Дача стояла у леса. Жоржик скоро-скоро позавтракал и побежал к грядкам. Вчера он с дворником посадил горох — надо было посмотреть, не вылез ли он уже. Но на грядках ещё ничего не было. Жоржик поковырял палочкой землю, вынул одну горошину и опять зарыл её. Потом он подошёл к забору и стал смотреть в лес: за кустами качались ёлки, в канавке блестела вода, под можжевельником важно гуляли две вороны и о чём-то разговаривали. «Пойду в лес,— подумал Жоржик.— Только немножко, вон до той берёзки…» Подумал и пошёл. В старом заборе одна доска совсем отвалилась, пролезть сквозь дырку было нетрудно: сначала одну ногу, потом голову, потом другую ногу,— вот и в лесу! По дороге к берёзке Жоржик два раза обернулся: «Вон она, наша дача… Красная крыша, огро-омная, и голубь на крыше сидит…» Дырку в заборе тоже было видно. Дошёл мальчик до берёзки и сел отдохнуть. «Минуточку посижу и — домой. Здравствуй, букашка! Зачем по моей коленке ползёшь?» Он снял букашку, посадил её на мох и сказал: — Сиди тут, а то заблудишься! Посмотрел Жоржик кругом: ёлочки скрипят («верно, у них в середине такие пищалки, как у моего зайца»,— подумал он), мураши с дровами один за другим куда-то бегут, как живая чёрная ниточка; папоротники кланяются; вверху тучки,— одна на Жоржина дворника похожа: с белой бородой и трубка во рту. Светло и совсем не страшно… — Ах, какая беда! — запищал вдруг кто-то в лесу. Жоржик испугался и вскочил: — Какая беда? Кто меня пугает? — Эй! Помоги-ка мне, милый! — опять сказал кто-то за кустами. Жоржик хотел было заплакать и пуститься во весь дух домой, но потом ему стало стыдно. Голосок был тоненький и жалобный, как у Амишки, когда ей хвост прищемят. Чего же пугаться? Он ведь большой… Может быть, это девочка с соседней дачи заблудилась,— надо взять её за руку и привести домой. — Кто там хнычет? — храбро спросил Жоржик. — Это я, ста-ру-шка… Поди-ка, мальчик, сюда! — Да где же вы? — спросил Жоржик и посмотрел кругом. Старушки нигде видно не было. — Здесь, за канавкой! Вот так, левее! Жоржик подошёл к канавке и перебрался по сломанной ёлке на другую сторону. На кочке лежала маленькая старушка в синей кацавейке. Ноги её попали в болото, и она никак не могла вытащить: дёргается, дёргается, а ноги всё глубже в болото уходят. Совсем как муха на блюдечке с вареньем. Жоржику стало смешно, но он удержался: рассердится ещё старушка,— может, она волшебница какая-нибудь? — Бабушка,— сказал он,— давай руку, я тебя вытащу! — Где тебе! Руки-то коротеньки, да и силы у тебя, чай, как у таракана. Гляди-ка! Вон там под берёзой моя котомка. Достань-ка из неё верёвку… Один конец привяжи к берёзе, а другой брось мне. Так, молодец… Ну-ка, у-ух! Старушка крякнула, ухватилась за верёвку, захрипела, покраснела и вытащила ноги из болота. Обчистилась на кочке, отряхнулась и говорит Жоржику: — Спасибо, огурчик! Эх, ножки-то какие у тебя кругленькие! Что ж тебе подарить за то, что ты меня вытащил? Жоржик задумался. — Верблюда подари. Ма-аленького! — Хе-хе! Верблюда… Чудак-мальчик… Где я тебе верблюда возьму? Да и тесно ему, чай, у тебя будет,— все грядки перетопчет… Постой-ка! — сказала старуха. Она приложила руку к уху и посмотрела вверх. — Куда ты, бабушка, смотришь? — спросил Жоржик. — Вороны кричат, чтобы я уходила отсюда. Они тут под берёзой косточку зарыли, а мы им мешаем достать её… Ладно, сейчас уйдём! — Вот тебе на! — закричал Жоржик.— Как же ты знаешь, что это они про косточку? — Знаю, хэ-хэ… Видишь, дружок? — Старушка вынула из уха маленький красный камешек и показала Жоржику.— Штучка небольшая, а в ней всё дело. Вставил в ухо — и всё тебе понятно: как вороны разговаривают, как коровы, как разные букашки… — Правда?! И как слон говорит, тоже понятно? — Всё равно, хоть слон… Только здесь слонов не водится… — Бабушка! — сказал Жоржик и схватил старушку за кацавейку.— Ты спрашивала, что мне подарить за то, что я тебя вытащил. Подари мне этот камешек. Ну, пожалуйста. Старушка надела на плечи котомку, погладила Жоржика по руке и засмеялась: — Ишь ты, какой проситель! Выбрал! А я с чем останусь? Я тут в лесу, милый, без этого камушка, как лягушка без воды… Нет, ты что-нибудь другое попроси… — Бабушка, бриллиантовая! Мне хоть на один день! Только поносить… — Не потеряешь? — Ни за что на свете! — И никому не покажешь? — Никому! — запищал Жоржик.— Ах, как интересно! У нас есть Амишка и козёл-стрекозёл, огро-омный, больше тебя, и всё под нос бормочет, петух есть и тараканы есть… — Погоди, погоди…— сказала старуха.— Заторопился! Ладно. До вечера дам, поноси. Она сполоснула камешек в канавке, вытерла его белой тряпочкой и дала Жоржику. — Маме тоже нельзя показывать? — спросил он. — Маме можно… Только не говори, откуда достал. Секрет. А вечером, как ляжешь спать, положи камешек под подушку. Я приду и возьму. — Как ты придёшь? Амишка возле моей кровати на полу спит,— увидит тебя и цапнет… — Не цапнет! Я сама кого хочешь цапну… Ну, мальчик, прощай,— сказала старушка.— Погоди, погоди, стань-ка сюда. Она поставила Жоржика лицом к берёзе. — Постой так с минуточку и не оборачивайся. — Уж можно? — спросил Жоржик, когда старуха отняла руки. — Нет ещё. — А теперь? — Теперь можно! — закричала тоненьким голоском старушка из-за кустов. Жоржик обернулся. Старушка пропала. На ладошке лежал красный камешек, маленький-маленький, как божья коровка. Жоржик быстро всунул его в ухо, подпрыгнул и бегом пустился домой. Под кустом можжевельника всё ещё разгуливали две вороны. Жоржик остановился: — А ну-ка, а ну-ка! Ворона боком посмотрела на мальчика, отвернулась и сказала: — Кра — удивительно! Опять этот мальчик. Кра — такой маленький и один в лесу гуляет. Другая ворона подумала и ответила: — Кра — странно. Жоржик расхохотался, шаркнул ножкой и крикнул: — Кра — сударыни! Кра — извините! Кра — не ваше дело! Через полминуты он был уже в своём саду. В саду было пусто. Только на дорожке копался большой коричневый жук. Жук отдыхал после обеда, грел на солнце спинку и не слышал, как подошёл Жоржик. — Цап! Попался…— сказал Жоржик, схватил жука за грудку и приложил его к уху. — Ж-ж-ж, ужасно жмёт…— зажужжал жук.— Лапками загребаю, животиком выгибаю, сейчас вылезу… Ж-ж-ах! — Ой, как щекочет! — рассмеялся Жоржик и подбросил жука кверху. Жук полетел и запел: — Жин-жон-жон, Жоржик на дорожке, а я вон где! — Даша! — закричал Жоржик.— Иди скорей сюда! Даша шла с ведром к колодцу и остановилась: — Зачем? — Я тебе покажу что-то! Да скорей же! Вдруг Жоржик вспомнил, что он обещал старушке никому не показывать красного камешка: — Нет, Даша, не надо, не надо. Я нарочно! — крикнул он и побежал к балкону. На балконной ступеньке лежала толстая собака Амишка. Жоржик сел на свою деревянную лошадь у балкона и стал ждать. Амишке было жарко: глаза закрыла, пасть разинула, язык высунула. Длинный такой язык, хоть красным бантом завязывай, а бока так и ходят, как паровоз: «Таф-таф»… Пришла кошка. Села на Жоржины качели, облизнулась, посмотрела на Амишку и мяукнула: — Мур… У Амишки одышка, а у меня нет… Амишка приоткрыла один глаз, посмотрела на кошку и захрипела: — Р-р-р… Рваная шуба! — А ты беззубый,— сказала кошка и запела: — Мяу-мур, муха-муха, укуси Амишку в ухо!.. Амишка открыла второй глаз и встала на передние лапы: — P-раз! Подразни ещё, я тебе нос откушу! Кошатина! — А ты собачатина! И подразнюсь: собаки ходят в намордниках, а кошки нет! Амишка-кубышка, голова как шишка! Хвост как палка, в животе мочалка! Не достанешь, не достанешь…— Кошка соскочила с качели и полезла на столб. Амишка улеглась. — И не надо! Это у тебя в животе мочалка, оттого ты и дразнишься. Я сегодня утром суп с лапшой ела. Ага! И куриные косточки ела. А за обедом блинчики буду есть и котлетную подливку… А тебе мою вчерашнюю овсянку дадут… — Ма-ма! — жалобно мяукнула кошка на столбе и выгнула горбом спинку.— За что мне овсянку? — За то, что дразнишься,— сказала Амишка и опять закрыла глаза. Кошка подождала, пока Амишка не захрапела, слезла со столба и подошла к Жоржику. — Мняу! Жоржик-коржик, дай молочка. — Не дам, зачем дразнишься? — Я тебе сказку скажу. — Интересную? — Мур… Жили-были две мышки, серые пальтишки. Жил ещё кот, бархатный живот. Пошёл кот к чулану полизать сметану, ан чулан на задвижке. А в чулане мышки… Сидит кот перед дверцей, колотится сердце,— войти нельзя! Вот и запел кот, бархатный живот, тоненьким голосишкой вроде мышки: «Эй, вы, слышь! Я тоже мышь,— больно хочется есть, да под дверь не пролезть… У вас там много в стакане, вымажьте лапки в сметане да высуньте под дверку. Скорей, глухие тетерьки. Я полижу — спасибо скажу…» Одна мышка и поверила: высунула лапку. А кот — цап! — со всех лап… Вытащил за лапку, сгреб в охапку и гам! Так всю со сметаной и съел. Вкусно! Хорошая сказка? — Сказка хорошая, а кот злой! Зачем обманывает? — сказал Жоржик. — Мурлау! Я не виновата. Жоржик-коржик, дай же молочка… Жоржик побежал к Даше, попросил у неё молока, налил в крышку от ваксы и принёс кошке. — На! Скорей пей, мне некогда. — Молоко! Ляп-ляп-ляп-ляп-ляп. Всё. До капли… Урлы-урлы-урлы…— Запела кошка и стала тереться о Жоржины коленки, то одним боком, то другим. «Ишь ты, какая ласковая стала!» — подумал Жоржик. — Ну, отстань, я к козлу пойду. Козёл стоял в тёмном сарае, блестел глазами, скрипел зубами и сердито топал ногой. Когда Жоржик открыл дверь, козёл замотал бородой и фыркнул: — Фу… Жду-жду! Никто не идёт… Привязали за рога… Фу! Темно, мухи кусают… И я так, я и этак, ногами прыг, хвостом дрыг, а они всё кусают… Запутался. Фу! Даже почесаться не могу. Жоржик осторожно подошёл ближе. — Я распутаю! Ты меня не цапнешь? Нет? — Мэ-кэ-кэ! — попросил козёл.— Распутай! Не цапну! Жоржик распутал верёвку, погладил козла и спросил: — Скажите, козёл, отчего вы такой грязный? — Мэк! Грязный! Какие глупости! Старому козлу говорить такие вещи… Мэк! Грязный! Я тебе покажу грязный… — Я не нарочно, я не нарочно! — закричал Жоржик, быстро выскочил из сарая и закрыл дверь на крючок. — Эй, козёл-стрекозёл! — крикнул Жоржик в щёлочку.— Дворницкая шуба! Вот скажу Даше, она тебя миндальным мылом вымоет… Будешь знать! Козёл рассердился. Разбежался, да как тарарахнет в дверь — бац! А Жоржику смешно: крючок крепкий, не соскочит. — Кхи-кхи! — запищала вдруг крыса за дверью.— Зачем же мылом козла мыть? Мыло — закуска. Я вчера у Дашиного мыла всю корочку объела… — Ага! Хорошо! — шепнул Жоржик.— Я скажу Даше, она вам всем задаст… Он пошёл на кухню, но Даши на кухне не было. «Пойду в спальню,— подумал Жоржик.— Там мухи». В спальне было тихо. На кроватке Жоржика лежала его маленькая сестричка Вава, быстро перебирала ручками и ножками и что-то скоро-скоро говорила. Жоржик нагнулся к Ваве и стал слушать. — Мня-вля-гля, пля-мня-для, мня-гля-кля… — Ничего не поймёшь…— вздохнул Жоржик и подошёл к окошку.— Мухи, верно, тоже так мнякают. О чём им говорить? Жужжат себе и толкаются головой в стекло. Но мухи разговаривали: — Зы-зы-зы… Здесь нельзя и здесь нельзя… Заперли-заперли-заперли… — Что ты здесь делаешь, Жоржик? — спросила мама Жоржика, заглядывая в спальню. — Я, мамочка, слушаю, как мухи разговаривают. — Как же они разговаривают? — А вот иди сюда. Закрой глаза и дай ушко… — Зачем? — засмеялась мама.— Ты мне туда ещё козявку положишь? — Да нет! — сказал Жоржик.— Не козявку. Нельзя сказать, секрет. Готово! Слышишь, что мухи говорят? — Слышу. — Что же они говорят? — Говорят, что Жоржику пора обедать. — Обедать? — спросил Жоржик.— Ну, хорошо — пойдём. — Только их надо выпустить… Пошли! — сказал он и раскрыл окно.— Теперь давай опять ушко,— сказал он маме.— Готово! За столом Жоржик смеялся и болтал ногами. Никто не знал почему, а он знал: кошка всё время терлась под столом о его ножки и мурлыкала: — Мур! Жоржик, брось Амишке кочерыжку, а мне косточку… А Амишка на неё из-под стола: — Р-р-р… Тебе кочерыжку! Ж-жадина! После обеда Жоржик побежал в сад посмотреть, где его петух. Петуха нигде не было: ни в саду, ни возле кухни, ни под сараем, ни в чуланчике. «Куда он спрятался?» — подумал Жоржик. Обошёл Жоржик сад и слышит, что за забором кто-то быстро-быстро кудахчет: — Куда-куда-куда! Чужой петух!! Жоржик встал на скамейку и посмотрел: соседский рыжий петух задрал голову и бежал прямо к мусорной куче, а три Дашины курицы бегали кругом кучи, хлопали крыльями и кричали: — Ах, куда, куда! Красный разбойник! Ах, куда, куда! — Да где же наш петух? — спросил Жоржик.— Вот беда, вот беда! — Кара-у-ул! — закричал вдруг из-за сарая белый Жоржин петух и, широко расставляя лапы, бросился к рыжему. — Как ты смел! Как ты смел! — наскочил он и схватил рыжего за чуб. Рыжий вырвался, подскочил и ударил белого лапой в грудку: — Так и смел! Так и смел! — Как ты смел! Как ты смел! — опять налетел белый. — Так его, так его, так его! — закудахтали в восторге курицы, а петухи взлетели на воздух, перевернулись через голову и кубарем полетели на землю. Жоржику стало страшно. — Кыш! Перестаньте… Кыш!.. Вот я вас! — Он бросил в петухов палочку и ударил в ладошки. Рыжий петух вскочил, встряхнулся, побежал домой и сердито обернулся на Жоржика: — Тоже… Ко-ко-ко… Не даст подраться… А белый петух взобрался на самый верх кучи, захлопал крыльями и закричал ему вдогонку: — Кум удра-ал! — Конечно, конечно,— сказала самая толстая курица. Жоржик вывернул кармашек, бросил своему петуху крошки, которые завалялись в кармашке, потом соскочил со скамейки, запрыгал на одной ноге к беседке и весело запел: «Рыжий с белым разодрался, белый рыженького вздул!» В беседке Жоржик лёг на стол и стал смотреть, как качаются веточки. Прилетали пчёлы, танцевали над головой и пели: «Зум-зум, где цветочки?» Прилетал знакомый коричневый жук и жужжал: «Жоржик лежит, Жоржик лежит…» Зелёненький червячок пополз по руке, а когда дополз по плечу до уха, Жоржик услыхал, как червячок чуть слышно зашипел: «Сейчас шлёпнусь…» Испугался, верно, что так высоко залез. Когда Жоржик вышел из беседки, солнце висело над самыми ёлками и было похоже на тот таз, в котором Даша варенье варит. Только чуточку покрасней. Глазки у Жоржика были совсем-совсем сонные. С пруда кричали лягушки: «Краковяк-краковяк-краковяк…» «Что это за краковяк? — подумал Жоржик и вдруг вспомнил — это танец такой… Как же лягушки на четырёх лапках танцуют? Верно, становятся на задние лапки, как Амишка…» У балкона его встретила мама. — Ты где был? — В беседке. — Что ты там делал? — Слушал, как пчёлки разговаривают. Мама улыбнулась и принесла Жоржику молока. Молоко было вкусное и пахло, как горячая ватрушка. Опять прибежала кошка, заходила у ног и запела: — Жоржик-коржик, дай — мяу — молочка! — Не дам за то, что дразнишься,— сказал Жоржик и пошёл спать. Мама его раздела и ушла. Жоржик долго не хотел закрывать глаза. Он всё хотел дождаться старушки в синей кацавейке и хорошенько попросить её… Пусть бы оставила красный камешек ещё хоть на день. Камешек положил под подушку. Но в комнате было тепло и тихо, а сверчок где-то близко у кроватки проснулся и запел: «Цир — закрой глазки, цир — закрой глазки, цир — закрой глазки». Жоржик закрыл. Утром, только проснулся, сейчас же руку под подушку — камешка нет. А вместо камешка лежит книжка: звери в ней разные, птицы, букашки и разные жучки. Все есть. И про всех написано, как кто живёт, что ест, как кто поёт, как жужжит, как мяучит. Всех спрашивал Жоржик — и маму, и Дашу, и даже Амишку, да никто не знал, кто книжку принёс. Должно быть, старушка — кому же больше? 1913 |