Грудой дел, суматохой явлений день отошёл, постепенно стемнев. Двое в комнате. Я и Ленин — фотографией на белой стене. Рот открыт в напряжённой речи, усов щетинка вздёрнулась ввысь, в складках лба зажата человечья, в огромный лоб огромная мысль. Должно быть, под ним проходят тысячи… Лес флагов… рук трава… Я встал со стула, радостью высвечен, хочется — идти, приветствовать, рапортовать! «Товарищ Ленин, я вам докладываю не по службе, а по душе. Товарищ Ленин, работа адовая будет сделана и делается уже. Освещаем, одеваем нищь и о́голь, ширится добыча угля и руды… А рядом с этим, конешно, много, много разной дряни и ерунды. Устаёшь отбиваться и отгрызаться. Многие без вас отбились от рук. Очень много разных мерзавцев ходят по нашей земле и вокруг. Нету им ни числа, ни клички, целая лента типов тянется. Кулаки и волокитчики, подхалимы, сектанты и пьяницы,— ходят, гордо выпятив груди, в ручках сплошь и в значках нагрудных… Мы их всех, конешно, скрутим, но всех скрутить ужасно трудно. Товарищ Ленин, по фабрикам дымным, по землям, покрытым и снегом и жнивьём, вашим, товарищ, сердцем и именем думаем, дышим, боремся и живём!..» Грудой дел, суматохой явлений день отошёл, постепенно стемнев. Двое в комнате. Я и Ленин — фотографией на белой стене. 1929 |