Ирина МАМАЕВА (г.Петрозаводск)
КОЛОКОЛЬЧИК
Сборник стихотворений
Глиняные ангелы
Когда мне надо тебя или шоколада,
Когда университет я прогуливаю невинно,
Я леплю одного толстого и смешного,
Другого грустного
Ангелов
Из глины,
Но я боюсь их обжечь,
Они маленькие — их надо беречь.
Один корчит мне рожи, другой говорит: Негоже,
Играют в прятки, прячутся за гардины,
Я люблю одного толстого и смешного,
Другого грустного
Ангелов
Из глины,
Но я не могу решить,
Какого тебе подарить.
1996
Серая лошадь
Моя любимая серая лошадь,
Ноздри, в которые можно вдохнуть весь мир,
В небесной речке гриву полощешь,
Теплая и мягкая, как кашемир.
В ногах твоих завсегдатаем буря,
Захлебываясь обыкновенною черной землей,
Cheri, без звезды твоего лба неба не будет,
Правда, ты навсегда со мной?
Можно, я буду твоим жеребенком-радостью?
Я ни о чем не хочу думать, ничего не хочу знать,
Лишь одно: у тебя в ресницах тоже радуги,
И ты, как я, боишься, споткнувшись, упасть.
1996
* * *
Закат.
В лучах все золотое:
Стол, стены, вилки, кружки, склянки.
Последний помидор в рассоле,
Как золотая рыбка в банке.
Лежит, надтреснута немножко,
Беспечно так закрыты глазки...
А я уже тянусь за ложкой.
А я уже не верю в сказки.
1997
Счастье (диптих)
1. Корове села бабочка на нос.
Корова глаз скосила еле-еле.
И неожиданно во всём коровьем теле
Какое-то блаженство разлилось.
И солнце то же, небо не синей -
Совсем ничто не изменилось в мире...
Но даль корове показалась шире.
И стать безрогой захотелось ей.
2. Коровьим пастбищем спуститься до реки.
Упасть в траву. Увидеть облака.
Стерпев щекотку, не согнать с руки
Неосторожно дерзкого жука.
А вечером сидеть и щи хлебать.
Смотреть, как бабушка замешивает тесто...
Как же на свете жить-то интересно!
И над тарелкой тихо засыпать.
1998
* * *
В городах твоих, ветрами мерянных,
Я ребёнком маленьким потеряна,
Словно по зиме за порошами
Я с корзинкою пошла за морошкою.
Ты всё звал меня, искал в переулочках,
А я маленькая девочка — дурочка.
Словно по весне с колокольчиком,
Я к тебе ходила с молоком своим.
В городах твоих, больших да хороших
Ну удержишь ночь птичкой в ладошах,
Только рано утром я уйду
С хворостиной за бурёнкой в лебеду.
В городах твоих, ветрами мерянных,
Некому ковать моего мерина,
Некуда и привязать-то моего мерина,
Моего сивого, долгогривого...
1998
* * *
Сиреневый июнь сошел с ума.
Шмели проснулись. Обнаглели мухи.
Щенок по-взрослому почесывает ухи.
Жуют мороженое все кому не лень.
И дворнику опять работы тьма.
Виной всему — сирень, сирень, сирень.
На запасных путях спит паровоз.
Вагоны дремлют, подобрав колёса.
Ручей у насыпи. В глазах его стрекоз
(мозаичных — и граней миллионы)
Стоят всё те же вечные вопросы.
А рядом клён качается зелёный.
В них клён качается зелёный.
Спит паровоз. В них дворник и метла.
Раз где-то бродит Иванов влюблённый -
То в них его любовь отражена.
Я посмотрела в них и поняла:
В них вся Вселенная.
И я отражена.
1998
Небесный Сивка
В мире, где даже летом бывает зима.
Есть город неба, где хлеба полны закрома,
Где бродит, дыша запахом хлеба,
Небесный Сивка родом из неба,
Где, однажды полюбив синеву,
Можно сколько угодно смотреться в Неву,
Где над Невою пронзительно дольче*
В гриве у Сивки звенит колокольчик.
Ну смотрите, смотрите, красив как
Мой любимый Небесный Сивка.
Веселюсь я до безобразия -
В синем сивкином глазе — я!
В мире, где душа устаёт так, что сходит с ума,
Едь в город неба, где хлеба полны закрома,
Где всходит необыкновенное солнце:
Раз глянет в душу — и до донца,
Где Исакий стоит, где Спас на Крови... Назови
Этот город городом небесной любви,
Поверь, что даже зимою бывает лето...
Звенит, звенит колокольчик и ждёт ответа.
Ищи, встреть, потрепли по загривку
Моего любимого Небесного Сивку,
Передай ему привет от кобылицы
Родом из неба... из небылицы.
1998
*dolce (муз) — нежно
* * *
У дома моего растёт репей.
Не роза он. Совсем не орхидея.
Цепляется и колется, наглея,
Простой и коренастый без затей.
У дома моего растёт репей.
У дома моего. И этим дорог.
Хоть я браню его порой на дню раз сорок,
Но он цветёт — и сердцу веселей.
У дома моего растёт репей.
От своего репья благоговею...
Ну как могу просить я орхидею,
А вдруг кому не хватит орхидей?
У дома моего цветёт репей.
1998
* * *
Земля по весне пахнет хлебом.
И этой весной мы сильны.
На тонкой шейке весеннего неба
Зажёгся солнышком поцелуй весны.
Весна в голубую пелёнку
Пеленает тополей-близнецов.
Я не ребёнок. Но мне, как ребёнку,
Хочется солнцу подставить лицо.
Замёрзшее в глыбы и глыбки
Озеро растает весной.
Всю зиму мне не хватало улыбки.
Всего лишь улыбки. Всего одной.
1999
* * *
Как плохо болеть. Как хочется плакать.
Вцепиться бы в зиму, как в белый каракуль.
Просить у неё избавленья и чуда -
Избавьте меня от любви и простуды! -
И оттепель будет. Как слёзы и слякоть.
Как плохо мечтать. Жить не там и не с теми.
Ведь ран не залечат ни мази, ни время.
А всё оттого, что хочу быть собою.
А люди зовут эти раны судьбою...
Но оттепель будет. Не вымерзнет семя.
Как плохо скучать. Ведь на улице — слякоть.
Как зимняя каша из молотых злаков.
Хлебаю её старым чёрным ботинком...
Пусть будет простуда, ангина и свинка.
И он будет рядом. И можно поплакать.
декабрь, 1999
* * *
У весны — своё ремесло,
И к чёрту, и к богу дороги -
Все развезло.
Земля как ладья, сосна как весло,
Залезай скорее — и понесло.
У весны — своё ремесло:
Всё то, что льдом зимою прижгло,
Все тревоги -
Посмотрит светло, посмотрит тепло,
А с души, глядишь-ты,— и отлегло.
У весны — своё ремесло:
Три месяца ждали подмоги -
И повезло!
Земля как ладья, сосна как весло.
Было так тяжело -
тьфу-тьфу-тьфу -
Пронесло.
2000
* * *
Есть художников много солёных и пресных,
Интересных, не очень и просто пустых,
Если ты им поверишь — ещё не известно,
Что на сердце твоём их оставят холсты.
Не смотри, не спеши, не ищи ветра в поле,
Один в поле не воин, один в поле — один,
Даже если картиной ты, в общем, доволен,
Если вас там не двое — то ты уходи.
На картине быть виден обязан художник,
И ещё... Я не знаю, как это сказать...
Будто с болью тебе что-то вводят подкожно,
Будто нужно уйти, но всё смотрят глаза...
Ты останься, считай эти слёзы дарами,
Если в раме, как в ране, увидел всё то,
Что на сердце скрывал и лелеял годами,
И считал, что об этом не знает никто.
1999
* * *
"Кукурузник" небо прочертил,
Опустился в поле васильковое,
Тонкой жестью легких своих крыл
Внес он в этот край частичку нового.
Пассажиры до села бредут,
Два пилота курят, отдыхая,
А вокруг по-прежнему цветут
Травы, "кукурузник" обступая.
Был он птицей серою, летал,
Прилетел — опять махина ржавая.
Кобылица рыжая, и та
Обошла сторонкой, в травах плавая.
1993
*****
И казалось бы, петь — не плакаться!..
Да печаль не идет на сторону.
Ах, какие у дома маки-то.
Только в небе всё больше — вороны.
И казалось, идти — не падать бы.
Шаг — а ноги-то покалечены.
Кто не смог взлететь — станет падалью.
А вот в ком оно — человечие?
И казалось бы, жить, без жалости -
Смерть-змея подманила радугой.
Но не смей умирать, пожалуйста,
Видишь, я тебе еще радуюсь.
1995
* * *
Берёжая — значит, жерёбая.
Травы на вкус пробуя,
Ласково глазом светится
Земли вороное детище.
Жерёба она, берёжная,
Ходит одна осторожная.
Вы отойдите прочие -
Мало ль чего вам хочется!
Ходит одна, бережая,
В солнца лучах нежится.
Силы ведь есть — выдюжит.
Время придет — выродит.
1997
Поэма.
Тройною силою копыт
Под радугой-дугою
Чу! Тройка у ворот стоит,
И всякое такое.
Ямщик — забавный мужичок -
Он мне рукою машет:
- " Эгей! Садись на облучок,
Все наше будет наше!
Меня, знай, Фридрихом зовут.
Поэт я из поэтов.
А что седелка и хомут -
Так ты молчи об этом.
Los, los! Работайт! С шага — в рысь.
Люблю вот их, с копытом.
Кругом машины, что за жизнь?
А лошади — забыты."
Промчалась тройка по селу,
И дальше полетела.
И разглядела я стрелу
Торчащую из тела.
Но Фридрих молвил: "Пустяки.
Отравлен я познаньем.
Я вижу все. Зато — с руки -
Ваяю мирозданье.
Я мог б остаться ямщиком,
Мне б легче — по дорогам,
Но с эгоизмом не знаком -
Приходится быть богом.
Ведь в человеке тварь с творцом
Безмозглый дурень сляпал.
Вот расплести кошмарный ком -
И все, и дело в шляпе.
Имей же волю и твори.
Твой путь, ты знай, искусство!
Из боли мысли до зари,
Рожай из боли чувства.
По-матерински отдавай
Им совесть, рок и сердце.
А что мораль? Не замарай
Свое в себе доверься.
Мне как-то Рихард говорил
С весело-важной миной
( Хватал вино, все пил и пил,
И лил на пианино ):
- "Слова без музыки ничто.
Без личности. Без страсти.
И без театра. Движет все
Что, Фридрих?"
- Воля к власти. Добавлю:
Кони,
Ветра вой,
Вой русского пропойцы.
И песни, песни под дугой -
Звените колокольцы!"
- "Но, Фридрих, что тебе поля?
Россия, сенокосы?"
А Фридрих: "Но ведь все — земля.
Ты глянь-ка под колеса.
Гляди, гляди — внизу Китай,
Япония за морем:
Земля моя, мой дивный край -
Край радости и горя.
Пространство, время — не закон.
Будь шире. Будь повсюду.
А что фотон, что фаэтон -
Лети! Силен покуда.
Будь гражданином всей земли.
Будь всем на свете другом".
... А кони ржали и несли,
Мешая север с югом...
Что тройка — птица, знала я -
Пусть знают и японцы!
А пристяжная чалая
Нацелилась на солнце...
Весь мир легко в себя вдохнуть,
С любой травинкой сжиться.
Но где же вожжи натянуть?
Где нам остановиться?
Копыта вязнут по грязи -
Российские дороги.
Вези, лошадушка, вези
Карету, сани, дроги.
Пусть по колено семь морей.
Пусть нипочем болота.
Летите тыщи лошадей
В моторах самолетов!
Россия, милая моя! ...
1998
Деревья.
Они всегда весной как дети.
Их удивленью нет границ.
Но кто-то мудро их пометил
Весенней канителью птиц.
Как с неба синего сошедши,
Они текут под ветром вспять.
Озябшие, как плечи женщин,
Которых некому обнять.
Они текут строкой бегущей
Иных миров, иных начал.
Как тайна карт, кофейной гущи,
Влюблённых глаз,
воды,
зеркал...
Полны чарующего смысла
Загадочные письмена.
...А тайна? — Вот, гляди, она...
Но распускают ветви листья,
Вынашивая семена.
2000
* * *
Сыграй мне тот марш, рок-н-ролл, пасадобль...
Во что б то ни стало — дотронься до клавиш!
Чтоб звуки как брызги, как слёзы взахлёб
От неги, когда ты рукою их гладишь.
*******************************
*******************************
*******************************
*******************************
Снежинки кружатся... Ну кто мы такие?
И тут же — рояль, и стихи, и стихии.
Стихали за окнами улицы звуки,
Стихами дышали на клавишах руки.
Скажи, как спокойной мне быть, как же это?
Граната сердца за пазухою согрета.
Граната — металл? Лишь скажи до зари:
Ты любишь гранатовый сок? — На, бери!
Мы вышли на улицу. Слово за слово,
В нас небо смотрело глазами коровы,
Мычало рогатое небо,
Мы небо кормили хлебом.
Над городом шатко строение ночи -
Ты можешь сломать его, если захочешь,
И, если не струсишь, увидеть мгновенно
Ужасную бездну — улыбку Вселенной.
Снежинки кружатся... Как странно всё это...
Проплыв через Сену, Неглинку и Нил,
Пришёл музыкантом, явился поэтом,
Певцом и поэтом, поэтому мил.
Мы шли по проспекту и — верите? — снова
Влюблённого встретили мы Иванова,
И он нам сказал, что в любви, как ни странно,
Где пьяно — там форте, где форте — там пьяно.
Какие же, право, мы глупые люди.
Мы слишком научены — всё ещё будет,
Но всё происходит сейчас.
И наше давно уже в нас.
1996-2000-? |