Я сижу в глубоком кресле, по-уютному зловеще нависшем со всех сторон. Кресло повернуто в сторону окна, огромного, во всю стену, заполняющему собой зрительное пространство в свою очередь нависшее над креслом.
Светло-коричневые матовые стекла, расчерченные в квадраты и обрамленные черным пластиком, трепещут и содрогаются под натиском долгого, двухдневного дождя, то усиливающегося, то слегка ослабевающего. Крупные сильные капли отпечатывают на экране стихийного компьютера загадочный текст, и я пытаюсь прочитать звуки, услышать слова, осознать ощущения, почувствовать хаотичную устрашающую картину, нарисованную миллионами струек и капелек, разбросанную, растекающуюся.
Тонкая оконная перегородка отделяет меня от мощного шквала. В комнате тепло и комфортно, но одиночные оконные квадратики наводят грусть.
— Зефи!..
Зефи, Фира, Зара, Фара, Зира… и даже Зорро. Зефир давно привык к моей манере называть его разнообразными буквосочетаниями, отзывается абсолютно на все, и реагирует на них по-разному.
Он знает, что если звучит его полное имя, значит причина формально-педантичная, и можно не особо торопиться, а если вдруг послышались варианты (плюс звонко-веселая интонация голоса) — намечается что-то весело-праздничное. Сенсор — кончик хвоста — начинает трепетать, морда облизываться языком, а три с половиной килограмма веса подбрасываются неведомой силой вверх, отрываясь вопреки закону притяжения.
Строгую интонацию Зефирка различает на-раз! — угроза небольшой словесной взбучки в результате раскрывшейся шкодливости. Иногда случаются моменты, когда устрашающим приговором звучит кличка Зорро, что означает — провинился по полной программе, готовься к очччень серьезному разговору!
Шелково-пушистый комок в хаотично-трепетных кудряшках в момент спружинивает мне на колени и, в ожидании возможности развлечься (или развлечь…), нетерпеливо всматривается в мое лицо, ритмично похлопывая хвостиком по краю кресла. Если бы не знать, что он собака, а показать одни глаза, то первая опознающая мысль была бы — сказочный игрушечный чортик или неудачная игрушка с бракованными пуговицами вместо глаз; маленькие, глубокосидящие в нахлобученных шерстяных спиральках, разглядеть их иногда просто невозможно.
— Зефа, ну, давай поговорим. Какое у тебя настроение?
Похоже Зефир затрудняется определить интонацию и поэтому тормозит с реакцией. Хвостик задумчиво замедляет движения, маленькое тельце напряженно ждет знакомых звуков или нот.
— А… вот как я тебя напрягла?.. Сложно? — Я умышленно нахожу неизвестные ему интонации. Зефир начинает вращать головой так же, как и хвостом, пытаясь уловить знакомую волну. — Дружище, ты как живой компьютер, но реагируешь хуже…зато теплый, и сидишь на коленях. А за друзьями скучаешь? Вижу, что нет. А почему? У тебя есть точечка, которой просто необходимо чувствовать другого человека…ой, извини, собаку?..
Да… про точечку это я глупо спросила.
Зефир, конечно, реагирует на звуки, интонации, но реакция его предсказуема, и он никогда не сможет изменить ее, к примеру, усилием воли, сознательно, в соответствии со своим желанием… да еще и неожиданно возникшим…
Он никогда не сможет осознать свои действия, а значит, никогда не увидит себя со стороны. В нем нет категории “Я”. Так распорядилась Природа.
Он останется собакой навсегда, как ни старайся — невозможно развить в нем сознание и осознание, поэтому общение с ним никогда не заполнит зияющих пустот моего человеческого желания. Я отрываюсь от убийственно-мягкого удобного кресла, подхожу к компьютеру и делаю пару щелчков. На экране привычно замигали сайты, темы, логины, знакомые аватары.
При виде одних пустоты моего “Я” заполняются ощущением радости и нежности, при виде других образовывается новая пустота, и возникает новый недостаток — желание выйти на один уровень восприятия и понимания, которого почему-то нет… Но в любом случае, “Я” нашлО себя — такие же “Я”, собранные зрительным сенсором в одном определенном месте под названием сайт.
И вот я уже, неожиданно для себя бесконтрольно произношу вслух набранный и отсылаемый текст очередного комментария, вдруг смеюсь или улыбаюсь, а то и нервничаю, сопереживая и подыскивая слова. Мое “Я” живет и действует. Оно наполняет себя, вливаясь в других, соединяясь и соприкасаясь с ними, чувствуя их желания как свои, сливается в том самом определенном месте, где все мы равны.
Однозначно — Человеку нужен Человек, и заменить его невозможно.
Зефир, не дождавшись от меня никакого толку, завалился в кресле, прикинувшись черной лохматой тряпкой (я-то знаю, что он ждет прогулку, но ливень…)
А для меня засветилось солнце!.. |