Демьян ОстровнойОсень на ЛитовскойминиатюраПасмурное, но совсем не сумрачное, небо жизнерадостно зацепилось за багряно-желтые кроны кленов в сквере дворика педиатрической академии на Литовской улице, что рядом с плавательным бассейном СКА. Оно спешит в погожие последние октябрьские деньки полюбоваться живописными уголками земли до того, как ляжет на нее первый снег.Небо удивлялось новой скульптурной композиции. Два обнаженных, сверкающих свежей бронзовой краской, мальчика на гранитном шаре в круглом ограждении недавно открывшегося фонтана с горестными старческими личиками, простерли вверх ручонки, словно спасаясь от коммерческой медицины, взывают о помощи к Господу. Не исключено, что вынуждены они обратиться к нему и по другому поводу: скульптор изваял им явно недоразвитые детородные органы, и ребята просто пребывают в страхе от перспективы полового созревания.Академик Александр Тур равнодушно взирает пустыми мраморными глазницами на этот плод зодчества постсоветского периода. А чем он может помочь несчастным детям? Ведь он только бюст.Две из пяти гранитных урн, исполненных в стиле классических надгробий и вошедших в архитектурный ансамбль фонтана, уже лишились новеньких цинковых ведер, предназначавшихся для сбора мусора. Не посчитались предприимчивые бомжи с культурными ценностями – сперли.Старая ворона, косясь на тучную даму, восседающую на скамейке с газетой в руках, осторожно подкрадывается к болоньевой ее сумке, мудро рассчитывая чем-нибудь поживиться оттуда. И дама и ворона старательно делают вид, что не замечают друг друга. Тем не менее не упускают из поля зрения малейшее движение присматриваемого объекта. Постепенно это превращается в игру.Первой не выдерживает дама, она откровенно поднимает голову, ее губы изображают некое подобие улыбки на полном лице, темные глаза тепло и приветливо посматривают на черно-серую нахалку. Достает из сумки прозрачный полиэтиленовый мешок с кусочками хлеба. Ворона останавливается, настороженно устремляет на даму круглый черный глаз. Та, извлекает из мешка горсть хлебных крошек, бросает их поближе недоверчивой пернатой особе. Ворона, в ожидании подвоха, опасливо склоняет голову на одну сторону, затем на другую, решается и в два прыжка достигает угощения. Пробует. Расправив огромные крылья, с резким карканьем взлетает на дерево невдалеке. Через мгновенье возвращается с подругой. Шурша лапками по сухому многоцветью опавших листьев, птицы лакомятся подношением, изредка оглашая сквер отрывистым довольным криком.Дельтапланами, изредка, плавно кружась, тихо опускаются разноцветные листья, рисуя причудливые узоры на брусчатых каменных дорожках.Выпивший небритый дворник в ядовито зеленом жилете свирепо шоркает пластмассовой метлой, сметая в кучи опавшее золото щедрой питерской осени. Не понимает несчастный, что творит.Через неделю Покрова.Накроет белое покрывало разноцветье, скроет от людского глаза сочность осенних красок, холодом добьет последнюю зелень, лишит душу отрады.Белой, холодной надменной красавице-зиме не терпится вытеснить соперницу – кралю-осень, зрелую богатую боярыню с ее пышным и ярким убранством.Тысячи мчащихся колес и топающих ног смешают снежное белое одеяло и осеннее золото с солью и грязью, обращая их в серое болото, хлюпающую непролазную трясину, однородную чавкающую слякоть.Мокро в мороз.Сыро в стужу.Когда она еще придет, весна?И все-таки она наступит.20053 апреля 2006 года 15:09:29Демьян Островной | klepetr@yandex.ru | Санкт-Петербург | Россия ЯнаОправдание ШекспираГоворю же вам, что за всякое праздное слово,какое скажут люди, дадут они ответ в день суда…Евангелие от Матфея. 12:36Суд над В. Шекспиром проходил по уже отработанной схеме, усовершенствование которой вряд ли когда-нибудь будет возможно. Все увеличивающаяся очередь ожидающих рассмотрения их дел смертных и все увеличивающийся объем наговоренных ими слов заставили судей рационализировать эту схему до совершенно лапидарного уровня. В результате правый и скорый суд сводится теперь не к исследованию того, что человек наговорил при жизни, а к выяснению того, чего этот человек при жизни не говорил.Вопросов в таком случае задается совсем немного, ответы должны быть короткие и однозначные, и, если прибывший на суд мог сразу представить доказательства верности своих положительных ответов, процесс укладывался в считанные мгновения. В случае отсутствия материальных доказательств, приходилось наводить дополнительные справки, что, впрочем, всего на эти же мгновения увеличивало время процесса. Если же смертный или не понимал сути вопросов или давал отрицательный ответ, то сразу становилось очевидно, что выяснять далее еще что-нибудь не имеет никакого смысла.Прежде всего, судей интересовало, говорил ли Шекспир людям при жизни о том, о чем, например, В. Одоевский говорил так: «Для объяснения всякой мысли надо начинать с азбуки, ибо люди гоняются за одними выводами, тогда как все дело в основании».Естественно, второй вопрос развивал мысль вопроса первого и требовал от Шекспира представления доказательств его указания людям на то, что лежит в основе всех разумных, добрых, вечных выводов. При этом суд, наверное, исследовал, сколько сил и лет жизни потратил Шекспир на утверждение в сознании людей этого его указания. И, конечно, суд не мог не интересовать вопрос, предупреждал ли Шекспир людей, к чему ведет их непонимание важности вопросов, на которые им придется отвечать на будущем суде.Можно предположить, что рассмотрение дела Шекспира длилось на пару мгновений дольше обычного, поскольку это был единственный за многие века и на многие века человек, который смог представить суду столько доказательств своего непустословия.Впрочем, Шекспиру достаточно было бы представить суду уже один свой сонет 26, в первые две строфы которого он вложил всю душу своего ума:С достоинством твоим, моя любовь,Мой долг по рабски крепко связан.Его свидетельство я посылаю вновь:Не ум, а долг свой показать обязан.Долг так велик, что бедный умСлов не находит описать его значенье:Хочу вложить в основу твоих думТвое же о себе благое самомненье.В них он вполне ясно сказал, что достоинство-честь человека состоит в его верном мнении о себе. Без лишней патетики Шекспир сказал в этих строфах, что утверждение людей в таком верном мнении он считает своим великим долгом. И без всяких изысков, очень просто он сказал в этих строфах, что только в выполнении такого долга и проявляется на деле любовь человека ко всем другим людям. Все же другие слова о такой любви – это чистейшей воды и высшей пробы пустословие. При этом даже земному суду должно быть ясно, что те, кто на деле не любят людей, никогда не решат их (людей) проблемы, какие бы гейзеры самых горячих слов они бы при этом не извергали.В этих строфах Шекспир поделился с людьми своим открытием, что в основе всех дум, а потом и поступков людей лежит именно их представление о самих себе. Поэтому он и сказал, что желает, чтобы это представление было верным. При этом Шекспир дал понять, что поскольку из этого представления, основы люди делают соответствующие частные выводы, это представление, хотят они этого или не хотят, понимают они это или не понимают, всегда, соответственно, является общим. Даже если это представление выражается словами «червяк», «скотина» и т.д., и т.п. То есть, как бы люди не пытались выставить философию за дверь, она все равно будет ломиться к ним через окно.И совсем не нужно быть большим философом, чтобы понять, что в основе верного представления человека о самом себе должно лежать то же самое, что и в основе всех разумных, добрых, вечных выводов – материализованная в каждом без исключения человеке вечная истина взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия. А у Шекспира практически нет произведений, в которых эта истина не раскрывалась бы.Поэтому, без сомненья, В. Шекспир покинул суд так же, как он туда и прибыл – с твердой уверенностью, выраженной им еще при жизни в сонете 123:Но я клянусь, навеки с этих порСебе я буду верен, временам наперекор.И очень может быть, провожая его, судьи встали со словами: «Это был человек!» Человек, который образовался не в результате случайного смешения некоторых элементов, а человек сознательный, ставший таким в результате размышлений. Ведь и собаки бывают добрыми и злыми. Волки бывают умными и глупыми. А «человек, – как справедливо заметил Д. Дидро, – не волк и не собака».И, дай-то бог, со временем все это поймут и судьи земные.4.04.20064 апреля 2006 года 18:58:38Яна | zerkalo@sbor.net | Петербург | Россия Олег ГалинскийВаятель и Лирик(Фрагмент из...)Головастик возился с пластилином возле своего корпуса, лепя что-то неестественное из пластилина какие-то вытянутые дольки пластилина расставляя их на небольшой фанерной доске.- Что это? – спросил подошедший Кощей.- Хор это, певцы, концерт, ты по телевизору видел? – ответил Головастик после небольшой паузы.В деревенском доме сектантской семье Кощея не было телевизора, но будучи у соседей видел по телику хор каких-то дёргающихся на месте военных в фуражках. Но чтобы концерт из пластилина… Посидев немного Кощей ушёл не совсем вникнув во внутренний мир Головастика. Вскоре к Головастику подошёл Пинокет.- Что делаешь? – дружески спросил Пинокет.- Хор, концерт,— вновь повторил Головастик.Пинокет ничего не понял, и загорелся происходящим ещё больше.- Где хор? – спросил снова.Это певец,— объяснил Головастик показывая пальцем на отдельную чуть вытянутую дольку пластилина.- Постой. А почему нет голов, рук, ног, оркестра?Головастик ничего не ответил. В его внутреннем мире, был и хор возможно военный или детский, с музыкой, оркестром и ещё с чем-то. А сторонние видели только култышки и обрезки пластилина.- Дай кусочек, дай, я покажу тебе,— заинтересованно сказал Пинокет.- Не надо,— недовольно ответил Головастик стараясь отодвинутся от Пинокета.Но Пинокет схватил кусочек пластилина и начал лепить музыканта выделяя и голову и даже руки:- Вот- вот голова вот и руки, ещё капельку дай! — попоросил Пинокет.- Не надо! – уже сильнее и возмущённо Головастик отверг.Но Пинокет не слушал он выхватил пару хористов и начал и лепить вновь по своему образу.Нервы ваятеля Головастика не выдержали, он вытаращив глаза, схватил кусок пластилина и силой резко ткнул резко в лицо Пинокету, причём тык пришёлся между глазом и бровью, другой кусок Пинокету был залеплен уже в шевелюру над виском.- Ой–ой! Ой-ой, ты падла такая! – завыл от злости Пинокет, не ожидая такой наглости от начинающего ваятеля — молокососа и психа Головастика. Пинокет ударил пару раз Головастика но тот в таком в каком бывает и сам Пинокет. Головастик в ответ ударил доской Пинокета. Отскочив в сторону Пинокет машинально схватил камешек и стал прицеливаться в голову Головастика но затем вспомнил что у того мама работает в милиции, изменил прицел, угол и азимут, и метнул камень в ногу мальчику. Головастик с улыбкой подпрыгнул, но камешек всё равно пролетел мимо. Второй камешек запущенный посильнее и поточнее попал в коленку ваятелю. Головастик улыбаясь присел, затем через семь секунд, резко сменил выражение лица и горько взревел «- Ууууу! Аааааа!» Как бы говоря: – Смотрите! Смотрите! Как меня обидел бандит Пинокет. – Ааааааа! – ещё сильнее заорал Головастик. — Я папе напишу, он приедет тебя застрелит из пистолета!!!Пинокет быстро покинул место ссоры и стал наблюдать за обиженным из засады, а к Головастику начали подбегать и девочки из его третьего отряда, вскоре подбежала и вожатая а Головастик всё плакал и ругался на Пинокета который оборвал лепку хористов.9 апреля 2006 года 22:50:24Олег | Wladivostok | RUSSLAND Анна ХинлайдВокзалВ плетьях задумчивостиТёмный вечер, под ногами дождь, сырые сапоги и полное нежелание ехать туда где тебя никто не ждёт. Чёртов поезд, прибыл по расписанию, а как хотелось ещё посидеть на мокрой от дождя скамейке и оттянуть расставание. Но ведь всё бывает хорошо лишь в сказочных сериалах, где есть он, она и им абсолютно наплевать на всё, что происходит в их душе. Странное ощущение, что с тем моментом когда зайдёшь в поезд, жизнь закончится. В тот момент не хотелось думать, не хотелось жить, не хотелось спать, не хотелось есть и не хотелось вставать. Представив жизнь будущего ветра что будет обдувать твоё лицо, пробежал мандраж…21:00 поезд стоял и гудел как сумасшедший, она уезжала без опозданий..Она не могла отвести глаз от жизни, которая остаётся в этом городе. Для неё не было тайной что ждёт её там, куда едет этот чёртов поезд. Случайный взгляд, обманутые надежды и стон, где-то там в груди.Всё, подумала она, больше ничего нет, я уезжаю от самой себя, я еду в новую жизнь, убежав от старой. Убежав от старой, к новой, кошмарные мысли и кто всему виной? Жалкие лица за окном, чёрствые люди за спиной, разговоры типо, о возвышенном впереди, два идиота пьяные в хлам с боку и маленький мальчик протягивающий ручёнку, грязную и мокрую от дождя.Она думала что впредь её глаза не увидят подобного, но она совершенно однозначно знала, что другое ей не дано.Красный платок выпавший из рук, чёрная сумка промокшая наверное насквозь и железный фонарь светящий прямо в лицо… она не хотелаПовесив на плечо сумку она вошла в пустой, тёмный вагон, где чуть приглушённая лампочка светила в другую сторону. Купе, купленное полностью было холодным, мерзким и неуютным. А может послать всё к чёрту и остаться пока не поздно? Зачем? Для кого и для чего?Она села на кровать и опустила ресницы, опустила руки, по плечу сползла сумка, набитая сигаретами, косметикой и всяким хламом. Покатились слёзы, но она уезжала.Зазвонил телефон, но она его не слышала, шум в её душе был гораздо громче кричащего где-то телефона.. Может быть это звонили те, которые плакали вместе с ней в тот момент, ведь она уезжала. В этом городе остались люди, готовые кинуть мир к её ногам, готовые любить её всю жизнь, готовые прижать её к себе и не отпускать… Но нужно ли это было ей? Нет, ведь она уезжалаКто мог остановить её, кто мог сказать, кто мог простить, кто мог удержать? Никто, она была свободной…она была птицей, что улетает в другие края, оставив всё что было в прошлом, далеко в прошлом.Поезд тронулся, вокзал плавно растворялся в вдалеке, а дождь хлестал по окну, как будто плакал вместе с ней. Брошена перчатка, путь к безотказным сердцам мужчин, ей это было не надо. Более того ей не хотелось открывать глаз, ей было наплевать на то, что она губит свою жизнь уезжая, ей было наплевать на то, что скоро её не будет ждать никто. Она закрыла свою душу, она поклялась, что больше никто не узнает то, что болит. В голове звучала мелодия спетая Ларой Фабиан, руки дрожали, а ноги были бездвижны. Жаль, жаль ей было себя, впервые она почувствовала жалость к себе, к людям, что остались в прошлом. Тяжесть в сердце, боль, слеза, опрокинутая на ладонь, вокзал для двоих, ставший за многие года, вокзалом для одной. Долгая поездка, показавшаяся вечностью, сигареты тлевшие как будто на ветру и страх от бессилия. Всю ночь она просидела на кровати смотря в даль, смотря на капли дождя что стекали по окну. Утро, как в бреду, сонные глаза, новый вокзал, новые лица. Её встречали старые друзья, но нужна ли она была им, ведь у каждого была своя жизнь, маленькая жизнь, такая же, какую она оставила там на вокзале.29 марта 06г. 1:00 А.В.10 апреля 2006 года 15:57:28Confessionary | confessionary@mail.ru | Новосибирск | Россия Демьян ОстровнойУ телевизораИсторияПрограммой телевидения пользоваться неудобно и нерационально. На ее изучение времени уходит больше, чем на просмотр самих передач.Как среднестатистический телезритель, я тоже не прибегаю к телепрограмме, а полагаюсь на последние достижения современной электроники. Есть пульт дистанционного управления, при помощи которого в считанные секунды можно обозреть все телеинформационное поле. И ничего, что попадешь не на начало передачи, а на ее середину. При той «глубокой» смысловой нагрузке всех программ, которую они несут, не представляет особого труда самому домыслить то, чего увидеть не удалось.В своих пародиях и интермедиях сатирики и юмористы на сей счет не раз проходились. И будут к этой теме возвращаться, потому что она неисчерпаема.А телевидение? Как будто договор с юмористами заключило на поставку им материала для творчества: день ото дня передачи все хуже в художественном смысле и безнравственнее с точки зрения общественной морали. Скоро просмотр их будет сводиться к постоянному удержанию пальца на кнопке переключения ТВ-каналов.Мне кажется, что я безнадежно консервативен, но радио и периодические издания, на мой взгляд, сохранили большую, чем телевидение, способность привлекать интерес слушателей и читателей к себе.Сегодня я с надеждой на счастливый случай взял в руки «лентяйку» – вдруг, где-то что-то переменилось на телеканалах к лучшему.Щелчок пультом.На экране красивая, сексапильная женщина лет тридцати-тридцати пяти. Дама в теле, по плечам рассыпались роскошные каштановые волосы, глаза большие с поволокой, как у первотелки. Грамотно, хорошо поставленным голосом излагает ею же изобретенную методику достижения оргазма. Вагинального и клиторального.Гостья программы, мило грассируя на букве «р», горько сетует на вырождение мужчин, которые тяжеловесны, несостоятельны и необучаемы в сексе. Аргументирует, ссылаясь на бесчисленное множество примеров из собственного сексуального опыта, в том числе и группового. Но все сводилось к одному – наши мужики не могут, не умеют и не хотят.Первая отечественная чернокожая телеведущая внимает ей с нескрываемым вожделением.По мнению приглашенной, всем женщинам давно следует перейти на самообслуживание. Как это делать, судя по всему, она знала и умела. Аудитория, состоящая на три четверти из женщин, сочувствовала героине. Дамы, вникавшие до мелочей в систему самоудовлетворения, распалились до такой степени, что возбуждающая атмосфера студии ощущалась даже по эту сторону экрана. Участилось дыхание и у меня. Пришлось накапать себе валокордина.«Методистка» раскачивалась в такт повествованию, а зрительницы повторяли ее движения. Стали заводиться и присутствующие представители противоположного пола.В студии, несмотря на феминистские тенденции рассказа, нависла угроза повального греха.Когда искусительница призналась, что с помощью своей методики ей дважды удалось испытать и клиторальный, и вагинальный оргазм, какой-то мужик захрюкал, словно секач в период брачных игр.Ведущая с трудом разомкнула свои полные африканские губы, пересохшие от волнения, облизнула их розовым языком и прервала актуальную лекцию вопросом:- Простите. Есть ли у Вас муж и, как он относится к …э-э-э Вашим творческим экспериментам.«Знающая о сексе все» с недоумением уставилась на ведущую взглядом. Мол, какая тут связь? Муж и секс? Несовместимые понятия.Но ответила:- Конечно, есть. Он постоянно озабочен тем, что бы я была счастлива в постели. – И, немного спустя, добавила – А я ему всячески помогаю в этом.Студия горячо зааплодировала.- Сейчас молодой человек расскажет нам, как техника секса помогла ему не потерять любимую девушку. – С энтузиазмом объявила ведущая.Испугавшись, что буду втянут в сеанс общенационального секса, я переключился на следующий канал.… Два Филиппа Киркорова несут откровенную ахинею с претензией на остроумие. Один Филипп одет в стиле унисекс, другой изображает пирата. Обращаются друг к другу не иначе, как «дурак», «дебил», кривляются перед видеокамерой, любуясь своей внешностью и пустословием. В паузах между глупостями Филиппы запускают клипы звезд эстрады, не забывая, впрочем, и о своих шлягерах.Через три минуты мое терпение иссякло. Пришлось включить «Россию».Навалившись на рабочий стол грудью, нахмурив белесые брови, исподлобья устремил на страну жесткий, немигающий взор узкопоставленных глаз сам Президент. Жиденькая, всегда тщательно уложенная на проборчик, прическа от этого стала менее симпатичной. Мне стало не по себе. Подумал, что его негодование обращено на меня. Хорошо оператор вовремя перевел объектив на собеседников главы государства. Оказалось, я здесь ни причем. Он буравил взглядом двух министров – авторов проекта закона о монетизации льгот. Первое лицо так мастерски изображало гнев праведный, что министры вынуждены делать перепуганный вид. Или им и в самом деле им страшно? Такую откровенно садистскую сцену моя тонкая психика не выдержала, и я, боясь кровопролития, быстро нажал кнопку пульта.О, тут более жизнерадостная тема: клиника трансплантации волос д-ра Минкина предлагает желающим пересадить волосы с любой части тела на голову. Безболезненно, но не бесплатно. Невольно пересчитав на своем черепе оставшиеся волосы, я оживился. Прикинул, откуда бы можно заимствовать растительность для такой операции. Сохранился еще волосяной покров в одном месте, но как оно отнесется к подобному грабежу. Вдруг от обиды перестанет функционировать? Да и средств нет. Решительно отмел идею трансплантации. И, чтобы окончательно пресечь соблазн, включил следующий канал.Какая-то соблазнительная садистка направила огромный кухонный нож прямо в пах симпатичному парню в джинсах. Парень в предвкушении, что лишится самого дорогого, чем он может располагать в его возрасте, блаженно улыбается. В ужасе я зажмурил глаза так, что не заметил, как проскочил несколько каналов. Позже дошло, что это была реклама джинсов.На «ТНТ» Дмитрий Нагиев весь в рваной одежде, в темных очках и с туго затянутой на затылке косичкой, рисуясь перед зрителями, пытается убедить какую-то сумасшедшую семью одеться. Мать и отец уже почти согласились, но дочь никак не хотела надевать бюстгальтер, мотивируя тем, что только так может поддержать папу, который, как оказалось, и затеял эту акцию. Два дюжих молодца в фирменных желтых футболках программы «Окна» с усилием, наконец-то, запихали пышную грудь девицы в лифчик. Т-а-а-к! Здесь уже, по-видимому, ничего интересного не будет.Щелк! Хорошая передача. Внучка решила облагодетельствовать дедушку-ветерана – отремонтировать ему квартиру. Обратилась в телепрограмму «Школа ремонта». Пенсионера отправили на дачу. Приехали сотрудники телевидения с рабочими, приступили к делу. Пока ведущая рекламировала фирму, ремонт споро завершился. Привезли деда – дали успокоительного и запустили в дом. Он счастливо хихикал и все порывался уйти, не узнавая родного дома. От смешка побрякивали на его пиджаке награды. После сообщения о том, что за ремонт платить не надо, дед неуверенно согласился остаться в собственной квартире. Мне понравилось. Подбить внука, что ли, написать телевизионщикам. А вдруг повезет. Бесплатно, все-таки.Промелькнуло «o.b.» в прокладках и тампонах.«Три толстяка» и «Клинское», шипя белой пеной, проехали по экрану.Жена известного кинорежиссера, судорожно суетясь по кухне, готовит завтрак для всей страны. Не дает ей покоя слава Макаревича в телекулинарной сфере. Видно, доняла мужа – купил тот ей программу, лишь бы отвязалась.Нажимаю кнопку. Ширвиндт-младший, сильно похудевший, лениво отбрыкивается ногой от норовящих пописать на его штанину четвероногих участников «Дог-шоу». Известные на всю страну солидные люди в жюри равнодушно выставляют оценки собачкам, которые даже не представляют, в какую авантюру их втянули двуногие друзья.А вот министр обороны с иезуитской улыбкой на лице, подводит перед журналистами итоги своей успешной пятилетней деятельности, и уже серьезнее зачем-то добавляет, что старушка, попавшая под автомобиль, управляемый его сыном, была в нетрезвом состоянии.Меняю канал. Какая трагедия! Умерла самая старая в мире рептилия – двухсотпятидесятилетняя черепаха, знававшая еще Михайлу Ломоносова. От безутешного горя склоняю голову в печали.Щелк! То ли в «Аншлаге», то ли в «Главпродукте» сама шутит, и сама же гогочет над своими остротами Регина Дубовицкая.Ага, вот и канал «Культура»! Тут что-то привычное, интеллигентное.Успокаивает.Звук потише.Посплю.2006 г.11 апреля 2006 года 11:29:50Демьян Островной | klepetr@yandex.ru | Санкт-Петербург | Россия Анна ХинлайдДом под белым одеяломЖизнь, как ей казалосьРано было, но казалось что часы били уже давно за полночь. Кто-то шлёпал каблучками по замёрзшему асфальту, а чьи-то шипы от вот-вот только что переобутых колёс лязгали и шоркали по снегу! Градусник на больших часах, показывающих не только время но и погоду, кричал о том, что в воздухе было градусов 15.Почему мёрзнут ноги, подумала ты! Ведь погода не такая уж и прохладная. Забежав в ближайший кабак, ты попросила у бармена 100 гр. Коньяка, бармен, молоденький мальчик, был очень галантен и услужлив. К коньяку он протянул тебе блюдце с нарезанным лимоном и немногозначительно посмотрев в твои глаза, предложил за счёт заведения пару конфет, для закуси. Спасибо, отрезала ты, но тебе было в тот момент не до конфет и уж тем более не до его взглядов… Посмотрев на часы, ты кинула ему пару стольников, схватила сумку и пошла. Вот слава богу теперь я согрелась и как минимум минут 30, мёрзнуть не буду.Дорога казалась очень длинной и кто-то крикнул вслед, но подумав что это было не тебе, ускорила шаг. Мила! Мила, постой! Этот голос казался тебе очень знаком, но кто? Кто мог окликнуть тебя в домах, где не жил ни один твой близкий человек! Странно, приостановившись подумала ты, кто он? Повернув голову назад, ты увидела силуэт мужчины и как-то ужасно стало во всём теле, в миг стало жарко, потом холодно, а потом…… что было потом… Неужели это он? Я не могу поверить, что это он, не может быть, ведь прошло столько лет, столько долгих лет… Чёрт возьми, подумала ты, и угораздило меня именно сегодня оставить машину и прийти пешком сюда………….Что делать? Дать дёру пока не поздно? Всё равно догонит и уж потом точно не отверчусь, подумала ты…. Ты стояла смотрев на белый снег под твоими ногами, как не хотела в тот момент ты поднимать своих глаз….Шаги приближались, снег хрустел в два рази сильнее и шум был всё громче и громче, всё ближе и ближе…. Здравствуй Мила! Знаешь а ты быстро ходишь и очень хорошо знаешь эту местность…странно я на машине, а ты пешком и тебе удалось скрыться от моих глаз…Он радостно улыбался. От его улыбки по твоей шее пробежала стадо диких мурашей…Вот чёрт, от чего так дрожат ноги? Почему я, которую некоторые считают стервой, которая не упустит возможности стебануть, сейчас стою и дрожу как берёза на ветру в диком поле…. Пропустив мимо ушей сказанное, но сфокусировав глаза на его небритом лице, ты отвернулась и пошла прочь……… Прочь от кого? От себя, от своей прошлой жизни или банально от человека, которого когда то любила больше жизни и прощала абсолютно всё…… От кого и куда теперь? Мыслей было много, но не одной здравой, решила ты…Постой Мила, не уходи прошу, не уходи я не могу потерять тебя дважды…Теряют один раз, ответила ты…А уж ели ты потерял, то тебе то однозначно в ломы всегда было идти во второй раз по одной и той же тропинке…Ты ведь у нас гордый, абсолютно убеждённый в своей правоте, а главное знаешь что? Твоя фраза, Ну такой я, что теперь поделать? А ничего, вот никто ничего и не делает. Ладно, говори, что ты хочешь от меня, какого чёрта в твою безбашенную бошку пришла такая бредовая идея, найти меня? Что тебе ещё надо? Хорошо, раз всё так формально, я тебе объясню…. Стоп, я передумала, ненадо мне ничего объяснять, уходи туда откуда тебя принесли черти….Надоело слушать тебя…утомил……. Ты снова отвернула лицо, потому что не смогла удержать слёз, которые подвели тебя и хлынули в самый неподходящий момент….Ты ускорила шаг и пошла, в какой-то момент ты бежала….ты хотела убежать, иначе ты бы себя никогда не простила… Тут ты вспомнила что тебе стоило встать на ноги после того когда он ушёл от тебя……Кто мог тогда помочь, кроме тебя самой? Кому были нужны твои мысли, твои слёзы, твои ночные бессонницы? Кому? Всё что могла делать ты, всё на что поднималась рука…писать…сочинять, петь песни и опрокидывать слёзы на мокрую деку…….. И никому в тот момент ты не была нужна со своим горем, один на один….да, тяжело когда нет руки помощи…очень тяжело….И почему в тот момент ты была одинока? Да потому что ты была одинока не только в тот момент. С возрастом росло и твоё одиночество. Поднимаясь вверх с тобой поднималось и твоё одиночество………Теперь сил не было бежать….ты подняла красивые глаза и увидела, да такой красоты ты не видела со времён своего детства. Перед тобой стоял красивый дом, и окутан он был казалось белым покрывалом, белым пледом…. Упав на коленки от бессилия, ты любовалась этой красотой…стало холодно, но у тебя казалось был коньяк в сумке о котором ты забыла…достав красивую золотую фляжку с надписью, ты выпила и тебе стало жарко…. Была я сная картина…Красивый белый дом, шикарное крыльцо и девушка сидящая на снегу с коньяком в руках…. Было такое ощущение что ты окунулась в прошлое…вспомнила как вы с ним мечтали именно о таком белом, красивом доме…. Что это было, простое совпадение или судьба в очередной раз захотела ткнуть тебя лицом в гнездо, которое засохло от того, что там уже давно не было ни одной птицы??? Всё было как в тумане, он, этот белый дом, твоя сложная судьба и одиночество, которое стало спутником твоей жизни…. Ты побрела дальше, тебе был противен этот красивый дом, потому что он был красив, тебе был противен он, самый дорогой человек, ты была противна сама себе, за свою слабость… Тебе было противно, что лишь ты одна знала о том, что ты слабая женщина. Что в очередной раз тебя поглотила пустота, что ты встретила его возле этого чёртова дома и что теперь ты долго не сможешь забыть сегодняшний вечер, его глаза и его улыбку… Странно, но в какой то момент тебе показалось, что стало легко на душе, наверное ты обманывала себя….А на самом деле тебе стало ещё хуже, ведь теперь впереди снова ничего нет и нужно будет снова искать тропу и идти по ней…иначе ты не умела….Всегда собрав себя в кулак шла…и никогда старалась не падать, ведь этому тебя учил отец….Наверное он бы гордился тобой, и лишь от этой одной мысли тебе становилось лучше… Ты ушла….растворилась в темноте.. Он долго искал тебя, но не смог найти, он даже заплакал и проклинал себя за то что потерял тебя но не во второй раз, а однажды….Он слишком поздно осознал, что любил только тебя всю свою жизнь….но сделать больше ничего не смог…Упасть вверх….нет…это было не в его правилах….А.В.11 апреля 2006 года 15:30:03Confessionary | confessionary@mail.ru | Новосибирск | Россия Олег Галинский(Фрагмент из....)Игорёк, деревенский мальчик 11 лет, о Росе и не знал и не мечтал. Маму Игорька сектантку с трудом и в последний момент уговорить отправить Игорька в Росу, в лечебный, оздоровительный, щадящий месяц август. Наконец, согласившись отдать сынка властям, мама с сельским водителем на грузовике привезла уже под ужин Игорька. Если Павел ехал в детство то Игорёк ехал во взрослую жизнь, именно там в лагере ребята начинали взрослеть, набираясь разного и не всегда положительного опыты.- Какой он у Вас…Ему бы на пару месяцев к нам,— глядя на рёбрышки Игорька произнёс Анатолий и по отечески осторожно прижал к себе.- Потом физкультурой позанимается. Да? Ну беги в столовую.Мама передала Игорьку сумку и узелок ушла к ожидающему Газ-52.Подбегая к столовой Игорёк увидел трёх взрослых парней со смехом обсуждающими что-то, наверное рабочие столовой подумал Игорёк и ошибся, при выходе из столовой получил пару приветственных тумаков от Павла. Вернувшись обиженным в этот многие получили тумаки от троицы первого отряда.Домик который делили врач Белла, и «водомер» — физрук лагеря был расположен между плацем и столовой.. Летний домик. Если помещение Беллы было сугубо медицинским. То комната Анатолия чем-то домашним, и уютным где был чайник, радиоприёмник, книги. Книг у Анатолия было мало но зато интересные, несколько роман газет, несколько художественных книг. Была и литература на медицинские темы, с книгой о дурацких и идиотских физиономиях. Утро Анатолий проводил с ребятами на плаце, до и после обеда на стадионе. Иногда ребята посещали Анатолия, иногда заходили девочки что вызывало ревность у мальчиков.В палате второго отряда начали укладываться спать. Игорек, чья койка была у стены близко к двери, был на виду у половины всей палаты.- Опоздал ты Игорь. Сегодня после обеда мультики были три часа подряд, в честь открытия лагеря,— соврал Фантомас.- Да,— сочувственно вымолвил Игорёк.Скинув рубашку Игорёк оголил худенькую грудную клетку на которой выделялись ребрышки, Игорёк замешкался в поиске майки в сумке и Рыжий резко подскочив к Игорьку и начал водить кулаком по рёбрам Игорька. Игорёк не выдержал щекотки и по детски закатился со смеху. Ребятам в палате понравился заразительный здоровый детский смех и в палате тоже засмеялись.- Кощей! Кошей! – закричал Рыжий, затем подскочил Пинокет и тоже начал щекотать Игорька прибавив дополнительно радости. Так Игорёк получил кличку Кощей. Изнемогая от искусственной радости и брызгая слезами, Кощей начал резко мотать головой вследствие чего ударил Рыжего головой, послышался глухой стук черепа об череп.- Сука! – крикнул Рыжий и шлёпнул Кощея по плечу, на этом веселье прекратилось. Кощей начал вновь копошится в сумке и не заметил вышедших из палаты Рыжего, Пинокета, Фантомаса, а затем и Маклая. Вскоре ребята врознь вернулись. Маклай повернувшись к Рыжему громко сказал:- Завтра утром из Москвы проездом в Японию к открытию нашего лагеря приезжает всемирно московский кукольник Образов, нашему отряду поручено встретить на автобусной остановке дедушку Образцова с вещами и препроводить в лагерь.Игорёк раскрыл рот.- Кто же кукольника будет утром встречать? – спросил Маклай.- Я проспать могу,— сказал Пинокет.- А я недостоин,— сказал Рыжий.- Как же быть а? – вновь спросил Маклай.- Может девочкам доверить встречу? – сказал Рыжий подмигнув Маклаю.Игорёк помялся хотел встрять в разговор но постеснялся..- Ну что Кощей? Встретишь кукольника? – спросил Маклай.- Рано утром? Там у дороги? – тихо спросил Кощей.- Там Кощей, там,— ответил Пиновет отвернув смеющуюся физиономию.Вошёл высокий худощавый сутуловатый парень 13 лет.- А вот и сохатый явился,— крикнул Пинокет.- Сохатый, завтра концерт будет,— сказал Рыжий.- Какой концерт? — спросил не понявший Сохатый.- Узнаешь какой,— и Рыжий, Маклай, Пинокет, ещё кто-то ехидно засмеялись.Свет погасили но ребята не спали.- Кошей а ты анализы все сдал? – вдруг спросил Рыжий со своей койки в темноте.- Все,— ответил Игорёк-Кощей.- А сперму сдал?Игорёк замолчал, это он не сдавал.- Вон Пинокет сегодня наверное уже два раза сперму сдал,— и ребята засмеялись в ночной палате. Девочки второго отряда слышали веселье у соседей-мальчиков, любопытство не давало им покоя, уже потом они будут подходить к двери и подслушивать разговоры.- Не бойся Кощей, с нами не пропадёшь! – сказал Пинокет. Но Игорёк- Кощей боялся. Боялся завтра, боялся со-отрядников, боялся новых незнакомых слов, боялся трёх детин из первого отряда которые выдали ему «пилюль», боялся вожатых и главврача которые вот-вот затащат его и начнут колоть шприцами или ковыряться во рту стоматологическими инструментами. Одно давало ему надежду, встретить дедушку Образцова, и приобрести почёт, уважение и авторитет среди старших ребят. И зачем его мама отправила в лагерь? Наверное, в наказание за шалости и провинности. Может быть убежать?! Такими же мысли и соображения обуревали ещё с десяток детских душ особенно в третьем отряде.Послушав жуткие байки мальчишек о том, как некоторые девчонки высасывают кровь из вен. Игорёк свернулся в калачик и укрылся с головой простынёй и скоро быстро задремал.В предновогодние праздники военные летчики одной из летных эскадрилий совершали какие-то важные воздушные перевозки, один из самолётов с сильным перегрузом разбился. За полгода осиротевшие детки с мамками разъехались из военного городка. Но путёвки к августу прибыли в профком части. Возвращать путёвки командиры не хотели и разбросали путёвки среди офицерских деток. Так в лагерь для психов попали «летуны» — здоровые откормленные на государственных харчах офицерские детки. Были в Росе детки и военных, и милиционеров и прокуроров как например Стас и Головастик но те детки были с ярко выраженными фобиями, и патологиями да такими что направление в Росу выдавали с января.Чуть светало. Когда над утренним лагерем спящим послышался шум вертолётных лопастей. Рыжий чья койка находилась у окна поднёс свою физиономию к окну, проснувшиеся ребята на- Сейчас долбанет напалмам по нам и хана!!! – ляпнул кто-то во втором отряде, и все загоготали. Больше всех гоготали Рыжий, Фантомас и Сохатый.Вертолёт высадив четверых мальчиков и двух девочек на стадионе, где детей же ждали вожатые и Белла, улетел восвояси.До завтрака летуны ждали в беседке, вероятно Таисия и Белла решали как быть с «больными детьми». Наконец таки после завтрака мальчики-летуны стали переносить раскладные койки по корпусам. Один летун попал в первый, двое других во второй, и четвёртый летун был определён в третий. Две девочки также были определены в первый и третий отряды.В первые часы летуны держались вместе, но после обеда успели пообщаться и с другими ребятами.Игорёк проснувшись от звука лопастей вертолёта не забыл о кукольнике Образцовее. — Побегу встречу один, первым,— подумал он, и с ранним рассветом то рысью то переходя на галоп побежал к дороге. Дедушки Образцова не было у дороги. Вот проехал грузовик, вот едет молоковозка, может на ней дедушка Образцов? В каждую машину и мотоколяску он всматривался как пограничник в засаде. Вот-вот подъедет московский кукольник и Игорёк подхватит его поклажу поможет донести до лагеря. Но дедушка Образцов так и приехал. На завтрак Игорёк опоздал.- Ты где был! — срываясь почти на крик спросила почти вожатая.- Кукольника ходил встречать,— ответил обиженно Игорёк.Ребята смеялись, радуясь недоразумению в которое попал Кощей.- Чтобы больше за территорию лагеря не уходил! – угрожающе сказала вожатая Кощею.Как бы ни так, после ужина Кощей вновь пересёк территорию лагеря.11 апреля 2006 года 22:15:59Олег | Wladivostok | RUSSLAND Анна ХинлайдМожет бытьодин день из жизниБыла зима, снежок летел как ему полагалось в тот момент, красиво и непринуждённо. Может быть зима подходила к своему завершению, а может она только решила поиграть на глазах у изумленной публики и дала морозу отдых. Снежок скрипел и поражал своей чистой блестящей белизной. Кто то играл, а кто-то громко и заливисто смеялся, эти моменты были незабываемы. Смотря на эту картину из своего маленького окошка, тебе стало уютно и тепло от того, что люди как тебе показалось не перестали радоваться простым природным явлениям, это было нескончаемо красиво. Наверное прошло около часа, а ты всё стояла и смотрела, но зачем? Зачем было смотреть на людские улыбки, на чистые детские глаза, да видимо от того, что эти глаза были самыми искренними на тот момент. Счастье казалось безоблачным, для каждой маленькой души! Да видимо тот момент был самым ярким для того, чтобы вспомнить своё детство…. Ты вспомнила папочку, который пожалуй любил тебя больше всех на свете, который дарил тебе столько тепла, сколько никто за всю жизнь не подарит. Ты вспомнила изумлённое мамино лицо, когда удрав из дома тебя привели под вечер, ох и досталось же тебе тогда. Да ты много раз удирала из дому, ведь тебе нравилось это. Жаль, что так быстро закончилось детское время, которое сейчас видимо было бы на вес золота. Звонок телефона быстро спустил тебя на землю…. Чёрт возьми где этот телефон, ну почему он постоянно где-то валяется…-Аллё, палата номер шесть- отрезала ты-Алё, ну что вы молчите?, в ответ слышалось лишь дыхание, мужское дыхание. Нажав на кнопку и кинув трубку на диван, ты снова подошла к окну, но к твоему удивлению там не было ни одной живой души.. Но где, но почему их нет подумала ты…где эти смешные, детские лица, заливисто смеющиеся… но ничего уже не было…. В какой то миг ты подумала что сошла с ума и что всё что происходило тебе померещилось….. Ох.. заработалась, подумала ты. Надо было уже давно уйти с этой чёртовой психушки, но тебе было жалко одного несчастного мужчину, который был именно твоим больным. Ты знала, что если ты уйдёшь, то мужчина погибнет. За пять лет твоей работы, Володя настолько привык к тебе, что встречал каждое утро тебя у входа в «Отделение неврозов». А провожал он тебя со слезою на глазах. Тебе при виде мужской слезы, пролитой не просто так, хотелось плакать. А плакать от чего, от жалости, а может от любви к этому беззащитному мужчине. Как могла заплакать ты при виде беззащитного мужчины? Тебя всегда смущала мужская слабость, ты призирала её вместе с тем кто ею обладал. Ты смеялась мужчинам в лицо, ты стебалась над ними, тебе было абсолютно неинтересно что они подумают, они были одноклеточными, были все как один…. Но беда была в том, что такой ты стала именно в тот момент, когда ушёл Он!Мысли, было много мыслей, а ты всё стояла у окна. Кто-то внизу помахал тебе рукой, он очень был похож на Володю! Господи, да это же был он….Ты схватила халат или что там ещё у тебя было под рукой и выбежала на улицу. Володя стоял и счастливо улыбался…. -- -Что ты здесь делаешь? -Крикнула ты-Почему ты не в больнице?- ещё громче крикнула ты-Успокойтесь Алла Викторовна- сказал сиплым чуть тихим голосом Володя-Меня выписали сегодня утром, а я очень долго искал ваш дом, я хотел вам сказать, что теперь я свободный человек- ещё тише произнёс Володя.В тот момент ему хотелось прижать её к себе, но она была тем человеком, который был под запретом. Это был его врач, это была женщина, которую он любил уже ровно год, пока лежал в больнице. Именно эта женщина помогла ему после смерти жены и дочери вернуться к жизни. Она, помогла ему найти смысл в его как ему казалось бессмысленном существовании. И он любил её всей душой, он любил её всем своим огромным мужским сердцем. Володя мог говорить ей тысячи раз спасибо, он мог обожествить её и поклоняться именно ей. Но она ему не позволяла этого делать….Он был для неё всего лишь пациентом, в которого она поверила, которого она пожалела, чисто по-человечески, что противоречило работе мед. психолога. Она позволила ему переступить границу дозволенного, она отнеслась к нему не как к пациенту, а как к мужчине, которого она могла полюбить.-Ну что теперь мне прикажешь с тобой делать?-ответила она-Ничего, я пришёл просто сказать Вам, что меня выписали и теперь, я буду видеть реже ваше красивое лицо- опустив глаза сказал Володя. Она ничего ему не ответила, он отвернул голову и пошёл прочь. Она хотела было его окликнуть, но не решилась, она не могла допустить ошибки, о которой жалела бы потом всю жизнь….. А может быть догнать его…а может быть….. нет!!!Он шёл, глаза его в тот момент были самыми яркими и наверное самыми мокрыми в толпе! Он не мог понять одного, почему же эта женщина, которую он так сильно любил не отвечает ему тем же? Он зашёл в дом, где жил когда-то счастливым, казалось что самым счастливым человеком на земле! Там раньше жила его жизнь, его семья, которую он так безумно любил! Жена и самая красивая в мире дочь! Но в один миг он лишился всего!Жизнь в миг оборвалась, стало темно в глазах, ведь он потерял главный смысл своей жизни…Он только помнил свет, а потом в миг его не стало….Что было дальше он не помнил. Когда там в больнице к нему вернулось сознание, он почувствовал тепло её рук….жаркое тепло, оно было таким родным, таким близким.. но он не знал что оно было далёким.Вечер для неё выдался очень тяжелым, она сидела на кухне и допивала коньяк, закуривая сигаретами……….. Мысли летели словно птица, что сломала крыло…к сожалению она успевала их улавливать, а ведь в тот момент она понимала, что потеряла последнее, что у неё было. А что было, пациент, которого она любила всем сердцем, но ведь он был просто пациент. Она хотела побежать к нему, прижаться к его сильной груди, смотреть в его красивые глаза, видеть его улыбку, видеть глаза полные счастья, но это было в тот момент для неё чем-то запретным. А что стоило просто взять и переступить через себя и уйти к нему? Нет, она просто не хотела больше ошибаться. Ведь тогда, очень давно она также поверила, а потом осталась одна, совсем одна, хотя надеялась, жила, мечтала. Может быть…может быть она была не права в тот момент, но кто мог ей вбить в её голову эту мысль? Кто-то, но этот кто-то был так далёк……..Он ушёл, он просил себя забыть о ней, но не мог. Он помнил каждый день, он помнил её красивые глаза, он помнил её руки, он помнил её улыбку, он помнил её смех, он жил именно ей. А что он мог дать ей в тот момент, скуку, разочарование, свои бесконечные мысли о том, что у него было? Да он любил её, но не смог сделать бы счастливой. Может и правильно что она его прогнала, может быть……А она снова осталась одна, как только на горизонте появилось что-то похожее на любовь, она не поверила……… А было ли это любовью, а может это был самообман? Теперь уже она не смогла бы найти ответа на этот вопрос, да и зачем ей было знать? Она вновь встала и пошла, день держалась, а вечером в одиночестве, смотрела в окно, надеясь увидеть его… Но он не приходил, он не смог забрать её мечты, её мысли, её улыбку и её жизнь. А она мечтала об этом больше всего на свете, но рук своих не поднимала, думая, Значит так угодно судьбе, вновь оставить её наедине со своим одиночеством!!!16 апреля 2006 года 16:01:23Confessionary | confessionary@mail.ru | Новосибирск | Россия СОФИЯ КАЖДАНИспанский романЛукас Май впервые увидел её на приморском бульваре в Испании.Она шла в окружении трех подруг и задорно смеялась. Её смех и заставил его остановиться и оглянуться ей вслед.«Сошедшая с небес», – подумал мужчина, когда увидел девушку яркой, необычной внешности.Вечером того же дня Май снова встретил её на дискотеке. Она танцевала танец живота, и все отдыхающие расступились, наблюдая за этой экзотической сценой.В эту ночь Лукас не сомкнул глаз ни на минуту. Образ таинственной незнакомки, вихрем ворвавшейся в его жизнь, стоял у него перед глазами.Еще одна встреча с ней произошла совершено случайно. Он увидел её в магазине и замер около двери от неожиданности. Его тело напряглось, и в нем заборолись два существа: одно возвращало назад, в прежнюю жизнь, другое влекло только вперед.– Лукас, чего же ты медлишь? Это твой шанс… Второго может и не быть… – произнес его внутренний голос. – Подойди к ней… Что ты ждешь? Возможно, это твоя судьба… Твоя женщина… Единственная в этом мире, которая может сделать тебя счастливым.Он поднял голову и взглянул на неё. Его пронзительные карие глаза изучали черты её лица, и казалось, что она сошла с портрета Леонардо да Винчи.Незнакомка почувствовала его взгляд и тоже подняла глаза. Их взгляды встретились.Из магазина они вышли вместе.Он, Лукас Май, тридцати пяти лет отроду, и она, Наталья Иванова, высокая, длинноволосая блондинка с громадными миндалевидными зелеными глазами, переводчица, приехавшая с подругами из далекой Сибири в Испанию.Опьяненный её красотой, фигурой и ароматом духов, Лукас Май лишился покоя. Он готов был бросить к её ногам все. Все, чем владел…Спустя два дня он приехал с ней в Барселону, чтобы показать город.В сказочном парке Гуэль, напоминавшем страну чудес, он стоял перед ней на коленях и просил стать его женой.– Лукас, но ты меня ведь совершено не знаешь.– Я люблю тебя, – эти слова повторил он на пяти языках.А спустя шесть месяцев у неё на пальце сверкало тоненькое обручальное кольцо.Спустя год родился сын.– Наташа, сокровище мое, я так счастлив… Так счастлив… – слезы радости текли по щекам Лукаса. Он присел на край больничной постели. – Ты подарила мне то, о чем я так долго мечтал по ночам, чем бредил.Наташа слегка приподнялась и нежно провела пальцем по мокрой от слез щеке мужа.– Лежи… Лежи… Сокровище мое… Тебе рано еще подниматься.Она взяла его руки в маленькие женские ладони и поднесла к губам.– Спасибо тебе… Спасибо за все… За то, что ты есть… Что ты любишь меня… Что ты всегда рядом…– Это тебе спасибо… Спасибо за сына… За твою ласку… За твою заботу.Он вышел из больничной палаты, и душа его пела. Пела оттого, что Наташа, его любимая Наташа, самое бесценное сокровище в этом мире, подарила ему сына, наследника, продолжателя рода семьи Май. Только она с её загадочной, открытой сибирской душой, смогла вернуть его к жизни.Разве мог Лукас подумать, что эта случайная поездка в Испанию преподнесет ему такой подарок судьбы.А ведь до встречи с ней он думал, что жизнь для него кончена… Что никогда он не будет счастлив… Что этот дар судьбы обошел его стороной, оставил тяжелый след воспоминаний.Любимая женщина, которой он верил, которую любил еще со школьной скамьи, после пяти лет совместной жизни, похожих на постоянные сражения ушла от него. Ушла к другому мужчине, так ничего не объяснив.Три года… Целых три года, он ходил как тень. Лукас избегал и презирал всех женщин.Сейчас он счастлив… Счастлив, как никогда… И это счастье подарила ему не Клаудия Шифер, не Николь Кидман, а молодая девушка с русской фамилией Иванова из далекого города Новосибирска. Одним своим смехом, своим взглядом, своим женским обаянием она смогла растопить заледеневшее сердце Лукаса Мая и превратить его в цветущий оазис.И он благодарен ей за это.17 апреля 2006 года 11:06:32София КАЖДАН | ТОЛОЧИН | БЕЛАРУСЬ Олег Галинский(франмент...)Утром шестого числа на линейке выступила с речью Белла, решив посвятив почти час краткому курсу первой помощи.-Ребята сейчас я хочу поговорить о первой медицинской помощи.- Да знаем! А зачем она нам? – закричали в первом отряде.- Вдруг током, тепловой удар, утопление, насекомые ядовитые,— сказала Белла.- Нас током бить будут, топить, травить! – загалдели вновь в первом и втором отрядах.- Что за крики? Кто Вам позволял перебивать старших? – возмутились вожатые.- Давайте я кое-что я Вам покажу. Ну кто смелый? – спросила Белла стоя напротив второго отряда. Стас вызвался из строя.- Ну-ка ляг на травку. Тебя Стасик зовут? Да?- Так точно! – по-солдатски отчеканил Стасик и покорно лег на траву плаца.Стас лег на траву. Белла села на корточки перед Стасом и боком к отрядам, так что только ему были её белые трусы, и детали ещё кое-чего такого космического, что у того мигом взыгрались фантазии и запрыгали мысли: — Дураки они все, идиоты лагерные, какую дрянь болтают вечно, только Маклай толковый пацан. Как хорошо рядом с Беллой.Улучшив момент Стасик чуть выправил и продвинул ручонку на дюйм ещё поближе к ноге и несильно подушечками пальцев прижал нежную коленку Беллы. А Белла всё рассказывала о первой помощи. – …Желательно в тень… — Неплохо бы дать холодной воды. Проверить пульс…Пульс и сердцебиение у самого Стаса были вне нормы что и заметила Белла но промолчала. Белла, Белла, Белла. Три месяца в лагере, без семьи, и детей. И эти слухи, байки будоражащие детские души.17 апреля 2006 года 23:17:35Олег | РИШАДНЕВНИКИ ДЕПРЕССИИ…Страшная, нечеловеческая усталость навалилась на нее. Вместе с ней пришла опустошенность. Словно опытный вор искусно выкрал все чувства, раскрасившие серый мир вокруг. Лишь одно ощущение оставил: кажется, будто падаешь в бездну и не знаешь, сколько еще до ее конца. Словно не хватает досадно маленького куска головоломки, а без него жизнь пуста……Она начинала работать, и ее охватывал ступор. Долгие часы вглядывалась в до боли знакомые документы, и они казались записками инопланетян: странные, непонятные письмена. Слова какие-то, похожи на предложения, вот промелькнул смысл и все стихло…она осознавала, что ничто у нее в памяти не задерживается, и это рождало животный страх. Девушка снова ощущала себя беспомощной, понимая, что не может мыслить так легко, как окружающие. Она видела себя ничтожной дурочкой, которая тщетно пытается влиться в общество избранных интеллектуалов……Ей было нестерпимо грустно, все, что заряжало хорошим настроением, стало глупым и неинтересным. И вовсе не спасало от суеты и серости будней. Кровь замедляет свой бег по жилам, отнимая силы жить. Ее вновь посещают мысли о бренности своего существования, ей холодно и одиноко, ничто не может ее развеселить, потому что душу и остывшее сердце ничто не затрагивает. Хотелось плакать, но не от горя, а потому, что все обыденно, ничего не происходит, все рушится и надежды нет……Словно какая-то неведомая, но очень мощная сила вырывала у нее из рук книгу, которой она старалась хоть немного заглушить терзающую ее тоску……Когда она шла по улице, ее не радовало даже солнце, яркими бликами заливавшее остатки снега и маленькие лужи на тротуарах. Ей казалось, что все вокруг – это сон, мучительный и бесконечный. Потому что все тягомотно, неинтересно, не вызывает ни малейших эмоций. Только клубы черной тоски внутри нее. Той самой, для которой нет повода и причин. Она словно бы прорастает все изнутри, пропитывает своей чернотой, выжимая щупальцами жизнь из ткани души. Даже в собственном теле она чувствовала себя чужой, оно казалось непривычным и неуютным, как одежда, надетая в первый раз. И в зеркале совсем не она, а незнакомка, похитившая ее внешность. Хочется драться, рушить все вокруг. И в то же время понимала, что уже погружена в черное как нефть болото и ничего не изменишь. Все равно утонешь. Она стала словно тонкая стеклянная пластинка: надави чуть сильнее – и она сломается, расплачется, снова перестанет спать. И ей будет чудиться, что кругом тени, призраки, мешающие ей жить…… хочется спрятаться куда-нибудь в угол, забыть о неприязни живущих с ней людей, долго гулять по улицам и прийти домой поздно. Все равно ведь никто не ждет. Голову заполнила густая сумбурная каша из разорванных мыслей, стремящихся собраться воедино. А сама она существует как бы отдельно от себя, ее вовсе не волнует бардак в ее голове. Она просто бродит по улицам, оставляя свою боль и печаль отпечатанными на стенах домов, фонарных столбах, развешанными на бельевых веревках……На остановке под проливным дождем мокнет новомодная Мальвина: девчонка лет 15ти с розовыми волосами и карими глазами. С тоской смотрит на проспект, ждет автобуса. А я чего жду? Когда рассеется туман в моей голове. Я перестану жить как во сне, видеть окружающий мир сквозь пелену отчаяния и тревоги. И я завидую этой девчонке: она точно знает, что с приездом автобуса ее мучения кончатся. Снова станет тепло и уютно. А мне еще долго бродить в лабиринте собственных страхов. Она может уехать от неприятностей, а я – нет. Потому что все это происходит внутри меня, я как поле битвы между тревогой и оптимизмом. Мне лишь остается держать свои позиции, стоя плечом к плечу с оптимизмом, и вести трудный неравный бой. Час за часом, день за днем……Вырываюсь из помещения словно птица, привыкшая жить на воле. Иду, не разбирая дороги, все равно куда. И пока я в движении, мне легче. Словно скопившийся за день негатив улетает от меня высоко-высоко. Пока я на свободе, я спокойна. Любое хоть немного сложное задание – и меня терзают демоны. Голову сжимают тиски отчаяния, которому нет причин. Уж что тут сложного – сказать, что у нас кончился хлеб и нужно его докупить. Но попытка донести эту мысль превращается в пытку, слова не складываются в предложения, и я снова и снова ощущаю себя неумехой……Смотрю на рисунки, сделанные мной еще месяц назад, и не верю, что такую красоту сотворила я. Их рисовал кто-то другой, Леонардо да Винчи, например. Беру в руку карандаш, пытаюсь сделать набросок – а получается бесформенная амеба, ни к селу ни к городу. Долго смотрю на нее. Она похожа на меня: я кажусь себе желеобразной медузой, лениво плавающей в обманчиво спокойном океане, который на самом деле большое болото. Только вода в нем чистая и прозрачная. Оно забирает все мои силы, мои чувства. Меня больше нет……Неужели у меня может быть какое-то будущее? Все вокруг только о нем и говорят, мечтают, ждут. Даже блохи с тараканами и те, наверное, планируют каждый день по минутам. Расписывают, кто сколько должен притащить в общий котел их сообщества. А я, высокоразвитое млекопитающее, сижу и смотрю в одну точку, в голове пустота. Будто цементом залили, готовый памятник. Беру лист бумаги, рисую девушку с корзинкой фруктов на голове. Получается неожиданно красиво и осмысленно. Смотрю на рисунок и думаю: хоть что-то красивое останется после моей смерти. Посмотрят люди на эту картинку и вспомнят меня…18 апреля 2006 года 18:13:05РИША | jadi7@mail.ru | Демьян ОстровнойОпрокинутый мирминиатюраМир перевернулся.Стал ассиметричен.В нем дьяволица присваивает себе непорочное святое имя Мадонны.Никто по этому поводу не возмущается. Она сводит с ума человечество, а в это время Сатана изумлен умопомешательством, подлостью, жестокостью людей и, проникшим в него чувством сентиментальности и любви, чуждым, но, вдруг, ставшим для него необходимым.Полюса Бытия сместились.Всевышний мужественно скрывается неизвестно где, уклоняясь от ответственности за сотворение мира, за его судьбу, не испытывая ни малейших угрызений совести за неспособность привести в первоначальный порядок мироздание.Небось, радуется, что паства не изловчилась втянуть его самого в организованный ею бордель.Уф-ф-ф!Все-таки в обществе святых, смиренных и праведных покойнее.Есть еще безмятежные места во Вселенной.200519 апреля 2006 года 18:07:10Демьян Островной | klepetr@yandex.ru | Санкт-Петербург | Россия ОлегВечерний туалет в Лесной Росе.Смеркалось. Головастику хотелось в туалет, но он мешкал, раздумывал, прислушиваясь к своему организму, вероятно, он хотел посидеть в одиночестве как дома.Повременив, он всё же лёгкой рысцой побежал к строению окрашенному в белую известь в конце мая. Рыжий, Пинокет и Стас у речки что позади туалета видели из темноты бегущего Головастика со стороны корпуса. Рыжий подкрался тихо и ловко закрыл дверь туалета в который забежал Головастик на крутящуюся задвижку и отскочив за туалет Рыжий зарычал:- Рррррр!!! Мммммммм!!!Также зарычали Пинокет со Стасом.Затем Рыжий душевно запричитал и закричал:- Ой, ой, помогите, медведи! Ой-ой! Руку ест, отгрызает! Помогите!Ужас охватил Головастика, благо вовремя он успел облегчится. В щелку двери он видел только край света лампы, и мошку освещенную в свете. Воображение Рыжего с оторванной рукой, или ногой. А рычание медведя? Вдруг медведь ворвется в туалет и откусит Головастику руку или ногу? А крики и стоны Рыжего всё продолжались как и рёв медведя.Визг и крики испуганного Головастика услышали на всей территории Росы несколько девочек побежало к туалету,- Кто его напугал Белла? — строго спросила Белла, главврач лагеря. Но те кто испугал и сами испугались Беллиного гнева и убежали.19 апреля 2006 года 22:48:12Олег | Олег* * *(В августе этого года будет как 30 лет после Росы)Павел, подросток 15 полных лет ехал в «Лесную росу» сам, на перекладных и попутных как заправский мужик. Павел ехал в Росу как в детство, в четвёртый и, наверное, в последний раз. В прошлом году Павел был две смены с 2 июля по 28 августа. Отдохнул хорошо, подрос, повзрослел, но особого ума не набрался. Уже с начала года Павел начал просить маму – завмага, и отца начальника цеха о путёвке в Росу и допросился. В большом раздвижном портфеле взятого Павлом у отца, кроме пары рубах, трусов, носков, и футболки, таился блок сигарет Родопы, а в грудном кармане лежало четыре красненьких советских червонца, и пятирублёвка, деньги взятые на всякий случай.В ворота Росы Павел вошёл одним из первых ранним утром раньше примерно минут пятнадцать восьмого. Возле административного корпуса было несколько ребят с родителями, голова одного лохматого и белобрысого выделялась из кучи из детей.- Лёха! – окликнул Павел, радуясь встречи с прошлогодним корешём.Белобрысая голова оглянулась и раскрыла рот в полу дурацкой улыбке. Это был Лёха, парень с которым Павел кантовался во втором отряде в пролом году. Позднее к обеду появился и Ржавый, 15 летний рыжий парень который в прошлом году тоже был, но в первом отряде. Ржавый в прошлом году приехал поздно, его так назвали, потому что один рыжий и помоложе уже был в третьем отряде, а двух рыжих кликать как-то не с руки, к тому же оба Вити, и оба немножко с приветом.- Раздевайтесь,— сказала Белла Павлу и Лёхе.Лёха раздеваясь боялся что у него встанет при Белле, такое у него уже было при врачах, а Павел уже думал о том как бы прошлогодней тропой пройти к сельскому магазину и закупить какого-нибудь горючего.- Этих естественно в первый,— сказала Белла строго, но улыбаясь. «Пионеры» пятнадцати полных лет, ушли восвояси.Павел быстро сошёлся с Ржавым и Лёхой. И в полдень когда те проводили родителей, выкурив по сигарете троица определилась быстро идти в сельский магазин хорошо знакомой ещё с прошлых заездов козью тропою. Перейдя ручей, через чащу тропинкой вышли на задние огороды, а оттуда на сельскую дорогу. Водку покупать опасались и взяли две бутылки портвейна. В неразберихи и толчеи первого дня заезда вожатые не следили за новыми подопечными. Возвратившись к ручью со стороны посёлка, Павел начал искать стакан, где-то припрятанный ещё с прошлого года.- Вот он! Миленький ты мой стаканчик! Всю зиму мёрз! Сейчас и тебя помою родненький! Ржавый и Леха в ожидании радостно улыбались. В отдельности и Ржавый и Лёха были неплохими ребятам но вместе с Павлом они представляли собой некого трёхголового дракона махающего шестью руками. Быстро распили бутылку, вторую спрятали в кусты. Пошли к бассейну. Там у бассейна троица и начала «выписывать пилюли» — раздавать подзатыльники, шлепки и пинки. От бассейна уже подошли к столовой. Там то и получили первую трёпку Стас, Пинокет, и затем и Маклай, и другие.После ужина раздав ещё с полдюжины оплеух, обругав, и запугав со лагерников, троица ушла за речку пить вторую бутылку вина. Жизнь прекрасна, особенно в юности, всё впереди..........................В после обеда в мальчишечью палату второго отряда вошёл зачем-то Ржавый. Ржавый встал посреди палаты и с каким напряжённым лицом продолжал молча стоять.- Чего тебе? — настороженно спросил Сохатый.- У него всегда что-то,— ответил кто-то.Наконец Рыжий радостно загоготал и выбежал. Палата наполнилась газами.- Скотина! Скотина Ржавая! Фу сука! Какие газы ядовитые у этой суки! Кишки у него гнилые.И ребята выбежали из палаты с испорченным воздухом.....................................Всегда спокойная и тихая из третьего отряда Оля предложила Пинокету встретится после ужина у бассейна. Пинокета. Уже подходя к столовой за которой и располагался бассейн Пинокет встретил Б-52 которая свои формами перекрыла путь к рандеву.- Куда идёшь? — спросила Б-52.- К бассейну, Стас ждёт…- Вдруг Б-52 резко схватила Пинокета за запястье, её хватка была крепкой, и цепкой.- Чего ты, чего? – возмутился Пинокет.- Ничего,— пробубнила Б-52.- Мне идти надо,— недовольно Пинокет пытаясь выдернуть ручонку.- Никуда ты не пойдёшь,— вновь пробубнила Б-52 с каким-то злым лицом.После слов «Никуда ты не пойдёшь» Пинокет понял что Б-52 задерживает на встречу с Олей. Чем больше Пинокет избегал Б-52, тем сильнее она его доставала. Пинокет знал что психов нельзя не трогать и не трогал Б-52, и вообще она ему просто не нравилась.- Чего пристала дура? – злость и гнев взыграли в тонкой душе лирика.Холодная, противная мясистая рука, это неприятное некрасивое и всегда недоброе злое лицо, Пинокет ведь явно не общался с ней и чего она дура хватает его, лишает свободы? Как это противно и неприятно! К некстати появились ненужные свидетели единоборства Головастик который помнил как Пинокет разрушил его пластилиновый мир и Андрейка — овальная голова. А увидела бы Оля его рядом с Б-52 что подумала? Перестала бы дружить! Выдёргиваться руками из плена Б-52 было безрезультатно, оставались ноги и Пинокет начал пинать Б-52 ногами. Вероятно Б-52 была действительно дура, так как другим силовым способом могла усмирить Пинокета, а ударять противника ногами у неё просто не было опыта. Наконец лирик высвободился от Б-52 и радостно понёсся с диким красным лицо в обратную от бассейна сторону.- Убью, убью бандита! – послышался злой полу девичий полу женский бабий бас Б-52.Пинокет хоть и вышел победителем но морально проиграл. До Оли он добрался в дурном, в невменяемом состоянии, возбуждённом состоянии. У Оли настроение тоже упало, не зная к какую передрягу попал знакомый парень. К тому же Оля не понимали причин, и глубин истинных перехиваемых парнишкой под прозвищем Пинокет. А состояние Пинокета было что-то между аффектом и невменяемостью. — Камень, камень надо! Подойдёт Б-52 ударю её суку по голове, как того пацана осенью. Она первая сука, дура, пристала…- Ты что? – спросила Маринка завидев трясущегося с красным лицом Пинокета.- Да так, это, сука, убью!- Кого убьёшь? – рассмеялась Маринка но Пинокет уже её не слышал. Он решил побежать до бассейна в окружную, вдоль речки, а когда с опозданием прибежал к Оле то та была уже не в настроении и вскоре надумала идти в корпус, а Пинокет не желая вновь видеть Б-52 поплёлся на стадион.21 апреля 2006 года 15:49:21Олег | Олег* * *Зоркий Сокол. Костя 11 лет, не псих, не имеет шизоидные наклонности как некоторые из второго и первого отряда, не умеет Костя и пере умножать трехзначные цифры, и не знает длину Амазонки, просто у Кости плохое зрение: чуть скошены оба глаза, и на носу толстые стёкла очков. С таких линз в солнечный обед можно развести костёр. Костю тоже дразнили, то скашивая глаза то тычась лицо в что-то. Выдел ли Костя дразнилки дурачков? В прошлом году за линзами «Зоркого Сокола» были вата какое-то жуткое, не приятное и всё же притягательное. И Костя был обязан как кобзарь отвечать на распев одну и туже песню об операции, о вате, вреде света.Вожатые и Белла тоже как-то невзначай звали его Зоркий Сокол, даже родители знали об этом позитивном прозвище, которое впрочем было гораздо приятнее чем Фантомас, Миклухо-маклай, или Головастик..........................................Пинокет по какой-то причине забежал в медицинский кабинет Беллы. Пузыри, ампулы, тюбики, большой шприц которым промывают мозги толи через уши толи через нос. Глаза Пинокета вдруг наткнулись знакомое название – Седуксен, таблетки которые давали ему зимой, без раздумья он сунул тюбик в карман. Ещё Пинокет засёк пузырёк с эфиром, оглянувшись он схватив пузырёк и поднёс его под нос и сильно втянул пары из пузыря. Белла! Белла! Белла! – зашумело в ушах, как звуки морского прибоя. Ещё раз но уже носом Пинокет вновь вдохнул в себя вновь эфир, закрутил пробку и выбежал с пузырьком побыстрее.- Эх музыки бы сейчас! – уже вдохнув пары на траве, прикинул Пинокет.Найдя и приведя Стаса к тайнику. Пинокет показал и таблетки и эфир.- У Бэллы украл! – похвастался Пинокет.- Да, снадобье как раз по наши больные души,— сказал деловито Стас. Сейчас жрать нельзя. Спалят!- А когда?- Лучше часа два до сна.- так мы и так в час два ночи ложимсяВ эту ночь Стас и Пинокет не болтали всякие гадости перед сном, они крепко и сладко спали.21 апреля 2006 года 16:13:48Олег | Соломон ХазановскийО ВАС И О СЕБЕ(Автобиографическая повесть)ВСТУПЛЕНИЕ.Почему я хочу поделиться воспоминаниями своих прожитых лет? Причина одна: хочу, чтобы мои внуки и правнуки всё знали о дедушке и бабушке и о своих родителях, об их детстве и отрочестве, о котором они врядли по причине “вечной занятости” родителей смогли, что-либо узнать. А что я знаю о моих дедушках и бабушках? Да почти ничего, лишь отрывочные рассказы, услышанные в последнее время, и то они касались в основном бабушки Лэи — мамы моего папы. Это была волевая, энергичная женщина, очень преданная своим детям, но, по её мнению, без неё никто жить не сможет, все должны быть под её опекой и жить по её советам. А вот дедушка Мордух — полная противоположность спокойный, тихий, терпеливый, одним словом скромный парикмахер местечка Хойники. В их семье было пятеро детей: — Мотул, Мойше, Геня, Бенце и Люба. Как вы догадались, Бенце — мой папа.Дядя Мотул в 30-х годах уехал в Америку, и мы о нём ничего не знали. Лишь после войны от него стали получать письма и посылки. Но вы же знаете то время!? Посылки папой отправлялись в детский дом, а на письма он отвечал и получал их через тётю Геню. Зато он был чист перед компартией.Дядя Мойше уехал в Ташкент, там он женился на русской девушке, что в то время был поступок недостойный еврея. Помню, в 50-м году он приезжал с дочерью в Гомель к тете Гене и обещал быть в Хойниках, но не приехал, так что я его не видел никогда.Уж с кем мы были очень близки, так это тёти Геня и Люба. Геня вышла замуж за Зискина Карпман, он тоже из Хойник, и они переехали жить в Гомель, где Зискин работал столяром-краснодеревщиком на заводе речного флота. У них родились два парня: Моня и Аркаша. С рождением Аркаши, тётя серьезно заболела, её разбил паралич. И сколько её помню, она всегда сидела на кровати и всегда была занята: читала, шила, писала, перебирала и делала многое другое. По высказываниям моего папы — на Гене дом держится, она всем руководит. Часто, особенно в первые годы, она почти самостоятельно перебиралась на кухню, (используя для этого сделанный дядей станок, напоминающий детские ходунки), где занималась стряпнёй.Уместно здесь рассказать ещё о бабушке Лэе. Как может быть спокойна мать, когда у дочери такое горе. Она наняла подводу и приехала из Хойник в Гомель и привезла, вернее, привела на привязи … корову. Ну, нужно же маленьких детей кормить молоком! Корова в городе -это непросто, пошли жалобы соседей, что пахнет навозом, мычит …, но бабушка была непреклонна: ей надо кормить маленьких внуков, и корова ей необходима, и всё тут. Не знаю, как получилось, но корову отравили, а может съела, чего не надо есть. Это ещё полбеды, что корова пропала. Наша бабушка привыкла командовать в доме а, как известно два командира у руля это уже слишком. Ругань, упрёки…. Уехала баба Лэя в Хойники, быстро прошла обида и отправила она в Гомель свою младшенькую Любочку в помощь Гене. С этих пор тётя Люба жила в семье у тёти Гени, здесь вышла замуж за замечательного парня Сёму Заяц — русского, но, по отзывам моей мамы, он лучше еврея, душевнее. Я помню их приезд в Хойники в 40-м году. Это была замечательная пара. У них родилась дочь Розочка. К сожалению, счастье у тёти Любы было недолгим, муж погиб на войне, а ей досталась тяжкая доля, хотя и прожила она почти всю жизнь с близкими, родными людьми. Однако героем воистину, по мнению Аркаши и Мони, был дядя Зискин. Он работал в поте лица, создавая достаток в доме. Все годы болезни жены он не стонал, не жаловался на жизнь. Ему доставалось ещё и от властного характера тёти Гени. Помню, когда я бывал в Гомеле, где лечил свой хронический конюктивит или был проездом, и это было многократно и меня всегда принимали радушно. Так вот в один из посещений…. Я с дядей кушаем на кухне. Голос тёти из спальни:-Зискин, что вы кушаете? — Ответ. Через минуту пять.-Зискин в рыбе очень много костей не подавитесь. — И через полминуты…-Зискин, проследи, что бы Сёма хорошо покушал.-Зискин, ты не забыл, что тебе нельзя кушать острое?И так далее….Тетя Геня в этой постоянной опеке видела своё участие в заботе о благополучии семьи, дядя ей никогда не отвечал грубостью, а только тяжело вздыхал.По ходу моего жизнеописания я часто буду касаться судьбы этой семьи.Более трагична судьба дедушки и бабушки со стороны мамы — Сновских Абрама и Брохи. Жили они в деревне Агородня-гомельская большой семьёй. У них было семеро детей: Хайя, Исаак, Давид, Хана, Рахиль, Гоня и Мира. Шло время, дети разъехались, создали свои семьи. Хайя и Исаак обосновались в Злынке. Давид уехал в Гомель. Хана выла замуж и оказалась в Ленинграде. А мой будущий папа увёз свою шестнадцатилетнюю избранницу Рахиль в Хойники. Мира уехала на Украину, и вскоре умерла в 18 лет отроду. Дедушка, бабушка и с ними Гоня переехали в Злынку ближе к старшим детям, где купили небольшой домик. Когда началась война с фашистами, все наши родные бежали от немцев, остались только дедушка Абрам, бабушка Броха и их дочь Гоня. Дедушка во время оккупации заболел воспалением лёгких и умер. Бабушку и тетю Гоню немцы расстреляли. О судьбе всех родных со стороны мамы буду писать дальше, так как после эвакуации мы почти два года жили в Злынке, но об этом позже.НАША СЕМЬЯ.О моих родителях, братьях и сестрах в памяти сталось почти всё до мельчайших подробностей. Мама родила шестерых детей, первый и последний ребёнок умерли. Нас осталось три брата и одна сестричка.Довоенное детство помню хорошо. Я всегда был очень любопытным (или любознательным), несколько упрямым баловнем на правах младшего в семье до рождения сестры.Надо мной всегда висел злой рок: Если едет велосипедист, я его должен остановить, став поперёк дороги,— результат: больница и ссадина на лбу на всю жизнь. Или на противоположной стороне шоссейной дороги в окнах магазина, вывесили рекламу кино, стремглав бросаюсь через дорогу, и попадаю под военный бензовоз. Водитель успел меня взять между колёс, когда я упал с испуга. Отделался царапинами. К стати отец с этим шофёром провел всю войну, и они часто вспоминали этот случай. Это далеко не полный перечень моих “похождений” в детстве, о них ещё расскажу.Событием для семьи была покупка патефона перед войной. Я от него долго не отходил и в свои четыре года знал все русские и еврейские песни с имеющихся у нас пластинок. Петь я любил и люблю до сих пор.* * * * *Папа — Бенциан Мордухович, как и его отец, был по профессии парикмахер.Это был классный мастер дамской и мужской модельной стрижки. Он играл на скрипке, был неизменным участником самодеятельной труппы в еврейском театре в Хойниках, он же был и гримёром в театре. У меня в памяти осталась постановка на сцене театра “Тевье Молочник” по произведению Шелом Алейхема. Вскоре театр закрыли, как и все культурные еврейские центры в СССР. …Папа был прекрасным исполнителем еврейской песни. В компании — душа общества.По субботам и воскресеньям отец часто уезжал в ближайшую авиационную часть, где стриг и брил личный состав. Война его застала в этой части и он, по ходатайству командира, был оставлен по мобилизации и прослужил в ней до её окончания. Однако профессия брадобрея была вскоре, по инициативе командования, заменена на должность заведующего столовой. Нужно было хорошо кормить лётный состав. Служба была не из лёгких. Помимо основной работы, в период массовых полётов, обслуживающий личный состав аэродрома привлекался для разгрузки вагонов и загрузки самолетов авиабомбами. Всем было трудно. Шла война.Мы знали, что папа остался в воинской части, а нас эвакуировали через несколько дней, посадив в вагоны — теплушки и отправили в глубь страны.Первое письмо от папы мы получили зимой 42 года. Помню маму, заплаканную от счастья, читающую нам первую весточку. Разыскал он нас, наконец. Нам стало немного легче жить. Папа нам посылал деньги, которые во время войны были в ходу, только когда с населения брали налоги. Письма шли регулярно, отец нам сообщил, что вступил в коммунистическую партию, чем очень расстроил маму. Ну, вот сказала она, если немцы придут сюда, точно нас убьют. Не хотелось верить, что немец повсеместно истреблял евреев, думали только семьи коммунистов. В одном из писем отец сообщил, что дом наш в Хойниках разрушен, только стены остались без окон, дверей, пола и др. Узнал он это от сослуживцев — земляков.Белоруссию уже освободили от немцев, и мы уехали с желанием хоть на пепелище, но на Родину. К этому времени узнали о трагической судьбе родителей и сестры моей мамы в Злынке. Мама приняла решение поехать временно в Злынку и поселиться в дедушкином домике до лучших времён.По окончании войны папа приехал к нам, принял меры по восстановлению дома в Хойниках и мы переехали на Родину.Мысли отца были начать жить, работать, как до войны, но его судьбу решает райком партии и вернул его к армейской специальности в должность заведующего столовой военторга. Он отлично справлялся с работой. Нужно представить то время без электричества. Необходимо строить ледник для хранения продуктов. Да и продукты в период после военной разрухи нужно было уметь достать. Что же касается семьи, то мы питались, как все, плохо. Отец был очень честным, ни на какие сделки с совестью не шел. Посему мы питались отжимками — отходами крахмального цеха.В конце 1946 года отца пригласили в райком партии и предложили принять базу райпотребсоюза с миллионным оборотом. Мама ему сказала:-Ой! Бенце, ты себе нашел погибель!У неё были веские основания так сказать, на этой базе уже посадили четыре человека за растраты, халатность. …Отец начал работать. Подъем в 4 часа утра, отчеты (сидел всегда в одной позе с кошкой на шее), завтракал, уезжал на базы и возвращался в 9 часов вечера и так каждый день вплоть до 1974 года. В воскресенье чаще всего уезжал на работу: — кому-то срочно нужно отпустить товар или пришёл вагон с продуктами.У отца была хорошая память, плюс хороший учёт. Он знал все: где лежит, какой остаток. За весь период работы на базе ни одна ревизия не отметила халатности в работе, растрат и других нарушений. Ворочая миллионным оборотом на работе, у него за всю жизнь не было никаких накоплений в банке. Его принцип “день мой — век мой” он выдержал до конца.База для дома особо ничего не давала. Единственное — остатки естественной убыли были его, а если реализация товара шла быстро, то дома появлялась мука, сахар, крупы. Зарплата же отца была ничтожно мала, но сходить на рынок хватало.Нам — детям он внушал железное правило, что работать нужно так, что бы спать спокойно.В 1974 году папа ушёл с базы в возрасте 72 года под нашим (детей) нажимом, но ушёл опять работать по старой специальности — парикмахер, где проработал недолго.Начал отец сдавать со смертью мамы. Он всем писал письма, но не жаловался на здоровье. Любимое его выражение — “не было бы хуже”. Всегда с восторгом подсчитывал свое главное богатство: внуков, правнуков и праправнуков и при этом гордился своей интернациональной семьёй. Постоянно рядом с ним был старший брат с семьей, и мы были за него спокойны.* * * * *Мама — Рахиль Абрамовна — это самое светлое воспоминание. Её щедрости, мужеству, преданности детям, семье можно восхищаться. Она при папе всегда была домохозяйкой. Её все знали в Хойниках, как выдающуюся стряпуху. Отец часто говорил:-Ой, Рахилечка, за твои вкусные обеды, нужно целовать твои золотые руки!Воспитанием в семье почти всегда занималась мама, она могла быть строгой и ласковой. Отец никогда меня не ударил, а от мамы мне доставалось больше всех. Ведь не будет она ругать Мирочку — свою любимицу, младшенькую, да и более послушная она была. Изя с Фимой уже работали, а я при маме был золушкой. А била она меня, когда кто-то на меня пожалуется из-за того, что подерусь с кем-либо из своих сверстников, или отберу “по справедливости” что-либо. Она брала верёвку и хлестала меня, сдерживая силу ударов так, что больно не было, а впечатляло и ещё при этом скажет:-Ну, хорошо получил, хорошо получил. …До войны, как и после войны особенно, у нас было небольшое хозяйство: корова, пара поросят на откорме, куры, к зиме покупали до пяти гусей, откармливали их для получения жира и шкварок.Одного поросёнка продавали на рынке, второй — перерабатывался на домашнюю колбасу, ветчину и другую очень вкусную продукцию.В семье, естественно, не соблюдали кошерность пищи, но мама никогда не ела свинину, хотя готовила из неё прекрасно.Кормом для скота в основном была картошка, которую высаживали в поле в большом количестве, а сено и дробленку покупали. Естественно мы маме во всём помогали, но больше по хозяйству были её хлопоты. Кроме огорода она ещё очень любила цветы. Вдоль дорожки к дому всё было усеяно бутонами различных цветов.Маме, естественно, на плечи легли все невзгоды военного лихолетья. Нас эвакуировали практически в первые недели войны. Народу выезжало очень много. Только в Хойниках почти половина до военных жителей были евреи. Уезжали и семьи других национальностей, семьи партийных и советских руководителей, коммунистов.Увозили нас в теплушках, которые были оборудованы нарами из досок, по средине вагона стояла печь-буржуйка. Людей усаживали в вагоны плотно, ничего лишнего взять было нельзя, только предметы первой необходимости.Надо отдать должное, что организация эвакуации была отлажена относительно неплохо. Из специального вагона в дороге выдавали продукты питания: хлеб, сухари, сахар, соль, муку естественно очень в ограниченном количестве, но с голоду никто не умер.Нам повезло ещё в части налётов вражеской авиации. Лишь однажды эшелон был обстрелян, паника была, все выскочили из вагонов, многие побежали в небольшую рощицу, кто-то залег невдалеке от вагонов, везде слышен плачь, крики о помощи. Налёт очень скоро был отбит нашими истребителями, и мы наблюдали за воздушным боем, где попеременно падали подбитые самолёты. Из Хойник были отправлены ещё два эшелона эвакуированных, которых бомбили очень сильно и были жертвы.Мама во время продвижения эшелона держала нас в “железной узде” и без её разрешения никто из вагона во время стоянок не выходил. Очень хорошо помогал маме Фима — наш старший брат. В это время мне было 7 лет, Мирочке 1 год и 8 месяцев, Изе 11 лет, Фиме 15 лет, а маме 35 лет.Медленно продвигаясь, мы добрались до Тамбовской области, где нас выгрузили и привезли в деревню с интересным названием Малые Пупки. Разместили в каком-то в общественном здании в числе многих семей, затем размещали постепенно в дома жителе в порядке уплотнения. Запомнилась основная особенность местности: полное безлесье, топили печи соломой и кизяком. Нам выдавали скромные пайки по карточкам для эвакуированных семей. Запомнился непрерывный поток машин, повозок, тракторов с прицепами забитые полностью эвакуированными семьями, а вдоль дорог стояли люди с плакатами, на которых написаны фамилии родственников или просто выкрикивали, называя родных. С нами рядом жила девушка, которая каждый день выходила на дорогу и звала: Нэхама, Нэхама…, а Мирочка наша, подражая ей звала: Цикама, Цикама.Я начал учиться в первом классе, Изя в пятом. Начались холода, и я школу бросил, так как не было ни обуви, ни пальто, ни шапки. Изя был кое-как одет и школу не бросал.Не знаю точно почему, лишь предполагаю, что Тамбов был вблизи от фронта и нас опять разместили зимой в теплушки и повезли дальше в глубь страны. И попали мы в Павлодарскую область, Максимо-Горьковский район, деревню Калиновка, что в Казахстане.В пути на сей раз, хватили горя сполна. Лютая зима, трудности с питанием и уж очень затянувшаяся дорога. Даже из Павлодара несколько дней до деревни ехали сквозь сплошные снега трактором с прицепным вагончиком на полозьях. Не замерзли только потому, что вагончик был плотно набит людьми.Встретили нас жители в правлении колхоза. Нас встречали не из радушия, а был такой слух, что едут евреи с рогами, вот и решили посмотреть на чудо. Когда осмотр был закончен, высказаны мнения и семьи были разобраны по заранее намеченным квартирам. Только нас никто не брал по двум причинам: нас много и самое главное я выглядел очень плохо, в пути заболел и был очень худым и во время осмотра все говорили, что мальчик не выживет. Я воспринимал это спокойно, а каково было маме!Нашу семью забрала к себе жена председателя колхоза Ирина Митюк. Это были хорошие люди. У них были две девочки, чуть старше меня. Разместили нас в одной небольшой комнате с отдельным входом. Там была большая русская печь. Дощатые нары через всю комнату, глинобитные полы и маленькое единственное окно. Дрова подвозили трактором, в виде 2-3 лесин и нужно было их распилить, расколоть. Это была забота Фимы и Изи.Все взрослые должны были работать, так что мама и Фима по двенадцать часов отдавали колхозной работе. Нужно было кормить фронт. Получали за труд крохи, кое-как сводили концы с концами. Бедная мама уходила темно и приходила темно. Я кое-как отошёл от болезни и помогал по дому. На мне была забота о Мирочке. Основной едой была затируха — мука, заваренная в кипятке, иногда была картошка, а иногда днями ничего не ели. Мама из своего пайка, получаемого на обед, хлеб, как правило, приносила детям, сама довольствовалась похлебкой. Особенно маму изматывали работы по снегозадержанию, женщины с помощью лопат создавали насыпи удерживающие снег на полях, насквозь продуваемых ветрами.К весне 42 года стало совсем голодно. Когда мама ушла на работу, а дома ничего из продуктов не было, я взял свою школьную полотняную сумку, сшитую мамой (была надежда, что в школу буду ходить), выложил из неё нехитрое содержимое, одел через голову на плечо и пошёл по деревне из избы в избу за подаяниями. Мне не было стыдно, мне очень хотелось кушать и Мирочке тоже очень хотелось “кусать”.Всем жилось плохо, даже многие в деревне, имея корову, не ели молока. Молоко, яйцо, картофель и другие продукты сдавались государству. Каждый крестьянский двор облагался налогом, и он чаще был непосильный.…В каждом доме я получал сочувствие и поддержку. Подаяния были небогатые: кто даст картофелину, кто горсть зерна, кто оладушку, луковицу, семечки …, кто чем “богат”. Помню, пришел домой, и с Изей наварили картошки, поели все и маме оставили. (Фима работал на дальней бригаде колхоза и домой приезжал редко.) Мама от моей инициативы, вопреки ожиданиям, была очень расстроена, долго плакала, в причитаниях по-еврейски часто вспоминала папу, о судьбе которого нам ничего не было известно.Видимо есть бог на свете, через несколько месяцев мама пришла днем с работы радостная и сказала, что получила письмо от папы. С этого дня у нас жизнь резко изменилась с надеждой на будущее, но пока было ещё очень трудно.Наступила весна — лето 1942 года, сводки с фронта были ещё очень тревожные. Фиму перевели работать на центральную усадьбу, так как у него началась допризывная военная подготовка. Помню юнцов 26 года рождения, марширующих по лужам с деревянными учебными винтовками, а мы детвора тоже маршировали за ними, держа палки — винтовки на плечах.Началась посевная в колхозе и на частных огородах. Нам тоже хозяйка выделила часть огорода, и мы посадили картофель, вернее очистки от картофеля, посему и урожай был весьма скромный. Работу на огородах обеспечивали повсеместно дети. Я тоже помогал хозяйским девочкам поливать и полоть их огород. Изя уже работал в колхозе. Фима на центральной усадьбе работал водовозом. Большую бочку, установленную на телегу, запряженную двумя быками, он наполнял у колодца и развозил по полевым станам.Однажды он взял меня с собой, (мама была дома с больной Мирочкой). На одном из полевых станов поварихой была полная немка, веселая, разговорчивая. Она постоянно напевала песенку, припев которой приблизительно состоял из слов:“Жи ша Шимелэ дырадыда,Шимелэ дырадыда, Шимелэ дыра…”Повариха накормила нас кашей, и я впервые съел кусок мяса — конины, и мне казалось, что ничего вкуснее на свете нет.На быках мы уже ночью поплелись домой. Нам попались на пути пару волков, но они нас не тронули, но я на остатке пути дрожал от страха. Но ещё большее потрясение нас ожидало дома. Мама в слезах, Мирочка лежит в кроватке с высокой температурой и очень тяжело дышит. Она ждала Фиму, чтобы запрячь лошадь, которую разрешил взять председатель, и отвезти Мирочку в больницу. На рассвете они выехали в район.Мама с Мирочкой пробыли в больнице более двух недель, и когда они приехали рассказала, что спас Мирочку пожилой врач-еврей. При выписке он сказал, что если бы девочку привезли на пару часов позже, то спасти б её не смогли. От пережитого мама заметно поседела.Зимой 43 года Фимочку забрали в армию… Мы продолжали жить в Калиновке, немного легче, чем раньше, папа помогал денежными переводами. Когда мы узнали об освобождении Белоруссии от немцев, мама несколько раз ездила в район с ходатайством об отправке нас на Родину. Наконец, весной 44 года мы выехали, и опять была длительная дорога в теплушках с затирухой на остановках и с кипятком на станциях.Интересный случай произошёл на станции Макушино, Курганской области. Состав остановился, отцепили паровоз, а это означало, что стоять будем долго. Такое случалось часто, паровозы использовали для продвижения в первую очередь воинских эшелонов, а нам приходилось терпеливо ждать. Я, проявляя свою “любознательность”, наткнулся в районе вокзала на свалку мусора, на которой было выброшено много негативов на стекле, с которых печатали фотографии. Набрал их столько, сколько мог унести. У вагона с Изей, от нечего делать, стали рассматривать негативы. Вдруг я увидел очень знакомый портрет и закричал: дядя Соломон! Дядя Соломон! На фото негативе действительно был папин двоюродный брат, тоже Хазановский и тоже парикмахер. Я с мамой пошли его искать, Изя остался доваривать затируху.Нашли дядю очень быстро, он работал на вокзале в парикмахерской. Встреча состоялась. Дядя и тётя Миня пришли к нашему вагону и побыли с нами около трех часов вплоть до отправления поезда. Наговорились вдоволь. Здесь мы узнали о печальной судьбе их старшего сына Хаима, пропавшего без вести на фронте, а детей Сару и Мишу мы не видели, они были в школе. Дядя Соломон с семьёй жили также в Хойниках и были готовы к отъезду. Им было легче, дом их был цел.Много лет спустя, когда писались эти воспоминания, я нашел фото дяди Соломона с найденного негатива.Курганская область принесла нам встречу с родственниками, эта область много лет спустя для меня станет вехой в жизни.Мы направлялись на первое время жить в Злынку. Мы знали, что уже приехали из эвакуации семьи: Исаака Сновского — брата мамы, и Хайи Эскиной — сестры мамы. Мы рассчитывали на их помощь и получили её.Осенью я пошел учиться. Стыдно было в девять лет идти в первый класс, и я пошел во второй, благо читать я умел, писать тоже кое-как, а считать хоть до тысячи. В последствии отсутствие в моей жизни первого класса школы сказался на моём почерке, буквы всю жизнь скачут в разные стороны,— я не прошёл уроков чистописания.Изя пошёл тоже учиться в школу ФЗО по специальности — столяр. Мама стала работать на складе “заготзерно” рабочей. Это была работа в основном связанная с загрузкой вагонов. Никакой механизации (нет электричества). Ставилась наклонная плоскость из сбитых досок, по которой женщины в мешках таскали зерно, и высыпали в вагоны. Там была заинтересованность в работе,— была возможность в сапогах, в карманах приносить домой пару килограмм зерна, но какой это был тяжёлый труд у моей мамы.Проблемы были с Мирочкой. С утра я был с ней, после обеда учился и она некоторое время с рёвом оставалась одна, а я каждую перемену, благо школа напротив дома, бегал посмотреть, как она там, потом приходила мама. Изя жил в общежитии ФЗО. Так мы мучились до 1945 года и, забегая вперёд надо сказать, что осенью мы были вынуждены отдать Миру в школу без предварительной подготовки с шести лет. Её взяли только из сожаления к маме, что её некуда девать.“Училась” Мирочка, по её же словам, на пятерки и шестёрки.…Зато у меня оставалось некоторое время на игры с ребятами. Уроки я почти не учил, хорошо усваивал материал на занятиях в классе, письменные работы выполнял в школе на переменах. Этот период в моей жизни был связан с неприятными случаями:Захотелось помочь маме заработать денег. У нас работала спичечная фабрика “Ревпуть”. Рабочие воровали спички, затем продавали их скупщикам, чем и кормили свои семьи. Способ выноса был прост. Фабрика была огорожена высоким забором, сверху обнесена колючей проволокой. Рабочие делали сверток и 50-100 коробок спичек перебрасывались через забор в определённом месте. После смены сверток уносился домой. Спички во время войны стоили дорого. И вот в школе я познакомился с мальчиком, у которого я, с согласия мамы, иногда ночевал на сеновале. Он и предложил мне принять участие в “деле по конфискации” пакетов со спичками. Рано утром побежали к фабрике (около трех км.) значительно раньше, окончания смены, затаились у забора и стали ждать “манны небесной”. Дождались, схватили свёрток и побежали, но нас настигли ребята постарше, отколотили и мы с разбитыми лицами пришли домой “несолоно хлебавши”. Пришлось держать ответ перед матерью, все ей рассказал, и даже пытался строить из себя борца за государственное добро, на что она мне мудро ответила:-Что бы ты сделал, если бы ту горсть зерна, что я несу домой, у меня отобрали?… А ведь моя заведующая знает, что я ухожу с работы с зерном в кармане, знает и не называет меня воровкой. Виновата в этом проклятая война, в которой как-то надо выжить.Через Злынку раньше проходил фронт, шли бои и везде в лесах, на полях были вырыты окопы, построены блиндажи. Случались подрывы на минах скота, людей. Естественно, много находилось на полях сражения патронов, снарядов, находили и оружие. Из снарядов вытапливали тол, который использовался в нехитром приспособлении для оглушения рыбы в реке. Естественно, этим занимались ребята постарше, но мы тоже были в постоянном поиске. Сносили весь арсенал войны в свои укромные места, а затем занимались обменом. Были жертвы среди любителей механической разборки трофеев. Мой брат Изя был в числе группы подростков в школе ФЗО, которые принесли в мастерские “игрушку” и стали её разбирать. От взрыва двух ребят похоронили, многих ранило. Брата спасло чудо, его отвлекли другие ребята, подозвав к себе. Мама об этом узнала, сколько было слёз и причитаний.Я получил травму на обидном до слёз случае: Мы с ребятами сидели в поле вокруг костра грелись и ели печёную картошку. Вдруг раздался негромкий взрыв, и мне обожгло левую ногу. В глазах потемнело, потерял сознание, а в подсознании подумал, что умираю. Когда шок прошёл я очнулся, нога была перевязана какой-то тряпкой. Я встал и, как ни странно, пошёл. Что было дома, и не спрашивайте! Мама, когда сняла тряпку и увидела окровавленную ногу с рваной раной потеряла сознание. Прибежал дядя Исаак, отнес меня к фельдшеру. Из мягкой ткани извлекли какой-то без определённой формы осколочек, кость была цела. Всё очень быстро зажило, но шрам остался на всю жизнь.В окрестностях Злынки начали работать военные по ликвидации остатков оружия и боеприпасов. Всё свозилось в одно место. И однажды за лесом прогремел мощный, раскатистый взрыв, поднялся черный столб дыма до облаков. О причине взрыва никто ничего не знал. По поселку бегали взрослые в поисках своих детей.Когда я пришёл домой, мама сидела на кровати уставшая и, как мне показалось, ещё больше поседевшая, но она уже знала о взрыве саперами, поэтому веревка осталась лежать в сенях.Однажды пошёл я с ребятами купаться на нашу речку Ипуть — приток Днепра. Плавать я не умел, всегда барахтался на мелких местах у берега. Не могу понять, почему я решил измерить глубину реки своим ростом? Когда я дошёл на глубину по плечи, меня понесло течением ближе к центру реки. Я стал кричать, захлёбываясь водой, и уже пошел ко дну. Меня за волосы вытащили старшие ребята, на берегу откачали, так как я успел наглотаться воды. Мама уже всё знала через “сарафанное радио” и меня, конечно, встречала с веревкой. Всыпала “хорошо” и предупредила:-Ещё раз утонешь, домой не приходи!Я вскоре научился плавать, вернее этому меня научил Изя.Письма от папы получали регулярно и от него мы узнали, что Фима наш ранен и лежит в госпитале в Литве, и по понятным причинам он писал нам в Калиновку, папин адрес он тоже знал. Вскоре мы получили от Фимочки письмо с фотокарточкой из госпиталя — такой красавец с орденом Красной звезды на гимнастёрке и отчётливо видной раненой левой рукой. Фима был комиссован из армии и в конце 44 года он приехал в Злынку и вскоре начал работать на небольшой базе при железнодорожной станции. В основном на его базе была сушённые картошка, лук, свекла, морковь, которые отсюда отправлялись на фронт мелкими партиями.Положение на фронтах значительно улучшилось, война уже шла за нашими границами всё ближе к логову врага. И вот, наконец, Победа!…Приехал папа. Сколько было ему мамой рассказано о наших похождениях, о лично моих “подвигах”. Помню, папа её слушал, целовал и благодарил за сохранение семьи.Не было денег для восстановления дома в Хойниках. Отец хотел взять Фиму и опять уехать в свою часть, поработать год и одновременно обучить его парикмахерскому делу, но взял он Изю, так как не думал, что у Фимы столь сильно повреждена рука. Папа съездил в Хойники, договорился со своими довоенными друзьями и с дядей Соломоном о восстановлении дома. Из воинской части деньги отправлялись прямо в Хойники и весной 46 года мы уже были на своей родной земле, но ещё с неделю, пока просыхала краска, жили у дяди Соломона.В 46 году у нас родилась ещё одна сестричка Бронечка, но через полтора года она заболела менингитом и умерла. Опять самый большой шрам на сердце отложился у мамы.В Хойниках я продолжил учебу в четвертом классе, Изя работал парикмахером и учился в вечерней школе. Фима, несколько потренировал свою больную руку и начал обучаться парикмахерскому делу. Папа занялся организацией работы столовой. Мирочка, естественно, не стала ходить в школу, она была дома с мамой. А мама… Ей надо было кормить семью, высаживать огород, короче — вести хозяйство со всеми трудностями тех лет.Началась послевоенная жизнь нашей семьи.24 апреля 2006 года 09:00:07Соломон | К-Бялик | Израиль Соломон ХазановскийО ВАС И О СЕБЕ (Автобиографическая повесть)Продолжение* * * * *Фима — старший брат, до войны учился и окончил 8 классов средней школы. По характеру он отличался от всех нас своей молчаливостью, застенчивостью. Любил общение с друзьями, в основном это были ребята. Любил играть в карты, домино, шашки. Помню, ещё до войны, Фимка играл с ребятами в очко, а папа его здорово гонял за это, а я ещё “подлил масло в огонь”. … Моя кроватка стояла рядом с платяным шкафом и я, стоя на спинке, мог видеть, что есть на шкафу. А нашёл я металлическую баночку, из под момпасье, с кучей монет и игральными картами. Ах, с каким “наслаждением” я рассказал папе о своей находке! Какой я был “хороший” мальчик. Мне так всегда хотелось погулять со старшим братом, он это делал неохотно, а после моего “предательства” он стал меня избегать и дразнить ябедой. Когда началась война, он резко стал считать себя взрослым, и мы тоже его слушались. Я не помню, почему Фима в эвакуации не продолжил учебу в школе, а пошёл работать. Видимо иначе нельзя было, иначе не выжить. За работу в колхозе хотя бы немногопродуктов, но давали. Он был крупным парнем с крепкими руками, и ему поручили работу по перевозке различных грузов на упряжке из двух громадных быков, чаще всего он возил воду, в основном работал на дальних бригадах бескрайней степи.Приезд Фимы домой для нас был праздником, но такое бывало не чаще одного раза в неделю, это всегда сопровождалось подарками в виде кусочка хлеба, немного картофеля или горсти крупы. Летом он привозил грибы и для Мирочки лесные ягоды. Повара любили Фимочку, каждый старался его одарить, зная о нашей голодной семье, но это бывало не часто. Дома Фима брался за заготовку дров, иногда он привозил дрова в повозке, тогда ему удавалось отоспаться. А спал он молодецким сном до утра, и маме с трудом приходилось его будить. Он никогда не жаловался на трудности и как-то стеснялся, когда его жалели.Я не могу сказать, что он с восторгом воспринял призыв в армию. Фима знал, что его ждёт, а маме он говорил,— не волнуйся, я ещё долго должен жить.Воевал мой брат в должности пулеметчика с декабря 43 года по октябрь 44, был ранен разрывной пулей в ладонь левой руки, его пальцы приняли неподвижное сжатое положение навсегда. Мы, естественно, были рады таким исходом. Ведь наш брат остался жив.Когда папе предложили принять базы райпотребсоюза, то он поставил условие, что он возьмет сына на должность кладовщика склада ГСМ, откуда отпускалось горючее по разнарядкам организациям, колхозам и производилась заправка автомашин потребительской кооперации.Итак, Фима покинул парикмахерскую и начал работать в потребкооперации. Но с отцом он проработал чуть больше года. Склад ГСМ и все операции на нём, были переданы созданной районной нефтебазе. И ещё, во избежания разговоров о семейственности, что было модно в то время, Фима пошёл работать экспедитором в районное потребительское общество, был кладовщиком хлебопекарни, директором магазина. Помню, однажды, мама была обеспокоена, как Фима будет работать без контроля папы, на что отец ответил, что Фима очень талантлив и многие вопросы он решает лучше его. Жизнь подтвердила справедливость папиных слов. В Хойниках он числился лучшим работником торговли.Однако вернемся к прошлому. Мама очень любила своего старшего сына, особо не опекала, но частенько задавала вопрос, когда он женится, хотя и знала, что ходит вечерами гулять только в мужской компании, откуда же взяться невесте.Фима всегда отличался добротностью выбора вещей. Собрался он купить себе хорошее пальто, стал копить деньги, а тут денежная реформа 46 года, а на пальто денег не хватило, купил велосипед: новенький в смазке, сверкающий никелем. О! Сколько у меня воспоминаний с этой покупкой. Была мечта научиться кататься на велосипеде, а вот как? Наступила весна, Фима начал ездить на работу, выбирая более сухие тропинки. На мои неоднократные просьбы научить или хотя бы покатать отвечал, пусть подсохнет. Наша улица в то время была самая грязная, лужи на дороге стояли долго, машины повсеместно буксовали. Ну, как тут быть? В один из вечеров я узнал, что мама собирается завтра к Симоновичу в магазин, дома я буду один. Когда все уснули, я подошёл к велосипеду, отвернул гайку ниппеля, спустил воздух из колеса, и завернул гайку на место. Утром Фима обнаружил, что колесо спущено, заниматься ремонтом некогда — нужно бежать в пекарню отпускать хлеб. Не помню, как я увернулся от школы, но когда остался один, накачал колесо, вывёл велосипед на заранее выбранную исходную позицию. С лавочки у дома Шлеймешаи сел на раму, оттолкнулся и поехал под уклон довольный, что, теоретически освоив руление, двигался и довольно быстро. А впереди большая лужа, перед которой теоретически я должен остановиться, а практически: забыв о тормозе, или просто растерялся, но приземление было в центре лужи, грязной лужи. Ну что тут скажешь! Хорошо хоть никто не видел. Пришлось мыть и чистить себя и велосипед. А Фиме вечером я сказал, что велосипед отремонтировал — там ерунда, отошел ниппель, и он мне поверил, а может быть, и не поверил, потому что спросил: — “Надеюсь, больше ломаться не будет?”Наступило лето 50 года. Год выдался урожайным на вишню, и была она дешёвая. Фима достал громадную трехведерную бутыль, в которой изготовил прекрасную вишнёвую наливку. И ещё: из Стреличевского питьевого спирта, Речицкого фруктово-ягодного вина и сахара Фима готовил, по известной ему технологии, прекрасный ликёр. Естественно, если пить этот “напиток” с умом, то он хорош, а если стаканами,— не позавидуешь. К счастью в нашей семье стаканами спиртное никто не пил.К чему я затеял о наливке, ликёра. … И вот однажды осенью Фима признался родителям, что женится. Невеста — Соня Рейдер. Она с родителями до войны жила в Хойниках. Во время эвакуации умерла мама, и большая семья осталась на попечении Сони. Вскоре они уехали в Сестрорецк под Ленинградом. Соня училась, получила специальность инженера — экономиста, работала.В Хойниках Соня была с отцом и решение о регистрации брака, и свадьбе сразу было принято. А свадьба эта мне “запомнилась” отсидкой дома, так как у меня в этот день разнесло щеку от флюса, и на торжество я не попал. Мама, из сочувствия ко мне, накрыла стол дома и разрешила собрать моих друзей. Естественно была и наливка и кое-что покрепче.Соня с отцом уехали в Ленинград. Ей надо было получить расчёт на работе, собрать вещи для отправки и выполнить много других формальностей. Фимочка ждал приезда жены с большим нетерпением.Стали жить они на снятой квартире на Новостроительной улице. Я был частым гостем у них и вот почему: у них была радиола с большим количеством пластинок советских исполнителей Бунчикова, Нечаева, Утёсова и других. Особенно мне нравились оперетты, слушая которые я заучил много арий, а песни с пластинок я знал наизусть. Молодая чета тоже любили музыку и тоже любили петь. А Фима в компаниях всегда был сольным исполнителем таких песен, как “Ох, неприятность”, “Смуглянка”, “Землянка” и многих других, и слушали его всегда с большим вниманием.Итак, Фимочка стал семейным человеком. Нужно было строить своё “гнездо”. И если бы вы видели, какие качества хозяина раскрылись в нём. Быстро оформив кредит в банке (не без помощи папы), выбирается место под застройку по улице Кузнечная (напротив дяди Соломона), заключается договор на поставку круглого соснового леса и началось строительство дома, добротного дома, силами нанятой бригады плотников. Через год они уже вселились. В нашем родительском доме был один крупный недостаток, не было возможности развести фруктовый сад,— усадьбу весной заливало водой, да и летом вода была близко к поверхности грунта. На огороде посадки начинали очень поздно, когда немного подсыхало. Но у мамы всегда росли в достатке огурцы, помидоры и другие овощи. Усадьба брата тоже расположена на низком месте, но он выкопал вокруг огорода большой ров, навозил дополнительный песчаный грунт и высадил фруктовый сад, но некоторые деревья все равно погибли.Сонечка — очень хорошая хозяйка. У неё всегда порядок в доме, полон двор курей и уток, в сарае на откорме пару поросят. Она с первых дней приезда работала экономистом райпотребсоюза. В доме она тоже была великим экономистом.Счастьем, особенно для моих родителей, дождались таки, было рождение Таисочки. Она постоянно была на попечении бабушки, которая в ней души не чаяла. Через пять лет вторым ребёнком у них был Толенька, который почему-то не любил бабушкиного попечения. Помню, когда мы с Верой были в отпуске, он пришел, поднялся на забор у калитки и сидит. Бабушка выбежала из дома и зовёт его:-Толенька! Идем, я тебя накормлю, ты же голодный.-Не хочу — его ответ. Чего он не любил, так это кушать, а бабушке главное было накормить внука.В 1953 году уехал я учиться; Изя, как ушёл в армию в 48 году, так там остался учиться и служить; Мирочка тоже окончив школу, в 56 году уехала учиться. Фима с семьёй и родители остались в Хойниках. Таисочка окончила музыкальное училище и работала в музыкальной школе преподавателем тоже в Хойниках. Здесь же повстречала своего будущего мужа — Лёву Беда. У них родились чудесные детишки Серёженька, а затем и Ирочка — первый правнук и правнучка моих дорогих родителей. Толечек окончил школу поехал в Сестрорецк, стал работать, был взят в армию и по демобилизации приехал обратно. Вскоре женился на своей любимой Светочке.В 1976 году умирает мама, в 85-м умирает папа. Об этих трагических днях позже. …Беда пришла в Хойники в конце апреле 86 года — авария на Чернобыльской атомной электростанции. Внуки Фимы были эвакуированы по миссии международного красного креста в Израиль на два года. Но нужно было всем переселяться из заражённой зоны во имя спасения детей. Сколько было “оббито порогов” учреждений, чиновников с целью получить разрешение поселиться в Сестрорецке в доме Сониного отца, прописку не разрешили. Когда Таисочка и Лёва посетили своих детей в Израиле, то у них созрело решение переехать на землю обетованную. Фима с Соней инициативу детей поддержали и в 90 году, оставив почти за даром всё нажитое, приехали в Израиль. Толя с женой и дочерью уезжать из Ленинграда не захотели, но затем, хватив горюшка от жизни с бандитским оттенком, в 95 году приехали к родителям.* * * * *Изя — средний брат. Он также любим в семье. Был всегда честен с юмором и ещё, он имел обширный круг друзей. Дома после работы он находился мало, и это очень беспокоило маму. Похождения его друзей иногда настораживало. Успокоение пришло, когда он начал встречаться с Олечкой Тараховской. Я был свидетелем разговора Изи со своим другом. Это было на сеновале у нас дома (излюбленном месте для сна летом). Надеясь, что я уже сплю, было далеко за полночь, был откровенный разговор. Я удивился, с какой любовью Изя выказал свои чувства к Оле, сколько приятных эпитетов было сказано в её адрес. Огорчало его, что Оля отказалась до армии зарегистрировать брак.Как обычно по традиции бывает, друзья — призывники собрались вместе на пирушку мужской компанией перед отправкой в армию. Пирушка была у нас дома, мама наготовила всякой вкусной еды, уставили большой стол, было немного водки и вина. Но каждый из участников посчитал необходимым принести собой по бутылке. Когда я пришел из школы, пир был в разгаре, но водка была выпита. Парни были пьяны но … мало.-Сёма, иди сюда! — Пошарили по карманам и наскребли ещё на пару бутылок. Я взял деньги, мама стоит на кухне, ожидает меня и говорит с волнением:-Сёма, им не надо пить больше, придумай что-нибудь. — И придумал: взял две пустые бутылки из-под водки, наполнил водой из самовара, укупорил пробкой и расплавленным сургучом, прихлопнув сверху трехкопеечной монетой (не отличить от заводского изделия) и, выждав время в пути, магазин и обратно, “торжественно” поставил бутылки на стол. Разлили по стаканам, заплетающимся голосом “самый трезвый” произнёс тост и залпом выпили, а некоторые даже крякнули от удовольствия. Изя сообразил, что к чему и когда один из парней недоумённо сказал:-Не по-о-нял, он ему ответил:-Пить надо меньше и отобрал стакан.А-а-а — буркнул тот.Не помню, вернул ли я им деньги, а если не вернул, то тоже правильно — мой “труд” тоже денег стоит.В армии Изя был направлен в учебную группу в Новоград-Волынск, а спустя год был уже младшим командиром в одной из воинских частей. Он остался в армии сверхсрочно. После женитьбы, служили с Оленькой в основном на севере страны — в Мурманской, Архангельской и Вологодской областях.В 51 году Изя был направлен в Рижское военно-морское училище, которое он окончил в конце 53 года, то есть в год моего приезда на учёбу в Ригу. Он работал на военных аэродромах морской авиации по радиотехническому обеспечению полётов, а я на гражданских по той же специальности. Молодые жили все годы, пока Изя был молодым офицером, очень трудно. У них родились почти друг за другом две девочки: Иночка и Лилечка, и позже мальчик Боренька. Как им трудно не было, умудрялись мне ежемесячно высылать по сто рублей, пока я учился.Изя был способный офицер, рос по службе, получал очередные звания. Последняя его должность — командир крупной воинской части ЗОС, в звании подполковник.Во время его службы мы встречались несколько раз: на его юбилее и на свадьбе Инночки, затем позже бывал у них проездом. О своих впечатлениях, о встречах с ними расскажу позднее.* * * * *Мира — моя сестра. Самый близкий человек по многим причинам: единственная девочка в нашей семье; мне больше всех приходилось нянчиться с ней; она была общей любимицей. Последнее она особенно чувствовала и была всегда излишне капризна, не терпела невнимание к себе и, чуть что не так, ревела. Конечно, мы все старались всё лучшее отдавать ей. Пока я не учился, был ей нянькой. А вот в Злынке было сложно, Мирочку с рёвом оставляли одну дома, и это была постоянная тревога мамы. Пришлось отдавать шестилетнего несмышлёныша в школу. С переездом в Хойники была прервана её “ успешная” учёба. Начала она заниматься в школе с семи лет в 46 году, училась слабо. Когда мама посоветовалась с учительницей в конце учебного года, как с ней быть, она сказала: “ — Рахиль Абрамовна, я могу её перевести во 2-й класс, но у неё ещё очень слабое мышление, ей будет трудно”. Оставили на второй год, и это было правильно. Мирочка все последующие годы училась хорошо и школу она окончила с серебряной медалью. Поступила она учиться в Ленинградский химико-технологический техникум. Не хотела рисковать с поступлением в институт. После учёбы была направлена работать в Гусь-Хрустальный. А вскоре на её пути встал Иосиф Спивак — её будущий муж.Иосиф жил в Муроме с родителями. Отец его был председателем колхоза-миллионера, мощный мужчина и очень добрый. К сожалению, он трагически погиб в автокатастрофе. Иосиф работал на одном из режимных заводов, сейчас работает там же начальником цеха. Мира работала в Муроме начальником лаборатории на другом заводе.Запомнился приезд Миры к нам в Челябинск ещё до замужества в 59 году. Для нас этот год был самым трудным в материальном отношении. Мы жили уже в своём доме, построенным методом самстроя. Знаю, ей тогда не понравилось у нас, а может быть, я ошибаюсь!?Когда я, жена Верунька, сын Женечка и дочь Аллочка приехали в Хойники в 65 году, у бабушки и дедушки находился внук Вовочка Спивак. Полный ребёнок уже откормленный бабушкой. К нам он привязался и с удовольствием ходил на длительные прогулки в лес. Рядом с нами постоянно находился и наш племянник Толенька. Отдыхали мы так: садились в автобус и уезжали на железнодорожную станцию, а там до бора шли пешком около километра. Выбирали большой развесистый дуб, забрасывали длинную веревку и делали качели. Дети с визгом катались. Однажды Вовочка не захотел садиться на качели:-Вовочка, почему?-Жопа болит — отвечает он.Посмотрели, а у него кожа на попе в паху красная, истёртая. Пришлось заняться лечением. Обратно до автобуса он ехал на дядиной шее. Мы часто вспоминаем красивенького маика и его выражение “жопа болит”.Вскоре у Мирочки родился Мишенька, к сожалению, я его видел только в колыбельке.Сейчас ребята имеют свои семьи, оба офицеры Российской армии. Естественно я виделся с Мирой и Иосифом и в горе и в радости, но об этом позже.24 апреля 2006 года 18:20:19Соломон | К-Бялик | Израиль Соломон ХазановскийО ВАС И О СЕБЕ (Автобиографическая повесть)ПродолжениеШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ, ПРЕКРАСНЫЕ.Итак, Хойникская русская средняя школа номер 2. Здание было построено до войны 2-х этажное, кирпичное в красивом месте по дороге в парк культуры, недалеко от здания дома культуры,— деревянного здания, где и работал ранее еврейский самодеятельный театр. До войны я считал дни, когда пойду в красавицу — школу, но не суждено. …Приехали в Хойники и увидели такую картину: от школы остались одни стены, остальные конструкции сгорели; дом культуры сгорел полностью; от парка остались отдельные деревья у пруда. Немцы боялись партизан: большой парк и все, что в нем построено было снесено или сожжено.Нашу школу разместили в бывшей еврейской школе (“благо” она была закрыта, как таковая в 38 году). Учился я неплохо, но сразу была одна странность,— в третьем классе изучали французский язык, а так как я приехал к концу учебного года, то мне пришлось изучать его летом, чтобы перейти в четвёртый класс. Пришлось оплатить мою подготовку учительнице. Но самое интересное, что с французским больше никогда не встречался. И может быть, с этого времени невзлюбил иностранный язык, о чём позже сожалел.В школе были прекрасные учителя почти по всем предметам. Я никогда не баловался на уроках, слушал очень внимательно, если нужно уточнял непонятный материал. Дома больше всего занимался математикой, физикой,— особенно физикой. Был у нас обязательным, как предмет, белорусский язык и учили его с первого класса, а я почти до пятого его не изучал. Иван Степанович — старейший учитель “беларускай мовы” почему-то считал необходимым ставить мне в пример моего старшего брата, которого он учил до войны. Правда, я к восьмому классу язык изучил и знал неплохо.Почему мне вспомнился Иван Степанович? Это был большой любитель выпить. Он полу парализованный ходил с двумя палочками, но умудрялся ещё и выпить где ни будь в столовой или кафе, естественно, за счет своих бывших учеников, которые и помогали ему добраться домой. Жил он по Пролетарской нашей улице. У нас в школе было заведено (послевоенная бедная школа!), когда проходят экзамены, соревновались негласно на лучшее убранство класса. Кроме красивой скатерти на столе, тюли на окнах, цветов, на столах стояли лакомства, лимонад, а если был учитель и ассистент мужчины, то ставили и пиво под вид лимонада. Как ни странно, это всегда проходило, а где-то в 8 - 9 классах появились новые “требования”.Однажды меня останавливает, сидя у своего окна, Иван Степанович и спрашивает:-Хазановский, знаешь какой завтра у вас экзамен?-Да, знаю, математика.-А кто у вас ассистентом?-Знаю, Иван Степанович.-Ну, так вот, всё должно быть, как положено!-Будет,— отвечаю ему,— и шторы на окнах, и цветы на столе, и пиво...-А-а-а, что пиво? — недоволен Иван Степанович, вот — (называет пять шесть фамилий наиболее слабых учеников) — пусть принесут сам знаешь чего …Посоветовавшись с ребятами, сложились и купили две четвертинки водки. Уложили их в вазы с цветами, из которых он ловким движением руки извлёк, и уложил во внутренний карман пиджака. Девчата смеялись потом, услышав сквозь тонкую перегородку туалета во дворе школы, бульканье жидкости из горлышка и сброс пустой посуды.С Фимой Левицким я дружил с первых дней совместной учебы. Это был крупный парень, несколько полноват, по характеру добрый, но немного избалованный мамой. Из-за постоянной её опеки, Фимку дразнили маменькиным сыночком. Его мама одобряла нашу дружбу, считала, что я хорошо влияю на Фимочку. Любимым нашим занятием было посещение кино. Считалось престижным первыми посмотреть новый фильм, особенно про войну, а затем взахлёб пересказывать его содержание, перебивая друг друга, в кругу своих товарищей.И однажды я направился за другом, что бы пойти на очередной фильм, и только мы стали выходить из дома, слышим голос Фимкиной мамы:-Фима, иди к шойхеду, надо зарезать курицу на субботу.-Мама, но я с Сёмой собрались в кино!-Успеешь.Фимка взял сумку с курой из рук мамы, и мы поплелись на другой конец посёлка к шойхеду Шмуэлу. По дороге я сообразил, что мы не успеем в кино посмотреть “Подвиг разведчика” и предложил:-Фима, давай я зарежу курицу (Сколько я уже их перерезал.), тогда и в кино успеем, да ещё и три рубля сэкономим.-Хорошо, ответил мой друг.С чем мы и завернули ко мне домой, где совершили задуманное.За скорость выполненного задания Фима сказал маме, что его подвезли на мотоцикле. В кино мы успели. Мороженного тоже наелись.В воскресенье большой базарный день в Хойниках. Мама моего друга сделала хорошие покупки и уже собралась ехать на попутной подводе домой, но встретилась со Шмуэлом и он её спросил:-Баше, что это вы на субботу не зарезали курицу? -Как! — воскликнула оскорблённая Баше-Нахес,— Фимка был у вас!-Нет, не было его…Минута немая сцена, затем Фимина мама сказала, как бы для себя. То-то я не могла понять, почему курица была вся в крови. Она, конечно, промолчала о том, что когда она задала этот вопрос сыну, он ответил, что у Шмуэла тряслись руки.Фимочка,— единственный сыночек в семье, конечно не виноват, я же в течение многих лет не мог зайти к ним в дом, как осквернитель каширной еврейской кухни. Откуда же мне было знать о такой “тонкости” еврейской жизни!Вернусь к своим школьным товарищам. Свела меня судьба с хорошими ребятами: Изей Юровицким, Сёмой Либерманом, Матвеем Лаевским, Вовчиком Козерогом, Володей Левицким, Мишей Раппопортом, Матвеем Качеровским, Гариком Мигай и многими другими ребятами. У нас были различные интересы: кто-то любил читать запоем книги, кто-то играть в шахматы, а были и прекрасные рассказчики, и хорошие организаторы различных мероприятий. Мы могли часами сидеть, у кого-либо дома и нам было весело. Я позже ловил себя на мысли,— нам никогда не приходило в голову распить бутылочку, хотя где-то с 8-го класса, окончание учебного года завершалось вечером. Всем классом собирались в складчину у кого-либо дома, готовили всё сами на стол, под руководством хозяйки дома, ставили и водку и вино. Готовилась культурная программа. Вечера проходили очень весело, расходились далеко заполночь. За все эти годы я не видел, чтобы кто-то из ребят выпили лишнее.Пока мы учились в старой школе мне от дома,— пять минут ходьбы, а если напрямую через больничный городок, и того меньше. Это было важно, так как утром хотелось поспать лишнюю минуту, ведь спать ложились очень поздно. День был постоянно насыщен различными мероприятиями.К началу учебного года в 50 году восстановили школу и у нас условия для учёбы улучшились, хотя и не было спортивного зала, тематических кабинетов. Были только хорошие, просторные и светлые учебные классы. Старая школа осталась как начальная.У меня сложились хорошие отношения с военруком. К нам он приехал из германии в звании капитана. Это был солдафон, очень влюбленный в своё дело. Мне было предложено возглавить школьную первичную организацию ДОСАРМ. Нам выделили пять малокалиберных винтовок, не ограничивали в патронах. Обеспечивали различными учебными плакатами и самое главное, можно было организовать радиокружок и даже приобрести кое какие радиодетали.Построили на болоте элементарный тир и организовали, после теоретической и практической подготовки, соревнования на первенство школы по стрельбе. В школе проходили спортивные различные состязания, но такой массовости, как по стрельбе не было. Многие ученики выполнили разрядные нормы. Наша сборная была вне конкуренции в первенстве по стрельбе по району, но дальше почему-то нас не приглашали. Спортивной стрельбой я занимался и когда учился в Риге, был постоянным участником республиканских соревнований.К сожалению, я рано начал курить. Каждую перемену бегал в туалет (на улицу), естественно об этом не знали учителя и родители. Однажды летом отец зашел в сарай, где на сеновале мы спали с друзьями и “нечаянно” поднял мои брюки, из которых вывалилась пачка “Беломора”. Он меня разбудил и задал, естественно, вопрос: откуда и зачем? Не моргнув глазом, соврал, что папиросы нужны для угощения контролёра в кинотеатре для бесплатного посещения. Это отчасти было правдой. Легально курить я стал, когда учился в Риге. Бросил эту вредную привычку лишь весной 73 года.А вот врать привычки у меня почти не было, но иногда бывало враньё во “благо”. Когда мы учились в 9-м классе, вдруг среди учебного года входит с директором в класс новый учитель физики. Береснев Василий Трофимович отрекомендовал его, как опытного преподавателя со стажем работы в институте или техникуме. Бывают такие учителя, превосходно знают материал, а преподать его ученикам не могут. Таким был и Хандошкин. У нас, за исключением четырёх — пяти человек, класс был довольно сильным, и хотелось достойных знаний. Мне из объяснений Хандошкина (забыл его имя, отчество) было почти всё понятно, но ведь я был “влюблён” в физику и кроме школьной программы читал “Занимательную физику” и другую литературу. Но класс Хандошкина не понимал и только.На одном из классных собраний приняли решение бойкотировать уроки физики. Выражалось это так: На вопрос учителя “понятно?”, отвечали, нет, и объяснения начинались снова и снова, но он был невозмутим. Избрали другую тактику: После его объяснений в классе раздавались голоса:-Пусть Хазановский объяснит.Я выходил к доске по просьбе учителя и популярно объяснял, (я любил всегда объяснять всем, кто просил, по любому предмету) и тогда на вопрос Хандошкина “понятно?”, дружно отвечали “понятно” и опять он был невозмутим. Но нам от этого не легче.Пошли на недозволенный приём. Кто-то в класс принёс два маленьких колокольчика от какой-то игрушки. И во время его, Хандошкина, объяснения материала у доски, раздавалась трель, то в одном, то в другом углу класса. Учитель подбегал то к одному, то к другому ученику, но всё бесполезно. Хандошкин побежал за директором. Когда директор начал опрос, все отвечали, что в классе звонков не было. Он поднял старосту класса, то есть меня, и я ему выдал — звонки шли из учительской, звонил телефон. Директор ушёл, а мне было стыдно за мой подлый обман. Убежал за ним и Хандошкин, убежал навсегда. Спустя неделю я решил зайти к директору с покаянием. Он меня выслушал и ответил:-Ложь, даже во благо, не бывает красивой. Вы поступили очень плохо. Вы просто издевались над человеком, и пусть это вам будет уроком на всю жизнь. С экзаменами у нас бывали интересные истории. Мы ежегодно предлагали учителям свои услуги по подготовке экзаменационных билетов, то есть переписать вопросы из общей книжечки “Билеты…” на бланки. Многие учителя нам эту возможность давали с благодарностью. Секрет прост, половина бланков изготавливали из бумаги в клетку с обрезкой половины бланков по полной клетке, где писали чётные билеты, вторая половина обрезалась посредине клетки, для нечётных, формат при этом соблюдался. За свои “услуги” каждый учил только половину на выбор билетов. Этот наш секрет остался неразгаданным учителями, мы были хорошие конспираторы.Класс был сплочённый, нам нравились вылазки на природу, а 2-го мая мы традиционно уходили в лес на “маёвку” и просиживали у костра с печёной картошкой и с песнями. А как мы всем классом спасали колхозную лошадь? Урок военного дела мы проводили у болота. Вдруг увидели завязшую в болоте в грязи по живот лошадь, и бегающего на берегу беспомощного пастуха. Время — глубокая осень. Мы попросили у военрука разрешение заняться спасением. Смельчаки разделись до трусов и начали убирать грязь у ног лошади. Работа пошла быстрее, когда наши, вблизи живущие ребята, принесли лопаты и верёвки. Откопали все четыре ноги, связали веревками и подали их на берег ребятам. Аккуратно уложилилошадь набок и общими усилиями вытащили её на берег, обессилевшую, продрогшую. Через полчаса она поковыляла в стадо, а мы гордые смотрели ей в след, правда на другой урок пришли с опозданием. Вскоре из колхоза пришло благодарственное письмо.Наша школа славилась талантливой молодёжью. В Хойниках после войны не было своего театра. Старшеклассники ставили на сцене серьезную классику. Запомнилась “Без вины виноватые” Островского, где роль Шмаги играл мой троюродный брат Миша Хазановский, сын дяди Соломона. Спектакль был сыгран просто талантливо и показан многократно на сцене кинотеатра, что явилось праздником для посёлка. Повторить их мы не смогли, хотя попытки и были, ни те таланты.Я любил спорт, всегда участвовал в школьных соревнованиях, был участником районных спартакиад, однажды участвовал в составе сборной района на первенстве области, где выступал в беге на 100 метров и в толкании ядра. Результаты были весьма скромные, но, как говорят, важно участие, а в Хойниках среди спортсменов-школьников я был в числе хороших. Ещё мне говорили, что у меня неплохо получалась игра центральным защитником в футболе, но к этому виду спорта я был равнодушен, играл, когда нужно было отстоять честь школы, улицы.Мне посчастливилось трижды побывать, будучи школьником, в Ленинграде, где жила мамина сестра Аня (Хана) с детьми: дочь Мирочка, муж её Лёва Певзнер (в то время майор, инженер-строитель) и их маленькая дочь Галочка. Тётя Аня, Мирочка и Галочка несколько раз отдыхали летом у нас в Хойниках. Климат наш резко отличался от ленинградского в лучшую сторону. Тетя уговорила отправить меня на летние каникулы в Ленинград. И после окончания 8-го класса я уехал в Питер.Представляете: никогда не видел города крупнее Гомеля, а здесь красавец Питер с массой достопримечательностей. Я ходил и ездил по Ленинграду как завороженный. Побивал в Эрмитаже, Русском музее, в музее Радио, побывал почти во всех кинотеатрах, слушал пение Михаила Александровича, побывал в театре драмы, в театре сатиры на спектакле Аркадия Райкина. Посетил Ленинградский зоопарк, взяв с собой маленькую Галочку. Знал все маршруты трамвая — основной мой транспорт, исходил неоднократно Невский проспект, набережную Невы, район театральной площади, где жила тётя Аня и многие другие места замечательного города. Когда я приходил домой и с увлечением рассказывал об увиденном, то Мирочка говорила, что мне завидует. Она, живя в Ленинграде, всегда мечтала везде побывать, но времени всегда не хватало и всё откладывалось на потом. Удивляло меня обилие и разнообразие продуктов питания. Было всё, но не было достатка в деньгах.На следующий год неожиданно я был направлен в Ленинград по просьбе Фимы и Сони. У них гостил Сонин младший брат Вовочка — маленький ростом рыженький мальчик, которому можно было дать на вид 5-6 лет, а на деле он уже был во втором классе, а заговорит — совсем взрослый парень. Вовочку надо было доставить в Сестрорецк.Узнав, что я еду в Ленинград, меня попросили выполнить ещё одно поручение. Я уже перешёл в 10-й класс, выглядел довольно взрослым и самостоятельным,— откуда и доверие. Поручение было ещё такое: 7 классов окончил Миша Островский и захотел поехать в Питер, поступать учиться в самый престижный техникум — горный. Его родители и попросили присмотреть за ним и помочь. Меня удивило, что Миша, имея весьма скромные успехи в школе, собрался поступать в Ленинград, но хозяин — барин.В Гомеле уселись в купейном вагоне, но билетов взяли два, а не три. Вовочка “маленький” мальчик, которому нет и пяти лет, ехал бесплатно. Экономили деньги на Ленинград, а Вову соответственно проинструктировали. Спал он на багажной полке. Контролер побывал в нашем вагоне, проверил наши билеты, спросил:-Кто там возится наверху?-Мальчика маленького везём по просьбе соседей.-Ну-ка я посмотрю на этого мальчика,— молвил железнодорожный страж. Вова выгляну и говорит:-Ну, чего ты не видел, вот он я.И всё стало ясно. Был составлен протокол по моему паспорту. Я боялся гнева родителей, но никаких последствий не было, штраф по месту жительства не поступил. В Ленинграде Вову встретили, я пообещал быть в Сестрорецке в семье Рейдеров через пару дней, а пока решил помочь Мише, как “знаток” города и обладатель путеводителя по Ленинграду. Да, а в поезде Миша мне признался, что в табеле об окончании 7-ми классов у него одни пятёрки …. Бывает и такое.Когда мы подъезжали к техникуму, я попросил Мишу ни о чём лишнем в приёмной комиссии не говорить, так как его многословность сразу выдаёт “отличника”. Документы были сданы, Миша устроился в гостинице, а затем мы отметили это событие в ресторане хорошим обедом. Миша любил тратить папины деньги, видимо они ему (папе) легко доставались.Я побывал несколько дней у тёти Ани и выехал электричкой в Сестрорецк. Это город-курорт на берегу финского залива с хорошим пляжем и сосновым бором на побережье. Городок небольшой. Рядом с вокзалом жила семья Рейдер: отец с женой (мачехой), Алеша, Цыля, Лёва и Вова. Фаня с мужем Юрой и дочерью жили отдельно неподалёку. Алёша мне уделил много внимания: водил на море, угощал различными сладостями, показывал город. Несколько дней ездил по достопримечательностям. Рядом с Сестрорецком находится озеро Разлив, на берегу которого накануне революции скрывался В. Ленин. Я посетил эту экскурсию весьма полезную для изучения классиков Марксизма — Ленинизма.О семье Рейдер у меня осталось хорошее впечатление, о семье, которая нам стала родной и близкой. По злому року судьбы, от этой большой семьи остались в живых только наша Сонечка и Фаня. Остальные дети по болезни, по нелепым случайностям умерли в расцвете лет в разное время.В Хойниках я узнал, что Миша Островский не поступил в означенный техникум и продолжил учёбу в школе.Третий раз я был в Ленинграде, после окончания школы, где решалась моя судьба по дальнейшей учебе, но об этом позже….С девчонками нашего класса у меня отношения были равные с некоторым оттенком равнодушия. Ни в кого я не влюблялся. Мне как-то всегда нравились девочки из приезжих на лето в Хойники Софочка Грозная (между прочим, очень хорошая девушка), Галочка — поповская племянница из Настолья и другие мимолетные увлечения.Более дружеские отношения были с Сонечкой Карпман. Мы жили почти напротив, у нас были общие родственники в Гомеле: дядя Зискин — брат отца Сони, а тётя Геня — сестра моего папы, так что в Гомеле в гостях мы были на равных. Помню, до войны, я упал в открытый подпол в доме и был сильно ушиблен головой о разбитую тарелку. Первую медицинскую помощь мне оказывал Сонин папа — дядя Авраам. У меня с тех пор осталась какая-то нежность к нему, да и вообще он был мудрый человек. Мама у Сонечки умерла вскоре после её рождения. Брат Моня вскоре после войны женился и жил вдали от Хойник и один из первых выехал в Израиль, где хотел вылечить сына от белокровия. После войны дядя Авраам сошелся с тётей Пашей. Мне нравилось бывать у них дома вечерами, когда дядя Авраам кроил очередной дамский костюм, а тётя Паша читала вслух очередной роман, да так интересно, как артистка. Иногда тётя просила меня помочь по нехитрому хозяйству по мелочам.Соня была очень смелой девушкой. Ну, кто ещё сможет на экзамене по географии стать за классной доской, прибитой на угол класса, на которой висит карта мира до самого пола и читать очереднику, готовящемуся у карты, ответы на вопросы билета!? Правда, стол учителя стоял в противоположном углу и при этом он был чуть “туговат на уши”. Сама она отвечала последней и без подсказки, так как это был её любимый предмет. Она ведь и в последствии стала преподавателем географии в школе, после окончания педагогического института.Я не могу вспомнить, как это случилось, но в 10-м классе я страстно влюбился в эту маленькую, худенькую девчонку и я ей в этом признался. Сонечка мне ответила взаимностью и ещё сказала, что её любви давно добивается Боря Левицкий, тоже сосед, и пишет ей любовные стихи. Мы почти всегда были вместе. О наших взаимных симпатиях знали, и даже родители это заметили. Конечно, ни о какой интимной близости никто не помышлял. Целовались мы часто, конечно не на людях.Так продолжалось до июня 53-го года. В период подготовки к экзаменам собирались на консультации в школе, а затем садились, в основном ребята наших двух десятых классов, на брёвнах невдалеке от школы и вели разговоры на разные темы. Одна из таких бесед оказалась, как мне кажется, роковой в наших взаимоотношениях с Соней. Как-то то получилось, что я проводил на спор одну строптивую девчонку домой поздно вечером. Проводил и забыл об этом.Экзамены на аттестат зрелости сдавали успешно, готовились с Соней отдельно, хотя раньше договаривались помогать друг другу при подготовке, но с другой стороны думал, не будем отвлекаться на поцелуи. Аттестаты получили без троек, в основном с отличными оценками.Началась подготовка к выпускному вечеру. В день вечера ко мне подошёл мой близкий товарищ — Сёма Либерман и говорит:-Сёма извини, но я люблю Соню Карпман и это у нас взаимно.Вот где аукнулся спор на бревнах, инициатором которого был Либерман. Состояние моё вам понятно! Соню днем я найти не смог, а вечером, на выпускном от неё получил подтверждение, о её “пылкой” любви к моему тёзке. Сославшись на головную боль, я ушёл с вечера. Я всё ждал, что это у них не серьёзно, увлечение кончится и у нас всё будет хорошо. Но нет, это у них на долго, а затем и навсегда.Погоревал и хватит. Нужно было готовиться к поездке в Ленинград, где уже давно был определён ВУЗ — институт связи имени Бонч-бруевича, или радиотехнический имени Ленина. Это был выбор по призванию, так как где-то с 8-го класса я был страстным радиолюбителем-конструктором. Первые детекторные приёмники, затем ламповые усилители, радиоприемники повышенной сложности выходили из моих рук, правда, на примитивном уровне.Сёма Либерман также поехал в Ленинград поступать в политехнический институт, куда и подал документы. Соня приехала сюда же и подала документы в педагогический институт.Когда я посетил свои институты, чтобы определиться в выборе, меня одолела робость, конкурс в институтах был 20 - 25 человек на место. Я сознавал, что мои сельские знания ни в коей мере не идут в сравнение с подготовкой городских школьников. И ещё немаловажным фактором, а, пожалуй, определяющим в эти годы, была пятая графа в анкете. … Это был, пожалуй, единственный случай в моей жизни, когда я не пошёл на риск и был неуверен в себе.Пришёл я расстроенным к тёте Ане, где в гостях был друг их семьи, весьма почтённый мужчина. Выслушав мои невесёлые новости, он сказал:-Сёма, я рекомендую тебе поступить учиться в технологический институт пищевой промышленности, что на проспекте Сталина. Там предпочтение отдают ребятам, так как они мало туда поступают, и специальность для жизни престижная.Так я и сделал. Сдал документы, сожалея, что не сбудется моя мечта в выборе профессии. Начались экзамены: Физика — 5, Математика письменно — 5, Сочинение — 4, Немецкий, о горе (вот когда я пожалел, что мало уделял ему внимание), когда я прочитал заданный текст, преподаватель меня спросила, где я изучал предмет. Ответил, что в сельской школе. Она сказала, что это ужасно, и что хотела поставить двойку, но так как у меня в зачётке хорошие оценки пожалела и порекомендовала обратиться в деканат, для получения разрешения на пересдачу и что надо подготовиться и сдать хотя бы на три. Хорошо сказать на “три”, а это значит без общежития, без стипендии, то есть полностью сесть на шею родителей. … Пошёл в деканат. Декан мехфака мне с порога сказал, что пересдача на вступительных экзаменах запрещена, но, попросив зачётку, сказал, что сделает мне исключение при условии сдачи остальных экзаменов без троек. Сдал ещё, хотя и без настроения, математику устно и химию на “четыре”.Да, а когда я завалил немецкий, Сёма Либерман позвонил мне, узнал результат, сказал, что я, мол, первый, из нашей школы, кто не сумел сдать немецкий. Сёма тоже сдавал немецкий язык, но позже, и … тоже завалил. Я не поверил его телефонному сообщению, и предложил встретиться. Он мне показал зачётку с почему-то жирной двойкой, и мы вдруг разразились смехом. Сема сдал документы в артиллерийское училище. Я шёл обратно в несколько приподнятом настроении, что для меня ещё не всё в учёбе потеряно, лишь сдать нужно один экзамен. Мои планы изменились через десять минут. Я возвращался домой по каналу Грибоедова, остановился около здания Северного управления гражданской авиации, где был установлен у входа большой щит с извещением о приёме в училища Гражданской авиации.Меня заинтересовало Рижское училище спецслужб ГА. Нет никаких подробностей о специальностях, но думаю, что авиация без радио не обойдётся. Зашёл в отдел кадров, как указано в объявлении, начал спрашивать об интересующем меня училище, но вразумительного ответа я не получил. Совсем засекретились. На выходе из здания меня остановил товарищ в форме работника гражданской авиации. Он слышал наш разговор в кадрах и подробно рассказал об училищах ГА. Я посоветовался с тётей, Мирочкой, Львом Борисовичем. Мой довод, что хочу получить специальность по радио, был решающим. Позвонил родителям (к этому времени был установлен дома телефон), и когда сказал, что иду учиться в авиационное училище, мама ответила, что я сошёл с ума и что это очень опасно. Успокоил её, объяснив, что летать не буду, работа на земле.Документы из института забрал и сдал их в приёмную комиссию при Северном управлении ГА, где сказали явиться в Ригу в училище к 1-му сентября. Ещё около полумесяца побыл в Ленинграде, всё ещё надеясь завоевать расположение Сонечки. Мы встречались после её поступления в институт, побывали с ней на съёмной даче её дяди, купались, но это были чисто дружеские встречи. А Сёма Либерман почему-то не прошёл и в артиллерийское училище, ему предложили поехать учиться в военное училище в Укмерге, что в Литве. Он был безумно рад, что я уезжаю из Ленинграда.Из наших двух классов более половины поступили учиться в Гомель, Минск, Киев, Москву и многие другие города союза. Каждое лето мы встречались в Хойниках, и рассказам не было конца. В первый год, когда я ехал на каникулы, в Гомеле у тёти встретил Соню Карпман, она только что заехала из Ленинграда. В Хойники поехали вместе поездом. Мне казалось, что наши взаимоотношения полностью наладились. Мы всю дорогу разговаривали, целовались и строили планы дальнейшей нашей совместной жизни, после окончания учёбы.Утром мама мне сказала, что Сёма Либерман тоже в Хойниках, а вечером я увидел Соню и Сёму рука об руку. Когда я наедине задал Сонечке вопрос: — “как это понимать?” Она мне ответила, что пока его не вижу,— не люблю. … Моя любовь к этому человеку несколько охладела.Однако я забежал несколько вперёд. …24 апреля 2006 года 18:33:26Соломон | К-Бялик | Израиль Соломон ХазановскийО ВАС И О СЕБЕ (Автобиографическая повесть)ПродолжениеРАУСС Г А.Перед поездкой в Ригу прочитал многие произведения латышского писателя В. Лациса: “Сын рыбака”, “В бурю”, “Семья Зитаров” и другие. Очень было полезно для знакомства с Латвией, Ригой.Первое, что сделали в училище, отправили пройти санпропускник на Московской улице Риги. Когда сошёл с трамвая и стал спрашивать, где он находится, меня гоняли по улице взад и вперёд. Наконец нашёлся добрый человек. В бане один старичок мне популярно объяснил, что многие латыши настроены по отношению к русским весьма неприязненно и на это, как я позже понял, были веские причины. Надев прожаренное бельё и одежду, поехал в училище устраиваться.Рижское авиационное училище специальных служб гражданской авиации (РАУСС ГА), находилось за рекой Двиной и размещалось в 4-х этажном здании. Здесь первоначально размещался учебный корпус, столовая и общежитие. Администрация училища находилась в другом трех этажном здании и занимала весь второй этаж. На первом были магазины, а на третьем жили преподаватели. В стадии завершения был новый учебный корпус, размещённый в старинном красивом здании в три этажа. Абитуриентов разместили, около 400 человек, в клубе — длинном бараке, спали на двухъярусных койках. Мы узнали, что на одно место здесь претендуют два человека. Экзамена, как такового, здесь нет, есть конкурс аттестатов и собеседование, то есть члены приёмной комиссии могут в “лоб” задать любой вопрос, по любому предмету. А это, пожалуй, хуже экзамена. Когда я прибыл на комиссию, председатель задал мне вопрос: — “Почему, имея такой хороший аттестат зрелости, не поступали в институт?” Я сказал, что поступал в институт и подал зачетный лист, чем ввёл их вообще в изумление, когда они там увидели хорошие и отличные оценки. Рассказал им о желании быть радиоспециалистом, и о конкурсах в институтах связи. Вопрос мне задали по истории СССР, ответил, и меня отпустили, сказав, что результат объявят перед строем. Собеседование проходило несколько дней. Наконец всех построили, и командир батальона — подполковник начал вызывать по списку. Представьте напряжённость ожидания вызова, и, наконец, вздох облегчения. Я курсант. Жизнь в училище строилась как у военных: военная кафедра, курсанты разбиты по ротам, взводам и отделениям. Взвод — учебная группа. Мы жили до глубокой осени в том же клубе, ждали переселения учебного корпуса из здания общежития, затем всё наладилось. Нашу роту разместили на третьем этаже, где взвод, в котором я находился, расположился в двух комнатах: большой, в которой я жил, с койками по периметру стен со свободным центром; и маленькой с двухъярусными койками, но с меньшим количеством людей. Наше первое отделение с командиром Лабовским Володей — бывший моряк, лихой весельчак, неизменный участник самодеятельности. Второе возглавлял Кисс Борис --тоже отслужил армию, очень маленького роста, добрейший человек. Распорядок дня был чётким: ранний подъём, зарядка, туалет, завтрак, с 8-ми до 14-ти занятия, обед, час отдыха, самоподготовка в учебном классе 3 часа, ужин, личное время, 23 часа — отбой. В субботу после обеда и в воскресенье можно уходить в увольнение, если был пай- мальчиком.Мне нравился процесс обучения. Преподаватели с большим опытом работы, прекрасно знающие свой предмет. Кроме элементов высшей математики, теоретической механики, основ авиации, пошли специальные предметы: основы радиотехники, электротехники, ДВС и многие другие. Не забыты были и дисциплины общественных наук, и, естественно, иностранный язык — теперь уже английский. Принцип получения знаний у меня был, как и в школе: внимательно слушал лекции преподавателей, а уж обязательная самоподготовка углубляла знания.Наш 54-й взвод к началу учебного года состояла из 32 человек. Требования в училище, как и везде,— учиться без двоек и не иметь системы нарушений дисциплины. В течение первого курса было отчислено около 10-ти человек, большинство — ребята из южных районов страны, для которых учёба в училище была не главная цель. Приехав Ригу, они здесь делали различный бизнес: кто отправлял товар на юг, а кто и принимал фрукты и овощи, для реализации через посредников здесь. Ко мне подошёл товарищ и попросил помочь отправить контейнер с мебелью родителям. Конечно, согласился, как не помочь. Когда подошли к мебельному магазину, там уже стояла машина с контейнером, и по его команде началась погрузка. Я понял, что им всё подготовлено заранее, но своей роли здесь не понял и на вопрос, получил ответ,— смотри. Затем сели в машину, поехали на товарный двор железной дороги и оформили груз. Зашли с ним в ресторан “обмыть” отправку, где он меня, начав издалека, стал просить постоянно помогать ему в отправке различных товаров. За что обещал хороший заработок. Я вежливо отказался. К концу года этого товарища за частые самовольные отлучки и неуспеваемость отчислили из училища, но Ригу он не покинул, а продолжал свой бизнес. В увольнение, как правило, я ходил в воскресенье, так как каждуюсубботу был занят в стрелковой секции, был зачислен в сборную училища, где работал толковый тренер. Вскоре я стрелял стандарт из малокалиберной винтовки по первому разряду, такой же разряд я выполнил на соревнованиях первенства прибалтийского комитета профсоюза авиа работников из боевой винтовки и в личном зачёте занял второе место. Мне вручили первый мой приз — фотоаппарат “Смена”. И должен сказать, что лучшие мои снимки сделаны этим аппаратом.Город мы посещали с товарищами. К этому времени я подружился со многими ребятами: Рудольфом Венинградом, Николаем Зельманом, Николаем Спиридоновым, Евгением Поляковым, Олегом Знаменским, Володей Рыбальченко и многими другими. Ходили в кино, бродили по улицам Риги, паркам, скверам. Хотелось побывать в театрах, на концертах. Но не всегда были деньги. Стипендию нам давали в размере 80 рублей в месяц,— не разгонишься, разве что на сигареты хватало.Весной, чаще в воскресенье, наша сборная выезжала на взморье в Дзинтари, где была прекрасно оборудована стрелковая база республики. Здесь проходили все виды стрельб, тренировки и соревнования. Тренировки по “стандарту” проходили в тире вблизи училища. Кроме стрельбы, я никакими другими видами спорта не занимался.Каждые полгода проходила экзаменационная сессия. Я всё сдавал уверено, иногда всю сессию сдавал на отлично, но бывали и срывы. Так английский язык сдал на “три”. Эту тройку мне припомнят. … По окончании первого курса уехал в Хойники на встречу с родителями, друзьями и своей несчастной любовью.* * * * *Быстро пролетело лето. Опять учеба, но прежде побывали месяц в колхозе. Помню, наш взвод привезли в хозяйство около Тукумса, разместили на хуторе в большой избе и ещё ребята спали в большом кирпичном сарае, набитом соломой. Рядом хороший, сад со спелыми яблоками, грушей, сливой. Работали на заготовке силосной массы. Готовили пищу сами по очереди. Продукты выделяли на определённую сумму из колхоза — продукты добротные и много, кроме того, нам привозили из училища сухим пайком сахар, масло, консервы и другое. Всё бы ничего, но не радовало порой приготовление пищи: то каша подгорит, то суп — пересолённая баланда. Ну, представляете: натаскаются ребята мокрой травы, аппетит волчий, а кушать нечего,— обед испорчен. Все ходят злые, жуя сухой паёк. Вскоре подошла моя очередь (а может сам, раньше напросился), а я рад стараться, вот где пригодилась мамина школа (ведь я при ней был “золушкой”) в вопросах кулинарии. Я с моим помощником приготовили наваристые щи из молодой говядины, сварили жаркое — пальчики оближешь, сварили компот из свежих фруктов по два стакана на брата, кроме того, умудрился испечь оладьи со сметаной. В этот день к нам приехал с проверкой наш командир роты Метельков (у него таких взводов четыре). Ребята поели, и командир с ними покушал. После обеда он собрал взвод на разбор, а я с помощником готовили ужин. После разбора Метельков подошёл ко мне и попросил остаться на кухне постоянно по просьбе ребят. Отказываться было бесполезно, да и зачем, мне это льстило, что пища моя нравится.У нас в распоряжении была лошадь с телегой, на которой возили продукты со склада, молоко с фермы. Паслась она у нас возле хутора на длинной привязи. Помощники у меня вначале были сменные, а затем Веня Зиновьев согласился работать постоянно. Меню, как правило, с вечера согласовывалось с ребятами. Учитывая, что нам еженедельно из училища привозили продукты, то из колхоза мы всё, что нам положено, не выбирали. На очередном совете Цалитес — наш курсант из местных жителей, посоветовал взять два мешка ячменя. Привезли ему, а он их переправил на другой хутор, где один мешок отдал хозяину, а второй пошёл на изготовление пива для нас. Пивной сабантуй устроили накануне отъезда вечером. Домой из колхоза привезли много фруктов из “нашего” сада.Нас в училище кормили сравнительно неплохо, но ребята удивлялись, почему в колхозе пища была более калорийной и вкуснее, забыв, что ели две нормы и, главное, всё шло в котёл и, наконец, повар, может быть, был “хорош”.* * * * *Всё в нашей жизни было бы довольно буднично, однообразно, если бы не наши ребята — извечные выдумщики, юмористы. У нас смех был в почёте. Шутили, как правило, друг над другом. Много времени ушло, что бы “приучить” ребят не обижаться. А сцены разыгрывались довольно интересные:В период экзаменационной сессии нам разрешалось для подготовки уходить в Ленинскую комнату и находиться там даже после отбоя. Одним из любителей дольше всех быть в означенной комнате был Володя Александров, не потому, что любил заниматься подготовкой к экзаменам, а просто любил поболтать на различные темы, особенно о своих похождениях с девушками, где больше всего были личные мастерски придуманные истории. Это был красивый парень, под два метра, волейболист, член сборной училища. Пока Александров и Кисс были в ленкомнате, матрас волейболиста (согласно сценарию Зельмана и Венинграда) уложили на верхний ярус койки Кисса Бориса в другой комнате. Койку Александрова с постельными принадлежностями вынесли в каптёрку.Борис Петрович пришёл и лёг спать на свою верхнюю койку, отметив, видимо, для себя, что сегодня спать почему-то мягко и скоро уснул. А в нашей комнате тоже выключили свет и якобы спят. Как всегда, последним приходит Александров и из этических соображений свет не включает, а подходит к тому месту, где стоит его койка и, как всегда, отработанным до автоматизма движением садится на … пол, гремя костями. Поднялся, включил свет, предварительно испустив многословный мат, бросил всем: “где койка?”. Молчок. Подошёл к кому-то и тот “сонным” голосом (по сценарию) сказал:-Посмотри в каптерке.Принёс Александров из каптёрки всё, благо она напротив комнаты, но только за ключом пришлось бежать к дневальному. Собрал койку, начал стелить … нет матраса. Опять мат, опять допрос:-Да посмотри у Кисса,— говорит опять же “со сна” второй из ребят,— он выносил его.В горячке, не подумав, Володя идёт в соседнюю комнату, подходит к койке Бориса Петровича, насчитав под ним два матраса, поднял Петровича вместе с одним из них, и опустил его на собственный матрас. Кисс соскочил с койки ещё сонный, замахал кулаками и с криком “Ты что?” набросился на обидчика. А он немногословно, зло сказал “Вот что, умник!”, подхватил свой матрас, в сердцах бросив на пол простынь Петровича, ушёл к себе. Когда парни второго отделения опять изобразили схему схватки маленького Кисса и длинного Александрова, смех был весьма зычным.В сети пересмешников попадали и сами авторы “хохм”. Однажды Венинград предложил группе авторов очередного трюка, разыграть план подвески пружинного полотна койки на мягкие скобочки из проволочек. Решили в ближайшее время осуществить, что бы кто-то перед отбоем при слове, Метельков (командир роты) идёт, стремглав бросались в постель. … Зельман разыграл этот план, как по нотам: Однажды, когда Венинград пришёл в комнату, после очередной тренировки в гимнастическом зале, Зельман подозвал его к себе и сказал, что всё приготовлено необходимое для разборки койки Зиновьева, и ещё сказал, что осуществить задуманное придется тебе, поскольку твоя койка ближе всех к нему. Родька был лёгок на такие дела. Зиновьев был в ленкомнате, поставили на “шухере” Витю Белевитина. Родька приступил к делу, а Зельман ему и говорит:-Ты разденься, чтобы в случае чего, сразу в постель,— и услужливо начал готовить ко сну его койку.Родьке не повезло, не успел он снять и четверти скоб, как вбегает Белевитин и говорит с нескрываемым испугом: — “Венька идёт”. Венинград быстро набросив и поправив постель Зиновьева, сделал акробатический прыжок через одну койку, плашмя лег в свою постель и … оказался на полу. О! Если бы вы видели выражение его лица! А Зиновьев действительно вошёл, когда Рудик летел в свою постель. Это он, будучи дневальным, разобрал полотно сетки кровати у Венинграда, по сценарию Зельмана, во время самоподготовки.Опять мощный громовой смех, на который сбежались ребята со всей роты. 54-й взвод веселится!!!* * * * *Осенью 1954-го года в Межапарке Риги проходил праздник песни. Мы пошли туда: я, Женя Поляков и Родька Венинград. Там познакомились с двумя девушками — студентками Латвийского университета. Так и проходили с ними весь день по парку, вместе уехали в Ригу и договорились о встрече с Раей и Айей (так их звали) в следующий выходной. Родька от нас отошёл ещё раньше, так что мы с Женей остались без “соперников”, а рост девушек определил распределение по парам. Женя и Айя были высокие,— это была очень красивая пара. Я Раю сразу оценил не очень хорошо, мне казалось, что у неё на роду написано быть учителем, так как она уж очень часто делала мне различные замечания.Встречи наши продолжались, каждое воскресенье проводили вместе. Девочки часто брали билеты на различные мероприятия: концерты в доме офицеров, слушали орган в Домском соборе, посещали различные выставки. Мы тоже в долгу не оставались (мне уже брат помогал деньгами), покупали билеты в русскую драму, оперетту, несколько раз были в оперном театре. Посещали вечера отдыха в нашем училище и в университете. Нам нравилось такое знакомство. От них мы узнали подробности о трагических моментах в жизни Латвии, о депортации многих жителей Риги. Трагична, например, судьба самой Айи. Она жила с мамой, имели крошечный магазинчик, я его видел, мать, как собственника, выслали в Сибирь, а дочь осталась с сестрой мамы, которую не тронули, так как она была каким-то общественником советской власти, и она её как бы удочерила. Естественно, Айя в совершенстве знала латышский язык. (С мамой она встретилась только в1957-м году).Рая жила с родителями, приехали они в Ригу после войны. Ефим Михайлович — отец Раи работал инженером-электриком, мать в системе соцобеспечения, была ещё у них Анечка — первоклассница. В Риге в своей комнате жила Раина бабушка — очень мудрая и добрая. Естественно, вскоре я бывал у Рысиных дома, родители меня принимали весьма приветливо, и я бывал у них частым гостем. Женя с Айей встречались реже, не знаю, какая кошка между ними пробежала, но к лету они расстались.Любил ли я Раю? Пожалуй, нет, я очень к ней привык, а любовь была у меня только одна. … С Раей было интересно. Обе подруги учились на физическом факультете университета, учились неплохо. Помню, когда Рая изучала раздел “радио”, я ей объяснял тему, которую я знал неплохо, особенно физический смысл.* * * * *Летом, после экзаменационной сессии 1955-го года, мы отбыли в военные лагеря проходить курс молодого бойца на три месяца. Два провели в общевойсковых лагерях Латышской стрелковой дивизии и один месяц на военном аэродроме. После первого месяца приняли присягу. В основном проходили тактическую подготовку: копали окопы, строили блиндажи, ходили в атаку и всё это в жуткую жару при всей армейской амуниции.Когда появилась моя “любимая” болезнь рижского происхождения,— горло обложило, что и дышать трудно, ну, думаю (как в санчасти в училище), получу освобождение и отдохну в стационаре. Фельдшер небрежно осмотрел горло, дал полоскание и отправил служить. На мой вопрос:-А освобождение? — Ответил с сильным акцентом:-Освобождение по таким пустякам не даём. — Горло прошло и муки общевойсковой подготовки тоже,— меня и ещё двух моих товарищей по сборной училища отозвали из лагерей для подготовки и участия в республиканских соревнованиях.Соревнования проходили по дуэльной стрельбе,— очень редком виде спорта, посему хочу рассказать о нем более подробно.Суть заключается в следующем: две команды по три человека с оружием, со старта пробегают 50 метров и из положения “лёжа” стреляют по мишеням противника. Если попал, мишень убирается, а винтовка противника прижимается к земле, то есть он “убит”, и ты можешь помогать товарищам по команде. Побеждает в забеге та команда, которая быстрее выбьет все три мишени. Борьба идет по олимпийской системе в двух группах, победители в группах встречаются в финале. Наша команда довольно легко попала в финал, потому что бегали хорошо и стреляли почти без промаха. Финал мы проиграли, один из наших участников перед забегом уронил винтовку и сбил прицел. Заняли второе место, а награждение уже было без нас, мы спешили попасть в лагеря для перебазирования в авиационную часть. (Приз — большой альбом “Советская Латвия” меня нашёл, когда я уже работал в Челябинске).В авиационной части мы изучали тоже оборудование, что и в училище, так что практически отдыхали, муштры не было.После лагерей сдали экзамены на военной кафедре и нам присвоили воинское звание младший лейтенант. Впереди был месяц отпуска, побыл у родителей и узнал, что Сёма Либерман с Соней поженились. Я это известие воспринял спокойно и сообщил маме, что у меня есть невеста в Риге и мама, перед отъездом, даже испекла для Раи большой торт.Последний семестр был посвящён полностью изучению радиолокационного, радионавигационного и связного оборудования. Было выполнено множество курсовых проектов, а по связному оборудованию, совместно с Женей Поляковым выполнили курсовой проект с действующим макетом для лаборатории. По всем предметам последнего семестра я получил отличные оценки.Государственные экзамены проходили без особых отклонений. Была заминка на экзамене по радиолокационному оборудованию. Я допустил небольшую неточность, но мне все равно поставили “отлично”. Когда экзамен был окончен, вышел заместитель начальника по учебной части Павел Яковлевич Хайкин, член госкомиссии и наш преподаватель по навигационному оборудованию и, обращаясь ко мне, говорит:-Если будете мне так отвечать по моему предмету, пятёрки не получите.-Мне все равно четыре или пять.-Как всё равно, ведь Вы у нас кандидат на красный диплом!-У меня тройка по английскому языку. …-Мы всем давали возможность пересдать, а вы лентяй. …Вот так меня опять подвёл иностранный язык.Был торжественный вечер, посвящённый вручению дипломов, был и торжественный ужин. А до этого было распределение на работу в аэропорты союза. Я выбрал Свердловск. Рая через год оканчивает университет, и приедет ко мне. Её родители меня тоже провожали на вокзале.KHsemyon@yandex.ru26 апреля 2006 года 19:22:04Соломон | К-Бялик | Израиль Олег Галинский* * *В сон час Пинокету не спалось. Рыжий уже спал рядом. Вытащив перо из подушки Пинокет наслюнявил его и начал аккуратно пихать в ноздрю Рыжего. От щекотки Рыжий уклонялся, отворачивался, укрывался но жаркий месяц август сам стаскивал простынь с него а Пинокет всё развлекался и развлекался мучая соседа по койке. Так прошёл сон час, точнее два с половиной часа...........................Алёнка подбежала к Кощею.- Кошей! Кощей! К Б-52 родители приехали! У ворот ждут! Беги позови её! Она тебе пряник или ириски в награду даст! Беги-беги скорее зови, зови её к воротам!Кощей как собачонка метнувшись остановился но вновь дёрнулся и побежал к девочкам первого отряда.У беседки и ворот, родителей не было.- Где мои- Здесь,— неуверенноСильный толчок смёл Кощеюшку с ног на землю.- Мерзавец! Тебя кто научил врать! Зло, как заправская тётка ругалась Б-52 пыталась схватить Кощея, но тот ужаса уполз в недоступный для Б-52 кустарник у забора а оттуда выбежал на дорогу.- Попадись ты мне мерзавец! Тебя наверное бандит Пинокет научил врать! – кричала грозно Б-52 вслед Кощею.26 апреля 2006 года 22:43:52Олег | Олег* * *Бычки. Два брата 12 и 11 лет, Бычки были действительно похожи на бычков, и на морских, и на четвероногих тех что молчаливо пасутся на лужайках. Навыкат глаза, лбы — точь в точь бычьи всегда опущенные к земле головы.Если кому из взрослых нужен был один бычок, то рядом пасся второй. В строю бычки в паре, рядом и койки, в туалет бычки тоже ходили вместе. Никаких проблем бычки не испытывали. Да и к ним никто ничего не испытывал. Бычки хоть и были парой, особого костяка в третьем отряде не составляли. Одно словом – Бычки.......................................26 апреля 2006 года 23:00:39Олег | Эпин ДорсальПросвещённый цинизмСказка, расказанная ночью ...Просвещённый цинизм заключается не в том, что бы глумиться над святынями, а в том что бы не позволять святыням глумиться над собой.Осознав всю бесперспективность дальнейшего перечисления единичных ипостасей «ЭТОГО» и его всё возрастающую социальную опасность, мы – небрежно гарцующие пацаки, решили положить «ЭТОМУ» конец. Нет необходимости уточнять, какую роль «ТЕ» или «ИНЫЕ» сыграли в «ЭТОМ», ибо каждый из нас вкладывает в «ЭТО» свой смысл. Главное, что нас сближает, так это то негодование, которое мы высказываем по «ЭТОМУ» поводу.Мы более не скорбим о несбывшихся мечтах и несостоявшихся надеждах, ибо камнем преткновения всё более становится не отсутствие даров, а отсутствие дорог. Далее свету противостоит не тьма, а лукавство: мгла поглощает луга и окрест сгущаются сумерки.Наше внимание увлекают символы теней и парализуют нашу волю, наше желание, нашу цель играть самим, когда вокруг всё и так играет. Любой результат совершаемого выбора не превосходит отказа от выбора как такового. Нам кажется, что нас никто не держит, им кажется, что нас ничего не зовёт. Гулким эхом разносится гробовая тишина, когда редкий рыцарь своим мечом пытается проложить себе путь в тумане или, когда мастер пытается возвести эфемерные чертоги в убегающих облаках. В полутьме у каждого возникают беспомощные крылья, чтобы смотреть и исчезают из виду собственные руки, чтобы творить и собственные ноги, чтобы идти. Причастившись символа теней, сам становишься тенью. Тень обволакивает всё конкретное, туман поглощает идущий от вас свет. Туман вымещается только ещё более густым туманом.Исходя из сказанного:1) До сих пор «ЭТО» смеялось над нами в своей неуязвимости, когда мы присваивали ему конкретные имена. Отныне имя ему – «ЭТО»;2) До сих пор «ЭТО» язвило нас, каждый раз, когда, мы выступали под своими именами. Отныне в каждом из нас тысячи ликов и псевдонимов – по случаю и необходимости, по умыслу и по блажи;3) До сих пор «ЭТО» повелевало нами, через символы, которым мы время от времени присягали и поклонялись. Отныне мы перебираем эти символы на своих чётках;4) До сих пор «ЭТО» одерживало победу над нами, ибо слова, с которыми мы выступали против него, служили ему пищей для лукавства. Отныне наш меч – это гиперболы и метафоры, а наш щит – просвещённый цинизм.5) До сих пор мы боролись с «ЭТИМ», исполняя уготованные туманом роли. Наконец настала пора выйти из тумана ... .Тысячи лиц и сообществ зачинались с такими именами, что лучше бы им было быть совсем без имён, ибо творили они, то чему не хотели давать имён вовсе, и творили «ЭТО» в тайне. А тайна есть воровство, совершённое или замышленное. Иные возносили имена избранные на алтарь своей веры и молились и служили им, становясь президентами и председателями, секретарями и почётными членами во имя «ЕГО», блюли ритуал, да так ничего и не совершили. Их имя поглотило их иссушением дел их.«ЭТО» — тотально гостеприимно и хлебосольно. Пыжтесь глупцы рассмешить или разозлить «ЕГО». У него нет чувства юмора или обиды. Чем голоднее «ЭТО», тем оно приветливей: почувствуйте на себе всю обольстительную силу его покровительства.Нам небрежно гарцующим пацакам не по пути с теми, кто ищет себе одно из имён «ЭТОГО», дабы занять своё место в тумане. Мы сами присваиваем имена его призракам, наблюдая за их игрой из партера.Любой пытающийся принудить нас или любого другого принять имя его, пользуясь неосмотрительностью ли, искушением ли, силою ли или же крайней нуждой, есть враг наш. Любой подобострастно принявший чужое имя как своё, есть жалкий раб. Да усладится «ЭТИМ» раб, туман вкушающий, ибо этим путём в туман вошедший, этим же путём из него выйдет: холоп деспотом, узник карателем. Да получит обольщающий именами во сто крат больше выдуманных нами имён и запутается в игре их и станет рабом игры.Настоящей хартией мы провозглашаем игру, превосходящую свои правила.Скромность — высшая форма тщеславия.Искренность – зеркало корысти.Выдержка – оборотная сторона стремительности.Везде с`уществуя и отсутствуя:Мы слушаем, а не прислушиваемся.Мы доверяем, а не доверяемся.Мы познаём, а не признаём.Мы общаемся, а не приобщаемся.Мы живём, а не переживаем.Мы творим, а не притворяемся.«НЕЧТО» отрицает «ЭТО» в силу своей не тождественности ему. Разница ревнует свои противоположности, а по сему смысл есть разница между бытиём и безмолвием и разрешение есть постижение смысла. Разрешать же ни что иное как совершённым предупреждать пройденное, следствиями прекращать причины и будущим предвосхищать настоящее.Укрепим же наше знакомство добровольным с-ума-сшествием в народ и восславим деяния грядущих безумцев!Всегда Ваш!Адепт эпизодического импакта,самопровозглашённый кавалер Эпин Дорсальордена гарцующих пацаковP.S.ЯЯяяяоророрЗадача данного сайта состоит в попытке создания перекрёстно-сотовой децентрализованной сети. Её цель – десимволизация структуры современного общества, как в части архаичных институтов латентного управления, так и массовых движений стереотипизации сознания. Кредо сети не в развенчании негативных тенденций современной цивилизации, не в борьбе и не в диалоге с их представителями, а в поступательном и бесконфликтном уходе из под их влияния.В отличие, скажем, от институтов партии, сеть индифферентна к количеству своих приверженцев, ибо не ставит целью искоренение инакомыслящих и окармление своей сенью всех без исключения. Сеть деконспиративна. В отличие от тайных обществ с их дихотомией «свой – чужой» императивность сети не экстравертна, а интровертна. Сеть подобно Церкви максимально открыта информационно, но в то же время безаппеляционна к своим потенциальным последователям: спасение конкретного члена общины не зависит от её количественной величины. Любой имеет равносильное право как на вход, так и на выход и лишь каждый для себя может решить, причастен ли он или не причастен к делу и как это дело выглядит в его глазах. Сеть децентрализована: ей не страшны центробежные тенденции так как в ней нет ни центра, ни периферии, ни руководства, ни исполнительных органов. Не она, а её участники в произвольном порядке создают или прекращают действие необходимых институтов.Изучение коммуникативно-лингвистической фактуры различных общественных деятелей и образований, обнаружение и практическое использование смысловой основы общественных институтов, скрываемой за символьной поли-морфностью, есть основное направление деятельности сети.В практическом плане сеть нацелена на редукцию информационного поля общества до необходимо-деятельного уровня, создания инструментов коллективной рефлексии, ценностно-целевую систематизацию и синхронизацию гражданских инициатив, на сокращение «порожней дистанции» в деловом обороте страны.Нам всем пора осознать, какие рычаги власти нужны нам для дела, и вернуть их в свои руки. Быстро, честно, без шума!Эпин Дорсальна седьмой день с тождества спиртного27 апреля 2006 года 14:26:05Эпин Дорсаль | luxeon@rol.ru | Москва | Россия СОФИЯ КАЖДАНВ ЦЕПЯХ ЛЮБВИОна старалась держаться как можно спокойнее. Ей хотелось сбросить с себя свою закомплексованность, свой страх, который поселился в женском теле, перед неизвестностью. Она готова была заплатить любую цену, только бы за то, чтобы на месте Новоярова оказался человек, который был бы её ровесник, или хотя бы на год или два моложе. Но не на четырнадцать лет… Не долго оставалась Субботина в одиночестве. Нервы её не выдержали, и ею овладело желание, вновь прижаться к мужской груди. Она вышла во двор и, подойдя к Новоярову, совершено откровенно уставилась на его ширинку. Он слегка побагровел. Кровь разыгралась в молодом теле.-Я сумасшедшая… Совершено вышедшая из ума старая калоша… — печально промолвила она, подойдя к Николаю поближе,— Я так долго ждала.… И вот дождалось… Мой лотерейный билет выиграл… Я получила свою долю счастье… Я так боюсь, что ты исчезнешь из моей жизни так же моментально, как и появился… Я так долго ждала тебя… Этой любви… Я почти каждую ночь, обнимая подушку, представляла, как я целую любимого человека… Ты плод моего воображения, моего сильного желания,— проговорила Субботина, и пройдя несколько шагов вперед, обернувшись, оценивающим взглядом, посмотрела на Николая.Новояров понял, что её сделанные несколько шагов вперед, это всего лишь только игра. Она мечтает, чтобы его молодые сильные руки, прижали её к мужской груди и не дали уйти в неизвестность.Он заулыбался. Эта была улыбка удовлетворенности и счастья. Николай слегка прищурил глаза и поманил пальцем к себе женщину.Она медленно, стараясь оттянуть секунды, подошла к нему. Новояров обвил крепко своими руками талию Субботиной. Затем прижал к себе с дерзкой уверенностью, что Маргарита Владимировна этого хочет. Она слегка запрокинула голову, и Николай жадно впился глазами в её лицо. В ответ она приоткрыла губы, и Новояров наклонившись над женщиной, сделал то, что она желала в этот миг.Его губы жадно впились в женские, и Маргарита Владимировна задохнулась от блаженства долгожданного поцелуя. Колени её подкосились, и она обхватила руками мужскую шею.Они были готовы для любви. Субботина это чувствовала по его горячему Дельфинчику, который с каждой секундой твердел, прижатый к женскому животу. У них не было больше сил стоять на ногах. Они упали на траву, за углом дома, в метре от старого ветвистого ясеня и, не размыкая объятий, продолжали целовать и ласкать друг друга.С лихорадочной поспешностью был сброшен с женских плеч атласный халат. Лучи солнца падали на загорелое тело Новоярова и Субботина закрыла глаза, чтобы не потерять сознания.Сквозь твердые мускулы женщина чувствовала стремительное биение мужского сердца, и судорожный трепет его тела.-Боже… Мы совершено не знает, что творим…- в порыве экстаза, проговорила Субботина,— Ведь нас могут увидеть? Коля… Коля… Может не здесь… Ой… Коля… Что это со мной? Коля… Нет… Ущипни меня… Коля…Обнаженные тела сплелись. Обхватив ягодицы Субботиной, Новояров прижал женщину к себе. Она замолчала в сладостном предвкушении предстоящего мгновения.Молодой мужчина издал глубокий стон и дерзко вошел в неё. Она закричала в экстазе. Горло её сдавил ком, когда Новояров глубоко погрузился в раскаленную лаву женского тела. Она вцепилась в его бицепсы, отвечая на его настойчивые, торопливые движения.Волна экстаза захлестнула мужчину и женщину, и им казалось, что они превратились в еденное целое, и растворились друг в друге.Обессиленные и счастливые они еще долго лежали на траве с закрытыми глазами и мечтали, чтобы эти любовные порывы были как можно почаще.В памяти Субботиной всплыли все те мужчины, которые были рядом с ней. Она пыталась каждого их них сравнить с Новояровым, но сравнение было в пользу молодого, сильного, мужского тела.Мысль о том, что она не безразлична Николаю, пробуждала в её душе какое-то спокойствии. Но она почему-то боялась этого спокойствия. Оно ей казалось временным, и стоит только наступить следующему дню, как этот день может быть последним, счастливым днем у женщины. Маргарита Владимировна придвинулась к Новоярову, и положила свою голову ему на грудь. Она слышала, в каком бешеном ритме бьется мужское сердце, но силы… Его силы, так же как и её были на исходе.-Я люблю тебя,— хрипло проговорила она,— Люблю… Мне хорошо с тобой… Ты чудо… Просто чудо…Он слегка приоткрыл глаза и обессилено провел пальцами правой руки по её лицу.-Я тоже люблю тебя… Очень сильно люблю,— промолвили молодые уста…-Но возраст… Мой возраст… Он не дает мне покоя…-Возраст?! – удивленно спросил он,— Какое значение имеет для счастья возраст?! Это лишь только дата твоего рождения, но не более… Ты хочешь быть счастливой?! Тогда будь ей, и как можно реже заглядывай в паспорт…27 апреля 2006 года 16:08:36София КАЖДАН | ТОЛОЧИН | БЕЛАРУСЬ Олег Галинский* * *Фантомас. Андрей. 13 лет. Деревенский, лопоухий, парень, естественно наголо острижен, иначе бы и не назывался Фантомасом. Каких то явных отклонений с головой или психикой не наблюдалось, во втором отряде больше всех бегал Фантомас. Работая ногами, за день успевал оббежать все связки, костяки, микро-компании, которые дислоцировались обычно как в самом лагере, так и вблизи и за лагерем. Обычно Фантомаса посылали с каким то поручением, или за мячом, линейкой, банкой, карандашом, бинтом, спичками, и Фантомас бежал и бежал. Наверное, только в беге он приобретал свободу, почёт, уважение, а может быть комфорт и покой. Перемещение со средней скоростью 100 метров за 15 секунд, давало Фантомасу многое, но не ум и знание. В беге нельзя было читать книжки, видеть почти Божественную красоту тайги, или производить логарифмические измерения как Маклай, да и с девочками ни при 15, или 17 секундах за сотку особо не по-амурничаешь. В первые дни Фантомас примкнул к троице Павлу, Лехе, Ржавому, но те не особо приняли его и не поднесли норму, плеснули на дно стакана, 20 грамм. Затем Фантомас тесно снюхался с «Люфтваффе» — двумя летунами из своего отряда, но те тоже не особо приняли «бегуна», ещё Фантомас побегал с молокососами Кощеем, Андрейкой, Головастиком. Но те уже взрослели, да и не всегда могли или не хотели бежать одной упряжкой с Фантомасом в четыре головы за какой-то мелочью. Так и пробегал все 28 дней. Наверное, даже тогда когда не нужно было бежать, душа Фантомаса все равно куда-то бежала. Фантомас.30 апреля 2006 года 23:14:12Олег | 1 • 24 / 24 © 1997-2012 Ostrovok - ostrovok.de - ссылки - гостевая - контакт - impressum powered by Алексей Нагель
Демьян Островной
Осень на Литовскойминиатюра
2005
Яна
Оправдание Шекспира
4.04.2006
Олег Галинский
Ваятель и Лирик(Фрагмент из...)
Анна Хинлайд
ВокзалВ плетьях задумчивости
У телевизораИстория
2006 г.
Дом под белым одеяломЖизнь, как ей казалось
(Фрагмент из....)
Может бытьодин день из жизни
СОФИЯ КАЖДАН
Испанский роман
(франмент...)
РИША
ДНЕВНИКИ ДЕПРЕССИИ
Опрокинутый мирминиатюра
Олег
Вечерний туалет в Лесной Росе.
* * *(В августе этого года будет как 30 лет после Росы)
* * *
Соломон Хазановский
О ВАС И О СЕБЕ(Автобиографическая повесть)
О ВАС И О СЕБЕ (Автобиографическая повесть)Продолжение
KHsemyon@yandex.ru
Эпин Дорсаль
Просвещённый цинизмСказка, расказанная ночью ...
на седьмой день с тождества спиртного
В ЦЕПЯХ ЛЮБВИ