Тикхо Селчу

Катрин
Рассказ в жанре фентази

Медленно, словно танцуя замысловатый танец, шел он по невольничьему рынку. Его взгляд, жес-токий и не знающий пощады, обводил нестройные ряды рабов. Он явно что-то искал. Меня пере-дернуло, когда его взгляд на мгновение остановился на мне, но я постаралась вскинуть голову гордо, как будто меня ничего в этом мире не сломит и ничто не волнует меня, кроме собственной жизни. Уж на это у меня было право, хоть я была рабыней с самого своего сопливого детства. Просто не повезло: отец был рабом и мать — рабыней. Только вот не удержал нас бывший хозяин, не удалось: напал на его усадьбу соседний работорговец, убил его и всю его семью, а рабов увел, правда, большую часть он другим торговцам продал, но остальных он решил продать сам. Почув-ствовал, сволочь, выгоду, цену набавить сможет даже на самого захудалого, только вот нет в на-ших рядах недоркомышей, все стройные и молодые. Вот наверняка по этому здесь сейчас ходит и всматривается этот весьма неприятный господин с таким злым взглядом. Он заметил, как я вски-нула голову, и весьма криво ухмыльнулся. Он жестом подозвал нашего торговца, и что-то сказал ему. Торговец побелел, но видимо гордость заставила его не унижаться перед ним. До меня донес-ся ответ торговца:
- Если купите двоих, отдам даром, а так монет триста, не меньше.
Интересно, про кого они так? За такую высокую цену ни один раб не идет, а рабыня тем более. Ясно дело, сволочь наша карман себе расширить хочет. Я подумала, что сейчас господин врежет нашему торговцу от всей души за такую цену, но видимо ошиблась. Рассмеялся господин и полез за кошелем.
- Покупаю, одну! – весело с легкой иронией произнес он и бросил кошель в загребущие лапы тор-говца.
Вот тебе на... За девку какую-то триста монет отдал! А не жалко? Нет, видимо не жалко, и еще весьма доволен своей покупкой. Очередная сволочь, решила я. Не живется миру без них, ну не живется.
- Завтра, чтобы, к утру, готова была. За ней придут.
Сказал, развернулся и ушел. Торговец ошалело смотрел то на кошель, то на уходящего дурака-покупателя. Минут десять смотрел, а потом повелительно поднял руку и подозвал двух своих стражников. Те, как верные псы, подбежали, молча выслушали приказ и направились к нашему ряду. Ну, что ж, узнаем, кто тут такая дорогостоящая, с кем прощаться придется. Стражники ре-шительно направились в мою сторону, туда, где стояли девушки. Ну, нет, мне это решительно не нравиться. Девушки, стоявшие рядом со мной сжались, попытались спрятать лица в густых косах. Не бойтесь, дурехи, все равно не спастись: раз купили, так купили, не отвертишься, а если парень есть, то забудьте, только жить помешает. Но не смотрят стражники на дурех, на меня смотрят. Ну, смотрите, смотрите, раз хотите. Меня купили? Понятно, но почему за такую высокую цену? Толь-ко не говорите мне, что я столько стою. Космы свои обрежу, если это так. Просто сволочь наша, торговец, разжиться захотел, вот и сыграл на моей гордости.
Эй, больно же! За что так руки за спиной скручивать! Все равно не убегу, не смогу просто-напросто, силенок девичьих не хватит с двумя рослыми парнями справиться.
- Цыпка, не долго здесь тебе ошиваться. Быстро к сладкой жизни привыкнешь,— улыбнулся один из парней, дергая за отросток цепи, к которой мы были прикованы. Звенья мягко разошлись, и я была свободна. Ну, почти что свободна. В голове гудел рой мыслей. Причем тут сладкая жизнь? И разве к ней привыкнешь? Я неловко дернула рукой, и чуть было не упала, но стражник грубо схва-тил меня за веревку, что связывала мои руки, и удержал меня. На том ему большое невольничье спасибо.
- Да не дергайся ты,— прикрикнул парень, что удержал меня,— Правитель тебя для гарема своего сына купил. Товар в лучшем виде доставить надо, а ты себе еще себе синяков понаставишь. Не хо-рошо получится.
Вот это новость. Впрочем, гарем несколько не отличается от всякой прочей работы. Только вот, если покупатель окажется тем самым сыном Правителя, лучше уж повеситься, что бы ни мучить-ся. О чем это я? Ну, разве важно, кем окажется сын Правителя: тем покупателем или миловидной мямлей? Все мужики одинаковы, если разобраться. Все встало на свои места: высокая цена, так как товар непорченый, то есть не троганый, а им только это и нужно.
Стражники повели меня в сторону дома нашего работорговца. Один шел впереди, проталкивался среди народа, а второй шел следом за мной и всякий раз несильно подталкивал меня, когда я не-много задерживалась, что бы посмотреть на какую-нибудь занятную вещицу, лежащую на разный больших прилавках. Больше они со мной не разговаривали. Считают ниже своего достоинства разговаривать с рабыней, и ну их. Сами проживем. Сами все узнаем. Тем более завтра начнется новая жизнь, ничуть не хуже и не лучше старой. Жизнь раба всегда одинакова, какую бы он рабо-ту ни выполнял: всякий может, и помои со стола выносить, и постель греть.
Подошли мы к дому. Парень, что мне про сладкую жизнь сказал, постучал в деревянную ставню окошка, расположенного близко к земле. И тут же открылась дверь. На пороге стояла женщина в бесформенном зеленом платье. Увидев парней, она слабо улыбнулась и пригласила в дом, но стражники лишь переглянулись и подтолкнули меня, чтобы я поднялась к женщине на порог.
- Милорд приказал приготовить эту рабыню к завтрашнему утру. Дело важное и не терпит отлага-тельств,— отбарабанили парни и скрылись в толпе.
Женщина с горечью посмотрела им в след, положила мне ладонь на плечо и ввела в дом. Она по-садила меня в широкое кресло в одной из комнат и осторожно развязала мне руки. Когда веревка отпустила мои запястья, я тихонько их потерла. Ну и сволочи же эти стражники, сами то хороши: боятся за синяки, а на след от веревок им наплевать. Женщина внимательно смотрела за моими действиями и впервые обратилась ко мне:
- Больно? – спросила она, сматывая веревку.
- Нет, терпимо,— тихо ответила я, никто еще так не обращался ко мне: терпимо, без понуканий, как к равному.
- Как тебя зовут? – снова спросила женщина. Теперь она что-то смешивала в стакане.
- У меня нет имени,— гордо ответила я,— я рабыня, и это все говорит.
- Так нельзя,— грустно вздохнула моя собеседница,— каждый имеет имя, даже животный. А рабы такие же люди, как и свободные.
- Нет,— возразила я,— рабы, в отличие от свободных, лишены воли, прав и имени, даже звания че-ловека. Это и делает их не свободными людьми.
- Глупышка,— почему-то женщина посмотрела мне в глаза,— маленькая глупышка. Сколько тебе лет?
- Через месяц будет шестнадцать.
- Очень маленькая глупышка,— добавила женщина,— сиди, отдыхай. Тебе нужен отдых.
И она ушла в другую комнату. Мне не было обидно за то, как она меня назвала. В глубине души я чувствовала, что она права, но на то мы и рабы, чтобы не иметь имени. Ей этого не понять. Я за-крыла глаза и представила лицо моей матери, усталое и болезненное, а потом лицо отца, но его образ оказался размытым и непонятным. Я задремала. И мне снилось, как я, будучи маленькой девчушкой, бегала за хозяйским котенком. В тот день меня увидел хозяйский сын, мальчик лет шести. Он подарил мне этого котенка, и мы с ним стали лучшими друзьями. Тим, так звали хозяй-ского сына, пытался научить меня грамоте, но его отец быстро прочухал это дело, выпорол меня, а Тиму запретил со мной играть. Я отчетливо помню, как Тим говорит мне, что когда он станет взрослым, он отпустит меня, моих родителей, и вообще всех рабов в имении.

Меня разбудили резким толчком в плечо. Оказывается, я проспала весь остаток дня и всю ночь. И теперь за мной пришли. Я заметила, что меня одели, пока я спала, в легкое платье неопределенно-го фасона, полностью закрывающего мое тело. Торговец осмотрел меня, перед тем как открыть дверь. Удовлетворенно хмыкнул и впустил в свой дом посланников вчерашнего покупателя. Они что-то сказали торговцу, затолкали меня в носилки с навесом. И куда-то понесли. Но это меня ма-ло волновало. Волновал меня мой желудок: я не ела со вчерашнего утра. Хотелось свежей рыбки и какого-нибудь фрукта. Это были продукты, который нельзя было есть рабам, но Тим однажды угощал меня и тем, и другим. Не знаю, что понравилось мне больше. Мерное покачивание носи-лок, негромкий гул толпы успокаивали меня, усыпляли. И я подумала, что я буду делать в гареме, как ко мне будет относиться мой новый хозяин, что в первую очередь сделают со мной... Куча во-просов оставались в то мгновение без ответа.
Видимо я задремала, так как я не заметила, как навес приподнял высокий юноша с породистыми крупными чертами лица. Я заметила его, когда он изучал мое лицо. Увидев, что я проснулась, он сказал: "Добро пожаловать" и исчез. Я осмотрелась по сторонам. Я находилась в какой-то пышно убранной комнате совершенно одна. Посередине комнаты стояла большая двуспальная кровать, а на ней лежало платье из золотистой ткани. Огромное окно было напротив этой кровати, рядом с ним стоял широкий шкаф с книгами и небольшой столик с зеркалом и кучей баночек с мазями и благовониями. Я почувствовала себя неуютно. Мне приходилось спать и на земле, и на жесткой овчине, и даже на холодном камне во время сильного ливня, конечно, тогда было неприятно, но так неуютно я чувствовала себя в первый раз. Не по мне были эти хоромы. Слишком уж здесь пышно и приторно. Но делать что-то надо было, и подошла к кровати с того бока, где лежало зо-лотистое платье. Я потрогала его: ткань была мягкой, приятной. И я сбросила с себя тот балахон, что был на мне, и одела это платье. Оно оказалось чуть широковато в груди, но в остальных мес-тах сидело идеально. Меня подхватило неведомое чувство, и я подошла к зеркалу. Хоть оно было маленькое, но отражало меня почти полностью. Когда я увидела себя, я ахнула. В дневном свете, что проникал через окно, я четко видела, как блестят мои волосы и мои глаза. Никогда не думала, что я так стройна и худа, а то, что еще обладаю задорными каре-зелеными глазами и чуть вздерну-тым носом, для меня было не новостью. Тим постоянно мне это говорил, когда мы с ним играли. Как тогда он меня звал, не помню, что-то вроде резвушка или же сестренка. Да, он звал меня именно сестренкой, но почему, для меня это оставалось вечным секретом. Может быть, если бы он остался жив, он бы разъяснил мне это, а теперь мне оставалось только гадать.
Пока я смотрела в зеркало, дверь скрипнула, и в комнату вошел давешний юноша. В руках он держал поднос, на котором дымилась ароматно пахнущая рыба, и лежали стройной пирамидкой фрукты.
- Ты наверняка проголодалась,— сказал он, ставя поднос на краешек кровати,— я принес то, что ты просила, когда спала. Не стесняйся, ешь. А я пока схожу за вином.
Медленно я подошла к подносу, словно боялась, что аппетитно пахнущая сказка пропадет и вме-сто неё на подносе останется тарелка горклой овсянки, которой обычно кормил рабов торговец. Но рыба и фрукты не пропадали. Я подумала, что я еще наболтала, пока спала, но голод пересилил потуги размышлять, и я набросилась на предложенную еду. Юноша посмотрел на меня, улыбнул-ся, что-то пробормотал и вышел. Я не обратила на него внимания, когда он вошел. Я еще наслаж-далась пьянящим вкусом рыбы, когда он присел рядом со мной.
- Хочешь пить? – спросил он и, не дожидаясь ответа, налил в кубок, что принес с собой алого ви-на. – Держи, оно поддержит твои силы.
Я безропотно приняла кубок и отпила глоточек. Незнакомый вкус раздразнил мой аппетит, и я с новыми силами набросилась на фрукты, когда покончила с рыбой. Юноша улыбался и ничего не говорил. Он ждал, когда я наемся. Ждал он долго, но, наконец, этот момент настал.
- Тебя как будто всю жизнь не кормили,— сказал и рассмеялся,— ничего, отъешься. Меня зовут Тристан, я твой новый хозяин, а как зовут тебя?
Хозяин говоришь, сын Правителя? Что-то не вериться, хотя всякое может в жизни быть. И почему все подряд пытаются узнать моё имя? Я сама то его не знаю...
- У меня не имени,— ответила я. Это были первые слова сказанные мною ему.
- Не беда, дадим тебе имя. Человеку без имени нельзя,— серьезно сказал Тристан,— будешь Катрин, подойдет?
- Как будет угодно моему господину,— ответила я, склоняя голову. Что ж, Катрин, так Катрин. Бы-ли и цыпками, и глупышками, и резвушками, и сестренками, так почему же не быть Катрин.
Тем временем Тристан продолжал:
- В этой комнате ты будешь жить. Завтраки, обеды и ужины тебе будут приносить сюда. Каждый день тебя будут выводить на прогулку в сад, если, конечно, погода позволит и если ты сама захо-чешь. Если тебе будет что-то нужно, тебе просто надо будет попросить у слуги, что стоит на ка-рауле у двери. Все понятно?
Я кивнула. Лучше, чем предполагалось, но хуже, чем хотелось бы.
- Я зайду к тебе вечером.
Знаем для чего... Все вы одного хотите, не можете скрыть своих желаний, даже притвориться не умеете. Надо подготовиться к его приходу. Ага, вот дверь, ведущая в ванну. Господи, ну зачем все это мне?! В ванне, обделанной шикарным кафелем, стоял прозрачный стеклянный шкаф, полный всякого белья и одежды. На полочках, развешенных по одной из стенок, стояли всякие баночки, пузырьки и бутылочки. Раз это здесь, значит, я могу этим пользоваться. Примем в своей жизни первую настоящую ванну, с горячей водой, и вымоем волосы настоящим шампунем, а не жестким, разъедающим кожу мылом.
Горячая вода пузырилась и пенилась, когда я медленно опустилась в ванну. По всему телу побе-жала приятная истома, но приятное ощущение портило то, что я опять вспомнила Тима. «Сестрен-ка,— сказал он мне,— до чего же ты смешная! Почему ты не веришь, что когда-нибудь твое рабство кончится?» Я верю, что оно кончится, но боюсь, что только с моей смертью… Ты погиб, Тим, ты был моей единственной надеждой на освобождение…
Осторожно расплела я свои густые темные волосы: они широкой волной легли на поверхность во-ды, немного полежали, намокли и затонули. Мне захотелось последовать их примеру, но, только нырнув, тут же устремилась вверх. Желание жить перебороло желание умереть…
Отмываясь от грязи, мне казалось, что я отмываюсь от всей старой жизни: от похотливых взглядов старого торговца, продавшего меня, жалостливых усмешек в мои сторону,— от всего, что наполня-ло мою жизнь изо дня в день.
Наконец, я вышла из ванны, так и не использовав не одну из баночек, скляночек, не пролив ни ка-пельки драгоценных благовоний. Плевать, подумала я, пускай новый хозяин примет меня такой, какая я есть. Я не свободная, что бы всем этим пользоваться. Но внутренний голос вкрадчиво ут-верждал, что все здесь для меня, что все я могу использовать. В задумчивости я остановилась у зеркала, присела на маленький пуфик. Вдруг стало неуютно и холодно, хотя в комнате было до-вольно-таки тепло. Господи, за что все мне это? Почему? Почему мне, а не соседской дурехе с вечно веснушчатым носом? На глаза навернулись слезы…
Хватит! Мысленно ударила я себя. Хватит раскисать, а иначе, как я буду бороться за свою свободу во имя памяти Тима?! Схватив со столика расческу, я с яростью начала расчесывать волосы. И, только выдрав у себя нехилый клок, я успокоилась: боль всегда успокаивает.
Вечернее солнце осветило большую часть комнаты золотистым мягким светом, оставляя стены в приятном полумраке. Впервые со вчерашнего утра я видела солнце. Большое, ярко горящее, оно застилало почти весь горизонт, заставляя всех и все отбрасывать тени. Из окна мне было видно пышно цветущий сад Правителя и краешек улицы, по которой гуляли богатые и среднего достатка люди. За большой частью молчаливыми хвостами тащились немые безымянные рабы и несли все покупки, сделанные хозяином. Изредка проезжали всадники, прохожие шарахались по сторонам, боясь быть сбитыми. День медленно угасал…
Засмотревшись в окно, я не заметила, что невольно заплела волосы в косу. Торговец, сволочь моя бывшая, все время хотел их обкорнать, что б глупышка рабыня свое место не забывала. Не понять ему, что трудно забыть свое место, трудно забыть про свое рабство... От воспоминаний заныли ссадины на запястьях от веревок. Дураки те стражники! Разве я могла от них убежать, а? Нет ведь, связали, как будто я могла их раскидать за долю секунды... Хотя была в их словах правда: сладкая жизнь началась, но привыкну ли я?
В комнату вошел Тристан, одетый в странного вида рубашку до бедер и широкие штаны, подоб-ное носил мой самый первый хозяин, отец Тима. На секунду он застыл в дверном проеме, я заме-тила хищное восхищение, что почти мгновенно промелькнуло в его глазах. Чем же Вы так восхи-тились, мой господин? Вечерним солнцем или же по-вечернему сизым небом? Мне хотелось наде-яться, что это именно так, но разум твердил, что восхищение вызвала я, что меня он желает видеть в своих объятиях.
- Приветствую своего хозяина,— поприветствовала его я, собрав все свое мужество. – Чего желает мой господин?
- Катрин,— мягко произнес Тристан, подойдя ко мне,— зови меня по имени.
Его рука неуверенно легла на мое плечо. Разные чувства захлестнули меня в тот момент. Хотелось сбросить эту теплую руку со своего плеча, но тут же вторая половина меня жаждала прижаться к широкой груди хозяина. В растерянности я посмотрела на него.
- Катрин,— потребовал он,— расскажи мне о себе.
Тянет время! Странно…
- Что именно хочет узнать господин Тристан?
- Просто Тристан,— поправил он меня. – Все.
- Боюсь, это будет не интересно. Моя жизнь не отличается приключениями.
Тристан силой посадил меня на кровать и сел напротив. Его глаза были спокойны, а сам он тепло улыбался.
- Мне все интересно. Рассказывай, Катрин, не испытывая мое терпение.
- Хорошо,— ответила я. Интересно, что может заинтриговать хозяина в моей истории? – Моими родителями были рабы семейства Тьяго.
- Тьяго? – переспросил Тристан. Голос его звучал как-то испуганно.
- Да. Что-нибудь не так? – я тоже испугалась и на секунду съёжилась.
- Нет, все в порядке. Продолжай.
Нет, не все в порядке… Я была готова отдать свою жизнь, за утверждение, что хозяин знал о Тья-го. Может он знает о Тиме?
- Я была приставлена вместе с матерью в господский дом. Мне доверяли всякую грязную работу, а хозяйка частенько давала мне поручения: сбегать к повару с указаниями для обеда, позвать хозяй-ского сына… Тим, так его звали… Мы подружились… Тим хотел освободить меня, когда вырас-тет… Про нашу дружбу узнал мой бывший хозяин, выпоров меня, он запретил Тиму играть и об-щаться со мной. А чуть позже на имение напали. Все господское семейство убили, а нас, рабов, растащили по рынкам. Три года меня таскали по невольничьим площадям, но купили только вче-ра…
Рассказывала я медленно, постоянно спотыкаясь. Тристан не задавал мне больше никаких вопро-сов. Казалось, он был погружен в свои какие-то тяжкие думы.
- Катрин, твоя жизнь полна приключений,— сказал он после долгого раздумья. – Ты не знаешь, что стало с твоими первыми хозяевами?
- Хозяин погиб на моих глазах… А про юного хозяина ходили слухи, что он выжил, что ему уда-лось скрыться…
О, как я на это надеялась! Как я этого хотела!
Воспоминания вдруг ударили меня широкой волной. На глаза навернулись слезы, которые я не могла и не хотела сдержать. Я плакала…
Сквозь затуманенное сознание я чувствовала, что Тристан притянул меня к себе и, распустив мои все еще влажные волосы, гладил по ним. Рыдания прекратились, но я, тяжело всхлипывая, дрожа-ла в объятиях своего хозяина.
Вырываться я не пыталась. Бесполезно. Вчера я еще не понимала своих соседок дурех, а теперь я осознала все превратности своего положения. От судьбы не уйдешь, говаривала мне мать, а отец лишь улыбался… А если убежишь, зловещая карма все равно нагонит и заставит подчиниться,— добавил он.
Тристан поцеловал меня в лоб. Подчиняйся… Я сдалась… Ведь я рабыня…

Утром, проснувшись, я обнаружила рядом с собой пустоту. Отчаянье охватило меня. Воспомина-ния о минувшей ночи заставили меня покраснеть.
Едва я успела одеться, как, осторожно постучав, в комнату вошел слуга в богатой ливрее и с жи-денькой бородкой, делавшей его похожим на смешного плешивого козленка.
- Миледи что-нибудь желает?
Миледи?! Это он ко мне? Я сначала не поняла, что он обращается ко мне. Слишком по господски звучало «миледи» по отношению ко мне. Как будто козлоподобный слуга считал меня богатой, знатной, а главное свободной. Хотя, черт знает, что считал этот слуга относительно меня.
- Милорд просил передать, не хотите ли Вы составить ему компанию на верховой прогулке после завтрака?
Милорд? А… это он про Тристана! Мои мысли повернулись в другое русло. Я и лошадь? Почему бы и нет? Парни торговца оказались правы: к красивой жизни привыкаешь быстро… Вот и я стремлюсь получить от такой жизни все…
- Если милорд не против, то я составлю ему компанию…
Слуга-козленок улыбнулся и подмигнул мне.
- Миледи Катрин, ваш завтрак.
В комнату внесли два подноса: на одном серебром блестел кофейник, и мягко звякали фарфором чашки, на другом приятно дымилось нечто темно-коричневого цвета и густое.
- Милорд зайдет за Вами, миледи,— сказал слуга.
И он, поклонившись, удалился, забрав с собой тех, кто принес завтрак.
Молча приступила я к завтраку, который оказался удивительно вкусным и сытным. Многое мне хотелось обдумать. Многое изменилось во мне всего за одну ночь. И я не могла разобраться в сво-их чувствах. Я проклинала себя за свою трусость признаться себе самой в том, что я слабая. Куда делась та гордая, непреклонная глупышка, что стояла на невольничьей площади позавчера утром, задавалась я вопросом, куда она делась за одну ночь? Почему я так много думаю о Тристане почти так же, как и о Тиме? Хотя с Тристаном я знакома чуть больше суток…
Конец моим размышлениям принес сам Тристан. Он явился без стука, хотя и выглядел несколько смущенным.
- Катрин, ты позавтракала?
Я кивнула. Жестами всегда легче выразиться, когда нет слов и сил что-нибудь сказать. Тристан поцеловал меня в губы.
- Мне приятно, что ты согласилась составить мне компанию. Пойдем…
Он увлек меня за собой. Он вел меня по длинным коридорам и через большие залы. Все выглядело пугающе чарующим, что я боялась что-нибудь спросить.
Мы вышли во внутренний двор дворца, где уже ждали нас конюхи, державшие под уздцы двух коней. Вороного с тонкими мускулистыми ногами и длинной мордой, украшенной белым рас-плывчатым пятном, и серого с широкой грудной клеткой, обляпанной белыми крапинками.
Я застыла. Впервые я так близко стояла с лошадьми. Отец Тима редко выезжал из имения, и по-этому не держал большой конюшни, а торговец рабами запрещал нам приближаться к его скаку-нам. Я услышала веселый голос Тристана.
- Не бойся. Кармо тебя не тронет.
Кармо… Странное имя для коня…
Серый с крапчатой грудью Кармо предназначался мне. Один из конюхов помог мне взобраться в седло.
Видимо у меня был слишком потерянный вид, что Тристан обратился ко мне.
- Катрин, ты в первый раз в седле?
Нет, каждое воскресенье каталась на жеребце торговца рабами... Неужели Тристан думает, что ра-бы каждый день только и делают, что на лошадях катаются?
- Да,— ответила я.
- Тогда поедем медленно. Старайся следовать за мной.
Мы тронулись. Холодный ветерок дохнул мне в лицо. И я тогда осознала, что моя жизнь измени-лась навсегда, и, подобно Кармо, несется легкой рысью.

Недели летели за неделями. Тристан походил на ребенка, получившего новую игрушку. Я для него была нечто вроде куклы. Он наряжал меня, учил быть равной ему везде. Он похоже не вспоминал о моем статусе рабыни. Я для него стала подругой… а он мне другом. Мне казалось, что я его по-любила, но червячок сомнений грыз мою душу. Неужели все так просто?
Постепенно я привыкла к кичливой пышности дворца. Даже не удивлялась, когда Тристан вел ме-ня в какую-нибудь незнакомую комнату. Но все же я постоянно вспоминала те тяжелые дни, что я провела, странствуя с караваном рабов.
Я сомневалась в чувствах Тристана… Я не была для него рабыней, но и не была чем-то очень близким…

Прошло около года. Тристан вывел меня на какой-то светский раут. Я привыкла к таким неожи-данным выходкам своего хозяина.
Пестрые наряды придворных дам явно затмевали пышностью мое скромного покроя и неброского цвета платье. Все приглашенные господа старались меня не замечать. Мне оставалось смотреть на всех присутствующих и мечтать поскорее остаться одной в своей комнате.
Вдруг среди разряженной толпы я заметила одно лицо, до боли знакомое и близкое… Молодой дворянин разговаривал с Тристаном, постоянно хмурился и щурил глаза. Мой господин лишь улыбался и, похоже, шутил.
Тристан заметил, как я их разглядываю, и жестом, известным только нам, пригласил меня присое-диниться к разговору.
Я подошла, легонько присела, приветствую молодого дворянина.
- Сестренка! – вдруг воскликнул тот. – Ваше Высочество, как моя сестра оказалась тут?
Тристан слегка удивился, потом широко улыбнулся.
- А я и забыл, что ты, Катрин, из семейства Тьяго. Мы, с герцогом Тьяго, как раз обсуждали одни события…
Как я хотела что-нибудь сказать! После стольких лет мне казалось, что я никогда больше не встречу Тима, но вот он стоял передо мной, улыбался…
- Герцог Тьяго,— ответил на вопрос Тима Тристан,— Я не знал, что Катрин ваша сестра, иначе бы я давно дал бы ей свободу…
Тристан выглядел смущенным. Еще бы! Он ведь не знал, что Тим всегда меня так называл.
- Катарина Тьяго действительно моя сестра,— незамедлительно сказал Тим, незаметно подмигивая мне. – После разгрома в моем имении я думал, что потерял её. Я не знал, что мою маленькую се-стренку продадут в рабство!
Сказав эти слова, он породнил меня с собой. И эти слова отвергали все мое невольничье прошлое. Я ждала от Тима подобных слов, подтверждающих мою свободу довольно давно. Еще сидя на ко-ленях матери я мечтала, как я стану свободной со слов моего хозяина… А Тим сделал это неожи-данно.
- Вот и прекрасно,— сказал слегка обалделый Тристан.- Герцог Тьяго, могу ли я просить руки ва-шей сестры?
Тим посмотрел на меня и слегка кивнул…
Глупышка стала Катрин, нет Катариной Тьяго, женой Правителя…

18 мая 2005 года

6 июля 2005 года  23:28:43
Асия | rastry@yandex.ru | Ижевск | Россия

---

Светлана Грицай

РАСТУТ БАНАНЫ ВЫСОКО

В один из весенних вечеров возбужденная Семочка позвонила мне и начала свою наигранную тему как-то издалека. Из всего ею сказанного я поняла только то, что она выступала в ночном клубе, после чего спустилась в зал и оказалась за столом с группой мужчин. Она их спасала от воровства других женщин, помогала пьяным выйти на улицу и сесть в машину, а теперь мучается одним вопросом — "звонить по той визитке, что ей оставили", или подумать еще. Героя упомянутого вечера и столика, а теперь и надежд Семочки, звали Ишим Ишимович, он был дипломат. Было слышно как она, на ходу сочиняя правдоподобную версию, которая бы не унизила ее достоинства в моих глазах, никак не могла справиться со своим энергетическим я, и все время повторяла:
- Знаешь, но этот Ишим Ишимович ну очень мне, ну очень…
В таких случаях все мои советы были гуманными,— ну конечно надо звонить. Понимая, что звонок будет сделан в любом случае, я все же говорила свое веское — да, потому что знала, что оно значительно ускорит процесс коммуникации. Все люди одинаковы, и мужчины и женщины могут часами рассказывать о себе, перетирать до мелочей самые простые факты из жизни знакомых, но сделать обычный звонок малознакомому человеку — для них адский стресс. В случае с Семочкой этот стресс летел по доброму десятку телефонных проводов, пока не доводился ее умом до процесса формирования взвешенного решения. Надо.
Все замерло в ожидании. Я мирно пила дома шампанское, бутылка уже была почти пустая, и тихий прохладный вечер вздрагивал при шуме проносящихся мимо дома машин. Неожиданно эту хандру прорвала Семочка, которая сидела в кафе и ждала подругу, то есть меня, а меня ждали Ишим Ишимович, его Друг и еще бог знает кто. Телефон звонил в пятый раз, но я уже сидела в машине и искала самый верный и короткий путь для таксиста.
Небольшое кафе возле рынка было обустроено просто — деревянные светлые стулья и столы, а за одним из которых сидели пять человек и с интересом оценивали мой слегка уставший от шампанского вид. Даже при беглом взгляде на Ишима Ишимовича можно было понять, что здесь можно найти все. Среднего роста, с природными вьющимися черными волосами и улыбкой хозяина,— он располагал, и скорее всего именно это заставило меня принять участие в компании. Друг Ишима Ишимовича был большим человеком в своей стране, что мне так и не удалось понять с первых минут. По его рассказам, он приехал писать кандидатскую диссертацию, хотя позже оказалось, что он уже преподавал в США и объездил добрый десяток стран. Какой такой материал он собирал еще и здесь для меня так и осталось загадкой. Пропуская мимо ушей его все более настойчивое: "Давай куда-нибудь уйдем отсюда", я пыталась сделать комплименты присутствующим. Но это было невозможно. Я сказала добротному мужчине лет пятидесяти:
- У вас такой удивительный тип лица. Из таких как вы лепят памятники.
Он оскорбленно взглянул на меня. Позже мне рассказали, что он просто ничего не понял и жаловался друзьям:
- Какая она наглая. С ходу похоронила меня и сказала, что с меня надо памятник при жизни вылепить на мою могилу.
Оставалось улыбаться, объяснять свой уставший вид большим количеством работы, пить за здоровье собравшихся и слушать национальные песни. Семочка скромно вела свою роль доброй отступницы. После громкого покрикивания Ишима Ишимовича на долговязого парня, который с деловым видом говорил о закрытии, мы все же вышли и сели вшестером в "Жигули".
Мне было не по себе от изобилия неместного колорита. Интуитивно я почувствовала, что смогу выжить в этот вечер только в том случае, если буду заставлять каждого из новых знакомых считаться с собой, буду гордой и независимой. Покопавшись в памяти в поисках достойного образа, я вдруг нашла его — это была Софико Чаурели. Даже танцующая и поющая, она излучала всегда строгость. Еще, наверное, ей очень удался в кино образ женщины из небольшой обычной жизни. Ведь есть образ "маленького человека", созданный Чарли Чаплином. Визжащая, непредсказуемая, наивная и интуитивно подсказывающая, как нам жить всем дальше. Особенно если это тебе так необходимо в жизни, то алмазу не нужно засорять тебе глаза, достаточно просто блеснуть своей огранкой. И ты оживешь и пойдешь за ним,— ведь это же алмаз. Так говорил мне когда-то стареющий академик-филолог.
У меня в тот вечер было всего несколько желаний, но я решила не считаться даже с собой, особенно с внутренней осторожностью. Я как будто попала в чужую секту, или даже более того — известный орден. Я не была избранной и посвященной, мне оставили совсем немного прав, а все остальное я должна была решать сама — говорить или молчать, соглашаться или предлагать свой вариант, сидеть с новыми знакомыми или… опять же сидеть в новоиспеченной компании. Когда я смотрела на Семочку, которая, в бесконечном терпении, уже третий час подряд только улыбалась или перекидывалась парой фраз, то понимала, что нельзя быть такой эгоисткой. С другой стороны меня начинал разбирать интерес — сколько же времени Семочка будет притворяться, и кто из собравшихся заставляет всех остальных двигаться по только им одним видимому кругу.
После супермаркета мы поехали в гости к Ишиму Ишимовичу. Он жил недалеко от центра в большой трехкомнатной квартире, отличительной чертой которой был второй унитаз на балконе, на счастье, не работавший. Это был типичный андеграунд, но никому никогда не приходило в голову выбросить этот унитаз с девятого этажа. На столе появилась странная закуска — вафельные шоколадные тортики горками украсили несколько тарелок. Друг Ишима Ишимовича все время поворачивал меня то вправо, то влево перед остальными мужчинами и с удовольствием произносил опять одно и то же: "Посмотрите, у нее замечательная фигура". Я одергивала полы пиджака и думала, как лучше отнестись к этой ситуации — как к пикантной, или как к вызывающей. При взгляде на Семочку, которая нежно улыбалась Ишиму Ишимовичу, подавая надежду на искренность и в связи с этим на притягательность будущих отношений, я решила тоже откровенно обрадоваться граду сыпавшихся на меня комплиментов. Вопрос решился сам собой — я как-то четко поняла, что Друг Ишима Ишимовича значительно лучше самого Ишима Ишимовича, по-своему он честен, но толкаемый другими, он будет по своей или по чужой воле играть в игру бесконечного мужского тщеславия, подогреваемого грубоватыми выкриками друзей. И еще мне открылась одна истина, но о ней позже.
Застолье стало уже настолько оживленным, что мне начало все нравиться и захотелось даже эпатировать публику, так как все гости Ишима Ишимовича скучать не собирались. Русская речь плавно перешла в английскую. Все дружно вспоминали смешные каламбуры. Семочка уже цитировала стишок: "If you want to be a fanny, fuck yourself and safe your money". Очередь дошла до меня. Я не нашла ничего лучше, как сказать: "Near birds". Все посмотрели на меня удивленно: " Ну и что?". " Да ничего, просто произнесите это как-бы по-русски",— предложила собравшимся. Все вдруг залились смехом. Друг Ишима Ишимовича подхватил меня за руку и потащил в другую комнату: "Мне нужно тебе сказать кое-что по секрету". Он не очень хорошо говорил на русском, и предполагаемый секрет был старым как этот мир. Тем более, что его неуклюжая галантность выдавала его с головой. Он был женат, и настойчивое приставание в спальне Ишима Ишимовича пора было прекращать любым путем. Я вернулась в комнату, а мой сопровождающий растеряно сел возле меня. Один из гостей не выдержал первым: "Почему вы вернулись?" Я загадочно улыбнулась, начала вспоминать вслух о том, что я в гостях, а в голове уже проносилась новая мысль: "А ведь эти могут еще и ставки сделать. Как быть?" Это был последние спокойные мгновения вечера. В поисках бутерброда я ушла на кухню.
Когда я вернулась в комнату, там ничего уже нельзя было разобрать. Крик стоял неимоверный. Оказалось, что один из гостей одной неловкой фразой решил разрушить все, что Семочка упорно создавала на протяжении вечера. Он сказал очень тупую вещь: "Слушай, прости дорогой. Лучше бы мы поехали в ночной клуб и нашли там тебе за деньги какую-нибудь". Присутствующие не знали, что при Семочке слово деньги лучше не произносить. Она была к ним неравнодушна, она к ним стремилась, она их добивалась всегда.
- Я вам еще по телефону сказала, что мы просто придем посидеть в компании. Но если вы решили все свести к дешевым отношениям, то вы тем более ничего не получите,— кричала она.
- Да у него даже на такси денег не было,— отбивалась я. — Он наверное решил что я за углом колбасой торгую.
- Нет, вам нужны не такие, как мы, вам нужны коротконогие официантки. Вот с кем вы становитесь похожи сами на себя и на все готовы,— самозабвенно агитировала за нас Семочка.
Нас никто не хотел слышать, обманутые мужчины возмущенно слились в единую цепь, разорвать которую вряд ли было под силу даже самой красивой и необыкновенной женщине. Неожиданно Друг Ишима Ишимовича резко встал, взял меня за плечи и указал по направлению к двери. Уверенная, что меня пытаются провести домой, я выскользнула из-за стола и, с невероятной легкостью, оказалась возле вешалки, где висел мой плащ. Но мужчина опять увлекал меня в сторону ненавистной спальни, и через секунду я была уже отброшена на кровать. Я знала всего три приема самообороны, один из которых видела только по телевизору. Скрестив ноги, я ступнями обхватила голову нападавшего. Он чуть не упал в обморок. Высвободившись, он опять указ мне на дверь. Нажатием пальца он мог лишить меня чувств, но… я ему нравилась. Мы зашли в зал, и все опять начали растерянно интересоваться, почему мы вернулись. Ишим Ишимович занервничал, Самочка самодовольно улыбалась, я бормотала что-то насчет того, что я не знаю, как голова Друга Ишима Ишимовича оказалась между моих ног.
Скандал был невероятный. Друг молчал, трое мужчин орали на меня, что я уничижаю их, и нет ничего более позорного, чем голова мужчины между ног женщины. И тут друг Ишима Ишимовича опять разъяренно вскочил и кинул мне пачку своих визиток. Я взяла одну и вверху прочитала "Security Council". "Подлый, подлый Ишим Ишимович, ну ты у меня доулыбаешься сегодня",— решила я про себя, и с самым глубокомысленным видом села объяснять Семочке, что же написано на этих визитках. В это время мой собеседник уже опрометью мчался к выходу, не реагируя на попытки узнать, что же он такое задумал, и куда собрался.
Он не вернулся ни через час, ни через два. Его мобильный молчал, гостиничный телефон тоже, началась паника и все решили, что пора наконец-то разъезжаться домой.
На следующий день я попыталась провести ревизию ситуации, в которой я оказалась. С одной стороны, Друг Ишима Ишимовича оказался почти джентльменом, точнее сказать, за всеми его поступками стоял человек с хорошей репутацией. Но с другой стороны, за весь вечер он не сказал ни одного слова правды, а значит.… И вдруг меня озарило — да ведь спасла всю ситуацию именно его компания, от которой я пыталась отгородиться весь вечер. Попади я вместе с ним в непредвиденную ситуацию в другом месте, то он оказался бы выше ее, а я бы плавала в ошметках человеческого непонимания и комплекса вины за неумение постоять за себя. А так он пожелал остаться таким, каким его привыкли все видеть и воспринимать. Следовательно, не стоит жалеть о случившемся. И кроме того, моим знакомым можно доверять. Именно они делают его лучшим из лучших. Потом неожиданно промелькнуло: "Скорее всего, ночью он пошел в ночной клуб в поисках более простых и откровенных отношений". И я оказалась права.
Семочка позвонила к вечеру. Ее коварный план обольстить дипломата начал реализовываться, и когда я вновь приехала в гости к Ишиму Ишимовичу, то нашла ее почти хозяйкой квартиры. Она уже успела принять целую делегацию гостей, детям всех друзей дома подарить по коробке конфет, и познакомиться с тетей Нелей, приходившей убрать в доме. Еще она успела пообщаться с начальником Ишима Ишимовича. Сняв трубку звонившего телефона она услышала мужской голос и сказала:
- Здравствуйте.
- Алло, кто это?
- Это я.
- Кто это,— Таня, Лена, Валя?
- Нет, это другая.
На этой фразе она положила трубку. Это и был шеф Ишима Ишимовича.
По дороге в гости меня начал одолевать целый ворох философских размышлений. Почему я все время пытаюсь спрятаться за ширму от людей, которые мне ничего плохого не сделали? Потому что, я им не доверяю? Но тогда в чем? Может, правда — это только полправды, а ложь — это то, что мы можем прочесть между строк? Нельзя же всю жизнь вести себя по правилам: "Собирайтесь дети в кучу, я вам чучу отчебучу". У кого-то может не хватить терпения, а у другие просто начнут сочувствовать. Но и себя надо хоть чуть-чуть любить. Ведь ты же никогда не знаешь, кто и что решил за тебя, даже не спросив — согласна ли ты быть марионеткой в чьей-то безумной игре фантазий. Хорошо тем, у кого есть интуиция, еще больше тем — у кого дар предчувствовать или предвидеть события, еще более счастливы те, кто привык руководить и никогда не давать оценки своим поступкам, своей власти над людьми. Остальные же вслепую, полагаясь только на свой интерес в жизни, идут тропой тысяч и тысяч моментов людского бытия, и именно их удачи и провалы и составляют мировой человеческий разум. Когда-то один известный поэт писал, что надо поклониться толпе простых людей, ибо без них не было бы гениев.
В таком странном моралистическом состоянии я дошла до квартиры Ишима Ишимовича. Меня никто не ругал. Семочка, нервно подергивая носиком, рассказала, что все с самого утра ищут Друга, он должен лететь в составе официальной делегации в другой город, но тот как сквозь землю провалился. Она, как смогла, отстаивала меня, но сейчас все изрядно устали и бросили поиски. Друг нашелся только к вечеру, он таки улетел в составе делегации в один из южных городов. Все как бы уладилось, но Ишим Ишимович решил не сдаваться.
- Послушай,— мило и решительно говорил он мне,— вы так подходите друг другу, я еще такого не видел. Давай, когда он вернется, вы встретитесь и все решите сами.
- Я не уверенна, что это так и будет,— мямлила я. — Может быть …, может быть все на этом свете. Другого ведь нет.
Нет, я буквально была уже лишней. Так вот кто заказывает здесь музыку, вот на чьи уговоры и стенания надо обращать меньше всего внимания — на стенания Ишима Ишимовича. Он начинал, не то чтобы не нравиться мне, нет, он делал меня серьезной и его интеллекта явно не хватало на то, чтобы сделать меня уступчивой. "А вот у его Друга, хватило бы",— подумала я. — "Но он уже далеко".
- Послушай, твой друг, скорее всего, уже нашел женщину с квартирой и прекрасно провел с ней время. Я боюсь быть лишней.
- Не смеши меня. Вы очень подходите друг другу.
Я буквально начала искать пятый угол, но Семочка не спала. Она живо перевела разговор на другую тему.
- Не слушай их. Тут такое происходит. Приходил Диман, и они целый час только и говорили, что о ночных клубах и ценах в них. Он мне сказал, что до девушек из одного местного борделя я просто не дотягиваю. Те могут такое… Он сошел с ума. Они с Диманом сказали, что те стоят семьсот-восемьсот долларов. Я их попросила показать мне эти ночные клубы. Но они сказали, что мне это не нужно.
- О чем ты. Да их просто разводили, как пиво разводят водой с хозяйственным мылом, чтобы оно лучше пенилось.
- Нет, ты ничего не знаешь и не понимаешь. Я видела таких гейш, которые за час могли вытянуть из клиента все содержимое его кошелька и его карманов. Вот это профессионалки, вот это актрисы. Ты всю жизнь будешь жить и никогда не поймешь, что жизнь — это не комната пять на шесть квадратных метров с кучкой пятидесятилетних нострадамусов.
Хорошо, что я не гейша, хорошо, что я так мало знаю о жизни, и очень хорошо, что мне не нужно преклоняться перед гейшами. Я же не мужчина. Похоже, крыша начала ехать не у наших новых друзей, а у Семочки. Хорошо,— если моя приятельница решила стать гейшей, то не мне ее судить. Все равно до Марии Магдалены ей далеко, да и Иисус давно простил всех грешниц. Замечу, покаявшихся грешниц. Семочка пока каяться не собиралась. Как и большинства современных людей, ее дела были в одной плоскости, а отношения с богом в другой. О судьбы, о нравы. Какое, однако, хорошее слово — трансформация. Все изменяется, изменяется мир, в котором мы живем, изменяется и наше отношение к казалось бы тысячелетиями проверенным истинам. Упадничество? Глядя на Семочку, я бы этого не сказала. Это был сгусток живой энергии, который бил только в точки, четко нею определенные. А я …? Я пыталась по-прежнему мерить мир глобальными категориями. От этого мир становился каким-то пассивным и понятным только мне одной. Боже мой, куда же исчезла та злополучная истина, что в жизни есть место каждому? Мой отец всегда мне говорил, что в жизни нужно уяснить две вещи: когда не знаешь, что делать,— относись к жизни как к игре, не умеешь играть — не играй, сыграют за тебя другие. Следовательно, патриархальные устои православной ортодоксальной церкви в данной ситуации почти не при чем.
Лучшая игра — это раскручивание твоего имиджа. Ты обласкана властью, ты любима и нелюбима, ты один из вариантов возможного. Так что тебе мешает воплотить свою мечту в жизнь?
Ишим Ишимович вдруг вмешался в наш диалог.
- Слушай, я преподавал в Америке и Англии. Ты вообще знаешь, что такое Кембридж?
- Да, я там была,— ответила я. — Хороший город. Я там сдавала даже какие-то экзамены.
- Экзамены?
- Да.
На этом наш разговор про Англию закончился. У моего оппонента, наверное, иссяк запас слов. Ну что я могла поделать, я действительно был в Кембридже, туда ходит электричка из Лондона, а на машине путь, особенно в сезон университетских занятий,— очень долгий,— больше двух часов езды из Северного Лондона из-за пробок и простоев на дороге. И сам город мне очень понравился. Это конечно не столица, потому что в Британии как то сразу отмечаешь разительное отличие между Лондоном и любым другим городом, жить в котором хочется не больше недели — убаюкивающее однообразие и заунывная скука. Если бы не коренные англичане, сталкиваясь с которыми в пабах, магазинах или просто на улице, ты всегда попадаешь в среду, о которой потом долго вспоминаешь и жалеешь,— то можно очень быстро расстроиться от "простых движений", потом успокоиться, а дальше, как большинство эмигрантов, с упоением считать каждый пенс и фунт. А подсобрав денег, с истинно английским волюнтаризмом махнуть куда-нибудь в Южную Африку или Японию, или Австралию.
Удивительное дело, даже самые цивилизованные люди, которые живут на островах, всегда будут более самобытны, чем любые отшельники или поселенцы из скитов, но континентального происхождения. Это истинная правда, что наши прапрапращуры вышли из морских глубин. Все знают, что рыбы, живущие в малом количестве воды, всегда будут небольших размеров, но очень яркие и необычные, в морях и океанах такие рыбы чаще всего теряют окраску и становятся просто будущим обедом или ужином. Так и люди. На островах, затерянных в бесконечном водном мире, их будет много, и всем не будет хватать земли и пространства, но они смогут приспособиться и со временем сделать выбор в пользу гармонизированного общества. Большое количество земли дает людям совсем другое мышление и отношение к окружающим вещам. Их союзы возникают и распадаются больше по расчету, чем по необходимости.
Ишим Ишимович еще некоторое время убежденно говорил о правильности и необходимости его преподавательской деятельности в других странах, но при этом мне так и не удалось услышать от него,— какой же именно предмет он озвучивал студентам, и какие институты и колледжи он почтил своем присутствием. Пришлось сделать вид, что я верю всему услышанному. Я начинала злиться. Впрочем, даже мой контраргумент никогда бы не смог заставить такого человека как Ишим Ишимович вернуться на землю: "Все только то и делают, что преподают за границей. Куда ни глянь, с кем ни заговори, обязательно услышишь о вселенской миссии преподавания. Да лучше бы вы все земли возле Пентагона скупали, или дома в Англии. Жили бы себе припеваючи на ренту, и не было бы необходимости там, где надо и не надо говорить о преподавательстве, как основной форме взаимосотрудничества с внешним миром. Не преподавательским же трудом вы на хлеб себе зарабатываете в свободное от поездок за рубеж время". Но я решила промолчать, мои размышления были правильны, но грубоваты. Могло сложиться впечатление, что я завидую или мой IQ требует доработки.
Вечер вот-вот был готов перейти в ночь, и пора было уходить домой. Но повод не подворачивался. Наконец кто-то из гостей незаметно рассыпал спички на пол. Пустой коробок переходил из рук в руки, начал ощущаться недостаток огня в доме, я же решила не раскрывать тайну пропавших без вести под столом спичек и решительно попрощалась. "Хватит всем прислуживать и за всеми ухаживать,— успокаивала я себя. — Все найдется и без меня".
Только пройдя по вечернему городу метров сто, я почувствовала неимоверное облегчение, и ощущение того, что чей-то легкий подвох так и будет продолжать идти за мной по пятам.
Еще через день из звонка Семочки я узнала, что ей подарили новый кожаный плащ, и она уже посетила три кафе и два ресторана, и когда ей не хватит карманных денег, то "обязательно найдется возможность вытащить их как можно больше у Ишима Ишимовича". Она жаловалась, что ей "ой как морально тяжело", но мне показалось, что Семочка уже втянулась в игры новых знакомых, и жалеть ее не стоило. Еще через три месяца Ишим Ишимович уехал, оставив по себе легкий и веселый след в моей памяти. Больше я его никогда не видела.

2005 год

7 июля 2005 года  11:58:07
Света | sg96@mail.ru | Киев | Украина

---

* * *

Мне 32, я "женского рода"
Довелось по делам общаться с руководителем среднего звена
инструментального завода. Лет так 40-45, судя по всему хорошо
"поддающий". Днем — все прилично, все на "Вы"...
А вечерами стала четко вычислять момент определённой кондиции — по серии
звонков на мой мобильный, с затрудненными формулировками цели звонка..
И вот, вечер, вернее 12 ночи... я в Интернете, сын 13 лет у телевизора..
Звонок.
Определяется номер. Сброс..
и так несколько раз (видать в этот раз даже говорить не может)
Сын спрашивает — Кто?
Объясняю..
Опять звонок.
Сын (понимающе)- Нравишься ты ему...
Я — Пьет слишком много...
Сын — Потому и нравишься...
ищу зеркало...

13 июля 2005 года  17:03:48
Стёпа Лиходеев | Ялта | СССР

---

* * *

У Тимура хитрющие глаза и круглое пузо.
У Тимура жена-скрипачка на пятом месяце.
У Тимура новая квартира — большая и гулкая.
Тимур — звукорежиссер, поэтому в квартире у него музыкальный центр, два
стула, диван и маршалловский концертный комплект акустики — два
небольших портала по киловатту каждый.
С остальными жильцами дома Тима не знаком, но зато отлично разбирается в
музыкальных пристрастиях соседей снизу. Они каждую ночь врубают
небольшой магнитофончик на полную громкость, и агрегат до трех-четырех
часов выплевывает в окружающую среду Сердючки, похрюкивая от напряжения
всеми своими китайскими динамиками.
Не спит полдома. На стук по батареям, телефонные звонки и удары ногами в
дверь любители Сердючки не отзываются. Слышен только скрежет магнитофона
да пьяный смех.
Тимур с женой каждую ночь окукливаются в одеяло, придавив уши подушками.
Не помогает.
- Света?
- М? — из-под подушки.
- Хочешь музыку послушать?
- С ума сошел?
- Ну-ка, помоги мне.
Тима встал с дивана и аккуратно положил Маршалл на пол, мордой вниз.
Один, потом второй. Затем, не торопясь, подключил усилитель и музыкальный
центр.
- Свет, у тебя есть что-нибудь погромче?
Поскольку пятимесячная скрипачка на дух не переносит попсу и прочую
чепуху, из громкого у нее нашелся только Бетховен. Тимур вдумчиво
выставил таймер и вывернул ручки усилителя.
- Ну что, пойдем погуляем?

Казалось бы — ну что такое киловатт? У каждого на кухне стоит
электрочайник, который этим киловаттом кипятит у себя в животе литр воды
и никому при этом жить не мешает. А на пылесосе вообще написано — 1500
ватт, и шуму от него совсем не много. Просто это другие ватты. Если
потратить два киловатта исключительно на сотрясение воздуха, мало
показаться не должно.

Тимур вывел жену во двор, усадил на лавочку, укутал пледом и дал в руки
чашку горячего чая. Посмотрел на часы.
- Три минуты. Подышим пока воздухом.
Через три минуты в "Соньке" тронулся компакт-диск, и невидимый дирижер
взмахнул палочкой. Людвиг Ван Бетховен. Пятая симфония.
- ТА-ДА-ДА-ДААААА!..
Пауза. Птицы сиганули с крыши в темноту.
- ТА-ДА-ДА-ДААААААААА!..
И понеслось. Глухой немец накрыл раскрашенного хлопца с шариками в
лифчике, как слон Моську. Соседский магнитофончик неслышно попискивал
сквозь артобстрел. Разговаривать в атакуемой квартире можно было только
жестами. Впрочем, как и на лестничной площадке. Сердючники, беззвучно
матерясь, добежали до седьмого этажа и попинали сейфовую Тимину дверь,
но на фоне литавр слышно их не было.
Дом, конечно, разбудили весь. Окна не лопались, но ощутимо вибрировали.
В округе лаяли собаки. В какой-то машине сработала сигнализация, но не
от звука, а от свалившегося на капот кота.
Тима покрепче обнял жену:
- Нравится?
- Очень! — улыбнулась она и поцеловала Тимура в небритую щеку.
Кто-то вызвал милицию. Но пока "Бобик" с мигалкой продрал фары и явился
по вызову, Тимкин таймер тихо пискнул и отрубил звук. Из подъезда
вывалились люди — они с криками мяли поклонников Сердючки, которых
выловили-таки на площадке. Милиция похмурила несвежие лица и не стала
разбираться. Увезли.

Нет, конечно, кое-то понял, что произошло. Но эти немногие просто пожали
Тимуру руку и никому ничего не сказали.

Спустя пару спокойных ночей соседи снизу вновь попытались включить
музыку. Негромко. Но часа в два.
Тимур перегнулся через балкон и громко, во всю глотку проорал вниз:
- Та-да-да-дааа!..

Тишина и покой вновь окружили спящий дом.

13 июля 2005 года  17:05:37
Стёпа Лиходеев | Ялта | СССР

---

София Каждан

Два одиночества
Вот и встретились два одиночества...

ДВА ОДИНОЧЕСТВА.
k.sofiko@web.de
София Каждан
Она хотела войти в магазин и купить программу телевидения на следующую неделю, но, почувствовав легкое головокружение и сонливость, которые усиливались с каждой секундой, не решилась этого сделать.
Немного постояв перед открытой дверью, Татьяна, сжав кулаки, стала растирать виски.
- Только бы не уснуть и не упасть,— мелькнуло у неё в голове. — Это надо же быть такой идиоткой, чтобы не послушать врача и не дождаться, пока не пройдет наркоз. Как же в таком состоянии можно дойти до дома? — спросила она сама себя.
Отойдя от дверей магазина, Татьяна медленно, словно пьяная, поплелась в сторону дома.
Женщина старалась идти посередине тротуара, чтобы не упасть на витрины магазинов или на проезжую часть.
"Спать. Спать. Спать... " — одна только эта мысль крутилась у нее в голове.
Дойдя до перекрестка, Татьяна двумя руками обхватила столб и стала ждать, когда загорится зеленый свет. Это ей показалось целой вечностью.
Перейдя дорогу, женщина двумя руками уцепилась в волосы и стала их рвать, чтобы создать боль. Но и эта процедура не помогла ей. Сон сваливал её с ног. И она решила бежать.
Добежав до следующего перекрестка, Татьяна стала растирать лицо кулаками.
- Держись, идиотка! Осталось совсем чуть-чуть. Собери силы и сделай последний рывок,— дала она себе установку.
Подойдя к своему дому и достав из кармана пальто ключи, Татьяна услышала мужской голос:
- Извините, вы не подскажите где находится Линденстрассе?
Она подошла к стоящему в трех шагах от неё "Мерседесу" и, облокотившись на открытую дверцу машины, пустыми глазами взглянула на владельца и произнесла:
- Спать... Я страшно хочу спать...

Открыв глаза, Татьяна увидела сидящего возле себя на кровати седого мужчину, который рассматривал её фотоальбом.
- Что вы делаете в моей квартире? — удивленно произнесла она. — Как вы сюда попали? Кто вам открыл дверь?
- Вы сами дали мне ключи и попросили, чтобы я помог вам добраться до кровати. — А лечь со мной я случайно вас не попросила? — зло спросила хозяйка квартиры сидящего рядом незнакомого мужчину.
- Вы всегда такая злая, или это наркоз на вас так повлиял?
- Всегда.
- В России все такие злые?
- Почему вы решили, что я из России?
- Я уверен в этом точно так же, что вы не замужем и холодильник у вас пуст.
- Послушайте,— почти крича, произнесла Татьяна. — Что вы себе позволяете?
Незнакомец своей ладонью дотронулся до ее опухшей щеки, и нежно погладив, спросил:
- У вас есть антибиотик? Вам нужно срочно его принять.
- Наверное, есть,— смущаясь, произнесла она. Откуда вы узнали, что я из России?
Татьяна в трехлетнем возрасте приехала в Германию, куда её отца направили на дипломатическую работу. В Москву родители возвратились, когда девочке было тринадцать лет. Окончив институт иностранных языков, она преподавала немецкий в одном из вузов столицы.
- Пока вы спали, я исследовал вашу квартиру. Даже в холодильник залез.
- Кто вам разрешил? И кто вас просил меня охранять?
- Давайте не будем ругаться,— неожиданно предложил он. — Пока магазины еще работают, я могу съездить за продуктами. Напишите, что мне купить.
Незнакомец явился с магазина с тремя полными сумками. Увидев выгруженные на стол деликатесы, Татьяна испугано произнесла:
- Я вас не просила это покупать, и в таком количестве!!! У меня в кошельке только сорок марок.
- Значит, вы моя должница и у меня есть повод ещё раз к вам заехать.
- Нет уж! Деньги я сейчас раздобуду у своей подруги!
- Подруга подругой, но я голоден, как волк. Накрывайте стол.
- Мне кушать нельзя. Мне сегодня сделали операцию на десне,— улыбнувшись и взглянув в глаза незнакомцу, произнесла она.
- А вы здесь причем?! Кушать хочу я!
- Ну, знаете...
- И знать ничего не хочу. Быстрее накрывайте стол, по русскому обычаю. Я голоден, и если стол не будет накрыт, то скушаю вас,— заулыбавшись, произнес он.
Татьяна нехотя стала подавать на стол. Незнакомец смотрел за происходящим и улыбался.
Поняв, что мужчина и не собирается покинуть пределы её квартиры, она стала демонстративно поглядывать на часы.
Когда стрелки часов перешагнули девятичасовой рубеж, женщина, не выдержав, сказала:
- По-моему, уже поздно. Пора вам собираться домой. Жена с детьми, а возможно и внуками, уже заждались свое сокровище.
Татьяна увидела, как моментально изменился его облик. Морщины еще больше врезались в его лицо, и оно стало неузнаваемым. Он взял салфетку со стола и, сжав её в кулаке, стал смотреть куда-то в пустоту. На глаза навернулись слезы, которые стали медленно катиться по его морщинистому лицу.
- Мне некуда идти,— почти шепотом произнес он. У меня нет дома, нет жены, нет детей. У меня нет ничего и никого. В этой жизни для меня всё кончено.
Он медленно поднялся из-за стола и, поблагодарив хозяйку за ужин, снял с вешалки кожаную куртку.
- Что с вами? Я могу вам чем-нибудь помочь?
- У вас две комнаты. Я был бы вам очень признателен, если бы вы разрешили мне эту ночь переночевать у вас.

Проснулась Татьяна от грохота разбившейся на кухне тарелки. Она поднялась с кровати и нехотя поплелась на кухню.
- Извините меня, я хотел вам сделать приятное, приготовить завтрак...
- Бывает. Говорят, посуда бьется к счастью.
- Для меня счастье — это смерть.
- О чем вы говорите?!
- Я бы давно на это решился, но жалко мать. Мой отец умер, когда мне было пять лет. Мать очень любила моего отца, а я похож на него. Она живет в другом городе. По субботам я стараюсь навещать её. Мать ждет меня и сегодня.

Он ушёл, оставив её одну со своими мыслями, проблемами и заботами.
Она подошла к окну и ещё долго смотрела вслед удалившейся за поворотом машины.
Весь вечер Татьяна не находила себе места. Её мысли вертелись возле случайного знакомого, который непрошеным гостем ворвался в её квартиру.
Два года назад она приехала в Германию, оставив у себя на родине родителей, друзей, знакомых, хорошую работу. Молодая женщина бежала от себя, от тоски, досады, разочарования. Неудачное замужество, постоянные пьянки мужа и, наконец, его смерть — вместе со своей любовницей, наложили отпечаток на дальнейшую жизнь Татьяны.

С работы она спешила домой. В душе тлела надежда, что незнакомец всё-таки позвонит, спросит о её здоровье. Но он не звонил. Женщина старалась не отходить далеко от телефона и с надеждой брала трубку, как только раздавался звонок.

Он позвонил, когда она потеряла надежду. Со дня знакомства прошло две недели.
Звонок раздался поздно вечером, и Татьяна нехотя поднялась с кровати.
- Извините, что так поздно,— услышала она долгожданный голос на другом конце провода. — Это Рихард.
- Я узнала вас,— задыхаясь от счастья и волнения, произнесла она.
- Я несколько часов назад вернулся из Америки. Я бы хотел вас завтра увидеть. Мне нужно с вами поговорить. Пожалуйста, не откажите мне в моей просьбе. Я приеду между шестью и семью часами.

В этот день Татьяна не стала бесцельно бродить по магазинам, чтобы убить время. После работы, как на крыльях, прилетела домой и стала готовить ужин.
Он позвонил в дверь в начале седьмого. У женщины задрожали руки, и сердце стало биться с невероятной быстротой. Татьяне показалось, что оно вот-вот выпрыгнет наружу, пробив грудную клетку.

Он стоял перед ней, улыбающийся, с небольшой дорожной сумкой в руках и огромным букетом цветов.
Поставив сумку на пол, гость нежно поцеловал её в щеку и протянул букет цветов.
Повесив на вешалку пальто, Рихард предстал перед ней в джинсах и объемном свитере.
Татьяна смотрела на гостя и улыбалась.
- Вы в этом наряде выглядите гораздо моложе,— произнесла она. — Вам так лучше.
- Спасибо,— сказал он, моргнув глазом. — Наконец-то я дождался от вас комплимента.

Татьяна пригласила мужчину в комнату, в которой на столе стоял приготовленный ужин.
Он открыл бутылку вина и налил его в фужеры. Она смотрела на гостя и таинственно улыбалась.
- Так о чём это вы со мною хотели поговорить? — глядя ему прямо в глаза, спросила женщина.
Он поднялся со стула и, подойдя к ней, погладил по её густым темным волосам. Она поднялась. Гость прижал хозяйку квартиры к своей груди и почти шепотом произнес:
- Подари мне сына. Ты никогда об этом в жизни не пожалеешь.
- Но ты ведь старый,— вырвалось у неё из груди.
Рихард выпустил её из своих объятий и вышел на коридор. Из своей дорожной сумки он извлек фотографию и протянул её Татьяне.
- А вы в молодости ничего были. Красивый,— почти шепотом произнесла она, глядя на фотографию, с которой на неё смотрел загорелый улыбающийся с черными волосами мужчина. Он прижимал к себе мальчика лет десяти.
- Этой фотографии чуть больше двух лет.
- Что?! Этого не может быть! — Татьяна стала пристально смотреть то на фотографию, то на стоящего перед ней человека. — Этого не может быть! — ещё раз повторила она, протягивая фотографию её владельцу.
- Я совсем еще не старый. Мне ведь только сорок три года,— произнес он, забрав фотографию из рук Татьяны. — Это последняя фотография моего сына.
Он сел за стол, налив в фужер вина, залпом выпил его. Она видела, как глаза его наполнились слезами.
- В тот день, когда мы с вами познакомились, исполнилось ровно два года, как его похоронили. Его мать очень любила меня. Мы с ней были знакомы с детства. Но у меня была своя жизнь. Я никогда не думал, что она станет моей женой. Я поругался со своей девушкой. Кристина была со мной в эти тяжелые для меня дни. Когда я узнал, что стану отцом, то возненавидел мать своего будущего ребенка. Я тянул до самого последнего дня, не желая идти с ней под венец. Из больницы я был вынужден забрать её и сына. Никогда не думал, что малыш перевернет всю мою жизнь. Я любил его слепо. Он стал смыслом моей жизни. Я старался не расставаться с ним ни на минуту, ревнуя даже к жене. Я стал его рабом, его подневольным, его пленником, исполняя все прихоти.
В тот роковой день я пришел с работы пораньше. Мой сын попросил, чтобы я его отвез в бассейн. Впервые за все время я отказал мальчику в его просьбе и попросил жену сделать это за меня, отдав ей ключи от своей машины, так как её была в ремонте.
Когда они выехали из дома, пошел сильный дождь. Машину занесло. Жена погибла сразу. Сын был жив. Врачи убеждали меня в том, что ничего страшного нет, что мальчик родился в рубашке. На третий день он уже со мной разговаривал, улыбался. Я так ему и не сказал, что мать погибла. На четвертый день, когда я уже собирался уходить домой, мой сын крепко сжал мою руку и, взглянув мне в глаза, тихо произнес: "Папочка, мне очень плохо. Я умираю".
Схватив ребенка на руки, я стал кричать. Но было уже поздно. Вместе с моим сыном умер и я.
Закончив свой рассказ, Рихард налил в фужер вина, и протянул его Татьяне. Она видела, как слезы текли по его щекам, а он, не стесняясь их, смотрел куда-то в пустоту.

Маленькая девочка в красной с полями шапочке, в красном за колено пальто и в красных сапожных наклонилась и, положив на могильную плиту большой букет алых роз, подошла к стоящему рядом мужчине.
- Папочка, не надо плакать. Моему братику не нравится, что слезки текут по твоим щекам. Он ведь на небе и все видит.
- Да. Да. Моя девочка,— прижимая ребенка, произнес мужчина.
- Папочка, как ты думаешь, он знает, что у него есть еще сестричка и маленький братик?
- Да, моя девочка, конечно же, знает.

Машина остановилась около двухэтажного дома. Из неё вышли седой мужчина и маленькая девочка. Они открыли входную дверь, за которой теплилась жизнь.
Услышав мужской голос, из спальни выбежал малыш. Мужчина, взяв его на руки, сильно прижал к своей груди и стал целовать.
- Рихард! Рихард! Что же ты делаешь?! Задушишь ребенка,— произнесла женщина, стараясь вырвать мальчика из сильных мужских объятий.
- Не волнуйся, мама. Видишь, как ему это нравится!
- Куда только смотрит твоя жена?! — засмеявшись, спросила мать сына.
Увидев улыбающуюся подошедшую Татьяну, Рихард опустил на пол сына, и, обхватив одной рукой мать, а второй жену, сильно прижал к себе.
- Папочка, смотри, не задуши бабушку! Кто нам тогда вкусно будет кушать готовить? — засмеявшись, спросила девочка.
- Молодец, внучечка, молодец! Хоть одно живое существо в этом доме подумало про бабушку.
Освободившись из объятий сына, женщина посмотрела на стоявших рядом с ней невестку и внуков.
- Слава богу, что Господь услышал мои молитвы,— подумала мать Рихарда. Неужели в наш дом, наконец, пришло счастье. Я готова день и ночь стоять у плиты, подавать, убирать только, чтобы быть рядом с ними.
- Мама, можно сегодня я подам к столу? — спросила разрешения у свекрови Татьяна.
- Никогда, мое солнышко!
- Пожалуйста...
- Если только вдвоём!
Они вошли на кухню. Мать Рихарда погладила свою невестку по волосам и присев на стул, вздохнув, произнесла:
- Танечка, ты в этом доме, как солнышко, которое, пробившись из-за грозовой тучи, засияло на небосводе. Какое счастье, что ты убежала от врача, не дождавшись, пока пройдет наркоз.
- Я знала, куда бежала,— заулыбавшись, ответила невестка и стала расставлять тарелки на стол.

17 июля 2005 года  13:04:42
София | Koblenz | Германия

---

* * *

- Загораете?
- Загораю. А вы, между прочим, мне солнце загораживаете.
- Я не загораживаю вам ничего...
- А я вам говорю — загораживаете!! Мне ни к чему ваш силуэт на груди. Я же потом не оправдаюсь. Вот народ! Только выберешь место — тут как тут кто-нибудь.... И давай загораживать. Места что-ли другого нет?
- Да что ж я вам загораживаю? Вы ж одетая лежите...
- А я должна вам рассказывать, насколько у меня нежная кожа и сколько денег я в крема вкладываю? Я, может, только одетой и могу загорать. А вы мне загораживаете. А еще с разговорами лезете...
- Да не лезу я к вам. Очень надо мне...
- Ага. Я к вам лезу, значит? Одетая, видите ли, я... Вы ведь тоже одеты.
- Так я же и не загораю...
- Вы не можете не загорать в другом месте? Шагов на пять отойти и там не загорать, сколько вам влезет?
- Я не могу отойти. У меня здесь ребенок.
- Отвратительно воспитан мальчик. Он меня песком засыпает постоянно. Я ему делаю замечания, а он ноль внимания на меня. Неужели нельзя в другом месте играть?
- Мальчик привык. Он здесь все время играет.
- А я здесь с утра лежу. А он с утра меня песком засыпает. А вы мне солнце загораживаете. Удивительное безобразие!
- А можно вопрос один? А потом мы сразу уйдем.
- Точно уйдете? Ну, давайте ваш вопрос.
- А вы осознаете, что вы сейчас, в полдень, в вечернем платье в песочнице детского сада №3 лежите?
- Да? А ну и что! Выпускной у нас был вчера. Мы теперь взрослые – нам теперь открыты все дороги. Где хотим — там и лежим. Ясно? А вы мне солнце загораживаете...

27 июля 2005 года  16:29:24
Alex | ZD | Россия

---

* * *

ГАЛИЛЕЙ. Земля вертится! Земля вертится!
СОСЕД. Гражданин, вы чего шумите после одиннадцати?
ГАЛИЛЕЙ. Земля вертится.
СОСЕД. Ну, допустим — и что?
ГАЛИЛЕЙ. Как что? Это же всё меняет!
СОСЕД. Это ничего не меняет. Не надо шуметь.
ГАЛИЛЕЙ. Я вам сейчас объясню. Вот вы, небось, думаете, что Земля стоит на месте?
СОСЕД. А хоть бы прохаживалась.
ГАЛИЛЕЙ. А она вертится!
СОСЕД. Кто вам сказал?
ГАЛИЛЕЙ. Я сам.
СОСЕД (после паузы). Знаете что, идите спать, уже поздно.
ГАЛИЛЕЙ. Хотите, я дам вам три рубля?
СОСЕД. Хочу.
ГАЛИЛЕЙ. Нате — только слушайте.
СОСЕД. Ну, короче.
ГАЛИЛЕЙ (волнуясь). Земля — вертится. Вот так и ещё вот так.
СОСЕД. Хозяин, за такое надо бы добавить.
ГАЛИЛЕЙ. Но у меня больше нет.
СОСЕД. Тогда извини. На три рубля ты уже давно показал.
ГАЛИЛЕЙ. Что же мне делать?
СОСЕД. Иди отдыхать, пока дают.
ГАЛИЛЕЙ. Но она же вертится!
СОСЕД. Ну что вы как маленький.
ГАЛИЛЕЙ. Вертится! Вертится! Вертится!
СОСЕД. Гражданин, предупреждаю последний раз: будете шуметь — позвоню в инквизицию.

(с) В. Шенд-ч :)

28 июля 2005 года  17:16:03
Alex | ZD | Россия

---

* * *

Лет пятнадцать назад, когда еще и в помине не было МЧС, а Сергей Кожугетович работал скромным прорабом в Абакане. Дело происходит в легендарной Магнитке. Милиция проводит операцию "Захват". По их информации, в одной из квартир засел матерый бандит и налетчик. Дверь квартиры — железная, сейфовая. Замков, запоров, задвижек — до хрена. А из слесарных инструментов у ментов — ПМ и свисток. В роли МЧС тогда работали пожарные. Срочно вызывается дежурный караул (так себя шифруют тушилы). Однако, по оперативной информации, тщательно собранной в ходе подготовки операции, в квартире предполагается наличие бойцовой собаки, не установленной породы. Бабка-соседка, услышав шум на лестнице, выглянула из-за двери и прошамкала:
- Шынки, поошторошнее: у него шабака, штрасть кака шлобная! Шошеду нашему полшадницы оторвала.
Героям — ментам, готовящимся к штурму, сейфовая дверь предстала несколько в другом свете. Информация о собаке-убийце доводится до сведения тушил. Группа "вскрытия" двери срочно доукомплектовывается. Три багра, пара топоров, "рукав" с водой, огромный брезент, с десяток огнетушителей и, самое главное — "ВАНЯ". "ВАНЯ" — это тридцатидвухкилограммовая гиря, намертво приваренная к двухметровой трубе. Такое абордажное орудие, не раз уже опробованное в бою: то есть, на пожаре. Итак. У двери — срочно вызванный сварщик с автогеном. Человек десять тушил кучкуются тут же, ощетинившись баграми-топорами. Двое раскачивают на руках "ВАНЮ". Один целится в дверь из брандспойта. Еще двое — держат наготове брезент, с целью — упаковать зверя. Все — в касках, с опущенными забралами. Этажом ниже — с "Макаровыми" в руках два десятка мусоров. Этажом выше — еще с десяток стрелков. Во дворе — "штаб" операции. Штабной автомобиль, большие звезды на погонах, радиостанции. Все готово. Начали! Кажется, даже из ракетницы кто-то с дуру пальнул. (Это сейчас такие сцены для ментов — рутина. А тогда... романтики было... полная жопа!) Пошли! Автогеном срезаются дверные петли. Дверь, с охрененным грохотом летит на пол! Еще одна дверь — обычная.
- А-а-а-а-а!
"ВАНЯ" легко выносит эту деревяшку — внутрь квартиры. "Группа захвата" с ревом устремляется на вражескую территорию:
- У-у-у-а-а-а-а! Бей! Ломай! Круши-и-и-и-! А-а-а-а-а-!
Пес (кстати, действительно, очень большой), увидев эту крепко вооруженную банду, описался и пулей умчался в ванную. Увидев убегающего пса, (рефлекс охотника: дичь убегает! догнать! загнать! убить!) вся бригада дружно, топая сапогами по паркету, с ревом рванула за ним. Догнали! Пес со страха забился под ванну. Большую ванну, из чугуна:
- ТРАХ!!! — "ВАНЯ" разносит купальный сосуд " вдребезги и пополам"! — БАБАХ! Брызги эмали и крошево чугуна (ну, трудно остановиться на одном ударе
- А-а-а-а-а! Бей, гада! А-а-а-а!
- БУМС! — в труху разлетается, подвернувший под горячую руку, унитаз.
За всей этой сценой, совершенно охреневший, наблюдает хозяин собаки вор-рецидивист, особо опасный преступник, способный оказать вооруженное сопротивление и проч. В страшном сне, на самой отмороженной зоне он не видывал такого забоя. Гирей по роже. И, когда штурмовая группа, разделавшись с псом, повернулась к нему, держа <ВАНЮ> на изготовке, он понял, что надо спасать свою жизнь. Убьют на хеr, как песика. Он ломанул в разбитую дверь. Навстречу родным серым шинелям.
- Братцы, спасите, убивают!
Слезы счастья текли по лицу, когда его заковывали в наручники.

28 июля 2005 года  17:16:44
Alex | ZD | Россия

---

* * *

Просматривал вчера анкеты знакомств с фото на сайте
знакомств, увидел анкету девушки под псевдонимом Вредина,
почитал её резюме, порадовался — с чувством юмора человек,
хорошо. А когда прочитал отзыв молодого человека, как
видимо, пообщавшегося с ней, выпал в осадок. До сих пор
хожу и похохатываю. Хочу и с вами поделиться радостью.
Собственно, резюме:
Марка — Елена. Класс — представительский. Год выпуска —
август 1981. Пробег — 22. Цвет-белый. Высота — 164,5 см.
Фары — голубые. Привод — классический, задний, мускульный с
блокировкой дифференциала. Эксплуатация бережная, летняя.
Гаражного хранения в теплом гараже. Кузов — не битый, не
ржавый, не гнилой, антикор. Полировка, обработан
необходимой косметикой. Тип топлива — высокооктановое:
Бейлиз, Мартини-Бьянко, Миллер, апельсиновый сок. Расход
топлива минимальный. Моноточечная система впрыска. Масло —
Оlеinа. Фильтры — Аlwауs, Коtех, Tаmрах. Трансмиссия —
автоматическая. Резина шипованная. Hа крутых поворотах
иногда заносит. Крыша — на месте, без присмотра подвержена
деформации. Тормоза с АBS, ручник отсутствует.
Суперсовременная титановая защита картера от "Tоm Tаilоr"
(с технологическим отверстием для слива масла). Идеальное
состояние. Все новое. Все опции. Педали мягкие. Руль
легкий, но при неаккуратном обращении может клинить и
отказывать в управлении вовсе. Подогрев мужчины-водителя.
Салон — белая кожа. Музыка (стерео) с двумя динамиками по
центру вверху (включается самопроизвольно и без
предупреждения). Заводится с пол-оборота. Без проблем даже
утром и в мороз. Готов к зимней эксплуатации и долгому
пробегу в зимнее время. Эффективная система контроля за
выхлопными газами. Предпродажная подготовка. Требует
установки противоугонной системы. Количество предыдущих
владельцев не установлено. Документы — на руках. Тест-драйв
- обычно по выходным в центре города. Отдается по
доверенности или с полным переоформлением. Или меняется на
вашу старую модель, с доплатой. Посредников просьба не
беспокоить.
Теперь результат тест-драйва, отзыв парня по имени Вован
Питерский:
Проведенный тест-драйв показал:
- заявленная скорость разгона не соответствует
действительности обгоняли даже велосипеды), резюме:
тормозит по жизни
- суперсовременная титановая защита картера от "Tоm Tаilоr"
(с технологическим отверстием для слива масла) оказывается
нахрен уже и не нужна — так как ПРОБКУ с этого отверстия
снял на память (видать как боевой трофей) предыдущий хозяин
- обещанные буфера (подушки безопасности) от времени уже
обвисли и обмякли — требуется серьезное хирургическое
вмешательство либо полная замена
- то что "заводится с пол-оборота. без проблем даже утром и
в мороз" — однозначно неправда, так по-утрам (а особенно в
зимнее время) движок вначале фырчит (типа дорогой не
сейчас, я спать хочу, у меня голова болит и скоро вааще
месячные) и плохо схватывается
- "тормоза с АBS, ручник отсутствует" — по-ходу
единственная правда, хотя с другой стороны зачем,
спрашивается ТОРМОЗУ по жизни еще один тормоз?
- обещанный тип топлива — высокооктановое — не
соответствует действительности — требуется однозначно
супероктановое топливо:
начиная с ряда коньяков серии HQ, обещанный расход на 1
месяц совместного пути, тоже не соответствует
действительности
- эффективная система контроля за выхлопными газами HЕ
РАБОТАЕТ, причем всплывает этот недостаток как правило в
самый неподходящий момент (в момент интимной близости либо
при нахождении на многолюдном участке трассы)
- крыша действительно на месте, без присмотра подвержена
деформации, что свидетельствует либо о трудном детстве либо
неопытности предыдущих владельцев
- действительно требует установки противоугонной системы,
так как на трассе постоянно тянет налево — причина: слабая
тяга двигателя при моноточечной системе впрыска
- после пробивки на угон всплыл целый ряд предыдущих хозяев
кинутых этой моделью и претендующих на материальную
компенсацию
Выводы? А выводы Вам делать самим...
Радостно, правда? Hе зря говорят: хорошая реклама —
двигатель торговли. Hо за недобросовестную рекламу ведь
можно и к уголовной ответственности привлечь?

28 июля 2005 года  17:17:15
Alex | ZD | Россия

---