Рассказы, истории, сказки

* * * Тетри, молодец!:)))))))
:))))))))
26 февраля 2001 года 18:32:58
Мари Ш@нсон | marischanson@hotmail.com | Вюрцбург | Германия

Мир Искусства
Встреча гениев
В достоверности данной истории не ручаюсь, хотя услышал это от приятеля. Не знаю, описан ли, где этот случай, или это просто анекдот, но передаю, как слышал, своими словами, но ничего от себя не прибавляя.
Великий советский композитор Арам Ильич Хачатурян был как то в Испании, и решил посетить великого испанского художника Сальвадора Дали, отличавшегося своей оригинальностью и эксцентричным нравом. Предварительно связался с секретарем художника и договорился о встрече.
Точно в назначенный час, а это было утром следующего дня, Арам Ильич, захватив бутылочку армянского коньяка и букет цветов, прибыл на виллу художника. Привратник любезно встретил композитора, проводил в большой зал, и попросил немного подождать, прошло несколько минут, привратник появился новь, он принес напитки, фрукты, цветы поместил в вазу с водой, и уверил, что художник дома, и скоро появится. Композитор подождал еще с полчаса, рассматривая интерьер комнаты, в доме было тихо, подошел к окну выходившему в маленький внутренний дворик, но и там никого не было видно. Дверь в комнату бала плотно закрыта и заперта, похоже на ключ. Походил по комнате, посмотрел на часы, прошел уже почти час. В комнате было жарко, и он выпил воды, снял пиджак, развязал тугой узел галстука, сел в кресло, нетерпеливо постукивая пальцами по резному дерево.
Ему уже было неловко находиться здесь, может хозяева куда уехали или что-то случилось, он постучал в дверь, позвал привратника, но в доме по-прежнему было тихо. Пальцы уже выколачивать какую-то новую мелодию, а художника все не было. Ни радио, ни телефона в комнате не было. Прошло несколько часов, утомленный организм стал требовать к себе внимания, это был тот случай, когда чувство досады и глубокого стыда заглушали и голод и жару, от этого его бросало то в пот, то в озноб, в комнате не было других дверей, а та единственная было накрепко заперта. Окно тоже было накрепко закрыто. Полная блокада. Но как воспитанный человек, он позволял себе произносить только слова типа, “эй кто ни будь, откройте, пожалуйста”. И вот уже совсем отчаявшись, осмотрел все углы и, найдя какую то вазу для цветов использовал ее по малой нужде. В голове зловеще звучала новая мелодия, только бы выбраться отсюда.
За окном вечерело, в доме зажгли огни, но никто не появлялся. Казалось, он уже стал дремать, когда послышались шаги, дверь с шумом распахнулась, зазвучала громко музыка, и в комнату ворвался голый человек с кинжалами в руках и зубах. От неожиданности Арам Ильич опешил, звучала его мелодия. Танец с саблями из балета “Гаяне”, под эту музыку перед ним в неистовой пляске в чем мать родила выступал сам Сальвадор Дали с кинжалами. Танец закончился, и художник также поспешно удалился, оставив в одиночестве изумленного маэстро. Дверь вскоре открылась, вошел привратник, аудиенция окончена, мастер очень доволен вашей встречей и в знак признательности преподносит Вам свой альбом с дарственной надписью. Взглянув на надпись, Моему дорогому другу, Хачатурян просто дико расхохотался.
В гостинице Хачатурян на вопрос, как прошла встреча рассеянно ответил все нормально, но на другие вопросы только отмахнулся, но всю ночь во сне передним плясал горячий испанец. О том, что же произошло, он рассказал значительно позже. Как оказалось Дали целый день работал вдохновленный, мучениями композитора, за которым он наблюдал через камеру. Но испытания еще не окончились, вскоре Дали дал интервью по телевиденью, где упомянул о встрече с великим Хачатуряном, при этом он загадочно улыбнулся, “ну просто чудная встреча” и доверительно добавил, “Вы знаете, этот композитор очень веселый и оригинальный человек, представляете, он для своей нужды использует не иначе как цветочные возы, очень утонченная натура.”
28 февраля 2001 года 09:42:55
Alx | MO | PF

Уточнение
Оказывается события у Дали протекали в два этапа: первое — блокировка с вытекающими последствиями это случилось Луи Арагоном, а танец с Арамом Ильичем Хачатуряном. Марка коньяка “Арарат”. Приношу свои извинения за неточность
1 марта 2001 года 07:22:23
Alx | MO | PF

Juri Streltsov
Konserva...
Skazka o sotvorenii mira
3 марта 2001 года 09:11:17
Juri Streltsov | ua3qcq@hotmail.com | Krems | Oesterreich

Илья Метальников
Самые сильные и самые злые
Я проснулся от луча света, коснувшегося моей головы. Теплый и ласковый небесный поток согревал мой лоб, и выступившие капельки пота, должно быть, так причудливо блестели в этой полутемной комнате! Галя разметалась на своей половине дивана, ее согнутая голая нога лежала на мне, так что казалось, будто она и спящей хочет продолжить наши ночные безумства. Почему бы не взять ее, пока она спит? Я перевернулся и поцеловал ее в губы, надеясь, что она примет мои ласки. Но Галя вдруг проснулась и уставилась на меня широко открытыми от испуга глазами — вероятно, я прервал какой-то ее ночной кошмар, быть может, избавил от вязкого и ненужного сна, или просто мой поцелуй привел в действие те женские рефлексы, что ведут свое происхождение от пещер и землянок далекой древности.
Ее испуг был так по-детски преувеличен, что мы вместе рассмеялись: сначала я, а потом и она присоединилась к моему смеху. День обещал быть чудесным.
Рядом с диваном, на котором мы так хорошо провели ночь, стоял большой аквариум, и две плоские и полосатые рыбы неподвижно висели в прозрачной воде возле небольшого кусочка зеленого оргстекла. Приглядевшись, я заметил на нем какие-то крошечные шарики. Да это ведь икринки! Рыбы охраняли свое пока нерожденное потомство, икру, из которой скоро появятся очаровательные маленькие рыбки. Рукой я указал Галине на аквариум.
— Это так торжественно, то что они делают!,— промолвила она, через некоторое время нарушив наше молчание, повернув голову и подперев ее рукой,— это как почетный караул у новой жизни; ведь они также, как мы с тобой, любили друг друга ночью! И теперь у них есть дети, потомство, те, кто будет лучше и красивей их, а потом и у них будут дети, и все больше и больше!
От возбуждения Галя резко повернулась ко мне.
— Может, и у нас когда-нибудь будут дети?,— она вглядывалась мне прямо в глаза — так, что я видел опоясывающие широкие зрачки искорки, искорки из чистейшего перламутра,— и наши дети вырастут и станут добрей и красивей нас, и они совершат много-много хороших поступков — накормят голодных, вылечат больных, построят дома бездомным, утешут плачущих!
Некоторое время мы целовались. Теперь-то уж точно настало самое настоящее утро: комната была почти полностью освещена игривыми солнечными лучиками, и они бегали по стареньким обоям с темным пятном у потолка, по нашему дивану, по мебели и паркету. Один робкий лучик даже заглянул в аквариум и спугнул большую полосатую рыбу, но скоро он ускакал дальше, а рыба продолжила спокойно шевелить плавниками около кладки с икрой.
— Ты меня любишь?,— спросил я шепотом.
— Ну конечно. Зачем ты спрашиваешь, ты же и так знаешь. Если б не любила, то не была бы сейчас с тобой. И сейчас, и ночью...
— Значит то, что мы были вместе ночью, означает, что мы любим друг друга, а то, что мы любим друг друга, дает нам право заниматься любовью, так?
— Ну... Наверное, да. — Галя обеспокоенно посмотрела на меня, предчувствуя какой-то подвох.
— А как быть с теми, кто занимается любовью просто так, без всякой любви, без настоящего чувства?
— Мы не такие.
Задумавшись каждый о своем, мы лежали бок о бок. Галина тихонько постукивала ноготком по стеклу аквариума.
— А давай сделаем это, как они?,— спросил я.
— Кто — они?
— Давай сделаем это, как рыбы! Давай отложим икру!
— Ты... ты серьезно?,— спросила она, покусывая зубами тот ноготок, которым только что стучала по стеклу.
— Я совершенно серьезен. Я люблю тебя и хочу сделать это.
— Может, мне маме позвонить, посоветоваться?
— Думаю, не стоит. Начнутся лишние вопросы, знаешь... — я пренебрежительно помахал рукой. — Ну так что, приступим?
Мы принесли из ванной пластмассовый тазик, налив туда немного теплой воды и поставили его на пол возле дивана. Галя пожаловалась, что ей холодно и страшно, и я надел на нее свою красную байковую рубашку. Успокаивая, я стоял сзади и гладил ее по плечам и животу. Кроме рубашки на ней ничего не было надето, и я начал потихоньку возбуждаться. Она встала над тазиком с водой, разведя ноги. Я шептал ей ласковые слова, поглаживал. Через примерно минут пять я заметил, что Галя напряжена до предела, обеспокоенно посмотрел на нее — и вдруг услышал громкий всплеск, и тут же Галина расслабилась.
В белом пластмассовом тазу лежала полупрозрачная желтая икринка размером чуть больше куриного яйца, по виду не твердая и как бы немного мятая, не совсем круглой формы. Мы отпраздновали появление первенца поцелуем.
За последующие четыре часа мы заполнили таз полностью, я сбился со счета на девятом малыше, но это было совершенно неважно.
— Все!,— промолвила Галя,— больше никого нет. Я пустая. Теперь ты...
Мне даже не надо было раздеваться, я был голым и возбужденным. Как опытная женщина, Галя стала помогать мне — пальчиками она схватила мой твердый орган и начала нежно двигать рукой. Меня не пришлось долго ждать, оргазм накатил неожиданно и резко. Я охнул от наслаждения, подняв голову, а Галина принялась поливать моей спермой нашу икру. Белая пенная струя все лилась и лилась, заполняя промежутки между блестящими икринками... От полноты чувств я чуть не потерял сознание.
— Ну вот и все...
— Ты любишь меня?,— спросила она.
— Я люблю тебя. Я обожаю тебя. Я горжусь тобой.
— Я знаю...
Полусонная, она поцеловала меня в щеку. Мы приняли по пачке феназепама, чтобы не мешать нашим детям, когда они съедят питательную оболочку и выберутся наружу. Галя немного поволновалась, что они не доберутся до нас и погибнут, но я успокоил ее — чувство голода будет лучшим проводником. Я хорошо знал это, и она знала — наша любовь дала нам превосходные родительские инстинкты... напоследок. Мы знали, что довольно скоро умрем, перестанем существовать, но нас почему-то это не беспокоило — и то, что выбравшиеся из икринок дети съедят наши тела нас только веселило, как хорошая шутка.
— Пусть они будут лучше нас!,— произнесла Галя,— и заснула.
Таблетки действовали на меня немного медленнее, и я лежал, обняв свою любимую, и наслаждался тишиной. Я глянул в белый пластмассовый таз — икринки уже начали шевелиться, что-то черное внутри каждой ритмично дергалось. И я понял, что напоследок должен сказать то, что должен сказать, то, что уже не услышит Галя.
— Наши дети, те, кто придут после нас и насытятся нами! Они не будут возводить домов бездомным, кормить голодных, помогать старым и больным. Сначала они съедят наши трупы, потом своих слабейших собратьев, потом тех, кто мечтателен и не приспособлен к жизни, чьи зубы не так остры, а затем они возьмут весь мир, этот чудесный сверкающий мир, сожмут его в своих руках и выдавят его сок, сок этого мира, а после выпьют его. Они не будут самыми добрыми и красивыми — они станут самыми сильными и самыми злыми, и пусть будет так!
Сверкающее солнце стояло в зените — но в нем ничего не осталось от того робкого и приветливого светила рассвета. Я постепенно засыпал. Из таза на полу раздавался нарастающий шорох. Наступил день.
5 марта 2001 года 20:44:21
Tetraedr | tetraedr@hotmail.com | Regensburg | DE

* * *
razkas o sotvorenii mira...
11 марта 2001 года 08:32:15
Juri Streltsov | ua3qcq@hotmail.com | Krems | Oesterreich

Андрей Солнцев
Детский сад
рассказ
Поспорили как-то Банан и Огурец, кто из них ... эротичнее.
Ясное дело, спор непростой. Плюсы каждого налицо; минусы — минусов вроде бы и нет. Без посторонней помощи не обойтись. Без знатоков.
Ясное дело, знатоков нашлось много. И все такие понимающие, и каждый что-то высказывает... Лишь Умная Тыковка махнула рукой на глупые споры, поправила очки и вернулась к своим умным делам.
А спор тем временем разгорался не на шутку.
Ясное дело: сколько фруктов, столько и мнений. Дебаты не стихали ни днем, ни ночью. Весь сад разделился на два лагеря. Одни говорили: "Да куда ему! Он же еще зеленый!" Другие отвечали: "А ему куда? Желтый весь уже!" Чуть до мордобоя не дошло. Но решили соковыжималку второй раз не изобретать и пошли с поклоном к Умной Тыковке — мол, рассуди спор наш.
Ясное дело, такие дела так просто не решаются. Собрали суд, наняли адвокатов — Баклажан для Огурца и Кочан Капусты для Банана. Судьёй назначили Тыковку.
Ну и началось.
Баклажан икру мечет, Кочан кочевряжится; судья Тыковка от усталости лыко не вяжет...
Пока спор да дело, неделя пролетела.
Обстановка накалилась до предела. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы Умная Тыковка так отважно не взяла на себя ответственность и не объявила бы ничью.
Воцарилась тишина. Страшная, непредсказуемая тишина. Поползли капельки пота, взмокли черенки и лысины...
А через секунду раздались аплодисменты: одни, вторые, третьи — зал взорвался ликованием; радовались все. Как это здорово: и этот эротичный, и этот; выбирай кого хочешь — совет да любовь, и никаких проблем! Они выбрались на свежий воздух и, обнявшись, счастливые и довольные, отправились всей толпой в ближайший бар хорошенько это дело отметить.
...Толпа затихала вдали.
Умная Тыковка долго смотрела им вслед, потом присела на скамеечку, закурила и горько-горько заплакала.
8 февраля / 4 марта 2001
14 марта 2001 года 13:02:53
Андрей | Таллинн | Эстония

* * *
Konserva Sekretnaja
Радиолюбительская сказка
Глава 1
В воскресенье апрельское, после семинара ночного аграриев областных,
Иван Больших Ивану поменьше стелефонировал. Слов много в трубку не стал напихивать, десятком русским и американским одним обошёлся...
А опохмелив тёзку своего манером таким и сапоги не снявши в сон опрокинулся.
Ухватил Иван меньшой тыковку руками и в думу обрушился. Рушится себе
обваливается, потно кумекает, кто же в фермеры годен? Народ у них дошлый,
кулаченный, кто для сэбэ лошадить станет? Да и землицы севной отдавать нехотца.
Есть одно поле, с войны не пахано, да боязно люду там. Рельсы в траве утоплены,
а в них цистерна брошена. Ничего на боках крутых не написано, люки на века сваркой
заварены. Из района как-то бумага была, и в ней обозвана цистерна та консервой секретною и трогать её никому чтоб не велено!
Дальше Иван таким образом кручинится, кручинится, а сам приёмничек свой самодельный покручивает, вдруг услышит что дельное. А приёмничек-то не простой, в радиостанцию он превращённый и армейским телеграфным ключём оснащён.
Повёртывает значит Иван меньшой ручечки, мысли мыслит. А в голове его, как в приёмнике, сплошной непроход. Пусто.
Только один дед Павл морзой балуется, друга своего из района выпискивает.
Не он ли мне нужен,— Ваня смекалит,— старик хоть куда! Опять же электрик бывший, к тому же лошадный. Нестыдный значит фермер получится.
Вобщем сдумано-сделано. Отстучал Ванюша деду Павлу по морзе, мол так и так, делай QRT, туши свет и дуй до горы, то есть до мэнэ.
И часа не прошло, а уж стоит дед Павл пред Иваном как нарисованный, как и с иконы сошедший. До того благообразный дедушка, что не удержался Иван меньшой, чая принёс, угостил старика.
Два чайника, незаметно так, за разговором и опрокинули.
За жизнь конечно сначала погундосили, но и о деле не забыли. Зарделся дед Павл, вспотел, то ли от чая, то ли от задачи поставленной. Но от третьего чайника и от задачи не отказался.
Ударили они уже под утро по ключам, то есть по рукам, и отправился старик домой ко своей старухе, то есть к лошади. Решил он к объекту не на велике, а на телеге подъехать. Так оно и на случай дождя умней было, да и солидности прибавляло.
Запряг значит дед Павл лошадь, смазал телегу, бросил соломки сверху, сухариков пару, чайник люминевый, присел на дорожку, перекрестился и был таков.
Глава 2
Белой молнией мчит резвый конь по колхозным полям, белым флагом реет Павлова борода над телегой... Вот уже и поле невспаханное показалось. А посредине поля и цистерна курганится. Правит дед Павл лошадь прямо на цистерну, правит, покрикивает, посвистывает, сам себя веселит.
А цистерна всё ближе и ближе рисуется. Что-то знакомое деду Павлу мерещится. Напрягается старичёк, вспоминает. Как две капли воды, на ГУ-29, на лампу, похожа-то цистерна! Хлынули на дедушку воспоминания, увлажнились гляделки его васильковые, потерял он бдительность очень нужную, совсем близко к консерве приблизился.
Хочет он ещё ближе подъехать, да конь упрямится. Чует животина опастность какую-то.
А тем временем в цистерне что-то всхлипнуло, крякнуло, погогудывать стало. Что твои аноды бока заалели, в красноту перешли. Опомнился дед Павл, отскакнул назад, и вовремя. Полыхнуло от цистерны светом невозможным, да и чвякнула она со всем своим удовольствием. Отбросило фермера вместе с конём и телегой в сторону и свалились они в яму, да слава Богу не в простую, а в специальную, то есть в блиндаж заброшенный.
И только туда они сверзились, ещё один взрыв раздался, посильнее первого.
Загугукало по полю, ходуном всё заходило. Залез дед Павл под телегу ни жив, ни мёртв.
А как только гуканье на убыль сошло, решился он из ямы показаться.
Показался и видит. Огромный костёр в поле пылает, а вокруг него ещё десят горят.
И каждый свой размер имеет.
Подивился Павл зрелищу такому, да и назад засунулся по причине жары несусветной.
Дай думает, обожду маленько, дождусь охлаждения почвы, сухариков пожую. А сухариков пожевавши и водички попивши, прикимарил чуток, аж до утра следующего.
Глава 3
А по утряне был поражён он происходящим.
Поле его от колхоза полученное, неузнаваемым стало. Ни кустика, ни травинки на нём не осталось. Ни один микроб не задержался,— всё выжгла консерва секретная. Всё выжгла и не унимается, также полыхает, также жаром пышет. Стоит себе на краю поля, у оврага, и освещает всё ею содеянное.
Охнул дед Павл от увиденного, подкосились ножки его, рухнул он в телегу и подался из блиндажа вон, до хаты.
А поле бедное всё иссохнулось и на десять частей поделилося. Там где вчера десять костров горело, сегодня десять горевищь-пепелищь подымливает...
Глава 4
На 15 дней задождило.
Те 15 дней пребывал он дома в печали. Не отворялась дверь его избушки, не вращалась ручка его приёмника. Исхудал старик, почернел лицом, всё не в радость ему.
На шестнадцатый день распогодилось. Заиграли на солнце луга заливные, задурманила сирень в палисаднике. Ожил и наш дедушка. Захотелось ему пива с тараночкой.
А после пива жизнь опять и наладилась. Застучала ключиком, полетели палочки да точечки по эфиру в разны стороны.
А тут и друг подошёл дедушкин. Что-то давно не слышались,— отстукивает. А он в ответ про свою беду рассказывает, совет исспрашивает.
И друг ему вот что советует.
Поезжай,— пищит,— снова на поле, прихвати с собой сошку вострую, запряги в неё своего коня и вспаши ты степь ту сгоревшую, да засей её чистым зёрнышком, поглядишь потом, что там вырастет.
Глава 5
Снова в поле дед собирается, агрономские книжки штудирует, мысли дельные в тетрадку вмещает. Уже и зерном отоварился и сошкой разжился. Послезавтра, думает, и отправлюсь в путь.
А вот и послезавтра уже на пороге стоит, деда Павла дожидается. Запрягай мол дедушка лошадь, крести лоб свой морщинный, полезай на телегу и бывай себе с Богом!
Едет Павл утром майским по полям колхозным, едет себе жаворонка слушает, сам на песни срывается. Пчелой кружит вкруг телеги, от счастья визжит, друг его лучший, пёс охотный, Жорка ушастый.
А из норок-то полевых, мышки голодные носики высовывают, к зерну дедову прицеливаются, разведчиков во след посылают. Интересно им, куда дед пылит.
А дед пылит себе и пылит, бороду поглаживает, да губами на коня почмокивает.
Так и доехали они в своё удовольствие.
Доехали и видят. Земля обугленная на десять частей делёная к цистерне тянется, а та
Секретная и тухнуть не думает, что твой костёр пионерский работает.
Подивился дедушка вместе с Жоркою чуду этому, подивился и за работу принялся. Запряг он коня в сошку и на поле каждом засевы пробные устроил.
На первых восьми, с краю которые начинаются, получилось, а на последних двух,
которые к консерве ближе, не удалось по причине жары адовой.
На этом их посевная и закончилась. Отбыли они к вечеру домой, а через две недели снова нарисовались, посмотреть значит на всходы пшеничные.
Нарисовались и опять же первым делом на цистерну подивились. Горит родимая, слабже не стала!
Потом за обозрев полей принялись.
На первых, которые с краю, ничего не проклюнулось. Даже зёрен не обнаружилось, Жоркой не вынюхолось.. То ли мыши повытащили, то ли земля поглотила. Зато на седьмом фермер порадовался, а на восьмом прослезился даже...
Вобщем пошло дело. Заскрипела сошка, полетели зёрна...
Глава 6
Засеял старик значит оба поля, у неба дождика попросил и снова домой подался, за книги засел. Не верит он агроному колхозному, сам всё ущучить пытается, морзой с умными людьми перестукивается, внуков Мишу с Алёшей из города ждёт.
А на поля дедовы осадки выпали, да не простые, а кислотные. Одно поле, которое седьмое-покраснело, а другое, восьмое-посинело.
На красном сорняки появились, а на синем лужи.
Приехал через неделю господин товарищ фермер колхозный, а на седьмом одни сорняки уже живут. От пшеницы и следа не осталось. Вымахали те сорняки красномордые выше деда Павла, по росту с Мишей и Алёшей сравнялись. Стоят их главари в середине, семечками гнилыми на внуков скалятся, отряды свои передовые на поле синее шлют.
Глава 7
Не вынес дедушка Павл такого над собой насмехательства. Велел он Мише с Алёшей прутья в орешнике резать и коня седлать. В рубахи белые облачились, на головы шлемы напялили танкисткие и в сорняки бросились.
И рубились они с сорняком со зловредным аж до вечера позднего. Люто рубились, прутьев много сменили, а до главарей так и не добились.
Стемнело над полем. Затихла страшная сеча. Полегали ребята в канаву на отдых, а Жорку ушастого часовым оставили. Но и Жорка не из железа сделанный, сморило и его к полуночи. Заполз он под телегу и уснул богатырским сном собачьим.
А сорняк что в центре топорщился не спал в ту ночь, на все сто передых попользовал.
Переполз он на поле синее и обратился там в пшеницу нормательную. Обратился и корни пустил, а корни пустивши, колосья выпростал. Да колосья те были не настоящими, внутри полыми...
А к обеду, день на следующий, доконал таки дед со внуками поле то неудачное. Истребил всю рать поганую, полил керосином красноту ядовитую, на века отбил охоту селиться там сорняку двухметровому.
Глава 8
Ну а те, бывшие, размножаться начали и к уборочной половину поля заняли. Повремени ещё с недельку дед и не осталось бы там пшеницы стоящей. Пришлось бы ему дедушке и это поле керосином сдабривать. Но вовремя поспел старик со внуками.
Серпами сжали они поле синее, спасли урожай от гибели. Отвезли они часть зерна к элеватору. Хлебом станет то зерно людям добрым. А вторую часть себе оставили, чтоб на год на будущий посадить его в поле синее, близ которого до сих пор секретная полыхает.
18 марта 2001 года 13:41:06
Juri Streltsov | ua3qcq@hotmail.com | Krems | Oesterreich