Европейская любовница.
В свои двадцать с чем-то лет довелось мне иметь весьма необычную любовницу. Можно перебирать необычных любовниц, но впоследствии окажется, что все они обычные и даже какие-то одинаковые, пресные и неинтересные. Хорошо ещё что память вообще сохранит кого-нибудь или чтонибудь.
Читателю или читательницы придётся самому определить. Что обычно, а что необычно, или вообще просто читать как басню или сказку...
Ну, начинать это нужно издалека. Погружаясь в молодые годы, и первые дуновения перестройки. Есть у нас родственники в городе среднего причерноземья и в его окрестностях. В те году к родственникам летали легко и просто и дёшево. Наверное, нужно пропустить перелёты через Москву, переезды, и спустится с небес на парашюте в деревню, к деду в халупу.
Итак, будучи в доме деда, я наслаждался местным деревенским пейзажем и колоритом. Днём я по много раз дома из халупы на улицу или то во внутренний двор, а оттуда уже во внутренний сад, переходящий в огород который по холму спускался к речке.
Слева от дома в соседнем доме жила большая семья что-то не менее шести человек. Иногда хозяин выносил угостить меня молоком, а то бражкой, и самогоном (У деда не было ни коровы не самогона). Общался я чаще с хозяином отцом и младшим сыном. Хотел поболтать и с дочкой, но та как-то держалась от меня на расстоянии. Наверное, вечерами науськивали: — Мол, ты с этим Ладивостокским не якшайся.
Иногда хозяин вытаскивал шахматы, и мы резались на завалинке. Спрашивали про Дальний Восток, я сетовал на климат.
Как-то в деревне в каком-то застолье с самогоном я спросил шутя одного мужичка: — А как у вас с Властью? Власть то есть? (Я лично имел ввиду Советскую). Дядька ответил мне пьяный что "Власти нету, не было, и не будет ещё лет двести... " Это хорошо подумал я, и добавил весело: — У нас тоже нету Власти...
Ну, в общем, жизнь текла обычной сельской местностью. По дороге изредка проезжали машины. Ну а в дом изредка заглядывали разные девицы, тётки, и бабки, и поглядывали в комнату, вероятно устраивая, таким образом, смотрины или разведку. Однажды даже заглянула некая молодая управляющая или председатель с довольно изящными классическими формами.
В деревнях тех жители хотят в гости друг другу по обыкновению не стучась. Иногда по каким-то признакам двери как-то прикрывают двери и ясно, что хозяев нет дома, нечего переться. Вообще девицы в тех деревнях и селеньях довольно консервативные. Не курят, слушаются старших и мужей. И вообще семьи и кланы дружные очень тесные и прочные. Но бабки и тётки заправляют и управляют в тех деревнях вовсю они то и являются Властью.
В общем, какая точно не, но была у деда одна родственница годиков так под тридцать пять. У деда за жизнь было несколько жён, и, похоже, по одной из жён по какой-то там линии и приходилось ему родственницей, ну а мне аж "четырнадцатая вода на киселе". А вот Владивостоке, например, многие люди тоже как родственники когда вступают с друг дружкой в половые связи и вообще, потом очень так тесно дружат. Как говорится "Кровные узы"
Так уж получилось, что побывала в местах лишения свободы, возможно даже раза два. Может она что-то украла, а может быть даже мужа или любовника саданула ножом под сердце, или по голове чем-нибудь тяжёлым. В общем Статью УК что я так и не уточнил ну может быть это к лучшему, а то это рассказа бы и не было.. Но то что сидела — факт. Дед рассказывал, что она могла при желании избить и завалить любого мужичка в деревни, в чём я не капельки не сомневался.
Тогда, там, в селе было что-то мельком на слуху было "баба-мужик" и "мужик-баба". Но, по всей видимости, передо мной была именно баба-мужик. Уже перед отъездом в той же деревне на автобусной остановке спиной то ли девушки, то ли мужчина. Влечения не было, но был интерес подойти и увидеть спереди, а вдруг "мужик-баба".
Вот. Значит, заезжает эта подруга то ли на мотороллере, то ли на мотоцикле к халупе, где, я гостевал. И у в хату. А мы с дедом уже обедаем чем-то и вроде самогону или водки тяпнули для аппетиту. Сначала она спросила что-то по хозяйству по-русски, затем говорить стали на мордовском. Дед базарил с ней на мордовском, когда-то я знал мордовский, но подзабыл. Определённо она задавала какие-то определённые вопросы по поводу меня, дед отвечал что-то. Когда-то в детстве мордовский язык я знал, но от того угро-финского диалекта запомнилось КАФТО СЕЛЬМЕ ТОЛОКАДЕС,— что в переводе означает — ДВА ГЛАЗА (ТЕБЕ) ВЫКОЛЮ (ВЫДАВЛЮ). Знал ещё что-то, но подзабыл.
В общем, после недолгой беседы с ней, дед объяснил мне, что она живёт в доме на другой стороне деревни и в доме есть выпить чего-то и какой-то патефон с музыкой. Уже за столом у деда я обратил на наколки — точки на запястьях и пальцах. Криминал. И эта особа приглашает в гости. "Харлей" уже стоял у парадного крыльца и ждал, как говорится гостя. На мотоцикле она увезёт туда и привезёт сюда. Ещё не было обеда, ну может одиннадцать или полдень, в общем, впереди был ещё целый летний день, и я решил поехать... Я ехал, держась за крепкую талию. А редкий народ глядел с интересом на мотоцикл, на котором я ехал с подругой.
Мотоцикл подъехал к крыльцу дома барачного. Я вслед за ней вошёл в апартаменты. Кажется, была большая комната с железной койкой (Now its Gothik!), чулан комнатка, вроде ещё комната. У окна стоял стол с проигрывателем грампластинок. А перед столом молочный бидон с брагой. Уж точно не помню, была ли это брага или "пури", напиток, который торкал сразу, как шампанское, но спустя минуты алкогольный кайф уходил.
- Ты не бойся,— сказала она.
Но я боялся.
- Налей немножко. — попросил я, указывая на бидон.
Она черпнула медной кружкой с бидона. Хлебнув браги, я начал перебирать большие и маленькие грампластинки, которых было не мало. Затем что-то поставили. Я сел на койку и начал отпивать дальше. Она сначала о чём то спросила. Затем перевела разговор о дочки хозяина, на которую я вроде по её мнению положил глаз и хотел даже трахнут. Но в тех условиях и обстоятельствах никак-с дочку-с нельзя-с было. Хотя кое-кого и стоя и всё же прислонил и весьма плотно раза так два. Вот.
В общем, беседа была весьма и весьма далекой от любовной. И уже были фразы что "Шары выбьет кое-откуда, если ещё буду смотреть на хозяйскую дочку". Я сказал ей, что у маня шаров нет, поскольку я на Тихоокеанском флоте по состоянию здоровью не служил. В общем, атмосфера была такая напряженная, что шансов валятся во внутреннем дворе с юшкой из носу весьма были велики. Нужно было пить и не пить, говорить и не говорить. И вообще что-то делать. И я надумал атаковать. Как говорил Суворов "Нападение, лучшая защита".
- Поди, сюда! — сказал я, отхлебнув очередной раз браги,— и добавил.
И она подошла. Держа в одной кружку с брагой, другой рукой я начал ощупывать крепкое тело — ноги, шею, торс, зад. Вообще все тело было крепкое и весьма не женственное. Сформированное прежде в трудах, а может и по матушки природе. Даже в её поведении и характере было что прямолинейное, не бабье игривое. И эта жёсткость.
- Раздевайся, сказал я.
Почему уж, а не помню. Но когда она стала раздеваться. Я попросил, чтобы она снимала что-то наоборот, наверное, всё-таки брюки, или рубаху какую-то, что внесло некую изюминку и, наверное, даже слегка приято удивило мадам-с видевшую немало в своей жизни.
Она стояла передо мной раздетая. Чуть выше колен, чуть выше лобка тоже наколки. Груди маленькие меньше первого размера, да их почти нет. Соски как пуговицы чуть свивают. Зад крепкий, не мягкий не упругий. Выше сосков тоже наколки и чуть затёртые, кажется.
Всего разных наколок не менее дюжины, причём не некоторые были затёрты шрамами, за всеми эти ми символами было что-то такое экстремальное, связанное с силой, и какими то-то обстоятельствами событиями в её жизни.
- Повернись спиной — сказал я.
Она повернулась, но ненадолго.
- Интересно?
- Да и очень.
- У тебя ножки болят? — спросила она.
- Нет не ножки, яйца болят, аж гудят,— ответил я, что весьма развеселило её.
Уже не парнишка, а пират-работорговец с Техаса времён работорговли, внимательно осматривающий и ощупывающий весьма любопытный предмет недолгих удовольствий.
Она сказала, чтобы много не пил иначе не смогу... Видать не такая уж смелая коль боялась за "финал". Свежий воздух, хорошее питание, спокойная обстановка, разве могло что-либо помешать.
Это был не единственный сюрприз с моей с моей стороны. Почему-то захотелось потрогать за её уши, причём заранее спросив об этом. Ушки были обыкновенно прижатые на коротко остриженной светловатой головке. Дёргать за ушки было бы порнографично да и опять же получить по собственным ушам так, чтоб стоял был малиновый звон, но мять и щупать нужно умеючи, чуть слегка сдавливая их и растирая.
По привычке я стараюсь близко к как-нибудь лежаку, будь диван или койка, всегда заранее поставить какое-нибудь питьё стакан чаю, воды, или пива. Подруга похрапывала лежа на спине, а я вновь лицезрел необычайную красоту и антропологические особенности необычного женского тела, точнее полу мужское — крепкий торс, попа, плечи, шея, ноги.
Прижималась ко мне она крепко, руками обхватывала замком, лицом прижималась плотно к моему лицу, всё крепкое, ничего мягкого. Материлась.
- А можно я двумя пальчиками буду держаться за соски? — спросил я.
- Попробуй,— получил в ответ.
И я попробовал. Наверно всё дело в привычке. Нужно время, что бы привыкнуть, и приспособится к такому необычному ТИПУ, который курил папиросы, мог легко вступить ввязаться в уличную драку, да и вообще... Ну а вообще другом и товарищем могла бы быть идеальным.
Хорошая бражка не притормаживает либидо, в обличии от русской водки. В бражке как в добротном хорошем вине, или пиве много всяких этаких смол, эфир, и прочих ферментов весьма дружественных для протеина, который так и стремится к жёнщине. Риск дело благородное. На дне кружки оставалось немножко бражки я с удовольствием решил капать белье капли бражки на лицо спящей любовницы...
Полежав ещё некоторое время и полюбовавшись разными антропологическими деталями тела и каплями браги на лице, я надумал потихоньку под вечер возвращаться к деду. Встав, зачерпнул из бидона кружку браги-шампанского. Европейская любовница уже спала на животе. Я решил её разбудить, но она не просыпалась, видать так бедняжка так наработалась по хозяйству за день. Маленькие татуировки были и на спине и на весьма не мягкой попки. В кружке вновь остались капли, и я вновь решил ещё раз накапать на лицо и волосы. Вот так!
Дорогу вроде помнил. С носками не было желания возится я распихал их по карманам штанов. Выйдя на улицу, я огляделся и, поссав где-то попёрся по пыльной, вечерней деревенской дороги к деду.
Дня через два любовница вновь приехала. Я в тот момент я был уже во внутреннем дворе, сидел на ступеньках, наверное курил. Деда дома не было. Интересно заметила ли тогда капли бражки которые я накапал на её лицо?
Зайдя через парадное, вероятно заметила меня на деревянных ступеньках крыльца. Что-то сказав или спросив неопределенное.
- Где дядя? — спросила она.
- Его пока нет. Куда-то ушел. — ответил я, а затем добавил: — Сядь со мной.
Она быстро спустилась и села рядом и закурила папиросу. Я выбросил сигарету, и начал гладить сбоку её крепкие ноги, корпус, шею и всё то что можно было прощутать и потрогать.
- Пошли, пошли,— махая головой через сени на дверь в хату сказал я.
- Куда?
- Туда, туда, в комнату ... — казалось она "туда" и не пойдёт, ну а тащить насилу невозможно.
Вероятно уже докурив и решив уезжать, посидев она сплюнула, и пошла в хату в которой никого небыло. Войдя в кухню она остановилась. Двумя ладонями слегка надавив на бёдра, я попробовал ещё раз подтолкнуть в комнату к койке. Деда ещё не было, не было и постороннего шума во дворе и перед домом.
- Снимай, показывая на брюки сказал я так же как и в предыдущий первый раз.
Вновь тоже весьма необычное тело: маленькие, почти не прощупываемые но всё же груди, наколки, крепкий торс, упругий живот.
Моя койка в дедой халупе была, мягкая, удобная, с железными спинками в которые при желание можно было упиратся пальцами ног. Очень даже удобно-с. Минут через пятнадцать подруга уехала, заскочив на секунду к кухонному бидону черпнув из кухонного из бака кружку и попив водички. Мотоцикл заурчал и как поётся в песне Демиса Русиса "Good bye My love, good".
Интересно! Очень даже интересно. Даже "внутри" было необычно интересно и хорошо с незначительными оттенками и нотками жёсткости и грубоватости.
Дня через три я переехал в другую деревню, а затем по делам в город. До возвращения во Владивосток я вновь возвратился в ту деревню но с этой европейской любовницей я не встречался. Такова была европейская любовница, но не единственная...
Владивосток * Полуостров Эгершельд * 2003*S trudom no reshil sbrosit ETOT raskaz. V tekste est oshibki, no... vseze perepishu i dopolnu eshe koecto... iz tex vremen.
- A Nemci zdes bili?
-Tak... nedoshli... (otvecali mne).
- Evropa... — govoril ya, i kto-to tixo xixikal.
17 марта 2004 года 01:22:23
Oleg Galinsky |
Граф Калиостро
«Не хочется мне в зону слов входить... в зоне слов – в ней многие... а в зоне стихов – нет...»
В воскресенье в Нюрнберге прошёл концерт Вероники Долиной. И я там был. И ел, и пил, и видел Веронику. Мою любимую Веронику. Сбылась-таки мечта...
Наконец-то сбылась мечта бедной крестьянской девушки. Обожаемая ею поэтесса коснулась её полувера своим чёрным плечом...
=========================================
Сейчас вспоминаю и кажется – всё было сном, до такой степени ирреальным, что хочется почему-то плакать... Слушаю «Фараона», а там ну до того печальные слова:
«Караоке пел тебе хоровод:
"Ты один на свете, один на свете.
Ну и как ты? Как ты, мой фараон?
Как пасуться козы? Как резвятся дети?»
Пётр Вайль в «Новом русском слове» сказал так: «Если верно, что лирическая поэзия есть крайняя степень самовыражения, то песни Долиной – крайняя лирика. Дальше заглядывать стыдно. Эта грань исповедальной нескромности предельно остра, и удержаться на ней возможно лишь при скурпулёзной точности и артистическом изяществе, что и демонстрирует Вероника Долина.»
Вероника Аркадьевна Долина родилась 2 января 1956 году в Москве. Окончила Московский Государственный педагогический институт им. В. И. Ленина (1979). Преподаватель французского языка. Работала в библиотеке, 2 года — в редакции физического журнала. Окончила музыкальную школу. Играет на 6-струнной гитаре. Песни пишет с 1971 года преимущественно на свои стихи. Песни пишет с 1971 г. преимущественно на свои стихи. Любимые авторы: Б.Окуджава, А.Галич, В.Высоцкий, Ю.Ким, Н.Матвеева. Член Комитета московских драматургов (1987). Как автор песен стала известна в середине 70-х годов — "магнитоиздат" способствовал чрезвычайно широкому их распространению. В 1986 году, спустя десять лет после первых публичных появлений на сцене, после множества журнальных публикаций стихов выходит первый диск, вскоре — второй, тиражом более миллиона. В 1987 году выходит и первый сборник стихов (в Париже). В 1989 году фирма "Мелодия" издала, еще в разделе "Классическая музыка", первый компакт-диск Вероники Долиной "Элитарные штучки". На сегодняшний день у В.Долиной выпущено более 10 сборников стихов, 9 виниловых дисков, 10 компакт-дисков. Была в творческих поездках по Франции, США, Канаде, Израилю.
...мы удобно разместились на втором ряду, бардовский клуб города Вюрцбурга приехал в Нюрнберг на концерт Вероники в составе четырёх человек: Володи Краминского, Гены Мориц, Андрея Зелинского и меня. На сцене стояло два стула и один микрофон. На одном из стульев сидела Вероника, на другом стояла бутылка с минералкой и стакан. Около сцены, слева, сидел Руслан. Он, что называется «делал звук». Гитара у Вероники была особой формы, похожая на испанскую мандолину: кругленько-овальную, только с изящными «крылышками» по бокам, чем-то напоминающие острые рожки двух единорогов, или когти тиранозавра... И песня тут же вспоминается: «И полюбите тиранозавра, поцелуете когти его... »
Вся в чёрном Вероника олицитворяла очень грустного и задумчивого человека. Сама и призналась, что, мол, очень угрюма, неразговорчива, часто хмура, домочадцы уедают вечными попрёками, недовольны. Вероника считает, что веселье – это идиотизм. И говорит: «Я так не могу. Я так не буду.» На сцене Вероника вела себя спокойно и уверенно, казалось – темперамент спит,— глаза же постоянно то закрывались, то косились в сторону, а то совсем обиженно хлопали ресницами. Лицо живое. Брови вверх-вниз. Голова то влево, то вправо наклоняется. Вместо слов иногда плывут руки, показывая что-либо недосказанное – описывая в воздухе форму и содержание. И песни, песни звучали, как плыли. Песни плыли, как руки: «А хочешь, я выучусь шить?», «Не гаси меня, свечу... », «Помню, как-то ездили в Канаково... », «Признаваясь себе, что муж и детя... », «Не заметив, что дети предпочли бы Тату или персинг... », «Страницы листаешь, листаешь, листаешь... ».
На концерте Вероника говорила мало. В основном пела. Так и объяснила сразу же, поводив в воздухе руками: «Не хочется мне в зону слов входить... в зоне слов – в ней многие... а в зоне стихов – нет... другие плавают.» И тут же пошутила, но не улыбнулась: «Если вы ждёте от меня старых песен, то перестаньте немедленно!» И опять запела: «Она одна. Она не замужем... », говорит, как-то прочла у Цветаевой, когда та искала работу и её никуда не брали: «Могу ещё мыть посуду... », и Вероника спела своё: «Могу ещё мыть посуду... », а потом были и «13 бриллиантов он мне подарил... », «Музыка моя. Слова мои. Больше никого вокруг не видно... », «Четыре дюжины моих годов... », «Твёрдая выправка, крутая от позвонка... », «Стихи твои никчёмные, ля-ля-ля-ля... », «Бессоница не ночь... », «Безнадёжное моё дело... », «Душа запомнила – зима была... »:
"Душа запомнила — зима была.
Душа, как замок,— под замком.
Я, молодая, как сомнамбула
Тащила саночки с сынком.
..............................................
Везёт сомнамбулу сомнамбула.
Везёт, везёт, везёт, везёт... "
По словам Вероники, её пластинки выходят систиматически раз в год. Компакт-диски и книги, привезённые Вероникой разобрали в мгновение ока. Лично мне больше всех понравился «Фараон», хотя по словам Вероники альбом «13 бриллиантов» — это последний и самый «свежий»; а её любимый альбом – «Бальзам»; «Железная дева» — средневековость, Жанна Д’Арк; «Лениград» — к сожалению, не был привезён на концерт; а в альбоме «Без затей» её самое-самое сокровенное, женское; сборник же стихов «Китайский ресторанчик» вышел сразу после шеститысячного тиража «Сэляви», что с французкого означает «Такова жизнь»...
Концерт был организовон Абрамовой Еленой Анатольевной в воскресенье 21 марта в 18.00. Город Нюрнберг был всегда щедр на бардовские концерты и литературные вечера: уже приглашались такие замечательные барды, как Александр Дулов, поэт Г. Дикштейн, писательница Дина Рубина.
(Текст для газеты "Дипломатический Курьер" будет ещё дорабатываться.)25 марта 2004 года 00:29:53
Граф Калиостро |
Мари Шансон
ВОЗДУШНЫЙ ТРАНСПОРТ (женский разговор)
Дополненное...
Наконец-то сбылась мечта бедной провинциальной девушки. Бедная девушка – это я. Обожаемая всеми поэтесса случайно коснулась своим чёрным плечом моего синего, (я чуть не умерла от счастья), мало того, позволила сфотографироваться рядом, мало того, приняла небольшой подарок в виде книг. Когда-то давно, когда мне было 12 лет, Вероника казалась очень маленькой, но чёрной птицей, живущей только в небе и не спускающейся на землю. И вот в Германии я увидела эту маленькую чёрную птичку совсем рядом. Даже погладила слегка. По чёрному плечу.
Сейчас вспоминаю и кажется – всё было сном, до такой степени ирреальным, что хочется почему-то плакать... Слушаю «Фараона», а там ну до того печальные слова:
«Караоке пел тебе хоровод:
Ты один на свете, один на свете.
Ну и как ты? Как ты, мой фараон?
Как пасутся козы? Как резвятся дети?»
Пётр Вайль в «Новом русском слове» сказал так: «Если верно, что лирическая поэзия есть крайняя степень самовыражения, то песни Долиной – крайняя лирика. Дальше заглядывать стыдно. Эта грань исповедальной нескромности предельно остра, и удержаться на ней возможно лишь при скурпулёзной точности и артистическом изяществе, что и демонстрирует Вероника Долина.»
Вероника Аркадьевна родилась в 1956 году в Москве. Окончила Московский Государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. Хотя и получила специальность, в то время достаточно модную – преподаватель французского языка,— как педагог не работала ни дня. Её ждала библиотека, а потом 2 года — в редакции. Б.Окуджава, А.Галич, В.Высоцкий, Ю.Ким, Н.Матвеева – вот небольшой список любимчиков Вероники. О каких высотах можно ещё говорить, если второй диск Долиной разошёлся тиражом более миллиона экземпляров, а в 1987 году вышел и первый сборник стихов (в Париже). На сегодняшний же день накоплен совершенно бездонный сундучок неиссякаемых драгоценностей творчества: выпущено более 10 сборников стихов, 9 виниловых дисков, 10 компакт-дисков. Были творческие поездки по Франции, США, Канаде, Израилю, Германии.
...Мы удобно разместились на втором ряду. Бардовский клуб города Вюрцбурга приехал в Нюрнберг на концерт Вероники в составе четырёх человек: Володи Краминского, Гены Мориц, Андрея Зелинского и меня. На сцене стояло два стула и один микрофон. На одном из стульев сидела Вероника, на другом стояла бутылка с минералкой и стакан. Около сцены, слева, сидел Руслан. Он, что называется, «делал звук». Гитара у Вероники была особой формы, похожая на испанскую мандолину: кругленько-овальную, только с изящными «крылышками» по бокам, которые чем-то напоминали острые рожки двух единорогов, или когти тиранозавра... И песня тут же вспоминается:
«И попросите мира на завтра:
Хуже смерти его торжество.
И полюбите тиранозавра,
Поцелуете когти его... »
Вся в чёрном Вероника олицитворяла очень грустного и задумчивого человека. Сама и призналась, что, мол, очень угрюма, неразговорчива, часто хмура, домочадцы уедают вечными попрёками, недовольны. Вероника считает, что веселье – это идиотизм. И говорит: «Я так не могу. Я так не буду.» На сцене Вероника вела себя спокойно и уверенно, казалось – темперамент спит,— глаза же постоянно то закрывались, то косились в сторону, а то совсем обиженно хлопали ресницами. Лицо живое. Брови вверх-вниз. Голова то влево, то вправо наклоняется. Вместо слов иногда плывут руки, показывая что-либо недосказанное – описывая в воздухе форму и содержание. И песни, песни звучали, как плыли. Песни плыли, как руки: «А хочешь, я выучусь шить?», «Не гаси меня, свечу... », «Помню, как-то ездили в Канаково... », «Признаваясь себе, что муж и детя... », «Не заметив, что дети предпочли бы Тату или персинг... », «Страницы листаешь, листаешь, листаешь... ».
На концерте Вероника говорила мало. В основном пела. Так и объяснила сразу же, поводив в воздухе руками: «Не хочется мне в зону слов входить... в зоне слов – в ней многие... а в зоне стихов – нет... другие плавают.» И тут же пошутила, но не улыбнулась: «Если вы ждёте от меня старых песен, то перестаньте немедленно!» Поводила в воздухе руками и добавила: «Новые стихи будут тут... А старые – это без меня... это на пластинках... » И опять запела: «Она одна, она не замужем... », «Гляди, почти рассыпалась скамья... » А потом взмахнула рукой, по-птичьи, не по-человечьи и задумчиво произнесла: «Как-то прочла у Цветаевой, когда та искала работу и её никуда не брали: «Могу ещё мыть посуду... » и получилось что-то странное... » И спела Вероника так, что у меня защемило сердце:
«Могу ещё мыть посуду...
Посуда мне по плечу...
Немного ещё побуду
Пока что не улечу... »
А потом были и «13 бриллиантов он мне подарил... », и «Музыка моя. Слова мои. Больше никого вокруг не видно... », «Четыре дюжины моих годов... », «Твёрдая выправка, крутая от позвонка... », и даже «Стихи твои никчёмные, ля-ля-ля-ля... Лицо твоё нелепое, ду-ду-ду-ду... », «Безнадёжное моё дело... », «Душа запомнила – зима была... »:
«Душа запомнила — зима была.
Душа, как замок,— под замком.
Я, молодая, как сомнамбула
Тащила саночки с сынком.
..............................................
Везёт сомнамбулу сомнамбула.
Везёт, везёт, везёт, везёт... »
После песни тут же возник вопрос о детях. Вероника задумалась, взмахнула
рукой-крылом: «У людей дети такими делами занимаются! Есть невероятные вещи. А мои дети... как-то в другую область всё... » Из зала кто-то выкрикнул: «Чем же они таким нехорошим занимаются?»
Вероника не улыбнулась, поводила глазами, сказала: «Старший сын занимается кино, закончил скушный филфак, потом работал на радио Москвы, занимался киноведеньем. Сейчас работает в ежедневной газете, в день пишет 6-8 статей... а ведь был диванный лижебока... жена его тоже в кино... средний сын играет в театре, также снимается в кино, ринулся и плывёт со стилем, его жена тоже артистка... дочь учится на журналистике, младший восьмилетний сын иногда ездит со мной на гастроли... помогает... ». Вероника опять взмахнула рукой и огорчённо заключила: «Вот так... »
Творчество Вероники пронизано особой женственностью, хрупкостью, нежностью. Оно совершенно далеко от политики. Несмотря на это, многие корреспонденты в интервью с поэтессой часто ставят вопрос ребром: «У вас не было никогда желания уехать?»
Вероника отвечала так: «Было. Но короток был мой путь от вопроса до ответа. У меня абсолютно сложившаяся судьба в плохом и хорошем смысле. Есть фатальные и непоправимые вещи, но есть совершившиеся, сыгранные спектакли с красивыми премьерами, с могучими наэлектризованными кульминациями и умиротворяющими финалами. Уехать мне трудно, болезненно — я очень связана с русской речью. Мои дети еще больше.» Вероятно, Вероника прониклась особым чувством к тому эмигрирующему слою общества, кому свою судьбу пришлось переиначить в зависимости от жизненных обстоятельств, а именно – русским немцам. Песня «Воздушный транспорт» стала своеобразным гимном ещё одного вынужденного «великого переселения народов»:
«Этот воздушный транспорт...
Тот равнодушный голос…
Караганда — Франкфурт.
С полюса — на полюс.
Женщины, дети, старцы
Рвутся в свою Итаку.
Страшно, мин херц, страшно,
Хоть и не по этапу.
Птичий язык бьется
В детском чумном крике.
Их позабыл Гёте,
Бросил в беде Рильке.
Выучили казахский,
Выучили б ненецкий...
И все это по-хозяйски,
И все это по-немецки.
Бледные эти маски,
Скудные эти тряпки
Надо бы сбросить в Москве,
На шереметьевском трапе.
И — прочитать победно
Буковки на билете.
Жили темно и бедно,
Но все же рождались дети.
Смолкнет тупая брань хоть...
Щелкает еще таймер.
«Караганда — Франкфурт»
Пусть улетит лайнер.
Хоть я держусь в рамках,
Сбился и мой компас.
Караганда — Франкфурт.
Караганда — космос... »
По словам Вероники, её пластинки выходят систематически раз в год. Компакт-диски и книги, привезённые Вероникой разобрали в мгновение ока. Лично мне больше всех понравился «Фараон», хотя по словам Вероники альбом «13 бриллиантов» — это последний и самый «свежий»; а её любимый альбом – «Бальзам»; «Железная дева» — средневековость, Жанна Д’Арк; «Лениград» — к сожалению, не был привезён на концерт; а в альбоме «Когда б мы жили без затей» её самое-самое сокровенное, женское; сборник же стихов «Китайский ресторанчик» вышел сразу после шеститысячного тиража «Сэляви», что с французкого означает «Такова жизнь»...
Концерт был организовон Абрамовой Еленой Анатольевной, филологом (плюс история мировой культуры), режиссёром по специальности, а так же человеком, не далёким от музыки (музыкальное образование по классу фортепиано). Хотелось бы отметить, что город Нюрнберг был всегда щедр на бардовские концерты и литературные вечера: уже приглашались такие замечательные барды, как Александр Дулов, Г. Дикштейн, Елена Свок, писательница Дина Рубина; проводились литературно-музыкальные вечера, посвящённые Владимиру Высоцкому и 300-летию Санкт-Петербурга (организатор Валентин Лифшец).
Мари Шансон, 21. 03. 2004, воскресенье, 18:0026 марта 2004 года 09:17:08
Железная Дева (.) |
Е. П. Блаватская
Статья: Был ли Калиостро "шарлатаном"?
Упоминание имени Калиостро производит двойной эффект. Одних людей оно наводит на воспоминание о всей череде удивительных событий, произошедший с самых древних времен; у других, современных потомков чересчур реалистического века, имя Алессандро, графа Калиостро, вызывает удивление, если не презрение. Люди неспособны понять, как этот "чародей и маг" (читай -- "шарлатан") мог когда-то производить законным образом такое впечатление, какое он оказывал на своих современников. Это дает нам ключ к пониманию посмертной репутации сицилийца, известного как Джозеф Бальзамо, той репутации, которая заставила верящего в него брата-масона сказать, что (подобно принцу Бисмарку и некоторым теософам) "Калиостро мог бы быть назван самым оскорбляемым и ненавистным человеком в Европе". Тем не менее, и невзирая на моду наделять его ругательными и оскорбительными именами, никто не должен забывать о том, что среди его горячих поклонников были Шиллер и Гете, и они оставались таковыми до самой своей смерти. Гете во время своего путешествия на Сицилию потратил много сил и времени, собирая информацию о "Джузеппе Бальзамо" на его предполагаемой родине; именно на основе этих многочисленных записей создатель "Фауста" написал свою пьесу "Великий Кофта".
Почему же этому удивительному человеку оказывается столь мало чести в Англии? Благодаря Карлейлю. Самый бесстрашный и правдивый историк своего века, который ненавидел ложь в любом обличье, закрепил imprimatur [санкцией] своего честного и знаменитого имени, и таким образом освятил наиболее неправедную из исторических несправедливостей, совершенных благодаря предрассудкам и фанатизму. Это произошло из-за ложных сообщений, подавляющее большинство которых исходило от того класса людей, которых он ненавидел не меньше чем неправду, а именно от иезуитов, или -- воплощенной лжи.
Само имя Джузеппе Бальзамо, если его преобразовать при помощи каббалистических методов, означает -- "Тот, кто был послан", или "Данный", а также "Господин Солнца",— - показывает, что оно не было его истинным родовым именем. Как отмечает Кеннет Р. Х. Маккензи, член Теософского Общества, к концу прошлого столетия среди некоторых теософских профессоров того времени установилась мода транслитерировать в восточной форме любое имя, которое давалось оккультными братствами своим ученикам, предназначенным для работы в миру. И кто бы ни был отцом Калиостро, его звали не "Бальзамо". Во всяком случае, в этом можно быть уверенным. Кроме того, так как всем известно, что в юности он жил вместе с человеком, которого называли, как предполагается, Альтотсом, или "великим герметическим мудрецом", или, другими словами, адептом, и получал от него наставления, нетрудно принять традиционное представление о том, что именно этот последний и дал Калиостро его символическое имя. Но что известно с еще большей очевидностью, так это то уважение, которым он пользовался у некоторых наиболее ученых и прославленных людей своего времени. Во Франции мы обнаруживаем Калиостро,— - который был перед тем личным другом и помощником химика в лаборатории Пинто, гроссмейстера Мальтийского ордена,— - становящимся другом и протеже кардинала де Рогана. Один высокородный сицилийский принц почтил его своей поддержкой и дружбой, как и многие другие титулованные лица. "Возможно ли тогда",— - задает вполне уместный вопрос м-р Маккензи,— - "чтобы человек со столь обаятельными манерами мог быть лживым обманщиком, как это пытались доказать его враги?"
Главной причиной всех его жизненных трудностей был его брак с Лоренцой Феличиани, которая была орудием в руках иезуитов; и двумя меньшими причинами были его исключительно добрая натура и та слепая доверчивость, которую он проявлял в отношении своих друзей -- некоторые из которых стали предателями и его ненавистными врагами. Никакое из тех преступлений, в которых его обвиняли, не привело к уменьшению его славы и к ухудшению его посмертной репутации; но все это произошло из-за его слабости к недостойной женщине и обладания тайнами природы, которые он не разгласил церкви. Будучи уроженцем Сицилии, Калиостро, естественно, был рожден в римско-католической семье (неважно, какова была их фамилия) и был взят к себе монахами "доброго братства Кастильонского", как нам рассказывают его биографы; таким образом, ради спокойной жизни он должен был внешне исповедовать верования церкви и оказывать ей уважение, поскольку традиционная политика последней всегда определялась лозунгом: "кто не с нами, тот против нас", и она немедленно уничтожала в зародыше своих врагов. И все же, в связи с этим, Калиостро и по сей день обвиняют в том, что он служил иезуитам в качестве шпиона; и это делают масоны, которые должны бы в последнюю очередь возводить подобные обвинения против ученого брата, который преследовался Ватиканом даже в большей степени как масон, чем как оккультист. И если это было так, то почему же те же самые иезуиты до сих пор поносят его имя? Если он служил им, то как могло случиться, что сам он не оказался пригодным для их целей, поскольку человек такого бесспорного интеллектуального дарования не мог бы плохо справляться или игнорировать приказания тех, кому он служит? И что же мы видим вместо этого? Калиостро обвиняется в том, что он был самым ловким и удачливым обманщиком и шарлатаном своего века; его обвиняют, что он принадлежал к отделению иезуитского ордена в Клермонте во Франции; в том, что он появился (как доказательство его связи с иезуитами) в церковном облачении в Риме. И все же, этот "ловкий обманщик" был подвергнут испытанию и приговорен -- усилиями тех же самых иезуитов -- к постыдной смерти, которая впоследствии была заменена лишь на пожизненное заключение из-за таинственного вмешательства или воздействия, которое было оказано на папу!
Не более ли милосердным и согласным с истиной было бы сказать, что именно его связь с восточной оккультной наукой, его знание многих секретов -- смертельных для церкви -- и вызвало сперва преследования Калиостро иезуитами, и в конце концов суровые меры со стороны церкви? Эта его честность, которая делала его слепым по отношению к недостаткам тех, о ком он заботился, и заставила его поверить двум таким мошенникам, как маркиз Аглиато и Оттавио Никастро, и лежит в основе всех тех обвинений во лжи и мошенничестве, которые ныне расточаются в его адрес. И все грехи этих двух "героев" -- впоследствии казненных за гигантские надувательства и убийство -- ныне сваливают на Калиостро. Тем не менее, известно, что он и его жена (в 1770 году) остались без средств в результате бегства Аглиато со всеми их денежными сбережениями, и были вынуждены просить милостыню во время своего пребывания в Пьемонте и Женеве. Кеннет Маккензи прекрасно доказал, что Калиостро никогда не участвовал в политической интриге -- которая является самой сутью деятельности иезуитов. "Он безусловно был совершенно неизвестен в таком своем качестве тем, кто ревностно охранял архивы, связанные с подготовкой Революции, и поэтому представление о нем, как о защитнике революционных принципов, лишено всякого основания". Он был просто оккультист и масон, и как таковой, он пострадал от рук тех, кто, добавляя оскорбления к несправедливости, сначала попытались убить его при помощи пожизненного заключения, а затем распространили слух о том, что он был их презренным агентом. Эта хитроумная затея по своей дьявольской изощренности была вполне достойна своих главных изобретателей.
Есть много пунктов в биографиях Калиостро, которые свидетельствуют о том, что он учил восточной доктрине о "принципах" в человеке, о "Боге", обитающем в человеке,— - как скрытая возможность in actu [актуально] ("Высшее Эго"),— - и в каждом живом существе и даже атоме,— - как скрытая возможность in posse [потенциально],— - и что он служил Учителям Братства, которых он не назвал, потому что согласно данному им обету он не мог этого сделать. Доказательством этого является его письмо к новому мистическому, а скорее, разношерстному братству (ложе) Филалета. Данная ложа, как это известно всем масонам, была церемониально, установлен в Париже в 1773 году в Loge des Amis Reunis, основанной на принципах мартинизма,*'1' члены которой специально изучали оккультные науки. Материнская ложа была философской и теософской ложей, и потому Калиостро был прав в своем желании очистить ее потомка, ложу Филалета. Вот что говорится по этому поводу в "Королевской масонской энциклопедии":
15 февраля 1785 года ложа Филалета на торжественном заседании, в присутствии Лавалетта де Ланжа, королевского казначея, банкира Тассина и королевского чиновника Тассиана, открыла братское собрание в Париже... Князья (русские, австрийские, и др.), церковники, советники, рыцари, финансисты, адвокаты, бароны, теософы, каноники, полковники, профессора магии, инженеры, писатели, доктора, купцы, почтмейстеры, герцоги, послы, хирурги, учителя языков, судебные исполнители, и, особенно, две лондонские знаменитости -- Босье, купец и Брукс,— - участвовали в этом собрании, и к ним можно добавить месье графа де Калиостро и Месмера, "изобретателя", как пишет о нем Тори "Acta Latomorum, том 2, стр. 95", "учения о магнетизме"! Без сомнения, это было собрание столь достойных людей, способных привести мир в порядок, какого никогда не видела Франция ни до, ни после того!
Недовольство ложи было вызвано тем, что Калиостро, сперва предложивший взять на себя заботу о ней, отказался от своих предложений, так как "собрание" не приняло постановления о египетском ритуале, а также из-за того, что Филалеты не согласились предать огню свои архивы,— - что было его sine qua non [необходимым] условием. Кажется весьма странным, что его ответ этой ложе рассматривается братом К. Р. Х. Маккензи и другими масонами, как исходящий "из иезуитского источника". Сам его стиль является восточным, и никто из европейских масонов -- и менее всего, иезуиты -- не мог бы написать в такой манере. Вот каков был этот ответ:
...Неведомый великий магистр истинного масонства бросил свой взор на филалатианцев... Тронутый искренностью открытого признания их желаний, он соизволил простереть свою руку над ними, и согласился пролить луч света в темноту их храма. Это есть желание неведомого гроссмейстера, показать им существование единственного Бога -- основы их веры; первоначальное достоинство человека; его силы и его предназначение... Показать, что они познают благодаря действиям и фактам, благодаря свидетельству органов чувств -- БОГА, ЧЕЛОВЕКА и промежуточные духовные существа (принципы), находящиеся между ними; всему этому истинное масонство дает символические значения и указывает истинный путь. Пусть же филалеты примут учения этого истинного масонства, подчинятся правилами его высшего руководителя, и примут его постановления. Но прежде всего да будет очищено Святилище, и пусть филалеты знают, что свет может снизойти лишь на Храм Веры (основанной на знании), а не на Храм Скептицизма. Пусть они предадут огню бесполезные и ненужные залежи своих архивов; ибо лишь на руинах Храма Беспорядка может быть воздвигнут этот Храм Истины.
В оккультной фразеологии некоторых оккультистов "Отец, Сын и Ангелы" обозначают сложный символ физического и астро-спиритуального ЧЕЛОВЕКА.*'2' Джон Г. Гихтель (конец 17 века), страстный поклонник Беме, о котором Сен-Мартен рассказывает, что он был женат "на небесной Софии", Божественной Мудрости,— - использует этот термин. Таким образом, легко увидеть, что имел ввиду Калиостро, показывая филалетам на основании их собственных "чувств", "Бога, человека и духовных существ-посредников", которые существуют между Богом (Атмой) и Человеком (Эго). Не сложнее понять и истинный смысл его слов, когда он упрекает братьев в своем прощальном письме, говоря: "Мы предложили вам истину; вы пренебрегли ею. Мы предложили ее ради ее самой, и вы отвергли ее из-за любви к формальностям... Можете ли вы возвыситься до (вашего) Бога и знания себя самих при помощи вашего секретаря и собрания?" и т.д.*'3'
Существует множество абсурдных и совершенно противоречивых утверждений о так называемом Джозефе Бальзамо, графе де Калиостро, некоторые из которых были собраны Александром Дюма к его "Запискам одного врача", с такими многочисленными отклонениями от истины и факта, которые столь характерны для романов Дюма-отца. Но хотя мир и обладает в высшей степени разнообразной и многочисленной информацией, относящейся практически ко всей жизни этого замечательного и несчастного человека, все же о его последних десяти годах и о его смерти не известно ничего определенного, кроме одной лишь легенды, что он умер в тюрьме инквизиции. Поистине, некоторые фрагменты, недавно опубликованные итальянским savant [ученым], Джованни Сфорца, из частной корреспонденции Лоренцо Просперо Боттини, римского посла республики Лукка в конце прошлого столетия, отчасти восполняют этот большой пробел. Эта переписка с генеральным канцлером этой республики, Пьетро Каландрини, началась в 1784 году, но действительно интересная информация появляется только в 1789 году, в письме, датированном 6 июня этого года, и даже тогда мы узнаем не так уж и много.
В нем сообщается о "прославленном графе ди Калиостро, который недавно прибыл из Трентона via [через] Турин в Рим. Люди говорят, что он уроженец Сицилии и удивительно богат, но никто не знает, откуда это богатство. У него было рекомендательное письмо от епископа г. Трентона к епископу г. Олбани... До сих пор его ежедневные занятия, также как и его личный статус и общественное положение, не подлежат никаким упрекам. Многие хотят встретиться с ним, чтобы услышать из его уст подтверждение того, что о нем говорят". Из другого письма мы узнаем, что Рим оказался неблагоприятным городом для Калиостро. У него было намерение обосноваться в Неаполе, но этот план не был осуществлен. Ватиканские авторитеты, которые до тех пор оставляли в покое графа Калиостро, внезапно наложили на него свою тяжелую длань. В письме от 2 января 1790 года, то есть через год после прибытия Калиостро, утверждается, что: "в последнее воскресенье в совете в Ватикане происходили тайные и совершенно необычные дебаты". Он (совет) состоял из государственного секретаря и Антонелли, Пиллотта и Кампанелли; монсиньор Фиггеренти выполнял обязанности секретаря. Предмет рассмотрения этим тайным советом оставался неизвестен, но слухи утверждали, что он был созван по причине внезапного ареста в ночь с субботы на воскресенье графа ди Калиостро, его жены и капуцина Фра Джузеппе Мавриджио. Граф был заключен в форт Сен-Анджело, графиня -- в монастырь св. Аполлония, а монах -- в тюрьму Арачели. Этот монах, который называл себя "отцом Свиззеро", считался сообщником знаменитого мага. В число преступлений, в которых его обвиняли, включено было обвинение в распространении некой книги неизвестного автора, осужденной на публичное сожжение и озаглавленной: "Три Сестры". Цель этой книги -- "стереть в порошок три определенные персоны знатного происхождения".
Легко догадаться об истинном значении этого совершенно исключительного в своей неправоте толкования. Это была работа по алхимии; "три сестры" символически обозначают три "принципа" в своем двойном символизме. В оккультной химии они "распыляют" тройной ингредиент, используемый в процессе трансмутации металлов; на духовном плане они уничтожают три "низших" персональных "принципа" в человеке,— - это объяснение, которое должен понять любой теософ.
Суд над Калиостро продолжался в течение долгого времени. В письме от 17 марта Боттини пишет своему корреспонденту в Лукке, что знаменитый "чародей" в конце концов предстал перед святой инквизицией. Действительная причина затягивания судопроизводства была в том, что инквизиция, при всей своей ловкости в фабрикации доказательств, не могла найти веских свидетельств, чтобы доказать вину Калиостро. Тем не менее, 7 апреля 1791 года он был приговорен к смерти. Он был обвинен в различных и многочисленных преступлениях, самым главным из которых было то, что он масон, "иллюминат"*'4' и "чародей", занимающийся противозаконными и запрещенными исследованиями; он был также обвинен в высмеивании святой Веры, в причинении вреда обществу, в обладании большой суммы денег, полученной неизвестными способами, и в том, что он подстрекал других людей, невзирая на пол, возраст и социальное положение, делать то же самое. Короче говоря, мы видим несчастного оккультиста, приговоренного к позорной смерти за совершенные им дела, подобные которым ежедневно и публично совершаются и по сей день многими великими магистрами масонов, так же как и сотнями тысяч каббалистов и масонов, имеющих предрасположенность к мистике. После этого приговора, "архиеретические" документы, дипломы от иностранных дворов и обществ, масонские регалии и семейные реликвии были торжественно сожжены общественными палачами на пьяцца делла Минерва, перед огромными толпами народа. Сначала были уничтожены его книги и инструменты. Среди них была рукопись книги о Maconnerie Egyptienne [египетском масонстве], которая, таким образом, не могла больше служить свидетельством в пользу опороченного человека. После этого осужденный оккультист должен был перейти в руки гражданского трибунала, если бы не случилось таинственное событие.
Некий чужестранец, которого никто никогда не видел в Ватикане ни до того, ни после, появился и потребовал личной аудиенции у папы, послав ему через кардинала-секретаря некое слово вместо имени. Он был немедленно принят, но оставался у папы лишь несколько минут. Он ушел не раньше, чем его святейшество отдал распоряжение заменить смертный приговор графу на пожизненное заключение в крепости, называемой замком св. Льва, и чтобы вся эта операция была проведена в великой тайне. Монах Свиззаро был осужден на десятилетнее заключение; а графиня Калиостро была выпущена на свободу, но только для того, чтобы ее снова заключили в монастырь по новому обвинению в ереси.
Но что такое был замок св. Льва? Он находится ныне на границе Тосканы, и был тогда в папском государстве в герцогстве Урбино. Он построен на вершине огромной скалы, почти отвесной со всех сторон; чтобы попасть в "замок" в те дни, надо было забраться в своего рода открытую корзину, которая поднималась при помощи канатов и блоков. Что же касается преступника, то его помещали в специальный ящик, после чего тюремщик поднимал его "со скоростью ветра". 23 апреля 1792 года Джузеппе Бальзамо -- если называть его таким образом -- вознесся на небеса в ящике для преступников, и был навечно заточен в этой могиле для живых. Последний раз Джузеппе Бальзамо упоминается в корреспонденции Боттини в письме, датированном 10 марта 1792 года. Посол рассказывает о чуде, совершенном Калиостро в своей тюрьме во время отдыха. Длинный заржавленный гвоздь, вытащенный узником из двери, был превращен им без помощи каких-либо инструментов в остроконечный трехгранный стилет, столь же гладкий, блестящий и острый, как если бы он был сделан из прекрасной стали. В нем можно было опознать старый гвоздь только по его головке, оставленной узником для того, чтобы она служила в качестве рукоятки. Государственный секретарь приказал отнять его у Калиостро и доставить в Рим, и удвоить наблюдение над последним.
Наступило время для последнего пинка, совершенного ослом по умирающему, или уже мертвому, льву. Луиджи Анголини, тосканский дипломат, пишет следующее:
В конце концов, этот самый Калиостро, который делал такой вид, как будто он был современным Юлием Цезарем, который приобрел такую славу и столь много друзей, умер от апоплексического удара 26 августа 1795 года. Семирони похоронил его внизу в дровяном сарае, из которого крестьяне частенько воровали королевское добро. Хитрый капеллан очень точно рассчитал, что человек, который во время своей жизни внушал такой суеверный страх всему миру, будет внушать людям то же самое чувство и после своей смерти, и таким образом охранит его от воров...
Но все же -- вот вопрос! Умер ли в действительности Калиостро в замке св. Льва и был ли погребен там в 1795 году? И если это так, то почему тогда хранители в замке Сен-Анджело в Риме показывают наивным туристам небольшое квадратное отверстие, к котором, как говорят, был заключен и "умер" Калиостро? Почему такая неуверенность или -- такой обман, и такое разногласие в легендах? Существуют масоны, которые по сей день рассказывают в Италии странные истории. Некоторые из них говорят, что Калиостро необъяснимым образом исчез из своей поднебесной тюрьмы, и таким образом вынудил своих тюремщиков распространять сообщения о своей смерти и погребении. Другие утверждают, что он не только исчез, но, благодаря Эликсиру Жизни, все еще жив, хотя ему уже более ста двадцати лет!
Почему,— - спрашивает Боттини,— - если он действительно обладал теми силами, на которые претендовал, он на самом деле не исчез от своих тюремщиков, и таким образом не избежал вообще такого унизительного наказания?
Мы слышали о другом узнике, во всех отношениях более великом, чем на это когда-либо претендовал Калиостро. Об этом узнике тоже говорили с насмешкой: "Он спас других; себя он не смог спасти... пусть он теперь сойдет с креста, и мы уверуем... "
Сколь долго еще будут милосердные и доброжелательные люди создавать биографии живых и разрушать репутации умерших с таким ни с чем несравнимым равнодушием, при помощи безосновательных, а часто и полностью ложных сплетен о людях, будучи при этом, как правило, рабами предрассудков!
Мы вынуждены думать, что до тех пор, пока они остаются в неведении о законе кармы и его железной справедливости.26 марта 2004 года 20:03:07
Железная Дева |