РОМАН ЭСС
---------------------
www.stihi.ru
Все мглы и мглы! Две слабые звезды Едва мерцают в грозных мрачных тучах. В деревне темной голые кусты Ерошит ветер в пустоте дремучей.
Поэт забвенный, в дикой стороне Всю ночь брожу я по замерзшей глине. Два фонаря! Вот только други мне На безответной гибельной пустыне.
Чуть желтых окон тает два огня В тяжелых мглах на черных километрах. Все снег и дождь! При круге свете я О злой тоске задумаюсь поэтов.
Под черным ветром окаянных лет Угрюмый лес чуть виден, стонет, плачет. На сотни верст живой души здесь нет. Как все черно! Как беспросветно-мрачно!
Темнеет церковь за селом вдали, Да иногда в коряги да овраги Вдруг мертвый месяц трупом из петли Щербатит зубы в жуткие овраги …
________________________________________
ИЗ ПАЙОНУСА
Гармоний слушатель зазвездных неслучайный, Как я скажу глухому миру з д е с ь? Всех светов тьмы свидетель чрезвычайный Один сопутник, кто хоть тут он есть ль?
В сенате Рима скиф, я варвар дикий Не песни пел – пророчил в их чертог. Но в шапке войлочной, посол снегов великих Гиперборейских, я смешон средь тог!
Им говорил: На Севере равнинном У вечных льдов, где Рима ветр едва Шевелит ели, грозным исполином Восстанет некогда Рим новый – град Москва.
Затем за ним столицей Руса грозной Поднимет Бог, земли и звезд Творец, Еще страшнее город семизвездный. Он Град Конца, он смертных всех венец!
Там новый мир! Там центр всей вселенной В подлунном круге в блещущих снегах Не в ваших плоских картах неизменный Восторгнут будет! Честных рай в веках.
Едва сенаторы тому, смеясь, внимали. Их беспокоил Сулла и Восток. Из кожи кркодиловой сандалии У Гая Терция – и на ослов налог!
На языке невнятном латинянам Среди сенатских споров, склок и врак Иным послам — восточным страшным странам Вплоть до Китая рек глупцам, дурак!
И ныне у престола фараона, На Север глядя в лунные пески, К звезде Полярной, слогом похоронным Кому не ведая, сижу, пишу стихи!
Я тут услышан, понят и обласкан У египтянок во Дворце Цариц. И нежным сердцем женщин сих всечасно Я утешаем скифским летом птиц.
Я им пою, созданьям Легкомыслья, Все тут же забывающим… Восток! Ночами с пирамидой звездных истин Беседуя – и слышит мертвый бог!
Иду поутру: персы и армяне, И Нила данники – все судит за спиной С кривой усмешкой: — Что за народ, славяне? И этот Рос … что их за бог такой?
___________________________________________
Зачем, холодная луна, Ты манишь девою в пустыни Сквозь райских птиц в углу окна Лицом восточным круглым ныне?
Усталый гусь один летит Едва-едва вон на востоке. Он плещет, жалобно кричит Своим товарищам далеким.
На серебристые дома, На побелевшую деревню Уж опускается зима, Но белый мир ей еле внемлет.
Я вижу шелк и аксамит, Парчу полей и огнь синий. И как дорогою спешит Ночная гостья на машине.
Когда в реке окрепнет лед, Я знаю: Муза то нежданно В лачугу с инея стукнет С американским чемоданом.
Потом в халатике простом Она и я — мы сядем двое Во облуненный светлый дом С огромной снежною луною.
____________________________
АРИОН
Поэт, брожу вне города поэтов, Среди глухих я был там шут великий! И вижу, как невежество планету Заполоняет дикостью без книги.
Без строф и рифм дичалые стада У телебашни возятся Циклопа, Пяты целуя в черных городах В глухонемых и безьязыких толпах.
Смывает в бездны пляжи, города, Мосты, вокзалы, блеянье их прессы; Газет и сплетен скотская орда – Все в грязь мешает прозой бессловесных!
Один я чту стихи лишь камышам, Кристаллам, птицам на спасенной лире; И песнь пою я выжившим птенцам, Как Арион в цветущем снова мире.
Неандертальцев атомных народ Почти забыл я – Путь, Забвенье, Лета! И – зверь, и камень с тучами ползет Послушать книги вечного поэта.
Средь глаз зверья и муравьиных троп Луна и солнце песням рукоплещут. Кто гнал меня – того сожрал потоп. Кто ел меня – те превратились в вещи.
_____________________________________
МОСКОВСКОМУ ПОЭТУ, ПИШУЩЕМУ О РОССИИ
Москвич, айда в деревне посидим! С евроремонта светлых кулуаров Приедь сюда, забудь свой Третий Рим! Вернись в Россию, а не в мемуары.
Вот, скажем, скотником ты будешь здесь пахать. На старой ферме в жиже да в навозе Всю жизнь по горло ржавы цепи ковырять В январь при ветре на слепом морозе.
Айда, москвич! В резиновых ботфортах Бродить селом! За то притом дадут - В фуфайке древней пострашнее черта – Три тыщи рэ за гиблый рабский труд.
Потом в воспоминаниях напишешь Про то, как дохнут поросята вдруг … Иль … про бумагу на налог в пять тысяч Для загранвиз районных чиновнюг.
Про то, что стоит новая кастрюля Здесь в магазине 800 рублей, Да про Арбат … да про московскую финтюлю - Средь томных луж разьезженных колей!
И ты вздохнешь на ржавую кастрюлю. (А куры жрать канючат, а проглот Баран с барнихой!) Ах, не нервируй, Муля! И сжав виски, бежишь ты в огород.
А там уж жук что красная калина! Опять с гвоздя водища в сапогах! Ревет и стогнет жадная скотина, В калитки тыча ноги и рога.
«Где ж взять три тыщи на продукты в рынок,— Ты станешь мыслить. — Вот … опять трава!» - А уж бубнит шофер, чеша затылок: - Давай, мужик, шесть тысяч за дрова!
Что за кошмар! Бывало, я в Антибах Писал стихи про ясность русских рек! В сей поэтической деревне русской гиблой Ты завопишь: — У, пропасть на вас всех!
А там стучат в ворота: « По бумаге Когда налог заплатишь?» — и как шут Орать ты будешь: — Лба окрестить, собаки, Тут никогда минуты не дадут!
Под вечерок бычок со зла потопчешь, Зачешешь репу в жизненной стезе: « Где взять на трактор денег? – и промолвишь. – Пойти, пожалуй, воровать как все!»
Но воровать уж нечего! Лет десять, Как все повывезло начальство на селе…
………………………………………………….. ………………………………………………….. ………………………………………………….. …………………………………………………...
А в небеси не Бог – хохочет месяц, Как яхта Абрамовича в теле.
Так через год, зарезав скот безвинный, От злой тоски да нищеты такой Запьешь. И скажут: «Ведь вот пил он, как скотина! А был поэт, пожалуй, он большой!»
Совсем иным здесь станешь, брат, поэтом, Румяный бог парнасского родства. Купи ж билет! Но … не дает ответа! Народ безмолвствует. Кишит себе Москва………
____________________________________________
ЛИПЕЦКОЙ ДЕРЕВНЕ
Что лучше нам: богатый ад столиц Иль нищий сельский рай страны забытой? Моля взять в долг у безответных продавщиц, Стоит мужик, мечтая о пол-литре.
Вот пейзаж: у кособоких изб Тележку колеей две бабы тянут… Одна в советской болонье, другая из Китайских пятен, свитер с Пакистана.
Мужик на тарахтелке прет бревно Засохшее. Ржавеет в этом рае Пустое поле. Дерево одно Пустое, мокрое. Горбыль козел сгрызает.
Две воробьишки на корыте жестяном Следят у пса на мятый алюминий Остатки каши. Светит за прудом Электросварки огонечек синий.
Последняя корова на Земле В дождливой серости глядит на банный веник. « Не прокормить, проклятую! – во мгле Гугнит старуха. – Нет посыпки, денег!»
В холодном магазинчике села Средь мокрых спин я маюся томленьем. - Повесился Протыгин. Не дала Ему с утра Танюха на похмелье!
А в телевизоре скокочет новый черт На фоне Ниццы, яхт – козою блеет. Безухий бродит и бесхвостый кот У пыльной магазинной батареи.
Что делать в нищем рае, коли есть Нам на аванс 500 рублей? Богатство! И с банкой кильки надо б знать и честь! Прощайте, граждане! Такое государство!
Скорее б ночь! Не видеть нищий рай. Сидим мы с водкой за изрезанной клеенкой: Холодной печки выщербленный край, Его жена болеет селезенкой.
Веселой жизнью золотых столиц: Убийц, профур, богов капитализма И тут мелькает яхтами из Ницц Немой корейский пыльный телевизор!
На серой улице смеркается. Об столб Стрекочет дождь, по избам серо-хмурым… Все тот же мается и чешется козел. И древо жизни – как из арматуры.
А по ночам здесь в пустоте глухой Не видно звезд московских иль турецких – И, как циклоп, сверкает над страной Прожектор глазом былей просоветских.
В глу### ночь в великой немоте Полей продрогших липецких безлесных Забрешет сучка. Светит на кусте Пакет блестящий лейбом «Мерседеса».
__________________________________________
РУССКИЙ АПОЛЛОН
Четырехстопный ямб мне надоел! Но в остальное мысль не влезает. Пора б гекзаметром наш оживить предел Болтливых муз… но виснет… замолкает!
Забыться в удручающих стихах, Во Интернете сидя до зевоты - На либералках, шустрых на словах, На бук угрюмых — наших патриотах.
Поэтов бога трон установлен В селе России. Он снегами блещет! А бог поэзий, русский Аполлон, В Великом Устюге на рынке ловит речи.
Неблагосклонен он до городов И рифмачей квартир космополитских; Сети поэтов, их бетонных строф Чураясь тяжких, матом жжет по-римски.
Он любит дым избушки да луну В сугроб сидящую, как колобок в сметане, Гаданья дев, гармошку, старину С котом и ведьмой в острове-Руяне.*
Наш бог гармоний любит лишь напев Послушать баб у деревень славянских: Полнощны вздохи томных русских дев, Не вздор нимфеток в лаврах итальянских.
Сидит наш бог в урманах и тайгах, Вполне за два столетья обрусевший. Наш Аполлон в ялОвых сапогах Сидит на лавке, с борща раздобревший.
Он ходит в баню. Неодетых нимф Веселый рой готовит ему веник. Мелькают перси … животы … и нимб… Теперь он наш и барин, и помещик.
Помолодев, он щелкает игриво Богиням голым, позабыв о лире,— На коей пошло, однострунно и фальшиво Постмодернисты воют в «Новом мире».
А после бани русский Аполлон, Опохмеленный редькою и квасом, Со мной сидит, в компьютер углублен, Все литжурналы лая сиплым басом. • - санскр.
___________________________________________
Русскому богу
О, бензобак! Ты есмь собой итог Кичливых физиков и лириков – как черви Они гимзят в столицах двух. Ты — бог Всех пресловутых в дымных пробках черни.
О, нефтебаза! Величав твой вид До горизонта с трубами на нивах, Где по ночам на «Вольво» аонид Мелькает фейс московского разлива.
О радуг свет, мерцающий в мазуте! Во время оно жили без наук Пешкобродящие гориллы все, не люди! Вот это – «заец». А вот это – «жук».
Вот это называлося «береза», А это «куст», а это — «птиц в грибах». В стеклобетон окован рай подзвездный, Где мы из глины делаем хлеба.
О водород! О дивные ловушки Нейтронов чудных и высоких доз! До горизонтов милые катушки Сверхпроводимые! О, нанорай до звезд!
О мегаполисы повсюду! Трансглюкатор! О, грандиозный сущий всем и вся Вечноживой трионный Терминатор! Веди нас к звездам, светлая стезя!
_______________________________________
ПОЭТ
Течет, широко разливаясь В долинах — слабенький ручей! В зените солнце посмеваяясь, До пыли сушит злак степей.
Бесплодны путника молитвы! Озера блещет пред тобой С горюче-горькой, ядовитой Водой тяжелой и немой.
И камень серый ноги ранит, Сны миражей волнуют твердь. И на пылящем караване Пыль оседает словно смерть.
Не так ли ты, поэт безумный, При солнце жесткого лучах Среди бесплодных дол угрюмых Звенишь в безжизненных местах?
А мимо мир бежит проворных, Как караваны новостей. Где у озер бессловно-мертвых Мерцают кладбища костей.
_______________________________
БОГАТОМУ ДРУГУ
… Куда ж поедем? Ведь проклятый гремлин Повсюду избран толпами на «Кремлин»! И всюду тянется рука Москвы свободно До тощей шеи русского народа.
Россия – быль… Нью-Йорк дерьма Америк… Мир остальной – он как вонючий морг! Москва, Париж, Мадрид или Нью-Йорк Стальных конструкций – на трухлявой вере!
И всякий тепл, но не горяч в сердцах, Чтоб встать за полночь, радостное пламя, Встречать Христа как родного отца С дороги грязной в дырах сапогами.
Куда ж поедем? Всюду ад и жуть! С зеленых волн на сейнере с орбиты На мысе Горн блистает Млечный Путь В кристаллах льда полночной Антарктиды.
________________________________________
NB! Язык 19 века!
РУССКОМУ ЛЕСУ
Посвящаю Виктору Одину
Вне человечества проклятого последних Времен Земли, как в царствие небес, Взойду на холм, минувших дней наследник, Дивясь, скажу: « Здорово, русский лес!»
В бетонных склепах заживо дымиться Живые трупы в их земных столицах Оставил днесь в день гнева за спиной Над их проклятой роскошью земной!
Благослови, надмирное молчанье, В день теплый солнца поздних октябрей Христьян последних храмы мирозданья - В колоннах сосен нищих деревень.
И вот — я здесь! С английской сумкой этой Прими меня, крестьянский сирый дом! Слежу безлюдья запах всюду тленный И мхом повитый шифер над прудом.
Гнилых сараев мерзость запустенья Святой Руси, а в молодом лесу Забор повален, да одни коренья Глухих берез по рухлому крыльцу!
Уже октябрь. Зовет меня туманом С холма к низинам долы навестить Опят пеньковых детский сад в полянах. Там сон озер топориком будить.
Сложить поленниц ловкие постройки, Мешать в корыте глину для печи, Искать болты заржавленные к койке, Колодец затхлый ведрышком лечить…
И понукать зеленый грязный трактор С горой осины в келью для певца - С окном в Сибирь неезженого тракта Екатерины в каторжных лесах.
А иногда в железную дорогу С болот лесных в пальто от дней былых От «Хьюго Босс» — найдя, ругаться к Богу На горожан в вагонах золотых.
Брожу следить я в ясные погоды Подлунный мир живой воды лесной В ночь полнолунья к вымершим народам, Где угров свет мерцает под ольхой…
Кто знает их, забытых поколений, Надежды, вздохи – тот всему чужак По миру бродит, некий темный гений К изнанке жизни в людных городах.
Я говорю им: — Благо ж вам, усопшим, Давным-давно не знать наш ветхий век! Сам сатана в Москву свою возропщет, Кабы он был простой здесь человек.
О русский лес! Ты отраженье рая Не зря изгнал толпЫ их вон долой! О русский лес, здесь часто Бог бывая, С корзинкой бродит, старичок глухой.
С холмин печальных стадом ниспадает К седой реке великая тайга Попить воды. Последний пролетает Клин лебединый в серых облаках.
Дня по два дождь в угрюмое безлюдье Святой земли здесь скоро будет лить. Все ниже бледный станет столбик ртути В шкале истертой по утрам ходить.
Зато тогда жить станет мне небольней В фуфайке русской в пыли кирпичей. Плевать в избе с высокой колокольни Во идеалы сытых москвичей.
И у оконниц с краскою немецкой У радуг стекол древних по ночам В сей стороне и дикой, и угорской Молится станет ангельским звездам!
Да с полкой книг от Пушкина до Донна По миру будет мыслию лететь! Мне мать родная, Кипрская икона, О днях грядущих станет песни петь -
О – днях иссохших дождевой купели Пустынь Европы вдалеке от нас. Когда стеня, скрыясь в земные щели Христа воспомнит галл иль англосакс.
Нагая Муза, будущая Слава, В моем углу тогда мне снизойдет. Тогда в народы серою и лавой Архангел смерти чашу изольет.
Цари Земли, надменны фарисеи! Считали в грязь вы нас, толкали в Ров. В день гнева Бога вы свои бассейны И виллы клясть восстанете с гробов!
Всяк славянин в тот День для всех убогих И нищих в жизни вас, как мерзких псов,— Узрит толпЫ всех бестий козлоногих, Вонючих, гнойных тартара жильцов!
Сидите вы в Торонто и в Брюсселе, Вожди слепые банков и слепцов, За «Visa», Евро, за свои бассейны Крестьян нас чтя за мерзость … за скотов…
Пока ж молчите и заране бойтесь! В закатной тьме полночных своих стран На Русь ведите снова войско к войску… Копите евро на смертях славян.
О русский лес! Сокрый нас в день ужасный, Когда мечом архангел Михаил С полком миллиардным ангелов прекрасных Побьет эскадры антирусских сил.
Люблю вас, сплот серебряных и ветхих Славянских бревен, ветхий палисад У пятистенка в жизни незаметных Святых земли.
Люблю сей вертоград!
Люблю, когда прошествуют с обратом… ( Учися жизни на Москве, поэт!)
Кабы в пруду поставить генератор Да дать б селянам в ночь надежный свет!
Не худо б было хоть по тысяч сорок Рабам за месяц высылать с Москвы В полях в грязи… Да – тут коттеджей с сорок Простым… мечты…фантастика, увы!
Москвич-чистюля, эти две моркови, Что тебе в супе плещутся за край – На нищете, слезах, на русской крови, На горьких вздохах выращены, знай!
Люблю остов от брежневской машины, У лога ряд избенок стаей птиц. И – даже жабу грустную в малинах, И четырех поутренних синиц.
Холодных вод злаченое мерцанье Восставшей девой позднею луны. Двух дев земных под вечер щебетанье Люблю на бревнах милой стороны…
Дня по два дождь в угрюмое безлюдье Святой земли здесь скоро будет лить. Все ниже бледный станет столбик ртути В шкале истертой по утрам ходить.
Зато тогда жить станет мне небольней В фуфайке русской в пыли кирпичей. Плевать в избе с высокой колокольни Во идеалы сытых москвичей.
И — никого не будет на дороге С цивилизаций в мокрой колее, Как в Книге Жизни вычеркнутых многих На опустелой будущей Земле.
_________________________________________
Люблю дыханье северной зимы! Нагой красой блистая откровенной, Освещена лишь отблеском луны Ты мне богиней мнишься средиземной.
В глуши глухой российской декабря В унылый дом безвестного пиита Восходишь словно новая заря, В снегах эгейской пены Афродита.
Так ты ко мне восходишь ясным утром. Нагою ножкой ярче перламутра Крыльцом прогнившим отряхнув сандалии, Лепечешь об Афинах да Италии.
Дивя всю улицу и траурного пса На конуре смотрящего на платье Последних листьев в снежные леса – Вдруг замираешь этою тетрадью.
Люблю, когда в кленовом и осинном Чуть дышишь платье, залистнув тетрадь, В окно не видя смотришь беспричинно, Боясь спугнуть скрипучую кровать,
Ты мне ль не так, о Муза, подарила В ночах метельных не один напев? Той самой койки краешку присев, Сей темный угол солнышком святила.
С последних листьев и с рябиной в горсти, В салоне модном платье сшив шнуром, Как зимняя любовь за декабрем, Так ты ко мне без стука ходишь в гости.
___________________________________________
На задних лапках маленький зверок Взирает в ночь морозных ноябрей Средь вечереющих с полынями полей. Рогатый месяц катится в Восток.
На темном Западе войсками бродят тучи. Унылый вид! Ряд кособоких изб Из социализма смотрит на троцкизм В сей час гугнящих злых телеведущих.
Стою в фуфайке в колеях дорог Полей картофеля, вздыхая поминутно. Спешит в реке печальной и безлюдной Во тьме печальный робкий огонек.
Люблю далекий пейзаж ночной Природы пермских грозно-величавых Лесов еловых с бледною звездой В могилках сельских древлеправославных;
И скорбный вид в темнеющих лесах Тропинок светлых, горький лист последний; И деревень далеких на холмах В бездонном небе хоровод созвездий.
Я не люблю Москвы, что пожирая, Плюет и чавкает Россию и леса…
Хоть будет рай, разверзнись небеса, В такую ночь не надобно мне рая.
____________________________________________
МОСКВЕ
И вот Москва, столица, где не ведай, Какая мразь где выскочит с добром! Пою тебя, стеклянный град стоцветный, Всех диких стран помойное ведро.
Здесь всяк нечистый нечестивец чисто Года сжирает русским – злой вития. Кабы я тряс Москвою как монисто Певцом ТВ в пародию России.
Что видел я в столице? Мне невмочь В глу### ночь без дум отдохновенья. С Москвы приходит Мертвая Немочь, Бросая в Русь четыре мрачных тени.
… какой-то бледный тонкий червячок Бахвалился подруге у подьезда, Как на Рублевке, новый русский бог, Он станет жить, не замечая бездны!
Как это все мне мило и знакомо! Назавтра гроб, сегодня – бар, мечты! Что переспорит жаркий свет звезды Так пред огнем бахвалится солома.
Как странник долгий я смотрю в столицу: В стране волков хватает егерей.
Да нас услышит новых фонарей В зеленых соснах тихий свет провинций.
__________________________________________
ПЕЙЗАЖНАЯ ЛИРИКА
Роняет солнце бледные лучи! Сей диск России хладный, мелкий, жалкий В округ лежащие роскошнейшие свалки!
Кучкуясь в стаи, уж поздние бичи Листом гофрированным да вонючим дымом Убогих печек привечают зиму Близкогрядущую.
Уж смылися грачи, Как москвичи, в Египет и в Хургады…
В луче закатном розовеют склады, Да две березки дохлые приветом - Как память сердца лирикой поэтам Московским машут – право, жалкое растенье!
Пустыня серая, закат и запустенье!
Вдали кишит раздавленной змеей, Грузовиком разьезженной, сам МКАД!
Но — сверх него поэты вдаль летят Мечтой, поя холмушки, деревушки, Церквушки, бабочек, ромашки да опушки, Не вылезая за сию границу На наши свалки из своей столицы…
Стоим как боги на итог цивилизаций – Как два атланта смотрим с бережка Глухой Британии…
С Обьединенных Наций По Зодиаку прут три огонька Обжор с Европы и болтушек из столицы…
Которым главное – чтоб длинные ресницы.
Печально свалка мертвая дымится, Пейзаж привычный нам в глуби Россий!
Се — ПВХ воняет на грязи Истоптанной. Как стерты, серы лица Ненужных русских в искривленный тополь!
Котельная, похожа на Чернобыль, Которая сейчас гоняет в сети Поэтам лирик, утонувшим в Интернете, Калории…
Бомжи, всем ненавистны Московским фифам, мытым в ваннах чистых, С шампунем — вот бомжи сидят с костром своим по жизни, Все шваль, все пьянь, все мерзость, дрянь, не люди! Вдали Москвы, которая всех судит.
Здесь бродим мы, приехав с Неумойки Гулять в Москве в московские помойки.
Тут, глядь, Наровчатовым мечет ветер листья, Тут даже Шолохов, ……….. ненавистен, Твардовский там, там — «Новый мир» советский,
Пейсатели, которых не подецки Теперь колбасит – вон в журнале «Знамя» Их имена с гнилыми сапогами. Там Рыбаков-Евреич, там — Кривцов…
А тут с Марининой сам Юрий Кузнецов Со словарем немецким вперемешку, И Бек, и Брежнев, там с «Водою вешней» Гамзатов с томиком «Узбекские поэты»…
Запрошлогодний календарь секретов Скотин домашних – модный гороскоп, Без стекол старый ржавый телескоп, Две шестеренки, видеоплеер «Сони» И — унитаз расколотый в бетоне. И чаша с пластика с прогнившею перчаткой, Палеонтологов грядущая загадка…
Все, что Москва огромная создала Для век грядущих интернационалу – Гибриду будущей здесь среднерусской расы Китайца хитрого с безтормозным кавказцем.
Но тут возникло сбоку привиденье: - Кто вас сюда пустил без разрешенья?
Мы, фээсбешным аусвайсом с рая Контор охранных ему в фиксы помавая, Как триумфаторы к котельной – жить как в Припять С провинциальным русским: Где бы выпить?
…………………………………………………….. ……………………………………………………... ……………………………………………………… ………………………………………………………
Мастифф угрюмый, сей дубина стоеросовый Над пуком книг продрогших девяностых Глядел нам тупо вслед как с похорон, Советской Леты бдительный Харон.
_______________________________________________
О, эти задницы в экране Язык жующие Кремлем По олгиарховые бани, Где свиньи воют соловьем!
О, все в газетах задолизы, О, журналюг гухарий ток! В глухих лесах капитализма Тупое стадо бандерлог.
О шип газет на рай законный В пролицемеренную ложь! О, сей народ освобожденный С телеэкраном вместо рож!
О, эти черные бараки Там, где чиновная нога Не ходит днем в российском мраке! О, птички, сено и стога!
Бывало, бродишь с перепою, Все восемь мутных мужиков, Непохмеленною страною У РЖД заборных псов.
Встречая пьющих безработных На прилегающем пеньке И проститутку у болотных Осок беззубую в тоске.
С разбитым носиком девчонка На мир, заглушенный репьем, У осиянной пьет колонки Рычаг качая соловьем.
По направлению к столице Опять несут сосновый гроб. - О. дайте ж мне опохмелиться По сих правленью тележоп!
Ведь рай наш ныне- литр водки, Как свет забвения в стране В аду в России посередке Всего концлагеря вдвойне.
У помидорчиков оконных Теснятся, глядя в буерак, Сто тысяч душ всеубиенных Нуждой и жабами в москвах.
Вдали пестреется помойка, А не поэтовый лужок. И намечается попойка – Вон флягу тащит мужичок!
Где летом было, помнишь, скотство От шашлыковых горожан - Младые елочки сиротства Закуской будут меж полян!
О, полусгнившие заборы! О. край истоптанных могил! Стакан разбитый у конторы! О. в нищете опохмелин!
Забившись в утлые квартиры В бараках этих клево спать, И о былом величьи мира Как на Голгофе вспоминать.
__________________________________
СОВРЕМЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Всех партий мира потаскушка, Ягой гнусава и скушна Гугнит старуха-журналюшка, Страшней, чем атомна война.
В шинели сталинской профура, И в итальянских сапогах Она вползла в литературу На костяных тупых ногах.
Стерилизованы под кафель Рассказы их, стихи и вот Бесплодных выкидышей матерь Вдаль журналистика ползет.
Литературою плебейской Учили бесы всю страну Писать корректно, по-лакейски, Чтоб не обидеть сатану.
С дырой в башке и сквозняками И с тараканами в мозгу Мечтает с Курска иль Казани В Олимп запрыгнуть как в Москву.
Забравшись в храм литературы Долдонит прозу и стихи. Ей музы-падчерицы дуры Смеются, кажут языки.
__________________________________
СТАДА ПОЭТОВ Графоманам с билетом СП и без оного ---------------------------------------------------------------------------
Весной при кликах лебединых…
А.С. Пушкин
Стада поэтов в русском Интернете, Скотов смиренно-жвачных, за морковь По перестройке разбежавшись по планете, Мычат про травку, птичек да любовь.
Рунет, чертог для сплетников и дур, Всех недоносков всех литератур: «Стихира» да «Литконкурс» с «Самиздатом», «Литклуб» клубят вонючие стишата.
С кудряшками и рожками, на лирах Баранина вся блеет по квартирам. А на Олимпе сверху как шакал Пасет Тиранозавр-Литжурнал.
Ночами к ним спускаяся в долины, Он наугад при воплях лебединых То одного, другого тащит волком В журнал критиковать, взвалив на холку.
Что тут творится! Вся домашняя скотина, Заслышав критику, становится волками, Воронами – и каркает стадами С Сиднея вплоть до самой Аргентины!
Чу, стихло! Вновь друг дружку графоманы, От Дарвина исшедшие бараны, Целуют, блея ради упражненья Стихов унылых лирик испражненья.
И нет на них ни палки, ни бича Согнать с Парнаса хоть единого барана! Покритикуй – сожрут как саранча!
ПОЭТ, НЕ ТРОНЬ – Г…НО ВОНЯЕТ — ГРАФОМАНА!
_________________________________________________________
ПОЭТ
Жизнь удалась! Я графоманом Кропал привычные стишки, В Москве печатал с Либерманом В одном журнале в три руки.
Всегда подтянут, трезв и светел Пред восхищенною толпой, И в интервью политкорректен, Во «Временах» сидел с женой.
В четырехкомнатной квартире Я пил в джакузи средь Москвы – А не в бараке средь Сибири Где, может быть, страдали вы.
Имел я дачу с Пастернаком У Переделкино с леском, В театре с пьес « Будвайзер» с раком, Верней, с лангустом вечерком.
И гонорары с иностранцев, И итальянский унитаз… Но … резвооких домочадцев Я не учел их красный глаз!
Хоть в лесть друзьями и тусовкой Я новым Фетом назван был… Все преходяще! В день жесткой С родни и стрессов я почил.
На этом кладбище калеки Ума и духа рядом бдят. Определен я здесь вовеки В сыром логу их видеть ад.
Прохожий, слушай, как в пустыне Я лаю, плачу жизнь свою. В прономерованной рядине Здесь с атеистами гнию.
За безопасные стишата И за уютное мое Безвдохновенное в расплату Влачу с ворами бытие.
Сказал он и побрел, заплакав, К бессмертным душам в хоровод Во глубины земные в тартар – К тем, кто з д е с ь весело живет.
______________________________ |