редко.
18 января корявая запись в дневнике: "Г.О. Измерить ширину лица". Вот в этот день нас и заставили бегать по спортзалу в противогазах, а затем водили в подвал под спортзалом — в бомбоубежище, и рассказывали о ядерной бомбе. Уфа входит в 40 городов, которые намечены американцами для ядерной бомбардировки. Как страшно! Нужна гражданская оборона. ЭТО ДОЛЖЕН ЗНАТЬ КАЖДЫЙ! — в том числе и каждый второклассник.
Кстати, именно в связи с атомной угрозой я впервые услышал слово "КОМПЬЮТЕР" — мама рассказывала, что у нас и у американцев есть такая огромная электрическая машина с красной кнопкой. Она управляет атомными ракетами. Если нажать эту кнопку — ракеты полетят и начнется атомная война. Это может случиться в любой момент, но наши радары засекут вражеские ракеты, и наши зенитчики собьют их, а потом мы ответим ударом по Америке. Американцы знают это и боятся нападать на нас, а мы на них нападать не хотим, потому что мы за мир, мы их и так победим, потому что наш строй самый лучший. Реактивные самолёты, оставляющие полосы в небе, летают над Уфой, чтобы американцы не застали нас врасплох.
По телевидению показывали то же самое: страшные американские бомбардировщики с хвостами черного дыма (у наших самолетов дымные хвосты были бесцветными), ракеты с нарисованной акульей пастью (такой вот американский юмор), а чаще всего показывали ядерный взрыв в виде гриба. Учили опасаться яркой вспышки под облаками, а если её заметишь — надо сразу ложиться лицом вниз. Не удивительно, что при такой навязчивой пропаганде мне стала мерещиться в каждом облаке шляпка атомного "гриба", и очень часто снилась ядерная война. Многим моим ровесникам в СССР и США она снилась, это был кошмар нашего поколения, отразившийся затем в фильме "Терминатор". Вот именно такой сон, как у Сары Коннор в этом фильме, видел и я. Два часа подряд в этом сне над Уфой медленно разворачивался ядерный гриб, горели здания, обезумевшие люди метались по улицам, надевали противогазы, искали убежище, а я искал в толпе маму, которая потерялась.
20 января. Труд: тарелка, клейстер, газета. Мы делали тарелку из папье-маше, наклеивая бумагу на тарелку в несколько слоев. Дедушка помогал мне, бабушка Аня варила клейстер.
22 января — по чтению "Рассказы о Ленине".
21 января — принести один рубль.
24 января — принести кал в коробках. Какая гадость...
27 января: за сохранность учебников — ДВОЙКА! Неужели я порвал обложку.. Как жаль... По радио говорят про вражеские ракеты "Першинг-Два". Их рисуют в газетах.
29 января, внеклассное чтение — я прочитал за каникулы 67 книг. Напротив этой цифры — МОЛОДЕЦ! — красным стержнем написала мне Елена Григорьевна. Чувствую себя героем. Вот как полезно книжки читать — хвалят перед всем классом. А кроме того, читать их интересно.
1 февраля, вторник — принести за обеды 7 рублей. Водят в столовую строем, по парам, мы идем взявшись за руки.
4 февраля, пятница — склеить из бумаги треугольную призму. Ох, какая была головоломная задача — нарисовать ее выкройку на бумаге!
12 февраля — задали нарисовать бабочку. Раскрасить колокольчики... Подобрать картинки о весне...
Весение каникулы... 1 апреля — в школу. Принести 4 пучка по 10 счетных палочек в каждом. Выучить стишок "Дед Мазай". Рассказ "Воробьишко" по чтению — пятерка!
26 апреля — весенняя экскурсия.
.... Нарисовать 1 мая. Уроки ПДД — идите по обочине навстречу движению. Красный свет — прохода нет! Об этом потом показывали фильм в актовом зале. Трещал кинопроектор, было интересно. Не играйте на улицах, если скользко! Задание на дом: нарисовать любой дорожный знак.
9 мая — день Победы....
14 мая, суббота, мой день рождения — внеклассное чтение о пионерах.
Летом этого года родители меня поместили в дневной школьный лагерь отдыха. В школьных классах у нас были поставлены раскладушки, и днем в "тихий час" мы на них спали. Это было самое неприятное, я не мог заснуть и мне было скучно. Иногда ребята кидались подушками, если вожатый выходил. Вечером я отправлялся спать к бабушке с дедушкой, на Первомайскую-30, а рано утром опять шел в школу, в этот лагерь. Утро там начиналось с общей гимнастики на свежем воздухе (для меня она была тяжеловата), потом мы ходили строем, парами, взявшись за руки, на всякие культурные мероприятия — в кино, которое показывали в ДК им. Орджоникидзе, в парк на экскурсию, и так далее. Атмосфера была полувоенная, все команды вожатых и воспитателей надо было выполнять беспрекословно. Я уставал, ощущал нехватку сил. А другие изнывали от их избытка, и при всяком удобном случае шалили. Часто и я оказывался объектом чьих-то шалостей, но воспринимал их как шутку.

Глава 3

У чёрта на куличках

Родителям понадобилось отправить меня в этот лагерь, чтобы завершить переезд из квартиры с соседями на наше новое место жительства — в Белореченский район, на улицу Авроры, в двухкомнатную квартиру стандартного крупнопанельного дома. До этого переезда я однажды был в Белореченском районе вместе с папой. Это было зимой. Район этот был новый, многоэтажки торчали среди частных одноэтажных домишек, а по другую сторону от улицы Авроры начинался густой лес. Сейчас там построили "Президент-отель", но в то время это была нетронутая дикая природа. Лес рос на склонах горы, а внизу текла река Уфимка (именно в этом районе Уфимка впадает в реку Белую). При "тоталитарном" режиме можно было свободно спускаться вниз, в пойму Уфимки, где был водозабор и стояли таблички "Запретная зона", но никакой охраны не было, и мы каждую весну собирали там ветки вербы, а летом ходили за диким щавелем. Сегодня, при "развитых демократических институтах", вся эта зона обнесена колючей проволокой, уйма охранников в черных формах, овчарки. И так — везде и во всем! Но не будем отвлекаться... Зимой, первый раз оказавшись в Белореченском районе, я был поражен красотой зимнего леса. Хрустальная тишина, свежий морозный воздух кружит голову, на лапах елей и лиственниц снежный убор... Мы видели снегирей. Папа спросил меня: хочешь здесь жить? Конечно, в тот момент я с радостью ответил: да! И вот мы переехали. Поскольку район был не обжитой, там еще не было кинотеатров, домов культуры, и даже больница помещалась в здании бойлерной во дворе, где для лечения не было приличных условий (там мне делали уколы имунноглобулина). Под продуктовый магазин переоборудовали двухкомнатную квартиру в одном из подъездов нашего дома. Наш дом был еще недостроен, и мы с местными ребятами лазали по подвалу, похожему на лабиринт, играли в канавах, куда еще не уложили трубы. Другой магазин был в частном деревянном доме, брёвна которого потемнели от сырости. Летом в нём жужжали тучи мух, и продавалось два вида конфет: круглое драже с желтой начинкой и осыпанная порошком какао "подушечка" с повидлом. Эти конфеты я грыз, а еще я очень полюбил лизать кристаллы соли крупного помола. Однажды я наелся так много соли, что меня стошнило. На улицах асфальт не уложили, была непролазная грязь, и в ней лежали дощечки. Когда мы ходили по этим тротуарам, то дощечки утопали в грязи, и мы пачкали свои ботинки. Все кругом было перекопанно, через котлованы были переброшены железные мостики, через канавы — доски.
Наша новая квартира помещалась на 8-м этаже, и её тоже пришлось достраивать. Помню, мы с папой бродили по стройке, чтобы найти какие-то железные "уголки". Тогда я путал "стекловату" и "сладкую вату", а папа говорил, чтобы стекловату я ни в коем случае не пробовал и не совал в рот, иначе изо рта потечет кровь. Мы видели на стройке дикую сливу... Наконец, мы утвердились в новой квартире. Папа с мамой жили в большой комнате с лоджией, а я в маленькой спальне. Там стоял мой раскладной стол, на жестяных книжных полках стояли книжки и учебники. Тогда я впервые прочел приключенческие романы "Остров сокровищ", "Пятнадцатилетний капитан", "Дети капитана Гранта". При чтении "Капитана" у меня сгорели носки из собачьей шерсти, поскольку я протянул ноги к раскаленному рефлектору обогревателя и забыл обо всем на свете, погрузившись в чтение. Я очнулся, только ощутив запах дыма и увидев, что на ногах пляшет огонь. Из библиотеки взял чудесную иллюстрированную книжку о гражданской войне, там рассказывали про всех белогвардейских генералов, хотя конечно их там ругали. Еще одна замечательная библиотечная книжка была о растениях — "По следам Робинзона". В моей комнате стоял ящик с игрушками. Тогда мне купили танк на электробатарейках и игрушечный автомат Калашникова марки "Зарница", как две капли воды похожий на настоящий (до этого у меня был ППШ с круглым барабаном). Вообще, у меня было множество разных игрушечных пистолетов и револьверов.
Ругались мама с папой чаще всего на кухне, но стены были тонкие и я все слышал. Да и как не услышать, когда так кричат... А поводов для крика было много, т.к. переезд, как и вообще любое сложное дело, дает большой простор для придирок.
Естественно переезд был для меня очередным крупным потрясением, особенно тяжело я переживал разлуку с бабушкой и дедушкой, которые вырастили меня. Теперь они остаются в Черниковке, а мы переезжаем далеко-далеко. Торгового центра "Башкирия" тогда еще не было. Транспорт между Школой МВД и Черниковкой ходил очень редко, надо было ехать с пересадкой на остановке Спортивная. Фактически, мы переехали в другой город. Вспоминая о бабушке и дедушке, я тосковал. Эта тоска у меня ассоциировалась почему-то с песней "Где-то на белом свете, там где всегда мороз", популярной в то время. Я часто плакал и даже подумал: а как это люди вешаются? Я сплел петельку из веревки, которая свисала с гардины, и грустно смотрел на неё, пока меня кто-нибудь не отвлекал. Любовь к бабушке и дедушке толкнула меня однажды на отчаянную выходку. Каждую неделю я с нетерпением ждал выходных, чтобы поехать к ним в гости вместе с родителями. Однажды в пятницу мой отец, нарушив по каким-то причинам своё прежнее обещание, отказался поехать в Черниковку, а в ответ на мои робкие возражения накричал на меня. Я был в бешенстве. Выйдя в подъезд, я решил, что уеду в гости к бабушке во что бы то ни стало. Поймав на лестнице соседского мальчишку, я попросил его позвонить в дверь нашей квартиры и сказать отцу только одну фразу: "Костя просил передать, что он уехал в Черниковку к бабушке, и просил Вас не беспокоиться." Слыша на верхней площадке трель звонка, я, не дожидаясь погони родителей, стремглав бросился к лифту и через десять минут был уже на остановке. Поездка с пересадками в Черниковку была для третьекласcника большим путешествием, особенно при тогдашнем состоянии транспорта. Окончилось оно удачно. Однако я не учел, что у бабушки имелся телефон. И от бабушки я сразу же выслушал добродушный выговор за мой побег... Недавно построенная школа номер 18 была перегружена учениками, работала в три смены, и наш класс назывался 3-ий "Ж". Мне пришлось привыкать к новому классу, в "спальном" рабочем районе озорных ребят было больше, чем в 62-ой школе.

Сентябрь 1983 года — 3-ий "Ж" класс школы номер 18 Кировского р-на города Уфы. Белореченский район.

Из дневника:

1 сенятбря, четверг: "Урок мира. Математика. Русский язык". 2 сент., пятница: математика, рус. яз, чтение, рисование — принести фломастер. 8 сентября, чтение: "Будь готов", "Первая высота", "Морской кортик". .... ... Природоведение: нарисовать компас, план местности... Труд: миллиметровая бумага...

"Пионерская правда", 7 октября 1983 г., пятница. Надпись бабушкиной рукой: "Костенька, прочти !". Читаю. "Сегодня день Конституции СССР. Конституция СССР дает тебе право на бесплатную учебу, на выбор любимой профессии, твоим родителям — на труд и отдых. Ты знаешь: твоя страна заботится о тебе с первых дней твоего появления на свет. Разве волнует кого-нибудь из государственных деятелей в Америке, Англии, ФРГ, что их дети боятся каждого завтрашнего дня... Спроси себя — что уже сделано тобой хорошего и полезного для нашей страны ?".

5 ноября: "Тимур и его команда"... 3 декабря: принести 5 руб. 75 коп. Внешний вид: 5, за ведение дневеника: 3.
10 декабря, суббота — принести 5 руб. Поведение: прим. Декабрь: диктант и контрольная за полугодие.

1984

Зимние каникулы с 31 декабря по 11 января. 16 января, природоведение: обозначить моря... "Труд людей на севере и юге".
По природоведению нас заставляли вести "Дневник наблюдений" за погодой и атмосферным давлением. Давление мы должны были узнать из радиопередачи, погоду — выглянув в окно, температуру — по термометру. И все это занести в дневник. Вот был простор для придирок отца, да и учителя тоже! Какой-то мелочный педантизм. Мне это никогда не нравилось. А само природоведение очень нравилось.
Родительское собрание 25-го января в 7 часов.
28 января: замечание. "Приклей дневник !" — т.к. полуоторвался лист... Чтение: басни, труд: пластилин...
7-го и 8-го февраля чтение: "Старый колодец", "Тёма и Жучка" (о, как растрогал меня этот рассказ !).
9 февраля 1984 — умер Юрий Андропов. Генсеком стал Константин Устинович Черненко. Он тоже Константин, как я! Вот здорово! Но он очень старенький, часто болеет.
13 февраля, рисование на тему: "Советский воин" — готовимся к 23-му.

Если не ошибаюсь, именно весной этого года произошло интересное событие, повлиявшее на формирование моих научных интересов и мировоззрения — к нам в класс, на урок природоведения, пришли пятиклассники из пионерского химического кружка. Они очень увлекательно рассказывали о химии, о превращениях вещества и о том, как церковь мошеннически использовала явления природы для обмана людей, выдавая химические реакции за "чудеса". Об этом я читал и раньше — в детском журнале "Круглый год". В том числе и о знаменитом "чуде" с самовозгорающимися свечками, фитиль которых пропитывали раствором белого фосфора в летучем сероуглероде. Сероуглерод в несколько минут испарялся, фосфор контактировал с кислородом воздуха, и происходило самовозгорание. Читал я и о растении "неопалимая купина", выделяющем горючие эфирные масла, теплота сгорания которых слишком низка, чтобы сжечь само растение... Как я счастлив сегодня, что в детстве не подвергался религиозному и мистическому оболваниванию! В отличие от нынешних школьников, я получил разумную, научную и гармонично выстроенную картину мира, которую может дать только материализм. После лекции ребята показывали опыты — "превращение воды в вино" (бесцветный раствор индикатора краснел при перемешивании трубочкой, заполненной щелочью), горение магния (перед этим окна в классе занавесили черными шторами, и стало немного жутковато), и еще один опыт — руку желающих, смазав ваткой (роданид калия), "ранили" ножом (он был смочен в хлорном железе), у них текла по руке "кровь" (образующийся роданид железа), а затем рану смачивали другой ваткой и она "исцелялась". Я пришел домой в полном восторге, и попросил у мамы принести штатив с пробирками, индикаторы и посуду для химических опытов. Когда мама принесла все необходимое, моей радости не было предела. Она очень внимательно и чутко подошла к моему новому увлечению и помогала мне делом и советом в моих первых опытах. Пиротехникой я тогда еще не увлекался... Но не будем забегать вперед...
Снова в школу...
3 марта: рассказ о женщинах и их профессиях. Природоведение: кровеносная система, сердце и его тренировка.
14 марта, чтение: пересказать отрывок, где волчиха обнаружила щенка.
17 марта, труд: цветная бумага. Чтение: "как скворец летел домой".
11 апреля, русский язык: "Гадкий утенок". Рассказы "Весна", "В горах"...
20 апреля, труд — картон, ножницы, бумага, пуговички...

В пионеры наш класс принимали в колонии им. Матросова. Мы очень долго готовились к этому дню, изучали историю пионерской организации, ее программные цели и деятельность. Однажды каждому из нас поручили подготовить краткий доклад о каком-то пионерском начинании в нашей стране. Я рассказал об операции "Барвинок". В то время родители мне выписали журнал "Юный натуралист", этот журнал я читал с интересом, поскольку всегда любил животных и природу. И вот я вычитал там, что пионеры разных республик СССР обмениваются семенами растений и выращивают из них на клумбах цветы. Мой доклад об этом похвалили. Нам рассказывали о пионерах-героях, которые погибли во время Великой Отечественной войны, сражаясь с фашистами. Считалось, что вступление в пионеры — это значительная ступень в нашей жизни, и званием пионера нужно гордиться, вести себя так, чтобы это звание не уронить. Нас повели парами, строем, на территорию Школы МВД, где и помещалась колония, в которой когда-то воспитывался беспризорный Александр Матросов, впоследствии закрывший своей грудью пулеметную амбразуру фашистского дзота. Мы шли в большой зал мимо караула курсантов, обстановка была несколько милитаристской. Все волновались, что в самый ответственный момент перепутают или забудут слова клятвы, которые мы столько дней учили наизусть.

ТОРЖЕСТВЕННОЕ ОБЕЩАНИЕ
ПИОНЕРА СОВЕТСКОГО СОЮЗА

"Я, Рольник Константин, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять законы пионеров Советского Союза".
Мы отдали салют красному знамени, каждому из нас повязали на шею красный галстук пионера, нацепили значок. Я, как и большинство моих одноклассников, возвращался домой, чуть распахнув пальто, и красный галстук гордо выбивался уголком из-под воротника... Теперь я — ПИОНЕР !
Впоследствии страшная заорганизованность пионерской жизни начала меня несколько тяготить. Я был рядовым пионером, а не звеньевым (т.е. не лидером пятерки). Частые "торжественные линейки", возможно, очень нравились вожатым и учителям, но мне было физически трудно выстаивать в строю без движения в течение получаса и даже более. Очень не нравилась принятая в 18-ой школе система, при которой двоечников и хулиганов перед всем строем "линейки" позорили, а отличников поощряли. У меня даже возникла симпатия к бедным двоечникам и неприязнь к отличникам. Конечно, я не доходил до кощунств некоторых одноклассников, которые уже обзывали галстук красной тряпкой, но думал я примерно так: "Раньше, во время Революции, как пишут в книжках, в школе был учком — комитет учеников. Учителя и вожатые прислушивались к мнению учеников, а теперь только командуют. Нет никакой демократии, нельзя откровенно высказать свое мнение и оно никого не интересует. Все ходят какие-то одинаковые, безликие, инкубаторские. Некоторые, чтобы отличиться от других, даже нацепляют на форму сердечки из скрепок, пишут на своих кроссовках непонятное слово "Adidas" шариковой ручкой, на нарукавной эмблеме рисуют рожицы. Одно дело эгоизм, когда кто-то вредит другим, а другое дело — индивидуализм, это развитие своей личности не в ущерб остальным. Чем это плохо? Почему мне запрещают быть личностью? А разве этот коллектив лучше меня, что имеет право мне навязывать образ поведения, заставлять ходить строем и стоять на линейках по стойке смирно ?" Вот такие мысли приходили в голову все чаще и чаще. С некоторыми товарищами, например с Русланом Акбашевым, я этими мыслями делился.

23 мая. Математика: правила. По чтению — рассказ на тему: "Как я жду каникулы".
СВЕДЕНИЯ ОБ УСПЕВАЕМОСТИ И ПОВЕДЕНИИ УЧЕНИКА. Все пятерки, математика — четверка. Поведение примерное. Пропущено уроков (по болезни) — 124.
30 мая. "Уважаемые Борис Абрамович и Любовь Зеликовна! Администрация и педагогический коллектив школы? 18 выносит вам благодарность за хорошее воспитание вашего сына Кости. Директор школы... Классный руководитель (подписи)".
"Дорогой Костя! Поздравляем тебя с успешным окончанием учебного года. Желаем крепкого здоровья, хорошего отдыха и веселого лета. Ученики 4-го Ж класса. Классный руководитель... подпись... "
Ура !!! КАНИКУЛЫ !!!
Эти каникулы я провел у бабушки Ани.
Мои родители ездили в круиз по странам Восточной Европы (соцлагеря) — в Румынию и Болгарию. Мама предлагала поехать на юг и взять меня с собой, но отец ответил: либо мы едем за границу вдвоем, либо мы не едем вообще никуда. Так я и не смог съездить на юг, а очень жаль. Мои родители вернулись из поездки с массой новых впечатлений (дельфинарий Варны, пляжи Албены, кактусы Балчека). Мне они привезли желтый прозрачный пластмассовый пистолетик, стреляющий струей воды, и монетки — левы, леи, стотинки.
Лето я всегда проводил у бабушки с дедушкой. Мы играли с ребятами "в войнушку" на улице. У нас был отряд, мы ходили строем, командиром мы считали крепкого мальчика по имени Тимур. В кустах мы делали штабики. Я был помощником командира, придумывал планы, как идти "в окружную", чтобы застать врасплох "врагов". "Врагами" были девчонки, у которых был тоже свой отряд. Ими верховодила бойкая Ленка. Она дразнила меня. Но один раз, когда меня милиционер поймал за ухо в подъезде и хотел несправедливо обвинить в разгроме фигурок детского садика, Ленка в слезах прибежала к бабушке Ане и начала умолять её, чтобы она меня спасла. Садик разгромили не мы, а старшие хулиганы, которые сидели на крыше магазинного подъезда, курили там, играли в карты, пили пиво. Мы их боялись и не дружили с ними. Хулиганы оказались честными и сказали, что меня с ними не было. Милиция меня отпустила, тем более что пришла бабушка и начала ругаться. У меня очень болело ухо, которое мне выкрутил милиционер. Мы везде лазили, ходили даже на железнодорожную станцию "Парковая", несмотря на запрет бабушки. Еще я помню Алёшку, который приходил ко мне играть домой. У меня было много пустых картонных баночек из под сметаны, из них мы строили дворцы. Там жили шахматные короли, другие шахматы были их подданными. Солдатики вели войны. Все это напоминало компьютерную игру "Civilization", но только из игрушек. Была там даже "атомная бомба" — сломанные весы, на которые я присел, будучи в Иглино у тёти, но не взвесился, как я думал, а просто сломал их. Теперь они были "атомной бомбой", и мы с Алешкой иногда дрались за право ею обладать.
Если я не играю с Алешкой и не бегаю по улице с Тимуром, то сижу на паласе в прихожей у бабушки и слушаю радио. Оно висит над трюмо и болтает весь день напролет. То рассказывают про негодяев из "контрреволюционной группировки УНИТА", которые мешают жить Анголе, то про войну на Фолклендских — Мальвинских островах... Неужели острова назвали в честь Мальвины — девочки с голубыми волосами? Нет, это совпадение. Непонятно, кто прав в этой войне — Англия, которая дружит с США, или Аргентина, где военная диктатура. Обе стороны плохие и все они против нас. Лучше, когда в войне есть злая сторона и добрая. Как, например наши "шурави" в Афганистане, которые борются с басмачами и помогают афганцам строить школы и больницы. А тут хорошей стороны нету — странно. Наверное, вся война из-за Фольклендских островов несправедливая, как в 1914 году. Ладно, пусть дерутся, они ослабнут — а мы их всех потом победим, и во всем мире устроим социализм! А по радио рассказывают дальше. Преступления израильской военщины на западном берегу реки Иордан и Голанских высотах... (Вроде Голландия не там расположена ?)... Сепаратные кен-д-дэвидские (правильно ли я слышу?) соглашения... Агрессия США против маленького острова Гренада... Американский посол выступил с клеветническими измышлениями в адрес Советского Союза... В ФРГ борцы за мир проводят демонстрации против размещения американских крылатых ракет "Эм-Экс" и "Першинг-Два"...
Рядом с трюмо прибита бронзовая вешалка, и я беру с её полочки старинную черную шапочку, типа мурмолки. Она покрыта какими-то седоватыми искорками, выглядит загадочно. Я примеряю шапочку. Есть еще шляпы и шапка-пирожок, но они не такие интересные. Я корчу рожу перед зеркалом. Отправляюсь в спальню. На дедушкиной кровати, между подушкой и панцирной сеткой, засунута газета "Правда". Там нарисован большущий противный спрут с американским флажком. На щупальцах спрута надписи — "Безработица", "Нищета", "Война", "Преступность" и еще непонятные страшные слова — "Коррупция", "Инфляция". Так выглядит капитализм. На другой странице — дядя Сэм в цилиндре, с козлиной бородкой, в руке у него мешочек со знаком доллара, а за спиной ракеты с надписью "МХ". Ракеты раскрашены в шахматную клеточку. На последней странице — маленькая карта СССР, где наша страна похожа на скачущую лошадь. Это прогноз погоды.
Прибегаю в большую комнату. Включаю цветной телевизор "Рубин". В США будет новый президент — Рональд Рейган. Еще говорят про республику Чад и забастовку горняков в Англии. Председатель Це-ка-порт (верно ли я расслышал?) Войцех Ярузельский — лидер дружеской Польши. Он всегда ходит в красивой военной форме...
А теперь посмотрю "Спокойной ночи, малыши" с мультиком. "Но только лошади летать умеют чудно, очень лошади прожить без неба трудно... Собака бывает кусачей только от жизни собачьей.... " Или, например, "Пластилиновую ворону" покажут. Здорово!

1985

В этом году умер К. У. Черненко и генсеком стал Михаил Горбачев, поначалу никак не выделяющийся своей политикой. Лозунги: ускорение научно-технического прогресса, госприемка, перестройка системы управления. Но мне-то какое было дело до этого?

23 июня 1985 г. я гулял с тетей Милой, с приехавшими из Бреста дядей Гришей и своей двоюродной сестрой Соней, в парке лесоводов Башкирии. Прогулкой я остался очень недоволен (я был после простуды, а меня угощали мороженым, предлагали выпить холодную сырую воду, увезли на прогулку в Белореченский район, вопреки моему желанию.) Я оставил об этом запись в своей тетрадке.
В эти летние каникулы бабушка и дедушка меня взяли в три путешествия, которые, как впоследствии оказалось, были для них последними.
Дедушка показал мне вокзал Уфа. Мы поехали туда на электричке. На многолюдном вокзале я оказался впервые в жизни — до этого садился на электрички на маленьких станциях, на междугородном поезде не ездил ни разу. На вокзале меня поразило всё — металлический голос тетеньки сквозь динамики, пестрая публика, суета, множество платформ, подземные переходы с камерами хранения, автоматы с расписанием движения поездов...
Бабушка сначала повезла меня в парк Якутова, кататься на детской железной дороге. Экипаж нашего поезда — пионеры лет 14-и из кружка "Юный железнодорожник". Машинисты, кондукторы и механики были одеты в синие униформы и выглядели очень солидно, несмотря на возраст. На голубых вагонах была изображена в то время пионерская эмблема (забегая вперед, скажу, что сегодня на этих вагонах красуется реклама кока-колы). Сделав на поезде круг, мы вышли на вокзале и углубились пешком внутрь парка, ходили по берегам Солдатского озера, подошли к вечному огню... Помню любимый запах дегтя, желтоватую пыль на дорожках, лучи солнца, просвечивающие сквозь листву, лодки и катамараны на озере...
Этот поход был очень интересен, но последующий оказался еще интереснее — я впервые в жизни поехал в другой город, и даже за пределы Башкирии — в небольшой город Ашу Челябинской области. Городок этот расположен в горах, там есть металлургический завод и леспромхоз, директором которого был бабушкин племянник. Сестра бабушки Ани, тетя Шура, и ее муж — дедушка Максим Белая Бородка, как я его называл, жили сначала в Давлекановском зерносовхозе (этого периода я не застал), а затем переехали к сыну в Ашу. И вот мы с бабушкой отправились в гости к тете Шуре. Мы поехали по той же железной дороге, по какой обычно ездили в Зеленый Домик (в наш старый сад), но сейчас ехать нам пришлось гораздо дольше. За станцией Урман я ни разу в жизни не бывал, и подсознательно воспринимал голубые горы, виднеющиеся оттуда на горизонте, как край известной мне обитаемой земли. Но вот мы едем уже у подножия этих гор. В вагоне были какие-то подозрительные цыгане, на границе БАССР и Челябинской области по поезду прошел милицейский патруль. Наконец, мы оказались на Ашинском вокзале, сложенном из красного кирпича. Напротив здания вокзала, по другую сторону от железной дороги, дымил трубами металлургический завод. Но вдалеке от завода воздух был почище. В городе более 30 тысяч жителей, мне он показался очень маленьким, тихим и уютным. Уральские горы виделись огромными, они поражали мое воображение. Тетя Шура и дедушка Максим жили в однокомнатной квартире, в хрущевке. Их дом стоял на берегу голубовато-зеленой реки Сим. В этом доме меня поразили две вещи — потускневшая старинная икона в деревянной рамке, висящая на кухне, и гипсовый слепок, где был изображен Ленин, а напротив — профиль еще одного человека, в военной форме, с пышными усами. Я понял, что это генералиссимус Сталин, который во время войны был руководителем нашей страны. Его показывали в фильме "Освобождение", но в школе почему-то говорили о нем очень мало и бегло. Однажды, год назад, солнечным утром, я спросил у дедушки, кто такой Сталин. Он ответил (почему-то шёпотом): "это человек, который сделал так, что на нас фашисты напали". Дело в том, что дедушка в Минске строил линию обороны, которая после пакта Молотова была разрушена, а новую линию, западнее, построить еще не успели. И когда фашисты напали, они беспрепятственно вошли в Белоруссию и убили всю семью моего дедушки. Поэтому он так мне и ответил. Я этот ответ запомнил на всю жизнь, тем более что в школе нам говорили другое. А тут Сталин изображен рядом с самим великим Лениным! Странный рельеф...
В мае 1985 года выяснилось, что первая жена моего дедушки чудом осталась в живых. Она думала, что дедушка погиб и впоследствии вышла замуж. Они прислали ему такое письмо: "Здравствуй, Абраша! Сегодня, 4 мая, мы получили твое письмо, которое нас обрадовало, что ты жив и здоров. Абраша, ты нас извини, что мы тебя называем на "ты", ибо мы тебя считаем близким родственником, и мы уже тоже не молодые, но это всё ерунда, главное чтоб были живы и здоровы. Мы вас всех поздравляем с праздником Победы над фашизмом 9 мая, которая нам дорого обошлась. Немножко о нас: у нас 4 дочки, 4 внучки, один внук и один правнук. Все мы живем в благоустроенных квартирах, хорошо обставленных, основное сейчас здоровье, которого немножко нехватает, а всё остальное у нас есть. Я являюсь инвалидом 2-ой группы, и мои старые раны часто напоминают о себе, ведь у меня осталось 4 осколка, которые никак не достать. Но ничего, будем крепиться, чтобы прожить еще столько же. Жизнь у нас такая же однообразная как и у вас, правда дети нас не забывают, часто приходят в гости и дети и внуки, так что немножко веселее. Абраша, мы часто тебя вспоминаем, когда проезжаем мимо оперного театра, который ты когда-то строил. Он стоит такой же, как тогда. Но Минск наш действительно стал красавцем, его не узнать. Привет тебе от Сони с мужем, от Фиде с мужем, от всех моих детей. Старшие тебя даже помнят. Горячий привет передай всем твоим родным, желаем всем здоровья, счастья, долгих лет жизни. В следующий раз напишем побольше. Будьте счастливы. Лёва, Роза и все остальные. Ждем ответа".
Все остальные родственники моего дедушки, в том числе его мама, были задушены нацистами в душегубке. А в популярной DVD-энциклопедии "Кирилла и Мефодия" за 2006 г., в статье "Холокост", написано следующее: "Версия холокоста основывается исключительно на показаниях свидетелей и не подкрепляется ни документами, ни судебными разбирательствами... Этой точки зрения, распространенной западными СМИ во всем мире, придерживаются влиятельные силы Запада. По версии других исследователей эта цифра является завышенной, а также ими оспариваются применявшиеся методы уничтожения... В Бельзене, Собибуре и Треблинке массовые убийства ЯКОБЫ осуществлялись в стационарных газовых камерах... Невозможно научно доказать существование газовых камер и душегубок для убийства людей.... Массовое истребление в том виде, в каком его описывают свидетели, было технически неосуществимо. Юрген Граф." Ну, если нынешний режим допускает, чтобы ТАКОЕ писали в Энциклопедии, то мы в ответ можем только вспомнить слова Ильи Эренбурга: "Что значит — простить? Это значит, готовить новых детей для новых печей". То же самое относится и к погромному убийце Николаю Кровавому, которого православная церковь нынче возвела в святые.
Впрочем, я отвлекся. Возвращаюсь к Аше. Тетя Шура и дядя Максим встретили нас очень доброжелательно, мы ходили в подвал за картошкой, я видел кошек, но не знал, кто из них кошка, а кто кот. Думал, что кот — это тот, кто крупнее. Мы гуляли по улицам города, заходили в местные магазины. В стране тогда был дефицит, нехватка товаров. Однако в маленьких городках можно было купить вещи, которых не было в крупных. Я полтора часа любовался на реку Сим и горы вдалеке, мечтая когда-нибудь побывать на них. Но эту мечту мне удалось рализовать лишь через 20 лет. Наконец, наступило время отъезда. Хозяева дома проводили нас на вокзал, и дедушка Максим подарил мне на прощание маленькую книжечку — рассказы Шолохова. Мы отправились обратно в Уфу. Это были самые счастливые, безоблачные дни моей жизни. Затем разыгралась трагедия.
14 ноября бабушка была со мной в Белореченском районе, т.к. мама уезжала в командировку в г. Ригу. Вечером бабушка уехала.
На следующий день, 15 ноября 1985 г. бабушка Аня отправилась в больницу номер 13, чтобы измерить давление, поскользнулась, упала и сломала ногу. В конечном счете, эта травма привела к ее смерти. Бабушку увезли на скорой помощи в 13-ю больницу. Мы были вынуждены срочно переезжать из Белореченского района в Черниковку, чтобы ухаживать за бабушкой Аней. 16 ноября мы приехали в бабушкину квартиру по адресу Первомайская 30-65, и больше уже не возвращались в Белореченский район никогда. Родители дали объявление в газету об объединении квартир. Меня перевели вновь в 62-ю школу, причем в тот же класс "В", где я учился первые два школьных года. Но состав класса сильно изменился за это время, и меня воспринимали там как "новенького", со всеми вытекающими последствиями — т.е. надо мной подшучивали, иногда могли и оплеуху дать. По сравнению с палочной дисциплиной 18-ой школы, в 62-ой было больше либерализма. Все удивлялись тому, что на уроках я боюсь шептаться с соседом по парте... Нашей классной была сначала Татьяна Ивановна Григорчук, учительница математики. Мне очень нравились уроки литературы, которые вела Лидия Ивановна Башинская. Она была опытным учителем и прислушивалась к мнению учеников, позволяла им иметь и высказывать свою точку зрения, отличающуюся от общепринятой... Как бы там ни было, но из школы приходилось идти домой, а дома у нас атмосфера была в это время особенно тяжелой.
Мама регулярно, дважды или трижды в день, приходила в 13-ю больницу ухаживать за бабушкой. Мыла полы в палате, расчесывала бабушке волосы, приносила еду, облепиховым маслом смазывала появившиеся пролежни...
В декабре у дедушки от стресса начала быстро развиваться раковая опухоль — рак желудка. Он очутился в онкологической больнице (на ул. Шафиева).

Глава 4
Вкушая от древа скорби

1986

В новый год бабушку выписали домой (на ул. Первомайская-30).
В феврале 1986-го мы вновь объединили наши квартиры и переехали в Черниковку, на улицу Мира, в четырехкомнтную квартиру около ДК Орджоникидзе. До этого тут жила завуч нашей 62-й школы Анна Тулинцева. Меня поразила отодвигающаяся дверь комнаты, смежной с большой, а в большой комнате — старинная лампа из темного дерева...
В марте выяснилось, что у бабушки начался гепатит-Б. В больнице ?13 ей сделали операцию — вставили в ногу металлический штырь, и при этом влили донорскую кровь, зараженную гепатитом.
В инфекционной больнице (за парком им. Якутова) она лежала с апреля по июнь. В апреле 1986 г. произошла Чернобыльская авария, но мы были поглощены нашими бедами, и эта трагедия общесоюзного значения прошла мимо нашего сознания.
3 мая — От рака желудка умер дедушка Абрам. Годы его жизни: 20 августа 1907 г. — 3 мая 1986 г. Он прожил 79 лет. Болезнь убивала его на моих глазах...
После майских праздников я пришел из школы в приподнятом весеннем настроении, и вдруг увидел, что зеркало в прихожей занавешено белой простыней. Я с удивлением спросил, зачем это сделали. Отец тихо ответил: "Всё. Умер дедушка." Я испытал огромное горе... Мама ездила на ЖБЗ заказывать памятник и машину. Рабочие, помнившие дедушку, отзывались о нем очень хорошо. По их словам, это был последний честный руководитель завода, а его преемники, мягко говоря, не отличались бескорыстием...
В июне родители отправили меня в поселок Иглино, чтобы сменить гнетущую обстановку. В Иглино жила моя тетя Аня — мамина сестра. Она работала в райисполкоме зав. отделом культуры Иглинского района и жила в двухэтажном доме, в двухкомнатной квартире без удобств, с сыном Герой. У нее дома, оставаясь один, я читал интересные книжки, в том числе "Дон Кихота" Сервантеса и "Таинственный остров" Жюля Верна. При чтении последней книги я увлекся настолько, что не обратил внимания на выкипевший чайник, стоявший на включенной конфорке. В результате пластмассовая ручка чайника расплавилась и стекла на плиту. В выходные мы с тетей Аней ездили в деревню Балтика. Там я бегал с ребятами по лесу, мы собирали хворост, купались в бане. В иглинских дворах я тоже играл с местными ребятами...
В конце июня бабушку выписали из инфекционной больницы. Из-за многочисленных иньекций там у нее начался абсцесс. Приехавший хирург разрезал его, делал перевязки... Перед выпиской родители вынуждены были сообщить ей о смерти дедушки...
В августе мама взяла отпуск и сидела с больной бабушкой целыми днями, но ей становилось все хуже...
8 сентября — умерла бабушка Аня, Анна Федоровна Шлидерман, прожившая 77 лет (она родилась 31 декабря 1909 г.).
Я уже вышел с каникул в школу, и когда на моих глазах произошла вторая смерть, меня срочно отправили ночевать в квартиру моего одноклассника Дениса Чавдарова, договорившись об этом с его мамой. С Денисом мы были тогда в приятельских отношениях. Он жил в комнате коммунальной двухкомнатной квартиры на Восьмиэтажке. У него был пёсик Черныш и затейливое украшение — разноцветные металлические шарики на гибких проволочках. Но мне тогда было не до шариков...
В этом же 1986 году умерли сестры бабушки — тетя Маруся и тетя Шура, и кроме того — муж тети Шуры, дедушка Максим.
Этот год, в сочетании с моим слабым здоровьем и обстановкой постоянных скандалов в семье, затеваемых отцом, наверное, и дал то пессимистически-трагическое мировосприятие, которое мне присуще по сей день.
Тут важно еще такое обстоятельство. Именно в этом году я часто гулял на улице с моим приятелем Денисом Чавдаровым — мои нервы едва выдерживали, что в моей квартире умирали бабушка и дедушка. И вот однажды, стоя зимой на лестничной площадке в холодном чавдаровском подъезде, мы среди прочего завели разговор о женитьбе, браке и взаимоотношениях мужчин и женщин. Денис в ходе этого разговора с удивлением убедился, что я не могу отличить кота от кошки, ничего не знаю об основном анатомическом различии мужчины и женщины, не представляю себе, что такое зачатие ребенка и даже не подозреваю о роли отца в этом процессе. С огромным трудом, постоянно натыкаясь на мое непонимание и самые нелепые стереотипы, он впервые рассказал мне обо всем этом.
Хорошо, если бы эти строки внимательно прочли все противники централизованного полового воспитания, т.е. сторонники того, чтобы ребенок узнавал "об этом" от случайных сверстников в случайный момент. Информация, которую Денис вывалил на мою бедную голову, произвела на меня самое шоковое и травмирующее впечатление. До сих пор я думал, что хотя наша жизнь — это невыносимое страдание, но избежать, или наоборот, вызвать его никто не в силах, ребенок вырастает в животе у мамы автоматически, как горошина в стручке. И вот я узнаю, что эта пытка, эта растянутая на годы боль, которая называется жизнью, злонамеренно и сознательно навязана мне, хотя при соответствующем напряжении воли родителей ее можно было избежать. В моем сердце ярко вспыхнула бешенная, всепоглощающая ненависть к взрослым, которые прекрасно зная, что такое жизнь, решают заводить детей и навязывают им этот ужас. Глядя из подъездного окна во двор, я с дрожью отвращения ощутил, что все кто разгуливает сейчас по этому двору — мерзкие садисты, заслуживающие за свою аморальность, распущенность и животную толстокожесть только смерти. В самом деле, если например, в армии над первогодками издеваются, а потом они сами становятся "дедами" и начинают издеваться над другими — это какой-то непонятный глупый садизм, и это вполне сравнимо с поведением родителей, над которыми в детстве вдосталь поиздевалась и семья, и государство — а они вновь обрекают на это других, невинных детей!
Прежние страх и протест превратились в пламенную ярость. Я подумал, что если родители психологически, материально или в силу генетических отклонений не готовы вырастить здорового и обеспеченного ребенка, но рожают его — их надо четвертовать. Но сделать это может только справедливое государство. Вот бы создать такое! Но в первую очередь, я должен начать с себя — соблюдать строгий обет целомудрия и безбрачия, как делают монахи, и пропагандировать такой образ жизни другим людям. Мне был важен вовсе не сам аскетизм, не отказ от удовольствия, а только результат: не рожать детей на муки и страдания. Если мимо меня идет девушка, я должен, например, опускать глаза вниз или смотреть в сторону, ну и так далее. Я и по сей день не нарушил свой детский обет. Для человеческой воли нет никаких преград, если её подпирает фанатичная ненависть — впоследствии я убеждался в этом неоднократно. Короче говоря, именно тогда я стал воспринимать саму жизнь как страдание, а рождение ребенка для этой жизни — как преступление, худшее чем убийство. Так я считаю и сегодня, два десятилетия спустя.
Естественно, о разговоре с Чавдаровым родителям я не сказал ни слова. Просто начал смотреть на них другим взглядом. Особенно на отца. Потому что мама, как и я, человек подневольный.

1987

29 мая немецкий летчик-любитель Матиас Руст посадил на Красной площади в Москве свой самолетик, обманув все наши системы ПВО. На что же тогда они годятся? Это событие вызвало большой скандал в стране. Руст арестован. Главнокомандующий ПВО отстранен от должности.
1 июля мы с мамой вылетели из Уфы в Минск на самолете Ту-154 (стоимость билета 38 р. 50 коп.). Перед посадкой в самолет нашу сумку просветили насквозь, и вещи были видны на экране. К сумке привязали бирку. Я впервые летел на самолете. Меня не тошнило. Внизу я видел пеструю землю: поля, леса, города и села. Мы поднялись еще выше, даже выше облков. Я смотрел сверху вниз на облака, которые привык наблюдать только снизу. Под нами — шапки пара, облачная перина. Через час я немного замерз, прижался к маме и незаметно для себя заснул. Проснувшись, съел два бутерброда с колбасой, выпил чашку сока, принесенную сюардессой. Я описал этот полет в письме домой, и письмо сохранилось.
В Минске есть несколько зданий, которые проектировал мой покойный дедушка. Я читал детскую книжку ("Как я был вундеркиндом"), где описан этот город и горящие под солнцем "штыки на Кургане Славы". И вот я проезжаю на автобусе мимо этих штыков (это металлическая стелла, памятник)...
Затем мы едем на поезде Минск-Брест через станцию Барановичи (плацкартный билет стоил 5 р. 00 к.). С нами рядом едет старушка и ее маленькая внучка. Говор у белорусов своеобразный. Я приехал с мамой в Брест, в гости к маминому брату — дяде Грише, его жене Люсе и моей двоюродной сестре Соне, у которой была тогда собака — колли по кличке Джесси. У них дома мое воображение поразил маленький столик на колесиках — для кофе, и стеклянная пивная кружка с цветным витражем. Телевидение принимает польские передачи. Здесь я впервые увидел программу МТV на английском языке. Я был поражен пестротой нарядов иностанных певцов и ансамблей (словосочетание "музыкальная группа" тогда еще не употреблялось), их раскованным поведением, совершенно не похожим на поведение звезд советской эстрады. Брест — маленький уютный зеленый городишко на границе с Польшей. Свежий воздух, клумбы роз на улицах, аллеи каштанов, зеленый плющ на стенах домов. Универсамы с тележками! В Уфе я такого не видел. На базаре продается черника, мама говорит, что она полезна для зрения.
Гуляя по улицам Бреста, я раздумывал о недавно умершем дедушке, и самостоятельно, без влияния Чернышевского, пришел к теории "разумного эгоизма". Все сослуживцы отзывались о дедушке, как об очень честном руководителе, который не украл на ЖБЗ ни единого гвоздя. Я подумал, что для таких людей как мой дедушка, сознание своей честности доставляет больше удовольствия, чем материальное благополучие и всякие цацки. Поэтому они тоже живут для своего удовольствия, в их честности проявляется их индивидуализм, но это хороший индивидуализм — он полезен для других людей. Еще я думал о том, что если при разговоре один из собеседников чувствует себя комфортно — то другой обязательно чувствует себя скованно, т.к. ему приходится себя сдерживать (хотя он может этого и не показывать). Например, если отец скандалит и матерится, то плохо нам. А если он себя будет сдерживать, хоть и нервничает — то плохо будет ему, и может сделаться даже сердечный приступ. Есть закон сохранения удовольствия — у одного оно прибавляется, а у другого настолько же убавляется... Ходил в универсам за продуктами и думал обо всем этом по дороге...
Мы посетили Брестскую крепость. Во время Великой Отечественной войны малочисленный гарнизон Брестской крепости до 20-х чисел июля 1941, находясь в окружении, оборонялся (не хватало боеприпасов, продовольствия, воды) против превосходящих сил немецко-фашистских войск. Посетили огромный музейный комплекс, частично расположенный под землей. Напротив крепости, на берегу реки Малый Буг, находился археологический музей — древнее славянское городище (утварь, срубы, одежда и украшения древних славян). Очень запомнилось мне путешествие на автобусе в Беловежскую пущу. Направляясь туда, мы на полпути остановились у средневековой башни из красного кирпича, в ней была крутая спирально закрученная лестница, а на верхнем этаже — музей средневекового оружия (копья, арбалеты, кистень, кольчуги). Отправились дальше. Еще одна остановка — проверка документов, т.к. мы въезжаем в пограничную зону. Наконец., мы в Беловежской пуще. Сначала заходим в огромный лесной музей, среди экспонатов — чучела животных, коллекции насекомых, гербарии. Эксукрсия продолжается... Под открытым небом — вольеры с животными. Кабаны, косули, зубры. Но меня особенно поразило, что медведей для этого зоопарка пришлось вести в Беловежскую пущу из... Башкирии. Мои земляки — медведи Маша и Миша — расхаживали по клетке...
Наша поездка в Брест вызвала жуткий скандал и обвинения в адрес мамы со стороны моего отца. Вырываться в это путешествие из его тисков было чудовищно трудным делом. Он требует, чтобы всё весеннее и летнее время мы проводили в саду (взамен прежнего отец получил новый участок близ деревни Мусино, в направлении Стерлитамака). Из-за постоянных скандалов, связанных с этим, я начинаю относиться к поездкам в сад со всё большим отвращением. Каждая такая поездка — это унижение моей личности, которое делится, благодаря мелким придиркам отца, еще на десятки других попутных унижений. Но природу я люблю по-прежнему. Однажды мы с мамой вырвались с участка и отправились гулять в окрестностях деревни Подлубово. Мы пешком прошли до Голубого озера. Это уникальный памятник природы. Вода в озере ледяная и очень чистая. Озеро окружено горами, на вершине одной из них растут стройные сосны, сверху открывается замечательный вид, разноцветные поля как на ладони, видна мутная речушка Узень, вблизи от меня летают кузнечики с красными закрылками, и при этом раздается громкий стрекот. Как ни зол я на отца, но даже и в этот момент не могу его не поблагодарить мысленно за то, что он научил меня любить и замечать красоту природы. В другой раз я на спор забрался на верхушку известковой горы близ деревни Мусино по самому крутому ее участку. Я поспорил с мамой, и если я залезу на эту гору, она принесет мне с работы алюмо-калиевые квасцы для опытов. Из этих квасцов можно выращивать кристаллический лес на дне стеклянной банки. Я не без труда забрался на гору и теперь буду с нетерпением ждать обещанного. На этой горе много карстовых провалов, в самых труднодоступных местах её пасутся козы. Иногда они застывают как изваяние. Как ни жаль, мне придется возвращаться в садовый домик и выслушивать бесконечные отцовские придирки и злобную брань. Один раз я, по его просьбе, пошел за мотыгой. Вокруг — вскопанная грядка. Я занес ногу, и вдруг слышу отцовский окрик — не ставь ее влево. Я осторожно описал ногой полукруг и хотел наступить чуть вправо, но вновь слышу окрик, что туда нельзя. Шагать вперед тоже нельзя — там вскопано. Я попятился назад, наткнулся на саженец, нечаянно сломал его и заработал получасовой истеричный матерный выговор. Вся эта картина очень символична. В этой жизни мне не остается места, я никто и не имею права ни на что. Когда он рядом — мне не хватает воздуха, горло мое сжимается от страха и унижения. Когда он приезжает из очередной командировки — мне хочется плакать, я перестаю воспринимать цвета и музыку, любое мое движение, слово и даже выражение лица наказуемо, я раб!
В октябре у отца начался бронхит с осложнениями. Осложнения были вызваны курением. Из легких отхаркивалась черная смола. Он был вынужден лечь в терапевтическое отделение больницы ?8. Вместе с ним лежал телемастер с красным лицом, у которого была слишком густая кровь, гематологическая болезнь. Впоследствии этот человек умер. Я хорошо помню его, т.к. он объяснял мне, каким образом на телеэкране из сочетания красного, зеленого и синего возникают сложные цветовые комбинации. Это мне было интересно. Когда я навещал отца в больнице, то ожидая его появления, приносил в приемную кубик Рубика, купленный в Минске. В это время мне подарили еще несколько подобных головоломок — пирамидку и змейку.
Перед 7 ноября отец вышел из больницы. Пришел он крайне недовольным, дома его всё раздражало. Он проявлял тот "деспотизм в домашнем халате", который в свое время заставил Соню Перовскую покинуть отчий дом.
Дело в том, что у мамы, после трагических болезней и смертей 1986 года, началась депрессия, нервное истощение. Готовить и поддерживать порядок в доме на прежнем уровне она физически не могла, а он этого требовал.
Чтобы избавиться от раздражения, отец отправился на день рождения к своему сослуживцу Лобастову. Праздник был в разгаре... Отец пригласил жену Лобастова, Галку, на танец. Лобастов был алкоголиком, и в тот момент он был уже сильно пьян. Поведение отца ему не понравилось, и он изо всех сил ударил его по голове. Отец пришел домой и ему стало плохо, он задыхался. Мама открыла в комнате окно, пришлось вызвать скорую помощь. Отец сочинил для врачей "приличную" версию, будто он вышел из больницы ослабленным, у него внезапно закружилась голова, он упал и ударился головой о крыльцо. Его отвезли в больницу? 14 с сотрясением мозга. В этой больнице его соседом был молодой парень. Нацепив плейер с наушниками из синего поролона, он слушал современную музыку (входившее в моду евро-диско), дал ее послушать и мне, когда я пришел навестить отца.
В этом году все издания, как по команде, начали ругать Сталина и обвинять его в репрессиях и нарушениях законности. Кажется, 11 ноября Борис Николаевич Ельцин выступил против Горбачева и был отстранен за это с какого-то поста. В больнице все смотрели телевизор и обсуждали это событие. Отец сказал, что Ельцин — это лгун и демагог, который хочет в нашей стране восстановить капитализм, и нечего Ельцина жалеть. Я подумал и вскоре пришел к выводу, что отец именно В ЭТОМ прав. С тех пор Ельцина я невзлюбил и никогда ему не верил. Еще по телевизору говорили в тот период об американском скандале "Иран-Контрас", где было замешано ЦРУ, о "ракетах средней и меньшей дальности". Но это меня так не волновало, как внутренняя политика. Начали происходить какие-то изменения, газеты и журналы стали интереснее, у людей возникла массовая тяга к политической литературе, все вокруг жарко спорили. Появилась новая телепрограмма — "90 минут". Начали открываться всякие "белые пятна" нашей истории, о которых говорить раньше запрещалось. Джон Рид писал про 1917 год: "Вся Россия училась читать и действительно читала книги по политике, экономике, истории — читала потому, что люди хотели знать... Россия поглощала печатный материал с такой же ненасытностью, с какой сухой песок впитывает воду. И все это была не дешевая макулатура, а общественные и экономические теории, философии. Россию затоплял поток живого слова." Нечто подобное происходило и в годы перестройки. Сейчас, в эпоху политической пассивности, всеобщей апатии, засилья унифицированных официозных газет, дешевеньких детективов и всякой бульварщины, в это трудно поверить. Но это было так. Мы часто спорили с отцом о политике, и я всё больше ему противоречил, хотя уважительно спорить он не умел, любой диалог превращал в свой монолог. Часто, не имея фактических знаний, он подавал своё мнение как истину в последней инстанции. Благодаря крику, напору и перебиванию это у него поначалу выходило. Однако в политических спорах я себя чувствовал увереннее, чем в бытовом общении, т.к. много читал и опирался на факты. Ельцина и капитализм я не любил, но Сталина я тоже не любил, а отец его расхваливал, и говорил, что для борьбы с врагами нужна была железная рука, а во времена его детства снижались цены, было много сортов колбасы и молочницы развозили парное молоко прямо по домам. Я с большим интересом читал рассказы о партийных деятелях, которых при Сталине незаслуженно репрессировали. Мне было интересно, за что они выступали — конечно, не за капитализм. Скорее всего за социализм, но за какой-то другой, лучше чем наш нынешний... Когда жилось лучше — во время революции, при НЭПе или при Сталине? У людей пробуждался интерес к истории...

1988

В 1988 году я сделал из бумаги новогоднюю хлопушку. Она хлопает довольно громко. Я раскрасил ее фломастерами.
Кажется, в этом году я услышал пророческий анекдот: "Что будет после перестройки? ПЕРЕСТРЕЛКА !".
20 февраля 1988 г. начался межнациональный конфликт в Карабахе. Нам нужно было укреплять интернационализм — думал я тогда — а всех националистов надо сажать в тюрьмы. Для них никакой гласности быть не должно. И правильно, что туда ввели войска. Националистов надо давить. Нина Андреева написала в газету "Правда" письмо — "Не могу поступаться принципами", её все ругают. Действительно, сталинский социализм нам не нужен. А какой нам нужен? И вообще, где границы гласности? Вон, ДемСоюз портреты Ленина оскверняет и красные флаги жгёт — так ему тоже гласность? Может и фашистам из общества "Память" позволить гласность? Да их убивать надо! Черносотенцы в Советском Союзе — разве такое терпимо?
В этом году входит в моду "Хэви-метал". Мой одноклассник и приятель Кеша иногда после уроков приглашает меня к себе, у него мы слушаем записи групп "Акцепт", "Слейер", "Мегадет", "Металлика", "Хеллоуин", "Джудас прист", "Скорпионс", "Антракс". Он показывает мне фотокопированные листы музыкального журнала "Метал Хаммер". Музыка энергичная, ритмичная и полузапретная. Откуда он всё это достаёт — неизвестно. Я переписываю себе эти записи на скрипучие кассеты "МК-60". В классе тоже все обмениваются записями и всякими металлюжными заклепками и значками. Панков и хиппи у нас не было, а вот металлом увлекались все ребята, правда в разной степени. Двое даже отрастили себе длинные гривы.
Везде, в том числе и у многих в нашем классе, расцветает ядовитыми цветами "возрождение национального самосознания". Наблюдать это отвратительно.
Кроме того, класс разделился на две группы. "Снобы" хотят поступать в ВУЗы, ко всем относятся презрительно и высокомерно, друг другу в беде не помогают, хвастают западными вещами, считают себя элитой, а всех остальных быдлом. "Гопники" (слово появилось позже, но назову их так) — знают, что отсеются из школы и пойдут в ПТУ. Они курят, пьют водку, хамят учителям, дерутся, презирают знания и книги. Мне противны и "снобы" и "гопники", я сам по себе. Дружу с Кешей - я ему помогаю в учебе, он кулаками защищает меня от "гопников". Однажды зимой мы всем классом ездили кататься далеко, за Ашу, на уральскую горнолыжную станцию "Бианки". От морозного свежего воздуха меня там начало тошнить и разболелась голова, и даже здоровяку Кеше стало плоховато. Но природа вокруг была потрясающе красива. Мы на пологом склоне катались на лыжах, пили на морозе горячий дымящийся чай из термоса, любовались горным ручьём. Незабываемая поездка.
На книжной полке у нас появилась новая книжка — Анатолий Рыбаков, "Дети Арбата". Очень интересно, про сталинские времена и одного комсомольца, которого арестовали без вины. Недавно реабилитировали Бухарина и его соратников. Опубликованы воспоминания их родственников. Я прочитал в каком-то журнале повесть Анатолия Жигулина "Черные камни", как он со своими сверстниками чуть ли не в моем возрасте организовал Коммунистическую Партию Молодежи (КПМ), и его посадили за это в лагерь. Я считаю, что у нас должна быть многопартийность (без фашистов, конечно), и чтобы каждая партия могла предлагать, как нам лучше строить социализм. И чтобы КПСС могли критиковать, а то она совсем бесконтрольно управляет. И на выборах кандидат всё один да один — а зачем тогда нужны такие выборы? Нигде такого нет, только у нас. А всё Сталин. Он исказил социализм, а мы расхлебываем. Чтобы самостоятельно разобраться, что такое настоящий социализм, я беру с полки томики полного собрания сочинений Ленина, оставшиеся от дедушки-коммуниста. Некоторые ленинские статьи мне в моем возрасте понятны. Его насильственные меры против врагов я считаю оправданными. В последующем Волкогонов и другие очернители не сказали мне ничего нового — все жестокие распоряжения Ленина были честно напечатаны в томах 1947-го года издания, и в контексте места и времени я считал их правильными и необходимыми. Идёт война добра со злом, врагов надо беспощадно уничтожать — что тут нового ?? И против фашистов также воевали, а черносотенцы и белогвардейцы — это те же фашисты, только русские.
В семье, в школе и по телевидению у нас с детских лет формировали черно-белую картину мира. Нас учили, что насилие допустимо для разрешения как внешних проблем, так и внутренних, если только оно служит праведной цели. Но, можно подумать, сейчас детей воспитывают не так... У правительства просто изменилась цель и изменился враг. Вон, в фильме "Агент национальной безопасности" нынешний "положительный герой" втыкает противнику в глаз отвертку, и его поведение нас приглашают считать патриотическим актом. Сегодняшняя истерическая кампания против "терроризма" ведет к точно такой же идеологической нетерпимости и к огульному очернению истории освободительного движения. Бессодержательное слово "экстремист", которое можно наклеить на любого инакомыслящего, совершенно равнозначно термину "враг народа". Государственное навязывание абсурдной религии намного подлее и хуже, чем навязывание научного атеизма. Расстрел Ельциным законного парламента в 1993 г. принес больше жертв, чем разгон большевиками Учредительного собрания. А в межнациональных войнах, вспыхнувших на территории распавшегося СССР, погибло уже больше народу, чем во всей Гражданской, при современном-то оружии... Впрочем, я опять забегаю вперед и отвлекаюсь.
В 1988 г. я с интересом читаю последние тревожные статьи Ленина против бюрократизма...
Горбачев решил вывести советские войска из Афганистана. Мы проиграли войну, отдали Афганистан диким религиозным фанатикам. Очень жаль...
Наш сад выглядит более культурно — домик обшит изнутри деревянными панелями, к саду проложена хорошая дорога, есть колодец, многие деревья начинают плодоносить... Осенью близ деревни Мусино мы с отцом бродили в сосновых посадках. Там мы собираем маслята и редкие, но очень вкусные грибы — мокрухи пурпуровые. Лесопосадки и горы представляли собой этой осенью грустную картину, и у меня защемило сердце в предчувствии каких-то огромных неминуемых бед, которые со всеми нами произойдут. Я срывал на склоне горы ярко-алые ягоды лесного шиповника, и раздумывал... Мои любимые бабушка и дедушка умерли, обстановка в семье гнетущая, что будет с нашей страной — неизвестно. Может быть, лучший выход для меня — это вообще ничего не видеть, не чувствовать? Умереть? Меня охватила печаль...
В октябре по телевизору стали показывать исторический сериал "Рабыня Изаура" о жизни рабов в Бразилии. Сериал очень длинный, красивый, с местным колоритом. Все жалеют главную героиню — образованную интеллигентную рабыню, попавшую в руки жестокого хозяина сеньора Леонсио. А музыка какая! "Ге-рим-гум-га-рум-гее-рам! Тар-рам! Тар-рам! " С этих пор отец часто приводил рабыню Изауру в пример, говоря, что её погубила образованность, и нельзя у рабов воспитывать тонкость восприятия. Любимая фраза отца — "Человеку так, как ему кажется", и если бы Изауру так же ослепили и оглупили, как и остальных рабов, то она была бы счаcтлива. Эти гнусные рассуждения в защиту рабовладельцев, темноты и безграмотности мне отвратительны, и когда я их слышу, у меня кровь кипит в жилах, я громко и страстно протестую, натыкаясь на мат и крик со стороны отца. Когда в 2000 году я услышал по телевидению рассуждения "сознание определяет бытиё", "надо показывать больше позитива" (то есть наглого вранья, выгодного властям) — я испытал такую же беспредельную ненависть и возмущение. Но не будем отвлекаться.
8 ноября президентом США избран Джордж Буш (старший). СССР запустил в космос корабль — челнок "Буран". Политические обозреватели по телевизору начали говорить о том, что прибалтийские республики хотят большей независимости.

1989

По словам мамы, у них на работе говорят: 1989-ый год — это решающий год перестройки. Мне непонятно, что он решает и в какую сторону. Становится только хуже и хуже. В магазинах нет товаров, кооператоры спекулируют ими за бешеные деньги. На Первомайской открыли кооперативное кафе, мы зашли туда с тетей Милой, наших денег хватило только на стакан ледяной "Фанты". Выпив её, ангиной я не заболел. Удивительно.
Я выписываю журнал "Юный Техник" и приложение к нему — "ЮТ для умелых рук". Ах, как интересно! Загадочный Кристобаль де Кубик ведёт раздел головоломок и ребусов, иллюзионист Кио раскрывает технику фокуса. Пишут об удивительных изобретениях. Например, на западе вместо пластинок придумали компакт-диск, на который светит лазерный луч. "Музыка нулей и единиц"! Неужели я когда-нибудь увижу такой диск? В приложении написано, как склеить из картона ракетоплан. "Законы Мерфи" — законы пакости. Я всегда подозревал, что в нашей жизни они действуют. Очень интересны и фантастические рассказы. "ЮТ" — замечательный журнал!
Я прочел поразительный роман Булгакова "Мастер и Маргарита". Написанно классно. Мистика, конечно, только литературный прием для Булгакова. Жаль, что Берлиоза в романе убили зря, лишь за его атеистические убеждения. И Арчибальда Арчибальдовича зря помиловали — он ведь жулик. А в остальном всё справедливо, сатира на бюрократов острая. А как описана весна, луна! О любви главных героев ничего не могу сказать — это чувство мне незнакомо.
В этом году у нас очень тяжелая учебная программа. Мы учимся во вторую смену. Особенно тяжело расписание понедельника — пять уроков труда и потом два урока физики. На трудах мы сначала клеили ящики для овощей, а потом — вытачивали детали на станках. Работая за станком, я раздумываю — надо ли бросить все силы в профессиональную область и посвятить себя чему-то одному, или надо интересоваться всем понемножку, чтобы воспитать из себя гармонически развитую личность? Если выбрать второе — не приведет ли это к "блестящему дилетантизму", не получится ли вместо "золотой середины" какая-то дрянная серость? На всё сразу моих сил не хватает, а всё интересно. Разбрасываться? Быть односторонним профессионалом? Что лучше?? А пока — урок труда, школьный кооператив. На каждого из нас завели "трудовую книжку" из тетрадной половинки, и платят нам сдельно какие-то копейки. После "трудов" на физику не остается сил. Это совершенно невыносимо, я шатаюсь от усталости. В тот период многие ребята из класса начали курить. А вот я начал серьезно злоупотреблять крепчайшим чаем и кофе, а потом и таблетками, содержащими кофеин. О таком использовании чая мне поведал Юра Пряхин, который в прошлом году некоторое время учился в нашем классе. Он приехал из поселка Мяунджа Магаданской области и рассказывал о быте заключенных. Чай и таблетки помогают, но после этого наступает еще большее опустошение, упадок сил. Я постепенно увеличиваю дозы. Прочел рассказ Михаила Булгакова "Морфий". Весьма поучительно. Но что поделаешь — нагрузка в школе непосильна для моего организма! Ввели идиотское новшество — "общественно-полезный труд". Наш класс кидает снег в одну сторону, потом параллельный класс кидает его в другую. Отчитаться им надо, а чем занять школьников, они не знают. И вот начинается этот идиотизм. Я стал плохо учиться в школе, забросил дневник. Отец наорал на меня матом, я вновь начал вести дневник, но отношусь к учебе формально. В этот период я услышал, как отец сказал обо мне, сидя в соседней комнате и по обыкновению громко обращаясь к приехавшей из Иглино тете Ане: "ОН НИ К ЧЕМУ НЕ СПОСОБЕН НИ ФИЗИЧЕСКИ, НЕ УМСТВЕННО". В эту минуту весь мир померк для меня, и мои глаза залила непроглядная чернота. Я ненавижу его, я ненавижу весь мир взрослых! Будьте вы все прокляты, подонки! Эта реплика отца меня сломала. Что же делать? Я не могу дать больше, чем в моих силах! Что делать? Что мне делать?? Какие, кроме кофеина, бывают стимуляторы? Почитаю что-нибудь по фармакологии...
Между тем, надо готовиться к важным экзаменам для поступления в девятый класс. Многие наши одноклассники уходят в ПТУ и техникумы, я, конечно, хочу в будущем поступать в ВУЗ. Дозы взлетают в заоблачную высь. Начинаются опасные эксперименты с фармакологией. Задача — вылить из кувшина больше энергии, чем в нём есть. Иногда у меня бывают из-за этого приступы с резким повышением температуры.
11 марта 1989 г. нам раздали брошюру — "Билеты для выпускных экзаменов за курс восьмилетней школы", по русскому языку и геометрии. Отец отксерокопировал ее для меня. Штудирую. Это совершенно невыносимо! Гонка на выживание.
26 марта Ельцина выбрали депутатом Съезда. Мне, конечно, в то время не до этого (готовлюсь к экзаменам) — но Ельцин, по-моему, явный антикоммунист. И его — в депутаты? Вот чудеса...
9 апреля. Советские войска наводят порядок в Тбилиси, подавляют выступление националистов. И откуда их столько развелось на нашу голову?
14 мая 1989 г. — важный рубеж в моей жизни. Мне исполнилось 15 лет. На день рождения отец подарил мне калькулятор МК-51. На фоне творящегося беспредела и разложения, в этот день у меня особенно остро вспыхнула мысль о самоубийстве. Покончить с собой в день рождения было бы символично. Жизнь это мучение, видеть все происходящее невыносимо. На Земле происходит "естественный отбор" самых черствых, жестоких и безответственных людей. Добрые и чуткие к чужой беде люди не позволяют себе заводить детей, т.к. понимают, что это страшное преступление, хуже убийства, а их дети обречены на десятилетия невыносимых мучений. И вот рождаются дети у самых толстокожих и худших, так люди постепенно вырождаются в зверей. Эта жизнь мне не нужна, она ненавистна и непосильна. Мы поехали в этот воскресный день на кладбище, к бабушке с дедушкой. Там эти мои мысли усилились десятикратно. День был солнечным, я бросил в лужу на кладбище 20-и копеечную монетку, чтобы как можно скорее вернутся сюда в гробу. Лучи солнца играли на монетке, и вода плескалась над ней. Я украдкой плакал. Потом мы отправились в парк и отец сфотографировал меня на фоне зеленого деревянного павильона парковой библиотеки (при Ельцине, в 1998 г., он сгорел дотла). Я подумал, что в своей жизни не увижу больше ничего хорошего, и живу по инерции, боясь предсмертной агонии. Так заканчивалось мое детство.
Об этом лучше не скажешь, чем у Александра Воронского: "В детстве мне всё казалось живым. Мир был полон живью. Я это ощущал. Божья коровка, уж, прошелестевший в сухих сучьях, головастики в лужах, рыбёшки в реке Вороне, "альчики" в песке, тритоны и лягушки, деревья, ветер, путающийся в волосах, цветы — всё жило, казалось свежим, словно умытым, любопытным, загадочным и нераскрытым. Сколько радости, сколько удивительного находил я, бывало, где-нибудь за скирдой прошлогодней соломы, пахнущей мышами и пылью, где росли крапива, лопухи, цеплялся репейник и лежала мусорная куча с битым стеклом, с железными ржавыми обрезками, где возились и ползали козявки — знаешь, бывают такие, красные с чёрными пятнышками на плоской спине. Одного я боялся, другое искал, третье не любил, четвёртого не понимал. Теперь я не ощущаю уже мир живым. Я перестаю удивляться. Окружающее потускнело, распалось на мёртвые куски, иногда становится даже скучно. Мы утрачиваем чувство живой жизни и удивление, главное — удивление".
Именно в этот день мир в моих глазах потускнел. Это была необратимая смерть моих чувств, яркое детское восприятие мира пропало у меня именно с этого "рубежного" дня. Грустный праздник заканчивался, в ночном небе ярко светила огромная булгаковская луна. Придя домой, я рыдал в подушку, глотая слёзы.
В конце мая Литва и Армения приняли декларацию о своей независимости. По телевизору показывают съезд народных депутатов, и там уже всем заправляет Ельцин.
3 июня в 11 ночи произошла катастрофа под Улу-Теляком — крушение встречных поездов "Новосибирск-Адлер" и "Адлер-Новосибирск", взрыв газа. На вертолетную площадку за уфимским госцирком прибывали спасательные вертолеты. Машины скорой помощи отвозили по проспекту Октября обожженных и раненых.
К нам в Уфу в это время приехал Юрий Шевчук. Мы с мамой ходили вокруг стадиона "Нефтяник", где он выступал. Милиция прогоняла ребят, которые забравшись на стены, смотрели концерт. А эти ребята обегали стадион, забирались на стены в другом месте и продолжали смотреть. К вечеру у меня поднялась температура.
7 июня 1989 г. я лежал в инфекционной больнице (туда я попал из-за повышенной температуры, подозревали заражение лихорадкой). Мое письмо из больницы: "Папа! Привет! Сегодня утром здесь было нашествие комаров, так много я не видал даже в лесу. Залетают из окна, день проводят на подоконнике, а ночью и рано утром невозможно спать (кусают). Четырех прибил, остальных не смог. Пожалуйста, принеси вату и мазь от комаров. Вчера мне сказали больные в палате, что их будут здесь держать примерно три недели. У меня температуры нет, все нормально, а за такой срок в инфекционной больнице можно заразиться чем-нибудь серьезным. Назначили мне аспирин и калия оротат. На газеты, в которые ты завернул передачу, все в палате набросились — очень скучно без книг и газет. Пожалуйста, принеси книжку или газету! До свидания! Костя."
В этой больнице я пролежал недолго, в день моего ухода оттуда мы с отцом заехали на Советскую площадь и покушали там в хорошей столовой. Затем поехали домой, и вдоль всего проспекта нас сопровождали ревущие машины "скорой помощи". Эти машины перевозили раненых.
В июле начались межнациональные столкновения в Абхазии. Во всех союзных республиках возникают какие-то непонятные "Народные фронты", движения "Рух" и "Саюдис". Похоже, что все они хотят отделения своих союзных республик от СССР, а партия и правительство не принимают никаких мер, чтобы этому препятствовать. Те, кто за нас — организуют "Интернациональный фронт". Я желаю им удачи! В газетах — сообщения о реаблитиации людей, пострадавших при Сталине.
Поздно вечером по телевизору показывают новую передачу — "Программа А". Она ведется раскованно, и все рубрики начинаются на букву "А" — акция, афиша, архив... Днем показывают прямые трансляции Съезда народных депутатов, все политики очень красноречивы, выступают без бумажки, страстно спорят. Я имею свою точку зрения на каждый обсуждаемый ими вопрос. Нам нужен социализм, но реформированный и улучшенный. Капитализм принесет нам безработицу и неуверенность в завтрашнем дне. А кто ругает "социальное иждивенчество" народа — тот, совершенно ясно, хочет ограбить нас до нитки. И никакого национализма нам тоже не нужно.
В Кузбассе началась забастовка шахтеров. Они требуют улучшения условий труда. Так и надо Горбачеву и всем его чиновникам. Рабочий класс быстро заткнет рот всяким проповедникам капитализма, которые у нас расплодились... Но что это?? Рабочие почему-то доверяют прожженому демагогу Ельцину, и ведут с ним какие-то переговоры... На них, выходит, надежды мало. Слишком легковерны.
Латвия и Азербайджан провозгласили суверенитет. Националисты в Латвии устроили "живую цепь", протестуя против аннексии Латвии, произошедшей в 1940 г.
Я сдал экзамены и перешел в 9-ый класс. "Школьная реформа" с переходом на одиннадцатилетнее обучение привела к тому, что наш девятый класс переименовали в десятый, а следующим будет уже одиннадцатый. Наш класс "В" потерял многих учеников, ушедших в техникумы, в том числе я расстался со своим другом по кличке Кеша. Теперь он живет в Сипайлово и учится в автотранспортном. Пропал. А оставшихся "вэшников" распихали между "А" и "Б" классами. Класс "А" гуманитарный, люди оттуда будут поступать в БГУ, а наш класс "Б" — технический, ориентирует учеников на нефтяной институт. Я хочу получить техническое образование. Химия и политика нравятся мне одинаково сильно, но я считаю, что техническое и естественно-научное образование помогут более четко организовать мое мышление, а если я стану профессиональным гуманитарием — придется подстраиваться под "социальный заказ" нынешних властей. А я и в комсомол-то не буду вступать, лишь бы Горбачеву не подчиняться. Лучше неформалы, чем такой комсомол, где одни карьеристы и жулики. А политикой можно заниматься в свободное время. Я хочу быть гармонически развитым универсальным человеком, а не уткнуться в одну профессию. Конечно, и родители хотят чтобы я поступал в нефтяной, да и близко он расположен... Видно, мне на роду написано поступить в нефтяной.
Меня похвалила новая классная — "с его знаниями можно поступать хоть в технический, хоть в гуманитарный ВУЗ". Да уж, классная — это не отец. В новом классе чужие лица, и только Сережа Огородов из бывшего нашего класса. Это крепкий и немного хулиганистый парень. Мы сидим за одной партой. С ребятами из "Б" класса я сошёлся быстро. Этот класс был более сплоченным, чем наш "В". Там была группировка старых приятелей, которая по первым буквам своих имен называла себя "Хунта АМОС". С ними я сдружился, после уроков они с гитарой сидели в беседке, вожак этой группы сказал, чтобы меня никто не трогал ("Разве не видите — человек сидит с нами и постепенно входит в блатную среду! Отстаньте от него!"). Мы играли в карты — в "рамс" и "очко". Ребята "ботали по фене" и под гитару пели блатные песни и "Восьмиклассницу" Цоя. Однажды все они собрались у меня дома (родителей не было), мы играли в настольную экономическую игру "НЭП" (новое поветрие, которое нас надолго захватило), и каждый отхлебнул по глоточку коньяка из маленькой сувенирной бутылочки, которая стояла у меня в баре серванта. Но те, кто в классе не дружил со мной, довольно болезненно подшучивали, даже издевались надо мной ("Я сейчас покажу тебе застенки дядюшки Мюллера!"). На старости лет я опять новичок...

В октябре по телевидению впервые стали показывать психотерапевта Кашпировского. По-моему, это шарлатан типа Оскара Лаутензака (чародей из романа Л.Фейхтвангера). Видимо, наш советский народ низведен политикой Горбачева уже до скотского состояния и способен поверить любой иррациональной мистической глупости — гадалкам, пророчицам, попам и даже фашистским болтунам. Успех этих сеансов в тысячу раз ярче показывает наше разложение, чем все политические дрязги и зигзаги последних лет, вместе взятые. Именно здесь — рубеж, за которым уже маячит новое варварство. Советские люди утратили стройную материалистическую картину мира. Если потеряна эта убежденность — потеряно всё. Это смерть личности. Но я от марксизма и материализма не откажусь даже под угрозой тюрьмы или смерти! Кто отказался от материализма — тот безголовое орудие для попов и колдунов, жертва мошенников, а в конечном счете — раб какого-нибудь "богом данного" самодержца. Так думаю я, и меня охватывает страх, ненависть и отвращение к происходящему. А отец, незадолго до этого хваливший Сталина, приник к экрану и слушает каждое слово новоявленного мага... Что ж, пусть каждый идет своей дорогой.

9 ноября началось разрушение Берлинской стены. Устойчивый привычный мир, в котором я жил, начинает трещать и расползаться по всем швам. Отец ругается, что Горбачев развалил страну. Товаров в магазинах становится все меньше, а достать их всё труднее. Ушел в отставку друг нашей страны, руководитель Болгарии Тодор Живков. Верховный Совет СССР осудил насильственное переселение народов, которое было в 1930-е годы. Все говорят о поволжских немцах, крымских татарах и чеченцах. Они возвращаются в места, где жили прежде. В Чехословакии беспорядки, отменили руководящую роль компартии. Там "бархатная революция". Какая же это революция? Ведь они хотят капитализма — это на контрреволюцию больше похоже...

1990

В этом году мы с мамой ездили летом отдыхать в город Одессу, на Украину (тогда она была в составе СССР, но по радио я уже слышал призывы депутатов Верховной Рады к "самостийности"). Поездка эта была настолько чудесна, что я даже не берусь описывать. Пляжи Аркадии, воспетая Куприным пивная Гамбринус, морской вокзал с игровыми автоматами типа "однорукий бандит", певучий местный говор, суета на Привозе, сладкая черешня, литературный музей, памятник Дюку Ришелье и знаменитая лестница — это неописуемо! Прелесть! Вот и все, что я могу сказать. В моду тогда входила ламбада и Олег Газманов. Песенку "Мои мысли — мои скакуны" чаще всего крутили под окнами нашей гостиницы. У меня поднялось настроение, я даже начал напевать песенки. Но, естественно, когда мы приехали домой, по нашим телам, ушам и головам катком проехал чудовищный отцовский скандал. Отец обвинял маму в том, что ему пришлось самостоятельно варить варенье. Мучительное многочасовое истязание. Крик. Мат. Слёзы. Синяки. Ненависть. Будь его воля — мы безвылазно сидели бы в Уфе и никуда не смели высунуть носа. Меня из радостной атмосферы опять погрузили в это патриархальное рабство, я поник и перестал петь. Патриархальные традиции в семьях мне ненавистны, любой, кто их отстаивает — мой смертельный враг.
Тетя Аня из Иглино теперь работает учительницей (надпись на доске — "Мама Нюра и мы"), и едет в Ленинград на поезде с экскурсией иглинских школьников. Вместе с ней в том же году, но поздней осенью, я еду через Москву в промозглый, сырой и холодный Ленинград. На Казанском вокзале двуногие шакалы отбирают деньги у отставших или одиноких пассажиров. Милиционер не обращает на это внимания. Пестрая суета. Мое воображение поразила ВДНХ (компьютерный зал, голограммы и т.д.), Останкинская телебашня подавляла своей высотой.
На Красной площади я ощутил благоговейное чувство. Мавзолей Ленина для меня — самый почитаемый исторический символ. Сегодня, в 2006 г., церковники к телу атеиста Ленина тянут свои мракобесные лапы. Надеюсь, наши ультралевые парни и наши девушки, подобные героине тургеневского "Порога" — не простят осквернения Мавзолея, и рано или поздно воздадут виновникам такого кощунства багровою платой. По странной ассоциации вспоминается плачевный конец затеи скульптора Клыкова с памятником Николашке. Не угроза, но прогноз: кто тронет наш Мавзолей — пошатнёт этим свой же хлам Христа-спасителя. Carthaginem esse delendam. Впрочем, я вновь отвлекся от рассказа.
Жаль, что Мавзолей был закрыт в то время на ремонт. Вблизи Красной площади митинговали разные группки с разноцветными флагами. Наша экскурсия была обзорной, и побеседовать с митингующими мне не удалось. Жаль. Едем ночью в "общем" вагоне в Ленинград. Эрмитаж! Домик Петра! Крейсер "АВРОРА" !!! Дворцовая площадь! Метро! Жуткая Петропавловская крепость, где при царе сожгла себя керосином заключенная Ветрова... Петергоф! Утки плещутся в Неве! В баре продают какое-то новое пиво: "Балтика". В экскурсионном автобусе я впервые услышал радио "Европа Плюс". Я кутаюсь в пальто и шарф, прячу голову в меховую ушанку. На моем лице — роговые очки с толстыми стеклами. Наша группа питается в здании старой усадьбы. Приехал я немного простывший, но был полон впечатлений.
С 1990 по 1992 годы я выписываю ежемесячник "Химия и Жизнь". В нем не только научно-популярные статьи, но и публицистика (напр., о 12-летних циклах общественного развития — "волнах Кондратьева"), В. Пелевин ("Затворник и Шестипалый") и другая новомодная художественная литература. В 1988-90 гг. моя семья выписывала также журнал "Новый мир". Там один за другим публиковались авторы, прежде запретные для советского читателя. Поначалу печатали статьи бойких публицистов-рыночников, вроде Андрея Нуйкина. Как я потом понял, эти люди ошибались, но мне нравился стиль, форма, в которую они облекали свои мысли. Это было действительное искусство полемики, вопросы ставили остро, ребром, приводили статистику, некоторые фразы были остроумны как афоризмы. Так в советской прессе еще никто не писал, до этого была какая-то тягомотина. Диссидентской подпольной литературы в нашей семье вообще не держали, так что сравнивать было не с чем. А потом уже пошло — поехало. "Белые одежды", "Факультет ненужных вещей", наконец Солженицын — "Раковый корпус", "В круге первом", "Архипелаг ГУЛАГ".
"Раковый корпус" мне был близок своей тематикой, т.к. от этой болезни умер мой любимый дедушка. Роман "В круге первом" мы читали критически, и очень смеялись над описанием Сталина. Отец сказал, что автор представляет Сталина как какого-то лагерного пахана, который всем наступает на ноги, сдувает в глаза пепел из трубки, пьет водку из расставленных повсюду графинчиков и т.д. Можно критически относиться к Сталину, но такая пристрастность и лубочная примитивность вызывают только смех. Вот мы и смеялись. "Архипелаг ГУЛАГ" меня заинтересовал, но я понял, что автор играет на эмоциях читателя, а сам всей душой на стороне контриков, настоящих врагов. Косное патриархальное кулачество, где в семьях отцы издеваются над детьми, ему дороже умных и прогрессивных троцкистов и "эсперантистов", на которых Солжик презрительно махает рукой и вроде как даже злорадствует, что Сталин с ними расправился. А ведь это и была настоящая беда для социализма и в этом было преступление Сталина! Судя по тому, как мощно Троцкого ругают и в "Новом мире" и в "Нашем современнике" — он был, наверное, гениальным человеком, быть может, масштаба Ленина, и уж всяко умнее Бухарина с его рынком. Троцкого цитируют, чтобы обругать, а я со всеми его мыслями согласен. Страна в 1930-е годы была больна, а Сталин со своей тупой бюрократией убил грамотных интернационалистов, которые не допустили бы СССР до такого ужаса, как сейчас...
13 января в Баку начались армянские погромы. Убивают людей, грабят квартиры, появились тысячи беженцев. Для наведения порядка введены войска. В марте руководители Литвы и Эстонии (про которую я в первом классе учил стишок) — заявляют, что их страны выходят из состава СССР.
Я прочел роман Джорджа Оруэлла "1984". Это величайшее произведение! Оно направлено не только против Сталина или Гитлера. Оно показывает, какова вообще технология власти в любом несправедливом обществе, в том числе и в нашем, и в том, которое хочет создать Ельцин. Постоянное назойливое промывание мозгов, преследование инакомыслящих, бесконечная война без победы, на которую тратятся деньги, чтобы не повышать уровень жизни и образованности людей, низведение простого народа до рабочей скотины — что, если сейчас (в 2006 году) оглянуться вокруг... Ладно, я же обещал не отвлекаться. Оруэлл помог мне многое понять, хотя при чтении его романа у меня вновь возникла мысль о самоубийстве, и я еще более уверился в том, что рожать детей в нашем сегодняшнем мире преступно и безответственно...
Отвлекаюсь от беспощадно правдивого Оруэлла. Смотрю новости.
Отменили статью о руководящей и направляющей роли КПСС. Это, по-моему, к лучшему. КПСС и ее генсек Горбачев никуда не годятся и привели весь соцлагерь к развалу. Нам нужны какие-то другие коммунистические, марксистские или рабочие партии, которые бы справились с этим чудовищным безобразием. Железной рукой. Но, конечно, не как Сталин. Дело не в том, что он был жестоким — просто он убивал не тех, кого надо. Преследовал настоящих большевиков, таких как Троцкий, а всякую белогвардейскую и церковную нечисть щадил, партийный аппарат разложил привилегиями, этим расплодил карьеристов и приспособленцев. И сейчас вся эта накипь выплыла наружу, и с ней опять надо бороться. Новую революционную партию должна возглавить интеллигенция из низов. Может быть, я тоже буду участвовать в этом, когда стану чуть постарше? Я представил себя на трибуне, восторженную толпу внизу... Толпа машет мне руками, впадает в экстаз, кричит и аплодирует, отзываясь на мои искренние и нужные призывы... Это почти несбыточное видение воплотилось в жизнь до мельчайших деталей 7 ноября 1992 года, когда мне пришлось выступать на коммунистическом митинге около здания Горсовета. Тогда я произнес в микрофон звукоусилительной машины гневную речь перед пятитысячной толпой! Собравшиеся выступали против грабиловки, устроенной Ельциным и Егором Гайдаром. Но не будем забегать вперед...
Уже сейчас, в 1990-м — думал я — мне надо готовиться к политической карьере, изучать философию, отрабатывать риторику и публицистический стиль, приобретать знания. Читаю замечательный учебник "Марксизм-ленинизм" 1960 г. издания, подаренный мне одним алкоголиком. Достал популярный учебник "Основы политэкономии" П. Никитина, читаю с карандашом в руке. Чтобы найти единомышленников, я стал ходить по каким-то дворовым полублатным тусовкам ("люмпен-пролетариат вовлекается местами в движение") — и вести откровенные разговоры с веселыми будущими рэкетирами, которые пили пивко и курили подозрительные папиросы, начиненные свёрточками из пергаментной бумаги, жевали какие-то дорогостоящие зелёные комочки. Я им читал лекции о политике, а мне в ответ рассказывали о том, как на сипайловском рынке они "загасили" кого-то руками, ногами и газовым баллончиком, и о других делах, писать тут о которых я до сих пор опасаюсь, чтобы этим ребятам не повредить. Пацаны слушали меня внимательно, с интересом, у каждого из них было оригинальное миросозерцание. Один из них сказал: у меня программа простая — кто бы на меня ни давил, я буду отстреливаться от всех вокруг. На общепринятую мораль обывателей они демонстративно плевали, ко мне относились с доброжелательным уважением, и я себя чувствовал с ними комфортно.
22 марта 1990 года я начал писать книгу о том, как нужно реформировать, с моей точки зрения, социализм, чтобы он стал "правильным", неискаженным. Я писал эту книгу, уезжая в парк лесоводов Башкирии, и там положив на пенёк толстую общую тетрадку в черной клеенчатой обложке.

Я попытался дать прогноз того, что ожидает мир в будущем, понять законы общественного развития. Мои взгляды были таковы: всё определяется материальными условиями жизни, экономикой. Капитализм периодически переживает кризисы, и каждый кризис глубже и разрушительнее предыдущего (пригодились "волны Кондратьева" из "Химии и жизни"!). Каждый кризис в экономике вызывает кризис в области морали и в политике, а также войны. Сейчас обостряются глобальные проблемы: перенаселение, экологический кризис, милитаризм, голод и т.д. (я приводил статистику). В развитых странах Запада социальное государство и демократия существуют потому, что есть противовес в виде СССР и протестного движения, если этот противовес развалится — будет откат к варварскому капитализму, сворачивание социальных прав, все подачки у рабочих отберут, может начаться война. Горбачев ведет СССР к капитализму, а это будет грабёж населения, рабство и диктатура буржуев. Никаких "общечеловеческих ценностей" не бывает, т.к. человечество не едино, а разделено на соцлагерь и капиталистический мир. Сталин плохой, он достиг успеха за счет рабского труда заключенных, а Брежнев — за счет продажи нефти. Капитализм — это страшное зло, он нам не нужен. Надо стремиться к идеальному, справедливому социалистическому государству. Оно должно быть всемирным, это избавит мир от войн. Нужно слияние всех наций, управление промышленностью всей планеты по единому плану, перебрасывание заводов к ресурсным центрам, автоматизация. Нужна система государственных сертификатов на право рожать детей, после сдачи будущими родителями экзаменов по психологии и педагогике, генетической медицинской проверки, а также прохождения имущественного ценза (это я стащил из книги Замятина "Мы", которую тогда проходили в школе). Такое принудительное планирование семьи решит проблему перенаселения, т.к. будет научная евгеника (конечно, без расизма), искусственный отбор немногих самых лучших людей для деторождения. Главное — это гуманизм, гедонизм (каждому по потребностям), социальное равенство, плановая экономика, атеизм, интернационализм. Гуманизм должен быть избирательным, врагов он не касается, их надо беспощадно уничтожать, т.к. они контрреволюционеры. Добиться такого строя можно, создав международную партию из интеллигенции, или несколько партий, которые должны всем диктаторски управлять, а между собой советоваться. Многообразие мнений допускается, но только в рамках оттенков социалистической мысли. Фашизм запрещается и преследуется. Вот, вкратце, и вся моя тогдашняя идеология.
Конечно, распада СССР я предвидеть тогда не мог. Казалось, что СССР — это наша природная среда, и как вода или воздух она будет существовать вечно, пока существует человечество. Возможность распада СССР не вмещалась в мое тогдашнее сознание.

4 мая Латвия провозгласила свою независимость.
29 мая этого ... чудака Ельцина выбрали председателем Верховного Совета. Ну всё, теперь нам крышка.
12 июня Съезд Народных депутатов РСФСР принял декларацию о суверенитете России (?! ). От нас все отделяются — это еще понятно. Но мы-то сами — от кого же отделяемся? От наших же советских республик? Это все равно, что отделиться от своих рук и ног. Глядишь, они еще и возведут этот день нашего добровольного самоуничтожения в государственный праздник!
А тем временем из уфимских магазинов исчезли сахар, мыло и водка. Всё это теперь распределяется по талонам — "по предварительным заказам населения". Пропали сигареты. Хорошо, что отец бросил курить, и у нас никому они не нужны. Президент Горбачев получил чрезвычайные полномочия. Я так и знал, что капитализм ведет к диктатуре, а ни к какой не демократии. Им же свой капитал надо охранять от народа, а для этого им только диктатура и нужна! Неужели взрослые люди, которые учили в институтах марксизм, не понимают такой простой вещи ?? Кругом национализм, от дружбы народов остались одни воспоминания... Конгресс чеченского народа провозгласил независимость Чечни. Ельцин, который вышел недавно из КПСС (неслыханное дело !), приехал к нам в Башкирию и сказал: "Берите суверенитета, сколько можете проглотить !" В Румынии тоже происходят какие-то непонятные реформы.
Да что там Румыния, нам бы у себя разобраться... Священник Александр Мень зарублен топором. Я противник всяких церковников, но уж не топором же! И потом, Мень был, вроде бы, одним из лучших. Я читал его книгу "Сын человеческий" — она интересно написана, хотя меня она не убедила. Поговаривают, что к трагедии причастно общество "Память", что это политическое убийство. Еще одна трагическая новость — погиб в автокатастрофе рок-певец Виктор Цой. Он играл в фильме "Игла", а в фильме "Асса" пел песню "Мы ждем перемен", которая звучала как гимн эпохи. Я думаю про себя: "Цой, наверное, понял куда идёт дело, и не захотел быть наёмным шутом у новых богачей. Поэтому он и пел такие грустные песни, и скорее всего он покончил с собой, врезавшись во встречную машину. Я тоже не хочу этот кошмар видеть. Лучше бы мне умереть, чем всё это видеть". В этом году я разочаровался в рок-певце Юрии Шевчуке, когда прочел его интервью, где он говорит: "лишь бы не было больше революций и переворотов"... Я подумал, что это конформизм. В отставку ушел министр Шеварнадзе, он заявил, что над страной нависла угроза диктатуры. "А зачем же вы все довели её до этого?" — захотелось мне спросить...
Общественные интересы и политические новости тревожат меня гораздо больше, чем учеба. Можно сказать, что на нее я почти не обращаю внимания, и даже школьный дневник практически не веду. Как говаривал Лев Кассиль, "учиться было некогда". В нашей 62-ой школе обвалился потолок. Нас перевели в помещение ПТУ номер 50, "в полтинник". Уроки ведутся через пень колоду, до наших докапываются местные пэтэушники, расписание неточное, преподаватели пропускают занятия. Из мальчиков на уроки хожу только я и Сережа Огородов, остальные в школу не ходят. Они спекулируют сигаретами на базаре, который расположен рядом с училищем. Девочки на уроки ходят, они прилежные. Всё вокруг рушится. Я впервые решил сбежать с уроков. Что я, в конце концов, рыжий что ли? Весь Союз в пыль рассыпается, все на головах ходят, а один я, как робот, за партой сидеть буду?? Опротивело всё. Утром я взял сумку и сказал родителям, что иду на урок. Мы встретились с Сережей у "полтинника" и вместо урока пошли гулять. Зашли в видеосалон и за рубль посмотрели какой-то боевик с гнусавым переводом. Углубились в парк. Утренние сумерки постепенно развеивались. Мы катались с ледяной горки в лесу, и таким безмятежно-счастливым я не был уже многие годы, ни до этого дня, ни после. Да — это действительно рай! Праздник непослушания !! Мы покрыты снежной крупой, разгоряченный Сережа вешает полушубок на гвоздь, вбитый кем-то в березу, и начинает мне показывать приемы карате и всякие боевые штучки. Я почтительно наблюдаю за ним. Потом мы идем слоняться по улицам, заходим в магазины, болтаем и шутим о рогах, которые Сережа не терял, а значит имеет. Чудесный был день! Жаль, дату я не запомнил...
Однако школу бросать все же не следует. Приходится возвращаться к унылым никому не нужным занятиям, и куда более веселеньким телевизионным новостям. Что происходит вокруг, черт возьми ?? Уму непостижимо... Начинается война в Ираке! США нагло ставят свои условия, а наш Советский Союз делает вид, будто ничего особенного не происходит. Да и где уж ему реагировать — все развалено, никто не понимает, куда нас ведет Горбачев, возможно, он вообще хочет восстановить у нас капитализм и сдать нашу страну американцам? На телеэкранах какие-то рожи уже ставят под сомнение Победу над фашизмом, некоторые осмеливаются говорить, что если бы нас победили немцы, то мы сегодня жили бы, как в Германии. Видимо, они не знают, что такое фашизм. Но почему они тогда с экранов учат нас, а не сами учатся в начальной школе? Прославляют капитализм. Оправдывают предателей — власовцев, превозносят американцев. И еще расхваливают церковников и царские времена. Да что же это за вакханалия вранья такая настала? И, конечно, громче всего — проклятия в адрес большевиков, Ленина и Революции 1917 года. Видимо, не дает она им всем покоя. Наверное, свою философскую и политическую правду я буду искать именно в этом направлении...
Но это — конец моего советского детства и начало совсем другой истории.

25 июня 2006 года  16:40:44
Константин Рольник | Уфа | Россия

---

Андиго Лавансо

ЛЕХА

В детстве я с родителями
пришла в гости к их друзьям.
У них дома увидела маленькую рыбку
в аквариуме.
В садике тоже были рыбки,
но к ним нельзя было прикасаться.
Пока все сидели на кухне,
я достала ее и начала с ней играть.
Рыбка умерла.

ЛЕХА… (печальная улыбка на лице). Сколько себя помню в детстве, мы с ним дрались. По всяким пустякам. Он был толстеньким, и я его дразнила. Еще покрывала его, когда он не хотел отжиматься, чтобы похудеть. А однажды вообще… (смех). Смешно подумать. Он отобрал у меня семечки, а я пожаловалась его маме. Мне же еще и попало за жалобу.
Как-то у нас ночевала еще моя двоюродная сестра. Когда все взрослые улеглись спать, мы пробрались в кладовку за спиртным. Я видела там бутылку вина. Мы достали ее, пошли на кухню и открыли. Ему, как мужчине, было предоставлено право выпить первым. Он начал пить, неожиданно все выплюнул. Там был керосин. В результате всю ночь пришлось провести в туалете. (заливистый смех) Бывало, он что-нибудь расскажет интересное бабушке, а мне нет. Как-то я его не очень любила. Но относилась к его причудам спокойно.
Мы жили в разных городах и виделись каждое лето у бабушки, мамы моего папы и его мамы. Нормальное общение пошло только в последний год перед долгой разлукой. Он был в десятом классе, я в … (задумчивость). Он старше меня на 4 года… (нахмуренный лоб). Кажется, я была тогда в шестом. Мы с ним нормально общались. Он рассказывал про друзей, про жизнь, много чего.
А потом мы расстались до того времени, когда я уже была десятиклассницей. Прошло четыре года. Мы изредка общались по телефону, когда наши родители перезванивались. Вот и все. Он учился в военном институте, жил в казарме. На каникулы к бабушке почти не приезжал. Когда это и происходило, я не могла приехать. Вот так мы и жили. Я знала, что у меня есть брат. Он знал, что где-то у него есть сестра.
В начале десятого класса я узнала, что он приезжает на зимние каникулы к бабушке. Тогда мои формы были очень пышными. Тогда я старалась во что бы то ни стало похудеть и предстать перед братом во всей красе. Как ни странно это у меня получилось. К зимним каникулам я была девушкой с модельной внешностью, длинными светлыми волосами и голубыми глазами.
Тогда я очень хотела посмотреть, каким он стал. И вот настал долгожданный момент…
Не знаю, почему, но этот день помню в деталях. Я поднималась по лестнице. Он выскочил на площадку, схватил меня и стал кружить. Я стала кричать, что он меня уронит. Брат же недоуменно воскликнул, что он скучал.
Тогда мы провели вместе около двух дней. Он еще был с другом. Я с папой. Мы все вместе гуляли по городу, общались. Он все меня обнимал и удивлялся, как я выросла. А я гордилась, что у меня брат – военный. Да и вообще было грех себя плохо чувствовать среди трех мужчин... (улыбка)
Потом мы опять расстались, и увиделись только в конце одиннадцатого класса. На майских праздниках. Все это время мы общались смсками. Я была опять рада его видеть. Приехала всего на два дня. Днем мы гуляли с его мамой по городу, а вечером мы с ним смотрели телевизор. Нам постелили два матраса на полу. Пока лежала с ним, он начал меня щекотать. Я пыталась сдерживать смех, чтобы не разбудить спящих в соседней комнате тетю и бабушку. А была тогда в футболке. Он пытался залезть руками под нее. От его нежных рук по моему телу у меня все переворачивалось внутри. Хотелось большего, но девичьи предрассудки мешали переступить черту. Мне приходилось оттаскивать его руки. Так и провели большую часть ночи. Меня удивило его поведение. Тогда я испытывала приятное волнение, трепет. Молодых людей в то время в моей жизни не было, и отношений тоже. Я уехала. Смс – переписка продолжилась.
То лето изменило мою жизнь: я поступила в университет и переехала жить в другой город. Осенью, кода уже начала учиться, он приехал с тетей на неделю к бабушке. За неделю я приезжала туда три раза. На три ночи. Они перевернули мою жизнь еще больше. Начиналось тоже все с щекотки. Но любопытство вместе с желаниями моего тела, вместе со страхом, позволили зайти гораздо дальше. Он скользил по моему телу, гладил его каждую клеточку. Голова кружилась от адреналина. Страх быть застигнутыми врасплох усиливал все ощущения. Он залезал под ночнушку. Гладил грудь, потом ниже, ниже и еще ниже. Брат знал, как доставить девушке удовольствие.
В первую ночь мы с ним поцеловались. В последнюю мы практически не спали всю ночь. Я была готова ему отдаться. Даже добралась до его заветного места. Но ничего не произошло. Он всю ночь целовал меня с ног до головы. Словно туман, опутывал всю меня. Хотелось плюнуть на спящих в соседней комнате взрослых и отдаться воле чувств. Только под утро заснула. Он подходил и опять целовал меня. Любопытство, страсть, адреналин – все, все это смешалось в ту ночь. Но мы опять расстались.
Он должен был уезжать из города, в котором я училась. У меня поздно заканчивались лекции, и я не могла его проводить. Но последняя, к счастью, закончилась раньше и я побежала на вокзал. В буквальном смысле. Когда добежала до его вагона, уже подняли подножку. Поэтому получила возможность только помахать ему.
Теперь смски приходили все чаще. Мы разговаривали о своих взглядах на жизнь, о вкусах. Я рассказала о своей последней большой любви, а он о своей. Мы сошлись на том, что никто из нас не пожениться раньше 30 лет. Он даже спросил, есть ли у меня парень. Мы переписывались раз пять-шесть в неделю. Мне казалось, что я его люблю. Подруга говорила, что это любовь сестры к брату. Я же отвечала, что хочу мужа, похожего на него. И гнала мысль о нем далеко – далеко. Я развлекалась, дружила с молодыми людьми и старалась его забыть.
Как-то в ноябре мы опять переписывались. Он пил со своим другом и одновременно писал мне. Когда мы прощались, я написала: «Пока! Целую». Мне пришло: «Я тоже тебя люблю». Меня это порядком удивило – я ничего не имела ввиду. Правда, не обратила на это особого внимания.
Всю осень он уговаривал приехать к нему в гости на новогодние каникулы. Мама долго не хотела меня отпускать. Во-первых, у нас не было денег на поездку. Во-вторых, впереди была сессия. Пришлось настоять на своем. Сразу после нового года я стояла на перроне. Как назло именно перед поездкой на моем лице появилась ужасная сыпь. На лице не было ни одного чистого места. Настроение портили и проблемы в университете.
Скажу честно, не очень довольна той поездкой. На вокзале меня встретил брат. Я не знала, о чем говорить ни с ним, ни с его мамой. Все чаще на лице у меня была печаль. Тогда познакомилась с его друзьями, но, как мне кажется, вела себя как дура. В предпоследнюю ночь мы смотрели телевизор. Я лежала на диване с его мамой, а он рядом. Опять начались ласки. Мы перебрались на кухню. Там началось невообразимое сумасшествие. Если б на нас не была одежда, можно было бы подумать. Что мы занимаемся любовью. Поцелуи, откровенные прикосновения, доведение друг друга до высшего блаженства. На следующую ночь все продолжилось, только уже в его комнате.
В последний день, мы ходили все вместе по магазинам, как ни в чем не бывало. Днем наши отношения были просто как у брата и сестры. Вечером приходил мой поезд, и мы поехали на вокзал. Неожиданно в маршрутке никого не осталось, кроме нас. Тогда стали целоваться. Поцелуи продолжились на вокзале. Не верилось, что мы опять расставались. Самое смешное, проводники сочувственно смотрели на прощание двух влюбленных. Они не знали, кто это есть на самом деле (ухмылка).
После нашего расставания письма приходили каждый день. Как по расписанию. Однажды его друг попросил мой телефон, и мы начали переписываться. Брат постоянно язвил по этому поводу. Например, просил стать свидетелем на нашей свадьбе. Кирилл писал мне, что тот очень ревнует меня к нему. Из-за этой переписки мы стали ссориться. Крупная ссора произошла из-за связи. Я ехала в электричке от бабушки. Я писала Киру и брату. Другу смски приходили, брату – нет. И тот обиделся, решив, что Кирилла я люблю больше. В тот вечер он написал мне стихотворение. Как оказалось позже, он не сам его придумал. Я написала ему свое, собственного сочинения. Всю ночь мы переписывались. Это учитывая то, что на следующий день у меня был экзамен. Кстати, я его отлично сдала.
У нас пошли вольные письма. Например, он писал, что хотел бы меня целовать всю и долго-долго. Однажды рассказал, что ему приснилась я. Во сне, как я поняла, мы опять творили сумасшествие. После этого мы в шутку пообещали сделать сон вещим. Я ему почему-то не доверяла. Он был ловеласом. Как-то у него даже было две девушки одновременно. Мне казалось, что я очередная цель, влюбленность. Один друг посоветовал быть искренней в своих чувствах и отдаться любви, чему и последовала.
Потом я уехала отдыхать с мамой и не могла отвечать ему очень часто. Ну как часто? (улыбка). Мы переписывались с утра до вечера. Именно в марте он признался, что любит меня. Это чувство у него с первой встречи после долгой разлуки. Когда была в десятом классе. Я ответила на чувства взаимностью. Он писал, что хотел бы засыпать со мной, просыпаться. И ему больно от того, что этого никогда не произойдет. Мы планировали поехать в Ялту, если бы он по распределению приехал в мой город.
Мы мечтали, что его после института пошлют именно к нам. Мама даже ходила просить о его распределении на наш завод. И всю весну мы жали, когда будет известно. Неожиданно он написал, что его не послали к нам. Правда, надежды мы все равно не оставляли. Все должно было стать известно 12 июня, в день его выпуска.
Мне было безумно плохо без него. Я знала, что мы никогда не будем вместе, но отбрасывала эту мысль. Душу выворачивало наизнанку. Хуже было то, что я ни с кем не могла встречаться. Вроде, парень нравится, все хорошо. Только он начинает меня целовать – выворачивает наизнанку. Он постоянно всплывал перед глазами. Из-за этого пришлось расстаться с кучей молодых людей. Его каждодневные смски помогали думать только о нем. Только неделю за весну мы не переписывались – я потеряла телефон. Когда все-таки написала, он был счастлив. Написал, что сходил с ума. Мы настолько чувствовали друг друга, что, когда я брала в руки телефон, от него неожиданно приходила смска. Тогда уверенность в его чувствах была большой.
Я готова была уехать с ним, куда угодно. Перестала есть, спать. Все как в книжках про любовь. Но я не верила, что это случилось со мной! Разум отвергал, чувства подтверждали.
Как-то даже не выдержала и в подвыпившем состоянии написала, что хочу быть только с ним. Я предложила уехать, убежать и исчезнуть. Просила сказать, что он меня не любит, что не нужна ему и у него есть другая. Он ответил, что мог бы это все сказать. Но это не так.
Чем ближе подходило время к его выпуску, тем реже писал. Мог послать несколько писем с вопросом: «Как дела?» и сразу прощался. Иногда переписывались, и неожиданно пропадал. Он больше не говорил, что любит. Это делала я. Он вообще мог не писать несколько дней.
Я сходила с ума. Часами просиживала рядом с телефоном. Ждала, не спала, плакала.
И вот пришло 12 июня. Он поехал за конвертом с распределением. Вести пришлось ждать целый день. Курск. Я была в шоке. Слезы текли из глаз, я не могла остановиться. Сердце обливалось кровью. Курск. Край земли. Неделя езды. Хуже становилось оттого, что он опять не писал. Ему было не до меня.
На следующей неделе он должен был приехать к бабушке. Я не радовалась – это было последнее свидание. Счастье смешивалось с болью. И вот настал понедельник. С трепетом села в автобус и поехала.
Когда вышла уже в бабушкином городе, он ждал меня на остановке. Мы шли на встречу друг к другу. Когда поравнялись, вместо приветствия был поцелуй. До дома мы шли за ручку.
Тетя очень обрадовалась мне. Оказалось, что брат приехал всего на 3 дня. Мне надо было уезжать на следующий. Впереди была всего ночь.
Вечером я как-то обмолвилась, что блондинки очень даже нарасхват. Бабушка потом очень долго смеялась над тем, как брат на меня посмотрел. Неожиданно тетя рассказала, что он с марта дружит с девушкой – Олей. Все внутри перевернулось от этих слов. Я посмотрела на него. Он что-то начал говорить про Кирилла и меня. Слезы наворачивались на глаза, поэтому не отрываясь пыталась смотреть телевизор. Он смотрел на меня. Я видела эту девушку на фотографии. Бабушка сказала, что она на меня похожа. Правда, что-то не заметила сходств… (недовольство)
Мы пошли с ним гулять. Я не хотела про все это говорить. С ним, кстати, была очень скромной, язык не поворачивался что-то сказать. Вечером сидели на лавочке, целовались, а его руки опять лезли под одежду. Неожиданно он стал говорить о том, что когда-нибудь наши внуки будут пить вместе, что я выйду замуж. На это ответила, что это произойдет, когда я полюблю. И замуж выйду не скоро. И вообще, молодой и красивой, не собираюсь ломать этим себе жизнь.
Только все ушли спать, мы уже были друг с другом. Страсти вырывались, сплетались и возносили на небо. Любовь прорывалась и кружила. Происходило то, что происходило каждую нашу ночь. Мы сбрасывали маски родственников.
Как-то я сказала ему, что хочу от него ребенка. В этот раз приняла решение воплотить свое желание. Меня не пугала истерика мамы, безденежье и ребенок без мужа.
Я почувствовала его плоть в своей. Резкая боль пронзила меня насквозь. Что-то теплое появилось внутри меня. Неожиданно все прекратилось. Его не стало во мне. Мы заснули голова к голове. Рано утром услышала, как он писал кому-то смски… (грустные глаза смотрят вдаль, пауза)
Днем разговоры об Оле повторились. Я не выдержала и ушла из дома. Бродила по улицам, а слезы капали из глаз. Лучшим утешением стал звонок подруге. Я рассказала, как обманывалась и была обманываема. Не могла сдержаться. Не могла представить, как он целовал ее, касался ее, проводил с ней ночь. Карточный домик под названием «Любовь» рухнул в один момент.
Я его потом в шутку спросила, возьмет ли он свою девушку с собой. Улыбаясь, он ответил – «Нет». Он вообще много не говорил. Только приставал.
Вечером уехала в свой город и проплакала всю ночь. Утром сдала на отлично экзамен. Вечером он должен был приехать в четыре часа, а его поезд уходил в семь. Нам предстояло провести вместе 3 часа. Я предложила поехать ко мне, благо хозяйка квартиры уехала в сад. Когда мы зашли домой, она была там. Закрывшись в комнате, мы продолжили целоваться. Даже пытались заняться любовью. Но мысль о подозрительной пожилой женщине за стеной помешала это сделать.
Мы отправилась к вокзалу. Речь опять зашла о том, что я выйду замуж и забуду о нем. Тогда он назвал меня очень красивой, интересной, но еще глупой девушкой. Говорил о том, чтобы я познакомила перед свадьбой его с моим женихом и прочую дребедень. На это лишь ответила, что буду ждать его.
Мы стояли на перроне. Слезы катились из глаз. Он пытался шутить. Слова не лезли из меня. Хотелось спросить: ложь или правда была между нами? И я спросила: «То, что было в марте… Те признания в любви… Это было правдой?» На что он ответил: «Да… Да… Да…». И поцеловал. Это были последние слова и последний поцелуй. Я уходила, поезд оставался за мной. Слезы капали из глаз, ум не хотел принимать все это.
Он опять не писал. На следующий день по моей инициативе мы перекинулись парой смсок. Он теперь в своем городе, со своей девушкой. Через месяц уезжает. Пока ему не до меня. Я каждый день жду намеков на беременность от своего организма, но ничего… Сейчас я у себя дома. Пытаюсь забыться. Знаю, что он с ней. Чтобы себя не обманывать, отключила телефон. Больно. Но я терплю. Больше в моей жизни не будет подобного. Больше не дам слабинку и не совершу глупость. Теперь они будут рыдать из-за меня. Интересно, он написал мне? Думаю, он даже не вспоминает. Ему некогда. Он напишет, когда опять станет скучно. (рука смахивает слезу). Вот такая грустная история. Самое страшное, что она действительно была.
Что дальше? Теперь я буду заниматься карьерой, делами. Никакой любви… (задумчивость) Мой рассказ тебя, наверное, уже утомил? (улыбка). Помни, что любовь она где-то рядом. И твоя будет намного счастливее! Береги ее…
Андиго Лавансо

25.06.06

25 июня 2006 года  17:31:25
Анна | anykolesnik@yandex.ru | Екатеринбург | Россия

---

Демьян Островной

Жизнь одной фразой
Шутки, афоризмы

Научное открытие.
В результате продолжительных практических экспериментов поэт Жан Подподолов, установил, что женское ухо не воспринимает стихов, если их чтение не сопровождается звоном монет.

Приметы:
- Бомжи поднимаются из подземных переходов на поверхность – в Питер пришла весна.
- В юморе М.Жванецкого появились философские нотки – в России действительно жизнь становится лучше.
- Президент провозгласил любовь приоритетным направлением государственной политики – не за горами очередные выборы.
- У вас фригидная жена – вам не суждено стать рогоносцем.

Аксиома:
В России все национальности непопулярны, а коренная, особенно .

Расхожая истина «Не в деньгах счастье» понятна только тем, у кого есть деньги.

26 июня 2006 года  10:10:41
демьян островной | klepetr@yandex.ru | санкт-петербург | россия

---

Антон

Поднимаясь к небесам
роман

«Мы люди, и мы отличаемся от зверья тем,
что не пожираем друг друга, принимая
за пищу себе подобных…»
- Разрушенный мир: Легенда —

Предисловие

Харьков, Украина, зима 2004 года, 20:00

Зима в этом году бушевала сильнее прежнего, холодный пронизывающий ветер хлестах по лицу и беспощадно бросал в глаза кристально-чистые песчинки снега. Бесконечные капли срывались с тёмно-серого неба и тут же превращались в красивые морозные фигурки, затем медленно опускались на землю или на одежду прохожих. Термометры показывали довольно низкую температуру, но от этого людей не поубавилось на заснеженных улицах Харькова.
Да, Новый Год обещал быть хорошим, недавняя слякоть и дожди будто покинули эту истощённую политическими раздорами землю. Выпал мягкий поблескивающий среди тысяч огней снег. Минуты уходили в прошлое, за спиной оставалось всё больше прожитых лет, а впереди ещё будущее, но что оно припрятало для нас? Новогодние акции мобильных компаний и скидки на всяческую продукцию в магазинах ещё больше поставило на взрыв настроение горожан. Нечего было отчаиваться, впереди ждал праздник, и люди заслужили его… Никто, и ничто не заставит их отменить свои планы.
Ведущие прогнозов погоды говорили о последующих похолоданиях и как всегда желали доброй ночи. Да, на улицах восточного города было не спокойно, но достаточно тихо, если не говорить о происходивших катаклизмах в столице.
Харьков горел в вечерних огнях, тусклые фонари центральных улиц струили мягкий подрагивающий свет на мёрзлые участки видневшегося кое-где асфальта. Оконные рамы красивых магазинов, витрины и вывески на многоэтажных домах сверкали новогодними огнями, а тёплый пар струился через канализационные решётки и хмуро взлетал вверх, где и растворялся. Яркая панорама ночного города не могла так просто быть оставлена без внимания. Новый год подступал и весело заглядывал в окна домов. Мигающие ёлки и гирлянды распродавали уже по низкой цене, чтобы продать всё до грандиозного праздника.
Сигналы машин и болтовня множества людей говорили о том, что город не спит, да и когда здесь могут стихнуть шумы? Нет, этот город никогда не спит, а ещё на пороге таких событий…, нет, он не спал, как и не спали люди Харькова. В их голосах явно дрожала нотка переживания и некого отчаяния, они готовы были даже ввязаться в назревающий конфликт и решить всё дело уже не мирными путями…. Под меховыми капюшонами и плотными, закрывающими большую часть головы шапками выделялись строгие черты ответственности и недовольства. Хмурые улыбки будто говорили о трудной борьбе, где нельзя остаться безучастным. Мраморные лица казались непробиваемыми, люди просили помощи у небес, но те только огрызались в ответ.
Оранжевая революция принесла людям столько горя и убытков, сколько, наверное, они не переживали со времён принятия Независимости Украины. Улицы городов накрыли волны идеологической революции, словно буря она терроризировала страну, выжимая из неё последние соки достоинства и благородства. Украина ударила лицом в грязь, весь мир наблюдал, как страна рушилась не под давлением внешнего влияния, а из-за распрей внутри самого коллектива. Именно на основании таких событий Украина делилась на Восток и Запад, а люди готовы были перегрызть друг другу глотки. Вскоре это противостояние переросло уже в борьбу чистого принципа: кто победит? кто сильнее?
Лидеры обеих сторон пытались удержать вокруг себя свои районы, области и победить на этих выборах, чего бы это им не стоило. А страдали люди, пока верхушки манипулировали народными массами. Так было всегда и так будет вечно, пока люди ходят по этой земле.
Досадно становиться, когда понимаешь, что тобой просто манипулировали. Тебя бросают в чужую войну, и ты дерёшься не известно за что и кого, за чужие идеи и моральные устои. Так было давно, и сейчас от этих принципов отказаться не получится, ведь есть те, кто создаёт конфликты и есть те, кто решает их.
Разговоры о политических катаклизмах можно было услышать везде, в любой семье и за любым занятием. Об этом говорили в магазинах, дома, при застольях, в транспорте, на улицах, в кафе, в общем, везде, где есть люди. Об этом говорили ведущие телепередач, а за границей даже подшучивали над острыми событиями в доведённой до вражды Украине.
Один из таких весьма примитивных и обычных разговоров можно было услышать в кафе «Белый тюльпан», где спокойно и непринуждённо беседовали два человека. Пластиковые оконные рамы сверкали огнями, новогодние лампочки мигали здесь круглые сутки и, похоже, за ними не следили. Несколько штук уже сгорело, и они лишь безжизненно висели на проводах. Сегодня в кафе было много людей, все столики до одного были заняты, и персонал едва успевал обслуживать занятых делами клиентов. Мы обратим внимание на один столик, возле самого окна, где сидели уже упомянутые мной люди.
Первым из них был мужчина среднего возраста, его звали Александр. Он был полным, низким, а на макушке едва можно было заметить волосы. Его зелёные глаза были глубоко посажены, а нос наоборот, подавался вперёд и был всегда чуть-чуть приподнят, что подчёркивало гордыню этого человека. Сарказм был неотъемлемой частью Александра, что было видно и в его взгляде, и в поведении. Серые седоватые брови нередко подскакивали вверх, выражая удивление и недовольство, этот эмоциональный человек, однако, был успешным политиком в Харькове и гордился этим. Однако, если учесть его работу, то он никогда не носил строгого костюма, а одевался более вызывающе, хотя и деликатно.
Вторым оказался элегантный молодой человек, в прошлом году закончивший один из Харьковских университетов. Его звали Геннадий. Ему на вид было около двадцати лет, хотя он и был на три года старше. Возможно, его омолаживала бело-синяя синтетическая лента на шее, скорее напоминающая шарф, чем лёгкую ничего не греющую ткань, а также короткая стрижка весеннего стиля. В противовес собеседнику, этот молодой человек был высоким и худощавым. Высокий лоб был открыт, и короткие волосы даже ничуть не закрывали прорезавшиеся полосы на лбу. Глаза Гены смотрели беспристрастно, он не чувствовал общего возбуждения людей, однако не оставался в стороне. Раз за разом он шмыгал носом, холодная погода видимо взяла своё и простуда ударила по организму.
- Я думаю, эта их глупая политика ни к чему не приведёт… — заметил Гена,— что они там решают, мне наплевать…
- Ну что это ты выдумываешь? – опешил собеседник, оторвав взгляд от часов. Они кого-то ждали, и Александр всем своим видом хотел это показать. – Политика везде политика, а в большей степени шоу. Нужно навешать людям всякой лапши, добиться своей цели, а дальше уже как пойдёт.
Гена хмыкнул, грубо, чуть нелепо, подвинул к себе стакан с дешёвым слабоалкогольным напитком.
- Саш, ты же понимаешь, что всё это делается не просто так,— такое неофициальное обращение чётко давало понять, что людей связывает не только профессия, но и товарищество. – Это бред какой-то, зачем устраивать всю эту глупую и детскую показуху, я не понимаю? Ну, проиграли, ну пусть, в следующий раз у них ещё будет шанс…. А навязывать кому-то свои идеи – это просто-напросто отвратительно.
Александр кашлянул, он всегда так делал, когда рядом кто-нибудь курил. Холодный как сталь взгляд пронзил насквозь сидящего рядом курильщика. Тот не обращал внимания, а беззаботность, с которой он держал сигарету, заставляла сжать кулаки. Но Александр был не из тех, кто одурманенный событиями мог запросто вести себя как другие.
- Ты же вовсе не дурак, Гена, и я надеюсь, что твоя глупая идея отпадёт сама собой… — заметил он.
- А чего же ты предлагаешь ждать? Пока нам на голову свалиться президент, которого мы не избирали? – энергично отрезал Гена, с чуть высокомерным видом. – Это не по мне…
Александр снова взглянул на часы, стрелки медленно вращались, словно всё вокруг происходившее ничего для них не значило. Время уходило, и этого боялся Александр, столько времени прошло, теперь же нация стояла перед трудным выбором, на распутье.
- Сколько их там? – даже не задумавшись, выдавил он. – Сколько сейчас людей стоит на Майдане? Сколько оранжевых фанатиков отдают там свои силы ради какого-то гнусного вранья, ради идеи, которую им вбили в голову? Десятки тысяч людей теперь ждут «справедливости», ведь именно так они называют беспредел, устроенный избранными ими властями…
- Они ведь вышли, почему мы не выйдем? – не унимался заведённый Геннадий, его ярая самоотверженность делали невозможным разумное решение, отчего собеседнику становилось не по себе. – Почему мы не можем высказать своё мнение?!
- Наверное, потому что мы не дураки… — съехидничал политик, растянувшись в улыбке. – Я не хочу мёрзнуть на холоде, строя из себя героя, точить дурацкие надежды демократии…
- Ха, а ведь так оно и есть,— поддержал Геннадий.
Дурные мысли омрачали сознание, наталкивали на неопределённые вопросы, относящиеся скорее к самой основе мира, ядру выросшего вместе с этим миром общества… Странно, как долго может продержаться человек, будучи всё время напряжённым? И в самом деле, Александр не находил себе покоя, его беспокоили не только на работе, но и дома… в стране происходили странные вещи, и он как и другие политики должен был отвечать перед народом. Суетливые камеры репортёров, примитивные повторяющиеся вопросы раздавались отовсюду, что возникало такое мнение, будто люди огорожены от всего, что происходит. Всё было видно, но почему-то люди не хотели сами давать себе отчёт, они пытались получить отчёты от политических деятелей.
- А на самом деле, это глупо. Даже если мы выйдем, это ничего не решит… — Александр запнулся, подбирая слова. – Всё равно верхушки всё решат по-своему и им плевать на Восток. Киев принадлежит западу и все будут вестись на поводу у западников. Ещё будет время, и они поймут, что были неправы.
- Люди никогда не могли отстоять свои идеи,— заметно блеснул огонёк в глазах молодого человека, он сильно шмыгнул носом. – Сидеть в стороне и надеяться на лучшее – вот чем они занимались всё это время…
- Ты говоришь о своём народе… — заметил Александр, но больше ничего не добавил. Он только жестом указал, что не согласен.
- Я говорю обо всех народах,— парировал Гена. – Почему кто-то должен подчиняться верхушкам? Почему мы не можем решать проблемы, которые якобы оставлены на решение людям?
Александр снова кашлянул, его косой взгляд в сторону был раздражённым, но так было очень часто. Работа заставляла помотать себе нервы, что сказывалось на его жизни.
- Ты хоть понимаешь, что может быть и хуже?! – вскинулся он, прозрачная пелена сигаретного дыма резко взмыла вверх. – Запросто могла вспыхнуть война, подогретая паршивой пропагандой.
Геннадий хотел что-то вставить, но не решался, его глаза из-под бровей смотрели на собеседника. Он только шмыгал раздражённым ещё больше от запаха табака носом.
- Люди готовы поубивать друг друга, всё уже так накалилось, что деваться некуда,— продолжал политик, резко смягчив свой тон, и добавил, – поэтому во избежание кровопролития, люди сидят дома и пьют крепкий кофе…
- Они не просто так сидят,— снова вспылил Гена, но в его голосе не было ни нотки упрёка. – Они бояться, не хотят ничего делать, они верят, что всё решиться и без них, что мир будет лучше…
Александр кивнул, видимо согласившись.
- Ты прав, что люди слишком быстро опускают руки, бояться заглянуть будущему в глаза,— утвердил он, затем провёл рукой по небритому щетинистому подбородку. – Но в данном положении это является оптимальным вариантом.
- Неужели они так и будут праздновать Новый Год на улице? – резко перевёл тему Гена. – Они что, совсем все рехнулись там?!
- Похоже, что да,— заметил Александр, чуть успокоившись, а затем саркастично протянул. – Я бы тоже праздновал праздник там, если бы мне за это платили хорошие деньги.
- Я был поражён, когда узнал, что им платят! – воскликнул Гена. – Это ж сколько денег нужно на всё это?
- Для них украинский бюджет бесконечно велик,— слукавил политик, скривив гримасу отвращения. – Или у них другие источники дохода, но это уже всем известно, а кто-то настойчиво пытается всё это скрыть.
- Да уж… — протянул Гена, со скукой обернувшись.
Где-то далеко лопнул заряд фейерверка, гром эхом разнёсся по тесным улицам города. Светлое под светом вечерних фонарей небо озарилось сначала голубым, затем красноватым светом. Под дружные восторженные крики людей Александр повернулся в сторону торжества. В парке начиналась первая волна празднества, яркие красочные пучки взлетали высоко вверх, там они разрывались на множество частей и медленно таяли в воздухе.
Сначала одни, за ними другие, а следом ещё более причудливые узоры дарил людям канун праздника. Небо будто билось в судорогах, огни украсили беззвёздный небосвод, а снег всё шёл и шёл.
- «Новогодняя история» — вот как бы я озаглавил раздел истории об этом времени,— повернулся Александр и прямо посмотрел на собеседника. – Или «Новогодние катаклизмы».
Александр зажмурил глаза, спать хотелось невыносимо сильно после бессонной ночи, но никто уходить не собирался, они ждали ещё одного человека. Политик протёр уставшие глаза, затем снова посмотрел на собеседника.
- Слушай сюда, Гена,— парень повернулся, всем видом давая понять, что приготовился слушать. Александр продолжал. – Ты ведь видишь, что делают с людьми деньги и отсутствие общей идеи? Я уже работаю в своей сфере много лет, и много чего понял, понял очень важные вещи, без которых просто не обойтись. Ты ещё наивный, но твой путь уже начался…
Александр остановился на миг, Гена смотрел на него всё тем же вдумчивым взглядом. Политик улыбнулся, хотя взгляд его был серьёзен.
- Никогда никому не доверяй, когда дело доходит до денег, даже проверенным людям и хорошим друзьям. Это тебе мой совет, и он не может быть неправильным, он уже проверен тысячу раз,— Александр, будто сверлил взглядом собеседника. – И никогда не пытайся поднять на общее дело людей, у которых отсутствует идея, они просто тебя не поймут. А если не поймут они, то найдутся люди, которые позаботятся о том, чтобы ты больше не пытался повторить этого снова. Деньги вертят мир и из-за них люди просто бьют в спину.
Геннадий неуверенно помотал головой, внезапно на его лице вскочила ухмылка, которая относилась скорее к смешной реальности, чем к сказанному.
- Я думал над этим сотни раз и решил, что деньги помогают, а они оказывается наоборот, делают из друзей предателей… — чуть иронично прозвучали эти слова, улыбка не сползала с лица говорившего. – Может вообще таскать их с собой повсюду и тратить только по необходимости, как Барни, этот глупый американец…
Александр усмехнулся, схватив на ходу, о ком идёт речь. Этот Барни действительно был немного со сдвигом, он носил с собой кошелёк со всеми его финансами. Пристегнутый к прошитому металлическими прутьями ремню он доставлял некий дискомфорт; так, что если кто-то хотел силой взять деньги, то нужно сначала было снять закодированный ремень.
- Нет, я не это имел ввиду, Гена, просто нужно очень осторожно к этому относиться,— уверял Александр. – Деньги это самая непредсказуемая вещь на всей планете, это тебе мой совет.
- Учту,— легко кивнул молодой человек.
Ещё несколько минут они сидели молча, как вдруг на улице люди засуетились и раздались первые невнятные голоса из мегафона. Александр облегчённо хлопнул себя по ногам, затем поднялся.
- Ну вот, началось…
Геннадий доверчиво глянул на политика.
- Посмотрим, что скажет народу наш лидер…

Глава 1

Сладкие мгновения

«Итак, начну. Я расскажу вам о моей жизни, но не обо всей её совсем не скучной истории, а только о небольшой части, вернее об этапе, о том времени, когда человечество ещё было независимым, и люди сами решали свою судьбу. Я расскажу вам о четырёх годах моей жизни, о тех годах, когда я познал всё, что познаёт человек за свою жизнь, о самых ярких и ответственных годах моего прошлого. Моя история будет о том миге, когда мир поменял свои цвета, сменил яркие и светлые панорамы тёмными и скучными буднями…
Моё имя – Либер, но друзья зовут просто Либ. Фамилия ничего не даст, однако ничего не изменится, если я вам её скажу. В паспорте я прописан как Либер Данек, гражданин Верховного Совета и свободной страны Украина. Звучит глуповато, но выбирать не приходится…
С тех пор как было создано Верховное правительство, люди познали свободу и почувствовали безопасность…
Сейчас середина мая 2634 года по земному календарю. Со времён эпохи Возрождения прошло уже более трёх столетий, ведь только 18 сентября 2315 года была утверждён документ о создании объединённого правительства, чтобы прекратить междоусобные распри и искоренить несправедливость, царящую в пустыне. Снова поставить цену человеческой жизни на самое высокое место и предотвратить новый конфликт… И это удалось правительству: банды потеряли власть, человечество снова поднялось на ноги и стряхнуло с плеч осколки прошлого разрушения…
С начала 2300 года учёные стали внедрять технологии в жизнь планеты. Все те разработки, которые велись в лабораториях и убежищах выскочили на поверхность, полностью изменив мир. И это заслуга прежде всего организации Освобождения. Эти люди и их патриарх внедряли технологии в отсталый мир всеми способами и они добились желаемых результатов, хотя и воевали с крупными баронами и бандами, чтобы прекратить их существование… Но это уже похоже на урок истории.
За каких-то триста лет человечество возродилось до уровня довоенных лет, в население увеличилось до восьми миллиардов жителей. Города стали больше, а люди умнее. Теперь все пытались предотвратить повторение конфликта, и многие законы гласили об исключении оружия массового поражения или тяжёлого оружия. Для кого-то это стало бизнесом, ведь контрабанда всегда существовала, и будет существовать, и потому оружие было не редкостью на чёрных рынках. За счёт технологии клонирования человека была воссоздана величайшая цивилизация, но это действие вскоре назвали правонарушением, и клонирование было прекращено. На смену ему пришло лабораторное выращивание плода. За девять месяцев рождался ребёнок, причём все обязательства за этого ребёнка несло правительство или родители, если они хотели забрать ребёнка.
Генная инженерия быстро внедрялась в науку, тем более при исследовании заражённых радиацией мутантов или растений. Это дало быстрый скачёк в области восстановления органического состава «умерших» земель. А технологические науки, такие как робототехника, помогли быстро восстановить города и лаборатории, которые раньше были убежищами. Пол сотни лет назад человечество отпраздновало свой юбилей – население достигло максимальной отметки, близко шести миллиардов жителей…
Это всё о новом мире, теперь начну рассказывать историю…
Я работал в частной компании безопасности. Вернее я проходил там практику, а учился я тогда в университете. Тогда я только отметил свой восемнадцатый день рождения, я стал совершеннолетним и это просто классно. В общем наша команда как и другие состояла из шести человек, в ней были: Я, Фагорт – наш капитан, но мы его называли шефом, маленький Рико, Иджин, также Сана – девушка, и ещё Вирт… Да, это было именно так.
Я жил с родителями, проходил практику далеко от дома, вернее, в том же городе, но приходилось ездить на автобусах. Тот день начался, как и обычно – хороший завтрак, автобус, тяжёлая железная дверь, но кто знал, что так всё повернётся…»

* * *

29 августа,2630 год. Шестой блок, Украина...

Утром меня разбудила музыка. Будильник сработал удачно, и на всю комнату заиграла уже приевшаяся мелодия. А это было очень кстати, иначе бы я просто не вставал и не шёл на учёбу. Раздвинулись занавеси, и в лицо ударил по-летнему ослепительный свет, а перед окном всплыл навигатор, сообщающий о дальнейшей погоде и планах не день.
Я медленно поднялся, ноги горели, начинался новый день. Встать мне пришлось, хоть и не хотелось ужасно, затем умылся, почистил зубы и принялся натягивать на себя новые джинсы. Пора было ехать на практику, я уже занимался этим полгода, а практику мы должны были проходить девять месяцев. Много, не спорю, но такова была новая система, признанная сенатами всех девяти блоков планеты…
Учиться в своём городе было поистине замечательно, ведь только недавно здесь открылся новый университет, и теперь студенты в тёмно-зелёных сутанах бродили на территории учебного заведения. Не любил я униформу университета, но раз надо, так надо. Хорошо, что хоть практика освобождала меня от таких необходимостей. А в остальном всё было на высоте…
Завтрак занял меньше десяти минут, утром я пил только чай, а обедал на рабочем месте. Приходилось брать с собой еду, не нужно же надеяться только на то, что босс предоставит хороший обед персоналу.
Я вышел из дома, молча побрёл по улице и на остановке дождался автобуса, мне повезло, необходимый мне маршрут был очень распространённым, и очень редко приходилось ждать транспорт более чем пять минут. Бесшумные и быстрые мне нравились новые автобусы, называемые ратро, по имени компании. Заодно на станционном компьютере я узнал новости, интересно заняться чем-то на остановке. Это факт.
Ратро быстро доставил меня на место, я получал удовольствие от этих бесшумных комфортных автобусов.
Я вышел на нужной остановке, перешёл дорогу и оказался перед дверями трёхэтажного здания. Вернее здание компании было трёхэтажным, зато прямо над ним нависало ещё одно здание – чудо современной конструкции и архитектуры. В нём было около двадцати этажей. Синие стёкла здания отражали заскочившее на облако солнце, разбрасывала синеватый свет мне под ноги.
- Как дела, Кастор? – я прошёл мимо стола охранника, даже не предъявив удостоверение. – Как всегда читаешь?
Действительно, охранник сегодня сидел на стуле, закинув ноги на стол. В его руках была новая рубрика газеты «Новости недели». Кастор улыбнулся, узнав мой голос, и оторвал взгляд от газеты.
- Да вот ищу тебя в списках особо опасных преступников, может быть, ты там грохнул кого-нибудь,— Охранник поднялся на ноги, нырнул под стойку и через секунду снова появился с кассетой в руках.
- О! Это мой подарок?
- Да, от босса новое задание,— ухмыльнулся Кастор и принялся что-то искать на компьютере, быстро бегая глазами по монитору.
Я взял в руку кассету, перевернул, чтобы прочесть надпись: «Фагорту и компании». Ничего оригинального…
- Так вот, значит, как босс поздравляет нас с днём Независимости. Вот я ему это припомню… — я глянул на время – пол десятого, начало рабочего дня, наверное, группа уже собралась, хотя ещё полчаса можно делать свои дела.
Кастор кивнул, не отрываясь от поиска.
- Босс никак не может заменить эти поганые кассеты на УЗК карты…
- Во-во,— поддержал я.
Кастор хмыкнул, что-то уронил и ругнулся.
- Ладно, нужно приступать… — мой голос звучал бодрою
- Подожди…
Я остался стоять на месте, лишь мельком наблюдая за действиями охранника. Судя по кряхтению, он искал что-то в куче дисков за столом. И он что-то нашёл…, энергично вытер диск о тканевое кресло.
- А сам! — ухмыльнулся я, заметив диск в руках Кастора. – УЗК карты, говоришь…, а сам компактами балуется.
Привод бесшумно втянул в себя обнаруженный диск. Кастор даже не успел разглядеть своё отражение в диске.
- Гляди,— он ткнул пальцем в монитор, оставив на нём еле заметный след, круги поплыли вокруг задетого места. Я подошёл. – Вот то, что ты просил, помнишь, четыре дня назад ты просил меня разузнать что-то об этом человеке?
От усилий, с которыми Кастор вытащил диск, его лоб рассекли две толстых вены, а само лицо покраснело.
- Да,— уверенно произнёс я,— спасибо, я уже и не надеялся…
- Просто я вчера работал в ночную, поэтому и получилось у меня добыть нужную информацию. Кстати они снова такой бред говорили по телевизору, ты бы видел. Особенно доктор Дирит…
- Ну, в этом я не сомневался, именно он мне и нужен… Вернее результаты его исследований…. Всё-таки интересно, что там происходит…
- Да, орбита планеты на что-то реагирует, но на что? Вчера слышал, что уже поговаривают о возможном вторжении…. Совет даже армию мобилизовал…
Я усмехнулся, повертел головой:
- Бред какой-то, но посмотрим…. Оставь мне это, я хочу просмотреть записи доктора, может быть, услышу что-нибудь интересное, да буду в курсе событий, а-то плохо быть вдали от происходящего…
Кастор кивнул:
- Вот так на рекламе люди деньги и зарабатывают, а мы пашем с утра до ночи…. Я уверен, что они говорят это для заработка денег.
- Скорее всего, так оно и есть…
Лифт работал очень хорошо, всего за несколько секунд он достигал третьего этажа. Хотя здание и было трёхэтажным, лифт не мешал, это было как подарок персоналу. От босса…
Как только двери лифта разъехались, я ввалился на пролёт, глянул вниз. По лестнице кто-то поднимался, но я не обратил большого внимания и, поэтому, не долго думая, вошёл в офисные комнаты. Наш отдел находился сразу у входа, стёкла, как и в других отделах, были затемнённые, поэтому увидеть происходящее можно было, только заглянув в комнату. Что я и сделал…
В комнате были трое: Фагорт, Финна и Вирт. Это помещение представляло собой просторную комнату со светлыми узорчатыми обоями. Два окна выходили прямо на улицу, здесь недавно восстановили трамвайные пути. Напротив окон стоял большой резной стол, за ним сидел Фагорт, закинув руки за голову и отвалившись на спинку чёрного кожаного стула. Слева от стола на полутораметровой высоте была прикреплена подставка под телевизор, А на ней соответственно телевизор. Вернее это был не только телевизор…. Здесь был и видеомагнитофон на магнитных кассетах, и дисковый проигрыватель. Такие системы стали делать для экономии средств, новые технологии позволили делать это с большей экономией средств. Сразу под всем этим стояла небольшая пальма в большом горшке. Фагорт очень берёг эту пальму, а мы нередко дразнили его посредством этого дерева.
У самой двери стоял круглый стол и четыре стула. На одном из них сидел Вирт и набивал рожок патронами…. Это единственное, что у него не получалось сдать на «хорошо». Стол был завален всякими газетами, журналами и фотографиями. На стенах висели картины с изображением новых комплексов Верховного Совета или отреставрированных чудес света.
Напротив телевизора прямо у стены стоял диван, а рядом, ближе к двери, кресло. На диване лежала Сана и разгадывала кроссворд.
- Я даже не знаю, зачем сегодня нам что-то делать,— даже не открывая глаз, пробормотал Фагорт, как только я зашёл. – Сегодня праздник, а босс снова грузит нас проблемами, хоть отдохнуть бы дал....
Я с трудом смог проследить брошенный в мою сторону взгляд Вирта и догадался, что тот глянул на кассету в моих руках.
- Либ, как вчера дошёл домой? – Вирт улыбался, хотя и хотел это скрыть.
- Даже не спрашивай, никогда больше не буду ночью возвращаться домой,— я вспомнил, как вчера на дежурстве мне резко захотелось уйти домой.
- Я тоже думала, что автобусы ходят после одиннадцати,— Сана ухмыльнулась, легко тряхнула волосами и ещё удобнее улеглась на диване.
Я сел в кресло, Фагорт всё также сидел за столом, но теперь его правая рука была выставлена вперёд, а ладонь широко раскрыта. Я, не думая, кинул кассету через всю комнату, шеф с лёгкостью её поймал.
- А где Иджин и Рико? – я сказал это тихо, но Сана услышала, а остальные, видимо, поленились ответить.
- Спят ещё, ленивцы… — девушка отложила кроссворд в сторону и глянула на меня. — Рико я уже видела в спальных комнатах, а Иджина нет, может быть, он сегодня дома ночевал…
- Возможно…, возможно… — процитировал Фагорт, поднимаясь со стула. – Я думаю нужно начать просмотр сейчас, а парни после могут посмотреть…
- Согласен,— не задумываясь, бросил я, и услышал поддерживающий возглас Вирта. Сана вообще ничего не сказала…
Магнитная кассета быстро исчезла в проёме видеомагнитофона, подталкиваемая пальцем шефа. Аппарат что-то буркнул, и экран телевизора загорелся синим светом. Фагорт, не торопясь, занял своё прежнее место и только взял в руки пульт, как дверь распахнулась, и в комнату вошёл Иджин.
Вид у него был ужасен. Он только что проснулся и ещё не был в туалете…
- Могу поспорить,— подняв палец вверх, Иджин осмотрел всех сидящих в комнате,— что выгляжу я хуже, чем босс после своего дня рождения…
Сана усмехнулась, с Иджином у них всегда были странные отношения:
- Да ты всегда такой, вот прямо сейчас и отдадим тебя на конкурс самых страшных людей года…
- Я тоже по тебе скучал, золото ты моё! – гаркнул Иджин. – Я думаю, не стоит начинать день с плохого, поэтому даже не буду смотреть в твою сторону, иначе позавтракать не смогу…
Вирт молча указал Иджину на экран телевизора.
- О! Снова Сану разыскивают за нарушение дисциплины в городе… — Иджин скривился и поглядел на девушку.
- Я же не бегала прошлым летом в трусах перед торговым комплексом… — Сана заставила вспомнить прошлые годы учёбы, когда беззаботность взяла вверх над благоразумием.
Иджин развёл руками, ведь ничего уже не поделаешь, что было – то было.
- Да… ты тогда дал жару,— сдерживая смех выкинул Фагорт.
- У меня даже фотография осталась,— я бросил виноватый взгляд на Иджина.
- Ты же говорил, что уничтожишь ту плёнку!
Вирт улыбнулся и помотал головой.
- Как же я мог уничтожить шедевр! – я ничуть не смутился, а ведь плёнка осталась, я и не собирался её выкидывать.
Фагорт больше не захотел выслушивать споры, он включил запись, Иджин быстро занял место на диване рядом с лежащей Санной.
- Теперь Сана будет меня шантажировать…
- А как же… — усмехнулась девушка.
- Так нельзя,— заметил Иджин и попытался отодвинуть ноги девушки чтобы сесть поудобнее. – Твои ноги мне мешают, дай сяду нормально…
На экране появилось лицо босса, он, как и на всех записях, сидел за столом. Теперь нашим заданием был зал игровых автоматов. Сегодня он закрывался на день, и там нужна была охрана на сутки. Люди шли праздновать День Независимости, а мы должны били идти работать…
Подробнее: игровой зал «Миллионер» — трёх этажное здание, где первый и второй этаж занимал игровой зал, а на третьем находились спальная комната и небольшой склад для охраны, оружие всякое и униформа…
И мы взялись за это задание, а что нам ещё делать…. Вскоре проснулся Рико и мы все разъехались по домам за едой и всем необходимым. Оружие даже не брали, оно и не нужно было, там всё выдавали…
Я не редко задумывался, что я сделал в прошлом и что я оставил за собой? Жизнь летит вперёд, иногда останавливаясь на миг, чтобы подарить нам счастье или горе. Грубые жесты судьбы или яркую добродушную улыбку фортуны встречаем мы на пороге, видим через толстые стёкла общественного транспорта. Сердце стучит всё быстрее и быстрее в груди, и тогда хочется, распахнув тёплую куртку и ловя тёплые порывы ветра, бежать вперёд, никого не замечая. Ведь иногда так хочется побыть одному и поразмыслить над вечными вопросами, разобраться в своей жизни, в смысле своего существования.
Жить – вот для чего я борюсь с судьбой, бросаю дерзкие взгляды на небо. Добиваться всего нам приходиться самим, и кем бы ни был человек, путь у него не такой как у других. Я живу своей жизнью и не позволю никому вмешиваться в неё. Я сам решаю, что мне нужно и чего я хочу.
Снова лёгкие втянули холодный от кондиционеров воздух, в носу кольнуло, а сердце наполнилось радостью. Частота выше, грудь шире, а глаза – глаза смотрят вперёд, улыбаются будущему и ждут его. И что бы я ни увидел, что бы ни произошло со мной в этой жизни, я не хочу знать будущего, я хочу сам его создать в стенах собственной жизни.
Я ждал света в конце туннеля, я его жду всю свою жизнь, но не могу до него добраться, не могу…. Хватаю руками воздух, цепляю пальцами скользкие от сырости стены, глотаю влажный воздух и слова…, слова, которые никогда бы не отважился сказать. Но я иду вперёд, часто оглядываясь назад и спотыкаясь, падаю, снова подымаюсь…. И мне радостно, я иду дальше и жду ещё чего-то, сам взываю к ветру и богам. Они играют нами, превращая жизнь в испытание, но для чего. Я-то знаю, что это мой единственный путь, что когда-то я усну, усну навсегда, и больше не буду улыбаться солнцу, протягивать руки к свету и любить…, любить Жизнь, этот страшный мир и людей….
Но мысли снова теряются в ощущении реальности, я снова вижу перед собой знакомых людей, возвращаюсь в жизнь и улыбаюсь, потому что я живу.
Меня снова ждала работа, повседневное существование, залитое яркими красками. Мы собрались на офисе, автомобиль вёл Вирт, это был маленький фургон с логотипом компании. На таком каждая группа ехала на задание. Хорошая машина, ничего не скажу…. А ведь ехать нам нужно было всего минут десять, не больше.
Я захлопнул за собой дверь и Вирт сразу же надавил на педаль газа. Я чуть не оказался на полу фургона, вовремя взялся за поручень.
- Ты что, сдурел? – я сел на сидение и не сильно ударил кулаком в спинку кресла Вирта. – Ты точно пересмотрел спортивный канал…
Вирт промолчал, лишь только оскалил зубы в широкой улыбке и показал непристойный жест пальцами левой руки.
- Ну что вы думаете о нашем новом задании? – Фагорт был краток как всегда, его явно не беспокоило то, что сегодня должен быть выходной.
- А ты как думаешь? — с тяжёлым вздохом Сана отвела взгляд. – Я сегодня хотела хорошо провести время…
- У тебя будет сегодня такая возможность,— явно довольный собой проговорил Иджин. – Столько парней вокруг…
- Ой, перестань… — усмехнулась девушка. – Я же серьёзно.
- А я вообще считаю, что можно и на рабочем месте неплохо отметить праздник,— Рико сидел на переднем сидении, поэтому его глаза следили за пробегавшими мимо автомобилями.
Фагорт бросил пару непонимающих взглядов на сидящих вокруг.
- Это ты, конечно, загнул, Рико!
- А что?! – возмутился коротышка, но сразу замолчал, не найдя весомых оправданий со своей стороны.
- Ну что ж, раз дело, так дело,— ответил я. – Хотя я был почти уверен, что босс даст нам выходной.
- Я тоже так думал,— отозвался Вирт. – А ты шеф, что думаешь?
Фагорт задумался и ответил не сразу.
- А что мне думать, мне выполнять нужно, это же мне выговор будет…
- За что, мы же ещё не отмечали? — запротестовал маленький Рико.
- Если от тебя повеет хоть чем-то спиртным, Рико, будешь дежурить в офисе вне очереди, я тебя предупреждаю,— весело бросил Фагорт.
Фагорт ещё сказал что-то, но я не расслышал, засмотрелся на рекламный щит. Там приглашали юношей на службу в новой организации по борьбе со старыми законами и отрядами влиятельных особ, которые хотели иметь власть, как во времена Возрождения. Затем ещё один рекламный щит, но уже рекламирующий новую бритву.
Меня очень интересовали космические явления. Мне всегда был интересен вопрос существования другой жизни, вопрос бесконечности или вечности. Вскоре что-то стало проясняться, по телевидению стали показывать догматы разных учёных по поводу инопланетных рас. Но Совет быстро решил «прикрыть» это дело и объявил всякие выступления такого рода незаконными, поэтому люди перестали слышать новости об исследовании нашей галактики. Теперь приходилось искать подпольные записи, чтобы оставаться в курсе событий. Кто-то говорил об обнаружении живой формы жизни вблизи от нашей системы, какие-то сигналы либо ещё какую-то чушь. Некто даже говорил о возможном вторжении. Все эти материалы хранились в строжайшей тайне, но подпольно всё можно раздобыть.
Честно скажу, я не верю в подобное, но всё-таки интересно…
- Подъезжаем,— буркнул Вирт. – Сейчас я вам покажу, как нужно парковать авто, я видел это в том фильме, тогда водитель с управлением не справился, но ведь это я…
- Ты лучше останови машину спокойно,— предупредила Сана.
- Или ты хочешь поспорить с Саной, а? – иронично с усмешкой выдавил Иджин.
- Я думаю, не стоит… — Вирт подмигнул девушке.
Мы вынырнули из фургона, Вирт загнал его в гараж игрового зала. Фагорт исчез за входной дверью, затем вышел и сказал нам следовать за ним. Мы прошли один большой игровой зал, поднялись на второй этаж, миновали второй зал и упёрлись в дверь. В следующей комнате директор «Миллионера» куда-то собирался. Он вышел быстро, объяснил что-то шефу, коротко глянул на нас и ушёл. Всё было так быстро, что я даже не успел разобраться, в чём дело.
- Значит, нам нужно здесь принять дежурство до утра, до восьми часов,— Фагорт говорил без напряжения, его глаза медленно осматривали помещение. – Можно спать, играть, пить чай, всё что угодно, только если сработает сигнализация, нужно браться за работу. Вопросы есть?
- Да,— ответил Иджин. – Оружие нам дадут?
- Оружием у нас будут пистолеты поддержки, двадцатого калибра малышки, способные прострелить слабый бронежилет насквозь. Это очень хорошее оружие, всего их имеется десять штук, они находятся на третьем этаже в зале персонала, там находятся и кровати.
Я представил себе такое оружие, хотелось бы его подержать:
- А коков уровень опасности задания?
- Никто ничего не знает, нападения не ожидают, обычное дежурство,— Фагорт усмехнулся. – Кто же будет грабить казино в праздничный день?
Я кивнул, выдвинуть что-то против его аргумента я не мог.
- Так значит просто провести здесь ночь, а на утро свалить? – заметила Сана, в её глазах можно было прочесть лёгкое разочарование.
- Именно так,— подтвердил Иджин.
- Так не интересно,— Сана хмуро почесала затылок.
Фагорт удостоверился, что больше никто не хочет что-то добавить, и самодовольно улыбнулся. Это у него получалось, хочу заметить, очень хорошо. Он развёл руками в стороны:
- Тогда всем хочу пожелать приятного дня, чувствуйте себя как дома!

Глава 2

В бессилии

«Самым интересным оказалось то, что армии стояли наготове, а власти говорили о том, что ничего не может произойти. Я просто поражался этому, столько было сделано для того, чтобы восстановить почти погибший мир, а тут вновь назревает конфликт. Зачем создавать армии? Я этого не понимал…
Большинство спутников было запущено на орбиту планеты, космические крейсера вышли в открытый космос с космических строительных станций. Множество пилотов были отправлены на орбитальные станции для создания флота. Много истребителей нашли своих пилотов и теперь патрулировали окрестности. На Луне, наконец, закончили создание военной базы, там установили пространственные пушки, снаряды которых могли долететь до Юпитера. Флот был наготове: крейсера, фрегаты и один орудийный линкор заняли боевые порядки и чего-то ждали.
Всё больше и больше отправляли с Земли истребителей на фрегаты, флот рос с каждым днём, на орбите скопилось столько оружия, что всё это должно было перерасти в конфликт…
Я ещё больше заинтересовался этим, хотя Верховный Совет и пытался скрыть события, маскируя их под видом тренировочной операции. Однако никто из девяти членов Совета не пожелал объяснять эту проблему. Межконтинентальный Конгресс запретил говорить по этому поводу и приказал отставить обсуждение этого вопроса»

* * *

30 августа,2630 год. Шестой блок, Украина...

Когда всё началось, мы сидели в комнате отдыха. Здесь не было только Саны, она была в комнате рядом, и Фагорта, он делал обход здания. Рико лежал на двухъярусной кровати на втором «этаже», Вирт стоял у окна и что-то записывал на диктофон. Я сидел на стуле и читал газету, а Иджин спал на кровати рядом. Всё было тихо, ночь уже закончилась, было где-то около шести часов утра, все недавно проснулись, я делал обход в одиннадцать часов и в два часа, поэтому спал нормально. А сейчас был всеобщий подъём и обход здания. Людей на улице было много, все гуляли ночью и утром и только теперь стали расходиться по домам, но всё же их было слишком много.
Мне резко захотелось посмотреть телевизор, я решил глянуть канал новостей, от газеты уже устали глаза. Экран загорелся странным зеленоватым цветом, помехи рассекли экран на много частей, но за ними можно было увидеть человека. Это был привычный для меня ведущий этой программы.
- …Уходите куда-нибудь, прячьтесь где только можно, ситуация очень опасная,— цитировал он, на заднем плане слышалась суета и крики. – Уходите в убежища, люди, война на планете, все подробности будут переданы потом, а пока спасайтесь…
Дальше я не слышал, просто пытался осознать сказанное ведущим программы. Электричество резко отключилось и в комнате стало как-то странно одиноко. Тишина холодила нервы…, побуждала к дурным мыслям…
- Наверняка опять порнографию смотрел… — заметил Вирт и повернулся ко мне лицом.
Но я не увидел его лица, глаза заслонило белой пеленой.
Затем что-то сильно кольнуло в затылке, и голова налилась какой-то странной тяжестью, я не удержался на ногах и рухнул на пол. С трудом поднял руку и провёл ладонью по затылку. Выдернул странным образом оказавшийся там осколок стекла и потерял сознание. Но очнулся буквально через минуту, когда перепуганный Рико пытался оттащить меня от окровавленного тела Вирта. Стена была разрушена мощным взрывом, а из тела Вирта выглядывали какие-то клешни. Я не сразу понял ситуацию…
Иджин перепугано смотрел то на меня, то на мёртвого товарища, то на Рико.
- Что за чёрт?! – закричал он, когда клешни в груди Вирта зашевелились, и существо с противным звуком рвущейся плоти исчезло в теле человека.
Рико дёрнулся первым и чуть не сшиб с ног Иджина, который упёрся спиной в стену от страха. Я сам не помню, как оказался на ногах, руки стали привычно искать на поясе оружие, но его не было. То же самое я заметил и за Рико.
- Что это за тварь, а? – Иджин суетился.
- А мне, откуда знать? – ответил я, пытаясь контролировать положение, но это удавалось с трудом.
На улице гремели взрывы, кричали люди, и выла сирена. Я даже слышал выстрелы солдат и танков. Мы стояли и не могли ничего предпринять…
Раздался шум где-то рядом, но я его не слышал, пульс колотил по вискам, уши были налиты какой-то необычной тяжестью. Я заметил его по резким взглядам Рико и Иджина. Неожиданно с другой стороны комнаты распахнулась дверь и в комнату ввалилась Сана, она была вся в крови, а в груди зияла сквозная рана, как и у Вирта. Глаза были полностью чёрными, и рот открыт в противном оскале. Она направлялась к нам медленными шагами, выставив руки вперёд…
- Сана, это ты? – Иджин сделал шаг навстречу мертвецу, но резко остановился. – Или что-то на тебя похожее?
Девушка продолжала идти, из её глотки раздавалось противное ворчание.
- Это уже не Сана,— заметил я, отступая назад на шаг.
Ещё мгновение и оцепенение отошло, возникло резкое желание бежать подальше от этого места, бежать и не останавливаться.
- Может пора сваливать отсюда?! – Рико аж открыл рот от удивления и некого страха. Его глаза выдавали панику…
Все согласились с Рико, и я быстро открыл дверь за собой, рванул вперёд по ступенькам вниз. Рико уходил последним, и не успел – Сана сделала рывок вперёд и рассекла коротышке спину пальцами. Я не знаю, как это ей удалось, но футболка и кожа на спине были рассечены. Рико взвыл от боли и бросился вперёд, чудом избежав второго удара.
Следующая комната была хранилищем, я вбежал туда в поисках оружия, парни вбежали следом.
- Что это такое?! – всё не мог успокоиться Иджин. – Что это за чертовщина такая? Что-то мне кажется, что пора выбираться отсюда, скоро эта штука будет здесь и тогда нам…
Иджин запнулся, поймал поддерживающий взгляд Рико. Коротышка кривился от боли в спине, кровь тонкими струйками стекала по позвоночнику вниз.
- Лучше помогите мне найти оружие, хватит пустословить!
Я осмотрел комнату, здесь стояло два ящика. Наверняка оружие было там, но на каждом висел замок, а ключи были у Фагорта.
- Мать твою! – ругнулся я, пытаясь найти другой путь открытия контейнеров. – Как их открыть.
В этот момент я услышал ворчание за спиной, Сана спускалась по ступенькам. Она смотрела на меня, а может быть, мне так показалось. Её пустой, безжизненный и, какой-то жестокий, взгляд отпечатался ужасом в моём сознании. Шаг её заметно убыстрился, и теперь она двигалась к нам быстрым шагом через всё помещение.
- Сбей замок чем-нибудь! – Иджин осмотрелся, затем сдёрнул огнетушитель со стены и протянул мне. – Это подойдёт!
- Спасибо…
Я со всех сил ударил дном огнетушителя по замку, затем ещё раз… на наше счастье замки оказались старыми…. После четвёртого удара первый замок слетел на пол и шкафчик открылся, за второй взялся Рико, он принялся ритмично сыпать удары на свой контейнер…
Да… в шкафу нашлось пять пистолетов и ровно столько же обойм. Я вытянул первый попавшийся пистолет, затем ещё один и бросил в карман две обоймы. Также сделал и Иджин, а Рико взял один пистолет, зато прихватил три обоймы.
Сана рухнула на пол под градом пуль, даже не вздохнув, только фонтан тёмой крови вырвался изо рта. Наступила беспощадная тишина…. Мы боялись подойти к разорванному пулями трупу девушки. Меня чуть не стошнило на пол, Иджин немного позеленел, а может, мне это просто показалось.
В груди у девушки что-то зашевелилось, запищало и в воздух выскочило что-то похожее на паука, только с клешнями. Стрелять мы умели, это не вопрос, поэтому он не смог даже приземлиться, а замертво упал на пол куском мяса.
Раздался писк, а затем снова пришла тишина.
- Что за хреновина? — с дрожью в голосе проворчал Рико. Он переваливался с одной ноги на другую и нервно кусал губы. Его лоб пересекло несколько глубоких морщин, а глаза не решались глянуть на странное существо.
- Оно ещё живое? – спросил Иджин, указав дулом пистолета в труп девушки.
- Я думаю, нет,— отрезал я, но всё ещё с боязнью осматривая мертвеца.
Рико сделал шаг вперёд, он захотел обойти это существо и выйти из комнаты. Его примеру последовали и мы… так мы и шли, не опуская оружия и не теряя бдительности. Наконец достигли спасательных ступенек и быстро поднялись в комнату отдыха.
Рико сразу заскочил на своё старое место на втором ярусе кровати, пытаясь вытереть кровь. Он рухнул на живот и правой рукой с простынёй стал вытирать со спины липкую кровь. Иджин подскочил к пролому в стене, чтобы глянуть на произошедшее, и резко остановился. На полу не было трупа Вирта…
Я быстро приготовил оружие, Иджин сделал то же самое, а Рико вообще не выпускал из рук пистолет.
- Ну и где же он? – услышал я свой голос, быстрым взглядом осмотрел комнату. Где бы мог быть этот труп?
Все молчали, в комнате было слышно только прерывистое дыхание Рико. Раны не давали покоя, и ему стоило больших усилий лежать спокойно. На улице гремели выстрелы, но мы старались вслушаться только в звуки, издаваемые в этой комнате. И, наконец, я что-то услышал – вне комнаты раздавались ритмичные шаги, кто-то поднимался по лестнице.
Дверь внезапно распахнулась, и в проёме показался Фагорт, он был безоружен. Его дыхание было беспокойным, он сразу вошёл в комнату, не обращая внимания на направленные на него пистолеты.
- Фагорт, это ты?! – Иджин сплюнул на пол перед собой.
- А кто же ещё?! – отрезал шеф. – Война началась, в игровом зале я видел двух ходячих мертвецов, с трудом смог оттуда свались. А у входа ещё один был, и вы видите, что он со мной сделал…
- С кем началась? — отчеканил Иджин и скривился. – Что всё это значит?
На Фагорте вся одежда была порвана, в некоторых местах кровоточили раны. Он пересёк комнату и быстро сел на кровать, на которой не так давно спал Иджин. Теперь на ней без сил валялся шеф.
- Ты б лучше не ложился туда,— предупредил я, глядя на кровавое пятно, растекающееся из-под кровати.
Я только заметил этот след и в душе отругал себя за это.
- А где Сана? Вирт где? – не обращая внимания на моё замечание, спросил Фагорт, видно было, что он обеспокоен не меньше нас, просто держится несколько лучше.
- Фагорт, встань оттуда! – прокричал Рико, он тоже заметил неладное.
- Что такое?! – оторвался шеф.
Он хотел уже встать, но было слишком поздно. Из его груди с режущим писком вырвались несколько щупалец, кровь брызнула мне на одежду и лицо, я даже не смог ничего сделать. Хрустнула плоть, и Фагорт издал истошный крик, он кричал, пока горло не наполнилось кровью. Мои руки онемели, а Фагорт захлёбывался собственной кровью на моих глазах.
- Сделай же это, Рико! – кричал сзади Иджин.
Но я не понял, что просил сделать Иджин, меня в этот миг как парализовало, я даже голову повернуть не мог. Время будто остановилось, всё вокруг померкло, места для света не осталось, мир рухнул, как и всё моё тщательно сформировавшееся мировоззрение.
Хрустнула фанерное дно кровати, и труп Вирта добрался до жертвы. За горло шефа схватила рука мёртвого Вирта, когти разодрали плоть, а зубы устремились к шее. Но не успел мертвец испить крови…
Позади меня раздалась серия выстрелов, Вирту голову разорвало надвое, мозги вырвались наружу и противной массой ударились о стену; затем ещё два выстрела и агония Фагорта окончилась, шеф погиб, но он больше не мучался, Рико сделал своё кровавое дело…
Тут в руки снова вернулась сила, и я поднял пистолет…, из груди Фагорта показалась голова (если это можно так назвать) существа, но пуля тут же отделила её от туловища.
Сзади послышался тяжёлый вздох, стало настолько тихо, что я даже различал биение собственного сердца и едва различимые противные звуки убитого существа, отделяющегося от тела.
Я оглянулся и увидел полузакрывшиеся глаза Рико, его вытянутую руку с пистолетом, его перепуганный взгляд и вздувшиеся от напряжения жилки на шее. В комнате воцарилась гробовая тишина. Стало нестерпимо жарко, но это уже от пережитых минут. Иджин стоял, ухватившись обеими руками за голову, взгляд не выдавал никаких мыслей, такой же взгляд был и у Рико.
- Что будем делать? — сказал, наконец, я дрожащим глухим голосом.
От мерзкой картины меня тошнило, хотелось поскорее покинуть эту тесную комнату. Голова соображала плохо, слишком много эмоций.
- Нужно уйти отсюда, я уже не могу здесь находиться…
- Да, Рико, я тоже валю отсюда к чёрту… — запинаясь, пробормотал Иджин.
Я молча кивнул, ещё немного посмотрел на тела и развернулся к парням.
- Фагорт говорил, что дальше есть мертвецы, думаю, не стоит идти этой дорогой…. А электричество отключилось… — я развёл руками,— я что-то не слышу взрывов, только отдалённые выстрелы, наверное, уже всё закончилось.
- Тогда нужно отсюда выбираться, Либ, я думаю нужно на лифте… — предложил Рико, его руки упёрлись в дно кровати, он сделал попытку подняться, и лицо прорезала гримаса боли.
- Так электричества же нет,— возразил я.
Иджин что-то вспомнил, задумался, а после снова глянул на меня:
- В здании работает аварийное питание, лифт должен работать, я думаю, лучше было бы ехать на нём.
- Так чего же мы ждём?!
- Веди… — Рико медленно поднялся с кровати, кровь остановилась, но было видно, что сил у него осталось совсем не намного.
- Ты в порядке? – поинтересовался я у Рико, заранее подавая руку.
- Не беспокойся обо мне…,— ответил коротышка.
Я пересек комнату и сильно зажал кнопку лифта. Механизм скрипнул, загудел, и лифт стал подниматься. Я достал оружие и направил его в сторону лифта, отошёл на два шага назад. За плечом было слышно ровное дыхание Иджина…, всё это похоже та тот момент, когда ждёшь экзамена или чего-то важного в твоей жизни: ноги подкашиваются, руки не могут сдержать мелкую дрожь, а все мысли где-то в другом месте.
Двери разъехались, лифт оказался пустым. Мы влезли в него, и я нажал кнопку второго этажа. Снова загудели колёса, мы стали опускаться, оператор пожелал приятного пути и стал что-то заливать о правилах поведения в лифте…
За эти мгновения у меня в голове пронеслось множество мыслей…, я думал о том, что будет дальше? что произошло снаружи? Неизвестность давила на нервы, что теперь будет с нами? Мир изменился, рухнула вся основа, я так считал и даже не задумывался над своими догадками.
Я закрыл глаза, представив в мыслях старую спокойную жизнь несколько дней назад, а теперь…, кажется, я отключился, но в себя я пришёл, когда кто-то сильно меня толкнул.
- Прячьтесь, их здесь туча… — Иджин сидел в углу лифта, спрятавшись за одной из дверей лифта.
Я оказался на другой стороне за другой дверью. Видимо я упал после толчка Иджина. Единственное, что меня удивило, так это улыбка отчаяния на губах Рико. Он стоял в полный рост как раз в дверях лифта и смотрел куда-то. Я сразу не понял, что происходит…
Оказалось, что двери лифта внезапно открылись, и Иджин, испугавшись чего-то, отскочил в сторону и прижался к металлическому покрытию. Я осторожно выглянул из-за двери…
Игровой зал был полностью разрушен, крыши не было, а разрушенные стены походили больше на большую кучу камней. Посреди бывшего зала толпилось много каких-то человекоподобных существ, с вытянутыми головами, и длинными сильными руками… они вели колону людей…. С городом случилось то же самое – разрушенные здания и существа…
- Рико прячься! – рявкнул я, пытаясь отвлечь коротышку от оцепенения. – Уйди с прохода, Рико!
Меня поразил взгляд Рико, с которым он глянул на меня. Его глаза выражали полное отчаяние, страх и… преданность, патриотизм. Он не мог сдаться, я это понял сразу, хотя последующие его действия говорили о другом.
Он поднял руку на уровень головы, медленно сжал ладонь в кулаке, а после разжал, глаза в это время следили за движением пальцев. Его ноги дрожали, силы оставляли тело.
- Я больше не могу так, Либер, простите, ребята, я ухожу…,— он кивнул на прощание, шмыгнул носом и снова устремил взгляд в сторону города. – Так не хочется умирать….
Иджин даже ничего не сказал, чтобы попытаться остановить друга.
- Тогда до встречи, брат,— кивнул Иджин. – Надеюсь, наши пути ещё сойдутся….
- Надеюсь, так оно и будет, а пока…, не подумайте ничего плохого, просто это не для меня, я буду только задерживать вас, простите…
Я навсегда запомнил это мгновение, может, потому что оно въелось в память под влиянием сильных впечатлений? А Рико, что Рико? Он больше не задерживался, медленными шагами побрёл вперёд, вскоре его заметили длиннорылые существа и двое из них подбежали к парню, оттащили к колоне и вскоре Рико исчез в толпе людей. Он даже не сопротивлялся, не отбивался от рук пришельцев, а только хмуро улыбался.
- Будем выбираться отсюда? – вяло спросил я, мне показалось, что моё сердце стучит слишком громко.
- Здесь есть вентиляционные шахты, на первом этаже, может лучше выйти через них, чем вот так попасть в руки этих тварей?
- Давай…
Я снова нажал кнопку лифта, но уже отправляющую нас на первый этаж. Не доезжая до этажа, я остановил лифт, Иджин вышиб люк в крыше подъёмника, сделать это оказалось не слишком просто – старые болты крепко засели в гнёздах. Всё это время мы ничего не говорили. Первым в шахту лифта выбрался Иджин, через минуту сверху показалась его рука, а после я сразу оказался наверху. В ноздри сразу врезался затхлый сырой воздух.
Вентиляционная шахта была открыта, я полез по ней следом за Иджином, собирая одеждой залежавшуюся слоями пыль. Мы ползли тихо, пытаясь не вызывать большого шума. О том, насколько это у нас получалось, я старался думать меньше всего.
- Здесь мы отдохнём,— остановился, наконец, Иджин.
Мы оказались в просторном рукаве шахты, здесь можно было сесть и выпрямить уставшую спину. Улицу уже было видно, вентиляция выходила в парк, здесь было много деревьев, поэтому выбраться незаметными можно было свободно. Но сначала нужно было всё решить и обговорить.
- Я не знаю, что дальше делать,— мрачным взглядом я показал неуверенность в своих действиях. – Что будем делать дальше, зачем прятаться?
- Мы не знаем, что случилось, сначала надо всё узнать, а потом будем решать… — Иджин прохрипел это полушёпотом. – А пока нужно оставить это место и найти кого-нибудь, кто сможет нам всё разъяснить.
Говорить не хотелось, нервы резко устали, тело выло, поэтому приходилось принимать какие-то решения без лишних раздумий. Я кивнул на предложение друга, снова глянул на выход из шахты. Иджин снова пополз первый, я следом. Казалось, что я сплю, всё стало таким запутанным, что едва хватало сил сдерживать себя.
Иджин неожиданно остановился, на мой вопрос не ответил. Я прислушался, с улицы раздавался чей-то голос. Его голос звучал громко и чётко, большие динамики слегка шумели…
- Выходите, люди, они нам не враги… они пришли с миром, теперь нет ничего опасного, выходите и встретьте новое правительство,— кричал кто-то, и его металлический голос раздавался из воронки громкоговорителя. – Теперь жизнь станет лучше, намного лучше, теперь нам нечего бояться, выходите и живите прежней жизнью, не бойтесь…
Дальше я перестал слушать, я встретил блуждающий взгляд Иджина.
- Значит, всё кончилось?
- Я даже не знаю, что произошло…
- Думаешь, он говорит правду? – Иджин находился уже у выхода из шахты. – Нам можно теперь не прятаться?
- Я думаю да, нужно всё узнать…, а где прятаться? весь город захвачен, я полагаю. Думаю, нужно выходить отсюда незаметно, а после смешаться с толпой, и там всё разузнать.
Иджин кивнул, окончив тем самым наше короткое совещание. Два сильных удара и клетка вентиляции вылетела, со звоном упала на асфальтированную дорожку. Иджин спрыгнул на землю следом за клеткой, после вылез я. Мы оказались в парке, здесь кругом были деревья, а недалеко проходила проезжая дорога. Там уже маршировала пехота пришельцев, и колонами выходили из убежищ люди.
- Ну что, идём?
Мы двинулись к дороге, оружие у меня было спрятано сзади под футболкой. А у Иджина я его вообще не видел.
- Они могут обыскать нас и найти оружие, я думаю, стоит избавиться от него… — я достал пистолет так, чтобы этого никто не видел и быстро выкинул его в кусты. – И тебе советую.
Иджин хмыкнул, наклонился и достал из привязанной к ноге кобуры оружие. Пистолет последовал за первым. Мы вышли на тротуар и двинулись в сторону центра города. Холодный ветер нагонял дрожь на тело, но я не обращал на это внимания. Мы шли, бросая недоверчивые взгляды на проходившие мимо нас отряды. Только теперь я смог разглядеть наших противников.
Пришельцы были высокими на рост, на голову выше меня, руки были тоже длинными, но к тому же и сильными. Ноги были нормальной длинны, такие как у человека, по всё же они были коротковаты в сравнении с телом и руками. Лицо было вытянуто, рта не было, зато было что-то похожее на нос. Глаза чёрные, без зрачков. Одеты они были как солдаты – металлический доспех на корпус, шлем, закрывающий только макушку головы и плотно прилегающий к черепу. Руки защищены небольшими наручами с фонариком и какими-то датчиками.
- Что ты будешь делать?
Я отвлёкся от своих наблюдений и снова глянул на товарища.
Я затруднялся ответить на этот вопрос, но всё же он вернул меня в нормальное состояние. Я сразу вспомнил о семье…. А что же сейчас с ними, все ли живы?! Сердце дёрнуло, я сразу наметил себе цель – дом.
- Хочу навестить дом, узнать, что там произошло…
- Транспорт не ездит,— перебил меня Иджин. – Тебе придётся добираться другим способом, возможно даже пешком.
Мы шли по улице, мимо проходили не пришедшие в себя люди, вооружённые захватчики. А мы шли, переступали поваленные деревья и столбы, обходя разбитые машины и обломки зданий. Мы шли по заражённой войной земле, по обречённой планете.
- А ты сейчас куда? – с трудом выдохнул я.
- Домой, как и ты… надеюсь, там всё в порядке… я должен знать, где тебя искать, думаю, сейчас стоит отсидеться дома и посмотреть, что будет потом,— он говорил негромко, лишь иногда глотая слова.
Я вытянул рабочую карточку со своим адресом и телефоном, хотя телефон вряд ли понадобиться, они все наверняка не работают, а вот адрес я оставил. Взамен Иджин протянул мне свою карточку.
Затем я услышал за спиной: «До встречи…» и оглянулся. Иджин уже смешался с группой прошедших мимо людей. Что он собирался делать, и куда он сейчас скрылся, меня интересовало мало. Главным для меня сейчас было узнать, что же произошло?
Только теперь мой взгляд упал на небо…. Да, это было ужасно, я даже представить себе не мог, что такое может случиться. Луна была теперь очень близко к Земле, она была так близко, что я даже мог увидеть мерцания на уничтоженной военной базе – огромном комплексе на спутнике Земли. Взрывы там ещё продолжались, и это было видно по резким всполохам света.
В небе я видел разорванные крейсера, части которых отнесло почти до орбиты нашей планеты. Я испугался, когда представил, что может случиться, если Луна столкнётся с Землёй, или даже кусок корабля упадёт на город…
Я пытался отогнать эти мысли, но этого не получалось. А всё-таки небо сегодня было невероятно красивым…
Я направлялся домой, я шёл пешком, наблюдая весь театр погрома, всё разрушенное за полчаса, всё, что создавалось годами. А ведь они были правы, когда говорили о возможном вторжении. Теперь я был согласен с мнением доктора Дирита, теперь бы мне его слова не показались глупыми.
Я был в полном отчаянии от незнания того, что же будет дальше? что случилось в мире? везде ли такое происходит? Я ломал голову, не мог найти ответа, говорил сам с собой будто больной, потому что люди лишь безнадёжно вертели головой на вопросы. Они знали не больше меня…

Глава 3

Из властелинов в рабов…

«Я уже не помнил, когда всё началось. За окнами пробегали дни, ночь сменяла утро, затем снова утром я шёл работать. Мир изменился и изменился очень сильно, всего за два месяца я понял, что так будет продолжаться вечно…
В тот день я добрался домой удачно, даже без происшествий. Я много увидел в тот день, много узнал о нынешней войне, которая длилась всего несколько часов.
Оказалось, что весь флот землян был разбит за четыре часа, также база на Луне была уничтожена за первые два часа. Затем инопланетные войска вторглись на планету, стали бомбить города, войска оказали сильный отпор врагу, но не смогли отразить атаку. Первыми приняли удар страны Евразии, страны западные и страны американского континента вступили в бой только через два часа после вторжения…, этот шаг был очень глуп с их стороны, а последствия фатальны. Именно поэтому восточным странам не хватило сил отразить атаку. А по частям армии блоков были разбиты.
Верховный Совет вышел на связь с врагами и заявил о капитуляции, чтобы планета не стала пепелищем. Так началась новая эра…
Теперь инопланетная раса могла делать с нами всё, что угодно. Я поразился отношению этих длиннорылых (преторов) к нам. В мире почти ничего не изменилось, только ресурсы, которые мы добывали, забирали диктаторы. Теперь много людей работало на шахтах и заводах, наука была почти полностью ликвидирована, как и производство оружия. Так мы и жили, работали на заводах, вполне привычный восьмичасовой рабочий день, только человечество не развивалось, стояло на месте. И меня это сильно беспокоило.
Я всё это время не слышал вестей от Иджина. Вскоре починили телефонную сеть, но я к нему не дозвонился, он всё время где-то пропадает…, не влип ли он в какую-нибудь трудную ситуацию?
Верховный совет остался главным органом человечества, через него передавали к народу свои обращения и приказы враги. Здесь даже осталось большинство полномочий у членов Совета. Длиннорылые существа разрешали управлять людьми как хотят, но только чтобы доставлялась месячная норма ресурсов. Нам же только оставалось одно – молчать».

* * *

2 ноября, Восьмой блок, Цитадель Верховного Совета...

- Что вам сниться по ночам, Айзэк? – человек подошёл к сидящему на кожаном стуле товарищу. – Что с тобой происходит?
Тот, кого назвали Айзэком, смотрел в точку перед собой, и было видно, что он смотрит вовсе не в даль за прозрачным широким окном. Локти стояли на подлокотниках, а пальцы обеих рук были скрещены у рта.
Это был средних лет мужчина, не высокий, но полный, с большими синими глазами. Кожу под глазами и лоб прорезали морщины, скорее заработанные трудоёмкой работой. Тёмные волосы прорезались сединой в некоторых местах, больше на висках. Под глазами возникли мешки от бессонных ночей.
Его же собеседник наоборот: горел энергией и оптимизмом. На вид ему дашь не больше сорока лет, он был немного выше собеседника и худее.
- Знаешь, я в последнее время вообще не сплю… — спокойно отреагировал на вопрос член Совета,— я не знаю, Фолк, но со мной что-то происходит. За четыре года работы в Совете у меня никогда не случалось ничего подобного…. Наверное, изменились времена и эти… — запнулся Айзэк и закусил губу.
- Возможно, тебе необходимо обратиться к доктору… — предложил Фолк, но тут же запнулся, встретив неодобрительный взгляд Айзэка. – Не нужно так самокритично к себе относиться, ты же можно убить себя, либо просто попасть за предел Карьера и умирать там с другими неспособными к работе, доживать свою жизнь вне цивилизации…
- Это не так,— напряжённо отрицал Айзэк. – Зачем вообще понадобилось преторам строить эти энергетические Карьеры?!
Фолк сел рядом с другом, затем развёл руками, оттолкнувшись от подлокотников кресла:
- Чтобы оградить нас от неспособных к работе людей, чтобы оградить нас от ужасного внешнего мира, ведь когда упали корабли…
- Я знаю, не надо об этом… — отвёл взгляд Айзэк. – Я думаю, не стоит напоминать об этом.
Снова наступила тишина.
- Подумай сам, Айзэк, чего ты можешь лишиться. Мы остались на вершине всего, мы можем управлять людьми, даже когда над нами есть власть преторов,— заявлял Фолк. – Нам слишком повезло, и было бы глупо не использовать этот шанс. Мы живём только одну жизнь, тем более, мы уже не в силах что-нибудь изменить, или как-то отыграться.
Фолк развёл руки в стороны, как бы пытаясь показать, что он абсолютно прав.
- Коррупция,— протянул Айзэк, не поворачиваясь к собеседнику.
- Коррупция, предательство, как ты ещё это назовёшь? – оторвался Фолк. – Я уже тысячу раз это слышал. И повторяю, что ты не в силах что-нибудь изменить! Ты посмотри, что у них есть: оружие, армия, огромная сила. А у нас – ничего. Мы проиграли эту войну и нужно с этим смириться.
- Мы стали рабами, Фолк! – взгляд Айзэка встретился со взглядом Фолка.
- Мы остались властелинами… — поправил тот, доставая сигарету из пачки.
Айзэк всё также непреклонно настаивал на своём. Было видно, что он не получает удовольствия от этого разговора.
- Неужели ты перестал ценить свою свободу, Фолк?
- Я просто очень ценю свою жизнь,— пробормотал Фолк, закуривая папиросу. – И тебе бы следовало. Для тебя весь этот мир сокровище, а ведь жизнь у тебя одна. К тому же не ты руководишь миром, а люди, как они захотят, так оно и будет, верно?! Ведь так и есть.
Айзэк сурово глянул на собеседника:
- Я просто не верю, что люди забыли, кем они были, и если мы опустим руки, то наша планета погибнет, с неё выжмут все соки. Потом преторы покинут планету, оставив нас умирать здесь без ничего, либо уничтожат, чтобы не мучались… — ехидно улыбнулся Айзэк. – Ты об этом не думал.
- Но пройдёт много времени до того момента, когда планета умрёт… Мы ещё отживём своё…
- Какой же ты эгоист, Фолк. Думаешь только, как набить карманы и свалить куда-нибудь сухим,— из-под бровей глянул Айзэк.
- Тебя отправят за Карьер, если хотя бы немного усомнятся в твоей преданности преторам,— отрезал Фолк. – Мне бы не хотелось, чтобы в народе пошли слухи, что в Совете есть повстанцы.
Айзэк замолчал, он угрюмо смотрел в окно, пытаясь скрыть свою ненависть: «Неужели сегодня пойдёт дождь?»
- Ты Третий из Девяти, Айзэк, тебя очень уважают в Совете, в народе, уважаю и я..., несомненно уважаю и ты это сам прекрасно заешь, но ведь так нельзя... — уже пониженным тоном говорил Фолк. — Если не ты, то другие сделают это за тебя. Разве человек откажется от власти?
- Совет предал свой народ! Он теперь часть системы преторов, а я не хочу становиться её последователем,— отрапортовал Третий. — Мы ведь люди, Фолк, посмотри на то, что мы потеряли...
- Не знаю... — угрюмо провертел головой собеседник, тяжело вздыхая. — Это твоё мнение, а моё остаётся при мне. И ты прости, если что-то не так..., Наступила тишина. Табачный дым от сигареты Фолка поднимался под потолок и выдувался в вентиляцию. Казалось, что оба обеспокоены. Оба собеседника молчали, они не хотели говорить, видели, что разговор зашёл в тупик. Тема разговора истощила себя полностью. Внезапно что-то заиграло, оказалось, что это телефон Фолка.
- Я Прошу прощения, Айзэк, но мне нужно идти,— заявил Фолк, затушив сигарету в пепельнице. — Поговорим в другой раз. Кстати, я дочитал твою книгу — мне очень понравилось, ты действительно был таким, а сейчас…,— запнулся Фолк и отвёл взгляд,— прости, мне нужно идти...
Айзэк молча кивнул. Фолк вышел, закрыв за собой дверь. Комната осталась пуста, здесь сидел только Айзэк наедине со своими размышлениями. Он уже не спал трое суток, что-то давило изнутри, рвалось наружу, но этого чувства Третий не мог обосновать. Что-то очень сильное толкало его на борьбу, когда он видел, кем мы стали, что нам кто-то диктует условия, а ведь мы привыкли жить свободными.
Даже Совет уже подчинился власти захватчиков, выдвинув себя как орган контроля над населением. Айзэк не знал, что и предпринять, ведь за его спиной никто не стоял, зато Совет был готов выдать человека сразу, если заметит угрозу своему существованию. «Для Фолка Совет- это источник наживы, – думал Айзэк,— ведь для него ничего не изменилось за период этой войны».
Айзэк уже ждал повышения, но не сильно ему радовался, его тревожило совершенно другое. Стать Вторым и получить титул Судьи значило для него намного меньше, чем судьба его народа. «Преторы многое на себя берут и если люди возьмут в руки оружие, то врагам придётся покинуть эту планету. Но ведь они не знают, что армия колонизаторов покинула пределы галактики и уже находиться совсем далеко от Земли. А здесь на планете осталось лишь небольшая её часть, чтобы хоть как-то контролировать положение,— придерживался своей точки зрения Айзэк. — Затем Совет и не был распущен... »
Третий поднялся со стула и устремил свой унылый взгляд далеко за горизонт. Ему ещё предстояла бессонная ночь, ещё одна бессонная ночь... — Завтра будут организованы отряды коалиции,— сказал сам себе Айзэк. — Люди будут контролировать сами себя. До чего мы докатились, Айзэк?
Спустя три дня была создана Коалиция — армия подчинённых преторам людей, с помощью которых можно было контролировать работоспособность людей. Люди были этим довольны, ведь теперь мародёры и бандиты вылавливались, и уровень преступности резко упал. Но были и те, кто не был доволен: люди теперь должны были обязательно работать, а не по желанию, как несколько дней назад. Деньги теперь платили не за отработанный день, а за неделю.

* * *

4 ноября, Шестой блок, девятый Карьер...

Однажды в понедельник я шёл на работу. Угрюмый молчаливый взгляд, отталкивающий от себя людей и немного бешенства выражали мои глаза. Я уже не надеялся на то, что мне предстоит выполнять работу, которая мне по душе. И этого не произошло... Два месяца на заводе только обострили ситуацию, я уже не мог себя сдерживать. А Совет всё твердил о лучших временах...
Да, я считал всех членов Верховного Совета предателями, которые ползают в ногах у преторов и просят не забирать е них эти высокие посты. Обещают, что будут помогать в управлении нами, но это для них лишь способ не потерять власть, способ остаться там. наверху, и смотреть на работающих людей сверху, сквозь двухслойные бронированные окна.
Это бесило меня, и я уже думал, как бы отомстить предателям, хотя и знал, то ничего такого делать не собираюсь, слишком глупо и безнадёжно.
Я шёл быстро, холодный ветер уже пробирал до костей, ноябрь встречал зиму. Но меня это сильно не беспокоило, холода они должны когда-нибудь наступить, но что ждёт нас зимой? Неизвестность пугала, как пугала бессилие что-то предпринять, хоть как-то подстраховать себя. Теперь не мы руководили своими действиями, а захватчики. Но люди уже перестали называть преторов захватчиками, они верили, что те несут добрые намерения, а мы вместе с ними станем великими...
Снова и снова тупая боль пробивала виски, уши гудели, а глаза стали чаще и чаш слезиться. Нужно больше спать, нужно перебороть себя и заснуть нормально хоть раз за все это время.
- Эй, Либ! — прервал мои раздумья знакомый голос.
В груди что-то кольнуло, я узнал этот голос, и узнал его сразу, хотя он и погрубел за этот небольшой промежуток времени. Сразу с лица спала гримаса уныния, я поднял голову — в переулке за сетчатой преградой стояли, пригнувшись, Иджин и ещё один парень. Иджин звал меня к себе, махая рукой.
Я оглянулся, недалеко вверх по улице два солдата коалиции обыскивали какого-то мужика. Я быстро свернул в закоулок, забрался на бочку и перескочил за ограду, сразу же попал в дружеские объятия Иджина.
- Рад, что ты жив,— заметил он, осматривая меня с ног до головы. — Я уже и не надеялся тебя увидеть... — протянул я, спотыкаясь на ходу через кучи мусора, мы куда-то шли. — Думал, ты влип куда-то. Иджин усмехнулся, в его глазах можно было прочесть тяжесть, когда он вспоминал тот день.
- Я слышал, Рико сейчас в колонии строгого режима Арда, кто-то называет это место «яма»,— заявил Иджин. чуть отводя взгляд. — Говорят, это ад на Земле, худшего места не придумаешь... Там находятся все, кого Совет признал нарушителями и предателями.
- Я слышал об этом месте,— в тон Иджину ответил я. — Крепость с большими стенами, откуда выбраться невозможно, и охраны пятьсот тяжеловооружённых человек, десятка два башен с ракетницами и тяжёлыми пулемётами.
- А вокруг десятки километров пустыни с толпами заражённых зомби, а ближайший Карьер в двадцати пяти километрах,— продолжил Иджнн. — Я бы не хотел туда попасть, но я даже не знаю, как можно было вытащить оттуда Рико.
Я пожал плечами, мне самому не могло прийти в голову, как можно сбежать с такого места. Много чего я слышал об этом месте и даже не думал, что туда может попасть какой-то мой знакомый или друг. Поэтому я решил перевести тему.
- Чего это ты так долго пропадал? Где был?
- Я хочу сказать тебе, что мы с парнями организовали команду, теперь мы будем всячески сопротивляться новому режиму и, может быть, хоть чего-то добьёмся для человечества,— говорил Иджин, его глаза горели. — Ты ведь видел, что они сделали с нами, как с нами повелись? Ведь мы властелины нашей планеты и никто не в праве диктовать нам свои условия!
- Всё не так просто. Иджин...
- Я понимаю, но...
В душе я сплюнул, как по мне это было глупо, хотя...
- Ты ведь знаешь. Иджин, что это будет очень трудно... Весь мир принадлежит преторам, и ты с небольшим отрядом не сможешь прогнать их... Пусть даже мы освободим этот Карьер, предположим просто...
- Ты не туда мысль развиваешь,— влез Иджин.
Я запнулся, мысль оборвалась, но я сразу вспомнил, о чём говорил.
- Это глобальная проблема. И одним Карьером всё не решишь, они вернуться и снова нас поработят.
- Они не поработили ни меня, ни тебя, ни их... — Иджин уверенно смотрел то на меня, то на своих спутников. — Мы должны добиться поддержки людей, а тогда и сможем освободиться, ведь преторы улетели!
- Ненадолго,— продолжал я в прежнем духе. — Вскоре они вернуться, и проверят, что здесь не так...
Иджин развёл руки в стороны и так улыбнулся, что я на миг подумал, будто он готов сделать что-то безумное.
- Они не вернуться... — проворчал он. — Уже все известно, у нас хорошая разведка. И как ты объяснишь то, что они создали коалицию? Зачем создали Арду? Зачем карьеры и тюрьмы, наконец? — не отступал Иджин.
Я смотрел в эти глаза со страхом, наверное, просто пришло время что-то предпринимать, а это очень ответственный шаг.
Я задумался, ведь я многого не знал и поэтому не был, уверен, что флот преторов покинул галактику, хотя, Иджин мог говорить правду, ведь мы не оказали сопротивления врагам, поэтому они могли просто оставить Землю на небольшую армию.
- Ты предлагаешь начать войну против преторов? — резко и чуть язвительно отрезал я. — Ты в своём уме, Иджин? Чего ты этим добьёшься? Думаешь, кто-то кажет тебе спасибо или принесёт цветы на твою могилу?
- Может так надо! — оборвал меня Иджин, он неожиданно остановился, повернулся ко мне лицом. — Мы живём только раз, и я не хочу умирать в бездействии, покоряться и жить как рабочая единица какой-то империи! Я человек, Либер, я хочу, чтобы прожить жизнь, и оставить след в будущем...
Мне неожиданно дошли мысли этого человека, я его понял, увидел, чуть ли не насквозь. У меня тоже бывают депрессии, когда я задумываюсь о нашей короткой жизни и о том, что будет после смерти... Когда тебя забудут люди и мир будет жить дальше, но уже без тебя, и ты не увидишь всего этого, больше не почувствуешь этого мира, не услышишь знакомых звуков, привычных запахов, а главное — не увидишь больше неба...
- Я не хочу быть частью системы, этого механизма, понимаешь? – продолжал он, скрестив руки на груди. — Людям не нравиться этот мир, но он их устраивает, почти ничего не изменилось, всё идёт прежним чередом... всё изменилось выше, Либер, не там, где живёт обычный народ...
- Мне самому это совершенно не нравиться, Иджин... — протянул я. — Не нравиться, что люди стали озлобленными друг на друга, что мы существуем как в консервных банках, от мира нас отделяет поля карьеров, а чех, кто выказывает недовольство, наказывают самыми страшными наказаниями...
Мне на миг в мыслях предстал Рико. Он стоял перед большой каменной скалой, полусогнувшись, ухватив обеими руками кирку. Рядом было ещё с десяток заключённых, а чудь дальше грузовая машина с тремя надзирателями, в кузове уже лежала куча камней. Надзиратели торопили выбившихся из сил заключённых, указывая на приближающихся из пустыни зомби. Жаркий пустынный ветер бросал песок в глаза, сушил губы и рвал одежду...
- Нужно вытаскивать его оттуда... — будто сам себе пробормотал я.
- Ты о чём? — видимо не расслышав моих слов, спросил Иджин.
-Я о Рико...
- Рик-о... — протянул Иджин. закинув голову назад, и задумался. — Чёрт! Как его угораздило... сейчас мы не можем ему помочь... Я знал это прекрасно, я просто сказал это оттого, что не смог найти ответов на свои вопросы, не смог найти решения и просто был сбит столку.
- Слушай... — Иджин положил руку мне на плече. — Завтра вечером после рабочего часа у нас сбор в подвале старой котельной, там мы будем решать, что нужно делать дальше. Что-то вроде презентации…, я бы был рад увидеть тебя там, а пока тебе нужно все решить, я понимаю тебя...
Я молча кивнул, я всё ещё не отрывал взгляда от носков своих кроссовок. Голова была опущена. Иджин с друзьями ушёл, вскоре я перестал слышать звуки их шагов. Закружилась голова, мне стало плохо, я с трудом вышел из закоулка и свалился на первую попавшуюся лавочку. Рядом сидел мужчина среднего возраста с развёрнутой газетой «О мире в целом».
- Сегодня получил новую работу,— начал он и широко улыбнулся, встретив мой потерянный в мыслях взгляд. — Теперь мне больше платят, я был юристом, а теперь заводы дали мне рабочее место...
- Мг... — крайне коротко ответил я, чтобы не стошнило прямо на лавочку.
- А ведь они неплохие ребята,— закивал он сам себе, мечтательно расплылся в улыбке. — Эти преторы нам помогают, с ними мы будем великими... Человек ещё раз улыбнулся и вернулся к чтению газеты.
Честно говоря, мне было неважно, что он говорил...

* * *

18 ноября. Восьмой блок. Цитадель Верховного Совета...

- Друг мой, Айзэк,— мягко, почти замурлыкав, протянул Судья. — Ты, наверное, уже знаешь новости?
- О волнениях в девятом Карьере Шестого блока? — не выдав удивления задал встречный вопрос Третий. — Слышал, а кто об этом не слышал?
- Тогда моё предложение тебя сильно не удивит... — заметил Второй и поднялся с кресла. — Это даже не предложение...
Айзэк кивнул, улыбнулся:
- Это решение Совета... — договорил он.
- Через два дня я отправляю тебя в свободную Украину, в девятый Карьер...
Я видел твоё дело и знаю, что это твоя родина.
- Да, это так. Судья,— догадываясь, зачем его туда посылают, отсёк он.
Айзэк надеялся получить титул Судьи, ведь все знали, что Третий и Второй очень сильно отличаются друг от друга, и труднее всего в Совете стать Вторым и получить титул Судьи.
- Первый высказывает много недовольства он уже скоро он станет Третьим, если вообще не лишиться места в Совете. И ты догадываешься, кто будет Первым и кто получит титул Судьи.
Айзэк кивнул, он прекрасно понимал, что Судья хочет оставить за собой надёжного человека. Слишком долго Совет оставался неизменённым.
- Там нужно будет провести зачистку, удар инквизиции, если тебе так
понятней. И это дело я поручаю тебе... всё-таки ты будущий Судья и должен уже знать, что тебя ждет.
- Вы хотите сказать, что я буду Судьёй в этой миссии? — осторожно спросил Айзэк. — Или это не так?
- Да, вы будете уполномочены правами Судьи, но только до того. Как девятый Карьер будет очищен от бунтарей, подпольных борцов... Айзэк стоял, скрестив руки за спиной, его взгляд сверлил пол под ногами Судьи. Он думал...
- За что они борются? Чего добиваются?
- Они говорят, что борются за свободу цивилизации, но ведь все знают, что это безнадёжно... Преторы без лишних усилий захватили нас в пик нашего развития,— задумчиво, даже с некоторым сожалением протянул Судья. — Глупо... — осёкся Айзэк».
- Да, я согласен с тобой... это не похоже на то, как высказывают протесты другие народы. Я сейчас отправляюсь в шестой Карьер Восьмого блока, там люди воюют в открытую, а эти...
- Они пытаются привлечь всех людей и не ведут боевых действий, только политические способы борьбы... — продолжил Третий и поднял глаза. — А ведь с этого и начинаются конфликты.
- Для этого я и посылаю тебя туда, твоей миссией будет уничтожение проблемы в её зародыше, чтобы потом не было больших проблем,— наставлял Судья. Уголки его губ не сдвинулись с места.
Айзэк кивнул:
- Мне можно идти готовиться?
- Не думаю, что это так необходимо, у тебя место на борту лайнера на понедельник, ты ещё успеешь собраться... — Судья смягчил свой тон, повернулся лицом к окну, солнце было в зените, тёплые лучи мягко падали на ковёр. Последние дни осень отгуливала на улицах города. Скоро должен был выпасть снег...
* * *

27 ноября, Шестой блок, девятый Карьер...

- Эмма, этот преступник мог рассказать нам очень много полезного! Можно было бы его и не убивать. Капитан Коалиции стоял перед трупом убитого борца и будто разговаривал сам с собой.
Но рядом стояла девушка, она также смотрела на труп, опустив вниз оружие. Красная точка прицела бегала под ногами, описывая круги вокруг ещё не остывшей гильзы.
Девушка была красива, даже в форме воина коалиции она казалась очень стройной, а распушенные светлые волосы ниспадали на красивые плечи и золотыми волнами струились дальше. Тёмные глаза горели странным блеском, блеском долга, патриотизма. Тёмные брови были сдвинуты, выдавали недовольство или просто задумчивость.
- Но, сэр Улби, у него было оружие, я не могла не стрелять, вы же сами говорили, что вооружённый противник страшнее толпы безоружных... – слегка грубоватым голосом, скорее от бессонницы, заговорила девушка.
Блики от огня делали девушку ещё более серьёзной, на самом деле просто так казалось. Горящие обломки здания издавали расслабляющие звуки потрескивания. Раньше это было одной из точек сопротивления.
- А ещё я учил вас всех, что можно обезоружить противника, особенно, если так нужна информация... ведь мы боремся с невидимым врагом, а такой противник намного опасней...
- В следующий раз я буду осмотрительней... — не опуская головы и не двигаясь с места, ответила Эмма.
Улби вздохнул, и вздохнул так тяжело, чтобы Эмма прислушалась к его словам. Он отошёл от трупа, Эмма развернулась, коротко взмахнув рукой, полы плаща последовав за хозяйкой, разогнали застоявшийся запах гари.
- Сколько повстанцев ты уничтожила за последнюю неделю, Эмма? – сильно сдвинув густые брови, опросил Улби.
Девушка медлила с ответом. Она медленно шагала в такт с капитаном, оставляя на сырой земле мелкие, но чёткие следы.
- Двоих.
- Двоих,— в тон Эмме повторил Улби. — А раньше ты убивала минимум втрое больше, а когда обнаруживали скопление повстанцев, то и десяток...
- Я не знаю, что со мной происходит, сэр Улби,— пыталась оправдаться девушка, хотя в данный момент ей было всё равно.
- Когда ты принимала эверум в последний раз? — ничуть не замешкавшись, пробормотал Улби, его почти отцовский голос разлился бальзамом на раненое сердце девушки.
- Я принимаю эверум каждый день, как это положено солдату...
- С ним легче убивать, Эмма,— капитан резко повернул голову, блеск в его глазах ничуть не оттолкнул девушку. — Ты сама выбрала этот путь, но ты всегда можешь от него отказаться, если хочешь…
- Я не хочу оставлять коалицию, нет, даже не подумайте... — отрицала Эмма, она даже представить не могла, что сейчас на уме у капитана.
Улби улыбнулся, оглянулся.
- Я просто хочу сказать, что помню тебя как отличного самоотверженного солдата, и хочу видеть тебя такой... — подвёл итоги Улби.
- Я постараюсь...
- Ты ведь не принимала эверум вчера, и сегодня тоже... — взгляд капитана вовсе не был осуждающим, даже наоборот — поддерживающим. — А сегодня тебе было очень трудно убить этого человека, а двух его друзей ты вообще отпустила...
- У меня кончился эверум,— сама не понимая, какую глупость сказала, повернулась Эмма. — Вчера на задании две дозы разбились.
- Тогда тебе нужно получить его в Капитолии коалиции, да ты и сама знаешь,— отвернулся Улби. — Не нужно врать мне, Эмма; сегодня же прими эверум, тогда дурные мысли просто исчезнут и всё станет на свои места, а я снова увижу профессионала Эмму...
- Извините, сэр Улби, я, возможно, была чуть грубовата с вами, но…
- Я понимаю тебя, девочка моя… — перебил капитан, его брови чуть сдвинулись. – Никто не хочет жить жизнью убийцы, принимать эти чёртовые таблетки и убивать…, ты хочешь пожить, у тебя есть такая возможность, но здесь, в коалиции я делаю для тебя всё возможное, это оптимальный вариант…
Девушка улыбнулась, одобрительно кивнула и двинулась в другую сторону.

Глава 4
Красный Сектор

«Может, это было и неправильно с моей стороны, но я решил не идти на собрание. Решил полностью оказаться от идей борьбы, безнадёжных грёз. Иджин пугал меня своими мыслями, целями, я его раньше таким не видел... теперь я видел другого человека. Всё было видно в его взгляде, в его словах, он изменился, причём изменился в корнях.
Я думал оставить всё как есть, решил забыть о произошедшем и жить свое жизнью, но так было за день до собрания и я лёг ночью спать с мыслями о том, что пойду на работу и даже близко не буду подходить к котельной. Да, времена изменились, весь мир стал другим, чёрствые фразы, странные идеи напоминали о пережитках последней войны. Тягостные мысли набегали подгоняемые ветром перемен, тяжёлая как свинец панорама нависла над головой…
Нет, я вовсе не жил мечтами, я понимал что происходит, просто не хотел во всём этом разбираться. Слишком скудным стал мир, его чёрные когти впились в землю, вытягивая из неё последние силы. Человечество вымирало, появлялся новый вид, новый индивидуум. Появилась цивилизация рабов, живущих только идеями, не способными отстоять свои желания и мысли… и я жил этой жизнью… нет, она меня не устраивала, но что я мог сделать? Что может сделать один человек? Что может сделать группа людей? Если вся империя человека, вся! Вся империя пала под ударами врагов.
Я ждал момента и честно, я не верил, что Иджин сможет чего-то добиться, я думал, что это всё лишь глупые мечты, глупые попытки стать на кон выше… я не хотел туда идти…. Но как всегда меня переклинило и я сам себя не понимая, и что интересней всего — не останавливая, свернул в переулок. Я знал, что теперь на улицах правит коалиция, везде, где не глянь, ходят вооружённые солдаты в темно-синих с белыми полосами униформах, металлических нагрудниках и наплечниках. Шлемы они одевали редко, но только особы высших званий имели право носить такую защиту.
А на улицах всё приутихло, народ больше не сопротивляйся, вернее даже не пытался показать своё недовольство, ведь солдаты были везде. Я не мог понять, что делает их такими жестокими, безжалостными... Теперь люди следили за людьми, следили за покорностью иной расе.
Я слышал, что были стычки между солдатами и вооружёнными группами сопротивления и все виновники были... убиты. Это было слишком жестоко…, какие меры могут применять люди к себе подобным? Зачем всё это? Я не понимал, теперь даже ни капли собственного достоинства не носили в себе люди, будто их личности вымерли, будто остались лишь слуги и подлизы, те, кто убивает братьев, только бы не обидеть властелинов. Люди гибли, кто возмущался, наказывался строжайшим образом, ведь если даже находился выживший, то его даже без суда отправляли в Арду.
Родители мои вели себя так, будто ничего не изменилось, но они не хотели говорить о том, что случилось. Каждый начинавшийся было разговор, обрывался под давлением недовольных взглядов. Приходилось узнавать всё самому, будто я должен закрывать глаза и жить дальше…
Я оказаться без поддержки близких людей. Оставалось рассчитывать только на тех, кто знал больше меня, а именно тех, кто борется с этой проблемой. Сразу перед глазами всплывал образ Иджина, его пристальный взгляд, наполненный силой, патриотизмом и даже в некоторой степени... фанатизмом. Его усталую, но твёрдую улыбку, небольшой шрам на щеке…
Но я не хотел уходить так далеко, я боялся перемен, всё так быстро происходило, что я боялся сделать всё ещё хуже, боялся стать врагом, врагом когда-то влиятельного общества.
Кварталы возрождались, поднимались из руин целые районы. Люди были довольны жизнью, им не нужна была политика. Им было ненужно то, что происходит вверху, только пусть их оставят в покое и дадут дальше пожить. Но что-то давило, что-то всё не укладывалось в голове, не может быть всё так просто, мир изменился, а мы?
Еще одна ночь в холодном поту, снова тяжесть переживаний, опять на работу... но я туда не дошёл... »

* * *

5 ноября. Шестой блок. Девятый Карьер...

Иджин стоял в полный рост, выпрямившись и выставив грудь вперёд, словно орёл. Но на лице всё равно слишком сильно были видны следы усталости, такие же мешки под глазами. Но взгляд оставался уверенным, а голос полным силы.
Он стоял так, чтобы все его видели. Вокруг выступающего были расставлены стулья и два дивана – всё, что осталось здесь после войны. Гостей было много, поэтому почти все места были заняты.
Иджин уже не говорил так много, его глаза устало смотрели перед собой, веки подрагивали от усталости.
- Я не буду снова рассказывать, зачем вы здесь. Не буду никого уговаривать, наставлять, я просто буду говорить…
Я ёрзал на стуле. Это был крепкий, грубо сбитый стул, но мне не сиделось в данный момент, все крутило, суставы не давали покоя. Будто сейчас я сидел на ветке дерева, свесив ноги вниз. Спина потихоньку затекала.
В комнате было два котла, когда-то давно работавших. Это были огромные печи с термопластичными задвижками, а от главной трубы отходило много проржавевших ответвлений. Потухшие индикаторы когда-то показывали температуру и давление, теперь они чем-то напоминали потёртые компасы. Толстые задвижки были наглухо забиты.
Комната была большой, здесь было не меньше двух десятков людей, совсем разных людей, но в основном это были мужчины от двадцати до сорока лет. Несколько из них были при оружии, но эти пистолеты не выглядели очень убедительно, скорее всего, самодельные, либо старой модели. Рядом с Иджином стоял ещё один мужчина, один из тех, кого я видел вчера. Это был азиат лет тридцати пяти на вид, с грубой улыбкой.
- Я рад, что сейчас вижу вас здесь, среди нас... — продолжал Иджин, делая между фразами короткие паузы. — Мы создаём вооружённую группу оппозиции, для этого вы и здесь… Мы создаём группу протеста против власти преторов. Мы боремся за жизнь, за свободу людей, за свободу выбора и действий! За свою жизнь…. И я рад, что есть люди, которым не наплевать на судьбу человечества, которым не нужно давать повода к недовольству, они и так всё понимают и видят, они пытаются что-то исправить, те, кто не боится грозы.
Иджин замолчал, окинув всех медленным спокойным взглядом. Вперёд вышел стоящий рядом человек.
- Почти все здесь собравшиеся знают меня, но я всё-таки представлюсь. Моё имя Йонри. я являюсь одним из основателей группы и хочу, чтобы и все вы были вместе с нами,— говорил он, переступая с ноги на ногу. — Долой продажное правительство, хватит работать на других и становиться нищими! Это наша планета и мы за неё в ответе, пусть даже враг в сотни раз сильнее, мы должны бороться за неё... Совет отдал нас врагам, подчинился им, но они не живут, так как мы, они в праве решать нашу судьбу? Нет, они не имеют такого права.
Йонри замолчал, закусил губу, встретив поддерживающие кивки собравшихся здесь друзей.
- Я считаю, что мы должны дать толчок, донести идею до людей и вместе стать на путь борьбы, на тропу освободительной войны. Ведь мы люди и не потерпим, чтобы нами кто-то управлял, мы сами себе хозяева, сами создатели своей истории... — Иджин ударил кулаком правой руки по раскрытой ладони левой. — Может нам суждено стать героями этой эпохи, основателями великого освобождения. Может быть сильными — это паше призвание, «подняться к небесам» и там сразиться за свою жизнь и за жизнь других людей...
- И вспомнить, кто мы есть и кем мы были... — встал со стула большой, крепкий мужик лет тридцати.
- Я согласен с тобой, Иджин,— бросил кто-то одобрительный возглас.
- Спасибо,— тем временем продолжал Иджин. — Но запомните, мы братья друг другу, мы не можем говорить никому о чём-либо, происходящем в этих стенах и среди членов этой организации. Это тайна, мы должны хранить тайны, никому и никогда не называть имён членов организации, не выдавать место собрания. Выходить на задания только по решению всей группы. Выход на задания добровольный, кто хочет, тот и берётся...
Иджин замолчал, его брови подскочили вверх, а голова чуть наклонилась вперёд. Он ждал вопросов...
- То есть, вы хотите сказать, что задания будут не боевыми? — спросил один худой, но по виду достаточно сильный мужчина.
- Я этого не говорил,— отрицательно покачав головой, ответил Иджин. — Задания будут как боевыми, так и диверсионными, так что привыкайте... И естественно, что первые задания будет пробными, не боевыми, но... может на то они и выйдет. Наши информаторы будут докладывать нам об обстановке, а потом на собрании всё будем решать...
Снова наступила тишина, но тут Йонри нашёл, что сказать:
- Все здесь собравшиеся пользуются нашим доверием. Всем приглашенным мы доверяем, ведь мы сами решали, кого сюда звать. Поэтому я рассчитываю на вас и надеюсь, что вместе мы добьёмся успеха,— Йонри был возбуждён, желваки на скулах нервно перекатывались. — Я хочу сказать теперь, что если кто-нибудь передумал, то он может встать и спокойно уйти. Никто не будет считать это предательством, и никто не посчитает вас трусом... Просто от этого зависит ваша дальнейшая жизнь, это слишком важное решение, чтобы принимать его под каким-нибудь давлением. Дальше будет сложнее, и я не хочу насильно заставлять членов группы делать то, что они не желают.
Наступила тишина, никто не желал уходить, я заметил лёгкие ухмылки на лицах большинства собравшихся. Я даже не задумался о том, чтобы сейчас взять и уйти отсюда, хотя час назад был другого мнения. Что-то держало меня здесь, я не понимал, что именно. Возможно обида, обида за проигранную войну и пережитые потери, но всё же большую роль сыграло то, как изменился наш мир.
- У меня есть один вопрос,— сказала женщина, сидящая в другом конце комнаты. — Как мы будем называться?
Все взоры снова обратились к Иджину. Он улыбнулся, сделал несколько коротких шагов вперёд и чуть наклонился:
- Тогда я могу сказать вам: добро пожаловать в Красный Сектор!

* * *

7 ноября. Шестой блок. Девятый Карьер...

Грубо сбитые доски и большой кусок полиэтилена – вот что отделяло меня от сырой, пропитанной осенними дождями земли. Полуразрушенное здание очень хорошо укрывало от лишних наблюдателей, частями восстановленный пол видимо служил местом собрания современных подростков. Отовсюду были видны разноцветные надписи и голограммы. Здесь же валялось несколько пустых бутылок пива, пачки старых сигарет, пару разорванных курток и белая разукрашенная ваза.
Я лежал на полу, накрывшись плотным брезентовым плащом. Моросил дождь, мелкие капли бесшумно ударялись о погнувшиеся листы металла, всё небо было затянуто серым полотном, ни одной молнии не пробивалось сквозь мрак уставших от войн небес. Рядом редко покряхтывал Иджин, он не мог занять удобного положения и постоянно вертелся, сопровождая свои действия короткими вздохами и кряхтением.
Рядом были ещё двое, я не запомнил их имён. Мы лежали по одну сторону от дороги, в небольшом полуразрушенном здании местного парка. По другую сторону дороги залегли ещё четверо. Из тех, кого я знал, там были Йонри, также Лаура – симпатичная девушка приблизительно моего возраста с твёрдым, уверенным взглядом, ещё Мишка – бывший местный хакер, и ещё один мужик с глубоким шрамом на шее, видимо бывший тюремщик.
Мы были на задании и все верили, что нам удастся что-то сделать, достигнуть результата в нашем деле. Информаторы доложили нам, что где-то в это время здесь должны проезжать два грузовика с оружием. Военная база строилась недалеко от города, и оружие нужно было для новобранцев. Иджин, Йонри и другие посчитали, что Красному Сектору это оружие понадобиться намного больше и приняли решение о попытке захвата оружия. Грузовики шли по этой дороге, чтобы не светиться в городе, раньше планировалось перевоз оружия через город, но резко планы изменились, и нам пришлось оперативно занимать позицию. Автомобилей видно не было.
Крепкий, покрытый мелкими лезвиями, трос едва был заметен при лунном свечении, натяжные установки по обе стороны дороги были отпущены, и трос свободно валялся на дороге. Ни единого смешка, ни единого звука я не услышал, все молчали, терпеливо ждали. Я думаю, что в тот момент они чувствовали то же самое, что и я…. Я чувствовал, как в моей груди учащённо бьётся сердце, как лёгкие жадно глотают воздух. Хотелось плакать, глаза смотрели вперёд и были готовы сражаться, вступать в бой ради будущего. Биться за будущее, которое было потоплено в сладких обещаниях. Я не мог представить, как можно убивать людей, мне действительно было страшно…. Я боялся, что сегодня мы разжигаем войну, что пострадают невинные люди, что мне придётся убивать таких как я…. Вообще мне ничего не хотелось делать, хотелось не лезть во все эти дела.
Иджин вздохнул, я не принял это во внимание, у меня голова была забита совершенно другим. Его руки судорожно сжимали рычаг натяжной установки, а глаза врезались в непроглядную темноту. Я посмотрел туда же, куда направил свой взгляд друг, но ничего не увидел. Там лишь только медленно колыхались деревья на ветру, и порхала летучая мышь.
- Зачем ты здесь? – сухим охриплым голосом спросил я.
- Затем, чтобы не видеть всего того, что вижу…,— Иджин скинул капюшон с головы и глянул на меня. – Чтобы не видеть, как людей превращают в животных, чтобы не допускать этого.
Скулы свело, я почувствовал это сразу, как столкнулся со взглядом друга.
- Ты считаешь, что нас действительно сделали рабами? Мы ведь не рабы, у нас своя жизнь.
- У нас своя жизнь,— подчеркнул Иджин. – Но у остальных она другая…
- Каждый может жить, как хочет…
Меня остановила усмешка Иджина:
- Либер, ты не совсем знаешь, что твориться вокруг…. Я тоже не знал, до вчерашнего дня. Так вот, теперь люди должны будут принимать плирум, по две капсулы в день.
Я уловил тяжесть в голосе бойца, передо мной лежал человек, который готов за свободу отдать всё.
- Плирум?
- Синтетический наркотик, на подобие эверума, который дают солдатам коалиции. Эверум притупляет чувства сострадания, жалости, страха и делает бойца отчаянным. А плирум отбирает настоящие чувства, такие как забота, сострадание, поддержка, личности, отбирает даже чувство любви…
Я застыл, я не мог поверить, что с людьми вот так можно поступать, отбирать у них самое важное в их жизни – их чувства. Грубая, исковерканная теория создания единого народа, вернее даже сказать стада, просто выбила у меня из головы все мысли. Отогнала все сомнения прочь и мне действительно стало намного проще задумываться на тем, правильный ли я выбрал путь.
- Как можно? – замешкался я, брезент с головы ещё сильнее сполз на шею, лицо остудили мелкие капли дождя.
- Человечество теперь не более, чем организованное стадо. И я хочу это изменить, сделать человека создателем собственного пути…
Иджин замолчал, его глаза наполнились какой-то непонятной тоской. Я смотрел в темноту, так легче думалось.
- Я не могу выносить несправедливости, Иджин, и даже несколько лет назад она была. Она всегда была, и всегда будет…. Человек рождён побеждать, выживать сам, и это закон жизни. Я не могу смотреть, как мать роется в мусорном контейнере, а рядом бегает ребёнок и просит поесть, а если мать и дала что-нибудь ребёнку, то он сразу загорается радостным огоньком, и он становиться счастливым, что не будет голодать... Я хочу, чтобы у людей была жизнь, чтобы была радость не от куска хлеба, а от счастливой жизни.
Иджин кивнул, он закрыл глаза, слушал тихую песню дождливого вечера. Я тоже молчал, слишком несправедлив мир, чтобы говорить о его несовершенстве. Итак всё видно, и ничего не решит один человек, даже группа не способна решить проблему целого мира.
- Я надеюсь, что нас будут помнить, как людей, попытавшихся вернуть человечеству жизнь…,— заметил Иджин. – И которые всеми силами пытались сделать этот мир справедливей.
Я улыбнулся, мне стало легче. Мы действительно боролись за это, и я был рад, что нахожусь рядом с такими людьми. И хотя страх, тайная боязнь пыталась задавить моё мировоззрение и решения, я всё равно был здесь. Стремление быть самим собой было сильнее, стремление снова сделать людей повелителями своей судьбы, вернуть им их право…
Солдаты коалиции – я считал их псами, готовыми ради денег бросаться на себе подобных. Я считал их подлизами, грубыми эгоистичными машинами контроля людей, у которых нет ни жалости, ни чести. Я не понимал, как можно становиться на сторону захватчиков, как можно предавать свою нацию и видеть, как угнетённое и порабощённое человечество пляшет под чью-то дудку. Я действительно так считал, так считал не я один, такого же мнения был Иджин и много других, мы ненавидели этих людей.
Я уже несколько дней не был дома, постоянно проводил время с друзьями из Красного Сектора. Мы составляли планы, вели подсчёты и пересматривали корреспонденцию, искали любую информацию о противнике. Домой заходили курьеры с работы, выписывали штрафы за то, что я не на работе…, но я и не планировал там появляться.
Я лежал и думал… Резкий ветер бросил в лицо обрывок газеты, я повернул голову, обрывок слетел и скрылся в темноте. Ласковые капли заиграли на дороге, дождь усиливался, подходило время.
Конвой задержался ровно на две минуты, но вот рассеянный свет фар осветил полуразрушенное здание. Я увидел три автомобиля, один грузовой фургон и сзади две бронированные патрульные машины. В груди что-то кольнуло, наступило время войны…
Водитель гнал фургон по мокрой дороге, сзади, не замечая выбоин на дороге, неслась патрульная машина. Я не успел и подумать, как автомобили приблизились к засаде, Иджин весь напрягся, выжидая подходящего момента. Вена рассекла лоб, глаза застыли на миг. Я услышал лишь только тихий звук мотора и команду Иджина, потом всё происходило как во сне. Когда фургон наехал на трос, Иджин закричал, в один миг трос был натянут, подпорки дёрнуло так сильно, что они чуть не вылетели из земли.
Задние колёса фургона вырвало мгновенно, отбросив мост на лобовое стекло патрульного авто. Фургон со страшным скрипом заскользил по старой дороге, патрульная машина, не останавливаясь, въехала в зад фургону, водитель чуть было не вылетел через лобовое окно, пробитое мостом грузовика. Последняя патрульная машина не врезалась в другую, водитель успел крутануть руль влево, машину резко кинуло в сторону, водитель не справился с управлением, и авто с визгом слетело с дороги, снеся по пути два небольших дерева, перевернулось пару раз и замерло. Отряд Йонри разделился, и его люди бросились к двум разбитым патрульным авто, чтобы обезоружить охрану.
Из фургона выскочил боец с рассечённым лбом, в руках он держал дробовик, но не успел он даже прицелиться, как выстрел мужика со шрамом уложил его. Авария выглядела очень эффектно, оружие с фургона забрали очень быстро, сразу же за конвоем на машине подъехал Макс, один из водителей Красного Сектора, в его грузовичок погрузили весь арсенал, и отряд с радостными криками удалился с места происшествия.
Всё утихло, только дождь моросил всё также весело и беззаботно. А ночью множество сирен завывали на месте происшествия, сообщали о начале «гражданской войны», так говорили в эфире.
Наш грузовик, спотыкаясь на кочках, нёсся навстречу прохладному ветру. Я глянул боковое зеркало, на ночном небе, едва пробиваясь через серую пелену, плясали звёзды и луна. И мне стало хорошо, внутри что-то грело, я сразу понял что это – одобрение выбора. Я стал на сторону сильных, на сторону тех, кто не сдаётся, хотя возможно в данной ситуации, это была сторона глупцов.

Глава 5
Синтетическая жизнь

«Этой ночью я не спал, я ждал чего-то…. Да, я ждал утра, чтобы увидеть изменения, услышать сирены и бежать, прятаться от погони. Я ночевал в котельной на диване, как и много других членов организации. Домой идти не хотелось, да и страшно было как-то…. Меня искали, но не меня одного.
Утро принесло подарки, как я и ожидал. Почти весь город стоял на ушах, до окраин новости ещё не дошли. В эфире говорили о нападении на правительственный груз, о появлении вооружённых банд и группировок, которые нужно уничтожать. Теперь улицы патрулировали солдаты Коалиции, чтобы предотвратить повторной атаки, теперь конвои хорошо охранялись.
Ещё одна новость поразила меня, я даже не мог ничего сказать…. Это не относилось к нашей деятельности, программа была запланирована ещё раньше, но не успели её вовремя ввести, начались атаки.
Теперь обязательными медикаментами вводились капсулы плирума и эверума. Эверум назначался солдатам, чтобы им было легче убивать и чтобы их не подводили в последний момент жалость, страх или уговоры. А плирум назначался гражданским лицам для предотвращения восстаний, бунтов и, как говорили в кадре «для лучшей и спокойной жизни».
Синтетический наркотик необходимо было принимать два раза в день, а кто не принимал, тех мгновенно отправляли в карцерные больницы для дальнейшего лечения и ввода в систему. При принятии солдатами эверума, значительно улучшались качества солдата, как убийцы, улучшались его результаты…
Я насмотрелся много всего, но такое меня совершенно сбило с толку. Я удивился, когда сказали, что «синтетическая жизнь» была введена ещё четвёртого ноября. От этого у меня закружилась в голове. Я так долго не был дома, что мне просто не верилось, что я приду и увижу не родителей, а каких-то зомби. Решение пришло само собой, я решил идти домой и разобраться в чём дела, узнать, как живут родители.
Красный Сектор жил, теперь у организации появилось оружие, и Иджин приступил к организации отрядов. Теперь команда значительно выросла, теперь оружия хватало не на пять человек, а на десяток отрядов по шесть человек. Теперь Красный Сектор представлял собой миниатюрную армию.
Но мы не стали на этом останавливаться, нам нужно было больше оружия больше провизии и как можно меньше ресурсов для правительственных сил. Солдаты Коалиции лишались поставок и оружия, когда мы атаковали их конвои и забирали их груз. Успешно прошла атака на карцерный госпиталь, где за десять минут наши силы смогли оперативно освободить два десятка людей.
Началась война, я был полностью в ней... »

* * *

9 ноября. Шестой блок. Девятый Карьер...

Засов отъехал в сторону так же быстро, как и раньше. Электронный ключ никогда меня не подводил, хоть у всем моих знакомых иногда и возникали проблемы с данным средством безопасности. Я жил в частном секторе, недалеко от городских массивов, но всё же было приятно утром почувствовать себя независимым от города и людей, проживающих рядом.
Переехали мы сюда сравнительно давно, до этого жили в тридцатиэтажном комплексе в двухкомнатной квартире. А когда переехали, очень сильно почувствовали разницу между частным сектором и комплексным жильём. Нам больше подходил этот вариант.
Я вошёл во двор и сразу в глаза бросились чистый, как вода, асфальт и восстановленная система полива. Здесь убирали и, причём, очень много времени потрачено было на всё это. Теперь полив осуществлялся автоматическими поливными «звёздами» в соответствии с настроенным в бортовом компьютере графиком. Двор был пуст, старый пёс выскочил из будки, едва услышал мой голос. Взгляд у него был потерянный и скучающий, что-то было не так. Собака сразу прижалась ко мне и скулила, как только я отходил. Я удивился, и тем не менее сразу же прошёл в дом.
Сухо поприветствовав меня и даже не удивившись моему возвращению, мать прошла из кухни в зал, неся в руках две тарелки с едой. Я разулся, и последовал за ней. В зале стоял стол у самого дивана, на котором сидел отец, поправляя на себе майку. Он поднял взгляд, поздоровался со мной и пригласил присоединяться к обеду. Мать поставила тарелки на стол, посмотрела на меня, будто что-то вспоминая, и снова направилась на кухню.
- Где был? – спросил отец, подсаживаясь ближе к столу.
Я не замешкался, даже ждал этого вопроса.
- С друзьями.
- Хм…
Наступило молчание, отец подтянул к себе тарелку и принялся есть. Мне что-то ужасно захотелось съесть что-нибудь, но я не мог. Атмосфера изменилась, и мне здесь было бы трудно чувствовать себя в безопасности.
- Ты знаешь, сын, твои друзья плохо влияют на тебя…. Ты пропускаешь работу, а ты ведь знаешь, что нужно работать на заводе?
- Да,— я кивнул.
- Так вот,— настойчиво продолжал отец, в это время в комнату зашла мать с тарелкой для меня. – Я думаю, что тебе стоит начать курс лечения и вернуться на работу, чтобы все недоразумения исчезли.
Мать приставила тарелку ко мне и молча кивнула в поддержку отца.
- Брось эти фокусы,— заговорила она,— тебе что, проблем мало? Ты же слышал, что позавчера творилось в городе?
У меня ком стал в горле, я не решился ответить. Тем временем отец откинулся на спинку дивана.
- Ты же можешь спокойно стать таким разбойником, твои друзья запросто втянут тебя в такие дела, я уверен, что они именно такие…
- Ты ничего о них не знаешь…,— оборвал я.
- Ты думаешь, что хорошо считать, будто сейчас люди живут плохо? – подчеркнула мать. – Преторы помогают нам жизнь, помогают справляться с отрицательными эмоциями и посвящать себя только добру. Теперь я возвращаюсь с работы и чувствую в себе силы…
- Что с вами? – я в недоумении развёл руками.
Родители переглянулись. Мать улыбнулась, часы пробили полдень.
- Пора принимать плирум, сегодня нужно принимать три раза в сутки – плохая солнечная энергия.
В руке у мамы появилась небольшая баночка, оттуда она достала три красно-синих капсулы, положила на стол. Отец протянул руку и пальцами чётко взял одну из них и жестом предложил мне.
- Вы что, пьёте эту гадость? – я подскочил с места. Да, случилось самое страшное из того, что я предполагал.
- Хм,— без запинки ответила мать,— плирум помогает нам жить, помогает чувствовать силы целый день, помогает…. В общем, что я говорю? Ты сам всё поймёшь, бери капсулу…
Я остолбенел, неужели они теперь другие? Неужели прогнулись под мир и склонились перед захватчиками?
- Даже не подумаю! – отрезал я.
Отец поднял взгляд, запил таблетку небольшим количеством воды.
- Либер, ты сядь, не стоит так паниковать… — указал он рукой на стул.
- Что случилось? – прохрипел я, неожиданно в горле всё стало комом. – Где Катя? Где моя сестра?!
Я оглянулся, комната сестры была открыта, но её не было в доме, я понял это сразу как вошёл. Я почувствовал, как участились моё дыхание и пульс. Родители переглянулись, возможность отвечать выпала матери, она хмуро глянула мне прямо в глаза.
- С ней всё в порядке, не стоит так нервничать, нужно успокоиться…
У родителей я отметил отсутствие эмоций, взгляд, что у отца, что у матери были пустыми, спокойными, не наблюдалось ни тревоги, ни страха, ни жалости, ни, тем более, любви.
- Насколько в порядке? Может она сейчас сидит в тюрьме, или ещё лучше, производит эту синтетическую гадость, которой вы сами же травитесь! Скажите мне, не молчите! – моя воля дрогнула, самообладание ушло в неизвестность. – Живёте этой синтетической жизнью? И считаете, что так и надо?
- Она в госпитале, проходит лечение,— отвёл взгляд отец, мне показалось, он кивнул матери,— уже вторые сутки…
- Проходит лечение? – я совсем вышел из себя. — Шакалы, что они сделают с ней? Подсадят на этот паршивый наркотик? Дадут новую жизнь? Они убьют в ней чувства и сделают её частью системы, чем стали и вы!
Мать встала из-за стола:
- Я сейчас подойду…
- Они вылечат её, дочь сильно сопротивлялась системе,— бросил отец. – Мы не должны бунтовать, так будет только хуже, тем более они подарили нам хорошую жизнь…
Я оглянулся, взялся руками за голову, помассировал указательными пальцами накалившиеся виски.
- Ваша жизнь делает вас зомби, отбирает вашу свободу и бросает её на свалку…. Вот она, ваша жизнь, что не стоит ни гроша, ни, тем более, жалости! Когда вас садят на наркотик и читают вам ваши обязанности! Вы не люди, вы животные, и пока не прекратите есть эту гадость, ими и останетесь….
Отец молча сидел и смотрел на меня. Локти лежали на столе, а руки, скрещенные в замок, подпирали гладко выбритый подбородок.
- Ты ошибаешься, сын. Не лучше ли спокойно наслаждаться жизнью, чем существовать в борьбе с миром? Потом оглянёшься и поймёшь, что всё это было глупо, что твоя жизнь не стоит ничего.
- Я вас не узнаю,— протянул я усталым голосом, скорее всего от безнадёжности. В комнату вошла мать, я продолжал,— Как можно собственную дочь сдать Коалиции? Как можно спокойно отдать её под наркотики?
- Это не наркотики,— вмешалась мать. – Это помощь человечеству…
- Какая помощь? – недоумевал я. – Сделать человека универсальным рабочим? Подарить ему липовую жизнь и сказать: «Всё отлично, мы вам не враги!» Всё это низко и пошло.
Отец поднялся со стула, взял пустую тарелку и направился на кухню.
- Ты всё поймёшь, мы тебе поможем,— бросил он, выходя из зала.
Я опешил. Инициативу перехватила мать.
- Скоро и ты поймёшь, как всё это на самом деле хорошо….
- В смысле? О чём это вы? – я чего-то не понял. – Постой…. А куда ты только что звонила?
- В Коалицию,— не задумываясь, пробормотала мать. – Сегодня тебя заберут в карцерный госпиталь, и ты пройдёшь курс лечения вместе с Катей. Так что всё будет хорошо, увидишь сестру совершенно другой, ты поймёшь всё, что сейчас не можешь даже осознать.
Я понял, что челюсть у меня отвисла только после того, как отец прихлопнул меня по спине. Глаза резко округлились, сердце стало биться ещё чаще.
- Вы что, одурели? И меня сделать зомби? – я двинулся спиной к выходу. – Нет, так не пойдёт, я ухожу…
- Никуда ты не пойдёшь,— пробормотал отец, в руке у него неожиданно появился пистолет-транквилизатор. Капсула ещё не была заряжена, но одну он уже вертел в свободной руке.
Бортовой компьютер на всю комнату огласил, что к воротам приближается отряд Коалиции. Компьютер должен был пропустить солдат внутрь, только если офицер воспользуется карточкой Коалиции.
Я рванул к выходу, услышал, как сзади капсула транквилизатора щёлкнула в пистолете. Отец выстрелил, но заряд пролетел у меня возле руки и врезался в стену. Осколки стекла, и вонючая жидкость упали на пол.
Я выбежал во двор – бортовой компьютер уже открывал двери солдатам. Инстинкт среагировал мгновенно, и я побежал в противоположную сторону. Под крики сзади «Стой!» я оказался в саду. Быстро подбежал к забору и, вспомнив недавние времена, быстро перескочил через ограждение. Сзади раздалось несколько выстрелов – стреляли всё теми же транквилизаторами.
Частный сектор я знал очень хорошо, он был для меня родными, поэтому мне не составило сложности оторваться здесь от погони.

* * *

9 ноября. Четвёртый блок. Одиннадцатый Карьер...

- Багдад,— уныло протянул Васан. – Вот оно то спокойное место, где все могут обрести покой и славу.
Перед арабом открылись бесконечные песочные массивы с озеленёнными человеком плантациями. Бледного цвета полуразрушенные стены, построенные ещё во втором тысячелетии, довольно красиво смотрелись в лучах заходящего солнца. Но это уже был не тот город, который привыкли видеть люди Ирака.
- В этом городе больше не ценят честь и благородство…,— сзади из небольшой пещеры вынырнул невысокий смуглый мужчина. – Даже идея теперь никому не интересна.
- Хаим,— протянул первый, его густые брови сдвинулись. — Идея всегда интересна. Вопрос совершенно в другом – кому именно?
Васан был высоким, худощавым мужчиной лет тридцати. Горбинка на носу чётко передавала его происхождение. Он родился в Багдаде, в семье богатых управленцев. В недавние времена, после реставрации городов, окраины Багдада власти превратили в зелёные плантации с автоматическим поливом и роботизированным управлением. Кто вложил в это дело деньги с самого начала – оказались вскоре состоятельными. Программа оказалась удачной и вскоре аграрная система в Ираке набрала желанных оборотов.
Взгляд Васан перенял у матери – всё те же прищуренные и возмущённые порой тёмные глаза вызывали улыбку и расположение к человеку. Подбородок гордо поднят, заострён на конце, а небольшая бородка ещё острее подчёркивала поведение и то, как держит себя человек.
Его друг – Хаим – был сыном банкира. Маленький смуглявый человек с короткими пальцами нередко добивался потрясающих успехов в своей жизни, что порой вызывало зависть окружающих. Он вовсе не был полным, но и худым его назвать было нельзя, однако женщины очень хорошо оценивали его. Глаза Хаима задумчиво бороздили просторы мира, иногда жадно вцеплялись во что-то и долго не отпускали. Ему было уже почти сорок лет, но при встрече все давали ему не больше тридцати пяти.
- Главное, что мы верим в эту идею, и что у нас есть цель,— Хаим стал рядом с другом, резкий порыв ветра закружил вихрь песка недалеко от арабов. – Но одним нам не справиться…
- Этого я не отрицаю,— заверил Васан, он снова прищурил глаза, будто разглядывал что-то на стенах города.
Хаим шмыгнул носом, кашлянул и, развернувшись, направился к пещере. Через минуту он снова вернулся, Васан не двинулся с места, он всё также гордо стоял на холме.
- Адарий и Инха что-нибудь сообщали?
- Нет, от них новостей нет,— протянул Васан. – Они ещё на прошлой неделе собрали около ста людей, а больше ничего пока я не слышал.
- Хм,— Хаим присел на корточки, сорвал травинку и стал медленно мять её короткими пальцами. – Адарий в любом случае узнает об энергоснабжении Карьера и о его центре Коалиции. А тогда мы и ударим…
- Нам нужны люди и момент…. Думаю, что через неделю у нас будет около двух сотен бойцов, тогда при удачной операции Карьер можно захватить. Внутрь мы проникнем без особых проблем, а вот оружие…
- Оружие Инха складирует у себя в подвале, нам повезло, что во время атаки преторов, ночью мы успели собрать небольшой арсенал. А остальное оружие найдём в здании Коалиции.
Васан почесал затылок.
- А насчёт момента – ты же слышал, что творят в шестом блоке? Я думаю, это сыграет нам на руку. Пока ребята будут отвлекать всё внимание на себя, мы можем без привлечения особого внимания, подготовиться к операции.
Хаим кивнул, но улыбка всё же не появилась на лице.
- Да, в этом ты прав…. Что-нибудь ещё слышно в мире?
- Нет, ничего особого,— пробурчал Васан. – Вот только меня мучает вопрос – действительно ли силы преторов оставили нашу планету и больше сюда не вернуться? В противном случае наша идея ничего не будет стоить.
- На сколько я знаю, что они оставили навсегда, хотя Верховный Совет говорит другое. Хотят удержать власть, а мы всегда будем работать неизвестно на кого…. Они брали в расчёт, что человечество побоится подняться.
- Нет, они для этого и ввели плирум и эверум, чтобы контролировать человечество,— Васан ухмыльнулся, скорее с осуждающей интонацией. И именно за такой короткий срок, потому что позже люди начали бы сопротивляться, тогда бы первый шок уже прошёл.
- Тогда они навсегда улетели, можно легко объяснить их политику, каждый шаг,— улыбнулся Хаим.
- Я так тоже считаю…
- Тогда у нас есть надежда и шанс…
- Да,— Васан оторвал взгляд от города. – И я верю, что мы победим.
Глаза Хаима засверкали азартным огоньком. Он поднялся и направился в своё временное убежище. – Я буду собираться, уже пора, Адарий ждёт меня.
- Хорошо, только не попадайся солдатам Коалиции на глаза, а не то буду проведывать тебя в карцерном госпитале,— подмигнул Васан и широко улыбнулся, его белые зубы напомнили Хаиму о зубной щётке.
- Не попадусь, не переживай. У меня уже два месяца пропусков, а эту гадость принимать не буду.
Васан кивнул, Хаим скрылся в тени пещеры.

* * *

8 ноября. Четвёртый блок. Одиннадцатый Карьер

Улби молча сидел в удобном кожаном кресле. Он поглаживал бороду и недовольным взглядом наблюдал, как начальник Коалиции пересматривал информационные карты бойцов его команды. Полковник ухмылялся, он видимо был доволен результатами солдат, однако капитана это никак не радовало – зачем понадобилось начальнику вызывать его ночью на работу?
Полковник остановился, задержался на одной карте и одобрительно закивал.
- Вольер Залесский,— голова начальника чуть наклонилась. – Двадцать два года, не женат, служил на флоте два года, не судим. Четыре успешных операции, провалов нет. За две недели в команде сделал очень многое, хороший боец, пусть продолжает в прежнем духе.
- Мг,— кивнул Улби, неужели полковник вызвал его, чтобы похвалить бойцов?
Следующая карта, снова улыбка.
- Эмма Вельса,— полковник обратной стороной ладони постучал по карте. – Девятнадцать лет, не жената, не судима – и этот человек служит в Коалиции…. У меня нет слов. Три успешных операции, провалов нет. Три недели в Коалиции, очень перспективная девушка, должен отметить. Никогда бы не подумал, что девушка добровольно пойдёт в Коалицию…
- У неё родители погибли при атаке,— вдруг возразил Улби. – Это у неё единственный шанс найти себя. Девочка итак разбита после этого, я лишь хотел помочь ей, и думаю, Коалиция сможет стать для неё домом.
- Я не против, она очень неплохой боец. Кстати, твои бойцы приняли плирум? С сегодняшнего дня на контрольном будут выдавать по три ампулы.
- Эверум,— поправил Улби.
- Да, эверум,— сплюнул полковник,— о Господи, как много всякой дряни ввели за последние дни.
- Эверум все приняли, я за этим проследил.
- Вот и хорошо.
Начальник отложил карту Эммы и взял следующую.
- Джамир Хальмид, двадцать семь лет, женат, не судим, детей нет. Пять успешных операций, одна провалена. Хороший боец, главное очень активный. За две недели шесть операций…. Ему нужно потренироваться немного, а не то он иногда путается.
- Займёмся,— бросил Улби.
- Вот ещё один – Михаил Пенза, восемнадцать лет, не женат, не судим, отслужил полгода в пехотных войсках. Две успешных операции, провалов нет. Смышлёный парнишка, всего полторы недели в Коалиции. Вот оно – молодое поколение, наше будущее и сила.
- Ему через неделю стукнет девятнадцать,— улыбнулся капитан.
- Очень хорошо.
Полковник продолжил просмотр и остановился только на третьей карте. Брови сдвинулись, он медлен начал.
- Нельсон Крагов, двадцать лет, не женат, судим…. Редкость в Коалиции увидеть судимого человека, но только, если дело было малой тяжести. А тут же – взлом и порча частной собственности…. Суд признал его виновным, но как соучастника, поэтому Нельсон был приговорён к трём месяцам работ и выплате полной суммы компенсаций. Я правильно понял?
- Да,— кивнул Улби,— но он ничего не взламывал, его задержали, когда он стоял на дежурстве у входа…
- Неважно, где он стоял, главное, что дел относиться к средней тяжести и такие люди не могут быть в Коалиции. Мы прекрасно понимаем, что он не совершал ничего серьёзного, однако правила требуют отстранить этого человека от службы.
Капитан вздохнул:
- Вы поймите, он живёт один, даже отца своего не знает, а тут ещё и откажете ему в работе…. Он не заслужил такого обращения, тем более он превосходный боец, вот посмотрите: за две недели пять успешных операций. Нельзя лишаться таких людей.
Полковник медлил, он смотрел прямо в глаза капитану.
- Я могу скрыть это, но у меня есть единственная просьба….
От этого слова у Улби пробежали мурашки. В данной ситуации это слово означало не просьбу, а скорее условие.
- Какая?
- У тебя отличная команда, Улби, отличные бойцы. Несколько дней назад мы узнали о группировке бандитов, и поверь мне, они очень опасны, хоть их и мало. Я уже был в подобных ситуациях…
Полковник замолчал. Он испытующе глядел на капитана.
- И вы хотите, чтобы мои люди нашли противника?
Начальник кивнул:
- Тогда все смогут закрыть глаза на прошлое бойцов, откинуть все недочёты, то, что бойцы Коалиции по новым правилам должны быть возрастом старше двадцати лет….
- И другого выхода нет?
- Как видишь, нет,— развёл руками полковник.
Улби не выдал никаких эмоций, его лицо осталось таким же мрачным и спокойным как и несколько минут назад.
- Я поговорю с командой, мы начнём с завтрашнего дня, и прошу на такой случай сократить операции моей команды вдвое, тогда мы приложим максимум усилий для нахождения банды.
- Я согласен, вы свободны, Улби, буду ждать новостей.
Капитан поспешно встал и вышел из кабинета. Как только дверь захлопнулась, Улби тихо, но эффективно выругался. Теперь судьба его команды была на плечах его солдат.

Глава 6
Зверинец

«Кто-то считает, что так и должно быть, я же совершенно не согласен с теперешним режимом. Я презираю то, как люди относятся сами к себе, как они лишают себя настоящей жизни, своей свободы.
Становиться ещё паршивей, когда понимаешь, что в это втянуты и твои родные люди, что ты презираешь взгляды, которых придерживаются они. Когда знаешь, что где-то таких же людей, как и ты сам, накалывают этими мерзкими препаратами, адаптируют к новому миру и обществу. Разве прекрасен этот новый мир?
Да, в нём может быть нет бедности, может люди, наконец-то, достигли равноправия и равного социального положения, но какими жертвами? В таком мире теряется индивидуальность человека, его взгляды, вкусы и надежды. Он становиться, как и все вокруг, сливается с серой массой зомби. И где она, справедливость?
Чего можно добиться в таком обществе? Чего? Если ты даже не можешь высказать свою точку зрения, не можешь сказать, что ты не согласен…. А если даже и скажешь, то ты обречён
Кто-то скажет, что это общество подходит нормам, к каким стремилось любое общество…, что здесь нет злости, агрессии, нет бедности, нет лодырей и бомжей, нет богачей и миллионеров…, но здесь также нет жизни, здесь нет сердечной дружбы, эмоций, глубоких чувств, здесь нет любви....
Кто добивался такой жизни – пожалуйста, существуйте в этом мерзком мире, а я всё-таки хочу пожить и сделать свой выбор сам, будь то карьера или любовь, я сам хочу всего добиться»

* * *

13 ноября. Четвёртый блок. Одиннадцатый Карьер

- Либер, Максим, ты, Хеза,— Иджин указал пальцем на рослого китайца, а затем снова опустил глаза в список. – Мг. Значит Йонри тоже с вами, и ещё… Пит и наша прелестная Джесса…
Девушка улыбнулась и мягко улыбнулась Иджину. Отряд был в сборе, я едва упросил Иджина разрешить провести операцию в карцерном госпитале на окраине города. Я всё ещё надеялся найти свою сестру… живой.
Иджин с командой отправлялся на другое задание, мы недавно получили сведения, что у одного управляющего Коалиции есть схемы перевозок, и отряд намеревался сделать копию плана.
Вооружились мы неплохо, после захвата оружия, Красный Сектор разжился и теперь мог позволить себе крупные операции. В больницу мы намеревались пройти мирным путём, а там как выйдет….
- Я поведу,— бросил Максим.
- У, нет, я ещё хочу пожить, Макс! – прихлопнул по спине водителя Хеза.
- Как скажешь,— уверил парень. – Будете все живыми.
Я развернулся, мой взгляд на секунду задержался на глазах Иджина, лёгкий кивок в знак благодарности, шаг в сторону двери и теплый порыв воздуха, разгоняемого моим плащом.
На улице шёл дождь, и он безнадёжно усиливался. Я выдохнул столбом пара в ночь, сегодняшний вечер может многое изменить. Ведь сегодня я отправлялся на поиски моей сестры, нужно было вытягивать её оттуда.
- О чём задумался?
Я не услышал, как на улицу вышла Джесса. Её глаза сверкали, а слегка подрагивающие губы выдавали добрую улыбку.
- Да так,— замешкался я,— думаю, что я найду там…
- Там твоя сестра? – мягкий, усталый голос эхом раздался в моём сознании, Катя была в больнице, и я боялся встречи.
Я неуверенно кивнул, в этот момент за нами вышли Йонри и Хеза, они оживлённо обсуждали что-то, что-то об автомобилях. Я не сильно понял, так как совершенно в них не разбирался.
- Загружаемся, ребятки,— напомнил вышедший вслед за ними Макс. – Все собрались? Оружие проверьте, хотя вряд ли нам придётся стрелять сегодня ночью. Джесса, ты мне обещала сделать кофе, если сегодня будет дождь.
- Вернёмся, я тебе сделаю кофе,— улыбнулась девушка.
- Идёт.
Скрипнула дверца кузова, фургон наполнили звонкие голоса людей, помимо глухого стука капель по крыше. Я направился в самый дальний угол, может быть, чтобы подумать, а может, чтобы забыть о реальности. Мне действительно было трудно, какая-то тяжесть на виски, острая давящая боль.
Следом за мной заскочил Йонри, взгляд его был мрачен, впрочем, как и обычно. Хеза заскочил вперёд и занял место рядом с водителем. Компанию дополнили Джесса и Пит.
Немного помедлил Макс, он держал руки на руле и думал. Он молился, он всегда так делал….
Фургон тронулся. Застучали колёса по промокшей дороге, и вскоре котельная растворилась в ночи. Все молчали, Пит что-то спросил, но разговор так и не завязался. Макс хмуро смотрел вдаль, туда, где блуждал освещающий дорогу свет фар. Хеза наблюдал, как дворники разбрасывали стекающие потоки дождевой воды с лобового стекла. Джесса была весела, хоть и не пыталась её показать, слишком уж хмурыми выглядели друзья. Йонри дремал…
Я смотрел в окно, мимо проносились улицы, магазины, остановки…. Город спал, не было больше в нём жизни, той ночной жизни, что каждый день перерождала это место, дарила ему вздохи и прощения. Не было молодёжи, не было детей с их родителями, не было проносившихся мимо автомобилей…
Я отвернулся, не мог больше смотреть на всё это…. Затем поднял глаза, встретился с взглядом Джессы. Девушка немного поникла, но улыбка всё же погрела моё сердце, отогнала дурные мысли прочь…
Я действительно задумался, и мне стало легче оттого, что рядом со мной есть люди, которые всё ещё могут чувствовать и готовы бороться за это право. Очень трудно, когда ты борешься со всем миром, а когда рядом есть люди, что поддержат тебя, становиться намного легче…
Я помню ещё с детства, что когда я был ребёнком, моего мнения не придерживались, не брали в учёт. Но когда кто-нибудь из родителей поддерживал меня, то окружающие уже оценивали мою позицию. Стоит сделать так, чтобы люди услышали тебя, чтобы мир услышал. И не только услышал, но и задумался, принял на заметку и сделал так, чтобы жить лучше.
А город всё ждал. Возможно, он ждал лучших времён, возможно, он ждал героев, что подарят ему отобранную жизнь и свободу. Я прочувствовал этот мир насквозь, за несколько недель я стал его отталкивать, а через месяцы отвергать.
Я не понимал, как этот мир позволяет нам так просто находиться внутри системы, передвигаться его улицами и не быть замеченными. Ведь ночью мало кто ездит по городу и таких умников вскоре отправляют в карцерные госпитали. Но нам везло, мы спокойно нарушали тишину спящего города.
Промокший фургон подъехал к ограждению, ворота в госпиталь были открыты. Макс пожелал нам удачи, бросил «Возвращайтесь, как станет скучно…» и снова вернулся на своё место за рулём.
Молчаливая команда оказалась на улице под проливным дождём.

не закончено...

29 июня 2006 года  09:10:27
Антон | liber_87@mail.ru | Луганск | Украина

---