[8 сентября 2009 года 08:10:43]Роман Эсс НОВАЯ ПОЭЗИЯ РОМАН ЭСС
-----------------------------------
roman_ess@mail.ru
------------------------------------------------------------------------------------------
"Литгазета" — "Форум" литература
В юдоли темной, неприветной
Без умиленья, без любви
Во граде злом и заповедном
Ты коротал земные дни.
А в безднах мрачных и туманных
Без сна над хижинкой твоей
Вилися духи окаянных
И неприкаянных идей.
И мертвый месяц одиноко
Сиял бетонный град конца.
И капала с его лица
Смола небес о дыры окон.
А под бронею небосвода
На горизонты воззирал
Безглазый идол, бог свободы,
Теней и духов идеал.
И в желто-серые равнины
Суровый ветер, черный конь,
Швырял песок и комья глины
И задувал в печи огонь.
Под небоскребами бежали
Живые трупы, в мертвый лед
Скользили, падали, вставали
И проклинали небосвод.
А в задымленной кухне мира
Скрипела ржавая петля.
Вокруг безглазого кумира
Вертелась темная Земля.
Сухой паук на паутине
Висел в углу, себе не рад.
И вечность, скука и унынье
Мели песок о циферблат.
______________________________________
Эти люди – простые грибы,
Порожденья бесформенной глины:
Кружевное плетенье судьбы
Липнет мерзкою, злой паутиной.
И стрекочут под ветром леса
Телесплетен, убожества речи,-
До пожара, когда здесь гроза
Пережжет шепоток человечий.
Воздух выпит, давно ядовит
На трясинах всемирного мненья.
Душно, липко, болотина, быт!
И колючи, болтливы растенья.
Под ногами клокочет тоска:
Мглы и хаос, упреки и речи.
Недоступна река, далека,
Опускается сумрак на плечи.
Это призраки, а не огни
Манят вниз – их дела, их заботы…
Спи! Усни! Успокойся! – они
Оплетут и утянут в болото.
Счастлив, кто на безлюдной скале
Высоко, одиноко и грозно
Видит, как полыхают во мгле
Грозы, ветры, галактики, звезды.
Счастлив тот лишь отшельник-поэт.
Кто отвержен, освистан в трясинах,
Кого здесь обрывается след
По круженьям бессмысленной глины.
Выйди в ночь чуть заметной тропой
Сумасшедшим для мира поэтом.
Возлети, поднимись над толпой
К льдам и искрам нездешнего света.
_____________________________________________
Сиди в глуши в январское забвенье
Сам заключен от века расстояньем.
Непознанное смертным провиденье,
Благослови в лесах мое изгнанье!
Вот потому одной тебе во тьму,
Одной тебе я посвящен пиитом.
Мой дух не здесь, и, верно, потому
Мне ль воевать московскую элиту?
На куст рябины звезды у окна
Слетелись петь, клевать пшено ночное
Высоких истин. Что за времена!
Все началось – и кончится Москвою!
Москва! Москва! Давно померкший свет
В лиловом дам и фонарей Зарядья!
Где Русь? Где Бог? Неслышимый поэт
К гробам царей замуровал тетради.
Убег он в рай деревни со стихами
И там молчит в избенке золотой,
Во снах летящей там над городами –
Как гроб летит над нынешней Москвой.
И некому в грядущих поколеньях
Его послушать в насекомой жизни.
Мы не сверкнем уже в тысячелетьях
Ни языком, ни мощной клинописью.
Одной тебе вот потому,
Нескромница нагая, стать пиитом.
Мне недосуг сражаться одному
С московской самозваною элитой.
Подруга смерть! Какой я слышу вой
В метро из звезд пятиконечных неба!
Как ни кричи под сводами Эреба-
А Новый год над праздничной Москвой.
_____________________________________________________
Пусть поет аллилуйя, осанны
Этот мир под коротким дождем
Тополей и огнем осиянный.
Ты нисходишь нездешним путем.
И какую бы деву желанной
Ты ни звал бы, где царствует дым
Казино, дискотек, ресторанов –
Здесь покажется зряшным, пустым.
По безлюдному мареву тенью
Ты скользишь к городам горевым –
Ты уходишь к иным поколеньям,
Ко значеньям, ко знакам иным…
Там глядит в огневые оконца
Мир багровый, холодная синь,
Словно мертвое, мертвое солнце –
Солнце всех позабытых Россий.
Ты очнешься за грязным перроном
У трущоб и у угольных нор,
У каких-то цистерн и вагонов,
У бараков и ржавых опор.
И на том полустанке проклятом,
Где ни касс, ни билетов, в луне
Ты увидишь, как ветер обратный
Солончак шевелит в полотне.
И на том полустанке забытом
По колючим, багровым кустам
Вдруг ты узришь Ее как убитый,
Словно совесть твоя нечиста.
Облик тот незабвенно-прошедший
Волновать станет словно во сне.
Так блуждает лишь дух сумасшедший
При багровой и полной луне.
По прозябшим каменьям державы
Как наследник, как царь, как жених
Ты пойдешь с нею в мертвые храмы,
Где не плачут, не помнят живых.
После – будут томленья и страсти,
Губы, ласки, вино и содом…
Ты найдешь с нею ложе и счастье
Над каким-то помойным двором.
Губы, руки и перси нагие
Окунутся при желтой тоске
В черный мир окаянной России,
Позабытой на мертвом песке.
Будут — пьяные пляски соседей,
Карты, стервы, вино и содом.
Ты найдешь с нею ложе и счастье.
Будет пыль в фонарях за стеклом.
И гуляя с ней грязным перроном
У трущоб и у угольных гор,
Вдруг узришь себя парией, вором.
Да, таким же – бараков и нор!
Вот на том полустанке последнем,
Где ни касс, ни билетов во сне
Вдруг проснешься. И ветер, лишь ветер
Солончак шевелит в полотне.
-------------------------------------------------------
Хохочет младая подьездность,
В могилах гниют мертвецы.
Отжившая совесть ли, честность
На небе сбирает венцы.
Сидят, головами качая,
Турецкий загар обсудя.
Пародия жалкая рая
При снеге, при солнце, дождях.
Довольно в квартире полночной,
Чтоб мир не заметить, ты жил.
А жил ты по-свински. А, впрочем,
Сей мир ведь не ты развратил.
Хохочет младая подьездность.
На небе сидит сатана
За Бога. А местность, а местность
С котельной пошла и скучна.
С горы осовелого шлака
Младое пылит, матерясь,
Страну восхищая с бараком
И – сытую русскую грязь.
Жил был невеселый чиновник…
Довольно уж басен, проспись!
Мангальные девки в треножник
Ведут хороводы в их жизнь.
Идут, осыпаясь над бездной,
Откуда, врываясь в мой сон,
Грохочут страной бесполезной
Для вечности. Месят бетон.
Все – грязь, непролазное, злое,
Поскольку в кремлевской горе
Иуда сидит с сатаною, целуясь –
И пляшет гарем.
Ста ведьм, что гниют под землею.
Где бродит их злая душа?
Покуда хохочет младое,
Хип-хоп на могильцах пляша.
Мы сами себе оккупанты.
Враги до смещенья орбит.
Покуда везут имплантанты.
Покуда свет в морге горит.
______________________________________
В квартирке беспорядок,
Кавардак, липучий лак.
И ночь с еловых лапок
Не сдвижется никак!
По « Радио России»
Предвестьем пущих бед
Грядущее бессилье -
Как новый президент.
Одевшись рыбьей курткой,
Как было при вождях,
К царям Санкт-Петербурга
За вечность отходя.
Окраина родная!
Дно городишки зла –
Не ближе, чем от рая
До адового тла.
Прогнило все: и трубы,
И провода в затон,
У городишка срубы
Со сталинских времен.
Одна Москва сияет,
Когда страна во мрак
Отходит, зависает
За мусорный овраг.
В полях ночных витая
За ржавчиною ЛЭП
Бредешь, куда не зная,
Дожительно нелеп!
Как динозавр эпохи
Из допотопных эр.
На остановке лохи,
Детсад СССР.
Проторена тропинка
За кладбищный тупик!
Кириллицею книга
Исхода всяких книг.
При брендах заморочных
Эрефии гнилой
На проводах трехточных,
Сосущих Русь Москвой.
Как к центру паутины
Катятся мухи снов –
До жерла середины,
До жал и до крюков.
Железные надгробья.
Война крестов и звезд.
Да мертвых пустословье.
Сугробища. Мороз.
-------------------------------------
В пальтецо и платочке, как роза,
По дорогам России идет.
И грохочут над Ней бензовозы,
И стрекочет над Ней самолет.
Осияя Собой лес и город,
Терминал, элеватор и ТЭЦ,
У железобетонных заборов
Оставляет цветочки небес.
Вишни, клены ковры Ей сплетают,
А собачки за Нею бегут.
«Мицубиши» же глиной пуляют,
А автобусы дымом плюют.
И отходит Она за осенний
Дождь, закатик у вымерших дач.
Ей к земле преклоняет колени
В черном фраке торжественный грач.
Хорошо с Ней душой отгоревшей
Ввысь уйти из юдолей Россий!
Хорошо быть простым сумасшедшим
Под колесами умных витий.
_________________________________________
СОЛНЦЕ МЕРТВЫХ
Чуждая страна
Вдали горит высотными домами,
Куда не достучится ни война,
Ни мор, ни глад, ни ты, тем более, стихами.
Вот и обходишь мир живых
всегда снегами,
Полями, буераком запятых,
Пробелами. Следами
Зверь невиданных – многоточьем.
Оканчиваешь — просто полыньями.
В сельской библиотеке
Свою мечту за талию обняв,
Ты мыслишь: «Лишь духовные калеки
Как выживают в 21 веке!»
Все перечитав,
Попомнишь Будду!-
Что жить легко
нахальным как ворона.
В сотый раз поняв:
Как тяжко жить поэту отдаленным
От всех столиц: ты сам – и царь, и князь,
Своей бедой с Петраркою делясь.
Покуда в райгазете
Построить лохорай грозится власть…
Всласть
Нацеловавшись с девою, в печурке
Ты видишь: Ленина обуглились брошюрки
Уже. И, стало быть, пора
Идти домой. И вновь с промозглого утра
Меж Буниным и Евой
Вести досуг – с провинциальной королевой.
Которой царство-
Регион таежный.
Листок. Вот златоустый «Паркер».
В невозможный,
Но в ныне модный у поэтов слог
Ее заносишь, чудо! Пока Бог
Рисует рай в окне кристаллорозный.
Не это ль счастье бедного поэта?
Но не стихом испещрены газеты,
Но и не стихами
Жжет всегда печурку
Уборщица, что бедного поэта,
пустив в свою конурку,
То пирогом с малиной, а то чаем,
Всегда голодного, поутру привечает.
В бардак всесветный
Ты смотришь библиотеки.
Печка,
Где новый лозунг «Кредит ипотечный»
Пойдет в жерло, в голландку. И – все равно,
Ни аллилуйия! Ни гранитной славы!
Статьи-уродцы, где позор державы
Облают моськи, словно бы слона……
Писали раньше от французского вина.
А ныне пишут чаще с водки исты
Христопродавцы- тире -журналисты.
Луны и звезд ужели не прозревшим,
О журналистика, ты – рай для сумасшедших!
Иль с комплексом Эдипа, а притом
Чьи ж это жертвы катят в желтый дом?
Читаешь все.
Как книжный червь сполна
Напьешься пьян от шрифтов без вина.
В окно замерзшее уже глядит луна
Глухой провинции.
О Гималаях.
Чуждая страна!
_________________________________
Перед концом гнилого мира
Пожить как Лот и, не страшась,
Всечеловеческих кумиров
Валить одним лишь словом в грязь!
Потом бежать в Россию-вьюгу
По праву бедного добра,
Не подарив толпе ни звука
Уединенного пера.
И в заметенном, утлом доме
Как на ковчеге плыть года,
Гадая миру по соломе,
Забыв свой век и города.
В холодном круге дней безлюдных,
В таежных сполохах зарниц
Взирать погибель многолюдных
И веселящихся столиц.
Весной – при мартовской капели
Сидеть завалинкой и петь
О древних мифах и метели,
И – в ночь прозябшую лететь.
О грани звезд, в обломки мира
Изрезав крылья, пасть потом
Необогретым, нищим, сирым
В пустой и черный сельский дом.
Лишь черствым хлебом и водою
Отметить праздник наконец,
Когда весь мир засыпан ржою
И серым пеплом злых сердец.
В заиндевелое окошко
Следить задутый снегом путь –
Да будь твой рай: топчан да кошка,
Дровишки, печка, в чем там суть!
Но – если ночь нездешним светом
Прозябнет все же до небес –
Благословить свои обеты,
И глад, и хлад, угрюмый лес……
____________________________________________
Ложью пахнут плоды переспелые
Этих ярко-осенних времен.
Сладкий запах их тленья опрелый
Созывает свиней и ворон.
И висят они радостно-ярко,
Озирая смятенье вокруг,
Рады тем, что когда-то кухарка
Пропустила их яд мимо рук.
Многохитро морщинятся лица,
Многоглавый склоняется сук.
И ленивые жирные птицы
Копошатся как слизни вокруг.
Чем сильнее с небес припекает
Желто-серые мордища их,
Тем пьянее шабаш нарастает,
Тем бойчее дережка и крик.
Сумрак желтый как дьявол трехрогий
Из низин по болотам ползет.
Вот бредет по унылой дороге
К древу смерти безропотный скот.
Воют, стонут, все кверху стремится
От земли, где обглоданный срам.
Но ленивые жирные птицы
Гадят в головы наглым скотам.
Ночь и морок, и тьма наступает,
Перед мраком смятенье растет.
Собачонка пастушая лает,
Это мрет обожравшийся скот.
Но едва желто-красным желудком
Утро к древу провиснет в упор –
Снова дол оглашается жутким
Писком, визгом воскресших обжор.
______________________________________
Вот неокон, чей бог природа,
Упрямо тычет свой кумир,
И с постбрюссельской дикой мордой
Преображает русский мир.
А детки рьяного папаши
Для позабытых Богом стран
Отели строят, телебашни
Для близких внуков обезьян.
Они болота иссушили,
Слетали в космос вкруг земли,
Наобещали, накрутили
И в ад с наукой снизошли.
Вот горе! Всюду их потомки
Ни нас, ни Бога не стыдясь
У государства на обломках
По черепам воюют власть.
И хлеще Геббельса со жлобством
Вертят безбожною Землей,
Чтоб для грядущего обжорства
Построить-таки рай земной.
Но Бог для верных жив остался.
Расстроен ересью и злом,
Он нечестивцам посмеялся –
Глобальный мир разбил жезлом.
Коль нечестивый над толпою
Слепым радетелем сидит,
Чтоб не цвело вовеки злое,
Господь ума его лишит.
__________________________________
Куда бы спрятаться и скрыться
Чертей в свободе иль святош?
Где б мук хоть в миг освободиться.
Такого места не найдешь.
Куда б от дурости и срама
Бежать от пузищ и костей,
И от всемирного бедлама
Рекламы, пошлых новостей?
От ног кривых в слепых колготках,
От Королей, От Фикс, Вован…
От мисс, блестящих как селедка,
От уголовников-дворян.
И от больных насквозь нимфеток
С гусиной коже на спине
Под декольте, и от поэток,
Что спят с японкой на луне.
И тяжелохрипящих рыжих
Бульдогов томно-голубых,
Вельмож, что грезя по Парижу,
Обрали загодя своих.
И от дальнейших безобразий
Хавроний, выползших на власть,
Чей бог в японском унитазе
Их жертвы примет, им смеясь.
И от всебщего гипноза
Куда от вас бежать во мгле,
Похлеще ядерной угрозы
Вы, теледоки на Земле.
От тайн, для общества секретных,
От крокодилок от кутюр,
От жаб журнальных, крыс газетных,
От троглодиток от кутюр.
От песен бабочек писклявых,
И от надменных как павлин
Эмиров наших над державой,
Самопрославленных кретин.
От них, кто славен показухой,
Слепых вождей, болтун, иуд –
Кто копит круговой порукой
Себе углей на страшный суд.
Куда бежать? В леса, пустыню,
Где б не настиг всемирный враг –
От вас, смеющиеся ныне,
Кому все шутка и пустяк.
Прекрасно б справить новоселье
Вон там в горах на крутизне.
Туда б в заоблачную келью
От вас достойно скрыться мне.
____________________________________________
Вот, волочишься по жизни
Как пустотелый карман,
По стогнам града в отчизне
Трезв, а не весел и пьян.
А золотые иначе
Жизнь джиппоосно свистят
Мимо сплошной неудачи
Всяких тупых воронят.
Ты, забираясь в каморку
Под голубиный помет,
Видишь направо – Нью-Йорком,
Влево – Пекином везет.
И – ни полночного бога,
Ни даже музы помочь,
Чтобы она у порога
Туфли поставила в ночь.
В старой чернильнице муха
Точит пустое перо.
Жизнь внизу потаскуха
Юбку задрала в ребро.
От этих крыш черепичных
Тянет куда-то в Урал,
Там,
Где на карте обычно
Древний край мира писал.
На том Урале, наверно,
Проще поэтам, стихам.
Там в бездорожиях скверна
Тонет — как наш Амстердам.
Там, вероятно, и муза
Будет ходить, и чулки,
Сев на кровать, полугрустно
Вешать на стул как стихи.
Там деревенское счастье
Меж бесконечных елей
И деревушек напастей
Тихо — как рай без людей.
----------------------------------------
Жить век, вековать понемногу
Проклятой, сосущей тоской
Под грязной железной дорогой
В избенке лохматой, кривой.
Смотреть полуночно и трезво,
Как тускло деревня светит,
Как этой дорожкой железной
Чужое богатство сквозит.
И кошку с оборванным ухом
Лаская, пить бледненький чай.
С зарплаты поить потаскуху,
Валяясь в свой нищенский рай.
На ржавой своей машиненке
Катиться на рынок, потом
Лачужку, кривую избенку
Звать гордо: «Отечество! Дом!»
А после семь дней до аванса
Опять пить чуть желтенький чай,
Считая бомжа голодранцем,
Копая свой нищенский рай.
И, пялясь весь век в телевизор,
Пока все обнищит тут власть,
Уж не в коммунизм – в монголизм
С такими же всеми валясь.
И, всеосвинясь с телешоу,
С народом вконец одурев,
Бутылкой вина недешевой
На койку валить жадных дев.
Зевая на серое небо,
На муху у бабкин икон,
Лишь знать, как проносит нелепо
Железнодорожных ворон.
Рожденным под Крысой иль Раком –
Век пятиться, прятаться в мрак.
«Отечество. Родина.» — как там
Зовут это – кажется, так.
________________________________
Исчезли пламенные души,
Остались только дым и чад.
Темны, слепы, всеравнодушно
Из узких щелочек глядят.
Их торжествует всебытийно
Мещанский, сытенький мирок,
Уча детей хрестоматийно:
«Копи, сынок, себе жирок!»
От лет еще Екатерины
До наших дней за то их жрут
Те непостижные стремнины,
Каких они пока не ждут.
При свете ламп в угаре мутном
Они не знают мрак страны.
Там пьют до дна, там спят уютно.
А наши улочки темны.
А за окном моей квартиры
Бог знает где, в каких годах,
В глухой провинции вне мира,
Который год все ночь да мрак!
Несет прохожего слепая
Эпоха, слякоть, пустота
Не к берегам пустынным рая –
В киоск за водкой как всегда.
Едва вольфрамовою нитью
Горит над нами смерть и мреть.
Там – русский мрак качает зыбью.
И степь: дешевле умереть!
Рогатой кляксой прислонилась
Вся тьма к оконному стеклу.
И дребезжит сама немилость
Как дверь на ветреном углу.
И неуютный как в кочевье
Из черных дыр сочится дождь.
Во тьму топорщатся деревья.
Рогатой кляксой светит ложь.
------------------------------------------------
На улице тихо и снежно.
В квартирах зевают, едят.
Подруга задумчиво, нежно
Чуть тронет китайский халат.
На улице тихо и снежно.
Горит дребезжащий фонарь.
В твоей лишь душе безнадежно
Как ныне, как завтра, как встарь.
На улице тихо. У склада
Снежок завивает, бежит.
В разодранной шубе, крюката,
Метель как старуха лежит.
Фонарь дребезжит и качает,
И к ночи пурга и пурга
Леса, городишки свивает
В одно на века и века.
Творишь ли какую молитву,
Споешь ли – на сердце свинец.
А мир беспробудный и сытый
Проспит свой кошмарный конец.
На улице тихо и снежно.
Вон пьяный кричит: « Наплевать!»
Все гаснет в метели кромешной.
Кривлякам в экране потешно
Никто не мечтал умирать.
------------------------------------------------------
В этом доме некому готовить,
В этом доме некому варить.
Как в Москве – есть множество условить
На пять тысяч русских в мире жить.
Чтоб в Москве не гасло в рай богатых
Ты отдай полтыщи на налог,
Да отдай две тыщи на квартплату.
Сам – иди за нищеты порог.
А в соседнем желтеньком чертоге
Свет и песни носятся во мгле,
Между тем, как истинные боги
Повернули Сириус к Земле.
« Я бриллиантик повезу в Россию
Из Египта на Каширку. Эх,
Хороша бесплатная рабсила!
Не бунтуют, есть не просят. Смех!»
Но глядят цари Египта ясно
В угол всякой нищенской избы,
Как в стране далекой и прекрасной
Стонут в иге нищие рабы.
И карбункул, наливаясь кровью,
Зацветает в полночь над Москвой.
В полнолунье к сытым в изголовье
Бог приходит с песьей головой.
И над каждым беззаботным мира
Пес в луне, сияющей как лед
Лунной режет их сердца секирой
И к богине на весы кладет.
-------------------------------------------------------
В полночь мира тает иногда
елезнодорожная звезда
В поле белом на виду столиц
В желтизну гроболежащих лиц.
Только ехать за Урал опять,
Где не стоит не стремиться, ни рожать
Звездочетов новых, где младенцы
Сизооки как в гробах владельцы.
Где молчит голодная Россия,
Запуская в реку Моисея
Вниз по льду. А в гробиках как дети
Мимо проплывают как конфетти.
Там стоит мертврожден как дом
Слепоглазый, изнуренный звон
От земли, звенящей как хрусталь,
Где всегда луна, снега, январь.
И печаль, коль нищий быт, балуя,
На младенцах пишет «Аллилуйя!»
А ночами в деревушках хамы
Из трубы кольцуют как удавы.
И не стоит ни печатать, ни рожать,
Коль живешь для тех, кто ни дышать,
Ни сказать, ни стать уже мужчиной,
Ибо с детства пожран мертвечиной.
И ты катишь мимо, мимо, мимо
Изб, крестов, снегов. И балерина
За вагоном лебедем-луной
Проплывает мертвою страной.
-------------------------------------------------
Позади город, день, кривотолки,
Впереди же зима и война.
И гремят под ногами проселки,
Умоляет вернуться страна.
Разгулялись метельные бесы!
Глядь: деревня глухая стоит.
Млечный Путь промерзает над лесом.
Никого. Только шавка скулит.
Мимо кладбища. Сто поколений
Под вращеньем погаснувших звезд
Бродят в улицах – нищие тени.
Рвет железо трескучий мороз.
И взирают мне вслед и стенают
Черепа, черепа, черепа.
Далеко ж до весеннего рая
Потерялась спасенья тропа!
Тают кости ста тыщ поколений
Под зияньем угаснувших звезд,
Проклиная минуту рожденья,
День зачатья и жгучий мороз.
Бродят толпы, звездой пятирогой
В темь ведомы, покуда луна
Осияет деревней убогой
То окно, где она – как весна.
Вяжет, вяжет, смотря за оконце,
Пряжу жизни – кольчугу мне шьет.
И не знает она, что до солнца
Милый путник крыльцом не взойдет.
Уж не стукнет калитка, а в доме
Будут только глаза мертвецов
В каждом, каждом оконном проеме
Выть и плакать, да звать на крыльцо.
« Не придет он. Не станет вам лета. –
Ей пророчит кошмар черный кот. –
Да рассвета восьмого завета
С мертвецами он вьет хоровод».
---------------------------------------------------------
Когда все познаешь, мессия:
Лачужки, из стали дворцы,
Америку, Инд и Россию –
Увдишь, в сабвее живые
Нисходят в ничто мертвецы.
Что ниже рекламного рая
В тоннели скользят в никуда,
Под ртутными лампами тая,
Предопределенья стада.
Что с рыжих монгольских предгорий
До серых канадских портов
Тоннели в подземное море
Уводят иных городов.
Там черная зыбь, а небо
Плескает в базальтовый свод,
И железорукое древо
Над норами мертвых поет.
Железною пяткою гордо
Проходит сернистую твердь
Для тех, кто здесь заживо мертвый –
Реальная, жуткая Смерть.
Там песьеголовый катится
По своду минувшего Ра.
О том бедный физик страшится
И вспомнить, проснувшись с утра.
____________________________________________
Коль ты поэт настоящий,
Сокол ночных облаков,
Ты есть не кенар пропащий
В теплых квартирах стихов.
Не за « Спой, попочка, песню!»
He как Земли сволочье –
Тянешь один в занебесьи
Грустное, брат, житие!
Видишь в луне горных пиков
Лед, одиночество, смерть.
Словно раскрытую книгу
Всю задымленную твердь.
Горькое сладким пребудет,
Если над миром летать
В час, когда прочие люди
Сыто легли почивать.
Полночь! Звездою Полярной
Грозно в грядущем горит
Царство небесное раной.
Весь неземной алфавит.
____________________________
В лесную глушь далекого созвездья
О сентябрях на лодке в тростниках
Седой реки в тиши семинебесья –
Под ясный свет из глубины в песках.
Небесный сон, луга, луга сиянья
От ледников далеких у моста
У золотых решеток зазеркалья,
Как рой стихов, как светится вода.
Вода, весло, и капли, и колени,
Багряный свет и золотой в траве,
Лучи на дне бессонниц, тени, тени
У глаз твоих, усталость в синеве.
И несмущенно ниспадает платье
Под сенью ив на мягкие ковры
Как день, туман, бессмертные обьятья.
И — нимф лесных пахучие дары.
Семь роз, семь звезд и семь далеких свечек,
И семь цветов у загорелых ног.
На кружевах белья сидит кузнечик
Как в январе июльский лепесток.
Осенней страсти зной, бессвязный лепет
Нагой любви, блистающей тому,
Кому в январь сырая вьюга лепит
Глухие стекла о пустом дому.
В тот час о дверь грохочет век бессонный,
Не веря в сны высоких горних мест,
И ночь, и зло, метель да заоконный
Фонарь грохочет в лающий подьезд.
Как пух фламинго розово блистая,
Мой мир в озерах плавает горя.
Семь городов в семи озерах рая –
И в платье белом дева сентября.
_____________________________________
В полнолунье на 8 марта
Нечисть вся, подьявшись как трава,
В ресторанах, барах пьет богатым.
Ты пришла жива или мертва?
Над глазком дверным тамгу оставив,
Стала звать в роскошный этот пир:
« В зазеркальи нынче тоже праздник!
Выходи, поэт, в загробный мир!»
Поскреблась как кошка в коридоре.
Вдруг сказала: «Пьяное бабье!
Завтра ж будет праздник вам на горе!
Да, на горе! Ибо вы – мое!»
Все живое – мертвое, гнилое.
Лишь младенцы живы – рай небес
Смотрит их глазами в неживое.
Вот меня повел всемирный бес.
Карнавала мира злой хозяин,
Правит нынче яркий бог Шамаш.
За проулки, за завод окраин
Шар земной уносят на шабаш.
Там – венчают с жабою злодея,
Что вчера был жирный олигарх.
Там – в котле закуску варят змеи,
Там – в бокалы льет ересиарх.
Ну, а ты, поэт, поплачь над Евой,
Что в тоске над бедным камельком
Ела хлеб с полынью: « Небо! Небо!
Сжалься нам!» — но пуст был окоем.
Ты, поэт, пророк ненужный миру,
Ненавистный ведьмами его,
Возлюби в такие дни квартиру.
Нос не суй из дома своего.
__________________________________
Уныло, холодно и грязно.
И мрак. И ветер. Вечер. Снег.
И под забором безобразно
Мычит испитый человек.
Фонарь – мертвее того света.
Змеится очередь к буфету.
И люди, словно мертвецы,
Несут авоськи и пакеты,
И молят, просят — колбасы.
Пивная бочка у забора
Давно забытая стоит.
И ходит смерть по коридорам.
И бодро радио кричит.
За занавесками мещане,
Распив положенный кефир,
Зевают басню о Цыгане.
Чернеют буквы «МИРУМИР».
Собака роется в помойке,
Гитара пьяная бренчит.
Под чашек звон, головомойки
Вон – красный гроб уже стоит.
С печатью желтого проклятья
Наместо Божецкой луны
Исходит небо в грязной вате
Над храпом проклятой страны.
-------------------------------------------------
Как поймешь, что рожден ты на свете
Каменеть как забвенье до смерти.
Ты уходишь на дантовы тропы
За бездонные топи-чащобы.
Там как меч над равниной седой
Желтый месяц свистит запятой.
Ты скользишь на безумные тропы
Под присмотром стоглазой чащобы.
Видишь дом. В ледяное оконце
Ночью грозная бьет высота.
Видишь в доме мониста и кольца,
Черной розой на белом – уста.
Не она ли когда-то ходила
Как мечта твоя кромкою снов?
Не она ли когда-то манила
Бесприютным качаньем лесов?
Ты идешь к ледяному оконцу,
Так идут часто люди во сне,
Но и там – все мониста и кольца,
Черной розой – уста на луне.
Ты летишь в небеса, за тобой
Роем звезды летят мошкарой,
Черной розой на снеге – уста,
Так порою мертвит красота.
И луна – как мониста и кольца.
И она, холодна как покойница.
Засмеется: « На солнечном свете
Без меня каменей-ка до смерти!»
______________________________
Как знаменье, как гибель, как морок,
Как петля, как томленье души,
Сыплет морось на серенький город
В запредельной, загробной глуши
Пузырится свинцовая слякоть
У заправки на мерзком шоссе.
Грустно, грустно! И хочется плакать
Под забором забытых Рассей.
В низких тучах, как в скуке загробной,
По унылым полям напрямик
По пустыне бурьяна голодной -
Чешет грязный и пьяный мужик.
В полночь гаснут огни, гаснут сплетни
Телевизорной вши. Как-нибудь
Добредет он до нищей деревни -
И закончит свой пасмурный путь.
В окаянном домишке у края
Ледяного пустого шоссе
Будет бить он о дверь, проклиная
Жизнь, погоду и бабу – как все.
А за стенкой обойной и хмурой
В полусгнившей избенке своей
Будет мать, сумасшедшая дура,
Клясть пропитых своих сыновей.
Мозглым утром, скрипя половицей,
Смерть в их быт как хозяйка войдет:
Будут спьяну соседи рядиться,
Будут сдуру орать рыжий кот.
Будет пьянка с отверстой могилой,
Будет шастать свинья невпопад.
И никто в нищей церковке стылой
Не поставит свечи под оклад.
Будут черти лесные кружиться,
Будет радио петь на крови
По каким-то Хургадам и Ниццам
Песни подлые подлой любви.
----------------------------------------------------
Богатство-зависть-наказанье,
И черни ропот, вновь война,
Непониманье воздаянья –
Так правит бал сам сатана.
И никого уже в пустынях
Глухих озер, лесов и рек
На башнях духа в русской стыни.
Смирись, тепличный человек!
Порой тоска небес нездешних
На чадный город, Град Конца,
Нисходит свыше в ад кромешный
На жуткий Кремль. Гроза! Гроза!
И Семизвездье вдруг помнится
Во сне ль, в проливень, в час глухой
Любому лешему в столице
На теплотрассе под толпой.
Бездомный рай как ад на вилле:
В ночных кошмарах на шелках
Стенает в огненной могиле
Богач и телевертопрах.
Пока вязальщицей вселенной
Мир не распущен на клубок,
Сам нефтяной магнат над Сеной
Дрожит: придавит потолок!
Когда титан опустит купол –
Законам физики конец!
И всяк увидит, кто не думал:
Весь мир уместится в ларец!
В деснице грозной и летящей
Навек он будет затворен.
Земной природы лик скорбящий
Сам станет сказка, миф и сон.
Где показуха и гламурный
Вверху хрустальный шар Москвы?
Где Петербург под небом хмурым?
Где ложе Волги и Невы?
Иную карту пишет ангел
Жезлом сапфировым тому,
Кто здесь, смиряясь, только плакал,
Познав суму или тюрьму.
На теплотрассе ли, в котельной,
В строжке, в зиму на пути,
Хоть и убьет мороз прицельный,
Мой нищий брат, крепися, жди!
Пускай тоской небес нездешних
У нищих полнятся счета,
Где золотятся в ад кромешный
Кресты Кузнецкого моста.
_______________________________________
В эту темную ночь человечества
Что плутаешь ты, бедный поэт?
На угрюмых болотах отечества
Городов еле виден отсвет.
Или эти болотные руки
Мертвецов не укажут дневных
К огоньку твоей нищей лачуги,
К этим доскам, к листку запятых?
Но в полночную пору глу###
Отраженьем в семи небесах
Над тобой пролетает, ревнуя,
Солнце-дева в ночных облаках.
Над живыми гробами, над миром,
Над сиреневой лающей мглой,
Солнце-дева, жена твоя, лира
Охраняет твой вечный покой.
Дальним поездом, шкурой змеиной
Над болотом бегут огоньки.
И вздыхают под глиной трясины
Окаянства, расплаты, тоски.
Ты поешь. Собираются тени.
Собираются звезды планет.
Собираются дива и звери.
Городов еле виден отсвет.
И внимает ужаснее сфинкса
Вся Россия напротив, горя
В эти ноты, поэмы, страницы.
Над болотом восходит заря.
Взгляд страны оловянен и жуток
Над змеей, пожирающей хвост.
Ты поешь ей напевы семь суток.
Опускается жгучий мороз.
И становится эта лачуга
Как страна, как планида, как речь.
Иневеет при солнце кольчуга.
Уж заточен карающий меч.
----------------------------------------------
И снится, и видится явная
В январской и черной воде
Кончина столицы бесславная
При грозной падучей звезде.
Холодное синее зарево
Над пилами пышет Кремля.
Голодное синее марево –
Когда костенеет земля.
А мне-то легко: там, где тонко,
Я слышу мотив неземной -
Над черной моею избенкой
Века громыхают пятой.
Железною, неотвратимой –
Ступает так самая смерть
К постели твоей и любимой.
Но лучше туда не смотреть!
Где тонкие полосы стали
Как лед для сеченья голов.
Пляши, Саломея! Видали
Мы грозные пляски снегов.
Когда же в подземную площадь
Сойдет Саломея плясать,
Вдруг – явится петь и пророчить,
И мертвой главою качать.
Зеленое лунное око
Закончит планету зверья
В снегу головою пророка
Над черной водой января.
___________________________________
Час полночный, лунный, тихий.
Проливает бледный свет
Керосинка в повилики
У окна семи планет.
Из окна, стремимый ветром,
Полетишь в густую сень
Головою вниз отпетой –
В тень забытых деревень.
Где лесная ярь-царевна
Нижет бисер мокрых звезд
В паутинку над деревней.
Древний крут и путь, и мост.
Вечер холоден, туманен.
Позабытый путь далек!
Как кольцо царевны странен.
Еле светит огонек.
Над болотами проложен
Долгий путь и долгий мост
Из еловых из валежин.
Ненадежен атлас звезд.
Но придя в деревню тихо,
Поклоняясь у всех крылец,
Под луною под трехликой
Ты войдешь в ее дворец.
И оттуда в лик туманный
Только глянув – как жених
Не вернешься, вечно пьяный,
В этот трезвый мир живых.
_______________________________
В крышу, покрытую дранкой,
Капает дождик седой.
Смейся, коль хочется плакать!
Плач, коли день золотой!
Что-то не ладится дело:
Сказки, да печка, да сны
Через овраги налево.
Мифы нездешней страны.
Да полусгнивший журавль
В детство проронит капель
С цепи и мокрой, и ржавой.
Дождик. Сараи. Плетень.
На огуречных просторах
Солнца подсолнухов в ряд
Жизни споют коридоры.
Серою краской блестят.
Трубы, подвалы глухие,
Плиты бетонные да
Все коридоры пустые –
Те, что ведут в никуда.
Лампочек трехсотваттных
В тыща каком-то году.
Будь они трижды прокляты!
Пасмурных лиц чехарду.
Да вечно хмурое небо
Мертвое, серое вдов -
Корочкой серого хлеба
Серых как жизнь городов.
А вместо дождика в дранку –
Джокер, вокзал да беду
Понагадает цыганка
В тыща каком-то году.
_______________________________
Уж полночь, мглы, уже и первый час-
Там далеко в полях былых времен.
Идет полночный путник мимо вас,
Когда сморило все живое в сон.
Да будет свет грядущих новых дней
В ночи осенней ясен в деревнях,
На самых каплях умерших полей
И там в поместье, на иных полях.
Да не тревожат тени поселян
Мне на пути при тающей луне,
Следя, как путник у лесных полян
Идет один — по умершей стране.
Когда огни, огни, огни, огни
От городов уже едва горят
Там позади – так далеко они,
Что ближе даже кажется сам ад.
Когда отходит жизнь или тоска
Сухих квартир, а на дороге волк?
Иль человек? Иль ветер у виска?
Иль кто там знает: человек иль рок?
Иной планетой кончатся пути
Когда-нибудь, но по ночам опять
Все будут там далеко впереди
Огни деревни путникам сиять.
Пусть полночь, тьма не окружают нас
В полях, лесах, в делах иных времен.
Несонный путник мимо, мимо вас
Прошел и канул все живое в сон.
Не6многим свет и солнце новых дней
Осветит жизнь. Как ночь долга, темна
Средь этих темных, умерших полей!
Темна дорога – доля высока!
Холодный мир, прошедший как во сне –
То жизнь былая ужасы ведет.
Товарищ, друг, дай руку, руку мне!
И – черный ветер руку подает.
-----------------------------------------------------------
Как мучится сердце мечтою
На скучных дорогах Земли.
Поэт, так ты будешь с тоскою
Смотреть на огни-корабли!
И с запахом йода в туманы
Из душной и скучной страны
Сбежишь в тридевятые страны
На шхуне, на гребне волны.
И в трюме, пропахшем трескою,
Купив недешевый билет,
С чилийскою визой, с тоскою
Расстанешься с прошлым, поэт.
За дальний экватор сокрывшись
На Огненной серой Земле,
В туманах ее приютившись,
Свободен ты станешь вполне.
От жуткой страны умиранья,
Где жить — это как умирать,
Где все убивают желанья,
А жребий поэта — желать!
Мы лишние люди планеты,
Мы сны, мы ненужней, чем миф.
Мы — лишние люди-поэты
В державах для глуxонемыx.
-----------------------------------------------
При тусклой лампочке и вьюге
В избенке, в дымной синеве,
В провинциальной голодухе
Мечтать — о ростбифах в Москве!
А видеть: с кружкою старуху,
Луну с обратной стороны,
Комбайн ржавый да разруху
Своей полунощной страны.
И к черту в ночь среди бараков
Брести не к счастью, а одне
Куда-нибудь! Куда, однако,
Прийти к профуре – не к жене.
Пузырь в кармане ощущая,
Сказать: « Вот – рай. Моя нора!»
И – стукнуть в окна, предвкушая
Попойки-манцы до утра.
От горя, нищеты, болезни
В который раз с ней выпив литр,
Проклясть все то, что в поднебесьи
Так ценит их московский мир!
И в Север дикий, заповедный
Брести потом – искать звезды
Какой-нибудь! Но – беспросветно
От черных изб и нищеты.
А утром в насыпи в отместку
Всему — бутылку
в руку взять,
Швырнуть им – сытым! – в занавески
В московский поезд. И стенать…
И хохотать! И погибать!
___________________________________
Пожалуй, что в будущей жизни
Уж вспомнишь ли с нею вдвоем
Печальное небо в отчизне,
Тот мокрый сугроб с фонарем.
Те черные доски забора
Под вечно продутой страной,
Миллионы привыкли к которой,
А ты здесь чужак и изгой!
Ту мокрую радиомачту.
Те слабые светы машин,
Удачливых всех, неудачных,
Угрюмость затылков и спин.
Все слижет энтропия, холод
Погасшей над прахом звезды.
Вне дряхлого тела ты молод
Превыше пойдешь маеты.
Над серым сугробом и тем вон
Коричневым домом тщеты -
Под общим и сереньким небом
Гремящей и гулкой воды.
Пожалуй, уж мертвые лица
Прохожих в проулке, дома
Не будут уж боле щериться –
Все скроет забвенье и тьма.
Фонарная муть над державой
Навеки озябшей и злой,
Бетонной, кирпичной ли, ржавой
Лишь нежитью станет дурной.
---------------------------------------------------
Не ведаю времени Хама,
Мошенников и подлецов.
Какие прекрасные дамы
В вуали скрывают лицо!
Убит современностью, ранен-
Не тело здесь бродит, а тень.
Я гимны пою лишь сиянью
Соломенных крыш деревень.
Какие несут паровозы
Над родиной угольный дым!
Какие нездешние слезы
В усадьбе мерцают двоим!
И в кресле плетеном мансарды
Взираю, как капля скользит
Той тихой, монаршьей прохлады
На бледном листе гиацинт.
Колдун, провинциальный фотограф,
Чуть пьяный и утренний гость,
Все зрит: «Ундервуд» и ризограф,
И шляпу, и трубку, и трость.
Я знаю, небесная дама,
Чем завтра Россию убьет.
Но – настежь все зимние рамы!
Грядущее не настает.
Ведь летом по волнам зеленым
Отсюда навек отлетим.
Уж куплен нам домик беленый
На самом краю Аргентин.
Не будет там Дум, резолюций,
Лишь ветер да волны к окну.
Ни войн, никаких революций
И хамов, прожравших страну.
--------------------------------------------
Взгорья, ели, сосны, воля.
А дорога далека
Упирается в иное.
Город — прошлая тоска.
Там вон в заводь окунулись
Облака и дольний лес,
Словно юность к нам вернулась
Тихим ангелом небес.
В итальянском черном платье
Меж косынок и сапог
Грезишь ты о новом счастье.
Путь далек. Ужасен рок.
Может, будем в доме новом
Жить с тобой на вышине.
В доме чистом и сосновом
На песчаной крутизне.
Там над озером зеленым
Будешь ты следить гусей.
Я – над горном раскаленным
Колдовать да ждать гостей.
О, довольно слез и споров
Да похмелий в кураже –
Поминать бетонный город,
Склеп на пятом этаже.
____________________________________
Бессмертья ищет разум средь живых.
А мертвецам – довольно с них и рая.
Заката луч, на куполах блистая,
Ломается в распятьях золотых.
Трещит мороз и метит синевой
Дома, рекламы, магазины, скверы.
Уже блестит цыганскою серьгой
Сквозь дымку мира огонек Венеры.
В вечерний час один я у окна.
Иные долы в блеске солнца красном
Рождает утомленный, сонный разум.
Но истина по-прежнему темна.
Мелькают пешеходы. Нелегко
Им там бежать по этой скользкой тверди!
И нет в толпе угрюмой никого
Над кем сиял бы огонек бессмертья.
__________________________________________
Полярной, лунною, снегами
В раек удушливый к болванам –
Пройди метелью меж столами,
И сядь со мною рядом, пьяным.
Ведь с трезвым мною жить – нелепость!
Я нынче пьян, но вижу, жалок,
Очей невысказанных нежность
И зимний сон таких фиалок!
Когда все жаждет лишь нажраться.
В хрусталь ломаются затылки –
Того вон кейса, той – в прострации,
Или вон той свиньи-копилки.
Когда такие сны роятся
В моем мозгу под лоск столетья!
- И у кого — у самозванца!
- И у кого не нефть, а ветер!
А под столом сипит в брючине
Селедка-шут под маринадом.
А ты – не здесь, ты – морем синим
Царишь – луна, в волне наяда.
В очах твоих бегут олени,
И росомаха смотрит в серьги.
А свет какой в твои колени
Под тонким кружевом о снеге!
Пока – стрекочут про Лас-Вегас,
Я познаю иные звезды,
Двух полнолуний заповедность,
Двух губ рябиновость мороза.
Твое истаявшее тело
Несу, в насмешках утонувший,
За ледники, огни предела
И в океан, давно минувший.
В богемной свалке живописцев
О кружевах о сонных платья,
Когда б напиться, утопиться
В волне, безумнее обьятья!
________________________________
В придонном сумеречном свете
Среди медуз из рельс и шпал
По обезлюдевшей планете –
Найти один пустой вокзал.
В футляр упрятав солнце-лиру
У бесфонарных площадей,
На словоблудьи прошлом мира –
Поэт, живее всех живей.
В костях упавшей телебашни
К дыре во мглы без облаков
Он слышит музыку вчерашней
Веселой жизни мертвецов.
Там, где бродили орды лета
И ели вяло эскимо,-
Мир режет яблоком комета
Над планетарною зимой.
Оттуда грозные намеки
Нам доносились и — тогда,
Когда ночные птицы-боги
Спускались в наши города…
Они садились как сирены
Петь нам о будущем, стуча
По крышам лапками сирени,
Дождем по крышам по ночам.
Есть в нашем мире неподвластны
Жрецам газет среди зевак –
Слова, что смерть – бывает счастьем
Людей, бродячее собак.
Слова — иные.
Только лира
Читает их да телескоп
У звездочетов в полночь мира –
Верблюд, повернут на Восток.
-----------------------------------------------------------
От детского чертога,
Когда я в небе жил,
Железную дорогу
Как женщину любил.
Бывало, в полночь злую
Один, один всегда
Я брел напропалую
На небо в поезда.
Там под свистки и зелень
Всех семафорных глаз
Отодвигалась темень –
Вся скука мира враз.
В совсем пустом вагоне
В ночной воде стекла
Не видел — ее кроме
О зазеркальи зла.
Когда она двукрыло
В сей мир тревог и слез
В мое купе входила
Под перепев колес.
И темного темнее
Вся ночь пустой страны,
Очаровавшись ею,
Светила без луны.
Она сияла солнцем.
С картин таких вот снов,
Бывало, светоч льется
Старинных мастеров.
Ее нагому телу
Завидовал под свист
Смотрящий в путь умелый
И старый машинист.
Храпящие вагоны
Скакали в небеса,
Забыв про город сонный,
Приличье, тормоза.
И, околдован ею,
Лишался звука мир
С планетою своею
Орущей в весь эфир.
Созвездием Персея
До Южного Креста
В ее глаза не смели
И глянуть – красота!
И висли на заклепках,
Вцепясь за неба свод,
Сто тысяч звезд — и робко
Ей замирали ход.
С вокзальных троп со мною
От снега и полей
Уединяясь – нагою
Сияла бездне всей.
Всю невесомость света
Вселенной на Земле
Всевоплотив – как лето
Смеялась зимней мгле.
Трущобам завокзальным,
Где спят в глушайший час
По городам печальным
Парящих теплотрасс.
И жар угля тех древних
Деревьев и хвощей,
Все городки, деревни –
Все поклонилось ей.
Но, не смотря в земное,
Она вела меж строк
В купе моем рукою
По молнии сапог.
__________________________________
Воздвигнуть ясные столицы
На злых болотах мертвецов
Одна лишь лира не страшится,
Когда все спрятало лицо.
Над липким илом будней красно,
Над безязыкой глоткой тьмы –
Поэта солнце полновластно
Сиять промозглые умы.
Стоишь, поэт, ты над пещерой
Кровавых полуобезьян,
Как речь, как меч надмирной сферы,
Весь звездной пылью осиян.
Из бездны мглой безблагодатной,
Питаясь мясом лишь сырым,
Не процветет из ртов проклятых
Ни Ра, ни Дант, ни Третий Рим!
Сокрыты глиною потопа
Рубила их и черепки.
Так безязыкая утроба
Столиц сжирает огоньки.
А ты поэт, ты меч, ты воин
Самой небесной красоты-
В дворцах гармоний петь достоин
Небес нездешние цветы.
Иное солнце молодое
Ты пой — слепцам, хоть света нет.
Да робко тянется живое
Из недр драконовых на свет.
-------------------------------------------------------
ТАМ
Как в фильме ужасов – из супа
Событий ловят мясо трупов.
Руками, красными от мяса,
Гребут к себе любовь пространства.
Труп своего в святые мощи
Истеблишмент обьявит обще,
И дышат там во мгле стихов-
Как от повапленных гробов.
Занебесность любят бойко
Убить журнальной мухобойкой,
Стандартизируясь до гроба
В единый хряк, одну амебу.
Просят зрелища и хлеба.
И никогда, как этот хряк,
Не смотрят в вечность и на небо,
В тарелки погрузив пятак.
Живут как боги – но убоги.
Божок их, баловень двурогий,
Жужжит в углу – божок-кликуша,
Под простыню распятив уши.
Телепортирует преданья
Об обустройстве мирозданья.
Там всяк поэт или сивилла –
Предмет и урна для плеванья.
_______________________________________ |
Роман Эсс | Соликамск | Россия |