* * *

Их было двое — Он и Она. Они где-то нашли друг друга и жили
теперь одной жизнью, где-то смешной, где-то соленой, в общем,
самой обыкновенной жизнью двух самых обыкновенных счастливых.
Они были счастливыми, потому что были Вдвоем, а это гораздо
лучше, чем быть по одному.
Он носил Ее на руках, зажигал на небе звезды по ночам,
строил дом, чтобы Ей было где жить. И все говорили: "Еще бы, как
его не любить, ведь он идеал! С таким легко быть счастливой!" А
они слушали всех и улыбались и не говорили никому, что идеалом
Его сделала Она: Он не мог быть другим, ведь был рядом с Ней. Это
было их маленькой тайной.
Она ждала Его, встречала и провожала, согревала их дом,
чтобы Ему там было тепло и уютно. И все говорили: "Еще бы! Как ее
не носить на руках, ведь она создана для семьи. Немудрено, что он
такой счастливый!" А они только смеялись и не говорили никому,
что Она создана для семьи только с Ним и только ему может быть
хорошо в Ее доме. Это был их маленький секрет.
Он шел, спотыкался, падал, разочаровывался и уставал. И все
говорили: "Зачем Он Ей, такой побитый и измученный, ведь вокруг
столько сильных и уверенных". Но никто не знал, что сильнее Его
нет никого на свете, ведь они были Вместе, а значит, и сильнее
всех. Это было Ее тайной.
И Она перевязывала Ему раны, не спала по ночам, грустила и
плакала. И все говорили: "Что он в ней нашел, ведь у нее морщинки
и синяки под глазами. Ведь что ему стоит выбрать молодую и
красивую?" Но никто не знал, что Она была самой красивой в мире.
Разве может кто-то сравниться по красоте с той, которую любят? Но
это было Его тайной.
Они все жили, любили и были счастливыми. И все недоумевали:
"Как можно не надоесть друг другу за такой срок? Неужели не
хочется чего-нибудь нового?" А они так ничего и не сказали.
Просто их было всего лишь Двое, а всех было много, но все были по
одному, ведь иначе ни о чем бы не спрашивали. Это не было их
тайной, это было то, чего не объяснишь, да и не надо.

1 января 2006 года  12:46:21
Alex_ZD |

---

СОФИЯ КАЖДАН

Этот сказочный город Париж

У любого из нас есть своя мечта, свой Эверест — вершина, которую мы стремимся покорить или хотя бы увидеть. И пока человек живет, в нем живет и его мечта... Цель, к достижению которой он стремится.
Париж перед рождеством 2000 года стал первой европейской столицей, которую я посетила по прибытию на ПМЖ в Германию, и второй после Праги.
Очутившись в Париже, я долго не могла поверить, что это не сон. Это была сказка, придуманная взрослыми, для таких же взрослых, ибо каждый из нас, независимо от возраста в душе все-таки остается ребенком.
Мне было известно, что Париж — столица мировой моды и искусства, элегантных бутиков и изящных бульваров, город музеев, театров и старинных памятников. Можно себе представить, что в тот момент ощутила я, когда наш двухэтажный экскурсионный автобус пересек границу и помчался по дорогам Франции. И вот наконец-то долгожданная моя, почти сказочная мечта сбылась.
Наш автобус в половине седьмого утра въехал в Париж. Он встретил нас моросящим дождем и туманом, который как легкое облако опустился над утренним городом.
В девять часов утра мы отправились на обзорную экскурсию. Экскурсоводом была женщина лет сорока — сорока пяти, которая более чем двадцать лет проживала во Франции, выйдя замуж за француза русского происхождения. Экскурсоводом она оказалась никудышным, она все старалась рассказать нам о себе больше, чем показать город.
Первой остановкой была Вандомская площадь, восьмиугольной формы. Она считается одной из самых красивых площадей французской столицы. На ней расположены мировые банки, дорогие отели. Экскурсовод по имени Натали показала нам отель, в котором жил Собчак. Минимальная стоимость номера — 6 тыс. долларов. И тот отель, из которого отправилась принцесса Диана в свой последний путь.
Мы простояли под моросящим дождем минут двадцать. Наш путь дальше, согласно экскурсионному маршруту, лежал к знаменитому Собору Парижской Богоматери.
Я по сей день не могу забыть того момента, когда я стояла на площади перед собором и с содроганием в сердце, услышав звон колоколов, глазами искала Квазимодо, а слезы от счастья и перевозбуждения текли по щекам. Мне казалось, что это сон, и только стоит открыть глаза, как я снова окунусь в реальный мир. Я несколько раз пыталась себя ущипнуть... Убедиться, что это явь... Я прекрасно понимала, что никакого Квазимодо в этом соборе нет и быть не может.
Будучи школьницей, я посмотрела фильм "Собор Парижской Богоматери" и очень плакала. Я жалела этого уродца, который нашел пристанище в этом соборе.
Лил дождь, и я, как ворона, смотрела по сторонам, позабыв о том, что не мешало бы раскрыть зонт.
Тысячи туристов со всех континентов собрались на площади перед входом в этот собор, прозванный французами Notre-Dame de Paris — Нотер-Дам де Пари.
Я все еще никак не могла поверить в то, что я в ПАРИЖЕ.
И вот мы в соборе. Внутри он сер и мрачен. Единственный источник поступления света — это витражи, и небольшие лампочки. До того дня я не знала, что в соборе хранится одна из великих реликвий христианства — Терновый венец Иисуса Христа.
После посещения Собора Парижской Богоматери наш путь лежал в отель, где нам дали отдохнуть до шести часов вечера. Но какой здравомыслящий человек, приехав в Париж, будет валяться в номере?!
Мы с сестрой решили сделать "вылазку" по близлежащим местам, тем более что до шести часов у нас в запасе было много времени. Мы вышли на улицу и, посмотрев по сторонам, направились в сторону кабаре "Мулен Руж". В нескольких метрах от него возвышалось громадное здание СЕКСОДРОМА. Экскурсовод первым делом предупредила нас, чтобы мы не вздумали посещать это заведение, так как по городу "гуляет спид". Постояв несколько минут возле него, мы направились в противоположную сторону.
И вот мы в магазине "Тати". Он напомнил мне какую-то свалку, а не магазин. Товары были разбросаны по полу, люди на них ступали ногами, и все это было в порядке вещей. Система магазинов "Тати" — одна из самых дешевых во Франции. Именно из них товар партиями поступает на рынок стран СНГ. И, следовательно, ни о какой торговой марке не может быть и речи.
Выйдя из магазина, мы взглянули на часы. У нас в запасе было еще полтора часа и мы, высмотрев возвышающуюся на холме церковь, двинулись по направлению к ней.
В тот момент мы даже и не догадывались, что это один из живописнейших районов города — Монмартр, занимающий самый высоких холм в Париже. Мы поднялись по высокой лестнице, чем-то напоминающей Потемкинскую в Одессе. На вершине этого холма — Монмартра — находится базилика "Святое сердце". Ослепительной белизны церковь притягивает к себе туристов практически из всех стран мира.
И вот мы в гостинице. Наш экскурсовод опоздал на полтора часа. У нас в программе был вечерний предрождественский Париж. Мы сели в автобус, наш путь лежал к Эйфелевой башне. Въехав в центр города, мы поняли, что попали в пробку. Я видела разные "пробки"... Но такую... Во Франции никто не соблюдает правила дорожного движения и поэтому на дорогах настоящий хаос.
Уже за два месяца до Рождества в Париже, как и в других городах на Западе, начинается "эпидемия" праздника. Можно себе представить, какими сказочными выглядели Елисейские Поля в канун Нового 2000 года!
Автобус двигался с черепашьей скоростью. И вот мы въехали в "тоннель" из сверкающих маленьких огоньков. Это были Елисейские Поля, самый знаменитый проспект Парижа. Общая длина 1,8 км. Это престижная витрина столицы Франции. Расположенные в 628 зданиях по обе стороны проспекта кинотеатры, роскошные магазины, рестораны, банки, автомобильные фирмы — все стремятся превзойти своей фантазией друг друга, чтобы придать Елисейским Полям особый блеск дороговизны.
Деревья были "обтянуты" в прозрачную материю, внутри которой мигали, как гирлянды огоньки разных цветов радуги.
От неописуемой красоты праздничного проспекта мне казалось, что сейчас остановится сердце. Передать эту красоту словами практически невозможно... Это нужно увидеть своими глазами. Ничего подобного я в своей жизни не видела и вряд ли когда-нибудь еще увижу.
Из высоты двухэтажного автобуса мы наблюдали, как в витринах универмагов устраивались кукольные настоящие представления. Как скакали по ватному снегу белые медведи и олени, парили на искусственном небе ангелы. Тысячи детей и взрослых толпились у витрин.
По проспекту мы ехали более чем полтора часа и естественно опоздали на последнюю экскурсию на Эйфелеву башню. Стоя в метрах ста от неё у меня перехватило дыхание. Я открытым ртом хватала кислород, и мне казалось, что сейчас задохнусь от его нехватки.
Ночной туман, опустившийся над Сеной, превратил это грандиозное сооружение, построенное как экспонат к международной выставке во что-то фантастическое, нереальное. Туман буквально съел "середину" башни и поэтому было видно только основание и вершина. Тысячи лампочек освещали эту громадину высотой в 317 метров с её тремя этажами.
Наш провинившийся экскурсовод предложил нам прогулку по ночной Сене.
В половине третьего ночи наш автобус снова "застрял в пробке".
Французы очень темпераментный народ. Это видно по их поведению, по жестикуляции рук.
На следующий день наш путь лежал в Лувр. Это всемирно известный музей и бывшая резиденция французский королей.
Там можно посмотреть скульптуру и античное искусство Египта и Греции. Выставку корон с бриллиантами, и Египетских фараонов.
Туристы со всего мира приезжают туда, чтобы полюбоваться работами Рафаэля, Тициана и всемирным творением Леонардо да Винчи " Моной Лизой". Скульптурами: Венерой Милосской и крылатой богиней победы — Викторией.
Перед отъездом мы на несколько часов заглянули в Версаль.
Парки Версаля раскинулись на площади в 101 гектар. Здесь множество смотровых площадок, аллей и променадов, есть даже свой Большой канал, а вернее, целая система каналов, которую назвали "маленькой Венецией". Сам Версальский дворец тоже поражает своими размерами.
Однако в это время уже не работают фонтаны, практически все скульптуры были затянуты материей. Так, что я особенного восторга от посещения Версаля не получила. Его нужно смотреть летом.
Зато я получила колоссальное удовольствие, посмотрев этот чудесный город — Париж. И как мне в тот момент казалось, что сейчас я могу и умереть
И вот ровно через три года, т. е. я совершенно случайно и неожиданно для себя, вторично посетила Париж, который встретил меня проливным дождем. По дороге в столицу Франции я четыре часа провела в Страсбурге.
Ночной Страсбург сказочно красив. На одной из улиц прямо над головами прохожих висели хрустальные люстры. Меня поразил тот факт, что ни у кого не созрела мысль, как их можно снять, чтобы украсить свою квартиру.
Город утопал в рождественский огнях.
Сдав вещи в камеру хранения, не заезжая в отель, мы направились в район Дефанса. Это район небоскребов, где расположены офисы большинства крупнейших французских фирм и корпораций. Он выполнен в современном архитектурном стиле, в основном их стекла. Мы поднялись на большую арку Дефанс и с высоты 110 метров любовались панорамой города.
Затем мы поехала на Монмартр. Мы посетили там маленький ресторанчик, где нас обслуживал мужчина другой ориентации, а завершении ко всему спустились на фуникулере. После Монмартра наш путь лежал в кабаре " Мулен Руж". Именно из этого кабаре по всему миру пошел канкан. Но счастье на этот раз обошло нас стороной. Билетов не было. Захотелось нам попасть в это кабаре! Конечно, мечтать не вредно... Мы были близки от своей мечты.
На завтра наш путь лежал в Лувр.
Чтобы человек получил свою долю счастья, ему нужно только однажды испытать то, к чему он все годы стремился. Но ни в коем случае не больше. Иначе это уже будут серые будни.
Второй раз я уже лениво бродила по залам, стараясь где-нибудь присесть, и все бурчала, почему я не пошла по магазинам, а приплелась сюда. Я сравнила Лувр с Эрмитажем... Увы... Перевес оказался не в пользу бывшей резиденции французских королей!
После этой сокровищницы мирового искусства мы поехали в Собор Парижской Богоматери.
Да, лучше бы моя нога туда второй раз не ступала!!!
На этот раз перед моим взором был уже не святой храм, где по моему поверью жил Квазимодо, а очередное произведение искусства готического стиля. Я совершено не испытывала и сотой части того, что мне суждено было испытать в первый раз оказавшись в Париже. На этот раз я смотрела на него, как на собор, воспетый Гюго. Он оттеснил мои детские представления о человеке уродце. Мне все годы хотелось только одного: увидеть Собор Парижской Богоматери.

Но видимо, так уж устроен человек, что для полного счастья ему многое не нужно. Нужен только какой-то миг. И если он переходит в минуту — это уже лишнее. Вот эту долю излишества получила и я, второй раз оказавшись перед своей мечтой.

После собора наш путь лежал к Триумфальной Арке, построенной в честь побед Наполеона Первого. Под ней могила Неизвестного солдата, посвященная французским солдатам, погибшим во время Первой мировой войны. Мы поднялись на высоту в 45 метров, и перед нами открылась чудеснейшая панорама ночного Парижа. От площади во все стороны расходились 12 широких проспектов. Наиболее известный из них — Елисейские поля.
В начале двенадцатого ночи мы стали бродить по знаменитому проспекту. От магазинов я выпала "в осадок". Кроме того, что все они были в праздничном убранстве, они работали. Один магазин круче другого. Магазины от Версаче, Кардена, Армани, Валентино, Гуччи... Только плати. Все кутюрье мира за твои деньги оденут Вас с ног до головы.
На третий день нашего пребывания мы посетили музей Пикассо. Я в искусстве ничего не понимаю, но то, что я увидела... Да... Я смотрела на всемирно признанные полотна и ужасалась. Правда говорят, что нормальный человек, с нормальной психикой не может создать гениальные творения.
Выйдя из музея на улицу, перед нашим взором предстала картина "Не ждали". За два часа, что мы бродили по залам музея, наступила настоящая зима. В первый день нашего приезда в Париже было +16. Было так холодно, сыро и мокро, что мы решили погреться в ресторане. Сытно отобедав, мы совершили свой последний "рывок".
Поехали в Дом инвалидов. Прекрасный архитектурный ансамбль, который хранит воспоминания военных французских подвигов. Он был построен по приказу Людовига Четырнадцатого, с целью госпитализации раненых солдат.
Сейчас Дом инвалидов это музей французской армии. В соборе этого архитектурного ансамбля на постаменте из зеленного гранита, окруженного лавровыми венками, возвышается надгробье Наполеона из красного порфира высотой примерно 3,5 - 4 метра.
Тысячи людей со всего мира приходят поклониться праху великого завоевателя.
В этот холодный и морозный для Парижа день мы были похожи на отступающую после бородинского сражения наполеоновскую армию, как так были одеты не по-зимнему.
В таком виде мы подошли к Эйфелевой башне. С горестью, посмотрев на неё, мы так и не рискнули подняться на верхний этаж.
В завершении нашей экскурсии мы прокатились по Сене.
Наш поезд на Страсбург отправлялся в половине первого ночи.
Вот так и закончилась моя вторая неожиданная поездка в удивительно красивый, романтический город Париж, где есть потрясающей красоты мост через Сену, названный в честь русского императора Александра, где есть улица Московская, Сталинградская, Петербургская...

3 января 2006 года  15:35:00
София КАЖДАН | ТОЛОЧИН | БЕЛАРУСЬ

---

СОФИЯ КАЖДАН

Сошедшая с небес

Лукас Май впервые увидел её на приморском бульваре в Испании.
Она шла в окружении трех подруг и задорно смеялась. Её смех и заставил его остановиться и оглянуться ей вслед.
«Сошедшая с небес», – подумал мужчина, когда увидел девушку яркой, необычной внешности.
Вечером того же дня Май снова встретил её на дискотеке. Она танцевала танец живота, и все отдыхающие расступились, наблюдая за этой экзотической сценой.
В эту ночь Лукас не сомкнул глаз ни на минуту. Образ таинственной незнакомки, вихрем ворвавшейся в его жизнь, стоял у него перед глазами.
Еще одна встреча с ней произошла совершено случайно. Он увидел её в магазине и замер около двери от неожиданности. Его тело напряглось, и в нем заборолись два существа: одно возвращало назад, в прежнюю жизнь, другое влекло только вперед.
– Лукас, чего же ты медлишь? Это твой шанс… Второго может и не быть… – произнес его внутренний голос. – Подойди к ней… Что ты ждешь? Возможно, это твоя судьба… Твоя женщина… Единственная в этом мире, которая может сделать тебя счастливым.
Он поднял голову и взглянул на неё. Его пронзительные карие глаза изучали черты её лица, и казалось, что она сошла с портрета Леонардо да Винчи.
Незнакомка почувствовала его взгляд и тоже подняла глаза. Их взгляды встретились.
Из магазина они вышли вместе.
Он, Лукас Май, тридцати пяти лет отроду, и она, Алеся Шевченко, высокая, длинноволосая блондинка с громадными миндалевидными зелеными глазами, переводчица, приехавшая с подругами из далекой Сибири в Испанию.
Опьяненный её красотой, фигурой и ароматом духов, Лукас Май лишился покоя. Он готов был бросить к её ногам все. Все, чем владел…
Спустя два дня он приехал с ней в Барселону, чтобы показать город.
В сказочном парке Гуэль, напоминавшем страну чудес, он стоял перед ней на коленях и просил стать его женой.
– Лукас, но ты меня ведь совершено не знаешь.
– Я люблю тебя, – эти слова повторил он на пяти языках.
А спустя шесть месяцев у неё на пальце сверкало тоненькое обручальное кольцо.
Спустя год родился сын.
– Алеся, сокровище мое, я так счастлив… Так счастлив… – слезы радости текли по щекам Лукаса. Он присел на край больничной постели. – Ты подарила мне то, о чем я так долго мечтал по ночам, чем бредил.
Алеся слегка приподнялась и нежно провела пальцем по мокрой от слез щеке мужа.
– Лежи… Лежи… Сокровище мое… Тебе рано еще подниматься.
Она взяла его руки в маленькие женские ладони и поднесла к губам.
– Спасибо тебе… Спасибо за все… За то, что ты есть… Что ты любишь меня… Что ты всегда рядом…
– Это тебе спасибо… Спасибо за сына… За твою ласку… За твою заботу.
Он вышел из больничной палаты, и душа его пела. Пела оттого, что Алеся, его любимая Алеся, самое бесценное сокровище в этом мире, подарила ему сына, наследника, продолжателя рода семьи Май. Только она с её загадочной, открытой русской душой, смогла вернуть его к жизни.
Разве мог Лукас подумать, что эта случайная поездка в Испанию преподнесет ему такой подарок судьбы.
А ведь до встречи с ней он думал, что жизнь для него кончена… Что никогда он не будет счастлив… Что этот дар судьбы обошел его стороной, оставил тяжелый след воспоминаний.
Любимая женщина, которой он верил, которую любил еще со школьной скамьи, после пяти лет совместной жизни, похожих на постоянные сражения ушла от него. Ушла к другому мужчине, так ничего не объяснив.
Три года… Целых три года, он ходил как тень. Лукас избегал и презирал всех женщин.
Сейчас он счастлив… Счастлив, как никогда… И это счастье подарила ему не Клаудия Шифер, не Николь Кидман, а Алеся, молодая русская девушка из далекого города Новосибирска. Одним своим смехом, своим взглядом, своим женским обаянием она смогла растопить заледеневшее сердце Лукаса Мая и превратить его в цветущий оазис.
И он благодарен ей за это.

10 января 2006 года  20:25:02
София КАЖДАН | ТОЛОЧИН | БЕЛАРУСЬ

---

Богданова Яна

Служба времени

Было холодно. Наступала зима. Деревья отчаянно трепались на ветру, люди куда-то бежали, безвозвратно, теряя по дороге свои мысли, желания, чувства. Снег бил в глаза с глухой пустотой, оставаясь на веках. Он забирался повсюду, под одежду, в волосы, дерзко обнимал памятники, и покорно ложился на ступени и гранитные мостовые. Дома смотрели странно и причудливо, вылупив свои огромные глазницы.
Странная жизнь была в этом городе! Время то застывало, обрывая всякие надежды, то, вновь начинало брызгать своей рассеяной силой. Е.стояла у окна. Снежный вихрь исполнял свой обреченный танец, упираясь в окно своим рюхом.Е.размышляла о том, почему время постоянно движется. Почему секунды скорби и печали, кажутся такими долгими и невыносимыми, а секунды счастья такими короткими и быстрыми? Почему нельзя остановить время на самой вдохновенной секунде и остаться пребывать в ней вечно?
А.стоял у окна. Он думал о том, что женщина — это огромное чудовище, страшное, непонятное, опасное. Это чудовище умеет быть наивным, глупым, робким, но это лишь маска опрокинутая на лицо. Время? Время дает большую возможность для приобретения опыта... Мужчине всегда хочется воевать, хочется совершать подвиги, поэтому текучесть времени благодатная почва для сотворения грехов и оправдания их своей мужественной битвой.
Е. закурила сигарету. Врезалась глазами в зеркало. Они сегодня поссорились. Из-за чего? Из-за времени... Е. была настолько молода, что не понимала, то, что время отпущенное на жизнь А. не принадлежит ей, что время не принадлежит никому, и действия совершаемые во времени свободны и непредсказуемы.А. в
последнее время чувствовал себя скованным, так как Е. требовала от его "времени", которому он не принадлежал.А. чувствовал себя свободным, лишь тогда, когда биение секунд и удары сердца переплетались в нем самом, как переплетаются мать и сын, образуя единое начало. А для Е. время без А. оказывалось бессильным и тупым. Она не умела ни приручить, ни полюбить его. В зеркале отразилась усталость и непокорность.Е.бессильно царапала зеркало в надежде остановить этот миг, потому что в нем она отражалась прекрасною и ей хотелось, чтобы ее такую увидел А. Но секунды рассеивались, и вечность суживалась до пространства боли, между одним и другим зрачком.
А.закурил и сел на кровать. Ее огромная вселенная, казалась, для него неприступною... и ему иногда хотелось, чтобы она поглотила его полностью. Но он не знал, что будет потом, после того, как она его поглотит...
Ее"вселенная" могла переживать и выплюнуть, могла убить, могла преисполнить нежности, дав ему право на жизнь в ее цветах, а самое главное,она могла бы остановить время и тогда бы прервался ход жизни и он навсегда остался в ее пустоте. А ему так много хотелось испытать, так много попробовать.
Самому! Одному...
Е.одела пальто и вышла на улицу... Там было прохладно и неопрятно... Е. вспомнила А. в себе, он входил,он разрывал ее на части, он поливал ее небо своими духами и также спокойно он уходил из нее, потому что пребывние в ней заставляло А. становится маленьким и беспомощным.
А.оделся, потом разделся и решил принять ванную... Ее сад, там куда ему все
время хотелось проникнуть незамеченным был очень мрачным и непонятным и тем более что в эти прогулки все время вмешивалась она... А ему хотелось побродить там тихонечко и подсмотреть кто же она есть на самом деле... А. всегда мучался задаваясь вопросом над тем, что вот у человеа есть тело у каждого свое лицо, свои формы, а там внутри тела, под кожей живет еще кто-то, которого глазами не увидеть и этот кто-то мог быть кем угодно — убийцей или богом...
Но она как-будто боялась этого, и поэтому их занятия любовью превращались в односторонний монолог не понимающих друг друга людей, в котором каждый хотел докричаться друг до друга силой, вывалить непонятую неполноценную нежность в холодное тело...
Но возникали и прекрасные моменты, когда казалось что они уже были знакомы в другом времени, куда они вместе путешествовали и были счастливы...

А. любил придумывать противоречивые определения такие как-легкая тяжесть, нелюбимая любовь, бессоные сны, переболевшая боль, душа из воды — это была его игра, в которой он уже не замечал границы между реальностью и вымыслом... Он потерял бога и запутался между двумя мирами... В одном находилось его тело, которым он чувствовал боль и желание, в котором он чувствовал отчаянную силу...
Но в последнее время как-будто потрерял его, все оказывалось отдельным, грубым и ненужным. Ноги шли сами по себе, руки болтались как две вешалки не находящие покоя, глаза смотрели на проезжающие мимо тысячи раз машины, уши слышали гул моторов, шум людских голосов или тишину все было одинаковым и скушным. Другой мир был соткан из его мыслей, образов и вопросов. Он стремился познать "вещь в себе" и в итоге сам стал " вещью в себе". Слишком остро ощущая каждый миг, каждое прожитое мгновение он открыл границу своего сознания, в котором каждая секунда времени превращалась в вечность, концентрируя его энергию на том объекте, который его интересовал, и в нем открывалась сущность войны, сущность битвы между сознанием и реальностью. Утром он оказался в пустой комнате, а перед ним стоял Служитель времени. Он был одет в черное, очень грациозен, красив и изменчив, линии его тела и лица постоянно менялись, протекали сквозь друг друга и их невозможно было уловить. А. сел на кровати и согнулся. Служитель времени произнес-" Ты саммурай и должен выбрать цель для поражения в противном случае этой целью станешь ты сам". А. потянулся за сигаретой-у меня есть выбор?-произнес он скрипучим голосом, как будто ему стало очень больно. Служитель времени вернул свое детское лицо и сказал — выбор есть всегда, у тех кто слаб духом, но ты хочешь быть богом поэтому другого выбора как лететь выше и выше у тебя нет. Каждая нота звучит одинаково, но мы придаем ей значение и слияние нот превращается в музыку. Каждый цвет -действенен, в зависимости от того, как человек умеет вскрывать силу цвета. Каждая отдельная душа изначально одинока, но созвездие душ образует планету. Время движется слишком быстро поэтому человек, испытавший счастье тоскует по нему, или ищет как безумный зверь, материал в соприкосновении с которым он его обретает. А.странно и тихо произнес- чего ты
хочешь от меня, чтобы я сошел с ума, чтобы я захлебнулся в собственной рвоте своих страхов. Я встаю каждый утро и не знаю, как жить этот день, потому что не понимаю когда смотрю на рассвет, я смотрю на реальность или на свое представление о реальности, и вообще, что такое реальность, существует ли она
когда что-то внутри меня постоянно сопротивляется тому что вижу и что ощущаю... но я живу... еле-еле, но я живу. Я не выбирал для себя этот мир и время, которое в итоге сжирает все как осклабившийся голодный крокодил, сжирает чувства. сжирает душу, сжирает мое сознание. Когда я был маленьким
и качался на детских качельках я мечтал улететь высоко-высоко, тогда в детстве мне не было страшно, а теперь, а теперь я не знаю, что там-пустота, мрак, кровь, тишина или звуки воды, моя тень или множества теней таких же несчастных как я, которых захлопнул страх и стер во времени как маленькую
настырную мошку. Любовь? Любовь рождает во мне убийцу, потому что ее нет, постоянности нет, нет ее присутствия во мне уже многие годы, любовь существует в мгновении, и когда я начинаю ей верить, пытаться ее приручить она превращается в ненависть... И вечная игра, вечный обман... В итоге перестаешь
верить всему становясь надзирателем и наблюдателем психоделических кривляний своей души... Я уже давно успокоился и мне все равно и если ты хочешь, чтобы я преклонился перед тобой признавая твое величие, то не жди от меня пощады, встав сам на колени я буду грызть твои ноги, рвать твое мясо, вгрызаясь в твое
сердце, буду с наслаждением рвать его на куски, буду мертвым, но тебе тоже будет больно... Время-ты считаешь себя творцом? Я плюю на тебя... А. бросился на служителя времени, но его тело уже давно превратилось, в жуткую, черную воронку растущую у него из груди и поглотила его самого. А. проснулся
весь в поту, из носа шла кровь, тихо стучали часы, он весь дрожал. Он упал на кровать и заснул.
Е. была его противоположностью- она считала, что заставила, научилась жить в этом обществе, и полностью отдавалась только иллюзии ночного мира когда общалась со своими снами и воспоминаниями, со своими страхами, пытаясь найти причины и объяснения...
Е.проснулась в одном из своих странных дней. За окном было сумрачно и сухо и кто-то плакал...
Плакал громко и дерзко, затаенно и горько... Е.встала и подошла к окну... Какая-то женщина, в больших очках, нелепая и старомодная, всхлипывая кричала:"Отдайте мои деньги... За что вы забрали мои деньги-отдайте!" Всхлипывая, она заглянула в свой кошелек в надежде что-то там увидеть, но не нашедши ничего запричитала еще громче и побрела по дороге в этот странный день... Е.подумала о том, что если бы А., взял себе все что было у нее, все до нитки, деньги, молодость, ее дешевые сережки, духи, мусорные пакеты,
недокуренные сигареты — она отдала, отдала не глядя, не вспоминая, она отдала бы это кому-то другому, зная, что ему будет лучше... И звуки города, ее мысли и нервные импульсы, сплелись в какую-то заунывную протяжную музыку, в которой не было места, ни боли, ни страху, ни жалости...
И эта музыка становилась громче, с тем как она осозновала, что для нее в этом мире ничего не имеет ценности, кроме времени, которое сшивало с ним все ситуации, всю ее жизнь... И она увидела как небо становится ею, как боль становиться радугой, как ее желания сильны и способны воплотиться в призраки, в ее ошибки...
И увидев себя над землей, она протянула свою нежность к нему... К ней подошел Служитель времени и спросил:" У меня есть время-оно в моих ладонях, я могу изменить твою судьбу если пожелаю, могу убить, могу даровать бессмертие, вечную славу, вечную память, вечное знание... Планета Земля живет по
закону, но время во всей планете беззаконно, оно спонтанно рождает своих убийц и своих покровителей,оно создает миры в котором жизнь не кончается рабством, а каждый раз начинается заново, в зависимости от мысли... Ты обратилась ко мне и я посчитал нужным ответить на твои вопросы. Что ты хочешь?"
Е. стояла в дыму среди своих воспоминаний... Собственно чего же она хотела всю свою жизнь, к чему она так стремилась, прожигая год за годом, находясь в вечных делах и мимолетных вопросах? В детстве ей было легче, на ее вопросы отвечал бог. Хотел он того или нет. Потом как "нормальный" человек ,она получила
образование, влюблялась, ходила в клубы, работала, боролась, читала книги, гуляла по городу и полюбив свое одиночество, оказалась его жертвой.
Когда-то хотела покончить с собой, бежала к обрыву, но ноги подкосились, и она споткнувшись у самого обрыва слушала как дышит земля и как дышит она и как сливаются их дыхания... Пыталась застрелиться просидев в темной комнате и глотая коньяк три дня с пистолетом у виска. Выстрелила-осечка! Резала вены. Неправильно! Не вдоль, а поперек руки, поэтому благополучно истекши кровью угодила в психушку... так чего она хотела?
Умереть? Зачем? Почему? Ведь ей не было страшно и она не верила в смерть.
Но время? Она чувствовала его движение, его ход с самого рождения. И оно уходило не оставляя ни слез ни силуэтов, ни очертаний, его было не видно и невозможно схватить за хвост, невозможно было его изменить все было так как должно быть, человек мог уйти в любую минуту, захлопнув за собой дверь и никогда не вернуться, непремиримая вражда, войны — ничего не меняло жизни, человека вообще не было, было лишь его представление о мире... Е. спросила:" Почему я живу, нажимаю кнопки пульта, ем гречневую кашу, пью пиво, занимаюсь любовью, смотрю на звезды, умываюсь каждое утро, хожу на работу, трясусь в потных и холодных трамваях, предаю людей, ничего не понимаю в жизни,
не могу сформулировать ни один вопрос, раскрывающий поиск моей мысли, а время идет, кому это надо?"
Служитель времени погрустнел и состарился:" Тебе!"
А. отдышался. Он бежал, бежал долго и внезапно. В его карманах тряслись пару банковских карточек, проездной пару бумажек с телефонами бывших, устаревших любовниц и старая истрепанная книга В.В.Розанова"Апокалипсис нашего времени". Он подошел к ее дому. Свет был погашен, метро закрылось и поглощая пиво глоток за глотком, он начал искать в своем кармане завалявшиеся монетки. Он нашел несколько и начал кидать ими в ее окно, с каждым ударом он вспоминал, что был к ней в последнее время невнимателен, , если слушал, то делал вид, никогда по-настоящему ею не интересовался, ее глубиной, ее чертиком внутри, когда им было весело и она острила, ему было хорошо, он тоже шутил и наслаждался мгновением радости, когда им было грустно, они грустили, не спрашивая друг друга о причине ее возникновения, потому что объяснять грусть считал он то же самое, что объяснять по какой причине создан этот мир. Когда ему было с ней скучно, он скучал и не стеснялся этого, потому что любил время
или пытался полюбить. Никто не отвечал и свет не зажигался... Он побежал по лестнице... Ее дверь была открыта... Он вбежал в квартиру...
А. увидел, что Е. повесилась... " Так странно"- подумал он — и все из-за времени!

11 января 2006 года  21:47:18
Богданова Яна | laskoten@mail.ru | Санкт-Петербург | Россия

---

Сипов Игорь Михайлович

Роковая любовь!

Радости не было конца, когда мать узнала о возвращении сына из армии. Володя рослый крепкий парень с русыми волосами, и голубыми глазами был настоящей гордостью матери. Сколько она пережила, тревог, бессонных ночей, и каждый раз вздрагивала, когда скрипела калитка, и почтальон направлялся к дому т. Ани. Не мудрено он служил на северном Кавказе, где дислоцировалась 215 дивизия воздушно десантных войск. Володя был снайпером, каждый раз, когда он уходил в одиночку, в тыл боевиков он думал что это в последний раз. В эти горячие дни не одному снайперу не посчастливилось дожить до дембеля, и Володя всегда был морально готов ко всему. Ему повезло, он вернулся домой живым, крепким, возмужалым парнем. Он был счастлив, вернулся в родное село, к матери и младшей сестренке. Отца уже давно не было в живых, и мать как могла, поднимала двоих детей на ноги. В прочем радость была не только у родных, заходили в гости знакомые, соседи. Местные девчата на перебой судачили, о том что Володька с армии пришел, при встрече здоровались, краснели, и опускали глаза. Что и говорить красавец, да и только. Не укрывалось от материных глаз как девчата поглядывают, на Володьку, замечала так же т. Аня за сыном, что он к ним равнодушен, ну ни чего думала она, осмотрится, обвыкнется, а там глядишь и свадебку сыграем, мечтала она и на глазах наворачивались счастливые слезы. Володя и впрямь привыкал к гражданской мирной жизни, он спешил жить, видно было, что его крепкое раздавшееся за годы службы тело соскучилось по крестьянскому труду. Только бывало, по ночам вскакивал, в холодном поту от ужасного сна, бродил в потемках, пил жадно воду и мог до утренних петухов с сигаретой просидеть на пороге своего дома. Однажды он спросил Мам, а где Митька Воронов, что с ним? В больнице говорят. Эх, сынок, и сказать не знаю как тебе. Витька в психбольницу лег, и глядя на не понимающие глаза сына добавила: как началось то в Чечне ну родители и перепугались, что Митьку то заберут, ну вот через знакомых и отправили туда, чтоб в армию значит не забрали, отлежит свое, и вернется, а в армию уже не заберут. Вот так дела подумал Володя, с Митькой Вороновым его связывала давняя дружба, надо бы повидать. Володя не стал откладывать визит в психбольницу в долгий ящик, на следующий же день он поехал в райцентр на своей не очень новой девятке, которую недавно купил, за боевые которые ему выплатили, когда он возвратился на дембель. Деньги по сельским меркам просто громадные 120 с небольшим тысяч. По пути Володя размышлял, про Митьку, что же это он гад служить не пошел, наверно родители уговорили. Жили они хорошо, отец у него был первый агроном на селе, деньги имелись. Володя не торопясь подъехал к больнице, осмотревшись, он пошел во внутренний дворик, где гуляли больные. Володька быстро нашел приемную, зашел и не успев открыть рот, как откуда не возьмись, появилась уборщица и ворчливым тоном спросила куда прешь не видишь вымыто, чего тебе здесь надо? Да я к другу смутился Володя, лежит он здесь. Знаю, знаю я Ваших друзей, полная больница здоровенных детин, на них пахать надо, а они тут от армии прячутся, раньше годов пять назад одни старики лежали, а теперь эх… махнула она рукой потом чуть помолчав, уже более добрым голосом добавила иди ко второй алее там они гуляют после обеда, иди, иди нечего тут топтать. Володя быстро нашел нужную алею, там на бревнышке сидели два парня и девушка и заразительно смеялись, а перед ними выплясывал какой то мужичек не определенных лет. Муха давай пляши сигарету получишь кричали ребята и уставший муха яростно выбивал пятками и хлопал ладошами по всему телу. Черт знает что выругался Володька двинулся по направлению к ребятам. Володька ты ли это обрадовался смугловатый с черными как смоль волосами парнишка. Я! Кто ж еще спокойно проронил, Володя они обнялись. Ребята долго смотрели друг на друга и улыбались. А ты болеть надумал и Володя укоризненно испытывающим взглядом на друга. Да уж и не только я, тут таких как я знаешь сколько? Кому нужна эта продажная война, а что лучше бить баклуши, и за сигарету глядеть, как выплясывает умалишенный? Значит попрекаешь? Стрельнул глазами Митька. Ладно, забыли, да только и ты меня не трогай, ладно у каждого своя, правда. Пойдем лучше погуляем, поговорим, ведь не виделись два года. И Митька живо стал рассказывать о событиях происшедших за все это время. Друзья гуляли долго, каждому из них было что рассказать. Уже стало помаленьку темнеть, в процедурных, и в палатах стали зажигаться огни. Пора мне сказал Воронов, сейчас закрываться будут. Володя проводил товарища до дверей они попрощались, и Володя не торопясь, пошел к выходу вокруг больничного терминала. Был теплый июньский вечер, Володя шел не торопясь, и думал о том что они с Митькой были когда то лучшими друзьями, а теперь их дороги разошлись, у Митьки свои интересы, и Володя с горечью обнаружил что он ни чего не чувствует к бывшему своему другу. С такими грустными мыслями он завернул за угол, и уперся прямо в окно палаты и резко остановился.. За большим окном, на подоконнике сидела девушка, опершись о стену, одну ногу она положила под себя, а другую согнула в колене. Она была так красива, и печальна, казалось Володе, что она смотрит сквозь него. Она была болезненна худа, светлые тонкие волосы спадали ей на плечи, большие глаза смотрели, куда то в даль. На тонкой бледной коже просматривалось голубая жилка. Она была прекрасна. У парня защемило в груди он боялся пошелохнуться, что бы не спугнуть ее, он смотрел на нее как заколдованный. Вдруг ее глаза приняли осмысленный вид. Она увидела смотрящего в окно парня, лицо ее стало серьезным но не смотря на это Володя стоял не шевелясь с широко открытыми глазами, он улыбнулся и смутился девушка тоже улыбнулась, она почувствовала что парень не представляет угрозу. Она открыла окно. Свежий поток воздуха шевельнул ее нежные волосы. Тебя как звать спросил парень? Лена просто ответила девушка. От ее голоса у Володи перехватило дыхание, он был очень нежным и певучим. Лена повторил он, какое прекрасное имя, девушка слегка повела плечами, обычное сказала она. Меня Володей зовут. Лена улыбнулась. Поздно уже, сейчас будет обход и мне влетит. Она заговорщицки зашептала, хочешь приходи завтра, приду а когда? Когда сможешь я всегда тут сижу. Я обязательно приду, прошептал ей в тон Володя, посмотрим, улыбнулась Лена и закрыла окно, она кивнула ему на прощанье и задвинула штору. Володя какое то время стоял, приходя в себя, его охватила радость, грудь его распирал восторг хотелось петь дурачится. Всю оставшуюся ночь он не мог уснуть и все время думал о Лене. Он вспоминал каждую деталь, боясь что то упустить важное, он радовался как ребенок, с улыбкой на лице он уснул.
Все последующее утро, он думал только о Лене и предвкушал радость встречи.
Проснулся Володя поздно, часов 11, и еще долго валялся в постели, улыбаясь и вспоминая вчерашнее знакомство. Мать заметила, разительные перемены всине, но виду не показала. Подумала только, и где это он вчера шатался, вон все утро проспал, и не вдамек т. Ани было, что сын вернулся вовремя, просто долго не мог уснуть. Наконец Володя поднялся, умылся, с кухни донеся вкусный запах завтрака. Володя улыбнулся заботе матери. Ел он быстро, ему ни как не терпелось поскорей увидеться с Леной. И вот он уже мчит по дороге, не смотря на летний зной, он чувствовал себя превосходно из открытого окна, дул свежий ветерок, дорога была пустынна, и Володя ехал не напрягаясь. Возле больничного терминала он не много напрягся, как то было не по себе, интересно как она его встретит, виделись всего минут 5-10. Преодолевая волнение он шел не торопясь, как то она встретит его. Он тихонечко, завернул за угол и ахнул, Лена сидела на подоконнике в той же позе и о чем- то думала, склонив голову. Володя невольно залюбовался девушкой. Какая она все- таки красивая. Сколько он постаял он и сам бы не ответил на этот вопрос, пока не решился подойти. Володя внезапно вырос перед девушкой, она даже не вздрогнула. Она печально улыбнулась, Володя тоже заулыбался, девушка кивнула и приложила палец к губам, дескать молчи. Она тихонько открыла окно, и выпорхнула на улицу. Привет сказал Володя, ты всегда через окно ходишь? Лена даже не смутилась, какая разница, так быстрей. А я уж думала не придешь, почему же я ведь обещал. Лена озорно прищурилась, чудной ты. Какой есть ответил Володя. Лена а почему ты все время сидишь возле окна, а что тут делать, ну не знаю, сходила бы погуляла, вот мы и гуляем. В этот день Володя с Леной гуляли долго, по тенистым аллеям, в вдоль лавочек весело щебетали птицы, и казалось их встречи не будет конца. Они почти ни чего не знали о друг друге, но им казалось, что они знакомы целую вечность. Да так бывает, что абсолютно разные не знакомые люди сближаются очень близко, на интуитивном уровне. Володя не вытерпел и спросил, а что ты тут делаешь, молодежь от армии косит. Она улыбнулась, понимаю я давно ждала, этого вопроса. Честно говоря я и сама не знаю что тут делаю. Так была попытка суицида, но теперь все позади, но меня все равно, почему- то не выпускают. А что ж родители навещают? Как раз из за них все и произошло, давай не будем об этом. Ладно, согласился Володя. Теплую весну сменило жаркое лето. Володя по прежнему встречался с Леной. День за днем дружба их крепла, и они не заметили, как она переросла в глубокое чувство. Они не мыслили и дня друг без друга. Володя каждый день окрыленный спешил к Лене, а она ждала его, любила и ждала. Казалось их счастье никто и ни когда не нарушит, не заберет, и они были поистине счастливы. После трагических событий у нее не осталось ни кого, только Володя. Он был крошечным островком в ее судьбе, с помощью которого, она цеплялась за жизнь. Их отношения можно порой было назвать странными. Так повелось, что они не интересовались жизнью друг, друга, им было и так хорошо, Лена не хотела думать и вспоминать, о том, что с ней произошло, о попытке самоубийства, о том что ее некогда крепкая семья распалась, как она наглоталась таблеток. Тогда осенью ее спасли, врачи боролись за ее жизнь 9 суток, и теперь она здесь в клинике для душевнобольных. Все это не хотелось ворошить, но изредка воспаленное сознание подбрасывало, воспоминания об этих страшных днях. Интуитивно Володя осознавал, что Лена сторонится обсуждать, и вообще рассказывать о том что с ней произошло, и когда Володя делал осторожные попытки разузнать, она замыкалась в себе, ответы были односложны, и она уходила от разговора. Володя решил оставить все как есть. Лена ты бы смогла меня полюбить? Ее глаза округлились, и вспыхнули перламутром, щеки порозовели. Я уже любила, и вот чем это закончилось, она закатила рукав на левой руке, на запястье, алели два рубца. Володя смутился, он тебя бросил? Бросили!!! Да я сильно любила родителей, а теперь… она не договорила, только нежно обняла Володю, и горячо быстро зашептало, я боюсь, я очень боюсь счастья, мы будем счастливы, прошептал ей в тон Володя. Нет, нет счастье не может быть вечным, его обязательно кто то отнимет, это как спичка понимаешь, вспыхнет, но обязательно догорит, она не может гореть вечно. Рано или поздно все имеет конец, а я не могу, слышишь не смогу, ну нельзя же так терзать. Она заплакала. Володя нежно обнял ее. Нет Лена, счастье мы делаем сами ни кто, слышишь ни кто нам не помешает мы будим любить, друг друга, долго и счастливо. Он целовал ее с жаром, в губы щеки, волосы, руки. Ты моя, моя я ни кому слышишь ни кому не позволю тебя обидеть, последнее слово задохнулось в жарком поцелуе. Они долго потом ходили по тенистой алее молча, каждый думал о своем. Вдруг Володя спокойно, но твердо спросил: давай поженимся и я заберу тебя к себе, у меня прекрасная мама. Вот увидишь, какая она добрая. Володенька меня не выпустят, не разрешат. Да брось ни кто не имеет на это право. Даже в тюрьме люди женятся, а тут всего лишь больница, подумаешь великая сила. Лена покачала головой, ты не знаешь, ты много чего не знаешь. У них есть такие права, ни у кого больше таких полномочий нет, они все решают за тебя. Володя отрицательно покачал головой. Ты пойми есть закон, конституция, правоохранительные органы, суд. Ни кто, слышишь Леночка ни кто не может ограничивать свободу человека, кроме как по решению суда. Ошибаешься, вот послушай меня Володенька. Вот кого у нас в стране называют третьей властью, ну газеты там разные, но при чем тут все это, погоди не перебивай и она нежно приложила указательный палец к его губам. Правильно газеты, хотя официально ни каких полномочий у них нет, но своим изданием они влияют на мнение людей. Так вот конституция, законы, милиция это все хорошо но пойми что эти права имеют только, нормальные полноценные люди. Душевнобольные, этих прав лишаются, не официально конечно, но под этим грифом тебя воспринимать и слушать ни кто не будет. И они об этом знают, она показала рукой на больничный корпус. Пойми Володя это вторая власть, если хочешь знать, каждый режим использует это в своих целях. Например, в советские времена в психушку прятали диссидентов, всех тех, кто не согласен был с политическим строем. Достаточно объявить человека сумасшедшим и все он автоматически лишается всех прав. Любые действия, можно квалифицировать, как проявление болезни. Нет ну если человек не болен, то кто его может удерживать. Послушай Лена, ты то нормальная и нам это не грозит. Это ты так считаешь, а мой лечащий врач на домной Бог и Царь. Знаешь у нас одна женщина, подала в суд, не помню за что, так вот после того как узнали что она лежит у нас ей отказали. Теперь то хоть ты понимаешь, что нет у нас ни каких прав. Володя молчал, его обуревали сложные, противоречивые чувства. Лена продолжала, нас даже в период госпитализации, на выборы не пускают, дескать, за кого эти дураки голосовать будут, хотя наши паспорта идут в дело, но мы не знаем за кого. Ерунда, какая то, возмутился Володя. В первые он не знал, что и сказать, ну и ну инквизиция какая то подумать только 21 век. Лена я что ни будь придумаю вот увидишь. Я заберу тебя отсюда. На все воля “ Божья“ и она печально, посмотрела зелеными глазами в сторону больничного корпуса. Володя раздраженно, шел по направлению к больничной стоянки. Ну и жизнь, там во вражеском тылу, замаскировавшись в дупле дерева и подолгу наблюдая за боевиками, он думал что вернется домой, что все будет хорошо и счастливо именно поэтому он с оружием в руках защищает эту свободу и счастье. Получается, что он не может быть счастливым потому что государство заботится о здоровье его девушки, государство ради которого он рисковал жизнью. У Володи не произвольно сжались кулаки. Вдруг возле машины, словно из под земли вырос Митяй. Ты где это шатаешься, нагло поглядывая спросил Митяй. Каждый день твою машину здесь вижу, хоть бы курева завез, совсем друга позабыл. Что девчоночку присмотрел? Не твое дело, Володя открыл дверцу машины, и вытащил от туда блок сигарет. На держи. Ты это Володька с ней по окуратней, Митяй жадно затянулся, и выпустив дым со свистом покрутил возле виска. Она же самоубийца, ну ты брат даешь, те че девчонок мало, того и гляди на тот свет отправится, и тебя прихватит. Заткнись Митяй это мое дело, не лезь, куда тебя не просят. Ой, ой какие мы. Ладно, не обижайся это я так, пошутил, вообще ты правильно придумал, шуры муры и в кусты кто за дурочку вступится. Ловко придумал. Э-э не дури Митяй заметил, как Володя напрягся и сжал кулаки. Ну сам посуди зачем, тебе девчонка из дурдома, а зачем мне друг из психушки, ах вон ты как. Да так и Володя тронул машину с места. Ну погоди Митяй сплюнул на землю, и пошел по направлению к корпусу. В эту ночь Володя долго не мог уснуть, ворочался в голову, лезли всякие неприятные мысли, его сознание отказывалось понимать всю абсурдность которую рассказала ему Лена. Лена его любимая Лена, он готов отдать за нее все даже свою жизнь, он любил ее горячо и сильно, так сильно на что была способна его молодость. Весь следующий день он ходил сам не свой, раздражительный, не замечая ни кого. Не замечал он как поглядывает укоризненно его мать строго поджав губы. Но мать ни чего не говорит, только вздыхала и занималась своим делом по хозяйству. На вопросы соседок мол когда Володька женится, будет, отвечала сдержанно успеет еще. Не замечал Володя как с интересом, на него поглядывают сельские знакомые, при встрече здоровались и как- то подозрительно улыбались, как будто не договаривая чего- то. На конец мать не выдержала. Володя ну куда ты собрался опять, к Митьке надо заскочить, сухо ответил он, врать Володя не умел тем более Матери. Сынок побудь дома сегодня т. Люда в гости обещала прийти чаю попьем, я уж и тесто на булочки поставила, да не когда мне Мам. Опять же Наталья тебя спрашивала, заглянул бы все ж не чужая она, нашенская деревенская, работящая без дури в голове, опять же хозяйка хорошая всегда поможет. Да чего это ты Мама не пойму о чем ты. Да вроде нравилась она тебе, в школе бегал за ней. Не пойму я ты, что меня сватаешь? Володя укоризненно глянул на мать. А хоть и сватаю, т. Катя отвела в сторону глаза. Чем тебе ни невеста. Пора сынок и семью заводить. Так вот оно что, без меня, меня женили. Мама у меня есть девушка и ее люблю. А мать ты любишь, ты о матери подумал, я тебя растила из сил выбивалась чтоб не хуже как у людей, последние силы отдавала, ты же знаеш как нам без отца жилось, ну мама ну чего ты успокаивающе начал Володя. Что мама, что мама я тебя с армии ждала все глаза проплакала, сколько бессонных ночей провела, молила об одном только бы живой вернулся, а теперь ненормальной тебя отдавать, т. Катя повалилась на табуретку и тихо заплакала. Что? У Володи вытянулось лицо, губы задрожали от волнения. Вот значит что, и кто это тебе наплел кто, кто вся деревня об этом говорит. Проходу нет, смеются хоть бы мать пожалел, ох за что мне такое наказание. Володя побагровел, ну и пусть смеются это моя жизнь, и не кого это не касается. Володя в ярости заходил по комнате. Мама, зачем ты сплетни слушаешь, ты бы меня лучше спросила, а как тебя спросишь, коль ты Матери ни чего не говоришь, я уж извелась вся, хорошо люди вовремя подсказали, я уж и в больнице была сама все узнала, не пара она тебе сынок. Что и ты молчала, зачем кто тебе позволил он в ярости выскочил из дома, сынок постой Володенька пожалей ты меня. Мать следом выскочила во двор. Поздно Володька одним махом перескочил плетень, прыгнул в машину и с места рванул, взвизгнув покрышками. Володя мчал на полном ходу, вот оно что это Митька сволочь слух пустил, а я то и не заметил надо было тогда ему еще морду набить. Володя бежал, к заветному окну, место их встречи. Леночка моя Лена я заберу тебя, назло всем заберу. Но возле окна ни кого не было, задернутые плотно шторы стояли стеной. Странно она ни когда не задергивала днем шторы. Минуту поколебавшись он осторожно постучал в окно, штора отдернулась т показалось суровое лицо медсестры, а где Лена волнуясь спросил Володя. Лену перевели в другое отделение, ей стало хуже, куда в какое отделение, но медсестра махнула рукой и штора опустилась, Володя забарабанил в стекло, из приоткрытой форточки раздался голос: молодой человек прекратите хулиганить я сейчас милицию вызову. Володя круто развернулся и направился к главному входу. Там его встретила опять уборщица, что опять к другу? Как мне увидеть врача? Какого врача их тут много, уборщица подозрительно покосилась на парня, у того не добро горели глаза. Тогда самого главного. Главврач занят, часы приема с 11 до 13. Мне нужен врач, я никуда отсюда не уйду, пока не увижу главного врача, голос Володи стал срываться на крик, он сильно нервничал. Хорошо я сейчас спрошу, и уборщица юркнула за дверь. Володя с нетерпением ходил по коридору, вдруг дверь распахнулась, и голос уборщицы проговорил: вот этот молодой человек, я ему говорю не положено, а он… Главврач глянул на Володю вы ко мне? Да к Вам по очень неотложному делу. Идемте за мной. Он двинулся по коридору за шагавшим врачом. Всюду двери были без ручек, этажи разделяли решетки, Володе стало не по себе, жуткая картина. На конец они вошли в ярко освещенный кабинет. Садитесь, итак я вас слушаю. Володя кашлянул и не уверено начал, у Вас девушка, тут одна девушка лечится, Леной зовут я ее навещал. Ах да я понял о ком Вы, Вас, если не ошибаюсь, Володей зовут, да, а откуда Вы знаете. Понимаете ли, я общался с Вашей мамой, она всерьез обеспокоена Вашим знакомством. Володя покраснел, и сказал это не имеет значения. Я хочу знать, где Лена. Все дело в том что у Ельнтковой Елены стала прогрессировать болезнь, пароноидальная зависимость, и она переведена в другой стационар, и временно изолирована от контактов с внешней средой. Этого не может быть вскипел Володя я разговаривал с ней 2 дня назад и все было нормально. К сожалению, болезнь не всегда проявляется явно, тут нужно наблюдение специалистов. Ее можно увидеть? Нет! Категорически! Она изолирована. Послушайте молодой человек, Лена больна, она перенесла психический срыв, нервная система истощена и не стабильна, ей противопоказаны волнения. Ее состояние более менее было нормальным пока не появились Вы. После Вашего общения ей становилось хуже, вы ее волновали, а ей это противопоказано. Володя оставьте ее в покое, ей вредит общение с вами, ну зачем она Вам. Я ее люблю! Понимаете, люблю. Вы не имеете права меня не пускать, я пришел ее проведать, вы должны разрешить мне свидание с ней. Вы ей родственник, нет, не родственник вот именно сказал врач, а мы в праве даже родственников не пускать, если требует того лечение. Пустите меня или я буду жаловаться прокурору, о не законном содержании под стражей, жалуйтесь хоть президенту и он Вам не поможет. И мой вам совет не появляйтесь здесь больше, если не хотите неприятностей. Иначе вам ни когда ее не видать, идите и не хамите мне, и врач нагло улыбнулся. Вы же не хотите, что бы Лене стало хуже. Ах ты сволочь да я из тебя кишки вырву сука, у Володи сдали нервы. Он двинулся на врача готовый разорвать его. Врач не растерялся и нажал на кнопку под столом, в коридоре послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась, и два крепких санитара ввалились в кабинет. Вышвырните его, и чтоб духу его тут не было. Ты понял? Володя дернулся, на встречу к врачу, но две пары стальных натренированных рук крепко схватили и сжали его.
Володя прохрипел, если с ней что ни будь случится, я тебя убью, ты понял? Много вас тут таких, тоже мне герой. У Володи налились глаза кровью он рванулся, что есть силы, рубашка лопнула по швам и на пол со звоном упал наградной крест, от живота до груди наискосок расположились три больших красных пятна, зажившие пулевые раны. Доктор поднял крест, это что такое. На нем была надпись за службу на северном Кавказе. На обороте значилось гравировка: Лично за службу отечеству подпись генерал Строжев… У доктора от удивления брови вытянулись дугой вверх, и за что же это тебе, за то что таких гадов как ты прямо в сердце мочил, снайпер что ли? Не твое дело, Володя уже не контролировал, себя у него произошел срыв. Так вот ты какой отчаянный, он засунул крест в карман Володькиных джинсов, и прошипел тогда ты наш клиент, наклонившись, добавил еще раз увижу тебя, ляжешь в буйную историю болезни я тебе придумаю. Он повернулся к стеклянному шкафу, и достал от туда шприц с ампулой, сейчас я с тебя спокойного сделаю, не смей, выкрикнул Володя, ничего, ничего сейчас все будет хорошо. Володе обожгло плечо. Все теперь выкиньте его чтоб я его больше не видел. Санитары вывели его из корпуса. Ты парень не серчай на нас, мы люди подневольные ты с ним не шути, он знаешь силу какую имеет о-го-го не таких ломал. Бывшего мэра заколол так что совсем крыша поехала, по решеткам скачет, воет.. Семен не болтай лишку, пробасил второй санитар. Ты парень мотай, отсюда пока цел, в другой раз не выпустим. Володя его, уже не слушая, двинулся по направлению стоянки, им овладело внезапное безразличие. Все казалось ему не нужным, не главным, он силился и все ни как не мог поймать ускользающую ниточку тревожной мысли, он недоумевал, почему порвана рубаха, зачем санитары ее порвали, нет, он помнил, что с ним произошло, но как- то все ему казалось не естественным. Он хотел просто все выяснить, да и зачем выяснять. Володя, качаясь, сел в машину и спокойно поехал домой, дома ни кого не было, вдруг Володя почувствовал смертельную усталость, в голове, что- то гудело и лопалось. Он повалился на кровать, и крепкий сон сковал его движения
Проснулся Володя с головной болью, во рту все пересохло, перед ним стояла, всхлипывая мать, пить, попросил Володя, тело было разбито и все дрожало его бил озноб. Мать принесла воды, Володенька, что с тобой, Володя встал и подошел к зеркалу, во всем теле была слабость, он глянул в зеркало и ужаснулся щеки ввалились, глаза красные воспалились, горели не здоровым блеском, на щеках была грубая щетина. И когда она успела вырасти, ты Володенька двое суток спал, мы уж перепугались доктора хотели вызывать. Володя не понимающе глянул на мать. Вспомнил свою беседу с доктором и глянул на плечо, не иначе гадость, какую вколол сволочь. Все нормально мам. Володя опять лег на кровать. Поел бы чего сынок, не хочу мам. И опять провалился в сон. На другой день ему стало легче, но тело еще было слабым, да что же это за дрянь то такая действует как долго, настроения не было. Володя ощущал, подавленность ни чего не хотелось. Скованность проявлялась во всем, как после жуткого похмелья. Одна только мысль не давала покоя, как там моя Лена, моя милая Леночка. Весь день Володя прослонялся по дому, ему было ужасно плохо, с матерью он не разговаривал, все еще злился. На следующее утро он чувствовал довольно таки себя сносно, он решил снова полежать в клинику. Сам не зная зачем, он бродил под окнами корпуса, в надежде вдруг покажется в окне лицо Лены. Но окна были плотно закрыты шторами. Вдруг ему показалось, что на втором этаже дернулась штора. Он смотрел на окно, не шевелясь боясь пропустить, любое движение. Он стоял и смотрел, сердце сжимала тоска, лишь только маленькая надежда заставляла удерживать взгляд на окне. Вдруг штора мелькнула, и в форточку сквозь решетку, высунулась чья то рука, бросила что то белое и снова спряталась внутри. Володя кинулся к зданию. Но разочарованно увидел смятый пластиковый стаканчик. Бесполезно, подумал он, ходи не ходи нужно действовать, в милицию, в прокуратуру. И он резко зашагал к выходу вдоль забора, возле ворот он остановился, что то ему не давало покоя, стаканчик, зачем его кидать, у них что мусорки нет. Не раздумывая больше ни секунды он ринулся обратно. Дрожащие пальцами он развернул стаканчик так и есть, записка сердце его наполнилось радостью еще не все потеряно. Он развернул бумажку и обомлел. На клочке бумаги бордовыми чернилами было выведено: Прости! Счастье как спичка, пришло время. Я люблю тебя.
Ниже, каким то блеклым карандашом было написано: Лена повесилась, похоронили вчера на больничном кладбище. И тут только дошло до Володи, что в записке не чернила это кровь, ей больше не чем было писать, вот почему такой почерк. Голова пошла кругом, что- то зазвенело и лопнуло розовым пятном в глазах, до него ни как не доходил смысл записки. Все было, как во сне Володе порой казалось, что происходит это не с ним, а с кем- то и он не вольный свидетель. Пошатываясь, он дошел до выхода, сторож мел дорожку и кряхтел. Отец где здесь кладбище, не глядя спросил Володя, а вот иди в вдоль забора, как обогнешь больницу вот с той стороны и увидишь. Володя пошел, глаза его застилали слезы, он шел, а слезы текли сами собой. Лена моя Леночка, зачем как же так, как мне теперь без тебя. Этого не может быть, так не бывает, сознание отказывалось воспринимать столь зловещий факт. Могилку лены он нашел без труда, свежий холмик он еще приметил из далека. На железной табличке белой краской было выведено. Ельникова Елена 1984-2003-12-09 Ниже значился, какой то артикул и порядковый номер. Володя стоял не двигаясь, а слезы текли. Пришел в себя огляделся темно, он не помнил, сколько времени прошло, и сколько он тут стоит. Я хочу к тебе Лена. Он повернулся и пошел, все остальное с ним происходило, как во сне он потерял реалии времени, событий. Слезы уже не текли, на стоянке он сел в машину. Вдруг его девятку осветили фары, и погасли. Он оглянулся, из рядом припарковавшейся машины стали выходить люди, пьяный веселый голос, кому-то хвалился: господа! Прошу пожаловать вот моя вотчина. Потом пьяный женский смех. Володе голос показался, знакомым Доктор вспомнил он, ну конечно. Он хотел уже выскочить, но во время остановил себя, нет не сейчас, надо с умом. Он выключил зажигание и помчался в деревню. Не доезжая нужного поворота, Володя свернул в лесную просеку уже почти расцвело, где- то тут должна распологаться пасека деда Сашки, только бы он не съехал, думал про себя Володя. Дед Сашка был заядлым охотником и у него на стене всегда висел карабин. Володя уже не владел собой, им овладела только одна мысль, во что бы то ни стало достать карабин. По памяти Володя метров за 500 оставил машину в перелеске, хоть дед и глуховатый но рисковать нельзя вдруг услышит шум машины, тогда пиши пропало. Володя бесшумно пробирался к предполагаемой пасеки ни кто лучше не смог бы этого сделать, Володя был в своей стихии. Вскоре перед ним открылась поляна, на которой в разнобой были выставлены пчелиные улики. Дед Сашка на рассвете копошился с молоточком возле улика. Вот черт выругался Володька и когда же он спит. Тихонечко прокравшись к домику, улучив момент, Володя юркнул во внутрь. В потемках он разобрал контур висевшего на стене карабина, схватив, его он профессионально уверено передернул затвор, там оказался всего один патрон, вот черт выругался Володя, где ж он патроны хранит, он выдвинул ящик, в столе там кроме газеты ни чего не было. Терять время больше нельзя, как бы дед Сашка не спохватился. Володя так же аккуратно как вошел так и вышел из домика и растворился в лесу. Володя все делал быстро и уверенно как бывало на задании, теперь время для него шло на минуты, ему нужно было, во что бы то ни стало успеть вовремя, занять позицию и ждать, ждать подходящего момента. За 10 минут он достиг своего автомобиля, круто развернулся, и помчал в клинику. На стоянку машину ставить он не стал, уже было светло, хоть в округе ни кого и не было, но рисковать он не мог. Вдруг его кто ни будь увидит из дежурящего больничного персонала. Он проехал чуть дальше главных больничных ворот вправо. Наконец он нашел подходящее место остановил машину огляделся и вылез в месте с карабином, не закрывая машину он подошел к забору, он точно знал что по другую сторону была тенистая алея. Володя перелез через забор, прислушался, вокруг царила тишина, только гулко стучало сердце, отчитывая секунды. Володя крадучись перебежками прокрался в кусты, не много перевел дыхание, соорентировался и двинулся по направлению к центральному входу главного блока лечебницы. Проделав не большой путь, алея начала заканчиваться, вокруг был поросший кустарник, и выстроившиеся в ряд тополя. Абсолютно не пригодные деревья для маскировки подумал Володя. Чуть по одаль, почти на голом месте, где заканчивалась, алея, стоял ветвистый старый дуб, он сразу понравился ему. Рискованно конечно подумал Володя, но это идеальное место. И наверняка зная по опыту, в таких деревьях всегда должно быть дупло. Визуально рассчитав траекторию определив, по каким веткам ему лучше взбираться Володя короткими перебежками от дерева к дереву направился к дубу. Мигом взмахнул на самую низкую ветку, карабин мешал, он чуть не сорвался но подтянувшись схватился за следующую ветку и полез на самый верх. Почти на самом верху он приметил, место, где дуб расходился раскидистыми ветвями, самое удачное место подумал Володя, и полез еще выше. Вот и дупло, конечно, оно должно быть ведь дерево то старое, но оно было слишком маленьким, туда не пролезешь и не отсидишься, значит, после выстрела надо искать другие пути отхода, но винтовку можно кинуть как раз в это дупло. Володя очень переживал, переживал только за то что у него может что, то сорваться не получится, тогда не будет ему покоя в этой жизни. Но провидение одно за другим, посылало, ему удачу словно понимая правоту и отчаяния снайпера. Удобно расположившись, на своем месте, Володя присматривался сквозь перекрестие карабина, приспосабливаясь к стрельбе, всякая ошибка должна быть исключена, так как всего один патрон, и он должен достичь цели во что бы то ни стало. После ухищренных приспособлений, Володя замер как хищник перед броском, он слился с деревом предварительно замаскировав карабин веточками с листвой. Он зорко следил за окнами, и за центральной входной дверью. Для возбужденного стрелка время тянулось томительно долго. Постепенно во дворе начались движения, вот прошел, волоча за собой метлу, сторож, за ним спешила медсестра с пробирками видно вышла из соседнего корпуса. Володя аккуратно глянул, на часы стрелки показывали без четверти восемь. Скоро должна быть пере смена, хотя день выходной все может изменится. Володя ждал долго и упорно, ему было, не привыкать он находился в своей стихии. Володя зорко наблюдал за всеми кто входил и выходил. Но как он не ждал, доктор появился внезапно вывалился из входной двери, в месте с ним еще два врача в белых халатах видно было не вооруженным взглядом, что они были пьяны, двое врачей поддерживали, главного тот все время спотыкался, спускаясь со ступенек. Скотина подумал Володя, и стал вести его через перекрестия винтовки. Он ждал удобного момента когда линия траектории будет идеально совпадать, наконец, затылок врача переместился перпендикулярно прицела. В гробовой тишине раздался выстрел, как гром среди ясного неба. Доктор вскинул руки, и стал приседать, пуля попала точно в затылок. И началось, провожатые врача стали суетится кричать, с центрального входа выскочила уборщица, увидав кровь в ужасе заголосила. Володя аккуратно слез с дерева, предварительно закинув винтовку в дупло. В суматохе в его сторону ни кто и не смотрел, вообще по сторонам ни кто не смотрел, к месту происшествия стали стекаться люди, прибежал сторож, откуда то появились люди с носилками. Володя сидел в автомобиле, не зная куда дальше ехать, он вдруг стал осознавать, что выстрел облегчения ему не принес, ему было дурно. Руки опускались, пока он жаждал мести, у него был смысл, а теперь его нет. Он не торопясь, выехал на трасу, он не знал куда ехать, что теперь делать. Володе было тоскливо и обидно, за то что их жизнь, любовь оказалась в чьих то руках. Он впервые ощутил пустоту, всю ненужность его жизни. Это же так явственно думал он, зачем жить, мучится, ведь ни чего хорошего в ней нет. А там его ждет Лена. На огромной скорости, Володя мчал по шоссе, навстречу ему вывернул КАМАЗ, Володя чуть принял руль влево, удар!!! Приехавшие на место происшествия милиция, гаи, нашли в кормане водителя документы и странную записку.

Сипов Игорь Михайлович весна 2004г

12 января 2006 года  07:58:32
Игорь | literatura@list.ru | Миллерово | Россия

---

Горбушин Леонид Борисович

Варанчик Семён
(из афганского блокнота)

При скучной, монотонной тыловой жизни ( в перерывах между боевыми выходами ) непроизвольно идет постоянный поиск: чем бы заняться, чего бы интересного увидеть, услышать. И, если вдруг где-то собиралась группа людей – значит появилось что-то неординар-ное, выходящее за рамки обыденного.
В тот самый обычный летний день ребята притащили откуда-то варана. Тут же кто-то окрестил его «Семеном». Замерили рулеткой. Семен потянул сантиметров на сорок, если бы вытянул хвост. Конечно не Галапагосский варан, но все же. К хвосту привязали проволоку и, как собачонку, вели «на поводке». Семен, видимо, замотался вконец: еле передвигал ногами, высунув раздвоенный язык. Ребята (человек 12-15) сгрудились вокруг, смотрели, шутили, тыкали его кто ногой, кто стволом автомата.
Осмелюсь взять на себя утверждение, что обязательно в каждой группе людей (ну, может быть, больше десяти человек ) находится один так называемый «хохмач» – человек с тонким юмором, озорной, всегда готовый на шутку, розыгрыш. Люди подсознательно ждут такого, без таких жизнь была бы скучна и однообразна.
Группа с вараном медленно, но уверенно приближалась к штабу бригады. Постепенно количество любознательных мужиков увеличивалось. Большинство видели варана впервые, поэтому кольцо становилось все плотнее и плотнее.
Озорная мыслишка, родившаяся в одном мозгу, подталкивала группу к одной из палаток, где в этот момент обедали машинистки бригады. Подведя группу к их палатке, озорник открыл дверь, втолкнул варанчика внутрь, прикрыл ее и подвязал проволоку к ручке. Мужички, схватив на лету ситуацию, прильнули к окнам палатки. Там, после дружного визга, воцарилось молчание. Девчонки замерли, боясь пошевелиться. При малейшем движении голова с раздвоенным змеиным языком поворачивалась и страх, проникший внутрь, заставлял мгновенно застывать, как в детской игре «замри».
Тем временем закончился обед. Мужички, насмеявшись, ушли по своим делам. Немая сцена в палатке продолжалась.
«Боевой» начальничек с подобающим должности пузом нервно прохаживался вдоль палатки. Пора бы уже продолжить важную работу, а машинистка все еще не пришла с обеда. Раздражение росло. Как же так, ведь Он предупреждал, чтобы не опаздывали! Подвернув-шийся под руку солдат тут же был отправлен срочно вызвать провинившуюся. Гонец бегом подлетел к палатке и, постучав в окошко, громко крикнул:
- Начальник зовет работать! Быстрее иди!
Возвратившись, он доложил о выполнении поставленной задачи. Прошла минута, затем другая, третья… А воз, как говорится, и ныне там. Расстояние между вспотевшим от нарастающего гнева начальником и палаткой машинисток было около 30 метров. Снова был послан другой уже солдат с тем же приказом. Результат оказался прежним. Копившаяся ярость окончательно взбесила начальника и он Сам направил пузо в сторону злополучной палатки. Гнев лился через край, смешиваясь с потом и жиром, что на фоне духоты и жары придавало телу особый незабываемый «аромат». Стукнув кулаком по стеклу окошка, он крикнул что-то непереводимое на литературный язык. Затем повернулся и двинулся в обратную сторону. Пройдя несколько шагов, остановился и резко направился к двери палатки. Сильным движеньем рванул ее на себя. Привязанный за хвост Семен мгновенно оказался у него в ногах.
Не умея читать чужие мысли, можно только догадываться об их содержании.
Эффект неожиданности сыграл в тот момент свою коварную роль. А, ведь, к величайшему сожалению взрослые дяди не носят памперсов, да и не было еще их тогда, в восьмидесятом…

Опубликовано в книге "Балтийская миниатюра" (Литературное пособие в помощь старшеклассникам и студен) г.Калининград 2002 г.

16 января 2006 года  13:45:59
Леонид | www.gleb57@lst.ru | Калининград | Россия

---

Горбушин Леонид Борисович

Случай на вокзале

Он сидел, обхватив голову руками. Никогда еще не чувствовал себя так отвратительно. Это всегда получалось просто, обыденно, между прочим. Теперь же это становилось проблемой. Нервы почти на пределе, мысли в поисках выхода молниями носятся в голове, не давая, правда, никаких путных решений. Смирится с создавшимся положением не в его правилах. Если бы это было чем-то другим, то наверняка нашлось бы быстрое решение, но, увы… Помощи в таком деле ни у кого не попросишь, да и кто же может помочь в этом. Почему же это случилось именно с ним? Почему? Именно сейчас, когда столько надо успеть сделать, столько грандиозных планов… и на тебе…
Он, в который уже раз попробовал, но безрезультатно. Напряжение росло с каждой секундой. Еще немного и можно взорваться. Ну же, еще разок, еще. Нет, не выходит. Конечно, он знал, что можно использовать в таких случаях специальные препараты. Но они дают совершенно противоположный эффект, а этого также не хотелось.
Рядом за перегородкой кто-то напряженно кряхтел и сопел. Чувствовалось, что человек попал в аналогичную ситуацию. Чтобы как-то заполнить время, разрядить обстановку и немного отвлечься от тягостных мыслей он спросил у находящегося за перегородкой: «Ну, как у вас? Получается?» В ответ раздалось лишь недовольное бурчание и тихие ругательства. Вдруг он ясно услышал громкий звук, напоминающий всплеск падающего в воду предмета. Звук прозвучал из-за перегородки. «Счастливчик»,— вслух произнес он. Однако, оттуда донесся вопль: «Какой на хрен счастливчик! Я часы уронил!»
От неожиданного ответа он засмеялся и… наконец у него получилось… Он продолжал смеяться, и его, похожий на истерический, смех гулко разлетался по общественному вокзальному туалету, в котором он находился уже два часа.

2004 г.

16 января 2006 года  13:49:53
Леонид | www.gleb57@lst.ru | Калининград | Россия

---

Горбушин Леонид Борисович

Плохиш
(из афганского блокнота)

Кто был в ДРА, тот знает, что такое гепатит. В нашем батальоне за первый год практически все офицеры умудрились переболеть, остальные ждали своей очереди. Ничто не спасало. Вот только вчера кто-то смеялся над очередным пожелтевшим, а на следующий день оказывалось, что у него тоже закончился инкубационный период и смеявшийся уже сам разглядывал окружающий мир желтыми глазами.
Серега, старший лейтенант по прозвищу «Плохиш», был в числе ожидающих. Правда, как периодически говаривал он: « Меня никакой гепатит не возьмет, так как вместо крови у меня течет водка». И действительно, «Плохиш» частенько заливал себе «за воротник». Парень он веселый. Бывало сидит в палатке, что-то внимательно рассматривает и напевает себе под нос:
А желтуха рядом была,
Всех людей с собою забрала.
А желтуха рядом была,
Только печень об этом не знала…
Подойдешь, посмотришь, а он держит между колен трехлитровую банку и наблюдает, как «воюют» скорпион и фаланга. Заметит, что на него смотрят, и начнет давать советы, как правильно жить: -Запомни, если переболел гепатитом, то пить, как раньше, нельзя. Печень у нас где? Справа. Значит, надо пить, наклоняясь влево, тогда водка будет течь мимо печени. Понял?
Иногда (когда «веселый») начинает рассказывать эпизоды из своей «классической», как он говорит, жизни, хотя с классикой это как-то не стыкуется.
- Вот вызывает меня замполит к себе и говорит: «Товарищ, Серега, имеете ли вы желание поехать в Афганистан»? Я говорю, нет, не имею. « Ну, тогда поедете без желания». И вот, братцы, я здесь…
«Противогазы»

Как-то в один из дней (помнится, была среда) появился около батальонных палаток майор-химик. Увидев солдата без противогаза, возмутился и послал его за своим ко-мандиром. Пришедший командир взвода бойко доложил и заверил, что немедленно все недостатки будут устранены. Майор обратил внимание на отсутствие и у старшего лейтенанта противогазной сумки и, багровея от нарастающего гнева, отправился искать комбата. Да, этот химик прибыл в командировку в составе комиссии по проверке бригады, пороха еще не нюхал.
Комбат, после общения с проверяющим, собрал своих замов и спросил:
- А где же наши противогазы?
Наступила гробовая тишина. Затем картина прояснилась. Оказывается еще в Узбе-кистане, когда сгружали технику с эшелона на платформу, просто оставили на ней ящики с противогазами.
Для уточнения-подтверждения данной гипотезы в Союз снарядили «Плохиша». Месяца через полтора изрядно опухший от «трудностей», командированный возвратился восвояси. Кстати, некоторые уже и не верили в возвращение «Плохиша». Из его радостных рассказов стало ясно: ящики так и лежат в том месте, где их оставили, вот только атмосферные осадки и солнце несколько изменили их внешнюю поверхность.
А когда возвратилась отправленная за противогазами машина, их все равно выдавать не стали.

16 января 2006 года  13:55:22
Леонид | www.gleb57@lst.ru | Калининград | Россия

---

Горбушин Леонид Борисович

Розыгрыш
(из Афганского блокнота)

И вот долгожданный отпуск. Рано утром «Плохиша» полусонного ( после вечерне-ночных проводов-возлияний ) загрузили в бензовоз (МАЗ-500). Колонна шла в Хайратон. В СОЮЗ для заправки цисцерн не ходили, так как трубопровод уже функционировал (его протащили до Пули-Хумри).
Почти всю дорогу «Плохиш» спал. Наконец добрались до границы. Я, уезжающий в очередную командировку в СОЮЗ, с интересом наблюдал за «Плохишом», предвкушая прогнозируемый результат очередного розыгрыша. Каюсь – я знал о том, что ребята еще вечером решили пошутить и запихали куда только можно (во все карманы одежды и в чемодан) целые гирлянды блестящих индийских презервативов. Кстати, такая мыслишка возникла не случайно. Недавно «Плохиш», в нарушение всех инструкций, снова покупал на чеки Внешпосылторга у афганцев «шароб» — афганский самогон, сделанный из изюма (его еще называли «кишмишовка»). Тогда в восьмидесятом все обязаны были покупать только в приезжающей нашей автолавке, у местных — строго запрещалось. Так вот на сдачу ему и дали (как он убеждал) целую коробку презервативов. Правда, на следующий день (после уничтожения купленной жидкости, скорее напоминающей смесь 66-го бензина с мочой) он уже рассказывал, что коробку случайно нашел ( истина где-то рядом).
Очередь на импровизированный таможенный досмотр подошла к измятому, небритому «Плохишу». Таможенник (его звали Коля), посмотрев на него «всё понимающим взглядом», сказал: «Ладно, давай паспорт и показывай свое барахлишко». Как заядлый фокусник, «Плохиш» стал отовсюду вытаскивать блестяшки. Пока он нашел в заднем кармане брюк паспорт (это ребята положили его туда и застегнули пуговицу, дабы не потерял), Коля, я и мужики, стоящие сзади в очереди, дружно смеялись. Смех был почти до слез, теплый и добрый. Такие минуты, как я потом понял, были очень нужны, давали огромный заряд оптимизма, что на войне особенно ценно.
Как потом рассказал Коля, он почти сразу, в первые секунды врубился в обстановку. Оказывается, в его практике это был уже второй подобный случай-розыгрыш.
«Плохиш», естественно, сообразил в чем тут дело и тоже смеялся. Смех его был совершенно беззвучным. Представьте расплывшееся в улыбке лицо и трясущееся круглое тело. Только от этого вида можно было схватиться за живот. Таможенник Коля, с трудом сделав серьезное лицо, спросил: «А что, ты так сильно любишь женщин?». «Да я их, бл…ей, за километр обхожу!» — выпалил «Плохиш», засовывая в чемодан вместе с паспортом и презервативы. Отойдя несколько метров, ни к кому не обращаясь, он сказал, взявшись за гудящую после бодуна голову: «Нет. Лучше женщины, чем пить». Затем, немного подумав, произнес: «Нет. Все же лучше пить вместе с женщинами».
Из отпуска «Плохиш» опоздал. Но это уже другая история.

2002г.

17 января 2006 года  07:42:28
Леонид | www.gleb57@lst.ru | Калининград | Россия

---

Горбушин Леонид Борисович

Полет
Из цикла «Записки в пути»

Прощались недолго. Я не люблю, когда меня куда-нибудь провожают. Когда встречают – приятно, но не наоборот.
На взлетном поле стоит несколько самолетов. Один из них – мой. В смысле, на нем я лечу в Минск. Сейчас дождусь посадки, втисну свое тело в кресло, достану блокнот и… Правда, гладко не бывает, иначе было бы неинтересно. Благополучно подошли по приглашению дежурной к самолетику. В числе рейсовых таких маленьких уже, наверное, нет. Наконец-то сели. По непонятной причине одна из пассажирок отказалась от полета. Сидящие в салоне внимательно вслушивались в разговор, пытаясь, видимо, понять причину. Женщина улыбалась, словно выиграла в лотерею. Это несколько настораживало и озадачило. Но вот все стихло. Прошло время отлета, но мы пока твердо стояли. Тишину нарушил новый разговор. Внутри самолета было слышно, как снаружи ругались. Матерились беззлобно, по привычке. Оказывается, багаж нашего рейса загрузили в стоящий рядом самолет. Да, совершенно забыл сказать: небольшие приключения начались еще перед посадкой. Счастливые пассажиры только вступили на трап, как один из пилотов громко, обращаясь к дежурной, которая нас привела, сказал: «А вы не туда людей привели. Ваш рейс там»,— он указал на другой, стоявший невдалеке самолет. В него, как потом выяснилось, и погрузили наш багаж. Дежурная, чуть поспорив, тыкая пальцем в бумаги, все-таки убедила пилота в своей правоте.
Прошло двадцать минут «полетного времени». Ан нет, стоим. Вот и привезли багаж, погрузили в брюхо самолета. Кстати, а я вещи в багаж не сдавал (как чувствовал).
Загудел один двигатель, затем другой и, набрав нужные обороты, лайнер сдвинулся с места. Все, поехали. С первого захода не получилось. Развернулся, снова разогнался и вперед. Вперед к новым приключениям!
Отрыв от земли, постепенно удаляющийся пейзаж. Как красиво!
Все выше и выше. Как измельчали люди внизу. А вот и море. Поднялись над облаками. Вспомнил слова из песни «там за облаками». Куски ваты разных размеров медленно проплывают внизу. Прерывистый звук моторов стал монотонным, привычным. С учетом опоздания в Минске видимо будем примерно в 18 часов.
Стюардесса выплыла из переднего салона со стаканчиками. Неужто дадут попить? Собственно, никто и не сомневался: все-таки АН-24, а не какая-нибудь там телега. Сервис на высоте (четыре тысячи, если верить сообщению пилота). Взял сразу два стаканчика (с минералкой и соком), как никак халява.
Сосед рядом умудрился почти сразу после набора высоты закемарить. Здоровый, крепкий сон сопровождался сопением, периодически перерастающим в сочный храп, соревнующийся с шумом двигателей самолета. Ладно, пусть спит. И пусть ему приснится что-нибудь хорошее.
Внизу сплошное молоко. Солнце яркое, но мы-то знаем, что за бортом минус. В салоне душновато. Медленно пью, разглядывая в стаканчике пузырьки. Полет идет, облака плывут, пузырьки лопаются. Хорошо… Осталось лететь сорок пять минут, время обычного школьного урока. Невольно вспомнилась школа. Как давно это было и как недавно.
Мысли перебил трескучий голос стюардессы, началось снижение. Голос сообщил, что в Минске температура плюсовая. Тепло.

Я скажу тебе «пока», в небо выберу дорогу…
Подо мною облака — я на Пасху ближе к Богу.

И лечу, лечу по небу, свежий воздух рассекая.
Как давно я в небе не был – красотища-то, какая!

Храп соседа заглушает гул моторов. Ветер свищет.
Мне сосед писать мешает. До земли четыре тыщи.

Колесо земли коснулось, город распростер объятья.
Все земное встрепенулось – это я приехал, братья.

Все, прилетели. Вступил на белорусскую землю. Что-то не видно такси. Пешком проник вглубь столицы. А вот и они — желтые машинки с шашечками. Поехали.
Концовка дня, ужин, юмор по TV, лег спать. Завтра новый день, новые события, новые маленькие (а может и большие) приключения.

17 января 2006 года  07:45:39
Леонид | www.gleb57@lst.ru | Калининград | Россия

---

СОФИЯ КАЖДАН

ПРИЗРАЧНОЕ СЧАСТЬЕ

Светлана Сергеевна Семицкая вошла в кабинет и, тяжело вздохнув, положила черную кожаную сумку на стол. Настроение было отвратительным. Она села за свой рабочий стол, и, поставив перед собой пепельницу, закурила. Но одной выкуренной сигареты женщине показалось мало.
— Светлана,— произнесла вошедшая в кабинет заведующая отделом писем Людмила,— звонила Татьяна. Она спрашивала, в каком ты сегодня настроении пришла на работу.
— Она интересовалась мною? — сделав круглыми глаза, удивленно спросила Семицкая, вертя в руке пачку сигарет. — Скажи мне, Люда, только честно, как часто у тебя с дочерью случаются конфликты?
— Интересный ты мне задала вопрос,— пожав плечами, проговорила Людмила. — Покажи мне хотя бы одну семью, где бы не было конфликтов!
— Я вчера накричала на Татьяну. На душе у меня было неспокойно... Очень тревожно... Она, как назло, задержалась... Ходила с подругой в кино... Явилась домой в начале одиннадцатого.
Людмила, ничего не ответив на слова главного редактора областной газеты «Огни города», направилась к двери, но, сделав несколько шагов, остановилась.
— Да... Светлана, ты ничего не слышала? Не в курсе последней городской новости?
— Какой? — настороженно спросила Семицкая.
— Как?! Разве ты ничего не знаешь?! Сегодня ночью разбились на машине Лучезарова Мальцев, Терехов и Рузалинов. До меня дошли слухи, что Лучезаров пока жив. Он доставлен в больницу в тяжелейшем состоянии. Не знаю, выживет ли он...
— Что? Что ты сказала? — растерянно, дрогнувшим голосом, почти шепотом спросила сидевшая за столом женщина.
Людмила сказала Семицкой, что эта трагедия случилась в половине двенадцатого ночи, и что ее подруга Яна в последнее время жила с Мальцевым. Она и сообщила ей рано утром эту новость.
Светлана уже не слышала, что ей говорила заведующая отделом писем. Она обхватила голову руками и, сжав ее как в тисках, застонала.
— Ты кого-то их них хорошо знала? — испуганно спросила Людмила, наливая из графина воду в стакан.
В кабинете воцарилась тишина. Людмила, выждав паузу, вновь задала свой вопрос.
— Да,— еле слышно прошептали уста Семицкой. — Женька отец Татьяны.
— Что?! Что ты сказала?! Как отец... Ты же всем сказала... — схватившись за голову, переведя дыхание, произнесла Людмила.
— Что я могла еще сказать? Что меня бросили?! Предали?! Растоптали?! Что?! Ответь мне! Что? — голос женщины с каждой секундой усиливался, пока не перешел на плач. — Вот мне и пришлось сказать, что отец Татьяны разбился на машине за день до того, как мы собрались нести заявление в загс. Я придумала легенду, в которую со временем поверила сама. Ты первая, кто узнал правду. Я надеюсь, что это останется между нами,— она вытерла катившиеся по щекам слезы. — Я не переживу всего этого... Не перенесу...
— Лучезаров знает, что у него есть дочь?
Женщина только и смогла кивнуть головой, потом посмотрела на Людмилу и начала свое долгое повествование:

С Лучезаровым я познакомилась на одной вечеринке. Он уже работал в нашем театре, а я училась на втором курсе. Женя сразу же вскружил мне голову. Он был таким добрым... таким обходительным... Таким... — она тяжело вздохнула и, набрав в легкие воздух, продолжила. — Он совершено не был похож на тех парней, с которыми я встречалась до него. Женя говорил мне нежные и ласковые слова. Уверял, что мы обязательно поженимся, и будем жить до самой смерти в любви и согласии. И я верила... Верила его словам... Его поцелуям... Его нежным рукам... Я строила планы на будущее...
Никто в городе не знал, что я встречаюсь с Лучезаровым. Он просил меня об этом. Говорил, что очень боится меня потерять, и чем меньше людей знает об этом, тем спокойнее им спится. Он забрасывал меня письмами и телеграммами. Даже несколько раз приезжал в Москву,— проговорив эти слова, главный редактор посмотрела в окно. Ее лицо моментально изменилось, задергался правый глаз и задрожали губы. Она хотела сквозь силу улыбнуться, но женская улыбка напоминала какую-то гримасу. — Я сказала Жене, что стану матерью, за несколько дней до Нового года. Он стал мне говорить, что ребенок никак сейчас не вписывается в наши планы. Сказал, что мне еще нужно учиться, а он собирается найти работу в каком-нибудь столичном театре. Я стала плакать... Умолять... Доказывать, что ребенок никак не может быть помехой. Тогда он посмотрел на меня...
— У меня таких Светок сотни,— проговорил он с чувством собственного достоинства. — Я сплю со всеми смазливыми девочками... И что?! Что ты мне сейчас прикажешь делать?! Жениться на каждой?! Нет уж! Уволь... Я не шейх Саудовской Аравии, и мне никто не позволит в доме держать гарем!
Он сказал, что в ближайшие дни поговорит с матерью, и она договорится об аборте.
Я стала ждать своего приговора.
Аборт был назначен на четверг. А в среду у моего отчима умерла мать, и мы всей семьей поехали на похороны. После похорон я сломала ногу.
Людмила выслушала исповедь подруги с замиранием в сердце.

Светлана Сергеевна попросила Людмилу, чтобы та отвезла ее домой, так как она вряд ли сейчас смогла бы справиться с управлением машины.
Всю дорогу женщины молчали, только, подъезжая к дому, Семицкая попросила Людмилу, чтобы та обзвонила все больницы и узнала, в какой лежит Лучезаров.
Светлана вошла в квартиру и, бросив у порога сумку, упала на диван и заголосила.
— Женечка... Женечка... Миленький мой... Мой дорогой... — сквозь слезы твердили ее уста. — Только не умирай... Я люблю тебя... Не бросай меня и дочь... Женечка... Ты так нужен мне... Боже... Помоги мне.
Семицкая с трудом поднялась с дивана и, встав на колени, прижала ладони друг к другу. Женщина стала просить Бога, чтобы человек, которого она все эти годы любила, выжил.
Телефонный звонок немного отрезвил женщину. Звонила Людмила, она сообщила, что Лучезаров лежит во второй городской больнице в реанимации и состояние его очень тяжелое.
— В этой больнице у меня работает знакомая... Она сказала, что даже если он и выживет...
— Нет! Нет! Он выживет! Он обязательно выживет! — во всю мощь, дико закричала Светлана.
Семицкая подошла к плательному шкафу и, посмотрев на свой гардероб, решила тотчас же ехать в больницу. Ведь никто иной, как Павел Герасимович Горохов, был главным врачом этой больницы.
Перед глазами, как кадры из кинофильма, пробежали моменты, связанные с Гороховым.
— Да... — усмехнувшись сама себе, с болью в голосе вслух проговорила она. — Горохов... Дорогой мой друг, Горохов. Почему так устроена человеческая жизнь? Сколько лет мы знакомы? Ты так мечтал, чтобы я стала твоей женой...

— Какими судьбами, Светлана Сергеевна?! — спросил Павел Герасимович, расплывшись в улыбке, и поцеловал руку главному редактору областной газеты «Огни города».
— Я пришла узнать о Лучезарове. Есть ли шанс на то, что он выживет?
Врач развел руками.
— Будем надеяться... Сегодня с самого утра только и раздаются звонки. Лучезаров,— нараспев протянул Горохов. — Кумир города... Наша знаменитость... Наша гордость... Любимец женщин всех возрастов. Светочка... Солнышко мое... Как я рад тебя видеть!

Светлана Семицкая, никому не известная журналистка, познакомилась с Гороховым, когда брала у него интервью. Ей нужен был очерк о враче. Как раз в то время Павел Герасимович переживал один из самых тяжелых периодов своей жизни. Жена Горохова сообщила ему, что никогда его не любила, и, собрав пожитки, ушла жить к директору гастронома.
В тот же вечер Горохов пригласил журналистку в ресторан.
Он не жалел денег ни на Светлану, ни на ее дочь. Он боготворил Семицкую и спустя три месяца после их знакомства предложил ей руку и сердце.
— Светочка, мой семицветик, ты даже не догадываешься, как я люблю тебя! Я буду хорошим отцом для Танечки.
Светлана сказала, что к такому ответственному решению, как брачный союз, она пока не готова, и попросила мужчину немного подождать. Но прошел год, за ним другой. Они по-прежнему встречались.
— Знаешь, Паша,— наконец, после долгих раздумий о браке и семье, печально произнесла Семицкая,— ты очень хороший человек... Но... Я не люблю тебя.
— Как? Как это не любишь?! Ты ...Ты... — он замахал руками. — Нет, погоди... Погоди... Ты же мне всегда говорила, что тебе хорошо со мной... А что сейчас?! У тебя кто-то появился?! Ты его любишь?! — в его голосе прозвучал испуг.
— Нет... Нет... У меня никого нет,— как можно добродушнее проговорила Светлана. — Я не могу и не хочу тебя обманывать. Давай останемся друзьями.
Спустя два года после выяснения отношений Горохова назначили главным врачом больницы. А еще спустя полгода Павел Герасимович женился на Светланиной подруге, которая родила ему сына, а затем дочь.

— Павел, Пашенька,— схватив Горохова за руки, взмолившись, произнесла она. — Спаси Лучезарова!
— Светлана, что с тобой? — голос мужчины вздрогнул.
Она опустилась на колени и, обняв Павла за ноги, плача, повторила:
— Умоляю!
— Света... Света... Встань... Что с тобой? Он тебе нравится, или ты его...
Семицкая не дала договорить Горохову.
— Прошу тебя... Я его когда-то любила... Очень любила...
Горохову с большим трудом удалось поднять Светлану и усадить в кресло. Он не просил ее рассказывать о прошлом, зная, как ей будет больно вспоминать о тех далеких годах.
— Света, хочу тебя огорчить... Даже если Лучезаров и выживет... Он останется калекой... Неизвестно, что для него лучше: смерть или...
— Нет... Нет... Пашенька, не говори так... Я люблю его! Понимаешь, люблю! Я каждую ночь, ложась в постель, только и думала о нем... Каждую ночь... Это так трудно... Можно сказать, невыносимо... Я... Я готова быть сиделкой, нянькой... Только бы видеть его... Господи! Почему?
Это «почему» не имела ответа. Было глупо спрашивать у самой себя, почему она так никому и не сказала, кто отец ребенка, а придумала легенду. Почему она по сей день не замужем, ведь поклонников у нее было предостаточно, почему так долго ждала его, почему так никого и никогда не любила, как Евгения Лучезарова — ведущего актера областного драматического театра, который снялся в главных ролях в нескольких боевиках, и они принесли ему любовь и всенародную славу. Он трижды был женат и все три раза разводился, так как жены оказывались совершено не теми женщинами, о которых он мечтал. И вот, наконец, судьба стала к нему благосклонной. Он женился на «мисс города», девятнадцатилетней Катюше, которую сразу же после конкурса уложил в свою постель, и с которой он живет вот уже скоро как три года.

Семицкая вышла из кабинета Горохова, попросив, чтобы он не провожал ее. Она медленно спустилась по ступенькам и не заметила, как оказалась на улице. Пройдя метров двести, она увидела скамейку, и, окинув ее пустым взглядом, присела. На противоположной скамейке сидели парень с девушкой. Они целовались, невзирая на то, что мимо них проходят люди.
Глядя на эту молодую пару, Светлана вспомнила Лучезарова, первые их встречи. Его руки: красивые, с накачанными бицепсами и длинными, как у пианиста, пальцами с аккуратно подстриженными ровными ногтями. Эти руки ласкали ее тело, прижимали к груди и говорили о многом... Так ей казалось в те давно прошедшие годы. Это был первый в ее жизни мужчина, и всех остальных она мысленно сравнивала с Евгением. Он стал для нее эталоном, и найти что-то напоминавшее его, отголосок прошлого, ей было так и не суждено.
Популярность Лучезарова из года в год росла. Вскоре он стал ведущим актером. Он носил дорогие галстуки и модные костюмы. Сплетни о нем расползались по городу с неимоверной быстротой. Он стремился жить красиво. Его окружали самые влиятельные люди города, с ним считались. Он был желанным гостем всех тусовок. Вот и сейчас в его машине оказались Мальцев — владелец казино, Терехов — глава фирмы «Мегаполис», и Рузалинов — директор центрального городского рынка.

В эти тяжелые для своего сердца дни главный редактор областной газеты «Огни города» Светлана Семицкая как никогда сдружилась с Людмилой. Она ей доверила все свои тайны.
Людмила была дочерью классного руководителя, учительницы русского языка и литературы Александры Петровны. Так уж распорядилась судьба, что эта женщина вошла в ее дом и стала самым близким для Светланы человеком.
Отец Семицкой умер, едва девочке исполнилось два года. Перед смертью он просил своего школьного друга, Игоря, чтобы он не бросал его семью. Вскоре у Светланы появился другой отец. Он любил девочку и считал ее своей дочерью. Жить бы да радоваться матери Светланы, что рядом с ней человек, который считает Светку своей дочерью. Но нет... У матери появились какие-то сомнительные знакомые. Она стала исчезать из дома. Игорь находил ее и возвращал в семью. По прошествии некоторого времени мать запила. Из дома стали пропадать вещи. Игорь пытался вылечить жену, но все оказалось напрасно. Она уехала из города. Ее не было три года. Женщина возвратилась домой с «букетом» болезней и, встав на колени перед мужем, стала умолять его, чтобы он простил сбившуюся с пути супругу. И Игорь простил. Но семейное счастье у отчима Светланы оказалось недолгим. Женщину нашли убитой в городском саду с множеством ножевых ранений.
Игорь, забрав Светлану, переехал в другой город, где о нем никто ничего не знал. Он устроился в редакцию газеты, где и по сей день работал корреспондентом.
Когда Светлана перешла в шестой класс, Игорь привел в квартиру женщину. Ей оказалась Александра Петровна — классный руководитель Светланы. Познакомились они на родительском собрании, куда, отложив все дела, отчим пришел с большим опозданием. Девочка первое время никак не могла смириться с тем, что рядом с Игорем не она, а учительница, которую Светлана возненавидела.

Когда Семицкая училась в десятом классе, Александра Петровна ей за ужином сказала:
— Ты, Светик, девочка у нас умная, красивая... Ты должна попытаться поступить в МГУ на факультет журналистики. Чувствует мое сердце, будет из тебя толк.
Светлана, по правде признаться, ни о какой журналистике не мечтала. С детства ей нравилось возиться с кошками и собаками, и она втайне от подруг мечтала стать ветеринарным врачом. Но жизнь распорядилась по-иному. Светлана Сергеевна Семицкая, главный редактор областной газеты «Огни города», никогда в жизни не пожалела, что послушала совета Александры Петровны.
Узнав, что скоро станет матерью, Светлана со слезами на глазах, упав на колени перед женщиной, которая ей заменила мать, произнесла:
— Я от ребенка откажусь в роддоме.
— Как это откажешься?! — испуганно прорвались сквозь слезы слова Александры Петровны. — Как ты можешь говорить такое?!
— Что мне делать?!
— Как что делать? — дрогнувшим голосом проговорила та. — Рожать!
Родив Татьяну, Светлана перевелась на заочное отделение. Александра Петровна ни на минуту не отходила от новорожденной. На помощь Светлане пришла и Люда.
Когда Танечке исполнился год, в гости пришла сестра Александры Петровны. Семицкая случайно подслушала разговор женщин, который касался ее.
— Ты что думаешь,— говорила полушепотом хозяйка дома,— я поверила Светлане, что отец Танечки умер!? Нет... Чувствует мое сердце, что-то не так. Этот подонок живой. Но ничего... Бог на свете есть... 0н отомстит ему. Хочу в жизни только одного — дожить до того дня, когда Бог воздаст ему по заслугам. Лиши бы только Танечка была здоровенькой... Мы с Игорем, пока живы будем, поможем Светке.
Семицкая слышала, как заплакала Александра Петровна.

«Вот и дождалась ты, дорогая моя, любимая Александра Петровна, того часа, когда Бог воздал Лучезарову по его „заслугам“»,— подумала Татьяна, вспоминая слова классного руководителя.
В эти дни, как никогда, Семицкую тяготило одиночество. Оно было полным и таким неодолимым... Она чувствовала его днем и ночью. Женщина поймала себя на мысли, что она всегда была одинока, и к этому состоянию ей уже давно не привыкать. Но в эти дни ОДИНОЧЕСТВО выглядело совершено по-иному, оно имело какой-то другой оттенок. Светлана уже и не помнила, что такое душевный покой. Это состояние души было для нее просто нереальным, и, даже можно сказать, невозможным.

Городская пресса только и делала, что оповещала читателей о состоянии здоровья Лучезарова. В одной статье писали, что Евгений никогда не сможет встать на ноги, и впереди его ждет инвалидная коляска и воспоминания о прошлом. В другой — что его молодая жена Катенька, узнав, что муж-«старикашка» остался пожизненным инвалидом, вынесла все из квартиры и смылась в неизвестном направлении.
Сердце обливалось кровью, когда Светлана представляла Лучезарова инвалидом. Но женщина ждала и верила в свой звездный час, и надеялась, что он не за горами.
Так в ожидании прошло около года.

— Светлана,— ворвавшись в кабинет, радостно произнесла Людмила, всплеснув руками,— по моим точным данным, Евгений Лучезаров скрывается от глаз людских в небольшом райцентре на берегу Волги.
— Что за чушь ты несешь,— заикаясь, не ожидав такого поворота событий, произнесла Семицкая. — Почему он должен скрываться от людей?... И вообще... Почему в райцентре?... Почему на Волге?.. Кто это все тебе сказал?.. В какой газетенке ты это вычитала?
— В какой... В какой... — с недоумением, нахмурив брови, произнесла Людмила. — Говорю тебе, у меня точные данные... Точнее быть не может... А почему он скрывается от людей? — пожала плечами Людмила,— так это ты у него спроси.
Людмила на одном дыхании, взахлеб, стала рассказывать, что ее подруга Яна ездила с братом погибшего Мальцева к Евгению Лучезарову.
— Горохов был прав, когда сказал, что лучше бы он погиб... Янка, как только его увидела, чуть не потеряла сознание. Сейчас он может сниматься в фильмах ужасов без грима.
— Все! Все! Хватит! — подскочив со стула, закричала она сквозь слезы. — Мне и так на душе скверно, а тут еще ты со своей издевкой! Каким бы он ни был, все равно я его люблю! По-ни-ма-ешь... Л-ю-б-л-ю!
Людмила подошла к Светлане и, обняв женщину за плечи, нежно коснулась щекой ее щеки.
— Не сердись на меня, Светульчик... Я совершенно не хотела тебя расстраивать.
Не успела Людмила выговорить фразу, как почувствовала, что сердце Семицкой забилось бешено и порывисто. Она видела, что Светлана побледнела и глаза зажглись ненавистью.
Светлана Сергеевна отошла в сторону и почувствовала облегчение от того, что сейчас она знает, где можно найти любимого человека, который в ней нуждается.
— Извини меня... Я сама не знаю, что со мной происходит. Из глубины памяти постоянно возникает ненависть к Лучезарову. Она бок о бок шагает с моей к нему любовью.
— Я тебя понимаю...
— Нет... Ты не можешь меня понять. И никто не может... Кто не пережил этого, тому не понять мое состояние... Состояние души, тела, мозгов.
Они еще долго сидели в кабинете главного редактора «Огни города». Людмила сообщила, что, по словам Яны, каждую ночь, независимо от того, какая погода на улице, Евгений вместе с матерью выходит подышать свежим воздухом. Их прогулки длятся не более получаса, так как у Лучезарова нет сил передвигаться.

Спустя две недели, в ночь с пятницы на субботу, машина, в которой сидела Семицкая, стояла у подъезда дома номер шестнадцать на улице Володарского небольшого райцентра на Волге. Женщина с содроганием в сердце ждала того момента, когда распахнется дверь и из нее выйдет человек, который завладел ее сердцем.
Долго ждать Семицкой не пришлось. Людмила оказалась права. В пять минут второго стала медленно открываться входная дверь. Из нее вышли двое. Женщина, которая в руке держала фонарик, и мужчина в плаще, в широкой шляпе с полями и шарфом, который закрывал его лицо. Его туловище было полусогнутым. Он ставил впереди себя костыли и медленно тянул за собой ноги, не отрывая их от земли.
«Нет! Нет!» — дрожащим голосом, схватившись за голову, промолвила Светлана.
Она почувствовала, как леденеют ее руки и ноги, как по позвоночнику прошелся холод. То, что суждено было увидеть одинокой женщине, не пожелаешь и врагу.
«За что!? За что же ты меня так наказываешь, судьба?! За что?! Я прошу тебя, ответь мне! Женечка... Миленький мой... Дорогой мой... Потерпи чуть-чуть... Я тебя никогда не брошу... Слышишь, ни-ког-да! Я стану твоими ногами... Я все вытерплю... Я сильная... Я смогу... Вот увидишь, смогу... Вдвоем мы сможем пережить твой недуг... Я... Я... »
Слезы сдавили ей горло, и Семицкой показалось, что еще секунда, и кислород перестанет поступать в легкие. Она широко раскрыла рот и стала глотать воздух.
Когда мать с сыном скрылись за углом дома, Светлана вылезла из машины и, сделав с трудом несколько шагов и откинув голову назад, прижалась к стене панельного дома. Ее взор был устремлен в пустоту.
«Женя... Женечка... — твердили в темноте ее уста. — Сколько за свою жизнь ты познал женских губ, сколько поцелуев, многообещающих и умиротворяющих... В жизни и на сцене, а возможно, и в кино... Ты стал кумиром не только женщин бальзаковского возраста, но и молоденьких девчонок... Они тобой бредили... Бросали к твоим ногам цветы и свои сердца... А ты... Как ты с ними поступал? Ты брал все то, что встречалась на твоем пути, не задумываясь, что это человеческие души, человеческие сердца, что они ноют, изнемогают и болят. Им было больно, как и тебе сейчас... Возможно, ты сейчас рассчитываешься за свою прежнюю жизнь, за свое отношение к человеческим душам... Ты мог только брать... Человеческое сострадание, боль — эти качества были тебе непонятны, им не было места в твоем сердце. Но несмотря на все это — я люблю тебя... Ты — то единственное, ради чего я все эти годы жила... Я поднялась с колен, с тех самых колен, на которых стояла перед тобой и просила тебя, чтобы ты не бросал меня с ребенком. Я широко распрямила плечи и вдохнула аромат популярности и славы... »
Неизвестно, сколько бы Светлана разговаривала полушепотом сама с собой, скрестив руки на груди, если бы не услышала женский голос. Семицкая вошла в подъезд. Она стояла на лестничном пролете, прижавшись к дверному косяку, и с тревогой в сердце ждала той секунды, когда судьба вновь сведет ее с Лучезаровым.
«Мы не можем знать, что нас ждет завтра или через год. Все мы в руках Бога, и как он распорядится нашей судьбой, то нам и будет предназначено в дальнейшем»,— неожиданно на ум Светлане пришли слова, сказанные Александрой Петровной.
И спустя несколько секунд судьба вновь свела одинокую женщину с мужчиной, которой стал отцом ее дочери. Мысли о том, что Лучезаров недосягаем, для Светланы канули в небытие.
— Сынок, осторожно... Не нужно так спешить. Отдохни немножко,— услышала она заботливый, нежный голос матери Евгения.
Светлана опустила глаза. Еще две ступеньки, и мать с сыном будут стоять перед ней. Сердце задребезжало. Оно стало биться в сумасшедшем ритме страстей, по телу пробежала дрожь, и в судороге свело ногу.
— Здравствуй, Женя,— с трудом произнесла Семицкая.
Лучезаров остановился на какие-то доли секунды, и, еще ниже опустив голову, хотел продолжить свой нелегкий путь.
— Светка?! Что ты здесь делаешь? — не понимая, что происходит, растерянно спросила пожилая женщина.
— Да, это я.
— Ты? — голос ее задрожал,— Что тебе нужно от моего сына!? Что вам всем от него нужно?! — голос с каждой секундой становился все громче и громче. — Как я вас всех, газетчиков, ненавижу! От вас нигде покоя нет! Пишете всякую ерунду! Уходи! Убирайся! Вон с моих глаз! Ты слышишь! Совсем совесть потеряла! Убирайся!
Она хотела дать Светлане пощечину, но та вывернулась.
— Женя, я люблю тебя! — лихорадочно выкрикнула Семицкая,— Я, надеюсь, что ты еще не забыл, что у тебя есть дочь! Мы любим тебя! Если будет трудно, позвони!
Светлана Сергеевна не слышала, что в ответ кричала ей мать Евгения. Она выбежала из подъезда и, полная гордости за свой поступок, открыла дверцу машины.
Она вошла в гостиничный номер и, не раздеваясь, легла на кровать, свернувшись в калачик.
Мучившая ее в последние месяцы бессонница немного пошатнула женские нервы. Светлана это чувствовала, но не в силах была лишить себя бессонных ночей — единственного времени суток, когда она могла предаваться мечтам или воспоминаниям.
Сейчас она чувствовала свое превосходство над больным, убогим человеком, которого безумно любила. У нее не было ни грамма сомнений, что они сейчас будут вместе и что Евгений нуждается в ней, как никогда.
И Светлана Сергеевна не ошиблась.

Она лежала в своей постели и читала любовный роман, когда раздался телефонный звонок. Семицкая хотела крикнуть дочери, чтобы та подняла трубку, но какая-то сила заставила ее подняться с постели.
— Светочка, здравствуй,— услышала женщина на другом конце провода мужской голос. — Извини меня, что я беспокою тебя в столь поздний час.
— Женя?! Женя, это ты?! — неуверенно, почти шепотом, спросила главный редактор областной газеты «Огни города», боясь услышать слово «НЕТ».
— Моя мать умерла... Позавчера были похороны... Она для тебя оставила письмо... Если будет время, загляни ко мне. Найти меня можно по старому адресу.
— Женя... Женя... Милый... Я сейчас к тебе приеду... Обязательно приеду... Сегодня же пятница... Завтра нерабочий день... Женя... Женечка... Как хорошо, что ты позвонил... Жди меня.. Я приеду... Обязательно приеду... Только не ложись спать...
Она подскочила с постели и, раскрыв шкаф, стала прикладывать к себе вещи одну за другой. Голова ходила кругом от счастья и перевозбуждения. Светлана все еще никак не могла поверить, что звонил ее любимый. Человек, подаривший ей дочь, которую она любила не меньше, чем ее отца.
Надев голубую шифоновую кофточку, в которой она, по мнению окружающих, была «неотразимой», и брюки, Cветлана направилась в спальню к дочери.
— Танечка,— присев на край кровати к девушке, которая, не отрывая взгляда, смотрела телевизор, произнесла: — Мне только что позвонила моя коллега и попросила, чтобы я к ней приехала. У нее какие-то неприятности.
Девушка заулыбалась и, проведя пальцами по материнскому лицу, с интересом спросила:
— Мамочка, а твоя «коллега» хоть ничего?
— Да... Она красивая.
— Мамочка, я так хочу, чтобы ты была счастлива,— она прижалась лицом к материнской груди. — Мамочка, за меня не волнуйся. Я завтра после школы поеду к бабушке и дедушке. Мамочка... Расскажи мне о нем... Он любит тебя? А ты его? Ты, я надеюсь, меня с ним познакомишь!
— Конечно, конечно, моя девочка! Я думаю, что для него в твоем сердце найдется немного тепла.
Семицкая совершено не помнила, как вышла из квартиры, как остановила такси, как оказалась в подъезде дома, того самого дома, где стала женщиной.
Прозрение к ней пришло только тогда, когда за закрытыми дверями она услышала шаги.
— Здравствуйте, Светлана Сергеевна,— открыв двери, произнесла уже не молодая женщина. — Женя ждет Вас в кабинете.
Она предложила Светлане повесить плащ.
Стоя перед закрытой дверью, Семицкая перекрестилась, и со словами: «Ну что, Светка, с Богом!» — потянула к себе дверную ручку.
В комнате, в трех метрах от двери, на кресле сидел человек, который, по словам Людмилы, мог без грима сниматься в фильмах ужасов. Правый глаз был прикрыт черной круглой материей. Огромный резной шрам тянулся от изуродованного глаза до губы, из которой сочилась слюна.
— Ха... Ха... Что остолбенела. Испугалась?! Подойди... Ну, подойди ко мне поближе... Ха... Ха... — голос Лучезарова напоминал скрежет металла.
От неожиданности Семицкая прикрыла глаза.
— Ну, что ты там стала... Ты же так рвалась ко мне... Что ты... Ха... Ха... Страшно! Нет, не страшно... Противно... Отвратительно... Мерзко... Вот видишь, до чего доводят ночные прогулки.
Она была не в силах что-то произнести. Женщина почувствовала, как слезы подступили к ее глазам и спустя несколько секунд стали медленно катиться по щекам.
«Это невозможно! Просто невозможно,— подумала она с невыносимой болью в сердце. — Во что Лучезаров превратился?! Где его красота, его манеры, его блеск глаз... Где они? А сексуальность? Лучезаровская сексуальность, о которой в городе ходили легенды? Где его загорелое тело, нежный, слегка охотничий взгляд, свежие, пылающие жаром губы, гибкая атлетическая фигура с накачанными бицепсами, холеное лицо, которое всегда пробуждало у женщин желание оказаться рядом с ним в одной постели... »
Она поборола страх, который вот уже несколько минут как поселился в ее теле, и, сделав над собой усилие, подошла к креслу. Светлана наклонилась над любимым, и, прикрыв веки, несколько раз как во сне произнесла его имя, потом прижалась к его лицу. Ее губы стали медленно перемещаться от подбородка к виску, прокладывая путь поцелуями, жадными и медлительными.
А он... Он не оттолкнул Светлану от себя, а наоборот... Его рука, облаченная в черную кожаную рукавицу, прикрывавшую изуродованную до неузнаваемости часть тела, скользнула по женской спине. Евгений издал дикий вопль. Семицкая слышала его учащенное сердцебиение, чувствовала пылающее жаром тело. Она продолжала одаривать его лицо поцелуями. От нее исходил заряд нежных, теплых лучей. Они согревали холодное, в последнее время превратившееся в маску, лицо Лучезарова.
Охваченные неожиданной страстью, они предались минутным любовным утехам.
— Спина... Моя спина... — застонав, произнес Евгений.
Этот стон слегка отрезвил женщину. Она подскочила и увидела то, чего не заметила раньше. Его искаженное от боли лицо, его беспомощное тело нуждались в тепле и ласке.
Семицкая, как верный и преданный хозяину пес, присев на корточки, положила голову на больные ноги Лучезарова.
Он гладил ее волосы и, тяжело дыша, постоянно хватал губами воздух.
— Я люблю тебя,— слегка приподняв голову, произнесла Светлана шепотом. — Я люблю тебя таким, каков ты есть.
— Меня?! — он разразился диким смехом. — Меня?! Как можно меня любить!?
— Прекрати! Слышишь! Прек-ра-ти! — казалось, еще секунда — и она заплачет от невыносимой боли в сердце. — Я люблю тебя... Я всегда любила тебя... Тебе меня не понять... Я любила только тебя, и поэтому не выходила замуж, так как боялась, что ты когда-нибудь позовешь меня, а я не смогу к тебе подойти.
— Ну и дура,— выпалил он на одном дыхании,— Я артист... Был, есть и умру артистом. Театр — вот моя жизнь, моя стихия. В ней нет реальности... Только роли.
В женских глазах заиграли искры ненависти к его необдуманным словам. Она поднялась, подтянула на себе голубую шифоновую кофточку, и, глядя на Лучезарова своими громадными черными глазищами, изрекла:
— С этой минуты ты станешь молить меня о любви. Могу биться с тобой об заклад, что это так и будет... Твой час расплаты настал, и я постараюсь сделать так, что ты потеряешь покой и сон... Ты будешь думать обо мне и днем и ночью.
— Я!?
— Да, ты... Твое мужское начало еще живет в тебе, и оно требует простора.
— Это интересно... Очень интересно... Мое начало требует простора...
Светлана медленными плавными движениями рук стала расстегивать блузку на своей груди.
Лучезаров замер в кресле и, откинув слегка голову назад, стал пристально наблюдать за Светланой. Он не шевелясь, не отрывая взгляда от стоявшей возле него женщины, наблюдал, как одежда медленно, словно облака, падала на пол, открывая путь к ее обнаженному телу.
Плавные женские движения заставили мужчину подняться с кресла и увести в далекую, манящую, ранее неведомую ему даль.
Она шла медленно, высоко подняв голову и слегка покачивая бедрами.
А он... Он тяжело дышал, что есть силы, опирался на костыли, и, волоча по полу больные, изуродованные после многочисленных операций ноги, шел за женщиной, которую лишил самого дорогого — женского счастья.
Светлана вошла в спальню... В ту самую спальню, которая на протяжении долгих лет стояла у нее перед глазами. Наконец-то ее самая сокровенная женская мечта сбылась. Она снова здесь, снова в этой обители, и сейчас ей уже ничего не сможет помешать превратить свои долголетние мечты в реальность.
— Лучезаров,— томно произнесла она, живо вскочив на кровать,— подойди же ко мне... Ну... Чего ты ждешь? Чего ты боишься? Где же твоя прежняя сноровка? — спросила она мягким, мелодичным голосом, слегка прищурив глаза.
— Све... Све... Я... — он стал полуоткрытыми губами хватать воздух.
И хотя Евгений стоял в метре от кровати, Светлана чувствовала, как стремительно бьется сердце в его груди, как кровь ударила в виски, как тело потребовало чего-то, что он давно уже не испытывал.
Она спрыгнула с кровати и, сбросив покрывало, сделала шаг. Один-единственный шаг навстречу мужчине, который завладел ее сердцем.
— Све... Све... Нет... Нет...
Она не слышала, что бормотали его губы, периодически глотая воздух.
Семицкая понимала, что Лучезарова одолевает страх. Ее дыхание, медленное и глубокое, вызывало в нем желание. Женщине потребовалось всего несколько минут, чтобы раздеть мужчину и уложить в постель.
— Может, не стоит начинать все сначала,— эти слова только и смог произнести Лучезаров.
Светлана прильнула к его губам своими теплыми губами.
В постели Евгений оказался таким же беспомощным, как и в жизни.
— У меня уже давно не было женщины,— обливаясь потом, процедил он сквозь зубы. — Ты же знаешь, во что превращается мужчина, живущий без женщины... Он становится... Его покидают силы... С того самого момента, как я стал калекой... Моя супруга... Катенька... Она не смогла побороть в себе страх... Она еще в больнице сказала, что не сможет со мной больше жить, а тем более лечь в постель. Я прекрасно понимаю ее... Она еще так молода и так прекрасна... Зачем я ей сейчас?! Да я и сам никогда бы не позволил, чтобы это хрупкое, юное создание стало моей сиделкой.
— Не переживай,— миролюбиво произнесла Светлана,— сейчас у нас с тобой начнется восстановительный период. Ты слегка перенервничал. Не нужно так расстраиваться по этому поводу. В конце концов, ты же не стар...
Евгений из рассказов друзей и знакомых знал, насколько женщине отвратительно и мерзко видеть, что мужчина потерял былую силу...
«Бедный Женя,— подумала печально про себя Семицкая, слегка улыбнувшись. — Что с тобой стало... А ведь были времена, когда ты всегда добивался своей цели. Один твой поцелуй — и крепость была повержена. А сейчас?! Сейчас твои глаза молят о помощи. Время... Оно расставило все на свои места. Я была марионеткой в твоих сильных мужских руках, ты играл на моих чувствах. И вот я дождалась обратного результата».
Светлана посмотрела пристальным взглядом в глаза Лучезарову. Это окончательно добило мужчину. Из его груди вырвался дикий стон, который дал ей понять, что он страдает от своего бессилия. Евгений, как ребенок, прижался к женской груди и что-то буркнул себе под нос. Она гладила его волосы, чувствуя, как вздрагивает на ее груди мужское тело. Злоба и постигшее разочарование жгли душу Лучезарова медленным огнем.
— Ты живешь воспоминаниями о прежнем Евгении Лучезарове... А его уже давно нет... Нет его былой славы, популярности... И вообще... Ничего нет... Осталось только одна оболочка, некогда называемая человеком.
Семицкая поцеловала Евгения в щеку и, лениво поднявшись, устроилась на самом краю постели. Положив руки на колени, она спросила:
— Ты говорил, что твоя мать оставила для меня какое-то письмо.
— Да... Да... Она его написала за несколько дней до смерти,— растерянно произнес Евгений. — Как будто предчувствовала свою скорую кончину.
Он с трудом поднялся с постели и, опираясь на костыли, стал волочить по полу ноги.
Сердце женщины облилось кровью, когда она наблюдала эту сцену. У Светланы было чувство, что ее пристальный взгляд на обнаженное изуродованное тело, как ток, пронзил Евгения насквозь.
Семицкая окинула взглядом постель, где еще несколько минут назад лежал человек, который некогда завладел ее юным сердцем и разбил его на части.

— Вот,— облегчено произнес Лучезаров, протягивая запечатанный конверт Светлане.
Семицкая моментально вскрыла его и стала читать. Она несколько раз перечитала предсмертное письмо бабушки своей дочери и взглянула на Евгения.
— Она просил меня, чтобы я тебя не бросала.
— Что?
— Да... Да... Зачитать?.. «Я знаю, что у тебя благородное сердце, и что ты любишь моего сына. Вся моя надежда только на тебя. Пожалуйста, не бросай Женю. Ему будет так трудно одному... »
— Все! Хватит! — опершись о шкаф, выкрикнул Лучезаров.
Светлана поднялась с кровати и подошла к Евгению. Его тело вздрагивало. Семицкая бросила взгляд на свое отражение в зеркале и, поправив волосы, провела рукой по изуродованной щеке Лучезарова. В женских глазах было понимание и сострадание к человеку, который остался один. Она обхватила его голову руками:
— Женечка, я помогу тебе... Помогу преодолеть твой недуг... — касаясь его щеки, произнесла она как можно спокойнее.
Он, словно раненый воин, нуждался в эти минуты в утешении и ласке. Лучезаров прильнул к Семицкой всем телом. Его тепло моментально согрело обледеневшую женскую душу, и она ощутила на мгновенье какое-то внутреннее спокойствие. Она желала вновь испытать то, что испытала в объятиях этого человека много лет назад.
— Я тебя никому не отдам! Слышишь, ни-ко-му!

— Света, тебе еще не надоело возиться со мной? — спросил Лучезаров низким голосом за ужином. — Прошел месяц, как мы стали встречаться... А толку-то?! Я понимаю тебя, ты хочешь выглядеть в моих глазах благородной дамой...
— Перестань,— резко произнесла Семицкая, перебив Евгения. — Не распускай нюни! Ты ведь не хочешь, чтобы я от тебя ушла,— она окинула взглядом его лицо и добавила: — Ведь не хочешь, чтобы я с тобой поступила так, как ты поступил со мной?
— Что тебя удерживает возле меня?
— Прошлое... Да... Да... Прошлое. Оно идет бок о бок с настоящим.
— Что говорит дочь по поводу твоих ночных отлучек? Она знает, с кем ты проводишь ночи, выворачиваясь вся наизнанку?
— Нет... Ей незачем это знать...

— Мамочка, когда же ты нас наконец-то познакомишь со своим другом,— за обеденным столом спросила Татьяна, и, взглянув на Александру Петровну, добавила: — Нам всем интересно знать, кто такой твой таинственный незнакомец Мистер Икс,— ее голос был нежен и мил. — Надеюсь, что он скоро станет членом наше семьи. Тебя в последнее время, мамульчик, совершено не узнать. Ты вся искришься.
— Вы все его знаете. Он... — промолвила Семицкая смущенно,— он довольно-таки уважаемый в области человек... Его знает почти каждая женщина в нашем городе. И не только в нашем...
— Он политик? — не удержавшись от любопытства, спросила дочь с искрой в глазах.
— Нет... Он артист.
— Артист?! Вот здорово! — всплеснув руками, восторженно выкрикнула девушка.
— Мамочка! Миленькая, кто он?! Не томи же нас!
— Евгений Лучезаров.
— Кто? — испуганно произнесла Александра Петровна.
— Евгений Лучезаров.
В комнате воцарилась тишина. Александра Петровна взглянула на Светлану и, сжав руки в кулак, трясущимися губами спросила:
— С каких это пор Лучезаров стал уважаемым в области человеком? Он же бабник, пьяница и картежник, да и вдобавок ко всему калека.
— Нет... Это просто городские сплетни... Он очень милый человек... И вообще... — Светлана растерянно посмотрела сначала на дочь, затем на Александру Петровну.
— Нет, дорогуша,— стукнув по столу кулаком, взорвавшись, закричала старуха. — Спустись на землю! Не пари в облаках! Я на днях разговаривала с его родственницей! Он же калека! Понимаешь, ка-ле-ка! В придачу ко всему у него громадный долг!
— Я его люблю,— покраснев, как бы оправдываясь, произнесла Семицкая.
— О какой любви ты говоришь?! Подумай о дочери! За ней сейчас глаз да глаз нужен, а ты твердишь нам про какую-то любовь.
— Я всегда думаю о дочери.
— Да... Можно подумать! — с ехидством в голосе произнесла Александра Петровна. — Пока я жива, ты с ним встречаться не будешь. Это мое последнее слово!
Женщина поднялась из-за стола и, подойдя к двери, услышала за своей спиной:
— Я его люблю, и никогда не оставлю его в беде! Слышите, ни-ког-да!

С той поры прошло четыре с половиной года. Светлана вышла замуж за Евгения, и они переехали жить в другой город, к дядьке Лучезарова, который спустя пять месяцев умер, оставив племяннику небольшой дом.
— Что, не ждали гостей? — открыв своим ключом дверь, радостно спросила Татьяна в тот момент, когда Семицкая с Лучезаровым смотрели фильм.
— Доченька! Девочка моя! Почему ты не позвонила, не предупредила нас о своем приезде! Я бы что-нибудь для тебя вкусненького приготовила.
Светлана поцеловала дочь и удалилась на кухню. Девушка окинула взглядом Евгения и, не сказав ему ни слова, пошла вслед за матерью.
— Мама, я хочу тебе сообщить очень приятную новость,— произнесла она. — Я выхожу замуж.
— Как? Как это ты выходишь замуж? Постой! — отставив кастрюлю в сторону, слегка заикаясь, произнесла Семицкая. — Кто он? Кто его родители? И вообще... Почему ты приехала одна, а не с ним? Женя... Женечка... Ходи сюда! Ты слышишь! Нет, ты слышишь, какой нам сюрприз преподнесла Татьяна! — всплеснув руками и кипя от злости как чайник, просипела Светлана.
— Он очень порядочный человек,— решительно произнесла Татьяна. — И очень меня любит.
— Кто же он? Сашка из твоего класса, или еще какой-нибудь прохвост?
— Нет, мамуля, на этот раз ты ошиблась. Это не Сашка и не какой-нибудь прохвост, а уважаемый Семицкой и Лучезаровым человек. И он никто иной, как Сайфульдинов.
— Кто? Сайфульдинов? — Светлана рассмеялась. — Ты что, сошла с ума? Он же тебя на двадцать лет старше.
— В подсчетах ты ошиблась. Он меня старше не на двадцать лет, а на восемнадцать лет, три месяца и пять дней. И достался он мне по наследству.
— Что за чушь ты несешь!
— А что это ты так разволновалась?! В чем причина твоего волнения? Ну, подумаешь, лишилась любовника.
— Замолчи! — скрипя зубами, выдавил из себя Лучезаров. — Как ты разговариваешь с матерью!
Татьяна окинула холодным взглядом Евгения и, усевшись на стул, стала вслух вести свои рассуждения.
— Ты, уважаемая Светлана Сергеевна, в своем упрямстве, в своем желании заполучить Лучезарова, потеряла не только покой и сон, но и дочь. Он стал твоим наваждением на долгие годы. И вот ты дождалась своего заветного часа. Твоего Женечку наказал Бог. Пришел его час расплаты... От него ушла молодая жена, умерла мать, он остался без работы, от него отвернулись друзья, товарищи, он превратился в беспомощного мужчину-калеку, на которого без слез на глазах нельзя было смотреть. И вот на его горизонте появилась ты... Милая, заботливая, ласковая. Ты выполняла все его прихоти, только бы он не расстраивался. Вначале вы продали его квартиру, затем квартиру его родителей, и перебрались жить в нашу, а меня отправили к бабушке с дедушкой. Вам нужно было рассчитаться с долгами, в которых твой муженек увяз, играя в карты. И тут вам подвернулась еще одна халява. Женечкин дядюшка, предчувствуя скорую кончину, предоставил вам дом. И ты, позабыв про меня, оставила дочь чужим людям и переехала в другой город.
— Александра Петровна тебе не чужая,— произнесла мать, слегка поперхнувшись. — Мы переехали к дяде только потому, что он жил недалеко от Москвы, а Жене нужно было лечиться.
Семицкая не забыла упомянуть дочери, что Лучезаров нуждался в пластических операциях, которые ему сделали одну за другой.
— Ты, мамуля, видела, как у тебя на глазах погибает любимый человек, и поэтому по ночам стала писать сценарии. И написала. А дальше был тупик. Нужны были деньги для осуществления твоей и Лучезарова мечты. Ты стала спать с толстосумами, в надежде на то, что они профинансируют твой сценарий. После долгих путешествий из одной постели к другой, наконец-то, судьба над тобой сжалилась и послала тебе вдовца Сайфульдинова. Он был не только богат, но и прекрасно сложен. А в постели... — девушка облизала языком свои пухлые губы и, тяжело вздохнув, слегка прикрыла веки. — В постели он настоящий тигр!
— Все, хватит! Достала! — закричал Лучезаров, выходя из себя.
— А что ей оставалось делать? — поднявшись со стула и подойдя к нему, спросила Татьяна. — Тебе было нужно только одно... Ты мечтал сниматься в кино. Ты им бредил... Вот твоя женушка и написала сценарий, как бывший мент, попавший в аварию и ставший калекой, больше уже не нужен своей доблестной милиции. Что делать бедному милиционеру, прикованному к инвалидной коляске? Как дальше жить? Вот в порыве ярости он и решил возглавить банду... Он стал главарем преступной группировки, от которой содрогался весь город. Ты вновь замелькал на экране. О тебе снова вспомнили. Каждый из вас получил то, что хотел. Ты славу, а твоя жена любовь.
— Прекрати!
— Ты ведь прекрасно знал, что твоя жена обласкана любовником, и дрожал от страха, боясь, что она к Сайфульдинову перейдет жить, оставив тебя одного.
— Все! С меня достаточно! — вырвалось из груди матери.
Взбешенная Семицкая, взмахнув рукой, изо всей силы влепила дочери пощечину. Татьяна отскочила в сторону. На мгновение они застыли и с ненавистью глядели друг на друга.
— Так вот, знайте, Сайфульдинов больше денег вам не даст! И тот сценарий, что ты ему месяц назад принесла, я порвала! Сейчас у него есть на кого тратить деньги! — выкрикнула в порыве гнева дочь.
— Как это он не даст денег?! — растеряно спросил Лучезаров. — Я что-то не понимаю... У нас написан сценарий... Я уже вел переговоры с режиссером... Постой... Не горячись... Света... Нет, Света, ты слышала?! Он же нам обещал... Я ему недавно звонил... Это невозможно!..
— Что в этом может быть невозможного?! Деньги его, а, следовательно, скоро станут и моими. Почему я ими должна разбрасываться? И вообще... Давайте закроем эту тему.
Над комнатой повисла минутная тишина, которая была прервана нервным кашлем Лучезарова. Его лицо моментально покрылось красными пятнами. Он несколько раз пожал плечами и стал нервно ломать пальцы рук. Евгений бросил оскорбленный взгляд на дочь и тяжело простонал.
Татьяна окинула взглядом мать. Ей стало очень жаль ее. Жаль потому, что этот сидящий в двух метрах от матери мужчина принес ей в молодости только слезы и разочарования, этот мужчина, который сейчас весь дрожал от гнева и возмущения, так и не принес ей долгожданного настоящего и не обещал никаких перемен в будущем.
«Мама... Моя мама, какая же она несчастная женщина,— подумала дочь, посмотрев в лицо матери. — Как она могла так долго ждать и верить, что будет рядом с Лучезаровым счастлива. И вот она рядом с ним в одной постели... И что... Он постоянно только и делал, что думал о себе. А она... Она бросила свою любимую работу, дочь, только чтобы быть рядом с ним. Счастье, которое она так долго ждала и в которое так верила, оказалось призрачным, похожим на мираж».
Татьяна подошла к матери и поцеловала ее в заплаканную щеку.
— Мама, Сайфульдинов любит меня. Он такой нежный со мной, такой сексуальный, такой... Мамочка, с ним я буду счастлива. У него такой нежный взгляд, такое гибкое и крепкое тело. Я, как только вижу его, сразу же чувствую себя желанной женщиной. Это не важно, что он меня старше... Он мне может дать то, что не могут дать мои сверстники.
— Но у него ведь восьмилетняя дочь? Ты хотя бы подумала о ней?
— Да. С Наташкой мы подружились. Она чудная девчушка. Мамочка, у меня к тебе есть большая просьба. Напиши сценарий, как восемнадцатилетняя девушка влюбилась во вдовца, который на двадцать лет старше ее. Только, прошу тебя, со счастливым концом. Я хочу быть счастлива.
— Ты будешь счастлива. Обязательно будешь счастлива. Ты единственная радость в моей жизни,— со слезами на глазах произнесла Семицкая.
— А Лучезаров?
— Он твой отец.

22 января 2006 года  12:32:50
София КАЖДАН | ТОЛОЧИН | БЕЛАРУСЬ

---

Горбушин Леонид Борисович

Волосы
рассказ

1

« Покупаем волосы. Цена за килограмм … рублей». Марк, прочитав объявление на столбе, невольно покосился на стеклянную витрину магазина. В ней отражалась совершенно лысая голова. Близко посаженные глаза ехидно шюрились, левая сторона лица ухмылялась, правая каменно застыла. «Да, с моей головы продать нечего»,— Марк плюнул в витрину жвачкой, которую мусолил уже более получаса.
- Нехорошо наплевательски относится к чужому добру,— с определенной иронией произнес сзади приятный женский голос. Марк обернулся. На него смотрели два огромных глаза бирюзового цвета. Они настолько завораживали, что все остальное ушло на второй план. Несколько секунд Марк стоял столбом и молчал. Затем, опомнившись, он оглядел всю фигуру молодой женщины. Длинные красивые волосы, да и вообще красавица.
- А мы знакомы? Что-то не припомню,— Марк замолчал. На языке уже вертелась «дежурная» пошлятина.
- Ой, извините, я ошиблась. Надо же, как вы похожи! Извините, ради бога, я пошла.
- Стой! На кого я похож? Погоди ты!
Женщина быстрым шагом удалялась. Марк, ясно не понимая зачем, двинулся следом. В лицо дул холодный ветер. Волосы женщины волнами развевались на ветру. «Да, красиво… Все же интересно, на кого это я похож? Что она так быстро скачет!» Марк чуть прихрамывал: нога после перелома еще побаливала и не позволяла бежать. Женщина оглянулась, Марк увидел промелькнувший в ее глазах страх. «Что она так испугалась?» Он остановился. «Ладно, пусть живет»,— вслух произнес Марк. Достал пачку сигарет, закурил.
Лег поздно. Долго ворочался, пытаясь заснуть. Что-то мешало, но непонятно что. Вспомнил дневной эпизод. «Какие глаза, какие волосы. Волосы…» И он вдруг понял, что его будоражит, мешает заснуть. Волосы!!! Сколько за килограмм дают?! Опаньки, идея! А это же здорово! Сколько волосатых ходит-бродит бестолку?!!! Мысли путались, роем носились в воспаленном мозгу. Постепенно мысли разлетелись и он заснул. Уже под утро ему приснилась дневная красавица. Он как будто догнал её и схватил за волосы. Женщина рванулась и побежала. Волосы остались у Марка в руках. Парик! Вот об этом он не подумал. Надо же! Он проснулся…

2

«Сегодня в парке 40-летия ВЛКСМ обнаружено еще одно тело девушки. Это уже седьмая найденная жертва за последние восемь месяцев. Всего, как сообщает нам источник в правоохранительных органах, только в городе числятся пропавшими без вести 19 девушек и женщин. Сколько же в области? Точных данных пока не имеем. Но счет идет на десятки. Что это? Вернее кто это? Очередной маньяк? Наша газета проводит свое журналистское расследование».
Марк отложил газету и ухмыльнулся. Поправив рукой парик из густых черных волос, надев на нос очки, он вышел из дома во двор. Сел в машину. Хлопнул себя по карману, проверяя наличие загранпаспорта. Заурчал двигатель. Машина плавно двинулась в сторону литовской границы. «Там волосы берут дороже»,— Марк посмотрел в зеркало заднего вида и увидел свои глаза. Их нездоровый блеск был ему не заметен. Воображение рисовало все новые и новые картины, перемешиваясь с прошлым… Волосы… волосы… крики о помощи…деньги…много денег…

3

- Скажите, есть ли конкретные версии или, может быть, уже имеется конкретный подозреваемый? – Клавдия, тележурналист, тыкала микрофоном в лицо следователя Вихрова. Ромка, оператор, нервно переминался с ноги на ногу (выпил две бутылочки фанты, а перед уходом, сдуру, еще две чашки чая) и только одна мысль сверлила его мозг: скорее бы эта дура закончила свою болтовню. «Нет, пусть лопнет совесть, чем мочевой пузырь»,— подумал он, а вслух сказал:
- Клава, ты не забыла, что нам еще надо успеть к редактору?
- …я понимаю, что тайна следствия и все такое, но наши граждане имеют право знать, что творится у них в городе. До свидания. Уважаемые телезрители, мы в ближайшее время снова вернемся к этой теме, к этой ужасающей нашей действительности…
Ромка выключил камеру и стремительно рванул за угол. Клавдия махнула рукой, выронила сумочку, из нее на асфальт выпал мобильный телефон. Он заговорил гнусавым голосом: «Возьми, зараза, трубку…» «Ах ты, Ромка, паразит, я же просила загрузить Ума Турман!»

4

- …я проанализировал все последние убийства. Вывод напрашивается сам: убийства совершены одним человеком. Один почерк: все задушены и у всех жертв отрезаны волосы…,— Вихров открыл материалы дела,— Этот «парикмахер» практически не оставляет никаких следов. Я предлагаю…

5

Машина с визгом слетела с дороги и ударилась в придорожное дерево. Водитель подъехавшего сзади бензовоза подскочил к перевернутой Ауди и попытался открыть дверцу. Внутри машины находился окровавленный мужчина. Удар был настолько сильным, что его голова раскололась пополам. Лицо закрывал набухший от крови парик. Дверца не открывалась. Водитель бензовоза, почувствовав сильный запах бензина, инстинктивно отскочил от машины. И вовремя: Ауди вспыхнула, озарив окрестности багровым светом…

Леонид Горбушин
24.01.2006г.

24.01.2006г.

26 января 2006 года  11:15:25
Леонид | www.gleb57@lst.ru | Калининград | Россия

---

* * *

- Лидия, идемте совершим половой акт.
- Да, Эдуард, мое настроение также коитально.
- Снимите одежду.
- И вы, мой друг.
- Лидия, ваша грудь правильной формы.
- Эдуард, ваша эрекция мощна.
- Давайте применим позу 83. В этом случае проникновение оптимально.
- Будьте со мной тактичны.
- Я ввожу пенис к вам во влагалище, Лидия.
- Я охвачена страстью, Эдуард. Тело мое пылает. Чуть повыше, если можно.
- Начинаю фрикции.
- Можете увеличить амплитуду, Эдуард.
- Лидия, ваша грудь правильной формы.
- Спасибо, Эдуард. Ваши фрикции не оставляют меня равнодушной.
- Продолжаем соитие.
- Эдуард. Я кульминировала.
- Я тоже, Лидия. Достаточно бурно.
- Спасибо.
- Спасибо!

26 января 2006 года  18:17:41
Alex_ZD |

---

СОФИЯ КАЖДАН

ПРИВАЛ

Эту историю рассказала мне не соседка по лестничной площадке и не очередная моя знакомая или подруга. И я ее не услышала в купейном вагоне поезда дальнего следования, где обычно люди, зная, что больше тебя никогда в жизни не встретят, начинают рассказывать самые невероятные события из своей жизни.
Этому случаю скоро будет двадцать пять лет, но до сей поры он мне не дает спокойно уснуть. По сей день не могу дать себе ответ, что стоит за этим: Божья кара, проклятие матери, или случайное стечение обстоятельств. Начну повествование по порядку.
В ту пору я училась в техникуме. На носу были Госэкзамены. Моя школьная подруга Лариса, которая жила недалеко от моего дома, выходила замуж. О подготовке к экзаменам не могло быть и речи, так как на горизонте маячила свадьба. Сложив кое-какие вещи в дорожную сумку, я поехала домой.
Три дня мы праздновали это знаменательное событие. Спиртное лилось рекой, столы ломились от изобилия продуктов .
"Гулять, так гулять" — таков был девиз в те далекие, кажущиеся сейчас нам сказкой, "застойные" времена.
И вот отгремела свадьба. Торжество пролетело быстрокрылой птицей. Гости разъехались по разным уголкам бывшей некогда нашей необъятной Родины. Молодая жена стала складывать свои вещи в чемоданы, чтобы, простившись с домом, где прошли её лучшие годы жизни, переехать к мужу в другой город.
Я лежала на диване и пересматривала экзаменационные билеты по экономике, когда раздался телефонный звонок. Звонила Лариса. Она сказала, что решила попрощаться с родным уголком и в честь этого знаменательного события приглашает меня и мою сестру на речку. Мы охотно согласились, тем более что на дворе светило яркое майское солнце.
Я забежала к подруге домой, и она, уложив в сумку продукты, передала её мужу Виктору. Кроме меня, моей сестры и новобрачных, в нашу компанию влился свидетель Иван, кандидат каких-то "околовсяческих" наук, и соседка Татьяна.
Такой "гоп-стоп" компанией, полные решимости и уверенности в том, что идем на речку, пройдя двадцать метров, свернули мы на улицу Пушнина, где начиналось старое православное кладбище, которому было более чем сто лет.
Не могу сегодня, по прошествии стольких лет, вспомнить, у кого из нас созрела идея "заглянуть" туда, где сотни людей нашли свой покой. Долго бродить нам не пришлось. Выбрав место "получше", "поудобнее", мы открыли дверцу ограды и, выложив из сумки еду и спиртное на столик, уселись на скамейки.
Эта могила была одной из "лучших", так как там покоился прах девятнадцатилетнего солдата. Он погиб при выполнении служебных обязанностей, и родители на те деньги, которые собирали своему сыну долгие годы на свадьбу, а возможно, и на учебу, поставили большой черный мраморный памятник.
На нас смотрел улыбающийся юноша, который по стечению трагических обстоятельств покинул этот мир, нанеся сердечную никогда не заживающую рану своим родителям.
Моя сестра и Виктор, что-то пробурчав себе под нос, покинули место, где покоится прах знакомых и незнакомых нам людей, оставив нас вчетвером.
Вскоре незаметно за разговорами была опустошена одна бутылка, затем вторая. Напившись, мы забыли, где мы находимся и почему, идя на речку, оказались на кладбище.
Свидетель Иван, оборвав цветы, украшавшие могилу, преподнес их невесте, которая поблагодарила молодого мужчину за оказанное внимание.
Этот поступок меня заставил моментально протрезветь, и я стала кричать, что Бог покарает нас за эти злодеяния.
- Идиотка,— быстро отреагировал на мой всплеск эмоций Иван, вырывая последний цветок с могилы солдата, который был убит на афганской земле, и протянул цветок мне. — О каком Боге ты говоришь?! Бога нет и никогда не было! Кто тебе такую чушь про Бога вбил в головку?
Задав этот вопрос, он подсел ко мне и, рассмеявшись, добавил: "Религия — опиум для народа! Где ты воспитывалась?! В какую школу ходила?! "
Соседка Ларисы, Татьяна, разбив крутое яйцо о портрет война афганца и, сделав умный вид, обращаясь ко мне, проговорила:
- Что ты боишься?... Все мы здесь будем... Видишь,— она ткнула пальцем на соседнее надгробье, где было написано: "Пройдя мимо моего праха — поклонись. Я дома, а ты в гостях".
Лариса стала истерически смеяться. Кандидат "околовсяческих" наук разбил недопитую бутылку водки о памятник и со словами "Пей, дорогой! Выпей за счастье молодых!" сел рядом с молодой женщиной.
Татьяну никак нельзя было угомонить. Она только и делала, что разбивала о памятник крутые яйца .
Я стала плакать и просить, чтобы они прекратили это безобразие. Но людей, в которых в тот момент вселился дьявол, никак нельзя было остановить.
- Перестать паниковать! — произнесла Танька, едва ворочая языком. — Это заведение давно закрыто, и на нем только "под-хо-ра-ни-ва-ют". А что бы на это кладбище "вселиться", нужен блат. Вот я, к примеру,— она налила полстакана водки и, не моргнув глазом, залпом осушила его,— родилась в деревне. Там похоронены все мои родственники, туда повезут и меня. А вот Ларису,— посмотрев на свою соседку, продолжила она,— будут хоронить в Смоленске. Это сейчас её новое место жительства. А тебе, моя дорогая, вообще бояться не стоит,— произнесла она, взглянув на меня многообещающе. — Вера у тебя не та! Понимаешь... Не та... Следовательно, даже если ты и найдешь блат на этом кладбище, тебя все равно здесь хоронить не станут.
На следующий день на автобусной остановке я случайно встретила знакомую, которая жила недалеко от этого кладбища. Она рассказала про пьяную молодежь, которая развлекалась на могиле сына её хорошей знакомой.
- Он у Зиночки был один единственный ребенок,— всплеснув руками, вытирая слезу, с горечью в голосе, проговорила женщина. — Она пережила такое горе, такое горе... Так на тебе... Вот сволочи! Вот стервятники! Я ей посоветовала сходить в церковь... Пусть подонки знают! Ничего... Нет ничего страшнее в этом мире, чем проклятие.
Прошло шесть лет. Лариса и Виктор жили в Смоленске в новой благоустроенной квартире, почти что в центре города. У них подрастало два сына.
Татьяна к тому времени стала матерью троих детей. Старшей, Юльке, было пять лет. Девочка была не по годам развитой и смышленой. От мальчика молодая женщина отказалась еще в роддоме, мотивируя тем, что не может воспитать сына достойным членом общества. Младшей дочери было полгода. Юлька находилась у бабушки, так как та, предоставив соответствующие документы в соответствующие инстанции, лишила Татьяну материнства за пьянство.
Была пятница. Самая обыкновенная пятница, за которой следовала суббота. Я возвращалась с работы и по дороге увидела Татьяну. Пьяная, катила она коляску и, увидев меня, подозвала.
- Представляешь,— заявила соседка Ларисы,— моя матушка совсем обнаглела! Грозится, что лишит материнства и с Женькой. Обзывает меня всякими словами, даже с Юлькой не дает встречаться.
С одной стороны, мне Татьяну было жаль. В школе она училась неплохо и по тем советским временам могла закончить какое-нибудь высшее учебное заведение. После окончания школы Татьяна поехала в Минск. Устроилась работать в студенческую столовую. Но, вскоре влюбившись, приехала домой и родила Юльку, по её словам от умного, культурного человека, который бы, возможно, и женился на ней, если бы подруга не перебежала дорожку.
Татьяна, мать-одиночка, родившая троих детей от разных мужчин, сообщила мне, что завтра её мать с Юлькой собираются идти на свадьбу.
- Мне приснился сон, что рухнула крыша дома, и под обломками осталась Юлька.
Я сказала, чтобы Татьяна на сны не обращала внимания, сама подумав про себя: "Какой нормальный сон может присниться пьяной женщине?"
На следующий день, идя на базар, я по дороге встретила Ларису с Юлькой. Та приехала погостить к матери на недельку и, зайдя за Юлькой, своей крестницей, вела девочку в фотосалон.
- Посмотри, какое я ей платье подарила! — с гордостью произнесла моя школьная подруга, показывая красное платье в белый горох, поверху которого красовался большой белый воротник с красными горохами.
- Вырастет большой, возможно, вспомнит про свою крестную мать.
Где-то около пяти часов вечера я шла от знакомой и по дороге встретила мать Татьяны с Юлькой, которая шла с высоко поднятой головой с огромным букетом цветов и в новом платье, подаренном сегодня утром. Девочка с радостью сообщила, что идет на свадьбу к родственнице, и попросила, чтобы я её поцеловала.
На следующее утро позвонила Лариса и сказала, что была в гостях у Юльки и её бабушки. Неожиданно в дом ворвалась Татьяна и стала кричать, что не выпустит свою дочь Юльку из дома, так как ей три ночи подряд снятся ужасные сны.
- Какая она тебе дочь?! — изумлено спросила слегка подвыпившая старуха. — Тебя лишили материнства, а следовательно, девчонка тебе никто.
Было начало четвертого. К моей подруге Дарье, у которой я была в гостях, вбежала Лариса. Её было не узнать. Волосы растрепаны, в глазах ужас. От страха она не могла произнести ни слова. Губы, дрожа, что-то невнятно шептали. По ее лицу было понятно, что что-то случилось, и это что-то — очень ужасное.
Наконец, она пришла в себя и, выпив стакан воды, шепотом произнесла: "Юлька мертва", затем, схватившись за голову, стала рыдать.
Я посмотрела на Дарью, Дарья — на меня. Мы ничего не могли понять. Не сразу до нас дошел смысл сказанных Ларисой слов.
- Девочки,— дрожа, проговорила Лариса,— Нужно срочно найти Татьяну. Я приблизительно знаю, у кого она может быть.
Лариса испугано посмотрела на нас, видимо хотела услышать, что все сказанное ею — неправда, что это — всего лишь сон, и стоит ей только открыть глаза, как все станет на свои места. — Нужно сообщить ей. Как-никак, она все-таки Юльке мать и по-своему очень любит этого ребенка.
Мы втроем вышли из дома Дарьи. Ноги нас совершено не несли в тот дом, где могла быть мать погибшей.
По дороге Лариса сказала, что Юлька стояла на обочине дороги, и её сбил мотоцикл.
- Очевидцы говорят, что он "тянул" Юльку за собой добрых сто метров, пока не врезался в дерево. Если бы он сразу же остановился, возможно, она бы и осталась живой.
Нам с Дарьей не пришлось дойти до указанного места. Навстречу бежала Татьяна с коляской. Увидев наш растерянный взгляд, она бросила коляску и что есть силы побежала. Мы поняли, что ей уже кто-то сообщил про трагедию.
Мы вбежали в больницу, но врач сказал, что Юлька в морге.
Такого истошного крика, каким кричала Татьяна, я больше никогда в своей жизни не слышала. Придя немного в себя, она подскочила к матери и, ударив её по лицу, закричала: "Убийца! Зачем ты её взяла с собой? Я тебя предупреждала! Зачем?"
На крыльцо больницы вышла медсестра и ввела Татьяне какой-то укол. Видимо, успокоительный.
Мы с Дарьей пришли к Ларисе. Дом её матери был в пяти минутах ходьбы от больницы.
Сидели молча. Только смотрели друг другу в глаза. Лариса предложила пойти ко мне в гости. Мы так и сделали. Но прошло около часа, и мы вновь пришли к Ларисе домой. Вскоре в дверь постучали.
- Если это Татьяна, не открывай,— посмотрев на меня, произнесла та, у которой мы отмечали пышную, веселую свадьбу. — Её крик я не вынесу!
Она не ошиблась. Это была мать погибшей пятилетней девочки. В руках она держала громадный сверток, прикрытый одеялом. Я испугано посмотрела сквозь занавеску и от ужаса чуть не получила инфаркт.
- Она с Ю-ю-юль-кой... — испугано проговорила я.
- Откройте! Откройте мне дверь! Я знаю, что вы дома! От-кр-ро-й-те!
Она опустилась на ступеньку и, прижав к груди мертвое тело, завыла. Она выла так, как воет вьюга в лютый мороз.
По сей день я не могу понять, почему мы так поступили? Почему никто из нас не вышел к ней, не успокоил её, и как она могла выкрасть мертвое тело дочери из морга?
Кто-то вызвал милицию. Два милиционера силой отобрали у женщины дитя, которое та вскормила своей грудью.
Юльку похоронили на том же кладбище, недалеко от той могилы, где мы после свадьбы, идя на речку, нашли место для "отдыха".
Я часто вспоминаю слова матери покойной, что это кладбище давно закрыто, и чтобы на него "вселиться", нужен блат. Для Юльки блат был не нужен.
Небольшой черный мраморный памятник возвышается над могилой пятилетней девочки. Улыбающаяся Юлька смотрит своими любознательными глазками на всех тех, кто случайно или по памяти подходит к её могиле. Разве она могла знать, что через сутки после того, как фотограф запечатлел её на пленке, она покинет этот мир...
Судьба распорядилась так, что я переехала жить в Смоленск. Кандидат "около-всяческих" наук устроил меня на завод. Мне дали комнату в общежитии. Мы с Иваном стали встречаться. Кандидат на мою руку и сердце стал намекать на то, что наши отношения пора узаконить.
Но, видимо, Бог пожалел меня. Поссорившись с Иваном, я уехала обратно домой.
Жизнь Ивана сложилась непросто. Он вскоре женился, стал отцом двоих детей. Но они, не дожив до трех лет, погибали. Один упал с балкона, второй попал под колеса автомобиля прямо на глазах у отца. Вскоре Иван развелся с женой. Но и второй брак счастья ему не принес. Пятилетний сын, крутясь на кухне возле газовой плиты, опрокинул на себя ведро с кипятком. Что случилось с малышом, выжил он или нет, я не знаю, как и не знаю, где Иван сейчас, имеет ли семью.
У Ларисы с Виктором в начале семейной жизни все шло как по маслу. Они жили в чудесной квартире, имели хорошую работу, двоих прекрасных детей. Но вскоре старший сын стал отставать в умственном развитии. С трудом закончив первый класс, он сильно заболел. Лариса перестала привозить его к родителям. Ей очень не хотелось, чтобы знакомые знали, что у неё больной ребенок.
- Горю моему они не помогут, только будут советы давать,— говорила она, когда я приезжала к ней в гости.
Так уж случилось, что я давно покинула тот город, где мы, идя на Днепр, свернув с дороги, зашли на кладбище. Сейчас я живу на родине Гейне и Гете, Маркса и Клары Цеткин, в том городе, где Мозель впадает в Рейн. Но в памяти моей часто, как кадры из кинофильма, пробегают мгновенья, связанные с молодостью.
Два года назад я поехала домой. Случайно возле своего дома я встретила Татьяну. Увидев меня, она расплылась в улыбке. Танька выглядела намного лучше, чем в годы нашей юности.
- Какая ты счастливая! — дотронувшись до моих волос, произнесла она. — Детей нет, а следовательно, и нет проблем.
Татьяна стала жаловаться на свою дочь, которая совершено не слушается ни её, ни её мать. По секрету сказала, что у неё уже нет ни здоровья, ни сил бороться. Как ночи не спит — ждет, когда Женька придет домой.
- Чего ей только не хватает?! — с горечью в голосе проговорила она. — Я день и ночь работаю, чтобы накормить и одеть её, а она... Знаешь,— тяжело вздохнув, произнесла Татьяна,— я хочу, чтобы Женька вышла замуж и имела семью. Пока жива буду — буду помогать. Может, хоть ей в жизни повезет. Мужики в нашем роду не водятся.
На следующий день я поехала в Смоленск. В этом городе у меня были дела, и я решила зайти к своей школьной подруге. То, что я увидела, было подобно фильму ужасов. Во-первых, в гости меня никто не ждал. А во-вторых, два дня назад из психбольницы привезли домой старшего сына Ларисы, где он пробыл более чем полгода. Все лицо его было оцарапано, передние зубы отсутствовали.
Увидев знакомое лицо — а я с ним не виделась более чем десять лет — он выпрямился по стойке "смирно" и, окинув меня взглядом с головы до ног, тихо произнес мое имя. Он запрыгал на одной ноге, как это делают маленькие дети, и взяв за руку, повел меня в свою спальню. Я не буду описывать страх, который я испытала в тот момент.
В комнату вслед за нами сразу же вошел отец больного мальчика. Инвалид зарыдал и бросился в драку. Ему совершено не хотелось, чтобы я уходила из его комнаты.
Просидев минут двадцать, я, извинившись, покинула этот дом. Со слезами на глазах я шла к железнодорожному вокзалу. Сыну моей подруги было двадцать, но в его памяти сохранились события пятнадцатилетней давности, когда он, приезжая к бабушке, играл со мной. Я никак не могла понять, как же он меня узнал. Его речь была нечленораздельной. Только короткие фразы иногда четко проскальзывали в его речи.
Я села в поезд "Москва-Минск", который увозил меня в тот городок, откуда я уехала в далекую Германию.
Часто, уже в своем зрелом возрасте, я задаю себе один и тот же вопрос: если бы мы тогда, в тот злополучный майский солнечный день, пошли на речку и не свернули бы на кладбище, как бы сложилась наша жизнь? И как мы вообще оказались на кладбище, если все дружной компанией шли на речку?

29 января 2006 года  13:53:47
София КАЖДАН | ТОЛОЧИН | БЕЛАРУСЬ

---