Рассказы, истории, сказки

   
  1 • 8 / 8  

* * *

МЕСТЬ.

Не секрет, что с приходом холодного времени года бомжи и алкоголики бомбят домики на дачных участках: отвинчивают всё, что отвинчивается, откручивают всё, что откручивается, отламывают всё, что отламывается. Так вот однажды с приходом весны один мой товарищ (T) приехал на дачу и мягко говоря офуел. Стёкла в доме повыбиты, провода все надорваны ( смотрели медь или нет), печь чугунную и то из бани вынесли! Праведный гнев Т излился в длительной речи полностью состоящей из
“непереводимых идиоматических оборотов”,
Завершением которой было торжественное обещание ОТОМСТИТЬ ЗА ВСЁ!!!
А Т, надо заметить, в своё время служил в какой то очень специальной армейской команде и был мастером на всякие подлянки и диверсии. И работа пошла! Первые несколько недель участок приводился в порядок, дальше начались фортификационные работы. Незаметно пролетело лето. Дачный сезон закончился. Т, потирая руки, и злорадно ухмыляясь, вышел из калитки, закрыл её и уехал.
А приехав весной на дачу, увидел надпись на заборе:
“МУЖИК! МЫ БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ПРИДЁМ! ТОЛЬКО БОЛЬШЕ ТАК НЕ ДЕЛАЙ!”
А теперь глазами деревенских.
В середине зимы в местную больницу доставили нескольких мужиков с многочисленными проникающими колото-резанными и ещё непонятно какими ранениями. Причём все были плотно обмотаны какой-то проволокой не могли шевельнуться, да что там вздохнуть то толком не могли! Из их рассказов выяснилось, что они, выйдя “на дело”, облюбовали участочек с хорошим таким домиком, где было явно чем поживиться.
Рекогносцировка на местности, проведённая
через щели в ограде, что с задней стороны дома на одном из окон хозяева забыли закрыть ставни (как вы уже догадались, не просто так). Именно с задней стороны забор и был взят штурмом, а вся весёлая компания залезла в окно, разбив его. Оказавшись внутри мужики стали осматривать помещение, и зацепили растяжку. А дальше дело пошло на секунды. Прогремевший взрыв обычных взрывпакетов оглушил мужиков, а также порвал верёвочки на которых под потолком висел разнообразный металлический лом, кроме того ставня на окне с грохотом упала, закрыв оконный проём, сработала шашка со слезоточивым газом. В комнатке стало как то сразу тесно, и оглушенные, полу ослепшие, избитые металлоломом мужики ломанулись к наиболее очевидному выходу – двери. Кое как открыв её, первые пулей вылетели наружу и тут же рухнули в глубокую яму, вырытую у самого крыльца, и прикрытую сверху веточками и снегом. Не успевшие свалиться в яму стали помогать первым выбраться из неё, а рядом увидели из под снега торчит лестница, решили её взять, но только потянули, как зацепили вторую растяжку. Со стороны дверного проёма прогремели выстрелы, это сработали дюралевые трубы, запаянные с одной стороны, и набитые порохом и крупной солью. Получив порцию соли в мягкие места, мужики не успевшие рухнуть в яму, всё таки в неё рухнули! Пять минут стонов и крепкого мата и было принято единственно верное решение: c@бывать как можно быстрее, пока живы! Выбравшись из ямы, мужики вовсю ломанулись в сторону калитки. Вот тут то их и поджидали остро заточенные колышки, воткнутые в землю и прикрытые сверху снежком! Тут уже не до шуток, несколько пробитых стоп, сломанная рука. Дальнейшее продвижение проходило очень осторожно, более менее целые помогали идти сильно потерпевшим. Таким образом вся честная, а правильнее сказать, нечестная компания и впёрлась в поле МЗП (расшифровывается как мало заметные препятствия). А это такая металлическая сетка, что попав в неё запутываешься намертво, причём чем больше пытаешься выбраться, тем больше путаешься, и не порвать, ни разрубить, ни штык ножом порезать нельзя! Так вот и лежали мужики на снегу скрученные этой сеткой и громко орали. Ну кто то услышал, пришёл, помог и пр. Ну а так как эти мужики были с местными ментами на ты, то уголовное дело не стали заводить а просто у Т на заборе написали, чтоб больше так не делал.
Когда он мне рассказывал эту историю я плакал…

6 ноября 2005 года  11:45:51
Alex_ZD |

Shefalick

...как бы хотелось...
(Дурдом в голове одного парня. 9,10,2005)

…не так давно, посреди ночи, я проснулся почувствовав сильную жгучую боль, что-то защемило внутри. Долго сидел и думал о том, что бы мог значить сон, в котором был ты. Почему так случилось я пока не знаю. Но хочу сказать, что такое состояние у меня до этого момента было лишь однажды и очень давно… тогда, спустя несколько недель, я потерял навсегда тогда ещё любимого человека. Может быть это всё только мои доводы, но как-то всё это похоже происходит. А ведь я совсем не хочу терять тебя ни как друга, ни как кого-то более близкого. Ведь такого человечка как ты больше я никогда не найду, да и вряд ли искать стану, потому что теперь я просто уверен, что таких как ты больше нет. На самом деле мне очень приятно общаться с тобой, гулять по городу, приходить к тебе в гости пускай даже и по делам, и просто находиться рядом. В эти моменты я чувствую себя счастливее.
…я не могу забыть твои глаза, которые блестели и искрились, и эту искреннюю улыбку, от которой становилось теплее.. это было давненько при нашей встрече на ж/д вокзале, но я был сильно уставшим после работы, что бы ответить тебе тем же, и просто спрятал глаза… за что мне очень стыдно до сих пор.
Вот мы уже знакомы чуть больше года, а я всё не перестаю думать о тебе, ведь именно ты тот ангелочек, которого я люблю всей душой и который мне нужен.
Очень бы хотелось стать для тебя тем человеком, которому ты бы верил, доверял, хотя бы иногда просил совета, перед кем бы тебе не было стыдно показать себя таким, какой ты есть...

9 ноября 2005 года  23:00:11
Shefalick | shefalick@mail.ru | Minsk | Belorussia

Shefalick

Жить!
...навеяло...

…а вы когда-нибудь наблюдали за тем, как мечтают дети?
Они слышат картины, видят звуки, разговаривают с цветами…
Правда, со временем это проходит и наш «совершенствующийся» интеллект
воспринимает все более «точную» картину мироздания. Еще через некоторое время мы
забываем о том, что потеряли то, из-за чего начали жить…

…и эта «точная» картина на самом деле является серыми буднями обыкновенного человека, у которого за многие годы вырабатывался один и тот же маршрут: дом-школа-дом. А повзрослев?… всё тот же маршрут, только приобретает новые, но не столь значимые, ответвления: дом-учёба-работа-дом. И так ежедневно, изо дня в день повторяется это. Хотелось бы почувствовать что-то новое, совершенно беззаботное, радужное чувство свободы, которое было в детстве. Но нет, так кажется лишь на миг, и снова уходя с головой в работу или учёбу, забываешь об этой мысли, лишь иногда возвращаясь к ней. Постепенно начинает затвердевать, каменеть душа, превращая человека в бездушное млекопитающее. Хотя всего каких-то 2-3 года назад было всё иначе, было так, как хочется теперь. Но то, что уже упущено и запущено вернуть если нельзя, то практически невозможно. Приходится как-то бороться с самим собой, преодолевая весь этот мрак и серость, что бы пробиться к лучу света, от которого станет, пускай даже и на мгновение, тепло и очень приятно, хоть на несколько десятков секунд станешь счастливее… и снова захочется жить…

9 ноября 2005 года  23:03:06
Shefalick | shefalick@mail.ru | Minsk | Belorussia

Зотов Константин

Гершманиада
Жизнь, написанная второпях

Часть первая

Гений вне времени

I

Ресторан, как и любое место для утоления голода, имеет право быть завязкой сюжета, тем более, если ресторан приличный и кормит посетителей не дорогостоящими отбросами, а вполне приличной пищей, подаваемой к столу с соответствующим сервисом. То есть в рестора-не должны работать повара, мойщики, официанты, вышибалы, прочий обслуживающий ресто-ран при наличии в центре этой пирамиды частного собственника, а на периферии групп посети-телей. Без них ресторан теряет свою приличность, переходя в разряд забегаловок, от которых господа и дамы справедливо воротят носы, лишая писателя богом данной возможности – опи-сывать действительность.
Итак, в приличном ресторане, за приличным столиком сидел пожилой человек очень культурной наружности и думал про окружающую его действительность всякую чушь: «Госпо-ди! Какое мерзкое место… Какой невыносимый бедламчик. Какое фирменное безобразие… Ни тебе огурчика, ни зеленых помидорчиков, ни капустки маринованной… Одна иностранная дре-бедень!» Пожилой человек – в простонародье Марк Соломонович Гершман – задумался так сильно, что даже не осознал того факта, что к нему соизволил подойти официант, повторяющий при встрече с клиентом одну единственную фразу:
- Что вам угодно?
- А тебе чего надо? – ответил Марк Соломонович.
- Что изволите отведать?
- На ваш вкус,— машинально выпалил Марк Соломонович, поскольку ничего не понял в меню.
- Первое, второе, десерт, напитки?
- Спиртные можно? – не надеясь, спросил Марк Соломонович.
- Конечно… я всё принесу.
После такой нервной беседы с официантом Гершман не находил в себе места. Он часто питался в забегаловках, где всё ему было знакомо: и гуляшик; и пюре с тефтелем; и салатики; и супики гороховые, борщевые и молочные; и напитки, как правило, неспиртные. Конечно, не с руки было носить бутылочку беленького с собой, но на то он был и Гершман, чтобы преодоле-вать трудности. Но в этой харчерне «Гармония У…» всё как-то было не так – без необходимых организму трудностей. Даже меню есть – хотя и с непонятными блюдами, и разносчик вежли-вый и чистый до неприличия, такой, что и послать его по-стариковски не за что.
- Вот, извольте рыбное суфле из осетра под белым соусом. А сначала суп «Алькре». На десерт конфеты с икоркой красной кетовой. Из напитков соки яблочный и грушевый. Из спирт-ного предлагаю водку «Смирнофф». Вы согласны с моим выбором? – спросил смазливый офи-циант, закончив перекладывание блюд со своего большого подноса на стол под самый нос удивленного Марка Соломоновича.
- Да, я одобряю ваш выбор, молодой человек,— сказал Гершман, с одобрением наблюдая, как официант вытянулся перед ним, словно рядовой Мишка Бойкич перед генералом армии. (С этим рядовым Марк Соломонович воевал.) Но после того, как смазливый официант налил чуть-чуть в стопку и сделал движение, которое говорило о его намерении унести графин, Марк Со-ломонович был вынужден повысить голос:
- Оставь графинчик с водочкой, ты же мне и пятидесяти грамм не плеснул! – Он с доса-ды хотел уже было заняться своим излюбленным делом, то есть поматериться на невоспитан-ную молодежь, но увидев оставленный графин, успокоился и выпил долитую до краев стопку.
В целом Марк Соломонович был весьма культурным человеком и еще месяц назад со-вершенно не употреблял народных выражений, но теперь, когда тучи над ним до неприличия сгрудились, он часто впадал в ярость и делал много такого, после чего сам себя жестоко карал. Правда и раньше он матерился, но это было другое – что-то вроде игры в народ, выполняемой большим артистом для поддержания интереса к своей персоне.
«А ничего тут кормят, и суфле без костей и суп съедобный… Жаль жалобной книги не видно, а то бы благодарность вписал, » – подумал Марк Соломонович и внимательно осмотрел сидящих за столами. Ему стало не по себе, поскольку люди были сплошь порядочные: мужчи-ны с галстуками, женщины прибранные и красивые, да и музыканты лабали в живую благород-но и чинно не по-домашнему.
Марк Соломонович любил ходить в кофе и в столовые, где обычно подсаживался к ка-кому-нибудь простому человеку и, поинтересовавшись его самочувствием, начинал рассказы-вать про себя и свое героическое прошлое. Особенно прекрасно удавались ему свои собствен-ные истории, в них он хоть и был частенько сторонним наблюдателем, но таким, которому ни-что не мешало делать однозначные выводы. Эти беседы и общения с народом Гершман считал целью старости, тем более что детей у него не осталось. Они, конечно, были, но в Одессе не ос-тались. Сам он тоже там не остался, а переехал в Россию в город Ставрополь, поближе к брать-ям по духу – кубанским казакам Гершковичам. Детки же Исаак и Павел уехали к мертвому мо-рю на родину далеких предков. Сам Марк Соломонович очень протестовал против этого, даже проклял своих детей, покинувших ту страну, за которую он проливал свою драгоценную кровь. Он им прямо сказал: «Пошли вы, нездешнее отродье, к этим резаным по отросткам длинноно-сым растютюям, и я на вас этот отросток и выкладываю!»
Смотрел старик на ансамбль, играющий что-то джазовое, на девиц, курящих у стойки и кокетничающих с мужиками, на с виду культурных разносчиков, и не заметил, как к его столи-ку подсел Стасик Колосовский. Он уже сделал заказ, и официант подносил к столу яства…
Заметил Марк Соломонович Стасика лишь тогда, когда тот наливал в свою стопку его водку «Смирнофф».
- С какого растютюя ты, молодая прыть, наливаешь мою водку в свое хлебало! – не сдержался старик, всегда настроенный на бурные нравоучения.
- Заткнись, гниль со шнобелем, пока не урыл! – с величавым спокойствием ответил Ста-сик, всегда способный оказать достойное сопротивление.
- Да я ничего… Пейте, молодой человек,— опешил старик, который всегда чувствовал с кем не стоит ругаться.
- Вот так-то лучше. Будь покладистым, дядя, и Стасик тебя не обидит. Сейчас ко мне сюда телки подкатят. Разрешаю тебе выбрать одну с моего согласия. Деньги-то есть? – друже-ски поинтересовался Стасик, погладив Марка Соломоновича по плечу.
- Есть у меня, есть,— скороговоркой выкрикнул Гершман, и черная рука сомнения заста-вила его ощупать пиджак в поисках бумажника. Ему даже почудилось, что деньги исчезли, но тут он припомнил как переложил их во внутренний карман, и успокоился, поскольку они были именно там, похрустывая, безмятежно лежали возле самого сердца.
Да, Марк Соломонович всегда имел деньги, чем постоянно шокировал многочисленных родственников. Именно с целью их успокоения, а не ради того, чтобы их раздразнить, он сочи-нил одну из многих своих абсолютно правдивых историй.

История Марка Соломоновича Гершмана об истоках своего бо-гатства, сочиненная для родственников и рассказанная им во время застолья с целью успокоения их алчных желаний.
Во время Великой Отечественной войны я был царем полей – пехотинцем. Это, мои до-рогие родственники, было очень почетно. Еще бы, я – рядовой пехоты Марк Гершман – борец против фашисткой гадины. Это смерть – врагу, конец – расчету.
Так вот, все фронты я прошел победоносным маршем и Героем Советского Союза с ку-чей орденов и медалей добрался до Европы. Там были элитные люди и очень много офицеров и генералов. Я же, как вам известно, замечательный зубной врач – мастер на все зубы, и мне час-тенько приходилось спасать от зубной боли командование всех фронтов, на которых я воевал. Бывало целыми днями я не вылезал из штабов, ведя суровую борьбу с больными зубами коман-дующих. И в том, что они так хорошо командовали в конце войны, вероятно, моя заслуга.
Вот так я дошел до Берлина. А там, мои дорогие родственники, одни немцы в виде мест-ного населения. Дело было в апреле, и уже генеральный штаб во главе с Жуковым по Берлину разъезжал. И как на зло ни в одной немецкой больнице ни одного русского зубного врача нет. А тут, как по заказу врага, у Георгия Константиновича зуб коренной заболел, да так его прихвати-ло, что наш великий полководец почувствовал – если мы не возьмем Рейхстаг к девятому мая, то он уже не сможет подписать акт о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Гер-мании. Ох, как его прихватило! Не даром же он всё время кричал от боли: «Медленно! Медлен-но идем!» А целая рота тем временем искала надежного зубного врача, поскольку личный зуб-ной врач маршала был давно расстрелян за попытку вылечить от зубного налета фон Риббен-тропа. Куда только соколы наши не заходили… всюду были сподвидные немецкие зуботехни-ки. И тут, наконец, вспомнили обо мне и пригласили вежливо к Георгию Константиновичу. Очень он тогда обрадовался, что я свой – Гершман, его отец тоже по матери Гершманом был.
- Ну,— сказал Георгий Константинович,— будешь мне, родич, зуб коренной лечить?
- Нет,— говорю,— Георгий Константинович, на нашем оборудовании не могу, зуб боюсь повредить. Давайте на немецком.
- Ладно, Гершман,— обрадовался Георгий Константинович,— прошвырнемся по штрассе. А за работу я тебе ихнего золота дам. Коронки советским людям вставлять будешь.
Вот прикатили мы с Жуковым под охраной танков и пехоты к ихней наглой фашистской дантистской клинике. Наши танки мигом двери высадили, солдаты туда забежали, зачистку произвели – пару немецких врачей шлепнули, а медсестер использовали по назначению. А мы тем временем с Георгием Константиновичем на его машинке сидели и о делах послевоенных гутарили. А солнце фашистское так и жарило нас – освободителей Европы – своим зловещим националистическим светом, ветер сухой и горячий срывал наши черные русские кудри. Солда-ты-освободители шумели по клинике, заглушая отборной русской речью противное немецкое гавканье. Вот послышались короткие очереди из пулемета, и затихли противные нашему уху слова, лишь добродушный мат привычно ласкал уши. Вышел к нам веселый подполковник Иван Петрович Плетка и говорит в шутливой манере:
- Товарищ маршал Советского Союза, клиника освобождена для лечения зуба от немец-кой сволочи.
После этого мы под охраной офицеров зашли в кабинет, где я провел обезболивание с последующим бурением, убиванием нерва и пломбированием зуба. Оборудование было на-столько хорошее, что его немедленно переправили в клинику генерального штаба для лечения тяжелобольных зубами Василевского и Рокоссовского. Мы же с Жуковым нашли 100 кило-граммов золота – этого презренного фашистского металла. Георгий Константинович призрел себе 65 килограммов, а лично на мое имя – за мою отличную работу – выслал в одесское парт-хранилище в качестве военного трофея 35 килограммов. Однако поставил условие, что предос-тавленное партией добро я стану использовать исключительно во благо трудового народа.
Георгия Константиновича я продолжал лечить вплоть до 1953 года и за этот срок еще подкопил 53 килограмма ненавистного мне металла. И все это на благо здоровья нашего наро-да.
А уж с 1953 по настоящее время, мои дорогие родственники, я трачу свои золотые запа-сы на зубы сограждан за весьма мизерную плату, которую и складываю в свою копилку. А в 1986 году я перевел накопления в доллары, на которые живу по сей день, да еще вас кормлю. Кстати сказать, еще 50 килограммов золота припрятано лично мной в укромном местечке. Я их перед смертью буду кому-то завещать, родственники мои дорогие.
_______________ _______________ ________________ _______________ __________

Сидит Марк Соломонович в приличном ресторане «Гармония У…» и скучает. Вроде бы и деньги у него есть, и молодежь за его столиком некультурная, но отчего-то муторно на его душе, хотя вроде бы и графин со «Смирноффым» он уже выпил и поел вкусно и сытно, но ка-кое-то мрачное предчувствие витало в его героической душе.
- С вас сто пятьдесят семь рублей. Вот, пожалуйста, счет,— радостно и улыбчиво сказал официант и вытянулся в своем черном фраке.
- Возьмите мои сто пятьдесят семь рублей,— медленно отсчитывая мелкие деньги, про-изнес старик. Его ужасно поразила цена, но он не подал никакого вида, считая ниже своего дос-тоинства удивляться деньгам в свои почтенные лета.
Марку Соломоновичу исполнилось уже 82 года, но он был еще весьма рассудителен, а черты барина ему с детства были близки. Не даром он одевался всегда с иголочки – обычно в костюм-тройку с галстуком, лакированные ботинки и шляпу. На вид ему было лет шестьдесят, а сам вид напоминал американского Рокфеллера, но культурного до рафинированности. Воз-можно поэтому официант и не удивился денежности незнакомого клиента, а только еще силь-ней вытянулся в знак подлинного восхищения благородной старостью.
Гершман снова медленно осмотрел зал, в котором всё также беззаботно просиживали штаны благородные господа с не менее благородными дамами, у стойки курили и зазывно смотрели в даль размалеванные девицы в мини-бикини, разносчики медленно и чинно носили свои ужасно дорогие яства.
Посмотрев на все это Марк Соломонович вновь зарядился негодованием: «Как обдирают в подобных местах нашего брата. Это же надо, сто пятьдесят семь рублей и не наелся досыта. Да и выпил-то что? Две-три капли бормотухи… Надо было в столовую идти: и народ там ду-шевнее, и люди лучше, а то сидят кругом идиоты все-из-себя-благородные… О родине погово-рить не с кем! И надо было этой бумажке пригласительной прийти… и какая сволочь ее напи-сала? И ведь на мое имя пришла, не на Надькино… а кроме моей жены, то, что я у Надьки жи-ву, никакая собака не знает. Нет, может быть, кто и догадывается, что я с ней якшаюсь, но адрес точно не знают. Неужели она, хитрюга, что-то новенькое задумала…»
- Да пошли вы все! – неожиданно вырвалось у старика во время отрыва мягкого места от твердого полированного стула.
- Стой, дедуля, сейчас бабы подкатят. Приглашаю тебя к нам, потому что стариков ува-жаю, у меня у самого дед фронтовик. Так что я тебя так просто, без удовольствий, живым не выпущу,— значимо произнес Колосовский и приподнялся, бросая свою крупную руку Гершману на плечо, после чего сел уже вместе с пробовавшим вырваться «подручным».
- Молодой человек, что вы себе позволяете? – культурно спросил Марк Соломонович, сдерживая сбившееся дыхание.
- Ничего,— спокойно ответил Стасик. – Официант! – крикнул он, чикнув ложечкой по та-релке. – Графин водки моему другу и икры с полкило черной и красной на закуску. Я плачу,— Он вновь посмотрел на Гершмана и спросил: — Как тебя, старость-не-радость?
- Марк Соломонович,— негрустно залепетал старик, понимая, что дармовщина даже для богатого дармовщина.
Но тут лицо Стасика переменилось, словно острая кость затесалась в самую суть его доброжелательности.
- А, банкирское отродье, беру тебя в дело, Гершман старший! Ну, где твое золото? – сплюнул Стасик на лакированный ботинок старика.
- Не понял? Откуда ты знаешь мою фамилию? Я тебя не знаю,— Марк Соломонович не ожидал, он просто не мог сообразить, как так случилось, что какой-то молодой сопляк Стасик знает его в городе Ставрополе, где он сам еще только три года живет. А про золото ему вообще было странно слышать.
- Мы все вас знаем,— прозвучали благородные мужественные голоса с соседних столи-ков. – Вы знаменитый зубной врач и исследователь человеческих душ – Марк Соломонович Гершман!
- Да бросьте вы! Откуда вам меня знать, а про золото и тем более,— захохотал Марк Со-ломонович, потому что ему представилось, что это хищные родственники разыграли его. В по-следнее время он их очень ненавидел – они вечно клянчили деньги, которые у него не перево-дились, а у них всегда тратились, либо водились исключительно в деле. Например, после рас-сказа о завещаемых кому-то 50 килограммах золота, его жена Фрида Львовна совместно с ныне отсутствующими сыновьями сделала обыск на его даче. При этом она перекопала подвал и дач-ный участок, в результате уничтожила урожай картофеля, лука и моркови. Также она, как не-сравненная богохульница, раскопала могилы всех ставропольских родственников как по своей линии гальпериных, так и по его – гершманов – гершковичей. После этого случая Марк Соло-монович прекратил оказывать всякие денежные вливания своим родственникам, переселился к своей любовнице Надежде Викторовне и на прощание побил Фриду Львовну.
Он был вне себя от ярости и два месяца повторял: «Ну и суки! Жена — главная сука! Сколько лет жил с ней и думал, что хоть этот брак – счастливый, так ведь нет… пристроилась высасывать деньги, дармоедка! Видишь ли, своих наворованных ей мало. Да, допустил оплош-ность в свое время – взял в жены восемнадцатилетнюю подстилку на сносях. Вот теперь она с выродками мою дачу обыскала, лишив домашних продуктов. Сыночки: Павел и Исаак… Ну Пашка не мой, наверное. Она тогда место возле заведующего продмага прокладывала… Всему начальству дала, стервоза. А Иська – вылитый я в его годы, и тоже, подлец, на отца поднялся. Ни копейки выродки не получат! На коленях ползать будут, землю жрать будут – не дам, ниче-го не дам! Узнают, как со мной играть в кошки-мышки. Они думали, что они – кошки… Идио-ты.»
- А мы вас еще по Одессе знаем,— ответили благородные мужчины и женщины. – Вы нам зубы лечили и коронки золотые вставляли,— при этих словах благородные лица неприязненно улыбнулись, оголяя сплошь золотисто — дыроватые зубы.
- Я вас не помню! Не помню! – прикрыв руками глаза, выкрикнул Гершман. – Отстаньте от меня сволочи, без вас тошно. Я всегда работал на совесть и меня не в чем упрекнуть. Я каж-дому в коронку лишние сотые грамма добавлял.
Много видел Марк Соломонович зубов и коронок, но чтобы вот так полсотни людей си-дело с оголенными зубами и разинутыми ртами – никогда. Особенно сильно его поразил одно-стольник Стасик Колосовский, предательски закоронировавший золотом все зубы. Его коронки частично истерлись и сквозь них виднелись белые – до идеальности колгейтовых – зубы.
- Вы и нас покалечили,— всплакнул вытягивающий грудь официант и разинул рот перед самыми глазами Марка Соломоновича.
- Пошли вы все! – заорал Гершман и побежал к дверям. Но и там его встретили девицы с приподнятыми губами, между которыми виднелись всё те же чуть позолоченные зубы, окутан-ные сиреневым сигаретным дымком.
Ошалевший Марк Соломонович с разбегу вылетел из здания и шлепнулся на асфальто-вый тротуар. Ему стало плохо после того, как он вышиб головой железные двери харчевни «Гармония У…»
Он лежал и видел над собой синее сосущее небо, которое просто высасывало его глаза. Оно протягивало к нему свои невидимые руки, и эти руки хватали его за костюм-тройку, стара-ясь поднять ввысь деликатно и любвеобильно. Становилось легко и свободно и уже ничего его–не в силах было обеспокоить: ни харчевня, которую он не видел; ни проезжая часть дороги, ко-торую он не слышал, но которая существовала, и по которой с диким ревом проносились легко-вые и совсем не легковые автомобили, частный и совершенно не частный транспорт, с трезвы-ми и не очень трезвыми водителями. Казалось, всё движется, и лишь Гершман лежал на тротуа-ре поперек его асфальтового полотна. Люди с любопытством смотрели на него в костюме-тройке и на выбитые им железные двери харчевни. Люди были пешеходами, и поэтому они пе-решагивали через Гершмана, не останавливаясь. Лишь одна бабушка в инвалидной коляске – Людмила Ивановна Карапузникова – притормозила и спросила о его самочувствии, но не ус-лышав ответа, переехала через неразговорчивое тело в направлении телефона-автомата, по не-му она решилась вызвать скорую медицинскую помощь и тех, чья служба и опасна, и трудна, и совсем уж невидна.
Когда Людмила Ивановна Карапузникова дотягивалась до телефонной трубки, вокруг нее собралась огромная толпа зевак, которая деловито обсуждала ее действия и состояние по-страдавшего Марка Соломоновича:
- Смотри, смотри… старая профура до телефона дотягивается. Ха-ха! Не сможет,— во-одушевлено ворчал своей спутнице подвыпивший полный мужчина детородного возраста.
- Нет, дотянется!.. Посмотри, какая она цепкая. Вот, за трубку ухватилась,— заинтересо-валась его совершенно пьяная подруга. – Это она о дедуле беспокоится. А кто он ей?
- Это её муж,— ответил пацан, стоявший на выпуклой крышке люка и постоянно извле-кающий из нее шум. – Он свалился с коляски и разбился. А она его на коленях возила.
- Ха-ха-ха, ну дает пацан! Да этот дед вообще ненормальный. Он башкой вышиб желез-ные двери этой забегаловки и даже не поцарапался. А сейчас он просто лежит и отдыхает… пьяная дрянь,— со знанием дела проговорила часть толпы. – А старуха-инвалидка совсем не при чем, она просто, наверное, родным своим звонит, чтоб помогли до дома добраться. Тяжело ведь через дедов переезжать.
- А вдруг ему плохо? – забеспокоилась молодая женщина и согнулась над стариком. – Вдруг у него сердце?
- О! Смотрите, старуха поговорила и поехала. Бойкая старушенция! Смотрите, да она разворачивается… Нет, я был прав: она его жена или сестра,— вновь влился в общее гоготанье пацан с выпуклой крышки люка.
Людмила Ивановна Карапузникова подъехала к Марку Соломоновичу и, потрогав его лоб, удовлетворенно улыбнулась, – лоб был теплый и живой. Она уже совершенно не сомнева-лась, что перед ней не кто иной, как ее друг сердечный, рядовой пехоты и отец ее дочери – Ма-рик Гершман.
В ожидании скорой помощи и милиции она сидела возле своего Марика и плакала. Сле-зы ее печально капали на всё еще привлекательное лицо возлюбленного. Она не замечала нико-го из зевак или простых прохожих, они уходили незамеченными, поскольку Марик занял всю ее вселенную без остатка. В душе бывшей медсестры Людочки Карапузниковой плыли воспоми-нания, они напоминали серые орнаментные облака на фоне необыкновенно синего неба. Облака то перекрывали существующий мир, и она оказывалась в периоде своей туманно-боевой моло-дости, то открывали синее небо, и она от неожиданности начинала причитать. Именно в по-следний период она плакала о том, какая она была отчаюга.
Вот синеву Карапузниковой души вновь покрыла серая тучка, похожая на лицо Марка Соломоновича пятидесятилетней давности. Тучка была настолько привлекательная, что Люд-мила Ивановна провалилась в неизведанные закоулки сна, где ей стало хорошо и спокойно, как никогда за всю ее долгую, но вряд ли хоть на треть сознательную жизнь. Она плыла в прошлое, которое было прекрасно, потому что прошлое всегда прекрасно уже только тем, что оно про-шло… Прошло вместе с молодостью, вместе с жизнью.

II
Медсанбат расположился в громадном грязном и пыльном блиндаже, заваленном зем-лей, хвоей, щепками и прочим маскировочным материалом. Само месторасположение медсан-бата было настолько изгажено медперсоналом и так воняло за версту, что ни одни немецкая сволочь не смогла бы догадаться о его столь близком к линии фронта существовании. Это был воистину дерзкий и гениальный план командования войсками западного фронта, возглавляемо-го лично генерал-полковником Соколовским. «Всего-навсего 20 километров от самой что ни на есть линии фронта – это безумие,— мысленно возмущался заведующий медсанбатом знамени-тый врач – хирург Иван Давидович Молькин. – Мы же погубим людей!»
Заведующий искренне недопонимал проницательности нашего командования, и его доб-рое полное лицо мгновенно хмурилось, когда проинструктированные политруками медбратья и мед сестры старательно обгаживали прелестные пейзажи советской Белоруссии. Однако испор-ченные окрестности медсанбата с точки зрения немецких разведчиков были действительно аб-солютно непригодны для лечения людей, в чем Ивану Давидовичу приходилось не раз убеж-даться. Но всё-таки недалече по его просьбе была оставлена нетронутой великолепная белорус-ская березовая роща, которая постоянно радовала глаз всему медсанбатскому населению. Она шумела плакучими кронами так мирно и живо, что населению хотелось жить пусть даже без рук или ног.
В медсанбат ежедневно поступали раненые, преимущественно бойцы Красной Армии. Все они были спасены медсестрами, главной и самой боевой из которых была Людочка Кара-пузникова – весьма худая и цепкая девица, как шутили спасенные солдаты: способная проско-чить сквозь оптический прицел снайперской винтовки. Ей было все не по чем, она выковырива-ла засыпанных почвогрунтом солдат даже под шквальным огнем противника. Но самый тяже-лый случай был с Мариком Гершманом, которого придавило фашиствующей бормашиной при попытке вылечить старшину Федорова.
Эта фашистская колымага стояла в отвоеванном нашими бойцами передвижном немец-ком госпитале и случайно попалась на глаза Марику, который непременно захотел вылечить тяжелобольных зубами. До этого он не встречался с немецкой техникой, и потому решил опро-бовать ее на старшине Федорове, этого старшину он терпеть не мог за его солдафонскую пого-ворку: «Жид в говне – Сталин на коне!» Тщательно исследовав бормашину, Марик установил, что она работает от мощного аккумулятора и действует наподобие сверла в ручной дрели, но при этом дико шумит. «Да… машина – перпетуум мобиле! – подумал рядовой Гершман. – Это не то же самое что долотом по дуплу с кариесом стучать. Это наука!»
Марик вежливо пригласил изнывающего от зубной боли старшину и, сказав, что больно не будет, врубил зверский механизм и засунул сверло в широко разинутый пациентом рот. Сверло непринужденно принялось за дело. «Вот это мощь! Вот это сила!» – удивлялся Марик и целенаправленно разбуривал насквозь прогнившую зубную плоть в направлении нерва корен-ного зуба старшины Федорова, который бешено дрожал, словно осиновый листок, пока еще только от душераздирающего шума адской машины третьего Рейха.
«Фашисты хреновы, это же для пыток!» – подумал боевой старшина и завизжал от не-выносимой боли, поразившей его зубной нерв и головной мозг. Он потерял рассудок и, не вы-нимая сверлильного механизма изо рта, побежал к дверям, при этом сверло продырявило его толстенную щеку и завязло, что привело к обрушению немецкого чуда на Марика Гершмана. Это была бы всего лишь шутка, но тут опомнившийся Федоров выдернул сверло из щеки и метнул его назад – прямо в Гершмана, вернее в его грудь, которая и была пробита фашистской научной мыслью.
Медсестра Людочка Карапузникова находилась в соседней палате, где отбирала немец-кие хирургические инструменты с целью использования их для лечения раненых красноармей-цев. Жуткий визг убегающего старшины привлек ее внимание и вынудил заглянуть в зубной кабинет. Обнаружив Гершмана, она сразу и без ума влюбилась в него и немедленно извлекла из его груди сверло, а затем извлекла самого Марика из-под бормашины. Ее цепкие руки подняли рядового и перенесли его в хирургию, где с помощью немецкого скальпеля и нитки с иголкой она провела первую в своей жизни удачную операцию. Марик остался жив даже после того, как Карапузникова сломала ему два ребра, проткнула легкое и повредила печень, после чего тща-тельно зашила изуродованное тело бойца шерстяными нитками.
Четыре месяца валялся в нашем на совесть замаскированном госпитале Марик Гершман, а Людочка Карапузникова продолжала также неустанно за ним ухаживать.
Глядя на это безобразие, сердобольный Иван Давидович Молькин плакал и говорил: «Я ни разу не видел такой идиллии, как у Людочки и Маричека, они просто созданы друг для дру-га, особенно Маричек, он всё готов выдержать из рук Людочки и даже тройную клизму.»
В душе Иван Давидович жалел Гершмана, и поэтому составил прошение на имя коман-дующего войсками западного фронта генерал-полковника Соколовского В. Д.: о награждении рядового Гершмана Марка Соломоновича медалью за отвагу, как спасшего множество людей ценой своего здоровья и благополучной жизни. Он (Гершман) накрыл своим телом заминиро-ванную фашистами бормашину. Свидетели этого: медсестра Л. И. Карапузникова и старшина Федоров. Сам Гершман М. С. находится в медсанбате на лечении уже в течение четырех меся-цев.
Конечно, Иван Давидович знал, что Федоров умер от заражения крови, но решился упо-мянуть старшину для достоверности.
В результате этого прошения было принято решение о награждении Марка Гершмана Звездой Героя Советского Союза за беспримерный подвиг во имя победы советского народа над немецко-фашистскими захватчиками посмертно.
Командующий войсками западного фронта генерал-полковник Василий Данилович Со-коловский не обратил внимания на ту часть прошения, где говорилось о ранении рядового Гершмана. Он лишь понял, что солдат накрыл своим телом бомбу, но и представить себе не мог легкое ранение в качестве результата.
- Товарищ Сталин, я прошу наградить двадцать воинов нашего западного фронта звани-ем Героя Советского Союза. Из них восемнадцать посмертно,— гордо докладывал Верховному Главнокомандующему генерал Соколовский. – Особо прошу отметить рядового Марка Герш-мана, закрывшего своим телом бомбу и спасшего тем самым множество наших людей.
- Ты что с луны свалился, товарищ Соколовский? Он же лицо не лучшей национально-сти,— со свойственным себе юмором заметил отец народов.
- Но он же погиб, товарищ Сталин… и я полагаю, что он заслужил… — лицо Василия Да-ниловича задрожало, но не одна капелька пота даже и не подумала на него выступать.
- Ладно, у мертвых одна национальность – покойник. И я не думаю, что он был чисто-кровным евреем, иначе бы он не совершил подвиг, а валил бы лес где-нибудь на Колыме,— фи-лософски произнес отец советских людей и засунул трубку в усатый рот.

Вообще Василий Данилович Соколовский был человеком грубоватым, но уж очень он любил подобные подвиги, полагая, что самые настоящие герои, те, которые используют для со-вершения подвига собственное тело. Ох, как он восхищался Александром Матросовым, как со-жалел, что тот совершил геройство не на его западном фронте. Он уже собирался найти какого-нибудь идиота и уговорить его спрыгнуть на амбразуру. И вот Гершман! Кто бы мог подумать! Сам совершил подвиг ценою жизни!

30 июля 1943 года выдался прекрасный солнечный денек. Березовая роща возле медсан-бата радовала глаза и уши раненых и медперсонала зеленью и пением птиц. Птицы просто ра-зорались в тот необычный день, и выздоравливающие бойцы наперебой спорили – какие в Бе-лоруссии соловьи курские или нет? Споры были настолько жаркие, что больной мигренью Ма-рик Гершман не выдержал и выбежал из своей палаты с оглушительным криком:
- Заткнитесь! Дайте отдохнуть, козлы! Пришибу балалайкой яйца, сами соловьями ста-нете!
- Марик, ты чего? Окосел что ли? Мы с ребятами сами отдыхаем, а ты на нас кричишь. Нехорошо… Вот ты лучше скажи, какие это соловьи поют? – дельно утихомирил Марика рядо-вой Миша Мерзликин, он был в хорошем настроении и не хотел ненужных ссор.
- Это вообще не соловьи, орнитологи вы чертовы! – Засмеялся явно успокоенный Марик. – Это… иволга, черный дрозд и пеночка.
- Нет! Сам ты пеночка! А это Соловьи! – Привстал капитан Ширко Павел Семенович. – Это соловьи! – снова повторил капитан. – И я докажу тебе это, жидок! Ты сам у меня иволгой станешь.
Капитан наглой походкой подошел к Гершману и неожиданно пнул ему между ног. Ма-рик от боли и чувства обиды пригнулся и тут же получил коленкой по лицу. Ширко доказывал, что в роще поют соловьи настолько убедительно, что Марик решил согласиться, поскольку не находил доказательств обратного.
- Павел Семенович, Павел Семенович, это соловей! Я понял, я разобрал! Хватит. Не на-до. Я ошибался. Со слухом что-то… Утесова давно не слушал,— Плакал какой-то сам на себя не похожий Марик. Он был жалкий и сгорбившийся под увесистыми кулаками капитана. Однако Ширко настойчиво продолжал его убеждать на глазах изумленных раненых коллег и медперсо-нала, которые только одобрительно поддакивали старшему по званию:
- Так ему, Павел Семенович… Ему же наука будет, эта… ###########, мать ее так… Учите его, учите, пусть знает соловьев.
Лишь Миша Мерзликин бесстрашно заступался за Марика:
- Не надо так сильно, товарищ капитан. Он не такой уж плохой парень. Успокойтесь, вы же убьете его. Жалко ведь потом будет,— говорил он это спокойно и нудно, но, увидев, что Ма-рик уже харкает кровью, забеспокоился и побежал в замаскированный свой медицинский дом. – Людочка, ты, там… беги… там Марика капитан лупит… Как бы не прибил! – сбиваясь зачастил Миша, что для него, болтуна и бабника, было непростительно.
Людочка Карапузникова мигом схватила дежурный костыль и понеслась к месту варвар-ского избиения самого любимого из всех своих пациентов. Она наотмашь ударила капитана Ширко костылем по затылку и… Павел Семенович упал, от неожиданности потеряв всякий ин-терес к окружающему миру. Людочка взяла на руки истекающего кровью Марика и унесла его на отведенную ему койку, где основательно замотала его истерзанное тело бинтом и установила растяжки.
Славного капитана Ширко оставили в лежачем состоянии около березовой рощи – слу-шать его соловьев. Бойцы очень опасались его тревожить, зная о полученной им контузии во время боя под Прохоровкой и вследствие её обострившейся паранойи. Они не догадывались, что он уже приказал долго жить, что для медички Людочки (так называл её Маричек) грозило очень неблагоприятными последствиями.
На её счастье над их тщательно замаскированным медсанбатом пролетал немецкий ас-бомбометатель Ганс Рейхшнауцер. Он полмесяца искал по личному указанию фюрера «русиш-швайн-мед-сан-бант» и вот 30 июня 1943 года таки нашел. Однако он бы ни за что его не на-шел, если бы не цистерна «русиш-шнапса», отвоеванная безжалостными немецкими карателя-ми-мародерами у русских партизан, в свою очередь отцепивших её от состава с надписью: «Всё – для фронта! Всё – для победы!» Выпив литр этого шнапса в ночь перед 30 июня Ганс Рейх-шнауцер сразу понял, где находится «русиш-швайн-мед-сан-бант». Он мгновенно осознал, что это возле поселка Выпивохино, около которого он уже не раз летал, но ничего не обнаружил, кроме говна, поскольку не употребил чудодейственного «русиш-шнапса».
И вот он летел над нашим медсанбатом и отчетливо видел его, поскольку уже не был «ни в одном глазу», но поскольку он уже не был «ни в одном глазу», то он не был уже и асом-бомбометателем немецкого «люфтваффе». В результате он сбросил весь боезапас не на «русиш-швайн-мед-сан-бант», а рядом – прямо в аккурат на Павла Семеновича Ширко, от которого да-же мокрого места не осталось, лишь огромная воронка зазияла коричневым пятном возле див-ной березовой рощи.

Несмотря на трагическое избиение, Марик Гершман выжил. И главное, когда коман-дующему войсками западного фронта станет известно, что Герой жив, будет очевидно – Герой действительно сильно пострадал.
- Герой Марк Гершман жив! – доложил сержант Иволгин командующему, когда тот рас-сказывал о Герое в родном полку этого Героя, взрастившем этого Героя.
- Как?! Он же посмертно?! – раздосадовался командующий. – Он же накрыл бомбу ог-ромной разрушительной силы… Как же это? Как?
- Да вот выжил… Но вот уже почти полгода с медсанбатом вдоль линии фронта разъез-жает, в госпиталь не желает отправляться. Говорит: выживу, сразу в родной полк, в родную ро-ту, в свой дружный взвод. Героический парень! – заливал замком пехотного полка по общим вопросам майор Померанский Прохор Севастьянович.
- Ладно,— махнул рукой командующий фронтом,— придется вручить Звезду и документы переоформлять. Да и родственникам сообщить надо, а то думают – погиб Герой,— заключил ко-мандующий. Он уже пришел в себя и перестал бояться, хотя знал, что товарищ Сталин за такую оплошность по головке не погладит. «Как так? – скажет товарищ Сталин. – Как вы покойника с живым спутали? Какой вы генерал, если не знаете, что там у вас под боком творится?» «Нет… а я могу сказать,— подумал командующий,— что он погиб, но его спасла наша медицина народная – просто сшила разорванные куски в одно героическое тело.»
На следующий день командующий войсками западного фронта Василий Данилович Со-коловский был в медсанбате вместе со своим штабом. Встречал его Иван Давидович Молькин, заранее предупрежденный о прибытии начальства. Он едва стоял на ногах не столько по при-чине сильной боязни, охватившей его как только он услышал фамилию Соколовский, сколько по причине снятия напряжения, возникшего вследствие этой боязни.
- Здравия желаем, Василий Данилович. Мы весьма рады вас видеть… Все очень рады,— еле двигал языком Иван Давидович. Добрые глаза его ничего не выражали кроме любви к ближнему и желания поспать.
- Вы пьяный? – Удивился командующий. – Заберите этого алкаша, ребятки. Он больше врачом не работает! – скомандовал он, разгоняя руками пропахший кровью медицинский воз-дух.
- Вы чего? Я же профессор! Я же хирург! Я же врач! – трезвея на глазах, растерянно ле-петал Молькин.
- Был врач!
- Есть. Я – врач.
- Был врач, а будешь зек. Там люди, бойцы раненые гибнут у тебя в операционной! Там Гершман – герой уже полгода лежит больной, а мог бы еще один подвиг совершить! Не лечишь ни хрена, гражданин бывший хирург! – оттарабанил по-военному четко и по коммунистически ясно командующий и покачал своей лысеющей головой.
- Погодите… Я подготовил себе смену. Там у меня в операционной Людочка Карапуз-никова. Она меня заменяет, иногда,— стал оправдываться Иван Давидович, еще не понимая, что сам себя губит.
- Так… уберите его. Он уже и замену подготовил, сволочь!
- Как его? По закону военного времени? – переспросили солдаты.
- А какое сейчас время? – глядя на часы, сказал командующий, и без заминки переклю-чился на лирический лад. – Ладно, с этим кадром всё ясно. Пройдем лучше внутрь операцион-ной,— с ленцой предложил он своим штабным.
В операционной на серых столах лежали полностью голые мужские тела. Возле второго стола вертелось пять женщин в белых халатах, закапанных кровью. Одна из них, самая молодая и привлекательная для генерала Соколовского, что-то усиленно перерезала в молчаливом теле, то и дело спрашивая тампон, щипцы, иголку и нитку. На угловом столе генерал заметил уже использованное мужское тело, усиленно орущее непонятными словами, из которых генерал ра-зобрал только «ихь» и тут же понял, что перед ним немец, вернее фашист. Он дико орал свои звериные слова и корчился от боли. Генерал не выдержал и, подойдя к врагу, заткнул ему глот-ку кровавой салфеткой, лежавшей до этого на полу. Тело затихло…
- Кто заглушил пациента? – серьезно возмутилась самая привлекательная для генерала девушка со скальпелем и нахмурила брови.
- Это сделал я – генерал Соколовский, командующий этим фронтом,— заигрывая, сказал сорокашестилетний военачальник, словно ему исполнилось восемнадцать лет во второй раз в жизни.
- Да? Вы – Василий Данилович… Тогда пройдемте во вторую палату, где лежит Герой Гершман. Пойдемте, пожалуйста,— дельно предложила самая привлекательная девушка для ге-нерала и сразу вышла из операционной, на ходу вытирая симпатичное лицо о замаранную кро-вью белизну халата.
- Но вы же не закончили операцию? – заискивающе поинтересовался генерал. – Вы же там скальпель из живота не выдернули.
- Не переживайте, этот боец не в первый раз к нам попадает… А девочки закончат, они всё могут. Тем более, я для них скальпель в нужное место уже воткнула, так что справятся. Не беспокойтесь,— улыбчиво ответила привлекательная девушка так, что генерал покраснел и по-молодел до восемнадцатилетнего возраста.
Они медленно ковыляли по голой земле между изготовленных из серого от грязи бре-зента стен. Вот их взорам открылась вторая палата, в ней размещалось 20 коек с выздоравли-вающими воинами. Поскольку они выздоравливали, они мирно спали в эти утренние девять ча-сов, никак не ожидая случая увидеть командующего их личным фронтом.
- Здравствуйте, товарищи солдаты! – выпалил, как будто был на параде, генерал-полков-ник Соколовский.
После знакомых до боли слов выздоравливающие проснулись и от неожиданности попа-дали со своих коек. Тут же опомнились и постарались вскочить. Однако удалось это единицам, поскольку остальные оставались с еще весьма израненными органами.
- Здравия желаем, товарищ Генерал! – проорали вразнобой выздоравливающие бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии, застыв в непонятных позах.
- Где тут обитает Марк Гершман? Герой Советского Союза Марк Гершман,— с радостью спросил довольный собой генерал Соколовский.
- Вот он, товарищ генерал,— ответили все, кто был в палате и в том числе самая привле-кательная для генерала девушка. Именно она наиболее точно указала койку, где покоилось из-раненное тело Марика. Оно было замотано с ног до головы белоснежным бинтом, растянуто че-тырьмя гирями и придавлено тремя гантелями. На теле не имелось ни одного живого места за исключением двух аккуратных дырочек в бинте, куда смотрели глаза Героя.
- Здравствуйте, Марк Соломонович! Наше Советское Правительство и лично наш вождь и учитель, Верховный главнокомандующий, товарищ Иосиф Виссарионович Сталин присвоили вам посмертно Звание Героя Советского Союза. Но раз уж вы живы, я вам вручу эту Звезду Ге-роя. Храните и носите ее на здоровье! Надеюсь, что вы вернетесь в наши стройные ряды нашей доблестной Красной Рабоче – Крестьянской Армии, и еще отомстите фашистскому зверю за причиненные вам и нам страдания! – сказал и облегченно вздохнул Василий Данилович. Его очень обрадовал израненный вид Марка Гершмана.
«Он действительно накрыл бомбу! – восторженно думал генерал. – Надо же, уже полго-да прошло, а он еще весь в бинтах… Во как его искорежило! Просто диву даешься, до чего жи-вучь человек… Ведь даже блоху проткни иголкой – издохнет ведь сучка… А человек, особенно еврей… Нет, живучее человека зверя нет! Вот и этот, ведь уже помер, а стоило замотать в бинт и дырочки для глаз прорезать, и хоть бы что ему… лежит себе полгода, Звезду Героя дожидает-ся.»
- Служу Советскому Союзу! – красивым голосом сказал Марик, не найдя более нужных и поэтичных слов, чем окончательно вывел генерала Соколовского из философских раздумий.
- Вот это воин! Вот это да! Вот с таким в разведку можно идти хоть к самому Адольфу Гитлеру. Фюреру, едрить твою налево,— радостно подмигивая самой привлекательной для себя девушке, сказал генерал и прицепил Звезду Героя прямо на бинты, намотанные на нужной гру-ди Марика Гершмана.
- Товарищ генерал, спиртиком бы ее помыть,— заботливо прозвучали и громко аукнулись в генеральском сердце выздоравливающие голоса.
- Где у вас спирт? – обратился ко всей палате генерал.
- Вот он,— Игриво вынула пузырек из халатного кармана самая красивая для генерала девушка,— этиловый, медицинский, девяносто пять градусов.
Генерал нежно принял пузырек, откупорил крышечку и аккуратно полил спиртом Звезду Героя, прикрепленную к самому Герою.
- Никогда не приходилось обмывать спиртом Звезду Героя и самого Героя. Спасибо вам за это, товарищ Гершман,— Василий Данилович радовался как ребенок, было видно, что ему очень нравится Звезда Героя, ему её просто не хватало…
Полив Звезду и Героя, Василий Данилович погрустнел и с целью избавления себя от грусти выпил всё, что ещё оставалось в пузырьке. И так он это хорошо и красиво поглотил, что раненые бойцы невольно выделили слюнки. Не выделил их лишь Марик Гершман, он молча изнемогал от боли,— Жгло продезинфицированные спиртом раны, и Звезда Героя впивалась в нежную кожу.
- Товарищ генерал, а когда мы всю Белоруссию отвоюем? Очень уж хочется, чтобы нем-цы наших соловьев с насиженных мест в свою Германию не согнали,— шутливо спросил, не по-нимая важности намека в шутке, Миша Мерзликин. Мише очень понравился генерал Соколов-ский, он принял его за простого деревенского мужика от сохи. Вообще-то именно так все и бы-ло, только вот генерал ушел так далеко от своей сохи, что только деревенский вид и остался. Вид этот проявлял себя, когда генерал пил спиртное, а затем исчезал без остатка.
- Скоро, товарищи воины, месяц или два, и мы вобьем фашистскому зверю осиновый ко-лышек между лопаток. А что касается соловьев, то и они будут петь на просторах советской Бе-лоруссии. Будьте покойны,— так по-отечески взбодрил солдат Василий Данилович, но при этом шепотом добавил своей охране: — Жорка, пойди перестреляй-ка соловьев, а то этот солдат… вон он лежит… подозрительный. Как бы он через этих соловьев почту с секретными сведениями не передал. А ты, Оська, проследи тут за ним, этим подозрительным, чтобы духу его здесь не бы-ло. На Колыму его субчика, пускай там соловьев слушает.
- Василий Данилович,— скромно обратилась к генералу самая красивая для него девуш-ка,— пойдемте пообедаем. Вы наверное проголодались с дороги?
- С удовольствием, только я вас к себе приглашаю. Тут со мной передвижная кухня, как раз возле вашей березовой рощи стоит-дожидается,— генерал ловко пропустил понравившуюся девушку вперед и довольный прошептал своему заместителю, который бегал за Соколовским, словно хвост за собакой: — Я тут, Коля, задержусь до утра, а вы давайте-ка дуйте в штаб. Да… пока меня нет, ты вместо меня.
Рядовой Герой Марик Гершман видел и слышал, а главное чувствовал мысли генерал-полковника Соколовского. Он даже пытался встать, но пудовые гири растянули его так надеж-но, что он даже не шевельнулся. В душе Марика появилась ревность, она мечтала убить буду-щего маршала Соколовского, но Марик был полон патриотизма и приказал изменнице утихо-мириться. Герой во имя светлого полководческого ума Василия Даниловича мог пожертвовать всем и даже самым святым – Людочкой Карапузниковой. Тем более что до него она наверняка ему изменяла,— предположил Герой и успокоился окончательно. Он и представить не мог, вто вся палата испытывала те же чувства, поскольку Людочка для всех была самой верной и самой привлекательной девушкой и к тому же – спасительницей.
Помолодевший командующий западным фронтом шел с самой заветной для себя девуш-кой под лучами веселого белорусского солнышка. Он очень стеснялся первым начать разговор, даже чихнуть не смел, чтобы не испортить впечатления. Бравый генерал, ежедневно посылаю-щий на явную гибель тысячи дорогих его сердцу советских людей, был подстрелен стрелой Амура. И это было неудивительно, за два года военных действий он только два раза встретился с женой в интимной обстановке. Правда, он ежедневно общался со своей секретаршей Клавкой Любавкиной, но это скорее был генеральский долг перед сослуживицей, чем любовь. Долг этот был нечто вроде всеобщей штабной повинности и за год исполнения настолько приелся, что уже и исполнялся по инерции, вызванной самой Клавкой.
- Василий Данилович, обратите внимание,— на генеральское счастье не выдержала самая привлекательная для него девушка,— здесь немецкий ас-бомбометатель,— Она указала на ворон-ку диаметром 30 метров,— зверски убил бравого капитана-танкиста Павла Семеновича Ширко.
- Это он ради одного танкиста весь свой боезапас высадил? – обрадовавшись веселой те-ме, быстро заговорил Василий Данилович.
- Да такого, как Ширко, меньшим числом и не прибить было,— смело заявила девушка.
- Слушайте,— опомнился генерал, подавая очередной знак своим штабным удалиться,— а ведь мы с вами так и не познакомились.
- Ой, извините… Я медсестра Людмила Ивановна Карапузникова,— Людочке уже мни-лось быть Соколовской, ведь она сразу почувствовала, что генерал клюнул на неё до такой сте-пени, что помолодел лет до восемнадцати. Это ей очень льстило, но она всё же ловила себя на мысли, что любит своего Марика, своего Героя Марика Гершмана. Но ведь и Соколовский ге-рой…
- Так я и думал… Вы смена этого подонка Молькина. Поэтому разрешите вас поздра-вить: вы больше не медсестра, а врач, хирург, заведующий этим медсанбатом,— Генерал при этих словах улыбнулся и неожиданно сам для себя стал целовать Людочкину руку. Он не мог ею насытиться, и все прежние воинские забавы показались ему ничтожной игрой – жалкой за-менительницей телесных наслаждений.
- Ну что вы… Наш хирург и заведующий – знаменитый профессор Молькин. Вовсе он не подонок,— Людочка продолжала закатывать рукав.
- Был Молькин, а будет Карапузникова,— Жадно добирался до заветного плечика гене-рал, при этом его начинающаяся лысина покрывалась глянцевой пленкой последнего желания, свойственной всем мужчинам на излете молодости.
- Я же ничего не окончила. Василий Данилович, я ничего не понимаю,— всё понимая, удивлялась Людочка.
- А что тут понимать? Вражина, немецкий прислужник ваш профессор. Он сегодня спе-циально напился, чтобы саботировать операции над советскими бойцами. Слава партии, что вы научились поднимать боевой дух солдат своим скальпелем,— уверенно сказал генерал и прекра-тил лобзания.
Людочка с недоумением смотрела на него, расправляя рукав.
- Что вы собираетесь сделать с Иваном Давидовичем? Постойте, ведь он же еврей… Как он может быть немецким прислужником?
- Не беспокойтесь, он прислужник. Но с ним уже ничего не будет, его должны были мои ребята расстрелять по закону военного времени,— генерал прислушался и удовлетворенно доба-вил: — Вот слышите… добивают.
Из березовой рощи доносился шквал автоматических очередей, выстрелов из винтовки, пистолета, гранатомета, скрип падающий деревьев. Никаких соловьев, иволг, пеночек или че-канов слышно не было,— гремела священная война.
- Ничего себе Иван Давидович дает, теперь я понимаю, почему он только три клизмы разрешал ставить, вражина,— по шутливому негодующе произнесла Людочка.
- Нет, ха-ха-ха,— засмеялся генерал,— я ошибся. Это Жорик ваших соловьев добивает, чтобы они наши секреты врагам не выдали. Ведь тот парень, что о соловьях в палате спраши-вал, тоже чей-то шпион. Он этих соловьев специально приручил для передачи секретных сведе-ний в штаб Вермахта.
- Мишка Мерзликин? – Людочка покраснела за своего прежнего возлюбленного, но не потеряла при этом чувства юмора. – То-то он погибшему капитану Ширко про соловьев расска-зывать не давал…
- Вот-вот, у вас тут не медсанбат, а логово фашистских приспешников и шпионов. Так что принимайте дела… А я, раз такое дело, вам этой ночью помогу с документами, в штабе я на этом собаку съел.
- Спасибо, Василий Данилович.
- Не за что, Люда… Давайте лучше поедим! – предложил генерал, потому что очутился возле своей полевой кухни. – Сергей Донатович, накладывай что ты там приготовил. Угощай-тесь, Люда,— Генерал собственноручно подал тарелку с прекрасным украинским борщом своей любимой медсестре. То же самое он проделает и с фаршированным цыпленком, и с шашлыком, и с вином, и со всем остальным, что Людочка уминала за обе щеки.
- А можно я что останется раненым отнесу? – спросила Людочка, помня о Герое Совет-ского Союза Марке Гершмане.
- Не нужно,— благоразумно заметил Соколовский,— Не нужно малокалорийную гене-ральскую пищу отдавать выздоравливающим воинам-героям. Они же ослабнут совсем… Кто же тогда фашиста из Белоруссии станет выгонять?
- Долго и упорно помолодевший генерал просвещал Людочку в премудростях сложной полководческой работы, где всё необходимо предусмотреть: и живую силу противника, и не-живую его технику, и ум или тупость немецких командующих, и сознательность местного на-селения нашей Советской родины, которая не везде достаточно высока. Самое же главное – это побольше своей живой силы перед боем заиметь, ведь главное – это пехота, которая и размини-ровать может, и в атаке ей равных нет, поскольку не пойдет же танк в рукопашную. «Куда ему танку,— поняла Людочка Карапузникова,— он ведь железный. Вот накроет он мину и нет танка, а вот если человек мину накроет, то его хоть и разорвет на мелкие кусочки, так не страшно – придет какая-нибудь советская обученная по всем правилам медсестра, соединит эти кусочки, и жив этот человек… Ждет шанса на новый героический поступок.»
- Так заговорил Людочку к ужину Василий Данилович, что она напрочь забыла своего Героя Марика Гершмана. Но только они было собрались отправиться в березовую рощу, очи-щенную от всёвидящих немецких соловьев, как Жорик и Оська привели к передвижной поле-вой кухне врагов: хирурга Ивана Давидовича Молькина и рядового Мишку Мерзликина. Враги были изрядно побиты и вряд ли соображали куда их ведут, к тому же Жорик и особенно Оська подгоняли их сзади прикладами своих винтовок, сопровождая это обидными для фашистских выродков словами: «Ну идите, подстилки фашистские… Хотели нас вокруг пальцев обмат-нуть… Выкусите, засранцы, нас не обманешь! Это мы вашего фюрера засратого обманем, да еще Еву Браун изнасилуем вместе с ее прелюбодеями гимлерами и риббентропами… Ну, пол-зи, говно нацистское!»
- Почему вы их не расстреляли? – от неожиданности хлопнул в ладоши Василий Дани-лович. – Ну хер-урга-то вы должны были по закону военного времени…
- А они признались, что фашистские прислужники! Но еще остальную агентуру свою грёбаную не выдали, падлы блохастые! – провопил противным голосом Оська.
- А… ну, хорошо. Молодцы, ребята! Раскололи этих сволочей, изменников родины, вы-родков,— сказал довольный Соколовский, чувствуя приятный запах свеженьких орденов, скорее всего первой степени.
- Мы их сразу раскололи. Оська их пару раз оглоблей по балде огрел, так этот хирург, сволочь, сразу по-немецки заговорил… что-то вроде гипертрофирум аборетум или аргентум вакциниум,— радостно выложил Жорик.
- Да. А вот этот рядовой на своих соловьях попался. Я его спросил: «А куда соловьи твои, если немцы придут, улетят?» На что этот подонок ответил: «А хрен их знает, в Германию наверно»,— произнеся это, Оська снова озверел и ударил Мишу Мерзликина в живот, после чего направился к столу, но вновь опомнился и вернулся назад с целью врезать по морде Ивану Да-видовичу Молькину.
- Ладно, ребята, по медали вы уже заработали. А ими теперь НКВД заниматься будет. Я с этими ребятами встречался, они свое дело знают. Уведите их куда-нибудь и свяжите покреп-че,— Стерев пот, завершил дело командующий войсками западного фронта генерал-полковник Соколовский. – Фу, утомился… и вот так, Люда, каждый день! А ведь нам еще завидуют.
- Василий Данилович, у нас медсестер тоже работа не лучше, каждый день этих раненых вытаскиваем из-под осколков и почвогрунта. Каждый день со смертью сталкиваемся. Я в пер-вые месяцы, после каждого смертельного случая плакала, в истерике билась. В общем тяжело было. А теперь привыкла, даже смеюсь, когда молоденькие необстрелянные медсестры в обмо-рок падают. Почерствела, наверное.
- Да бросьте, Людочка, вы не почерствели, просто-напросто привыкли, а это естествен-но. Я ведь тоже раньше всех жалел, не верил, что мой вчерашний товарищ, оказывается преда-тель. Но товарищ Сталин научил быть бдительным. Да и факты налицо, враг он ведь враг и есть, он, как и волк в овечьей шкуре – всё равно волк. Ладно, что мы всё о грустном… Вам же дела принимать надо. Конечно жаль, что у вас нет докторского диплома. Плохо это… хирурга подослать могут. Но пока это не произошло, вы здесь врачом и заведующим будете, а я уж по-стараюсь, чтобы вы этим врачом стали. Видел я, как вы ловко скальпелем орудуете.
- Вы мне льстите,— Людочка даже вспотела, отчего принялась вдохновенно трясти кон-цами своего закапанного кровью халата между ног.
- Нет… нисколько. Пойдемте в кабинет Молькина,— ласково проговорил Василий Дани-лович, срываясь со своего генеральского кресла, которое он всегда возил с собой в качестве та-лисмана.
Кабинет Ивана Давидовича Молькина находился в самом конце лихо разделенного на палаты блиндажа. Поэтому идущий в его кабинет неизбежно проходил возле палаты с выздо-равливающими. И как бы не желал Соколовский миновать палату, ему это не удалось, и замо-танное бинтом тело Героя вновь представилось ее глазам. Людочка же напротив очень хотела посмотреть на своего Марика – она любила его за веселый, хотя и взбалмошный характер, за незлобивость и кажущуюся детскую наивность, а главное за умение рассказывать истории из своей или чужой жизни… Но из жизни, из настоящей жизни с подлинными страстями, с верой в будущее, которой возможно и не было никогда, но которая всегда сквозила в рассказах Марика. При этом в тех рассказах не было ничего примечательного. Например, когда сама Людочка пе-ресказывала их кому-нибудь дословно, это никого не трогало. Когда же это делал Марик, то к концу рассказа самый злой человек (как казалось Людочке) добрел и смеялся, попадая под его обаяние.
Сейчас, когда она снова подходила к Марику, он молчал, а генерал Соколовский тянул ее за руку, но Людочка не повиновалась ему, она смотрела на замотанное бинтом тело Героя и вспоминала его историю… не самую веселую, но самую близкую ей. Эта история была о любви – случайной, мимолетной, несбывшейся, но такой трогательно правдоподобной в его устах.

История Марка Соломоновича Гершмана, ставшая любимой
историей Людочки Карапузниковой.
Моя милая Людочка, это очень грустная история о короткой, но всё же прекрасной люб-ви с первого взгляда. Произошла она задолго до революции а одна тысяча восемьсот восемьде-сят первом году, еще до моего рождения. Свидетелем её был мой дед Самоил Исаакович Герш-ман.
В то далекое время в Одессе очень популярны были цирковые представления. И хотя го-род был довольно грязным и не очень прибранным, настроение у людей было солнечное, как само южное одесское солнце, щедро бросающее животворящие лучи на благодатную почву. И это не удивительно, поскольку повсюду плескалось огромное и чарующее теплое Черное море. Корабли с веселыми людьми со всех концов света то и дело приставали к одесскому порту, и приставшие дивились веселью и умным шуткам горожан.
Так вот, неотъемлемой частью этого веселья были цирковые представления с клоунами, магами, прорицателями и прочими шарлатанами, создававшими особый шарм старой Одессы. Однако в том году самый лучший и самый душераздирающий номер, проводимый на самой из-вестной одесской улице – Малой Арнаутской, был номер «Человек на проволоке». Звездой это-го номера был одессит, красавец и острослов, просто хороший парень Абрам Пильсецкий. Он не просто являлся банальным канатоходцем, хоть и шагающим по проволоке на высоте 25 мет-ров с перепадами. Он, Людочка, был очень смешным рассказчиком, а рассказывал он свои ис-тории на ходу с выражениями и песнями, которые пел под гитару.
Представь себе натянутую проволоку… Нет, не одну натянутую проволоку, а несколько таких проволок, натянутых на разной высоте и пересекающихся под разными углами, если смотреть снизу. Да… расстояние от проволоки до проволоки по высоте было почти два метра, и чтобы попасть с одной проволоки на другую красавцу Абраму необходимо было прыгать с двухметровой высоты, но, естественно, не на землю, а на другую проволоку. До земли, Людоч-ка, было 25 метров. При исполнении номера Абрам никогда не страховался, никогда не брал для равновесия шест, потому что в руках его была – гитара… светло-орехового цвета гитара с семью серебряными струнами, издававшими звонкие, протяжные, завораживающие женщину звуки.
Свои головокружительные трюки Абрам совершал каждый день и никогда не брал де-нег. Дороже всего для него были восхищенные глаза публики, радующейся его силе и мужест-ву, и верящей в силу человеческого духа.
Конечно, он имел амурные связи, но, видимо, никогда не любил по-настоящему.
И вот однажды он шел и шел по натянутой проволоке с гитарой и букетом роз, из кото-рого вынимал свежие, красные и такие благоуханные цветы и бросал их вниз зрителям. Цветы падали в благодарные руки прекрасных одесских женщин, которые запоминали этот случай на всю жизнь и навеки забирали с собой благородное выражение лица Абрама канатоходца. Один из цветков Абрам добросил Софочке Перелецкой – одесской красавице и скромнице, очень чистой девушке из семьи прекрасного портного. Когда Абрам увидел ее, их глаза встретились, и они немедленно влюбились друг в друга с первого взгляда.
К сожалению встретиться им было не суждено… так часто происходит в жизни… Она была внизу, а он был под самым козырьком такого синего и завораживающего одесского неба…
В общем Софочка так испугалась за Абрама и так впилась в его глаза своими глазами, так глубоко запустила свой вожделеющий взгляд, что влюбленный канатоходец был не в силах вырваться из этого зрительного капкана. Он двигался по проволоке, не видя куда идет, и лишь всё глубже и глубже проваливался в бездонные Софочкины глаза, продолжая при этом петь и играть на гитаре старую одесскую песенку:
Здрасьте, моё почтенье. —
И от Вовки нет спасенья,
Я приехал вас развеселить.
Зухтер, парень я бывалый,
Расскажу я вам немало
И прошу покорно права – петь.
Вот так не отрывая от Софочки глаз, он шел по проволоке и пел. Шел он медленно, и так красиво он еще никогда не ходил. Вдруг он спрыгнул на вторую проволоку и повернулся, не глядя вперед. Под ним оставалось еще пять проволок на разной высоте. С необыкновенной лег-костью преодолел он четыре проволоки и ни разу не взглянул вперед. Его вела любовь… Да, вела его своим испуганным взором Софочка Перелецкая, она словно пробивала туннель в про-странстве, по которому он буквально летел на крыльях верности и зачарованности, но вернее всего – на крыльях любви. «Но нет у человека крыльев, их не может у него быть!» – думали люди, стоявшие на земле рядом с Софочкой. Они, наверное от восторга, стали хлопать, кричать, смеяться… В результате взгляд, соединявший влюбленных, лопнул, швы туннеля расползлись и на последнем прыжке нога Абрама соскользнула с проволоки, и…
Люди, стоявшие на земле, разбежались, и лишь Софочка плакала над телом бывшего ка-натоходца. Она не смогла поверить в его смерть и вскоре сошла с ума.
Так кто же виноват в гибели Абрама Пильсецкого?
Было выдвинуто много версий, одна правдоподобнее другой… Но большинство одесси-тов сошлись на мнении, что опасное занятие до добра не доведет – вот, дескать, и не довело. Другие утверждали, что постановщик трюков завидовал Абраму, вот и намазал последнюю проволоку маслом. Однако самые внимательные безошибочно установили, что Софочка во всем виновата. Мол, она загипнотизировала канатоходца своей эгоистичной любовью, чем безуслов-но улучшила представление, но на его Абрамово несчастье, она (Софочка) страдала косоглази-ем, чем и сгубила всеобщего любимца.
Лишь моему деду удалось осветить эту тайну, покрытую мраком. На самом деле всему виной – людская злоба, как следствие зависти. Буржуазные зрители завидовали Абраму – его красоте, силе, молодости, таланту, веселости, жизнерадостности. В общем именно завистливые и хлопали в ладоши, чем и порвали нить любви. Правда сами-то они этого не понимали. Да и как они могли это понять, ведь они-то и были судьбой, а судьба слепа, она ничего и никогда не видит, она неизменима и прет напролом.
Но не печалься, Людочка… Даст партия указание, и мы с тобой любую судьбу победим. Время сейчас другое – мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Так что не горюй, я тоже чего-то стою. А уж это «чего-то» стоит очень дорого.
_______________ _______________ ________________ _______________ __________

Прошло время. Прошло весьма много времени. Солнце катилось к своему окончатель-ному на этот день закату. Оно было красное, но не яркое и, как бы не по-военному, доброе. Пахло, просто воняло невесть откуда налетевшей свежестью. Было удивительно тихо для этих мест. Война, конечно, гремела, но дальше. Настолько дальше, что казалось, что это не война вовсе, а весенне-летний гром, тот самый, горячо любимый Тютчевым. Соловьев и прочей жив-ности слышно не было, и Оська с Жоркой мирно спали в своем черном «воронке». Штаб запад-ного фронта давно уехал на место своего постоянного размещения. Только командующий этого фронта оставался в заброшенных войной и боевыми действиями местах. Он молчаливо ходил возле медсанбата, задумчиво куря «Герцеговину флор». Мысли его были слабы и беспомощны, словно трухлявый пень перед топором отборного дровосека: «Что за жизнь… битых три часа жду Людочку, а она, как зачарованная, смотрит на этого Гершмана. Нет, ничего не скажешь, дело это хорошее – смотреть на Героя… смотреть на Героя приятно любому… но ведь он пока-лечен и способен справиться лишь с собственным недугом. А тут есть я – заслуженный человек, в подчинении которого тысячи людей. И к тому же я желаю оказать посильную помощь в раз-боре документов. Да ну их… О чём я думаю? Какие документы? Я Людочку желаю! И что я, старый опентюх, здесь стою как пацан, будто женщин не изучил… Она же ясно повыкобени-ваться хотела, вот и уснула возле этого Героя. Пойду-ка я и займусь известными документами. Надо бы часам к пяти утра закончить все эти светские беседы, а то в штабе дожидаются. И не дай бог… Тьфу ты черт! Какой бог? Его же нет! Не дай отец народов! Вдруг наш Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин захочет со мной поговорить… Нет, об этом лучше не думать.»
Убедив себя в своей неотразимости, всё еще помолодевший Василий Данилович Соко-ловский шаркающей кавалерийской походкой заковылял к палате для выздоравливающих.
На двенадцати из двадцати коек палаты сидели раненые и бурно обсуждали злободнев-ные проблемы, не выходившие за территорию медсанбата. Генерал тихонько пристроился возле проема и, затаив дыхание, стал слушать…
- Вася, а ты видел, как Ивана Давидовича увели эти двое подручных генерала?
- Да. Я как раз из туалета возвращался. Вы же знаете, у меня простатит, а тут жуткие бо-ли были, так что не то что с бабой справиться бы не смог, так и опростаться по полной не су-мел. И куда только этот Молькин смотрит, вернее, смотрел. Я ему каждый день о своем недуге говорил. Ведь сил уже никаких нет… Вы-то мне, братва, верите или нет?
- Слушай, Вася, ты уже всех своей мочой заманал! Ты про Молькина расскажи. Что там с ним делали?
- Ну вот иду я, значит, из туалета и чувствую, мочи еще полмочевого пузыря.
- Слушай, прекращай а!
- А тут слышу, Молькин перед генералом оправдывается. Он, видно, напился вчера ве-чером, спиртяги-то у него море. Это он нам его не дает, а сам-то каждый вечер желудок дезин-фицирует. Но генерал его сразу раскусил: Вы,— говорит,— пьяный. Вы саботируете лечение со-ветских воинов, поэтому, ясное дело, вы враг, гражданин Молькин! Ну тут он приказал Моль-кина забрать и расстрелять… Ну, те же два орла, что нашего Мишку Мерзликина его и забрали.
- А всё-таки я, мужики, сомневаюсь… Иван Давидович хоть и сволочь порядочная, а ме-ня спас. И ноги мне по его милости не отняли. Вон Людочка спит, так она бы отняла. Как толь-ко она стала Молькина заменять, так сразу инвалидный стандарт пришел.
- Тихо, тихо… а то услышит…
- Не боись, Вася! Если она тебе больной орган отрежет, то моча легче проходить будет.
- Не верите вы мне, ребята. Вы прямо как Мишка Мерзликин, такие же Фомы неверую-щие. А ведь его тоже забрали.
- А вот тут я думаю вовсе неправда. Сомневаюсь я, чтобы Мишка что-то нехорошее сде-лал. Да он любого из нас мог защитить. Такой добрый парень был, никому «насрать» не сказал.
- Ага… не сказал. Он меня мочегонным механизмом называл, а сам эротическим меха-низмом был. Он у нас только с неделю пролежал, а уже про всех медсестер представление имел. Явно что-то враждебное замышлял, я его быстро раскусил.
Постояв возле палаты, Василий Данилович понял, что среди бойцов имеются очень соз-нательные экземпляры. По его мнению таким экземпляром был Вася, несомненно понимавший мудрую стратегию партии. Прочие же в подавляющем большинстве являлись искренне заблу-дившимися в дебрях буржуазной пропаганды, и с мини было необходимо провести надлежа-щую политучебу.
- Добрый вечер, товарищи солдаты! – радостно по-парадному гаркнул генерал-полковник Соколовский и со звоном шагнул в палату. В ней мгновенно установилась гробовая тишина, под покровом которой каждый раненый боец основательно полоскал свои мозги с це-лью припомнить – не сказал ли он что-то непотребное для ушей командующего западным фронтом. К собственной радости никто ничего подобного не припомнил, и поэтому в едином порыве раздалось неизбежное:
- Добрый вечер, товарищ генерал-полковник!
От такого громкого рыка проснулась и Людочка Карапузникова, которая неожиданно для себя засмотрелась на Марика и, зачарованная его белым бинтом, прикорнула между сдав-ливающих тело Героя гирь. Она долго не могла понять, где находится, и с опаской смотрела по сторонам. Увидев Марика, она успокоилась, а увидев генерала, немного испугалась, хотя лицо Василия Даниловича было преисполнено прямо-таки морем отцовской доброты. Это море доб-роты было выработано специально для солдат, отправляющихся в бой, и оно сильно повышало их бойцовский дух, ведь некоторым особо внушаемым солдатам, чтобы пойти в атаку требова-лось мысленно представить товарища Сталина. Но по причине удаленности этого светлого об-раза им это не удавалось, и вот тут срабатывал принцип взаимозаменяемости несравнимых ве-личин – взору бойцов являлся добрый батька-генерал Соколовский в образе усатого вождя, не требуя взамен ничего кроме воинской доблести.
- Добрый вечер, Людмила Ивановна… Людочка,— по-отечески сказал помолодевший Ва-силий Данилович и, не дожидаясь ответа возлюбленной, обратился к раненым: — Товарищи бойцы, несмотря на то, что в вашей палате находится всем известный Герой, в ней находился хорошо — законспирированный враг, который с помощью находившихся в вашей роще соловьев передавал фашистам наши секреты. Сейчас он полностью обличен и обезврежен. Также мате-рым фашистским приспешником оказался и ваш хирург, заведовавший этим передвижным мед-пунктом – Молькин Иван Давидович. Он саботировал лечение поступающих раненых бойцов. Им место в лагере, туда им и дорога – фашистским гадам! Взамен вам временно назначается главным врачом и заведующим – Карапузникова Людмила Ивановна. Прошу вас, Людмила Ивановна, принять дела… Также, товарищи солдаты, прошу всех, кто что-нибудь знает о пре-дательской деятельности Молькина и Мерзликина сообщить об этом. Да… кто такой Вася с простатитом?
- Это я, товарищ генерал,— С койки приподнялся красивый интеллигентного вида темно-волосый человек, лет 35. Правда, в лице его было желание подлизываться и угождать. Он стоял и как бы извинялся за себя незнающего, что от него требуется.
- Вот вы, я слышал, были свидетелем преступных деяний Молькина, и как его там…
- Мерзликина! – с радостью, что выдался случай помочь генералу, прокричал Вася.
- Да,— улыбнулся Соколовский. – Так вот, вам следует поехать с нами. Я вижу, что вы выздоравливаете. Так что станете свидетелем в НКВД против этих врагов народа.
- Служу Советскому Союзу! – изобразив радость, сказал Вася. Но на душе у него было паршиво. Он очень опасался НКВД, ведь оно могло найти что-нибудь и на него, и хотя через его ячейку в заградительном отряде ни одна сволочь живой не пролезала, было ему не по се-бе… «Знаю я, как это делается, не понравлюсь и конец, и поминай как звали старшину Сурова Василия Андреевича. Нет, придется пригвоздить этих жмуриков, пусть умоются кровавой мо-чой за мой простатит, черт бы его побрал, » – думал Вася и всё белел и белел, словно его нагре-вали до белого накала.
- Пойдемте, Людочка, дела принимать,— не обращая внимания на страдания старшины Сурова, сказал Василий Данилович уже бывшей медсестре.
В кабинете Молькина было относительно чисто: древесные бревна пахли смолой, а на-тянутый для огородки брезент был мытый не в пример операционному. На бревенчатых стенах висели фотографии, их было штук шесть, и на всех была запечатлена красивая женщина в раз-ные периоды ее жизни, но с одним и тем же человеком. Она улыбалась этому человеку с такой любовью и непосредственностью, что генерал Соколовский подумал: «До чего же она большая артистка. Как это всё приторно и гадко, грязно и неприлично. Это не армия, где всё четко и яс-но… Это – медицина, где, как и в прочей творческой среде, только и играют в любовь. Не мо-жет эта баба его любить! Видел я этого дон Жуана в белом халате…»
- Людочка, а кто это с Молькиным на фотографиях?
- Это? – вертляво переспросила бывшая медсестра с некоторым сожалением. — Это жена его, Лариса Федоровна. Она несколько раз к нам приезжала… сюда. Вот видите, Иван Давидо-вич даже вторую койку здесь приставил.
- Ну и сволочь этот ваш Иван Да-ви-до-вич. Он даже койку у раненых забрал, падла фа-шистская,— негодовал Соколовский, вспоминая, что его собственная жена ни разу к нему на фронт приехать не удосужилась в куда более пригодные для жизни условия… А что касается коек, то и сам генерал в свое время не раз их таскал у своих подчиненных, если того требовала стратегия и тактика не только военных действий.
- Документы находятся вот в этой тумбочке,— сказала Людочка и принялась их вынимать так, будто она с ними давно знакома. – Некоторые я сама помогала заполнять, у меня почерк хороший.
- Прекрасно, что вы с ними знакомы, Людочка. Но я всё же вам помогу,— тут Соколов-ский посмотрел в глаза самой привлекательной для себя девушки и переживательно спросил: — А как там с ранеными? Ваши подчиненные справляются?
- Нормально. У нас ведь большой штат имеется, кроме Ивана Давидовича еще один хи-рург есть. Только он сейчас на самой передовой. А с ранеными наши фельдшера и медсестры одни отлично справляются. Там же ничего сложного нет, всё элементарно: разрезал, вынул, за-шил,— при этих словах Людочка грациозно затрясла концами закапанного кровью халата между своих прелестных ножек.
- Людочка, вы меня покорили. Ваше тело и эти предатели родины – вещи совершенно несовместимые, как ночь и солнце, как война и мир! – Генерал не был настроен на разбор до-кументов и собственноручно сдвинул вплотную ненавистные молькинские кровати. Дрожащие руки потянулись снимать так хорошо сидевшую на теле генеральскую форму. Это было наваж-дение…
Людочка не имела права отказать генералу, она вообще редко кому отказывала… Харак-тер был у нее такой – безотказный… Но любила она только Марика Гершмана, его и только его, всегда давая себе отчет, что он на свете не один.
В пять часов утра по-весеннему летнее белорусское утро было разбужено громким гене-ральским будильником. Генерал Соколовский звучно потянулся и нехотя встал с кровати. Он грустно посмотрел на заспанную Людочку и вздохнувши сказал:
- Вот и всё… Пора идти… Проводите меня, Людочка.
Когда они вышли из кабинета, их встретил обычный для медсанбата запах крови и шум, бесперебойно доносившийся из операционной. Там матерно орал очередной пациент, орал он настолько сильно и выразительно, что Василий Данилович невольно припомнил того наглого немца, гавкавшего вчерашним утром на своем собачьем наречии. Проходя возле палаты с вы-здоравливающим Героем Гершманом, Василий Данилович почувствовал себя плохо – черные мысли Марика достигли его, и он понял силу Героя.
Марик лежал и абсолютно не имел возможности шевельнуться, но он так сильно нена-видел генерала, что вбил себе в голову то, что генерал любит Людочку черной любовью. И в своем утреннем сне он зверски избивал генерала до полусмерти. Марик всегда в своих снах был очень сильный и здоровый, не то что в жизни. В жизни он был хилый и если избивал кого-нибудь, то исключительно словами. Драк же он избегал, а часто просто убегал от них, прячась в укромном месте. Но так было только в тех случаях, когда бой был непринципиальный, в прин-ципиальном же Марик стремился стать идеологом.
Все медики, попадавшиеся Людочке на пути, здоровались с ней точно так же, как и с ге-нералом, на «Вы», потому что она уже вступила в законные права заведующей медсанбатом.

III
Тучка, покрывавшая синее небо души Людмилы Ивановны Карапузниковой, иссякла, вылившись проливным дождем, а образ молодого Марика Гершмана растворился в прошедшем времени. Людмила Ивановна открыла глаза и приподняла запрокинутую назад голову, перед ней лежал ничком Марк Соломонович Гершман. Он был не в себе и ему было худо, но если бы он увидел Людочку, свою бывшую Людочку, то, наверное, ему стало бы еще хуже.
Милиция подкатила на своём «Газике» раньше скорой помощи, и чуть подвыпивший и строгий на вид капитан милиции Амангельды Зуфарович Гизатуллин деловито вылез из маши-ны. Он внимательно осмотрел место происшествия и сразу понял всё по-своему, недаром в сво-ем отделении милиции он был замом и в определенном роде Шерлоком Холмсом.
- Ну ты, бабка, даешь! – удивился капитан милиции. – Какого деда завалила! Вот так вот надо, честь свою защищать! – крикнул он зевакам. – Вот так вот надо отпор сластолюбцам да-вать! – Он подманил пальчиком помощника и сделал предложение: — Николай, давай загрузим нарушителя, пока не очухался болезный.
Из машины выскочил молодой парень и со словами: «Этот нарушитель?» – немедленно пнул Марка Соломоновича в живот.
- Ну зачем же так, Николай, не уважать старость… Он же и так в отключке,— доброжела-тельно утихомирил помощника капитан милиции. Он любил играть роль эдакого добряка-шутника, хотя на самом деле таковым не являлся и постоянно выплескивал свою сдерживаемую энергию на жену, которая терпеливо сносила все его побои. Она была женщина очень русская и оттого очень терпеливая, то есть существовала как в песне: «Милого побои тело лишь бодрят, милого побои молодость хранят.»
Людмила Ивановна не ожидала подобного поворота событий и долго не могла опом-ниться. Она и сама уже было поверила, что защищала свою честь, но рассудила, что вряд ли это правда, поскольку для бывшего друга своего милого ей никакой чести не жалко.
- Вы ошибаетесь! – закричала Людмила Ивановна, когда Амангельды Зуфарович и его помощник Николай забрасывали тело Марка Соломоновича в свой «Газик». – Он на меня не посягал. Он из этой харчевни выпал. Его там избили, голову ему там разбили… фронтовику, Герою Советского Союза!
- Что? – как бы не понимая, переспросил Амангельды Зуфарович и, услышав повтор, за-частил: — Сейчас разберемся, но этого не может быть. Чтобы здесь старого Героя Советского Союза обижали, .. – Он направился в обездверенную харчевню, оставив Марка Соломоновича на асфальте проезжей части дороги около незакрытой дверцы «Газика».
Естественно, что капитан милиции Гизатуллин всё понимал, недаром же его прозвали Шерлоком Холмсом. Просто он мечтал побыстрее замять это мелкое дельце, не связываясь с заведующим харчевни «Гармония У…» Вениамином Глазманом. Амангельды Зуфарович сла-вился умением заминать любое дело, касавшееся известных в городе Ставрополе людей, за что его очень ценили по работе. Он бы мог замять и любое федеральное дело, но на том высоком уровне своих заминателей хватало.
Зайдя в харчевню, капитан сделал знак официанту и сел за тот самый столик, за которым еще два часа тому назад сидел Герой Советского Союза Марк Гершман. Перед умным лицом чуть подвыпившего Гизатуллина маячила наглая и пьяная рожа Стасика Колосовского.
- Товарищ капитан, вы по делу старика? – еле внятно проговорил осоловевший Стасик. – Это мы его разыграли.
- То есть как разыграли? – Гизатуллин терпеть не мог Стасика, но по долгу службы от-носился к главному местному рекетиру уважительно. – Зачем вам этот хрен моченый нужен?
- А мы хотим с него золото стрясти. У него его килограммов пятьдесят припрятано. А где, он даже детям своим не говорит,— Стасик медленно сдирал продырявленные кусочки фоль-ги со своих белых зубов.
- То есть как не говорит? Так может у него и нет ничего. Или сынки молчат..,— капитан решил поддержать разговор, он всегда так делал, когда ему было скучно, и когда разговор мнился глупым и отдохновенным, таким, что невольно можно было представить себя участни-ком пошленького детективного романа.
- Есть у него всё… и сынкам мы верим… мы им все почки отбили, а они всё равно не сказали. Пришлось их в Израиль отправить, подлечиться. А золото у него есть, нам его жена Фрида Львовна рассказывала.
- Фрида Львовна Гальперина его жена? – искренне удивился капитан, осознавая какое наваристое дело закручивается.
Он знал Фриду Львовну как прекрасную специалистку в торговом деле, растратившую несколько десятков тысяч рублей еще в давнее советское время, за что она не только не села, но и даже приобрела всеобщее уважение в стране.
- Да, она… сучка старая. На своего муженька настучала. Давайте, говорит, растрясите его и вам десять процентов достанется. Я, говорит, знаю, что он мне не сознается… А дети мои все в него, недоумки,— подпрыгивая на стуле, верещал Стасик.
- Хороши недоумки со стольким золотом! – облизнулся капитан милиции.

На огромном водном матрасе в глубине своего обширного кабинета лежал и медлитель-но потягивал виски деловой человек, несомненно ведущий американский образ жизни, – это был Вениамин Михайлович Глазман. Он являлся на редкость вежливым человеком, всегда оде-тым на людях в смокинг или костюм, чем мгновенно подкупал знающих людей. Также он был знатным гурманом и заведовал сетью ресторанов, лучшим из которых был «Гармония У…», почему-то прозванный харчевней.
Свой славный жизненный путь Вениамин Михайлович начал пятьдесят лет назад, выпав из материнской утробы недоношенным, что ему в дальнейшем не помешало отлично учиться и учить других уму-разуму. Еще будучи в школе, он сколотил команду преданных себе людей, которых внутри своей аристократической души считал придурками от рождения, обязанными ему прислуживать. В седьмом классе он создал с ребятами тимуровскую команду. В школе на Веню Глазмана за это просто молились и в знак уважения приняли его в Комсомол на год раньше срока. В отличие от других, вступивших в Коммунистический Союз Молодежи, Венеч-ка был настоящим любимцем учителей, поскольку был до того безотказен и вежлив, что можно было просто диву даваться. Он был примером во всем: на уроках отвечал правильно; здоровал-ся, обращаясь по имени-отчеству; планшеты и другие учебные пособия учителям таскать помо-гал; в коридорах на переменах не бегал, а культурно общался с ребятами; но самое главное то, что он здорово шагал в пионерско-комсомольской колонне, где все на него держали равнение. Особенно подкупал он учителей своей безотказностью по части мытья всегда грязных школь-ных полов, которые становились чисты, хотя сам он их не мыл. И дело тут в глубоком уваже-нии к Глазману ребят, которые частенько якобы вырывали из его рук швабру и с чувством дол-га начинали усиленно мыть всё, что им попадалось под руки.
Что касается его тимуровской команды, то о ней ходили легенды. Люди взахлеб расска-зывали, как добрые школьники перекололи все дрова в округе, как один из них ежедневно хо-дит по престарелым согражданам и, узнав об их бедственном положении, с удовольствием по-могает. Одна бабуля с восхищением поведала всему городу, что у неё жутко пил сын, а по праздникам избивал ее в качестве «матери». Так вот, пришел этот Веня с его командой и так этому сукину сыну накостылял, что он всё еще в реанимации отлеживается, осознавая свое ан-тисоциальное поведение. Другая старушка раструбила о выдающихся строительных способно-стях тимуровской команды. Она так красочно восхитилась крышей, которую настелили ей ти-муровцы, что душевные педагоги стали наперебой предлагать починить свои крыши, а лучше и вовсе перестелить их – по его, по Венечкиному, по красивому. Венечка, проявляя безотказ-ность, уже собирался перекрыть шифером соломенную крышу своей школы, но его вовремя ос-тановили, сказав о нехватке средств на стройматериалы и особом шарме старой рабоче-крестьянской соломенной крыши.
Вообще Венечка не был таким уж филантропом, поскольку вырос в семье торгового ра-ботника, а не простого рабочего; рос он в достатке и не заимел рабочей косточки, заимев одну лишь мякоть, которая давно уже загнила на западный манер. И вот однажды весь город был по-трясен страшной вестью, передаваемой их уст в уста: появилась страшная воровская банда, ко-торая, будь она неладная, таскает у стариков деньги, съестные припасы, часы, ковры, серьги, чашки, плошки, поварешки – всё, вплоть до нижнего белья. При этом то, как они забирались в дома, голбцы и ямки, было непонятно. Также «ума-не-приложу» было то, как они всё ловко об-чищали, не тревожа сладкий дневной сон стариков, которые, как всем известно, страдают по ночам бессонницей – «будь она неладная».
Никому и в голову прийти не могло, что это дела всеми любимой тимуровской команды Венечки Глазмана. Венечка был прекрасным психологом – он мог, не задавая лишних вопросов, всё выведать у стариков, которые безвольно расстилались перед ним раскрытою книгой. Ска-жет он какой-нибудь из раскулаченных, мол, как с вами несправедливо поступили, не разобра-лись, всё забрали и ничего не оставили, а та и давай перед ним плакать: да, говорит, всё ироды забрали, даже нижнее белье и то сняли, вот только семейный браслет и пять колец удалось от варваров спасти, храню их и никому не скажу, что они у меня в голбце в красной банке лежат. Попадется ему отчаянная старая комиссарша, так он и ее разговорит. Скажет он ей: «А где вы, бабушка, воевали и сколько вы, наша спасительница, хлеба и золота в закрома родины положи-ли, много наверное? Спасибо вам за это, наше героическое прошлое!» Тут и эта железная леди растаяла и только лепечет, мол: воевала там-то и там-то, и столько вот в закромах родины ею добытого лежит, но и сама она не бедная,— мужу спасибо – надоумил себе немного взять для поддержания жизненных сил, чтобы потом еще больше государству пользы принести; кое-что у нее до сих пор в дровянике закопано. Слушал их слушал Венечка, да и пришел к ним с еще ка-кой-нибудь помощью и унес всё, что ему нужно было.
После обнаружения пропажи старики очень переживали и всех припоминали: и сына, и дочь, и даже партработника, который их с седьмым ноября поздравлял. Только тимуровцы бы-ли вне подозрений. Некоторые старики даже за помощью к ним обращались, чтобы нашли ре-бятки тех иродов, которые посмели замахнуться на самое святое – старость. Некоторые особен-но ушлые старики отчаянно пускали слухи о своем несчастии, однако не сообщали про него в правоохранительные органы, по старой памяти полагая, что частная собственность тюремный режим обеспечить может. Только на Венечку и надеялись старики. А он для пущей веры под-ложил деньги, которые одна бабуля якобы сама перепрятала и забыла. После этого Венечке да-вали целые списки ценных вещей, требующих охраны со стороны его честнейшей тимуровской команды.
Послешкольная жизнь Вениамина Михайловича была не менее яркой и плодотворной. Он окончил экономический институт и стал заведовать торговой базой, плавно заменив своего отца. В середине восьмидесятых, поприветствовав плюрализм и гласность, он уверенно взялся за насыщение изголодавшегося по вкусной пище населения, в чем несомненно преуспел.
В этот летний вечер 1994 года Вениамин Михайлович также работал, совсем несмотря на то, что он лежал на своем огромном водном матрасе, думая лишь о том, как вырвать рыжьё из жадных лап Марка Соломоновича Гершмана. Итак, он работал…
Жизнь текла обычным ручейком, однако подлое предзакатное солнце в обход закрытых жалюзи ворвалось своими беспардонными лучами в его американизированный кабинет и пре-дательски создало причудливые блики на изысканных стенах. Блики каким-то непостижимым образом напоминали ему друзей, которых уже не было в его пасмурной жизни лишь потому, что они его предали, а посему, как говорится, туда им и дорога… «Вон он Борька Козлевич,— разглядел Вениамин Михайлович жирный блик в виде свиньи,— продал меня и захлебнулся в колодце, поскользнулся и утонул. А вот Сашка Чибисов, так он вовсе меня убить хотел, ну и выпал из окна своего дома на голый асфальт. А вот самый забавный блик с оттопыренными ушами… Это Герман Никитин, он у меня столько денег своровал, но и до него добрался Гриша Свиридов, теперь он в фундаменте моей виллы роль арматуры играет.»
Все лирические мысли как и весь душевный настрой немедля исчезли, как только Ве-ниамин Михайлович услышал стук в дверь и трусливый голос официанта:
- Вениамин Михайлович, извините… к вам Амангельды Зуфарович пришел.
- Ладно, иду,— Глазман от души потянулся и нехотя одел свой дежурный смокинг. Дело снова позвало его в путь, в неблизкий путь к ресторанному столику в его ресторане.
Итак, Вениамин Михайлович шел по собственному дивному ресторану, который в по-следнее время из-за поголовного обнищания населения приносил ему мизерный доход. Только свадьбы и поминки знатных людей позволяли еще как-то держаться на плаву. «Благо, что не одни рестораны! – часто повторял Глазман. – Благо, что и Стасик и Трифон со мной заодно!»
Увидев капитана Гизатуллина, бывший тимуровец взял себя в руки и позитивно встрях-нул, извилины его вновь заработали словно мощный компьютер, выдавая новые сценарии по завладению золотом.
- Здорова, Аман! – сказал Глазман, протягивая деловую руку для мужского приветствия.
- О, здравствуйте, Вениамин Михалыч,— смутился Гизатуллин и очень мягко пожал де-ловую руку, как бы опасаясь демонстрировать свою силу. Поэтому когда Глазман в свою оче-редь сжал милицейскую пятерню, суставы капитана неприятно сыграли костяшками.
- Что-то ты совсем ослаб, Аман. Не кормят вас в милиции что ли?
- Кормят, куда они денутся.
- Не похоже… Ты к нам заходи. Видишь, Стасик сильный и спокойный какой, а ведь он у нас питается. Так что заходи…
- Ладно, Вениамин Михалыч. Спасибо.
- И вообще, Аман, давно пора на свободные корма переходить. Ты нам так помогаешь, а можешь еще больше помогать. Ладно, ладно… понимаю, что ты всегда готов,— тут Глазман не-ожиданно встрепенулся и крикнул официанту: — Президентское меню за мой столик! – После таких слов все имевшиеся в наличии официанты мигом позабыли обо всех жаждущих пищи клиентах и выполнили приказ. В считанные секунды лучшие блюда ресторана «Гармония У…» оказались перед одутловатым и потным лицом капитана милиции.
- Ешь, капитан! Ты такого отродясь не хавал, в спокойном приказном порядке сказал Стасик и наткнулся на недовольный взгляд Глазмана.
- Ладно… Кушай, Аман. И давай о деле поговорим,— Вениамин Михайлович был на-строен решительно, но как всегда не торопился, следуя завету пословицы: «Тише едешь – дальше будешь.»
- Я ему уже обрисовал в общих чертах,— заметил Стасик и вновь наткнулся на тяжелый взгляд Глазмана.
- Хорошо… но я сам всё обрисую. Аман, нам нужно золото одного старика. Имеется точная информация, что у него около 50 килограммов. Добыл он их нечестным путем, так что ты, я думаю, понимаешь, что дело чести вырвать жирный кусок у этого старого козла.
- А как он их добыл? – поинтересовался Амангельды Зуфарович, не прекращая есть свою баранью отбивную с хреном.
- А… это смешная история. Например, его баба рассказывала, что он золото из Берлина с маршалом Жуковым привез. Смешно, не правда ли? Такая скотина и с Жуковым? Но мы то проверили, дернули ниточки и выдернули знание. Он был зубным протезистом, тридцать пять лет воровал золото. Сам коронки по форме зубов отливал и сотые доли миллиграммов в свой карман складывал. В отчете одну цифру напишет – стандартную, а на фактический зуб меньше пустит, гад. Он правильно полагал, что никто не проверит. А человеку-то всё равно, лишь бы коронка не истерлась, и зуб не болел, пока челюсти двигаются.
- Ну и что тут плохого: экономика должна быть экономной, и зубное дело тоже может экономить. Что наэкономил – забирай. По-моему это чистая предприимчивость,— шутливым голосом заметил Гизатуллин, ему подобные дела не казались преступлением, он давно был за чистое предпринимательство.
- Конечно, ты прав, Аман… Всё же слишком он много нахапал, и я буду не я, если не от-ниму у него это золото. На кой ему оно, ему жить-то осталось… Вот и Стасик со мной,— реши-тельно сказал Вениамин Михайлович и нежно погладил русую голову Стасика, который начи-нал засыпать, но после нежного поглаживания взбодрился и с интересом стал поглядывать по сторонам, где озабоченно суетились размалеванные ночные бабочки.
Гизатуллин ел фирменных лангустов, чем-то запивал их, культурно промакивал влажные губы салфеткой и очень долго молчал, прежде чем сказал то, что от него ждали:
- Отнимайте, Вениамин Михалыч. А я вам помогу… Ну разве я могу вас бросить… ведь всё-таки в милиции я не последний человек.
- Вот и молодец! – бодро хлопнул капитана по спине Глазман и с добрым выражением лица решил продолжать: — Мы, значит, со Стасиком разыграли этого старика. Его кстати Герш-ман Марк Соломонович зовут. В общем напоили мы его, и на зубы всем постоянным клиентам, это понятное дело наши люди, наклеили дырявую позолоченную фольгу. Думали, расколется старик с испугу, совесть взыграет… Да где там! – усмехнулся Глазман, как бы передавая эста-фетную палочку.
- А он взял и двери железные башкой высадил. Ни хрена себе дедуля! Роги у него что ли выросли благодаря Фриде Львовне,— на одном дыхании выпалил Стасик, словно заправский спринтер, помешавшийся на финишных спуртах.
- Что же вы его обратно не затащили? – медленно входя в роль следователя, спросил Амангельды Зуфарович.
- А вдруг он сдохнет? А так пусть его медицина забирает. Там среди белых халатов этот жук скорей расколется,— вновь как из пулемета прострочил Стасик.
- А что проще никак нельзя было к стенке припереть? – спрашивал совершенно сытый Гизатуллин, потягивая позвякивающий ледком коктейль.
- Бесполезно… он даже родным ничего не сказал, скрывал как юный пенсионер. А жизнь ему совсем не дорога, он же Герой Советского Союза, бомбу грудью накрыл… Такого голыми руками не взять,— безнадежно прострочил Стасик, что было явно не в его стиле. Это сразу под-метил Амангельды Зуфарович:
- Не надо безнадежности… Я предлагаю сдать этого Марка скорой помощи, сложности в этом никакой нет. А тут я видел, бабушка возле него сидит,— Он указал на окно,— Так вот она точно знает этого старика. И к нашему делу ее необходимо подключить.
- Ну и глаза у тебя, Аман! Всё видишь! – с восхищением сказал Вениамин Михайлович, не переставая верить в синюю птицу удачи. – А давай всё-таки дело на него заведем. Всё же он наши двери железные выбил. Закрути-ка это дело. Надо задавить этого Героя Советского Союза со всех сторон, чтобы тыкнуться ему некуда было. А мы тебе за это кило золота подкинем. Уж ты-то наше слово знаешь. Это кремень, а не слово.
- Спасибо, Вениамин Михалыч. Раз такое дело, раскрутим мы старикана. Он у вас и стекло тут разбил,— Капитан милиции грациозно взял свою дочиста очищенную от еды тарелку и швырнул ее в окно, которое покорно разлетелось вдребезги.
- А вот за это, Аман, мы тебе еще полкило подкинем! – обрадовался Глазман, сам не зная чему.
- Послушайте, Вениамин Михалыч. Стасик мне сказал, что вы за десять процентов это всё затеяли. Не уж-то остальное вы Фриде Львовне отдадите? Я не понимаю этого… с вашими средствами ради пяти килограммов золота корячиться…
- Брось, Аман, всё ты понимаешь. Я за пять кило и пальцем не пошевелю… А Фриде Львовне, а какой Фриде Львовне? Нет никакой Фриды Львовны. А если и есть Фрида Львовна, то кто она такая? И о каком золоте собственно речь? Не уж-то Жуков Георгий Константинович с ней поделился? А может быть еще выше, сам Иосиф Виссарионович Сталин отвалил? Мы-то тут при чем? А? – бывший тимуровец был активным игроком и любил вот так вот непринуж-денно болтать. В эти моменты он сам себе казался таким умным, таким сатиричным и иронич-ным, что хоть в Большой театр его приглашай, хоть в комсомольские вожаки. Он и сам пони-мал, что комсомол загнулся, потому что он из него ушел. А с ним бы комсомол цвел и процве-тал, на одни бабушкины пожертвования можно было десятилетиями безбедно существовать.
Воодушевленный беседой Амангельды Зуфарович Гизатуллин вышел в сумрак теплой летней кубанской ночи. Где-то вдалеке стрекотали сверчки, и сердце его сжалось от чувства со-причастности к природе. Он представил себя в своем детстве – там, в далекой Башкирии, где он так беззаботно бегал за кобылками и бабочками, ловил рыбу и слушал пение птиц, и ничего его тогда не беспокоило: ни документация, которая как червяк разъедает его душу, и которую веч-но нужно подгонять под определенный шаблон; ни бандюги, которых обязательно нужно убла-жать, чтобы безбедно жить в этом мире и растить, таких же как и он когда-то, беззаботных де-тей. «Да уж беззаботных,— подумал Амангельды Зуфарович,— донельзя беззаботных, прямо но-ги бы им вырвал до чего беззаботных. Курят свою анашу, сколько раз я их за этим делом ловил, и таблетки наверняка употребляют, а может и ЛСД… Кто их знает… Зрачки у них то сужены, будто нет их совсем, то расширены во все шары, будто черные миндалины. А злые до чего, особенно если что не по ним. А то вдруг добрые, как с цепи сорвались.» Тут Амангельды Зуфа-рович больно запнулся за искореженные железные двери ресторана «Гармония У…» и вспом-нил о своем долге, вернее о службе, что так опасна и трудна. Он внимательно осмотрелся и увидел свой родной милицейский «Газик» без колес, руля и дворников, а главное без шофера и верного подручного своего Николая. Лишь Людмила Ивановна Карапузникова неизменно сиде-ла в своей коляске, только уже не одна – на ней лежало тело несчастного Марка Соломоновича Гершмана, который пригрелся и что-то стонал. Капитан Гизатуллин никогда такого прежде не видел, уж чего он только в жизни не видел – а чтобы сухая старушенция с недвижимыми нога-ми смогла забросить на себя восьмидесятикилограммового старика… Нет, такого он не видел, и если бы ему рассказали, он бы не поверил. Вышедшие на тротуар Стасик и Глазман тоже бы не поверили, и это естественно – все они не знали о героической судьбе Людочки Карапузниковой и об её неистощимой любви к этому утихомирившемуся Герою Гершману.
Все, видевшие это, плакали и уже было хотели отказаться от своих планов и плюнуть на золото, но тут послышался оглушительный рев «скорой» помощи, прибывшей ровно через 4 часа после вызова. Из машины вылезли два человека в белых халатах и, недоумевая, посмотре-ли на загадочную инвалидку и прикорнувшего на ней старика.
- Не поняла,— заверещала женщина,— что это за картина Брюллова «Гибель Помпеи»? Что случилось, бабуля?
- Ничего! – злобно гаркнула Людмила Ивановна. – Человек умирает, а вас дождаться не-возможно! Я вас четыре часа назад вызывала, изверги.
- Не надо выражаться, бабуля,— спокойно сказал врач мужчина. – Вы, я вижу, и сами от-лично справляетесь. Вишь, как вы дедушку пригрели симпатичного. Что это с ним? Напился что ли в этом ресторане?
- Его избили! – возмутилась Людмила Ивановна. – Его головой двери железные вышиб-ли!
- Нет, это он вынес головой двери, да еще стекло разбил. Это очень буйный дед, он два литра водки выпил на голодный желудок,— сообщил капитан Гизатуллин.
- Ну всё понятно, сотрясение мозга и хронический алкоголизм – типичный случай в на-ше время… Несчастная безденежная старость,— наигранно сказала врачиха и отворила задние двери машины скорой помощи.
- Что обоих заберем, Вера Олеговна? – спросил врач-мужчина в белом халате.
- Обоих… старуха тоже подшофе и с ранением.
Тут медики с размаху схватились за инвалидную коляску, и Марк Соломонович с Люд-милой Ивановной исчезли в чреве машины скорой помощи. Медики удовлетворенно забрались в кабину, и опомнившийся от внезапно нахлынувшей оторопи капитан милиции насилу успел узнать номер их больницы.
Машина скорой помощи, как и любая другая машина, стремится ехать быстро, посколь-ку время это деньги, а в медицине это еще и жизнь. Шофер машины скорой помощи – настоя-щий ас своего шоферского дела – плавно нажал на сцепление… и уже вскоре переключился на пятую передачу, правая нога его с неизменной силой давила на акселератор. Он улыбался, а его машина ехала под звук певучей сирены со скоростью сто километров в час, при этом автомо-биль то резко тормозил на поворотах и светофорах, то не менее резво стремился надрать необ-ходимую для спасения больных скорость. К сожалению Марк Соломонович и Людмила Ива-новна не подозревали, что всё происходящее делается исключительно ради них. Людмила Ива-новна мучительно пыталась удержаться за случайно нащупанный поручень, но на седьмом по-вороте силы покинули ее, и коляска покатилась по салону и, к счастью, перевернулась… Если бы она не перевернулась, она бы наверняка выбила двери, и несчастные старички выпали бы на проезжую часть дороги. Но коляска перевернулась, и ее наездники упали на металлическое дно машины скорой помощи. Головы их сыграли, а мозги встряхнулись. Уже было очнувшийся Марк Соломонович и еще недавно бодрая и разумная Людмила Ивановна погрузились в слад-кую дрему сотрясенных мозгов.

История Марка Соломоновича Гершмана, пришедшая на ум Людмиле Ивановне Карапузниковой в состоянии полной невменяе-мости.
Людочка, о любви можно говорить вечно и всё равно ничего не сказать, потому что лю-бовь – материя чувственная и словами не передаваемая… Она нечаянно нагрянет, когда ее со-всем не ждут.
Так вот, Людочка, шел один пьяный молодой человек по дороге и совершенно не ждал любви. А ждал он лишь низменных телесных наслаждений. Много таких кобелирующих субъ-ектов шляется и всем им низменные телесные наслаждения подавай.
Звали этого молодого человека – Петр Аркадич Фурычев, и был он работником швейной фабрики «Красная казачка», специализировавшейся на производстве – пардон, Людочка,— жен-ского нижнего белья. В основном утепленных панталон и крупнокалиберных бюстгальтеров. А Петр Аркадич Фурычев был хоть и молодой человек, но столп всей этой красно-казачьей швей-ной фабрики. Он вставлял в панталоны резинки, за что пользовался всеобщим уважением и по-стоянно висел на доске почета.
И вот по случаю годовщины фабрики «Красная казачка» он выпил и начал думать не о панталонах, а о том, что в этих панталонах…
Погода стояла морозная: валил снег, летали снегири, а Петр Аркадич Фурычев загляды-вался на женщин, всё больше крупнобедрых и крупногрудых, поскольку именно они являлись стандартом для его родной фабрики «Красная казачка». И вот наконец узрел он Марию Бори-совну Клеменко. Она была самая настоящая, вылитая из вылитых, красная из красных, казачка из казачек. Ну и увязался он за ней, а вот как с ней познакомиться, он и не знал. Не то чтобы он вообще с женщинами не знакомился – нет, конечно,— каждую ночь со швеями знакомился. Но то же были швеи, и они не могли идти ни в какое сравнение с настоящей красной казачкой.
Хотя парень он был, надо сказать, малообразованный, и кроме как про утепленные жен-ские панталоны и поговорить-то с ним было не о чем.
Так вот, шел он за ней и шел, да и ляпнул, что на душе валялось… «Извините,— говорит,— девушка, а какое нижнее бельё вы изволите носить?» Само собой сказал он это культурно, что для мужика нашего времени большая редкость. Но вот незадача, не знала Мария Борисовна Клеменко, что Петр Аркадич Фурычев интересуется не только ее нижним бельем, а скорее со-всем не нижним бельем. Впрочем, как истинная красная казачка, несмотря на морозную погоду, она бодро приподняла пальто и, спустив штаны, гордо ответила: «Я ношу утепленные пантало-ны швейной фабрики «Красная казачка».
Посмотрел Петр Аркадич Фурычев и признал панталоны. Сердце его забилось: «Моя,— говорит,— работа!»
Вот так вот, Людочка, и произошла любовь и, как всегда, с первого раза! Надо сказать, произошло всё очень быстро, поскольку к своему счастью Петр Аркадич был передовик произ-водства и за смену вставлял тысячу резинок, причем на эту тысячу у него уходило ниток как на сто резинок. Начальство за это его очень ценило, потому что пользовалось дома бесплатными нитками.
Радовалась своим утепленным панталонам Мария Борисовна Клеменко, а резинка возь-ми да и лопни по шву под пристальным взглядом пьяного передовика. Как бы сказал ваш, Лю-дочка, православный поп: совет им да любовь!
Но не тут-то было, телесные наслаждения были, а любви нет. Это спьяну Петр Аркадич Фурычев не признал Марию Борисовну Клеменко. Она ведь тоже работала на швейной фабрике «Красная казачка», только закройщицей. И любил ее «с первого раза» наш передовик так часто, что панталон на швейной фабрике не хватит.
Вот так вот, Людочка… Любовь нечаянно нагрянет, а ее никто не ждет.
_______________ _______________ ________________ _______________ __________

IV
Как бы долго не продолжалось забытье Людмилы Ивановны Карапузниковой и Марка Соломоновича Гершмана, оно ничего не могло изменить в окружающей их действительности. Время, чья суть в непременном движении от мерзкого прошлого к никогда не достижимому светлому будущему, неслось, словно разъяренная лавина с высокогорных альпийских долин. Оно давило и сокрушало всех на своем пути, и еще никому не удавалось совладать со временем до победного конца.
Шофер скорой помощи как непревзойденный мастер своего шоферского дела и грациоз-ный рыцарь баранки сделал последний фирменный финт с разворотом возле Первой Градской поликлиники города Ставрополя. Он был доволен хорошо выполненной спасательной миссией, справедливо полагая, что уж эти-то старики будут помнить его до гроба.
Врачи, разнежившись под действием мелкотрясной езды, неторопливо вылезли из каби-ны и нехотя направились за санитарами. Они очень притомились за эту смену и искренне жела-ли горячего чая.
- Пятнадцатый выезд за дежурство… Воистину наказание божье. Падеж на народ что ли напал? Как вы думаете, Вера Олеговна? – неявно заигрывая, возмущался немолодой на вид, но всё же прилично сохранившийся врач-мужчина.
- Да уж… прямо Мамаево побоище или Куликово поле на нашем дежурстве состоялось,— проворчала женщина в белом халате. Она была сносного внешнего вида, несмотря на вполне средние лета за своей неожиревшей спиной.
- Стариков вообще всех бы прибил ко всем чертям, совсем обнаглели, то у них давление, видите ли, не как у молодого, то голова болит, то высраться не могут… Из-за всякой бородавки нас вызывают!
- Ой, да ну их, Вадим Максимыч,— грустно вздохнула врачиха.
Они медленно забрались на второй этаж и зашли в комнату, где обычно спали ночные санитары-носильщики. Этот контингент вечно спит и видит как бы поспать подольше. Однако теперь носильщики не спали – они заправлялись, то есть готовились к полноценному здоровому сну.
- Ну что, алкаши, спите! – громко крикнул Вадим Максимыч, пнув дверь ногой.
- Обижаете, мы никогда не спим. Мы отдыхаем,— дружелюбно ответили носильщики. Они уже основательно расслабили нервы, и им было хорошо.
- Вера Олеговна, да они уже расслабились… Ну, субчики, вот расскажу Владимиру Юричу, он вас по быстрому! – Профессионал широкого профиля Вадим Максимыч всегда чув-ствовал запах спиртного за целую версту.
- Они что? Опять спирт из морга утащили? – возмутилась врачиха.
- Ну взяли… ну и что… расслабиться ведь надо… мёртвые-то всегда расслабленные… Давайте, ребята, выпьем вместе,— в унисон предложили санитары-носильщики.
- А что, Вера Олеговна, мы устали… я думаю, можно. А? – Было видно, что Вадим Мак-симыч просто обожает расслаблять нервы. Он даже сразу повеселел, и носильщики показались ему родными и близкими.
- Ладно, немного можно. Но мне чуть-чуть,— как бы нехотя, но с внутренним ожиданием ввязывалась Вера Олеговна в русское национальное дело.
Они сидели и душевно беседовали за жизнь, за и против стариков, и совсем не думали о лежащих в машине пациентах. Ас шоферского дела уже просто скрежетал зубами от злости, ему донельзя было необходимо ехать домой, ведь и его дежурство кончилось, и он тоже мечтал расслабить нервы, а тут жди этих дурных интеллигентов по полчаса. Не выдержав, водитель пошел в санитарскую, думая исключительно о разгрузке машины, но как только он увидел об-щее расслабление, он сразу обо всем таком позабыл и мирно вписался в общий хоровод.
Порядочно захмелев, врачи вспомнили о клятве Гиппократа, и им стало очень стыдно. Они вывели совершенно расслабленных санитаров с носилками и заставили их разгрузить ав-томобиль. Санитары поставили носилки возле машины и с трудом сбросили в них несообра-жающие тела стариков. Старики глухо шмякнулись в носилки и приготовились к транспорти-ровке.
- В травма… в травма-толо-гический их! – скомандовал Вадим Максимыч, и санитары пошли. Нет, они не пошли, они поплыли, плавно вихляя носилками и ногами, то подбрасывая вверх одряхлевшие члены, то, напротив, приближая их к земле. Так они забрались на второй этаж. Как не горько осознавать, но пьяные носильщики намного лучше трезвых – они намного мягче шагают, и потому тело больного как бы успокаивается перед операцией. В дальнейшем уже при помощи специального лифта старички были доставлены на восьмой этаж и перегруже-ны на свободную койку в искомом травматологическом отделении…
Ничто так не объединяет людей как общие интересы и привычки, вот и санитары с вра-чами снова объединились и весело поехали по домам на машине скорой помощи, ведомой асом своего дела пьяным шофером неизвестной национальности. Они несомненно приедут к цели, ведь нет ничего более надежного чем пьяная дружба и пьяный друг за верным рулем. Он обяза-тельно доставит вас к цели, и веселье продлится вновь… поднимутся бокалы и наполнятся ра-зом…
На следующий день Людмила Ивановна и Марк Соломонович неожиданно очнулись от приставучего больничного запаха, который злой мухой щекотал им ноздри. Однако осмотрев-шись, они с радостью обнаружили себя в чистых кроватях среди лиц своего пола. Они ничего не помнили, но отчего-то имели ощущение светлого вчера.
- Где я? – спросил немрачный Марк Соломонович у своих лежащих соседей.
- Вы в больнице… в травматологии,— ответили они.
- А что со мной? – поинтересовался он у случайно заглянувшей медсестры.
- У вас… сотрясение мозга и легкое повреждение шейных позвонков. Не волнуйтесь, вас скоро выпишут.
- А кто меня сюда натравил? – Марк Соломонович вспомнил ужасное происшествие в ресторане, и чувство дискомфорта сковало его тело.
- Машина скорой помощи,— Засмеялась медсестра. – Да, я вспомнила, тут с вами бабуш-ка-инвалидка приехала. Вы, говорят, у нее на коленях сидели,— издевательски добавила она.
- Что? – еще сильнее забеспокоился Гершман. Он даже в страшном сне не мог предста-вить, что некая инвалидка смогла усадить его на свои колени. И вообще, еще ни одной инва-лидке так не подфартило, чтобы Гершман к ней на колени забрался. Даже думать про это было противно…
Людмила Ивановна ничего ни у кого не спрашивала. Она просто вскарабкалась на свою инвалидную коляску и выехала из палаты. Ехала она быстро, и совершенно не понимала, куда она едет. Вероятно, она бы и приехала куда-нибудь, но ее остановил старенький медбрат в бе-лом халате или, может быть, это был какой-то слишком простенький врач. Видок у него был неважный и не вызывающий доверия, и улыбнулся он Людмиле Ивановне как-то подозритель-но, так, как будто знает ее с детства. Много встречала она разных врачей, но чтобы вот такого своего коллегу встретить – никогда. Она попыталась развернуться назад, но простенький ста-ренький врач ухватился за ее коляску и заговорил знакомым голосом:
- Здравствуй, Людочка. Что? Не узнаешь меня?
- Нет. А почему я должна вас узнавать?
- А как же… я Миша Мерзликин, медсанбат сорок третий год. Меня тогда как врага на-рода забрали.
- Миша? Ты… ты… так изменился,— бывшая медсестра заплакала, она вспомнила своего бывшего друга еще догершмановского периода.
- Ты тоже уже не Людочка. Не та… но я тебя с Гершманом сразу узнал. И вот твою ко-ляску я нашел. Я здесь в больнице и живу. Доживаю. Своего рода медбрат и дедсад в одном ли-це,— Миша заплакал, ему было горько за свою жизнь, не такая она должна была быть, не такая веселая, а то от веселья аж скулы вечно вибрируют, на двести раз выбитые и обратно забитые, черт бы их побрал.
- Узнал… с каким Гершманом? С Мариком? – разволновалась Людмила Ивановна.
- С Мариком. Вас с ним на одну койку сгрузили, а я вас по разным палатам с двумя ин-валидами перетащил. А что тебя так удивило? – Слезы непроизвольно текли по Мишину лицу, и он ничего не мог поделать.
- А, да, да, конечно, .. – припомнила вчерашнюю встречу Людмила Ивановна, она всегда отличалась великолепной памятью. – Проводи меня к нему, я ведь с ним еще не поговорила.
Они молча двигались по коридору длинному и белому, словно туннель в преисподнею. Пахло ни с чем несравнимым запахом. Это был запах смерти, больницы всегда имеют такой за-пах, и только в добрых сказках там спасают людей. Человека невозможно спасти, он рано или поздно умирает, и чаще всего он умирает в больнице. И вот этот искусственно — создаваемый запах служит назидательным предупреждением для всех нас: «Не надейтесь вылечиться… На-дейтесь выжить… пока выжить!» Запах… Для кого-то он и не запах вовсе, а неотъемлемое свойство дезинфицирующих веществ. Но что они дезинфицируют? Уж не мертвых ли в бли-жайшем будущем людей? Уж не ходячие трупы ли, что, не веря в свою смерть, тщетно цепля-ются за жизнь?
Но вот перед Людмилой Ивановной открылась вполне приличная полированная дверь, и она увидела своего Марика. Он уже очнулся и лежал с широко раскрытыми глазами и постоян-но двигавшимися губами. Еще не до конца понимая, где он находится, Марик рассказывал свою очередную историю. Он опять сочинял, он опять врал. Но как он врал! А может быть он и не врал вовсе… Ведь никому не дано понять, где правда, а где ложь в этой жизни…

Возможно, невыдуманная история Марка Соломоновича Герш-мана, рассказанная им в травматологической палате людям с сотря-сенными мозгами
Мужики мои дорогие, если уж говорить о бабах, то лучше говорить о фронтовых подру-гах. Была у меня такая – Людочка Карапузникова – медсестра, но потом ее до врача повысил, генерал-полковник тогда еще, Соколовский.
Ничего не скажешь, любила она меня. Во-первых, парень я был видный – красавец, во-вторых, я был Герой, а в-третьих, холостой. А ранение, мужики, у меня было страшенное. Вот так мне весь бок осколком прошило, половину легкого наружу вывалило, а селезенку с печен-кою на мелкие кусочки пошинковало. Ох, и поухаживала она за мной… И ведь любила, сучка, любила… без единого полового возлияния… Конечно, изменяла. А куда денешься, матка-то молодая… Но я на нее не в обиде.
Дело не в этом, а в том, что хоть я и молодой был, а умный, прямо весь был в своего де-да. Выздоровел, и остался подольше в медсанбате, под ее Людочкиным началом. Решил отдох-нуть немного от бранных дел… Она уже тогда и врачом стала, и зав. медсанбатом, и меня зуб-ным врачом пристроила, поскольку иногда ранения и в ротовую полость случаются.
Ну, естественно, дело молодое. Работаем мы, а чуть что якшаемся помаленьку. Вот и до-якшались до ребенка. А куда денешься, законы природы они и в военное время действуют.
Ее по беременности сразу в тыл отправили. Вот так мы с ней и не поженились. Я уже, по-моему, в Германии узнал, где я офицером пехоты немцев добивал, что она во время эвакуа-ции попала под бомбежку, и ей спинной мозг повредило… Что удивительно, а ребенок в утробе живой остался.
Но я-то был молодой, а из письма следовало, что ноги у ней практически недвижимы. Вот и не ответил я на письмо… Всё-таки, наверное, зря. Надо было выговориться или пови-даться… А с другой стороны, повидался бы, увидел бы дочь и женился бы… Но ведь долго бы с калекой я не протянул, бросил бы… И как бы она обо мне подумала? Что бы дочь про меня, своего отца, думала?
А так всё очень хорошо получилось, думает погиб ее отец – Герой Советского Союза Марк Гершман, а где – неизвестно. Людочка ведь не знала моего одесского адреса. Я же ее ад-реса здешнего ставропольского тоже не знал, потому что, не запоминая, сжег конверт к черто-вой бабушке. Я, быть может, не только по родственным связям в ваш город переехал с женой, будь она трижды неладная. Я, быть может, с Людочкой Карапузниковой повидаться хочу. Пом-ню ведь я ее… Я всех своих женщин помню…
_______________ _______________ ________________ _______________ __________
- Марик, ты? Ты живой! – радостно, воспылавши незагасшей любовью, произнесла Людмила Ивановна. Со стороны это напоминало встречу постаревшего Ромео с Джульеттой в инвалидной коляске.
- Людочка, ты ли это? Ты совсем не постарела. Но почему ты в коляске? Почему не со-общила мне о случившемся? Почему ничего мне не сообщила? Я тебя полвека ищу по стране! – страдальчески говорил Марк Соломонович, и, как всегда, его страдание было очень убедитель-но.
- Я послала десяток писем тебе на фронт. Неужели ни одно не дошло?
- Нет, я их не получил… ты же знаешь, что наша фронтовая почта практически не рабо-тала,— Марк Соломонович заплакал, лицо его скорчилось. – Я, Людочка, потерял во время кон-тузии листочек с твоим адресом. Я потерял его,— сказал он в неописуемом мучении, и осталь-ные звуки, еще изданные им, были похожи на визг приготовленного к заколке поросенка. Слез не было, они предательски не выделялись.
- Не плачь, любимый, мы еще сможем насладиться нашей нерастраченной любовью,— решительно сказала Людмила Ивановна.
- Как ребенок, которого ты носила? – простонал Марк Соломонович, и его всхлипы вновь заполнили палату нестерпимой болью.
- Любочка? Всё нормально. Она работает бухгалтером в банке. Очень отца мечтала в детстве узнать. Меня часто спрашивала: где мой папа? Почему у некоторых папы есть, а у меня нет? Пришлось говорить, что ее отец геройски погиб… Она тебя за это очень любит.
- Ой, можно мне ее повидать? – ревьмя взревел Марк Соломонович, и его можно было понять, он был отцом, но так и не смог увидеть одного из своих детей; наверное, самого люби-мого.
- Конечно, Марик. Мы сейчас с тобой не расстанемся, это судьба! – при этих словах ли-цо Людмилы Ивановны наполнилось мечтательностью и грядущим счастьем.
- Да? – сказал Марк Соломонович, и всё в нем перевернулось. Он явно не ждал подобной судьбы, рассуждая, что он, как заслуженный человек, имеет право на нормальную жену, а не на какую-то калеку. Тем более в старости вообще должны люди отдыхать, а тут с калекой о каком отдыхе может идти речь… Ему представилась его любовница Надежда Викторовна Владими-рова, ей было 54 года, что само по себе тоже не мало, но в сочетании со всеми остальными плюсами и минусами, он давно ее рассматривал как хорошую кандидатуру на пост своей спут-ницы.
- Марик, мы будем с тобой такая пара! Я люблю тебя! Я всегда тебя любила! – не унима-лась Людмила Ивановна. Ей вдруг стало так хорошо, что она вылезла из инвалидной коляски и легла на койку, вернее, на своего Марика.
- Людочка, а я ведь тоже тебя люблю. Каждый день о тебе думаю. Специально в Ставро-поль приехал, думал, найду на старости лет свою единственную возлюбленную,— слезы градом потекли с лица Марка Соломоновича, это были слезы отчаяния. С одной стороны ему было не-удобно послать Людмилу Ивановну ко всем чертям с растютюями, а с другой стороны и жить с ней он также не мог. «Нет,— думал Гершман,— я готов ей всё своё золото в глотку засадить… лишь бы она отстала, противная старая блевотина.»
Беседа двух пожилых людей разнеслась по Первой Градской поликлинике, словно пыль-ца с ветроопыляемых растений. Люди в белых халатах, оплодотворившись идеей любви до гро-ба, наперебой обсуждали известную тематику и с успехом выводили парадоксальные по своему глубинному смыслу умозаключения:
1-ое умозаключение: люди способны сохранять любовь до гроба, если они всю жизнь прожили отдельно;
2-ое умозаключение: люди могут поверить, что они имеют любовь до гроба, если у них старческий маразм или сотрясение мозгов;
3-е умозаключение: люди могут убедить себя, что умирают для свершения факта любви до гроба, если практически одной ногой они уже стоят в гробу;
4-ое умозаключение: люди только на словах могут допустить возможность любви до гроба, поскольку всегда надеются на лучшее.
Единственный человек в белом халате, не обсуждавший тему любви, был Миша Мерз-ликин. Он просто стоял и молчал возле открытых дверей палаты, где расплескивались любов-ными словами его старые знакомые, и только когда с ним здоровались подслушивающие во все свои профессиональные уши медики, он издавал звуки, которые однако не имели никакого от-ношения к интересующей всех проблеме любви до гроба.
Мишу Мерзликина считали странным человеком – он никогда не пил лишнего, а чаще вообще не употреблял; ни с кем ни о чем не спорил; никого не обсуждал; ни о ком ничего пло-хого не говорил. То есть было видно, что у него «не все дома». Даже когда все справедливо возмущались невыплаченной зарплатой или пенсией, он не возмущался, а только обречено взмахивал своей суховатой рукой и тихо произносил: «Пустое». И так горько он это произно-сил, что все мгновенно прекращали былое возмущение и переключались на другую тему: «Ми-хаил Алексеич он какой-то ненормальный… Странный он какой-то, ничего его не интересует, ничего он не обсуждает… Говорит мало… и лишь иронически идиотско улыбается.» И тут кто-нибудь вовремя вспоминал, что Михаил Алексеич сидел, и все удовлетворенно вздыхали: «Да, всё-таки не зря Сталин таких сажал!» – «А за что его посадили?» – «За пособничество нем-цам…» – «И что… Хрущев выпустил?» – «Не было доказательств, вот и выпустил.» – «Да, а всё же, наверняка, он пособничал… дыма без огня не бывает!» – «Наверное… странный он какой-то.»
Миша знал, что к нему так относятся. Где бы он не работал, к нему всегда так относи-лись. Даже женщины с ним после реабилитации долго не жили, боялись они его, справедливо рассуждая: «Молчит всё время… Ругаешься на него, а он даже руку на тебя не подымет… Про-сто фашист какой-то.»
Справедливости ради надо заметить, что до своего заключения Миша был совершенно другим человеком, и хотя он и тогда отличался своей добротой и самостоятельностью сужде-ний от многих тогдашних почетных граждан, он не был таким уж странным, а тем более молча-ливым. Он спокойно мог кого-нибудь обсудить и так же спокойно напиться вдребезги. Но от-сидев свои 12 лет, он сильно изменился и погрустнел, будучи ранее очень веселым парнем. Нет, он и теперь улыбался и даже чаще чем раньше, но это была не улыбка, а подозрительная грима-са. В душе Миша стал очень печален, даже не печален, а пуст. Он и сам однажды сказал: «Ла-герь убил во мне человека. Я никому не верю, и хотя я всё еще могу любить людей, я им не ве-рю! И мне их жаль! Они настолько хрупки, и в то же время жестоки…»
Итак, вся больница обсуждала новых любвеобильных пациентов. И в конце концов все пришли к единому мнению: «Они ненормальные, и их уже не вылечить». Вооруженная знанием Вера Олеговна Бессонова сделала старичкам успокоительные уколы, и они успокоились. Успо-коенная Людмила Ивановна немедленно вспомнила про Мишу Мерзликина и громко закричала на весь 8-ой этаж:
- Миша, Миша Мерзликин, пойди сюда! Мишенька!
- Я здесь, Люда,— тихо сказал Миша, не отходивший от дверей все это время.
- Мишка, ты?! – поднял голову успокоенный Марк Соломонович. – Помню, как мы с то-бой по Берлину гуляли. Да, было времечко!
- Марик, я не был в Берлине. Я был с тобой в Выпивохино в Белоруссии, в медсанбате,— Миша улыбнулся, и его грустная ироничная улыбка ничего не показала, кроме понимания бес-смысленности жизни.
Марк Соломонович задумчиво замолчал, но через некоторое время вновь засветился дружеским отблеском:
- Вспомнил… Покалеченное братство, и тебя, Мишка, вспомнил. Ты тогда всех медсе-стер перепортил. Ты и с Людочкой, наверное, шуры-муры имел, пока я от ранения в себя при-ходил?
- Нет, Марик, куда уж мне было. Я бегал по всяким шиловаткам и соловьям. Старшина Суров вообще утверждал, что под покровом ночи меня с соловьями застукал. Я их, видишь ли, дрессировал.
- Мишенька, я ничего не знаю. Что же с тобой случилось тогда, когда тебя Василий Да-нилович разоблачил? – радостно сказала Людмила Ивановна. Она впала в детство, и чувствова-ла себя молодой и желанной до неприличия.
- Разоблачил? – грубо переспросил Миша, его всегда передергивало, когда люди весело и праздно интересовались его лагерным прошлым. – Разоблачил! Каждая сволочь мечтает кого-то разоблачить, чтобы после от души посмеяться, мол, есть еще в России лопухи. Только ведь и Суров тоже поплатился…
- Мишка, не кипятись. Не понимаю, чего ты так разозлился. Мы целиком за тебя, а Су-рова мы с Людочкой и без тебя хорошо знаем подонка. Лучше расскажи, как им не за что уда-лось тебя в лагерь отправить? – Марк Соломонович говорил настолько доверительно, что не-возможно было не поверить в его искреннюю заинтересованность Мишиной судьбой. Однако сам Гершман плевать хотел на Мишу, Людочку и их судьбы в квадрате. Он верил в Карапузни-кову и надеялся, что она пожалеет Мерзликина и перевесится на него как колесная подпорка.
- Суров был пешкой. Это генерал Соколовский на меня донос написал. И откуда он про соловьев придумал? Он в НКВД даже вещественное доказательство прислал: дохлого соловья с меткой на ноге. Там какой-то номер был, и все вывели, что это номер почтового соловья,— Ми-ша говорил, и чувствовалось, что он готов заплакать – голос его был низкий, как говорится словно ком в горле был.
- Мишенька, не переживай, не надо. Теперь-то всё нормально,— успокаивающе пригова-ривала Людмила Ивановна. Ей действительно стало жалко Мерзликина, который раньше пред-ставлялся ей сильным, здоровым и способным на счастье парнем и вдруг оказался таким несча-стным.
- Нормально? – Непонятно на что разозлился Миша. – Разве это нормально… не семьи, не детей, не счастья… Ничего, кроме постоянной койки в этой поликлинике. Но и это, говорят, слишком, многие старички вообще на вокзалах ночуют или даже кончают… А я ничего, в чис-тоте да не в обиде…
- А как ты, Мишка, в лагерь-то попал? – с сочувствием спросил Марк Соломонович. – Следствие-то было?
- Да было следствие… Но не следствие это было по сути, а выдумка и подтасовка с при-менением силы. Надо им было на слова генерала отреагировать, они и отреагировали, тем паче и свидетель был хороший – старшина Суров Василий Андреевич, мочегонный аппарат союзно-го значения.
- Долго еще рассказывал свою непридуманную историю Михаил Алексеевич Мерзли-кин, и эта мрачная история его жизни пролетала над ним, словно стая мертвых журавлей над несуществующей Землей. Он хватал их своими высохшими руками, и они распадались бес-смысленной правдой. Настолько бессмысленной, что и крови не оставалось, пыль одна…

V
Машина неслась, удаляясь всё дальше и дальше от линии фронта. Медсанбата уже про-сто не существовало в помине, его никто не знал в этих местах, а точнее не предполагал об его существовании. Ведь даже в ближайшем поселке Выпивохино никто о медсанбате не подозре-вал, что уж говорить о городе Климовичи, куда уверенно двигалась новенькая американская грузовая машина, полученная войсками западного фронта по Ленд-Лизу.
В кузове этого новенького грузовика лежали два человека, и только они были в курсе дела, помня о своем (теперь уже бывшем своем) медсанбате. Руки и ноги этих людей были свя-заны, лица имели следы праведных побоев. Рядом с ними, прислонившись к кабине, сидели солдаты, при малейшем взгляде которых можно было почувствовать, что это работники НКВД. Они были подтянутые, хотя и расслабленные, но это была кажущаяся расслабленность, при ма-лейшей опасности она терялась и превращалась в зловещую силу, способную стереть врага с лица земли без остатка и намека на его существование в прошлом. Вот и сейчас стоило только связанным субчикам пошевелиться, как солдаты бойко влупили им по спинам прикладами и проговорили: «Не рыпайся, мразь! Хуже будет, сволочь!»
Доехав до города Климовичи, оба связанные субчика были развязаны и доставлены в ближайшее отделение НКВД.
- Ну что, фашистские прихвостни, раскололи мы вас! Так да! – громко заорал, увидав из-битые рожи, следователь. – Так! И только так! – со смаком повторил он и заглянул в серую па-почку. – Кто вы у нас тут будете? Вот вы кто у нас: Иван Давидович Молькин, врач, хирург, бывший заведующий медсанбатом, еврей по национальности. Ну как же вы так, Иван Давидо-вич? Вы еврей и работали на фашистов, а ведь они ваших братьев, таких же евреев как и вы, убивают миллионами и считают низшей расой. Нехорошо!
- Я вам не прихвостень, и на фашистов не работал! – слабым голосом прокричал высо-кий, полнолицый, несколько сутуловатый человек, в котором угадывались черты Ивана Дави-довича Молькина. Но это уже был не тот Молькин – его черные курчавые волосы поседели, глаза потеряли былой блеск, а тело стать, оно распухло и напоминало распаренную грушу с от-летевшей кожицей.
- Правильно! – подняв палец вверх, сказал следователь. – Практически вы не работали, но в мыслях вы были с ними. Вы намерено не хотели лечить советских солдат, чем старались помочь нацистам. Не так ли?
- Нет,— безголосо ответил Молькин.
- Да! И мы это докажем! У нас есть свидетели,— уверенно уведомил следователь и обра-тился ко второму субчику: — Ну а вы кто у нас? Вы у нас будете Михаил Алексеевич Мерзли-кин, рядовой пехоты, русский по национальности. Как же тебя, Мерзликин, угораздило связать-ся с немцами? Тебя, простого русского парня из простой русской семьи. Как ты, сука, после этого матери с отцом в глаза смотреть будешь?! А?! Ну да мы лишим тебя этих мучений. Так что не надейся, больше ты родителей не увидишь, гадина!
- Я ни с какими немцами не связывался,— слабеющим голосом сказал второй арестант. Он был очень похож на Мишу Мерзликина и только чуть постарел и погрустнел, на лице его были отпечатки побоев и краснота от слез. Молодой парень плакал, он никогда не ожидал по-добного поворота и все еще думал, что он во сне и вот-вот проснется и всё закончится, останет-ся лишь тепло своей кроватки или кроватки какой-нибудь медсестры, он даже нащупывал ее руками в надежде, что она разбудит его, но его никто не будил.
- Все вы одно и то же поете, но нам и доказывать ничего не надо, у нас все доказательст-ва на руках. Единственное, что нам от вас надо, и чем вы можете смягчить приговор, это ваши связи, ваши сообщники. Я полагаю, вы не дурнее паровоза и расскажете нам про них, чем иску-пите в какой-то степени свою вину! – Следователь занервничал и, казалось, что он и вправду в каждом видит врага. Глаза его дергались, а его сухощавое лицо издавало неприятное ощущение неизбежной расправы. – Ладно, ребята,— крикнул он, приоткрыв двери своего кабинета,— уве-дите их отсюда в камеру… к бандеровцам.
- Леонид Викторович, там же всего десять человек? Не расколются же,— переспросил мордастый парень с деревенским лицом, не вписывающимся в обстановку блюстительного по-рядка.
- Делай, что сказано. Хоть сто, хоть один, тебе-то какое дело! – нервно крикнул следова-тель, буркнув себе под нос: — Каждая сопля мне еще указывать будет.
Арестованных увели, и следователь удовлетворенно прослушал гулкий стук шагов по бетонному полу и приятное щелканье дверей камеры. «А всё-таки хорошим я делом занимаюсь,— подумал следователь,— очищаю страну от всякой мерзости. Хоть и неприятно возиться в дерьме, а необходимо!» Плотно подумав, он успокоенно устроился в своем жестком кресле и растянулся. В глубине души он был очень добрым человеком и очень любил свою новую кра-сивую жену и не по годам смышленого сына. Но его всегда раздражали и будили в нем зверя враги народа. Ох, как он их ненавидел! Они были такие изворотливые, как сопли в носу; и та-кие хитрые, как говно в проруби. Сколько их не топи, они всё равно всплывут и навредят где-нибудь, поэтому их надо утопить раз и навсегда,— рассуждал следователь,— так, чтобы и духу от них не осталось.
Следователь Леонид Викторович Слепышов был не юрист, но сыщик был, как говорит-ся, от бога. Начинал он еще до революции в Москве, когда прислуживал в доме у графа Иван-цова. Иванцов был человеком очень даровитым и, как все даровитые люди, очень современным. Всё, что не выйдет запрещенное, всё он раздобудет. И вот таким макаром раздобыл он «Комму-нистический Манифест» Карла Маркса и Фридриха Энгельса. И так его коммунистическая идея захватила, так ему равенство понравилось и братство приглянулось, а необратимость классовой борьбы взбудоражила, что он и про рудники свои железные забыл и про издательство «Север-ная пчела» запамятовал. Беспокоился он только о народе простом и трудовом, на котором раз-жиревшие до безобразия буржуи окончательно жиреют, воруя не свою прибавочную стоимость. В доме у Иванцова постоянно стали собираться различные доброхоты в кожанках и красных рубахах, они деловито болтали об интернационале, революции и власти трудового народа.
Пятнадцатилетний Ленька Слепышов часто подносил доброхотам чай, булочки, суп, мя-со и прочие съестные припасы. Граф Иванцов научил мальчонку грамоте и представлял его в качестве будущего революционера: «Он умеет писать, читать, про интернационал знает. Ну чем он не рабочая косточка? А то, что он мне прислуживает, так это и не прислуживание вовсе, а его сыновий долг. Я ему заместо отца буду – кормлю его, грамоте учу, идеям равенства и брат-ства. Ленька далеко пойдет, я верю в этого парня.»
Леньке всегда нравились плохо пахнущие мужики с тяжелыми кулаками. Они часто со-бирались у графа Иванцова и что-то громко и невнятно кричали, когда их никто не слушал. Все слушали щуплых, но подтянутых разночинцев с ярковыраженной жестикуляцией. Говорили они быстро, внятно и дельно: «Царя в жопу, дворян в задницу, церковников в баню, хлипкую царскую интеллигенцию за кордон.» Часто кружковцы находили в своих кругах предателей и стукачей, их немедленно выгоняли и где-нибудь через два квартала обезвреживали пулей или ножом.
В шестнадцатом году кружок Иванцова раскрыли и всех интернационалистов сослали в Туруханский край, в том числе и Слепышова. Правда, пробыл он в ссылке недолго – в семна-дцатом его освободили, и в свои молодые годы он поступил в московский сыск. Частенько при-ходилось ему бегать за пирожками для следователя Зубовича, которого вскоре он и сменил. Та-лантливый от рождения Леонид Викторович Слепышов так хорошо состряпал дело на своего начальника, что того прямо на Лубянке и шлепнули как матерого врага Советской власти.
Много раз судьба посылала Леонида Викторовича на самые ответственные амбразуры. В гражданскую он командовал полком и безжалостно бил поляков, не жалел он никого, а особен-но своих солдат, которые постоянно гибли геройски вместе с противником. Командовал он и Минским ОГПУ, который беспрестанно выдавал на-гора врагов народа и шпионов. Даже своих подчиненных Слепышов, Когда было надо, посылал в лагеря, не говоря о тех случаях, когда об-наруживал в них недопустимую червоточину. Был и вовсе странный случай: надоела ему пер-вая жена до смерти, постоянно мельтешила перед глазами и, естественно, оказалась врагом на-рода. Дело на нее завел сам муж Слепышов, и по этому делу жена являлась английской шпион-кой, которая собирала на Слепышова сведения и пересылала их лично Уинстону Черчиллю.
Великая Отечественная война снова выгнала Слепышова из Минска в Москву, где он почему-то не прижился… Понизился до простого следователя и занимался в основном кражами и мародерством, хотя часто вылавливал и врагов народа.
И вот опять судьба бросила его в самое пекло, почти на передний край. Вообще-то Лео-нид Викторович и не слазил с этого края никогда, постоянно за ним перся… Город Климовичи и Слепышов как главный следователь в его эпицентре, и в его твердых коммунистических ру-ках самый подлый материал – враги народа и предатели родины. Это свидетельствовало о мно-гом…
В камере, куда поместили Молькина и Мерзликина, находилось десять человек, все они мирно разместились на шести двухъярусных деревянных нарах. Душный воздух существовал как особый привилегированный член камеры, он постоянно требовал новых заключенных, же-лательно потных и побитых. Выпивая их пот и кровь, он непременно крепчал, удивительно, но ни запах мочи, ни запах твердых фекалий, находившихся в параше, не включался в воздушную массу, он вытеснялся и, видимо, оседал в легких.
- Ох, как всё надоело… Как этот Слепышов заманал,— страдальчески выдохнул мужик, лежащий на верхних нарах. – Вы-то кто, мужики?
- Мы враги народа. Нет, мы фашистские прихвостни по здешней терминологии,— устало ответили Молькин и Мерзликин. – А вы бандеровцы?
- Да, мы бандеровцы. А до того партизанами мы были, здесь в Белоруссии воевали,— снова отозвался разговорчивый мужик с верхних нар. – Деревня Коржики… не слыхали про та-кую? Да откуда вам слышать… Вот мы из этой деревни. Когда ее, то есть нас, фашисты захва-тили, мы ушли в лес и долбили этих немцев так, что пух от них летел. И не только пух.
- Да… было дело! Помнишь Петро, как мы одного за яйца к сосне привязали, зимой. В два часа скопытился говнюк,— выпалил побитый мужичок с нижних нар.
- Помню, как не помнить,— отозвался разговорчивый мужик с верхних нар. – Так вот, мужики, били мы этого немца нещадно. Штабелями укладывали. Не зря же они всех наших баб с детишками в сарае пожгли.
- Да… немецкие изверги всех пожгли, никого не оставили. За что они, мужики? За что детей-то? – заплакал один из бандеровцев с нижних нар.
- Вот так, мужики, нет больше деревни Коржики,— осведомленно сказал разговорчивый мужик Петро и вновь по-доброму обратился к Молькину и Мерзликину: — А вы слышали про деревню Корниловка? А… откуда вам про нее слышать… В ней такие подкюги живут, мы их до войны еще терпеть не могли. Это они предатели нас в засаду заманили и повязали всех. А командованию сказали, мол, мы бандеровцы. А какие мы бандеровцы? У нас и Бандеры-то ни-какого не было, только Пандера и был. Вот мы и сказали, что может мы пандеровцы? А уже здесь Слепышов этот нам сказал, что может по-нашему мы пандеровцы, а по-ихнему мы банде-ровцами будем. И расстреляли нашего Пандеру как нашего главаря. Вчера. Нас теперь только десять и осталось всего.
- А Грищенко и Стебловского с Савчуком еще в лесу корниловские ребятки шлепнули,— рявкнул хриплым голосом толстый дородный мужик с верхних нар, очень напоминающий по-вадками грузина.
- Нас всех шлепнут,— безнадежно вздохнул разговорчивый Петро. – И вас, мужики, то-же… Вы не сумневайтесь, не тут, так в зоне порешат. Как хоть вас кличут?
- Меня Миша.
- А меня Иван Давидович.
- Ну привет вам, Миша и Ваня,— Улыбнулся разговорчивый Петро и свесил с нар оброс-шую рожу. – А я Петро. Вот это Сидор. Вон Игнат. Это Федор. Это Иона. Это Дмитрий. Вот Савелий. Вот ваш тезка Иван. Серафим. А это наша гордость и слава Гиви Абашидзе.
- Заткнитесь, вонючки затычные! Одиннадцать часов ночи на дворе! – крикнул охранник и долбанул ногой в железные двери камеры. Дверь гулко задребезжала.
- А что нас разве не покормят? – шепотом спросил Иван Давидович.
- Нет, мужики. После шести баланду не подают, тихо отозвался разговорчивый Петро и в страхе замолк.
- Кончай пускать шептуны, подмандыши кровяные! – снова закричал охранник и долба-нул ногой дверь.
Миша и Иван Давидович устроились на верхних нарах. Серые грязные стены камеры ус-покоили их своим привлекательным цветом, это был цвет их медсанбата, того-самого блинда-жа, вокруг которого так приятно пели соловьи, а внутри так по-военному четко верещали ране-ные тела под твердой рукой знаменитого хирурга Молькина.
Солнце почти село, но ярко-розовая зорька еще не сдавала свои позиции. За зарешечен-ным окном властвовало лето, теплый месяц август еще только ступил в свои владения, и жаркое светило то освещало бойцам панораму боя, то снисходительно погружало их в кромешную тьму. Это были те самые бойцы, которым суждено было выгнать фашистов из Советской Бело-руссии, и среди которых уже не будет молодого парня Миши Мерзликина.
Миша лежал на жестких нарах, засунув трясучую ладонь под затылок, и не мог разо-браться почему он здесь, и кому понадобилось отправить его сюда. Тело его размякло и прижа-лось всеми синяками к необстроганным доскам нар. Он увидел Курск и свою деревню… Вон там в стайке стоит их корова, и он с батяней любовно выгребает из-под нее навоз. Навоз прият-но пахнет теплом и ни с чем не сравнимой коровьей влагой, настоенной на множестве трав. Ко-рова красиво помычала, и мама уселась ее доить. Она резко дернула за сиськи вымени, и свежее теплое парное молоко с напором забрызгало в эмалированное ведро.
Внезапно заскрипели неизвестно откуда взявшиеся железные двери, и Миша от неожи-данности чуть было не упал с нар, но представив, что под ним стоит надоенное мамой молоко, удержался.
- Подонки, кончай дрыхнуть! Пять часов на дворе! Пора мыться и кишки облегчать! – проорал охранник и поставил ведра с водой. – Смотрите не нассыте в ведро, вредители, вода ключевая! Гиви, за мной, бочку возьми с собой, говно вымывать будешь, чтобы параша у меня была образцово-показательной. Я научу вас, засранцы, гигиену любить. Так, кто смеется?! Бу-дете смеяться, к блатарям посажу, через жопу смеяться будете,— охранник внимательно осмот-рел камеру и, улыбаясь, добавил: — Так, Молькин и Мерзликин, к следователю… порченые де-вочки.
Хотя охранников зашло в камеру много – штук пять или шесть, но их как-то не было за-метно, кроме одного – самого горластого и литературно подкованного. Он несомненно вызывал трепет у всех заключенных, кроме блатарей. Однако вид его был скорее шутовской, чем страш-ный: сухощавая носатая мордочка на тщедушной шейке и две ручки-лыточки, что называется, соплей перешибешь, этим вряд ли кого можно было испугать… Разве что глаза, словно сверла острые, могли продырявить насквозь любого, и голос, заполненный отбросами из презритель-ного праведного гнева.
Иван Давидович медленно спустился с верхних нар и принялся усиленно растирать глаза и зевать. Он явно не торопился к следователю.
- Эй ты, чудила! Чего сосательный механизм разинул. Зенки прищемишь. Лучше чеши к следователю, пока в говно не обмакнули! – поучительно сказал горластый охранник.
Молькину и Мерзликину профессионально загнули руки и, легко подпинывая, повели в кабинет следователя Слепышова.
В кабинете было всё как и везде – скромная полочка с кипами законов и нравоучениями основоположников всего самого светлого на Земле, сейф с особо секретными делами и скром-ные портретики на стене – Иосифа Виссарионовича по левую руку, Феликса Эдмундовича по правую. А посреди всего – карающая рука народа…
- Ну что, опять молчать будем, братцы прихвостни? – въедливо спросил Леонид Викто-рович, удобно расположившись в кресле и распластав тонкофаланговые руки на черном столе.
- Мы не виноваты,— Пожали плечами те самые прихвостни.
- Так! Сговорились. В унисон лепечут. Опишу вам вашу ситуацию для слабоумных… Мерзликин Михаил Алексеевич, завербован немецко-фашистскими захватчиками в Белоруссии при невыясненных обстоятельствах. Переправлял соловьев с секретными материалами в немец-кие штабы.
- Это смешно, товарищ следователь,— не выдержал Миша.
- Я вам не товарищ! Нашла сопля товарища…
- Но это смешно, гражданин следователь, какие соловьи? Они что почтовые что ли? Это же не голуби.
- Вы я вижу, рядовой предатель, нас за дураков держите. Думаете, что раз соловьи, так они почту разносить не могут. Брехня! У нас есть вещественные доказательства. Вот смотри! – следователь вынул из стола дохлого вонючего соловья и аккуратно поместил его на стол. – Это-го соловья прислал не кто-нибудь, а сам Василий Данилович Соколовский. Он, командующий, тратит свое драгоценное время, чтобы такую шваль, как вы, на чистую воду выводить. Видишь, у соловья на лапке,— сказал Слепышов специально для Мерзликина. — Видишь, железная меточ-ка загнута, сто тридцать два написано. Это инвентарный номер почтового соловья. Немцы на-ция педантичная, они каждому своему соловью номер присобачили.
- Я-то тут при чем? Какие я сведения передавал? Я кроме своих ранений больше никаких сведений не знаю.
- Ох, какие вы умные, а мы дураки. Да вас сам командующий западным фронтом раску-сил. Но ничего, он и свидетеля прислал,— следователь приподнялся с кресла и крикнул: — Суро-ва Василия Андреевича сюда!
- Я здесь, Леонид Викторович,— извинительно заглянул старшина суров.
- Заходи, старшина. Знаешь этих подонков?
- Знаю.
- Вот про этого выкладывай,— в обычном для себя приказном тоне сказал Слепышов, ты-кая пальцем в Мишу.
- Это Мишка Мерзликин… Очень матерый враг Советской Родины. Я его много раз за-мечал ночью за столом в нашей палате. Вот уснут все, а он сразу за стол, напишет чего-то и в двери убегает.
- Да к девкам я убегал! А за столом я стихи им сочинял! – нервно закричал Миша, на что Слепышов немедленно отреагировал:
- Заткнись, враг! Продолжай, Суров!
- Ты, Мишка, действительно, говно хорошее. Ты помнишь, как меня мочегонным меха-низмом называл? А я до сих пор простатитом маюсь.
- Чтоб ты на мочу весь изошел.
- Прекратить! – заорал следователь Слепышов, и его сухощавое лицо нервно задерга-лось. – Ну вы же сознательный боец, Василий Андреич, и такую хреновину несете. Давайте по существу.
- Напишет он свои записки и в лес, в березовую рощу. И не к девкам, а к соловьям убе-гал. Я его там несколько раз застукивал. Я тогда от простатита маялся, вот в роще и гулял. Смотрю, а там Мишка посвистит в свистульку, на пенек сядет, соловьи его облепят… А он, по-ганец, схватит некоторых, на лапки им бумажки накрутит и отпустит в сторону фронта.
- Это же чушь, гражданин следователь. Неужели не понятно? – сказал совершенно белый Миша, обречённо упираясь в стену лбом.
- Вам чушь, а нам доказательство ваших преступлений,— довольным голосом сказал Слепышов и еще более довольным обратился к поважневшему старшине: — Спасибо вам огром-ное, товарищ Суров. И, пожалуйста, подпишите показания,— Он протянул заранее подготовлен-ные листки и уже подписанные аккуратно положил в папку. – Вот, Мерзликин, и всё доказа-но… ваша статья – измена родине. Полагается вам высшая мера или двадцать пять лет лагерей. Суд решит,— сказав это, Слепышов громко закричал: — Уведите Мерзликина в камеру!
Немедленно вошли молодые охранники и загнули Мише руки, громко шепча: «Подонок, ты у нас еще попрыгаешь! Вот к блатным посадим, они тебя живо облюбуют.»
- Ну а с вами, Молькин, еще проще. Вы просто желаете фашистам победы. Вы ненавиди-те Советскую власть и были банальным вредителем, зловредной змеей на фоне чистого белого халата рабоче-крестьянской медицины,— самодовольно сказал Слепышов перед тем, как снова спросить: — Ну что, признаешься, говно в полете?
- Я советский врач. Я воевал в гражданскую за нашу Советскую власть. Я коммунист с двадцатилетним стажем. Так как же я по вашему — мог?
- Сволочь ты, а не коммунист. Вас Василий Данилович сразу раскусил. А если вы думае-те, что слова генерала и командующего фронтом мне недостаточно, то вы заблуждаетесь. На худой конец у меня свидетель имеется. Ну, товарищ Суров, выкладывай, что про Молькина знаешь?
Старшина Суров задумался, и потому на обращения следователя отреагировал не сразу.
- Знаю я про него всё. Он ежедневно саботировал проведение операций. Знающих врачей пошлет за линию фронта, а сам напьется и спит в кабинете, пока раненые не умрут.
- Ты что, сука, говоришь?! Я же тебя от смерти спас. Когда такое было, чтобы из-за меня раненые умирали? – Иван Давидович встал и, словно разъяренный бык, пошел в сторону Суро-ва. – Я тебя вот этими руками задавлю, подонок, тварь, иуда!
- Охрана, остановите его! – заорал, забившись в угол, Вася с простатитом, его брюки на-мокли от долгожданного приступа облегчения.
- Ладно, успокой,— с улыбкой сказал вбежавшему охраннику следователь. – Только ле-гонько…
Охранник схватил уже нависшего над Суровым Ивана Давидовича и легонько ударил его коленом между ног так, что Иван Давидович только ойкнул и присел на пол.
- Так вот… влепим мы вам, Иван Давидович, статью: злостное вредительство и органи-зация группы по свержению социалистического строя. Двадцать пять лет лагерей или высшая мера. Готовьтесь к суду, приспешник фюрера. Уведите его! – приказал охраннику Слепышов. – И вы, Суров, идите в свою комнату, вы еще понадобитесь.
Удовлетворенный своей отличной работой следователь Слепышов поудобнее расселся в кресле, чтобы внимательно прослушать удаляющийся звук шагов Молькина. Ему было приятно осознавать, что враги получат по заслугам. Он чувствовал, что враги находятся под впечатлени-ем неопровержимых улик. «Да, хорошо я их припер к стеночке, не вырвутся теперь,— думал Ле-онид Викторович, и душа его просто пела,— будут помнить гения юриспруденции. Будут. Я всё сделаю, чтобы их посадили… Эти субчики должны кожей почувствовать груз своих преступле-ний… В конце концов почему я не могу их посадить? План по расстрельным я и так перевы-полнил, а по саженым недобор. Значит, имею полное право…» Долго ли, коротко ли сидел ум-ный следователь Слепышов на своем любимом кресле. Но всему приходит конец. Этим концом оказался телефонный звонок, он подло зазвонил и вывел следователя из праведных мечтаний. «Какая сопля про меня вспомнила! Ну не минуты покоя нет!» – Раздраженно схватил трубку гений юриспруденции.
- Ну кто там?! – крикнул он в трубку.
- Леонид Викторович, к вам жена с сыном.
- Проведи! Зачем звонишь?
Жена прибежала, как всегда, быстро, недаром ласковый Слепышов называл её «Семе-лапкой».
- Привет, Леня. Заработался ты, мой хороший, любимый мой.
- Салют, Нелька, дорогая моя семелапочка. Как я рад тебя видеть красивой и прибранной как всегда,— Слепышов осмотрел жену с видимым желанием. И впрямь было чего пожелать, Нелли Григорьевна имела примечательную фигуру: спортивные бедра, тонюсенькая талия, рос-кошная грудь и длинная шея. Ноги ее были выше всяких похвал: длинные, идеально пропор-циональные, плавно переходящие в подпанталонную часть, они двигались грациозно и похот-ливо. Лицо ее было типичное для красивых женщин, одним словом смазливое. Нетипичными были волосы, они были кудрявы и чрезвычайно длинны, то есть спускались ниже талии, зовуще достигая неподражаемых бедер.
- Да, я стараюсь для тебя, мой любчик. Ты у меня такой работник, такой киса. Весь зара-ботался… Опять всех врагов из страны вымел?
- В могилу,— раздраженно сказал Слепышов, на эту тему по-другому он не мог, и жена намерено его провоцировала. – Ну их всех! А где ты Вовку оставила, семелапка?
- В коридоре, с твоими ребятами. Я подумала, мы тут чем-нибудь займемся, любимый,— жена приподняла короткую юбку, и стало очевидно, что под юбкой ничего не одето.
- Я не могу так… надо было тебе одной придти. Он там, в коридоре, один, а в камерах всякая зараза сидит,— Леонид Викторович выбежал в коридор и крикнул как самый нежный отец: — Вовка, миленький мой, ко мне!
Сын с радостью прибежал в родные отцовские руки и, будучи взятым на руки, с любо-вью обнял родителя за шею.
- Любишь меня? – спросил ребенка Леонид Викторович.
- Люблю, папа.
От таких слов Леонид Викторович счастливо заулыбался.
- Вова, скажи мне, чтобы она тебя в коридоре с другими дядями не оставляла. Здесь, сы-нок, содержатся очень нехорошие люди.
- Каки,— понял умный ребенок.
- Да, каки, говна голимые! – со смаком сказал Леонид Викторович. – Они ловят малень-ких мальчиков и бьют их. Понял, Вова?
- Ну, Леня, ты и даешь! Ты случаем не Макаренко? – спросила верная Слепышову семе-лапочка.
- Нет, я не Макаренко. Я Сле-пы-шов. И это звучит гордо.
- Папа, а почему эти люди – говна и каки? – поинтересовался ребенок.
- Они хотят убить дедушку Сталина. Ты знаешь дедушку Сталина, Вова?
- Знаю.
- Молодец, сынок! – с радостью потрепал челку сына Леонид Викторович.
- Но почему, папа, говна и каки хотят убить дедушку Сталина?
- Потому, сынок, что дедушка Сталин такой чистый, такой правильный, такой честный и справедливый, что им не терпится его замарать. Завидуют они ему.
- Папа, а каки ходят в коридоре?
- Ходят, Вова, ходят.
- Ладно, отец семейства, поешь давай. Тут тебе моя мама пирожков напекла,— сказала заботливая жена следователя и вынула пирожки из своей модной трофейной сумочки. Они бы-ли загорелые, пышные, пахучие и с пылу с жару.
- О, с мясцом! – Жадно принялся жевать пирожок наработавшийся следователь, основа-тельно забыв про любимого сына.
Вова был серьезно озабочен услышанным, он очень сильно любил дедушку Сталина, и в свои неполные шесть лет знал про дедушку много стихов и песенок. Он был просто потрясен, когда узнал, что есть такие каки, которые хотят убить дедушку. Ему очень захотелось увидеть каку и ударить ее за дедушку Сталина, но каки были в коридоре, и поэтому Вова решил выйти в запретный коридор. Одновременно с Вовой захотел выйти в коридор и Вася с простатитом, он очень хотел в туалет. Так встретились во времени и в пространстве два противоположных нача-ла – духовное и плотское. Вова увидел идущего в туалет Василия Сурова и сразу понял, что это та самая кака, которая хочет убить дедушку Сталина. Сердце ребенка забилось, и Вова с криком побежал за Суровым.
- Кака! Кака! Говно! Не убивай дедушку Сталина! – Негодующий ребенок добежал до Васи с простатитом и стал пинать его в ноги.
- Перестань, шкет! – сказал Вася, толкнув негодующее дитя коленкой. Он не ожидал, что Вова упадет, и поэтому, ничего не подозревая, зашел в туалет и расправил член.
- Папа, папа! Меня кака ударила, папа! – орал мальчонка, капая слезами на пол.
К тому времени Леонид Викторович уже доел пироги, и поэтому услышал крик сына. Нелли Григорьевна тоже слышала, но старалась не обращать внимания, она была женщина стойкая, твердокаменная.
- Вова, Вовочка,— сорвался с места заботливый папаша,— что случилось?
- Меня кака убить хотела!
- Какая кака?
- Которая дедушку Сталина хочет убить. Она тут,— Ребенок уверенно показал на дверь туалета, и Слепышов старший смело дернул ручку на себя. Дверь скрипнула и отворилась.
- Суров? Вы? Не ожидал, что вы такая сука! Охрана, взять его! – прокричал Леонид Вик-торович. Он был потрясен, никак не ожидав, что старшина нападет на его сына. Но факт есть факт, это штука упрямая… Кому-кому, а сыну следователь верил…
В тот же день Леонид Викторович составил дело на Василия Андреевича Сурова бывше-го снайпера заградотряда, где всё сводилось к статье 58 прим.: «Организация террористических групп с целью лишения советского народа самого ценного, что у него есть – товарища Стали-на.» Свидетелей Слепышов нашел среди заключенных по той же статье, предварительно обра-ботав их проверенными средствами.
Василия Андреевича поместили в одну камеру с Молькиным, Мерзликиным и бандеров-цами, там ему пришлось надолго позабыть о простатите…
- Вот этот гаврик на вас настучал, мужики? – спросил разговорчивый мужик Петро.
- Он, Петро Тарасыч,— признал обидчика хирург Молькин.
- Гиви, поучи гаврика. Помнишь, как фашистов учил? – предложил своему грузину раз-говорчивый мужик Петро.
- Будет сделано, Петро. Я его по-нашему, по-русски! – надежно сказал грузин и красиво ударил Васю в самый простатит. – Люблю это делать с подонками. Такие мы – русские! – Не-смотря на внешнюю веселость, Гиви был необычайно серьезен, он знал, что выполняет нужную педагогическую работу и сил своих не жалел.
- Ну Гиви дает! – восхищались мужики-односельчане красивой работой своего грузина. Однако после этой красивой работы они не желали брать ответственность, повторяя: — Только не убей его, Гиви. Мы ведь не убийцы какие-то, а учителя. Нам перевоспитание необходимо провести.
Солнце тоже с интересом подсматривало в клетчатое окно камеры, оно восхищалось проделанной Гиви работой. Синие щеки и красные кровоподтеки на шее Сурова сияли всеми цветами радуги под теплыми лучами по-летнему любопытного солнца. Подонок был научен, и он чувствовал, что его учили хорошему. Но, как всякий злой человек, он затаил обиду и лелеял мечту – отомстить.
Миша, как и Иван Давидович, нежился на нарах, и ему уже было жаль Сурова, хотя он хорошо понимал, что педагогика такая наука, в которой ничего без боя не дается, ведь зло в ней очень часто во имя добра.
- Гиви, а почему ты называешь себя русским? – невольно поинтересовался Миша Мерз-ликин. – Грузины такие прекрасные люди…
- Да какой я грузин… я по-грузински-то толком разговаривать не умею. Мой дед, отец жили в Белоруссии и России, уже они считали себя русскими, но писались грузинами. %D

16 ноября 2005 года  18:37:29
Константин Зотов | Екатеринбург | Россия

Олег Галинский

В пионеры.
История такая.

Некоторых ребят Владивостока принимали в пионеры на могиле у бюста Боневура в Кондратеновке. Это деревенька расположена на полпути из трассы Владивосток — Уссурийск, проехав несколько километров за Раздольным поворот на право в деревню Кондратеновка. В эту самую деревню, где якобы Виталю по кинофильму сначала на дыбы подняли, а потом ещё всячески измывались казачки-белогвардейцы.
Места вблизи Кондратеновки прекрасны. Золотистая осень, резкий свежий утренний осенний воздух, сопки зеленеющие редкими хвойными деревцами, быстрая полноводная речка.
Принимать возили по обстоятельствам. Школе нужно выбить у «Властей» автобус. Собрать весь класс в раннее выходное утро и тронутся в неблизкий путь.
У подножья одной из сопок сопки стоял бюст Виталия. Вызывали по фамилии, нужно выйти из строя дать клятву и тогда повязывали красный галстук, который повязывала классная или кто-то из комсоргов.
И вот дошла очередь до одного отрока. Он подошёл к бюсту, и просто замолчал, тем самым давая понять что клятву давать не будет. Вот так! Учительница не ожидала такой домашней заготовки и началась пауза тягостная и неприятная. Классный руководитель что-то сказала ему или спросила. Но тот молчал. Через какое-то время она решила разрядить обстановку и начала вызывать других кандидатов в пионеры, а отказника вернула в строй. Потом этого отказника всё же втянули в пионеры.

19 ноября 2005 года  15:16:01
Олег | Wladivostok | Rusland

Олег Галинский

Лагерная цензура, географические детали, и правда жизни.

Вновь вспомнилось из пионер лагерной жизни. Было дело. Письма домой проверялись лагерным руководством. Вечером директор вытаскивал детские письма и вскрывал и читал. Отчего такая строгость и цензура? Ну, причина была одна, в одном или двух отрядах были дети крупных чиновников, включая разной масти Секретарей, МВД и прокурорских работников. Прочтёт папаня корявые буквы отпрыска. Сынка недокармливают, обижают или погулять (за территорией лагеря) вволю не дают! Приедет Уазик покажут бумажку директору лагеря и повезут его уже в другой лагерь, а вожатых за недосмотр на «химию», в сапоги резиновые и в коровник или свинарник.
На самом деле жизнь лагерная была весела, прекрасна и беззаботна. Это первый опыт коллективизма, общежития, местничества, и дедовщины.
- Ты с города?
- Да.
- Тогда мы будем, держатся вместе. Тут ещё двое. Так что уже вчетвером. Пускай только пристанут дерёвня. Мы им ночью «Варфоломеевскую ночь» устроим.
Нельзя за территорию? Так съест медведь, как говорится с галстуком и штиблетами, а директору и вожатым отвечать. Мы ушли в тайгу с расчётом пропустить даже обед. А вожатые решили апробировать коллективную ответственность, и заставили ждать нас весь отряд. Не дождались, обед остыл. Активисты, было сунулись на нас. Мы за палки, будем отмахиваться от «крестов».
Деревенские и сельские родители почему-то всегда старались обрить головки наголо наверное показывая тем самым лагерному начальству и медикам что их детки не лишайные и вне вшивые.
-Не хочу в лагерь старшие обижать будут!
- Будут обижать возьми палку или камень и по голове!
Ушло то беззаботное детство, рассыпались те халявные лагеря, пришло что-то новое, другое, с охранниками в униформах, нынешние лагеря нечто среднее инкубаторы для тех кого не успели «эвакуировать» в Америки и Австралии.
= = =
Меня вот недавно упрекнули в излишних географических деталях, точностях и прочих подробностях. Возможно это перебор, но без таких виртуальных описаний воссоздать вытянуть из памяти что-то из прошлого весьма сложно…
Вот некоторые описания. Тот самый лагерь «Родника» о котором я написал некоторые рассказы в том числе и «У речки». Приморский край, дорога от Черниговки на Реттиховку, поселок Грибной. На самом конце посёлка поворот налево и метров через сто двадцать лагерь окружённый настоящей тайгой. Наверное и сейчас за туалетом речка, а за речкой колючая проволока на случай непредвиденного медведя или тигра. Тайга, тайга, тайга.
= = =
Кондратеновка – находится между Раздольным и Уссурийском. В пионеры принимали в мае (недавно подсказали), но мы ездили туда и осенью.
= = =
Рассказ «Знамя» как в игре «Зарнице» пионер дубиной завалил (не насмерть) двух других. Дело было в пионерлагере «Портовик» который находился на противоположной стороне Амурского Залива. Левее мыса Песчаного, точнее за мысом Угольный. Иногда детей высылали на катере домой в город. А дети как Иночкин в кинофильме «Добро пожаловать или посторонним вход запрещён» возвращались, ехали катером до Песчаного а затем рискую утонуть переправлялись через речку и болото в лагерь. Южно корейское RKI радио читало это «Знамя» в эфире. Кстати в Южной Кореи я видел схожее с советским пионерским костром, с балкона гостиницы вблизи Кёнджу.
Где-то за «Портовиком» есть болота, там мы тонули, пробили тонкую зелёную плёнку, еле вылезли.
= = =
Корея, 1950й год, осень, американцы с союзниками и южанами оттеснили северян к Китаю, в те дни американцы и нанесли бомбовый удар (по ошибке) по аэродрому расположенному между Перевозной и станцией Кедровой.
= = =
Что географические детали, кое-то может о схожести жанра или просто о правдивости, так сказать правде жизни. Если я тяну на художественность, то могу выйти из орбиты действительности. Сколько сейчас такой эзотерики вперемежку с мистикой, фантастики и чёрт знает чего. Критик даже уцепится не может потому что его переигрывают софистикой и бредом переходящим в словоблудство.
Сараи со свинарниками в сараях, хрюшек и сейчас можно найти в центре города. Променады на «пятак», силовое приобщение к театру, Альбатрос, лагеря пионерские. Дописать, а затем сесть на метлу и полететь через Харбин, Киев и Марокко лететь и летать а затем нырнуть в чисто голубые воды Амурского Залива и затем вынырнув радоваться чему-то простому.

(Продолжие в декабре, Кощей и Фантомас,— 37й и прочее.

19 ноября 2005 года  15:21:29
Олег | Wladivostok | Rusland

Артур Тумашевич

Идеологический взлет

Идеологический взлет

Библия.

Часть 1. Пробуждение разума.

“Сомнение — это уже частица веры”.
Даниил Хармс.

Бездна, бездна…. О, величайшая сила и неизвестность того, что может представить себе Разум. О, бездна, скрывающаяся в нашем сознании. Дай познать нам себя. Откройся нам, и мы услышим то, что желали. Дай нам силу!

Тьма, небытиё, постоянный кошмар населяли Вселенную, ту, что существовала до человека. Тогда не было ничего: ни звезд, ни планет, ни населявших их созданий. Так было довольно долгое время…. Но Пустота порождала Пустоту, которая, в свою очередь, действовала также. Это было основой первых созданий, появившихся из другой проекции мира. “Сгустки” пространства стали заполняться жизненной энергией. Так появились первые создания – Великие Духи, которые материализовали свой разум, но остались неспособными к физическим действиям.
Долгое, долгое время они приобщались к новой “среде обитания”, которая оставалась неизменной. Великие Создания не научились управлять Вселенной, но призвали себе на помощь менее сильных духов, которые стали им как дети и были наделены жизненными способностями для обитания именно в своем физическом теле, представлявшем собой сгусток полупрозрачной энергии. Так появились первые Боги!
Они быстро приспособились к своим “телам” и, даже, научились немного управлять Вселенной, которую стали преобразовывать по своим представлениям и желаниям. Великие смотрели на это с одобрением, но кое-что их настораживало: им было понятно, что юные создания становятся сильнее и выходят из-под контроля. Одни Боги искали совершенства материи, другие создавали Хаос и разрушали Вселенную. Сила их росла и становилась угрозой для существования самих же “творцов”, которые превращались в помеху. Великие пытались вернуть все в прежнее состояние, но Боги нанесли удар первыми. Так была уничтожена часть Духов, приспособившихся к существованию в материальном мире. Так начался захват сил Великих!
Тем временем, другие Боги создавали Свет, Покой и Гармонию, совершенствовали свое сознание, экспериментировали с пространством. Их тела стали меняться и перед ними открылись новые возможности. Бунтарские духи тоже подверглись изменениям, делавшие их непобедимыми бойцами, а Великие остались теми, кем были до призвания и рождения Богов.
“Сила, Сила, я чувствую приход Силы!” – произнес один из богов хаоса, когда трансформация закончилась.
Долгое время разрушался мир, который был создан Покоем и Гармонией. Вместо него появились Ужас и Огонь. Многое уничтожили и сами Великие, считавшие, что все это портило былую Пустоту, мешало развитию и познанию однообразного пространства.
Осколки старого мира “плыли” по безжизненным просторам Вселенной. Все разрушенное Боги стали использовать в своих целях: создали себе орудия, необходимые в их деяниях.
Тогда большинство из них разделилось на два враждующих лагеря: Хаос и Гармония. Оставшиеся боги образовали из своих “тел” единое целое, создали существо, способное создавать и разрушать, творить добро и зло, оно назвало себя Судьей Вселенной. Так произошло разделение идеологий Богов.
“Гармония” начала использовать остатки своих бывших трудов, то есть округлых предметов гигантского размера: астероидов, планет. Изученный когда-то свет был успешно использован в разрушении и трансформации представителями Хаоса, так они создали звезды и “стражей света” — элементалей огня, которые отвечали за пламя “горящих планет”. Именно тогда были призваны в этот мир Младшие духи!
Великие не представляли собою опасность, ибо они стали погибать от “меча, созданного ими же”. Остатки Духов пытались скрыться в “Бездне”, но как долго это возможно в мире, где все видит твой враг?…
Боги Гармонии старались создать тех, кто мог бы поклоняться им и помогать в “работе”, (только ничего толкового не получалось). Так появились некоторые организмы, способные жить в Космосе и на “ледяных камнях”. Создатели понимали это, поэтому решили обустроить эти “земли” и попробовать еще раз. Так появились животные. Хаос тоже прибег к таким экспериментам, потому что им были нужны бойцы и прислужники: появились демоны и никому не известные расы воинов и разрушителей, не способных жить в мире между собой. Эти убийцы уничтожали сами себя и не могли использоваться Тьмой как военная сила, способная к военным походам против Гармонии и Жизни. Ни у одного создания не было настоящего разума, способного отвечать хоть какими-то параметрами, заданными Богами.
Судья Вселенной захотел решить данную головоломку, но и у него ничего не получалось, однако он смог поймать одного из Великих Духов, прятавшегося в “ледяном” астероиде, который стал временным домом Судьи. Долгое время несчастного пытали на духовном уровне, и тот все-таки дал небольшую информацию о “формуле разума”.
Великий говорил: “… нет данного предмета во всей вселенной, ибо мир этот создавался нами, и он никак не мог скрыть от нас свои тайны. Искания твои бесполезны, ты должен понять то, что все необходимое сокрыто в твоем разуме и не может существовать материально. Постигни себя, а уже потом поймешь эту загадку.… Найдешь все в себе… разум – частица твоей души, значит, ты не там ищешь, ищи в мире духов, бери все из себя, из своего сознания”. Судья выслушал его и отпустил, но большинство слов осталось для него загадкой. “Как все-таки любят говорить загадками эти существа, никто, кроме них самих не сможет использовать высказанное ими на практике!” Его исследования продолжались до тех пор, пока Боги Хаоса не создали демона, обладающего свободным разумом. Это существо смогло возглавить армии глупых, не способных к умственной деятельности, воинов, монстров, полуживотных, оборотней и тому подобных тварей.
Данный инцидент привел Судью в обитель Зла — “цитадель Разрушения”, где и жил этот демон. Их встреча произошла на небольшой планете. Замок — черное кристаллическое сооружение. Со всех сторон располагались орудийные и огненные башни, в основе которых лежали сердца элементалей, гигантская мельница с огромной черной жемчужиной, все сооружение находилось во внутреннем дворе цитадели, жернова наполняли “черный шар” неведомой энергией. Новосозданная голубая звезда была очень близко к самой планетке, которая представляла собой вулканическую горящую массу. На ней постоянно воевали расы между собой, чтобы выжить в таких ужасных условиях так, как именно здесь и происходил отбор бойцов для “великой миссии”.
Демон не боялся Судьи, хотя знал, что подобное существо сильнее его во всех отношениях, но ему было понятно, что “оно” пришло не для сражения с ним, а для чего-то другого. И он был прав, беседа была про идеологию и “формулу разума”. Вот некоторые фразы из их разговора:
- Кто ты такой, – спросил Великий Судья.
- Я величайший из всех полководцев Хаоса, я демон, управляющий “армией Смерти”, я последователь гильдии палачей, я сын смерти и разрушения, я повелитель “цитадели Разрушения”, мне нет равных среди своих!
- Ты глупец, кем ты себя возомнил, жалкое существо, откуда ты взялся?
- Меня создал Огненный Тролль – бог Хаоса и владыка “Черной звезды”.
- Как в тебе появился разум?
- Меня призвали уже таким.
- Но как?
- Я этого не знаю…

Беседа была недолгой, она продолжалась еще некоторое время, но Судья ничего не добился, так как существо не желало отвечать на его вопросы. Закончилось все тем, между ними произошла схватка, в которой демон был убит кристальным мечом, но это не помогло, демон обладал способностью к реинкарнации.
Долгое время искал Судья истины, которой не существовало физически, но понять это он не мог, потому что уж слишком сильно увлекся всем этим.
Тем временем, на “Черной звезде” проводили исследования того, что многие называют “полной материализацией”. Огненный Тролль сделал это, чем навлек на себя немилость других владык Хаоса. За свои опыты его превратили в обычного демона-гиганта. “Бывшего бога” сослали на планетку, на которой усердно трудились представители Гармонии. “Просвещай неверных, учи слову Хаоса, убивай тех, кто окажет сопротивление и заботься о тех, кто покорится!”- сказали боги Хаоса. Попав на землю, Тролль узнал сложность обитания в “материальной оболочке”, ему стал известен голод. Много времени он скитался по безжизненной, по его мнению, земле, но вскоре понял, что ошибался: Тролль встретил на своем пути стадо бизонов, пасшихся на зеленом лугу, а голод “грыз” тело. И он решил съесть всех, чтобы хоть как-то избавиться от боли в животе. Так появился хаос на Земле.
Вскоре демон сожрал все, что только нашел поблизости. Прожив несколько дней, ему пришлось сходить по нужде, так как он стал обладать всеми возможностями и недостатками физического тела, но потерял много сил, которые были у “бога”. Из всего того, что появилось от “отходов организма” получился первый человек. Ради потехи демон наделил “существо” жизнью. Так появились первые люди!
Не прошло много времени, как Тролль умер от голода, так прибыл Судья Вселенной, гонимый поисками разума. Увидев “ужасное существо”, искателю истины стало жалко “это”. Тогда Бог появился перед человеком и заглянул ему в глаза, которые были полны страха, ужаса и пустоты. “Бедное создание,— сказал Судья,— кто изуродовал тебя так? Я постараюсь помочь тебе, создам новую оболочку для твоего тела, наделю тебя душой, ты будешь не глупым, а умным и понимающим.” Именно в этот момент, Бог понял, что это время искал то, чего не существует. Все нужное ему хранится в его теле, в душе. Чтобы узнать истину, он испытал жалость.
После всех трансформаций Судья сказал человеку несколько слов. “Я наделил тебя красотой, физической силой, ловкостью и многим другим, но самое главное — твой мозг, теперь ты существо разумное, но извини меня, я не смогу научить пользоваться им. Может быть, ты сможешь познать мой дар, а, может, и нет, кто знает, хотя, по-моему, есть духи – ясновидящие, которые помогут мне. Помни, не служи богам, они этого не оценят, не поймут.… Прощай, создание, да прибудет с тобой разум!” С этими словами Судья проследовал дальше. По пути ему встретилось еще два человека, последние, которых тоже наделили таким же даром. Улетая с планеты, Бог думал о том, что его труд не пропадет бесцельно, послужит на благо вселенной. Так пробудился разум.

Часть 2. “Душевная разумность”

Глава 1. Рождение существования.
Вера — слабость человеческая,
Противоречит и завлекает сознание!
Мак-Тук-Ли

Пустота исчезает, а вместо нее приходит жизнь, тишина, спокойствие, бездумье.… Просвети нас, жизнь, спаси нас, вытащи из тьмы! Даруй нам мысль, научи нас прощать самих себя! Помоги нам не умереть… Дай нам силу бороться за счастье, душу, мышление…

Всего лишь троих одарил Судья. А сколько всего было людей? Никто точно об этом не знает, но их бы хватило для создания общины. Так и поступили человеческие особи.
Получив бесценные знания, Тильвар, один из “гениев”, пошел на охоту, на созданий Гармонии. Другой, Моргенберг остался в племени и решил обустроить его. “Пусть тепло и спокойствие будет здесь! – сказал он. – Тут слишком холодно, чтобы прожить на голой земле.” Третьим “одаренным” была женщина по имени Лейзендра, которая решила, что все нуждается в украшении и преобразовании. “Наших собратьев требуется просветить, обучить, ”- объясняла она спокойно.
Прошло два дня, люди голодали, но потихоньку научились собирательству. Моргенберг построил несколько каменных домиков и разжег костер. Так ему удалось обогреть почти все племя. Красавица Лейзендра вспахала небольшой участок земли (засохшей дубовой веткой, дерево было вырвано с корнем Троллем, и посадила горсть зерен ржи, которые нашла в маленьком лесу, неподалеку от поселения.) К вечеру второго дня Тильвар приехал на двух бизонах, тащивших пару медведей. Это было величайшим счастьем для всех, так как у всего племени теперь было все для нормальной жизни.
Прошло еще несколько месяцев. Люди научились охотиться, ловить рыбу, строить дома и ремонтировать разные предметы, из некоторых получились прекрасные фермеры и скотоводы. Моргенберг придумал маленький струнный инструмент, что-то наподобие гитары, который использовал для развлечения перед сном. Да именно перед сном люди, сидя у костра, любили послушать музыку, сказания о богах, поговорить, пошутить, обсудить различные проблемы. Поселение развивалось и совершенствовало свой быт. Однажды Тильвар, уйдя на охоту в горы, случайно нашел залежи угля. Западнее гор, в трех днях пути, была железная руда, из которой Тильвар и Моргенберг изготовили некоторые орудия труда, также наконечники для копий, стрел и гвозди.
Люди не остались без внимания богов, которые, в свою очередь, пытались завладеть разумными созданиями для своих целей: Гармония – исследование и преобразования вселенной, Хаос – разрушение и подчинение всего существующего. Поэтому на Землю были посланы представители двух противоборствующих сторон. Но эта затея затянулась на очень долгое время…
Как узналось позже, Трое “одаренных” были бессмертны, и поэтому они могли следить и обучать себе подобных созданий вечность, но было одно но, о котором Судья упомянул перед своим исчезновением: “Не забывай, создание, ты умрешь, только если тебя убьет Бог, Великое создание или Дух”, да только этого никто из них, просвещенных, не помнил, и поэтому они думали, что ничем теперь не отличаются от остальных людей, которые расселились по Земле на большие расстояния друг от друга. За эти десятки лет человеческие особи основали очень много поселений, потому что они очень быстро плодились и развивались, но умирали в далекой старости. Хотя смертность была очень высокой на начальном этапе переселений, люди устояли перед капризами природы и даже укрепили свои позиции в северных землях.
Боги наблюдали: изучали поведение, потребности этих особей, шпионили за всеми, особенно Хаос. На всеобщем сборе своих гильдий высшие существа пришли к выводу, что люди являются идеальными “слугами”, точнее “тройка разумных”. По их мнению, именно эти одаренные смогут продвигать “Великие цели”, подчинить созданий богов, совершенствовать и разрушать вселенную, управлять армиями монстров, украшать и преобразовывать все по своему желанию. И для этого оба лагеря отправили своих представителей: демона- генерала и порабощенного Великого Духа. После тщательного наблюдения за людьми посланники выбрали себе “жертву”.

Глава 2. Пустота и душа.

Мудрость для души – тоже,
что здоровье для тела.
Ф.Ларошфуко.

Немного отойдем от времени и постараемся узнать тайны, за которыми и появились разумные существа. Исследования “формулы разума” привели Огненного Тролля к выбору: закончить познавать или нет, но если продолжать, то появляется проблема, что он просто нуждается в полной материализации самого себя, а так бог лишится большей части своих сил и может потерять бессмертие. Это понимал и Альдерунг — Великий Дух, властелин “Эфирного астероида”, тайно перешедший на сторону Хаоса, он знал, что такие опыты приведут к ослаблению “союза” и гибели многих богов, поэтому Альдерунг выступил с предложением или даже, можно сказать, с требованием о закрытии исследований “формулы разума” и высылке “получившегося продукта”, Огненного Тролля, который, в свою очередь, помнил все, но было поздно. Совет выгнал его, выбросил, забыв достижения “бывшего бога”, “сослали во мрак”… Материя бывшего бога – демон-гигант. Размышления Тролля:
“… пусть я страшен, да, я урод, жертва своих же экспериментов, но теперь я смогу познать “формулу разума”. Как мне существовать в этой пустоте, земле Гармонии… Голод, проклятье! Терзают меня, как быть… Силы покидают, слабость и пустота идут мне навстречу, устал, нет сил… Мне нужна поддержка… Создам себе последователей, пусть они продолжают мое дело… Уже кое-что получилось… Да, я создал хоть что-то, моя душа будет праздновать вечность… Я умираю, но ты, мое создание будешь жить всегда, да помни, что существует “формула разума” и ты ее найдешь, как и я, но, извини, мое время пришло…”
Этими словами закончила жить “материя” бывшего бога. Но никто точно не знает, где теперь его сущность, в каком мире продвигает свои цели и идеалы.
Имена! Откуда они взялись и что они означают? Происхождение – тайна, унесенная Судьей и Троллем, а их значения очень просты! Тильвар – разрушитель, убийца, воин, Моргенберг – осветитель, просветитель, горный священник, проповедник, ну а Лейзендра – гармония, тишина, спокойствие, преобразователь, властелин изменений. Все эти имена произошли от очень старинного и не совсем понятного языка “падших богов” – демонов, титанов, Великих Духов и существ типа Тролля. Эти тайны окутывают многое, но не всегда можно вспомнить все то, что желаешь передать другим, поэтому я вернусь к повествованию…
Первыми решили “напасть” боги Хаоса, точнее их демон – генерал “армии Смерти”. После долгих наблюдений он узнал, что среди поселений зреют разногласия и споры, и Тильвар стоял во главе заварухи. Так первые люди пошли войной друг против друга, она была первой, но не последней. “Одаренный” проявил удивительные способности: в командовании, в боях, в убийстве себе подобных. Его не пугал ни запах, ни цвет крови, ни тела погибших, ни враг. “Завтра может произойти то же самое и с нами, но не надо бояться этого, мы живем сейчас, а завтра – это где-то там и, может быть, туда мы не придем никогда, так что трястись от этого глупо!”- говаривал Тильвар товарищам по оружию. Все его действия приводили в восторг Хаос, поэтому он был нужен богам для схваток с Гармонией. Демон решил действовать: однажды ночью он пробрался в шатер, где спал Тильвар:
“Жалкое существо, как это ты стал способным к таким вещам, не пойму, однако у меня нет сил тягаться с богами, следовательно, придется выполнять все их приказания”, – подумал демон. (Далее следует диалог между ними)
- Проснись Тильвар, проснись!
- Кто здесь? – испуганно сказал он.
- Вы люди боитесь даже собственной тени, ха-ха-ха! Поднимайся, пойдем со мной.
- Кто ты, в лагере враг, тревога! Приготовься к смерти, чудовище!
- Успокойся, глупец, не кричи, ничто тебе не поможет. Одевайся, можешь взять свое оружие, следуй за мной.
- Почему я должен слушать и подчиняться тебе, кто ты?
- Извини, я не представился, впрочем, это и не важно. Одно лишь скажу тебе, теперь у тебя нет выбора…
- Выбор есть всегда, – перебил Тильвар.
- Помолчи! Человек – глупое и беззащитное создание, но очень гадкое и циничное. Слушай и запоминай! Я являюсь повелителем “Армии Смерти”, ах да, ты про это же не знаешь, ну да ладно. Меня послали боги Хаоса.
- Зачем?
- Скоро поймешь, но не здесь, мне надо, чтобы ты пошел за мной кое-куда. Там все расскажу, пошли!
- Хорошо, пойдем!
Через некоторое время, уйдя из военного лагеря, они пришли в небольшую рощу, где Тильвар уже не мог видеть ни шатров, ни костров, ничего, что напоминало бы ему присутствие людей и их поселения. Когда начало светать, демон и человек, облаченный в кирасу, добрались до необходимого им места.
- Вот мы и пришли, здесь нас никто ни побеспокоит.
- Ты хочешь убить меня,— пробормотал озлобленно Тильвар.
- Убить тебя – нет, ни в коем случае. Ты нужен богам, и при том живым.
- Что им требуется от меня?
- Нет, давай начнем с другого,— при этих словах его глаза сверкнули темно — синим цветом, и на губах появилась злая улыбка,— Чего ты больше всего хочешь: силу, власть, знания или, может быть, еще что-нибудь?
- Зачем тебе это знать? Лучше перейдем к делу.
- Ой, что за фразы. Чтобы произнести их, тебе бы понадобились помощники, ты не способен на это, ты слишком глуп. Только глупец способен на геройство, не так ли? – хохоча, говорил демон.
- Ах ты мерзость, я убью тебя за такие слова, умри!
- Эх. Человек, человек, ты пуст, неразумен. А также боишься меня, поэтому хочешь убить, но я бессмертен, советую – даже не пытайся.
- Ладно, выкладывай, что хочешь мне предложить,— произнес Тильвар, убирая меч в ножны.
- Боги хотят, чтобы ты присоединился к Хаосу. Они готовы на любые условия.
- Заманчивое предложение, но зачем вам это?
- Если ты захочешь присоединиться к нам, то я тебе объясню, но после того как ты дашь мне свое согласие.
- Но что я с этого получу, ты не подумал? – хитро буркнул Тильвар.
- Напротив, все продумано, не волнуйся. Начнем с малого. Во–первых, титул, станешь “рыцарем Хаоса”, также звание при “дворе богов”. Во-вторых, тебя произведут в “верховные генералы”. Будешь управлять “легионами убийц”. Заманчиво. Не правда ли? В-третьих, сила и знания, все будет у твоих ног. Ну и напоследок, оплот или цитадель на каком-нибудь астероиде, а если повезет, то, может быть, и замок на хорошей “эфирной или астральной планете”. Да вдобавок ты получишь кристально-лавовый меч – подарок от меня. Ну, как? Согласен?
- (Прошло несколько минут в полной тишине, только был слышен шум горной реки, щебет птиц из леса, порыв ветра…) М — да. Да, я согласен.
- Замечательно! Теперь надень этот браслет. Это знак принадлежности. Понимаешь? – радостно говорил демон.
- Ну что теперь, объясни мне, зачем я вам понадобился, но только не лги?
- Разумеется. Боги знают, что вы одаренные обладаете разумом, поэтому вы нужны нам в нашей “борьбе”, есть и еще некоторые причины, правда их тебе скажут боги, если ты будешь достоин. А сейчас приготовься к трансформации тела.
- Ты мне ничего не говорил.
- Не бойся, это не страшно.
С этими словами демон развел руки и сжал их в кулак. Десятки молний стали поступать в него из пространства. Потом появились черные тучи, начался дождь, сменившийся мелким градом. Так продолжалось несколько минут. В конце на Тильвара обрушился заряд энергии (внешне была черной, но внутри фиолетово – синей). Это сопровождалось безумным криком или даже стоном от беспорядочной боли.
Трансформация прошла очень быстро. Новое тело представляло собой очень запутанное соединение: кристаллы переплетались с плотью, металлические пластины покрыли левую сторону груди. Сам вид Тильвара приводил в ужас. Беспорядочно выросли волосы на голове, получилась очень интересная и воинственная прическа, возвышавшаяся над всем телом. На лице появились усы, окутывающие всю верхнюю губу. Глаза меняли цвет. То красные минуту, то синие или вообще зеленовато-черные. На теле появились необычные мускулы, просто гигантские и “стальные”. Кулаки – гранитные, а ногти и того удивительнее – золотые. Брови покрылись серебряным светом, хотя сильно отличались друг от друга: левая была кристальная, ну а правая напоминала шелк. Само же лицо казалось очень старым и деревянным, напоминало маску. Волосы – грива странной малиново-сливовой гаммы, приводящие одновременно в ужас и необычайный восторг любого, увидевшего это зрелище. Пальцы длинные, тонкие и очень сухие, блестящие на свету. Плечи покрывали два рогатых черепа, напоминающих буйвола, корову или бизона. Все тело покрывала густая шерсть призрачно-фиолетового цвета. Мышцы пресса – куски гранита с прожилками меди и серебра. Уши! О да, просто изумительные, полностью проколоты кольцами, перстнями с сапфирами, удлиненные, приобретшие овальную форму. На лбу фиолетово – черная повязка с непонятной надписью бронзовыми буквами. Полужакет – полукольчуга была надета на Тильвара, закрывавшая, по большей части, спину, а не грудь.
Браслет, данный демоном, содержал семь драгоценных камней: два бриллианта, сапфира, рубина и таинственный “черный камень”, переливавшийся всевозможными цветами при разном свете, но от него исходил холод и темный блеск, навевавший айсберги, куски льда и бесконечные снега. На очень крепкой шее висел металлический амулет со знаком бесконечности, рядом крепились все те же семь камней, вместе это символизировало вселенную, а с ней и неограниченную силу, и власть богов Хаоса. Эти два предмета являлись частью идеологии, возвышением над окружающей действительностью – пустотой, неограниченной в пространстве, постоянно совершенствующейся и изменяющейся в разных своих частях. Но углубляться в познание этого сейчас было бы бессмысленно и глупо, поэтому вернемся назад, временно забыв вселенную и идеологию богов. Вспомним про Тильвара, точнее про то, что с ним стало. Кожа его была серебряно – фиолетовой, довольно странного цвета, главное необычного и, придававшего таинственность и непохожесть. Ноги напоминали мускулистые копыта бизонов, хотя только правая внешне выглядела так. Спину прикрывал темно- синий плащ, концы которого были порваны и напоминали языки пламени, спереди он крепился двумя бляшками, похожими на розы серебряного цвета, скрепленными между собой чугунной цепью. От лица шел холод, навевало свежестью, льдом, снегом, всем, что могло напомнить “северные земли” и зиму. Зубы казались кристаллами, были очень крепкими, а клыки выходили изо рта, длинные, острые как бритва. Да это существо могло подчинить себе кого угодно только своим видом. Тильвар стал настоящим произведением искусства богов Хаоса.
- Кто я теперь? — испуганно произнес Тилвар.
- Ты, ты рыцарь, полубог, то есть теперь ты стал, как и я, бессмертен, конечно, в определенных рамках. По всей видимости, ты властелин или просто правитель какой-нибудь “эфирной планеты”. Замечательно!
- Я всемогущ!
- В некотором роде, да!
- Что это значит, демон?
- Твои знания ограничиваются богами, так что все зависит от них. К тому же ты узнал кто я, но поверь мне, Тильвар, тебе хватит и того, что получил. А вот и мой подарок!
- Что еще?
- Так ты забыл? Я дам тебе меч.
- У меня он есть, по-твоему, чем я хотел тебя убить.
- Хм-м-м (смеется). Ничто не изменит разум. Нет, ты получишь нечто другое. Представь себе, настоящее произведение искусства. Он практически идеален, обладает великой силой двух элементов: огня – лавы, земли — кристаллов, но ты сможешь получить еще и силу воды – льда…
- Почему? – Перебил Тильвар.
- Ты “властелин льда”- воды, а я — лавы – огня. Подожди немного, я призвал его из своей цитадели, он скоро прибудет.
Прошло некоторое время. Было тихо, спокойно, не слышно природы: птиц, животных, насекомых… Все это время Тильвар осматривал свое “новое тело”. Демон “висел” в воздухе и радовался своим деяниям. Вдруг в небе появились грозовые тучи, которые стали вести себя необычно: из них получался “водоворот”. Пошел дождь, за ним молнии, бившие в землю вокруг собеседников. Из заворота “вылез” красно–черный шар, наполовину прозрачный. Он очень быстро опустился на холм, где стоял Тильвар. Это прибыл меч.
- Нравится, не правда ли?
- Очень хороший!
- Теперь он твой. Ты только посмотри какой красавец! (Подбросил меч над собой) Посмотри, как переливается на нем цвет. Это чудо обладает силой огня, воды и необычайной крепостью.
- Почему подарил его?
- (Молчание)… Не знаю, Тильвар, наверное, моя сущность жаждет этого. Осчастливливает других, но не меня.
- Но почему?
- Не знаю, я не готов ответить тебе сейчас.
И неожиданно демон прослезился. Это были настоящие слезы, взятые из недр души. В его глазах пробегала грусть, пустота, безжизненность, бесполезность и боль сознания. Казалось, что он мертв, его здесь нет, хотя демон бессмертен. Тильвар видел это, да только не понял ни причины, ни демона, ни эмоций, ничего, что сейчас произошло.
- Что это ты, совсем плох?
- Да так ничего особенного. Перейдем к делу. Ты обладаешь всем необходимым для службы богам Хаоса. Готов ли ты отправиться в свои владения?
- Да, готов… (Молчание) кх-м, как к тебе обращаться, как зовут, демон?
- Катаргент. Легко запомнить. С древних языков переводится: сумрачная цель, “устремленный” в тайны, идущий во тьме, тайна богов и тому подобное. Ну а теперь прощай мой друг, я остаюсь здесь, а ты иди – служи богам.
- До встречи, Катаргент.

Попрощавшись так, Тильвар стал “исчезать”: полетел в небо, туда к “новым хозяевам”. После его ухода природа стала опять спокойной: тучи рассеялись, птицы продолжали напевать красивые мелодии, водопад продолжал шуметь, шелестел дубовый лес, было хорошо, только люди поднялись на штурм, завязалась кровавая битва. И только это нарушало ту гармонию, которая царила до бойни.

Глава 3. Красота или ужас: Разум в душе.

Тильвар! Тильвар! Где ты? Что с тобой, кто знает? Был ты – нет тебя. Тебя никто не помнит, ты забыт, как и твои деяния. Память о тебе исчезла вместе с тобой.
Мак-Тук-Ли. Проповедь к пустоте.

“Вселенная – полная пустота! – говаривали боги Гармонии,— поэтому она нуждается в преобразовании. Красота требует гармонии.”
Тильвар исчез, война идет, смерть приходит. Нет совершенства в поступках, но есть совершенные идеи. Жизнь изменялась, а с ней и красота природы. Лейзендра украшала все: людей, культуру, значит и искусство, быт, даже войну, начиная с оружия и заканчивая всем. Это просто удивительно, по мнению Гармонии, поэтому девушка стала “целью” богов. И посланником был Великий дух, плененный когда – то. Он начал выполнять свой план почти тогда же, когда и демон, через два дня.
Лейзендра – красивая девушка с голубовато-зелеными глазами, весело играющими в ясную погоду, которая была не каждый день, и из-за этого спокойствие и какая-то радость появлялись в сердцах людей в эти моменты. Она любила белый и зеленые цвета, потому что считала их частью природы, поэтому они идеальны. Да и именно такие носила платья, тоги. Эта таинственная девушка любила цветы, особенно ей нравилось прикреплять их к своей одежде. Волосы ее – соломенные, золотистые, всегда причесанные и шелковистые. В них обычно крепилась заколка с изображением белой розы, сделанной Моргенбергом и Тильваром, секрет создания которой они хранили очень бережно. В этот ясный день Лейзендра сидела в саду, на скамейке, ухаживала за своими волосами: расчесывала белым, как молоко, гребнем. В тот момент девушка занималась цветами: поливала, рыхлила землю, когда к ней подошел странный человек – Великий Дух, лицо которого прикрывалось капюшоном, поэтому его было трудно разглядеть – это придавало ему таинственность и непонятность. Он заговорил с Лейзендрой. Долго пытался посланник понравиться, но его выдавала лживость, пустота духовная. Из-за такого сложного положения Дух решил раскрыться и сказать все, как есть.
- Послушай меня, Лейзендра, я Дух и посланник богов Гармонии, мы наблюдали за “вами” и пришли к выводу, что ты идеально подходишь для служения “высшим целям”. Мне нравятся твои идеи, вера и философия, у тебя чистый разум и свободная душа.
- Вы ошибаетесь! Вера – проделки души, а они мешают преобразованию, значит это лишнее, придуманное материей, не подчиняющееся разуму – подлежит исключению.
- Блестяще, но все же ты не всегда права, особенно в начале беседы: цели не совместимы с принципами. Красота не может быть достигнута на одних “правильных” мыслях и разуме. Красота – продукт или, правильней сказать, совокупность гармонии сознания – разума и подсознания –души, между ними не должно быть симметрии – это первая степень “падения”. Но также помни, что вера и религия почти одно и тоже: значит, как ты говоришь, выходцы подсознания. Лейзендра, ты хорошо, отлично, постигла многое, да еще кое-что: пояснение моим словам. Религия, “светлые” идеи- последствия веры.
- Красиво говоришь, Дух, но что тебе нужно от меня?
- Твое согласие о вступлении в наши “ряды”.
- А что получу взамен?
- Почти неограниченные знания во всем, что тебе понадобится, они будут у тебя, но ты должна служить и подчиняться Гармонии.
- А стоит ли служба того, что я возьму?
- Поверь мне, Лейзендра, все, о чем ты только мечтала, чего хотела – все будет у твоих ног. Власть, сила, знания, красота – это лишь некоторые вещи, которыми будешь владеть. Ты сможешь поработить людей, демонов и богов Хаоса. Ты станешь бессмертна: тебя смогут убить только в бою, да и то только великие мира этого и их слуги, но мы будем править ими, , точнее – ты! Ну! Как? Присоединяйся к нам!
- М-м –м…(Задумчивое лицо) Я подумаю над вашим предложением.
- Думать некогда, понимаешь, нужны слуги, способные принимать быстрые и, по возможности, правильные решения. Ты должна ответить сейчас. Ищи ответ свой в разуме, не слушай душу: она не знает жизни, той, которая “течет” у нас. Подсознание обитает в другом мире, ты – здесь…
- Да! Согласна!
После этих слов, буквально, через пару секунд, Дух бросил в Лейзендру кристалл: удлиненный, весь в гранях, напоминал острие копья, но не имел острого конца, он был прозрачный – чистая вода, голубоватого оттенка, а внутри зеленый. Глаз девушки пробила эта “стекляшка”. Сильный крик раздался в тот момент, и все тело Лейзендры обледенело в один миг. Она простояла в одной позе где-то минут десять, после чего под ее ногами стали появляться маленькие цветы. Растительность обволокла все вокруг несчастной. Прошла еще пара минут. Из “сгустка травы” выпрыгнула Лейзендра, но не та, что была прежде – другая, прошедшая преобразование. Теперь она стала очень и очень стройной, просто худая, левый глаз напоминал драгоценный камень, цвет которого соответствовал изумруду, окруженному топазами – в него попал кристалл. Волосы удлинились, стали темно – зелеными. Кожа потеряла человеческий вид, теперь напоминала природу: зеленую травку, листья, водопад, бьющий о камни, пруд с квакающими лягушками, все, приводящее в восторг любого, увидевшего “натуральную жизнь”. От Лейзендры веяло свежестью и чистотой – тем, о чем она всю жизнь мечтала. Мантия, окутавшая ее тело, была словно волосы: темно – зеленая гамма, придававшая святость девушке, покрывалась листьями, травой. Просто восхитительно! Великолепно! Девушка – лесной повелитель, царица, все, что только можно представить себе: красота, гармония, спокойствие, тишина – все это и многое другое сочетались в Лейзендре. Нет ей равных, она правит всем, миром, да наверное и не только им.
- Ты просто великолепна,— сказал Дух.
- Действительно нравлюсь?
- Очень! Достойна быть слугой Гармонии, да и кем угодно. Лучше тебя нет. Вселенная у твоих ног. Теперь позволь подарить этот посох – от нас: богов и слуг этого мира. С ним ты будешь сильнее, он поможет тебе везде, в любом поручении. Ну! Как?
- Превосходная “палка для битья”, думаю сгодиться когда-нибудь.
- Не пренебрегай им, посох этот — реликвия, часть нашей философии, в умелых руках он грозное оружие. Помни мои слова. А сейчас нам пора, пойдем к богам. Служить! Повиноваться! Выполнять!
- Подожди, еще рано. Прежде чем покинуть эти земли, я хочу воплотить свою мечту.
- Хорошо. Жду тебя, ты обладаешь силой и знаниями, так что действуй, как говорит разум.
Несколько минут молчала Лейзендра, протянув руки к небу. Так было недолго. Она вскочила и стала выкрикивать фразы, понятные только богам, их созданиям и слугам. Яркий свет озарил человеческие поселения. Многие люди просто стояли и смотрели на это удивительное зрелище. Но и это быстро пролетело. С неба “посыпались” горящие камни – метеоры, крушившие все подряд. Люди забыли про хозяйство, про работу, про быт, про раздоры – все бежали: из домов, мастерских, с поля боя, отовсюду, обезумевшие от страха. Скрывались от хаоса в лесах, в горах, где угодно, лишь бы подальше отсюда. Пошел дождь – ливень. Длился он несколько дней, очистив землю от человеческой глупости и эгоизма. После него все вернулось…
Немного отойдем от темы. Почему Лейзендра задерживается так долго, когда ей надо отправиться в замок Гармонии. Но что для богов день – песчинка, ничто, они живут вечность и не знают понятия соответствующего слову “день”.
После долгих дней дождя, началось все заново: природа вернула свою красоту, животные продолжали жить, только люди остались ни с чем, но они не отчаялись и стали отстраивать все опять, по новой, Вернулась и война, раздор между ними, но это будет потом. А сейчас Лейзендра преобразовывала природу, жизнь на Земле, возвращала к временам до человеческим, старым. И многое у нее получилось, но о возвращении людей она узнает нескоро.
- Теперь можно отправляться, земля чиста и красива, нет больше грязи, портящей все вокруг. Эта мысль спасет разум от низменной души. Дух, веди меня!
- С удовольствием!
Хрустального цвета шар окружил их и понес ввысь, туда, в небо, в космос, в царство Гармонии. Люди забыли и про Лейзендру, и про Тильвара. Их больше нет, нет и памяти о них и их деяниях – все в прошлом. Все унесла вода…
Воспоминания о тех временах остались лишь у Моргенберга. Он часто тосковал по горячо любимой им и Тильваром Лейзендре. Но где теперь одаренные, в какой части вселенной они находятся. (Это изложется уже не здесь, а в другой, части.)

Глава 4. Мир Одаренных.

Божественный дар – знания.
Способность – бремя человеческое.
Сила – слабость телесная.
Разум – близкий враг души.
Душа – далекий друг разума.
Сознание и подсознание – основа бесконечности,
Ну а тело – часть пустоты.
Мак–Тук–Ли.

Топот копыт, удары боевых барабанов, скрежет и искры от клинков, скрип доспехов, предсмертные вопли, крики о помощи, бегство, смерть… Боль, жажда, кровь, хрип, холод, отрешенность, пустота, бессмысленный сон. Путь в никуда…
Огонь, жара, лава, снег, лед, холод.… Нет мира последователям Хаоса, в любую погоду, днем или ночью, везде, где угодно, бьются создания: монстры и воры, рыцари и купцы, воины и обыватели – все, кто удержит оружие, что угодно. Жизнь их полна смерти, важна лишь победа, горы трупов не имеют значения. Жизнь коротка, а смерть близка…
Основа философии: каждый умирает, нет смысла во времени прожитом на земле, живи – побеждай, убивай, ну а если слаб – погибай. Будь лучшим воином, не бойся, с каждым бывает, прославь свой народ, клан, племя, семью, остальное не важно. Прославил – можешь умирать спокойно, если хочешь. (Такое случалось и не раз: великие бойцы специально подставляли себя – жизнь теряла смысл, основу существования, одной войной не будешь счастлив.)
В таком ужасе жил и Тильвар, точнее правил своим “новым народом”. Бился везде: на землях Катаргента, у себя, на “черном солнце”, но не было радости от побед. Каждая победа – поражение, по мнению демона да и “одаренного” тоже. Тупая война затягивала, никто не знал почему это началось, все равно: битвы должны продолжаться. “Докажите свою силу, кто достоин жить из вас? – поговаривали боги Хаоса. – Думать – это наша забота, ваша – воевать.” Разум “отсутствовал” у многих, но душа была у всех, именно это и спасало от гибели. Жить, совершенствоваться, воевать, убивать – цели, ставшие главными у многих последователей – повелителей. Только они и могли “соображать”, остальные – подчиняться…
Лед и огонь “сковывали и выжигали” разум, но только одно помогало выжить – душа существ, да, подсознание согревало тело, прогоняло тоску и печаль. Это единственное, что осталось у “слуг” Хаоса, конечно еще и их сила – тело. А дальше идет пустота… Богам не нужны войны с разумом, только некоторые достойны этого.
Лейзендра же жила в совершенно другом мире – мире Гармонии и спокойствия, создания и преобразования. У нее были знания, сила – все, что только пожелаешь, но даже здесь существовали проблемы. Душе места нет, а значит это владения “сознательных” существ – разумных. “Необходимо изменить идеи, тогда появится возможность постичь то, что вы называете красотой и гармонией,— поговаривала Лейзендра богам. – Нет совершенного, особенно, если вспомнить древних, разум построен на подсознании, следовательно, нам не надо уничтожать в самих себе душу – это наша жизнь, основа, без которой никто не станет существовать, не сможет: создания исчезнут, а с ними и вселенная, и вас, богов, тоже не будет.” Ее слова поражали, пугали: а что если она права – рушилась вся философия, смыслы жизни теряли ценность, мир останавливался, падение, тишина, пустота…
Боги Хаоса осознали такую опасность раньше, поэтому они “уничтожали” разум: им не нужны философы, требуются воины. “Глубокое понимание слугами идей и своих задач, наверно приведет к серьезным последствиям: исчезнет наше влияние, сила, так как они строятся на слабых умах “верных слуг”. Все пропадет… Хаос провалится во мрак, тьма окутает наши судьбы, мы уйдем обратно – в другой мир. Потеря Великих Духов вернет все к первоначальному виду, нас тоже.… Нет! Нет разумных кроме богов…” – мелькали мысли у Альдерунга. Такие размышления приводили в пустоту, в тупик, в тайну, создающую последовательность могущества. Может быть…(тишина) может быть, это и есть реальность.
В действительности, боги Хаоса боялись не за разум, а за совершенно ему противоположное – душу, точнее за сущностей, составляющих материальное тело, привыкшие все рассчитывать подсознанием, опираться на его суждения, опасались за его полное подчинение своим существам или, еще хуже, богам Гармонии, а те, в свою очередь, защищали знания и разум – две основы своей философии, враждебные идеи для Хаоса.
Люди! Бессмертные люди. Удивительно. До сих пор живы. Моргенберг возглавил восстановление прежнего существования. Возвели храмы: кому неизвестно, да это и неважно. Мир, разрушенный Лейзендрой, постепенно возвращался к тому, который основали “одаренные”. Моргенберг развил идеологию.
Но как он это сделал? После долгих странствий, исканий вернулся Судья. Это уже не был тот, который преобразовал человека – другой, непонятный. Он стал почти прозрачным – результат познаний. “Здравствуй Моргенберг, вот я и вернулся…. Долго странствовал. Мне открылся другой мир, непохожий на этот “созданный богами”… По-моему, я узнал тайну вселенной. Она существовала всегда, мне не удалось постичь недр ее появления. Мир наш был другим. По всей видимости, у него тоже были боги, существа, земли – все то, что есть у нас. Но он закончил существовать из-за деятельности обитателей “пространства”. Так сказать, “конец жизни” пришел, убив всех. (Смеется) После этого и появились Великие Духи, а затем и наш мир… Я многое понял. Подсознание – основа существования, именно оно и формирует разум и моделирует материю… “Формулы разума” нет, она находится в каждом, в теле – в душе. От нее и зависит кто ты… Изменение мира неизбежно, оно происходит тогда, когда мы, существа, портим, “разрушаем” вселенную, а для ее восстановления необходимо вернуться в пустоту…” – изрекал Судья. Долго и много говорил он Моргенбергу. Не все слова Духа остались в памяти, но главное живет, и по сей день, преобразует действительность…
Моргенберг получил бесценные знания от Судьи. Мир людей получил душевное просвещение. Моргенберг ушел в горы, не найдя поддержки среди собратьев. Там он сможет совершенствовать себя, изучать мир не только материей, но и всей своей сущностью. Возвышение началось…
Боги считали своим долгом подчинить последнего одаренного своей фракции. Хаос и Гармония послали слуг: Тильвара и Лейзендру – единственных, кто смог бы уговорить Моргенберга встать на их путь.
Прохладное весеннее утро. Тишина, спокойствие, гармония природы и материи объединяют душу с пространством, окутывавшим бесконечные размышления человека и единства, сковывающим их с миром иным, непохожим, таинственным, миром бестелесным, неживым, миром сцепленного разума и духа, пустоты и бесконечности, миром эфирным – воздушным….
Моргенберг медитировал во дворе своего нового дома: маленьком, наполовину каменном, покрытым мхом. От него всегда отдавало свежестью и чистотой. Утреннее спокойствие испортило, как молния, внезапное появление Тильвара. Моргенберг не обращал внимания, продолжал сидеть и медитировать.
- Моргенберг Просвещенный! Здравствуй, очнись же, вставай. Опять задумался! – ворчал Тильвар.
- Рад видеть вас таким замечательным утром. Кто вы, незнакомец?
- Это же я, твой старый друг, забыл? Тильвар. Ну, признал?
- М-м-м… (Молчание) Да, приветствую тебя в моем доме. Что с тобой стало? – В этом странном и ледяном лице мелькали черты Тильвара.
- Долгая история, потом расскажу, я повелитель “эфирной планеты” и глава “легионов ледовых убийц”, одним словом, я служу верой и правдой, как рыцарь льда, богам Хаоса и Разрушения.
- Верой и правдой – это довольно забавно! Верой и правдой. Ха-ха-ха.
- Не смейся друг мой, а то пожалеешь!
- Характер у тебя не изменился. Извини, Тильвар. Если ты служишь богам, то, что нужно здесь повелителю “эфирной планеты” от простого человека – отшельника.
- Твое согласие. Ты должен вступить в ряды Хаоса.
- Так привлеки тех, кто желает воевать и разрушать. Ты ошибся, я ищу мира и спокойствия своей душе.
- Я тоже, – таинственно прошептал Тилвар,— я тоже, мой друг, я тоже.… Именно поэтому я обращаюсь к тебе. Помоги! Избавь нас от этой проклятой войны. Никто, даже боги, не знает, из-за чего она началась.
- В таком случае, иди и ищи другого, у меня и так проблем хватает: кое-как мирно существую с поселенцами, кое-как отношения наладил, кое-как…
- Пойми правильно, ты один, а царство Хаоса огромно, живет там очень много существ, и все жаждут одного, в отличие от богов: мира и процветания, счастья и добра.
- Ну, так помиритесь. Если б не было зла: войны, убийств, то вы бы никогда не осознали своих ошибок. Исправляйте весь строй. Жизнь, правда, не исправишь.– Спокойно ответил Моргенберг.

Агрессия нарастала.… Так могло продолжаться до бесконечности, даже перерасти в схватку – битву. Но! Помешал визит Лейзендры, появившейся из ближайшей рощи. Она быстро усмирила двух старых друзей, стоило только появиться перед ними. Лейзендра прибыла не просто так: преследовала цели Гармонии.
- Моргенберг, не сердись, но я тоже пришла за тобой. Ты нам нужен. Гармонии нужен тот, кто смог бы преобразовать вселенную. В отличие от Хаоса, мы преследуем другие цели: спокойствие, гармонию, размеренность, постоянность… Моргенберг, ты чувствуешь природу, действительность, вселенную – все, поэтому пойдем со мной. Узнаешь о таких вещах, о которых и мечтать не мог. Пойдем же.
- Мне нравятся твои слова, Лейзендра. Но я ничего не знаю про твоих повелителей, может быть, они пользуются тобой, да и мной тоже?
- Да! А как же еще? Все мы так делали в своей жизни, хотя бы один раз, но это было.
- Глупцы! Вся сила у Хаоса, мы сможем изменить мир и получше ваших божков. Он, хотя бы, будет настоящим, жизненным, – перебив, кричал Тильвар.
- Помолчи, я, может быть, простой человек, но по твоим словам, Тильвар, понял, что ваш народ даже жить мирно не в состоянии, не говоря о чем-то глобальном. Умеете только убивать, да разрушать — на большее не способны! — изрекал Моргенберг. – Лейзендра, мне нравятся слова, сказанные тобой. Я всегда мечтал добиться таких целей. Но расскажи про “свой народ”.
- Мы ищем покоя и процветания пространства мира нашего. Гармония цвета, размеренность жизни, спокойствие, благородство и разумность существ,— при этих изречениях она посмотрела на Тильвара загадочным, пренебрежительным взглядом, сощурив глаза,— мы находимся в поисках правды, новых форм выражения жизни, наша главная цель — преобразование: вселенная – пустота, поэтому она нуждается в изменении. Красота требует гармонии.
- Но этим вы просто “поработите” существование мира. Исчезнет гармония, красота, душевность мирская – все пойдет под ваши руки деспотов. Все будет симметричным, скучным, однообразным, жизнь станет неуютной. Вы ничем не лучше Хаоса, а может быть даже и хуже. Они, хотя бы, играют открыто. Вы варвары, завоеватели, ищите только безграничной власти и жаждите владычества над всем. Может быть не вы, а ваши боги, но такие слуги только помогают им.

“Он постиг наши цели… он будет мешать нам… он обладает “формулой разума”… такие слуги не нужны – убить его, уничтожить сущность, сгноить ее в другом мире, а лучше на “черной звезде” – в земле бесконечного мрака и войн, постоянной смерти и бессмысленности.” – орали боги Гармонии, следя за вербовкой.
- Глупцы, глупцы, ха-ха… Вы ничего толком не знаете, зато претендуете на… и к тому же.… Не забывайте: вы не единственные в этом мире – есть и другие, те, кто не желает жить и подчиняться вашим идеям… — агрессивно и, язвя, произнес Тильвар.
- Нет мира совершенного – и не нужно, хотя бы до того, пока мы сами себя не изменим в лучшую сторону… — крикнул Моргенберг. – Существо должно прогрессировать, а пространство – продукт действий, исследований, жизни нам подобных.
- Моргенберг, я вижу, что ты не желаешь присоединяться к нам, так ли это? — сказала Лейзендра.
- -Да, я хотел поначалу, но твои слова испортили все. Я понял, что вы прикрывались добром, а сами жестокие завоеватели и убийцы, мне противно даже разговаривать с тобой, прошу Тильвара и тебя, покинуть мой дом и не возвращаться с такими предложениями, уходите по-хорошему... — грубо, но спокойно ответил он, покосив зло глаза на своих бывших друзей.
Тильвар смеялся, у Лейзендры текли слезы: упала на колени и опустила голову — легла на землю. Они потерпели неудачу, надежды не осталось, “слуги” лишились друга. Их пути разошлись. Каждый сам по себе. Моргенберг продолжил медитацию в своем небольшом дворе, он не обращал внимания на "гостей", стоявших возле него. Мир не замечал присутствия слуг Гармонии и Хаоса. Тильвар ушел в горы — в "ледяную долину": блеснула молния — полубог — полудемон исчез. Лейзендра накинула на свое лицо капюшон и растворилась в пространстве...
Мир людей восстановлен, легионы Хаоса продолжали биться друг с другом, Гармония — преобразовывать — захватывать вселенную, но все они продолжали существование. Жизнь подобна течению воды: спокойная, буйная, размеренная, беспорядочная, постоянная. Но и вода может превратиться в лед- жизнь погибает. Лед тает — жизнь возрождается. Это и формирует бесконечность- вселенную, пустоту, которая со временем перерастает в материю.
На этом можно и закончить, ведь мир наш не вечен. Когда-нибудь наступит конец, тогда — то здесь появиться кое-что новое: боги, Великие Духи и прочие обитатели. Но... это будет другой мир- мир пустоты и бесконечности, тишины, тайн и тьмы — мрака... А там новый — бесконечность и жизнь...

Да будет мир бесконечным, прогрессивным и живым...
Мак-Тук-Ли.

Книга вторая.

Трактат мысли.

Глава 1. История мысли.

... Ты можешь обтесать бревно, как хочешь,
Но свойства дерева в нем сохранятся...
Цюй Юань.

Слова, мысли и т.д. Все это и создает человеческую оболочку. Но где же тогда сила, интеллект и все навыки и способности существа нашего? Ответ, может быть не совсем точный и глубокий, но все же будет дан мною, только позже. А сейчас введение ко второй части книги...
Она целиком будет посвящена первой, а точнее трактованию всех ее глав. Ведь надо же объяснить все то, что написал... Каждый, кто смог дочитать до этого момента, наверное, хочет узнать и понять, необъясненное мною в первой книге. Ну, приступим...
Глава называется "История мысли". Я считаю, что мне удастся оправдать ее название….
Надо вспомнить всю первую часть. Именно там и излагается основная история создания мира. Припоминаете? Отлично. Пустота и бесконечная темнота – первые обитатели. Великие Духи – вторые, существа — иммигранты. Боги и т.д. – прочее, созданное Духами. Начнем с этого.
Давайте представим, что все это связано с человеком и с его внутренним состоянием. Пустота и тьма, вечно она, да, а что? Кто может сказать, что существовало до человека? Динозавры? Откуда им взяться? “… жизнь на нашей планете существовала всегда. И ничто ее не создавало. Она была и будет здесь и даже, может быть, где-нибудь еще существовать…”. Бред. Глупость. Бессмыслица. Духи, о, Великие Духи. Эти почти бессмертные существа можно назвать телесной оболочкой человека. С их появлением и появились люди. Первые создания мира пустынного. До них никого и ничего не существовало, способное понимать и анализировать окружающую действительность, а еще потом и создать первых богов.… Здесь- то мы отвлечемся от темы и вспомним историю да биологию: первые люди – полуобезьяны – теория Дарвина и т. д. Это были существа, не способные к умственному труду. Так сказать, все понимали, да сказать не могли, а, может быть, еще и не понимали ничего. Случайно выжили, и все.… Теперь как есть. Да. Невесело. Забудем про нас – вспомним текст. У Духов “родились”… Забавно звучит: у Духов “родились”. Как у призраков может что-то “родиться”? Ну и появились вот такие “что-то”. Существа неплохие, но, как бы сказать, неумные. Нет, конечно, потом – то они “подружатся с головой”, а пока что такого не может быть. А что с людьми? У “обезьянок” появилась душа, естественно, это ее зародыш, который еще совсем мал, слаб и беспомощен. Но даже на этой стадии можно видеть великое будущее. Люди не сильны, не умны, но у них широкая душа, а она толкает на поиски совершенства, глупости и прочего, что ищут до сих пор. ( Боги тоже: одни ломали все, что создали Великие Духи, другие преобразовывали мир в противоположном направлении.) История: более поздние виды людей вытесняли тех первопроходцев, живших на деревьях, грызших сырое мясо... Я объясню все по-другому: по доброте душевной “обезьянки” хотели помочь братьям подобным, а мозгов то маловато — перестарались… (Так боги стали охотиться и убивать Великих Духов.)
Ну да ладно, хватит истории. А когда же появился разум? Это вопрос сложный, так как даже я, автор этого бреда, не могу дать точного объяснения, хотя есть несколько предположений, но в целом они все похожи друг на друга. Основной разницей между теориями являются моменты создания разума.
Первая теорема: “Рождение разума” целиком и полностью связано с появлением души, ибо именно она и двигала человека на какой-либо поступок, а он является продуктом понимания и осознанием совершаемого.
Так как это теорема, ее мне надо доказать. Я не хочу сказать, что душа является родителем сего разума. Нет. Я считаю, что они появились практически одновременно, но, может быть, чуточку пораньше “зародыш души”. Почему мне так кажется? А потому, что сами подумайте: тело и разум как-то несовместимы: пустота и “мрак”. Согласны. Скорее всего душа появилась первой, а от нее подкорка мозга: инстинкты и им подобное… Конечно, это сложно назвать силой – интеллектом и т. д., но я и не говорю, что разум сразу стал таким “оружием” в арсенале человека. Он, как и все: только родился и начал формироваться, а до полного “формирования” ему еще далеко. Кстати, помните первых слуг Хаоса: неумелых, тупых тварей, постоянно ссорящихся друг с другом. Ведь у них были только инстинкты, поэтому-то они не подходили по требованиям богов для их темных дел. Здесь я скажу, что теорема доказана. Надеюсь на ваше понимание и согласие со мной…
Вторая теория будет плотно совпадать с книгой, так как весь принцип строится по написанному. Теорема вторая: “Рождением разума” является создание демона Катаргента, а появление человека – момент совершенствования уже существующего. Доказываю. Все говорят люди, люди, а ведь до них появилась жизнь, до них появился мир, до них родился “великий дар”. Вернемся к книге. Так. Огненный Тролль создал Катаргента, а по моей теории этот демон является разумным, значит, по-моему, Тролля можно назвать “зародышем разума”. Чтобы получить что-либо полноценное, готовое или хотя бы способное к жизни, надо его создать из макета — проекта. Ведь во всем мы совершаем ошибки, но и исправляем их тоже. Так и здесь… Демон родился с разумом, да как и человека его никто не учил пользоваться им. Но в отличие от людей он был первым. А как же слова в книге, выходит, я сам себе противоречу? Нет. Если опять посмотрим на все это с моей точки зрения, то увидим, что демон первый, а человек – второй, да и назвать вторым его сложно, потому что людской разум был уже другой. Так сказать, обработанный, сделанный из уже существующего – демонического. Следовательно, появление человека можно назвать моментом совершенствования давно рожденного разума. Я уже повторяюсь, но это, наверное, и к лучшему. Будет легче понять меня и согласиться с тем, что теорема доказана.
Третья теорема: “Рождение разума” не было связано с другими процессами, ибо разум – элемент далеко непознанный, и он является самостоятельной частью живого организма, не имеющий создателя. Многие, наверное, не согласятся со мной. Может быть, они будут правы. К тому же, я не собираюсь глубоко объяснять эту теорему. Она относительна и связана, скорей всего, с восприятием и мировоззрением человека, но все же я постараюсь описать свое мнение по этой идее. Разум – элемент самостоятельный, потому что он не зависит от других процессов жизни. Он не появляется в определенном возрасте, нет он отделен, как бы, соединяя человеческую оболочку – тело с миром души, миром реальным ну и со своим: умственной деятельностью, логикой и т. д. Конечно, его существование связано с организмом, в котором он обитает. Эта оболочка питает все элементы разума, но это нельзя назвать зависимостью, так как любое создание нуждается в питании. Поэтому необходимость в энергии у каждого существа постоянна. А если назвать этот пункт зависимостью, то получится, что все в мире зависимы. Так что вопрос данного рода легче опустить – он слишком философский и требует глубокого рассмотрения. Нет, я не боюсь отвечать на него, просто для него надо посвятить целый труд, а моя книга не несет в себе цели заниматься данными вещами, так как она окутывает проблемы несколько другого плана.
Я доказал, что разум – самостоятельный элемент живого организма. Многие процессы, так сказать, объекты, связанные с ним, не объяснены с научной точки зрения достаточно глубоко, что делает его неполностью изученным и понятным. Идем дальше. Разум не имеет создателя. Так, вот здесь, наверное, надо поточнее, хотя все же кратко. Важным, кажется, является слово “создатель”. Главное, как понять его. Возьмем к примеру людей. Ну, а теперь что? Рождение: весь организм находится в постоянном росте, некоторые части только начинают формироваться. Мозг еще мал, но он увеличится, правда не всегда такое бывает. С этой стороны разум имеет создателя, а точнее родителя, благодаря которому и появилось на свет беззащитное существо, а вмести с ним и мозг. Опять посмотрим со стороны рождение новой особи, но на этот раз возьмем каких-нибудь мух, то есть существ, не обладающих элементами разума. Часто повторяю я данное слово, но это неплохо: помогает не забывать о чем мы говорим. Организмы лишены такого “дара” – он им и не нужен: лишняя деталь. Эволюция. Млекопитающие: обладают мозгом. А откуда сей элемент появился? Ведь его не было у тысяч организмов? А всё говорят эволюция. Согласен частично. Дальше по этой теории разум не имел аналогов, по которым его кто-нибудь или что-нибудь могло создать: не было прототипов. Объяснять больше нечего. Я думаю, что изложенное мною здесь понятно и доступно для большинства читателей.
Появление разума разобрано. Что же осталось еще? А не тронуты “кланы богов”, община людей и диалоги, а также кое–что важное. Но все это я изложу позже. Я подведу вас, читателей, к этим главам, сейчас будем готовиться к ним, хотя чего-либо сложного или таинственного там нет. Просто я считаю, что ваше понимание этих “объединений” будет резко расходиться с моим, и вам просто не захочется читать дальше. Поэтому – то я так и поступаю…
Прежде чем переходить ко второй главе, мы окунемся опять- таки в эту скучную первую: вспомним особенности мышления. Правда, какие тут особенности? Не знаю сам. Но тем не менее давайте найдем все моменты, посвященные душе, телу, разуму. Так сказать, составим некий образ живой системы.
Дадим как бы определения всем этим понятиям. Тело – материальная оболочка человека или любого другого живого, может быть, даже уже и мертвого организма. Она является “домом” для души и разума. Это крепость – броня для его обитателей, но в то же время и одно из самых уязвимых мест, так как все чувства, переживаемые объектом, отображаются на теле (Воздействие души), умственная деятельность тоже оставляет свой отпечаток. Все это может видеть каждый, независимо от каких-либо критериев. Помним ли мы те моменты, когда я говорил, что душа появилась раньше сознания? Вот именно сейчас напишу я то, что считаю нужным по этому поводу. Сильно завернул и, наверное, многие подумали о чем-то действительно сложном, о чем-то непонятном или просто о философском и таинственном. Нет! Конечно же, нет! Я не удивлял вас до этого, зачем менять обстановку? Не правда ли? Ну, ладно! Приступлю к объяснению, а то чешу, чешу языком, а толку?
По трем моим теориям видна вся сложность в понимании сознания и подсознания. Естественно, по этому вопросу существует много трудов, некоторые из них достаточно популярны и известны, так что я не претендую на это. И не думайте. Я лишь выскажусь о душе и разуме, несмотря на то, что эта тема уже рассматривалась мною и не раз, хотя бы взять теории. Говоря о душе, нельзя забывать о ее происхождении. По моему мнению, причиной появления этого таинственного объекта является пустота. Объясню. Появился человек, но он не обладает какими-либо силами, чем-то сверхъестественным, одним словом, “пуст”, и вот здесь, когда можно предположить, что такое создание не способно для обитания в мире материальном, тут и приходит что-то непонятное, что-то завораживающее, что-то манящее.… Ну, как не восхищаться? Человеку на протяжении всей истории очень везло: он до сих пор жив. Не чудо ли это? Так и здесь, душа как дар бесценный была преподнесена такому созданию. В данный момент можно прерваться, потому что о дальнейшем уже говорил в одной из теорем, так что продолжать не имеет смысла. Теперь можно прибавить в определение маленький вывод. Душа – элемент мира нашего, который соединяет материю с миром иным. Здесь она теряет свою актуальность. Очень много я сказал про нее, поэтому считаю, что пора вспомнить о разуме. Интеллект, ум – все там… Таким образом можно коснуться почти всего, но мой труд не посвящен исследованию этих тем. Буду краток. Разум, разум. Достаточно сказано про него. Осталось сделать вывод. А мысль, вот какая: этот элемент или даже можно дать более точное название—плагин, обладает огромной силой и властью над материей, хотя он, пока что, является еще и зависимым именно от тела, в котором обитает. Пусть я скажу о мире, и все равно мои слова будут справедливыми. Ведь он тоже живое существо. И как бы мы это не отрицали, а так и останется. Может это звучит банально, очень глупо: как планеты, звезды, космос, землю – все это назвать живым? Как? Данную теорию сложно доказать, хотя бы сейчас, поэтому в нее можно только верить. Не надо забывать также, что сомнение – частица веры…
Вот думаю, что хватит для первой главы. Вполне нормальный объем и содержание, вроде бы, выдержано. Нормально. Идем дальше…

Глава 2. Поход мысли.

Жизнь – это бесконечное совершенствование.
Считать себя совершенным – значит убить себя.
Ф. Геббель.

Все эти рассуждения осложняют понимание моего произведения, но без них нельзя, так как именно они и придают тексту значение. Да к тому же без второй книги, первая потеряла бы смысл: превратилась бы в фентези…
Все это было лирическим отступлением. Забудем о нем. У нас есть еще очень много материала для размышления…
На чем мы остановились? Ах, да! На сообществах богов и людей. Вот и будем анализировать их. Мир полон угроз и тайн, никто не знает, что может произойти с тобой через минуту, как пойдут дела…
Общины эти я бы назвал метафорой, так как они не несут в себе какой – либо тайны, которая могла помочь нам постичь причину появления. Нет. Я бы сказал, что все они обозначают нечто другое, менее интересное и, наконец, это не фентези. Мир полон загадок, а сообщества богов назвать тайной сложно, потому что в них заложена идея. Идея, да, та самая идея, описанная в предыдущей главе. Все закрутилось вокруг трех основных пунктов и понятий: тело, душа, разум и, следовательно, соответствующие им материя, подсознание и сознание. Каждое объединение – соединение нескольких из них. Поясню сначала кратко. Боги Хаоса обладали в первую очередь разумом, но не более, поэтому они нуждались в слугах. Так сказать в материи, то есть в телах. По их действиям видно, что им абсолютно наплевать на своих “рабов”. И действительно, зачем им думать о каких – то жизнях? У богов этих не существовало души. Боги Гармонии, у них есть все: грация, чувство вкуса, наконец,— душа присутствует. Но! Ума не хватает, хоть кого–то надо добыть? Пусть думает за нас? – подумали, наверное, боги. А где разум найдешь? Опять слуги нужны. Тела- то у богов были: служили душе. А что это дает – ничего! Управлять-то надо? Надо. А кем или, точнее, чем? Миром? Планетами? Нет. Жизнью. Жизнью, которая и могла научить божества думать – эволюция, так сказать... Думали – думали, так и завербовали Лейзендру. Она оказалась непростой: разум был, но подсознание. Широка душа девушки этой, и добрая она, и, и.… Одним словом универсальный человек для Гармонии.
Люди! Люди! А мы то кто? Уверенно скажу: “Тело!”. Спросите почему? Объясню! Их объединение было толпой, которая поначалу ни думала, ни понимала ситуации. Даже воевали По-глупости, без причины. Нужен кто–то! Можно вспомнить Диогена, ходившего со свечой и говорившего: “Ищу человека, ищу человека!”. Так и здесь: толпу нельзя назвать людьми: они не думают, ничего не понимают, правильнее сказать, не хотят понимать. Жизнь их пуста, как и их внутренность. Бессмысленность окружает их. Как все-таки странно, что толпа выжила, ничего не делая толком, ничего не предпринимая, просуществовала как-то? Разум – вот нужный и недостающий элемент людей из толпы. Моргенберг – олицетворение сознания, пусть не на столько уж и “продвинутого”. А что? Любой разум лучше пустоты безжизненной в голове. Завсегда приятней будет.
Три первых человека, так сказать,— метафора. Я бы определил их значение так: “одаренные” – это ни люди, ни существа, обитающие где-то, ни таинственные слуги богов. Нет, нет…. Можно сказать, что они являются основными элементами моей теории: тело, душа, разум. Часто упоминал об этом, но не касался вопроса. Рассмотрим каждый элемент в отдельности: что из себя представляет, что означает и прочие маленькие, но часто очень важные детали. Первый пункт мы хорошо рассмотрели ранее, так что не будем отвлекаться. Моргенберг, Тильвар, Лейзендра – все эти герои имеют свое значение в произведении. Очень кратко рассмотрев сообщества людей и богов, мы можем легко понять, кто из героев является образом определенного элемента. Начнем по порядку. Тильвар – тело. Причины тому есть и большие. Он ни разу за все произведение не подумал головой, не позаботился о ближних ему людях, за исключением охоты и кое-чего еще. Но это не важно. Лейзендра – героиня странная, чем-то непонятная и отрешенная. Главное для нее красота, гармония и все с этим связанное. Следовательно, ее можно назвать душой всей этой компании. Думать о прекрасном, преобразовывать все – вот главные ценности для Лейзендры. Ей не важно, что подумают окружающие, лишь бы всем хорошо было. Поэтому-то она и присоединяется к Гармонии, а не к Хаосу, как Тильвар. Остался один – жалко, нет ни помощи со стороны, ни поддержи друзей – ничего… Как быть людям, ведь единственный разум, способный к деятельности, у Моргенберга. Бывает и хуже. Он один остается с “толпой сумасшедших”: с непредсказуемыми и бешеными людишками. Я не говорю, что если он не перешел на чью-либо сторону, то это значит, что ему нравится жить с людьми, их ему жалко и тому подобное. Нет, я считаю, что это не несет важную роль для понимания произведения, так как я не старался вложить что-то важное в данный процесс. Просто он получился сам собой. Так бывает у каждого: что-нибудь делаешь, хочешь хорошего, идеального, а выходят моменты спорные и противоречивые. Но это не тема для рассуждений – забудем...
Недавние размышления меня привели к другому интересному вопросу: “А почему я назвал первую книгу Библией?”. Мне показалось, что сейчас будет уместным написать, так как мое произведение не фентези, а герои метафоричны, то стоило бы вспомнить: книга моя – часть моей души и сознания, собственное понимание некоторых вопросов и прочее. Таким образом, подумав над этой темой, я решил упомянуть и вопросы религиозного характера. Естественно, вспомним про рай, ад, и про церковь, и про веру. Сам то я не очень разбираюсь в христианстве, да и во многих религиях мира. Мне просто они не нравятся и, по большей части, я считаю, что любая официальная религия преследует интересы большого числа людей – народа или толпы с определенными недостатками или нуждой в чем-то. Я все равно скажу. Христианство – религия неимущих, бездельников и всякого сброда без денег, желаний и способностей. Некоторые рассердятся. А что такого? Если не верят, то пусть книги читают о Древнем Риме и о появление христианства. О других религиях говорить не буду, так как не обладаю достаточно точной информацией о них, но могу лишь сказать, что и они созданы для массы, а не для индивида, точнее для управления небольшой группой людей сотнями и тысячами бездумных фанатиков. Анализа эта глава не требует. Все, что хотел сказать – сказал. Что написано – то сделано.

Глава 3. Религия и мысль.

Чем ограниченнее кругозор человека, чем меньше
он знаком с историей, природой и философией,
тем искреннее его привязанность к своей религии.
Л. Фейербах

Чудо – событие, описанное людьми, услышавшими
о нем от тех, кто его не видел.
Э. Хаббард

Тот, кто живет для потустороннего мира,
опасен в этом.
Р. Ингерсолл

Религии отличаются друг от друга
только декорациями.
П. Марешаль

Религия является в полном смысле
этого слова смертью разума.
Ж.-М. Лекинио

Да цель была: решил показать все афоризмами. Все они объяснили мои идеи насчет религии. Все, да не все. Есть еще пара, да и эти надо разобрать. Я много искал, читал афоризмы на религиозную тематику. И решил, что пяти хватит. Каждый поймет изречения известных людей и поверит им больше, чем мне.
Религия и разум. Достаточно злободневный вопрос. На протяжении многих лет, столетий люди спорили на эту тему. Мнения менялись, “редактировались”, но люди так и не пришли к единому мнению. Каждый думает по-своему, никто не желает отступать. Да и незачем: нет явных причин для этого, да и вопрос слишком сложен. Разум часто вспоминаем, особенно, сейчас. В наше время, время научно-технической революции, религия – тема заброшенная. Мне нечасто приходилось говорить о ней и в жизни. Но момент настал, пора вспомнить о ней. Религия окружает нас, но имеет второстепенное значение. Многие из нас не нуждаются в ее помощи, но бывают моменты, когда волнуешься, чего-то боишься – каждый человек по-своему, тогда и приходит то “чудо”, которое ему и нужно. Некоторые скажут, что это бог спустился к нему, чтобы вернуть на путь истинный. Доказать – нечем. Я предлагаю другую теорию, даже теорему, которую буду доказывать. У нее есть условия, когда она “работает”. Во-первых, человек должен находиться в состоянии стресса, очень сильно бояться чего-либо или кого-либо и тому подобное. Во-вторых, человек может разочароваться в своих поступках, в себе, впасть в депрессию. Другие условия любой может дописать сам, так как здесь приведены лишь некоторые, но достаточно точные, чтобы каждый смог ориентироваться и анализировать себя и различные ситуации. Вот в таком состоянии человек и нуждается в поддержке. Религия приходит на помощь чаще всего, так как она всегда есть у людей, часто библия попадается именно первой. У многих данная книга находится в домашней библиотеке. Некоторые просто не желают общаться с другими по причине своей раздражительности в этот сложный период. Все правильно: мы ищем помощи и часто допускаем ошибки. Люди не верят друг другу, считая, что “чужие” все только испортят. А на книги можно положиться: часто в них изложены пути решения проблем, в то же время, они не критикуют тебя и не заставляют следовать указанному пути.
А библия? Библия содержит много ответов. Этим-то она и привлекательна. Притягивает и завлекает на путь самообмана. В состоянии, описанном выше, душа сливается с разумом. А теперь вернемся к моей теории. Поначалу я не знал и сам, как доказать мою теорию, так как практического объяснения нет. Скорее всего, и не будет. Но некоторые признаки присутствия разума и души в этом процессе я найду.
Я не требую вашей веры. Хотя бы выслушайте… Многое, сказанное раньше, уже доказывает мою правоту. У человека начинается депрессия – психическое расстройство. Ему нужна поддержка. Так! Все это поиски, проводимые душой. Она “исчерпала свои ресурсы”, кто-то или что-то забрало их: человеческие отношения, работа, проблемы, кризисы и тому подобное. Можно бесконечно перечислять причины депрессий. В это время человек не в состоянии анализировать свои поступки, он живет чувствами, тупо подчиняясь им. Я могу привести лишь часть последствий, так как их слишком много и каждый сможет найти свои. Ну, разве все это не доказывает присутствие души в таком состоянии. Боги уже отходят на второй план, а то и вовсе – исчезают. Разум. Его, к сожалению, меньше в такой ситуации. Меньше, намного меньше. Ведь он “угасает” в эти моменты. Разум находится под контролем души. А она не думает – она делает. Умственная деятельность понижается, да, но не “умирает”. Ее жизнь продолжается. У тела новый командир – душа. Разум – подчиненный. Его действия понятны – вернуть контроль “системы”, но он слаб: депрессия высасывает все силы и из него. Сознание продолжает реагировать – думать. Все эти действия контролируются душой – командиром, тем самым стимулируют ее реакцию – поиски энергии. Смешная теория, не правда ли? Я бы сказал, что она косвенная: не все в ней надо воспринимать буквально. Лишь добавлю для пояснения. Разум понимает “застой жизни” и направляет на поиски душу, то есть сознание принимает во всем этом прямое участие. А там как повезет: “система” ударится в религию для поддержания жизни или вернется в нормальное состояние, со временем, а может, найдет что-то новое.
По всем предыдущим строкам многие скажут, что я против христианства или против всех религий. Нет. Я против самообмана, если он не запланирован самим человеком. Бывает и такое. Ведь к религиям относятся и государственные строи: демократия, коммунизм, республика и тому подобное, что уже придумал и еще сочинит шальной разум человеческий. Нет, нет, я не критикую их, просто уточняю. А где же настоящая религия? Настоящая – это жизнь. Мы верим в нее, “поклоняемся” ей, просим о чем-то, грешим: убиваем друг друга. Не в прямом смысле, конечно, хотя бывает и так. Нет мира идеального, как и религии, поэтому не надо верить во все – надо думать, а то умрет разум, а потом и душа. Останется тело. Вопрос о религии не закончен. Я вернусь к нему позже.
“Вы живете без бога в душе!” – крикнет на меня разом армия верующих. А я скажу, что мне важнее сознание. А разум и религия – вещи несовместимые. При взаимодействии они убьют любого. К тому же, зачем мне кого-то в душу заселять. Всяких нахлебников — не надо! Что же я могу сказать о вере и опять, о религии? Вопрос этот не столько сложный, сколько долгий и постоянный. Можно сказать, что я постоянно меняюсь: в начале главы я ругаю, позже, говорю, что без нее не выжить. Это будет неправильным ответом, так как не религия опасна для разума человеческого, а вера в нее. Именно вера и делает религию “сильной мира сего”. Каждый может проанализировать мое высказывание, и я думаю, что многие из вас согласятся и поверят словам, написанным здесь. Не религия, а вера дает силу человеку. Душа этой энергией и питается, да и разум подбадривается за ее счет.
Что же такое религия для человека? Что такое идеальная религия? Как нам жить в мире свихнувшихся фанатиков и религиозных зомби? Зачем? Эти вопросы не самые простые, нет, но сложности они тоже не представляют. Тогда надо в них разобраться. Начнем с простого. Религия и человек – два элемента существующие вместе, взаимодействующие друг с другом. На протяжении многих веков религия была смыслом и основой жизни многих. Инквизиция, крестовые походы и просто войны являются доказательствами важности ее для человека. Также это еще и доказательство слабости разума человеческого в тот период истории. К сожалению, и в наш тоже. Нет людей живущих, не верящих во что-то. Каждому нужна и сила, и уверенность, поэтому и верят во все. Это помогает не умереть. Но религия – элемент второстепенный. Часто ею просто прикрываются. В целом, она является силой тела человеческого, слабостью разума и хозяином пустой “души”. Что такое идеальная религия? Про это много говорят – много теорий и размышлений. Один восточный философ сказал: “Бог подобен озеру, к которому люди пришли напиться воды. Они называют воду по-разному, каждый на своём языке, но имеют ввиду одно и тоже”. Я согласен с ним, а вы? Нет одной только истинной религии, но нет и ложной – все они правильные, да и в них есть недочеты, есть промахи. Идеальная религия, что же это? Странно, но мне кажется, что любая из них может быть идеальной. Любая. Теперь, в наше время, вряд ли удастся узнать истинную цель создания каждой мировой религии. Можно лишь догадываться, но и это иногда оказывается неверным решением. А где этот идеал найти? Труднее понять такую религию, а найти всегда смогут те, кому это интересно и нужно. Я считаю, что идеал не нужно искать. Он уже в нас. Его лишь надо “оживить”, а остальное — дело времени и веры. Идеальная религия в душе. В душе. Там и вера в идеал. Там все…
Последний вопрос и самый трудный из всех. Для чего нам жить среди “таких”? Это не вопрос – это жизнь, и каждый сам решает, как ему поступать. Мы не должны жить среди таких людей, пусть они живут среди нас. Мы не они. И незачем думать об их существовании и их проблемах. Наше главное отличие – разум. Нам приходится часто пользоваться им, а фанатики, фанатики растеряли его по дороге слепой веры и глупости. Кстати, вопрос фанатизма интересен, можно рассмотреть его. Хоть первая книга и не содержит особых намеков или чего-либо, связанного с этим, я попробую разобраться. Причины этого будут названы позже. А пока, давайте подумаем над вопросом.
Фанаты, фанаты. Часто мы слышим это слово и особо не задумываемся, о чем говорят, потому что сейчас это слово приобретает несколько другой характер и значение, хотя все же остается тем же, что и было в средние века и т.д. Все помнят историю: зарождение христианства, мусульманства и прочих, крестовые походы, инквизицию, постоянные войны, вызванные религиозными и расовыми различиями. Тысячи погибали, да и в наше время это не редкость. Ходили ли вы в церковь или подобное заведение? Видели толпы людей с “бешеными глазами” – вот одна из частей религиозных фанатов, только большинство из них мирные и спокойные люди. Но! Есть и те: способные перегрызть друг друга за пару обидных слов, направленных в адрес их бога – война. Много таких было в Средние века, да и сейчас найдутся. В чем же причина фанатизма? Как избавиться от него? Причины! Причины! Каковы они? Я не буду перечислять все, отмечу лишь наиболее частую и злободневную. О чем же я говорю? О нем говорилось в предыдущем абзаце. Конечно, разум, точнее слабость его или, даже отсутствие. Слабость характера: ничтожный, слабый и бессознательный человек, есть еще и те, кто идет в толпе – это худшие из них. Кто же ведет такое стадо, такие же фанатики? Иногда да, но обычно это совершенно другие — нормальные люди, просто они пользуются слабостями фанатизма, у них есть разум. А в чем же причины их деятельности? Ну, когда как. Но обычно это личные идеи и помыслы, то есть использование фанатиков для достижения чего-либо: власти, денег, последователей. Бывает и так, к примеру, некоторые руководят толпой для того, чтобы те выполняли за них грязную работу: секты, религиозные общины. Эти “вожди” преследуют только личные интересы. Причины того, что они управляют фанатиками, а не простыми людьми. Это просто. Дело в том, что обычные люди менее склонны к таким поступкам, им тяжелее внушить что-либо, ну и, конечно, они преследуют личные интересы больше, чем “общественные”. Их действия больше опираются на логику и собственное мнение, нежели на “порыв души”. В современной жизни появился новый тип фанатизма – спортивный. Он мало чем отличается от описанного выше, просто спортивные фанаты обычно более злые и агрессивные. Их поклонение относится к каким-либо командам, видам спорта и т.д. Также к этой группе относятся фанаты творчества различных музыкальных групп, актеров-кумиров и прочее.. А сейчас, вернемся к религии.
Почему многие люди на протяжении веков подчинялись религии, боялись ее. Причина одна, за исключением фанатизма,— страх, да именно страх за свою жизнь и давал ту силу религии. Немало людей боялось загробной жизни: рай и ад – примеры ответа к данному вопросу. “А ты веришь в загробную жизнь?” – спросите меня. Если честно, то, даже не знаю, что и сказать. С одной стороны, да, потому что хочется думать о хороших перспективах, в частности загробной жизни. С другой, нет: я не нашел ни единого доказательства жизни после смерти. Если кто найдет, сообщите мне. Я всегда жду. Следующей причиной, по которой я отвечаю отрицательно, является мое отношение к религиям: я не хочу верить в них, считаю, что это человеческая слабость, я доказал это выше, мне нечего добавить.
Как ты считаешь: существует рай и ад? Какими они, по твоему мнению, должны быть? Ну! Что я могу сказать? Этот вопрос такой же, как и предыдущий, поэтому я отвечу на него также. Как я себе их представляю? Да, надо подумать: никто меня об этом никогда не спрашивал. Начну с ада! По моему мнению, ад должен быть таким, каким христиане описывают рай. Христианский рай – мой ад. Почему? Очень просто. Это мир бесконечного счастья и веселья, бездействия, никто не работает, только бездельничают. Все там добрые, улыбаются – фу, сумасшедший дом, согласны? Много еды, питья, развлечений, солнца. Этот мир подходит для описания туристических районов и оздоровительных санаториев, но не для жизни, тем более для долгой. А каким же я представляю рай? Это земля, имеющая мирские проблемы, личную жизнь, работу – все, чем обладает обычный мир. Смысла нет описывать остальное. Почему? Потому, что я не ставлю цель описать все это. К тому же, каждый догадается, о чем я говорю. Лишь добавлю. Мой рай – повседневная, обычная жизнь со своими проблемами, сложностями и радостями, но она нескучная: в ней полно событий, есть работа, трудности – это и есть радость. Ну, а если устанешь, очень, очень, то пожалуйте в ад как туристы. На пару недель – зарядитесь энергией, а там, можно и обратно вернуться к жизни. Вот все вкратце изложил я по этому вопросу. Не знаю: согласитесь ли вы со мной или нет, но я объяснил свой ответ достаточно, чтобы понять мою позицию.

Глава 4. Мысль и жизнь.

Борьба есть условие жизни:
Жизнь умирает,
Когда оканчивается борьба.
В. Г. Белинский.

Вот, наконец, подходим к главной теме моих книг. Как давно мы не говорили о первой книге. Да, очень, очень давно. Приходится отвлекаться, но это даже лучше, а то некоторые мои идеи были бы непонятными — пустым звуком. Кстати о пустоте, о ней я напишу немного в этой главе, но чуть позже. А пока, я отвечу на вопрос: “Почему я назвал эту главу так?”. Заманчивое название. Многие мои идеи, предложения очень тесно связаны с разумом, душой и телом, которые, в свою очередь, связаны с жизнью.
Что же я могу сказать о жизни? Ровным счетом ничего. Почему? Это просто. Мой жизненный опыт невелик, для ответа на данный вопрос именно этого мне и не хватает. К тому же, мне надо было бы многое испытать в своей жизни. Да! Но и этого мне недостаточно. Обидно. Конечно, каждый приведенный пункт придает еще большую сложность моему ответу, поэтому я буду отвечать потихоньку, то есть на протяжении всей главы. Начну лишь с объяснения афоризма. Я очень много времени провел за его подбором, потому что считал, что именно он и задаст моей книге один из принципов жизни. Почему взял высказывание Белинского? С детства, как и любой нормальный человек, я не любил критики и тех, кто ею занимается. Но здесь это не имеет никакого значения. К тому же, мне очень понравилось высказывание, потому что оно совпадает с мировоззрением и частью философии автора, то есть меня. Я не буду “лезть в дебри” размышлений по вопросу такой сложности, причины уже названы. Но буду стараться ответить на него достаточно полно и ясно для читателей.
Есть ли жизнь после смерти? Частично я уже отвечал на этот вопрос. Многие из нас помнят, что некоторые верования допускают и такую идею. Много научных и философских трудов существует в данный момент на эту тему, но я не буду останавливаться на них, как и не буду описывать религиозные убеждения. Лишь скажу, что у меня нет доказательств существования жизни после смерти. Каждый человек должен сделать свой выбор. Во многом это вопрос веры. Вера определяет все, поэтому решать вам, что думать и как отвечать на данный вопрос. Добавлю. Эта тема злободневна и по сей день… Личное мнение. Я считаю, если человек примирится с тем, что после смерти его ничего не ждет: он “падает во мрак”, жизнь на этом и закончится. Если человек верит, надеется, относится оптимистично к этому вопросу, то его душа продолжит или начнет новое существование в “конце жизненного пути”. Все это мысли: ничем не подтвержденные, бессмысленные, глупые, пустые. Соглашаться или возражать, хвалить или ругать – вопрос вашей веры. Но могу лишь добавить в свою защиту пару слов. Мое мнение построено по одному принципу, смысл которого — афоризм к данной главе и идея: борьба, прогрессирование, самообучение – основы жизни, без них мир становится однообразным, человек – постоянным. Выход из ситуации? Смерть – самоубийство, убийство души и сознания: о последствиях говорить нет смысла.
Смерть – продолжение жизни? Некоторые скажут, что об этом мы только что говорили. Нет, друзья. Эти вопросы сильно отличаются друг от друга. Следовательно, у них и разные ответы. Я не могу дать точного объяснения. Истина скрывается от нас. Мы будем охотиться на нее, но пока безуспешно... Есть лишь догадки, да и те могут показаться вам бредом, которым они и являются. Ну, что? Рассмотрим их? Давайте. Первой глупостью будет следующее предложение: не критикуйте сильно все, сказанное мной. Уточню сразу, что многое я буду говорить не о настоящей смерти, а о смерти души и разума. Почему? Все потому, что тело не представляет особого интереса для исследования, конечно, это относится только к моему труду.
Приступим. Смерть – продолжение жизни. Что же скрывается за этими словами? Посмотрим относительно души. Часто мы с ней встречаемся и это не исключение. Много людей живет, пьет, ест, наблюдает за миром и тому подобное – обыватели. Они не стремятся что-нибудь сделать, изменить. Их не интересует развитие себя и своего разума. Такие люди только живут. Разве не страшно? Застой, бездействие убивает в них все: душу, разум. Остается только тело. А как я уже говорил раньше, это можно считать смертью. Но все же они продолжают жить, хоть только и материально. Получились некие зомби. Нет ничего хуже такого состояния. Коротко, но надеюсь, что все доказано.
Почему я сознание не отнес к этому пункту? Конечно, я упомянул здесь о гибели разума. Но! Но. Обычно у таких людей с детства не развивалось сознание, да и душа находится в зачаточном состоянии. Почему так решил? Очень просто. Ответов на этот вопрос достаточно. Вот наиболее простой и распространенный. Рассмотрим таких людей под “другим углом”. Обычный разум – нормально развитый. Он будет преобразовывать, улучшать тело, в котором живет, мир, окружающий его. Теперь очередь души. Она потянет на поиски красивого, чего-нибудь светлого, большого, к примеру, к звездам, к природе под покровом ночи и тому подобное, даже некоторые могут и желать чуть ли не выть на луну – так сказать попрет романтика и т.д. А у таких “зомби” есть хоть один из этих симптомов? Нет! Вот достаточно и притом кратко доказал и эту мысль. А что же осталось? Сознание. А относительно его как я могу сказать, что смерть – продолжение жизни? Я долго размышлял над этим вопросом. Не знал, как ответить, просто думал, так как сам не определялся, как быть. Решение пришло случайно. Случайно! Я решил, что лучше всего ответ связать с моими теоремами о разуме. Да. Точно! Самое подходящее. А с какой точно? Думаю, что первая будет наиболее информативной. К тому же она опять объяснит все. ( По большей степени, первая теорема является также и моей любимой) Частично этот процесс похож на предыдущий. Почему? Все просто! Пересказывать я не буду. Скажу лишь то, что разум от души сильно отличается. И даже при всей своей похожести, сознание несовместимо с фразой “смерть – продолжение жизни”. Так как разум нечто странное: он устроен по-другому в отличие от души. Разум не материален, но и не призрак, как душа. Разум — иное тело, жизненное. Он умирает и не возрождается. И это нормально. Мне кажется, я достаточно сказал, конечно, мои слова не тянут на истинность. Но это мое мнение, надеюсь, что оно совпадет с вашим. Теперь перейдем к другому вопросу. Так потихоньку я смогу ответить на вопрос, который я поставил в начале главы.
Смысл жизни. Что это? Где его искать? Какой он? Очень много вопросов связанных с этим, но слишком мало ответов на все. Жизнь течет быстро, словно горный поток воды. Такой же прозрачный, как и сама жизнь: ничего не скрыть – все видно. Одиночество тоже не прошло стороной, размеренность движения коснулась их: поток больше и быстрей после таяния снегов, меньше и спокойнее в холодное время. Так и жизнь несется вперед – не дает опомниться, а иногда идет так тихо, что, кажется, все на свете остановится в одной позе или вообще подумаешь, что время понесется назад. Это, так сказать, было лирическим отступлением, как и вся моя книга – уход в душу и разум, в себя. А как же мои слова, вопросы, ответы на них? Это поиски, да. Поиски! Чего же? Себя и истины – всего. Ответы мои – результаты “скитаний” в самом себе. Но что мне сказать о смысле жизни? Нашел ли я его? Поиск – это и есть один из главных смыслов всего нашего мира и жизни в том числе. Пока что, я не нашел чего-то ценного или другого смысла. Конечно, для каждого человека смысл свой. Нет одного, как и нет десятков смыслов. Есть только маленькие – второстепенные, которые нужны лишь в данную минуту, и большие, преследуемые на протяжении очень долгого времени или даже всей жизни, вот, среди них и можно найти смысл. А остальные, как же с ними? Их можно назвать путевыми указателями, которые и направляют тебя в нужном направлении. Вот мой ответ, думаю, что этого будет достаточно, чтобы объяснить мою точку зрения по вопросу в целом.
После всех этих достаточно долгих размышлений мы подходим именно к самой жизни – к самому главному в этой главе. Отсюда вытекает наш вопрос, заданный здесь, в первых строках. И я могу похвастаться немногим. Все это время мы пытались понять некоторые вопросы, связанные с жизнью. Теперь я произношу тот самый вопрос вслух. Что же такое жизнь? Ответ будет связан с афоризмом данной главы. Жизнь – это постоянная борьба души и разума, происходящая в теле человека, да и, наверное, в любом существе, с миром окружающим его, социальной и духовной жизнью общества. Это борьба с общественными и личными проблемами каждого. А человек? Он борец в таком мире, и поэтому борьба с самим собой и окружающим миром – единственное условие для жизни. Когда этому наступает конец, тогда жизнь заканчивается. Конечно, здесь используется не прямое значение слова жизнь. Безусловно, оно связано с разумом и душой, существующими в нашем теле. Но в данном случае понятие имеет отношение только к ним. Тело человеческое не рассматривается. Почему? Тело – это всего лишь оболочка, которая может изменяться на протяжении жизни, но чего-то особого и ценного о человеке она не может сказать: внешность обманчива.
Мысли – вот вокруг чего все и крутится. Сами идеи и догадки о жизни и смерти, добре и зле, да и прочих достаточно известных вопросах создают всю сложность. Причины? Достаточно большие, конечно, мы все знаем о них или хотя бы догадываемся. Сама мысль наполняет нашу жизнь, движет нашими поступками – нами, потому что любой из нас должен во что-то верить. Необязательно в бога или в какого-то лидера. В идеях куда больше силы и свободы для человеческого разума, чем в определенной личности (боге, лидере). Нет сильнее идеи ничего. Да только революций, построенных на одной лишь идее, не сосчитать. В чем же разница между идеей и мыслью. Не знаете? Что ж, напишу свою точку зрения, какой бы она ни была. Идея – та же мысль, но обычно достаточно хорошо проработана, иногда имеет небольшое доказательство, на что-то или на кого-то опирается. Например, политические идеи опираются на какую-нибудь социальную группу, которой как раз и выгодны они. Мысль приводит нас в действие, благодаря этому мы и живем. Мы анализируем, руководим, говорим, что-нибудь пишем – все это происходит благодаря мышлению: у нас появляются какие-нибудь идеи – мы их записываем или произносим вслух. Разум управляет и создает эти мысли, но иногда мы поступаем достаточно странно. Совершаем ошибки, хотя знаем о последствиях и правильном выборе, но это не помогает. Мелкие авантюры, азартные игры, знакомства, пожертвования мы делаем и задумываемся, наверно, больше потом, а не в те мгновения, когда совершаем такие поступки. Что же играет в нас? Какие чувства рождаются? Мое мнение: душа тоже участвует в процессе мышления. Естественно, ее действия ограничены разумом. Но этого хватает, чтобы иногда контролировать все поведение. Ярким примером будет любовь, так как разум – машина, которая понимает, что все это слабость человеческая, и поэтому не допускает таких вещей, но душа! Она чувствительна и нежна, часто романтична, способна на достаточно непонятные и сложные поступки. Порыв чувств, эмоции – вот орудия души, если так их можно назвать. Все это образы, которые заставляют человека фантазировать – появляются мысли.
Мысли и жизнь – два объекта, неразделимые и напрямую связанные друг с другом. Что управляет нами: жизнь или простая мысль, порожденная сознанием? Что ведет к совершенствованию человека? На все это сложно ответить, но можно. Лично я считаю, что их нельзя сравнивать, они слишком разные. У нас нет точки, чтобы отталкиваться в своих суждениях, поэтому я и не отвечаю на данный вопрос.
Жизнь и жажда смерти. Как они переплетаются друг с другом? Стремление к существованию заложено в каждом человеке. Оно появляется при рождении. Но из-за чего возникает стремление умереть? Это происходит по разным причинам, конечно, часто это происходит во время депрессий: человек слишком раним в такое время, он не находит выхода, поэтому и выбирает смерть. Но бывает и ложное стремление. Яркий пример – шоу-бизнес. Немало рок групп используют символику сатанинского характера, поют про смерть и желание убивать, разрушать. Фанаты таких групп часто верят своим кумирам и не задумываются об обмане. Они ставят целью жизни именно смерть, некоторые совершают самоубийства. Это не приносит ни пользы, ни удовлетворения как родственникам умершего, так и ему самому. Зачем я начал говорить о них? Причины этому достаточно просты. Такие люди (фанаты в любой области) еще при жизни могут относиться к мертвецам. Почему? У них нет цели в жизни, кроме как слушать и видеть своих кумиров. Тут вспоминаются рьяные футбольные болельщики. У многих одна забота – придти на матч своей любимой команды, побить фанатов из других команд, которые не согласны с их идеями и идеалами. А остальное? Существование для достижения выше перечисленных задач. Конечно, я не говорю про всех. Я касаюсь лишь людей, ставящих хотя бы одно из такого рода стремлений целью жизни. К сожалению, подобных людей очень и очень много. Забудем о них. Зачем они нам, кроме как для исследования их психологии.
Написали мы здесь немало, да и разобрали почти все, что было связано с жизнью. Конечно, всегда остается что-то забытое, которое вспоминается в самый последний момент. Хотя мне кажется, эта глава удалась. Были и сложности, особенно в начале, но потом нашел ответы кажется на все вопросы.

Глава 5. Мысль и Поиск.
Гармония и Хаос.
Гармония и Хаос – состояния
Совершенно одинаковые.
Гармония и Хаос – две противоположности,
У которых не существует
Совершенной формы.
У них нет продолжения,
Также как нет начала и конца.
Есть только эти слова, означающие
Одно и тоже.
Мак-Тук-Ли.
Часть 1. Афоризм.

Вот продолжение нашего разговора. Конечно, вы обратили внимание на афоризм. Наверно, подумали: “Что за бред? Как его понимать?”. Прочитайте его еще раз, может быть, согласитесь с ним. Если нет, то я попробую растолковать значение, но сделаю это чуть позже. Сейчас мы поговорим о другом. О чем же? Начнем с мысли, а там посмотрим.
Мысль и мир – главный вопрос, который мы будем обсуждать на протяжении всей главы. За всем этим последует поиск. Поиск ответа в самом себе и окружающем мире. Но не будем отвлекаться на всякие мелочи, хотя, конечно, в них можно тоже подчеркнуть много полезного.
Сейчас приступим к объяснению афоризма. В данном случае слова гармония и хаос имеют прямое значение, которое не связано с первой книгой. Начнем с первых строк. Самое простое объяснение: Гармония и хаос – два противоположных состояния. Это же говорится в последующих строках. Но они не дают ответа на первую фразу. Так, две противоположности. Перед ними также можно поставить знак равенства. В сущности, эта пара слов означает одно и тоже, в начале которой была мысль. Возьмем действительность. Где мы можем найти совершенство? Нигде. Нет совершенно черного цвета, как и нет “чистого” белого. Они моментально притягивают к себе противоположность. Так и здесь. Бывает, некоторые понятия не могут существовать в реальном мире по причине того, что они иногда противоречат самим себе. Одним из достаточно ярких и выразительных примеров служит слово Анархия. Кратко скажу, что оно обозначает для тех, кто никогда не слышал его. Данное слово имеет несколько значений, но они объясняют одно и тоже – идею, которую не закончили и не додумали. Перейдем к значению: 1) безначалие, безвластие; 2) стихийность, беспорядок, неорганизованность. Вот, любой теперь видит, что эти два значения, в сущности, имеют одну природу и начало – хаос. Есть люди, которые часто используют этот термин в своей речи: члены различных политических партий, молодежь, относящая себя к “панкам”. Но многие из них не задумываются о значении. Их сообщества ведут просто обыкновенный разбой. Но больше всего удивляет то, что у них есть лидеры, их действия достаточно организованы и подчиняются “железной” дисциплине. Так объясните мне, где здесь анархия. Это обычные криминальные объединения. Но вспомним об афоризме. Причем здесь какая-то анархия? Что за вздор? Зачем объяснение? Вполне все оправдывается. Стремление анархии и одновременно ее начало и конец – хаос. С чего я это взял? Просто главной целью анархии и анархистов всегда является разрушение, уничтожение — достижение полного хаоса, но в то же время анархия не может появиться без уже существующего хаоса, также анархия умирает с окончанием хаоса, так как она теряет это главное условие существования. В результате чего мы приходим к маленькому выводу, не относящемуся к моей книге. Вот мысль: анархия – социально-политический вирус, которому нужны определенные условия для существования, размножения и гибели. Естественно, данный вывод можно отнести и к другим словам, и это частично объясняет многое. В результате мы можем видеть то, что анархия – один из элементов хаоса, не может существовать в совершенной форме по объясненным причинам. Отсюда сделаем вывод. Хаос не может существовать в полной своей форме и в значении слова, которое оно имеет. Нет совершенства и идеала. После всего этого мы сделаем еще один вывод, который также разъясняет мой афоризм. Хаос и гармония – неидеальны. Мне кажется, вы уже догадались обо всем, поэтому доказывать этот вывод не буду. Вот мы почти закончили афоризм. Остались последние строки. Конечно, сейчас их тоже разберем, но сначала коснемся другого вопроса. Он небольшой, поэтому не займет много времени. Ну, приступим. Наверно, вы задумывались о названиях глав. В них постоянно проскальзывает одно слово – мысль. Сейчас я решил вспомнить предыдущую главу. В ней говорилось кое-что об этом. Я недаром вспомнил предыдущую главу. Мысль – вот что означают эти слова. Гармония и хаос имеют одну природу происхождения, конечно, я говорю в переносном значении. Появилась фраза, но что предшествовало ей? Значение этого слова, а что до него? Идея о создании термина, объясняющего определенные “состояния”! А что она из себя представляет. Конечно же, мысль, то есть задумку, до этого момента еще неизвестную и непонятную. Разум породил мысль, а от нее произошло все остальное, поэтому можно сказать, что сама мысль является одним из значений любого слова. В данном случае она относится к гармонии и хаосу. Эти термины означают мысль. Мысль, рожденную в древнем уме человеческом. Так мы объяснили афоризм. Первая часть закончена. Поиски продолжаются.

Часть 2. Мысль и мир.

Вот мы перешли и к следующей части. Здесь-то мы и поговорим о мире – пространстве, которое окружает нас, о его таинственных и скрытных местах. Обо всем, что придет в голову. Любое наше действие – это, в первую очередь, мысль. Фантазия – мысль. Рассуждение – мысль. И так-- бесконечность. Все начинается с мысли и заканчивается ею же. Возьмем, к примеру, одежду: мы можем видеть, что это плоды тяжелых трудов дизайнеров – их фантазия, то есть мысли, перешедшие в материальный мир, в нашу жизнь. Или же, возьмем еду, какие-нибудь изысканные блюда. Вот вам и последствия мысли. Конечно же, бывает кое-что и похуже. “Темный разум” нечто другое. И об этом знает каждый. Убийства, терроризм, разрушение и многое другое – последствия выражения своих темных мыслей, иногда не специально, а в остальном, сплошной криминал. Здесь мы можем сделать вывод, что первой стадией материализации чего-либо является мысль, относящаяся к данному объекту. Конечно, я имею в виду то, что материализуется только та мысль, относительно которой человек или другой объект задумал воплощение своей мысли. Фраза сложная, но понимается очень легко. Основа последующим объяснениям и теориям.
Мир, планета, галактика, вселенная.… Вот, наши прежние размышления теперь позволяют перейти и к этому вопросу. Мы долго говорили, мы долго рассуждали, но все это не дало особых результатов. Конечно, мы нашли достаточно интересные ответы на совершенно другие вопросы. Некоторые из них были не нужны нашей книге. Но сейчас, когда я пишу эти строки, наверно, невольно многие из вас, читателей, задумываются о последних главах. Ведь именно они- то и привели сюда. И после всего этого мы чувствуем некоторое удовлетворение и одновременно нас тянет искать дальше. Неизвестно что, лишь бы искать и находить ответы. Одним из достаточно сложных вопросов является создание мира, его существование и изменение. Возьмем общие сведения, которые знает почти каждый человек. Несколько тысяч лет назад многие народы считали, что Земля плоская, лет семьсот назад в мире думали, что Земля – центр вселенной, Солнце крутится вокруг нашей планеты. А что сейчас? Все это опровергли. Теперь ищут внеземной разум. А далеко ли ушли за эти века? Человек должен искать все не в небе. Нет. “А где же?”- спросите вы. На этот вопрос я выскажу свою личную точку зрения. Любой поиск надо начинать с себя. Внутренний мир людей иногда может дать больше ответов, чем какие-нибудь попытки связи с “инопланетянами”.
Все эти вопросы, их доказательства, опровержения – мысли. Именно они и задают саму форму рассуждения на многие вопросы. Говоря о вселенной, да и вообще, о непознанном и непонятном, люди склоны иногда приукрашивать, изменять и структуру самих событий. Все зависит от разума. Разум формирует мысли. Исходя из этого, я могу сказать, что любой человек представляет все по-своему. Нет, наверно, во всем мире и пары людей, которые думают совершенно одинаково и имеют совершенно такую же точку зрения по любому вопросу. Поэтому здесь можно подвести маленький итог наших размышлений. Мир, вселенная, планета и все с этим связанное не имеют одной определенной формы и размера, схожи лишь их свойства и очертания, да и это бывает не всегда. Для одних людей город с многомиллионный населением кажется маленьким, для других площадь в пару десятков тысяч квадратных метров – непреодолимое пространство, которое они будут исследовать ни один день. У каждого свои потребности и мысли. Именно то они и делают вселенную такой огромной и таинственной для изучения. Как велик мир? Ответ кроется в нас. Может быть, это покажется и глупо, но, тем не менее, я скажу вам. Размеры его примерно равны мыслям. Поместите их все в космическое пространство, и вы найдете ответ. А какова величина мысли? Как ее можно измерить? Ответ опять-таки кроется в нас с вами. Почему? Просто, я уже отвечал: разум формирует мысли, все зависит от него, поэтому каждый человек может ответить по-своему. Для одних, это бесконечность, для других-- песчинка – маленькая и бессильная, для третьих-- пустота, у которой нет величины, то есть ничто, для четвертых-- сила, не ограниченная размерами физического мира и имеющая гигантскую власть над всем. И все они будут правы. И все это мысли, ничего более. Разум, создавший их, вот кто действительно способен ответить на все. Но вопрос, наверно, в другом: какой разум будет давать ответ на все? Да, здесь я не могу дать ответ, но лишь коротко добавлю, что нормальный и умный человек, не страдающий какими-нибудь психическими заболеваниями, не будет или просто откажется отвечать на все вопросы. Конечно, это мое личное мнение и оно может не совпадать с вашим, но замечу то, что это мой труд, поэтому я здесь пишу все, по моему мнению, нужное для него. Ну, забудем про данного рода отступления, потому как они мешают нам искать и отвечать, искать и отвечать, искать и отвечать.… Все же, как много вложено в эти слова, порой они не оправдывают своего значения: они не оправдывают мысли, потраченной на них. Да, это правда, конечно, бывают и другие фразы, которые можно отнести сюда же. Но наш труд не об этом. В нем мы исследуем в первую очередь себя, а потом уже и нашу действительность. На пути исследования мы и встречаем те самые ответы или обычно подсказки. Мы ищем мысль.
Мы немного отошли от темы, но эти слова будут нам напоминать о наших целях. Мы говорим о вселенной, но не будем забывать: чтобы изучить вселенную, надо сначала исследовать все ее части. Наша планета не исключение, а один из объектов галактики, то есть одной из частиц мира – вселенной. Мы долго искали ответы: как появилась жизнь, в чем ее суть и тому подобное, но нет ответов, как и нет подсказок, где искать. Подумаем, а зачем искать ответы на эти вопросы. Как можно найти ответ о смысле жизни, если ты только ищешь его, а не “живешь”. Мне не хочется говорить об этом…
Мысль – начало всего, конечно, в переносном значении, но, тем не менее, вы согласитесь, что это правда. Даже мы -- чья-то мысль. Мир вокруг нас – мысль, да и наша с вами жизнь – это только мысль. Не принимайте все слишком близко к сердцу, забудьте обо всем, что мы говорили, потому что на этих словах вторая часть заканчивается. Сейчас нас ждет третья часть и другие вопросы.

Часть 3. Хаос и Гармония, Жизнь и...

Мы близки к заключению. О чем же поговорим здесь? Это будет небольшой частью данной главы. Конечно, как и вся книга, эта часть – поиск всего, поиск самим автором в окружающем нас мире. Нам часто приходится что-нибудь анализировать, что-нибудь искать, что-нибудь изучать. И именно это и помогает нам жить. Мы находим начала и двигаемся по “нитям”, время не всегда на нашей стороне. Иногда нам удается дойти до конца пути и постичь радость, постичь мысль. Но ведь и не редко бывает, что на пути мы встречаем сложности, которые, на первый взгляд, кажутся легко преодолимыми, но чем дольше мы возимся с ними, тем большими кажутся нам эти преграды, которые со временем все растут. И чем раньше мы их не преодолеем, тем сильнее они нас будут затягивать, пока совсем не съедят нас.
Вот достигли мы конца пути и что же нас ждет? Радость? Счастье? Веселье? Нет! В нашем сознании остается лишь сожаление. Сожаление о преодолении данного пути. Конечно, здесь, в конце пути, мы нередко осознаем, что этот путь, выбранный нами, не привел нас ни к чему, мы потеряли время зря. Но нельзя забывать, что преодолев все эти трудности, мы потеряли время, но мы получили бесценный опыт. Я думаю, вы тоже согласитесь со мной. Опыт – вот одно из самых ценных в нашем мире, он дает почти все, о чем желает человек: деньги, власть, силу и т.д.
Мысль дает начало действиям, а мы даем начало этой мысли. И все последующее зависит только от нас, как и путь для достижения цели. Это, наверно, самое главное для человека: все зависит только от самого себя. Мы не должны искать легких путей, мы должны создавать свои пути. Две противоположности живут в нас, они всегда будут с нами, но “они” – это не настоящая жизнь. Идти по пути лени, безделья – хаоса, не добиться чего-либо, идти гармонией – упорством, работой и еще раз работой невозможно, всегда хочется радости, какого-то спокойствия, блаженства. Но о чем можно говорить? Кто-нибудь спросит, почему веселье, радость, безделье – хаос? Все остальное, т.е. занятия, упорство – гармония? Хорошо, можете поменять, но все останется тем же. Меняйте, вращайте, сколько хотите, но все будет так же. Все относительно. И так будет всегда. Это еще раз доказывает правоту афоризма. Жизнь оказывается в стороне, как не странно, а мысли наши – наши фантазии.
Жизнь – наисложнейшая цепь, затрагивающая каждого из нас. Мы живем всегда, мы выбираем жизнь, мы делаем ее такой, какой мы хотим видеть и изменять – совершенствовать. Наше будущее принадлежит только нам. И нет никого, кто мог бы повлиять на нас. Этими словами я хотел бы закончить свою книгу. Теперь я добился того, чего хотел. О чем книга? Ищите смысл сами. Я думаю, вы легко найдете его…

Тумашевич А. В. — Мак-Тук-Ли 2005г.

Данная книга не является просто рассказом в жанре фентези. В нем, в первую очередь, высказывается мнение и идеология автора. Вторая часть – продолжение книги, которое не может существовать отдельно без первой. Именно она несет в себе основные идеи и напис

19 ноября 2005 года  18:46:24
Мак-Тук-Ли | mtlart@mail.ru |

Вольный Стрелок

Полураспад
Рассказ

Мышь.
Она работала чиновницей. Вот уже двадцать лет каждый день поднималась она поднималась в семь утра, отправляла детей в школу, потом в институт и шла на работу к девяти. Работа называлась по-разному. Сначала это был всем понятный райком Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодёжи. Потом нагрянула перестройка, и она, подхваченная волной перестановок и перетрясок, не выходя из своего кабинета оказалась на новом месте. Место было новое, но система прежняя. Она это понимала и была рада, т. к. любила стабильность. Как называлась сейчас её работа она точно не знала. Впрочем, это было неважно. За последние десять лет вывески менялись неоднократно, но надзорно-согласовательная сущность её службы оставалось неизменной. А это было главное.
Да, конечно, она брала взятки. Конечно, брала. Так было принято. Она знала, что так было, когда она пришла в систему и так будет, когда она из системы уйдёт. Нет, она не кровопийца. Брала строго по тарифу, установленному руководством, в полном соответствии с должностью, которую занимала (или как сейчас говорят на чиновничьем новоязе — замещала). Во всяком случае, посетители, приходившие к ней «решать вопросы» были довольны. Конечно, ворчали слегка, но скорее лишь для проформы. Действительно, что жаловаться, нормальная тётка, берёт как все, первая не вымогает и вопросы решает быстро. К её мнению прислушивались руководители и коллеги. Сейчас она занимала должность начальника отдела. Иногда её повышали до заместителя руководителя. Потто снова понижали до начальника отдела. Она – женщина, и понимала, что достигла вершины своей карьеры Руководители, которых за последние десять лет сменилось девять относились к ней как к рабочей лошадке, тянущей всю работу. Она это знала, её это устраивало.
Свою работу она не любила и не ненавидела. Она понимала, что две трети из того, что она делает, бессмысленное бумагомарание, не влияющее абсолютно ни на что. Она понимала, что её учреждение можно смело сократить или увеличить втрое и это никак не повлияет на результативность. Но… Кому всё это надо? Ей? Смешно.
Молодость прошла и давно уже она не вносит рационализаторских предложений, давно уже не хочет что-то улучшать, упрощать, оптимизировать. Зачем ей это сейчас?
Иногда к ней поступали предложения поработать в коммерческих структурах. Зарплаты, которые ей обещали были, разумеется, гораздо выше её зарплаты даже с учётом взяток. Она неизменно вежливо отказывала. Банки и фирмы могли дать ей деньги, но не могли дать даже части той власти, которое давало удостоверение. Она иногда пользовалась им при решении бытовых вопросов: поступление детей в вуз, общение с чиновниками мэрии и так далее. Она знала: стоит лишь показать заветную «корочку» и отношение к ней резко изменится в лучшую сторону. Ей это нравилось.
Политикой она, конечно, не интересовалась. Газет не читала. На выборы ходила только в том случае, когда руководство приказывало пойти (хотя понимала, что проконтролировать её явку невозможно).
В общем, она была серой аппаратной мышкой. Сотни тысяч таких же трудились ежедневно на необъятных просторах России, проводя в жизнь государственную политику, реализуя цели и задачи… Она это тоже понимала и спокойно жила с этим. Её всё устраивало.

29 ноября 2005 года  17:39:02
Вольный Стрелок | volniy_strelok@rambler.ru | Новочеркасск | Россия

  1 • 8 / 8  
© 1997-2012 Ostrovok - ostrovok.de - ссылки - гостевая - контакт - impressum powered by Алексей Нагель
Рейтинг@Mail.ru TOP.germany.ru