ОЛЕНИ Мы олени. Нас волки погнали по снегу. Мы олени. Нас голод направил в пургу. Мы олени, готовые к трудному бегу! Мы олени. Нас рвали на нашем бегу! Мы дрожали всю жизнь от зубастого страха. Мы дрожали всю жизнь от сознанья конца. От того, что вот-вот нападёт росомаха Или серая стая направит гонца… Он завоет в ночи, чуя носом удачу, И собратьев клыкастых на пир позовёт Да ещё с ними вместе шакалов в придачу. И слабейшего в стаде зубами порвёт… Мы олени. Нас снова погнали по снегу. Мы олени. Нам трудно спасаться в пургу. Мы олени. Далёко ушли за Онегу… Без прописки живём в Заполярном Кругу. Но сужается круг: нас пугают машины, Дикий рёв вертолётов и вспышки с небес… В нас стреляют из ружей в погоне мужчины Или просто убийцы, в которых есть бес… Всех подряд – ради похоти или забавы, Словно мы не живые – не чувствуем пуль! Мы – олени. Добыча, стада для затравы, Даже если под солнцем цветущий июль! Мы – олени! С нас спилят охотники панты. Снимут тёплые шкуры, точнее, сдерут. Мы – олени! – Добыча для алчущей банды!.. Для которой убийства – не грех и не труд. Мы – олени!
* * * Нас память возвращает в хмурый день, Когда до душ добралась жизни слякоть. И шамкал пень: «Я гениальный пень!»… И умиленным пням хотелось плакать. Настала их трухлявая пора. Ни слова больше – резвым и зеленым… Лишь та кора, что старая кора! — Ей лучше знать, – что надобно влюбленным, В чем счастье, какова его цена… У пней на все свои соображенья… Мир, значит, мир. Война? Ну, что ж – война… Эй, резвые, зеленые,— в сраженья!
1985 год.
ФРАЗА КОНЦА ХХ ВЕКА: Всё меньше лиц, всё больше рож, А говорят, что век хорош… Виктор Рубцов.
СОН ПРО НОВОГО ГЕРОСТРАТА И АПОКАЛИПСИС Хрустальный, рухнет небосвод На резком повороте Земли, ее твердынь и вод, И смолкнет Паваротти… Многоголосицу землян Утопит шторм последний, И задымится, как кальян, Шар жизни многолетний. Цветной, зелено-голубой — Покроется нагаром: И Герострат, гордясь собой, Дохнет в лицо угаром. В последний раз – счастливый миг? — Все удалось злодею? — От страшной мысли среди книг Сократом холодею. Ужасны помыслы землян, Что на дороге к славе Готовы землю, как кальян, Зажечь в горящей лаве. Чтоб в наркотическом бреду Глупцов хвалили звезды. И свет, под коим я бреду, Не падал в птичьи гнезда. Не зажигался в глади вод Русалками и рыбой, И не светился небосвод Хрустальной аркой-глыбой. Самоубийственный расчет, Безмерное тщеславие! И человечество ни в счет, Не то, что православие. Сам Бог – родитель красоты, Не веривший в безумия, С непостижимой высоты Взглянет на все, как мумия. Понять не сможет мудрый Бог, Кошмаром озадаченный, Как небосвод взорваться смог, Звездой приконопаченный, Как вхруст и вдрызг пошел хрусталь, Предвидя гнев создателя? И потекла твердыни сталь В анналы судьбодателя. Как человек – его дитя -, Вкусивший свет познания, Жестокий разум обретя, Стал Геростратом Здания, Всех дел и Помыслов Творца, Исчадьем своеволия, Злым разрушителем Дворца Природы и … не более! Хрустальный, хрупок небосвод На резком повороте Земли, ее твердынь и вод. Тревожен Паваротти… И недоволен Зодиак Тщеславием беспечным Не Гончих Псов и забияк, А обленившихся собак Над произволом вечным.
СТИХИ ИЗ КАВКАЗСКОГО ЦИКЛА
БУНТ ПРИРОДЫ Что небу до жуткого страха Испуганных громом в ночи? Ударит грозою с размаха, И тут, хоть кричи, хоть молчи… Земля задрожит под ногами, Стряхнёт с себя муку шоссе, Как будто бы черти рогами, По взлётной пройдя полосе, — Стихия!… Бунтует природа, Устав от вражды сыновей. Безумства глупца и народа Уже опостылели ей. Любое терпенье до срока! А лопнет – и Бог не спасёт Прожжённого молнией ока, Всего, что казнит и трясёт Людей за греховную злобу, Пролитую кровь и вражду! И мрак наступает по Глобу, А я просветления жду!.. Когда же прозреют народы? Положат всем войнам конец? И, внемля желанью природы, Любовный поднимут венец? К чему все злодейства и траты, Страданья и боли людей?.. В ком скорбь от тяжёлой утраты, Не станет стрелять в лебедей!.. Тем более – в братьев, Друг в друга!.. Пока ты свободен и жив, Уйдя из священного круга И чашу войны осушив… Но снова безумцы воюют, Взрывают дома и сердца, И ветры зловещие дуют, Бурьян над могилой отца… Туда не пройти под обстрелом. Стал линией фронта погост. А в воздухе горьком и прелом Встают мертвецы в полный рост, Подняли их взрывами боя… Качается, стонет земля! И небо горит от разбоя, Что начат по воле Кремля… Борис Николаевич-грозный, Кровавый, лихой господарь В Содом превратил город Грозный, Чтоб поняли, кто – Государь!.. Мы поняли, жалко, что поздно!.. Уходят в огонь пацаны. И гибнут – то скопом, то розно, Воистину – жизнь без цены… Подставили наших мальчишек В который «ошибочный» раз… Как будто огромный излишек В России мальчишеских глаз!… О, Боже, дай разум безумным! Прозрей, ослеплённый народ! Чтоб высшим решением умным Закончить разбой и разброд! Чтоб только весенние грозы Гремели без вспышек огня, .. Не кладбища белые розы, А сын посмотрел на меня… И дед столько лет воевавший За светлую мирную жизнь, Спокойно в могиле лежавший, Не вскрикнул: «Ребята, держись! Сейчас поднимусь на подмогу, Со мною небесная рать… Молитесь же, изверги, Богу! Настала пора помирать!»… И впрямь – шевелятся могилы, Выходят из них мертвецы,— Как высшие, правые силы, Восстали седые отцы… Приди, посмотри и подумай, Что ты натворил, государь, Совместно с Совмином и Думой, И в колокол правды ударь! Спаси свою грешную душу! Всё видит и знает Господь! — И небо, и море, и сушу… И чёрную, страшную плоть… --------------------------------------------- *Эти стихи были написаны после бомбардировки Грозного и гибели многих моих теперь уже бывших знакомых и друзей – грозненцев. В ту пору я ничего не знал и не мог узнать, как ни пытался, остался ли в живых находившийся в те дни в Грозном и мой сын. Слава Богу, он остался жив. Физически. Душа его всё — равно пострадала. И этого теперь никак не изменить! А Борис Николаевич так и не покаялся за все злодеяния, совершённые в Чечне. Можно, конечно, долго и много оправдываться и ссылаться на обстоятельства и сложившуюся к тому времени ситуацию. Но, как ни оправдывайся, а перед Богом ответить придётся. Погубленных жизней уже не вернешь..!
НОЧЬ В ГОРАХ Вспыхнула ветка сирени Молнией резкою в раме… Встав, как ходжа на колени, Кланялся гром над горами, Бился о скалы с размаху, И проклинал иноверцев, Белого ливня рубаху Рвал вместе с кожей и сердцем. Стены качались от грома, Стёкла дрожали от страха В доме угрюмого гнома, Стол освещался как плаха. Было нервозно и жутко,— Пахло слезами и кровью… Горец ворочался чутко, Бурку тянул к изголовью. Верный кинжал под рукою Трогал не спавшей ладонью, Крепкой дышал аракою В тьму, словно в душу воронью… Грозный хозяин за стенкой Что-то шептал про расплату С высохшей, древней чеченкой, Стихшему вторя раскату… В чётках старинного рода — Каплей янтарной — обида За униженье народа И извиненье для вида… Щурился в рамочке Сталин, Равный, поди, только Богу, Глядя с усмешкой, как Каин, На грозовую дорогу. Чёрная метка сирени Вспыхнула молнией в раме,— Страхом, пронзившим коренья И облака над горами.
БЕЗНОГОЕ ВРЕМЯ Лягу в поле живым, ещё тёплым крестом. Черти сразу примолкнут вблизи, под мостом. Речка чёрное небо, как губка, вберёт… Только ротный не крикнет: «Го-товьсь!» и «Вперёд!»… Где-то к югу от Сунжи останется бой… Я приеду домой, повстречаюсь с тобой… Надо мной разнотравьем ветры томно дохнут, В душу запахом сена, Россией пахнут. Здравствуй, родина-мама, рассеялась хмарь… Слышу как подо Ржевом звонит пономарь. Помню как «…подо Ржевом…» — падал навзничь солдат, Так же с пулей у Сунжи, вскрикнув,— ротный, комбат… Корчась, падали парни вдалеке от земли, Где сражались их предки, от любимых вдали… Тихо под позвонками в травах бродит тепло,— Словно братскою кровью всё вокруг затекло. Я в крови утопаю сбережённым крестом… И хихикают черти под тёмным мостом. А над Русью великой, как дружок мой без ног, Проплывает в раздумье на облаке Бог.
ШАМИЛЬ Вдалеке от Кавказа, За тысячи миль, У священного камня Молился Шамиль. Бритый череп На солнце арабском блестел, Прогибалась спина И бешмет шелестел… Что просил у Аллаха В пустыне Шамиль, Прошагавший паломником Тысячи миль? — Знают чёрный валун И горячий песок Да узнавший имама Калужский лесок, Где молился Аллаху Мятежный имам, Завещавший возмездие Страшное нам, За свободу, распятую В Чёрных горах, За бесчестие горцев На вражьих пирах… Но беззлобную песню Поёт мне зурна… Звук печали растёт, Как росток из зерна. Всё насквозь пробивает Упрямый росток, А пробьётся, и нежный Раскроет листок. Так и горец, Судьбу одолевший душой, Вдруг наполнится нежностью Дружбы большой. И откроет дорогу Навстречу друзьям — Без ухабов коварных И мстительных ям… Не напрасно в пустыне Молился Шамиль, От родного Кавказа За тысячи миль!.. И недаром о братстве Вещал Магомет До того за суровую Тысячу лет… Сердцем друга и брата Написан Коран, А не кровью из старых, Открывшихся ран. Не отмщения просит Бессмертный имам, А прощения всем, Заблудившимся нам. Милосердны и Бог и Великий Аллах В светлых мыслях, словах И бессмертных делах!
НАШ ОГОНЁК Со всем, что Господь мне вложил В мою беспокойную душу, Я мучился, верил и жил, Из Ада вернувшись на сушу. А верил я только в любовь, Всерьёз помышляя о счастье, Не раз обжигался, но вновь Мечтал о любви и участье. Мечтал о красивой поре, С зелёной весеннею веткой И чистой росой на коре, Светящейся каждою клеткой, Наполненной влагой живой, Наполненной жизнью и соком, Без боли ещё ножевой, Резнувшей меня, словно током… Бывают счастливые дни Под небом прозрачным и вечным, В кругу хлопотливой родни, Под светом любви бесконечным… Но есть и иные деньки — С мучительной болью и раной, Суровой петлёю пеньки И с пущенной кровью и праной… Всё надо достойно пройти — Спокойные дни и невзгоды, Чтоб в них своё имя найти, Хотя бы на малые годы. Про вечность – безумцам мечтать, Про славу вздыхать сумасшедшим, А нам бы, хоть честными стать Пред будущим или прошедшим… И перед самими собой, В достоинство высшее веря, Шагая по жизни с сумой, Но.., шкур не сдирая со зверя, Друг друга в делах не давя, В ночи не воруя удачу, Мгновений судьбы не ловя И радости ложной в придачу. Пройти бы дорогой своей — Нам данной природой и Богом, Оставив лишь радость на ней И свет.., как за отчим порогом! Он долго светил нам в пути, И нас согревал в лихолетья, Чтоб честно сумели пройти… И честь сохранить на столетья… Засветит и наш огонёк Потомкам в суровую пору В их трудную ночь иль денёк, И выведет, выведет в гору…
ПОСВЯЩЕНИЕ КИТАЙСКОМУ ОТШЕЛЬНИКУ Душа, как царство Гугия, пуста, Покинута друзьями и врагами, И нет к ней рукотворного моста Над бурей жизни и её кругами. Всё возвратится на круги своя? Не всё – пусть уверяют оптимисты. Пуста душа холодная твоя, И все пути к ней тайные тернисты. Вселенский ветер и вселенский гул В святилище, покинутом до срока… Не ветра – одиночества разгул Над жаркою клоакою Востока. Лишь ты один вдыхаешь в небесах Холодный воздух полной, сильной грудью, И взвешиваешь, словно на весах, На двух ладонях – ложь с тяжёлой сутью.
* * * Дрожит трава – вся в драгоценных блёстках От выпавшего ранее дождя. Так щедро, восхитительно и хлёстко, Что вспыхнул луг, как жертвенник вождя, В котором угли, золото и жемчуг Горят дарами высшим божествам… И дьяволы исходят жёлтой желчью, Языческим внимая торжествам. Мы молоды, как наша Русь святая, Мы пляшем в хороводе у костра, Крылами над землёю пролетая, И смотрит ночь, как старшая сестра, На временное яркое безумство, На угли разгоревшиеся глаз, На вспыхнувшее в каждом вольнодумство.. , И ворожбы, нацеленные в нас. И видит ночь нашествия и сечи, Завистников и ворогов вблизи. Но нам, весёлым, кажется –далече… Хоть гибель всей Руси изобрази.
* * * Над родиной моей опять тревога Нависла, как в былые времена, Когда, поправ закон, забыв про Бога, Пошли на Русь с востока племена. Но нынче больше – с запада и юга Идут дорогой, злобой повитой… Из звёзд и света скована кольчуга. Но, кажется, протравят клеветой. Погасят свет в глазах твоих, Россия, Загонят в сердце нож по рукоять… Не боль страшна, Ужасна атрофия Остывших чувств. Как с ними устоять?..
ЯЗЫК ЦВЕТОВ Язык цветов – он очень нежен. Он тонок и нетороплив. Сквозь стебли чистые процежен И в лучшем смысле говорлив. Цветы, открытые, как души, В них аромат и солнца свет, Безумный жар полдневной суши, .. Ночной призыв, ночной ответ… В них обаяние земное И неземное колдовство… Непостижимое, иное, Чем просто дальнее родство… Цветы – они почти как эхо Всех тех, кого уж с нами нет… Прильнёшь, и станет не до смеха От притяженья их планет… От светлой памяти-печали, От наважденья наяву, .. Кого цветами величали, Иначе я не назову… Иначе я уже не вспомню, Чем видел в жизни много раз… Цветами комнату наполню И помяну сердечно вас.. , Мимозы дикие и розы, Сиреней, вишен нежный цвет!.. В вас трепетали в мае грозы, Вас наполняли сок и свет! Жужжали маленькие пчёлки Над вашей сладкой глубиной… И где-то вздрагивали ёлки Под ветреной голубизной. В цветы, открытые как души, Входили пылкие слова. И вновь ласкали чьи-то уши Слова, сердечные слова! Язык цветов был очень нежен, Был тонок и нетороплив… Сквозь жизни целые процежен И в лучшем смысле говорлив. Язык цветов!.. Его поймите За долгий век, хотя бы раз! И в вечный путь с собой возьмите, Когда уже не станет вас!
ВОЗВРАЩЕНИЕ Возвращаюсь на старое место И живу, словно ангел в раю, Хорошо в древнерусском краю После моря, Разлуки, Норд — веста, Что сквозили сквозь душу мою… Но не стало в ней меньше тепла, Не уменьшилось сладостной боли От равнины лесистой и воли, Когда степь за окном потекла, На руках зачесались мозоли… И сквозь створки окна и души В сердце брызнули аэрозоли Чабреца, огурцов и фасоли — Летних спутников русской глуши. Я люблю захолустную глушь За её первозданное лето. По музеям его без билета Я брожу среди яблонь и груш Современным подобьем валета… Бью шестерок своим козырём, Дам червовых с тузами стравляю, Захолустный покой отравляю Острым словом, себя — пузырём… А верней, содержимым его, Как и наша судьба мутноватым, Над баркасом грустя утловатым, Не желая уже ничего, Что-то почерком витиеватым Вывожу на дощечках сухих О морях, обмелевших до срока… И о наших делишках плохих, Про которые « телесорока « Так трещит, что и кенарь притих. Соловей от агиток оглох, Не поёт соловьиные песни… Горлопаны с Таганки и Пресни Сеют западный чертополох… И, глядишь, зарастают поля, Судный час древнерусского края, Мне уныло от этого рая, От того, что нищает земля, С шулерами опасно играя…
1984 год.
* * * Золотые клавиши калитки На закате дня переберу. И с блаженством розовой улитки Каждой клеткой света наберу. Наберу тепла, благоуханья Медуниц, ромашек на лугу. И акаций пряное дыханье- Эликсир — вдохну и жить смогу. Жить смогу, как эти медуницы…, За добро добром благодаря Свет небес и чистые криницы, Воздух из живого янтаря.
ВРЕМЯ ОТЛЁТА Улетели лебеди и гуси. Нет на море стройных белых птиц. Словно белых ангелов, Исусе, Или светлых, радостных страниц В Книге Жизни. Всё осиротело, Всё померкло, радость потеряв… «Хлеб для вас — моё живое тело…» Господи, ну разве он не прав?.. В ангелов стреляют изуверы, В белых птиц: в гусей и лебедей. Нет в пропащих людях прежней веры, Нет души… И нет самих людей…
1994 год
* * * На детском кладбище в Японии Цветы и жёлтые шары… А в украинской «Патагонии» Лишь пыль да марево жары, Что дышит из печи Чернобыля… Смертельный радиозагар… И далеко летит с некрополя… Не звон.., а ядерный удар.
* * * Свой путь мы выбирали сами. И, значит, некого винить За то, что плыли с парусами, Да слабой оказалась нить… Не выдержал подгнивший гарус, Не перенёс опасный путь, Порвался в шторм желаний парус, Но невозможно повернуть. И вот дрейфует наша барка В опасном море тусклых дней, Гудит, как пьяная винарка, И весь народ хмельной на ней, Беспечный, выпустил кормило… И курс в дороге потерял. А море снова заштормило, И рвётся старый материал. |