«Riga-8»

Да, это было в канун Нового Года. В морозном воздухе уже носились запахи разрывающихся петард, а в расцвеченных гирляндами магазинах велась бойкая торговля ёлочными украшениями. Всё началось с воспоминания о старой стиральной машине «Riga-8». Так она, по-моему, называлась. В детстве я любил стоять возле неё и смотреть на мутновато-пенистую воронку воды, из которой то и дело выныривали змееподобные цветные существа. Что я себе только не представлял, глядя на этот горячий водоворот. К примеру: далёкие океанические острова, с разбивающимися о них гигантскими волнами, битвы мистических чудовищ, зарождение миров… Вообще, надо сказать, и это известный факт, вода — притягивает внимание, — особенно внимание ребёнка, который только-только начинает познавать окружающий мир. Всё необычное завораживает его, уносит в невероятные фантастические переживания.

Воспоминаниям, связанным с «ригой-восемь», предшествовало одно моё наблюдение. Однажды, стоя у окна, я увидел, что двое мужчин выносят на помойку стиральную машинку, как раз той самой марки, что запомнил я с детства. Они небрежно бросили её к мусорным бакам, будто она была виновата, что не прослужила им ещё пятьдесят лет и, не оглядываясь, быстро убежали домой. Спустя час, когда я возвращался с магазина, местная малышня уже катала «стиралку» по дорожкам двора (благо та была круглая, как железная бочка) и представляла себя аквалангистами. «Стиралка» у них была чем-то навроде батискафа. Они поочерёдно залезали в машинку, бубнили что-то в резиновый шланг, стрекотали тумблером, переворачивали машинку на бок и, не вылезая из неё (что было удивительно), катились с маленькой снежной горки прямо в кусты ивняка. Я ещё думал про себя: как они могут туда помещаться, ведь там места то — на три футбольных мяча…
… Между тем, день неминуемо катился к ночи.

В ванной, глядя в зеркало, откуда на меня смотрело кремобородое лицо, ожидающее прикосновения бритвы, неожиданно для себя я опять вспомнил про свою старую стиральную машинку и… переведя взгляд на её квадратного потомка, что стоял в метре от меня, шутливо произнёс:
— Ну, что, Иллюминаторный Глаз, я вижу, тебе нравится рассматривать картинки на кафеле…
Этот аппарат, конечно, не «Riga-8», а последний «Samsung», модель — «WW10H9600EW», но тоже, по-своему интересен. Не знаю, привлёк бы он моё внимание в детстве, но, что касается моего кота, британской породы, то он о’чень любит запрыгивать на него, особенно в процессе стирки, когда есть возможность хорошенько протрястись, на прыгуче-вибрирующей технике, отчего «британец» приходит в балдёжное состояние и, грея брюшко под горячей трубой полотенцесушителя, мысленно оттягивает окончание процесса. Нюхая вкусно-пахнущее, только что развешенное бельё, он начинает тихонько мяукать и… постепенно уходит в сон. Так бы, кажется, и жил, не спрыгивая с машины, если бы я потом не уносил его в комнату.

Но спать ещё, как-то, не хотелось. «Включить телик? Да что я там не видел? Тогда, может, почитать? И что же мне такого почитать?», — налипали друг на друга мысли в моей голове. И я уже взял в руки очередной томик Берна’ра Вербе’ра, как сразу же вернул его на место. Тут у меня возникло желание подышать свежим воздухом, и я шагнул на лоджию, где было прохладно и сумеречно. Слабый свет торшера, проникающий из спальни, лишь только очерчивал отдельные предметы, отчего предметы казались мало похожими на себя. Взглянув в окно, я увидел сотни светящихся окон, казавшихся мне вожделенным таинственным миром, чей свет проникал в наше тёмное царство сквозь малюсенькие, неизвестно кем перфорированные дырочки и будил воображение не спящего. По плоскому, «отполированному» небу, тянулись узкие полосы догорающего заката: лиловые, тёмно-бардовые, грязно-оранжевые… А ещё косо летел снег: мелкий, звенящий, недобрый. И тут я взглянул на башню железнодорожного вокзала, напоминающую маковку для новогодней ёлки. Круглые, вмонтированные в одну из её сторон и смотрящие прямо на мой дом, часы показывали без пяти минут полночь. Стрелки и цифры — играли золотом. Я сверил часы и… отправился спать. Залезая под ватное одеяло, я обнаружил там своего кота. Сквозь сон, он тихонько мурлыкал какую-то кошачью колыбельную и, частично высунув из пасти бардовый язычок, что свисал на сторону, как у собачки, безмятежно посапывал в две дырочки. Плотней прижавшись к его мягкой нежной шёрстке, под которой торопливо билось крохотное сердечко, я слился с его теплым органичным дыханием и вскоре уснул.

Сначала сон был путанным, сбивчивым, лишённым всякой логики, как будто кто-то размешивал краски, формируя однородную массу. Едва я собирался развить идею, как тут же возникали невидимые ножницы и безжалостно отстригали начатое. И так продолжалось до тех пор, пока я не ощутил себя на своей старой работе, где мне, в своё время, привелось заниматься ремонтом весового оборудования. Зайдя в помещение, я увидел, что там ведутся отделочные работы: штукатурились стены, устанавливались новые дверные коробки, покрывались полы, а в оконные проёмы вставлялись стеклопакеты с тонированными стёклами. На старом, заляпанном краской кафеле, в некоторой неуверенности, застыли строительные козлы, а сверху по ним ходили какие-то удивительно-маленькие люди, выдающие себя за великанов. Они так друг к другу и обращались: эй, великан такой-то, подлей краски; эй, великан такой-то, помоги забраться на стену… В сравнении с ними я был просто — колоссом. И не удивительно, что они не заметили моего появления, как, возможно, не замечают нас бактерии, живущие в нашем организме. А, может быть, это не они, может быть это я был крохотным, а они наоборот — великанами? В руках, эти работнички, держали большущие валики на длинных-предлинных древках, стараясь донести краску до самых дальних и труднодоступных точек. Они ещё что-то там между собой говорили, но из-за грохота ремонтных работ, я совершенно перестал их слышать.
И тут я увидел своего старого знакомого. Это был Израэль — портной из Ирана. Он занимал небольшую комнатку, в пяти метрах от моей мастерской. Там, среди жмущегося друг к дружке швейного оборудования, он, влюблённый в своё дело, до поздней ночи выполнял индивидуальные заказы. Но во сне он почему-то представился мне мастером по ремонту бытовой техники. Странно. Увидев его в нормальных человеческих пропорциях, я с облегчением выдохнул и горячо пожал ему руку.
— Слушай, у меня есть для тебя абсолютно новая… Ты только вдумайся: абсолютно новая стиральная машина!.. Может, посмотришь?.. Отдам за так… — сказал иранец, и взгляд его добрых, чёрных глаз напомнил мне известного индийского актёра — Раджа Капура.
— Какая же она новая, если за так?.. — удивился я.
— Нет, так разговор не пойдёт… Давай, посмотришь для начала… — горели его глаза.
— Ну, хорошо… Далеко?
— Да нет, что ты, тут, рядом, у меня в комнатушке, — сказал иранец и взял меня за руку.
Зайдя в его мини-ателье, ничего, что касалось портновского дела, я не увидел. Кругом стояли знакомые всем и каждому машины бытового назначения: горделивые холодильники, пучеглазые стиральные машины, ракушки микроволновок, сложнохарактерные утюги и терпеливые чайники…
— Вот она! — гордо выпалил он и показал в сторону той самой стиральной машинки, что некогда раскручивала мои детские фантазии.
— Так это же — рига восемь, тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года выпуска, — на одном дыхании выпалил я и осторожно подошёл к машине.
— Ну, что, забирать будешь? Я же говорю тебе, совершенно новая… Смотри: движок, ремни, генератор — всё новое!.. Вон, даже смазка ещё свежая… — как-то вкрадчиво произнёс иранец и…
О, чудо!.. Я не верил своим глазам!.. Подобно Фантомасу, из одноимённого фильма, иранец содрал с себя силиконовую маску (почему-то я решил, что она была силиконовая) и под ней я увидел лицо всемирно известного французского шансонье — Джо’зефа Ай’ра Дассе’на, к сожалению, ныне покойного. Но в своём сне я об этом не думал и воспринимал его, как совершенно живого и здравствующего.
— Израэль, это не ты?.. — обомлел я и попятился назад.
Джо стоял передо мной в традиционном норвежском свитере с орнаментом из летящих оленей, гречишного цвета брюках и чёрных лакированных туфлях с зауженными носами.
— Неужели я такой страшный? — приветливо улыбнулся Джо и добавил, — у каждого из нас много лиц… Ты даже себе не представляешь, как много… Ну, так что по машинке?.. Берёшь?..
— Беру, — ответил я, несколько взволнованный увиденным, — Только, пусть она у тебя ещё немножечко постоит, я потом заберу… Сейчас не на колёсах…
— Хорошо, как скажешь, — ответил Джо, сел на табуретку, закинул по-испански ногу на ногу, скрестил на груди руки и тёплым лирическим баритоном запел свой самый известный хит — «Бабье лето».
Я перевёл взгляд на маленькую хрустальную люстру, висевшую у меня над головой, люстра закрутилась в спираль, расплылась и… я открыл глаза.

Всю последующую неделю я только и думал, что о своём сне. Да, я прекрасно отдавал себе отчёт, что это всего лишь мой сон. «Мало ли что может присниться человеку… Над всякой ерундой голову ломать? — тщетно успокаивал я себя и снова выходил на прежний круг вопроса, — И всё-таки, почему Израэль, он же Джо, он же ещё хрен знает кто, так настойчиво уговаривал меня забрать машинку? Может быть, она какая-то там особенная, необыкновенная? Может быть, она своего рода, предмет исполнения воли хозяина, обладающего ей? Ну, что-то на вроде лампы Алладина или коробки с волшебными спичками… Но, кто же тогда этот многоликий Израэль? Неведомый Дух-провидец?.. Волшебник, переместившийся в мой сон?.. Но, что такое — сон? Вот-вот… Вариантов много, а ясности — нет. И как говорится — «человеческий мозг — орган тёмный, изучению не подлежит» Да и не только человеческий, любого существа.
А неделя пронеслась, как один миг. Я пытался выделить для себя какие-то отдельные моменты, но так ничего и не находил. Даже посещение театра не принесло мне никакого удовольствия. Повсюду стояла омерзительно пахнущая мешанина духов, кремов и прочей косметической дряни. Во время спектакля громко кашляли, переговаривались, отвечали на звонки взвизгивающих мобильников. Да и сам спектакль проходил уныло, вяло, через не хочу… И что ужасно — не всегда были слышны реплики актёров. Поэтому, понять, о чём говорилось в спектакле — мог далеко не каждый. Не думаю, что можно так играть Сэ’мюэля Бе’ккета. Представляю, какова была бы его реакция, если бы он, нобелевский лауреат, оказался в этом слабо акустическом зале при игре таких бесталанных актёров. И «В ожидании Годо’» для меня превратилось — «в ожидании гадости».
И всё-таки, был на этой неделе один эпизод достойный моего внимания:
Дело было в четверг, поздно вечером, когда мне пришлось воспользоваться довольно шустрой электричкой, постоянно искрящейся в местах контакта с проводами. В тот день, устав до «чёртиков», с пересадками, я добирался до южного города «z», попутно решая служебные вопросы. В третьем вагоне, где довелось мне ехать, свободных мест не было. Пассажиры выглядели умаявшимися, безвольными, погружёнными в свои мысли и переживания. Видимо, на их долю выпал тоже нелёгкий денёк.
Порой, мне нравится всматриваться в лица людей, стараясь поймать в их глазах сокровенные мысли… Только это надо делать крайне осторожно, чтобы не привлечь к себе подозрительные взгляды. Очень глубокая и продуктивная вещь, уверяю вас… Спешу оговориться: встречные взгляды могут быть небезопасны, поскольку обладают чудовищной энергетической силой, способной разрушить человеческую психику за считанные дни. И что самое странное: ни у вас, ни у вашего энергизатора — даже в подсознании ничего не вспыхнет, чтобы понять случившееся с вами. Кстати сказать, энергизатор может быть вполне нормальным человеком… Такая вот парадоксальная штуковина. Однако, продолжу:
И вдруг, через три пары мест, впереди себя, на противоположной стороне, я заметил довольно странного человека. Это был мужчина средних лет весьма приметной наружности. Вы спросите меня — во что он был одет? На нём была зимняя спортивная форма от неизвестного производителя, о чём свидетельствовала непонятная эмблема на левом рукаве тёмно-зелёной куртки. По-крайней мере, бренда с подобной эмблемой я не встречал.
Мужчина постоянно крутил головой, как будто боялся слежки, вращал широко раскрытыми голубыми глазами, исполненными детского удивления, нежели беспокойства, пристукивал ладошками о мягкие подлокотники, а стопами ног, на которых белели дорогущие белоснежные кроссовки, мягко отшлёпывал только ему понятный ритм, отчего его колени то и дело смешно подпрыгивали. Во всём его виде, начиная от круглой, наголо подстриженной головы до белых, дорогущих кроссовок, было что-то нечеловеческое, не наше, не земное. Дивлюсь я нонешнему народу: ну, никто не обращал на него внимания, как будто бы здесь его и не было. А мы ещё грезим какими-то переменами, бунтарскими митингами, шествиями несогласных… Не поднимешь никого, не растолкаешь!.. Вон, сидели, и хоть бы что, никакой реакции. Да хоть бы один в его сторону голову повернул… Я закрыл глаза, устав разглядывать бойкого пассажира и на несколько минут улетел в какой-то туннель с серебристыми стенами, а когда открыл, то увидел женщину-контролёра, что привычным, доведённым до автоматизма движением, надрывала билетики аморфно-сонных пассажиров.
Слушайте, я немало удивился, когда проходя мимо этого «спортсмена», она взяла и проигнорировала его, будто на том месте, где он сидел, вообще никого не было. Тем временем, его сосед, что сидел у окна, тоже, казалось, не видел своего попутчика, потому как показывая контролёрше билет, он протянул руку прямо перед его носом. Нет, я, конечно, понимаю, всякое может быть, но… И я снова закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на своём неразгаданном сне. По истечении двух часов, выходя из вагона, я вспомнил про «лошарика» (так я окрестил господина в спортивном костюме), огляделся по сторонам, но интересующего меня субъекта — не обнаружил.

По прошествии недели, в понедельник, примерно в половину двенадцатого ночи, закончив читать очередной том Берна’ра Вербе’ра, я взял на руки кота и отправился спать. Я долго не мог заснуть, ворочался, нервничал, запинывал одеяло в ноги, вставал несколько раз, чтобы открыть, а потом снова закрыть дверь на лоджию, кашлял, поминутно взбивал подушку… В конечном счёте, кот не выдержал этого кошмара и ушёл спать в ванную. В третьем часу ночи, после двух таблеток мелаксена, я перевернулся на правый бок и провалился в сон.

И вот я на трамвайной остановке, где-то далеко, за городом. Наматывая круги, я неспешно прогуливался вокруг её нехитрого козырька и, согреваясь, совершал даосские похлопывания. Вокруг стоял туман цвета белой фиалки. Откуда-то справа доносился глухой собачий лай. Туман был такой плотный, что я чувствовал его на ощупь: он таял в моих пальцах, будто снежная вата. И тут я обратил внимание, что на мне демисезонное пальто с голубым шарфом, давно уже не модная фетровая шляпа… А вот ноги мои были полностью поглощены туманом, поэтому брюк с ботинками, сидящих на мне, я не видел. Странно, но я почему-то не проявлял интереса к своим ногам, равно и к тому, что было на них одето. Хотя ощущения, надо сказать, были достаточно комфортные.
— Ну, что же вы?.. Обещали приобрести её, а сами… Куда же вы исчезли тогда?.. — услышал я знакомый баритон.
Весёлые нотки в голосе говорили о том, что обращающийся ко мне пребывал в добром расположении духа.
— Джо, это ты? — обрадовался я.
— И я и не я… Какое это имеет значение? — услышал я в ответ.
Тембр голоса изменился. Он стал каким-то негромким, мягким, округлым и с небольшой трещинкой… Я обернулся и увидел позади себя (во всяком случае, так мне показалось) моего старого знакомого. Только теперь он явился мне в виде ещё одной всемирно известной личности — Жака-Ива Кусто. Цвет его, сухого, с ввалившимися щеками лица, слегка отдавал бронзой. На голове его красовался чёрный берет с малиновым помпоном, а на груди алел тёплый шерстяной шарф, завязанный поверх замшевой куртки, цвета маренго, пышным неплотным узлом поверх. Его ноги, как и мои, были плотно скрыты туманом, поэтому я видел Жака только по пояс. Быть может, моя ассоциация покажется вам, дорогой читатель, несколько странной, но внешне он выглядел так, будто это был бронзовый бюст на городском кладбище.
— Ну, так што, забираешь? — смотрел на меня Жак не мигающим взглядом. И только брови, подпрыгивающие после каждого произнесённого слова, выдавали в нём некий намёк на эмоции, отчего на его лбу, словно меха французской гармошки, сжимались и разжимались сократовские морщины.
— Погодите, ответьте же мне, наконец, зачем вам нужно, чтобы я непременно забрал у вас эту машинку? Что я буду с ней делать? — почти прокричал я (во всяком случае, так мне показалось) Но на самом деле, произнёс я эту фразу с полнейшим равнодушием.
Раздался долгожданный, перемежающийся со звуком колокольчика, грохоток железных колёс и из тумана появился зелёнобортный старенький фургон, напомнивший мне изящных финских «крокодильчиков», резво бегающих по трамвайным путям Хельсинки. Не без натуги распахнулись двери, мы зашли внутрь и, расплатившись за проезд двумя фантиками от конфет «Москвичка», поехали к развалинам старого замка. Всю дорогу Жак хлопал меня по плечу, рассказывая про свои бесконечные погружения, подводных обитателей, встречи с неизвестными явлениями… И опять в разговоре всплыла стиральная машинка; вот именно — всплыла, точнее — появилась, как мини-батискаф из тьмы океанических глубин.
Мы вышли с ним через три остановки. Туман уже не был таким плотным. Разрываясь на голубоватые облачка, он касался земли и превращался в идеально круглые сине-тягучие лужи жидкости.
— Жак, что это за жидкость такая странная? — спросил я его, когда мы карабкались на вершину невысокого каменистого холма, где гордо высились несколько островерхих, полуразрушенных стен.
— А, это?.. Это эликсир… Чёрно-синяя жидкость, иногда бывает насыщенно-янтарного цвета, с достаточно резким запахом, холодная, вязкая, может исцелить всё, что угодно, даже умершего на ноги поднять, — как бы промежду прочим ответил Жак.
— Да ну?! Не может быть! Ты подождёшь меня? Я быстро… С собой возьму чуть-чуть… — сказал я, запустив руку в карман пальто, где сразу же нащупал пустой пузырёк из под духов. «Откуда он у меня?..», — удивился я.
— Потом наберёшь… Этой воды тут навалом…
— Да, но я не каждый день вижу подобные сны…
— Хорошо, иди, только знай, што прикасаться голыми руками к ней — нельзя!.. — крикнул он мне сверху, стоя на большом круглом камне.
Ему будто нравилось наблюдать за моей реакцией.
— И что делать?..
— Да и в пузырёк ты её тоже набрать не сможешь: слишком горлышко узкое для такой вязкости… Пошли… Не бери в голову… и всё будет — полный ажур… Думаю, што тебе вполне должно было хватить тумана, дыша которым, человек вновь обретает утраченные способности.
— Да я не себе…
— Пошли!.. Эта машинка — лучше всякого эликсира!..
«Какой странный француз… И интонации в голосе — не то уральские, не то архангельские… («полный ажур»)… Фигня какая-то…Впрочем, неудивительно, ведь на нём — маска… А на нём — это на ком?.. На другой маске?.. А одежда?.. Где они успевают так быстро переодеваться?.. », — крутилось в моей голове.
И мы стали снова карабкаться вверх. Если бы не камни, я взбежал бы на этот холм за считанные секунды. Кстати сказать, камни я почти не чувствовал. Только иногда они казались мне острыми, и холодными. Я перевёл взгляд на Жака и подумал, что для своих лет он неплохо бегает по горам… А ещё я увидел, что на ногах моего сталкера, как, впрочем, и на моих, были одеты тяжёлые альпинистские ботинки и… (вы не поверите) смешные, давно уже немодные коротенькие клетчатые брючки для велосипедной прогулки.
— Што ты там смеёшься?.. — услышал я сверху.
— Да так… Смешно одеты мы с тобой… — с трудом ответил я, утирая от смеха слёзы.

Стены замка были сложены из камней неправильной формы, но удивительно точно подогнаны друг под друга. Мне вспомнилась полигональная кладка, которую, однажды, мне довелось видеть в боливийском Пума Пунку, где я находился в качестве помощника начальника экспедиции. Ещё я заметил, что стены замка испещрены масонскими символами. Чего тут только не было изображено: гексаграммы, пентаграммы, лучезарные дельты (глаз в треугольнике), молоты, кульмы, наугольники, циркули, кафинские узлы…
— Чей это был замок, Жак?.. Розенкрейцеров?.. — спросил я своего чем-то недоумевавшего попутчика.
— Не знаю… По-моему — тамплиеров…
— Тогда почему нигде нет мальтийских крестов, орифламм и бинд?..
— Не знаю… Слушай, она пропала!.. Я оставлял её здесь!.. — возмущался Жак, бегая от стены к стене.
— И стоило мне голову морочить, — недовольно буркнул я и с замиранием сердца, услышал, доносящиеся откуда-то снизу, человеческие голоса.
В пятидесяти метрах от замка мне открылась панорама, завораживающая своей особой, нереальной красотой. Внизу, во всю ширь и до горизонта, простиралось ярко-голубое море. Мягкие, сверкающие на солнце волны, бесшумно выплёскивались на берег покрытый пёстрой, бормочущей вслед откатывающейся волны, галькой.
— Жак, смотри, кто это?.. — сказал я и поманил его рукой.
Но ко мне подбежал совсем не Жак, а новый, и тоже весьма популярный персонаж.
— Сан Саныч?.. Калягин?.. Не понял!.. И вы’ мне будете про стиральную машину талдычить?..
— Ну, конечно!.. Я не знаю чьё это лицо… Какую маску дали — такую и одел… Видите? — в смокинге, только со спектакля, даже не успел переодеться… — торопливо и сбивчиво говорил Сан Саныч..
— Нет, вы только что сказали, что это, как бы не вы… То есть, то, что — на вас… При чём здесь театр?.. — опешил я.
— Ссссслушай, не путай мне шахматы… Смотри!.. Ты что-то видишь? Кто это там на берегу?.. Вроде какие-то молодые ребята… Музыканты?..
Да, я действительно увидел, что на берегу расположилась группа молодых людей и…
— Похоже, что — да, музыканты…
О том говорили сверкающие на солнце инструменты, что висели у них на уровне живота. По всей видимости, это были — гитары.
— Что же мы медлим?.. Скорее спускаемся вниз!.. Умоляю вас!.. — почти проскулил Сан Саныч, затем, как-то по-дурацки подпрыгнул и начал носиться, как маленькая, шустрая собачонка.
А, может, это и была собачонка? Кто его знает…
— Легко сказать!.. Сплошные камни… — вымолвил я потухшим голосом, осторожно спускаясь с холма.
— Но это для вас, а для меня — уп-ру-ги-е-по-ду-шеч-ки!… — закричал Сан Саныч и пошёл прыгать с камня на камень, как с батута на батут.
Через несколько мгновений он стоял внизу и оттуда махал мне рукой.
«Во даёт!..», — накрыло меня волной восхищения. Но вспомнив, что нахожусь во сне, я просто закрыл глаза и… тупо прыгнул вниз.
— Ну, вот, а ты сомневался… — услышал я голос Сан Саныча, осторожно открыв глаза.
— Какое голубое море!.. — вырвалось у меня, — Но почему я не чувствую, присущего ему, запаха?..
— А что, море должно ещё чем-то пахнуть? Интересно чем?.. — спросил один из музыкантов.
— Ну, как это чем?.. Водорослями, конечно же, йодом… моллюсками, рыбой, в конце концов…
— Да что вы говорите?!.. Непорядок!.. Это надо немедленно исправить!.. — произнёс всё тот же голос.
В следующий момент раздался звонко рассыпавшийся и тут же собранный под крышку звук хай-хэта.
— Надо же!.. Морю вернулись запахи!.. — снова воскликнул я и посмотрел в сторону горизонта.
А невысоко над ним блистало большая, белая звезда… Я не могу назвать её солнцем, поскольку абсолютно неуверен, что это солнце. Честно говоря, похожа она была на светящуюся лампочку, на что указывал её не обжигающий свет и несколько вытянутая форма. Я перевёл взгляд на музыкантов, и моя челюсть… потихоньку начала отвисать. Передо мной была одна из моих любимых легендарных пост-панковских групп — «The Stranglers». Все четверо прибывали в хорошем расположении духа, улыбались, шутили, приветливо пожимали мне руку… А Хью Корнуэл — тот вообще меня обнял, как брата, будто знал меня тысячу лет.
— Слушай, — сказал Хью, — вчера я услышал классный анекдот… Хочешь, расскажу?..
Я махнул головой.
— Один музыкант, обращаясь к другому музыканту, спрашивает: «Помню, ты отлично играл на саксофоне, а сейчас я вижу тебя только за роялем… Что произошло?» А тот ему отвечает: «Да ничего не произошло… Просто, на саксофон бутылку с пивом не поставить…»
И тут меня, как пробило на «хи-хи»: смеюсь — остановиться не могу… Что на меня нашло — не знаю… Но, думаю, виной тому — интонация, с которой Хью рассказывал анекдот.
— Да что ты, приятель, успокойся!.. — заулыбался Хью, — Давай мы тебе что-нибудь исполним?.. Что бы ты хотел?..
Я попросил их сыграть третью вещичку из «Rattus Norvegicus». И они мне выдали целых три композиции. Сан Саныч всё это время скакал по кромке моря, пританцовывал, кидал камешки, а потом подошёл ко мне и, как-то уж больно по-театральному, указал пальцем на «бочку» барабанной установки.
— Что это? — обратился я к Бёрнелу — басисту группы.
— Да, действительно, Джет, что это? — переадресовал Бёрнел вопрос Джету Блэку — барабанщику.
— Жан-Жак, я удивлён, но это, по-моему, стиральная машинка! — ответил Джет и не удержав равновесия, упал с барабанного стула.
— Прошу нас извинить, господа… Но мы, собственно, за ней и пришли!.. — продекламировал Саныч, подошёл к машинке и вытащил её из-под «рабочего барабана»…
— Что это значит?.. — почесал я подбородок и задумался.
— А нечего тут думать… — заторопился Саныч.
— Э-э-э-эй!.. — пронеслось у нас над головой, потом что-то хлопнуло, ухнуло, и за откатывающейся волной снова забормотала галька.
— Где они? — машинально вырвалось у меня…
— Не знаю… Исчезли… В общем, смотри сюда, — сказал Сан Саныч и придав машинке рабочее положение, поманил меня пальцем подойти поближе.
— Ну и…
— Объясняю: заливаешь горячую воду…
— Ты что, издеваешься? Что, я не знаю, как осуществляется процесс стирки? Ты мне будешь объяснять? — почти закричал я, но, всё ж таки, сумел сдержаться…
— Да нет же… Наберись терпения, дослушай до конца. Значит, набираешь горячей воды, бросаешь туда две-три грязные шмотины и… Дальше самое интересное: включаешь реле времени, часы затикали… А ты смотри в какую сторону будет закручиваться вода. Если она закручивается по часовой стрелке, значит, в свой сон ты можешь перенести любой предмет из реальной жизни, включая живых существ.
— Что, и человека?..
— Да и человека тоже…
— Ну, ничего себе!… А если…
— А если повернуть реле в другую сторону, то вода будет закручиваться против часовой стрелки, и тогда ты сможешь перенести в реальную жизнь любой приснившийся тебе образ. Вот, а чтоб ты не забыл — внутри находится инструкция… — сказал Сан Саныч и, утерев выступивший на лбу пот, нежно прихлопнул ладошкой по крышке машины.
— Минутку!.. — услышали мы приятный женский голос.
Голос принадлежал Хильде Феликс — солистке известной голландской группы «Teach in»
— Инструкция у меня. Вот, пожалуйста, — сказала она, выходя из воды, — Унесло в море… Пришлось плыть за ней…
«Да-а-а-а… Вот бы эту Хильду, да через стиральную машину ко мне домой…» — от пришедшей в голову мысли мне стало смешно и я громко рассмеялся… Затем, дёрнул ногой, ударившись ею обо что-то твёрдое и… вышел из сна.

Когда я перевернулся на левый бок, то невольно отпрянул назад, шумно шлёпнувшись о стену залежалой спиной. Передо мной стояла та самая стиральная машинка — «Riga-8». «Вот, значит, на что я ногой налетел…», — поглаживал я ногу.
— Дяденька, вы уже проснулись? — услышал я тихий детский голос и, повернув голову к окну, увидел двух солнечно улыбающихся мальчишек.
— Что вы здесь делаете, ребята? — спросил я сдавленным голосом.
— Вы нас извините… Мы не знали, что это машинка — ваша… Мы на ней целый день катались… Похоже, она уже не заведётся…
— А кто вам сказал, что она моя? Как вы здесь оказались, ребята? И вообще, который час?.. — швырял я вопросы, подкашливая.
— Да утро уже, десятый час…
— А день недели, какой? — уставился я на них.
Ребята переглянулись между собой и почти в один голос произнесли:
— Суббота…
— Фу ты, чёрт!.. Слава богу!.. Вот как я: и чёрта и бога одновременно вспомнил… А я уж думал, что на службу опоздал…
— К нам подошёл один пожилой дяденька и сказал, что его зовут Сан Саныч. Он попросил нас отнести «стиралку» по вашему адресу. Вот. И ключи дал… Сказал, что дома никого нет… — произнёс самый бойкий мальчик, но почувствовав что-то неладное, смущённо потупил взор.
Я опомнился, когда они уже переступали порог квартиры, выходя на площадку…
— Ребята, отнесите её, пожалуйста, к мусорным бакам. Извините меня, но вас обманули: я не нуждаюсь в ней. Зачем мне этот металлолом? А ключи положите на полочку, в коридоре. А впрочем, я могу и сам отнести её туда…
— Да ладно… Уволокём… Она не шибко тяжёлая… До свидания… — сказали они и выволокли машинку за двери.
— Ребята, вот, возьмите… Это вам на баловство… — и я протянул им невзрачную «сторублёвку», упавшую из под матраца в тапок.
«Прощай, заначка… Э-э-э, нашёл тоже, над чем сокрушаться!.. А ведь правда, чего только во сне не приснится…», — выдохнул я и, откинув одеяло в сторону, отправился в коридор, чтоб закрыть за ребятами дверь. В коридоре, на резиновом коврике, я обнаружил вывалившуюся из машинки инструкцию. Подняв её и перевернув страницу, я прочёл:
«…а если повернуть ручку реле времени в другую сторону, то вода будет вращаться против часовой стрелки и тогда у вас появится возможность перенести в реальность любой приснившийся вам образ»…

Автор

Андрей Сутоцкий

Творю поэзию, фантастические истории, иногда пишу песни.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *