[8 апреля 2004 года 14:01:07]* * * ОБ ОДНОЙ ФОТОГРАФИИ: СОЛНЦЕ ( ФЕБУШКА — :-))) )
Года текут неспешной чередою исписанных страниц, но торопливый почерк всё выводит пунктиры нетерпения и паузы — без слов и без надежды прервать поток бегущих дней и превратить их в ночи, где арабески звёзд, мерцающих на аспидном пространстве под тремоло цикад и лисье тявканье, под перепевы лягушек и всполошный окрик неведомой и сонной птицы,— звуки, стекающие в узкие воронки твоих ушей по скользким стокам тьмы. Игра воображенья, впрочем, обманывает нас без злобы и тайных намерений, просто так. Слова – иное дело. Ветер гонит песок и пепел, посвистом озвучив молитву богомола, ящериц, колючек склонённых жарким дуновением и почва источает нектар, но этого не передаст нам объектив. Не передаст он и того, что расплылось За крупным планом, за тобой, в прозрачной дымке. (Снизу дата.) Наша жизнь, подобна фотографиям в альбоме, ты говоришь, расставлена по дням – в столбцы календарей, придуманных дотошными жрецами и свёрстанных безумцем-программистом. Время, что нами овладело ( менее, конечно, чем хронометристом, следящим за движеньем эталонных стрелок ), нас убедить пытается: мол, вечно лишь незримое – отсутствие, что неизменно и поэтому — всегда присутствует. И всё принадлежит ему: гробницы фараонов, плач Гильгамеша, законы Хаммурапи, имена двух сотен тысяч с хвостиком пророков, упоминаемых в традиции исламской, но не поименованных. Наверняка, мы так же помечены в каких-нибудь отчётах и числимся среди рождённых в Азии, к примеру, в боге, или в сердце, или куривших с неким кельнцем анашу между Валенсией и Картахеной. Мы заперты в своей судьбе. Но небо и земля не терпят неизвестности. План-кадр: горы повисли над долиной, над тяжестью вечерних облаков. Играют тихую мелодию ( всё время выше на одну октаву) густые голоса камней, базальтовых прожилок, точек кварца. И звенит земля. Ей вторят флейты полых стебельков, в сухих головках мака семена тряхнуло, словно в маракасах и заныл песок, сдуваемый с бархана: по-арабски. Играет Dead Can Dance и голос Лизы Джеррард плывёт по комнате и постепенно течёт в открытое окно – во мглу и снежный шорох. Ты молчишь, не в силах совладать с навязчивой фантазией. Ты здесь. То, что тебя тревожит, залегло на дне кофейной чашки, посмотри. Быть может, ты увидишь знаки, остальное — домыслишь. Много ль нужно, чтоб открыть глаза. Не больший героизм ли – не видеть? Пустота в какие-то моменты посильней воспоминаний и желаний. Бросить всё и ринуться куда-нибудь в взаправду – не так то просто. Ведь свобода, по сути, форма новой не свободы. Но сейчас неважно дойдёшь ли ты пешком, отправишься на самолёте, на поезде или на стуле дома. Зачастую, неведомо знакомое – то, что всегда под боком. Но мир трубит надсадно, бьёт в литавры, чтобы воздать себе осанну, чтобы заявить: я есмь. Для этой цели используются модные журналы, книги, глянец, рекламных транспарантов и щитов. А так же фотографии — оттуда, где ты себя оставил. Или нашёл. Но там ли, здесь ли? Место потому и место, что покидается: надолго ль, навсегда. Вернуться — порою означает ссылку. Впрочем, быть вздёрнутым на летней дыбе во сто крат милее зимних снежных нежных кандалов. Ветер рвёт стылой пятернёй заиндевевший тополь. Часть окна покрыта ледяным ландшафтом. Время и пространство к обману склонны. Ничего не стоит им завладеть вниманием, отвлечь нас от бездвижного и безголосого, конечно не знающего места, кроме – теперь и тут. Длинноты мелодию пластают, словно дым над топкою низиной: сухие ветви, почва – всё в изломах, в трещинах; и виден пыльный след ведущий в никуда, верней, к горам, к бурьяну, к сигарете, к ветшающим дворам и дальше – в даль, где родина всегда на горизонте, всегда видна и так всегда немного осталось, чтоб дойти. Смотри не отвлекаясь: этот путь нам предстоит пройти вне речи, полной амплификаций, вне амуров, вне лета, что на память нам норовит оставить лишь слепые снимки — в разводах радужных и даже в пятнах гелиофобии. Так одуряет свет, что больше нет просвета. Только и остаётся — двигать дальше, дальше, много дальше. Мимо виноградников, вдоль берега, поросшего бетоном, ряской, волосами утопленниц; смотри — нить паутины нас соединила. Трачу плёнку. Но боюсь, что выйдет два-три кадра: солнце. Ты лицо закрыл рукой, диагональ контрастной светотени. И ещё — не надо фотографий, ты сказал. |
Иллма | С-Пб | |