Орк! Могучий орк!

Часть первая.

 

Орк: шергодонские страдания.

 

Остров Тусуй — место всей Амальгее известное, потому как вот уже с лишком четыреста лет на нём располагается оркский город Аб-Хи. Если вы о нём ничего не слышали, значит, вы не с Амальгеи и, стало быть, являетесь резидентом зловредных зелёных человечков. Так или нет? Не хотите признаваться ну и не надо. Оркам с Тусуя с высокой ёлки наплевать на ваш род занятий и расовую принадлежность. Будучи слепленными богами, как почти полные пофигисты (уступая в этом плане только гоблинам), орки являются самым политкорректным народом в мире, а то и во всей вселенной. Им совершенно безразлично с кого снимать скальп при помощи тупого кухонного ножа. Будь ты плюгавый жирный гном или гордый человек да хоть сам заносчивый эльф! — коли попался под щедрую оркскую раздачу — сиди и не чирикай: шансов выжить — ноль. Орков не любит никто даже демоны преисподней. А орков с острова Тусуй не любят особенно сильно. Почему? Потому что ко всем оркским «добродетелям», как то — свирепости, дикости, повальному пьянству, разбою на большой дороге, людо-гномо-эльфоедству и пренебрежению  личной гигиеной островная зеленокожая братва добавила ещё и пиратство. Добро бы сидели у себя в горах, как в былое время — тут неприятности только у гномов-рудознатцев. Дебоширили бы в степях, как краснорожие родственнички — головная боль для людей и только для них. Эльфам-то что? Они в своих лесах об оркских выкрутасах только в газетах читали. Зеленокожие к ним ни ногой. Но клыкастым ухарям на земле стало тесно; в плечах они широки — много места занимают. Простор им понадобился. Ширь океанская. И орки подобрали под себя морские торговые пути. А международная торговля — это вам не воробьям в окошко фигушки показывать. Это тема чувствительная для ВСЕХ! Но орки в глобальной экономике не смыслили ни бельмеса и спокойно кормились с этого дела довольно долго, лет около трёхсот, пока их безобразия окончательно не осточертели всей прогрессивной общественности. Тогда-то и свершилось невиданное до той поры  дело — против общего врага выступили единым фронтом сразу три расы ранее в симпатиях друг к другу не замеченные. Так орки особо ни над чем, не ломая голову, внесли свой неоценимый вклад в святое дело консолидации всех  разумных видов на Амальгее.

К решению  вопроса перевоспитания островного хулиганья народы, состряпавшие коалицию, приступили довольно споро каждый в меру своих сил и способностей. Люди — вот же беспокойное племя! — в короткий срок создали огромный военный флот, в процессе работы совершив массу научных открытий и обогатив все языки мира новыми заковыристыми  перлами. Только представьте — столько молотков да по пальцам! Эльфы предоставили для этого флота лучший лес, совершив прорыв в ботанической магии. А гномы простили и тем и другим проценты по давно просроченным займам и даже решились на не слыханное для них деяние, наступив на горло собственной жадности, перестали тайно ссужать деньги оркам и спонсировать их грабительские выходки. Для последних — это был удар в спину. Для гномов — временное улучшение отвратительного имиджа сквалыг и двурушников.

Лорд-Орк, правивший в ту пору на Тусуе, подобную гномскую выходку перенёс болезненно. Три, а то и все четыре дня не прикасался к пиву, фляги с брагою ни разу не отварил и медовухи даже не нюхал. Понятно — стресс. Видя тяжкие муки и терзания своего лидера, орки скопом впали в уныние и геройски капитулировали.

И в Аб-Хи наступила голодуха…

Корабли продувшегося противника людишки хапужисто прибрали к рукам. Побеждённым пиратам не на чем стало ходить на работу. Гномы припомнили оркам старые долги, стараясь компенсировать финансовые потери, связанные с военными расходами. И зеленокожие, вконец затосковав, решили сожрать самого виноватого… Лорд-Орка. Помирать такой малопочётной смертью тому совсем не желалось и он совершил подвиг — впервые в жизни подумал не отвлекаясь в течение… А вот время засечь он не догадался, потому как часов в жизни своей ни разу не видел. Ну — не суть. Главное, он подумал и придумал, как найти выход из создавшейся не по его вине щекотливой ситуации. А придумав, шибко возрадовался, принял на грудь для увеселения души и укрепления духа, кликнул шаманского гроссмейстера и незамедлительно приступил к исполнению плана. Утром дня следующего островной  народ был собран на вече. Разношёрстный тусуйский сброд на центральную площадь, что лежала прямо перед крыльцом замка Лорд-Орка, собрался живенько. Тут бы и слепой безногий гоблин припёрся — добыча сама стрелку забивает. Добыча, кое-как выползшая на крыльцо для всеобщего обозрения, на ногах держалась нетвёрдо и была ощутимо покачиваема свежим морским бризом.

— А и разоделся наш лорд, расфуфырился! — зашелестело по толпе. — И камзол на ём зелёного бархата, почти не потёртый, только на локтях слегка замаслился. И штаны считай, что совсем без пятен, токмо с заплатой и то разъединственной. И, — о диво! — сапоги напялить не поленился!

— Парад чё-ли намечается? — не въехав в суть торжественного момента, спросила оркская баба у гоблинихи, торгующей пирогами с гнилой морской капустой.

— Не-а. Лорд-Орк будет в народ речь толкать чтоб, значится, его  за политические просчёты в мелкий винегрет не покрошили, — рассудительно ответила торговка, не глядя, отвесив звонкий подзатыльник гоблинёнку, пытавшемуся спереть пирог с её переносного лотка.

— Чего тянешь, Хрюп? — раздалось нетерпеливое.

— Щас, одного перца дождёмся, — разъяснил Лорд-Орк, отпивая из серебряной кружки, с которой разлучался только в моменты любовного соития, да и то не сказать, чтоб надолго. — Он мне будет нужен для усиления аргументации.

— Чего-о?.. — не поняло словесного выпендрёжа скопище необразованного люда.

Хрюп только отмахнулся, взглядом кого-то, выискивая среди моря голов.

— А-а, вот и он!.. Лезь сюда, шаман.  Тихо-тихо, не свались… Вон обопрись о стеночку. Всё спроворил? — понизил он голос. — Ну и славно. Видишь, народ честной, как умаялся наш духовный лидер? — с пафосом заговорил Лорд-Орк. — Всю-то ноченьку напролёт мы с ним неусыпно мозговали, как нам сыскать для наших разлюбезных орков хлеб насущный.

— И как?.. Успешно, али как всегда? — толпа заинтересованность проявила.

Лорд-Орк облегчённо выдохнул в кружку: сразу в ножи не взяли, варнаки, значит, есть ещё шанс сползти с этого «амвона» живым. Правда, к сути дела он ещё и не приступал, но при столь импульсивных подданных, каковы тусуйские орки, до неё, родимой, вообще могло не дойти. Примером тому многочисленные преждевременные кончины ранешних Лорд-Орков.

Хрюп отлепил губищи от края кружки и звучно хлопнул себя ладонью по блестящей лысине:

— За ночь эту страшную поседел я братья-орки, яко лунь. От зари до зари, очей не смыкая, мозговал, как единым ударом разрубить клубок хитрейших каверз, что прикатили к нашему порогу извечные враги благородных орков и достойнейших гоблинов всякие там эльфы, гномы и хитрослепленные человеки.

— А попроще можно? — выдвинула первое требование вечно недовольная пролетарская масса.

— И покороче…

— И без вранья!

— Попроще?.. Можно, — пробудился от дрёмы шаманский интеллигент. — И покороче — тоже… А без вранья никак — политика.

— Флота у нас более нету, — продолжил вещать Лорд-Орк, бередя свежую рану безработных пиратов. — Люди-хапуги его прихватили и вряд ли возвернут. Так что в море выходить нам не на чем: ни тебе купца слегка тряхнуть, ни порыбалить.

Опять приврал Хрюп: орки отродясь рыбалкой не баловались, не тот у них менталитет. Тяга к созерцанию отсутствует. Да и Мелкое море — это вам не пасторальное озерцо с карасями и кувшинками. В нём такое водится — поймаешь, не возрадуешься.

— Торговать нам тоже особо нечем. Грибы, как в эльфийских лесах, на Тусуе не растут. Землю пахать, как ленивые людишки нам недосуг — мы народ занятой. Изумрудов, как в гномских копях, в нашей Дырь-горе не обнаружилось. Перечень оркских бед и несчастий можно было бы продолжать и далее, ибо бесконечен он и безбрежен, как окиян-море. Но для общего понимания трагизма нашего положения изложенного мною вполне достаточно. Потому буду краток и сразу перейду к делу.

— Наконец-то! — единым выдохом одобрила толпа мудрое решение своего вождя. — А то уж  мерещится, стало, что ты нас словесами до следующей зимы потчевать собрался.

— Решил я, разлюбезный народ мой, приспособить нашу Дырь-гору под международный пенитициарный центр.

— Чего-о? — совокупно обалдел плебс.

— Додумался наш славный руководитель устроить в пещерах Дырь-горы  всеобщую каталажку, — развеял непонятки вовремя встрепенувшийся шаман. Развеял и снова сомкнул усталые вежды.

— О, тюряга! Это понятно.

Кажется, идею орки умом уже охватили. Но вот поддержат ли? Лорд-Орк собрался с духом, глотнул пенного вдохновения из кружки и бухнул в колыхающиеся массы очередной тезис. Как в прорубь шагнул.

— А охраной при них станет часть наших, потерявших законный флибустьерский приработок, моряков.

Над Тусуем повисла такая тишина, что все услышали, как на другом берегу Мелкого моря чихнул гриппозный воробей. А спустя мгновение на центральной площади Аб-Хи разразился ураган. Ревели взбешённые орки, хватаясь за рукояти мясницких ножей и абордажных сабель. Вторили им их боевые подруги, грозя пошинковать реформатора, как кочан капусты. Верещали мелкие гоблины, но те больше от восторга. Им любой бунт по сердцу. И больше всех ярился бугаистый орк, явившийся на собрание с предусмотрительно прихваченным двуручным топором.

— Чо творится, братья-орки?! — орал громила ни ростом, ни шириною плеч не уступавший главе местной администрации, да и пива плескалось в нём не меньше. — Чо этот зелепушный политикан удумал? Решил всех нас, правильных пацанов, в вертухаев перекрасить?! Надумал он, зелень подкильная, братву искоренить. Понятия святые, нашими дедами, нам в скрижалях оставленными, порушить! Да за едину мысль о подобном святотатстве всякого надо на крепостных воротах распинать! Верно говорю, братва? А ну, Хрюп, выходь на двубой!

Вот тут рекомый Хрюп доказал всему народу тусуйскому, что Лорд-Орком он стал не только за отвислое пузо.

— Кто там хавальник разинул? Ты что ли, Махай?

— Ну, я.

— А и открой-ка ты, демагог лыковый, всем нам самый сокровенный свой секрет: когда это ты, тусуйский орк, успел свести тесную дружбу с преступным элементом из человеков, эльфов и гномов?

Обруганный страшным словом «демагог», Махай, сразу не нашёлся, что ответить. Лорд-Орк зря времени терять не стал, воспользовавшись бестолковым мычанием оппонента:

— Может у тебя и среди смердящих летунгов дружбаны завелись? И со злодейскими магами из южных земель ты скорешился?

— Чур, меня от такой напасти! — обрёл голос обладатель двуручного аргумента.

— Чур, тебя?.. Ишь, всполошился! Ты не стесняйся, ежели ещё, какая постыдная тайна у тебя есть, выкладывай при всех. Свои же — поймём. Вот только ежели ты окажешься алагарским шпиёном или там эльфийским засланцем, то тут уж звиняй братело — пойдёшь на корм гоблинам.

О, как вывернул!  И ведь заклевал оппозиционера.

— Великий народ острова Тусуй! — добавил Хрюп пафоса. — Разлюбезные мои аб-хияне. Самому мне это решение далось дюже непросто. Оно конечно, грубый и со всех сторон подозрительный, Махай, в чём-то прав. Охранять чужой преступный элемент нам вроде бы и не с руки. Как было подмечено — не по понятиям. Но судите сами,  мазурики-то эти нам не родня. Верно?

Толпа загудела нестройно и неуверенно, но всё же, утвердительно.

— Опять же стеречь мы их  будем не за просто так. Тут наш шаман подсуетился… Подсуетился?..

— М-му… — заверил всех гроссмейстер.

— Предложение моё, побытом магическим государям ближним и дальним он разослал. И подтверждение наверняка уже получил. Получил, нет?..

— Н-ну…

— Видали, как бедолага упарился, лыка не вяжет… то бишь, от усталости даже говорить не могёт. Но к делу… За эту небольшую услугу иностранные государи согласились платить нам звонкой монетой. А бабло на халяву — это по понятиям?

— Вестимо по понятиям! Ай да Хрюп! Ай да лорд!

Хрюп приосанился. Победил! Теперь уже без сомнения, а ведь он ещё не все козыри на стол выложил.

— Шаман! — воззвал  он.  — Раздрай зенки, твой выход.

Беззаветный служитель заклятий и посохов, верный приверженец гербариев, зелий и настоек после ночных трудов на магическо-дипломатическом поприще выглядел не очень, даже по непритязательным оркским меркам. Стоял он скромнейше, стеночку подпирая, и был много зеленее обычного. Но долг свой исполнил до конца.

— Слушай сюда, хмыри, — задушевно начал он свой спич. — По первому, кабальному договору с победителями мы, как сторона проигравшая, обязались всех наших шаманов, и меня в их числе, на полгода упечь в пещеры Дырь-горы. Не мне вам объяснять, в чём здесь подвох. Однако, для особо одарённых и для тех, кто в касках я не поленюсь, растолкую. Внутри Дырь-горы волшба не творится. Все знают? То-то. Но это ещё не всё. Любой волшебник, просидевший в этих проклятых пещерах неделю, становится магическим импотентом на год, а то и более. Что говорить о тех, кому «подфартит» отмотать там шесть месяцев. Орки Тусуя рискуют остаться без шаманов навечно! Что припухли, горлопаны? Страшно стало? Вот и мне вдруг не до песен сделалось. Но Хрюп эту тему обмусолил и к всеобщей нашей радости лазейку отыскал.

— Не томи, злодей, радуй далее!

— Сегодня, прямо перед выходом на митинг, в смысле, на вече, получил я официальную магическую маляву, в коей сказано, что правители земель разных с большою охотою отправят на отсидку в нашу новую тюрьму своих опальных колдунов.

— И чо нам с этого за радость? — воспрял духом Махай. — А ну как сбежит такой каторжанин и в злопыхательстве своём учинит колдовскую диверсию супротив мирных обывателей Аб-Хи! У меня вон маманя в возрасте; двуручник ей поднять уже не под силу, разве что ухват. Но какая от ухвата польза в борьбе с взбесившимся колдовским уркой?

— Махай! — посуровел помятой рожей шаман. — Дураком ты был, дураком помрёшь. Хрюп-голова под это дело отправил запрос о том, чтоб нас, тусуйских гроссмейстеров перевести в штат охраны Дырь-горы. Лучше вертухаем числиться, чем с морскими чудищами, что на наши берега частенько выползают, в рукопашную бодаться без поддержки сил магических. Или у тебя, Махай, и по этому вопросу отличное от коллективного суждение имеется?

Тут толпа безоговорочно поддержала Лорд-Орка и пьяненького шамана:

— Ты б, дубинушка, — услышал Махай мнение вечевое, — прикрыл бы пасть и не молол бы языком лишнего. Иначе в следующий раз против многохвостой медузы мы тебя одного отправим. И много ты с ней своим топором навоюешь?

— Сами мы, понятное дело, во чрево Дырь-горы не полезем и магическую силу сохраним, — продолжил вещать шаман. — Сдаётся мне, что иноплеменные государи по вопросу этому сильно кочевряжиться не станут. Им, избавление от мятежных чародеев за счастье. А что до побегов, хе!. Вопрос хороший, даже очень. — Шаман без церемоний отобрал кружку у эгоистичного Лорд-Орка, вылил всё её содержимое в свою глотку и, вернув порожнюю посудину обалдевшему политику, продолжил нести свет истинной радости в хмурые оркские массы: — Баба!.. Ты, с пирогами… С чем выпечка? С морской капустой?.. Фу, мерзость!

— А иде ныне мясца добыти? Поведай, коли умный такой.

— И поведаю! Ухи в нашу сторону поверните и не говорите потом, что де наша администрация о пропитании народном никакой заботы не имеет. Всех, решившихся на рывок, из недр нашей гостеприимной тюрьмы Хрюп разрешает использовать по их прямому назначению, то есть в целях гастрономических.

Вот тут в Аб-Хи началось великое ликование. Хмурым остался только победивший недругов Лорд-Орк Хрюп. Мрачным взором глазел он в глубины своей серебряной кружки, и вид сухого дна наполнял его сердце великой скорбью и праведным гневом. Невоспитанного шамана очень хотелось убить, но было никак нельзя, во-первых, какой-никакой — друг, а во-вторых, вокруг было много свидетелей. Однако поднявшееся из самого нутра раздражение настоятельно требовало выхода. Долго держать в себе подобную гадость орки не любили, так как почти маниакально берегли свою нервную систему. Требовалось срочно сыскать кандидата на роль громоотвода и придумать убедительную причину, оправдывающую неожиданную репрессию.

Кандидат нашёлся без особых проблем, ишь, каков молодец выискался, принародно вождю перечить! И не совестно ему. Причина, тоже обнаружилась — не придерёшься. Лорд-Орк мысленно погладил себя по лысине, с удивлением огромным осознав, что в его черепе обретается что-то ещё помимо пива.

— Что, братья-орки, — вопросил он подданных, — любо вам моё решение?

— Любо! — отозвался зелёный майдан. — Ой, как любо!

— Тогда слухай далее…

— А может уже по домам? В глотке ж пересохло, — пискнул кто-то.

— Щас, как дам в рыло, — добродушно пообещал большой начальник. — Я вас надолго не задержу. Самому надоело тут париться. Итак… Новости радостные ещё не кончились. Я тут напрягся, потом подсуетился и вот, что из этого получилось… С дня сегодняшнего на Тусуе начинает формироваться новое воинское подразделение. Конкретно: Наёмный Корпус оркской морской пехоты! Чуете? — сощурился он хитро. — Наши корсары без работы не останутся. Кстати, первый контракт я уже заключил… с эльфами. У них там какие-то неразрешимые заморочки с людьми, кажись острова Хансайские поделить не могут. Вот мы в драку и ввяжемся. Всех перессорим и деньжат по лёгкому срубим. Вербоваться в канцелярии. Запись желающих будет производить мой секретарь почтенный дроу Штопёр. Разрешено вербоваться всем, кроме Махая.

Здоровенный бузотёр, уже собравшийся было отправляться на войну, едва не выронил из рук свой топор.

— Кроме меня?!. Ты чо, начальник, решил семейство моё без куска мяса оставить?

— В мыслях не держал, — уверил его Хрюп, спускаясь с крыльца и пробираясь к огорошенному соплеменнику.

— Ну, дык я побёг? Вакансии в Корпусе, чай не бесконечные.

— Не бесконечные. Но ты не побежишь.

— Почему? — вдруг занервничал Махай, всей печенью предчувствуя недоброе.

— Потому. Кто меня на двубой выкликал, а? Кто огульно обвинял в попрании традиций?

— Ну, ладно, чо ты.  Свои же орки. Ну погорячился я. Извиняй, Хрюп.

Лорд-Орк вплотную подобрался к намеченной жертве.

— Я бы извинил. Я орк не гордый. Но вот как быть с памятью предков?

— А чо с ней не так?

— Так ведь ты, Махаюшко, память сию изгваздал хуже не придумать.

— Я?! — непритворно изумился ревнитель традиций.

— А то кто же? Не ты ли горло надсаживал, базлая на всю площадь, что де понятия святые, нерушимые наши пращуры нам в скрижалях оставили? Не отопрёшься. Весь честной народ слышал. Все в теме.

— Чёй-то такое вроде было, но в подробностях уже и не припомню, — замялся Махай, подозревая, что уже наступил на чьи-то грабли.

— И не надо, — лучезарно улыбнулся глава администрации. — Не подскажешь ли мне и всем здесь присутствующим, в каких именно скрижалях? Где те скрижали? И на каком наречии они писаны? — Голос вождя зазвенел от праведного негодования.

— Ой, — тоненько проскулил лидер не сложившейся оппозиции.

— И кто тебе, пустозвону, дал право такое, обвинять наших дедов-прадедов в наимерзейшей гномской еретической гнуси — грамотности и чистописании? Что б обхаркали тебя наши боги–близнецы Дюп-Дюп и Гомсей, в особенности последний, непочтительный ты выродок. Так, что будет двубой!

— На топорах, али ещё на чём? — спросил слегка дрогнувшим голосом морально раздавленный пират.

— Стану я об тебя боевое оружие пачкать! — театрально продекламировал борец за справедливость и  крепость устоев и треснул Махая своей знаменитой кружкой по лбу.

— Ить… — не вразумительно высказался наказуемый и мешком свалился к ногам победителя.

— Так будет с каждым! — Хрюп был доволен. — А посудину жаль. Вона, какая вмятина и ручка вот-вот отвалится. Так и быть, вычту из его жалованья. По гроб жизни на меня работать будет. Эй, кто-нибудь, кликните сюда Штопёра: пусть запишет этого деятеля младшим вертухаем.

И как, скажите на милость, после всего им содеянного, не признать Хрюпа великим оркским политиком и государственным мужем? Граждане великого города Аб-Хи  и не артачились — признали. А когда на Тусуй пролился золотой дождь, тут уж и самому тупому гоблину стало ясно, что Хрюп — гений и заслуживает самого искреннего уважения, почтения и… памятника на центральной площади. От подножия Дырь-горы благодарные аб-хияне приволокли огромную каменюку футов двадцати высотой. Взгромоздили её перед хатой любимого вождя и только тут сообразили, что скульпторов средь них нету, да и не было никогда. Перед ними во весь рост обрисовался исконно тусуйский вопрос: что делать? После коротких, но шумных дебатов с мордобитием было принято решение поискать мастеров каменного ваяния среди дырь-горских колодников. Поискали — не нашли. Шулеров, фальшивомонетчиков, душегубов и политзаключённых в казематах маялось полно, а скульпторов, как на грех, ни единого. Тогда орки попытались завлечь к себе мастеров чужеземных. Затея эта тоже успехом не увенчалась: не пожелали художники иноплеменные испытывать на своей шкуре тусуйское гостеприимство.

— С чего бы это? — изумлялись добрые аб-хияне. — Уж ваятелям-то мы, кажись,  ничего плохого не делали.

В общем, сразу скульпторов не нашли, а потом идея забылась сама собой. А глыба так и осталась валяться посреди площади. Да и Гомсей с нею, не тащить же её обратно, право слово. Какой-то умник, мобуть всё тот же дроу-писарь, обозвал громадину Хрюп-булыгой. Название прижилось, и память Хрюпа была увековечена истинно нерукотворным способом. Орки, в очередной раз, доказали всему миру, что в деле максимально практичного подхода к решению любой проблемы им равных нет. Имя шамана, лорд-оркского сподвижника и автора некоторых политических идей, тусуйцами было благополучно забыто. А никто и не утверждал, что историческая справедливость существует.

С той поры, благополучно или нет, минул век с четвертью, и Тусуй изменился до неузнаваемости. Во-первых, был выстроен порт, способный принимать большие торговые суда. И бывшее пиратское гнездо стало одним из крупнейших центров международной торговли. Во-вторых, Аб-Хи перестал быть обиталищем одних только орков (гоблины не в счёт) и отщепенцев из числа тёмных эльфов. Теперь на его улицах можно было услышать речь всех разумных рас Амальгеи. Здесь даже гномы селились, и никто их особо не притеснял. Во всяком случае, грабили их ничуть не чаще чем всех остальных. Сами орки, понятное дело, колобродить не прекратили, но по не писаному закону, особо предосудительные фортели проделывали только против тех, кто, на данный момент, являлся неприятелем сюзерена нанявшего их ставший знаменитым Корпус морской пехоты. Тусуйские морские пехотинцы были нарасхват. Уж, что-что, а воевать они умели. И каждый малолетний орк с молочных клыков мечтал быть зачисленным в славные ряды Наёмного Корпуса морской пехоты. Каждый, но только не тот, о ком пойдёт речь в этом повествовании.

Место действия кардинально не изменилось. Всё тот же Тусуй. Всё тот же Аб-Хи. Всё та же площадь перед замком Лорд-Орка с Хрюп-булыгой в самом центре. Скукотища.

Порыв свежего морского ветра, поднабравшись храбрости, ворвался в гостеприимно раскрытую дверь самого респектабельного местного заведения «Объедаловка». У ветра была цель освежить в её недрах жаркий, липкий, густой и порядком застоявшийся воздух. Цель благородная. Попытка не первая. Результат почти нулевой. Разве что едкая дымовая завеса, производимая тремя десятками курительных трубок, лениво колыхнулась, да захлопнулась ни чем не подпёртая дверь.

— Эй, кто-нибудь, — раздалось из самой глубины зала, — распахните её, дышать же нечем.

Молодой гоблин, на ходу вытирающий грязной тряпкой испарину с узкого лба, повинуясь кивку хозяина мэтра Отруля, бросился исполнять требование клиента.

— Вот, уже лучше, — зазвучали голоса, когда упрямый ветер, в который уже раз, кинулся на приступ непробиваемой табачной стены.

Ветер снова проиграл.

— И окны… Окны раствори! — скомандовал осоловелый пузатый гном. Но тут же получил винным кувшином по квадратной голове от сидящего рядом типа неопределённой расовой принадлежности и резко изменил своё первоначальное мнение. — Окны не трожь, гоблюк недоделанный. Сквозняк ещё никому здоровья не добавлял.

«Объедаловка» — тихая гавань среди таверн портового Аб-Хи. И пусть здесь жарко, как в адской кочегарке, зато вкусно и сытно кормят, наливают неразбавленное спиртное и никого не убивают без особо серьёзного повода. Собственную же безопасность ценят все, тут исключений не бывает. Исходя из этих соображений полноватый и, с виду, не очень представительный хозяин корчмы встал на сторону «принципиального» гнома. Мэтру Отрулю совсем не хотелось, чтобы о его заведении пошла дурная слава. Несдержанному на расправу грубияну было сделано вежливое словесное внушение. Скандалист ему не внял, сразу выдавая в себе начинающего туриста, впервые ступившего на тусуйскую землю.

— Щас вот возьму и вспорю твоё толстое брюхо, — пообещал он корчмарю.

Хозяин ничуточки не обиделся; не впервой ему слушать подобные глупости от перебравших на жаре рому клиентов. Но порядок есть порядок, и достойный предприниматель дал отмашку куда-то себе за спину. Тут же из табачной пелены рядышком с языкастым дебоширом материализовались два… тролля, недобро сверкая очами откуда-то из-под потолка. Многочисленным посетителям «Объедаловки» стало ясно, что говорун огрёб себе полной лопатой большую кучу неприятностей. Для всего Аб-Хи оставалось большой и неразрешимой загадкой, как Отрулю, человеку по виду и рождению удалось приручить этих лютых громадин. Сам же он об этом скромно умалчивал. Тролли служили ему преданнее цепных псов. Миг и нарушитель спокойствия уже порхает через весь гостевой зал сизым голубем. Ещё миг и он восторженно целует грязную мостовую, да так и замирает, лишившись чувств, кошелька и обретя временное успокоение. Кошелёк из лапы тролля переходит в пухлую ладошку мэтра Отруля, а затем удобно устраивается в его кармане. Трудовой день корчмаря продолжается.

— Окны! — закаркал ободрённый гном. — Окны раствори, бестолковейший из гоблинов!

— Хозяин! — вежливо окликнул мэтра сурового вида человек. — Вели подать жаркого и побольше.

Корчма жила своей обычной жизнью, и чтобы она не затихала, нужно было успевать поворачиваться. Корчмарь успевал; ему это нравилось.

На столе перед посетителем появилось требуемое.

— Пива? Вина? — было предложено.

Человек отрицательно качнул головой.

— Хмельного не нужно.

— Есть лимонад, — удивил Отруль гостя. — Готовится по шергодонскому рецепту.

— По шергодонскому?.. — не поверил путешественник.

— По нему, по самому… Не извольте сомневаться. Лично платил кухмейстеру графини Аджаберты, когда эта достойная дама изволила посетить наш остров с дипломатическим визитом.

— Что ж… лимонад, пожалуй, можно.

— Чем будет расплачиваться дорогой гость? — улыбочка мэтра Отруля источала елей, а небольшие глазки буравчиками пытались проникнуть под кожу клиента.

— Зибильдарское серебро принимаешь?

— Хм… если оно настоящее.

— Не сомневайся.

Человек поднялся со скамьи, ни ростом, ни статью хозяина, привыкшего к здоровенным оркам, не впечатлив, и извлёк несколько монет… нет, не из кошеля, привязанного справа, а прямо из широкого кожаного пояса.

— Так удобнее, — перехватив удивлённый взгляд хозяина, пояснил чужестранец, нет необходимости каждый раз с завязками возиться.

Отруль с готовностью похвальной изобразил на хитрой роже понимающую улыбку, думая совершенно иное: «С завязками он возиться не хочет… Ага, как же… Из даля видать, что кошель не простой, а с магическим наговором от воров. В таком мешочке можно целое состояние носить, за его содержимое опасения не имея. Глянет на такой кошелёчек какой разбойничек и сомнения его одолеют:  надо ли с его обладателем связываться? Даже если этого дядьку на ножи поставить, вещица эта хитрая своё содержимое новому владельцу вряд ли отдаст за здорово живёшь. А вот руку оттяпать или там рожу опалить по самый копчик, это запросто. Интересный кошелёк. Интересный путешественник».

По роду деятельности своей мэтр Отруль научился худо-бедно определять, каким ремеслом добывают хлеб насущный посетители «Объедаловки». Пирата, торгового человека, контрабандиста или рыбака-трудягу друг с другом ни за что не спутал бы. На морских бродяг разного пошиба насмотрелся он на веку своём беспокойном. Но вот с этим человеком заминка выходила. Морда… Нет, пожалуй всё-таки лицо путешественника, особой правильностью черт не отличалось. «На аристократа, путешествующего инкогнито, никак не тянет, — определил для себя корчмарь. — Стало быть, спину особо гнуть ни к чему. Но и на выходца из низов он не походит, ну, ни капельки. Не голодранец. Серебро настоящее, да и кошель магический ох, каких денег стоит. Одёжка добротная, но, видно, что ношенная. Кое-где, даже подштопанная. А цветов таких названия, для которых, видимо ещё не придумали — глазу зацепиться не за что. Захочет этот дядька в толпе раствориться, так ему и стараться, особо не придётся. Обувь фасона неопределённого. — Мэтр, даже засомневался сапоги это или же несуразно высокие ботинки. — И как прикажете себя с ним вести?»  Отруль помозговал и постановил для себя наимудрейше: улыбаться широко, но без подобострастия, поклон отвешивать сдержанно с чувством собственного достоинства. Можно было бы и вовсе без поклона, но… К чему лишний раз судьбу испытывать? А шея не сломится, ежели пару раз головой качнуть. Была во внешнем виде этого человека ещё одна странность помимо сапог-ботинок. И вот она-то корчмаря заинтриговала более всего — отсутствие шпаги. Ну, пусть на корабле от шпаги толк не велик, так хоть бы абордажной сабелькой опоясался или коротким мечом. На худой конец, сойдёт большой кинжал с листовидным лезвием. А у этого, кем бы он ни был, на поясе слева пристёгнут ножишко, едва ли больше перочинного. Таким только ногти чистить, да копчёную селёдку пугать.

Размышления достойного мэтра о своей персоне прервала сама персона, поинтересовавшись, не найдётся ли на втором этаже свободной комнаты.

— Ненадолго. До вечера.

— Э-э… — нерешительно начал корчмарь.

— Заплачу за полные сутки, — устало посулил мужик, уплетая жаркое.

— Если только до вечера…

— Никак не дольше. С закатом я покину Тусуй.

— По лестнице наверх. Четвёртая дверь направо.

Новоиспечённый постоялец поблагодарил слегка улыбнувшись. Рожа его при этом добрее не стала. Подхватил тяжёлый парусиновый мешок и пружинистой походочкой двинулся куда было указано.

— Ты кто угодно, но только не моряк, — пробурчал ему в спину Отруль, взвешивая на ладони щедро отсыпанное серебро. — С закатом солнца отваливаешь?.. Это славно. Будем надеяться, что за тобой другие не заявятся… с распросами.

Ближе к вечеру в большом гостевом зале расселась шумная компания только что вернувшихся из очередной военной экспедиции морпехов. Были они уже под хмельком. Орали громче бараньего стада. Сорили деньгами направо и налево. И корчмарь, подсчитывая барыши, уже смирился с потерей нескольких столов и лавок, что неизбежно будут поломаны перебравшими ветеранами. Постоялец со своим мешком освободил комнату и без суеты пробирался к выходу ловко минуя как бы случайно выставленные оркские ножищи; солдотня искала ссоры и выбирала для себя жертву, чтобы значит почесать об неё кулачищи или взыскать в свою пользу несколько монет за оскорбление чести и достоинства. Но чужак, к удивлению всеобщему, оказался неуловим.

«Хм, из гуттаперчи, он, что ли? — подумалось хозяину. — Ловок, шельма, обзавидуешься!» Вот тут в «Объедаловку» зашёл ещё один гость. Он вошёл и ситуация тут же вышла из-под контроля, не успевшего добраться до двери чужеземца.

Вновь прибывший был чистокровным тусуйским орком и носил обычное для этих мест имя —  Хряп. Этим его заурядность начиналась, этим и заканчивалась. Беда Хряпа заключалась в том, что он был выродком и в толпе своих зеленокожих собратьев выделялся, как белая ворона в стае серых товарок. Начнём, благословясь, перечисление Хряповых странностей, ибо именно ему выпала сомнительная честь стать наиглавнейшим лицом этого повествования.

Кто там варежку разинул, де припозднился главный герой! Ну и припозднился. Никто ж не спорит.

Вот вам его первая странность. Будут и другие, имейте терпение. Странность вторая, анатомическая: ростом этот недостойный своего отца орк сильно уступал собратьям и был даже несколько ниже большинства оркских баб. Да что оркам!  Он и эльфам уступал. И, о позор на всю Амальгею! — некоторым из людей. Плюгавец, одно слово! Клыки в пасти у Хряпа были короче, чем того требовали приличия. Рожа — недостаточно зелёная. Буркалы недостаточно красные. Пуза не было вовсе. Срамота. Бицепс… Нет, бицепс наличествовал — дроу бы обзавидовались. Но для чистокровного орка эти выпуклости на руках — чистый позор и повод к самоубийству. Ещё от Хряпа не воняло. Он, понимаете ли, с детства чистоту телесную любил и мылся раз в неделю, а то и чаще. Извращенец!

Кто там  опять со своим мнением, что, мол, странного если юноша-островитянин воду любит?! Ишь, какой наблюдательный… А то, что у этого горе-островитянина не проходящая морская болезнь — это тебе как?.. Вот то-то же… Этого, кое-как слепленного потомка грозных пиратов, начинало нещадно мутить от одного только вида морской шири. И это при жизни на острове… да-а-с… положение. Но и это ещё не всё — Хряп был грамотным!!! Вечный позор его девственно необразованным предкам! Читать он умел на трёх языках, не без запинки, но всё-таки… Осилил счёт и даже бухгалтерия его не пугала. А всё из-за недосмотра папы-прапорщика и мамы-самогонщицы. Уважаемые были орки, но недоглядели за чадом. Хряп подпал под тлетворное влияние гномов с посольского подворья и, как-то незаметно для родственников окончил гномскую школу. На Тусуе теперь и такая существовала. Принимали в неё всех детей. Взяли и Хряпа… из любопытства. А он возьми, да и окончи весь курс. Не с отличием, конечно, но и не в числе последних бестолочей. И возмечталось недорослю стать офицером!!! Морская пехота отпадала сама собой. Тогда Хряп решил убраться с опостылевшего Тусуя и попытать счастья в чужих землях, где-нибудь подальше от моря, где об орках, может, и слышали, но воочию не лицезрели. Мысль, конечно, не глупа, но как осуществить задуманное? На материк с осточертевшего острова можно было попасть двумя путями: обычным, то есть на большом плоскодонном судне и магическим — посредством опытного шамана. Первый способ молодому орку был недоступен физически, второй — финансово.

Пришлось идти работать счетоводом в «Объедаловку».

Никакой уважающий себя орк на такое гнусное деяние не решится. Потому мозгляк тусуйским продвинутым обществом не уважался и был совершенно справедливо причислен к лузерам.

И вот сегодня Хряп припёрся к корчмарю за расчётом. Припёрся, скажем прямо, в час недобрый. Мариманская подгулявшая десантура его заприметила сразу и…

Собственно с этого момента для юного Хряпа всё и началось, всё и закрутилось.

Растяпа-орк подставленную ногу не приметил, что никого не удивило и, вообще, было ожидаемо. Споткнулся. Повалился в сторону и зацепил проходящего мимо человека с мешком. Получил от него вполне заслуженную плюху и рухнул на стол, за которым потреблял вино и баранину громила-сержант сотоварищи. Раздался звон разбитой посуды. Посыпались «увесистые» оркские проклятия. Сержант с готовностью потемнел рожей до степени перезрелого баклажана. И какой-то доброхот захлопнул дверь перед носом чужеземца, отрезая ему путь на свежий воздух и лишая Хряпа надежды, что, может, хоть сегодня обойдётся без зуботычин.

Не обошлось.

Поднимаясь с пола молодой орк крыл судьбу-злодейку распоследними словами. Опять ни за что, ни про что эта капризная мадам повернулась к нему задом. Быть теперь Хряпу битым, и, что огорчительнее всего, быть ему сегодня ограбленным.

— Баста! — повелел корчмарь. — Разборки вне заведения.

-Бу сде, — легко согласился вояка с шевронами. — Мы понятия уважаем. Айда, браты, на свежий воздух, разомнёмся. Ежели, конечно, этот тощий недотёпа не пожелает добровольно возместить оплаченную нами снедь и компенсировать звонкой монетой наше  испорченное настроение. А ты куда намылился? — вдруг обратился он к пытавшемуся выйти человеку. — Заварил всю эту кашу и в кусты?

— Я заварил? — как-то флегматично поинтересовался заморский гость.

— Ну не я же! — округлил узкие глаза бугай. — Я вообще в сторонке сидел, баранину кушал. Никого не трогал. Правда, хозяин? Или ты, белокожий, что-то против Тусуя имеешь?

Мэтру Отрулю не оставалось ничего, как утвердительно кивнуть: сержант и вправду бузу не начинал. А то, что всё случилось с его ведома и по прямому наущению, так то недоказуемо. Чужеземец же равнодушно взглянул на задиру и пожал плечами. Либо сумасшедший, либо самоубийца, решила вся корчма.

— Ты ж, пришлый, — продолжил витийствовать вояка, — моего единоплеменника по сопатке «приласкал» он и рухнул промеж нас, мирных морских пехотинцев.

— Мирных морских пехотинцев… — Человек произнёс это так, будто каждое слово по языку прокатывал. — Ладно, пошли. По-хорошему ведь всё равно не отцепишься.

Странник вскинул мешок на плечо, ласково улыбнулся здоровенному орку, перегородившему выход, сделал небольшой шажок влево, как-то неуловимо взмахнул руками и открыл дверь… лбом обомлевшего стража.

— Ну, где вы там все? — раздалось из-за порога. — Долго мне вас ещё ждать?

Вот бы когда бывалому, умелому и многоопытному сержанту проявить осторожность. В дверях-то торчал не зелёный новобранец, а человек габаритами своими отнюдь не потрясал. Но, где там. Орк и осторожность — две вещи не совместные. Меж тем, присутствуй сейчас в корчме хоть самый слабосильный шаман, он бы с лёгкостью определил, что на здоровенного забияку, только что обратила свой взор сама Тартунья — родная маменька богов-близнецов Дюп-Дюпа и Гомсея, и, по совместительству, оркская богиня конкретного попадалова. Вот от чьёго внимания стоит  тут же укрыться в любом храме, любого божества. Эту истину каждый орк с младых когтей усваивает и помнит всю свою жизнь… По крайней мере находясь в состоянии близком к трезвому. Тем глупее выглядит поступок ветерана, поскольку, если и был он во хмелю, то самую малость и способности соображать ещё до конца не утратил.

— Потопали, бойцы, — скомандовал мини-вождь, — намнём бока нахалу. И тощего не забудьте. Пошуткуем над ходячим оскорблением оркского рода.

— Шагай, доходной! — было велено Хряпу и сдобрено ударом по шее.

Хилый орк, к удивлению посетителей, оскорбления не стерпел, и заваруха началась прямо на пороге. Но тролли своё пиво лакали не зря. Не дав разгореться южным страстям, они вытолкнули дебоширов на площадь и плечом к плечу встали в дверном проёме.

«Объедаловка» затихла прислушиваясь. Вот в тупичке за стеночкой корчмы началось действие — кто-то гортанно вскрикнул. Было не похоже, что кричит человек, скорее — орк. Но кто в подобное поверит? Тут послышалось родное, тусуйское многоэтажное и корчма слегка оживилась: всё идёт, как надо — орки, они своё возьмут!

— Стой на месте, мозгляк! Я по тебе врежу! От… ты непочтительный выродок…

Хрясь! Такой звук ни с чем не перепутаешь.

— Трындец! — категорично высказался гном. — У шкета переносица плоская. Ни один врачеватель её обратно не соберёт.

Послышалась не понятная возня, а потом вопль, озадачивший всех, даже троллей. Тут сомнений не было — орал орк. И орал от боли!..

— Может, морпехи добытую деньгу про меж себя делят? — высказал предположение служка-гоблин.

В стену, что-то крепко бухнуло, и вопль оборвался.

— Всё! — авторитетно высказался пьяненький прапорщик, лет десять находящийся в отставке. — Наши победили! Щас, на радостях, всех угощать будут. У нас, у орков, души, конечно, нет, зато натура беспредельно широка и щедра, не в пример сквалыжным гномам. Готовьте кружки, мужики — на халяву квасить будем!

Не успел знаток оркской натуры закончить её воспевание, как между троллями протиснулся… Хряп. Глаз его уже начал заметно заплывать, однако сопатка была ничуть не повреждена, а бледно-зелёную рожу освещала счастливая, от уха до уха, улыбка.

— Едрит квадрит! — не поверил своим глазам гном. — Есть такая конфигуровина в начертательной волшбе, — дал он никому не нужное пояснение.

— Дык, а чо, наливать не будут? — подтверждая всё, что известно о прапорщиках, спросил у вселенной отставник.

— Только за твой счёт, — ответил за неё мэтр Отруль. — И, кстати, кредита в моём заведении нет.

— Хозяин! — радостно окликнул его Хряп. — Давай расчёт поскорее, а то солнце скоро сядет.

Мэтр Отруль держал себя в руках. Мэтр Отруль ни на секунду не забывал о клиентах и барыше. Но мэтр Отруль был удивлён. Хотя нет, он был поражён. За то время, что чудаковатый орк работал на него, корчмарь частенько видывал Хряпа битым. Такова судьба любого доходяги на Тусуе. И что-то здесь изменить было трудно. Хряпа били за то, что он худ, за то, что умён, за то, что бывает при деньгах. Да что там, его просто били.  Он не ломался и не гнулся; характер у парня был, ничего не скажешь. Хряп, как мог, давал сдачи, всё реже получая добавочных трюнделей. Набравшись некоторой смелости, можно было даже утверждать, что в деле отстаивания собственного достоинства молодой счетовод несколько преуспел. Но не настолько же, чтобы вот так, в лёгкую, отбиться от четверых морских пехотинцев, отделавшись лишь расцвеченным глазом, да сбитыми кулаками. Моряки, мало, что с конца копья вскормлены, так ведь и на ногах ещё держались крепко. Ладно бы их всех штормило по-взрослому, но и тут в способностях Хряпа возникли бы серьёзные сомнения… Отсчитывая заработанные орком деньги, Отруль не сумел сдержать любопытства:

— А эти… Ну, ты понимаешь о ком я. С ними что? В смысле — живы? И ожидать ли мне прибытия городской стражи? И если ожидать, то, что мне им ответить… про тебя?

— Сколько вопросов, уважаемый мэтр. Похоже, вы за меня волнуетесь.

— Не столько за тебя, сколько пекусь о целости собственной шкуры, — не стал кривить душой Отруль. — Ну и за тебя… всё-таки… не много…

— Вот уж благодарю, хозяин! — Хряп, расчувствовавшись, даже носом хлюпнул. — Не опасайтесь стражников. Тут для  них работы нет. Вся четвёрочка рядком полёживает в тупичке под стеночкой «Объедаловки». Очухаются ухари через полчасика, никак не ранее. Но вот сюда они обязательно явятся, так что вы богатырей своих предупредите. Пусть настороже будут.

— Об этом ты заботы не имей — рутина.

— Здесь больше, мэтр, — сгребая деньги в кошель, удивился орк. — Много больше. Не просчитались?

Отруль равнодушно пожал плечами:

— Это твои премиальные. Сам-то теперь куда?

— Ещё не решил. Может, в Шергодон двину. Страсть, как хочется попробовать тамошнего лимонада. Так ли он хорош, как ваш? Прощайте, мэтр, может, уже и не свидимся?

— Прощай, Хряп… и удачи тебе, мальчик.

Вот в чём бывший счетовод не ошибся, так это в определении времени, через которое в «Объедаловку» вползла утратившая гонор компания.

— Ну… — обрисовался на их пути отставной прапорщик, — чо там было? Жуть, как интересно.

—  Мне тоже, — удивил всю корчму здоровила сержант, размазывая по горбоносой роже нечто похожее на собачье дерьмо.

— Ты ж сам там был?! — обомлел прапор.

— Был, — не стал отпираться измордованный ветеран. — Но как-то очень недолго… Потом был фейерверк, яркий такой, красивый. Интересно, что праздновали? День рождения Лорд-Орка? Так он, вроде, зимой… После стало темно. Потом я глаз открыл — всё болит и пахнет противно. И вообще, чего вы все ко мне прицепились? Вон их пытайте. Они больше моего знают… По крайней мере, должны знать.

Мявшиеся в сторонке три богатыря к сказанному много добавить не смогли; разве, что обещали найти Хряпа, да навешать ему по первое число. Но сказано это было без особого жара и с пожеланием, чтобы в эту радостную минуту рядом с ним не оказался этот… страшный… Ещё была высказана озабоченность тем, что их приятель, которым открывали дверь, по сю пору валяется на мостовой, пялится в небушко и невразумительно мычит.

— Должно строит планы справедливого отмщения, — предположил один из забияк.

— Напрасно это он, — очень рассудительно произнёс сержант. — Парняга, против, которого он злоумышляет очень даже не прост и шибко матёр, будто полжизни в наших тёмных переулках стажировался. А жизнь у него оказывается до-о-олгая… Вон, что он с носом этого перца сотворил: был горный утёс, а теперь блин недожаренный.

— Может вам выпить, — подсуетился Отруль. — А то вы господин пехотинец чего-то не того, сами на себя не похожи сделались. Ведёте себя скромно и речи умные произносите. Головой, часом, не ударялись?

— Не помню, — рассеянно сказал вояка, проявляя новые признаки контузии, — но выпить, не помешает. У меня и деньги есть. Хм… они нас даже не ограбили… Совсем не уважают.

К слову будет сказать, что в отличие от горе-вояк, мэтр Отруль лицом в грязь не ударил — содрал с них три шкуры, компенсируя Хряповы премиальные. А когда они строем на четвереньках и бровях покидали его заведение, разрешил своим троллям от чистого сердца благословить лиходеев сапожищами в седалища. Очень справедливым человеком был мэтр Отруль.

 

*       *       *

 

По какой причине тусуйские шаманы для переправки разношёрстной путешествующей братии с острова на материк послезакатный час выбрали никому не ведомо. Орки, близкие к колдовскому кругу «Тридцати Трёх», утверждают, что именно в это время заклинания переноса наиболее эффективны. Это не факт, потому как при личной нужде сами шаманы порхают туда-сюда в любое время суток с одинаковой эффективностью. Злые языки, а таковые встречаются даже в таком благословенном городе как Аб-Хи, нагло заявляют, что к этому позднему времени гроссмейстеры только-только размыкают вежды после всенощных групповых дегустаций новых или уже проверенных временем колдовских зелий. Читай правильно: шаманская братия разлепляет зенки после ночных пьянок и творения различных магических непотребств. Это, безусловно, оговор и поклёп самого низкого пошиба. Что касаемо до самих шаманов, то секреты свои, колдовские и не очень, берегут они пуще зеницы ока. Как бы то ни было, а странноватой парочке — человеку и орку, — предстояло скоренько пересечь весь Аб-Хи с востока на запад и успеть к установленному времени.

Чужеземец, может и рад был бы избавиться от неожиданного попутчика, но бросив беглый взгляд на небо, принял мудрое решение ещё немного потерпеть общество нескладного орка. Солнце неумолимо ползло к закату, а путь предстоял неблизкий. К тому же по слухам в лабиринтах славного стольного града Аб-Хи не то что заурядный чёрт, но даже самый пронырливый гоблин рискует сломить себе обе ноги. Слухи оказались правдивы. Гёз, а человек назвался орку именно этим именем, убедился в этом, когда, невзирая на свою сверхъестественную ловкость, вляпался в… Много во что… и не один раз.

— Мерзейшие демоны! — не удержался Гёз от ругательства. — Да у вас тут гаже, чем в помойке.

Хряп ответил со всей прямотой, на какую был способен, продемонстрировав хорошее знание дворовой лексики и полное отсутствие патриотизма.

— Поэтому ты решил свалить из этого милого местечка?

Орк, вдруг проявил несвойственную ему подозрительность:

— Для человека такого сурового вида ты слишком разговорчив и любопытен.

— Я любопытен.

— Хм… А ещё правдив, мягкосердечен, благороден и чадолюбив?

— Чадолюбив — да. Благороден?.. Гм… Всё остальное — вряд ли…

— Вот и познакомились. Я Хряп.

— Можно считать, что так и есть Хряп. Бесова отрыжка! Опять!!. Обувь неделю отмывать придётся.

Орк недоумённо посмотрел на то, что постановил для себя именовать сапогами: и чего их отмывать? Засохнет и само отвалится. Что до запаха, то на такие мелочи истинному тусуйцу было совершенно наплевать. Их носы, даром, что размером со скальный утёс, никогда не отличались чуткостью обоняния.

До заката солнца они успели. Шаман встретил их не очень ласково. Впрочем, ожидать сердечного приёма от синюшного с перепою орка, было бы вершиной наивности. Гёз, поглядев на трясущегося гроссмейстера, неосторожно выразил сомнение в его профпригодности. Негромко, практически шёпотом, но шаман его услышал и чуть не испепелил наглеца гневным взором своих мутных буркал. Потом, служитель оккультных наук просветил недотёпу-туриста в том, что на благословенном всеми богами Тусуе хронический алкоголизм официально считается не заболеванием, а национальным видом спорта.

— И я в нём, тоже  гроссмейстер! — заявил шаман, сосредоточенно изучая свой кривой когтистый палец.

Пьян или нет, был зеленомордый колдун, но взять деньги за свои услуги он не позабыл. И какие деньги!..

— Да-а-с, — задумчиво и печально протянул Хряп, придя в себя от падения, и пересчитав остаток своего капитала. — Кабы не Отрулева щедрость до Шергодона мне ни в жисть… Чего ты сказал? Ничего ещё… Ну кряхти-кряхти… Тут ведь сущая мелочь осталась. На вот, глянь… Что, и глядеть ещё не в моготу?.. Да ты лежи-лежи… Пешим ходом до Шергодона сколь переть? Неделю, а то и все две. Ты, к слову, ничего себе не сломал? Ещё не понял… Экие вы люди всё ж таки хлипкие, да хрупкие. Вот хоть бы и тебя взять: там у «Объедаловки» того бугая об стенку приложил любо-дорого. А тут… Чего мычишь?.. С двух саженей всего и упали… Ну хорошо — с трёх… Так я и говорю: денег почитай что не осталось, а жрать треба. Пришлось бы воровством промышлять, чтобы, стало быть, снискать хлеб насущный. А воровское дело, оно, брат, такое — фарт любит. У меня же с фартом напряг… как и с деньгами. Обязательно словили бы меня, ясна-сокола, расстроенные пропажей своего имущества граждане и упекли бы в каталажку… надолго. Я каталажек не люблю. А ты? Ну, хоть теперь-то очухался? Давай-ка я тебя водичкой спрысну.

Невразумительному этому монологу предшествовало выпадение путешественников из магического подпространства в мир реальный. За выпадением, без всякого перехода последовало обычное падение точнёхонько вниз головой на каменистый морской берег. Гёз, мужик тренированный, башку свою от прямого столкновения с булыжниками уберёг, но упал всё равно неудачно и теперь пребывал в лёгком обалдении.

— Схалтурил шаман! — авторитетно заявил Хряп, потирая массивную шишку, что величественно возвышалась на его бритом черепе, отливая дивным перламутром.

В отличие от человека гордый орк изворачиваться не стал, да и не умел, и потому, вошёл в землю прямо, как кол, образовав в галечной россыпи даже некое подобие воронки. — Однако орк! —  восхитился он своей видовой принадлежностью, болезненно морщась.  — Был бы вот, как ты, человеком, наверное, помер бы. Ну, идти можешь?.. Или хотя бы сидеть?

Бурчание заботливого орка начинало раздражать. Будь проклят Тусуй! Будь проклят пьяный в дымину шаман! И трижды будь прокляты камни, на которые угодил Гёз!!!

— Хряп, помолчи.

— Ты, это, башку себе разбил.

— Сам знаю… Ой…

— Рану промыть бы надо. И убираться отсюда подальше, пока вон тот парень, — орк указал куда-то в морскую даль, — запах крови не почуял.

Гёз, сощурившись, посмотрел на море и ничего, кроме волн не увидел.

— Ты не таращься зря, — ухмыльнулся орк. — Вы, человеки, уже в сумерках ни черта не видите, а сейчас, почитай, совсем стемнело.

— Кто там? — спросил Гёз, мысленно готовясь к бою.

— Дракон-холодец. Противнейшая тварь.

— Отмахаемся?

— Если только ты колдун не из последних. Это чудо-юдо, чем-то на медузу похоже, такое же прозрачное и жжётся, что твоя крапива. Ещё кислотой плюётся. Размером с каравеллу будет, а то и больше. Голов штук шесть. Хвостов с ядовитыми шипами — три. И ничем этого красавца не проймёшь, кроме волшбы и стрел из костей  морской шестилапой жабы. Одно хорошо — далеко от него бежать не придётся; на земле его быстро в лепёшку плющит — мерзкое зрелище.

— Ладно, уговорил, двигаем отсюда. — Гёз, морщась, уселся. В пояснице, что-то с готовностью хрустнуло, и тёмное небо на краткий миг расцветилось самыми немыслимыми красками. — О. О-о-о… ф-ф-фу.

— Двигаем, говоришь… Тебе, паря, сейчас костоправ нужен или хотя бы костыли.

— Поможешь подняться?

— Ну, ты ведь меня в той заварухе не бросил, хотя мог бы. Так почему я должен свиньёй оказаться?  Давай клешню…

— Мешок не забудь. Мне без него никак.

— А и тяжёлые вы оба. Чего ты в него напихал?

— Да так… всякого разного, — уклончиво ответил Гёз.

Уже разведя костерок и расположившись на ночлег, человек всё-таки решился слегка приоткрыть тайну своей торбы, достав из неё чудо алагарского оружейного производства — два двуствольных  пистолета с кремнёвыми замками и огневой припас к ним.

— Дай глянуть, — загорелись глаза у молодого орка.

— Лови, — Гёз перебросил ему один из пистолетов.

— Ни разу таких не видал. У наших морпехов на таких штуках замки колесцовые; возни с ними не оберёшься и ключ с собой всегда таскать приходиться. Неудобно. А здесь, как же взводить?.. Постой, не говори ничего. Сам допру. Во! Просто пальцем эту фиговину оттянул и готово?! Дивно! Это кто ж такое чудо выдумал?

— Гном один, — неохотно заговорил Гёз. — Там вон, даже его личное клеймо стоит.

— Мастер Хугу, — без запинки прочитал Хряп, чем немало удивил человека. — Дорогие, небось?

—  Не знаю. Не приценялся.

— Сдаётся мне, мэтр Гёз, — орк вернул человеку оружие, — что пистоли эти к вам не совсем честным путём попали.

— Как и мешок этот, окаянный, — не стал отпираться названный мэтр. — Он ведь, зараза такая, магический. В него, что угодно запихать можно.

— Вещь в хозяйстве нужная. Слыхивал я про такие колдовские безделушки. Они ещё вес содержимого почти до нуля сводят.

— Нормальные, может, и сводят, а этот… — Гёз даже сплюнул с досады, — …уменьшает…  не более. Его наверняка какой-то неофит мастерил. И по всему — двоечник! Или кустарь-бракодел? Я, собственно, не выяснял.

— Чего ж ты другой, какой получше не прихватил?

— Недосуг было. В спешке собирался. Ну вот — оба заряжены.  Лови, — и он кинул Хряпу пистолет.

Орк его поймал, хоть, признаться, и был растерян такой щедростью или глупостью.

— Не боишься? Мы ж с тобой, вроде, не давние знакомцы, чтобы ты мог мне, вот так, запросто, пистоль доверить. А вдруг я, какое злодейство замыслил?

— Вот утром и узнаю. А теперь давай спать, завтра день будет долгий.

Гёз отвернулся от костра, с головой накрылся одеялом, извлечённым всё из того же бракованного мешка и спокойно уснул.

— Хм… Во даёт! — подивился орк человеческой беспечности, потом растянулся на траве, примостил голову на, кстати, подвернувшуюся корягу и захрапел. Из-за чьей-то безалаберности будущий генерал, какой-нибудь армии вовсе не собирался терять сон.

Так уж складывалась жизнь невезучего орка, что почти каждый его день начинался с неприятностей, продолжался неприятностями и заканчивался ими же. Тартунья была прямо таки влюблена в этого неудачника. Начало этого дня тоже не блеснуло оригинальностью.

— Хряп! — услышал он сквозь сладкий сон душераздирающий вопль. — Проспал всё, сукин ты сын! Нас повязали!

Не тратя времени на открывание глаз, орк лапнул рукоять пистолета: ни рукояти, ни самого пистолета.

— Ах, вы, вражье племя! — взметнулся на ноги, взбешённый потерей такой ценной вещицы орк. — Да я вас голыми руками, всех…

А и твёрдыми же бывают булыжники, прямо, как камни. Особенно ежели на них всей мордой падать. И на вкус они, честно признать, совсем не мамины пирожки. Тьфу. Ещё и смех этот обидный, издевательский. Ох, и наслушался Хряп такого смеха.  Стоп! А кто ржёт-то? Кажись Гёз. С отвратительным ощущением, что его опять разыграли, орк перевернулся на спину:

— Очень смешно.

— Видел бы ты себя, — веселился Гёз. — Умора.

— Ремешки сандалией связал. Поновее ничего не придумал? — спросил Хряп, усаживаясь.

— Я ещё и ствол спёр, — похвастался мужик. — А ты и ухом не повёл. Здоров дрыхнуть, детинушка.

— А чего бы мне и не вздремнуть? Меня в караул никто не назначал. Да и не мог назначить. Тут командиров нету.

— Меня вроде тоже на часы никто не ставил, однако, я и во сне настороже.

— Вот и проверю следующей ночкой… или через ночь…

Хряп развязал неподатливый узел и тут же задумался о будущем. Такое с ним случалось довольно часто. Нападало мечтательно-философское настроение на молодого орка неожиданно, из-за угла и редко ко времени. Именно эта черта характера отличала его от остальных собратьев больше всего. За неё он и получал отдельные, особо тяжёлые тумаки.

— Ты, никак мыслишь о чём-то? — приподняв бровь, спросил человек. — Чудно, право слово. На-ка вот, поснедай, промежду делом, покуда время есть. — И он сунул в руки Хряпа приличных размеров кусок окорока.

— Запасливый, — подивился орк. — А хлебца нет?

— Без хлеба обойдёшься, оглоед.

— А квасу? Ну или вина? Я вообще-то не по этой части — вино не очень жалую, но уж очень пить хочется.

— Простая вода подойдёт?

— Давай.

Кусок окорока исчез в оркской пасти едва ли не в мгновение ока. Хряп не поскупился на похвалы Отрулева кулинарного мастерства.

— И вообще, вы, люди, в этом полезном деле, разве, что кудесникам эльфам уступите, — подвёл он черту под своими рассуждениями и завтраком. — Ну, куда двигаем?

— Двигаем? А ты вообще куда собирался?

— Вообще? Гм… Куда глаза глядят. Может в Шергодон. Или, скажем, в Кхидаджу. Мне особой разницы нет. Лишь бы там орков на военную службу принимали, а моря и близко не было. Да, и чтоб была возможность карьерного роста.

— На военную службу? Да-а, брат, умеешь ты удивить. Неужто в генералы метишь?

— С самого бледно-зелёного детства мечтаю генеральские эполеты примерить… с аксельбантом.

— Хм…

— Что не так? — тут же набычился Хряп. — Ты ещё скажи, мол, тощ, слаб, в уличной драке никто и звать никак и пиво вёдрами пить не умею.

— Теперь не скажу, но врать не стану — сказать собирался.

— А разве эти доблести для настоящего боевого офицера самые главные?

— Уел. Крыть нечем.

— То-то же. У меня, вон, и аттестат об окончании гномской школы имеется. Я, может, всей душой… Ах, да, души-то у меня нет…

— …всем естеством, — подсказал Гёз.

— Да… им… стремлюсь в военную академию.

— Может, лучше в счетоводы пойдёшь, или в армейские интенданты. И карьерный рост обеспечен и всегда при провианте.

— Не хочу! — вскричал Хряп. — Понимаешь, не хо-чу!

— Понял, не дурак. А с фехтованием у тебя как?

— Никак, — погрустнел орк. — Совсем никак. Меня в Аб-Хи многие научить пытались — всё без толку. Бездарь я. Всего и достоинств, что грамотный. Да, и тощ я, и слаб, и руки у меня кривые… Но… Мечта меня зовёт, Гёз. Ты знаешь, что такое МЕЧТА?

Гёз, даже перестал жевать и, не моргая, уставился на свои сапоги:

— Знаю. У самого есть… ещё более несбыточная, чем твоя. — Он доел мясо, запил его глотком воды и, что-то решив для себя, сказал: — В Шергодон, говоришь… Ну, что ж, тогда нам по пути. У меня там кое-какие знакомцы есть, по прибытии могу тебя рекомендовать. Тихо-тихо, особо не ликуй. Народишко там подобрался суровый и тошнотиков, вроде тебя, особо не жалует. — Хряп тут же скис. — Не куксись, — повелел Гёз. — В деле фехтовальном я начну тебя натаскивать, как только знающего костоправа сыщу или уже в самом Шергодоне. На какое-то время я планирую там задержаться. В стрельбе начнём практиковаться уже на первом  привале…

— Сегодня?! — обомлел орк.

— Сегодня-сегодня. Ты сильно не радуйся — это только кажется делом лёгким и забавным.

— Да я… Гёз!.. Я!..

— Но у меня есть одно условие, — прервал восторженные излияния юнца практичного склада мужчина, — точнее их два. Первое: поменьше подобострастия, я этого не люблю.

— Замётано.

— И второе: мешок потащишь ты. Ну и меня… иногда. Идёт?

На том и ударили по рукам.

К безмерному Хряпову удивлению путь до Шергодона оказался куда короче, чем он предполагал. Промучившись, весь день от болей в спине и не успев попасть в ближайший город до закрытия ворот, Гёз взял его едва ли не приступом, с первыми лучами солнца, растолкав бородатых зеленщиков и крикливых молочниц. Не отвечая на вопросы встревоженного орка, он, со всей возможной в его состоянии прытью кинулся на базарную площадь, где, почти не торгуясь, купил себе смирную лошадку и длинноухого мула для Хряпа. Ещё ни разу не получавший подарков орк до  того растрогался, что начал считать своего спутника наилучшим представителем всего человеческого рода. Правда, мнение это подверглось некоторой коррекции в течение двух последующих дней, но в то утро Хряп готов был нести Гёза на руках, хоть до Незнаемых земель.

Помутнению Гёзовского нимба в глазах оркского тинейджера в огромной степени способствовала верность человека данному им слову. «Спокойная» жизнь бывшего счетовода Хряпа закончилась, и начались подлинные страдания. Сначала всё было хорошо: Гёз оказался дядькой зажиточным и не жадным. В придорожных заведениях сам ел от пуза и на брюхе своего товарища не экономил. Ещё он всегда на ночь снимал комнаты с кроватями; для тусуйского аборигена — роскошь умопомрачительная. Вот только до кроватей этих самых с подушками и одеялами орк добирался не каждую ночь. Взять, к примеру, тот вечер, когда обрадованный неожиданным подарком орк, отметив это знаменательное событие, кувшинчиком молодого вина, скинув сандалии завалился на топчан и собрался дать богатырского храпака. Ага, размечтался зелепушный! Гёз, исчезнувший куда-то сразу после ужина, нарисовался на пороге, сварливо наорал и заставил до глубокой ночи разбирать и собирать пистолеты.

— Ты у меня будешь это делать с закрытыми глазами хоть пьяный, хоть трезвый, хоть в жару, хоть в лютый мороз.

— Когда это ещё случиться… ой, — заскулил Хряп, не веря ни в свои способности, ни в педагогический талант наставника. — Вот и палец пружиной оцарапал. До крови.

— Завтра утром, — огорошил его Гёз, сладко позёвывая и зарываясь в одеяло. — А если не сможешь — завяжу тебе уши на затылке… морским узлом. И это… стопорный винт не потеряй.

Треклятый винт тут же выскользнул из Хряповых пальцев и бодро ускакал  под стол.

Секунду орк сидел, окаменев, потом разум его осветился безумной мыслью: «А что если не Гёз ему, а он Хряп, возьмёт и завяжет уши мучителя, где-нибудь под подбородком? Полюбуется и отправит наглеца под стол искать оброненную запчасть». Потом сработал инстинкт самосохранения, он подстегнул обленившуюся память и та, всполошившись, подкинула Хряпу картинку из недавнего прошлого; здоровенный морпех хорошо поставленным ударом промахивается по невзрачному человечешке и в следующую секунду влипает всей рожей в стену «Объедаловки». Орк приуныл, матюгнул богов, они завсегда крайние, — и с кряхтением полез под стол.

Утром ни свет, ни заря хорошо отдохнувший босс принял у подопечного первый экзамен.

— Капуша, — вынес он свой вердикт. — Шесть минут ковырялся.

— Так я ж только вчера обучаться начал! И шесть минут, даже по нашим армейским нормативам немного.

— Всё равно — капуша. Упор лёжа принять. Отжаться тридцать раз.

Тридцать раз. Ха! Нашёл чем напугать?! Упражнение Хряп выполнил легко, даже с некоторой лихостью, не сказать — бравадой.

Зловредный мучитель, уже не самый лучший человек на Амальгее, а так — серединка на половинку, кисло улыбнулся:

— Ещё пятьдесят и поехали…

Ещё пятьдесят Хряп уже не осилил и, видимо, по этому, верхом ехал один Гёз, а орк, обливаясь потом, рысил позади подаренного ему мула с опостылевшим мешком за плечами. А вечером… Хряп успел поужинать с аппетитом, но без вина, поскольку уже был умудрён печальным опытом, и тут, после очередной своей таинственной отлучки, в таверну ввалился Гёз, злой, как цепной пёс. Виной тому был костоправ, или, если верить всё тому же Гёзу, — все костоправы, когда либо жившие, живущие и… В общем все и во все времена.

— Садисты! Без исключения все садисты! Чего лыбишься? Не устал за день? Совсем не устал? Тогда марш на задний двор таверны, займёмся стрелковой подготовкой.

— В курей палить будем? — не поверил своему счастью Хряп.

— Ага, в них самых: клич городскую стражу. Будем тебе руку «ставить». А потом отжиматься…

— Я ж только покушамши…

— А потом буду учить тебя заряжать пистолеты на время. А после — закрепление сбора-разбора. А потом… И ещё… И вот это бы не забыть…

«Самый лучший человек на свете» в краткий миг превратился в отвратительного монстра с тягой к поеданию молодых орков мечтающих стать генералами.

Эту ноченьку несчастный Хряп коротал на полу в гостевом зале рядом с погасшим камином. Он просто не нашёл в себе сил вползти на второй этаж. Потом была тряская езда на муле с двумя пистолетами в вытянутых руках. И вечером третьего дня Хряп не выдержал:

— Завтра я тебя убью, — глядя в глаза своему мучителю, пообещал он.

—  Почему не сегодня?

— Не могу. Устал. Вот высплюсь и тогда…

— А вообще давно собираешься?

— Со вчера…

— Что ж так долго тянешь?

— Времени свободного не было и руки всё время чем-то заняты, — оправдал орк свою бесхребетность.

— Ладно, утром попробуешь. А сейчас спи. Знаешь, — вдруг разоткровенничался Гёз, — а я ведь своего наставника тоже прикончить хотел. С самого первого дня занятий.

— И как?

— Не вышло.

— Кишка тонка оказалась?

— Нет. Просто как-то неловко — батяня всё-таки, родной.

— Ха, я думал — ты армейский, а тебя отец натаскивал.

— В армии такому не научат. У нас, Гёзов, это семейное.

— Измывательства над детьми?

— Тьфу на тебя, бестолковый ты орк! Обучение бою на любой местности, в любых условиях, с любым противником, с любым оружием или без него. Внял, отрок?

— Внял. Мне тебя нипочём не уделать.

— Ну-у, во всяком случае, не завтра утром.

Утром были два небольших жёрнова, привязанных к запястьям Хряпа.

—  Только пистолеты для тебя слишком лёгко, — наставительно произнёс Гёз. — Лапы вперёд! Так держать!

— Тяжело же! — взвыл Хряп.

— А как с ними бедные бабы управляются: зерно вручную мелют, гречку. Ты что, орк, слабее человеческой бабы? Пистолет не роняй.

Орк зеленел рожей, краснел выпученными глазами, приобретая свойственный своему народу окрас и матерился на всех трёх известных ему языках.

Потом перед путешественниками выросли крепостные стены Шергода, столицы земли Шергодонской. «Наконец-то отдохну», — подумалось выжатому, как жмых Хряпу.

— Не передумал ещё офицером стать? — вторгся в его розовые мечты проклятый циник.

— Не-а,- не подумавши бухнул орк.

— Тогда со дня завтрашнего для тебя начнётся настоящая работа.

— А… А?.. — только и сумел выдавить из себя бедолага.

Чего угодно мог ожидать тусуйский орк, но только не радушного приёма от официальных лиц Шергодона. Перед Гёзом, имевшим далеко не презентабельный вид, мелкая чиновная шушера рассыпалась едва ли не мелким бесом. Хряп тут же пристал к нему с расспросами. Тот лишь плечами пожал и потащил своего спутника на аудиенцию к самому начальнику охраны графини Аджаберты капитану Офри. И капитан их принял по первому требованию, без обычных в таких случаях бюрократических проволочек. То есть сначала-то он принял одного Гёза, а Хряп с час, а то и более маялся в коридоре, когтем ковыряя дорогие гобелены и потихоньку сморкаясь в бархатные портьеры. Подозрение, что Гёз — парень не простой, окрепло и переросло в убеждённость, когда мимо орка в кабинет к беседующим просочился доходной старикашка в длиннополой одежде и пенсне на малюсеньком носе.

— Не иначе —  придворный маг, — оробел Хряп. — Кто ж ещё способен на такой крохотулине эти стёклышки удержать? Вот, ведь невезуха: только прибыли и сразу народ в больших чинах тревожим. Может сбежать, пока не поздно… обратно, на Тусуй? Ну побьют по-родственному… Ну оставшиеся деньжата прихватизируют по-дружески… Так, что с того? Чай не в первый раз. Стоп! — дал себе команду орк. — Что это со мной? Ещё и гром не грянул, а я уж труса праздную. Ни того ли алкал, сопли ночами по морде размазывая, чтоб, значит тайны страшные, чтоб мечи звенели, чтоб дым пороховой… Что там ещё в мечтах было-то?.. Ах, да — бабло, слава и красивая орчиха, спасённая из лап дракона, или, на худой конец, — огра. И последнее — раскрыть великую тайну вселенной, почему ни драконы, ни огры оркских баб сейчас не крадут, да и в стародавние времена, кажись, тоже не умыкали. Брезгуют, что ли?.. Так покарать супостатов за расизм. Э-эх, мечты, мечты, — тяжко вздохнул тусуйский беженец, подводя итог самым продолжительным в своей жизни размышлениям, — из-за такой вот своей несуразицы и оказываетесь вы несбыточными.

— Хряп! — уловили зов его большие уши. — Проснись, говорю. Сколько раз проорал, ни какой реакции.

— Чо, такое?! Не сплю я, не сплю.

— Ладно, верю, — Гёз слегка улыбнулся. — Зайди, красавец, народ на тебя полюбуется.

— Я не девка на выданье — на меня любоваться.

— Колючки спрячь, ты не кактус и проходи смиренно. Тут, без преувеличения можно сказать, твоя судьба решается.

Хряп из оркского своего природного упрямства снова хотел заартачиться, но встретился взглядом с глазами человека и передумал. Плавали в тех глазах льдинки, не таяли, и были они куда острее «колючек» неотёсанного островитянина. Орк подхватил свою котомку (чтоб охрана не спёрла), набрал в узкую грудь побольше воздуха и сделал шаг встреч своему будущему. Счастливому ли?

— А отказаться я могу? — вдруг застрял он на пороге, как ржавый гвоздь в заборе.

— От чего? Тебе ещё никто ничего не предложил.

— Но предложить собираются, иначе б не звали, — удивил Хряп наставника логичным предположением.

— На глазах умнеешь.

— Ни фига — всегда таким был.

— Отказаться? Хм… — Гёз внимательно посмотрел на своего протеже. — Скажем так: над предложением номер один тебе дадут время подумать.

— А над номером два? — любопытство одержало верх над осторожностью.

— Номера два сегодня не будет, — огорошил его вреднейший из людей. — И завтра не будет. Топай, не задерживай господина Офри и почтенного Кхонопулуса. Они люди, не в пример нам с тобой, занятые.

Дружеский шлепок по лопаткам вынес обалдевшего соискателя чинов едва ли не на середину большой… библиотеки. Книг на стеллажах было много, даже очень. Правильный орк их и не заметил бы, а Хряп пасть разинул: сколько мудрости международной и вся в одном месте! Наверное, по этой причине он и позабыл правила вежливости, которые пытались привить ему гномские педагоги. Не дождавшись приветствия от дорогого гостя, хозяева решили напомнить о себе сами.

— Да-а, могуч,-  проговорил костистый мужчина в кирасе, при рапире и усах, — как ещё не помер от недоедания и переутомления?

— Он жилистый, — равнодушно произнёс Гёз, плюхаясь в глубокое кресло и вытягивая ноги.– К тому же жрёт, как три твоих гвардейца. Просто у него конституция такая.

— Или глисты, — влез со своей гнусностью в приличный мужской базар очкастый маг.

«Сам ты…» — хотел было прояснить ситуацию Хряп, но подумал, что начинать разговор с портовой матерщины не самый лучший способ знакомства с колдуном и решил дождаться хотя бы второй непочтительной реплики в свой адрес, а уж потом, как сложится.

— Ну, рыбий сын, — обратился к нему военный, — выкладывай, чего можешь, окромя пошатывания от сквозняков?

— Рыбий, не рыбий, а тебя на цельную голову выше.

Брови капитана Офри поползли вверх.

— Я предупреждал, — раздалось из бездн кресла, — он языкастый.

— И ершистый, я вижу, — вновь обозначился маг. — А что, кроме ершистости за пазухой имеешь?

— Аттестат о среднем образовании, — буркнул Хряп. — Бумага настоящая, с печатями, подписями и магической голограммой гномской средней школы, что на посольском дворе в Аб-Хи располагается. Здорово, что ли, начальство!

Капитан кашлянул в кулак, маг пожевал бледными дряблыми губами. Более комментариев Хряповой воспитанности от них не последовало, видимо, мудрые мужчины решили, что лучше уж поздно, чем по мордам.

— И тебе не хворать, — ответствовал за них Гёз, хотя Хряп с ним с утра уже виделся. — Ты далее, далее таланты свои раскрывай, не стесняйся.

Таланты?! Эк, удивил! Никаких таких талантов Хряп за собою не знал и теперь этим фактом очень опечалился. Но говорить, что-то было нужно, не зря же, пёрся в эдакую даль и терпел издевательства наставника. Красноглазый бледно-зелёный тинейджер вознёс краткую, об одно слово, молитву богу кристальной честности и безудержной фантазии Хрину и начал с пафосом:

— Значить так, начинайте записывать, а то, не ровен час, чего напутаете, а потом начнёте меня, несчастного сироту, во лжи обвинять.

— Уже соврал, — мягко проговорил противный старикашка, — никакой ты не сирота.

— А в чужом уме, без дозволения его владельца, ковыряться невежливо. Мне мама так каждый раз говорила, когда разделывала баранью голову.

— Он у нас ещё и с юмором, — Офри налил из хрустального графина себе и колдуну, чего-то нежно-розового и запашистого, предложил и Гёзу, да только тот отказался. Про Хряпа, понятное дело, вроде как запамятовали. Ну и бес с ними с жадинами!

— Начну с главного — читать умею!

— Ну, ежели аттестат не поддельный, то и не мудрено, — Кхонопулуса, это оркское достижение не потрясло.

— Потом ещё второе: писать умею тож… Что, не забирает? Тогда принимай в догон… Это всё умею на трёх языках! Ага, проняло!

Теперь настал черёд бровям нафталинового старца совершать бесконтрольный вояж, куда-то на затылок. Хряп приободрился, то есть преисполнился здоровой подростковой наглости.

— Из пистолей, опять же палю изрядно. Гёз соврать не даст.

— До совершенства далеко, но, да — стреляет недурно. И будет ещё лучше, если хватит силы воли не бросить занятия.

Нет, ну до чего же злокозненный человечишко, даже при похвале исхитрился добавить к патоке тёртого хрена! Хряп ожёг правдолюбца лютым взором и продолжил перечисление своих нескончаемых достоинств.

— Ещё карты географические читать способен и… вроде бы всё… Как-то быстро список окончился, — ошарашено проблеял кандидат неизвестно на что.

Высокий совет сомнительной Хряповой красотой взор тешил недолго и репу особо не чесал: худосочный орк — предмет малоинтересный, так чего мозги сушить? Сановитые люди чуток пошушукались, потом им это дело прискучило, и они повелели Хряпу выйти вон — в переднюю.

— А предложение?.. — обиженно прогундосил орк.

— Руки и сердца? — сварливо проскрипел маг. — Не дождёшься, зелепушный.

— Тю на тебя, перестарок! Такие сморщенные стручки не в моём вкусе. — И тут же отнёсся к шефу, на случай если перегнул палку с этим очкариком: — Гёз, чего они?..

Умудрённый опытом учитель за неофита вступился, мол, не обижайте малыша — обещали конфетку, так дайте, не то разревётся. И с гнусностями не приставайте — может не понять.

— Я тут за делами, да хлопотами позабыл у него мешок забрать. И всё бы ничего, но в мешке том четыре пистолета и все заряжены! — между делом порадовал Гёз шергодонских вельмож.

— Не припозднился ли ты с предупреждением? — голосом чуть более высоким, чем собирался, полюбопытствовал Кхонопулус.

— Говорю же, — развёл руками оркский педагог без тени раскаяния, — дела, хлопоты, спина немилосердно болит и вообще… он орк миролюбивый, правда убить меня обещался. Но это ж меня — не вас.

Офри Гёзу ничего не сказал, только посмотрел выразительно, но и капитановы гляделки того не проняли. Верный страж шергодонской графини рассерженно посопел, да тем и ограничился.

— Ты, — сурово заговорил он с Хряпом, — коли к новобранцам тебя зачислю — пойдёшь? Заметь, я вообще по этому поводу никогда, ничьёго мнения не спрашивал, так что подумай, прежде чем языком молоть.

— А перспективы? — очевидно не вняв начальственному предостережению, взял быка за рога неотёсанный островитянин.

— О том, что он нагл я вас предупреждал. Тут вы мне в вину ничего поставить не можете, — продемонстрировал свою юридическую подкованность Гёз.

— Разбитые кулаки, — зарычал Офри, — вот твоя главная перспектива! Стёртые в кровь ноги. Хронический недосып. И счастье, если рёбра уцелеют. Годится?!

— Не сахар, — орк ничуть не расстроился. — А в итоге — инвалидность?

Его утешили, что и такое возможно, но ежели выдержит курс молодого бойца, то получит письменные рекомендации в шергодонскую и алагарскую военные академии.

— От меня лично, — веско сказал капитан.

— И от меня, — обнадёжил орка Кхонопулус. — И прошу вас поверить нам на слово, юноша, рекомендации сии вовсе не пустые бумажки.

Гёз, тоже пробурчал, что-то утвердительное.

— Идёт! — развеселил публику своим природным фатализмом Хряп, и оптимистично уверил высокое собрание, что именно он будет первым курсантом по всем предметам… лишь бы в программе не было шлюпочного дела.

Когда за ним закрылась дверь капитан и маг очень пристально уставились на Гёза. Тот сделал вид, что ничего не замечает. Ну, совершенно ничегошеньки. Кхонопулус многозначительно  кашлянул. Офри громко чертыхнулся. Гёз изо всех сил постарался растечься по креслу до состояния невидимой плёночки.  Не помогло.

— Никого лучше найти не мог! — вскричал капитан. — Это же… Это…

— Чучело огородное, — подсказал колдун.

— Оно самое.

— Зато мешок носит безропотно, — оправдался Гёз, — а у меня спина болит. И это… палит-то всё-таки он вполне прилично. А за… Сколько там у меня времени?.. Кто в курсе?.. Я его поднатаскаю. И ты, капитан, мне в этом поможешь.

Офри крякнул, опрокинул в глотку содержимое своего бокала и в весьма цветистых выражениях выразил свои глубокие сомнения, что из этого скелета, возможно сляпать, что либо путное и за сто лет.

— А времени у вас, господин Гёз, месяц, от силы полтора, поскольку официальная делегация уже на пути в Бриттюр.

Гёз вынырнул из кресла, нервно прошёлся туда-сюда по библиотеке, резко остановился перед сомневающимися вельможами и, уперев кулаки в стол, твёрдо произнёс:

— Значит нам с вами, господа, предстоит совершить чудо.

— Чудес на свете не бывает, — авторитетно заявил придворный чародей.

— Всё равно ставить мне больше не на кого. Его возьму, да ещё гоблина. Не пяльтесь на меня так: сказано ведь было — и вы знаете, кем сказано, — набрать команду в меру предосудительную, чтоб особо не выделяться…

Тоскливо слоняясь по длинному коридору мимо множества закрытых дверей и подозрительно наблюдающих за ним охранников, Хряп смутно догадывался, что сейчас в вивлиофилике решается его судьба и вершится большая политика. Удивительно, но орк, вдруг почувствовал себя счастливым.

 

 

 

*       *       *

 

Примерно за полгода, может немногим больше, до шергодонского вояжа субтильного оркского балбеса, в земле Алагарской, в своих личных покоях его величество Кристофан 1 сильно поругался с наследником трона принцем Кристофаном на предмет его решения обзавестись семьёй. Самим решением связать себя узами брака папа-король был доволен, хотя и удивлён. Обычно молодые люди не склонны поторапливать подобные события, не зависимо от принадлежности к социальному кругу. С совершением подобного шага и впрямь торопиться не стоит. А тут!.. Ну да ладно, может сынуля в папу издался — такой же мудрый. Но вот предмет, выбранный наследником для воздыханий, Кристофана 1 никак устроить не мог. Хотя, если пораскинуть мозгами, то с политической точки зрения выбор Кристофана-младшего несомненно заслуживал похвал, причём самых-самых… Но, прежде, чем окунаться в мутнейший омут политико-матримониальных интриг осторожный король решил ситуацию для себя прояснить.

— И угораздило же тебя, — непритворно сокрушался его величество, — в такую-то с разбегу втрескаться! И где только портрет её раздобыть исхитрился?

Принц отмалчивался, сосредоточенно ковыряя прыщик на подбородке.

— Ладно, с контрабандой во дворце я позднее разберусь, сейчас речь не об этом. — Папа с досадою превеликой бросил портрет принцессы на стол.

Сын тут же его подобрал, прижал к груди и с укором уставился на отца. «Ядрёны маковки! — пронеслось в голове властителя, — и впрямь влюбился! Вот беда-то!.. С любовью у королей, пусть даже  у будущих, всегда всё очень не просто».

— Бриттюрская принцесса! — воздел руки Кристофан 1. — Нет, ну поведайте мне горемычному, почему у других монархов дети как дети, ни горя с ними, ни забот?  Всех и тревог, что чадо в юных летах в какую замужнюю графиню или маркизочку влюбится, и  мужа её из ухарства да лихости на охоте покалечит… слегка. Тут все и всё понимают: кровь молодая бурлит, озорство безвинное выхода требует. У монарха забот никаких — мужу, за супругой не уследившему, орденскую ленту на шею повесил за ущерб здоровью и репутации, «наставницу» отпрыска своего в целях профилактических на пару лет от двора отлучил, бастарду титул придумал — и всё! Красота! А ты?.. Нет, ты не подумай, что я твой вкус осуждаю. Она очень даже ничего… по крайней мере на парсуне. Да и интересам Алагара брак подобный может много пользы принести… в будущем. Не строй такую физиономию. Я — король. Я в первую голову об интересах державы должен рачение иметь.

— Папа! — обиженно воскликнул юный принц. — Причём здесь интересы державы?! Тут любовь истинная, высокая, чистая!!!

— Балбес вы, ваше высочество. Интересы державы всегда превыше всего! И это… много ты в любви понимаешь… Может всё-таки какую иную принцессу сосватаем? Вот к примеру…

— Никаких других! — взвизгнул наследник, демонстрируя твёрдость характера. — Никого, —  вы слышите, отец? Никого в целом свете нет прекраснее моей Анфиоры!

— Хм, уже твоей? Ой, торопитесь, ваше высочество. Как бы при такой поспешности в дураках самому не остаться и весь Алагар не оставить. Да неужто не ведаете вы, разлюбезный сын мой, что королевство Бриттюрское нашей державе едва ли не первый соперник! Что соперник?! Враг истинный! По крайней мере, правящая королева. Она нам палки в колёса почище Силизии вставляет. Талогрина, чтоб ей голым задом в прорубь окунуться, даже титула монаршего за вашим отцом не признаёт. Соответственно и вы для неё не наследный принц, а так — простой дворянин, пусть и из родовитых. Не перебивайте меня!.. А известно ли вам, каковы традиции сватовства в этой царственной семейке?

— В общих чертах…

— В общих чертах… — передразнил сына Кристофан-старший.

— Во всяком случае, о фруктах Счастья я кое-что слышал… так, краем уха. Ну, и нашу фамильную библиотеку посетил. Два раза!.. Так, что…

— Библиотеку посетил? — опешил король. — Эк, ваше высочество, вас, однако зацепило?! Ранее я за вами тяги к учению не замечал. А тут, диво дивное,  и иконографией увлеклись, — он насмешливо указал на нежно лелеемый сыном портрет, — и интерес к этнографии в вас пробудился. Может и в науке исторической вы, каких успехов достигли? Ладно, ладно не пугайтесь. Историю мы пока оставим. Зато вернёмся к этнографии: что именно вы узнали об этих пресловутых фруктах Счастья?

Без истории, однако, не обошлось…

Сынок, для начала, немного помялся, то ли собираясь с духом, то ли чувствуя себя не очень подготовленным школяром. Но сумел собраться, взял себя в руки, даже прыщик ковырять перестал и потряс папу-короля глубиной знаний в сфере брачных обычаев монаршей семьи Бриттюра. Истины ради, стоит сказать — не так уж и глубоки были познания юного Кристофана, пробелы в них зияли приобширшейшие. Любой гимназист-троечник знал поболее принца крови. Однако его величество и этому дивился нешутейно. И то, как же, воля ваша, прикажете не удивляться, ежели до момента сего его высочество из всех наук освоил токмо фехтование на рапирах, да, с грехом пополам, езду в седле. Шила в мешке не утаишь — никудышным наездником был наследник алагарского престола.

Речь свою принц начал с небольшого исторического экскурса.

— Некогда, точно не скажу, когда, — тут коронованный папаша усмешку не сдержал, — полуостров Бриттюр входил в состав великой империи… Как бишь её называли?.. Не помню. Но в неё территориально входил Шергодон и ещё какие-то земли. А центром был Алагар. Но тогдашние правители державу успешно профукали и бриттюрские сепаратисты, моментом воспользовавшись, объявили всему миру о создании нового самостийного королевства. Вроде так… — Принц вытер со лба бисеринки пота. Трудно и тяжко постижение наук гуманитарных.

— Ну-ну, — отечески подбодрил Кристофан-старший Кристофана-младшего, — далее-то, что было?

Далее была война — это уж как водится. Ослабевшая, агонизирующая и разваливающаяся на части империя ту войну быстро проиграла и опочила сама. Мир праху её! А виноватый во всём бестолковый император приобрёл в лице правящей бриттюрской элиты злейшего врага. Алагар в ту страшную пору устоял. Старая династия выродилась, а за новой спесивые бриттюрцы титула королевского так и не признали. И снова военный конфликт. На этот раз для Алагара чуть более успешный. Королевство полуостровное  удержалось чудом, потеряв при этом все владения на «большой земле». А короли из бывшей метрополии, сделав верные выводы, сменили тактику, решив привязать к себе непокорных упрямцев крепчайшими брачными узами.

— Были, были таковые попытки, ваше величество, — с очень умным видом произнёс принц. — Но на счастие моё — попытки неудачные. Случись по иному, как бы я теперь к Анфиоре сватался?

— Действительно, — саркастически хмыкнул король, — как?

Хитры оказались бриттюрцы, изворотливы; то, понимаешь, возраст их принцесс слишком юн для алагарских женихов, то сами женихи — стары, то невеста недужна, то охотник до её руки на самом деле за другую сборную играет. Но правители с континента были настойчивы, не сказать — настырны. И устав придумывать дипломатически приемлемые причины для отказа хитроумцы с полуострова изобрели такую каверзу: в их королевской семье, специально для надоедливых алагарских принцев и монархов был введён новый обычай сватовства, тут же объявленный древней традицией. Суть, только что изобретённой древности сводилась к следующему: желают принцы иноземные, читай — алагарские, вести под венец бриттюрских царственных красавиц? Что ж, семья, Бриттюром правящая, совсем не против, и легко даёт своё согласие. Только со свадебкой жениху и его родне придётся обождать. До каких пор? Пока в их королевство не прибудут официальные лица двора бриттюрского и не доставят пару яиц соколиных драконов, без фантазии окрещённые фруктами Счастья, как доказательство того, что сватовство состоялось. Естественно, на момент прибытия яйца должны быть в целости и сохранности. И, что тут, казалось бы, страшного? Собственно ничего, кроме того факта, что послы ко двору алагарскому могли ехать годами, подолгу гостя в любом мало-мальски приличном городишке. Это ещё полбеды. Но в дороге с фруктами могли, да и случались разные не предвиденные казусы. Скажем, недоглядел растяпа-прислужник и положил яйца в один ларец близко друг к дружке, да ещё, голова садовая, запамятовал их мягкой тканью обернуть. Кучер, тоже хорош, лошадей гнал, короля державы почти дружественной порадовать хотел от всего сердца. Яйца возьми, и от дорожной тряски стукнись. Всё! Символ брачный — вдребезги. Явный божественный знак — не бывать свадьбе. Прислужнику и кучеру — по дюжине горячих на публике и мешок серебра по возвращении домой.

Но случалось, что фрукты Счастья в Алагар доставлялись целёхонькими, однако… тухлыми. Тут уж любому ясно — боги, опять воспротивились августейшему бракосочетанию. «А кто мы такие, чтобы против воли небожителей переть? » — разводили руками бриттюрские монархи. Ясно, что подобное вечно продолжаться не могло и как-то раз, кажется, в царствование Олехо 1, проклятые яйца к его двору были привезены в полной кондиции. Вот тут в силу вступил второй пункт предсвадебного обряда: бракосочетание могло состояться лишь тогда, когда на свет появится пара молодых соколиных драконов. Вот когда Олехо 1 за голову схватился. Подложили ему свинью злокозненные бриттюрцы. Соколиные, они же ловчие драконы вылупляются из яиц, так же как и остальные твари их чешуйчатого рода-племени; драконихи любовно окатывают кладку своим пламенем пять раз в день в течение…  А вот и первая загвоздка: срок этот есть строжайший государственный секрет Бриттюра. Собрали алагарских колдунов и астрологов, человек более ста. Вышел к ним мрачный король и рубанул вместо «здрасьте»:

— Вычислить, чума на ваши головы!

Взбодрённые королевским задором волшебники купно взялись за решение проблемы. Дело ясное, что все передрались и бороды друг другу попалили, но и года не прошло, как вся эта братия в один голос заявила:

— Срок установлен до минуточки. Извольте проверять.

Легко сказать «проверять». А как? В запале творческом никто и не подумал, где взять эту самую самку, этого самого — будь он проклят! — соколиного дракона? Ловцы — эндемики! Они, кроме бриттюрского полуострова, вообще больше нигде не водятся. Да и там, если честно, их в дикой природе не сыщешь, только, в специальном для них выстроенном, крытом саду при королевском дворце. Украсть, конечно пробовали… Не вышло. Охраняли их ничуть не хуже, чем самих монархов.

— А с чего бы этим «птахам» такой почёт? — копнул поглубже Кристофан 1.

Сынишка того не знал, но сам-то король был в курсе. Ловцы — драконы в состоянии взрослом размером не более коршуна, в природе Амальгеи не существовали до века позапрошлого. И под Огрызком — ущербной амальгейской луной —  они появились благодаря таланту и рассеянности королевского колдуна-ботаникуса Мич-Ури. Гениальный был дядька, того не отнимешь, но ротозее-е-ей, каких поискать. Как-то раз, на добровольных началах, дабы угодить капризному малолетнему наследнику престола, взялся учёный муж вывести сорт вишни (до коей инфант был большой охотник), у которой от поры цветения до полного созревания плодов проходило бы не более трёх дней. В работу престарелый чудодей окунулся с головой; ни ел, ни спал, всё чего-то химичил над своими горшками и плошками. Ученики, конечно, приметили, что процесс творения у дедка куда-то не туда пошёл. Несколько раз пытались его предупредить, но безуспешно. Вдохновеньем обуянный травовед, подстрекаемый к тому же верноподданническим зудом, слушать никого не желал. С неофитами непотребно лаялся не хуже портового грузчика. А самых настойчивых, тех, кто посмел орать в его волосатые уши, охаживал по хребтам суковатой дубиной, в смысле, магическим посохом пяти с лишком футов длины. Молодёжь быстро перестала совать носы в дела старца, благоразумно махнув на него рукой и предоставив Мич-ури самому огребаться за результаты эксперимента.

В момент, который учёный муж вычислил по звёздам, в его лабораторию был приглашён король с наследником. Мич-Ури жестом, не лишённым театральности, откинул плотное покрывало с двух дюжин горшков и произнёс с придыханием: — «Глядите, ваше величество и ваше высочество, через краткий миг появятся первые ростки. А не более чем через десять дней вы уже будете иметь удовольствие вкусить плоды первого урожая». Обещанные ростки не появились ни через миг, ни через час. Король злился. Наследник ныл. Экспериментатор корил себя за то, что не прихватил из дому запасные подштанники. И вот через час с четвертью из всех горшков показались… забавные драконьи мордочки. Принцу их умилительные рожицы понравились несказанно. Чародей за ботаническую оплошность был прощён, награждён орденом и сослан в глухую провинцию с запретом заниматься практическими изысканиями в любой сфере науки и магии и под строгий надзор местной полиции. Его величество всерьёз опасался, что в следующий раз старый растяпа выведет в своих горшках нечто совсем не такое миленькое и безобидное. Вылупившиеся драконы были тут же объявлены собственностью короля и вывозу с территории полуострова не подлежали. Покусившихся на них злоумышленников ожидал забавный танец на большой раскалённой сковороде. А перед сольным выходом их облачали в гламурные свинцовые рясы.

Олехо 1 кинул клич во все концы государства: «Кто сумеет вылупить из скорлупы этих окаянных зверей без вреда для их здоровья — получит много чего хорошего!» И потянулись в столицу толпы мудрецов и шарлатанов. До сведения короля доводились такие вот прожекты: «А что если их, яйца драконьи, в печь поместить или там — в кузнечный горн?» Венценосец морщился. Оно может, и сработало бы, но гарантии, что всё выйдет как надо с первого раза — никакой. Материал для изысканий научных отсутствует как таковой, а других яиц, окромя разве, что куриных, скаредные бриттюрцы ни в жисть не пришлют. Прожектёра взяли под локотки и с бережением вынесли за дворцовые ворота. Другой соискатель монарших милостей блеснул оригинальностью предложив  бросить бриттюрский презент в костёр…

— Большой костёр! — уточнил он. — И к костру приставить какую-нибудь ведьму для присмотра за этими… драконьими фруктами. И ежели дела пойдут комом, то тую же ведьму на этом же костре, и спалить, яко не оправдавшую высокого королевского доверия.

Этого изобретателя охрана вышвырнула вон уже без всякого бережения.

Ещё один деятель, по роду занятий профессиональный нищий, толкнул идею бросить яйца в крутой кипяток. Авось сработает… И сам чудом избёг этой участи, счастливо померев от инфаркта за две минуты до погружения своей личности в объёмистый чан с бурлящей водой.

К концу недели энтузиазм народа иссяк. Король блуждал по дворцу мрачнее грозовой тучи. Придворные уподоблялись тараканам, едва заслышав его шаги,  прятались в самых потаённых закутках дворца. Посол бриттюрского монарха втихомолку потирал руки: «И в этот раз ничегошеньки не выйдет у проклятых алагарцев!» И тут в ворота дворца постучал некто. Охране он заявил с пафосом, что проблему разрешил. И был представлен пред красные от бессонницы и повышенного артериального давления очи Олехо 1.  Бешенного королевского взора некто не устрашился и ляпнул гордо:

— Твоё величие, все, кто тут до меня побывал — лохи! Один только я полный молодец! Ларчик открывается просто. Ежели драконятам для ихнего правильного вылупления непременно нужно пламя драконихи, так и обдайте их этим драконовым огнём. А их ли это будет мамка, или иной какой чешуйчатый длинношей, так то совсем не важно, поскольку им из-под скорлупы всё равно ни черта не видно кто их печёт.

Король почесал репу и сказал:

— Хм.

Потом ещё раз почесал и добавил:

— Хм. Это ж дракона ловить надо. И сколько на эту развлекуху будет времени потрачено? Без малого год… в лучшем случае.

— Зачем ловить? — очень убедительно изобразил удивление некто. — Я его у городских ворот привязал, поскольку внутрь меня с ним стража не пропустила.

— Он мне там ворота не попалит? Ещё и года не прошло, как новые поставили, — озаботился король.

— Если не заскучает, — просто ответил драконий владелец.

— Волоки его сюда… Нет, сюда пожалуй не надо. Лучше уж я за город прогуляюсь. Эй, свита, быстро сбежались: у монарха большой выезд наметился. Только ты гляди, изобретатель, — честно предупредил он предприимчивого подданного, — если, что не так пойдёт, своей головой ответишь. Ларец с яйцами не забыли?.. Тогда поехали…

Некто после королевского предупреждения лицом побелел, коленками заметно дрогнул, но устоять устоял. Хотя в мыслях наверняка  себя обматерил: «Так меня растак! Зачем припёрся, ведь силком никто не тянул?» Но это летописцам доподлинно неизвестно. Зато известно в подробностях, что приключилось далее…

Далее народ придворный густой толпой во главе с приободрившимся королём высыпал из города на природу как раз через те ворота, возле которых был посажен на цепь пресловутый дракон. Вопреки опасениям зверюга рептильная ворот не сокрушила стражников не пожрала и вообще никаких беззаконий не учинила. Спал дракон без задних лап, почивал сном праведника и не соизволил прервать храп, даже при появлении августейшей особы.

— О! — изумился король такой наглости. — Ну, хоть ворота стоят — уже хорошо. Эй, где ты там? —  кликнул государь алкающего милостей. — Долго он ещё будет дрыхнуть, хвостом укрывшись?

— Чичас-чичас, — зачастил некто. — Да дай же ты мне пику на минутку, — заныл он в усатое лицо воротного стража. — Сам его величество тута. Неужто ты думаешь, что я при ём самом у тебя оружие сопру?

Солдат, вытянувшись во фрунт, ел глазами Олехо 1 и на попрашайкину претензию отвечал вполне здраво:

— А ну как ты есть злокозненный покуситель?

— Молодец, служивый! — похвалил его король. Оружие своё только круглый дурак будет, кому попало раздавать. За заботу о моём здравии отдельное спасибо, держи золотой. А пику этому обормоту всё-таки дай под моё королевское поручительство. Он ею, как я понимаю, свою животину будить станет.

— Верно, верно. Сей минут я его взбодрю. К услугам твоего величества в лучшем виде представлю.

Он потопал к своему питомцу  стараясь держать вид гордый, значительный. Скинув хвост с морды одомашненного чудища, некто без церемоний воткнул пику в драконью ноздрю. Дракон поморщился, страж — тоже. Дракону очень не желалось просыпаться. Бравому служаке страсть как не хотелось отчищать личное оружие от вязких драконьих соплей. После пятого или шестого укола рептилия проснулась, поднялась на передние лапы, расправила кожистые крылья и сладко зевнула, заставив зажать носы не только любопытных придворных дам, но и вообще всех у кого хватило дури подойти слишком близко. И тут же стала ясна, как божий день, причина такого пацифистского драконьего поведения. Стар был дракон, безнадёжно, всепрощающе стар!

— И где ж ты такого кхе-кхе… одра отхватил? — прокашлявшись и прочихавшись, спросил король.

— Сам, лично, в Голых холмах заарканил!

— Поди, умаялся, сердешный, за таким-то прытким зверем гоняючись?

— Гм-гм, может, того… к делу приступим? — до владельца дракона, с некоторым запозданием дошло, что над ним подтрунивают. — Эй, слуги, пихайте яйца под евойную морду. Да не дрожите, он не кусается. Зубов у него нетути. Но огнём ишо полыхает изрядно, так что твоё величие, ты бы в сторонку отступил, дабы одёжку копотью не испачкать.

Король послушно отошёл. За венценосцем подалась и разряженная свита.

— Ну, Кочегар, — громко скомандовал некто, — дуй в треть мощи, как раз хватить должно.

Дракон, обозванный Кочегаром, глянул на самоназначенное начальство без всякого почтения, надул бока и дунул. Из большущей его пасти вырвался язык пламени едва ли больше свечного огонька. Вырвался и тут же благополучно погас.

— О! — выразил Олехо 1 своё безмерное удивление такой неукротимой силищей. — В треть мощи, говоришь?.. Ну ежели он полностью напряжётся… Даже представить боюсь… Может какой толк и выйдет. Яичницу, конечно, на таком огне не поджаришь, да и факел запалишь вряд ли, но раскурить трубочку, мнится мне, будет вполне возможно.

— Издеваешься! — люто зашипел на дракона опозоренный некто. — Я вот тебе сейчас!… — и с дикими глазами он кинулся к случайно подвернувшемуся зибильдарскому наёмнику: — Дай кувалду на секунду, — и снова адресовался к рептилии: — По хвосту-то сейчас вот эдакой железкой отхватишь. Будешь тогда знать, как достойных людёв перед королями дурнями выставлять!

Угрозу свою он осуществил тут же: влепил шипастым молотом по самому кончику чешуйчатого хвоста непочтительного питомца и стал ожидать результата. Недолго пришлось дожидаться; соскучиться никто не успел. Драконьи очи вылезли из орбит и, подстёгнутый острой болью рептилоидный пенсионер, выдал столб пламени на зависть любому более молодому собрату. Облил огоньком яйца, которые тут же испеклись и растрескались, после перевёл прицел на ворота, спалив их дотла и оставив лишь оплавившиеся петли. Затем, повинуясь истерическому воплю хозяина или, скорее, просто выдохшись, прекратил хулиганить, кашлянул напоследок белым дымком и, свернувшись калачиком, спокойно задремал.

— Гм… — сказал Олехо 1 после пяти минут вполне объяснимого гробового молчания. — Похоже, что на счёт яичницы я зря пошутил. И ворота… новые… всё-таки ставить придётся. И кладку крепостной стены подновлять… Дамы придворные в обмороке на мостовой валяются. Кавалеры благородные воздух ощутимо попортили, кхе… Я сам едва не оконфузился, да-с. И свадьба с бриттюрской принцессой сорвалась… опять, а значит, мечта о возрождении империи накрылась медным тазом. И кто за это отвечать будет?

Ответчика сыскали быстро; он по глупости своей, за время королевского выступления сбежать не догадался. Так же быстро приговорили его к поеданию приготовленного им блюда  с последующим усекновением главы. И скоренько привели приговор в исполнение, даже не удосужившись спросить, какое имя он носил в этой жизни. Так и остался сей прохиндей в анналах истории под кляксой «Некто». А дракона отпустили на волю, поскольку в силу старческого слабоумия ни для каких королевских нужд он оказался не годен.

— Н-ну, — не скупясь на скепсис, заговорил Кристофан 1, выслушав неуверенное блеяние наследника, — и как вы, после всего изложенного, намереваетесь осуществить своё сватовство?

Кристофан-младший откровенно сник, опустил очи долу и принялся сосредоточенно грызть ногти.

— Понятно, — вздохнул король, — ваше высочество просто понадеялись на меня. Типа, всё могут короли и прочая чушь в этом духе?

— В какой-то мере… Но в общем-то не только на вас…

Вот такого оборота его величество точно ожидать не мог и тут же потребовал разъяснений.

— Мне тут посоветовали…

— Ах, вам посоветовали!.. И кто же, если не секрет?

— Вообще-то — секрет… был… Пока я не проболтался… Но теперь уж отступать совсем некуда… Ладно… уф-ф… Лихтер Кантерлийский, он же Уланд Шрам.

Услышав это имя, Кристофан 1не удивился и недовольно поморщился; опять этот Лихтенгерский выскочка! Всё никак не уймётся. Ведь получил же должность третьего письмоводителя в королевском секретариате, что ещё ему потребно? О том, что подобное назначение — плевок в лицо отпрыску одного из самых влиятельных родов государства королю думать не хотелось. Лихтер Кантерлийский самодержцу не нравился. Объективных причин для подобной антипатии не было, кроме разве что крепко ущемлённого самолюбия и дурных воспоминаний. Просто, как считал монарх, сыну герцога Лихтенгерского крепко не повезло выжить в одной неудачной военной кампании, в которой погибла почти вся гвардия предыдущего короля. Вспоминать о том, что только благодаря этому военному поражению твою голову украшает королевский венец, Кристофану 1 было очень неприятно. А уж лицезреть перед собою участника тех драматических событий и подавно. Было ещё кое-что… По возвращении своём в Алагар, Меч Короны… Ах, да их же больше не существует!.. Тогда так… По возвращении своём в Алагар, Уланд Шрам позволил себе неслыханную дерзость презреть прямой приказ Кристофана сидеть и не высовываться. Собрав шайку таких же, как он, сорвиголов, и заручившись поддержкой своих влиятельных родственников, Лихтер своевольно спланировал и провёл военную операцию против мятежных Домов в тёмноэльфийском городе-государстве Асганиш. Надо признать блестяще провёл. От этого авантюрного предприятия Алагар получил немалые финансовые выгоды, помимо надёжных союзников и нового рода войск. О том, что флот дирижаблей и создание ВДВ заслуга какого-то беспокойного аристократишки вспоминать было совсем уж неприятно. Пребывая на посту посла в Асганише Лихтер, чтоб ему недобро икалось, чести королевства не запятнал и в дебрях дипломатических дров не наломал. Храбрый офицер, талантливый военачальник, тонкий дипломат, но…излишне популярный на родине и интриган. Хотя последнее качество присуще всем политикам и ставить его в вину вроде бы не корректно, но может же король иметь особое мнение. К тому же у Лихтера было ещё одно качество, раздражавшее Кристофана сверх всякой меры — независимость взглядов и суждений. Ещё он был решителен, бесспорно смел и умел находить выход из самых сложных ситуаций. Лихтер Кантерлийский очень быстро превращался в политического тяжеловеса, не будучи царедворцем. И в довершение всего бывший гвардеец бесспорно предан Короне. Короне, как символу государства Алагар, но не лично королю Кристофану 1. «Ох уж эта старая гвардия, — думалось монарху. — Ох уж мне эта их непокорность!»

Но взвешивая все «за» и «против», король не мог не отдать должное талантам молодого дворянина. В обход мнения родительского этот лис сумел заразить принца бациллой влюблённости в наследницу бриттюрского престола. Не спросив соизволения затеял большую политическую игру, коя, в случае успеха, способна принести Алагару совсем нешуточные дивиденды. И не прикопаешься — Лихтер всё вершит к славе державы, а значит и к его, Кристофана, славе.

— Портрет Анфиоры Бриттюрской Кантерлийский тебе подсунул? — это уже не было вопросом.

— Он, — кивнул его высочество. — И сказал при этом, что когда вы, отец, обо всём узнаете, то сначала немного пошумите, а потом одумаетесь и эту его идею одобрите.

— Каков наглец! — выпалил король. — Да не ты, сынуля. Ты по сравнению с этим… с этим… — Кристофан защёлкал пальцами, подбирая словцо помягче, хотя бы из лексикона лошадиных барышников. Слово найтись не пожелало, и король ругнулся от души, как портовый грузчик или ветеран гвардии… — В общем, ягнёнок вы, выше высочество. Но если у нас с вами из этой затеи, что-то получится — быть Алагару империей ещё в веке нынешнем, а Лихтеру — моим личным секретарём и доверенным лицом. Не люблю его, но грех великий, непростительный, такого человека в стороне от  дел государственных держать!

Такому обороту дел наследник несказанно обрадовался и расцвёл, как вишнёвый сад по весне. За что тут же получил суровый выговор от коронованного родителя. Его величество сухо напомнил отпрыску, что к делу они ещё и не приступали и каких-то особенно  радужных перспектив он, король, не наблюдает. Но заявлением сим улыбку с лица Кристофана-младшего ему стереть не удалось.

— Ладно, ступайте, восторженное дитя, — махнул рукой алагарский властитель. — Предавайтесь розовым мечтам, да велите позвать ко мне Кантерлийского. Буду иметь с ним беседу серьёзнейшую.

Лихтер по приказанию короля прибыл незамедлительно, будто всё это время в передней дожидался. Кристофан 1 смерил излишне инициативного подданного тяжёлым взглядом и без обиняков начал:

— Выкладывай на чистоту, что удумал. Только не помысли заявить мне, что никакого конкретного плана по осуществлению этого откровенно политического сватовства у тебя нет. Поскольку при таком-то раскладе вы, сударь мой, тюремной камерой не отделаетесь.

Разочаровывать монарха третий письмоводитель секретариата не хотел. Ни в этот раз. В тюрьме он хотел сидеть ещё меньше, поэтому готовый план у него был… И вполне себе конкретный.

После пяти часов бурного обсуждения «некоторых деталей» король, вытирая испарину с раскрасневшегося лица, бросил почти обречённо:

— Дьявол с вами, одобряю. Кого намереваетесь послать к Талогрине на съедение?

— Ваших самых преданных слуг, ваше величество: Гуттона Арнимейского, хорошо вам известного доблестного дворянина, и прапорщика ВДВ зибильдарца Брегнома. Люди они таковы, что надёжнее и не придумать. А соответствующую случаю свиту Гуттон подберёт вне всяких сомнений.

— Гм… — король несколько растерялся. — Уж больно одиозная подбирается компания. Хотя… Одного у них не отнимешь — таковых-то деятелей не в раз и сожрёшь, пожалуй, что и бриттюрская королева поперхнуться рискует. Только… откажет она им.

— Всенепременно откажет! — «обнадёжил» Кристофана международный авантюрист.

— А как же яйца… драконьи и треклятые бриттюрские традиции, на мою несчастную голову измышлённые?

— В этот раз иноземные традиции сыграют на руку вам, ваше величество, — таинственно ответил Лихтер. — Что до яиц? То и года не пройдёт, как они окажутся в вашем дворце. Головой ручаюсь.

— Нужна мне твоя голова? Что я, по-твоему, людоед с Летающих островов? Ты мне всяческих южноокеанских привычек не приписывай… Если провалится всё то вы, господин письмоводитель, все свои земли Короне отпишете. За моральные страдания мои и сына моего платить надо, так во всём цивилизованном мире принято. Понял? Плюсом пойдут дирижаблестроительные верфи Арнимейского. Ну и ещё что-нибудь придумаю… потом. С этим, пожалуй, всё. Не выясненным остаётся лишь один пустяковый вопрос. А именно: что мы станем делать в случае успешной доставки яиц? Вывести из них драконов мы всё равно не сможем, а значит, вся наша затея х-хе… не будет стоить и выеденного яйца.

— Вот, как раз, по этому поводу вам беспокоиться совершенно не стоит, — уверенно заявил Лихтер Кантерлийский, в миру Уланд Шрам. — Все необходимые шаги уже предприняты. Осталось лишь дождаться этой самой доставки.

Король искоса посмотрел на темнилу-аристократа:

— Говорите, и года не пройдёт? Что ж это совсем недолго.

— Мне понадобится, кое-какая помощь…

— Какого характера?

— Будет нужен доступ к некоторым дипломатическим каналам. И, возможно, магическая поддержка, при случае.

Кристофан 1 в тугодумии уличён не был.

— Министр сношений внешних и канцлер королевства Алагарского распоряжения соответствующие получат сегодня же. Что же касается магов, то все они ваши от архимагистра до последней деревенской ведьмы.

— Все не нужны. Нужны лишь самые сильные и преданные.

— Таких, на кого положиться можно, немного но, думаю, одного-двух сыщем.

— И того будет довольно.

 

*       *       *

 

В ристалищном круге, между казармами шергодонской стражи, не на жизнь, а на смерть дрались двое — орк и гоблин. Само по себе событие удивления достойно; представители этих рас всегда были в разных весовых категориях — это мягко выражаясь. Но в данном случае это было ещё не всё. Гоблин побеждал! Но, похоже, собравшихся вокруг людей этот факт особо не изумлял. Некоторые, как, скажем, капитан Офри не стеснялись выражать своё восхищение, правда, не бойцовскими качествами орка Хряпа, а педагогическим талантом некоего Гёза:

— Из такого-то могучего кренделя, каков этот орк, да в столь короткое время сляпать хотя бы такое — у вас, мэтр, талант бесспорный, истинно фамильный талант. Вас бы к нам в Шергодон… Графиня Аджаберта такому специалисту  чистым золотом платила бы, ей-ей не вру! А всё ж таки, может, передумаете зачислять этого бледно-зелёного юношу в свою команду, ведь сырой совсем, корявый и с рубкой на мечах — беда. Возьмите кого из моих парней. Бойцы мастеровитые, вышколенные, преданность их тоже сомнений не вызывает.

Гёз сосредоточенно грыз ноготь. Заботы его одолевали. И было тех забот много. На прямой вопрос капитана он ответил несколько рассеяно, очевидно, думая совершенно о другом:

— В том и беда, Офри. Вышколенные… Мастеровитые…

— Впервые слышу, что для солдата это недостаток, — служака был несколько ошарашен.

— Не обижайся, капитан. Просто посмотри… Посмотри на кого похожи твои парни…

Офри коротко зыркнул на своих подчинённых: хороши вояки, подтянуты, крепки, истинные воины.

— На кого похожи?.. На солдат. На чертовски хороших солдат! — было видно, что капитан гордится ими, как отец родными сыновьями.

— Вот именно — на солдат. Их во что не обряжай армейская выправка так и прёт наружу. А на кого похож Хряп? На неумеху, на неудачника, на балбеса без царя в голове, на охламона, на чудо в перьях… Продолжать можно долго. И с кем, по-твоему, я могу пересечь рубежи Бриттюра, вызывая наименьшие подозрения у стражей кордона? Молчишь? То-то…

Не в первый раз Гёз пытался убедить упрямого Офри в правильности своей позиции, но каждый из них, по-прежнему, оставался при своём мнении. Однако не эти разногласия  беспокоили его сейчас сильнее всего. И даже не слабая подготовка Хряпа — орк прогрессирует, это всем очевидно, — в первую голову Гёза беспокоили не проходящие боли в спине. Усилия костоправа, на которого он так рассчитывал, оказались малоэффективными. Понадобилась помощь толкового лекаря и, даже, мага-целителя. Повреждения, полученные на берегу Мелкого моря, оказались более тяжёлыми, чем думалось вначале и это пугало таинственного путешественника. Предупреждение эскулапов, о том, что пускаться, вот сейчас, в долгий и опасный путь — идея не из лучших, тоже оптимизма не добавляло. Гёз откровенно нервничал. Офри беспокоился. Кхонопулус, торчавший рядом, то и дело протирал своё пенсне. А Хряп проигрывал гоблину, в который уже раз.

Распроклятый гоблюк, пригнувшись, пропустил над своей причёской а-ля ананас удар хряповой ноги, распрямился как тугая пружина и с визгом взвился вверх. Через мгновение его кривые пальцы крепко обхватили покрытую жёсткой щетиной оркскую голову и потянули её вниз. В то же самое время колено низкорослого уродца устремилось навстречу челюсти красноглазого противника.

— Х-хаг! — хрипло выдохнул гоблин. — Доигрался, остроухий.

Но в этот раз его мечте о быстром завершении поединка сбыться было не суждено. Поднаторевший в этом деле Хряп успел подставить ладонь и зубодробительный удар не состоялся. Ну и что. Его соперник, тоже принадлежавший к выученикам Гёза, был парнем не промах. Не отпуская башки упёртого островитянина, он рванулся вниз всем своим жилистым тельцем и отыскал новую цель для своей коленки. Хряп согнулся в три погибели, получив отменный тычок в солнечное сплетение. Гоблин с издевательским смешком отлепился от него, прокатился по золотому песочку и принял низкую стойку, готовясь к новому наскоку на упарившегося неумеху.

— Сколько сегодня держится? — спросил у сослуживцев седоусый сержант, припозднившийся к началу схватки.

— Да считай, что четыре минуты… уже, — ответили ему. — Парни рискуют ставить на пятиминутный бой. Ты — в деле?

Ветеран сунул пальцы в кошель и извлёк оттуда потёртую серебряную монету — всё, что удалось выпросить у скаредной супруги. В это время гоблин снова прыгнул, но не совсем удачно. Ещё не разогнувшийся Хряп отыскал в себе силы и встретил попрыгунчика плечом, прямо, в известный своими размерами, гоблинский нос.

— Однако! — восхитился старый служака. — Парень растёт. Если сравнить с тем, что было всего месяц назад… А, что, — вдруг оживился он, — на его победу так никто и не ставит?

— Дураков нет, — хохотнули в толпе. — Хотя букмекеры завлекают, как могут.

— И сколько предлагают сегодня? — в глазах сержанта сверкнула искорка интереса.

— Один к сорока, кажись… Нет, один к пятидесяти. Да ты что?.. Серьёзно решил рискнуть? Из ума выжил?! Появились лишние деньги, лучше с нами пропей. Толку будет больше.

Сержант в раздумье пригладил свои роскошные усы, подозвал игрового «жучка», что-то шепнул ему на ухо и сунул в ладонь всё своё сегодняшнее состояние. Букмекер очи округлил, но ставку принял. На ристалище неутомимый гоблин в очередной раз врезал пяткой в глаз орку.

Хряп окончательно выдохся. Лёгкие, напрочь, отказались поглощать раскалённый шершавый воздух. Между рёбрами кололо так, будто там застряло жало стилета. Глаза затянула липкая полупрозрачная плёнка, сквозь которую гоблин был ещё виден только… его, почему-то, было слишком много, не менее четырёх. И нападал скаженный гоблин со всех сторон разом. Орк отмахнулся на удачу — промазал. Рискнул остановиться и присмотреться и тут же был вынужден скорчиться, пропустив целую серию ниже пояса. Правил поединка не было как таковых, так что кривоногий, кривозубый, кривопалый плюгавец ничего не нарушал.

— Сдавайся, тютя, — насмешливый шепоток гоблина, — не позорься при честном народе.

К этому моменту молодой орк и сам находился в полушаге от этого решения; ещё бы секунда-две и без подсказок, своей волей, рухнул бы мордой в песок. Но брезгливо-презрительное «тютя» подстегнуло ещё теплящееся самолюбие сильнее удара кнутом.

— Не дождёшься, длинноухий, — еле слышно просипел Хряп и сделал единственное, на что ещё оставались силы: сунул руку промеж ног обнаглевшего гоблина и рвану-ул…

Только, казавшийся рассеянным, Гёз сразу понял, что произошло на ристалище. Понял, одобрительно кивнул и проговорил негромко:

— Поздравляю, парень! Я всегда в тебя верил. Скоро и с людьми справляться будешь. А там, глядишь, и до своих соплеменников дорастёшь… если раньше не убьют.

Застрявший посреди круга Хряп ничего этого слышать не мог. Довольного лица наставника он тоже не видел — глаза застил багровый морок. Болело всё тело, ныла каждая косточка. Хотелось лечь прямо здесь и сейчас и не подниматься больше никогда. В общем, всё как всегда после любого его поединка… почти, как всегда. Что-то неуловимо изменилось в самом Хряпе. Он ещё не понял, не осознал, что именно, но изменение это ему, безусловно, нравилось. А потом он услышал… Сначала это был просто шум. Ну, на вроде как шумят деревья а лесу при сильном ветре. Чуть позднее ушей орка достиг чей-то непривычно  пронзительный одинокий голос:

— Обезьяна! Большая, зелёная, стриженая обезьяна! Ни хрена не петришь в куртуазном обращении!  Ну прихватил… Ну придавил… Так предложи почётную капитуляцию. К чему рвать?.. Да ещё так сильно. У-у-у… Чтоб тебя… Чтоб меня… Чтоб тебе… Чтоб мне, дураку… Чего скалитесь? Он сегодня победил! Он!

— Я победил? — неверяще проговорил Хряп, разобрав лишь последний вопль гоблина. — Я победил.

И он засмеялся тихонько, счастливо.

Этим вечером тусуйский орк Хряп, проходящий курс молодого бойца в рядах шергодонской замковой стражи, был освобождён от занятий. Более того в награду за проявленную крепость духа он был допущен к беседе с «великими». Так он в тайне именовал мага Кхонопулуса, капитана Офри и, конечно же, Гёза. С некоторым разочарованием среди этих достойных и уважаемых (да, уже уважаемых!) людей Хряп увидел и кривляющегося гоблина. Но сегодня подобная мелочь не могла испортить его настроения. Орка встретили, как родного, не то, что в предыдущий раз. Предложили сесть не на табуретку, а в настоящее кожаное кресло. Сунули в лапу кубок густого красного вина. И Хряп понял — вот сейчас! Сейчас всё и решится! Но он не был бы самим собой, если бы, не испортил всю тожественность момента. Ну, или хотя бы не попытался это сделать… Помочив губы в вине и признав его вполне сносным…

— Вполне сносное?! — возмущению Офри не было предела. — Это вино лучшего урожая за последние пятнадцать лет!

…он объявил миру, что пить на пустой желудок, совершенно не приучен и потребовал еды. Кхонопулус нахмурился и по кончикам его пальцев суетливо забегали яркие, трескучие искры. Стихийный маг пытался сдержать раздражение. Поддержка бескомплексному островитянину пришла с совершенно неожиданной стороны.

— Пожрать и впрямь было бы не плохо, — прокаркал гоблин. — А то переход от банальной драки к политическим интригам чересчур резким получается. Я-то, горемычный, не один уже год с вами в одной упряжке, так попривык. А у юноши недоспелого от подобных виражей башню может запросто снести. Отвечай потом перед богами за малолетку.

— Чего он сказал? Я не понял… — орк, увлёкшись рассматриванием кубка, прослушал большую часть гоблинского выступления.

— Поздравляю вас, капитан Офри! — Кхонопулус с лёгкой улыбкой погасил искры гнева. — У нас настоящий продовольственный бунт.

— Так погасить его в самом зародыше, — по-военному оперативно отреагировал бравый офицер. — Эй, кто там? — он звякнул в колокольчик. — Несите сюда, что там есть на кухне, да поживее.

— И побольше, — подсказал тёртый жизнью орк, не полагаясь на щедрость обслуживающего персонала.

— Подавать… эээ… в библиотеку? — решил уточнить, появившийся в дверях слуга.

— Ага, — подтвердил чародей, допивая своё вино. — Господа Хряп и Мудрак Ялохович мудрость книжную сегодня без доброго куска дичины осилить не в состоянии.

По виду слуги все поняли — он не особо верит в то, что и с куском дичины, да хоть с целой тушей убоины, рекомые господа  смогут осилить хотя бы азбуку… далее третьей буквы.

В момент, когда в библиотеку внесли несколько столов со снедью и Хряп, вдыхая вкуснейшие ароматы, посчитал себя счастливейшим из орков, бессердечный циник Гёз начал разговор. Причём начал он его более чем странно, предложив орку познакомиться с гоблином. Поедая ветчину с двух рук Хряп, мычанием, выразил своё удивление: чего, мол, мне с ним знакомиться, уже, почитай, месяц как друг дружке морды чистим.

— В начале-то, помните, поди, он всё время гоголем ходил, потому что везло ему несказанно. Залепит мне по физии…  Чисто случайно. Или добротой моей воспользовавшись… И тут же грудь колесом, взор орлиный, пальцы в разные стороны… Про пальцы — это я зря. Они у него по жизни кривые, — завёл островитянин соловьиную трель. — Что вы все на меня уставились? Не могу я маленьких обижать. Мне воспитание не позволяет совершать такие гнусности.

— Да-а, Гёз, не врал ты, когда заявлял, что вселенная свои пределы имеет, а наглость этого мозгляка — нет.

Гоблин в раздумье почесал своё большое ухо и облизнул непривлекательную моську чёрным, толстым, бородавчатым языком.

— Фу-у, — брезгливо выдал воспитанный орк, — впредь мог бы ты подобное за столом не проделывать?

— Желаешь меня манерам обучить? Бегом в круг! Там я тебе быстро втолкую, кто есть кто.

— Сам «бегом», — с готовностью «воспламенился» орк. — Только, гляди, по дороге не потеряйся.

— Тихо! — грохнул кулаком по столу грозный капитан. — Ещё хоть одно слово без команды от вас услышу — отправлю обоих чистить выгребные ямы на трое суток. Да-а, Гёз намучаешься ты с ними. Может, одумаешься и кого из моих возьмёшь? Риск-то, каков? А на эту парочку разве положиться можно?

— Не трави душу, — Гёз и сам пребывал в больших сомнениях. — Но… ты ведь сам всё прекрасно понимаешь… Что до Хряпа и Мудри… О-ох… Будем надеяться, что стерпится слюбится.

— Не желаю его терпеть, — пробурчал Мудрак, обращаясь к отбивной котлете.

— Не буду я его любить; не в моём вкусе этот подгнивший овощ, — горько пожаловался свиному окороку, возлюбленный Тартуньей орк.

Черту под темой подвёл мудрый маг:

— Вот видите, господа, всё ещё может обойтись. Парни подобрались не беспроблемные, но и не безнадёжные. А теперь хватит вам всем болтать попусту — к делу.

Повторное знакомство с колючим и задиристым гоблином у орка всё-таки состоялось. И много же нового пришлось ему узнать о своём ристалищном сопернике. Звали его Мудрак сын Ялоха — простое, без претензий гоблинское имя. Правда, носитель его оказался парнем не без сюрпризов.

— Мудрак Ялохович Гоблин! — торжественно представился он Хряпу. — Гоблин — фамилия по праву рождения. И попрошу не хихикать…

Гоблин с чувством собственного достоинства?! Да-с, тот ещё фрукт.

— О, братья-боги Дюп-Дюп и Гомсей! — состроил орк совершенно невинную рожицу. — С кем только не доводиться встречаться на извилистом и тернистом жизненном пути! Можно называть тебя просто, Мудря, а то выговаривать долго?

-Можно, — высочайше соизволил разрешить сын Ялоха, величественно качнув своим ананасом.

Ехидство Хряпа и здесь попробовало высунуться наружу, но получило мощный щелчок по носу от сердитого Гёза и поспешило поджать хвост. Личность гоблина с фамилией Гоблин, продолжила открываться орку с новых неожиданных сторон. Хряп новостям сначала не поверил, но глянул на серьёзные человеческие лица и гонор малость усмирил, а с ним и естественное недоверие.

— Что, правда? Не разыгрываете? Он лучший связной между Шергодоном и Лихтенгером?!

Он, гоблин, доверенное лицо грфини и герцога?!

— И кое-кого ещё? — поддразнил оркское любопытство Мудря, одновременно набивая себе цену.

— Уф-ф… ладно, заинтриговали. Разжёвывайте мне теперь, во что же я всё-таки вляпался.

Капитан Офри выразительно посмотрел на Кхонопулуса. Тот, отпираясь, тут же выставил сухонькие ладошки вперёд и оба уставились на Гёза.

— А что сразу я? — обидчиво спросил он. — Чуть, что скользкое в разговоре появляется, сразу Гёз озвучивать должен.

— Так ведь вроде как больше некому, — противненько занудел старенький маг. — Затея эта целиком алагарская. Алагар к нам прислал вас. Вам и карты в руки, господин Гёз.

— Алагар прислал… — передразнил старикана турист поневоле. — Ваша графиня Аджаберта идею эту едва ли не на лету подхватила. Так что мы на равных.

— Подхватила, — Офри потянулся за пузатеньким винным кувшинчиком. — А попробуй не подхвати при нашем-то географическом положении. Вам ли этого не знать.

— А что с ним не так? — вывернул из-за поворота бледно-зелёный новобранец. — С положением?.. Географическим…

— Сложное у нас положение, Хряп, — не стал лукавить капитан, набулькивая вина себе и Кхонопулусу. — Тебе, пожалуй, знать об этом будет полезно. На самом севере у нас Мёрзлый океан. Откуда к нам в гости, приглашения нашего не дожидаясь, то и дело ледяные твари лезут. С северо-востока бриттюрское королевство покоя не даёт. Так и норовит приграничные города оттяпать. С востока, считай по всему кордону, Незнаемые земли тянутся. Только узенькая полоса остаётся, по которой вы от берега Мелкого моря сюда добрались. Вот и выходит, что наиболее крепкая связь с внешним миром у Шергодона только на юго-западном направлении, то есть, через Алагар.

— А что с направлением южным? — не поймал Хряп хвост своего любопытства. — Опять же западный градус у меня интерес вызывает. И как бы узнать поподробнее, что такое Незнаемые земли?

— Слишком много вопросов, юноша, — заговорил Кхонопулус, обшаривая глазами книжные полки. — Куда ж она, проклятая, запропастилась? Но интерес твой весьма похвален. Офри, не поленитесь логически завершить геополитическую лекцию, раз уж начали.

— Слушай, Хряп, — капитан и не думал кочевряжиться. — Слушай, молодой ты балбес, раз уж угораздило тебя во всё это впутаться.

— Да во что, «в это»?

— Потом… Итак — юг… Если из Шергодона точно на юг двигать, то угодишь ты мил человек, пардон, милейший орк прямо во владения самостийных баронов, где правят бал анархия, подкуп и отравленный кинжал. Земли там обширны, плодородны, благодатны. Баронов на них, что блох на бродячей собаке. Почти все они насквозь продажны и нарушение самых святых обетов едва ли не за доблесть почитают.  И с момента развала империи грызутся они между собой хуже голодных волков. Отсюда общий разлад, раздрай и чрезвычайно напряжённая ситуация на границе. С югом понятно?.. Запад… Там у нас ещё интереснее… Про Злые горы слыхал?

— Злые горы?! Это ж сказка. Вы, что, дядьки, разыграть меня решили? Кхе-кхе… Судя по вашим постным физиономиям — нет.

— На счёт Злых гор тебя Мудрак просветит в подробностях, если захочет. Он оттуда родом, — капитан устало прикрыл глаза ладонью. — Ну, а глубоко не копая, чтоб ты знал и больше не спрашивал, дела обстоят так; в соседях у нас на западе кланы троллей, общим числом пятьдесят семь и несчитанное количество огров-одиночек. Есть ещё кто-то, кто обретается в глубоких пещерах. Кто? Это ты к гоблину… Скажу только: Злые — это единственные горы, где не живут гномы.

— Хватит уже, капитан, — прервал речь Офри  уроженец тех мест. — Вечер на дворе, а я перед сном родину вспоминать не люблю. Меня потом всю ночь кошмары мучают.

Хряп пошевелил острыми ушами, почесал макушку и задумчиво изрёк:

— Да, весёлое место этот ваш Шергодон. Ну да ладно, кажись, приспела пора вам меня с моими личными заморочками познакомить.

В изложении авторитетных господ, дело, в котором предстояло поучаствовать орку, было проще пареной репы. Буквально лёгкий променад, точнее круиз за чужой счёт. Всего-то, сгонять по быстрому в Бриттюр. Посидеть там с недельку, а то и меньше. Прихватить кое-что некрупное и доставить это кое-то сначала в Шергодон, а потом, при помощи Кхонопулуса, — в Алагар. По дороге на полуостров изображать из себя мелких жуликов (но без фанатизма) гонимых за безобидные шалости жестоким алагарским монархом. Вести себя в меру предосудительно поддерживая реноме, но стараться не вызывать особого раздражения бриттюрских обывателей.

— И всё? — огорчился Хряп. — Ни каких тебе приключений, сражений с чудовищами, спасения красавиц? Я, прямо с вас удивляюсь, хотя бы драку с каким завалящим трёхголовым драконом пообещали!

— С каким драконом?! — обозначился циничный шергодонский офицер. — Ты с гоблином едва управился!

— Ему фантастически повезло, — обнулил все немногочисленные Хряповы успехи злопамятный, как  все гоблины, Мудрак.

— Поверь мне, Хряп, — наставительно проговорил Гёз, — без всего тобою перечисленного можно прожить, и прожить хорошо. Не говоря уж о том, что гораздо дольше. Выступаем ровно через две недели. Язык держать за зубами, пока они целы… Но ты ведь и сам это знаешь, правда?

— Ах, ну вот же она! — радостно вскричал чародей, обнаружив то, что так долго и с таким упорством разыскивал. — Под самым носом была и не по глазам. О-хо-хо, старость не радость. Сочинение Августа Штехопоньского «Блуждания мои по землям Незнаемым завершение счастливое имеющие». Вельми занятная книжица. На-ка, почитай на досуге, буде он у тебя сыщется. Великим он был путешественником, этот самый Август… и враль не из последних.

Объёмистый тысячестраничный том в дорогом кожаном переплёте с массивными серебряными застёжками, казалось, своей волей выпрыгнул из плотного ряда таких же массивных крепышей и плюхнулся на колени орку.

— Сопрут ведь сослуживцы, а я потом расплачивайся, — кисло выразил своё сомнение в кристальной честности однополчан, далёкий от идеализации человеческой природы Хряп.

— На этот счёт можешь не волноваться, — Офри поднялся из-за стола, — в казарму ты больше не вернёшься. Во всяком случае, в ближайшие месяцы. А потом будет видно. Тут, прямо за книжными шкафами есть потайная комната. На две недели она твоя. Библиотека тоже. Читай, что пожелаешь. Но, — он назидательно поднял указательный палец, — Кхонопулус прав, со свободным временем у тебя будет напряг.

— Вот напугал. Можно подумать я последний месяц от безделья просто маялся!

Безмятежным выдался вечерок, розовым и добрым. Что, безусловно, редкость и не только у всяческих сопливых орков скорбных призрачными мечтаниями о золотых генеральских эполетах и штанах с бирюзовыми лампасами. Ужин удался на славу. Хорошие в Шергодоне повара, знают толк в готовке. Вино было добрым, но тут Хряп положился на мнение старших, поскольку в данной области не считал себя достаточно компетентным перцем. Не то, что в обсуждении различных философских вопросов о жизни, смерти и прочей тому подобной ерунде, с которыми он приставал сначала к бравому капитану, потом к магу и в завершении к Мудре. К Гёзу орк обращаться не решился, видать от природного стеснения, или, быть может, от того, что наставник мог умствования своего ученика не правильно воспринять, решить, что у того  в конце дня наблюдается избыток сил и несколько уплотнить программу подготовки. Разошлись далеко за полночь, все до крайности довольные друг другом.

Хряп забрался в свою каморку и нашёл её вполне  уютной. Вернулся в библиотеку, прихватил со стола, что посытнее, ну и кувшинчик попузатее. А то ведь слуги в замке вышколенные, расторопности умопомрачительной; оглянуться не успеешь, а уж вся снедь на кухне, али у них в животах. Что ж потом среди ночи, ежели перекусить захочется через все покои переться и дебош устраивать? Оно б на Тусуе с рук сошло; дали б беззлобно по мордасам и отпустили восвояси. А в Шергодоне, да ещё в резиденции правительницы: как-то ещё стража к подобной экскурсии отнесётся? Не взденут ли на копья, в темноте сослепу мирного орка за какого страхолюдного татя принявши?

В апартаментах, Хряпу отведённых было тесновато, но кровать настоящая с матрацем и одеялом наличествовала. Прикроватный столик был. А это, безусловно, важно, иначе, какое же обустройство быта, пусть и на две недели? Опять же имелось оконце пусть и крохотное —  первое дело в борьбе с ночной духотой. Что до комаров, то орки их отродясь не боялись. Не нападали на них кровососы ни комары, ни вампиры, по каким-то не ведомым даже шаманам причинам. Орк благостно улыбнулся, когда увидел в изголовье кровати настоящую подушку; привык к ним за последнее время и постепенно стал забываться лишённый комфорта тусуйский быт. «Пожалуй, ежели офицерская карьера вдруг засбоит, припруся в Шергодон и вытребую себе место библиотекаря, — посетила юношеский неокрепший разум не лишённая рациональности мысль. — И то, хата тут для меня уже есть, и вообще…»  Хряп с удовольствием великим приложился к узкогорлому кувшину, вознёс горячую молитву Дюп-Дюпу и Гомсею (в основном Дюп-Дюпу), чтобы всякие разные разбудили орка хотя бы в полшестого, а не (страшно вымолвить) в четыре утра, как обычно. И для скорейшего дохождения молитвы глотнул ещё разок. Может, какие иные боги от подобного Хряпова усердия и покривились бы, но уж точно не братья-близнецы. Он это знал доподлинно и потому завалился на постель с сердцем умиротворённым. Однако провалялся недолго, коварно влезшая под толстую шкуру проклятая цивилизованность заставила подняться и стащить с нижних лап солдатские сапоги с обрезанными носами. Нарушение строгого армейского устава оправдывалось тем, что кривые и тупые оркские когти никак не желали помещаться в правильную обувку. Неспроста ведь именно они, орки, изобрели сандалии. Кажется это единственная вещь, которую они действительно изобрели, а не спёрли идею, следуя своей безобидной привычке. Теперь весь мир носит с удовольствием и хоть бы одна сволочь «спасибо» сказала.

— Итак, — за неимением других собеседников обратился к потолку Хряп, — чем попробует изумить нас, сей рекомендованный колдуном писатель? Как бишь его?.. А… Август Штехопо…ньски…й. О, суровые боги, что за погоняла у этих людей?!

Орк раскрыл книгу, начал читать (правда, сначала посмотрел картинки и заглянул на последнюю страницу) и увлёкся.

Что ж хороший был день, приятный вечер, спокойная ночь; не это ли делает земное существование хотя бы терпимым? Несколько по-иному завершились эти сутки у опытнейшего седоусого сержанта, мечтающего об отставке и приличном пенсионном содержании. Что и говорить — домой он летел, словно обретший орлиные крылья. И то, как не возликовать? Нет более долгов! Ни единого! Со дня завтрашнего, конечно, но это уже несущественная мелочь. К тому же пенсион в пятьдесят монет серебром едва ли в пять лет получишь! То-то супруга будет рада и счастлива!

Дурак ты сержант, прости господи! Ты на ком женат? И сколь лет? Ну ладно, в период жениховства ум твой в процессе  избрания супржницы никакого участия не принимал. Это не у одного тебя так, иначе б род человечий пресёкся. Но прожив три с лишком десятка годов с любимой пиявицей должен же ты был изучить её милые закидоны… Ну, хотя бы частично… А и балбесы мы с вами, мужики, в делах этих, беспросветные и почти неисправимые! Самые же большие дурни — те, кто в вопросах семейных себя непревзойдёнными умниками почитают. Вот, как наш сержант, к примеру. Гнобила его баба гнобила по поводу и без. Угождал он ей, угождал, понятно, без толку. Бунтовать, бунтовал. В ответ жена такую смуту начинала — хоть эскадрон кирасир вызывай для подавления. Бить пробовал, потом совестью мучился; благоверная очки набирала и при первой возможности с удовольствием отыгрывалась. Благо, сержант безгрешным не был: то к семейному очагу придёт в час неурочный, по пути заглянув в «весёлый» дом — безусловно, повод для праведного раздражения. А вот опять же грех, ежели по делу хмельному с городскими жандармами языком сцепился. Слово за слово, мордой — по столу. Супруге, благоверного из кутузки вызволять, а потом, в разговоре приватном, обоснованные претензии высказывать. Ну да бог со всем этим… Пришёл сержант домой!.. С выражением таинственном на своём простоватом лице, и плохо скрываемым ликованием в сердце, он бросил развязанный кошель на середину стола: смотри, жена, любуйся. Баба, всю жизнь, обитавшая в каком-то своём таинственном мире, жабьим взором глянула на высыпавшиеся монеты, потом на цветущего благоверного и выдала нечто весьма нелогичное:

— Неужто на кражу решился? Наконец-то, хоть один мужской поступок. И у кого спёр? Сколько спёр? И когда ожидать жандармов? Надо успеть хоть часть утаить. А то определят тебя на каторгу, как мне первое время без кормильца обходиться?

Всё тут.  Скрытая похвала. И неверие в честно добытое. И подозрения необоснованные. Намечающаяся сержантская улыбка так и не появилась. Вместо неё обрисовалась припозднившаяся мыслишка, что с таким кошелём домой-то можно было и вовсе не возвращаться.

— Я их выиграл, — прояснил ситуацию несчастливый в браке служака. — Честно выиграл, не жульничая. Все сорок кругляшей добыты праведнее некуда. — Сержант уже горько жалел, что заначил от жены всего десятку: «Мог бы и поболее, раз уж не хватило тяму от этой язвы сбежать. Ну, хоть бы дюжину или даже пятнадцать…»

— Выиграл?! — безжалостно оборвала философствования мужа вздорная баба. — Это на ту монету, что я тебе поутру дала?

— Н-ну… да…

На какое-то время в хижине повисла звенящая, как комариная туча, тишина. Седеющая сержантская голова, как-то сама собою ушла в плечи. Чего греха таить, служака, принимавший участие в десятке военных кампаний и в бессчетном количестве кабацких неурядиц, проливший не один галлон вражеской и своей крови, супругу, богами ему всученную, уважал до благоговейного ужаса.

— Кхе… — обещая кухонный шторм сказала сержантиха, — кхе, кхе… Расскажи-ка ты, сокол ясный, мне, дуре тёмной, почто это ты токмо едину монетку в заклад поставил?

— Дык это…

— Ты мне тут не «дыкай»! — в очах бабы мелькнули отсветы адского пламени, и стало ясно, кто в этой семье носит… более высокое воинское звание.

«Она ж у меня и дивизионным старшиной быть способна! — с мазохистской гордостью думалось ветерану-подкаблучнику. — Или даже… Страшно вообразить… Бежать надо, ей-ей, бежать!»

— Ты зенки-то свои бесстыжие не отводи, — продолжался супружеский разговор по всем правилам разбойничьего наезда. — Ответствуй по чести: почто, в предприятие столь прибыльное, более одной деньги не вложил, скаред?

— Так ведь ты же сама мне…

— Что-о-о? Опять я во всём виновата! Опять беспричинно стрелки на меня переводишь? — красные руки бабы ловко ухватили скалку и сковороду. — Семейную сцену решил спровоцировать? Что ж, воля твоя. Только потом обиды на меня не держи.

«Никак биту мне быть, — провидчески помыслил сержант. — И, похоже, в чинах ейных я маху дал. Какой старшина?! Не лейтенант даже.  Ей в полковниках ходить, никак не ниже».

Жена тем временем гнула свою линию, приближаясь на расстояние подходящее для нравоучительных действий:

— Ты, стручок гороховый, почто мужнюю волю не явил? Почто меня суровостью взора не убедил? Гласом грозным не устрашил. Почто кулаком для аргументации неоспоримой по столу не вдарил? Даже у дружков-собутыльников ни полкопейки занять не догадался. Вот я сейчас тебя научу… Что?.. Это как?..

Оказалось, что слова последние бабища, собой в гневе залюбовавшись, произносила в полном одиночестве; неблагодарный зритель утёк. Во время её пламенной речи, недослушав (как посмел?) муженёк решился на побег. Решился и осуществил. Ох, ежели попадёшься, не ожидай милосердия дезертир  семейного фронту. Но, что совсем прощению не подлежит так это факт умыкания со стола заветного кошеля.

— Это куда? Это где? У-у-у, ворюга, деньги верни! — взвыла не носившая погон полковничиха. — И сам вернись, всё прощу… почти. Только рискни завтрева объявиться, я уж тебя приласкаю, век не забудешь!

Не слышал сержант ни угроз, ни обещаний, ни проклятий, скорым походным шагом удаляясь в сторону родной караулки.

Утром на стол похмельного капитана Офри лёг мятый листок бумаги с солдатскими каракулями. Капитан оком мутным глянул на письмена, признал в них шергодонскую вязь, сильно сморщился и попытался осилить изложенное. Понятно, с задачей не совладал и, не мудрствуя, подмахнул… «Рапорт о добровольном переводе сержанта такого-то на границу с Незнаемыми землями в крепость  «Гранитную» для прохождения там службы до геройской гибели или до законного абшида через три с половиной года».

«Уж, тамо-тко она меня никак не разыщет, — утречком розовым счастливо думал усач, громоздясь в доспехе на подводу, что с обозом отбывала в те края. — Там-то я заживу спокойно. Чудища водятся? Так, что с того? Я к ним дома попривык, теперь никакую монстру не забоюсь. Жаль только шлем в передней на гвозде остался. Хороший был шлем, крепкий».

…Офри прямой, как кол, и чёрный рожей, что кладбищенский ворон, стоял на балконе для знатных гостей и смотрел на безобразия чинимые орком на ристалище. Рядом, возложа руки на короткий костыль стального дерева, уродливой статуэткой замер Мудря.

— Ох, помню, как мы с тобой, гоблин, намучились. Гёз тогда в матерных оборотах меня обскакал, а это диво. Но, островитянин…ффу-у-у…

Хряп о талантах своих в деле фехтовальном не соврал; бездарен он оказался абсолютно. Даже Гёз, уж на что упёртый наставник и тот начал сомневаться в своих педагогических способностях. Они, купно с капитаном, не сумели даже подобрать оружие по лапе орку. Ему не подошёл простой солдатский меч, рукоять оказалась маловата для руки. Двуручник был забракован из-за своих длины и веса. Худосочность новобранца сказала здесь своё решающее слово. С рапирой Хряп оказался недостаточно проворен. С палашом… Здесь у совсем было отчаявшихся учителей мелькнул лучик надежды. Но нет. После всего двух занятий и палаш был ими, отвергнут, как оружие, представляющее исключительную опасность для их подопечного. Хряп то и дело ронял увесистую железяку, норовя угодить себе по ногам. Кое-что получалось с булавой; слегка поднабравшийся силёнок орк двумя руками махал ею вдохновенно, а уж метал в цель и вовсе залюбуешься — разбивая восемь мишеней из десяти.

— И что прикажешь с тобой делать? — как-то спросил его капитан. — С ног до головы булавами обвешать? Чтоб ты в самый разгар рукопашной без оружия не остался. Ещё вот такой вопрос душу мою тревожит: а ну как ты выполнишь все условия заключённого промеж нами соглашения, что нам с Кхонопулусом тогда делать? Мы за тебя ручаться должны. В академию тебя определять. А в любой военной академии фехтование — первая наука. Владение мечом и танцы — вот, что должен освоить первокурсник! С танцами, как-нибудь разберёшься, выпишешь своими кривыми ногами какие ни попадя кренделя. Заявишь, что это ваши оркские национальные пляски и дело в шляпе. Никто из хореографов столичных к вам на Тусуй проверять честность твоих слов не поедет. Но со шпагой, с мечом, да хоть с ятаганом ты, что-то показать должен. Или ты тайный коварный замысел имеешь опозорить наши с магом седины и изгадить доброе имя (в определённых кругах, конечно) Гёза?

— Не надо меня булавами обвешивать, — пыхтя, отвечал Хряп, продолжая отсчитывать количество отжиманий. — Пятьдесят семь… пятьдесят восемь… Они ж тяжёлые. Лучше я за ремень ещё один двуствольный пистоль засуну. И планов у меня никаких нету… шестьдесят три… шестьдесят четыре… Мы, орки, вообще планировать не умеем… шестьдесят семь… Всё больше отсебятиной пробиваемся… Семьдесят. Много ещё?

— Столько же, — щедро отмерил капитан. — А после на арену, да клевец из арсенала прихвати, с ним ещё попробуем.

Ещё один пистоль? Тут Офри спорить не стал. Молодой орк действительно обещал стать если не великим, то уж точно незаурядным стрелком. В этом компоненте боевой подготовки Хряп уже в самом начале занятий далеко обскакал сослуживцев из числа рекрутов. Заряжал быстрее. Стрелял точнее. Мечтал капитана и Гёза за пояс заткнуть. И ведь, пожалуй, сможет своего добиться, если проживёт свои оркские сто двадцать лет. Но фехтование… рубка!

На балкон поднялся взмыленный Гёз.

— Всё видел? — спросил он Офри.

— Угу.

— Ну… и что скажешь?

Капитан сказал. Мудрак добавил. Гёз с ними спорить не стал.

— Думаешь, действительно оставить ему булаву и более голову не ломать?

— Булаву и ещё один пистолет. У тебя ведь найдётся? Не пялься на меня так, это твой разлюбезный орк предложил.

— А как с академией быть? Впрочем, до неё, родимой ещё дожить надо. Третий пистолет, говоришь, хм? — Гёз в сомнении пожевал губами. — Пистолет найдётся. Не найдётся, так чародеев напряжём, пусть поспешествуют. Не это меня гложет.

— Думаешь, не унесёт наш доходяга?

Гёз долго смотрел в сторону казарм. Там, там, на перекладине, под жарким солнышком старательно изображал из себя вечно зелёную грушу Хряп, за особые успехи в фехтовальной науке удостоенный наставником солдатского ордена «Сутулого» уже второй степени.

— Полуторопудовую гирю ему сегодня на шею навесил, — сказал алагарец с некоторой гордостью в голосе. — Он после тренировки со мной ещё и подтянуться умудрился три раза. Многие ли из твоих такое смогут?

— Из моих? Не многие. Но они люди, а он — орк, если ты запамятовал, — Офри досадливо сплюнул. — Только какой-то неправильный орк.

Гёз снова погрузился в молчание, как в бездонный омут. Офри некоторое время ждал, когда его друг соизволит заговорить, но вскоре это ему надоело.

— Эй, кто-нибудь, — крикнул он своим солдатам, — снимите там этого сэнсэя, мастера меча, пока он окончательно в сухофрукт не обратился.

Ремни на запястьях Хряпа ослабили и сняли его вместе с гирей. Потом и верёвку с «орденом» стащили с плеч и только после этого его отпустили. Орк с готовностью рухнул на землю.

— Уморишь ты его, воспитатель хренов! — с некоей тенью сочувствия к бездарному недотёпе произнёс Офри.

— Или он меня! — кажется Гёз, что-то решил. — Хряп у нас конечно персонаж особенный, тут против ветра не плюнешь. Ну а мы с тобой, что ж?

— А, что мы? — не сообразил капитан, в какую сторону клонит алагарец.

— Мы с тобой все из себя опытные, знающие, мастеровитые наставники молодёжи. Муху мечом влёт рассекаем. Паука вилкой к стене с пяти шагов пришпилить можем.

— Чего скромничаешь? Можем и с семи. И с девяти.

— Не суть. Я тебе про другое толкую. Если мы с тобою круче, чем варёные яйца, так почему одного неумеху хоть как-то обучить не можем?

— Ну-у… он… э-э-э…

— Значит и мы с тобою это самое «э-э-э». Если хочешь, то неудачи орка это прямой вызов нам, как наставникам. Вызов мастерству нашему. Нашему умению. Наблюдательности, в конце концов. Ведь это не он себе… Что с него взять? Это МЫ не можем подобрать ему меч по руке.

— А если такого… кривого меча в природе не существует?

— Значит, его создать нужно. Вознеслись, мы с тобой, капитан, высоко. Возгордились. Видеть перестали. Глаз замылился. Не находишь?

Офри куснул ноготь, и вдруг неожиданно быстро соглашаясь, кивнул. Что ж спорить: прав Гёз! И вознеслись они, и возгордились, профессионалы, ядрёны маковки! С высоты мастерства своего без скромности великого на Хряпа поглядывают, да над неудачами его над ошибками посмеиваются. Не грех бы и себя в его годы вспомнить, спесь сбить, гордыню умерить. Парняга из кожи вон лезет: кулаки в кровь разбил. В глазах муть больная пополам с отчаянием. Ему бы сейчас слово доброе услышать. Совет дельный. Сабельку по руке. А они?.. Учителя, ядрёна вошь! Таких учителей самих надо по плацу плетью погонять до седьмого пота, чтоб годы ученичества своего припомнили.

— Говоришь, глаз замылился?  — капитан брови сдвинул, что-то в уме прикидывая. — Может и так. — Офри умел не только побеждать. Признать ошибку и свою и чужую, тоже было ему по плечу и потому… — Я вот тут покумекал…

— Излагай.

— Состоит у нас при оружейке кузнец один толковый. Дело своё знает — не отнимешь, но с придурью парень.

— На вроде нас?

— Хм… Так он, как кружку лишнюю на грудь примет, так блажит, что при надобности и безрукому меч сковать сможет. Над ним, понятное дело посмеиваются, дескать, сковать-то не мудрено, да как с ним безрукий управится? Ну, он, естественно, обижается и всех дурнями навеличивает. Вот мне и подумалось, что если наш Хряп и есть этот «безрукий»?

Гёз улыбнулся, как  он умел, только уголками губ:

— Тащи сюда своего кузнеца. Зададим ему задачку, не всё же нам головой о стену биться. Заодно проверим бахвала.

Кузнец, кряжистый бородатый дядька, явно с признаками гномьей крови, на зов откликнулся быстро. Поднялся на балкон, поклонился господам без подобострастия и пожал руку своему давнему знакомцу Мудре. Всё это не спеша, можно сказать, церемонно. Исполнив ритуал, мужик поинтересовался, чем он может служить столь уважаемым в Шергодоне людям.  Ему припомнили его же хмельные речи. Кузнец собрал в кулак бороду и сказал, достоинства не уронив: «Показывайте, кому пособить надо?» Гёз ткнул пальцем в сторону ристалища, на котором Хряп с силизийской саблей в лапе с трудом сдерживал наступательный напор неумехи-рекрута.

— Пособить надо орку, — уточнил капитан, — если это вообще возможно.

Мастер, прищурившись, долго смотрел на потуги несчастного бледно-зелёного юнца, потом цыкнул зубом и огорошил всех:

— Чего над парнем измываетесь? Дайте ему булаву и вся недолга.

Сразу не сумел заговорить никто, даже гоблин.

— Это?.. Ты нашего Хряпа уже на арене видел? — с подозрением спросил мастерового Офри.

— Не-а, — равнодушно ответил тот, не отводя взора от парочки горе-поединщиков.

— А откуда тогда про булаву знаешь?

— Так оно ж видно, — думая, что всё разъяснил, ответствовал кузнец.

Алагарский интурист, как мог, растолковал работяге, что булава — бесспорно хорошо, но молодому аб-хиянскому балбесу втемяшилось поступать в военную академию, а там первым экзаменом фехтование на мечах, альбо рапирах. На худой конец кхидаджийская сабля может в зачёт пойти.

— Наш же потомок корсаров ни с тем, ни с другим, ни с третьим сладить не может, за то спит и видит себя в мундире при эполетах, вся грудь до самой спины в орденах, при бедре наградная шпага!

Кузнец чмокнул губами:

— Не-е, шпагу ему дарить бесполезно. Он с нею, как огр с вязальными спицами не управится ни в жисть. Не такое у него сложение, на глазок скроен,  с похмелья сшит. А, что он и вправду в офицеры метит?

Вся компания в один голос уверила бородача в серьёзности оркских посягательств.

— Он у вас, что совсем без мозгов? — простецки поинтересовался оружейный эксперт. — Шёл бы лучше в счетоводы и сытно, и денежно, и шлем на голове мозоль не натрёт.

— Счетоводом он уже был, — всплыл в беседе Мудрак Ялохович. — Со мной Гёз поделился. На счёт мозга — вопрос неуместный. Парень — природный орк! Где ты видел орка с мозгами?

— Ну, тогда ему в армии самое место, — несколько прямолинейно высказался мастеровой, немало не заботясь, что задевает гордость присутствующего при разговоре капитана стражи.

И Офри не постеснялся о себе напомнить, поднеся под нос болтуну и правдолюбцу свой кулак, плотно облитый кольчужной перчаткой.

— Нюхал таковское? Лучше скажи: меч для этого мечтателя сковать сможешь?

— За сколько времени? И какого качества? — поспешно спросил, пришедший в себя мужик.

— Качества приличного. А времени — неделя? — обрисовал ситуацию в подробностях, как всегда хмурый Гёз.

Снова кулак работника собрал бороду:

— Нет, — ответил твёрдо.

По лицу Офри было видно, что буря не за горами.

— Сковать, стало быть, не можешь. А чего ж тогда прилюдно в кабаке хвастал, ботало?

— Я не ботало, — кузнец тоже посуровел. — За неделю меч, хотя бы просто хороший, не скую. И никто не скуёт. За неделю можно кучу того хлама понаделать, что у нас в оружейке горой лежит. Или же болванку сляпать на подобие тех, что тусуйские орки в своих кузнях производят. Орки по выпуску металлолома мастера знатные. Но ему… Или вам? Не важно… Нужен МЕЧ. Я правильно понимаю? — Насладившись видом трёх глуповатых рож, кузнец продолжил: — Ковать возьмусь, сегодня же, но сделаю не скоро. За пару-тройку месяцев, что-то более-менее приличное выйдет.

— Пару-тройку месяцев?! — Гёз едва сдержался. — У нас и десяти дней не осталось. Мне бы его хоть азам обучить, а там, в дороге как-нибудь… — алагарец замолчал, сообразив, что сболтнул лишнее.

— Если будешь меня на каждом слове перебивать, ученик твой, вообще с голыми руками может остаться. Ну, или с булавой. Я, кстати, вашего офицерского презрения к этому оружию не разделяю. Знаю-знаю — в экзаменационной программе академии её нет, говорили уже. Вы бы, господа хорошие, мальчишку мучить перестали. Будет с него на сегодня, чем попало махать. Толку с этого всё едино нету. Пусть передохнёт чуток, покуда я не вернусь, — и кузнец спокойно потопал себе вниз, совершенно не обращая внимания на три вытянутые физиономии всяких там военнослужащих.

Бородатого мастерового со сложным характером не было довольно долго, так что господа человеки и Гоблин имели прекрасную возможность всласть его изматерить, а Хряп перевёл дух, усевшись прямо на землю под казарменной стеной. Смотрел он очами красными на небо синее и мечтал. Виделось ему в этих мечтах разное, но главным образом… Э-э, не-ет, не угадали. Вовсе не новенький, сшитый по его персональной мерке генеральский мундир, хотя и он тоже. Мнилось орку иное: как он возвращается к себе домой на Тусуй. Отметить надо, что такое видение посетило его впервые в жизни. Так вот, сходит он с корабля (только представьте себе это!) на родной берег, понятно — в мундире, а на шее у него ожерелье, по оркской народной традиции, сделанное из ушей недругов. Две пары, а то и три — про колдуна, тоже забывать не след — ухи человечьи, а одна пара, посередине, гоблинская. При таком украшении Хряп тамошним общественным мнением из числа неудачников будет исключён и причислен к национальным героям и самым завидным женихам. Нет, не сразу. Тут орк лишку хватил. Понятно, сначала шаманы в ранге не ниже гроссмейстерского, должны со всем тщанием провести магическую экспертизу Хряпова ожерелья. Проверить самолично ли молодой (а как же иначе?) генерал добыл сей почётнейший из трофеев, или купил его на базаре у некроманта-халтурщика. Но ведь Хряп орк честный, всяк это ведает, он до подобного низкого подлога не опустится. Да и не продаются уши Гёза и Офри, ни на каком базаре. А жаль…

— О чём задумался, детина? — раздался над ухом ненавистный голос погубителя будущих генералов Гёза.

Хряп встрепенулся. Надо же, до чего замечтался, не заметил, как и задремал.

— О разном, — буркнул он хмуро, до поры до времени, не желая вдаваться в подробности.

Гёз, морщась и покряхтывая, присел рядом. Боли в спине по-прежнему не давали ему покоя, и выздоровление в требуемые экспедицией сроки было уже невозможным. Учитель-мучитель достал из кармана трубочку, набил  ароматным табачком, с особым вкусом раскурил её от огнива. «Тебе не дам, — сказал Хряпу менторским тоном. — Маленьким курить вредно». — «Ага, — огрызнулся орк, — курить — здоровью вредить, а с заплечным мешком, мокрым речным песком набитым, отмахать бегом десять миль — это укрепление духа, тела, и вообще, именины сердца!» Помолчали, каждый думая о своём. И думы у обоих были не шибко весёлые. Приковылял Мудря, тоже не излучавший особой радости.

— Сидите? — спросил риторически. — Хорош, байки травить, пошли к капитану. Там кузнец для Хряпа презент притащил.

— Что хоть принёс? — поинтересовался Гёз, с трудом поднимаясь.

— Не знаю, — дернул плечом гоблин. — В рогожу завёрнуто, не видать. Бает, борода, что первым эту штуку должен владелец в лапах подержать. Его Офри пытал, мол, ты же держишь и ничего. А он ему отвечает, дескать, он, кузнец, а не воин, и что сейчас он вообще посыльный от их общего кузнечного бога к будущему, стал быть, мечемахателю. То исть к тебе, Хряп. Суеверный он дядька, этот самый кузнец, всё с какими-то наговорами, да пришёптыванием. Ну, пошли уже, самому взглянуть охота.

Уставший сверх всякого предела орк, понурив голову, тяжко потопал к центру ристалищного поля, где его поджидали капитан Офри и незнакомый мужик в кузнечном фартуке и с длинным рогожным свёртком на плече. Кузнец глянул на Хряпа с прищуром и со словами: «Совсем было собрался в переплавку отдать. Уж и не чаял, что кому-то сгодится», — сунул ему в руки свою таинственную ношу. Свёрток оказался приятно увесистым. Хряп выпятил нижнюю губу и, удовлетворённо покачивая головой, несколько раз подкинул его на уровень плеч.

— Гм… — удивлённо сказал Офри, наблюдая за действиями новобранца. — Не знаю как с самим оружием, борода, но с его весом ты точно угадал. Как только это у тебя получилось с первого-то взгляда?

— Развязывай, — бросил мастеровой Хряпу и, обратясь лицом к капитану, веско произнёс: — Дар у меня. От отца достался; металл чую, оружие чую, бойца понимаю. Тебе, рекруту железяку по руке подобрать, опыт — первый помощник. А я — вижу. Развязал?.. Ну, Хранитель Вечного Горна не дай мне обмишулиться! Скидывай рогожу-то…

И Хряп скинул… Оказался у него в руках меч, описать который орк ни за какие коврижки не сумел бы, поскольку от волнения превеликого на какое-то время утратил способность логически мыслить и связно изъясняться. Придётся автору поднапрячься. А что делать: взялся за гуж, не говори, что не дюж. Оружие, что по капризу судьбы досталось бывшему счетоводу, к числу экземпляров парадных отнести было никак невозможно. Никакой тебе мишуры, никакой позолоты, никаких каменьев для украшательства хотя бы и полудрагоценных. Ничего такого. Ножны и те без узора, цветом, что твоя сажа. Правда, орк неверяще колупнул их когтем:

— Неужто?! — глянул он на кузнеца.

— Угу, сомнений не имей, — мастеровой расплылся в улыбке, от чего ещё больше стал походить на гнома, — оно самое, чёрно-мраморное древо с Летающих островов в Южном океане. Видишь, какой сложный природный рисунок? Прямо не пялься. К свету поверни. Вот теперь любуйся. Чтоб такое чудо мастеру повторить, ему кроме таланта от самого бога благословение потребуется. Тут мать-природа творила! Кто мы перед ней?

— Сколько ж эта красотища…

— Стоит?.. Это спросить хотел? Х-хе… не всё можно на деньги перевести. Меч-то за рукоять возьми, не бойся. Он тебя не укусит.

Длинна была рукоятка несоразмерно. Ни полуторная. Ни двуручная. Орк наморщил узкий лоб, вычисляя. То, что получилось в уме, решил перепроверить и замерил ладонью. Вышло — две с половиной…

— Нескладно как-то, — объявил зеленокожий знаток и никем не признанный эксперт.

— Сам-то, каков? — ехидно осклабился гоблин по фамилии Гоблин.

— Ну… и не поспоришь.

Хряп крепко ухватил рукоять, обтянутую шершавой шкурой какого-то неизвестного зверя. Та легла в ладонь, будто под неё и была сделана. Гарда, витая, как у рапир, зримо не подходила этому мечу, зато надёжно защищала руку, не утяжеляя оружие. От неё отходил широкий вначале, но постепенно сужающийся стальной лепесток, который не крепился к навершию, и вообще не доходил до конца рукояти, а где-то на третьей четверти её длины выгибался наружу обманчиво-легкомысленной завитушкой. Ага, догадался, не совсем бестолковый вояка, скользящий удар он в сторону отведёт, и рукоять при надобности перехватить не помешает. Хряп зажмурился, перестал дышать и медленно потянул лезвие своего?.. меча из ножен. Кончики его больших ушей нервически дрогнули, когда их достиг тихий шепчуще-металлический шелест. Это были первые слова сказанные мечом своему!.. обладателю. Во всяком случае, восторженному юнцу так показалось. Он даже стал прислушиваться к тому, что именно говорит ему кованное железо, но всё испортил… Все всё испортили! «Ты глаза-то открой» — почти вежливо просил Гёз. — «Зенки раздрай, чучело!» — А чего собственно можно ещё ожидать от Ялохыча? — «Трибунал не проспи, интеллигент недоделанный». Чтоб рога с капитанова шлема на его макушку переселились и пустили в ней корни! Таково было искреннее пожелание Хряпа бесчувственному армейскому дуболому. И даже кузнец орку не потрафил; он густо рыгнул чесноком, окончательно изгадив торжественность момента.

— И кто вы все после этого? — с огромным чувством спросил орк, открывая глаза, полные укоризны.

— Твои самые лучшие друзья! — захлопал ресницами Мудрак. — Особенно я.

— Тьфу, на тебя! — орку стало не до гоблинских шуточек, он, наконец, увидел свой меч. Лезвие, шириной в три человеческих пальца, плавно изгибалось и…

— Экая, однако, несуразная кривулина! — воскликнул Офри.

Ну вот опять. Хотя в чём-то бестактный капитан всё-таки прав: с пропорциями у «самого лучшего меча в мире» были явные нелады. Даже неопытному глазу оркского грамотея было заметно — коротковато лезвие для такой-то рукояти.

— Это вообще, что? — недоумённо спросил капитан, не особо представляя к какому классу холодного оружия отнести то, что было у Хряпа в руках.

— Кажись меч… — неуверенно ответил ему Гёз. — Или сабля?.. Нет, всё-таки меч. Но на саблю очень похоже. На клыч несколько смахивает. Елмань так же расширяется… почти. Или, скорее, на зафар-такия… Да на эту штуку похож больше. Два дола вижу. И… эй, кузнец, поправь, если ошибусь, клинок из двух полос выкован.

— Разбираешься, — уважительно проговорил мастер. — Точно, из двух; одна — это булат коленчатый, вторая — Дам-маск; редкий гость в наших местах. Вот только у зафар-такии (кстати, откуда про неё знаешь?), да и у клыча тоже, расширение на конце много больше. А изгиб? Изгиб у клыча после двух третей длины начинается.

— И это… — неуверенно начал Хряп, опасаясь опять нарваться на ядовитые насмешки крутых специалистов, но, не имея сил сдержать свой излишне бойкий язык, — у клыча обух-то, во какой, в треть моего пальца будет. Если и приврал, то не на много. Но края у него, у обуха, выступают это всем известно. А зафар-такия у рукояти куда как тоньше. Она вообще, на мой взгляд, больше для церемоний. Хотя… Наверное от заказчика зависит. Ну и понятно — от мастера.

Второй раз за этот день над ристалищем повисло гробовое молчание, к тому же, сейчас в нём явственно чувствовался терпкий привкус истинного изумления. Но, кажется, Хряп совершенно не заметил, что потряс всех. Он любовался своим мечом, его лёгким изгибом, витой гардой, его цветом тёмно-тёмно-серым, настоящим металлическим цветом. Он отступил на несколько шагов, чтобы никого не поранить. Кому, как не ему самому знать свою неловкость? Собрался с духом и крутанул меч над головой. И тот, рассекая воздух, запел, заставляя сердце орка трепетать от такого незнакомого ещё восторга. Он неуклюже рубанул перед собой крест-накрест. Потом выбросил руку вперёд, одновременно чуть ослабляя хватку. Послушная рукоять скользнула в ладони и влипла навершием прямёхонько в её середину. Орк едва не завизжал от радости:

— Вы видели?! Нет, вы видели?! Вот вам и короткое лезвие! А рукоять-то на что сделана? Ха. Да и вообще не такое, уж оно и короткое. Просто выглядит таким… кургузым, что ли… Однако, слышь, кузнец, у тебя глаз острее: фута три в этом жале будет, как думаешь?

— Нет, до трёх пару дюймов не дотягивает. Короче говоря, поделка эта сварганена бестолково; на кота широко, на собаку узко. Как раз для тебя.

Тут Хряп зачастил, языком замолол, что-то счастливое, не очень связное, нескончаемое…

— Хряп, — позвал Гёз.

Никакой реакции.

— Хряп!! — завопил Мудря.

Эффект тот же.

— Хряп!!! — рыкнул капитан Офри, так, что его наверняка услышали тугоухие огры в Злых

горах.

— Я, говорю, никогда такой вещи в своих руках не держал, не довелось, как-то, а тут… а, что такое? — резко напрягся орк, обнаружив, что стал  объектом пристального изучения четырёх пар слегка округлившихся глаз. — Что-то не так? Я опять, чего-то отмочил? Так, вроде нет… Или всё-таки?..

— Хряп, — заговорил Офри непривычно просительным тоном, — будь ласков, поведай мне, старому дураку, откуда ТЫ знаешь, как выглядит клыч и эта…как бес её? — захар-так его?..

— Зафар-такия? — скромно подсказал бывший счетовод действующему офицеру.

— Вот-вот, она самая. Я, к слову, о такой сабельке даже не слыхивал, хоть и стыдно в этом сознаться.

— Ой, капитан, не забирай под шлем, тебе ни к чему. — Орк попытался вставить меч в ножны. С первого раза не попал. Со второго тоже. — Я ж родился и жил где? В Аб-Хи! Портовом городе. Там, каких только гостей ни бывает! Ну и оружие при них всякое разное. Вот я в «Объедаловке» и насмотрелся-наслушался всякого. Но  таких мечей, каков этот экземпляр, мне видеть,  до сей поры не доводилось. И, господа, спросить хочу: он мой или так, подразнить меня решили?

— Он твой! — веско сказал кузнец. — Насовсем твой.

— Э-э-э… А как же я за него рассчитаюсь? — закусил губу орк.

Мастеровой протянул Хряпу мозолистую твёрдую как камень ладонь:

— Меня зовут Хломг. Будем знакомы.

— Хряп, — просто сказал Хряп, отвечая на рукопожатие.

— Считай его даром судьбы. Благодарить ни к чему, только не забудь об одной малости — дай ему имя ещё до вечера.

Орк, руку, меч дарующую, от радости великой едва не отделил от хломгова туловища. Хорошо Офри во время оттащил, а то мог и конфуз приключиться. Капитан Хряпа за плечи взял без всякого почтения и, развернув кругом, отправил его на дальний конец ристалища упражняться в рубке одоспешеных деревянных болванов; кузнецу же сунул в ладонь пару золотых. «За что? — изумился тот. — Железяка эта столько не стоит. Работа простецкая, разве, что металл хорош, да ножны, а так… Я лучше скую». — «Не за металл плачу, ответил ему офицер, — за мои сбережённые нервы плачу. И, чего скрывать, — полученную науку. Сами-то мы с Гёзом маху дали». Алагарец уже рыскал пальцами в своём поясе.

— На, вот, и от меня прими, — выудил он, наконец, три тяжёлых мутно-жёлтых кругляша.

У Хломга глаза на лоб полезли: пять золотых!! Есть от чего умом тронуться.

— За что, даже не спрашивай. За репутации моей сохранение. Я ведь с этим орком едва в лужу не сел. А ты и десяти минут не потратил, раз — и готово.

— Ты подожди ещё, — ни с того, ни с сего начал осторожничать Хломг. — Вдруг и с этим мечом у Хряпа ничего не выйдет?

— Уже вышло! — громко произнёс Гёз, со шлепком вкладывая монеты в руку кузнеца. — Уже!.. Вон он, орк наш криволапый, минут пять с твоим подарком забавляется и не то, что сам не порезался, даже на ногу его никому не уронил.

Только гоблин не разделял общего радужного настроя и мордою был суров, не сказать, мрачен. Ему, Гоблину Мудраку Ялоховичу, вся эта катавасия с поиском меча для орка, казалась затеей пустой, мало что не вредной. Он бы, Мудрак Ялохович,  единственный из живущих под Огрызком гоблинов с чувством собственного достоинства, оставил косорукому Хряпу булаву — и в путь. Мало ли, что оркскому дитяте приспичило донельзя озадачить появлением своей персоны всех военных — как их там? — академиков?.. А, без разницы. Слово «профессура» в гоблинском  лексиконе пока не появилось. Короче, дело к ночи. До розовых мечтаний зелёного островитянина практичному гоблину дела не было. Зато Мудря был всерьёз озабочен другим вопросом. А именно вопросом сохранения собственной жизни. Для гоблинов подобный выверт психики явление, даже не редчайшее — уникальное. Гоблины фатальные пофигисты, ротозеи и растяпы по самой своей природе. При врождённой и  неизбывной трусости этот народишко считал едва ли ни честью помереть как можно бестолковее и нелепее. Окочуриться без пользы им, как два пальца об наждак и, едва ли не сакральный смысл всего гоблинского существования. Угореть с похмела — героизм, погибнуть в бою с врагами — полная непруха.

Мудрак был не таков. Когда-то случайно спасённый Гёзом гоблин, пересмотрел своё отношение ко всему на свете и в корне изменил племенную точку зрения на бытие. Мудрака тоже можно было назвать выродком своего, гоблинского рода. Ему нравилось жить и очень не желалось помирать за просто так. И он, в тайне ото всех лелеял особо извращённую мечту протянуть в этом суетном мире хотя бы до фантастических двадцати пяти лет. До срока этого небывалого оставалось ему ещё долго — год с лишком. И всё бы оно ничего, кабы не одна закавыка: гоблина ожидало путешествие купно со спасителем Гёзом и этим бестолковым чучелом со средним образованием. В суть предстоящего квеста Мудря был посвящён куда подробнее нежели Хряп. Поэтому ничуть не сомневался — избежать заварушек, разной степени кровопролитности, им не удастся. Гёз мужик тёртый, осторожный, башковитый, того не отнимешь. Он, конечно, постарается, чтобы всё прошло как можно тише. Ему и самому это выгодно. Гоблин же не слепой, видит, как человек от болей мается. Но проклятое «но» всё равно присутствует. Хряп с булавой, это совсем не тот Хряп, что с мечом. И с каким Хряпом у Мудрака больше шансов уцелеть? Ответ очевиден.

— Булаву ему в лапы и ещё один пистоль, — тихонько ворчал гоблин под свой выдающийся нос, — а лучше — два. Утащить всё это он утащит. Он тощий, но жилистый. А с мечиком своим пусть потом упражняется, когда всё успешно завершится… если выживет. О, так ведь с булавой-то, шансов больше и у самого Хряпа! Не-ет, положительно надо отнять у орка эту железку, или украсть, тоже вариант.

До интеллигентской рефлексии двух горе-педагогов приземлённому дальше некуда гоблину дела не было.

Вот вам интрига, вот вам и внутренний конфликт. Жаль только, никакого особого развития он не получит, просто не успеет.

Мудрак, вне всяких сомнений, был полным гоблином. То есть если надо соврать, украсть, уснуть на посту, надраться до положения риз, когда это категорически запрещено (особенно, когда это категорически запрещено!), тут он в первых рядах. Однако многолетнее пребывании среди таких людей, как капитан Офри и его солдаты — не плохих, кстати, мужиков, — оказало на Мудрю своё тлетворное влияние. Труды придворного мага Кхонопулуса, тоже нельзя сбрасывать со счетов; многие часы престарелый чародей потратил на перевоспитание пещерника. И ведь преуспел! Пусть и частично…

Ну и Гёз!..

Гёз был первым, кого, выбравшийся в большой мир, гоблин начал уважать. А теперь Мудрак в глубокой тайне от всех и вся уважал Хряпа. За настырность. За упёртость. За упрямство. За то, что молодой орк так похож на прежнего гоблина. В этой своей слабости Ялохыч ни за что бы, ни сознался, даже под пыткой, правда не самой страшной и болезненной. К примеру, если бы некий гипотетический злодей, поймавши Мудрю, стал требовать от него выболтать этот свой секрет под угрозой отрезания уха гоблин бы явил чудеса стойкости и с гордостью ответил бы: «Нет». Но вот ежели дело докатилось бы до самого отрезания, тут уж Мудрак устоял бы вряд ли и сознался. Сознался бы, что уважает Хряпа, Гёза, Офри, Кхонопулуса, всех людей доброй воли, орков и эльфов. Гоблин обязательно заострил бы внимание вопрошающего, что он терпимо относится к гномам и вообще питает к ним тайную симпатию, а ещё безмерно любит тёмных эльфов, в основном ихних баб. Но если очень надо, то он, Мудрак Ялохович, способен вылюбить и… Правда без особого пыла и старания. Но в первую голову он уважает того, кто в данную минуту держит нож. Против естества не попрёшь: всем обитателям Амальгеи известно насколько сговорчивы и покладисты бывают гоблины, да и они одни, особенно если к горлу приставить нож, или зажать пальцы между дверью и косяком.

Гоблин раздражённо пошипел на самого себя и встретившихся на его пути культуртрегеров, качнул ананасом, досадливо сплюнул и тоскливо признал, что «украсть» в данном случае, всё-таки не вариант. Но полностью отказаться от идеи на время лишить Хряпа его новой игрушки Мудря не собирался. Он был уверен, что в ней, в идее, есть рациональное зерно. И Мудрак Гоблин принял волевое решение вызвать орка на поединок, дружественный, естественно, как-никак коллеги. Поединок на интерес. Так, что же тёртый калач гоблин может предложить салаге-орку?

Мудрак глубоко задумался, и это промедление решило всё…

 

 

В самом сердце шергодонского замка, в одном небольшом и на удивление просто обставленном помещении у витража с коленопреклонённым рыцарем стояла стройная женщина с волевым лицом и умным, проницательным взглядом. Её сиятельство графиня Шергодонская выглядела моложе своих пятидесяти с хвостиком, чем по праву гордилась, носила платья с низким вырезом лифа и кринолином преимущественно светлых кремовых или бежевых тонов, туфли на высоких каблуках,  пышные парики с буклями и броши в виде хищных бестий. Аджаберта любила мужчин, не без взаимности, светлые вина, пока без последствий для здоровья, своего сына будущего правителя Шергодона и сам Шергодон. Не любила она — и это было известно всем, — неопределённых положений с неверными шансами.

Сейчас положение было именно таковым. И графиня, тонкий политик, умевшая принимать правильные решения в самых непростых ситуациях, решила позволить себе толику женской неуверенности. Так, для разнообразия. Ну и для того, чтобы услышав мнение неглупого царедворца ещё раз взвесить все «за» и «против» на точнейших весах собственных внутренних ощущений. Графиня была умницей, и холодный расчёт был ей не чужд, но, женщина до кончиков ногтей, она не сбрасывала со счетов отзвуки струн своей души. Сейчас этот тончайший инструмент был разлажен и никак не хотел звучать в унисон с партией предложенной туговатым на ухо рассудком.

— Вы доверяете ему? — спросила она, не оборачиваясь.

— Гм-гм… — прочистил горло её собеседник, отодвигая стопу бумаг на рабочем столе графини, дабы освободить место для тускло светящейся пирамиды.

— Не стойте почтенный Кхонопулус, присаживайтесь.

— Но, ваше сиятельство…

— Садитесь уже! Из уважения к вашим заслугам и летам… Не спорьте. К тому же, вы знаете, мне не нравится, когда кто-то  стоит у меня за спиной. — Она полуобернулась к придворному магу. Тот только, что опрокинул чернильницу, зацепив её широким рукавом своего одеяния, и теперь отряхивался, старательно орошая стены, мебель и книги в шкафах дивными фиолетовыми кляксами.

— Не обижайтесь на меня, сударь, — Аджаберта сделала вид, что ничего не заметила, — я сегодня несколько взвинчена. Но ведь женщине это простительно, не правда ли?

Маг кивком подтвердил её правоту; стопка бумаг накренилась и съехала на стол, засыпав только что расчищенное место и похоронив под собой живописное чернильное озерцо. Кхонопулус нахмурился, протёр пенсне и выбил кончиками пальцев странный рваный ритм на спинке кресла. Хулиганствующая макулатура, пристыжённая магическим побытом, покорно шурша, собралась в аккуратные столбики по углам стола. Озеро чернил оказалось на своём месте не испачкав ни единого листка и теперь, вытягивалось вверх приобретая черты всё более похожие на оконного рыцаря. Вот вояка окончательно оформился, встал, опершись на меч, повёл тёмными очами и вдруг, засунув два пальца в рот, оглушительно свистнул, ни дать, ни взять — разбойник с большой дороги. Повинуясь его приказу, кляксы, густо измаравшие всё вокруг, превратились в маленькое подобие солдат и замаршировали к своему командиру, постепенно выстраиваясь в колонны. Чернильный предводитель принял парад, величественно кивнул и указал мечом на чернильницу. Войско проорало, что-то неразборчивое, но очень грозное и двинулось на штурм цитадели.      Миг и горланящая орава исчезла в чреве чернильницы. Фиолетовый рыцарь поклонился графине, отсалютовал Кхонопулусу, забрался на край пузатой канцелярской принадлежности и канул в её глубинах. Бумажные столбы подхалимским шуршанием  выразили своё искреннее восхищение мастерством достопочтенного волшебника. Так… на всякий случай, вдруг чародей ещё злится; возьмёт, в сердцах, спалит к едреней фене, и не посмотрит, что каждая бумажка в этом кабинете имеет государственное значение.

— Ловко это у вас получилось, — позавидовала Аджаберта своему советнику.

— Это от врождённой криворукости, — откровенно признался дедуля, водружая пенсне на законное место. — Сколько со мной отец претерпел у-ух… Ничего я делать не умел. А за что брался, всё благополучно горело синим пламенем. Вот старик и поднатужился, затянул пояс едва ли не на шее, подсобрал деньжат и отправил меня сначала в ГПУ (Гоблинский Пещерный Университет), а после его окончания с золотым ярлыком — и в алагарскую военную академию на факультет общевойсковой магии.

— И правильно сделал! — Аджаберта «отклеилась» от витража. Рыцарь на нём тут же встал с колен, фривольно опёрся о свинцовую раму и принялся нюхать невесть откуда извлечённую розу. — Из вас получился настоящий мастер Высокого Искусства, а у меня появился наивернейший подданный и… добрый друг.

Старик приложил руку к груди и склонился в низком поклоне:

— Служу всей жизнью, ваше сиятельство!

— Так вы ему доверяете? — лирическое отступление завершилось. Графиня из женщины вновь превратилась в политика.

— Да! — без тени сомнения ответил Кхонопулус. Пирамида, наконец, была установлена точно в середине стола.

— Однако подобранные им кандидаты вызывают у меня серьёзные опасения.

Маг пожал плечами и, стараясь укрепить пошатнувшуюся уверенность её  сиятельства, заявил, что в их общем деле главное, чтобы подозрения не возникли у сотрудников Таможенного Догляда.

— И тут, как раз, у вас не должно возникать сколь-нибудь серьёзных опасений.

— Таможенный Догляд, — мрачно произнесла графиня, — да-с, та ещё государственная структура.

Слово «Таможенный» в названии этой бриттюрской организации давно уже никого не могло обмануть. Догляд на Бриттюре ведал практически всем от сбора въездных и товарных пошлин, до выдачи королевских лицензий на право творения волшбы сельскими ведьмами. Чудовищный административно-сыскной спрут оплетал бриттюрский полуостров тысячью невидимых, но явственно осязаемых щупалец. У таможенного Догляда был официальный глава — Председатель Купеческой Палаты! Должность эту крупные дельцы Бриттюра разыгрывали в карты в ночь перед наступлением Нового года. Понятно, что занявший её счастливчик априори не мог руководить Доглядом. Так кто же держал в своих руках все нити тайного сыска?

Очевиден ответ — её величество божьим промыслом королева Талогрина, собственной персоной!

С полным на то правом можно утверждать, что управление Бриттюрской монархией осуществлялось посредством чиновников Таможенного Догляда. И колдун-дознаватель среднего звена имел порою больше влияния, нежели, к примеру, бургомистр не самого мелкого города. Служащих Таможенного догляда боялись все без исключения обыватели, и, бывало, всерьёз опасались некоторые из министров.

Подобное положение дел устраивало королеву как нельзя лучше, а значит, бесспорно, устраивало и всех её подданных; во всяком случае, в этом Талогрина была свято убеждена.

Кхонопулус легонько щёлкнул по вершине пирамиды, и та вдруг погасла… совсем.  Просто взяла и стала угольно-чёрной.

— Въедливые дознаватели Таможенного Догляда, буде у них возникнет нездоровый интерес к нашей предосудительной троице, — удовлетворённо заговорил маг, — легко смогут проверить их подноготную. И что же они обнаружат?

Аджаберта вопросительно посмотрела на хлопочущего старца.

— Возьмём Мудрю… Ну, что он есть такое? Гоблюк, склонный к бродяжничеству и мелкому мошенничеству. Эка невидаль, право слово. Обычный гоблинский бомж. Хряп — образованный недотёпа. Орк с аттестатом гномской школы — конечно диво-дивное, но вряд ли повод для его изучения под лупой. Бывший счетовод, подверженный приступам морской болезни, у которого из лап не  то, что меч — ложка вываливается, на персону, коей поручена некая секретная миссия, никак не тянет. Шут без постоянного места работы, каких по свету шатается без счёта. Стоит ли он особо пристального внимания чиновников ока государева? Не думаю… Гёз?.. Да, фрукт колоритный: сын заслуженного и уважаемого отца, покатившийся по наклонной. Бывает такое, и не сказать, чтобы редко. За ним тянется хвост из разного рода грешков, самый безобидный из которых — карточное жульничество. Есть и подделка векселей — это уже весомей. А вот и совсем интересный случай: кража образцов из экспериментальной мастерской лейб-инженера Хугу. Пусть уворованные предметы и не принадлежат к числу последних изобретений гениального гнома, но всё едино, Гёзу есть, чем гордиться. Факт кражи, — тут чародей поднял вверх указательный палец, — запротоколирован Сыскной службой его величества алагарского короля, всё чин чином на гербовой бумаге с печатями. В прогрессивной алагарской печати был даже целый ряд едких статей с разоблачением этого злодея, где осторожно высказывалось предположение, что рекомый Гёз действовал по наущению зловредных бриттюрских шпионов. Пресса всячески порицала бессовестного гражданина и восхваляла мудрость Кристофана 1, без промедления издавшего указ об аресте несознательного мажора. Понятно, почему сей юноша так стремится попасть под защиту бриттюрской короны.

— Указ об аресте? — графиня удивлённо приподняла одну бровь. — Что, все перечисленные вами преступления действительно были совершены… Гёзом?

— Не имейте ни малейшего сомнения, ваше сиятельство. Как не сомневайтесь и в том, что в ближайшее время эта неблагодарная троица, совершенно не ценящая вашего доброго к ним отношения, совершит ряд преступных деяний и на территории милого нашим сердцам Шергодона.

— Хм… надеюсь, обойдётся без убийств и членовредительства.

Маг ногтем начертил невидимый круг, заключая в нём таинственную пирамиду:

— Убийств не будет. Гёз обещал. А на счёт отсутствия членовредительства я не очень уверен: алагарец травмирован и откровенно не в форме, может сработать не так филигранно, как обычно. Кстати, ваше сиятельство, вам предстоит подписать  эдикт, с предписанием каждому доброму шергодонцу оказывать посильную помощь вашей страже в деле поимки этих злостных преступников с их подробным описанием. Обещание награды также не помешает.

— Но подобный документ предельно усложнит их пребывание на землях Шергодона.

— Ничего не поделаешь — издержки профессии. Гёз и Мудря к подобному повороту событий готовы. Единственное, что мы можем для них сделать — это дать пару дней форы.

— Когда я должна обнародовать этот документ?

— Об этом мы узнаем прямо сейчас!

Кхонопулус распрямился, звонко хлопнул в ладоши, и на одной из граней пирамиды проявилось бородатое лицо с носом-картофелиной и тут же пробасило себе за плечо:

— Эй, Пух, топай сюда, нас старикан кличет.

 

Орку не спалось, хотя очень было нужно. Во-первых, измученное тело просто молило о продолжительном отдыхе, а во-вторых… Во-вторых, ненавистник мечтательных зеленокожих юнцов Гёз тихонько шепнул Хряпу на ушко, что завтрашний подъём планируется в три часа пополуночи. Орк с трудом удержался, чтоб не взвыть от такой-то радостной вести. А Гёз, ни дна ему, ни покрышки! — не углядев в раскосых очах подопечного сполохов искромётного восторга, подлил масла в огонь, безосновательно надеясь на чудо. Оказывается, столь раннее пробуждение завершает скучное, размеренное, полусонное (тут тусуец едва не поперхнулся) Хряпово существование, и ознаменует собой начало новой, взрослой жизни.

— Хорош нам с тобой бездельничать, — без особого оптимизма сказал наставник, — начальство велит деньги отрабатывать и приступить к выполнению основного задания. Почто радость не являешь? До потолка не скачешь, воинственных кличей не издаёшь? Алкал подвигов ратных. Вот и доалкался.

Курс молодого бойца для Хряпа завершился неожиданно и несколько раньше, чем он планировал. Гёз даже мягкосердечие проявил, удивив этим всю шергодонскую стражу, не стал он гонять орка чересчур сильно. Всего лишь отправил того в забег на три мили с мечом в лапах (перевязи-то нет) и мешком за плечами. Ну, это, считай и не тренировка, так — лёгкий променад перед сытным ужином. Была, правда ещё сотня отжиманий с гоблином на закорках. Но и это орка больше не пугало; окреп он, незаметно для самого себя. Теперешний Хряп  на того тусуйского Хряпа уже мало походил и физически и морально. Счетовод со стержнем внутри начал превращаться в настоящего солдата с закаленной волей.

Промежду всех этих дел орк приметил одну важную деталь: Мудря, как-то очень уж пристально поглядывал на его новое оружие. Не верящий в чистоту гоблинских помыслов орк тут же заподозрил коллегу в желании завладеть мечом без ведома его хозяина. Во избежание гипотетических неприятностей Хряп честно предупредил Ялохыча: «Рискнёшь спереть — пересажу твой ананас вместе с головой под розовый куст. Благо их в графском парке не считано». Гоблин тут же состроил жутко оскорблённую рожу, и даже огрызнулся. Но сделал это как-то вяло без огонька. Чем окончательно убедил орка в гнусности своих поползновений. Эту ночь Хряп решил спать вполглаза и… совсем потерял сон.

Вместо таких нужных умиротворяющих сновидений его опять непрошено посетили размышления. «А, что, — вдруг тревожно помнилось ему, — ежели вдруг не приведётся мне стать генералом? Скажем, какие-либо штабные крысы по недомыслию своему или из зависти похерят королевский указ о производстве мужественного Хряпа в чин. Оно, конечно об таком-то важном деле обязательно будет в газетах пропечатано. Но ведь газета — не мундир, в неё не облачишься! Как быть в таком разе? На дуэль их выкликать? Это выход, спору нет. Одного-двух можно и проучить. Однако как далее-то существовать прикажете?» Мысль–перевёртыш совершила кульбит, где-то под гулкими сводами оркского черепа и одарила Хряпа идеей. «Однако начинает сказываться мой богатый жизненный опыт, — удовлетворённо подумал он, с наслаждением потягиваясь в своей кровати. — Вот ранее я б до такого не в жисть не допёр. А ныне только мозговать начал и на те, пожалуйте, готовый рецепт!» Хряп для большей умности наморщил лоб, глубокомысленно почесал обросшую коротким чёрным волосом шишковатую тыкву и вслух произнёс:

— Идея определённо недурна. Вот сгоняю с Гёзом на полуостров, раз уж подписался. Заодно мир посмотрю на халяву. Потом, естественно, поступлю в академию, чтоб, значить, мечтания воплотить. Затем пошлю к бесу эти генеральские эполеты, шибко уж хлопотно их добывать, и стану библиотекарем в Шергодоне. Должность — обзавидуешься: харч, кров, постель, какое никакое жалованье. А заботы — смех. Знай себе каталоги составляй, да пыль с фолиантов смахивай.

«Нет, — помыслилось ему чуть позже, — всё-таки надо будет лет с десяток послужить, чтобы стал быть в достойные люди, то бишь — в орки выбиться. Погеройствовать покуда молод и горяч. Через то геройство получить патент полковника. Не меньше. Обеспечить себе приличный пенсион от королевской казны. Именную саблю. Орденов штук не менее дюжины! А как же иначе? Героизм должен быть вознаграждён. Потом при всём этом параде гоголем пройтись по Тусую. В «Объедаловку» заглянуть, пусть мэтр Отруль порадуется. А уж после — в библиотекари! А ещё ж вот срочное дело: имя-то, имя придумать для железного моего друга! Дрын? Вполне по-нашему, по-тусуйски. Али Оглобля? Тоже ничего. Вот ещё — Ланцет. Звучит, язви его! Решено! Ланцетом и обзову. И остро. И всем сразу видно, что хозяин орк образованный, а не какой-то там…»

Кто-то тихонько тронул орка за плечо. Хряп открыл глаза и рывком сел. Оказывается, всё-таки уснул замечтавшись. Над ним стоял по-походному одетый Гёз.

— Пора, парень, — сказал он негромко. — Собирайся. Мудря, уже ждёт во дворе. За ночь нам нужно далеко уйти.

Нищему собраться — только подпоясаться. Хряп пожитков не скопил потому, и сборы его были недолги. Чего там — напялил штаны, задвинул под кровать поднадоевшие сапоги, сунул лапы в свои старые неуставные сандалии; рубаху одёрнул, ту, что войсковой каптенармус выдал со скрипом и вздохами, будто от сердца отрывал; просунул голову в шерстяную хламиду без рукавов, добытую на складе уже без ведома прижимистого каптенармуса, подвязал её верёвочкой и нерешительно затоптался на месте, держа в руках меч, и не зная, куда его пристроить.

— Пихай в мешок, — разрешил его затруднения Гёз.

Ах, ну да, ведь поход. Как же наш зануда в походе без мешка?! Хряп послушно исполнил требуемое. И тут же почувствовал себя безоружным и голым. На пороге грядущих неизвестных, но обязательно великих и потому тревожащих событий — это чувство оказалось особенно острым и неприятным.

— Надо бы всё-таки перевязь раздобыть… где-то… как-то.

— Где ж ты её теперь раздобудешь? Такую только на заказ шить.

— Так что ж мне всю дорогу безоружным топать, от каждого мимохожего недоброжелателя в кусты шарахаясь?

— Ну-у, юноша при мече да с вашим фехтовальным умением вы, конечно, без страха всех злопыхателей в капусту скопом и не упарившись!

Хряп прикусил язык: уел Гёз, тут возразить нечего.

— Что до кустов, то нам всем не единожды придётся в них хорониться, покуда мы Шергодона не покинем. Не округляй глазёнки, всё потом объясню. Но, — тут наставник поднял вверх указательный палец, — в главном ты прав. Без оружия тебе быть не след. Так что держи, — и он извлёк из мешка нечто, в чём криволапый орк непременно запутался бы даже при ярком солнечном свете, не говоря уж о неверном пламени свечного огарка. На помощь как всегда пришёл нелюбимый учитель, походя, развевая все Хряповы затруднения. Гёз сорвал только что повязанную орком верёвку, что-то перекинул через его левое плечо, где-то поддёрнул, чем-то звякнул и щёлкнул, крякнул и туго затянул на поясе воспитанника широкий кожаный ремень.

— Во-от, совсем другое дело. Надо же, до чего удачно сидит! А ведь я размерчик на глазок прикидывал. Да и шорник молодец, меньше недели провозился… Я шорнику эту конструкцию заказывал, он с моих слов и смастерил. Мечом ты тогда ещё не обзавёлся, так что… А ну обернись… Та-ак… Как-нибудь на досуге займусь, — высказался таинственно. — На-ка вот сунь пистоли в кобуры. Как и обещал — ровным счётом три штуки, — и он поочерёдно подал Хряпу большой однозарядный пистолет, отличавшийся изрядным весом и точным боем и пару двуствольных близнецов, видом своим способных нагнать страху на кого угодно. — Однозарядный — в поясную, — подсказал Гёз замешкавшемуся орку, — сладкую парочку — в нагрудные. Патронов к ним дюжина. Сражение можно принимать и выигрывать. Теперь попрыгай… Молодец. Ничего не гремит. Не трёт нигде? Не давит? Отлично. Ножик в пути добудешь. Хотя… зачем он тебе? Теперь не всякий заяц на тебя покусится, разве что бешеный и голодный. Но от такого-то хищника тебя наш гоблин оборонит. Ладно-ладно, не петушись. Сделай рожу пострашнее и выдвигаемся.

Ночь встретила путешественников мелким колючим дождиком, неприятным пронизывающим ветерком и хриплым гласом капитана Офри, принуждённо рассуждавшего на отвлечённые темы. В дождь, мол, всякое дело начинать хорошо, особливо таковское, как у нас, обязательно будет успех и обойдётся без опасного для жизни  травматизма. Это уж вернее приметы нет. Огрызок за тучкою укрылся, опять добрый знак; ведьмы бают — к победам на дипломатическом поприще. Или вот ветер северо-западный порывистый, тот, что сей минут, задувает — это сулит лёгкую дорогу, финансовое обогащение и открытие в зоологии. Офри громко чихнул:

— О, едрит-квадрит, правду говорю! А ещё грязь под ногами липкая, весёлого антрацитового цвету — к воровской удаче… Это ж вроде не про вас… Хотя как обернётся… К повышению в чинах и скорому бракосочетанию.

Тут же всплыл противнющий гоблин со скабрезным заявлением, что баб народа своего он тут в упор не наблюдает, а женится на Хряпе никак не согласен, поскольку у того дурные манеры, гномский аттестат и вообще, орк состоит сплошь из одних только недостатков. Тусуец в это время покорял лошадиные высоты и пытался усесться в мокром седле, потому сразу дать достойный отпор посягателю не смог. Потом было краткое напутственное слово прослезившегося капитана. Потом заскрипели, раскрываясь, тяжёлые ворота. Потом зацокали копыта трёх лошадей и мула. Потом снова скрип, на этот раз ворота закрывались. Потом громыхнул запорный механизм. Потом гнусаво запел гоблин. Потом… Потом отвечать на гоблинскую шпильку стало, как-то не очень уместно из-за значительного опоздания и угрозы нарваться на что-то вроде: «Вот ведь дядя Гёз до чего сообразительный народ обитает на Тусуе-острове. И недели не прошло, а у нашего робинзона уж и ответ готов!» Не первый ведь день был знаком Хряп с Мудраком сыном Ялоха, знал, что примерно так и будет или ещё гаже. От этого злоязыкого гоблина по фамилии Гоблин только и жди, что всевозможных гадостей. «А меч спереть ему всё равно не удастся!» — мстительно подумал Хряп, с некоторой даже радостью ощущая на своих плечах тяжесть пресловутого мешка. Коварный Гёз опять сбагрил торбу безропотному и безответному юноше.

Два дня шли хорошо, на рысях, ни от кого особо не скрываясь. Но на ночлег, всё-таки останавливаясь не в городах и посёлках, а на природе под открытым небушком. Расстояние покрыли приличное, без помех продвигаясь на северо-восток. Между собою почти не цапались; наконец-то стала проявляться коллективная спайка, а может, просто было лень. Гёз этому обстоятельству шибко дивился, но про себя, боясь сглазить и воспламенить очередную свару. На привалах все трое усердно упражнялись в фехтовании. Своей волей, упражнялись, без понуждения. Мудрак ловко орудовал своим тяжёлым костылём, с которого пальцами босых ног снимал металлический колпачок, превращая его в некий гибрид примитивной пики и деревянного молотка. В его лапах деревяшка превращалась в грозное оружие, когда же гоблину казалось, что орк одолевает его слишком уж легко, он снимал с пояса национальное изобретение — помесь небольшой секиры и кастета и тогда Хряпу доставалось по полной. Скачущий, визжащий, что твой сатир, Ялохыч со смертоносными штуками в обеих руках представлял реальную опасность даже для более искушённого бойца, чем тусуйский счетовод.

Гёз тренировками тоже не пренебрегал, стараясь при этом перемещаться как можно меньше. Молодёжи от этого легче не становилось; зацепить малоподвижного в виду незалеченной травмы наставника, сделалось для них заветной мечтой. Гёз своим перочинным ножиком не пользовался. Куда там! Шутки кончились. Он достал из своего мешка, — уже казавшегося Хряпу бездонным, — тяжёлый палаш и самозабвенно гонял неофитов до седьмого пота.

Кстати торба, уже изрядно поднадоедшая орку, похудев, перекочевала на спину заводной лошади. Хряпу, после первой же ночёвки, стараниями Гёза сделалось неловко её таскать. Теперь из-за его плеча грозно маячила рукоять в две с лишком ладони. Расстарался мрачный зануда: присел у костерка и из обрывков кожи, предусмотрительно прихваченных у того же шорника на предмет починки в походных условиях, соорудил на Хряповой перевязи пару петель,  в которые пристроил ножны его меча. Получилось не слишком казисто, но вполне практично.

— Владей! — сказал торжественно и тут же подгадил: — Только сперва научись меч извлекать, а главное — вставлять его обратно.

Орк добросовестно приступил к  освоению этой новой для себя науки. За пару прошедших дней в ней не преуспел, зато теперь путешествовал со всеми перебинтованными пальцами.

На третий день пути, на биваке, предводитель опереточного воинства, велел подчинённым вести себя тише воды, ниже травы, готовить ужин, нести караул по очереди и не поубивать друг дружку за время его отсутствия.

— Тихо быть, оглоеды! Я скоро, — и исчез практически до самого утра.

На заре отец родной пнул в бок бдительно храпящего на часах Мудрю, распихал дрыхнувшего Хряпа и с довольным видом сунул под его горбатый нос мятую бумажку с объявой о розыске.

— О! — проморгавшись, изумился орк. — Чегой-то я спросонок не всё умом охватываю.

— Не удивительно, — скрипнул вредный Мудря, запаливая прогоревший за ночь костерок.

Орк беззлобно кинул в него подвернувшейся под руку коряжиной. Ялохыч, играючи поймал снаряд на подлёте и тут же отправил его в изголодавшийся костёр.

— Неужто ж я всё это сотворил?! — продолжил Хряп изумляться. — Ладно про Мудрака прописано… Тут вся правда, не к чему придраться…

— Чего-чего… — стриганул большими ушами подозрительный гоблин.

— Вот хотя бы… Гоблин, на рожу омерзительный, языком слюнявым морду облизывающий, величающий себя Мудраком сыном Ялоха, имел грязные посягательства на форменные штаны капрала Бздуня…

— Враньё!!! А фамилия, часом, там не указана?

— … В чём Бздунь клянётся всеми богами, о которых только слышал. Из тех штанов было похищено месячное жалованье честного солдата и его заначка от жены или на чёрный день в сумме… Ого! Трёх двойных золотых имперской чеканки… Что-то я не приметил, чтоб шергодонские капралы так шикарно жили.

— Я ж и говорю, враньё, — успокоился гоблин и стал подвешивать над огнём котелок с водой. — Так, что там на счёт моей фамилии?

— Но какие-то деньги ты всё-таки уволок?

— Не твоё дело.

— Х-хе, стало быть, про штаны — правда. Фамилии никакой нет, но по манере поведения и так можно догадаться о ком речь. Вот к примеру: домогательства к трактирщице Прюле… Ну ты Мудрак и извращенец! Видывал я ту Прюлю единожды и более не жажду, она ж страшнее кадавра недельной свежести, и пахнет от неё примерно так же. Такое только гоблин мог отчудить, хоть с фамилией, хоть без…

— Я тебя сейчас зажарю! — взвизгнул оскорблённый наветами Ялохыч. — Я тебя…

— Меня-то за что? Я что ли этот протокол составлял и обнародовал? Тут вон и меня грязью поливают огульно и бессовестно.

— Вот про себя и читай, а мне про меня лучше известно, другим же знать совершенно ни к чему.

Хряп углубился в изучение документа, сорванного Гёзом с какого-то забора. На большом грязно-жёлтом листе под тремя корявыми портретами, в которых с трудом можно было узнать трёх путешественников, жирными буквицами перечислялись многочисленные их прегрешения против имущества шергодонских обывателей движимого и недвижимого…

— Коней я ведь не крал! — попытался оправдаться Хряп перед грозными небесами.

…против их здоровья и самой жизни…

— Стражника по голове не лупил и шлема ему не сминал. А всяких Гоблинов попрошу не хихикать, прозрачно на мою телесную немощь намекая. Шлем — да не прогну, но ежели тебя по голове тресну, то непременно расколю, как гнилой орех.

…не было забыто покусительство на имущество казённое…

— Ничего я со склада не крал! Кхе, почти ничего, — продолжал орк перечисление возведённых на него напраслин.

…преступления супротив нравственности и войсковой дисциплины…

— Да я вином вообще не злоупотребляю! В виде непотребном по улицам никогда не шатался и офицерам не грубил.

— Ты ж пьяный был, не помнишь, — подначил его Мудря.

Хряп шпильки даже не приметил. Сильно расстроился.

— И это… Разве я дезертир?

— С сегодняшнего дня — да! — отрубил Гёз.

— А тут, кстати, и про тебя много чего прописано. Щас зачту…

— Я те зачту, — наставник грубо выхватил  компрометирующий его документ из рук орка и поспешно спрятал бумаженцию во внутренний карман. — Отныне господа мелкие жулики, воры, конокрады и дезертиры все проезжие тракты для нас закрыты. Стража уведомлена во всех городах и весях. Ловить нас будут хоть и без фанатизма, — таковых-то орлов, по шергодонским землям болтается немало, — но со всем прилежанием. Попадёмся — нам поблажек не будет.

Гоблин саркастически хмыкнул:

— А разве они хоть когда-нибудь были, поблажки? Одно хорошо: изобразили нас не особо похожими. С первого взгляда разве что Хряпа признать можно — тощий и образованный.

Орк сей выпад супротив своей персоны отбил, толково возразив, что образованности на портрете не видать и к делу, её ни с какого боку не пришьёшь. К тому же рожа у портретного Хряпа чрезмерно перекошена, прямо как у одного знакомого похмельного гоблина. Опять же орк на картинке намалёван лысым, что действительности нисколько не соответствует.

— У меня вон, волосы наросли в одну седьмую дюйма, а то и в одну шестую длиной, — и не удержался, блеснул эрудицией: — Я это… имидж меняю на более цивилизованный. Кстати о птичках: ты бы свой ананас изничтожил, а то примета так примета, куда уж особее!

— Святого не трожь! — взвился Мудря, как осой уязвлённый. — Ты таку красотищу сперва вырасти, потом сооруди, чтоб не разваливалась при ходьбе, а после распоряжайся по своему усмотрению.

Хряп равнодушно пожал плечами, дескать, дело твоё и тут же спросил у слегка затуманившегося шефа:

— Когда этого кренделя за кражу кур на крестьянском подворье повяжут, из кутузки его извлекать будем или пусть полный срок мотает, ума набирается?

— Не повяжут, не должны, — как-то отстранённо проговорил Гёз, извлекая из складок одежды аккуратно сложенную карту. — Куда бы пристроить?.. А ладно, давай на траве… Ты хвастался, что в этом деле понимаешь, пришло время блеснуть талантом. Я тут  наш примерный маршрут набросал — ознакомься. Может, даже, чего поправишь.

Хряп, слабостью зрения не страдавший, пристально уставился на Шергодон и близлежащие к нему земли, волей человеческой расстелившиеся у его потрёпанных сандалий. С первого взгляда орк уразумел — путь им предстоит извилистый, хотя, в общем-то, не очень и длинный.

— За сколько дней до бриттюрских кордонов добраться надо?

— За шесть, — прозвучал краткий ответ.

Орк прикинул расстояние и цыкнул зубом:

— Если так петлять… да-а задачка. Чтоб успеть придётся почти круглыми сутками с седла не слезать, лошадей загоним.

Гёз кривобоко уселся на бревно возле костра и протянул руки к огню. Утренняя сырь была ему неприятна.

— Короткий путь есть.

— Вижу. — Хряп подобрал карту. — Вот тут, через Волчью пустошь можно срезать. Если, конечно в тех местах конных патрулей немного.

— Патрулей почти нет… на этой неделе. Срезать можно. — Наставник зябко передёрнулся, ему явно нездоровилось. — Реку видишь? Её пересекать придётся. Брод есть. Я его знаю. В самом глубоком месте мне по шею будет. Только… вода в реке, даже летом студёная.

Гоблину и орку вдруг со всей отчётливостью стало ясно насколько серьёзно болен несгибаемый Гёз.  И маршрут их движения он планировал исходя из этого. Разве бы могла остановить его холодная вода, будь он в добром здравии. Ни за что! А они-то хороши, до сих пор ничего не приметили. Стыдно, господа соучастники. Ох, как стыдно.

— Ладно, — Гёз уже принял решение. — Хряп своё слово сказал. Я с ним согласен. Мне просто…

— Поддержка была нужна? — предположил Мудрак невероятное.

— Да… поддержка, — огорошил его алагарец. —  Кипятите воду, позавтракаем и — в путь. Идём через пустошь.

— Гёз, переправы можно избежать, — неуверенно начал Хряп, но человек вскинул руку и он замолчал.

— Незнаемые земли? — Гёз горько усмехнулся. — Нет, парни, их мы постараемся обойти.

 

*       *       *

 

Стольный град бриттюрской монархии Стронг был местом развесёлым… когда-то. До коронации Талогрины 1, ещё будучи инфантой получившей прозвище Сухостой. Некоторые особо недальновидные граждане добавляли Мертвящий Сухостой. Но тс-с-с не стоит об этом распространяться, во всяком случае, в пределах полуострова. Талогрина Сухостой была дочерью вполне приличного, для короля, конечно, человека Артониуса10 и принцессы уртавской Кримсты; которую ни сам король, ни тем паче народ иначе как Заноза не навеличивали. Дамочка и впрямь принцессой уродившись характер имела более подходящий базарной торговке. Мелочна была Кримста сварлива, злопамятна и мстительна.

Преподнеся бриттюрскому королевскому дому такой подарочек, правитель Уртава устроил грандиозные народные гуляния с дармовой выпивкой и фейерверками. В дворцовых покоях пьяненькая царица уртавская, уткнувшись заплаканной мордочкой в плечо мужа, с надрывом причитала: «Слава те, хосподи-и! Пристроили дитятко ненаглядное! Двор Бриттюра хошь и не из самых-самых, но ведь и не из последних. Так ведь, батька?» — «Угу, — сумрачно отвечал правитель земель уртавских, макая вислые усы в золотую братину с медовухой. — Только предвижу я в скором времени сильное охлаждение между нашими  царствующими домами» — «Это да, — вторила мужу мудрая женщина. — Зато мы от родимой язвы избавились. А война — невеликая цена за спокойствие в семье и доме. Наливай, дорогой, отпразднуем!»

Празднества затянулись на месяц.

Политические осложнения, провидчески предсказанные мудрым уртавским государем, ждать себя не заставили. Артониус 10, как-то очень быстро расчухал, что за сокровище ему досталось и, не имея возможности официально развестись (большое упущение бриттюрского законодательства!), объявил тестю войну. Тот отнёсся к затее родственника с пониманием. Боевые действия вёл ни шатко, ни валко; уступил Бриттюру пару-тройку уртавских бесплодных островов. И при первой возможности пошёл на мировую. Благо повод был серьёзней некуда — Кримста разрешилась первенцем. Сынка, подвыпивший на радостях папашка нарёк Процентониусом в честь прадеда, не особо заботясь о том, как принцу жить с такой несуразной погремухой. Процентониус рос в меру испорченным оболтусом, никаких особых надежд не подавая, не проявляя признаков скрытой гениальности и не обещая стать в будущем великим правителем, на что рассчитывала его безгранично тщеславная маман. Разочаровавшись в сыне, королева решилась на подвиг, подарив августейшему супругу второго отпрыска.

Девочка родилась здоровенькой, странно молчаливой и с четырьмя зубами. Папа-король на дочку глянул, своим указом подарил ей отобранные у её деда острова и отбыл на охоту в сопровождении многочисленной свиты и четырёх официальных фавориток.

Воспитанием юной Талогрины королева занялась сама. Результат — через семнадцать скоротечных лет сначала  в муках скончался Артониус 10 от неизвестной и потому неизлечимой болезни, носящий скорее магический, нежели природный или даже алхимичкский характер. А ещё через пару годков вслед за папенькой на небеса отправился Процентониус, не оставив по себе наследников. Тут же зашевелилась скороспелая дворянская оппозиция: «Где сыскать достойного монарха? На разумное предложение вдовствующей королевы-матери признать наследницей престола Талогрину, а её саму назначить при ней регентшей, сиятельные вельможи лишь снисходительно похихикали. Баба на троне — ха-ха-ха — забавная шутка! Вскоре по рядам аристократических хохотунчиков частым гребнем прошло поветрие с уже знакомыми симптомами. И смеяться в королевстве бриттюрском стало некому. А Кримста при молчаливом согласии подданных возложила на свои хрупкие плечи тяжкую ношу регентства… до совершеннолетия обожаемой дочки.

И вот он настал этот знаменательный день: Талогрине стукнуло двадцать один! Утром, не дожидаясь завтрака, принцесса крови запросила корону, дескать, мамка, отдавай обещанное. Кримста из высоких чадолюбивых соображений, явила дочке здоровенную дулю, мол, покуда не для тебя эта неподъёмная ноша; корона тяжела, как бы шею тебе не переломила; скипетр велик — не по твоей мышиной лапке, уронишь на ногу, то-то рёву будет. Иди-ка лучше веночки поплети, вон какие чудные одуванчики расцвели.

Через три дня королеву-регентшу хоронили пышно, но без особой скорби.

В Бриттюре воцарилась Талогрина 1.

Первым своим указом юная королева повелела соорудить на центральной площади Стронга групповой памятник безвременно опочившей семье. Массовое убийство родственников это дела внутрисемейные и не повод к умалению королевского достоинства и забвения их земного величия верноподданными. Вторым шагом королевы была передача одного из самых древних замков Бриттюра в полное и безраздельное владение некоему магу Кьялли-Ян Прокка. Кто он такой и откуда взялся на полуострове, не удалось установить даже Верховному магистру Короны гроссмейстеру Окторону. Гроссмейстер, дядька решительный и не лишённый гражданского мужества, не побоялся справиться о новом коллеге у Талогрины. Та промолчала, чуть шевельнула красиво изогнутой бровью и даже — о, чудо! — позволила себе чуть-чуть улыбнуться. Окторон не внял молчаливому предупреждению. И решился сам выяснить подноготную этого таинственного Прокки. Все его потуги увенчались личной встречей с Кьялли-Яном поздним вечером в личной резиденции Верховного магистра. Объект дознания явился к дознавателю незваным, презрев охрану и несколько неприятных магических сюрпризов, устроенных магистром на предмет подобного вот посещения. Гроссу стало несколько неуютно, но виду он не подал. Прокка себя приветствием не утрудил. Растёкся жирноватой своей тушкой на мягком кожаном стуле и нетактично намекнул хозяину дома, что если он и впредь продолжит рыть носом землю выискивая  и вынюхивая, что-то про него, Кьялли-Яна, то… Тут визитёр лучезарно улыбнулся, показав два ряда редких заострённых зубов карминного цвета…

— Вас, дорогой мой коллега, может постигнуть скорая и мучительная кончина от недуга бриттюрских монархов. Вы ведь так и не нашли способ его лечения?

Прокка сложил на округлом животике пухлые ладошки в ожидании, что вот сейчас Окторон распишется в своём полном бессилии. Чаяния его сбылись лишь частично. Гроссмейстеру пришлось признать, что, увы, он действительно ещё не сумел полностью раскрыть все секреты болезни, но…

— …я уже близок к этому.

Окторон присел на край стола. В присутствии этого субъекта он счёл излишним соблюдать правила приличия.

— Блефуете.

— Ничуть. И как вы понимаете, — сурово продолжил уважаемый деятель Высокого Искусства и признанный корифей в области экспериментальной магии, — вам не сойдёт с рук вторжение в мой дом и недвусмысленная угроза моей жизни. Будь ты хоть трижды королевским фаворитом! — с гневом добавил он.

— Что ж, — спокойно сказал Прокка, правда уже без тени улыбки, — это может быть интересно. Засим, коллега, позвольте откланяться.

Через месяц Кьялли-Ян охромел на правую ногу, обзавёлся модными очками с толстыми линзами и очень неприятным тиком левой щеки. Всё-таки верховный магистр занимал своё место не за красивые глаза. Но для него, эта никому невидимая дуэль тоже не прошла даром. Он исхудал, утратил способность ходить, связно говорить и концентрировать своё внимание на чём-либо более чем на пятнадцать секунд. Как маг, Окторон перестал существовать. Прокка тут же потерял интерес к поверженному врагу, и с головой ушел, в какие-то таинственные изыскания,  совершенно не контактируя ни с кем, кроме Талогрины 1.

Её королевское величество участью гроссмейстера Окторона огорчена не была. На место Верховного магистра был назначен другой чародей, имевший более покладистый характер и не страдавший излишним любопытством.

И вот он шаг третий, для всего Бриттюра судьбоносный. Высочайшим её величества повелением на свет был произведён бюрократически сыскной монстр — Таможенный Догляд. И в королевстве Талогрины даже шушукаться стало опасно. Мир и покой воцарились на полуострове. Самое время подумать о свадьбе…

К решению этого, безусловно, важного вопроса королева подошла с холодной головой и не менее холодным сердцем. Пригляделась к тем, кто был рядом — к царедворцам… Фи!.. Так и видится, как Талогрина брезгливо морщит носик; прихлебатели, прихвостни, лизоблюды, вырожденцы, сановные лакеи. Нет, королеве не нужен супруг из их числа. До подобного она не унизится. Да, но где же взять другого, если сама приложила руку к прополке этой грядки, с корнем вырывая всех тех, кто, так или иначе, выделялся из общей массы соискателей её милостей.

— Нет, не может быть, чтоб я так перестаралась, — несколько удивилась Талогрина 1, и даже слегка закручинилась.

Её величество в рассеянности вышла на балкон, поджала губы, досадуя на самоё себя,  и призадумалась. Вскоре решение было найдено. Трём особо способным и проверенным агентам Таможенного Догляда была назначена высочайшая аудиенция. Разумеется, в разное время, что полностью исключало их, пусть даже случайную встречу в Лазурном дворце. Агентам было дано особо важное и совершенно секретное задание: изыскать среди бриттюрской аристократии мужчин брачного возраста с приемлемыми морально-волевыми качествами и… не очень довольных её мудрым и справедливым правлением. Никто из выбранных служащих Догляда не знал, что подобное задание получил не он один. Но, дядьки башковитые, до этой простой истины дошли своим умишком. Три, обличённых августейшим доверием, чиновника впряглись в работу с удвоенным рвением, из желания услужить королеве и обскакать неизвестных, но наверняка существующих и, таких же, деятельных соперников.

Три списка вельмож с подробным перечислением их достоинств и недостатков, явных пороков и тайных страстишек, были поданы Талогрине менее чем через неделю. Усердие крапивного семени было вознаграждено деньгами, орденами и высокими должностями… на задворках королевства бриттюрского. Периферийные земли державы всегда испытывали острую нужду в грамотных, работоспособных и верных администраторах. Надо ли говорить, что сроки их управления провинциями оказался не очень продолжительными. Все трое оказались слабы здоровьем и резкая перемена климата стала для них губительной.

Сама же Талогрина 1 взялась за сверку всех полученных списков с дотошностью мелкого въедливого стряпчего, рассчитывающего на повышение жалованья. В таком деле, как выбор собственного супруга излишние эмоции ни к чему — они разум затмевают. И королева терпеливо корпела над бумагами, сравнивая, взвешивая, анализируя, вычёркивая или помечая галочкой имена ничего не подозревающих претендентов на её руку и ложе. О сердце, в случае с Талогриной, говорить, право, как-то неловко. Через пару дней в личном списке королевы было четыре имени; два герцога (оба женаты, экая мелочь),  один граф, всеми тремя чиновниками отмеченный как неисправимы ловелас, и один барон. Из докладной записки на него следовало — фрондёр, скорее из глупости, нежели из искренних побуждений, пьяница по призванию и охотник на грифонов от безделья и неумения себя занять ни чем более полезным. После недолгого раздумья её величество вычеркнула этого буяна из списка претендентов.

— Слишком низкого происхождения сей господин, — задумчиво произнесла королева, рассеянно глядя куда-то вдаль. — Да и… не представляет из себя ничего. Обыкновенный богатый шалопай. Что до фрондёрства — определю его матросом на галерный флот, годика на три-четыре. Морской ветерок ему дурь из башки повыветрит. Теперь герцоги… их, пожалуй, тоже, долой. Одному уже сорок с гаком — староват. Другой?.. Как тут про него написано? Ага… склонен к меланхолии. На кой бес мне сдался унылый муженёк? Сама такая. Он мне за неделю опротивит и я его отравлю. А где гарантия, что за эту неделю он со своей главной задачей справится? То-то, что нету её! И как потом быть? Снова-здорово мужа приискивать и опять под венец тащиться? Скука смертная…

Наличие законных супруг и выводка голопузых отпрысков у потенциальных принцев-консортов её величество ничуть не беспокоило.  Было бы из-за чего сон терять! Вопящих жёнушек — в монастырь на вечное заточение, это в лучшем случае, если не перейдут границ дозволенного. Ну, а перейдут э-эх… тут, кроме самих себя им винить будет некого, — палач для таких бойких всегда сыщется. И вообще,  неча путаться в ногах, мешая решать дела государственные. Что до чад, то их участь — военная служба на удалённых островах, — рубежи державы оборонять от посягательств коварных злобных монстров, или юнгами на флот без права занимать офицерские должности. Пользу родине можно и так приносить. О законе, запрещающем разводы, Талогрина даже не вспомнила. Охотников, добровольно сообщить ей об этом маленьком упущении, тоже как-то не сыскалось. Талогрина 1 это вам не Артониус 10. Того при жизни мягкотелым никто назвать бы не решился, но теперь… Отрубание рук и подвешивание на дыбе, сейчас вспоминались подданными едва ли не с ностальгией и чуть ли не с душевной теплотой. А вырывание ноздрей воспринималось  с некоторых пор вообще как невинное чудачество добрейшего и демократичнейшего короля. При нём-то в Бриттюре семь газет выпускалось; ох и лаялись они промеж себя публику почтеннейшую потешая! А ныне либерализм и «свобода слова» бриттюрской властью не поощрялись.

О свободе слова — это очень кстати. Что там понаписано про этого графа — как бишь его? — Остобальда Троммзетана? Кажется так…

Талогрина ещё раз пробежала глазами скупые строчки полицейских отчётов.

«Миловиден, высок, не коряв, оспа обошла его стороной, блестяще образован, однако не благонадёжен. Вольнодумец, — единодушно отмечалось всеми тремя шпиками. — Сочинитель пасквилей предосудительного содержания, а так же не скрывает своего авторства стишков и куплетов порочащих, так сказать, пресветлое имя».

— И бабник, — с особым чувством произнесла королева, в раздумье, куснув ноготок. — Ещё в речах не сдержан, дуэлянт бесстрашный… Хм… занятный персонаж. Его бы в рудники лет на десяток определить, чтобы охолонул чуток настоящим делом занимаясь или в замок  к Кьялли-Ян Прокке  спровадить, в качестве расходного материала. Однако… Сколь лет этому орлу? Ага, двадцать четыре! — Малоподвижное лицо Талогрины слегка дрогнуло и даже — о, чудо! — порозовело. — Вот тебя-то я в золотую клетку и посажу. Тебе, сокол ясный, крылья-то пообрежу. И не будь я Талогрина Бриттюрская ежели, не укрощу я твой строптивый характер! Для начала немного позабавлюсь, а потом… Жди сватов Тромми, блестящее будущее тебя только что выбрало!

Троммзетан выводы сотрудников Таможенного Догляда о своей персоне полностью подтвердил. С первого раза достойный кавалер на Талогрине Сухостой жениться не пожелал, чем только раззадорил её величество, не привыкшую получать отказы. Кьялли-Ян вынырнул из мрачных замковых  подвалов с предложением содействия. Коронованная девица отослала его прочь, не особо при этом церемонясь. Кто-то из её подданных открыто рискнул бросить ей вызов, вот она сама и разберётся. Прокка безропотно заполз обратно в своё логово, не имея ни малейшего желания раздражать свою патронессу. Игра в кошки мышки, обещанная Талогриной, ничего не подозревающему повесе, началась.

Для начала графа посетили фискалы. Тромми попытался им объяснить, что уплатил казне всё до последней полушки, но наткнулся на оловянные очи прибывших к нему чиновников и прозрел. А прозрев — заплатил все недоимки, изобретённые настырной невестой персонально для него.

— Ого! — удивилась королева, когда ей доложили, что Остобальд Троммзетан выложил столь крупную сумму, не обратившись к кредиторам. — А он не беден.

— Морщился, ваше величество, но платил, — шептали ей на ушко дворцовые подпевалы. — Может его ещё, каким налогом озаботить? Глядишь, он ерепенится и прекратит.

— Ещё одним налогом? Фи, не оригинально. Повторяться я не люблю. Обрадую я его лучше вот чем…

И на упрямца водопадом обрушились повестки в суды самых различных инстанций. Решительно все соседи Троммзетана единовременно, единодушно и в острой форме озаботились разрешением межевых споров и правильностью границ между их и графскими владениями. Осада твердыни повелась по всем правилам: был и открытый штурм, и подмётные письма, и подкуп гарнизона — стряпчих, друзей, слуг, с жёстким давлением на родню. В какой-то момент непреклонный граф осознал, что остался совсем один. Сёстры, братья, две премиленькие любовницы, даже мать хором просили, стенали, умоляли выкинуть белый флаг и жениться уже на Талогрине Сухостой. «Ведь не бродяжка подзаборная тебя домогается, — молитвенно сложив сухонькие ладошки, рассудительно вещала родная маман, — королева! Перед королевой капитулировать не зазорно, сынок».

Граф Остобальд Троммзетан с укоризной глянул на неё, но промолчал. Королева, как же!.. Обличённая безмерной властью, коварная, злобная баба!!! К тому же баба нелюбимая. Ох, как же в этот миг ему не хватало отца с его умением держать удар и не гнуться под напором всяческих жизненных напастей. Окажись он в ту пору рядом с сыном всё могло быть совсем по-иному, история держав могла покатиться по другому тракту. Но старого графа рядом не было; Талогрина предусмотрительно упрятала его в каменный, сырой мешок с большими жирными крысами и отсутствием окон, приковав к стене тяжёлой цепью для убедительности аргументации. И сообщила об этом сопротивляющемуся Осе в выражениях предельно доходчивых. При этом в записочке, шаловливо украшенной порхающими, улыбающимися сердечками (сама старалась, малевала), недвусмысленно указывала, что она, то есть королева Бриттюра,  вдоволь развлеклась и уже перестала считать ситуацию забавной и, в случае, дальнейшего неповиновения её монаршей воле обожаемому Тромми угрожает остаться круглым сиротой без имения, без титула, без пропитания. «Я не настолько наивна, чтобы полагать, будто подобные пустяковые невзгоды смогут сломить Ваш боевой дух, точнее, ослиное Ваше упрямство, дражайший граф, — писала Талогрина собственной ручкой, не утрудив секретаря. — Вы, как я вижу, человек с характером. И не стану лукавить — мне это пришлось по душе. Однако!.. Питая к вам самые нежные чувства, я с трудом превеликим и страхом немалым представляю себе какие муки, придётся перенести Вам, ежели по получении этого письма боги не даруют Вам просветления. Ведь давайте будем откровенны, граф, Ваши родные братья и сёстры, вряд ли готовы к нищете или неожиданным приступам болезни Королей. А Ваша драгоценная матушка?.. Подумайте о старушке. Её неоплаченные долги… Ах, я болтушка!.. Вы ведь о них ни сном, ни духом. А её романтическая связь и не одна? Всё это может стать предметом светских пересудов. Ещё бы — столь благородная сеньора завела амурную интрижку с кучером. Ах, ах я умолкаю… Но, вы не можете не согласиться со мной, что подобные увлечения — моветон. А, что скажет Ваш достойный отец, когда узнает об этом и ещё кое о чём… Во всех несчастьях, которые постигнут вашу семью будете повинны исключительно Вы».

Королева ударила точно, как мизерикордия. Остобальд не задумываясь мог пустить коту под хвост свой бубновый интерес и саму жизнь, но пренебречь интересами рода, здоровьем близких и любимых  — не-ет. И тем более Троммзетан не стал бы играть головой отца.

Талогрина снова победила. Но, эта её победа оказалась ущербной, как луна над Амальгеей. И в ней было заложено зерно будущего поражения. Поражения королевы и её королевства.

В свой срок, благополучно разрешившись от бремени, её величество произвела на свет громко орущую здоровенькую девочку. Мать нарекла дочурку Анфиорой. Приискала ей кормилицу. И навсегда затворила двери в свою спальню для законного супруга. Сказать по чести, Тромми не огорчился. Он стал счастливым отцом и возился с маленькой принцессой ничуть не меньше мамок и нянек к ней приставленных. А за одно уж… Ох, годы молодые, а кормилица хороша. Большого ума не надо, чтобы догадаться, о произошедшем.

Принцесса отца радовала, зато мать огорчала несказанно. И то, как прикажете не расстраиваться её величеству, за всю жизнь, улыбнувшуюся десяток раз, а то и менее, когда Анфиора оказалась хохотушкой; любила резвиться и обожала шалопая-отца. Талогрина шаталась по дворцу с каменным лицом, замораживала взглядом придворных и слуг, с одинаково омертвелым выражением подписывала смертные приговоры и указы о награждении. Лишь немного оживлялась она при встречах со своим ручным магом. О чём они говорили, не знал никто, но постепенно все стали догадываться. Шли годы, а Талогрина не старела, не старел и Кьялли-Ян Прокка. И всё больше людей навсегда исчезали в ненасытной утробе старого замка.

Вот так минуло восемнадцать «удивительных» лет и как-то одним несчастливым для королевы вечером, подросшая дочь насмелилась заговорить о своём замужестве. Порадовала маменьку, называется. Милая мордашка Талогрины покрылась ледяной коркой толщиной в дюйм! Слишком быстро созревшая (по мнению матери) смутьянка была на год отправлена в отдалённый монастырь с жёстким уставом, для просветления разума и укрощения плоти. «Ха, бабкой меня сделать надумала! — рассуждала королева в беседе с навестившим её магом. — Не для того я мучилась её рожая…» Тут Кьялли-Ян предостерегающе поднёс палец к губам и разгорячившаяся Талогрина умолкла. Но в этот раз она действительно оплошала. Сказанное было услышано.

А через три месяца границы Бриттюрской монархии пересёк фактурный персонаж, которого ни в какие рамки не втиснешь. Герцог Гуттон Арнимейский — сват алагарского принца.

 

 

Часть вторая.

 

Хряп! Конкретный сват королей!

 

— Я — сват короля?! — громко вскричал молодой непредставительный орк, только, что посвящённый во все подробности дела. — Кунак влюблённого джигита.

— Тихо ты, дурила! — в голос зашипели на него человек и гоблин.

— Ага, «тихо», — обиделся он на них. — Темнили до последнего. Потом на тебе новость, как палицей по затылку. Тут есть с чего рассудок потерять.

— Тебе не грозит, — тошнотворно просипел Мудрак, с некоторых пор утративший свой мелодично каркающий голосок.

— В смысле, умом я дюже крепок — выдержу?

— В смысле, терять тебе нечего, ты ж вроде орк. Так или нет?

— Ах, ну да, ну да, — закивал головой островитянин. — Туп от самого своего рождения. Против правды не попрёшь. Тупее нас разве, что тусуйские гоблины, да их пещерные родственнички со Злых гор.

— Хс-с-с-с…

— Чего-чего?.. Да ты не утруждайся. И так ясно — ругаешься. Но вот, что я тебе скажу, друг Мудря. Купель та ледяная, через которую нам пройти пришлось, всей нашей компании большую службу сослужила. Как?.. Неделю тебя слышно не будет, а ежели повезёт, то и две. Верно, говорю Гёз? И потом, чего ж не орать, ежели эта штука вовсю работает, — указал он на красиво переливающуюся пирамиду, установленную посреди комнаты. — Или нет?

Гёз, давя боками тощий матрас, заверил ученика, что да — пирамида работает, и всё равно, так орать совсем не обязательно.

Разговор происходил в одной из комнатушек постоялого двора «Хромой единорог» — пристанище тех, кто собирается посетить благословенную державу благочестивых бриттюрских монархов. Путешествие друзей-приятелей по негостеприимным землям Шергодона прошло без сучка, без задоринки. Уложились в пять дней. На глаза стражникам не попались. Брод удачно пересекли. Удачно в том плане, что никто не утонул, хотя, Мудря, очень старался — дважды падал с лошади. Первый раз его успел выловить оказавшийся рядышком Хряп, ухватив визжащего гоблина за модельную причёску. Второй раз всё оказалось хуже: Мудрю, почти унесло потоком и Гёзу пришлось за ним нырять. Криворукого гоблюка он спас, но сам…

Гёз и так был хворым, а после такого купания и вовсе расклеился. Сейчас лежал в дешёвом клоповнике, укутавшись во все тряпки, какие только для него смогли найти орк и гоблин, и выстукивал зубами частый ритм — хоть пляски устраивай.

Легче всех перенёс переправу зеленокожий авантюрист, обзаведясь лишь насморком, да частым чиханием. Теперь он бахвалился перед болезными крепостью здоровья, одновременно пытаясь охватить куцым оркским умишком свою великую роль в международной политике. «Это, что же такое, получается? — думалось ему, после открытия друзьями, истинной цели их экспедиции. — Если вся эта катавасия успехом увенчается… А деваться ей некуда, раз уж я за это дело взялся… То я, Хряп, счетовод с острова Тусуй, стану личностью масштаба межгосударственного, личностью исторической! Вот это да-а. Но на Гёза с Мудрей я зол. Могли бы обо всём и раньше поведать. Всё секретничали. Не доверяли? Ладно — припомню».

Тут стоит сказать, пока в повествовании возникла логическая пауза, что за последние сутки, проведённые в убогой ночлежке, Хряп узнал о своих подельниках и некоторых магически-технических изобретениях больше, чем за прошедшие месяцы солдафонской муштры  и тесного с ними общения. Вот начать хотя бы с гёзовой амуниции. Или правильнее будет начать с самого Гёза? А, обо всём сразу. Гёз не обидится: ему некогда. У мужика жар. Вон опять Мудрю за морсом посылает. Так, к вопросу о его экипировке. Была она не очень новая и не самого высшего разряда, как на первый взгляд, так и в действительности. Таковым, правда, было не всё, однако обо всём по порядку… Начнём с дорожного мешка, вещицы ничем не примечательной. Любой колдун-модельер, окончивший ГПУ хотя бы с троечным дипломом, подобную штуку способен сварганить дней за десять, если напряжётся то за неделю, и куда лучшего качества. Но такая поделка стоит немалого количества монет. Чудодеи народ скуповатый, на вроде гномов. К тому же все как один заражены вирусом тщеславия. Хлебом не корми, дай поставить на собственное творение магическое тавро, что естественно усложняет жизнь человеку, рискнувшему позаимствовать такую прекрасную вещь без воли хозяина. А это несколько не вписывается в план мозговитых дядек из королевского дворца. По их остроумной придумке — помните? нет? — Гёз — мелкий жулик, которому один раз крупно пофартило, и он пустился в бега. Если бы он уволок суму у чародея-ротозея, то наверняка бы огрёб  кучу неприятностей от разобидившегося колдуна. Это бесспорно повысило бы его авторитет в определённых кругах и дало бы повод залечь на дно, временно свернув криминальную деятельность, но это не повод к поспешной эмиграции. И уж совершенно точно это совсем не тот подвиг, что растопит ледяные сердца чиновников Таможенного Догляда и заставит их, назло всему Алагару, приютить у себя на родине несчастного, гонимого властями, безвинного страдальца. Не-ет, тут нужно, что-то иное. Что-то, что заставило бы этих чёрствых бездушных людей, полюбить Гёза и его команду, ну буквально, как родных…

Поэтому свой мешок Гёз украл на базаре у чайланского торговца. Поделка, как и ожидалось, оказалась так себе, впрочем, как и всё чем торгуют бледные, безволосые чайланцы. Их земляки, криворукие кустари никогда не славились мастерством и не стремились к качеству произведённого. Особенно этим грешили те, что населяли город Ху-Чей.  Диковина, уворованная Гёзом, родом, видимо была из тех краёв. То есть мешок был. И он, безусловно, был магическим, только каким-то неправильно магическим. Заполнить его до краёв, оказалось задачей непростой. Торба была вместительной. Но вот найти потом нужную вещь, порой оказывалось очень затруднительно. Да и снижение веса оставляло желать лучшего. Уж в этом Хряп убедился лично при первой встрече с Гёзом и, продолжал убеждаться чуть ли не ежедневно. Тренировки не прекращались. И молодой орк уже ненавидел чайланскую поделку больше, чем злодея-наставника. Но вот в жалобе, поданной горластым торговцем  по всем правилам в местную управу Стражи Благочестия, превосходное качество и невероятные возможности утраченного им товара, были подробно перечислены на семи страницах мелким убористым почерком.

Потом последовал целый ряд краж мелких и незначительных, но аккуратно и дотошно запротоколированных писарями управы. Затем произошла чрезвычайно неприятная сцена воспитательного характера между Гёзом-отцом и Гёзом-сыном. Заметим — прилюдно произошла. И сколько экспрессии в ней было, мама дорогая! Старик в выражениях не стеснялся, едва до рукоприкладства не дошло. Результатом воспитательного процесса было изгнание молодого правонарушителя из-под отчего крова и богатый букет его хулиганских выходок. Всем стало яснее ясного — младший Гёз не желает продолжать семейную традицию и вообще покатился по наклонной. И, наконец, произошла кража — О, Сотворители Мира! — из экспериментальной мастерской самого лейб-инженера Хугу! В краже немедленно заподозрили Гёза.

Вот оно, то, что доктор прописал!

Об этом вопиющем случае попрания патриотических чувств голосили все алагарские газетёнки. Редкий случай — трубили они с удивительным единодушием, стараниями общими выливая на голову Гёза гораздо больше нечистот, чем он в действительности того заслуживал. Папаша Гёз тут же пообещал, какому-то бумагомараке прикончить непутёвого сыночка, как только его увидит.

— А потом пойду с повинной к самому королю, — громогласно вещал он, сидя на открытом балконе своего дома, — чтобы, значит, сам его величество меня осудил. Любую кару приму за этот грех, но покараю ворюгу. Так и запиши. Ещё вина налить?..

Но тявканье свободной алагарской прессы было совсем не главным. Гораздо важнее то, что об этом неприятном казусе прослышал чрезвычайный и полномочный посол Бриттюра, и…  — о, как велика, оказалась мудрость, задумавших это безобразие! — отписал о нём на родину, порадовав её величество новым анекдотцем из серии «Разложение нравов в проклятом алагарском королевстве». Письмо, естественно, было перехвачено, аккуратно скопировано, запечатано со всем бережением и отправлено адресату с наилучшими пожеланиями в устной форме. Копия же была передана в руки третьего письмоводителя королевского секретариата Лихтера Кантерлийского. Тот цидулку внимательно прочёл, улыбнулся, довольный, и отнёс её королю. И Кристофан 1, в очередной раз, убедившись, какова скотина этот бриттюрский посол, хрустнул пальцами и сказал: «Добро! Ему пора выступать!»

Гёзу скоренько передали слова его величества и он, со всей возможной поспешностью, пустился в бега. Но перед этим его воровскую берлогу ночью посетил ещё один человек; внешности мужчина был не броской, одет со сдержанной роскошью, обладал хорошими манерами и вкрадчивым голосом. Посетитель ничуточки не был похож на мага, но был именно им.

— Вы меня знаете? — спросил гость.

— Нет. Но, кажется, догадываюсь, с кем имею честь говорить. Присядете?

— С удовольствием.

Заявившийся без приглашения сударь бестрепетно уселся на шаткий стул. Далее последовал обмен дежурными ничего не значащими любезностями. Гость и хозяин приглядывались друг к другу; Гёз из чистого любопытства, а вот нежданный визитёр с целью вполне конкретной, ему, с утра пораньше, предстоял разговор с Кристофаном 1. Король желал знать во всех подробностях, в чьих руках находится судьба его королевства и не ограничивался сведениями, полученными из одного, пусть даже и очень надёжного источника.

— Обойдёмся без имён? — это прозвучало скорее как утверждение.

Гёз развёл руками. На его взгляд это было пустой формальностью; его собственное имя позднему гостю было известно, а имя, под которым все знали личного мага монарха, вряд ли было настоящим.

— Как вам будет угодно. Так чем я обязан?..

— Я уполномочен… э-э-э… Нет, скажем так, меня попросило одно весьма влиятельное лицо… э-э-э… настоятельно попросило, оказать вам кое-какое содействие в вашем… нашем общем деле.

— И каким, позвольте полюбопытствовать, образом? Я, что-то сомневаюсь в вашей готовности отправиться со мной в это занимательное путешествие с плохо прогнозируемым финалом. Ваша известность, знаете ли, здесь особо не поможет. Скорее уж наоборот. Смена личины вас не выручит — раскусят на раз. А магическая помощь из благословенного Алагара… хм… Её эффективность, при всём моём уважении к вашему мастерству, вызывает у меня сильные сомнения. Расстояние, знаете ли. И возможно сильное сопротивление со стороны разнокалиберных, но одинаково недружелюбно настроенных волшебников. Опять же миссия моя, скажем так, носит характер неофициальный, почти авантюристический, и вам, я подозреваю, вряд ли разрешено устраивать большой магический кабабум, дабы не засветить нашего общего патрона. Я прав?

— Практически во всём, —  сказал гость, вежливо, улыбаясь.

Дело обстояло именно так: масса помех и расстояние, и колдуны под ногами мешаться будут и во всю мощь он развернуться не сможет, на это запрет особый и строжайший, и да, он из Алагара ни ногой.

— И тем ни менее, — визитёр вольготно вытянул ноги, обтянутые чёрными бархатными гетрами и сапфиры, украшавшие его мягкие замшевые туфли, весело подмигнули мрачному Гёзу. — Тем ни менее я смогу оказаться вам полезным. Что вы скажете, если я обеспечу вас надёжной связью с… родиной. Координация действий с руководством и второй группой, а так же получение на руки некоторых материальных предметов… не крупных, размером с монету. Что если всё это будет для вас доступно?

Гёз почесал бровь, недоверчиво поглядывая на мага.

— Что-то не доводилось мне слышать, чтобы через хрустальный магический шар было возможно осуществлять пересылку наличности.

— А никто подобной чуши и не говорил. Магические шары — день вчерашний! — несколько высокопарно заявил визитёр. — Их сигналы в эфире или, если угодно, астрале легко обнаруживаются, считываются, блокируются, но, что хуже всего, они могут быть намеренно искажены в угоду третьей стороне. С пирамидами, — он сплёл пальцы, каким-то чрезвычайно сложным образом и на колченогом столе появился названный белый матовый предмет, — такие фокусы не проходят. Во всяком случае, с пирамидами к созданию, которых приложили руки ваш покорный слуга и один шергодонский кудесник.  Это совсем недавнее изобретение и о нём вообще мало кто знает. Исходя из всего изложенного, вы можете сделать вывод, что без связи и средств существования вас не оставят. Кстати о средствах… Тратьте сколько сочтёте нужным. Приятная новость, не так ли? Далее… В открытую с такой штукой гулять не пойдёшь. Она хоть размерами не велика, но, безусловно, будет вызывать некоторые вопросы, а это вам, ни к чему. Поэтому, — пальцы мага снова сложились в нечто невообразимое, — вам понадобится вот это… — На столе, рядом с пирамидой материализовался кошель. — Вам знаком принцип работы этого изделия.

Гёз кивнул. Уж такие-то вещи, человек живущей под легендой вора знать просто обязан.

— Магический кошель с охранным наговором. Приобретается один раз. Служит одному хозяину. Уничтожает содержимое при попытке несанкционированного вскрытия. Неудобство одно — забыл нейтрализующее заклятие произнести и рискуешь остаться без пальцев.

— Ну… нет в этом мире вещей идеальных.

— Ладно, штука в хозяйстве полезная, того не отнимешь, а деньги можно и в поясе хранить. Только вот…

— Что-то не так?

— Да как вам сказать…

— Как есть, так и говорите.

— Кх-м, — Гёз со значением откашлялся. — Я о пирамиде… Перехват посланий невозможен…

— Пока, да. И в ближайшие годы это самое «пока» в полной силе.

— Искажения не допускаются по определению. Я правильно излагаю? О блокировке сигнала недоброжелателям даже мечтать не приходится…

— Какая ж блокировка, если о самом сигнале ни сном, ни духом?

— А если каким невероятным случаем сообщение засекут, то декодировать его врагам, лишь чудо поможет. Я ничего не упустил?

— В прикладной магии нет места чудесам и прочим антинаучным суевериям, — гость принял менторский вид. — И да, вы упустили — деньги. Пирамида служит прекрасным проводником небольшого… относительно… количества благородного металла.

Во время своего монолога Гёз набивал походный мешок и теперь рывком затянул его завязки:

— Всё хорошо. Всё просто замечательно. Если бы не одна ма-алюсенькая закавыка.

— И в чём же она? — с улыбкой спросил маг.

— Я не колдун, — отрубил Гёз, отделяя ногтем большого пальца верхушку подушечки своего мизинца, –  ни на полстолечка. Я понятия не имею как раскочегаривать вот эту вашу магическую хреновину, а времени на постижение всех её секретов у меня, как вы сами должны понимать, нету.

Улыбка доброго волшебника сделалась ну очень широкой, отчего дяденька стал похож на обожравшегося упыря.

— Вам совсем не обязательно иметь магические способности, господин Гёз. Что до времени, то его вам потребуется совсем немного. Будьте великодушны, протяните мне вашу руку… сейчас.

Гёзу страшно не хотелось пожимать клешню улыбчивому доброхоту. Почему-то ему казалось, что прикосновение этой руки будет не из приятных. Однако интересы дела требовали исполнения этой пустяковой просьбы, и Гёз пересилил себя. Предчувствие его не обмануло; кисть сдавили стальные тиски… Да-а силён оказался чародей, а по виду не скажешь! Гёз взбрыкнул и решил посопротивляться. Тщетно. Затем в ладонь назначенного высшей волей государственного преступника, будто вонзилось лезвие ножа, пробило её насквозь и рывком рассекло надвое. Помнится, Гёз тогда не удержался — поморщился. Тут настал черёд изумляться магу. Было от чего — сам он в первый-то раз едва сознания не лишился, а уж он ли боль притуплять не умеет. Крепкий орешек этот самый Гёз. Будет чем порадовать его величество: такой посланец не подведёт.

— Ах да, — как будто спохватился гость, — процедура Приобщения  несколько болезненна.

Несколько болезненна?! Гёз, не без основания считавший себя малым терпеливым, и то в голос не закричал, лишь благодаря папиным тренировкам.

— Потерпите ещё чуть-чуть, совсем немного.

Сердобольного колдуна хотелось придушить здесь и сейчас. Будь он проклят со своей мармеладной вежливостью и вкрадчивым говорком.

Руку сводила жесточайшая судорога.

— Ещё не всё, — улыбка мага стала напряжённой. Ему эта процедура тоже давалась не без труда.

После судороги был чан с кислотой. Во всяком случае, именно его нарисовало воображение Гёза в ответ на новые ощущения. Кто бы его просил так стараться?.. Вор поневоле сжал зубы — миг и превратятся в крошево.

— Вот и всё, — проворковал изобретатель магических гаджетов. — Вы молодец. Выпить ничего не найдётся?

Приобщённый вытер со лба обильную испарину, извлёк карманную фляжку и прежде чем передать её гостю, сам сделал огромный глоток. Маг фляжку принял без церемоний, отёр горлышко батистовым платочком и в свою очередь надолго приложился к посудине на зависть любому армейскому ветерану.

— Крепка, зар-раза! — похвалил от всей души.

— Дерьма не держим, — Гёз тяжело опустился на продавленный лежак. — Ты бы того, — после произошедшего, он счёл излишним поддерживать официальный тон разговора, — над этим Приобщением поработал бы. А то случится ещё, кого приобщать, глядь, а у него сердце засбоит — от таких ощущений не мудрено — он возьмёт и откинет копыта, так сказать, — в процессе. То-то оконфузишься.

— Сам знаю… и работаю. Только пока не особо выходит. У тебя ещё такая есть, — он щёлкнул ногтем по опустевшей фляжке, — или мне из личных запасов сюда чего-нить перебросить?

— Здоров ты, однако!.. У меня-то есть, но ты всё-таки ещё перебрось.

Маг кивнул, но как-то вяло и без азарта. Это не было похоже на  неожиданный  приступ скупости. Визитёр весь осунулся, плечи его опустились, он поблёк и съёжился. Из него будто выпустили весь воздух. Приобщение Гёза магистру магии далось куда тяжелее, чем он хотел бы показать. Он с силой растёр лицо ладонями:

— Ладно, не время раскисать; давай-ка проверим, как всё прошло. Изменения в себе чувствуешь?

Гёз внимательно прислушался к своим внутренним ощущениям.

— Никаких, — сказал уверенно. — Рука только ноет.

Гость удовлетворённо кивнул. Видимо отсутствие, каких либо изменений после процедуры Приобщения было явлением положительным. Он искоса, с лукавинкой глянул на Гёза:

— А поведайте мне сирому и убогому как… э-э-э… раскочегарить — так вы, кажется, выразились? — моё изобретение.

— Проще простого, — ни  секунды не мешкая, ответил хозяин, гостеприимно наполняя два не особо чистых стакана ароматной жидкостью, — тронул пирамиду за вершину — получи экстренную связь со всеми разом; провёл пальцами по грани и беседуй с моим знакомцем из Шергодона. А вот ежели мне в голову нездоровая блажь взбредёт с тобой пообщаться или хвост вашему покорному слуге злодеи прищемят не на шутку, то стоит её хлопнуть ладонью по основанию, как младенца по попке и услышу я твой чудный голосок. Да хранят меня от этого боги! Ну и так далее… Постой, — вдруг встрепенулся он, — а откуда я всё это знаю?

Маг единым махом осушил стакан, в очередной раз, изумив Гёза беспредельностью своих талантов, и хитренько улыбнулся. Он вообще часто улыбался для человека своей профессии.

— Приобщение! — произнёс он назидательно. — Приобщение. Только ты не ленись — излагай всё остальное.

Гёз изложил. Активировать пирамиду может лишь прикосновение приобщённого; полезет кто другой — получит молнией в лоб, для начала не сильно, в целях профилактических.

— Так сказать, прививка от любопытства, — Гёз проглотил себе отмерянное и занюхал рукавом. — Если же любопытствующий не внемлет, пусть пеняет на себя — второго предупреждения не последует.

— Да-а, забавно было испытывать, не поверишь как, — неожиданно решил предаться воспоминаниям гость. — Она ж расовую и видовую принадлежность покусителя сама определяет… Её этой способностью Кхонопулус наградил. — Выпитое начало сказываться на придворном колдуне. О своём решении обойтись без имён он уже благополучно забыл. — Головастый старикан, предусмотрительный. Скажем, подошлют недруги к нашей игрушке… Ну кого?.. Не знаю… Да хоть бы и огненного элементаля. Так она знаешь, чего с ним учудить может? Хе-хе. Обволочёт лиходея вакуумной сферой и всё трындец огневушке, от него даже дымка не останется. О, кажется, я слегка отвлёкся… Ты это… плесни, ещё чуток и продолжай, рассказывай.

Просьбу мага Гёз исполнил с похвальной готовностью. И то: давненько он уже вот так по душам ни с кем не беседовал. Конспирация, язви её! Но на первом месте, конечно, сдача зачёта по владению спецсредством.

Если пирамиду легонько щёлкнуть по вершине пару раз, она рядышком материализует некоторое количество монет. Немного, разом не более пары золотых, столько же серебряных, а медную и вообще только одну.

— Медь она плохо проводит, — пояснил маг. — Причину я пока не установил. Но, зато, использовать эту способность можно до десятка раз подряд и дважды в день.

— Что там далее? — принятие внутрь антистрессовой микстуры оказало своё влияние и на агенте его величества. — А! если сдавить щёпотью угол в основании, то разговор, который требуется сохранить в тайне, далее, чем в десяти футах никто не услышит, а чтец по губам различит, лишь бессмысленную абракадабру. Нет, что ни говори, а ты молодец… вы молодцы. Нужную штуку придумали и создали. Я только одного не просёк: зачем ей боковые плоскости щекотать?

— Это Кхонопулус отчебучил. Говорит — для красоты, и как светильник использовать можно, а ещё, что пирамиде щекотка нравится. Но это он приврал. Она ж не живая. Я проверял. Ты не стесняйся, пробуй, надо же тебе убедиться в её исправности перед дальней дорогой.

Пожалуй, на этом хватит о прошлом, пришла пора перебираться в настоящее.

В «Хромом единороге» народу толпилось изрядно. Заведений подобного рода, выстроенных на кордонах Бриттюра, в последние годы поубавилось. Полуостров терял популярность для эмигрантской братии. Вот и было решено оставить лишь самые большие постоялые дворы, где и селить соискателей вида на жительство до высочайшего соизволения. Здесь и кров, какой ни наесть, и пропитание, да и следить за разношёрстной публикой удобнее. Понятно, что сама Талогрина никакого касательства к делу натурализации всех пришлых бродяг не имела. Конечно, всё вершилось её именем, но по произволу местных богов Великих и Всемогущих господ Чиновников Таможенного Догляда. И дожидаться их милости можно было месяцами. Люд пришлый, зачастую так и делал, проживая последние гроши и приворовывая по мелочи у вновь прибывающих. Тут даже образовалось несколько вполне устойчивых шаек, промышляющих грабежом. Подобная карьера могла ожидать и наших путешественников, особенно принимая во внимание тот факт, что все они были нездоровы. Нет лучшего способа восстановить против себя профессионально подозрительных таможенников, чем явиться пред их оловянные очи с бахромой соплей под носом. Хряп, Гёз и Мудря находились именно в этом неприглядном положении. Но на счастье всех путешествующих существовало несколько способов обратить на себя благосклонный взор бриттюрских небожителей. Золото?.. Не-ет! Как вы помыслить такое могли?! Как в ваши головы забрела крамольнейшая из мыслей, что в Таможенном Догляде могут быть взяточники и стяжатели?! Испорченные вы люди, вот что  нужно вам сказать!

Гёз через пару дней восстал с одра. Тут хочешь ни хочешь — вставать надо. Сроки поджимают. «Айда, — приказал он Хряпу и Мудраку, — только лица состройте потупее. Нет ещё тупее. Хряп, не выпендривайся. У тебя на лбу всё твоё среднее образование проступает. Не морщи лоб, жабоед! Сделай его девственно гладким, как орку положено!» Добившись желаемого, он повёл хорошо замаскированную спецкоманду к большому двухэтажному зданию, украшенному позолоченной вывеской с одной единственной надписью на нескольких языках: «Выдача временных пачпартов для проживания в губерниях. Гринкарты для столицы, только после проверки на благонадёжность». Внизу был кое-как приклеен пожелтевший и уже порядком истрепавшийся листок, извещавший всех и каждого: «Вышеозначенная выдача временно прекращена» и «Гринкарты защищённые от подделки — по особому тарифу». Прочтя всё это, Хряп незамедлительно впал в уныние: опоздают они. Ох, опоздают! Если, конечно, будут, как все своей очереди дожидаться. Вон сколько страждущих тут толчётся, рыл двунадесять, а может и поболее. Это ведь только те, кого в храм бюрократии покуда не запустили. Там, поди, в коридорах-то не протолкнуться… А ещё и пачпорта не выдают. У-у, волокитщики, так их растак!

Что тут молвить можно? Наивный вы юноша товарищ орк! Наивный, бестолковый пусть и образованный и мало битый жизнью. Да-да, всё ещё мало. Нашёл, на что внимание обращать, х-хе, на толпу у высокого порога! Лучше вон гляньте на Гёза, что вытворяет. Начнётся сейчас потеха. Гёз на всё окружающее его безобразие орлиным оком глянул, число стражников счёл, неприступность их физиономий оценил, ухмыльнулся, сопли из носа на землю выбил и… вытер пальцы об одежду какого-то хмыря. Хмырь справедливо возмутился и полез в драку. С голыми руками на расшалившегося Гёза? Жалко бедолагу. Получив по-простецки в глаз, хмырь не угомонился и схватился за нож. Опа! Ножик перекочевал к Гёзу; хмырь улёгся на холодные камни мостовой и начал истошно вопить, призывая… не-ет, не стражу, — неких сударей угрожающего облика с дубинками и кастетами. Вид  сударей и того, что было у них в руках, страшно не понравился Хряпу. Было похоже, что в этом вопросе Мудрак Ялохович полностью с ним солидарен.

— Гёз, ты чего творишь? — спросил гоблин уголком рта.

— Свару затевает, — поразив вселенную оркской мудростью, ответил за наставника Хряп.

— А зачем? — Ялохыч вдруг сделался страшно занудливым, не забыв, правда, стянуть металлический колпачок со своего костыля.

Мрачные судари, числом семь — и откуда только повыползали? — замкнули агрессоров в колечко и сжимали его неспешно, но неуклонно.  Хмырь, придавленный к земле тяжёлым ботинком Гёза, противно поскуливал и норовил укусить толстокожую обувку. Стражники на крыльце к происходящему некоторый интерес проявили, но вмешиваться не спешили. Хряп потянулся к рукояти меча, всей печенью предчувствуя жаркий мордобой на неравных условиях. И тут Гёз снова его удивил.

— Господин полковник! — крикнул он зычно, обращаясь к стражу за двадцать лет беспорочной службы едва ли перешагнувшего сержантское звание. — Господин полковник! Я вам, вам… Гляньте, что делается! Честного купца забижают.

— Мы уже купцы? — удивился орк.

— Минут на пять — да.

— Ты бы хоть иногда предупреждал.

— Некогда. Импровизирую.

— Так, когда ты всё это начал у тебя не было плана? — вот вопросец от гоблина. Кто бы ожидал!

— Теперь есть. Внимание. Хряп, лапы от меча убери.

Полдюжины солдат в полном пехотном доспехе и с остро наточенными алебардами, рассекая толпу, уверенно двинулись к месту несанкционированного беспорядка.

— Это хорошо или плохо? — философски спросил Мудрак у равнодушно проплывающих облаков.

— Хрен его знает! — наичестнейшее ответил Гёз за поднебесных странниц.

Оптимизм начальника поднял боевой дух подчинённых на высоту небывалую — на унылые рожи без слёз не взглянешь, — и воспламенил их святую веру в окончательную и безоговорочную победу всех гуманистических идей. Мудрак Ялохович выглядел по-гоблински в меру сосредоточенным, то есть чуть более приветливо, чем заболоченные коряжистые дебри в безлунную ночь. А Хряп… Ну, с этого субъекта и взять было нечего; рожа зелепушного деятеля была жутко перекошена, дабы скрыть страх перед грядущей дракой с возможным членовредительством; глаза, и без того узковатые, сощурены, пылинка не залетит, в тщетной попытке выглядеть грознее некуда; остроконечные уши нервически подёргиваются — с этим ничего не поделаешь, юноша перед мордобоем всегда несколько волновался. Сама решительность и непоколебимость во плоти! Однако ни стражников, ни хулиганистых пацанов это не проняло.

— Что творится? — густым чесночно-пивным басом спросил подошедший мордоворот с распирающим кольчугу пузом, при мече, весь в осознании непререкаемости своего заслуженного авторитета. — Беспорядки учиняем, голодранцы! И это во владениях нашей обожаемой королевы Талогрины Су… уди ей Создатель многие лета. Щас всех вразумим. А ну, ребята, врежьте им древками по горбам для просветления ума.

Вот как надобно ответственные решения принимать. Без малейшей задержки и бюрократической волокиты. Чего там терять драгоценные секунды своей жизни, тягомотно выясняя кто прав, кто виноват. Прописал всей братии профилактических трюнделей и баста!

Оперативность местного стража порядка произвела впечатление даже на, обычно, выдержанного и хладнокровного Гёза.

— Тормози, начальник! — слегка заполошно закричал он, явно опасаясь получить горячий компресс на больную поясницу. — Давай договоримся как умные и не бедные люди.

— Бухо, не слушай этого балабола, — нашёл в себе силы вступить в беседу придавленный к земной тверди хмырь. — Ты глянь на него. Какой же это купец? Он такой же как мы… О-ой-ёй! — Гёз сильнее придавил ораторствующего разбойничка. — А ежели и купец, так мы с ребятами щас его ощиплем и дольку тебе подбросим, как всегда, по-честному.

Кристально ясностью высветились две темы: вся площадь оказалась в курсе, кто на кого работает и… хмырь сказал лишнее.

Бухо, авторитетный командир стражи, цветом лица стал неотличим от свёклы. Извлёк он откуда-то деревянный свисток и пронзительно засвистел. Тут же, с оперативностью похвальной, набежали ещё с десяток алебардщиков и всю компанию вперемешку уложили носами в дорожную пыль.

Хорошо начался день, привычно, с мордобоя и помещения в бриттюрскую кутузку. Так или примерно так рассуждал про себя Мудрак Ялохович Гоблин, искренне радуясь, что ещё никого не убили. А ведь могли и зашибить алебардой, аспиды, служебное рвение демонстрируя. А то, что в подвальном помещении таможенной канцелярии воды по щиколотку и на низком потолке обитают пауки размером с ладонь Хряпа, так это неудобства мелкие и пир для одного чисто случайно угодившего в тюрягу гоблина. И коллектив в этом комфортабельном помещении подобрался душевный — те самые семь габаритных парней с площади. Двух зачинщиков прилюдного скандала от основной группы отделили сразу — для профилактической беседы, надо полагать, и, предоставляя тем самым возможность рядовым представителям враждующих лагерей самим решить возникшие между ними разногласия.

Хряп, до сегодняшнего розовощёкого утра в тюрьме ещё не бывавший, с тоской посмотрел на корявые лица своих сокамерников, особо отметил их недобрые взгляды, осознавая с великой сердечной печалью, что драки ему всё-таки не избежать. Теперь он остро сожалел о том, что конфликт не разрешился ещё там, на площади. Там хоть ногам не мокро, да и Гёз был рядом, пусть и больной.  Кто из этих семерых с ним сравнится? А каков расклад сейчас обозначился? Ох, не в пользу орка. Хорошо хоть караульщики обыск тюремного пополнения провели со всем тщанием, изъяв у хряповых недоброжелателей все предметы вызывающие своим видом хоть какие-то подозрения. Вон парочка молодчиков вынуждена штаны руками поддерживать — кушаки у них отобрали; всё Хряпу плюс к возможности выжить. Радует ещё тот факт, что рядом пыхтит и чем-то чавкает — пауком? — брат-гоблин. О! Пошло движение. Ватага рассерженных парней гурьбой двинулась на орка неправильных кондиций, немало не устрашась его туповатых клыков и гневно горящих глаз. Шибко надеялись парни на численное своё превосходство. Может и правильно надеялись, но вот не посчитать Мудрю за серьёзного мужчину — было с их стороны большой ошибкой.

Сторож, стареющий дядька с деревянной ногой, какое-то время слышал короткие вскрики, тяжкие удары и глухую возню, потом, гораздо быстрее, нежели он ожидал,  и вовсе всё стихло. Стало  покойно, как в древнем заброшенном склепе, который из-за его унылости даже упыри обживать не захотели. Служилому инвалиду такое спокойствие пришлось не по сердцу; сделалось ему вдруг тоскливо, скучно и неуютно на любимом рабочем месте. Он не стал лениться и пошёл проверить, как там и что. Дохромал до двери, маленькое оконце приоткрыл, заглянул в камеру и… Что же он там увидел?

— Эк, они их под орех! — изумился сторож. — А ведь и не скажешь с первого взгляду каковы звери.

Несмотря на все старания Гёза и капитана Офри Хряп так и не начал производить на окружающих впечатление опасного бойца. Ну да болезненной худобы более не наблюдалось, но и мощь запредельная во все стороны не пёрла; до габаритов своих соплеменников Хряп откровенно недотягивал. А вот умений бойцовских, ещё нельзя сказать — мастеровитости, прибавилось явно. При поддержке кривоногого гоблина, про повышенную прыгучесть которого местная шпана ни ухом, ни рылом, он довольно легко разобрался с разбойниками человеческого роду-племени. Теперь вот изумлялся творению рук своих наряду с подглядывающим сторожем.

— Семеро! И я с ними совладал!

— С четырьмя, — занудно поправил Мудря. — Вон того с конским хвостом, лично я уконтропупил пяткой в нос. А этому с перебитой моськой коленкой в кадык изрядно зарядил.

— Я видел. Мне понравилось, — не стал скупиться орк на похвалу приятелю.

— Ещё той образине с ирокезом ноги подсёк.

— Было дело, не спорю, но доколачивал его уже я. Так что, уважаемый Мудрак Ялохович, на моём счету не менее четырёх с половиной негодяев.

— Однако четыре с половиной — это далеко не семь.

— Не становитесь бюрократом, любезный друг, и не цепляйтесь к словам. Лучше представьте себе на секунду, какой фурор я могу произвести в родных пенатах, коли сдуру надумаю возвернуться на Тусуй. Мыслится, что теперь я и там смогу отвоевать себе место под солнцем. Дам в рыло какому ни попадя морпеху, так — поздороваться, и маменька с папенькой меня стыдится перестанут, мэтр Отруль искренне возрадуется, с пацанами из Наёмного Корпуса общий язык найду. Э-эх, — продолжил он, расчувствовавшись, — надо бы родне весточку послать, так, мол, и так, жив-здоров, в делах порядок, сижу в тюрьме, сокамерники все милые услужливые люди… Лежи не трепыхайся, — вежливо предупредил он очнувшегося было бриттюрского хулигана, отвесив ему звонкого леща.

— Мокро же, — жалостливо заныл поверженный в лужу правонарушитель.

— А мне, ничего, нормально, — поёрзал по его спине невозмутимый победитель. — Мудрак Ялохович, вашим ноженькам не сыро?

— Чуток имеется, — горько пожаловался на дискомфорт гоблин.

— Так чего ж вы такие неудобства терпите, дорогой друг, когда вокруг столько удобной мебели разбросано? Велите вон тем двум лодырям не мешкая ползти сюда; на одного вы ножки сложите, на другого — я. Вот и будет всем хорошо.

Ялохыч новым своим подчинённым тут же дал соответствующую случаю отмашку, и, как заботливый начальник проявил беспокойство об остальных «предметах» камерной обстановки:

— Энтих, вот перцев, под что приспособим?

Хряп напряг фантазию. За дверью сторож тоже невольно озадачился над тем, чего ж ещё не хватает в пустой тюремной камере. Но тут появился Гёз, как всегда не вовремя, и грубо прервал мирное течение их мыслей.

— Отворяй, живо! — было сурово и без всякого почтения сказано заслуженному ветерану охранного труда.

Гордый ветеран, «прилипший» к окошку в двери из-за тугоухости пропустил появление посетителей. От неожиданности старче вздрогнул, брякнул тяжкой связкой ключей и начал речь:

— Чего… — огласил он подвальные своды старческим рыком медленно сатанея и намеренно оборачиваясь с вящей заторможенностью, — …изволите, милостивый государь? — Окончание фразы было произнесено тоном прирождённого холуя.

Гёз явился в узилище не один, а, диво дивное, в сопровождении грозного начальства. И как сумел к нему в доверие втереться за столь краткое время? Не иначе — заветное слово знает для умилостивления чиновных небожителей. Сторож, сторож-то как опростоволосился. Не встретил, как подобает, самого господина второго секретаря местной погранконторы. Ох-ох-ох, какая непростительная оплошность! Пролопушил, старый хрен, ей-богу, пролопушил.

Господин второй секретарь, рыжий малый с плутоватыми глазами росту был отменно неказистого, характером обладал желчным, а самомнение имел по стать принцу крови. Носил он чёрные туфли на массивном высоком каблуке, и всегда выбирал обувку с большими серебряными пряжками. «Из личной скромности, — говаривал он сослуживцам, намекая, что мог бы себе позволить и пряжки золотые, каменьями украшенные, — и от злобного неправедного сглазу». Суеверным был второй секретарь, впрочем, как и все пройдохи. Ещё он был обладателем дорогущих и жутко модных узких гетр с пышными буфами, разноцветьем своим вызывающих рябь в глазах любого не страдающего дальтонизмом; шёлковые сорочки менял два раза в день, имелась у него такая причуда; костюм его дополнялся хорошего кроя колетом, так же украшенного серебром и подстреленным плащиком с горностаевой опушкой. На маленькой головёнке большой берет с непомерных размеров пером птицы дрюх. Шпагу же достойный рыцарь гусиных перьев и железистых чернил предпочитал носить тонюсенькую, что твоя зубочистка. Чего утруждаться, лишние тяжести таская, ежели всегда  рядом надёжная охрана? Вот и сейчас в подвал администратор в одиночестве спускаться не пожелал, то ли из боязни тамошних жирных крыс, то ли просто из каприза. За его спиной, горой нависая над обожаемым начальством, ненавязчиво маячил верный Бухо.

— Что было велено? — гнусаво вопросил господин второй секретарь. — Совсем оглох от старости? На покой пора?

— Никак нет, государь милостивый, — затрясся служака, как овечий хвост. Потеря столь тёплого места пугала его в разы больше, чем набег голохвостых чупакабр на его родную деревню, пережитом сторожем в ранней юности.

— «Никак нет» — ядовито передразнил охранника великий хозяин канцелярского стола и собственного мягкого кресла. — Это хорошо, что «никак нет». А то я уж подумал, что мне, мессиру Брехтоламью сюда переселяться придётся — распоряжения, тебе отданные, дублировать. Молчать!!! — люто рявкнул, обозначившийся Брехтоламью, завидя, что инвалид раскрывает беззубый рот для оправдания.

Между тем страж подтопляемого узилища оправдаться мог легко, мол, и, дескать, этот заброда с недобрым лицом ему, честному служаке, никакое не начальство, и, стало быть, он никаким боком таковому субъекту подчиняться не может и не должен. Нет у служителя бриттюрского правосудия таковых прав. И, что ежели каждый служилый чин начнёт с готовностью исполнять таковые-то приказы и распоряжения от подобных прощелыг то в державе бриттюрской начнутся разброд и шатание, кои имеют обыкновение заканчиваться весёлой кровавой каруселью.

Прав был мудрый, по-своему, сторож. А чинуша, во всё соё подгнившее существо скорбный снобизмом, стяжательством и скудоумием, — предельно неправ.

Кто там похихикивает насчёт декларированных мною чистоты рук и помыслов чиновников Таможенного Догляда? Поздравляю: у тебя прекрасная память! Ну, приврал автор чуток, малость самую. Имею на то полное право. Ладно, чти далее.

Имею я намерение позволить себе некоторую вольность и по секрету намекнуть всем и каждому, что в скором времени история рассудит несостоявшийся спор двух этих господ и рассадит всех по своим местам.

Противно проскрежетали два громадных навесных замка, фальшиво пропели здравицу проржавленные засовы и некий орк обрёл такую долгожданную свободу.

— Ха! — сказал Гёз, увидя прелестную картину: «Могучий орк и отважный гоблин ногами попирающие своих врагов». Автор полотна неизвестен. Художественной и коммерческой ценности картина не имеет, однако душу веселит.

— У вас, мэтр Гёз очень… э-э-э… эффективные помощники, — выразил своё отношение к  представшему перед его очами произведению оркско-гоблинского искусства некий рыжий, что твой лис, господин, по всему очень важная птица.

— Лишнее подтверждение, вашей,  мессир Брехтоламью, мудрости.

Вот так диво! Такие-то слова, да ещё произнесённые тоном неприкрытой лести из уст сделанного из кремня Гёза?! Что, пока Хряп с Мудрей на киче срок мотали мир успел перевернуться, а они из-за занятости и не приметили? Или за всё время общения со своим наставником орк и гоблин так его и не раскусили? Каким актёром оказался мэтр Гёз, любо-дорого.

Гёз продолжил соловьиную трель:

— Кто, как не вы, не далее как четверть часа назад, изволили предупредить меня, что начинающего коммерсанта буквально на каждом шагу поджидают опасности разного рода и характера? Так что без них, без  крутых парней, — тут челюсть Мудрака Ялоховича неудержимо устремилась к мутной глади разлитого на полу озера, — мне, хворому и робкому человеку, — глаза тусуйского орка впервые в его жизни приобрели идеально круглую форму, — не обойтись.

Уж не перестарались ли вы, инструктор по выживанию и, по совместительству, исполнитель щекотливых королевских поручений, не переиграли ли?

— Да-а, в деле торговом без надёжных, проверенных компаньонов просто беда, — Ф-фу, кажется, пронесло. Глаза орка снова сузились, челюсть гоблина вернулась на своё законное место, и его язык облизал неприглядную рожу. К слову, без этого можно было бы и обойтись. — Однако вы должны понять меня правильно, без официальной и довольно продолжительной проверки на благонадёжность допустить их в столицу я решительно не могу. Орк и гоблин!.. Да-с… Ну, вы понимаете… Если за вас, как за человека претерпевшего от ужасной алагарской деспотии, и твёрдо решившего связать свою судьбу со свободным и благословенным Бриттюром, я могу дать своё письменное поручительство, то за господ… э-э-э…

— Хряпа и Мудрака сына Ялоха, — подсказал Гёз.

— По фамилии Гоблин, — всплыл в проруби гоблин.

Гёз взглядом испепелил болтуна в напольной луже. Рыжий тип скорчил недовольную мину.

— Да, Хряп и Мудрак. За этих уважаемых во всех отношениях личностей я поручиться не могу никак. Так что, — чиновник развёл руками, — в столицу они допущены не будут.

Алагарский «изгнанник» тут же напустил на себя вид скорбный, почти убитый:

— Как же мне обходиться в чужом краю, да без такой надёжной поддержки? В вашем Стронге поди и преступники есть… с ножиками?

Брехтоломью закатил глаза под лоб: «Ну что за идиоты все эти иностранцы, боги помилосердствуйте! Особенно всякие там алагарцы». Но мечта выудить у этого простофили ещё пару-тройку тускло-жёлтых кругляшей не дала вырваться наружу потоку праведного негодования и презрения ко всем кого боги прокляли, дозволив им родиться не в Бриттюре. «Оно, конечно, он жулик, — думалось второму секретарю, — насмотрелся я на таких. И колдун наш штатный его биографию полностью подтвердил… по газетам, дармоед. Лень ему было напрячься… Но, всё-таки, алагарец наивный дурачок. Почему бы с такого и не взять некую сумму для поддержания штанов на верноподданном её величества? Опять же с Бухо и колдуном делиться надо».

— Кое-какие отрицательные явления в Стронге, конечно, имеют место быть, — непатриотично признал мессир Брехтоламью, — но без размаха. И потом, я чиркну вам адрес одного моего близкого родственника, кузена двоюродной племянницы моей жены, можете обратиться к нему за помощью, буде возникнет некоторое недопонимание с представителями столичного криминалитета. Он, очень почтенный и отзывчивый человек, служит в одном специфическом отделе нашего Догляда. Уверен, что за вполне умеренную плату он решит все ваши проблемы. О вашем скором прибытии в столицу я его извещу, — мило улыбаясь, — объявил конторский хорёк. — Сдаётся мне, что он и сам будет не прочь познакомиться с таким приятным человеком, как вы, мэтр.

— А уж как я-то буду рад подобному знакомству, — объявил Гёз, растягивая губы на небывалую ширину и впервые в жизни пытаясь улыбнуться во все тридцать два. — Но как же, он сумеет отыскать меня в столь многолюдном городе? Ведь даже я сам понятия не имею, где остановлюсь.

— О! — вскинул ладошки заботливый второй секретарь. — Об этом вам не стоит иметь не малейшего беспокойства. А вашим… гм… компаньонам я выпишу соответствующие паспорта и они, на вполне законных основаниях, смогут проживать в небольших городах и сельской местности. Уверен, со стороны местных властей они не вызовут никаких подозрений… конечно, если их поведение не будет сильно выходить за рамки приличий.

— Сильно — не будет. За это я вам ручаюсь, почтеннейший мессир Брехтоламью…

Боги! Как  же, оказывается, воняло в этом подвале! Умеет орк удивить, чего уж там. Это ведь он теперь возмущается. Вон, даже Мудря полной грудью задышал. А ведь он природный гоблин… Гоблины они ведь те ещё чистюли, а душок от них идёт о-хо-хо, что там душок — смрад. О-о, а наш Хряп, оказывается сноб. Впрочем, он имеет на это некоторое право, всё-таки поласкаться в лохани любит. Мудрак довольно раздувал пещеры своих ноздрей; в тюрьме действительно попахивало.

Хорошо на волюшке! Хряп даже подумал, что ему искренне жаль тех бедолаг, что остались коротать время в залитом водой и нечистотами узилище. И того хмыря, об которого коварный Гёз руки вытер, тоже жаль. Он, похоже, не сумел сыскать достойных аргументов супротив мрачного политэмигранта и его поместили в лягушатник к друзьям-товарищам для совместной коррекции своего поведения. Хотя — враньё! Не жалко их Хряпу. Поделом правонарушителям. Будут знать, окаянцы, как гурьбой переть на интеллигентных орков с острова Тусуй.

Хряп повёл плечами, поправляя перевязь, скосил глаза на заводную лошадь — гёзов мешок приторочен к седлу. Бриттюрские погранцы, набив карманы презренным алагарским золотом, решили поиграть в честных парней и вернули новым подданным королевы всё их имущество.

— Гёз, а Гёз, — запел своим заржавленным голосом Мудрак Ялохович Гоблин, — колись, давай, как ты сумел умаслить этих лютых мироедов из погранконторы?

— Да ладно бы только их, — в унисон с ним вступил надтреснутый бас Хряпа, — там ведь ещё и местная шпана воду мутила.

Гёз, после одержанной победы, находившийся в прекрасном расположении духа, презрел свойственную ему сдержанность и ответил соратникам речью:

— Деньги!

Ну, речью в стиле Гёза.

— Большие деньги!

Подвёл ты меня, старина Гёз. Я-то, в чистоту человеческих душ и помыслов веря,  пытался убедить всех и вся в кристальной честности бриттюрских чиновников. А ты: «Деньги». Тьфу, на тебя мрачный правдолюбец!

— И припрятанная мной бумаженция о нашем предосудительном поведении в Шергодоне. Любят бриттюрские власти всякое отребье, что в пределах их недругов безобразничает.

Хорошо шли. Ходко. Часа через два безмолвного созерцания местных красот Гёз чему-то грустно улыбнулся.

-Что-то не так? — встревожился Хряп.

Наставник дёрнул уголком губ.

— От вас зависит.

— Чо это опять? — глаза гоблина сузились от предчувствия неприятностей.

— Во-он, ту дорожную развилку видите? Там мы с вами расстанемся. Если всё пройдёт удачно, за пять дней я обернусь. Так, что у вас отпуск. Веселитесь. Отдыхайте. И будьте готовы к поспешному бегству. Как тот городишко именуется, в котором вам разрешено обретаться?

— Буруни… так вроде, — ответил орк. — Только это не городишко. В подорожной  сказано — село.

— Вот и поправите здоровье на деревенских разносолах. Денег у вас достаточно. Только об одном молю — постарайтесь не попасть в какую-нибудь историю.

— Зуб даю, — торжественно пообещал Мудря. — И сам буду тише воды и за малолетком нашим прослежу, будь уверен.

На перекрёстке, под дорожным указателем они разделились. Хряп, слезши с лошади, подрагивающей рукой, подал Гёзу его мешок. Мудрак, расчувствовавшись, полез к человеку обниматься, и даже был готов пустить слезу, но Гёз погрозил пальцем и гоблин одумался.

— Не люблю я телячьих нежностей. И вообще, не навек  же расстаёмся. Ладно… берегите себя.

Гёз тронул поводья. Его путь лежал прямиком в бриттюрскую столицу, где его уже поджидали заботливые и внимательные чиновники Таможенного Догляда. Орк и гоблин долго смотрели ему вслед. Оба чувствовали себя брошенными, чуть ли не осиротевшими. Наконец Мудря шмыгнул носом и сказал:

— Пора и нам двигаться. До вечера хотелось бы добраться до этого Буруни. А сколько до него трястись кто бы знал.

— Да, пора. А что, брат Мудря, неплохо бы было, кабы в той деревне оказался какой-никакой постоялый двор?

— Согласен с вами многоуважаемый Хряп.  Оно, конечно, романтично ночевать в лесу у костерка, но под настоящей крышей, да на кровати с тюфячком всё-таки удобнее. Кхм, что-то разнежился я, ты не находишь? В родных пещерах на голых камнях дрых не единожды без задних ног. А тут о постели возмечтал. Ещё бы, знаешь, чтоб камин там оказался. Люблю с трубочкой у камина вечерять.

— Ничего плохого в том не наблюдаю, — веско проговорил тусуйский орк, в детстве тоже неизбалованный комфортом. — Гёз чего сказал? У нас краткий отпуск. Вот и надо провести его в покое и со всеми возможными удобствами. О, смотри, какой-то знак. Так, там накарябано?.. Ага Буруни… три мили. Ха, совсем близко!

— Тс-с, — гоблин приложил палец к губам, — ты слышишь?

— А… Ага… горланит кто-то. Погоди, а это ещё что?

Окрестности огласил громкий рёв. Угрозы в нём не было никакой, скорее, невидимый с дороги ревун, кого-то смертельно боялся. Орк и гоблин переглянулись и, позабыв данное Гёзу торжественное обещание, не сговариваясь ломанулись в придорожные кусты.

Три мили! Без приключений осталось проехать всего три мили! Куда там. Хряп и Мудрак парни не из того теста слепленные, чтобы пройти по жизни спокойно и уныло. Чинно и благородно? Фи-и — это не про них.

От тракта они отъехали довольно далеко. Пыльные чахлые кустики успели смениться сочным зелёным подлеском, ещё чуть-чуть и начнутся дебри. Вот тут-то, выметнувшись на прогалину, друзья и увидели…

— Э-э… дракон?.. — неуверенно спросил Ялохыч.

— Э-э… чудной дракон, — скрипнул мозгом Хряп.

— А это кто?

— Кошмар натуралиста, — ответствовал образованный орк. — И вообще, почему ты у меня спрашиваешь? Кто из нас по свету больше болтался, жизненного опыта набираясь?

— А кто у нас с дипломом?

— С аттестатом.

— Фиолетово. Кому помогать станем?

Нет, будто их вообще кто-то об этом просил. Гёза на них нет.

Перед беспокойными носителями всеобщей справедливости десяток чудных существ под шесть футов ростом и о четырёх руках, яростно вопя, теснили копьями белого как снег и мохнатого как йети, дракона. Дракону приходилось туго. Не будучи особенно большим (до размеров слона он явно не дотягивал) и, подволакивая правое крыло, шерстистый альбинос с большим трудом отмахивался длинным хвостом. Нападающие, предчувствуя скорую победу, радостно вскрикивали, неприятно извивались змеиными телами и воинственно топорщили редкие колючие гребни на загривках.

Хряп взъерошил отросшие волосы:

— Космача жалко. Видал, скольких он уже попалил? — на прогалине смрадно чадили не менее дюжины трупов. — Видать уже выдохся.

— Я того же мнения — поможем блондину. А ежели он потом виноват станется или, скажем, нашу заботу не оценит, накостыляем ему по шее.

— Здравый план.

Мудря соскочил с лошади (кавалерийский натиск — не его конёк), обнажил свой секирный кастет, освободил остриё костыля и ринулся в атаку. Орк повёл себя иначе. Для начала удивился: как так, первая заварушка без опеки наставника, а мандража нет, как нет? После, с хладнокровием похвальным, он достал из поясной кобуры пистолет, выбрал цель — щетинистого монстрика, собравшегося воткнуть иззубренное копьё в шею обессилившего дракона, и плавно нажал на спуск. Вот грохнуло-то, даже сердце запело! Драконоборец выронил копьё, схватился за голову, в которой теперь вольно гуляли сквозняки и, взбрыкнув босыми ногами, повалился в траву. Его товарищи, отличавшиеся сверхгибкостью тел и поразительным тупоумием, дружно развернулись с намерением покарать громыхателя.

— Нет бы — в бега, — посоветовал им Хряп, взводя курки пары двухствольных пистолей, — а то вон же, что у меня есть. И злой гоблин в поддержку.

На этот раз бабахнуло в два раза громче. Когда дым рассеялся, орк недовольно скривился — с левой руки мазнул. На траве прибавился ещё один щетинистый охотник и всё.

— Зря только порох пожёг, — громко крикнул Мудрак, рассекая секирой чьё-то бедро.

— Щас исправлюсь, — пообещал орк, нажимая на курки.

Погода была безветренной. Дыму много. Стоять в этом смоге заряжая пистолеты Хряп посчитал глупым. Скорее на выручку сражающемуся приятелю. Ланцет из ножен! Пятки в бока лошади! Расступись, стопчу! Выехав из облака порохового дыма, тусуец с головой окунулся в битву. Рубил направо и налево. Кажется, один раз по кому-то попал, не считая постоянно подворачивающейся под меч рябины. Распалясь, не заметил, что сеча уже кончилась. Одному из нападавших Мудрак раскроил череп. Другого слегка прикусил поперёк туловища Космач, пожевал и брезгливо выплюнул. Остальные посчитали за лучшее ретироваться.

— Фу-у, — с хрипом выдохнул орк. — Первая моя баталия, и какая блестящая победа! Ай да я!

Мудрак, пучком травы обтиравший лезвие своего оружия, с хитринкой глянул на ликующего триумфатора.

— Ты вторым-то залпом невеликий вред неприятелю нанёс, — сказал он не без яда, — а третий, вообще, влепил в божий свет, как в копеечку. Ай да ты. Молодец, ничего не скажешь.

— Ладно тебе придираться. Я ж впервые воевал. Зато вон и с мечом не оплошал, глянь, культя с копьём до сих пор дрыгается — я отсёк. Чистёхонько — залюбуешься.

— Ага, заодно и половину кустов в округе подстриг. Не заладится у тебя стать генералом, можешь смело идти в садовники — тут у тебя бесспорный талант. Но вообще, если рассуждать здраво, ты, безусловно, герой. Вон скольких шипастиков уложил. Хотя… мог бы и вовсе без крови обойтись и миром всё уладить…

— Э?.. — по бараньи округляя очи, спросил крепко озадаченный Хряп.

Мудрак спрятал свою секирку, пристроил костыль у седла, влез сам. Всё это не торопясь, вроде бы с ленцой. Он явно тянул время, издеваясь над ещё не остывшим  после боя орком.

— Я тебе вопрос задал. Отвечай, ананасина!

— «Э» — это вопрос?

— Гр-р-р…

Гоблин сжал губы в птичью гузку, сдерживая смех, тронул босыми пятками бока своего одра и, эдак, через плечо, чтоб выглядело как можно более обидно, заявил приотставшему приятелю:

— Мог же ты для начала вверх стрельнуть, прежде чем тому бедолаге ум на свежий воздух выносить. Привлёк бы их внимание. Попытался бы выяснить причину нападения на этого… волосатого. Ты ж у нас полиглот и будущий военный гений. Не всегда ж надо без базара шашкой по темю.

— По темени…

— Я так и сказал. Может эти четырёхрукие кривляки в своём праве были? Ты не подумал? А, что ежели этот оглоед их девственниц пачками жрёть? А ты, с бухты-барахты в тему не въехав, по народным мстителям — из пистолей, а потом ещё ножиком.

— Мечом…

— Не велика разница. Вот я Гёзу-то расскажу про твоё агрессивное поведение. Пусть он тебя пожурит, как умеет.

— Да ты в своём уме, окаянный гоблин?! Ты ж сам первым в драку кинулся! — возмущённо воскликнул Хряп. И с некоторым запозданием понял — зря варежку разинул. Противнющему Мудраку свет Ялоховичу только того и нужно было.

— О! Я уж и виноват сделался. У кого из нас пистоли? Ясно, что у тебя. Кому из нас было дело быстрее спроворить, тебе пальнуть или мне добежать? Понятно — тебе. Ладно, допустим, ты скуп как гном, и тебе пули свинцовой жалко сделалось, но мог же, ты проорать, что-либо примирительное. Язык, я чаю, у тебя ещё не отнялся. Порох бы не потратил, внимание шипастиков на себя обратил, меня бы от страшного риска уберёг. Куда там. Мы ж орк! Нам бы в сечу! Кустарник под корень изводить.

— Ты ж сам…

— Заклинило? Упарился. Перегрелся. Ты, что голуба, с дуба рухнул? — фальшиво возмутился Мудря. — Логичности помыслов и действий от гоблина  требуешь. Лучше животину свою расшевели, она у тебя едва плетётся. Не ровен час недобитые тобой товарищи из лесу подмогу приведут. Чем их вдругорядь устрашать станешь? Сдаётся мне, что на большой коллектив очередное усекновение рябины должного эффекта не произведёт. Пистоли-то зарядить не запамятовал?

— Не запамятовал. Язва ты, Ялохыч!

Гоблин довольно ощерился: допёк приятеля.

С милю, может больше Хряп возмущённо пыхтел, серчая на ехидного другана, беспокойно ёрзал в седле, но рта старался не раскрывать. Хватит с него на сегодня. Двойную порцию гоблинской запредельной ядовитости орк вынести был не способен. Оставалось надеяться на счастливый случай. Вот совершит Мудрак Ялохович какую гнусную непотребность, — а он совершит, в том сомнений быть никаких не может, — тут его гёзовой карой в очередь свою припугнуть можно. И будут они квиты. А, что, гневом наставника горячо почитаемого, только всяким пещерным прощелыгам грозиться можно? В деле кулачных разъяснений Хряп всё уверенней брал верх над вёртким гоблином, но вот словесные дуэли проигрывал начисто и без шансов. Тут-то авторитет алагарца и мог пособить орку, хотя бы сохранить лицо в грядущем поединке мнений. Вот, кажись, и повод… Хряп повёл носом. Однако душок! Вон, даже лошади всхрапывать начали и головами замотали, будто слепней отгоняя, только слепней-то нетути. Воняет, едри его за  ногу! Нет, правда воняет, да ещё так непривычно гадостно.

— Эй, Мудрак, ты, что сегодня жрал? — начал тусуец поход во имя отмщения, как ему показалось издалека и очень умно.

Гоблин резко обернулся, собираясь сразу срезать простоватого островитянина. Уж что-что, а за словом в карман Ялохыч отродясь не лазил. Заткнуть пасть покусителю, покуда он не приступил к широкомасштабному наступлению — это он мог запросто. Итак, Мудрак воинственно обернулся, да так и замер с раззявленным ртом. Отметим справедливости для — не часто такое с ним случалось. Откровенно обалделый вид пещерного обитателя Хряпу пришёлся по сердцу: вот, стало быть, где прореха в колючем гоблинском доспехе! Шуточки над его амбре за живое задевают, ха-ха!

— Ты, Ялохыч, ежели собрался портить воздух до самого Буруни, держался бы от нас подальше.

— От вас?

— От меня и лошадушек. У них, у несчастных тоже ведь обоняние есть, я так разумею.

— Ага, — сказал гоблин голосом похожим на треск сухих щепок, — у них есть. А у этого… гм… у этого, похоже — нет.

Не сразу, но всё же угадав, что сейчас Мудря не шутит, — ну, разве самую малость, — и необъяснимо одеревенев всем своим существом, Хряп медленно со скрипом и скрежетом задрал морду к небу. Почему к небу, а, скажем, не назад оборотился? Так капало не сзади. Что-то вязкое и дурно пахнущее обильно орошало его голову. Посмотрел орк вверх и увидел… Ох, не для слабонервных была сия картина. Пасть! Начиналась она узким, кривым и неприятно острым клювом; далее расширялась и пламенела, что твоя геенна. Вся эта красотища была обрамлена тремя рядами впечатляющей крепости зубов. Трогать их пальцем Хряпу решительно не хотелось, и так было понятно, тронешь — останешься без головы. Орку подумалось, что если у преисподней есть врата, то выглядеть они должны примерно так, ну разве что могут оказаться чуток больше размером.

Длинный, по-змеиному раздвоенный язык, ласково облизал запрокинутую Хряпову моську. Что в этой ситуации он мог сказать? «Э!» — сказал орк, удивляя дрожащих лошадей и присевшего от страха на задние ноги мула глубиной своих переживаний.

— Опять «э». Нет, ну хоть бы раз, что-нибудь умное сказал! — возмущённо воскликнул Мудря и вдруг вечно каркающий гоблин сорвался на противный фальцет: — Делать теперь что будем?!

Для начала Хряп попытался прогнать «запашистую» животину. Космач (имечко к нему уже прилипло) по-детски округлил красные очи и никуда не ушёл. Орк махнул на него рукой, искренне полагая, что временно, и отправился искать родник или ручей; нужно было умыться. Поиски проточной воды заняли довольно продолжительное время, как и сами полоскательные процедуры. Проклятая драконья слюна ни в какую не желала отмываться. Искалеченный дракон неотступно следовал за своими спасителями, путался в кустах, кряхтел, шипел, но не отставал. Лошади потели от страха. Мул периодически портил воздух от с трудом сдерживаемых эмоций. Гоблин изощрённо матерился.

Хороший выдался денёк. Не скучный.

Умывание холодной, попахивающей тиной водой, настроение кандидата в офицеры нисколько не улучшили. Хряп по-прежнему был настроен чрезвычайно решительно. Мудрак Ялохович его горячо поддерживал, тем паче, что в создавшейся ситуации он был почти готов признать часть своей вины, не очень большую, но всё-таки…

Космач бесхитростно повторил свой трюк с младенческим взором и опять никуда не ушёл.

Меж тем солнце уже клонилось к закату.

— Идём в Буруни, — принял волевое решение орк, — а там будь, что будет.

И они пошли, а радостный Космач потопал за ними подволакивая крыло и довольно урча. Время от времени волосатый дракон от переполнявших его чувств  уподоблялся легкомысленному зайцу и совершал два-три фривольных прыжка, от которых валились верстовые столбы и ближайшие деревья взлетали к небесам вместе с землёй, ухваченной их корнями.

Уже на самом подходе к Буруни им повстречались пастух и пастушонок, гнавшие многочисленное стадо. Пастух, рассмотрев странную кавалькаду, стянул с лысеющей головы дырявую соломенную шляпу и, что-то прошептал в оттопыренное ухо подпаску. Тот стрелой помчался в село, сверкая босыми пятками и громко вопя. Когда путешественники вошли на деревенскую улицу их уже ждали… наверное все жители Буруни от двухлетних младенцев до местного старосты и чиновника Таможенного Догляда. А куда в Бриттюре без этой нечистой силы!

— Опа, — сказал Ялохыч, обозрев толпу, — кажись попали.

— Может ещё без драки обойдётся, — выразил робкую надежду Хряп. — Кольев в руках вроде не видать.

Космач почесал задней лапой свою длинную шею и радостно взрыкнул. Было похоже, что церемония встречи ему пришлась по сердцу.

— Ты бы хоть помолчал, — с досадой проговорил орк. — Ладно, пойду налаживать контакт с аборигенами, — и он сделал шаг в неизвестность

 

*      *      *

 

 

Как-то незаметно подкралась пора припомнить вроде бы ничего незначащий прерванный разговор между ледяной королевой и подслеповатым магом с острыми не совсем человеческими зубами странного цвета. Кьялли-Ян хитрый и осторожный выползень замкнул уста своей коронованной патронессе, но изменить судьбу было уже не в его власти. Не иначе как волей самого провидения неосторожные слова её величества были услышаны госпожой Лотраной, кормилицей заточённой принцессы.

Когда-то королева оставила  её при дворе по целому ряду причин и соображений, во-первых,  Лотрана любила Анфиору не меньше родной дочери. Во-вторых, за эту дворяночку из обедневшего рода лично просил гордец Остобальд. Он так редко обращался с просьбами к обожаемой супруге, всего раз или два (нет, всё-таки раз), что Талогрина сочла возможным в этом вопросе пойти ему навстречу. Было ещё несколько аспектов повлиявших на решение королевы. Они не столь важны и не стоит их перечислять. Но вот об одном упомянуть придётся: Талогрина Сухостой с самого начала знала об отношениях муженька и кормилицы. Знала она так же, что обычная, ничего не значащая интрижка уже давно таковой не являлась. Ха! Разве могла такая предусмотрительная дама как королева бриттюрская добровольно выпустить из своих рук столь мощный рычаг воздействия на всё ещё не сломленного Тромми?

Лотрана осталась во дворце. И теперь, услышав то, что услышала, она решительно направилась в личные покои Остобальда Троммзетана. Плотно затворив за собой двери, она переложила ему всё. Принц не поднял её на смех. Он отложил в сторону перо — очередной поэтический памфлет на Сухостой подождёт.

— Моя девочка в опасности. Это ты мне хочешь сказать?

— Боюсь, что дело обстоит именно так, ваше высочество. Если бы Талогрина сказала это кому-то иному я бы и тогда насторожилась, но и только. Но сказано это было Кьялли-Ян Прокке, самому страшному мерзавцу во всём королевстве. Сколько молодых людей уже сгинули в подвале его замка? Сотни. Там же окончил свои дни и мой муж. Пусть я не любила его, но бедняга совсем не заслужил такой участи.

Остобальд Троммзетан отрешённо смотрел в окно. Долго, очень долго. Во всяком случае, так казалось. Лотрана его не беспокоила. Она хорошо знала своего принца. Спустя четверть часа его высочества вышел из столбняка.

— Я не знаю, что они замыслили. Однако ничуть не сомневаюсь — гнуснейшую мерзость. Я плохо знаком с Кьялли-Яном, но прекрасно изучил людоедскую подноготную  её величества. Я не знаю, сколько у нас времени в запасе. Молюсь лишь об одном, чтобы мне его хватило для спасения тех, кто мне дорог. Эта парочка упырей не получит мою дочь. В этом я могу поклясться своей головой! И какое счастье, что мне удалось выбить для вас должность главного смотрителя за ловцами.

— За ловцами?

— Не удивляйся. Просто ответь мне на вопрос: тот пройдоха из алагарского посольства, что, всё ещё проявляет интерес к фруктам Счастья и нашим крылатым подопечным?

Лотрана понимающе улыбнулась.

— Передай ему без утайки все интересующие его сведения, моя дорогая. И будь готова вынести из питомника яйца этих чешуйчатых крох.

— Это государственная измена, Тромми. — Кормилица положила свою руку на плечо принца. —  Если я сделаю то, о чём ты меня просишь, пути назад для нас уже не будет. И мне и тебе — прямая дорога на плаху или в застенок  краснозубого мага.

Остобальд задумчиво покрутил ус.

— А какая дорога нас ожидает, если мы не спасём Анфиору?

Лотрана содрогнулась всем своим существом:

— Не спасём Анфиору?.. Лучше — в подвал!

— Я тоже так думаю. Устрой-ка мне встречу с этим алагарским господином. Ха, вот я и начал хлопотать о свадьбе своей дочки. Чёрт возьми, какие приятные заботы!

Вдруг он помрачнел и снова уставился в окно. На этот раз молчание не затянулось. Но когда принц обернулся, Лотране показалось, что он постарел на добрый десяток лет.

— Случилось, что-то ещё? — встревожено спросила она.

— Пока нет, — успокоил Троммзетан взволнованную женщину, — но если всё пройдёт так, как нужно — случится обязательно.

— Боюсь, я тебя не понимаю.

— Одиночество! Скоро на меня свалится абсолютное одиночество. Одно меня утешает — продлится оно недолго.

— Прости, но я всё ещё не понимаю…

Остобальд приложил палец к её губам.

— Неужели ты считаешь, что моя дочь будет дожидаться замужества в том мрачном монастыре, куда упекла её заботливая матушка?

— Нет… Но как ты это сделаешь?

— Пока не знаю. Пока… Но знаю доподлинно, что я должен уберечь принцессу, твою дочь Клариссу,  нашего сына и тебя. Для начала я напишу письмо — у меня есть все основания не доверять королевским магам — и отправлю его с верным и опытным человеком к нашему сыну. Видимо ему предстоит нарушить присягу и дезертировать с флота. Ещё нужно позаботиться об убежище для него. Много дел. Много. Много…

Вот как оно всё было. Лихтер Кантерлийский, третий письмоводитель секретариата, просто удачно прочувствовал момент. Но… не станем умалять достоинств этого дворянина. К тому же речь пока не о нём.

 

*       *       *

 

Тусуйский орк Хряп, волею судеб, оказавшийся втянутым в грязный поток политических интриг двух враждующих королевских дворов, сидел с удочкой на берегу тихой бриттюрской речки и наслаждался редкими в его жизни минутами покоя. Орк на рыбалке?! Дивно… аж чудно. Неподалёку, на мелководье, нежился, принимая тёплую ванну, белый волосатый дракон по кличке Космач. Шумного суетливого гоблина по фамилии Гоблин рядом не наблюдалось, и Хряп по нему совсем не скучал. Ялохыч наверняка где-нибудь крал кур. Гоблин — одно слово, хоть с фамилией, хоть без…

Шёл третий день отдыха. С той поры как жители Буруни встретили двух иммигрантов, а надо отметить, что встретили их со сдержанной радостью, орк только и делал, что ничего не делал. Впрочем, это не  совсем верное утверждение; ему приходилось следить за Космачом. Это было почти обязательное условие, выставленное местной властью. Дракон вёл себя вполне прилично, но доля ответственности, всё же, оставалась.

С чего бы вдруг такой почёт двум бродягам даже не принадлежащих к роду человеческому? Сорги!.. Те самые несимпатичные существа, которых прогнали вон великие поборники справедливости Мудрак Ялохович Гоблин и Хряп. Прогнали по собственной бестолковости, просто без ума влезли в заваруху их совершенно не касающуюся. А вышло очень удачно!

Шайка соргов объявилась в этих местах с год назад. И с тех пор не давала покоя местным жителям постоянно, что-то подворовывая и постепенно наглея. Дошло уже до прямого нападения на людей, пока без серьёзного членовредительства, но лиха беда начало. Представитель Таможенного Догляда в Буруни, стареющий дядька годов под шестьдесят, уже хватался за седую голову: что делать? Своих полицейских сил  у него в подчинении не было, и он решился послать запрос в высшие инстанции, рассчитывая на военную помощь. И получил дежурную отписку со ссылкой на тощий бюджет, а заодно, подкосившее его ноги предупреждение. Начальство, сидя за крепкими городскими стенами, изволило выражать недовольство его работой и прозрачно интересовалось, не пора ли ему отправляться на заслуженный отдых, капусту взращивать. Чиновник лишиться хлебного места боялся больше погибели, оттого, приняв бодрящую дух микстуру, надумал совершить героическое деяние. Собрал он крестьян покрепче и посмелее, разрешил им оборужиться вилами и косами, да айда в лес бандюганов ловить. Понятно, каковы из сиволапых штурмовики. Сорги заманили их в чащу, где коряг поболее и отметелили за милую душу. А в назидание сняли с горе-спецназовцев штаны, рубахи и нижние бельё и в таком виде прогнали до границ леса. Домой деревенские богатыри вернулись с чудно разукрашенными лицами, расквашенными носами и облачёнными в модные одежды из лопухов.

С Космачом вышла иная история. В Буруни он считался, чем-то вроде местной достопримечательности. Жил себе близ села, особо не шалил и народ излишне не беспокоил. Жители его особо не боялись, но к логову, вырытому драконом у подножия большого лесистого холма, старались не приближаться. Так и сосуществовали лет десять, соблюдая взаимный нейтралитет. Космач, время от времени парил в небесах, радуя сельскую детвору. Люди, в дни больших праздников, оставляли на опушке половину бараньей туши.

Пришлые сорги к подобному положению дел подошли со стопроцентно бандитской логикой. Ради дутого авторитета порешили они изловить чудо-волосатика, а шкуру преподнести горячо любимому вожаку — из лести. За Космачом они охотились месяца три. За это время он сумел крепко подсократить их число, но получил ранение  крыла и начал голодать. Сорги исхитрились заманить его в ловушку, и тут бы он окончил свои дни, если бы в дело не вмешались лишённые логики и здравомыслия тайные сваты алагарского короля.

Вот ведь какая жизненная завитушка!

Испуганные двумя неистовыми воителями сорги, кинулись наутёк и на дороге едва не сбили с ног почтальона, доставлявшего в Буруни «Королевский вестник». Почтарь доложил об увиденном служащему Догляда. Тот, почесав плешь, решил собрать сход. Пока суд да дело в село примчался горластый подпасок с подтверждением вести, а уж за ним в скорости вступили чудо-богатыри и приставший к ним, как банный лист, Космач.

Внешним видом избавителей капризное народонаселение осталось недовольно. Ветеран службы правопорядка настроение сограждан полностью разделял. Чувствуя поддержку мрачно пыхтящих масс, он гоголем выступил вперёд для произнесения торжественной речи. Одёрнув траченный молью мундир ответственный чиновник,  попытался приступить к исполнению плана, по которому следовало сдержанно поблагодарить пришельцев за оказанную ими услугу; тут же выразить сомнение в том, что хулиганствующий элемент изгнан окончательно, чем принизить значение их подвига, дабы не вздумали заноситься. Затем, покровительственно разрешить двуногим переночевать в одном заброшенном доме и немедленно изгнать дикое животное с территории подотчётного ему населённого пункта. Этому чуду-юду не было места в пределах человеческого поселения, где царят установленные монархиней тишь и благолепие.

Какие чистые, младенческие помыслы, право слово, истинно верноподданнические!

Вот только Хряп о них ни сном, ни духом! И вместо того, чтобы со вниманием выслушать строгое начальство скромно потупив бесстыжие очи, а утречком раненько отвалить куда-нибудь подальше, он, вместо должного поклона с расшаркиванием, сунул господину чиновнику под самый нос официальную бумагу измятую, но со всеми печатями. Старичок для порядку недоверчиво икнул, колупнул ноготком чернильную синеву оттиснутого герба и изобразил на высохшей мордахе необходимую в таких случаях радость.

— Туточки наши спасители проживать станут! — объявил он шушукающимся бурунийцам. — С разрешения Таможенного Догляда справленного по всей законной форме. Приказываю, явить им гостеприимство, чтоб всем вам с похмелья загнуться! Ура, её величеству!

Как же без здравицы в таком деле обойтись?! И ничего, что королева тут ни пришей к седлу рукав. Главное — официоз соблюдён с должным чинопочитанием!

Чуть позже выяснилось, что и постоялый двор в Буруни имеется: бедненький, но есть. Всё лучше, чем заброшенная халупа, что поначалу мечтал «сосватать» орку и гоблину блюститель порядка. У тех хором всего и было, что каменные стены с провалившейся тростниковой крышей. Об окнах и дверях говорить не стоит. К чему они такому-то дворцу?

Кормили на постоялом дворе вполне прилично, конечно не так как в шергодонском замке, без изысков, но ведь сытно, чего душой кривить. Спать орку и гоблину предложили в общей зале, поскольку отдельных комнат в этой гостинице класса «Люкс» отродясь не бывало. Новые постояльцы удивили держателя двора своей покладистостью. Вот уж от кого он подобного не ожидал. А они только и вытребовали себе две неказистые кровати с тюфяками и подушками, вежливо объяснив, что остановились здесь не на одну ночь и спать, скажем, неделю на полу им не хочется. Хозяин их правоту признал и против этой мебели в дальнем углу общей залы возражать не стал.

Вечером Хряп и Мудря возле камина уселись в кресла-качалки, взятые у кого-то в аренду, вытянули ноги и, как мечталось, раскурили трубки и сдвинули большие кружки пенного пива. Хорошо! Ведь хорошо же?!

Положение мог осложнить Космач, но он оказался на удивление мирной зверюгой. Жратвы, конечно, требовал воз и маленькую тележку. Но орк нынче был богат, поэтому общий язык с поселянами на тему насыщения прихворнувшего дракона, нашёл быстро. Сами с раннего утра очередь занимали, чтоб покормить изголодавшегося раненого блондина. Знай, Хряп, раскошеливайся.

Космач жрал всё, не брезгуя ни постным, ни скоромным. Отъедался. Отсыпался. С тоской взирал на небо. Летать он пока не мог. И было, похоже, что не сможет ещё долго. Хряп смастерил ему лубок на поломанное крыло, промыл раны, нанесённые копьями соргов, смазал их обеззараживающим составом попутно озолотив бурунийского лекаря.

Лекарь, к слову, оказался малым толковым — снадобья его дракону на пользу пошли. Хряп ему ещё и пива налил, понятно — лекарю, и даже пару добрых слов сказал, не зажилил. Медикус от обилия деньжищ, ранее им не осязаемых, и выпитого на дармовщинку, впал в состояние необоснованной щедрости и подарил орку свою большую четырёхвёсельную лодку с мачтой и парусом.

— У ней на корме даже навес имеется, типа… типа каюты, — хвастался он. — Добротная посудина. Почти не протекает. На ней, ежели что, можно по нашей реке в пролив выйти. Тут главное, чтобы штормить не начало… Не жалую я когда штормит.

Орк скромнейше умолчал, как уж он-то не жалует.

— Но если погодка выдастся славная, то у-ух!.. Я единожды на ней до самого берега Незнаемых земель доходил. Чем хочешь, побожусь!

Хряп дар принял с благодарностью, хотя от всего сердца надеялся, чтобы не привёлся ему случай им воспользоваться. После они с гоблином потратили полдня на странное, казалось бы, дело: отогнав лодчонку вниз по реке, убрали парус и мачту. Саму же лодку подтопили в укромном месте, для верности, не поленившись, добавили в неё несколько больших камней.

— Мало ли какая оказия может неожиданно приключится, — утирая со лба капли пота, рассудил Хряп. — Скажем, придётся нам тайно отсюда линять, а фелшир, с околоточным сговорившись, потребует свой дар назад. Или стража, в ответ на многочисленные жалобы обывателей бурунийских раздосадованных твоими выходками, вознамерится нас опять в подвал определить, заодно и презент конфискует. Обидно же, правда?..

— Правда, — согласился Мудря, сворачивая парус. — Только вот стражу ты зря помянул. Не к добру это. Да и не придут они за нами… Э-э-э, не должны, во всяком случае. С чего легавым на наш счёт сокращаться? Ты в последнее время истинно ангел во плоти, даже вон на рыбалку лицензию взял. Я и то твёрдо встал на путь исправления. Окромя кур, более ничего не краду.

— Так уж и ничего?

— Ну, разве что по мелочи… Так, чтобы сноровку не терять, вдруг в жизни ещё пригодится.

— Ладно, верю. К нам у местных бриттюрских фараонов и впрямь претензий быть не должно. А вот к Гёзу… Он-то, в отличие от нас, в Стронге, этом окаянном, не развлекается. Его Таможенный Догляд от самой границы под колпак взял. Помнишь, как тот лихоимец про родственничка своего сладко пел? Думаешь по доброте сердечной?

Мудрак озабоченно кашлянул в кулак:

— Ты это… мачту лучше прячь, чтоб чужие в раз не нашли, а мы, при острой нужде, не потеряли.

Да-а, недурно орк и гоблин провели в Буруни свой краткий отпуск. Послезавтра, по плану, здесь должен будет объявиться Гёз. Хряп огляделся со странной грустью. Хорошо здесь. Спокойно. Природа, вон какая. Рыбалка отменная — уже полный садок. Люди в общем-то совсем неплохие. Можно здесь жить… и-эх… И вдруг в груди, что-то сжалось от тревожных предчувствий. Орк даже поклёвку прозевал. Ох, как защемило! Хряп нервно взъерошил волосы:

— Надо бы сегодня пистолеты почистить, — озабоченно сказал он своему отражению, — и Ланцет наточить. Чую — командировка затянется.  Эх, Гёз как ты там, среди врагов один одинёшенек?

Рыбачить вдруг расхотелось. Хряп смотал удочки, кликнул Космача и отправился в Буруни разыскивать гоблина. Тревога, раз придя, больше его не отпускала.

Предчувствие — сильная вещь, — Гёзу действительно приходилось не сладко. Его роль, первоначально имевшая технический, можно сказать, — курьерский характер, менялась на глазах, час, от часу превращаясь в чёрт знает что такое. И причиной тому была вовсе не бесцеремонная навязчивость «таможенных» шпиков. Как раз к этому он был готов. И, наверное, даже расстроился бы, не обнаружив за собой прилипчивый хвост. К «счастью» хвост был. Гёз его «срисовал» и тут же успокоился. С любопытством искренним шлялся по столице любуясь на достопримечательности. Поселился без споров, где было предписано. После посетил толкового врачевателя; о нём справлялся у всех, открыто, не маскируясь. Договорился с эскулапом о времени следующего визита, что и было записано служащим в огромный гроссбух. Запись эта была тут же уточнена одним невыразительным на лицо дяденькой сразу после ухода Гёза. Дяденька этот оказался человеком удивительного любопытства и дотошности; он не поленился поговорить о состоянии здоровья нового пациента с обслуживающим персоналом и самим врачом. Чтоб на них на всех немота не нападала или там не вздумали они нести всякую чушь про врачебную тайну, каждому была явлена некая бумага с витиеватой подписью. Всякий обыватель, видевший этот документ с неудержимой откровенностью рассказывал шпику про Гёза, его диагноз, про работающих рядом и про то, что докторюга, сволочь, приторговывает опиумом в квартале людей-ящеров.

Сотрудник Таможенного Догляда всё это выслушал с видом самым заинтересованным, но в конце разговора досады скрыть не сумел. Он принял грозный вид с толикой неверия и несколько раз строго переспросил: «Что, он действительно болен?» — «Не сомневайтесь, ни секунды, — был дан уверенный ответ, — алагарец не симулирует». — «И насколько всё это у него серьёзно?» — дотошно выпытывал невзрачный господин. — «Ну по крышам ему точно не лазать. Если вы это имеет в виду. И через заборы тоже не скакать». Шпик всё это тщательно записал и только тут позволил себе немного расслабиться. Но лишь слегка. Во всяком случае, когда Гёз отправился ужинать в одну чистенькую и уютную таверну, радующую глаз и желудок, он его по-прежнему сопровождал и был не один.

«Экое они недоверчивое племя, — с усмешечкой подумал Гёз, «срисовав» ещё одного «прилипалу» маскирующегося под дремлющего негоцианта средней руки. — Ну да работа у людей такая, пусть их».

Внешне Гёз не выглядел очень напряжённым. Во всяком случае, не более чем должен был выглядеть человек, попавший в чужую страну. Головой вертел в разные стороны, — не без того, но в жар и холод его не бросало. Это внешне. А вот о его внутреннем, душевном состоянии, такого сказать было никак нельзя. Некоторые вещи ему пришлись не по нраву. Взять, к примеру, юродивого возле памятника Королевскому семейству. Юродивый, как юродивый, каких в каждом крупном городе полна коробочка: нищий, грязный, горластый с потугой на святость и понимание высшей истины. При последнем сеансе связи Гёзу подробнейшим образом был описан этот персонаж. Он бы его даже в темноте признал. Так что ошибки быть не могло, точно — он, одноглаз, нужные фразы выкрикивает, вроде как отсебятину несёт и ручкой эдак замысловато подёргивает наманер нервного паралитика. Натурально подёргивает, большой артист. Вот только вместо рваной красной шапки, голову кривого горлопана украшала грязная зелёная повязка. Что, алагарская резидентура маху дала — агента не так обрядила? Ничуть не бывало! Зелёная повязка — маяк, сигнализирующий посвящённому — в деле наметились изменения. Чтоб его!.. И всегда вот так.

События в таверне встревожили Гёза ещё сильнее. Вошёл он в заведение чин чином, заказал обед, к трапезе приступил. Присутствие филёров аппетита ему не подпортило. А тут эти… земляки… шумные, хмельные, задиристые. Числом не менее пяти. Вся верхушка алагарского брачного посольства — Гуттон Арнимейский и зибильдарец Брегном со товарищи. Что отмечают, Гёзу было ясно — ожидаемый официальный отказ. Но зачем же, так?.. Гуляли они широко — Гуттон по-другому не умеет, пирами своими весь прижимистый Стронг удивлял. И сейчас втянул в веселье всех посетителей, включая шпиков. В какой-то момент упарившийся служка бухнул перед Гёзом большую кружку не заказанного им пива, и, ни слова не говоря, умчался исполнять требования беспокойной компании, сорящей деньгами. Гёз, как можно незаметнее оглядел посудину, откинулся на лавке, делая вид, что любуется видом из окна, кружку опустил ниже столешницы и провёл ладонью по её днищу. Так и есть — приклеенный клочок бумаги. Читать послание здесь было глупо. Бросать недоеденную снедь и недопитое пиво без веской причины — подозрительно. И тут…

— Эй,  а этот, гусь, чего с нами не пьёт?

Спасибо тебе благодетель, вовремя в проруби всплыл.

Благодетель был древен родом (вона какой герб на груди!), патлат, красен лицом и сиз носом. Словом, господин приятный во всех отношениях. На совесть старался герцог Гуттон, в посольство кадры подбирая. Чтоб, значит, ни у кого никаких сомнений не возникло; если уж выпивоха и задира, то обязательно всамделишный без всякого подвоха.  Кстати о задире. Вот он привстал. С трудом привстал. Ему простительно, только что с давешним сонным «купчиной» по кувшину крепкого вина высосали, губ от горлышка не отрывая. Пили, понятно, не просто так, а за здоровье королевы Бриттюра, из спортивного интереса и из-за денег. Арнимейский триумфатору посулил кошель серебра размером со свой кулак. Было из-за чего стараться. Первый раунд победителя не выявил. Теперь  первый участник винной «дуэли» надумал расширить круг соревнующихся, дабы сделать состязание ещё занимательнее. Решил — и двинулся к Гёзу. Но тут его постигло несчастье, благородный господин не справился с земным притяжением и шлёпнулся на пол, по пути увлекая за собой не ожидавшего нападения филёра. «Купец» ему помочь не мог совершенно. Он пытался опорожнить второй кувшин по настоятельной просьбе Гуттона, а с ним особо не поспоришь.

Самое время уходить. И Гёз, бросив деньги на стол, ушёл. Настроение было близким к похоронному: миссия гуляла в открытую, значит, готовится к скорому отбытию. Это не было запланировано. Гуттон, после тихого исчезновения Гёза, должен был ещё задержаться в Бриттюре, принимая на свою широкую грудь дипломатические стрелы и прикрывая отход его группы. А, что теперь? Сил терпеть больше не было, и Гёз прочёл переданную ему записку в первой же подворотне.

— Да-с, буркнул он себе под нос, — ночью спать не придётся.

Записку он меланхолично сжевал. Ничего страшного, то ли ещё есть приходилось.

Умаявшиеся за день филёры доложили грозно взиравшему на них начальству, что пока их «клиент» подозрений не вызывает.

— Верно, господин полковник, пограничная братия опять перестаралась. Всё перед государыней выслужиться желают, а в результате заваливают нас и вас всяческой шелухой, — сказал один из них, тот, кто ещё был в состоянии более-менее внятно изъясняться. Застолья с алагарским герцогом, человеком безразмерной души, кошелька и чрева, даром ни для кого не проходили.

Начальство, горбоносый старик с жёсткой щёткой коротко стриженых усов, затянутое в узкий мундир и застёгнутое на все крючки и пуговицы, было недовольно содержанием доклада. Ещё большее его раздражение вызвал неуставной вид подчинённых.

— Что, удержаться не могли? — гневно был задан прямой вопрос.

— Не раскрыв рода нашей деятельности — никак.

Полковник запыхтел, положил кулаки на стол, покраснел очами сообразно моменту.

— Гнать надо в шею этих обормотов, — проговорил хрипло, имея в виду несостоявшихся официальных сватов алагарского монарха. — Всю плешь мне проели. Сколько денег из моего ведомства вытянули? Сколько людей за ними закреплено? А скольких моих агентов они рассекретили? Пропасть народу! Хоть новую сеть создавай. Засвеченные, кому они теперь нужны? Всё, лопнуло моё терпение! Сегодня же, несмотря на поздний час, доложу наверх. Белее тянуть нельзя да и незачем.

Будто забыв о топтавшихся перед ним шпиках, полковник схватил перо и бумагу и принялся что-то стремительно писать, разбрызгивая чернила и вполголоса матерясь. Закончив строчить служебную кляузу, он со злостью заклеймил её личной печатью, присыпал чистейшим белым песком и вдруг будто споткнулся…

— А к этому алагарскому заброде я всё-таки кое-кого приставлю… дня на два, на три… так на всякий случай. Вон чего про него в заграничных газетах пропечатано. Вор он, дворянства лишённый. На нём клейма негде ставить. Такой человек нам в будущем может оказаться весьма полезным.

Начальство в Таможенном Догляде всегда отличал высокий профессионализм. Ну или хотя бы служебное усердие, возведённое в абсолют и почти маниакальная въедливость. Ведь не поленились господа собрать кое-какие сведения о субъекте, заинтересовавшем их коллег с кордона, не удовлетворились отпиской колдуна-халтурщика разуверившегося в возможности своего карьерного роста.

— Кстати, — совсем некстати встрепенулся полковник, — что там его спутники?

— Не могём знать, господин полковник! Не наш участок работы.

— Ах, да… Ладно иди… И этого, который в углу прикорнул, с собой забери. Мне таковское украшение без надобности.

Не избавили гостеприимные бриттюрцы неблагонадёжного Гёза от хвоста. Но с приходом ночи он избавился от него сам. В очередной раз пригодилась ему чудо-пирамида. На втором этаже доходного дома, в простенько меблированной комнатке стояла она себе на столе, гудела тихонько и источала не яркий, чуть колеблемый сквозняком свет, — от свечного огонька и не отличишь. Занавеска на окне была плотно задёрнута. Что там за ней творится, ясно не различишь. Но ведь занавеска это не бархатная штора — тени-то она скрыть, не способна. Ходила эта тень туда-сюда, потом за стол уселась, писала что-то. Потом нагнулась к огоньку, видимо, дунула и комната погрузилась во мрак.

Всё это воочию наблюдал истинный подвижник сыскной службы, маг-троечник по зову сердца выбравший карьеру уголовно-политического доносчика. Работу свою он любил и относился к ней ревностно, обещая, в непродолжительном времени, превратиться в мерзавца законченного. Начальство его высоко ценило. Соседи по улице уже боялись. Юноша этим гордился. Сейчас он притаился в уголке, что образовывали между собой столб с не горевшим уличным фонарём и полотняная стенка лавки зеленщика. Хороший уголок в меру тёмный и как раз напротив того дома, где по предписанию поселился Гёз. Час стоял, два. Уже и хозяин того дома почивать отправился и прислуга на боковую завалилась — все штатные сотрудники Таможенного Догляда. Только он, стукачёк по призванию ни на секунду внимания не ослаблял. Не надеясь на свои глаза, поскольку был близорук от рождения, раскинул он сеть чародейскую, не особо хитрую и мощную, ибо в этом деле особыми талантами не блистал, однако охватывающую весь дом и часть улицы. Коварному врагу, лишённому вообще способностей к магии, незамеченным через такую западню ни за что не просочиться. А буде выползет он в час запретный со злоумышлением каким супротив законного правления, бдительный страж тут же просигналит дежурному магу. Тут-то они закордонного шпиона с поличным и повяжут.

Хорошие мысли, профессионально правильные!

С таковыми-то мыслями преданный страж всей бриттюрской монархии проторчал напротив окон мрачного алагарского мужика до самого рассвета, будто возлюбленную караулил. С первым робким солнечным лучиком ревностного служаку с головы до ног окатил запашистый водопад человеческих испражнений и горчайшего жизненного разочарования. Два в одном — коктейль.

Разложим на составляющие. С испражнениями более-менее понятно — такова была эта улица… Да, что улица!.. Вся восточная часть Стронга! Куда по воле всё того же Таможенного Догляда селили всех пришлых инородцев. Респектабельностью эти районы не отличались. Народ здесь проживал простой и непритязательный. Коренные стронговцы, к примеру, плотно заселявшие здешние улочки о канализации только слышали, плохо себе представляя что это за зверь такой предивный. Поэтому по старинке — в ночные горшки. А утром, комплексами не страдая, всё за ночь припасённое — на улицу. То, что внизу зеленщик торгует, так это сущие мелочи. В такую-то рань его за прилавком ещё нету. От прилавка, конечно, попахивает, но это дело с детства привычное да и местный колорит-с. О всяких не знающих сна агентах Таможенного Догляда, архибдительно несущих свою нелёгкую службу, естественно, никто и не помыслил. Впрочем, кому была охота с утра думать про всякую гнусь. Во-от… Добрались до жизненного разочарования; то, что дерьмом окатили это полбеды. Шпики к этому быстро привыкают — издержки профессии,  хуже — другое… Гораздо хуже. Занавесочка на заветном окошечке отодвинулась, рама распахнулась и оттуда выглянул… этот… как его?.. Гёз. Довольный выглянул, выспавшийся. Всей противной рожей сияет, вонь ему нипочём. У-у, вражина! Как же захотелось проорать этому наглецу, что-нибудь гадкое, или взять и швырнуть в лицо вот тем, чем самому досталось. Эх, ничего этого сделать нельзя. Будем надеяться, что пока нельзя. Терпение надо иметь и тогда!.. «Проедет и по нашей улице обоз с леденцами», — подумал филёр-неудачник, швыряя свой изгаженный плащ на мостовую. Он даже сделал пару решительных шагов, удаляясь от этого неприятного места, но потом резко развернулся и почти бегом кинулся к брошенной вещи. Плащ-то почти новый, ещё и года нет, как куплен. Молодым сотрудникам казна не так много и платит. Не резон хорошими вещичками разбрасываться, бережливая маманя подобного не одобрит. Фекалии что… Их отстирать можно. Вонь выветрится. Казус этот позабудется… со временем. Но сначала к руководству на доклад. Ах, ты ж язви его! Там же полная приёмная сволочей-коллег! Уж они-то не пощадят и будет у тебя мил-человек помимо оскорблённого самолюбия ещё и измаранная гордость, а крыть нечем — «объект», зараза, нигде не засветился. Дело оказалось тухлым. Чтоб их всех!.. Напиться, что ли?..

Гёз ещё помаячил в окне, демонстрируя сытое обывательское счастье от наступившего солнечного утра, и не без удовольствия поглядывая на страдания шпика, потом захлопнул окно, задёрнул занавеску и, не раздеваясь, повалился на кровать. Сил не было. Начал сказываться недосып и постоянное нервное напряжение

Спал он долго, практически до обеденного часа. И далее бы храпел, однако дела требовали его непосредственного участия. После пробуждения, перво-наперво он через пирамиду потолковал алагарским кудесником. Гёз не поскупился выразить ему свой полный респект. Ночью, чародей отработал так, что вызвал у него неподдельное уважение. Находящийся в далёком далеке маг, не только сумел создать эффект присутствия в каморке Гёза, но почувствовал и сумел до предела ослабить охранную паутину бриттюрского филёра чар его не разрушая. Уж в неё-то, лишённый всякого магического начала, Гёз непременно угодил бы. А так не почувствовал служащий Догляда ничего, совсем ничего. Ну а как пройти  незамеченным мимо стража, которого нежно, но неумолимо обволакивает полуночная дрёма — глазом нет-нет да сморгнёт, — алагарец и сам прекрасно знал и умел. Для него ничего сложного — дело техники. После немногословной, но искренней благодарности был торопливый «утренний» туалет — морду в лохани ополоснул всего и делов, снова молодец-огурец. Поснедать времени уже не оставалось, поскольку нужно было торопиться на приём к целителю. О! Этим посещением безусловно можно было манкировать, но Гёз убедил себя, что подобного делать никак нельзя: вдруг за ним всё ещё следят? К чему возбуждать лишнее подозрение Догляда? В действительности это было самоутешение; никто за ним не следил, во всяком случае, сейчас. Будет ли хвост после?.. Нет смысла  заморачиваться? Будет — отрежет. После полуночного рандеву с представителем алагарского разведывательного ведомства у Гёза, в этом отношении руки оказались развязаны. Проще всё было. Гёзу самому хотелось хотя бы ещё раз посетить этого умельца от медицины. Ещё бы не захотелось! Он побывал у лекаря единожды, а сегодня восстал с кровати без ставшей уже привычной острой до помутнения в глазах боли.

Эх, торопят дела, пришпоривают. Поспешать надо. Некогда долечиваться, только начал, только лучик надежды забрезжил, бросать приходится. Завтра… Да что там завтра!.. Сегодня вечером, Гёз перед самым закрытием ворот покинет гостеприимный Стронг. Покидать его он будет, не как планировалось, — в одиночку, а в компании с неким неизвестным союзником Алагара.  Во всяком случае, так ему поведал секретный агент его величества Кристофана 1. И добавил, что и в этом уже изменённом плане возможны коррективы. Ах да, ещё же встреча с каким-то таинственным господином!.. Мысль вольно перепрыгнула от ближайшего будущего в недавнее прошлое…

Попетлял Гёз прошлой ноченькой по тёмным закоулкам. Однажды, в одном особенно загаженном тупичке даже вспомнилась ему краткая экскурсия по Тусую-острову. До чего ж оказалось, похоже. Взять хотя бы лица тех неприятных джентльменов, что настоятельно требовали с Гёза «всё, що на ём», ну вылитые зеленорожие парни. Разве, что организмами похлипче издались. Но уж это не Гёзова проблема, как и то, что из того тупичка невежливым господам предстояло выбираться ползком. Ходить без костылей им теперь вряд ли придётся.

На место назначенной встречи он успел в аккурат к условленному часу. Произнёс обязательную фразу, услышал правильный отзыв и, не удержался, попенял связному за излишнюю тягу к скрытности и конспирации.

— Может тебе встречу в тронном зале, надо было назначить, — огрызнулся тот, — присутствии самой Талогрины Сухостой?

— К чему сразу до крайностей доходить? — миролюбиво пробурчал Гёз. — И тут хорошо: помойка, заброшенная скотобойня, шпаны вокруг шляется не меньше, чем «слухачей» за ширмами того же тронного зала. О, Огрызок за тучкой укрылся. Обстановка романтичней некуда.

— Мне говорили — ты молчун, — глуховато проговорил связной, откуда-то из глубин бесформенного балахона.

— Врали, собаки, — ляпнул Гёз, сам несказанно дивясь своей разговорчивости. — Ладно. Пароли сказаны. Давай, что там мне полагается доставить, и — разбегаемся.

Связной, что-то неразборчиво проворчал, вызывая тем самым неприятное, холодно-тягучее чувство в чреве монаршей милостью назначенного вора. Совсем не обязательно было обладать обострённой интуицией, чтобы смекнуть: тебя мил человек ожидает сюрприз пренеприятнейший.

— Не томи, выкладывай.

Балахон, плохо различимый в вонючей темени угла, пошуршал и обрадовал Гёза развесёлой новостью:

— Тебе и пособникам твоим велено было ларец доставить. Так? Задача слегка изменилась.

— Насколько это «слегка»? — деревянно спросил фальшивый алагарский эмигрант.

— Суть задания осталась прежней, но появился новый аспект.

— Аспект?

— Да. Кроме посылки вам предстоит вывести с территории Бриттюра одного гм… человека.

— Одного?

— Одного или двух… Какая собственно разница.

— Действительно: где один там и дивизия! Отказаться я не могу?

— Нет. Человек этот с огромным риском для жизни добыл то, что вам надлежит доставить в Алагар. Оставлять его здесь — значит обрекать на долгую мучительную смерть, а может и того хуже… Ты про Кьялли-Ян Прокку слыхал? То-то… Завтра вечером — ранее не получается, — вам предстоит покинуть Стронг. Перед этим вам ещё будет нужно встретиться с одним влиятельным лицом и получить… э-э-э… некоторые инструкции, — с этими словами связной на ощупь что-то вложил в руку Гёза.

Тот развернул записку. Буквы на измятом клочке бумаги тускло засветились. Так. Время. Место. Описание объекта.

— Пароля нет? — спросил Гёз.

— Тебя знают в лицо. Всё запомнил?

Алагарец кивнул. Связной никак не мог видеть его в темноте, но листок тут же, покрылся суетливыми холодными искрами и обратился в прах.

— Как же мне опостылели эти ваши магические фокусы! — сквозь зубы процедил Гёз.

— Это не магия — алхимия.

— Один бес.

— Не отвлекайся… Группа герцога Гуттона прикроет ваш отход. Как? Даже не спрашивай. Он вообще оказался очень талантливым организатором и конспиратором. Его ведь даже сама Талогрина не раскусила. Так и считает сего достойного вельможу обыкновенным пьяницей и обжорой. А он, однако, совсем не таков… да-с. В общем, мне было сказано, что мы все услышим и форы у тебя дня три. Потом пропажу обнаружат.

— Пропажу не обнаружат три дня, гм… — хмыкнул Гёз  в великом сомнении. — Раньше её обнаружат, я в этом уверен.

— Очень может статься. Остаётся только надеяться, что в эти три дня королеве и её проклятым псам из Догляда будет не до этого. Теперь прощай.

— Прощай, — обратился Гёз к дощатой стене, потому что угол, где только, что находился человек в балахоне, был сиротски пуст. — Магия! — ругнулся тайный посланец алагарского короля и, ссутулившись, потопал домой.

Намеченные встречи состоялись и прошли на редкость плодотворно… особенно вторая, с тем самым таинственным господином. От неё Гёз остался под особым впечатлением…

В полдень чистенькие улочки хлопотливо-хозяйственного Буруни практически вымирали. Исключение составлял гостиный двор то купчина, какой мимоезжий остановится, то паломники забредут. Этот день исключением не стал: завалилась шумная ватага бродячих актёров и бесцеремонно разбудила мирно почивавших Хряпа и Мудрака Ялоховича. Да, мирно почивавших! Да — в полдень! Они покамест господа вольные, им никто не указ. Как желается, так досуг свой и проводят. Вчерась засиделись немного молодость, вспоминая — сегодня решили вздремнуть подольше. Считаете — не срослось? Ошибаетесь, уважаемые; к приезду горластых комедиантов, продавцов халтурного веселья, орк и гоблин были уже на полпути к добровольному решению проснуться. Так что не особо их и побеспокоили. Мудря, конечно, поворчал, но без вдохновенного раздражения, более по привычке, а Хряп, тот и вовсе пробудился с сияющей рожей, выспавшийся и готовый отправиться на подвиги. Что не говори, а безмятежный отдых, безусловно, пошёл им на пользу. Орк потянулся с хрустом и по своему обыкновению собрался выйти во двор ополоснуться в лошадиной поилке.

— Ты со мной? — задал он гоблину ставший за время отпуска дежурным вопрос.

Мудрак Ялохович поскрёб тыковку и тряхнув безобразиной своего ананаса с достоинством отвечал:

— Конечно с тобой. Разве я когда от утреннего моциону отказывался?

— Да, почитай, завсегда. Вот не далее как прошлый день…

— Ой, вот оно тебе надо, такую-то древность припоминать? Лучше б вспомнил, как на вечерней зорьке мы по водной шири на драконе катались! — Вот как раз этого молодому орку вспоминать совсем не хотелось, но гоблина уже понесло: — Развлекуху забавнее придумать сложно. А кто допёр? Понятно — я, головастый, а не всякие там грамотеи в академию метящие!

Ох, чтоб тебя Мудрак Ялохович вниз башкой в гадючью яму опустили! Напомнил-таки скаженный гоблин может по незлобивой природной дури, а может статься и нарочно. Заставил Хряпа в очередной раз почувствовать свою ущербность. Ведь что вечерком приключилось: орк на бережку нежился, лапы свои в воду тёплую опустив, на больший героизм он готов не был и тут со своего воровского промысла на речку заявился расцветший от собственных криминальных успехов, гоблин. Заявился. С четверть часа повалялся на травке, страдая от безделья. Ну и страдал бы дальше, нет ведь, углядел, как тогда показалось наивному Хряпу, — случайно, обломок кокой-то доски и тут же родил идею: «А что, друг Хряп, как  было бы здорово на твоём драконе покататься!» И глаза у него при этом были добрые-добрые, со знакомым орку милым лукавым прищуром. Вот когда нужно было побросав удочки и не обувая сандалий драпать не разбирая дороги хоть на гостиный двор, хоть до самого Стронга. А орк за время каникул расслабился и необдуманно согласился. С кем согласился?! С гоблином!! — «Здорово. Только у него крыло сломано. И это… не мой он. Космач у нас дракон вольный». — «А причём здесь крыло? — Мудря состроил добродушно непонимающую физиономию. — Я ж тебе не предлагаю на нём в поднебесье отправляться. Хотя идея, доложу я вам, вполне здравая и мне определённо по сердцу, но пока Космач хворый всё это только мечты». Последний шанс был у Хряпа ну не сбежать, потеряв лицо, но хотя бы глотку подрать, обвинив гоблина в прожектёрстве и недостаточной зрелости черепного наполнителя. Или, на худой конец просто промолчать, пожевать слюни, ведь не в первый раз… Не оконфузился бы, с Мудраком связавшись… и погиб  вместе с ним и Гёзом дня через три-четыре. А так…Околачивавшаяся рядом с ним Тартунья, разочарованно вздохнула и отправилась восвояси несолоно хлебавши портить существование какому-нибудь другому орку. Дюп-Дюп злорадно потёр руки: выиграл спор у матушки и братец Гомсей с носом остался. Они-то, маловерные, на скорую кончину Хряпа рассчитывали, а он, сам того не подозревая, возьми да извернись ужом. И помыслилось тут оркскому богу, что невдалый этот островитянин не так уж безнадёжен, и что в скором времени всё население Тусуя будет им гордиться и записывать себя в его закадычные приятели.

— Так ежели не на воздусях, — не охватив умишком всю грандиозность гоблинской идеи, подал голос Хряп, — тогда где? Или ты предлагаешь мне спереть у приютивших нас крестьян какой-либо тарантас, запрячь в него Космача и встреч солнцу, по пыльной дороге с пивом бабами и разудалыми песнями? Что за радость?.. Тут не единой оркской девахи на сто миль кругом не сыщешь. Да и как ты дракона запряжёшь?

— Встреч солнцу… — Мудря причмокнул губами. — У кого слова такие позаимствовал? Ладно, не морщи полоску лба, всё едино не вспомнишь. А если и вспомнишь, то всё равно соврёшь, дескать сам придумал, дескать сам стихи сызмальства неустанно кропаю, романы там всякие, мемуары по ночам при свечном огарке…

Увлёкся Ялохыч своей речью и не приметил, каким изумрудом вспыхнул его собеседник. Стрела, наугад пущенная, в самое яблочко попала. Не то чтобы наш Хряп стихоплётством уже грешил. Того покуда не случалось. Признаться по чести он и романов покуда не написал ни единого. И к мемуарам пока не приступал. Но мысли-то, мысли грешные на этот счёт его уже посещали. Смущали эти мысли испорченную гномским образованием хаотичную натуру островного орка. Ох, не догадался бы об том противнейший друг Мудря. Ведь покоя тогда не даст, сживёт со свету, вражина, насмешками и подколками. Ещё и Гёзу догадается на ухо нашептать. А тот возьмёт да не поймёт Хряповой интеллигентской рефлексии, откажет сгоряча в обучении. Он ведь при своём праве. Что тогда? Прощай академия. Прощайте генеральские лампасы, аксельбант, ордена от шеи до пупа и кокарда во весь лоб! Бр-р-р, страсти какие!.. Лучше уж о Космаче балаболить.

Объект их серьёзного мужского разговора, обожравшись рыбой, грелся неподалёку расправив крылья. Он тысячу  раз мог вернуться в родной лес, но почему-то до сих пор этого не сделал. Было очень похоже, что Космач привязался к непутёвой парочке и твёрдо решил превратить её в экстравагантную троицу.

«Ох, что на это скажет Гёз?» — пронеслось в голове Хряпа.

— Космач, — ласково пропел Мудря, — поди сюда, мой хороший.

Дракон слегка встрепенулся, поворотил голову. Тем и ограничился.

— Космач! Топай сюда. Кому велено.

На строгость обозначившуюся в голосе гоблина дракон ответил неприкрытым хамством натурально на неё наплевав. Космач надул зоб, друзья незамедлительно напряглись, они уже знали, что за этим последует, — чуть приоткрылся драконий клюв и из него, подобно пулям вырвались две раскалённые капли величиной с кулак орка. Они пролетели футов тридцать и, упав в воду, образовали пару минигейзеров.

Пару дней назад, когда друзьям привелось увидеть этот трюк впервые, оба они остолбенели от удивления; Мудрак особенно был поражён природной диковиной. Ещё бы — дракон не исторгающий пламя, а…

— Что это было? — помниться задал он вопрос Хряпу, особо на ответ не рассчитывая.

— Легендарная драконья смола! — медленно проговорил орк, позабыв моргать и дыша через раз. — Вот, значит, откуда она берётся.

Гоблин со скрежетом повернул шею и уставил на приятеля вылезшие из орбит очи:

— А ты откуда знаешь?

— Наши островные шаманы баяли, дескать, редчайший ингредиент, без него ни следы магического присутствия не стереть, в случае особо важного политического убийства, ни философский камень создать. Опять же Август Штехопоньский… Ах, ну да, ты же девственно безграмотный… Книжку он написал. Обзывается она ещё так заковыристо «Блуждания мои по землям Незнаемым завершение счастливое имеющие». Помнишь, мне её Кхонопулус подсунул. Путешественник этот самый Август шибко известный. Где его только шелудивые бесы не таскали. В смысле, куда его только не заносил благородный дух странствий. Так вот он книжку написал, сказывают даже не одну, я её с грехом пополам осилил. Только, признаться, не всему поверил. Думал, брешет Штехопоньский. Страсть у него к тому велика есть, ничуть не меньше, чем у наших тусуйских шаманов. А оно, вишь как оказалось…

И орк поделился с гоблином книжной мудростью. Шерстистые белые драконы, к коим по праву рождения принадлежал Космач, огнём дышать не способны. Вместо этого у них в зобу выделяется и накапливается липкое горючее вещество.

— Сопли, что ли? — счёл необходимым уточнить любознательный Мудря.

— Сопли — в носе! — с высоты своего образования гордо ответил Хряп.

Этим веществом белые драконы и поражают цель зело далеко и точно.

— К слову, — продолжил блистать знаниями тусуец, — Август в своей книжке маху дал — не плюются шерстистые, им клюв мешает. Не поленись, глянь на нашего Космача. Он же, что вытворяет: язык свой раздвоенный на вроде пружины или даже катапульты использует и не обжигается. Хитро, доложу я тебе, у них, у драконов, всё устроено. Наверное они самые чудные твари на всей Амальгее.

Ух, как после лекции этой изменилось мировоззрение Мудрака Ялоховича Гоблина. В тайне для себя решился он с открытым забралом  пойти на эпическое деяние — опосля завершения их путешествия, выучиться грамоте. Не шибко, конечно. А так, чтоб буквицы разуметь.

— Может, ты ещё знаешь, как он жижу свою воспламенять исхитряется? — не постеснялся гоблин озадачить штатного грамотея.

Хряп головой мотнул:

— Нет, чего не знаю, того не знаю. В книжке про это ничего сказано не было. От наших шаманов правды не дождёшься, сколь ни выспрашивай, а самому истину устанавливать как-то боязно. Пойми меня правильно: гадость сию, ежели она на тебя попадёт в подожженном виде, водицей потушить невозможно — только соскребать вместе с мясом. Ты на реку посмотри — до сих пор пузырится…

Состоялся разговор, да и Гомсей с ним. Кто бы такой выкрутас провидеть сумел, что в гоблине, помимо нездоровой тяги к образованию ещё и естествоиспытатель пробудится. А отдуваться кому?..

Завидя пренебрежительное к себе отношение со стороны блондинистой рептилии Мудрак не угомонился и насел на Хряпа с требованием, явить Космача пред свой горбоносый лик.

— Он же и так, вроде как, в зоне прямой видимости, — недоумённо развёл руками орк.

— Ближе надо! — выкатил бельма Мудря, — Чтобы ты смог на него узду набросить.

— Чего?!. Взнуздать дракона!!! Ты вообразил, что Космач добровольно позволит себя свободы лишить? Совсем с резьбы сошёл?

— Ты его покличь, там посмотрим, — с чисто гоблинским фатализмом заявил Ялохыч.

Хряп всем организмом изобразил полнейшее непонимание его взгляда на окружающую действительность. Мудрака такой пустяк ничуть не смутил и орк сдался:

— Где такую уздечку добудешь? В Буруни на драконов и мастодонтов упряжь не шьют, им незачем. Здесь даже лошади размером с осла.

Гоблин слегка стушевался, начал что-то мямлить и по своему обыкновению облизываться. Хряп нахмурился:

— Колись!

Мудрак, делать нечего, — раскололся… Оказывается, он сызмальства хотел на драконе покататься. Но не так, как все правильные гоблины — на виверне под облаками…

— Я высоты побаиваюсь. Не скалься. Не то, чтобы до икотки боюсь, но удовольствия от полёта не получаю…

По-другому ему желалось с ветерком промчаться…

— По водной глади?! — непритворно удивился Хряп.

— Ну да… А за узду ты не беспокойся. Есть узда. Как не быть. Приготовил я её уже. У местных несколько штук позаимствовал и одну большую сварганил. На бережке припрятал и… Думаешь та доска здесь просто так оказалась?

— Готовился, значит. Ну-ну… — орк усмехнулся, ещё не осознавая, к чему приведёт очередная затея неугомонного гоблина. — Ладно, попробую пособить в твоём горе, Мудрак тут же расцвёл, — только без всякой гарантии. Космач — животина умная и гордая. Он своей волей под ярмо не пойдёт.

— Но умная и добрая, — внёс свою поправку Ялохыч. — Ещё он озорник — по глазам плутовским видно. И это… он тебя обязательно послушается. Попроси его, а…

Хряп и попросил, как бы глупо это ни звучало. Разумеется тусуец надеялся, что Космач его речей не уразумеет, а если и поймёт кой чего, всё-таки дракон не коза, в разы умнее, — то не купится и взнуздать себя не даст. Но предположения умного орка оказались сколь логичными, столь и ошибочными. Космач понял. Будь вовеки прокляты развитые мозги белых драконов! Космач лукаво глянул на простого до наивности орка. У того сразу засосало под ложечкой от неясных предчувствий. Космач склонил гордую выю и даже помог двум криворуким экспериментаторам надеть на себя перепутанное творение пещерного модельера. Мудрак утвердился на загодя припасённой доске, уложенной на самой границе земли и воды, ухватился за вожжи и прогорланил что-то воодушевляющее. Космач радостно взревел и совершил настоящую подлость: ухватил будущего оркского генерала за шиворот, без всякого почтения ухватил, и закинул себе на спину, как добытую овцу. И тут же рванулся вперёд, рассекая мощной грудью речные воды.

Ну, Космач и дал! Орка тут же люто замутило. Стоит ли расписывать далее, чем всё дело успокоилось?.. Не думаю. Всё и так предельно ясно.

Вспомнилось всё это Хряпу и настроение его слегка померкло. Даже почудилось, а может, и нет, что буйная голова кругом пошла. Ох,  не почудилось. Вот и рот наполнился вязкой слюной с медным отвратительным вкусом. В животе образовался тугой шевелящийся клубок, и мысль о жестоком убийстве одного знакомого гоблина показалась такой заманчивой. Орк ухватился за дверной косяк и медленно выдохнул: «Что же это со мной такое происходит? — подумал он с чувством зарождающейся паники. — Меня морская болезнь уже от одних воспоминаний о реке одолевать начинает. Беда. Не прознал бы кто, особливо гоблюк».

— О! — совсем не к месту подал свой противный голосишко предмет Хряповых помыслов. — Гёз едет. Глянь на чудо — он вместо кучера. Постой… а это кто ещё с ним?.. Никак шлюхи! Вот это номер, ха-ха-ха.

К гостиному двору потихоньку, без шика подкатил чёрный, запылённый шарабан на подрессоренном ходу. На его козлах действительно восседал милейший господин Гёз, всем видом своим похожий на нахохлившегося кладбищенского ворона. В коляске сидели и мило беседовали две колоритные пассажирки. Хряп посмотрел на них и уронил клыкастую челюсть на немытый пол: судя по малому количеству пёстрой одежды на дамочках и по их кричащему макияжу, гоблин был абсолютно прав — Гёз привёз пару блудливых дамочек.

— Сдаётся мне, Мудря, — механически проговорил орк, — с этой самой секунды наш отпуск закончился.

— Угу, — не стал возражать Ялохыч, — а предвидено непредвиденные неприятности, похоже, начались. Мыться пойдём или теперь уже всё равно?..

С постоялого двора спецотряд имени Последней надежды наследника алагарского престола выехал, не токмо не помывшись, но и не позавтракав. Хряп запасливо набрал с собой кое-какой снеди: как можно — в дальнюю дорогу да с пустой торбой, имея в арьергарде вечно голодного дракона? Да, да, да — Космач увязался с ними, в прямом смысле слова наплевав на возмущённо заоравшего Гёза. Благо харкнул не огнём, а только смолой, но и того оказалось довольно, чтобы штаны на алагарском герое бодренько задымились. Тушили пивом, до колодца бежать было далековато.

Ехали долго. Ехали молча. Гёз был страшен. Мрачнее пещерного гоблинского склепа, видом своим он распугивал даже бесстрашных бриттюрских ворон. И вообще Хряпу показалось, что от их наставника в ужасе разбегается и расползается всё живое на три мили в округе. Ему тоже захотелось дать дёру, но он вовремя увидел совершенно беспечную морду Космача и слегка устыдился собственной слабости. Было, похоже, что гоблина терзают те же мысли. Дитя пещер вело себя на редкость мирно, не сказать пришибленно. Во всяком случае, тупых вопросов, вроде — куда влачимся? — и скоро ли перекур? — Мудря, не озвучил. Ну и орк в след за ним решил не любопытствовать и не рисковать собственным здоровьем.

Мудрак Ялохович Гоблин, дабы усмирить беспокойного червя навязчивого любопытства копошащегося у него в мозгу, занялся делом совсем ему не свойственным — любованием пейзажами. А Хряп…  Вот кто бы заподозрил малолетнего тусуйца в наблюдательности? Он же возьми и угляди нечто необычное. С первого раза орк очам своим раскосым не поверил. Для надёжности пригляделся. И опять остался в сомнении. Нет, никак такого быть не может! Ну-ка, повнимательней присмотримся… Проверка показала — Хряп с первого раза не ошибся. «Вот это да! — изумился островитянин. — Кто бы мог подумать? Гёз… Гёз!!! Тайком, через плечико поглядывает на молоденькую шлюшку!» Это номер почище факирского шпагоглотания! Хорошо, хоть на молоденькую, а не на ту, что постарше. Она хоть видом из себя ещё и недурна. Но именно, что «ещё». И как не совестно бабе в её года таким ремеслом промышлять? Истинно, бесстыжая бабища!

— А ну стой! — зычно скомандовала властительница оркских высоконравственных помыслов. — Хорошие кусты. Густые. Пошли переодеваться, дочь, а то в таковском-то наряде я сама себе противна. И не подсматривать, мужичьё.

— Как вы могли такое подумать, мадам, — натурально изобразил оскорблённую невинность Мудрак Ялохович. — И о ком? Обо мне, честном гоблине.

— Честный гоблин?! Ха! Да вы, батенька в таком разе ни кто иной, как полный выродок своего племени.

— Вот и не знаю теперь, — сокрушённо сказал Мудря, — то ли сразу в рыло дать за такое-то оскорбление, то ли сначала в пляс пуститься от радости, что удостоился завуалированного комплимента, а уж потом — в рыло.

Поднабрался Мудрак Ялохович цветистых словес у закадычного приятеля с острова Тусуй.

— Лучше пляши, — свысока позволила неустрашённая мадам, выбираясь из повозки, одновременно тщетно пытаясь натянуть куцую юбчонку на свои давно перезрелые бёдра. — Потом будем посмотреть как оно вообще срастётся. Поторапливайся, дорогая, нашим защитникам тоже не терпится остаться в чисто мужской компании, дабы чуток пошептаться. Правильно я ситуацию понимаю, господин Гёз?

Ответом ей послужили невнятное бормотание, мелкая плечевая рябь и покашливание.

— Э-э, да вы часом не захворали? Может у вас жар, вон уши-то как пламенеют?

— Идите-ка вы, мадам… — слегка нарушая правила вежества, загудел алагарец, — в лес облачаться. Мне и без вашей материнской заботы жизнь приторной не кажется. А ты в мою сторону не дыши! — рявкнул он через плечо. Там добрейший Космач, блаженно вытянув шею, простодушно напросился на женскую ласку.

Девица, кстати будет замечено, вполне, из себя миловидная длинноволосая шатенка с большими глазами цвета мёда и малоприметной горбинкой на тонком носу, которая её совершенно не портила, гада нестриженного ничуть не боялась: чесала его под челюстью (дракон блаженно мурлыкал), длинной заколкой для волос распутывала его кустистые брови и нежно величала Косматушкой.

— Это вы мне только что велели не дышать? — сочла нужным обидеться благовоспитанная мадемуазель. Что ж, лучшего момента и придумать было нельзя. — Грубиян!

— Солидарна с тобой, дитя моё, потому хватит его телесами соблазнять. У несчастного от вида твоей фигуры и так слюни водопадом текут. Платочек дать, моську утереть? Не пыхтите, мужчина. Дочура, родное сердце, сделай матушке одолжение, не влюбляйся в него… по крайней мере, до тех пор пока вся эта кутерьма с королевским сватовством не уляжется.

О! Настала пора и нашему орку вклиниться, как колун, в умную беседу. Ну, чтоб уж совсем всё вразнос пошло.

— Вы, мадам, — голосом всё видавшего в этой жизни циника, загундосил Хряп, — прямолинейны, как лом.

— В точку, — не отпёрлась дамочка, за руку оттаскивая дочурку от разомлевшего дракона. — Я ещё и на шпагах горазда. И как-нибудь на досуге покажу, что и с пистолетом не хуже некоторых солдафонов управляться умею.

— О-о… Э-э-э… — несколько потерялся орк, но довольно быстро взял себя в руки: — А пиво пьёте? Я тут прихватил на дорожку, авось пригодится.

— Так, разговор интересный пошёл. Бегом, дочь, — оживилась маман, — хватит время терять, видишь, какое важное дело намечается — возможно, быстрое нахождение человеческого взаимопонимания. Как раз его-то всем нам и не хватает. Ты не столбей, — прикрикнула она на Хряпа, — баклагу доставай. И пусть она окажется большой. Женщине нужно стресс снять.

— Э-э…

— Слышали уже. Так, моя милая, дракона ты очаровала без вопросов. Гёз с тебя тоже оловянных очей не сводит. Гоблина и орка я уж как-нибудь сама по дороге сосватаю. Неплохая у нас всё-таки компания подобралась, глядишь, всё ещё добром обернётся.

Наконец кусты за ними сомкнулись.

— Что это было? — синхронно обратили свои физиономии орк и гоблин к своему красному, как помидор начальнику.

— Э-э-э… — оригинально выступил Гёз, разведя руками.

— Ты у меня реплики не воруй, плагиатор хренов, — уличил его Хряп.

— И это… — Мудрак недобро посмотрел на любимого учителя, — тут ещё одна непонятка нарисовалась. Что значит, она нас сосватает? Надеюсь, не между собой. Я свою позицию по этому вопросу ещё в Шергодоне абсолютно чётко обозначил.

— Не было её с нами в Шергодоне, — тут Хряп мог бы и помолчать. — Так что твоя точка зрения по этому вопросу ей может быть неизвестна. Сейчас наше стихийное бедствие из кустов выберется ты её и просвети.

Мудря с огромным подозрением посмотрел на Хряпа:

— Дружище, у тебя чувство юмора проклюнулось?

— С кем поведёшься… Гёз, ты нам сейчас всё растолкуешь или заставишь на плаху идти в девственном неведении?

Душевный настрой неофициального королевского посланца был таков, что кардинально его не могло ухудшить даже неуместное упоминание палаческого инвентаря. Маленькая мобильная группа, призванная скрытно покинуть враждебное государство под прикрытием шумовой поддержки посольства вполне официального, злой волею шутников-небожителей, стремительно превращалась в цыганский табор с «малоприметным» волосатым драконом вместо дрессированного медведя. Все компоненты для громкого провала и короткого знакомства с местными мастерами дел заплечных были на лицо. Вопрос об успешном выполнении миссии начинал вызывать у Гёза нервное хихиканье и тик всех четырёх век разом.

— Вы ещё тут пристали! — отвечая на ход своих безрадостных мыслей, накинулся он на двух ранее безответных балбесов. — Дракона!.. Дракона, на кой бес приручили? Мало мне забот, так надо было всё предприятие в шапито превратить. Бродячий цирк! А я при нём главный клоун. Ей богу, плюну на всех и вся и застрелюсь прямо сейчас!

— Не, вы на него гляньте, — Мудря, неожиданно вспомнил хулиганское детство, и раскинул пальцы веером. — Он нас ещё и стрелки переводит!

— Не стесняясь бочку катит, металлическую, — вторил ему Хряп. — А сам… сам, — он задохнулся от нахлынувшей обиды, — дезертировать собирается! И не как мы с тобой из шергодоской армии, а по-настоящему.

— Дезертировать?! — обомлел Гёз.

— Застрелиться сейчас — не дезертирство ли? — уел новобранец ветерана. — До Космача доколебался, гнев изображаючи, а про гарем свой ни гу-гу, будто и нет его.

— Баста, карапузики! — взорвался Гёз. — Пора объясниться.

— Давно пора, — как-то особенно задушевно пробулькал Мудрак Ялохович, невинно хлопая ресницами на манер опытной салонной львицы. — Неровен час, в ажиотации нервической, вскроем друг другу глотки, а потом будем удивляться: за что?..

Сначала съехали на обочину. Однако тут разговора не получилось. Сельская грунтовка это, конечно, не тракт от порта к столице, но кое-какое движение на ней было. Решили расположиться подальше — на лугу. Сам собою организовался костерок. Привал! Привал так привал — распрягли лошадей. Всё едино предвиделась ночная поездка: о ней Гёз перво-наперво сообщил, а уж потом в объяснения пустился. Монолог его не был особо путан, но и стройностью изложения не отличался. И вовсе не из-за внутренней тяги Гёза ко всему таинственному, просто он и сам знал не всё.

— Перед отъездом из Стронга встретился я, мужики, с одним шибко мутным деятелем. Кто он такой доподлинно не знаю…

— Но догадку имеешь? — глядя в огонь, уточнил Хряп.

— Имею. И от той догадки… Ладно, чего уж там… Довелось мне пообщаться с мужем бриттюрской королевы, так-то, братцы.

Гоблин присвистнул:

— Эва куда ниточки дотянулись!

Орк досадливо сморщился и закрыл глаза ладонью:

— Стало быть, по-полной мы вляпались. Конец туризму — пора о сбережении собственной шкуры думать… Или поздно уже?

Гёз кивнул — поздно. Таинственный незнакомец ситуацию и без того непростую осложнил до предела, потребовав взять с собой мадам Лотрану…

— Вот как её кличут! — подал голос гоблин. — А я Мудрак Ялохович, — заочно представился он даме.

— Хорош обезьянничать!.. Мадемуазель Клариссу, и…

— Ещё кого-то?! — округлил глаза орк. — Не многовато ли будет?

— Многовато и одной Лотраны, — Гёз со злостью сломал подвернувшуюся под руку хворостину, — всё остальное близко к катастрофе. Слушай и не перебивай…

Требовалось взять с собой ещё одну юную особу. Тоже, как было пояснено Гёзу, дочку Лотраны. Проблема усугублялась тем, что девицы в столице королевства на тот момент не случилось; на богомолье она подалась в один древний монастырь.

— Устав этого религиозного заведения запрещает паломникам покидать его стены, покуда не будет исполнен весь богослужебный обряд. Так мне сказали. Вот от этой печки и придётся танцевать…

Мудря впал в глубокую задумчивость:

— Не спеши, начальник, дай обмозговать… Это, что ж за картину ты тут нарисовал? По твоему раскладу нам, грешным, предстоит святую обитель штурмом взять или как иначе? — монашек расшугать, девицу умыкнуть и после этого… То есть после всего нами содеянного незаметно покинуть пределы Бриттюра. Я ничего не упустил? Ах, да, ну и простофиля же я: есть ещё одна мелочь — фрукты Счастья! Они ведь уже при нас, Гёз?

Гёз молча доломал хворостину и швырнул её в огонь.

— Есть от чего стать атеистом или наоборот заделаться религиозным фанатиком, правда, мальчики? — Переодевшиеся, мадам Лотрана и мадемуазель Кларисса, тихонько подошли к ошарашенным мужчинам и встали за спиной Хряпа.

Орк шутку не оценил:

— Вы понимаете… Гёз, дамы даже если мы успешно провернём всю эту монастырскую аферу, уйти по-тихому нам не удастся? Таможенный Догляд (одной этой конторы хватило бы с избытком), все без исключения маги королевства плюс взбесившийся клир… Все. ВСЕ!.. Будут искать тех придурков, что решились на святотатство. И Мудря прав — яйца, будь они прокляты, тоже при нас, как бы двусмысленно это ни звучало. При таком шикарном раскладе, никакой Гуттон Арнимейский прикрыть нас не сможет, даже если успешно вывернется наизнанку. Он, как я понимаю, и так по лезвию ножа ходит, все шишки на себя собирая. Потому только на нас особо никто внимания до сих пор и не обратил. Но, Гёз, — проговорил Хряп очень-очень серьёзно, — чтобы просто выжить после той заварухи, которую нас заставляют устроить, нужно быть как минимум архидемоном Высшего Круга Приобщённых… или просто богом! У нас нет шансов.

Гоблину, внимательно выслушавшему слова друга, показалось, что на мир опустилась та тишина, которую принято почему-то называть мертвящей. Даже дрова в костре перестали щёлкать.

— Что ж, — Мудрак медленно облизал свою морду, — работёнка как раз по мне. Гоблины всё равно долго не живут: почему я должен из общего стада выбиваться? Присаживайтесь к костерку, дамочки, варево совсем созрело.

Орк, как-то заторможено откупорил баклагу с пивом и, в нарушение любого этикета и всех традиций, первым присосался к её горлышку. Его никто не укорил ни словом, ни взглядом.

— Оказывается это трудно, — сказал он, отлепившись от фляги и передавая её гоблину, — в одну секунду похоронить мечту о шикарных генеральских лампасах, что холил и лелеял несколько долгих лет. Ну и… Гомсей с ними, с лампасами! Всю жизнь в драных штанах проходил, в них и помирать стану. Что у нас в активе, Гёз, помимо привычной дырки от бублика?

Алагарец долго-долго разглядывал орка и гоблина, так долго, словно впервые их увидел. Потом, по обыкновению своему, буркнул под нос: «Не правы они были». На вопрос Лотраны, кто именно и в чём конкретно был не прав. Он вразумительно ответил: «Все и во всём». Потом достал свою карту и ещё одну таинственную бумаженцию с планом каких-то переходов. — «Давайте мозговать, мужики. Дамы вы тоже не отлынивайте. Вам эти места должны быть известны лучше, чем нам» — « В картах географических мы с Клариссой не больно сильны, но если вы нам растолкуете, что здесь и как, — не стала прятаться в кусты Лотрана, —  так уж и быть поспособствуем, чем сможем». Палец Гёза уже бороздил просторы Бриттюра. «Так, монастырь… До него отсюда миль двадцать будет. Ага, стало быть, если всё удачно пройдёт, спать мы будем… А, где мы будем спать?.. Замок этого самого Кьялли-Ян Прокка…Прокки или, как его там… Дьявол, близко-то как от святой обители! И не брезгают ваши попы таким-то соседством?» — «Брезгают, — заступилась за национальное священство Лотрана, — но куда против воли Талогрины попрёшь?» — «Оно верно… Так, а до моря тоже недалече — это хорошо. Чем сможем… чем сможем, — в глубоком раздумье повторил Гёз. — А чем сможете?»

— Что вам… нам всем нужно? — довольно резко спросила раздражённая Лотрана, теперь, после переодевания больше всего похожая на преуспевающую базарную торговку.

Неожиданно за мужскую неулыбчивую компанию на её вопрос ответила Кларисса:

— Убежище. Нам нужно убежище. Чтобы потом, когда мы вызволим… — тут она осеклась, поймав предостерегающий материнский взгляд, — …прервём благочестивый обряд моей сестры, можно было укрыться от Догляда и колдунов.

И тут неожиданно во всей своей неприглядности всплыл пренеприятнейший факт: во всём Бриттюре практически не было мест, защищённых от магического проникновения. Самовластье, едри его за ногу! Королевские чудодеи не могли сунуть нос только в королевские покои и… в замок Кьялли-Ян Прокки. От такой новости у несокрушимого до сей поры Гёза опустились плечи, вся его фигура поникла и, казалось, усохла. Маленькая пирамида, притаившаяся в его магическом кошеле, могла, в случае крайней надобности, обеспечить магическую невидимость часов на десять-двенадцать. Но при массированном и крайне настойчивом, не сказать, — агрессивном поиске, это время сокращалось вдвое.

Пять, от силы шесть часов!

Гёз не стал скрытничать и поделился этой важной информацией со всеми.

Молодой орк, в наивности своей,  тут же воодушевился: об этой способности артефакта из их арсенала он до сих пор даже не догадывался. Правда, его воодушевление быстро угасло. За время, покуда будет обеспечено магическое прикрытие, беглецы от стен монастыря могли добраться только до замка окаянного Кьялли-Яна. Хряп, упёртый малый, вертел карту так и этак. Вымерял расстояние пальцами, веточками и просто на глазок. Результат выходил, удручающе однообразен.

— Тупик! — внимательно глядя в пустоту, объявил тусуец. — Нам даже до морского берега не добежать. Я уж молчу про сухопутную границу. Хотя чего нам там делать? Тем паче, что до кордона нам и не добраться; нас ещё на подступах повяжут… или испепелят. Прошу простить мою грубоватость, дамы и господа, но мы в полной заднице.

Несмотря на всю серьёзность ситуации, Гёз не мог не обратить внимания на упоминание Хряпом побережья.

— С чего это ты про море вспомнил?

— А?.. — не сразу отвлёкся от своих грустных размышлений орк. — А-а, так у нас с Мудрей в надёжном месте лодка припрятана. Хорошая лодка. Большая. Сумей мы до берега живыми добраться, наши шансы на выживание значительно бы возросли. Лошадей  пришлось бы оставить — это да. Но тут уж выбирать не приходиться. Вот, — он указал пальцем место на карте, — все видите? Здесь пролив, отделяющий полуостров от материка, наиболее узок. Если мы с Мудраком лодочку вот к этому месту подгоним… во-от сюда, к этим холмам, то через час, ну час с четвертью вся наша развесёлая компания окажется на другом берегу. Правда там начинаются Незнаемые земли, но это уже будет совсем другая история, как говорят сочинители рыцарских романов.

— Р-раз и через час! — не скрывая сарказма передразнила тусуйца мадам Лотрана.

— Сочинители рыцарских романов?! — изумлению юной Клариссы предела не было. — Ты, что грамотный?

— Да, — лучезарно оскалился орк. — Это ответ на оба ваших вопроса.

— Дамы знакомьтесь, — как-то не к месту выступил Гёз, — это наш Хряп. Юноша всяческого удивления достойный. Сам с ним  не первый день знаком, а поражаться не устаю. Хяп! Хря-а-ап… Да, что ты с ним будешь делать, опять в ступор впал. Мудря, тресни его своим костылём, чтобы очухался. Нашёл время об орденах мечтать.

Не то создание гоблин, чтобы безобидную просьбу, сделать кому-нибудь гадость, ему приходилось повторять дважды. Не-ет, не таковы они. И Мудря, плоть от плоти гоблинского никудышного племени, — не таков. Подкинул он свою увесистую деревяшку, что могла дать фору иной худо скованной палице, перехватил её поудобнее и, не целясь, попытался приложить орка в лоб… так, чисто, по-дружески.

Не вышло!

Покушение на свою драгоценную персону Хряп пресёк так, как его учили быстро, жёстко, безжалостно. Без раздумий. На одних рефлексах.

— Больно! — истошно заорал, оскорблённый в лучших своих помыслах Ялохыч. — Руку сломаешь!

А подстрекатель Гёз, увидя столь неожиданный оборот дела, одобрительно закивал.

— Ой, прости, — Хряп выпустил лапу вопящего пещерника, — я не нарочно. — И вдруг без паузы заговорил совсем другим голосом и тоном: — Гёз. Дамы. Мудря… ну и ты, Космач, раз уж за нами увязался, — не забыл он, ошивающегося рядышком волосатика, — не сочтите меня за идиота, но, по-моему, у меня появился план. Слушайте…

— Ты идиот! — продемонстрировала мадам Лотрана полное отсутствие оптимизма, менее чем через четверть часа, когда взволнованный орк закончил презентацию своего прожекта.

Гёза грызли сомнения.

— Гм… Для восстановления магической силы пирамиды потребуется восемнадцать часов, не меньше. Затем путь можно будет продолжить, снова обезопасившись от магического взора. И ты предлагаешь провести это время в логове зверя? Гм… А ведь может получится.

— И ты идиот! — поставила ему диагноз недипломатичная аристократка.

— Мама, — чуть ли не со слезами на глазах заговорила Кларисса, — разве у нас есть выбор?

— А ты, доча, не умнее их будешь. Не дуйся. Тебе в утешение скажу, как родной, ты только об этом не разболтай никому, — похоже, что и я эту заразу уже подцепила… вероятно от гоблина.

— Я-то тут, каким кривым боком? — взвился Мудря, безвинно попавший под раздачу.

— Мудрак, — в отчаянии схватился за голову Гёз, — лучше молчи!

— Но…

— Тс-с… Тс-с. Давайте о деле. На сколько я понял, из замка ты Хряп и Мудря идёте…

— …едем. Пока, едем. Лошадей мы оставим на берегу. Расседлаем. Сёдла утопим. Животин — хворостиной благословим, и пусть они бегут себе туда, куда им вздумается. Потом, мы вытаскиваем лодку, — она у нас подтоплена, — и приходим на ней в условленное место, на побережье. Я со своей морской болезнью попытаюсь совладать. А вы должны быть уже там… Не переживай так, Гёз. Мы справимся. Тебе с нами, понятно, нельзя. Кто будет женщин оберегать? К тому же искать будут кого угодно, только не доходягу-орка и гоблинского профессионального бомжа.

— М-да, — с тяжёлым сердцем признал его правоту наставник, до крови кусая нижнюю губу. — План всё-таки так себе. Но даже самый дерьмовый план — лучше, чем полная безнадёга.

— Эй, эй-эй, фантазёры! — всплыла мадам Лотрана, как никому не нужная горькая правда. — Вы ничего не забыли? Как насчёт теперешнего хозяина этого проклятого замка? Ладно, порадую вас чуток, крепостных стен у этого домишки давно уже нет; как-то никому в голову не приходила чудесная идея штурмовать хибару самого зловредного колдуна бриттюрского королевства. Поговаривают, гостеприимный хозяин даже дверей не запирает. Не знаю. Проверять лично, охоты не было. Но куда — чёрт вас всех дери! — вы денете самого Кьялли-Ян Прокку?

Вопрос вопросов. Команда сорвиголов снова приуныла.  План Хряпа вроде бы звучал неплохо, появился повод для чахлого оптимизма. А тут, на тебе, закавыка. Да ещё какая.

Из  того, что знал о любимчике Талогрины Сухостой королевский посланец Гёз, выводы напрашивались исключительно неприятные. Алагарский колдун, с которым в своё время довелось поручкаться дворянину, ныне ставшему незнамо кем, так просто и сказал: «Сделай всё, чтоб с этим гадом не встречаться». Завет этот Гёз помнил и всячески старался его исполнять. Не помогло. Нашла-таки коса на камень. На камень по имени Кьялли-Ян Прокка!

Магом бриттюрский чародей был не сказать, чтоб великим — магистр, не выше. До уровня гроссмейстерского он явно не дотягивал, силой магической не вышел. Но вот коварством!..  И ещё очкастый мерзавчик был большим докой по части смертельных магических недугов. Не будет преуменьшением сказать, что в этой специфической области магического искусства, в Бриттюре ему равных не было. И Кьялли-Ян не уставал совершенствоваться. Сам болезни создавал. Сам наводил, на кого её величество укажет, моральными терзаниями не мучаясь. Изредка сам же и лечил, если Талогрина считала, что подопытный свою вину полностью осознал и успел исправиться. Случаи такие были, прямо скажем, нечастыми. То королева запаздывала с человеколюбивым приказом (при её-то занятости — не удивительно) и болезный уже успевал сыграть в ящик, сожранный изнутри какими-нибудь зубастыми кислотными червями, то лечение Кьялли-Яна не приносило положительного результата. «Я ведь не бог, — говаривал он при таком конфузе, умилительно разводя пухлыми ручками. — Я — простой маг-медикус, могу чего-то и не знать. Не будем, однако, сильно расстраиваться по столь незначительному поводу, глядишь, в следующий раз всё получится».

— Как же нам этого гада из его норы выманить? — терзался Хряп, упорно не оставлявший надежды выбраться из Бриттюра живым.

— Не береди раны бесплодными мыслями, мальчик, — со вздохом сказала многоопытная Лотрана, в свой черёд, отхлебнув пива из фляги. — Этот паразит из замка выползает только по личному повелению Талогрины. И повод к тому всегда возникает крайне серьёзный.

После этих слов тусуйцу показалось, что он оглох. Нет, правда, птицы умолкли, ветер перестал шелестеть листвой, в костре, вроде бы «разговорившиеся» дрова снова онемели, к тому же стало трудно дышать. И вдруг…

— Матушка, — подала голос скромница Кларисса, — а разве пропажа драконьих яиц — не повод? По-моему разумению — повод, и ещё какой. А что это вы все на меня так смотрите?

Секунда потребовалась Хряпу на то чтобы переварить новость, а потом…

— Мадемуазель! — во всю силу своих лёгких заорал импульсивный юноша, расшугав птах на милю в округе и заставив вздрогнуть самого Гёза. — Вы гениальны! Гёз! Слушай меня Гёз, рано нам ещё помирать. Ты… это… можешь ведь связаться с нашими в Алагаре и здесь — в Бриттюре?

— Могу, — несколько оторопело ответил наставник, положительно не понимая, что так взбодрило его неумеху-ученика.

— А какое-то время поддерживать постоянную связь? Я к тому, что нам понадобиться координация действий с посольством герцога Арнимейского.

— Думаю и это осилю. Время магической непроницаемости, конечно сократится, но… Куда ты клонишь, никак в толк не возьму.

Вместо вразумительного ответа, Хряп, улыбаясь от уха до уха, в упор посмотрел на потупившую взор Клариссу.

— Скажите ему, мадемуазель.

— Ну, — робко начала она, — если тот человек, с которым вы Гёз встречались перед отъездом, прогуливаясь утром, забредёт по своему обыкновению, в драконий вольер…

— В вольер?.. Вольер ловчих драконов? Значит, я, верно, догадался: я встретился с принцем Остобальдом.

— С ним, — негромко сказала Лотрана. — Без его участия вся эта авантюра со сватовством была бы невозможна априори.

— Так я продолжу, — голос Клариссы стал твёрже. — Допустим, его высочество завтра  заглянет в вольер, покормить любимого питомца и совершенно случайно обнаружит пропажу четырёх фруктов Счастья…

— Не тяни кота за хвост, дочка!

— Матушка, не перебивайте. Да… обнаружит пропажу. Что в том случае он должен будет сделать?

Взгляд мадам Лотраны просветлел и обрёл осмысленность.

—  Как верноподданный короны и человек склонный к необдуманным действиям (уж это-то мне хорошо известно), он незамедлительно должен будет кинуться к королеве с докладом, — медленно проговорила она. — И та…

— …ни секунды немедля вызовет к себе Кьялли-Ян Прокку, — закончила за неё дочь.

— Прекрасно! Только чтобы всё это получилось нужно… нужно…

— Нужны три совершенно необходимых условия, — вступил в разговор Мудря. — Перво-наперво, после того как мы умыкнём вашу дочь из монастыря, мы должны затемно добраться до замка и отыскать там укрытие, да не абы какое, а такое чтобы из него можно было видеть главные ворота. Гм, трудно, но я думаю — возможно. Второе, столь же важное, нас должна будет активно прикрывать группа герцога. Прикрывать буквально своими телами. Им придётся пройти по лезвию ножа… как, впрочем, и нам.

— За это не волнуйся, — мадам была сама уверенность. — Ты даже не поверишь, где они сейчас — под стенами монастыря. Организовали там пикничок и гуляют во всю, прямёхонько перед парадным входом. Монахини от такого соседства к завтрашнему дню все зубы сточат. Отсюда слышу, как скрипят. Не пяльтесь на меня — это всё ваш Арнимейский придумал, — не я. Головастый он дядька, ничего против не скажешь.

— Для нас — это приятный сюрприз, — озвучил общую мысль, чёрный, как грозовая туча Гёз. — Может, хватит с нами втёмную играть?

— Не бычься, котёнок, — промурлыкала Лотрана, — мы женщины имеем право на маленькие секреты.

— А третье условие? — не дал разгореться нарождающейся перепалке молодой орк.

— Третье условие? — Мудря полез ложкой в булькающий котелок. — Безумная удача и благоволение всех богов!

— Да-а, без этого нам никуда.

— Подождите, подождите, — всё ещё не снялся с тормоза Гёз, — я так и не уловил сути. Вы предлагаете…

— Мы предлагаем, — непривычно жёстко заговорил Хряп, — всполошить королеву и выманить бесноватого колдуна для того чтобы он начал охоту… на нас.

 

 

*       *       *

 

В далёком и относительно спокойном королевстве Алагар некий родовитый дворянин, состоящий по сю пору в незавидной должности третьего письмоводителя, несмотря на поздний час не спал. Снедало его необъяснимое беспокойство. Томили душу неясные предчувствия исключительно недобрые и чёрные подозрения, грозящие либо разлитием желчи, либо погружением в омут меланхолии. Дворянин сначала пытался сопротивляться; боролся, как мог даже до чего дошёл — припомнил свои непосредственные служебные обязанности и в кои-то веки попытался разобрать скопившуюся переписку государевой чиновной братии. Около получаса  провозился, а то и более; потом это ему обрыдло и он, поставив локти на стол, и упершись подбородком в сцепленные руки, стал дожидаться неизвестно чего. В кабинет несколько раз заглядывал встревоженный слуга, — дворянин гнал его прочь и хандрил далее. Ожидания его напрасными не оказались; глубокой ночью, когда часы на ратуше пробили четыре раза, к нему без доклада явился посетитель. Давни-ишний наш знакомец, некогда обручивший Гёза с магическим пирамидальным артефактом.

Маг был на взводе.

— Лихтер, — с порога начал он, забыв все правила приличий, — вели подать вина, табаку, еды… тоже можно, а потом гони всех в шею.

— Известия из Бриттюра? — больше для проформы спросил Кантерлийский.

— И прескверные, — «порадовал» его чародей. — Не хочу никого пугать, но, кажется, дела наши пошли вразнос.

Лихтер кликнул бдящего слугу, отдал необходимые распоряжения и только после этого предложил гостю присесть.

— Наши напортачили?

— Нет… пока.

— Значит — Остобальд.

Маг мановением руки очистил стол от деловой корреспонденции. Большая часть писем оказалась на полу, но, ни он, ни господин письмоводитель не обратили на это, ни малейшего внимания. Появился слуга, быстро, но без суеты сервировал стол, водрузил на него несколько пузатых глиняных бутылок, разложил трубки и огнива и бесшумно исчез.

— Он самый, — придворный маг взглядом откупорил первую бутылку, — его высочество собственной персоной изволили отметиться. Открой мне секрет, Уланд, — на правах старого приятеля и дальнего родственника обратился он к аристократу голубых кровей, именуя того гвардейским прозвищем, — какой бес тебе нашептал ещё полгода назад, что наш Тромми в самый ответственный момент, обязательно выкинет какую-нибудь штуку?

Шрам равнодушно отмахнулся, мол, это совершенно неважно и спросил о деле:

— Что там отмочил его высочество, поди, свалил на Пуха и Брегнома свою любовницу, мадам Лотрану. Слов нет — тётке помочь надо. Без её добровольного участия фрукты Счастья мы ни за что бы не добыли.

Чародей с кислой миной отставил в сторону наполовину опустошённую бутылку.

— Ты бы, гроссмейстер, как-то полегче с этим делом. Не налегал бы столь вдохновенно.

— На счёт принца рассудил ты Шрам в направлении почти верном, но… узко, — призыв к трезвости гросс, будто и не услышал. — Совсем узко. Теперь наберись терпения и выслушай всё, что я имею тебе сказать. Только сделай одолжение — со стула раньше времени не кувырнись.

«Как?!. Не только Лотрану?!» «Ещё и дочь?!» «ЧТО?.. Он отправил их с Гёзом?!» Такие или примерно такие восклицания вырывались из уст ошеломлённого алагарского интригана, пока он выслушивал последние новости. «Остобальд рехнулся, неиначе!»

— Это ещё не всё, — чародей был серьёзен, не сказать, угрюм. — Он заставил нашего посланца… Нашего тайного посланца, фактически выкрасть из монастыря ещё одну молодую особу, назвав её сестрой мадемуазель Клариссы.

— Что за чушь! Какая ещё сестра? — вспылил Лихтер. — А ну, открой-ка и мне бутылку.

— Ты бы, того, при таком забавном раскладе, не налегал на хмельное, — вернул колдун, полученную ранее шпильку. — А то мнится мне, что от таких радостных известий ты несколько утратил ясность мысли. На тебя, вообще-то, не похоже, но ведь и на старуху бывает проруха. Какая сестра?.. Такая сестра… — зло передразнил он не к месту отупевшего письмоводителя, и вдруг взорвался: — Молочная! Молочная сестра! Теперь понял?

— Молочная сестра, — повторил дворянин едва ли не по слогам и только после этого соизволил осветить свой воловый взор пониманием: — Так ведь это же… Ё… перный театр! Гёз догадывается, кого на него свалили?

— Не знаю, — поморщился маг, как от зубной боли. — Гёз экстренно вышел на связь; передал это сообщение; вкратце изложил свой безумный план, настоятельно попросил общей, скоординированной поддержки — всей, какую мы только в силах оказать. Назвал время следующей связи — через два дня. И исчез.

— Исчез?

— Во всяком случае, магически он недоступен. Видимо, после совершения диверсии — по-другому и не скажешь, — он активировал пирамиду.

Лихтер Кантерлийский откинулся на спинку стула и заложил руки за голову. Что ж, подумать крепко самое время. Однако размышлял он на удивление недолго.

— Мне нужна связь, — резко потребовал он. — Срочно.

Чародей только бровями шевельнул, дескать, не вопрос, только назови с кем.

— С крепостью «Гранитной», на границе Шергодона и Незнаемых земель. По всей вероятности в дело вступает запасной вариант.

— А он у нас есть?

— У меня всегда есть. Да-с, и маркизу придётся поучаствовать в общем деле, а то засиделся он в паучьем углу. Пришла пора ему встряхнуться.

 

*       *       *

 

Что происходит? Что вообще происходит?

Можно было смело биться об заклад без малейшего риска проиграть, что именно этот вопрос был самым популярным от бриттюрской столицы до Алагара на протяжении трёх суток, а то и более. Мучились от проклятой неизвестности (всяк по своей личной причине, но терзались одинаково сильно) король алагарский Кристофан 1 и принц-консорт всея Бриттюра Остобальд Троммзетан, опальный третий письмоводитель и самовластная графиня Аджаберта Шергодонская, человек-гора герцог Гуттон и добрейшей души монархиня Талогрина Сухостой. Но особенно сильно недоумевал по этому поводу некий таинственный чародей с весьма дурной репутацией. Впрочем, об этом занимательном персонаже речь впереди, а сейчас настала пора вспомнить об алагарском брачном посольстве, каковое намедни получило прогнозируемый от ворот поворот и теперь до крайности шумно отмечало свой блистательный провал под стенами некоего древнего монастыря. Здесь вполне уместен вопрос: «Каким ветром их вообще туда занесло?» И, правда, каким? Кордоны Бриттюра, до коих послов сопровождали разные официальные и полуофициальные лица находились несколько южнее. Так самую малость, на расстоянии суточного переходов с внушительным гаком. Ответственный дядька, само собой чиновник Таможенного Догляда весь из себя умудрённый годами службы и до крайности подозрительный, набравшись профессиональной наглости, не постеснялся задать этот вопрос герцогу Гуттону и получил ответ поражающий своим простодушием: «Заблудились, видать, еловы ананасы! Э-э — в свою очередь напрягся сотрудник алагарского МИДа, — ты ж сам нам вчера дорогу показывал. Не помнишь? Говорил я тебе — закусывать надо. И вообще завязывай с бухлом. На вот, похмелись… не вороти рожу… давай-давай, за здоровье Талогрины 1». — «Ну ежели только за здоровье королевы, — смущённо потупил глазки несгибаемый страж государственных устоев, — тогда, конечно, как не воспринять чашу». Теперь он мирно похрапывал на полу герцогской кареты, наблюдая цветной романтичный сон, о том, как составляет подробный служебный отчёт без единой помарки.

— Провалили, стало быть, мы всё дело, — вдоволь налюбовавшись на храпящего бриттюрца, — сказал низкорослый квадратной конституции дядька, обращаясь к громиле, к габаритам которого, даже тролли проникались искренним уважением.

— Точнее не скажешь, господин прапорщик. Прямо и не знаю, с какими глазами пред его величеством предстану.

— Не пустить ли нам фейерверк по этому случаю? — поражённый грустью в самое сердце, предложил Брегном и любовно оправил мундир на своей нескладной фигуре.

— А почему бы и не пустить, — разумно ответствовал великан. — Не каждый день королевское поручение подобной значимости коту под хвост пускать доводится. Разве допустимо, — такое дело и не отметить фейерверком? Поджигай, друг Брегном. Но всё ж таки бережение имей, бороду себе не опали, да поглядывай, чтобы монастырь не занялся, как-никак памятник архитектуры и шедевр местного зодчества.

Этак миролюбиво рассуждая, друзья закадычные отправились готовить ночной салют себе на радость, монахиням на удивление.

Монашки, надо отметить, удивлялись довольно шумно, с нотками паники и пуганием друг дружки разного рода гипотетическими неприятностями, коими грозило сёстрам это непредвиденное соседство. Особливо беспорядком под родимыми стенами были озабочены мать-настоятельница в силу начальственного своего положения и сестра-привратница по природной трусости. Обе почтенные дамы были уже в возрасте, то есть в едином шаге от блаженного старческого маразма. Хотя в отношении сестры привратницы этого с полной уверенностью уже нельзя было утверждать. Буйная компания неизвестных в непосредственной близости от святой обители раздражала их несказанно. А ну как бивуак разбила лихая разбойная шайка. Горланят-то как, охальники. «Сестра-привратница, сходи, поспрошай, что за люди таковы» — было велено с высокого крыльца. — «Боюся, вдруг снасильничают» — натурально запереживала беззубая девица лет семидесяти с длинным хвостиком. — «А ты сестра помолись горячо и, на милость бога, уповая, отправляйся». Кхе… Будь проклят авторитаризм! Делать нечего, придётся идти: принцип единоначалия в религиозных организациях покрепче армейского будет. Старушенция, что-то прошептала, не очень внятно, но с большим чувством и выдвинулась в расположение коварного врага. Женский монастырь замер в тревожном и нетерпеливом ожидании. Через час, не ранее, бравая разведчица раздражённо заколотила посохом в окованные железом ворота. На стук боязливо приоткрылась малая калиточка, впуская смелую посланницу, и тут же торопливо захлопнулась, едва не закусив рясу, споткнувшейся о порожек сестры.

— Ну? — тут же раздалось единым многоголосым выдохом.

— Супостаты оне, — донесла до любопытствующих своё авторитетное мнение трухлявая смаковница. — Никакого почтения к годам и сану.

— Неужто на невинность покушались? — побелевшими от страха губами прошептала молоденькая послушница.

— До такого сраму дело покуда не дошло. Хвала Создателю мира сущего! Но вином соблазняли. Но я… ик… устояла. Только для прилику и во славу царствующей королевы… А как тут откажешься? И-и и ядрёным оказалось подношение! А они… они, изверги, даже посидеть с дорожки не позволили. Изгнали!!

— Сёстры, сёстры! — запоздало всполошилась мать-настоятельница, по неопытности сразу не уразумев, что за сила разожгла демонический огонь в старческих очах привратницы. — Отведите, за обитель пострадавшую, сестру нашу в её келью. Поход к смутьянам отнял у неё слишком много сил. Видимо мне самой предстоит идти изгонять сих нечестивцев с благословенной земли нашей.

Сказано — сделано. Монахини общим числом десятка в полтора перепуганных душ во главе со святой матерью, гуськом тронулись к шатрам излишне шумных путешественников.

Переговоры высоких сторон были продолжительными и почти бесплодными. Желаемый консенсус достигнут не был. Справедливое, в общем-то, требование смиренных монахинь остановиться на ночлег где-нибудь подалее, желательно за линией горизонта, алагарцами (чтоб им ни дна, ни покрышки!) удовлетворено не было. Компания с насиженного места не снялась и баламутить не перестала. Их предводитель, здоровенный грубиян и нахал каких поискать, единственно, что пообещал — завтра они покинут сей край и отбудут восвояси.

Завтра! Мать-настоятельница раздражённо пожевала дряблыми губами. А сегодня, что — не спать? Хорошо хоть страх отпустил, лишь волнение да беспокойство остались. Никак они, скаженные, улечься не пожелали. Нервы у монахинь были на взводе. Покидая враждебный стан и, громко сетуя на бездействие сотрудников Таможенного Догляда, мать-настоятельница мысленно готовилась к бессонной и тревожной ночи.

— Молиться станем, сёстры до утренней зари, не смыкая глаз, — взбодрила она подопечных. — Священные тексты читать. Гимны петь. И неусыпно следить за неприятелем. От таких господ всего ожидать можно. А ну как вином разгорячась станут в ворота ломиться?.. Надо бы котёл воды вскипятить для охлаждения самых буйных голов.

Наконец на мирную обитель опустилась темнота, и тут грянул фейерверк, приковав к себе всё внимание ничего подобного не видавших ранее монахинь.

Казалось бы: зачем всё это? Не лучше ли было вообще к монастырю не приближаться. Пусть бы монахини крепко спали сном праведных, облегчая задачу некоей сборной троице. Но Гуттон, посоветовавшись с Гёзом, решил действовать от противного:

— Я в Стронге шумел, гнева их королевы не опасаясь. Всех, от Талогрины до последнего золотаря к этому приучил. И здесь из роли выходить не стану. Я у Догляда, в отличие от тебя, на подозрении, вот и укреплю его до степени полной убеждённости. Сегодня ночью тут похулиганю: присные мои песни орать станут, пляски устроят. Я вон даже актёрок с собой из Стронга прихватил. А  завтра половина Бриттюра нас с Брегномом ловить станет. И ведь будет за что на нас серчать. Монашкам дрыхнуть не дадим. Часам к трём у них головы кругом пойдут; всякое разное им мерещиться станет. Они ведь если к бдениям и привычны, то не к таким разухабистым. Тут самое твоё время и настанет. Как действовать собираешься?

— Через тайный ход проникну, — несколько нервно проговорил Гёз. Он, после принятия плана Клариссы и Хряпа, хоть и оживился, но своего естественного спокойствия и выдержки ещё не обрёл. — Его план мне сам Троммзетан передал при нашей встрече. Расположение келий, в которых послушницы и богомолки  родовитые обретаются, тоже подробнейше описал.

— Он-то откуда  это знает? — подивился простота Брегном. — Чай не девица.

— Монастырь этот на его вотчинных землях расположен. Сдаётся мне, что в годах молодых, наш принц здешний цветник не один раз посещал в целях ознакомительных. К делу!.. С собой обязательно возьму Лотрану, поскольку без неё мне эту мамзель не признать. Прихвачу какую-нибудь другую, то-то оконфузлюсь. Ну и орка… так на всякий случай.

— Не подведёт? — засомневался Арнимейский. — Слышал я, он у тебя шалопай.

— Того не отнимешь. Но надёжен, — встал на защиту тусуйца Гёз. — В половине пятого утра, никак не позже, вы спешно снимаетесь, хоть с актёрками, хоть без, и дёру отсюда. С этого момента начнётся гонка на выживание. Остобальд обещал подключиться часов в восемь. Пока суд да дело я должен буду со всем девичником добраться до замка. Лишь бы ловушка на колдуна сработала.

Гуттон выразил надежду, что всенепременно сработает.

— До встречи в Алагаре, — сказал он, пожимая на прощание руку Гёза. — И передавай привет маркизу Флогриму цез Олатроону. Дядька он заводной, так что вы с ним поладите.

На том и разошлись: Арнимейский — изображать из себя аристократа-оболтуса с размытыми представлениями о собственных дипломатических обязанностях, Гёз — готовиться к ночной вылазке.

Полюбоваться лепотой древнего строения, как он на то в тайне надеялся, Хряпу не улыбнулось. Сначала злой и вредный Гёз не взял его с собой на переговоры, а потом солнце за горизонт закатилось и орку, несмотря на хвалёную остроту зрения, красоту застывшей в камне хореографии в подробностях разглядеть не удалось. Впрочем, он по этому поводу не очень и расстроился, поскольку от рождения своего не был ни знатоком зодчества, ни ценителем архитектурных изысков. Где бы ему причастится столь возвышенных умонастроений? На Тусуе?.. Там — построй сарай, обзови его шедевральным ватерклозетом и все поверят.

К монастырю двинулись, не нарушая романтичных воровских традиций, — глубокой ночью. Могли бы и чуток пораньше, всё-таки время дорого, но перед самым выдвижением произошла перепалка между непредсказуемой мадам Лотраной и негнущимся как лом Гёзом. К концу предбальной подготовки дамочка возьми и потребуй себе мужские кожаные штаны! «Там, возле святой обители, такие заросли крапивы, право слово — джунгли. Куда я в дамском наряде?» — неоспоримо обосновала она претензию. Гоблин, предчувствую дармовую веселуху, ехидно оскалилися. Ему, мелкотравчатому, хорошо. На его личную собственность, в силу неподходящего размера и завидной загрязнённости никто не посягал. Хряп тоже довольно удачно отговорился тем, что из соображений благовоспитанности, невзначай привитой ему недальновидными менторами гномской среднеобразовательной школы, а так же из персональной скромности, он не может уступить даме свои портки, поскольку они у него единственные.

— И, мадам, конечно, огромный пардон, но по нашей национальной тусуйской моде, подштанников я не нашу, — поделившись сокровенным, Хряп шустро порскнул в сторону, освобождая ристалище для поединка двух разнополых человеков. Уж за сварой этих двоих наблюдать — песнь сердца.

— Гё-оз, — перенесла прицел непробиваемая дамочка, закалённая годами выживания в бриттюрской королевской резиденции.

Алагарец, искренне молившийся чтобы его миновал этот суровый выбрыкон судьбы, притворился глухим на оба уха.

— Гё-о-оз! — куда настойчивей.

Благоприобретённая глухота не спасла.

— Чего?

— Запасные штаны есть? — А вот так по-простецки, на тебе кувалдой в лоб.

— Кхе-кхе-кхе…

— Простудился? Горячего чайку попей. От разговора, ласковый мой, уйти даже не думай. Доставай одёжку примерять стану.

— Чего-о?

Диалог, понятно, получил логическое продолжение. Беседа пошла невязкая. Бурная пошла беседа. С использованием обеими сторонами множества весьма цветистых и увесистых идиоматических аргументов. «Истинно, общаются как любимая тёща с обожаемым зятем», — помыслилось тогда зачарованному красотой слога орку. Чего тянуть кота за хвост: Лотрана потрясла мужское общество, тем, что в этом деле Гёзу ничуточки не уступила. И вообще не уступила. Через полчаса она выбралась из густых кустов, чуть кокетливо оправляя юбку:

— Славные у тебя штанишки, Гёз. — Слово «были», мадам воде бы не услышала. Видать, тоже оказалась скорбной временной тугоухостью. Что же это за болезнь такая, крайне в хозяйстве полезная? — Узковаты, понятно, не спорю. Ну да не беда. Я их кое-где подрезала. А чтобы в момент ненужный они не свалились, верёвочкой подвязала. Злобности крапивной теперь можно не опасаться. Гё-оз, у тебя, случайно, запасных перчаток нету?

Алагарец с нескрываемыми людоедскими умонастроениями поглядел на веселящуюся даму. С особой ясностью и неожиданной тоской он осознал, что по крайней мере до самого Шергодона у него не будет ни малейшей возможности переодеться. «А ну как жестокая диарея приключится от дурной пищи или от расстроенных нервов?» — непрошено посетила его расстроенный ум паническая мысль.

— Не ешь меня глазищами, парниша, — промурлыкала мадам Лотрана, видимо, как-то по-своему истолковав огненные взоры взбешённого алагарца. — Тяжко это осознавать, ещё тяжелее произносить, но я для тебя уже старовата. Вот Кларисса — она тебе по годам… Ох, что-то заболталась я… Ну, что утречка дожидаться станем или уже выдвигаемся?..

Крапивные заросли действительно оказались впечатляющей густоты, высоты и ядовитости. Даже орка с его толстой шкурой проняло. К моменту, когда непроходимая чащоба стала редеть, у него возникло стойкое убеждение, что чесаться после этой милой прогулки он будет полгода, не меньше. Наконец они упёрлись носом в монументальные каменные блоки, из которых было сложено основание монастырских стен.

— И где тут сыскать так необходимую нам норку? — осведомился орк.

Вместо ответа Гёз опустился на землю и с головой укрылся плащом. Плотно укрылся, ни одной щёлочки не оставил. Последовала короткая возня и какой-то приглушённый стук. Кресало, догадался Хряп. Действительно кресало. Алагарец как и все более мене приличные люди, мало что мог рассмотреть в темноте. Точнее, совсем ничего. А план как-то различить было нужно. Не запаливать же факел прямо тут. Тогда точно на всём их предприятии сомнительной честности можно будет поставить жирный, отвратительный в своей окончательности крест. Повозившись в хомячьем убежище недолгое время, Гёз вынырнул в темень божью.

— Освежил память? — прошептала неугомонная мадам.

Серьёзный мужчина всё ещё снедаемый кровной обидой за реквизированные штаны пробурчал что-то нечленораздельное. Хряп, подчиняясь своей детской непосредственности, счёл нужным перевести:

— Он говорит, что и так всё прекрасно помнит, только между натуральной стеной и тем, что намалевал принц, есть масса нестыковок. Тут либо строители за триста лет до его рождения напортачили, либо память его высочества полностью соответствует его художественному таланту, то бишь, отсутствует как таковая.

— Так ты, того, — ласково, по-матерински, стала советовать Гёзу мадам Лотрана, — внимательней будь. Не торопись. Спешка, она знаешь, где нужна? Всё сравнивай. Подключай голову, там, где без неё не обойтись. Времени у нас море. Ты помни только, что ежели нас здесь с рассветом прихватят, то… Ой, и здесь крапивы насеяно!.. Поторопилась перчатки снять. Гёз я их тебе потом обязательно верну… со штанами вместе. Во тьме, что-то отчётливо с хрустом заскрипело. «Должно, зубы, — как-то отстранённо подумал Хряп. — Видать, наставник, таким образом, успокаивается. А может клыки на дамочку точит. Моя б воля, я бы её прямо сейчас пистолетной рукояткой по темечку приласкал. Змеюка, каких поискать».

— Оставь себе, — глухо зарычал доведённый до белого каления алагарец, прерывая романтичные мечтания орка. — И сделайте одолжение, заткнитесь!.. Оба! Не пыхти. Я ж слышу, о чём ты думаешь. Ты, ты, зелепушный. Так, северо-западная стена… Дьявол! Крапива!

— А я что говорила?

— Башня, — дамские причитания были бестактно проигнорированы. — Башня… А дальше что?

Было, похоже, что дело только взяв разгон, снова зашло в тупик. И тут Хряп совершенно успокоился. До того успокоился, что не требуй ситуация вящей скрытности, обязательно засвистел бы. Раз дело с самого начала не заладилось, значит, к финалу всё сложится как нельзя лучше. У орков с острова Тусуй вернее приметы нет. Во-от, в подтверждение слов, кажется цвет пошёл. Алагарец шершавую стену как желанную девку ощупывал и, кажись, чего-то нашёл.

— Не соврал Тромми, — послышалось такое родное, ворчливое. — Но всё равно, художник из него, как из тебя, Хряп кабацкая танцовщица.

О, дела в гору попёрли — к Гёзу возвращается его крайне специфическое чувство юмора.

Монолитный блок на поверку оказался не таким уж и монолитным. Видимо Гёз исхитрился что-то нажать и, повинуясь хитрой системе противовесов, в казалось бы, неразрушимой, грубо обработанной глыбе отворилась приличных размеров дверь. Отметить надобно: отворилась почти бесшумно. Большие мастера приложили свои умелые руки к созданию подобного чуда.

— Идём, — сказал Гёз, раздавая спутникам заранее приготовленные факелы. — Их запалим только когда дверцу за собой прикроем.

Путешествие в чреве монастыря выдалось долгим и унылым. Что там разглядывать? Дохлых пауков и высохшие тушки крыс? Орк даже заскучал и, кажется, задремал на ходу. Во всяком случае, резкое понижение потолка он проглядел и сумел вернуть себе привычное мировосприятие только после того, как в его глазах погасла последняя, из целого снопа замечательно ярких искр.

— Кто так строит? — заныл он, смутно догадываясь, что подобное уже было кем-то сказано. — Теперь шишка будет. Большая. Весь фасон попортит.

— Хряп! — рассерженно зашипели на него Лотрана и Гёз. — Замолчи. В коридор выходим.

Дальше роль штурмана примерила на себя дама. С видимым удовольствием она оттёрла алагарца почти к самой стене, и уверенно двинулась вперёд.

— Держитесь в кильватере, котята. Не потеряйтесь. Нам на три этажа вверх.

«Котята» ожидаемо заворчали, негромко, но довольно грозно. Мадам и ухом не повела.

Коридоры и лестницы были пустыми, полутёмными и до последней крайности запутанными. Даже держа в руках план его высочества, алагарец потерял направление уже после четвёртого поворота с понижением. Хотя изначально предполагалось, что они будут подниматься. Хорошо хоть не встретили никого, кроме жирного рыжего кота, разлёгшегося на правах хозяина поперёк пути незваных посетителей. В нарушении всех монастырских уставов сегодняшнюю ночь обитательницы душных келий проводили на стенах. «Сторожили вылазки проказливых алагарских смутьянов», — как докладывала архиепископу и чиновнику Таможенного Догляда в одном лице позднее мать-настоятельница. На самом деле ещё не умершие телесно женщины с нескрываемым любопытством следили за выступлением комедиантов, с тихими вздохами слушали любовные песни менестрелей и, не отрывая глаз, смотрели в ночное небо, где пышно расцветал организованный неким зибильдарским бородачом фейерверк. Разогнать их по надоевшим клеткам не было никакой возможности.

Славно справлялось со своей задачей оскандалившееся в бриттюрской столице алагарское посольство!

— Где-то здесь, — кивнула в сторону тупикового коридорного ответвления Лотрана. — Точнее сказать не могу. Всего шесть келий для самых высокородных богомолок. Действуйте, господа.

Сказано — сделано. Господин Хряп утвердился напротив ближайшей двери, стрельнул глазом и занёс ногу для богатырского пинка, с ясной целью высадить преграду. И тут же отхватил подзатыльник каменной дланью обожаемого учителя. Вновь из глаз посыпались цветные горячие искры, а у орка возникло стойкое ощущение, что гуля от «ласки» Гёза будет куда больше чем та, что выросла у него на лбу от «поцелуя» гранитного выступа.

— Двери в кельи не запираются, — просветил торопыгу многомудрый наставник. — Приоткрой. Посмотри. И не шуми.

— А вот чтобы без рукоприкладства обойтись — никак? — обиженно засопел орк.

— Рефлекс, — развёл руками Гёз.

Первая келья была пустой. Мадам Лотрана бегло её осмотрела, на всякий случай, вдруг обнаружатся какие-нибудь знакомые вещицы. Ведь разыскиваемая девица сегодня тоже может оказаться на стенах вместе с остальными. Случись так и задача маленького отряда значительно осложнилась бы. Дожидайся её здесь незнамо сколько, да мозгуй, как потом вывести незаметно.

— Нет, не её это обиталище, — уверенно сказала она. — Проверяем следующую.

Вторая и третья — пусто. Четвёртая… О-о, в ней была жиличка. Старая, облысевшая дама древней аристократической фамилии. Похитителям благородных девиц сильно повезло, что она была подслеповата. Хотя… лучше бы она оказалась глухой.

— Хто тута? — надтреснутым испуганным шепотком, спросила она у неясных теней, посмевших потревожить её почти младенческий сон.

Лотрана поспешно и без всяческих церемоний зажала рот Хряпу, вовремя заметив, что простодушный орк собирается дать обстоятельный ответ в духе капитана Офри.

— Никого тут нету, — тихо и таинственно протянула она, очень удачно подражая интонациям бродячих актёров, когда те тщатся изобразить гостей с того света.

Богомолка ей ничуть не поверила. И мадам Лотрана с ужасом увидела, как раскрывается дряблый старушечий рот, готовясь исторгнуть из себя пронзительно-истеричное: «Караул, грабят!» Хряп, посчитав, что время вежливости и дворцового этикета кануло в лету, отлепил от своей пасти дамскую лапку, задвинул её обладательницу в угол и взял быка за рога. Правда, за отсутствием здесь этого зверя ему пришлось довольствоваться шеёнкой набожной старушонки, но это сущие мелочи. Он несильно сомкнул пальцы за долю секунду до рождения, умертвив истерический визг, придвинул свою малосимпатичную физиономию к её лицу и грозно произнёс: «Бу!» Божий одуванчик с похвальной готовностью кинулась в обморок.

— Ф-фу, — с облегчением выдохнул тусуец, с трогательной заботой поправляя подушку под бабулькиной головой и сбившийся чепчик на её реденьких волосах, — кажется на этот раз пронесло.

Искомая девица таки отыскалась в апартаментах под нумером пять. Так её келью обозвал Хряп, не особо разбираясь в смысловых тонкостях. В эту комнатёнку, наученная горьким опытом недавнего проникновения в чужое жилище, мадам Лотрана мужиков не пустила. Собственно говоря, хорошо сделала. Мало, кто способен сохранить должное хладнокровие в ситуации, когда твой безмятежный сон прерывает тощий красноглазый орк с огромным мечом за плечами и суровый мужчина с холодным пристальным взглядом. Тут и у закалённого в боях ветерана сердце ёкнет.  Кормилица уже успела изругать себя, что сразу до этого не додумалась и вознесла горячую молитву небожителям, не попустившим обитания юной леди в самой первой келье. «То-то бы опростоволосилась ты, сударыня, кабы такая несуразица приключилась».

— А ну, кыш от двери, бесстыдники! — обругала она безвинных спутников, досадуя на собственный промах. — Ишь, чего удумали — в девичью спальню гуртом переть!

— Дык э-э… — хотел было оправдаться Гёз. — А… ну да. Могло, могло неловко получиться. И как я раньше… Ты, тоже хороша.

— Не смей забижать беззащитную женщину! — срезала его мадам. А то осерчаю и как дам… больно, в смысле, кляузу твоему королю накатаю. Баста! Побалагурили и будет. Я пошла, — она, чуть приоткрыв дверь, сунула в образовавшуюся щель свой любопытный нос. — Хвала богам! Мой ангел спит. Проснись, девочка, проснись. Не бойся — это я, твоя мама.

Нужно отдать ей должное — девица оказалась не из пугливых. Без охов и вздохов собралась, секунды не тратя на неуместные сейчас расспросы, лишь на краткий миг прильнула к материнской груди и выпорхнула в коридор. Да-с, в коридор… А вот тут без заминки не обошлось. Наткнулась она на одного без дела ошивающегося орка, от неожиданности оступилась, потеряла равновесие и упала в его объятия. Добро, не вскрикнула, мог произойти конфуз. Спасибо Лотране; быстро оценив ситуацию, она успела подскочить к дочери, прикрыть ей рот кончиками пальцев и прошептать на ушко:

— Тс-с, это свои, свои.

Девица оказалась смышлёной и рта не раскрыла. Но вот её родство с мадемуазель Клариссой, с первого взгляда вызвало у Хряпа большие сомнения. Ладно, цветом волос они оказались несколько э-э-э…  схожи, если не быть особо привередливым, — богомолка была тёмно-русой, этим вся похожесть и ограничивалась. Обитательница монастырской кельи была выше ростом, голубоглаза. Нос имела прямой без всяких горбинок. И губы у неё не были столь резко очерчены. Орк надумал задать вопрос, засвирбивший у него в мозгу, но в суете не успел, а потом было возвращение в стан и вторая шишка на лбу. Нельзя сбрасывать со счетов и блуждание в крапивном море, которое юное создание спокойно пересекло на плечах не такого уж и страшного орка. И горячая встреча двух совершенно не похожих друг на друга сестёр. Глянул на них несчастный алагарец и только напряжением воли удержался от того, чтобы не схватиться за голову. Хряп приметил и это, отчего  подозрения его лишь усилились:

— Что? — спросил он обеспокоенно.

— Потом, — отмахнулся наставник, — всё потом. Сейчас двигать пора наперегонки со смертью.

До замка королевского колдуна они успели перед самым восходом солнца. Укрытие искали уже под покровом маленькой пирамиды. Нашли с великим трудом. И едва успели нырнуть в мелкий овражек, как на дорогу из замка буквально вылетела шестёрка лошадей, запряжённых в простую лёгкую карету без герба.

— Надо же, — Гёз пальцами протёр красные от недосыпа глаза, — успели. Я уж опасаться начал. И, по всему судя, Троммзетан не подкачал. Везёт нам.

— Ты даже не представляешь насколько, — мадам Лотрана говорила стоя за спиной алагарца. — Лошадей видел? Вот и смекай.

— Кьялли-Ян во дворец поспешает, а перемещаться, как колдуны большой силы не способен.

— В точку. Сейчас дождёмся, чтоб чудище подальше отъехало, и будем этот орешек, — она кивнула в сторону замка, — разгрызать.

 

*       *       *

 

Чудище, о котором только что шла речь, поспешало изрядно. Острыми ноготками Кьялли-Ян Прокка уже искромсал кожаную обивку сиденья; колдун часто и страшно кривил сырой рот, то и дело обнажая неестественно красные треугольной формы зубы. Прокка наверное уже дюжину раз снял и протёр свои очки с толстыми линзами. Маг нервничал. В душе он самыми чёрными словами проклинал свою колдовскую слабость. Слабость, конечно, была относительной, но Кьялли-Ян комплексовал и от этого ещё больше ярился. Особенный гнев у колдуна вызывало то, что в некоторых аспектах прикладной магии он вообще был полным нулём. Вот сейчас бы перенестись во дворец и вся недолга. Так ведь нет, приходится на лошадях, как простой обыватель. На сиденье появилась ещё одна глубокая борозда. Кучер гнал лошадей не жалея и несмотря на довольно прохладный ветерок обильно потел со страху. В карете, напротив королевского любимца трепетал, как осиновый лист ещё один забавный персонаж. Это был некий юноша по имени Н-Гуль Мелихес, недавно взятый Кьялли-Яном в свой замок не то в качестве слуги, не то — ученика. Душонка у юнца была с гнильцой падкая на соблазны и легко смиряющаяся с сотворением подлостей. К маэстро в неофиты он напросился сам, чем его очень удивил. Репутация этого чародея в Бриттюре и за его пределами была однозначно отвратительная, а тут малец хвостом метёт, премудрости от него набраться желает. Прокка подумал, подумал да и махнул рукой, пусть его, обучается. Впрочем, слова «обучается» или там «ученик» к сложившейся ситуации не очень подходили, Кьялли-Ян использовал аколита-добровольца в основном в качестве мальчика на побегушках. Молодой Н-Гуль этим обстоятельством был несколько раздосадован, но не обескуражен. Тайны, скрываемые учителем, он старательно постигал сам, при этом постепенно, со скрипом, становясь для него незаменимым. К тому же Мелихес оказался поразительно стойким мерзавцем, обладателем крепких нервов и желудка. В глазах ментора это, безусловно, было огромным плюсом. И ещё, юнец был непрошибаемо небрезглив и абсолютно аморален. Последнее качество Кьялли-ян Прокка оценил особо. Какое-то время он приглядывался к Мелихесу и вскоре у него появились на неофита особые виды, однако самого ученика, умудрённый жизнью педагог, не стал посвящать в свои планы и замыслы. Н-Гуль был взят в эту поездку неспроста, чему он, поначалу зело возрадовался, но теперь, увидя, как беснуется Прокка, юнец горько об этом пожалел. Ему очень хотелось стать невидимкой. К его сожалению подобный фокус был ему пока недоступен (Кьялли-Яну, впрочем, тоже) или, на худой конец, забраться под сиденье и там переждать бурю. Последнюю идею он обдумывал особенно тщательно.

Вот, наконец, и Стронг. Что дальше?

Дальше маг выбрался из кареты, велел кучеру никуда не отлучаться, а неофиту сидеть и не высовываться, потом бросил быстрый взгляд на башенные часы больше для проформы и так ясно, что времени потрачено непростительно много — день уже клонится к вечеру. Маг скрипнул зубами, пнул по колесу виновный во всём экипаж и, как мог поспешно поднялся по парадной лестнице. К королеве он был допущен незамедлительно. Растворились массивные двери рабочего кабинета её величества. Прокка сделал шаг, преодолевая порог и вдруг замер как громом поражённый даже забыв отвесить обязательный церемониальный поклон. Кабинет, в котором ему приходилось бывать ни единожды, сегодня выглядел совершенно непривычно. Бросался в глаза страшный беспорядок (это у Талогрины Сухостой!). Документы, всегда разложенные в идеальном порядке по степени важности, сейчас были разбросаны по всему полу. Хозяйка кабинета нервно расхаживала из угла в угол (явление исключительной редкости), буквально попирая ногами самые сокровенные тайны своего королевства. Сама Талогрина всегда одевавшаяся сдержанно, но с безукоризненным вкусом, выглядела неряшливо, совершенно не обращая внимания на испачканные чернилами туфли. Тёмно-синяя жидкость, вытекшая из разбитой чернильницы, обильно измазала гербовую бумагу донесений и указов, дорогой ковёр и подол платья её королевского величества. Было ещё нечто поразившее Кьялли-Яна — в кабинете, в этой святая святых бриттюрской политики, сидел, фривольно вытянув ноги, его высочество принц Остобальд Троммзетан, никогда ранее сюда не допускавшийся, да и добровольно не стремившийся тут оказаться.

«Ого! — нервно тронул очки маг. — Уж ни война ли началась без моего ведома?»

Королева, заметив вошедшего Прокку, резко прекратила метания, колом воткнувшись посреди кабинета.

— Кьялли-Ян, — начала она холодно и сухо. Вот, что значит королевское воспитание: показать эмоции при постороннем — ни-ни. И колдуну сделалось натурально дурно. Выходило, что он сейчас посторонний. — У нас, я имею в виду всех нас — меня, принца, тебя… весь Бриттюр, так вот, у НАС проблема. Большая проблема, требующая незамедлительного решения.

— Осмелюсь спросить ваше величество, в чём состоят сии э-э… затруднения и какого характера помощь я могу вам оказать?

— Помощь, дорогой мой кудесник, будет состоять в вашем личном участии в одном чрезвычайно щекотливом деле.

— Я к вашим услугам, и, осмелюсь вас попросить, изложить суть происшествия.

— Изложить суть? Суть в том, что нас ограбили.  Из строго охраняемого вольера были похищены четыре яйца соколиных драконов. Об этом мне сегодня утром доложил его высочество Остобальд.

Кьялли-Ян с недоверием посмотрел на Талогрину: уж не изволит ли шутить над ним её величество? Слов нет — кража одного из символов бриттюрского королевства — дело серьёзное, а если его ещё не удастся сохранить втайне от иноземных послов, так и вовсе из ряда вон. Но причём же, здесь он — Кьялли-Ян Прокка? Разве не для решения подобных проблем существует Таможенный Догляд? В конце концов, есть личная стража королевы, сотрудники которой, так же способны выполнять щекотливые поручения.

— Я вижу, что ты не до конца понял всю серьёзность создавшейся ситуации? — Да, в проницательности королеве было трудно отказать. — Гм, не заставляй меня сомневаться в твоей необходимости.

Опа! Вон, куда дело зашло. Где-то внутри позвоночника у колдуна зашевелился толстенький и холодный червячок отвратительного липкого страха.

— Поверни уши в мою сторону Кьялли-Ян, — таким голосом в самый раз океаны замораживать. Талогрина 1 не просто гневалась, она была в бешенстве. — Ранним утром, когда мой муж принёс мне дурную весть — спасибо его глупой привычке прогуливаться по вольеру, пока  весь дворец спит — я ещё сомневалась, обеспокоить ли тебя, — в тоне появилась насмешка — знак недобрый. — Однако припомнила, кто в Бриттюре королева, и наплевала на причиняемые тебе неудобства.

— Я кинулся к порогу вашего величества со всей возможной поспешностью.

— Ничуть в этом не сомневаюсь. Но, дражайший мой кудесник, вы слегка припозднились. Вас опередил монастырский посланец, бойкий юноша лишённый какого бы ни было магического начала. Знаете, где-то в тех краях, где вы обитаете в тиши и благоденствии, есть монастырь.

Прокка чувствовал себя, как на иголках. Более, чем прозрачный намёк на ущербность его колдовского умения растравил и без того незаживающую рану. Пытка продолжилась:

— Может для вас это тайна, но у меня на стене кабинета есть карта королевства. — Талогрина одёрнула занавесь, скрывающую это произведение бриттюрских чародеев. На карте возвышались миниатюрные горы, на севере белели и не таяли снега, текли реки полные водных гадов, южнее колыхались нивы, морские волны омывали берега полуострова. — Поглядите-ка сюда… О-о, как интересно… Если меня не обманывает зрение, то расстояние, что преодолел гонец даже больше, чем пришлось проехать вам. Явился он сюда часа на два раньше вас.

— Не преувеличивайте, ваше величество, — решил напомнить о своём существовании принц Троммзетан. — Гонец опередил нашего почтенного мага всего лишь на час с четвертью. Надеюсь, вас не растрясло по дороге.

Уязвлённый Кьялли-Ян отвесил в сторону Остобальда учтивый поклон и мысленно пожелал увидеть его на самом почётном месте в своём замке — на столе в прозекторской. «Уж, будьте покойны ваше языкастое высочество, там бы вы наговорились вдосталь, пока я с вас шкурку снимал медленно и со смаком».

— Время совершенно неважно, — королева в зародыше пресекла наметившуюся пикировку.  — Важно иное, а именно — вести, принесённые гонцом. И эти вести полностью развеяли сомнения, даже если они у меня были,- в целесообразности вашего здесь присутствия.  – Талогрина нарочито медленно подошла к своему ручному колдуну и пристально посмотрела ему в глаза. — Из монастыря исчезла принцесса Анфиора — моя кровная дочь! Ты понимаешь ,ЧТО это значит?

Тон, которым был задан последний вопрос, крайне не понравился Остобальду. «Похищение не было ошибкой, теперь это становилось предельно ясно — оно было необходимостью. Что ты задумала, змеюка?» — думал Тромми, сверля взглядом затылок своей благоверной.

Очки мага в очередной раз были сняты и протёрты. Лицо его страшно перекосил нервный тик. Дрожащая рука выпустила трость и та со стуком упала на сверкающий паркет. «О, как его плющит. Век бы такой картинкой любовался, — обрадовался принц. — Похоже, я исхитрился навалить большую кучу прямо в десертное блюдо этой милой парочке. Ай да я! Только бы алагарцы не подвели».

— На наше счастье я догадываюсь, кто мог совершить все эти гнусности. Герцог Арнимейский со своей шайкой буйных алкоголиков, прикрывающихся дипломатической неприкосновенностью! Послы, иху мать! — Кажется, хвалёная выдержка слегка изменила её величеству. Оно и понятно — материнские чувства, и всё такое. — Сейчас, они спешно продвигаются в сторону границы, но рубежей королевства пересечь не смогут — соответствующее распоряжение Таможенному Догляду уже отдано. Я хочу, чтобы именно ты, Кьялли-Ян, отправился за ними и нашёл принцессу и эти грёбаные яйца! В помощь тебе будут приданы офицеры моей личной стражи. С этими алагарцами нужно быть готовыми ко всему. Конечно, у меня нет полной уверенности, что Анфиора с ними, но проверь всё самым серьёзным образом. В случае не нахождения хм… искомого, повелеваю тебе провести тщательное и, главное, быстрое расследование для чего наделяю тебя самыми широкими полномочиями. Делай всё, что сочтёшь необходимым! Если отыщешь мою дочь, Кристофана ждёт война, какой он ещё не видел. А не отыщешь… Мне стоит заканчивать мысль или тебе и так всё кристально ясно? Кстати, других магов к поискам я ёще не привлекла, просто не хочу выносить сор из избы, но долго тянуть с этим я не намерена. Отправляйся. Не смею больше задерживать.

… — Не смею больше задерживать. Не смею больше задерживать, — на все лады повторял, утративший привычное самообладание Прокка, садясь в свою карету.  — Лошадей поменял? — рыкнул он на кучера. — Гони по главному тракту. Ты! — он злобно ткнул пальцем в Мелихеса. — Подай походный кофр… да не с вещами, дубина! Другой кофр, рабочий!

Кьялли-Ян приступил к выполнению приказа со всей возможной оперативностью. Он ни секунды лишней не потратил, единственно забежав во дворце в королевскую канцелярию, чтобы взять копию донесения матери-настоятельницы из этого проклятого монастыря. Зачем? Этого и для него самого было тайной. Просто интуиция подсказала. Карету потряхивало, он не обращал на неудобство никакого внимания. Не до того сейчас. Маг творил волшбу, от успеха которой зависело очень многое, возможно, сама его жизнь. Лошади неслись, возница их нещадно нахлёстывал. Рядом скакали офицеры стражи её величества — лютые дядьки фанатично преданные Талогрине, а где-то там далеко впереди неуклонно продвигалось к таможенной заставе алагарское посольство.

— Ничего нет. Совсем ничего, — Прокка откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. — Придётся проводить личный досмотр. Может всё-таки задействовать остальных колдунов? Ага, и расписаться в собственной беспомощности. Не-ет, с этим повременим. Однако странно, что я не могу обнаружить ни принцессу, ни драконьи фрукты. По части сыска у меня слабины никогда не было. Что-то здесь нечисто. Вот только, что?..

Лошадей меняли на каждой станции, без всякого стеснения перехватывая их у других путешествующих и даже отбирая у королевских курьеров и, всё равно, догнать миссию Гуттона Арнимейского удалось лишь на самой границе.  Усталый маг и измученный, запылённый капитан стражи её величества ввалились в здание Таможенного Догляда и нос к носу столкнулись с алагарским аристократом, гневно требовавшим объяснений от трясущегося писаря, на каком основании он, бумажная крыса, смеет задерживать выезд дипломатической миссии алагарского короля.

— На основании личного приказа её величества королевы Бриттюра Талогрины 1! — грозно произнёс закованный в броню капитан, мужчина не лишённый чести и смелости.

— Потрудитесь объяснить, милостивый государь, — медленно проговорил гора-человек и густые его брови сшиблись на переносице.

— Читать умеете? — бесстрашно и дерзко спросил его капитан, сунув под нос заносчивому алагарцу официальную бумагу с подписями и печатями.

— На шести языках, — проинформировал служаку герцог, бегло пробежав глазами документ. — Всё оформлено честь честью. Расслабьтесь, господа, — отнёсся он к сопровождавшим его дворянам, в горячности своей уже было взявшихся за рукояти мечей. — И проявите должное уважение к бриттюрским офицерам и… магу, я полагаю — они находятся при исполнении.

Вот чего никак не могли ожидать бриттюрцы, так это такой покладистости. У них ещё была надежда, что задиристые алагарские аристократы полезут в бутылку после оскорбительного во всех отношениях требования предъявить для досмотра всю поклажу, экипажи и едва ли не выворачивания карманов, а так же предоставление списочного состава посольства.

— И ещё, господа, соблаговолите выстроиться на площади, мы проверим список.

Кое-кто из алагарцев в бешенстве скрипнул зубами, но заметив предостерегающий взгляд Гуттона, счёл за лучшее засунуть оскорблённую гордость поглубже в ножны. Арнимейский при всём при этом безмятежно улыбался. Эх, капитан, капитан хороший ты офицер, исполнительный, но  не был ты знаком с Розовощёким Пухом, в противном случае, такая улыбка тебя, ни за что бы, не успокоила, скорее наоборот…

Шмон, другого слова не подобрать, продолжался часов около семи.

— Ну и шмотья вы с собой понабрали, — неосторожно высказал своё изумление бриттюрский капитан.

Гуттон с наивнейшим выражением лица, развёл ручками:

— Что есть, то есть. Но посудите сами: как же, по-иному? Мы люди цивилизованные благородного сословия  и потому предпочитаем носить одежду чистую, не запылённую. А вы, разве, нет?

Туше.

Дальше, больше. Арнимейский потихоньку распалялся.

— Знаете, капитан, у нас в Алагаре…

— К счастью, мы не у вас в Алагаре, — бесцеремонно оборвал его вояка, в данную минуту ревностно исполнявший обязанности вертухая.

— О, я заметил, — Гуттон во время любой качки оставался Гуттоном. — Так я о чём собственно… Ах да… Не знаю как у вас в Бриттюре, а у нас в Алагаре, люди не токмо голубых кровей и белой кости, но и мещане и даже, можете себе такое представить, необразованные селяне, когда входят в помещение, заполненное народом — ну вот прямо, как сейчас, — приветствуют находящихся там и называют свои имена и титулы, если таковые имеются. У вас, капитан, есть титул?

Оскорбление, прикрытое, разве что, вежливостью речи.

— У меня есть титул! — едва сдерживаясь, прорычал офицер.

— Что-то я его не расслышал, — изобразив на лице глубокую озабоченность, проговорил гигант, обхватив рукой подбородок. — Видимо с годами стал туг на ухо. А ты, Брегном, слышал, с кем мы имеем дело?

Квадратный прапорщик мотнул своей большой головой:

— По всему — с онанизмом…

— Простите моего боевого друга, — поспешил извиниться герцог. — Он не очень образован. Видимо он хотел сказать, что мы имеем дело с анонимом.

— Я так и сказал.

— Видите, он тоже извиняется.

Руки бриттюрца, в стальных чешуйчатых перчатках, сжались в кулаки. Капитан уже кипел, вот-вот и кровяное давление сорвёт шлем с головы.

— В официальном документе, — едва сдерживая клокочущую ярость, прошипел он, — заверенном рукой самой королевы. В том самом, что я имел честь вам предоставить. Есть моё полное имя, звание и…

— О, тысяча извинений, сударь, — как бы невзначай оборвал говорившего Пух — Но у писаря, что кропал эту бумаженцию, преотвратный почерк. Брегном, подтверди.

— Просто ужасающий, — тут же исполнил просьбу обожаемого начальника бородатый коротыш. — Ему бы, остолопу, не в писарчуках служить, казённые чернила зазря переводя, а идти по лекарской линии, то-то имел бы успех. Никто ни в жисть бы не докопался, какую отраву он народу прописывает.

— Так вот, там совершенно не разобрать, что нацарапано не то баронет капитан Бюфьють, не то барон штабс-капитан Убьютьнафиг.

Бриттюрец взревел. Кто бы стерпел подобное измывательство над собственной фамилией? Тут попробуй, негодяя, к порядку не призови — вся покойная родня из гробов поднимется и по косточкам разберёт мягкотелого и безвольного потомка. Капитан вырвал из ножен тяжёлый кавалерийский палаш и, потрясая им, заявил:

— Довольно! Довольно измываться, сударь! Я вас вызываю!

— Идиот! — прошептал Кьялли-Ян Прокка, хватаясь за голову

— О, как! — безмятежно улыбнулся герцог. — Вы осмеливаетесь вызывать на дуэль посла алагарского монарха?

— Да, демоны вас изничтожь! Осмеливаюсь. И непременно убью в честном поединке, если только вы, по обычаю своей родины не спразднуете труса.

Кьялли-Ян бессильно опустился на секретарский стул и стал рассеянно перебирать бумаги на его столе. Дела брели какими-то своими путями и от мага больше ничего не зависело.

— Господа, — Арнимейский улыбнулся так широко, как только мог. — Призываю вас всех в свидетели.

Все замерли: бриттюрцы прекратили бесполезный обыск, алагарцы сплотились вокруг своего герцога и взялись за оружие, а Прокка случайно остановил взгляд на одном неаккуратно заполненном документе, смысл, которого до него пока не доходил. Гуттон Арнимейский, он же Розовощёкий Пух старался во всю и сумел взять ситуацию под свой контроль. Но в поединке с капризами богов он оказался бессилен. Всё, что ещё было в его власти это протянуть время… совсем немного.

— Я принимаю вызов, — огорошил он всех присутствующих. — И прошу всех, кто находится здесь по служебной необходимости, особо отметить, что никаких законов и юридических норм королевства Бриттюр я при этом не нарушаю. Ведь дуэли у вас на полуострове не запрещены никакими эдиктами. Не правда ли, господа бриттюрцы?

Не придерёшься, не подкопаешься. Для королевских посланцев путей к отступлению больше не было. Словесная «холодная» баталия в логическом развитии своём дошла до момента, когда пора побренчать железом. Возбуждённая толпа погранцов, бродяг и торагшей, собравшаяся на площади перед конторой, проголодавшись, жаждала зрелища, густо орошённого кровью. Любопытство одолевало всех. Всех, кроме очкастого колдуна с дурными наклонностями.

— Эй, ты, — окликнул он престарелого охранника, не успевшего доковылять до порога.

Старик тихонько, чтоб не уловил бесов маг, чертыхнулся. Опять ему не повезло: сейчас молодые да здоровые обступят место поединка плотным кольцом, попробуй потом пробейся сквозь их ряды. Уважение-то годам мало кто окажет.

— Что прикажете? — оборотился ветеран к странному человеку с дёргающимся лицом, не очень на человека и похожего.

Какое-то время Кьялли-Ян молчал, поправляя очки, собираясь с мыслями и не отводя взгляда от бумаги совершенно случайно попавшей ему в руки. На какую-то секунду ему показалось, что он совершенно зря окликнул старика. Но вот с его глаз как будто спала пелена, и Прокка с болезненной ясностью осознал, что военные полностью провалили задание и потому — они уже прошлое, хоть  пока об этом и не догадываются. Своей горячностью, своим необдуманным гусарским наскоком эти обряженные в сверкающие доспехи дуболомы едва не уволокли на самое дно и его, пока всё ещё доверенного мага королевы, поскольку подобного провала она не простит никому. Но фортуна странным, непостижимым образом взбрыкнув, обернулась к Кьялли-Яну и… и улыбнулась.

— Скажи-ка, служивый, — обратился добряк-людоед, к застывшему на пороге деду, — кто заполнял вот этот документ?

Старик кривобоко подошёл к столу, взял протянутую ему бумагу и, подслеповато щурясь, принялся её изучать.

— Осмелюсь доложить, бумагу эту своей рукой составил и заверил сам господин второй секретарь мессир Брехтоламью. А что она по сю пору на столе валяется, так то ему простительно… наверное… просто за делами господин второй секретарь запамятовали её в сейф запереть.

Маг раздражённо прервал старческий лепет:

— А ну волоки сюда эту канцелярскую крысу! — крикнул он. — Если в минуту уложишься ходить тебе в офицерских чинах уже сегодня.

Кто бы мог ожидать столько прыти от старого мерина?! Действительно в минуту уложился. Известный нам господин второй секретарь в своём коротком плащике с меховой оторочкой, в туфлях со знаменитыми серебряными пряжками и безмерно раздутым самомнением был представлен пред лютые очи хромого чародея с карминовыми зубками. Мессир находился в растрёпанных чувствах и был близок к смятению. Как тут не утратить душевного спокойствия ежели твой подчинённый без всякого почтения, едва ли не силой, волочёт тебя в канцелярию, не страшась никаких последствий. Брехтоламью даже попытался измыслить для разнуздавшегося старикана какое-либо наказание особой вредности, но не успел, путь до ранее обожаемого места службы оказался больно скор. И теперь он имел сомнительное удовольствие любоваться на таинственного фаворита самой Талогрины 1. Кьялли-Ян сосредоточенно пялился сразу в две бумажки, которые держал в руках и увлечённо разговаривал сам с собой:

— Надо же, ведь и сам не ожидал, а как пригодилось по наитию прихваченное донесение. Гляньте-ка, какое удивительное совпадение, и тут орк, и там — орк. Конечно, старая грымза со страху и сослепу могла и напутать. Опять же примем во внимание волнительность момента нарушенный сон и всё такое. Но уж очень описания схожи. Бабка покусителя, правда, демоном нарекает, однако… А-а, вот и вы. Как вас там?.. Брехто… Брихто… лампью.

— Брехтоламью, — нашёл в себе силы поправить колдуна неизвестно от чего перетрусивший чиновник.

— Вот уж без разницы. Если брать на веру эту вот бумагу, то в совсем недавнем прошлом рубежи державы нашей пересекли трое алагарских бродяг — человек, орк и гоблин.

— Как же, был такой случай. Я его хорошо помню. Всё оформлено официально, согласно букве закона. Лично мною, по всей форме, были зарегистрированы господа Гёз, много претерпевший от несправедливого алагарского правительства, Хряп — тусуйский орк с аттестатом о среднем образовании, по всем признакам малолетний растяпа и э-э… Дайте-ка собраться с мыслями… Да. Мудрак Ялохович Гоблин. Кажется так? Просто свихнутый гоблин с зачатками собственного достоинства.

— Хорошая характеристика, подробная. И что же эти м-м… господа были подвержены тщательной проверке?

— А как же! — оживился чиновник, собираясь воспрять духом. — Всенепременно были проверяемы, всенепременно и образом самым тщательным. Они ж имели здесь конфликт с… с тутошними хулиганами. Ничего особенного, так повздорили друг с дружкой. Но сержант Бухо, стражник многоопытный и заслуживающий всяческого доверия и уважения, посчитал нужным вмешаться и пресёк беспорядки на корню.

— Бухо? — маг бросил на стол просмотренные до дыр бумажки. — Старче, волоки его сюда. Знакомиться будем. Постой… Штатный чародей их подноготную проверял? Особенно этого Гёза. Проверял, лейтенант… Да, уже лейтенант.  И колдуна тоже ко мне, до кучи, быстро. Значит мессир Брехлью, заарестовали вы алагарских дебоширов?

— Точно так, — на этот раз второй секретарь посчитал за благо не поправлять намеренно искажавшего его фамилию мага. Что-то ему нашёптывало, что на жизненном горизонте некоего чиновника Таможенного Догляда стали скапливаться облачка самого отвратного вида.

— И на какой срок, позвольте полюбопытствовать?

Вот оно и грянуло. Отпустили-то арестантов, почти сразу. Ровно через столько времени, сколько потребовалось для написания всех въездных документов и пересыпания монет из кармана в карман. Какая уж тут тщательная проверка! Окажись она таковой, каковой объявлена, сидеть бы окаянной троице в полузатопленном подвале полгода, не меньше. Успели бы, супостаты, заживо сгнить.

«Оно бы и к лучшему обернулось, — с тоской и безысходностью подумал чинуша. — А теперь что? Что теперь?»

Бухо, взмокший, как боров, и проштрафившийся маг, Кьялли-Яну не были особо нужны. Разве что для проформы да для удобства их общего препровождения  в кутузку. Ну явились они на зов. Куда им теперь деваться? Ну проблеяли что-то невразумительное в ответ на его вопросы. Толку-то с того. То, что вся эта погранконтора сверху донизу погрязла во взяточничестве, было ясно, как божий день. Но ведь Прокка не королевский прокурор, ему доказательства преступления не нужны. Кьялли-Ян вообще лицо неофициальное и тот факт, что он невольно потревожил весь этот устоявшийся гадюшник, его ничуть не радовал, поскольку ни на йоту не приближал чародея к разрешению собственной проблемы.

— Лейтенант! — Дед с готовностью вытянулся во фрунт. — Назначаю вас начальником охраны. Этих, — глаза Кьялли-Яна гневно сверкнули из-под очков, — в карцер, до особого распоряжения. Сдать печати, ключи и оружие, мерзавцы! С глаз долой!

— Охрана! — надтреснуто завопил любимец счастливого случая. — Преступников — в общую хату, окромя чародея. Его, сами знаете куда. В особые апартаменты. Пусть с ним незамедлительно маги работать начинают.

— Вашим — не доверяю, — оборвал его Прокка. — Им займётся мой ученик. Он справится. И последнее: ко мне никого не пускать. Никого, ты меня хорошо понял?

Увели поникших арестантов. Уволокли, сразу ослабевшего от ужаса предстоящего ему ритуала «размагничивания», колдуна. Тихо стало в конторе пыльно, душно. Прокка люто рванул ворот сорочки, рыча по-звериному. Столько лет, столько сил потрачено ради высшей цели. Не зря потрачено. Сейчас он как никогда близок к осуществлению своих планов. И вот, пожалуйста, всё рушится в одночасье. Бес с ними, с драконьими яйцами! До них прагматичному Кьялли-Яну никогда не было никакого дела. Нет и сейчас. Сказочка для надоедливых алагарских монархов. Дипломатическая закавыка. Пустышка! Но принцесса… Без неё всё, абсолютно всё может пойти прахом. Где она? Где? И главное — с кем? Сейчас у мага в руках была только одна ниточка. Тоненькая. Возможно, уводящая в сторону от истинного пути. Тщедушная зацепочка — адрес в Стронге, по которому, под присмотром бдительного ока Таможенного Догляда должен был проживать некий алагарец. Да-а, дела. Теперь скрыть, что-либо уже не представляется возможным. Да и дьявол с ним, с сокрытием. Маг достал хрустальный шар: пришла пора обеспокоить высоких чиновников Догляда. Сейчас он доложит обо всём королеве и потребует, именно потребует скорейшей мобилизации всех сил этой громоздкой организации. Всех шпиков — на уши! Немедленно закрыть границу так, чтобы  мышь, да что мышь! — комар не мог её пересечь, без риска быть уничтоженным. Порты запереть для всех, даже для дипкурьеров. Особое внимание обращать на купцов контрабандистов и рыбаков одиночек. Потерпят, не пропадут с голодухи. И последнее, для Прокки самое быть может неприятное, придётся встряхнуть коллег по ремеслу, пусть потрудятся во благо королевства, пусть раскидывают «ловчую сеть» на всю державу. С такой грандиозной по сложности задачей Кьялли-Яну в одиночку не совладать. Да и никому по отдельности. Оно и гуртом-то хлопотно; кое у кого непременно грыжа вылезет. Переживут. Всем искать чёртова алагарца, орка, гоблина и… Мысль колдуна вдруг на полном скаку налетела на непрошибаемую стену.

— Какой же я дурак! Какой же я непроходимый дурак, — прикрыв глаза, прошептал маг. Одно утешение — Талогрина не умнее оказалась. Охрану вольера скопом повязали. Сейчас кишки из них тянут. Список ими названных подозреваемых уже наверняка длинной в милю. А в действительности всё просто. Всё так просто.

Пухленькие ручки огладили поверхность шара. Лицо Талогрины проступило очень быстро. Королева с нетерпением ожидала вестей и была крайне обеспокоена.

— Ну, — нетерпеливо спросила она, — чем порадуешь?

Кьялли-Ян хищно клацнул своими мелкими зубами:

— Немедленно задержите своего супруга, ваше величество. И спешно объявите в магический розыск ещё одну хорошо известную вам особу…

 

*       *       *

 

Штурма замка, в Хряповом понимании — славного и героического дела,  как-то не получилось. Обстоятельство это огорчило повёрнутого на рыцарских романах орка несказанно. Он-то рассчитывал едва ли не буквально взять его на копьё. Ну пусть не на копьё, пусть мечом его добыть. Но чтобы обязательно приступом с приставными лестницами. Чтоб стрелы свистели, чтоб со стен горячая смола лилась потоками на осаждающих и даже, чтоб кого-нибудь задела, так… не очень сильно. Не Хряпа, конечно. Уж больно она жжётся. А кого тогда? О, скажем, Мудрю… немного, брызгами. И чтоб, какая-никакая красавица, злым чародеем пленённая, ну чисто случайно им, Хряпом, была спасена. Последнее условие для чистоты жанра просто обязательное. Ещё, чтоб… чтоб… где-то примерно так. Ничего подобного в действительности не случилось. Нет, совсем без драки, конечно, не обошлось, но баталия вышла совсем не эпическая.

А началось всё и вовсе с отвратительно недоверчивого поведения разноплемённых граждан. Хотя бы вот гоблин… Он, что азарта начисто лишён? Мог же ведь отвагой загореться. Кореша поддержать. Где там… Циничный до самого распоследнего предела Мудрак Ялохович только поглядел пристально на геройствующего потенциального генерала и многозначительно покрутил немытым пальцем у виска. Гёз тоже от своего амплуа далеко не отошёл, вздохнул тягостно, дескать, ну и мечты у вас, товарищ маршал, ну ровно, как у безусого корнета. Вреднейшая из всех баб, мадам, которая Лотрана, и та на сей раз оригинальностью не блеснула: приложила руку ко лбу Хряпа (ей, правда, для этого на носочки встать пришлось, хоть какая-то припарка изъязвлённому юношескому самолюбию) и с ложным состраданием объявила его перегревшимся на солнце полудурком. А где солнце-то углядела, кулёма столичная, сырь кругом да туман. Вон, карету тутошнего злодея едва не проморгали. От крупной и холодной росы ноги в сандалиях промокли, от того зябко и полный дискомфорт. Мочевой бы не застудить от такого зноя. А ещё же и эти две молоденькие сестрёнки переглядываются, шушукаются и над ним, тусуйским героем, в ладошки посмеиваются. На сестёр они и не похожи вовсе. И вопрос этот Хряп поставил для себя при первой же возможности разъяснить. А пока, всё ими содеянное, разозлило орка до крайности. Он махнул на всех рукой, и совершенно как былинный лорд-орк Хрюп, во времена ветхозаветные и поросшие густым мхом, рискнул подумать. Иногда это занятие бывает полезным и не только для орков. Тусуец припомнил, что баяла Лотрана о возможно не запиравшихся замковых воротах, достал из седельной клади сохранённую на всякий случай драконью узду и решительно двинулся к Космачу.

— Ты куда? — забеспокоился сердечный друг Мудря. — Опять на доске по речке гарцануть решил, мысли растрёпанные в порядок привесть? Так ты того, зело ландшафтом ошибся — тута речки рядом нема.

— На разведку, — кратко, как положено суровому витязю, обрубил балабола Хряп.

— На драконе?! — изумилась вызволенная из монастыря девица с таинственной биографией.

— Ну да. Что тут такого странного? Подъеду, чин чином к самым воротам под видом простого странствующего рыцаря и попрошу чего-нибудь, а сам охрану перечту. Чего там обычно странствующие рыцари в ваших краях просят?

Спутники Хряпа дружно переглянулись.

— Понятия не имею, — озвучила общую позицию Кларисса. — Откуда бы нам это знать?  В Бриттюре странствующие рыцари  уже лет двести пятьдесят, а то и больше, вымерли как вид.

— Правда? Кхе… — от такой новости орк слегка смешался. Но, тут же, взял себя в руки:  — А я прикинусь тусуйским блудящим… э-э… блудливым… Нет. Этим, как бес его?..

— Бомжом? — пришёл ему на выручку брат-гоблин.

— Совсем не из той оперы. Представлюсь я богатырём без контракта!

— Это настолько глупо, — медленно проговорил Гёз, — что может сработать.

— Непременно сработает! — просиял Хряп. — Всенепременнейше. Только вы с Мудрей постарайтесь держаться поближе, но так чтобы не отсвечивать. Я, как ворота захвачу, вам сигнал подам, а в таком тумане на расстоянии дальнем вы рискуете его не разглядеть. Так и сложу голову в неравной битве, не пойми, за какие идеалы.

— Ты, что же сразу собрался в драку кинутся? — спохватился наставник никак не ожидавший такой прыти от не самого талантливого своего ученика.

— Так, чего тянуть-то, — беспечно ответил Хряп, без всякой грации взгромоздясь на спину терпеливой рептилии. Кое-как, стараясь сохранить ускользающее равновесие, оправил на себе скособочившуюся амуницию и двинул на подвиги из своих детских снов.

Дело, безусловно, странное, но его бесшабашная и лишённая всякой логики эскапада завершилась полным триумфом!

Космач, очень неглупая животина, тяжеловесно дотрусил до ворот, уселся, подвернувши стреловидный хвост, и скромнейше принялся в них царапаться.

— Отворяй! — довольно зычно гаркнул Хряп, сам дивясь своей храбрости. — Славный богатырь Хряппобрык требует крова!

Поменьше бы апломба. Всё-таки перестарался. А, впрочем, и так сойдёт, всё равно на зов никто не вышел. Пришлось горе-самураю слезать с драконовой спины и самолично проверять истинность Лотрановых предположений. Он разглядел малую дверь в больших воротах, ухватился за железное кольцо и потянул; дверь, неожиданно легко поддалась, но главный сюрприз ожидал Хряпа сразу за порогом.

— Вот те на, — округлил орк глаза, — никак зомбак? Здорово, что ли, чучело, — вежливо поздоровался с вышедшим ему навстречу давненько умершим слугой самопосвящённый рыцарь и раскроил мертвяку голову верным Ланцетом. — Ох, и повозится мне предстоит с чисткой любимого оружия, — посетовал тусуец на несовершенство бытия, вытирая лезвие о поношенную ливрею всё ещё копошащегося трупа. — До чего ж ты упрямый мужик, — тут же попенял он стражу ворот, который, невзирая на обширное сокрушение собственного черепа, попытался ухватить зеленокожего вторженца за кривую ногу.

Ланцет коротко и немузыкально взвыл, отделяя загребущую лапу от изгибающегося крутой дугой тела. Ещё один удар — и голова, оживлённого чёрной колдовской волей, мертвеца покатилась по булыжникам вымощенного внутреннего двора. Хряп огляделся и присвистнул: отовсюду — из конюшни, хозяйственных построек, жилищ прислуги на него двигались зловещие молчаливые фигуры разной степени разложения. Стало понятным, по какой причине хозяин, покидая своё обиталище, посчитал излишним запирать его на ключ. Какому дураку приспичит охота, в его отсутствие, заявляться сюда, чтобы по-соседски поболтать с такой премилой дворней? Разве, что одному непутёвому орку? Но это тип в Бриттюре редкий, статистически близкий к полному исключению.

Обстановка для Хряпа была кристально ясна.

— Одному не управится, — здраво рассудил юнец и заблажил: — Гёз! Мудря! Двигай сюда, мужики, заваруха намечается.

Орк разрядил в головы ближайших врагов двуствольный пистолет, и кинулся к запорному механизму; кроме калиточки стоило открыть ворота и запустить Космача. Лучшего подкрепления против трёх или более десятков ходячей нежити  и придумать было нельзя. Меж тем, очень неспешные, но совершенно неведающие боли и страха чудовища успели взять непрошеного гостя в плотное кольцо с явным намерением им позавтракать. Ворота открывались с ужасающей медлительностью. Второй пистолет гулко пролаял и Хряп ринулся врукопашную. Мертвякам удалось прижать его спиной к стене и дело грозило  скверным оборотом, когда, наконец, прибыла подмога.

Во двор ворвался воинственно верещащий гоблин, а умничка Космач просунул голову в образовавшуюся узкую щель и бесцеремонно оплевал горючей смолой задние ряды напиравших обитателей замка. Странно, Гёз запаздывал. Совершенно позабыв о травме, он поторопился, оступился неловко и тут же почувствовал такую знакомую боль в спине. О, боги, боги, опять! Упрямый наставник движение не прекратил. Но бежать он уже не мог. Гёз едва не заплакал от тошнотворного бессилия и ненависти к самому себе. Вот они ворота — воробей одним скоком допрыгнет, — а добраться до них всё никак не получается. Будто весь мир  патокой залили, и ты сквозь неё продираешься, продираешься, а она, сволочь, липнет к тебе, ноги обволакивает. Гёз взъярился, бешено заорал, что-то для своей персоны весьма нелестное и как мог, наддал. Дракон, к тем порам уже успел целиком протиснутся в ворота замка. Было слышно визжание Мудрака перемежающееся многоярусным матом, насмерть бьющегося орка.

— Держитесь, мальчики, — прохрипел Гёз, вваливаясь во двор с любимым палашом в руке.

К чертям боль! Сейчас не до неё, проклятущей! Гёз сумел дойти, и чаша весов незамедлительно качнулась в сторону штурмующих проклятую обитель. Сильных количеством и бесстрашием, но предельно тупых зомбаков покрошили споро, безжалостно, мелко. А дальше были сторожа куда серьёзней. И не окажись на стороне разудалой троицы белого как снег дракона и увлекающегося чтением орка, дело вполне могло завершится полным и безоговорочным провалом.

Откуда-то из самой глубины подвала наружу неспешно выбралась парочка туш самого отвратного вида. Размером не уступающие Космачу, сегментативные и безобразно раздутые, они вряд ли принадлежали этому миру. Больше всего похожие на маток переросших насекомых, они были покрыты тонким панцирем и то и дело подчиняясь какому-то общему для обоих ритму, приподнимали переднюю часть с множеством мелких суставчатых ножек и дрожали.

— Мерзость, — выдохнул Гёз, сдерживая подступившую к горлу тошноту. — Сейчас я их…

— Стой! — истерично завопил Хряп. — Не подходи к ним. Это…это… оно из Незнаемых земель. Книга Штехопоньского. Потом объясню. Мудря заряжай мои пистолеты, — он сунул в руки гоблина оружие и патроны. — Справишься?

— На раз-два, — Ялохыч уже скусывал неподатливую вощёную бумагу.

— Гёз, выстрелами мы их на расстоянии удержим. У них под панцирем кислота. — Орк извлёк из-за пояса оставшийся неиспользованным длинноствольник. — Глядите.

Раздался выстрел. Хряп целился туда, где по всем его представлениям, у пузатых уродцев должна была быть голова. Он не промахнулся. Из образовавшейся раны на камни обильно плеснулось что-то тягучее и тут же закипело. Обрубок ноги незадачливого зомби попал под этот водопад и быстро в нём растворился вместе с костью и деревянным башмаком.

— Ого, — изумился Гёз. — Спасибо, Хряп. С палашом на таких — только если жить прискучило. Космач, поддай-ка им жару!

Дракона просить дважды? Да вы смеётесь! И вот уже неизвестные враги закорчились от жгучей припарки. Закорчились. Но ползти не перестали. Живучие оказались и настырные. Мудрак протянул Хряпу заряженный пистолет. Два выстрела. Оба — в цель. Чудовище вздрогнуло, зашипело и плюнуло в обидчика чем-то гадостным. К такому обороту Хряп был готов и увернулся. Вовремя. Крепкий столб, надёжно поддерживающий крышу сеновала, получив этот заряд добрых пожеланий, как-то очень быстро раскрошился и рухнул.

— Итить твою! — улучил момент для восхищения Мудря. — Вот он, наглядный пример практической пользы от книжного образования. А что бы с нами стало, кабы наш дуралей книжки не читал? Я те поплююсь, скотина! — тут же погрозил он кулаком ещё одному невоспитанному монстру, приноровившегося было от щедрот окатить гоблина горячими соплями. Вон, в Космача целься — это он тебя забижает. Без обид, волосатик. Хряп, чем эту гадость пронять, так чтоб до самого нутра?

— Только огнём. И желательно изнутри, так быстрее получится, — орк, что-то лихорадочно выискивал глазами. — Ага, — это подойдёт!

Он кинулся к стойлу. Там, позабытые, уже обезглавленным скотником, сиротливо стояли прислонённые к стене вилы. Хряп схватил их, на ходу подобрал большой клок сена и помчался к дракону.

— Космач, дуй ко мне!

Дракошка неуклюже отпрыгнул в сторону, спасаясь от очередного кислотного залпа разозлённых до крайности бестий, и припустил на зов. Орк поспешал к нему из всех сил. Гоблин и Гёз, вдруг ставшие статистами, старательно хоронились, где-то на в стороне от активных боевых действий. Не можешь помочь ничем дельным, так сделай одолжение под ногами не путайся — эту прописную истину умудрённый Гёз и всяко опытный гоблин сейчас в жизнь и претворяли. Наконец, встреча двух рвущихся друг к другу одиночеств состоялась. Неизвестно, на что рассчитывал добросердечный дракон — на вкусную подачку, или просто на забавную игру в горелки, но его постигло жестокое разочарование. Противный орк грубо сорвал с его морды уздечку и даже не почесал животину под челюстью. Негодяй! Вместо этого он примотал сено верёвкой к вилам и скомандовал:

— Плюй сюды, но без фанатизма!

От драконьей раскалённой смолы сено тут же полыхнуло и орк, что  есть силы, метнул импровизированное копьё-факел в ближайшего монстра.

— Космач, миленький, поливай оставшуюся со всей дури. Она ж снаружи огнеупорная.

Молодой орк старался не выпустит ситуацию из-под контроля. И у него, кажется, получалось.

— Так её! Так! Ух, молодчина, хорошо прижёг!

Дело было сделано; туши отвратительных стражей, жирно чадя и мерзко воняя, догорали во дворе. Удивляться откуда эти создания взялись в Бриттюре, коли их родина Закраины — что-то вроде незаживающих язв на теле самой земли, — орк решил чуть позднее. Но зарубку себе на носу сделал: что-то частенько на его пути Незнаемые земли обрисовываются, не к добру это. Пока же ломать над этим голову было недосуг — бойцам остался сущий пустяк — зачистить внутренние помещения небольшого, но всё-таки, замка. Но размеры строения не могли не радовать — всё ж таки не королевские покои частым гребнем проходить. Да и своих домашних любимцев Кьялли-Ян Прокка, по вполне понятным причинам, в жилые помещения не допускал. В запутанных коридорах нагло прущих захватчиков, правда, встретили несколько крупных волосатых типов, похожих на обезьян, но с ними они быстро управились, безжалостно искромсав мечами.

— Всё, что ли? — почти обиженно спросил Хряп через двадцать минут не самого жаркого боя. — Очень, очень жаль. В застольной беседе и соврать не о чем будет. Хотя, — рассудил он вполне здраво, — ежели пивка должную дозу принять, да фантазию на помощь призвать, опять же Хрина молитвой озаботить, оно, глядишь, что-либо и выйдет. Во всяком разе, к тем порам, когда внуками обзаведусь, я историю эту живыми воспоминаниями расцвечу. Чтоб пацанва моя на правильных, героическим примерах воспитывалась. Ну-с, мужики, давайте что ли, наших бабёнок покличем, пусть приберутся тут немного.

Здесь, вечно противоречащий гоблин, добавив в голос толику обидной ядовитости, выразил сомнение, что ЭТИ дамы унизятся до подобного грязного дела. Неизвестно отчего, орку вдруг явственно поблазнило — он опять, что-то пропустил мимо ушей, просмотрел, недопонял, умишком не охватил. Ситуация знакомая до оскомины, особенно в общении с Мудраком, чтоб ему околеть! — Ялоховичем. Попривыкнуть бы пора, ан нет, всё равно обидно.

— А покликать всё ж таки надо. Чего им в тумане зябнуть? Тут и крыша без дыр, и камин, поди, имеется, — заговорил Хряп излишне упрямо, словно по этому поводу ему кто-то возражал. — И это… ворота бы запереть… так, от греха подальше.

…Трещали в большом камине дрова весело, даже задорно. После стольких треволнений, душу вытягивающих сомнений, бессонных и тревожных часов, пляска огня была словно живительный бальзам для тел и душ беглецов для тех, конечно, у кого эти души имелись. Дамы чинно восседали за массивным столом без скатерти, с аппетитом уплетая деликатесы, обнаруженные гоблином на кухне. Гёз, придвинул поближе к огоньку глубокое кресло, курил трубку, поставив ноги на каминную решётку и расплывшись от удовольствия. Хряп и Мудря по-простецки растянулись рядом прямо на полу, для комфорта пристроив под головы по полену. Покойно. Странно хорошо. Бессловесные их товарищи тоже не были забыты и обделены вниманием. Лошади и мул, рассёдланные и распряженные с удовольствием хрупали овсом и сеном, кому, что по сердцу, в замковом стойле. Больше всех повезло Космачу. Во всяком случае, он так искренне полагал. Во внутренние покои, куда он поначалу настырно стремился, попасть ему не удалось — двери были узковаты. Э-эх, незадача, а то он бы порезвился! Хряп, от горячки боя ещё не отойдя, с дуру предложил расширить дверные проёмы за счёт стен, но особо вдохновенной поддержки среди подельников не встретил: кому была охота каменную многовековую кладку ломиком долбать? Всяк отговорился на свой манер. Кто мотивировал отказ болезной спиной и руководящим положением, кто — бестолковостью всяких там орков. Последних, было подавляющее большинство. Тусуец не расстроился — выволок из ледника половину коровьей туши и широким жестом богатого барина презентовал её волосатому клювастому блондину.

Затишье выдалось. Не для красного словца и не от затянутости повествования, а такое, какое иной раз в жизни у каждого случается. Краткое затишье. Для всех. А для орка и гоблина — в особенности. Скоро в путь — отнимать у речки в ней до поры укрытое. Эх, до чего надёжно лодку упрятали. Её теперь без третьей драконьей силы и не вытянуть. О драконе — это, кстати… ему ведь новую упряжь надоть. « Мудря, сообрази. Ты по этой части, где чего сыскать и спереть, — мастер». — «Вот и настал конец блаженству. Жаль. Однако и, правда, сбрую пошукать стоит. Ладно, пойду, прошвырнусь». Гёз выпустил густое облако дыма: «Осторожней там. Кто его знает, всех ли зачистили?» — «Будь спок. Я ж гоблин, мне трусости, то есть, осторожности не занимать».

Мудря  подскочил, словно мячик, ухарски загорланил похабную песню, вогнав в краску всех дам, даже пуленепробиваемую мадам Лотрану, — чего ещё ожидать от храбрящегося гоблина? — и отправился шерстить хозяйские закрома. В недолгом времени раздалось:

— О, итить твою и тут зомбак!

Хряп ещё лёжа потянул Ланцет из ножен и готов был выдвинуться приятелю на выручку едва ли не на четвереньках, но был им несколько успокоен:

— Не дёргайтесь. Я с ним разобрался. Квёлый он бы какой-то. Недоделанный, что ли? Ох, ёлкин кактус! Сколько тут всяких премудростей! Слышь, Хряп, двигай сюда. Тебе тут понравится.

Орк, только что собравшийся снова завалиться на боковую, попыхтел, попыхтел, но мужественно встал на ноги и потопал на зов восторженного Ялохыча. Побуждением к тому было отнюдь не банальное любопытство, в случае с нашим орком, борьбу с ленью оно всегда безнадёжно проигрывало, а то, что в краткую экскурсию по замку собрались дамы. Вот же неугомонное племя, а орку докука — охранять туристок. И опять вопрос надоедливый всплывает: вроде как кровные родственницы, а общего — только шумное поведение. Ну не похожи они друг на дружку, как Хряп к ним ни приглядывался, ни мадам Лотрана, ни Кларисса, от которой железный Гёз глаз отвести не в силах, ни эта, по чужой воле к ним пристёгнутая. Как её там? Эльсиора, кажись? Так она представилась. Наверняка соврала. Ладно, разберёмся.

Ялохыч в поисках своих забрался недалеко, просто сунулся в ближайшую дверь и там нос к носу столкнулся с ещё одним впопыхах оставшимся незамеченным ливрейным покойником со скверным характером и дурными манерами. Гоблин обезглавил его своей секиркой без лишних рассусоливаний и нашёл то, что ему было крайне потребно, плюс, кое-что сверх. Любящий комфорт, как любой сибарит, и нелюбящий долгих пеших прогулок Кьялли-Ян устроил свою лабораторию рядом с обеденной залой, чтобы ноги зря не топтать. Чего в ней только не было — от залитого кровью стола вивисектора, от одного вида которого дамочек замутило, до всякого ржавого хлама, используемого в пыточном деле. На втором рабочем, не хирургическом, столе грудой валялись фолианты всевозможной толщины и манускрипты разной степени зачитанности. А так же чертежи сложнейших фигур, используемых в начертательной магии для вызова и удержания демонических существ и субстанций, и личные записи колдуна-исследователя. Орк мельком бросил на них взгляд; если во всём этом и было для них, что-то стоящее, то воспользоваться этим никто из самоприглашённых гостей чародейского вертепа был не в состоянии: записи велись на незнакомом Хряпу языке, но искорка неопределённого подозрения всё-таки мелькнула в его узких глазах. На всякий случай он показал один из свитков Гёзу. Тот отрицательно покачал головой. Ясно — для него все эти каракули тоже не имели никакого смысла. Орк утратил интерес к макулатуре и занялся внимательным разглядыванием стенных стеллажей. Да-а. Кунцкамера, не иначе! Разномастные и разнокалиберные уродцы в банках и больших колбах. Понятно, почему дамы не сумели удержаться от криков ужаса. «Сестрёнки» сделались бледными, как полотно и наверняка сбежали бы из  обители воплощённых ночных кошмаров, если бы не ослабевшие ноги и оправданные опасения натолкнуться в  коридорном сумраке на ещё одного случайно недобитого мертвяка.

Мадам Лотрана оказалась чуточку покрепче, и это внушало уважение.

— Боги мои, боги! — прошептала она. — Чем же эта тварь в человеческом облике здесь занималась? Тут же нет ни одной вещи, от которой не несло бы смертью.

— Посмотрите сюда, — позвал всех Мудря из самого дальнего, плохо освещённого свечами, угла. Странно, что они ещё не догорели. Прислуга внимательно следит? Но зачем покойникам свет, даже ходячим? — Этот, кажись, живой. И как до сих пор не задохся в своей стеклянной тюряге? Колба вон как плотно запечатана, даже сургучом залита.

От удивления Гёз поцокал языком: действительно парняга был живым. Во всяком случае, он сучил ногами и страшно выкатывал глаза. Половую принадлежность диковинного экспоната алагарец определил правильно. Трудно было ошибиться, поскольку штанов на обитателе большущей колбы, не было.

— Народ! — обратилась ко всем мадам, из женского неистребимого любопытства прилепившаяся к мужской компании. — Мне кажется или красавчик, в самом деле, что-то пытается нам сказать?

Красавчик? Что ж, на фоне многохвостых, многоруких, обросших щупальцами и присосками в самых неожиданных местах, дохлых, а может, просто прикидывающихся таковыми, соседей этот экземпляр, плавающий в прозрачной жидкости, действительно выглядел сносно. Две руки. Две ноги, правда, трёхпалые. Одна голова. Стоп. Ошибочка: голов тоже — две.

— Ага, ага, — запел в согласии с Лотраной любопытствующий гоблин, — лопочет чего-то. Давайте его  выпустим, побалакаем с затворником?

— Очумел?! — вдруг заосторожничал Гёз. — Откуда ты знаешь, может эта образина будет похуже тех, что  нас во дворе едучим дерьмом облить собирались?

— Гёз, я с вас изумляюсь, чес слово, — Мудрак Ялохович сложил ладошки перед грудью и театрально захлопал ресничками. — Ты, что перетрусил? Он же карапуз совсем. Сколько в нём? Дюймов восемь, едва ли девять. Неужто мы от таковского-то богатыря втроём не отмахаемся?

Алагарцу прозрачный намёк на его чрезмерную осторожность крайне не понравился. Скрепя сердце он дал добро на освобождение таинственного узника.

— Колбу будешь ты разбивать, — велел он гоблину. Идея твоя, тебе первому, в случае чего, и на амбразуру ложится. — Аргумент начальник привёл железный, ни с какого боку не подкопаешься. — Хряп, пистолеты заряжены? Доставай двуствольники. И если что не так пойдёт пали без колебаний и жалости. Откупоривай сосуд, Ялохыч, так и быть, глянем, что за джина там законсервировали.

Гоблин снял с полки прозрачную тюрягу и поднял её над своим ананасом, намереваясь попросту треснуть её об пол.

— Погоди, — вдруг остановила его мадам Лотрана. — Урка застеклённый, чего-то сильно засуетился. Жестами протестует. Может не надо его с размаху о каменные плиты? Кому такое понравится?

Ялохыч, дело ясное, поворчал, словом неласковым пройдясь по излишней бабской чувствительности. «Какой, какой чувствительности?» — недобро сверкнула глазами мадам. — «Дамской, я глаголю, дамской» — «А-а, тогда ладно. Мне, что-то иное послышалось». — «Иное? С чего бы? Впрочем, ежели что-то слышится начинает… без уважительных причин, то это не к добру. То, матка, бесы шалят, — огорошил её Мудря. — Крутят тебя бесы, с панталыку сбивают. Тут спасенье токмо одно существует: надобно тебе срочным порядком в монастырь на монашеское житие, в келью под строгий устав». — «Космы повыдёргиваю, вместе со скальпом» — премиленько улыбаясь, проворковала Лотрана.

— Ша, собачится! — нашёл нужным вмешаться в боевые действия грозный начальник ненаучной экспедиции. — Ялохыч, просто поставь вазу на стол и тресни по ней костылём. А вы, мадам, всё-таки отчалили бы подальше, не ровен час, платье забрызгаете, не переживёте ведь, право слово.

Лотрана без боя не сдалась, чего-то  прошипела, но к порогу отступила, прихватив с собой любопытствующих девиц. Наконец суровые мужчины смогли заняться серьёзным делом. Орк, как и было велено, взвёл курки пистолетов. Мудря ношу свою с кряхтением до стола доволок, скинул с него чернокнижную мудрость и установил сосуд с неугомонным уродцем прямо посередине. Потом костылём примерился и врезал по округлому стеклянному боку, как молотком. Лопнула стенка узилища с каким-то неприятным треском, будто здоровенную мокрицу раздавили. Из образовавшейся большой кривой трещины потекла дурно пахнущая жижа, на глазах, из бесцветной превращаясь в обсидианово-чёрную. Заключённый в колбе двуглавец поднапрягся и изнутри довершил начатое гоблином.

— Уф-ф, наконец-то, — проговорила одна из голов ужасно писклявым голосом, — воля вольная. Здорово, что ли, мамка, — огорошил он благородное собрание, обращаясь к…Эльсиоре. — И ты, сеструха, как поживаешь? — вторила ей её товарка приятным тенорком, не спуская глаз с Клариссы. — Чего-то ты бледненькая. Не захворала часом?

Мадемуазели недоумённо переглянулись, как-то одинаково вздохнули и благоразумно осели на пол в глубоком непритворном обмороке, не снеся бремени искренней радости от неожиданного обретения столь близкого родственника.

— Чего застыли, олухи? — сварливо спросила писклявая голова у, несколько заторможенных орка и Гёза.- Соизвольте немедленно оттаять и помочь девочкам. Проявите должное уважение к моей кровной родне.

— Гм-м, — вступила в разговор серьёзно озадаченная мадам Лотрана. — Я чего-то крепко недопонимаю или этот осклизлый двухголовый олигофрен над всеми нами издевается? В благодарность, так сказать, за вызволение.

 

*       *      *

 

Вечерний прохладный воздух нисколько не освежал. Кьялли-Ян Прокка опустил стёкла в карете, в бешенстве сорвал занавеси. Ему было душно. Под ногами противно поскрипывали осколки хрустального шара, недавно разбитого королевским магом в приступе гнева. Всё шло не так, как было нужно. Ведь вроде бы всё стало налаживаться. Казалось, ситуация уже взята под полный контроль. Даже от лишних глаз и ушей удалось избавиться. Прока просто бросил закованных в железо аристократических задир на заставе. Терять с ними драгоценное время для Кьялли-Яна было непозволительной роскошью. Припомнив, как всё было, маг не удержался — фыркнул. А вспомнилась ему дуэль, точнее самое её завершение. Он, как раз вышел из пропылённой конторы Таможенного Догляда, с лёгким сердцем отправив местных взяточников в сырые камеры, где их, вероятно, с распростёртыми объятиями встретят обитавшие там жулики, и не удержался, бросил взгляд на представление, даваемое двумя благородными шутами, в окружении враждебно настроенных свит. Бриттюрец уже заметно притомился, но старательно выписывал оглоблей палаша сложнейшие вензеля, поражая публику выносливостью и полной бесполезностью своего мастерства. Алагарский дипломат (язык не поворачивается его так называть, но из песни слова не выкинешь) с застывшей на лице маской не развеянной скуки переступая с картинной неуклюжестью и особо сил не тратя легко уходил от этих атак до сих пор не позволив себя даже поцарапать. На какой-то миг глаза колдуна и очевидно насмехавшегося над противником великана встретились. И Прокке вдруг сделалось не по себе. С чего бы это? Он даже приостановился, ненадолго, может на пару секунд, чтобы разобраться в этом неприятном чувстве, тут дуэль и кончилась. Герцог Гуттон, сообразив, что главный злопыхатель собирается отчаливать, решил, что достаточно потянул время и одним махом завершил прискучивший ему поединок чести, просто треснув взмокшего противника кулаком по стальному шлему. Добротная кованая поделка от соприкосновения с латной перчаткой, смялась, словно никчёмная жестянка. Полузабрало с прорезями для глаз скособочилось и намертво заклинило, безжалостно придавив нос храброго офицера. Понятно, что бриттюрец палашом махать прекратил. Не до того ему стало. Постоял он краткое время, словно в глубокой задумчивости место, для отдыха выбирая, пошевелил, как рак, рыжими своими усами и ничком рухнул на землю.

Кьялли-Ян, вспомнив этот эпизод, досадливо поморщился: алагарцы сумели обвести вокруг пальца всех — Таможенный Догляд, дворцовую стражу, саму королеву! На какое-то время им удалось ввести в заблуждение даже его такого умного, предусмотрительного, недоверчивого, немножко коварного. Ненадолго! Совсем ненадолго, однако, всё равно обидно и на будущее наука — враг не дремлет! Но, тут маг мысленно погладил себя ладошкой по макушке, сумел он вычислить, откуда растут ноги всего этого беспорядка. Принц! Извечный его враг! Прокка самокритично ругнул себя чёрным словом — ведь мог раньше догадаться; принц и эта его любовница, имевшие свободный доступ в вольер, и никогда на досматривавшиеся охраной. А вынести мелкие драконьи яйца под пышными женскими юбками — пара пустяков. К тому же, кто как ни его высочество точно знал, куда отправили Анфиору. Э-эх, бес с ними, с фруктами Счастья! Кому они нужны по большому счёту? Принцесса — другое дело. Без неё вся миссия Кьлли-Яна может рухнуть в тартарары. Да, догадываться нужно было раньше. Его высочество целый спектакль разыграл с поднятие тревоги, с предупреждением супруги. Отвёл подозрения от себя и главных участников этой постановки. Алагарцы ещё эти! Ничего не скажешь, грамотно подставились, в экую даль увели преследователей. Где теперь  мерзавка Лотрана и её пособники? Пособники есть, без них она скрыться бы не сумела. Под каблуком снова скрипнули осколки, как напоминание о неудачном магическом поиске сбежавших заговорщиков. Маги королевства носами землю перерыли — и ничего. Совсем ничего. Разъярённый такими известиями колдун расхлестал, ставший бесполезным, шар  о стенку кареты, едва не зашибив припухшего ученика. У него, помнится, тогда ещё мысль мелькнула, а не превратить ли аколита, ну скажем, в глиста, так, для успокоения нервов, и не подсадить ли оного зверя, предположим, кучеру. А то шибко тряско везёт, думать мешает. Но тут вспомнился магу насмешливо-спокойный взгляд Троммзетана и Прокка взял себя в руки. Делом надо заниматься, а не тратить драгоценные минуты на всяческие безобидные глупости. Ничего, ничего, Тромми, Кьялли-Ян ещё не проиграл. Он ещё посмотрит на то, как ты будешь веселится в подвале древнего замка. «Чучело из него сотворю, — пообещал себе колдун, — полуживое, уродливое, вечно несытое. Для такого занимательного дела Талогрина мне его отдаст, никуда не денется. А пока вернёмся к заботам насущным». Мага сейчас волновал один, пока ещё не разрешённый им вопрос: куда могли подеваться распроклятые беглецы? Стражу всех ворот столицы уже тормошили умельцы дознания. И что вытормошили? Толком — ничего. Выехал один дядька по описанию шибко схожий с этим, как его чёрта? — с Гёзом. Выехал, не скрываясь, в сопровождении парочки размалёванных шлюх, не уличных, но и не шибко дорогих. Дальше, что?.. Дальше наследили они в Буруни, в той дыре куда определили на жительство орка и гоблина. Это понятно — шайка воссоединилась. Потом… Потом, какой-то бред про ручного дракона. Тут с колдунов надо будет после спросить: чего такое ядрёное они покуривают? Дракону-то вроде бы в этой истории взяться неоткуда. Ладно, проехали… На этом все полезные сведения разными путями добытые собственно и заканчиваются. Дальше о беглецах ни слуху, ни духу. Не нашли их все маги королевства. Не на-шли, и всё тут! Не могли же они сквозь землю провалится. Да и провалились бы, всё равно бы их отыскали. Крепко задумался Кьялли-Ян. Сколько в Бриттюре мест недоступных для магического проникновения? Ответ прост — два. Первое — святая святых, личные покои и рабочий кабинет её величества Талогрины 1. Там защита ого-го. Прокка, будучи скорбным от самого своего появления в королевстве гипертрофированной тягой к государственным секретам, сам несколько раз пытался сунуть нос на запретную территорию. Нос едва не прищемили. Грамотно была сварганена защита с секретами, специально для таких любопытных. Ладно, пусть он маг не из самых-самых, но ведь и не слабак. К тому же ему удалось подкупить, а скорее, запугать кое-кого из маститых бриттюрских кудесников, вплотную занимающихся вопросами сокрытия объектов и информации. И что же? Их действия, конечно, не совсем законные, тоже дали нулевой результат. Второе место для любого колдуна совершенно запретное — замок самого Кьялли-Ян Прокки. К созданию защиты собственного обиталища он подошёл основательно, прежде всего, выпросив на то разрешение королевы. А уж потом, подключив к этому делу всех и вся, естественно из тех, кто в подобных вопросах собаку съел. После завершения необходимых ритуалов и наложения заклятий, после самых серьёзных испытаний на несанкционированное магическое проникновение и получение необходимого Прокке эффекта, на  привлечённых к работе колдунов напал мор, но это частности. Замок Кьялли-Яна больше магическому сканированию не поддавался.

Итак, к чему мы пришли? Пока ни к чему. Ладно… Придётся делать допуски… Допуск первый, который со всем основанием можно считать фактом: вся эта афёра организована на самом алагарском верху, не исключено, самим королём Кристофаном 1. Задействованы представители самых знатных фамилий. Детально продуманы легенды участников. Взять того же Гёза — в том, что этот пройдоха, чуть ли не ключевая фигура в разыгранном спектакле Кьялли-Ян уже не сомневался, — маги его проверили. Он же полгода по морям болтался, будто в бегах. И уголовные дела за ним самые настоящие, и дворянства он лишён. Да-а, серьёзная работа была проведена. А раз так, то всплывает вопрос: могли ли столь серьёзные организаторы снабдить своего агента неким, неизвестным в Бриттюре артефактом, способным укрывать его владельца от магического поиска? Допустим — могли. Это допуск второй. А вот научный факт — в мире не существует ни единого артефакта способного сколь-нибудь длительное время противостоять массированным магическим атакам без подзарядки. Та-ак, и что это нам даёт. Кьялли-Ян откинулся на подушки и прикрыл глаза. Сейчас. Вот сейчас он распутает алагарский узел.

Прошла минута, другая — Кьялли-Ян решительно выпрямился и беспокойно задвигал руками. Прямо в карете, между ним и учеником выросли миниатюрные горы, протянулись дороги, выстроились города, монастыри и замки. Это была объёмная разноцветная карта той части королевства, где происходили все последние события, и где след похитителей яиц и девиц был окончательно всеми потерян.

— Так, что у нас вырисовывается? — бормотал себе под нос Прокка, — Буруни — здесь. — Пальцем он коснулся точки на карте, и она резко увеличилась в размерах вместе с таверной, домами и курятниками. — От Буруни до монастыря… — теперь вырос и он, — хм, не так, чтоб очень далеко. Там они похищают принцессу. Надо думать, что увидев свою кормилицу, она не очень этому препятствовала. Потом куда?.. Они знают, что в скором времени их будут искать. И как будут! Они укрываются под магическим покровом своего артефакта… Укрываются немедленно. Во всяком случае, я бы сделал именно так, вдруг исчезновение Анфиоры будет обнаружено до наступления утра. Им срочно требуется укрытие на приличном расстоянии от монастыря. О безопасных местах их, вне всякого сомнения, предупредил мерзавец Троммзетан, но во дворец они не сунутся — это безумие, — палец мага провёл тонкую красную линию до самого Стронга, — да и далековато. Остаётся… Дьявол!!! Вот почему Остобальд поднял тревогу; они всё рассчитали по времени. Принц откровенно подставился под удар, чтобы выманить из замка меня. Узнав о краже яиц от охраны королева впала бы в ярость, порвала бы в мелкие клочки караульных, организовала поиск, но не вызвала бы меня. Собственно, так оно и случилось. Но такой оборот дела Троммзетана не устраивал, и он добровольно застрял в покоях нелюбимой жены впервые со дня их свадьбы. Гудел ей в уши, хвоста накручивал. И ведь накрутил, умник-разумник. А тут ещё бойкий монастырский гонец поспешностью своей подсиропил, конечно примчался он после вызова меня во дворец, но всё равно вроде как подтвердил Остобальдову «тревогу». Но это всё мелочи. Главное — Талогрина меня из дому выдернула. — Маг на глазок прикинул расстояние от святой обители до стен своего обиталища и, окончательно уверившись в правильности своих умозаключений, позеленел лицом и несколько раз хищно клацнул зубами. Потом чародей высунулся в окно и в бешенстве проорал кучеру: — Домой! Гони домой! Лошадей не жалеть!

Чуть погодя, немного успокоившись и вытерев со лба холодную испарину, он швырнул в руки ученику собственную книгу заклинаний, с которой не расставался никогда:

— На, освежи в памяти пару-тройку боевых заклятий. Сдаётся мне, в скором времени они тебе пригодятся.

Кьялли-Ян снова откинулся на подушки и по привычке смежил веки. Прокка старался сохранить лицо, но любому было ясно — колдун до смерти напуган. Вот только боялся он не королеву и её гнева, как в простоте своей считало абсолютное большинство людей, включая и Талогрину Сухостой.

Колдун боялся совсем другого монарха.

 

*       *       *

 

 

Замок прозревшего колдуна. Его же трапезная. Камин, понятно чей. Треск дров. Громкое чавканье. Ах да, ещё синхронная в два голоса ругань и резкие отрывистые движения руками. Жо-Кей-Жо насыщался с жадностью оголодавшего огра и ровно с такой же скоростью и соответствующей аккуратностью. В краткие мгновения, когда пасти вызволенного экспоната не были заполнены едой, они вдохновенно ругались с гоблином примерно в таком ключе:

— Никаких Жокеёв, клюворылый ты уродец! Жо, — рубящий жест рукой, — Кей, — снова маленькие ладошки рассекли воздух, — Жо! — хлопок по столу. Ого, да у малыша оказывается очень твёрдые ладошки. — Жо-Кей-Жо, неужели для тебя так сложно запомнить?

Гоблин в ответ грубил, просто из вредности характера, а все остальные начинали тихо его ненавидеть; тут важных вопросов целая куча, а он грызню бестолковую затеял, время тянет, обормот. Жо-Кей-Жо, истинно неприродно-рукотворный созданец, как он самолично представился обществу, это заприметил и теперь откровенно над всеми измывался, общаясь только с Мудрей да и то лишь посредством обмена колючками чертополоха. Четверть часа назад, когда терпение любопытствующих, казалось, полностью истощилось, Гёз попробовал призвать мерзкого садиста к порядку, пообещав, если тот не одумается, прихлопнуть двуглавца быстро, решительно, окончательно…

— …И без всякого сожаления!

Созданец с хитрецой посмотрел на закипевшего алагарца в четыре наглых глаза, как-то по-лошадиному гоготнул, и вдруг воткнул вилку в своё глазное яблоко, а потом с равнодушным видом скушал его, по-братски поделив лакомство между двумя головами. На сей раз не вынесла даже железная мадам Лотрана и на полу улеглись сразу три сомлевшие дамы.

— Ох, — горестно вздохнул Хряп, — опять! Ведь только что откачали.

— Это… это как?.. — слегка заикаясь, спросил Мудрак Ялохович, с трудом смиряясь со своей заурядностью.

— Это? — Жо-Кей-Жо меланхолично дожёвывал второй глаз.

— Прекрати! — взвыл орк, с трудом сдерживая рвотные позывы.

— Запросто. Продолжаю — это жутко больно и ужасно невкусно. Но как действует на публику! Дамы просто в отпаде. Да вы сами всё видите.

— А… кхе… глаза? — по несколько дрожащему голосу Гёза стало понятно, что и его проняло.

— Вырастут, — отмахнулся пробирочный юноша, — через пару часов, может раньше. А хотите, я из ваших пистолетов себе голову прострелю… или сразу обе?! Только за этот номер я уже возьму чистым золотом.

— Н…не надо, — взмолился Хряп.

— Стоп! — Гёз умел быстро восстанавливать душевное равновесие. — А зачем такому, как ты, золото? И вообще, откуда ты о нём знаешь, если всю жизнь в колбе просидел?

Жо-Кей-Жо и здесь удивил всех, в смысле, тех, кто ещё не утратил ясности сознания. Во-первых, громогласно объявил он, деньги ему нужны до зарезу, чтобы купить себе билет на дилижанс, во-вторых, для дальнейшего житья в большом и жестоком мире.

— Там ведь все без исключения жутко жадные и меркантильные до полной невозможности. По крайней мере, так утверждал Кьялли-Ян, а в некоторых вопросах я ему доверяю.

Гёз только что занявшийся впавшими в беспамятство женщинами, встрепенулся:

— Кьялли-Ян вёл с тобой беседы?

Головы Жо-Кей-Жо переглянулись между собой:

— Ну не то чтобы беседы, — пропищала одна уклончиво. — Когда он нас на свет извлекал, то особо ни о чём не распространялся… разве, что о результатах опытов, на нас поставленных.

— Но когда мы после его мучительств в колбе мариновались, потихоньку восстанавливаясь, он сам с собой трындел на разные темы. Скучно ему бывало. Тут ведь особо ни с кем не пообщаешься — в основном одни трупаки, те ещё собеседники, — продолжила другая голова. — Правда, чаще всего, он злорадствовал и издевался над ещё не обращёнными. — Потом последовало хоровое выступление: — Но мы всегда держали уши открытыми и слышали всё.

— Находясь в плотно запечатанной толстостенной стеклянной посудине? — не поверил Мудря.

— Да, что ж тут такого. Неужто с первого взгляда по мне не видно, что я не совсем обычный человек? Кстати, об остроте нашего слуха Кьялли-Ян, кровожадный ублюдок, ни ухом, ни рылом. — Тут головы снова переглянулись и хитро подмигнули застывшей в изумлении троице: — И не только об этом…

Ключевая фраза, надо вам доложить. Орк с гоблином, по-своему, народец ушлый, лопухами своими так и стриганули. Да и Гёз от них не отстал, тоже напряжённую охотничью стойку принял. Им всем, далеко неглупый и не чуждый иронии Жо-Кей-Жо выговор сделал; отеческое, так сказать, внушение, мол, сволочи они все и невежи. Живой пример правоты скаженного Прокки! Тут он с пафосом несколько перебрал.

— Чего дамочек, созданий нежнейших, без внимания бросили, аспиды? Гольная политика на уме? Прихлёбство дворцовое? Вот чего бедный несчастный Жо-Кей-Жо никак не мог ожидать от своих освободителей. Не видать разве, что на этот раз они гуртом во всамделишний обморок кинулись? Понимаю — я переборщил с выкрутасами. Ну а вы-то на что? Не могли урезонить, одичавшего в заточении, юношу?

И стоит вам (или уж давай на «ты», коли  до сего места исхитрился ты книгу осилить) сказать, выдал он это всё на вполне приемлемом, почти литературном языке, используя самый минимум устаревших выражений и вульгаризмов. Тут, безусловно, сказался его куцый жизненный опыт и врождённая интеллигентность.

Мужики, к серьёзному политическому делу приставленные, в краску не вошли, дело понятное — реноме не велит,  но внимание самое пристальное на дам обратили. Особенно Гёз, как ни как, — бывший            дворянин. Особенно на Клариссу, покуда её зловредная маман в полной отключке яду набиралась и силы восстанавливала. А тут и головку нежной девы нужно поправить, и шнурки лифа для доступа воздуха распустить. Да мало ли чего нужно срочно сделать для спасения жизни.

Вот тут вполне допустимо (пока джентльмены из кожи вон лезут, дам благородных в чувство приводя) некое лирическое отступление. Предельно краткое, дабы суровых мужчин от чтения не отвратить. Не вполне обязательное. Но, хвала небесам! — святость авторского права могут, в своеволии своём, попрать токмо злыдни-редакторы, а их на сию секунду тут нет. И потому — отступаю!..

Ведь, что здесь и сейчас вырисовывается? Любовь?! Это понятно. О ней, родимой, строчил бы и строчил, но уж больно много досужих до этого дела охотников. Что?.. Прошу пардону, не расслышал? Добавить элемент эротический? Что ж, резонно. Однако, здесь и сейчас, вроде как не к месту. Ладно, ладно — уболтали. В романе следующем обязательно отведу для этой животрепещущей темы несколько драгоценных страниц… если в канву вписываться будут. Довольно о будущем. Сейчас же, поверьте, по нужде великой, должен автор этих строк рассказать краткую историю появления в мире Амальгеи неунывающего уродца, обозвавшего самого себя Жо-Кей-Жо. Осознаю — не эротика, ни экшн, однако — терпение, для понимания сути без этого — никуда!

Для чего вообще Кьялли-Яном был создан этот гомункул? Уж точно не для удовлетворения собственного тщеславия  и досужего околонаучного любопытства. Цель его создания была если и не совсем прозаическая, то в полной мере определённая и, пожалуй, прикладная — неуязвимость, не подвластность времени и, как апофеоз изысканий, — бессмертие. Не бессмертие несчастного Жо-Кей-Жо, конечно, — этот субпродукт, по расчётам колдуна-натуралиста, должен был оказаться просто очень живучим, — а бессмертье самого Прокки, кое-кого ещё, ну и Талогрины Сухостой. Правда, для последней, — бессмертие должно было оказаться несколько… ограниченным. Дабы поставить её в окончательную зависимость от требований скромника Кьялли-Яна. Как уже однажды, лет около двадцати назад, некий таинственный волшебник, сумел заинтересовать одну юную принцессу с чёрной душой, продлением её молодости. И слово своё сдержал. Теперь же он ломал голову над проблемой высшего порядка, причём далеко не безуспешно. Для его жутких изысканий нужны были деньги. Талогрина распахнула перед ним королевскую казну, сразу после того как прихворнула её мать. Кьялли-Яну понадобились тела. И щедрая королева позволила своему любимцу забирать любые трупы из любого морга Бриттюра. Появились успехи. Некоторыми из них Прокка поделился со своей патронессой, уже считавшей себя его полной властительницей. Что ж, на всякого мудреца довольно простоты! Потом очкастому выродку потребовались живые люди. Думаете, её величество долго колебалась? Совсем, даже наоборот — едва в ладошки не захлопала. Раньше-то она недовольных на плаху посылала, где они совершенно бесполезно оканчивали свой жизненный путь. А сейчас?.. Враги кровью своей и самой жизнью стали служить интересам Талогрины 1. Талогрины ВЕЧНОЙ! Так, пока втайне от всех, она себя уже именовала.

Прокка работал, и почти добился своего. Осталось совсем немного, сущий пустяк, пока не поддающийся его мрачному гению — нейтрализация разрушительного воздействия на любой организм пламени дракона. Попутно любознательный маг выяснил одну презабавную деталь — в состав эликсира, продлевающий человеческие дни обязательно должен входить один любопытный ингредиент — кровь ближайшего родственника, желательно не достигшего двадцатилетнего возраста, в идеале — собственного ребёнка одного пола с алкающим жизни вечной. «Какая удача, что у меня дочь! — воскликнула добрейшая королева, когда Кьялли-Ян сообщил ей о своём открытии. — И сколько нужно крови?» — «Пока, самую малость,- смущённо проворковал интеллигентный изувер. — Но, когда я доработаю эликсир до конца, для получения желаемого вами эффекта, понадобиться практически вся кровь её высочества. Боюсь, что после проведения последней необходимой процедуры она уже не сможет оправится». — «Гм, — впала в переживания слегка расстроенная мать, — наверное, мне жаль. Хотя девчонка растёт своевольная и уже стала мне докучать».

«Однако мне здорово повезло, что я не совсем человек, — подумал тогда Прокка, — а мой истинный властитель так и вовсе к этому роду-племени никакого отношения не имеет. Нам для нужного результата жизненные силы родни ни к чему. Иначе я не знал бы какой отчёт предоставить Верховному Правителю. Каннибализм у него не в чести».

Колдун создал несколько десятков нежизнеспособных гомункулов, но от многочисленных неудач рук не опустил и добился-таки своего, окаянец. Посредством магии, науки и алхимии он соединил кровь Анфиоры, одного несчастного дворянина, оказавшимся отцом Клариссы, и свою собственную, и произвёл на свет карликового двухголового уродца оказавшегося очень даже живучим. На нём милейший чародей и опробовал многочисленные способы умерщвления, каждый раз приходя в восторг от полученных результатов.

— Только принцессе об этом не брякните, — предупредил Жо-Кей-Жо. — Собственная маменька девочку в жертву приготовила! От такой новости недолго и умом тронутся.

Гёз молча, кивнул, соглашаясь; делиться подобным секретом с Анфиорой он тоже посчитал верхом морального измывательства.

— Принцесса?! — ни к селу, ни к городу изумился простодушный Хряп.

— Что, до сих пор не просёк? — подначил его Мудря. — Наблюдателен ты, брат, ровно, как булыжник. Истинный генерал растёт. Правда, Гёз? Мы-то с тобой, считай, с самого начала догадались, а этот, крендель ха-ха-ха…

— Тьфу, на тебя, злоязыкий гоблюк! О, кажись мадам в себя приходит, крепкая тётка. Слышь, душа-человек, а чего это ты нам сразу не поведала, кого нам из монастыря вызволить довелось? Чего-то темнила, шифровалась.

За ещё не вполне оправившуюся женщину ответил алагарец:

— Не доверяли они нам до конца ни принц, ни кормилица. Ведь ты её кормилица? Так что Кларисса и Анфиора действительно сёстры — молочные.

— Не доверяли! — орк наморщил лоб.

— Ну, ты тормоз! — Мудрак Ялохович удивился так, как будто только что об этом узнал.

— Естественно не доверяли, — слабо проговорила Лотрана, кое-как приводя в относительный порядок свои юбки. — А ты бы такой компании доверился, пусть даже и в нашей, безвыходной ситуации?

— А что… хотя если подумать… Праздношатающийся человек с дурной, пусть и поддельной репутацией. Гоблин с ананасом на башке и кучей комплексов. И в придачу я — самый никчёмный орк из всех, когда-либо живших. Нет, решительно, нет: я бы к такой ватаге доверием тоже не проникся.

— То-то же. Хотя, должна признать, делать из имени моей воспитанницы тайну, было наивно. Но мы ведь люди, имеем право на мелкие безобидные глупости.

Девиц, общими усилиями в чувство привели. Анфиору, на счёт раскрытия её инкогнито, просветили. И Хряп куда-то спешно засобирался. Своей волей. Не дожидаясь приказа руководителя экспедиции. Он вообще, в последнее время всё больше действовал самостоятельно. Гёз это заметил и совсем не собирался пресекать инициативу орка, тем более что она оборачивалась к пользе дела. Скорее наоборот, наставник испытывал чувство настоящей гордости за быстро взрослеющего ученика. И когда Хряп напряг его, на предмет пополнения боеприпасов к пистолетам, он потрепал орка за ухо, как всегда молча, но с очень довольной миной и присел за стол колдовать над такой незаменимой пирамидой. Тусуец мгновенно переключил внимание на гоблина, сделав тому строгое внушение: узда до сих пор не сплетена! Мудря обиженно засопел, но правоту Хряпа вынужден был признать.

— Теперь не хватайся, — сказал Хряп. — В седле чего-нибудь сплетёшь.

— В седле?!

— В седле, в седле. Мы скоро выдвигаемся.

— Так ведь уже вечер на дворе, — подала голос Анфиора, вдруг ставшая полноправным членом команды. — Вот-вот стемнеет.

Орк перестал сбрасывать в мешок, оставшуюся на столе снедь и, тяжело вздохнув, изрёк мудрую мысль:

— Думаете, что это мой каприз, ваше высочество? Ничуть ни бывало. Только сдаётся мне, — и Гёз меня в этом поддержит, — что и вам ночь сегодняшнюю под крышей провести не удастся. Понимаю, что вы очень устали. Я сам, если честно, уже с ног валюсь. И когда выспаться доведётся, даже не представляю. Но… очень уж негостеприимный хозяин у этого милого особнячка. А ну как ему вздумается, сюда возвратится в самый неурочный час, кофейку попить, мысли в порядок привести? Он ведь в своём праве.

В трапезной повисла напряжённая, как перетянутая струна, тишина. Каждому из них думалось о чём-то своём, но одинаково наболевшем и очень тревожном. Первым оттаял Гоблин Мудрак Ялохович.

— Хряп, — повёл он задушевную арию, — скажи мне по большому секрету: на кой ляд ты столько времени и столь натурально прикидывался простым тусуйским дурнем? Я вот сейчас сижу перед тобой и даже не знаю то ли в ноги упасть перед твоим великим умом преклоняючись, то ли начать прощения вымаливать за все свои братские безобидные подколки. Только давай хоть на сей раз обойдёмся без твоего козырного «э-э». Лады?

— Э-э-э… — оригинально проблеял, совершенно сбитый с толку орк.

Гоблин приподнял брови, ясно давая понять, что ум умом, но некая природой посеянная дурь, глубоко укоренилась в волосатой башке его закадычного приятеля.

— Наш орк прав! — решительно высказался Гёз. — Не в плане своего бестолкового «э-э», а в том, что всем нам нужно будет уйти из замка ещё до наступления темноты. Когда мы планировали его захват, мы и понятия не имели, с чем нам придётся здесь столкнуться. И никто из нас до сих пор не представляет, какие ещё сюрпризы могут здесь поджидать нежеланных гостей с приходом ночи. Пирамида восстановила свою мощь едва ли наполовину. Этого будет достаточно, чтобы укрывать четверых… какое-то время. Предупреждаю — не очень продолжительное.

— Вам бы только до берега дотянуть, — попытался успокоить его Хряп. — А мы уж там вас поджидать будем. Давай только ещё раз, для верности, место встречи уточним, чтобы не разминутся. Да, и ещё… может здесь какие рогожи сыщутся…впрочем, бархатные портьеры, тоже подойдут… Так вы их, того, с собой прихватите, — поймав на себе удивлённые взгляды слушателей, он счёл нужным «разжевать» суть идеи: — Лодка. Она же мокрая изнутри будет. Дамы могут ноги промочить. И вообще… это… застудиться… Ну, что я потопал?

Не потопал. Во всяком случае — не сразу. Мадам Лотрана не пустила. Сначала эта почтенная дама, растрогавшись, от такой его неожиданной заботливости, крепко обняла засмущавшегося парня, и даже чуток прослезилась. Ну кто бы от неё мог ожидать такой чувствительности? А затем…

— Вот, что, мальчики, — нахмурившись, сказала она, — да и девочки тоже, покуда не разошлись, необходимо нам с вами одно крайне важное дело совершить. И что-то мне подсказывает, что ни один из вас от него отлынивать не станет.

— Выкладывайте, мадам, — заинтересовался Гёз, бросая в лапы орка очередной патрон, которым только, что «разродилась» незаменимая пирамида.

— Возжелалось, мне, старой, напоследок костерок запалить побольше и пожарче.

Мудрак понимающе ощерился:

— Осиное гнёздышко сжечь предлагаешь, я правильно просекаю?

— В яблочко! Сколько душ в этом адовом преддверии сгинуло? Сколько настрадалось? Сколько ужаса все они здесь перенесли? Неужто мы просто уйдём и всё это оставим? Да я, хотя бы в память о своём муже, безвестно пропавшем в этом проклятом замке, обязана… Обязана… — у неё перехватило голос.

— Папа погиб здесь? — едва слышно прошептала потрясённая Кларисса.

— Здесь, дорогая, здесь. Не говорила раньше я тебе всей правды. Щадила тебя. Сейчас, видимо, время пришло. Его сама Талогрина, людоедка ненасытная, обвинив в политическом противодействии, сюда спровадила.

— Истинная правда, — напомнил о своём существовании Жо-Кей-Жо. — Я его видел. Нет-нет, — поднял он ладони, — живым я его уже не застал, а вот хожалым — да. Если вы серьёзно надумали всё это сжечь, — то я с вами.

Кларисса, бледная, как сама смерть, до боли сжала свои маленькие кулачки:

— Во дворе сеновал под самую крышу набитый. Хорошо займётся.

— Моя дочь! — с гордостью похвалила её Лотрана. — Только, боюсь, одного сеновала будет мало.

— Что мало, то мало, — задумчиво сказал Жо-Кей-Жо и в улыбке обнажил свои растущие в разные стороны и жутко кривые зубы, — но есть у меня одна идея… Масло из погребов и химикаты из  лаборатории. Если поджечь с разных сторон то-то запылает, — полярные монстры погреться сбегутся. Работа предстоит, не скажу, чтоб очень большая, но повозится, придётся.

— Так, чего же мы сидим?

Принцессы тоже бывают отчаянными хулиганками.

 

*       *       *

 

Юный аколит, посланный советом бриттюрских гроссмейстеров через экстренно созданный портал к жилищу краснозубого мага, с трудом заставил себя разогнутся. Для этого ему потребовался весь запас воли. К тому, что его здесь ожидало, он готов не был. На то, чтобы открыть глаза и снова увидеть это, сил уже не оставалось. Не каждому человеку, даже умудрённому жизненным колотьём, дано сохранить хладнокровие после подобного. И пожар тут вовсе не причём. Подумаешь, замок полыхает, эка невидаль. Не твоё же родовое гнездо. Правда смердит при этом как-то очень противно. Примешивается, что-то к запаху гари. Что-то…отвратительно жуткое… Ни в этом дело. А  в том, что тело несчастного кучера с неестественно запрокинутой головой и вывернутыми членами ещё долго будет посещать его в ночных кошмарах. В этом юнец был уверен. И это изуродованное гримасой животного ужаса лицо!.. А ещё рот… Рот взбешённого Кьялли-Ян Прокки, превратившийся в отвратительную сморщенную присоску… зубастую присоску. То, что осталось от бедолаги-кучера, сейчас лежит совсем рядом и издаёт такие звуки, от которых кровь стынет в жилах. Ой, мамочки, умирать-то как не хочется! За спиной сипло дышал ужасный маг, и аколит взмолился богам, чтобы его не постигла участь заживо сожранного прислужника. Ноги всё-таки не удержали его, и посыльный мешком свалился в зловонную липкую лужу.

Сознание милосердно покинуло его.

Кьялли-Ян яростно захрипел и, что есть силы, пнул обеспамятевшее тело несколько раз.

— Отключился, мозгляк. В блевотине весь изгваздался, теперь не сожрать, — из его горла вырвалось странное сиплое рычание.

Маг пребывал в несколько растрёпанных чувствах — он опоздал. Его переиграли. Переиграли уже дважды. Такого с ним не случалось ещё никогда. Понятно — Прокка переживал. И вообще, слишком много выпало треволнений на долю невезучего нелюдя. Спешил он к себе домой после хлопотного трудового дня в полной уверенности застать своих недругов в мышеловке тёпленькими. Планы строил: тёплую ванну с дороги принять из свежевыкачанной крови, чуток расслабится, а потом и поужинать плотно, кем бог послал, Лотраной, к примеру, она баба сдобная. А что получилось? Ерунда, честное слово. Замок горит, да столь ярко и с таким весёлым перетреском, что никаких сомнений не остаётся — потушить его уже не представляется возможным ни физически, ни магически.  Ещё и этот, чародеями присланный, верещал, что те только орка и гоблина обнаружить сумели, дармоеды! А основные-то злоумышленники где?  Как тут в глубокую душевную депрессию не впасть и греху чревоугодия не предаться? И кучер как раз ко времени подвернулся. Кьялли-Ян, на несправедливости жизни досадуя, его и сожрал. Кучер, зараза, оказался совершенно невкусным. Недаром он магу никогда не нравился. Впрочем, люди ему вообще не нравились. Ими он интересовался исключительно в целях политических, и может быть ещё — гастрономических… чуть-чуть…

Прокка, не отрываясь, смотрел на пламя пожара уничтожившее крышу, внутренние перекрытия, вообще всё. Главное — архив, с ценнейшими сведениями, добытыми им за долгие годы своих магических изысканий. Злоба не отпускала, она безжалостно душила и требовала выхода здесь и сейчас. Кьялли-Ян отбросил в сторону трость, как тряпичную куклу подхватил агонизирующее тело кучера и швырнул его в огонь. Хорошо, но мало. Может и собственного ученика туда же спровадить? Очень хотелось, но… дело… Дело не закончено и он ещё пригодится. Теперь уж точно без всяких «может». Маг отвернулся от пожарища и прижался пламенеющим своим лбом к прохладной дверце кареты. Что там пищал посыльный?.. Орк и гоблин обнаружены. Так-так-так… Дальше. Обнаружены, спускающимися по реке к проливу.  Итак — они разделились: Гёз, хитрый, как лис, не рискнул оставить женщин без магического прикрытия. Что ж — разумно. Только уже бессмысленно. Кьялли-Ян вдруг успокоился. Некуда им деваться. Водой они уходить будут. Попытаются как можно быстрее пересечь пролив в самой узкой его части.  Другого пути у них не осталось. Так, карту, срочно… Не время карету бодать. Взмах рукой — и в трёх футах над землёй начали биться призрачные морские волны. Прокка поправил очки, внимательнее вгляделся; вот оно, самое удобное место, можно небольшое судно к берегу подвести… Ага, славно, корабли бриттюрского флота в этом районе есть. Предупредить бы капитанов, призвать к бдительности. Эх, жаль хрустальный шар — в дребезги, и посыльный в полной отключке. Прокка грязно выругался: всё-таки не ко времени погорячился. Он ещё раз глянул на карту и улыбнулся. Не перехватят бриттюрцы — не беда, дорога у беглецов только через Незнаемые земли.

— Полезай на козлы! — резко бросил он, трясущемуся как осиновый лист ученику. — Правь к морю.

Тот смешно засуетился. Выпал из кареты. Не сразу сумел подняться. Долго пытался покорить высоту козел. Сорвался два раза. Потом вечность целую, подбирал поводья. Кьялли-Ян брезгливо отвернулся.

— Дело перестало быть только политическим, — прошептал он себе под нос, — теперь оно носит ещё и личный характер. Он устремил задумчивый взгляд на юг. Присоска рта медленно растянулась, скрыв острые зубы, но в рыхлом лице его тут же, проступило что-то резко-угловатое, хищное и глаза под очками заволокла стылая тускло-зелёная муть. — Здравствуй родина, — таинственно проговорил он.

 

Часть третья.

 

Преуспевшие сваты: предсвадебный рывок!

 

На флоте бриттюрском, как, наверное, и на любом другом, служит масса офицеров сторонников порядка и дисциплины. И это понятно — море разгильдяйства не прощает и карает за него быстро и безжалостно. Но среду этих достойных людей разбавляют уникумы, у которых положительные качества носят несколько абсолютизированный характер, то есть отдаёт маниакальностью. Именно к числу этих последних индивидуумов принадлежал Мехто, капитан корвета «Всевидящий», поедом сжиравший своих подчинённых за смоляные пятна на робе и ржавчину на якорной цепи. Порка на «Всевидящем» была явлением заурядным, повешение — периодическим. Его люто ненавидели. Он об этом знал и был совершенно к этому равнодушен. Моряк в четвёртом поколении, не представлявший свою жизнь без плеска волн, он мечтал лишь об одном — когда-нибудь ступить ногой на мостик флагманского корабля. Но вот же, невезуха, пока это ему не светило. Мехто злился, метал громы и молнии, но будучи напрочь лишённым самокритичности, винил в остановке своего карьерного роста дворцовых сухопутных интриганов и морского министра. Ишь до чего придрались, пропылённые душонки, — за шесть лет службы в звании капитана на судах под его командованием вспыхнуло двенадцать мятежей. «Безвольные институтки, неврастеники и хлюпики, — писал он в рапорте о подавлении очередных беспорядков на вверенном ему корабле, — не выносят тягот и лишений службы в военно-морском флоте. Высшему командованию стоит более серьёзно относиться к качеству (так и написал) новобранцев, вербуемых на флот». Вот так, что называется, переложил с больной головы на здоровую. В министерстве эту бумажку, не читая, отправили туда, где ей самое место — в гальюн. А лорд-министр прилюдно пообещал, что если Мехто допустит ещё один бунт, то будет отправлен дослуживать оставшиеся ему двенадцать лет в гарнизон одной из приполярных крепостей в завиднейшем чине младшего подпрапорщика. Мехто об этой речи, понятно, прослышал и врубился, что где-то, когда-то самую малость перегнул палку с притеснением ленивой тупой матросни, вороватых мичманов, спивающихся старших офицеров, с обличением халтурящих чиновников министерства и королевы, махнувшей рукой, лично на него, капитана Мехто.

— Я вам докажу! — сипел он, стараясь застегнуть последний крючок высокого и жёсткого воротника. — Я вам всем докажу — нету лучше меня флотоводца!

Сопротивление упрямого крючка было сломлено и тиски воротника плотно сдавили толстую капитанскую шею. Мехто одёрнул мундир и  глянул на себя в настенное зеркало… что ж, лицо приняло насыщенный свекольный цвет, да-с, слегка туговато, зато совершенно не противоречит уставу. Теперь можно было явить свою яркую личность быдлу из которого состоял, по мнению капитана, экипаж «Всевидящего». Несгибаемый поборник дисциплины ступил на палубу и тут же прописал профилактический десяток линьков не успевшему удрать от него юнге. Юнгу выпороли. Доблестный капитан обрёл нужный душевный настрой и, приложив к губам рупор, задрал голову к небесам:

— Эй, олух… да, ты, в вороньем гнезде… что видишь?

Моряк, обожавший своего капитана, как кролик удава, окинул оком горизонт и, что-то углядев, с облегчением доложил:

— Лодка по правому борту!

— Ого! — возрадовался капитан. — Поняли, мерзавцы, как служить надо? Только к нему любимое начальство с вопросом, а он тут же цель обнаруживает. Вот что значит привитое мной правильное отношение к патрулированию границы. Далеко презренные нарушители королевского эдикта?

— В паре миль, — донеслось из поднебесья. — Капитан!

— Что там ещё?

— Там… кажется… дракон.

— Дракон? — взревел Мехто. — Какой дракон? Откуда дракон? Ты на солнце перегрелся или пьян до положения риз? Трубу мне, живо!

Ему подали подзорную трубу. Капитан, не прекращая орать, сунул старпому в руки рупор и приклеился глазом к окуляру.

— Дракон им мерещится. Всех выпорю, пьянчуги! Да в этих водах драконов уж лет пятьдесят никто невид… Дра-кон, — омертвелым голосом договорил он, — в упряжке… Оживший похмельный бред. Догнать! — вдруг совсем несолидно взвизгнул Мехто. — Поднять все паруса! Зарядить орудия!

«Всевидящий» скрипнул корпусом и, подчиняясь человеческой воле, лёг на другой галс.

— Огонь!..

…Космач зорким своим оком давно уже углядел  патрульный корабль и наддал без всяких понуканий со стороны державшего поводья Гёза. Но вовремя уйти на безопасное расстояние они не успели. Корвет добавил парусов и стал нагонять. И двадцати минут не прошло, как чуть впереди и немного левее поднялся высокий фонтан брызг. Все, кто ещё был способен на какие-либо действия, пригнули головы. Немного насчиталось этих стойких, мужественных людей — мадам Лотрана, судорожно вцепившаяся в руль, и Кларисса, с непривычки сразу не понявшая, что произошло. Гёз? Этот человек, сделанный из базальта,  кланяться ядрам, почёл бы за оскорбление. Не взял его и морской недуг. С остальных спрос был невелик. Сомнительной лепоты украшениями свисали они с обоих бортов лодки, исторгая из себя всё съеденное в гостях и адски страдая. Орка замутило, едва он в лодку ступил и та предательски под его ногой качнулась.  Гоблин Мудрак Ялохович для порядка над ним поиздевался, отметить стоит — без особого успеха. Скорбный Хряп оказался совершенно глух к его ядовитому юморку. Чуть позже, когда они подобрали остальных пассажиров, а Космач, чуток напрягшись, набрал крейсерскую скорость, к тусуйцу присоединилась принцесса Анфиора. Тут Мудре хватило ума и такта не зубоскалить.

— Мамочка! — вдруг взмолилась Кларисса, минут через пять после первого горячего привета от капитана Мехто. — Может, попросим Гёза, чтоб потише?.. Гёз?.. Ой… и она тоже повисла безвольной тушкой.

Дольше всех продержался увязавшийся за беглецами пасынок алхимии Жо-Кей-Жо. Не моргая, будто заворожённый, смотрел он на морские просторы (неудивительно, после колбы и тёмного подвала), не скрывал восхищения своего грацией Космача, но когда тот, допингуемый чугунным ядром добавил прыти, не устоял. Теперь его согбенная фигура украшала нос прыгающей по волнам посудины точнёхонько под ногами управляющего драконом Гёза.

— Поднажми, Космач, — упрашивал волосатика алагарец. — Добавь ещё чуток. На хвосте висят, аспиды.

Дракон выгнул шею и мученически поглядел на бессердечного человека. Добавить он мог, но тогда ему пришлось бы взлететь. А крыло?.. Совсем рядом с лодкой вспенили воду сразу два ядра. Дело явно принимало дурной оборот. Дракон весь подобрался, как-то отчаянно, почти по-человечески вскрикнул и… полетел.

На борту начавшего отставать «Всевидящего» некто капитан Мехто, беснуясь и изрыгая богомерзкие проклятия, требовал бортового залпа. Приказ первого после бога, был исполнен и залп вышел что надо. Он прозвучал торжественным прощальным салютом её высочеству принцессе Анфиоре, навсегда покидавшей берега родного Бриттюра в неуклюжей рыбацкой лодке.

Вообще-то грустно, когда твоя страна провожает тебя подобным образом.

От погони удачливые похитители фруктов Счастья и царственных девиц оторвались успешно, но до каменистого пляжа Незнаемых земель им пришлось добираться уже на вёслах. Измученный жуткой болью мужественный Космач рухнул в воду, и остаток пути плыл, чуть приотстав и изредка постанывая. Гёз, жалея спасителя, обрезал постромки. Потом, дойдя до предела жестокосердия, едва ли не пинками, заставил воскреснуть к новой радостной жизни расклеившуюся команду, посадив полуживого Хряпа на вёсла, слабо сопротивляющегося Ялохыча, заставил сменить у руля Лотрану, сам же занял место у второй вёсельной пары. Так и доползли, доковыляли до тверди земной с зубовным громким скрежетом и невнятными матюгами. Когда днище лодки скребануло прибрежную гальку сил ни у кого не осталось даже на то, чтобы радоваться спасению и краткой передышке. Измученными были все, кто болью, кто морской болезнью, а кто просто страхом. Тут благородных дам вполне можно понять — не каждый день по ним, как по мишеням палят из корабельных орудий большого калибра.

И всё же трём с половиной бойцам невидимого фронта пришлось собирать остатки промокшей воли в кулак, чтобы покинуть спасительный чёлн и вытащить его на берег. Трём с половиной, потому что Космач по уважительной причине сейчас был им не помощник, а Жо-Кей-Жо, хоть и не отлынивал и помогал изо всех сил, за полноценного вояку в силу мелкотравчатых габаритов никак сойти не мог. Гёз тоже взялся помогать и, как выяснилось чуть позже, совершенно напрасно; больная его спина не замедлила о себе напомнить. И когда на облизанные морем камни, покрытые скользкими водорослями, носом вниз плюхнулся совершенно измученный орк, рядом с ним повалился и его наставник. Картину довершил распластавшийся Космач.

— Доигрались, — мрачно сказал Мудря. — Дальше любимого вождя на закорках потащим. Далеко ли умчимся таким-то аллюром? Жо-Кей-Жо, братишка, может твой не вполне законный папаня помимо феноменальной живучести тебя ещё какими способностями наградил: левитацией там или телепортацией? Нам бы это сейчас ой, как сгодилось.

— Не-а, — огорчил мечтательного гоблина гомункул, яростно протирая успевшие восстановиться глаза, — ничего такого. Разве, что могу из собственных зубов искры высекать.

— Хм, уже хорошо. Слезай с насеста, ишь расположился ровно свадебный пупс, — работа у нас. Первым делом, кровь из носу, нужно отыскать место посуше, желательно защищённое от ветра и прикрытого со стороны моря. Собрать какого-либо хвороста и костерок развести. Хорошая жаркая просушка, вот что сейчас больше всего нужно нашему промокшему и не выспавшемуся взводу.

Гомункул лихо спрыгнул вниз, всем своим видом демонстрируя готовность к службе. Он действительно уже выглядел бодрячком. Силы Жо-Кей-Жо восстанавливались с поразительной быстротой.

Ялохыч тоже оправившись от приступа морской хвори, уже свысока поглядывал на орка:

— Ну а ты, чудо-морпех, с нами или в морской капусте почивать останешься?

Героический Хряп почти восстал из мёртвых и теперь стоял на четвереньках, но и в этом положении его ощутимо покачивало:

— Не я с вами, вы — со мной.

— Ага, как же.

— Давайте Гёза подальше от воды отнесём, — проявил тусуец несвойственную ему заботу.

Гёза от неё даже перекосило. Он ругнулся и попытался встать. Первая попытка оказалась неудачной.

— Скверно, — мадам Лотрана критически оглядела нестройные ряды сборного воинства. — Дракона можно смело на консервы пускать, он и не шелохнётся, а фельдмаршал в таком состоянии, что хоть прямо сейчас в богадельню определяй для увечных на весь организм инвалидов. Орк немногим лучше.

— Чего я?.. Я уже… Я почти что совсем. Щас только от полосы прибоя отползу.

— Ползи-ползи, болезный. Ладно, девоньки, по всему выходит, что придётся нам самим, своим спасением озаботится. Измельчали ныне алагарские рыцари. Болести их одолевают, немочи.

Вот чего сейчас больше всего недоставало Гёзу так это облачённого в юбку языкастого кактуса. При активной поддержке гоблина он сумел встать на ноги:

— Мадам, — вытолкнул он через стиснутые зубы, — ещё хотя бы одно слово из ваших уст и я напрочь позабуду все правила хорошего тона.

— Ха! — самонадеянно выдала мадам. — И чем же мне это может грозить? Неужто преждевременным пресечением моей жизни?

— Не искушайте.

Лотрана своего добилась. Гёз был разозлён как обворованный родственниками гоблин и в его замутнённом болью взгляде уже мелькали искорки ещё не утраченного полностью боевого духа.

— Ох, напугал. Догони сперва.

Вот тут бриттюрская дворяночка явно переусердствовала.

— Догонять? — нехорошо сузились глаза алагарца. — И не подумаю. Он за меня догонит, — и его рука легла на маленький нож, болтавшийся на его поясе.

— Опа, — прозрела Лотрана, — кажется, перестаралась. Доча, немешкотно извинись за меня перед этим достойным витязем, а у меня срочные дела — надо  манатки из лодки повыкидывать.

Разозлила и свалила: метод возвращения к активной жизни, право слово сомнительный, но в случае с болезненно гордым алагарцем сработал безотказно. Гёз ещё кривился, но командовать уже начал, и маленький отряд зашевелился, ожил. Сколько дел переделать нужно, сколько дел? И плевать, что ноги ходить отказываются, глаза слипаются от недосыпа, а зловонное дыхание преследователей ощущается всей кожей. Ведь пока на зло всем живы!

Кое-как одолев тошнотворную слабость Хряп, согнав  липкую мутную мглу с глаз, осмотрелся. Вид побережья красотой не потряс. Может от того, что никакой такой особенной красоты в нём не было. «И чего барды разливаются, — подумалось орку, — о некоей мрачной и суровой красоте здешних мест?» В краткое время своего пребывания в графской библиотеке орк пролистал одну-две книженции со стихами о Незнаемых землях. Фантазёры они все, то бишь — вруны! Побывать бы им здесь в действительности, а не в своём буйном воображении, вмиг петь бы расхотелось. Ну, что тут воспевать? Утёс слева невысокий и лишённый растительности? Или каменистые холмы с редкими чахлыми деревцами? Нет, ничего прекрасного в этом всём Хряп решительно не находил. Уныло, серо. И всё будто жидким мороком залито, неподвижным мороком. Хотя ветер холодный и пронизывающий дует не переставая.

— Вот, что я тебе скажу, брат, — заговорил Мудря, будто прочитав его мысли, — чем-то очень недобрым ото всего этого веет. Здесь и звуки по-другому слышаться,  будто из бочки и… тревожно как-то. Вон даже Космач притих. Кстати, неплохо было бы его накормить, как-никак, он нас спас.

— Накормим. Даже, пожалуй, от пуза. В лодке съестного припаса на дивизию.

— Лотрана расстаралась?

— Кто же ещё, — хмыкнул Хряп. — Теперь пусть дракошка трескает до отвала. Лошадей и повозку всё равно бросили, а такую кучу всяческого барахла нам не утащить. Да и честно признаюсь — не представляю, зачем?

— Гёз один был, вот и проиграл баталию трём бурундукам, — мудро рассудил гоблин. Помяни слово моё — девицы наши ещё настоящую бучу поднимут, на предмет чего тащить с собой, чего бросить без жалости. Ладно, пошли, поторапливаться надо. Отдохнуть бы, обсохнуть, может вздремнуть удастся, хоть пару часиков. Как мозгуешь, насколько нам оторваться удалось?

— Часов на пять, — прояснил ситуацию подошедший Гёз. — Пока до побережья доберутся. Пока обшарят его; лодку затопим сразу после разгрузки. А мы молодцы, пролив и, правда всего за час перемахнули… как и было обещано, — добавил он мощи в голос, чтобы его могли расслышать копошащиеся в лодке всякие разные мадамы со сварливым характером.

— Признаю, — раздалось из-за борта, — потрясли. Кто ж предположить мог, что вы, оболтусы, дракона взнуздать способны.

Справедливый едва ли не с момента своего рождения Гёз, счёл нужным внести в ситуацию полную ясность.

— Я тут совершенно не причём, мадам. Это всё они, — он указал на орка и гоблина. — Парочка, спору нет, с первого взгляда предосудительная во всех отношениях.

— Мы не парочка, — насупился Хряп.

— Видите, о чём судачу? Во всём грязный подтекст усматривают. В них никто не верил… совсем. Моментами даже меня сомнения одолевали.

— Моментами? — высунулась из лодки Лотрана. — Меня вот до сих пор вопрос грызёт: в чью конкретно дубовую голову забилась сумеречная идея к такому наиважнейшему делу прислонить двух безбашенных оболтусов?

Хряп тут же залился зеленью смущения, приняв слово «безбашенный» применительно к своей костлявой личности, за самый большой и искренний комплимент. Странно, но, похоже, те же чувства начал испытывать его циничный дружбан с ананасом на голове и змеиным жалом вместо языка. Во всяком случае Мудрак Ялохович Гоблин потупил свои обычно бесстыжие глазки и принялся босой ногой расшвыривать мелкие камешки.

Гёзу померещилось, что настало время спасать положение.

— Мадам! — воскликнул он несколько официально. — Не надо портить молодых людей с неокрепшей психикой. Ежели вам так приспичило их ругать — костерите прямым текстом, а то они, по простоте своей и неотёсанности, последний ваш выпад за откровенную похвалу приняли.

— Похвала и есть, — ни мало не смутясь отреагировала мадам. — Ругаюсь я без обиняков и совсем другими словами. Не сверкай на меня очами, Гёз. Я не копна, пламенем жарким не возьмусь. Не будешь же ты осуждать меня и девочек за то, что мы не поверили в возможность невозможного. Пролив от берега  до берега за час на простой лодчонке?!. Мы действительно поражены. А эти два клыкастых охламона на деле доказали свою изворотливость и преданность.

У Хряпа вдруг сильно запершило в горле. Он прокашлялся — не помогло. Тогда некультяпистый сын великого тусуйского сброда сделал то, что и должен был для сокрытия неприличествующего ему, суровому воину, смущения — крепко ухватив брата-гоблина за чупрыну, он повлёк его на поиски хвороста. Подальше ото всех этих языкастых, у которых за одним словом двойной, а то и тройной смысл сокрыт. Гоблин, дабы не оставаться единственным истязаемым, схватил за ручку зазевавшегося Жо-Кей-Жо и потащил недомерка по камням без всякого почтения. Ретировались они быстро, сообразив с некоторым опозданием, что бросили обожаемого наставника на съедение трём великосветским пожирательницам таких, как он, простодушных героев.

— Э, эй, — как-то слабо и несолидно воззвал позабытый Гёз к умчавшимся неофитам. Куда там, предателей уж и след простыл. Алагарец, вынужденно улыбаясь одной стороной лица, обернулся к хлопотливым собеседницам: — Ну-с, о чём про между делом будем разговоры разговаривать?

— Как о чём? — невинно округлила медовые очи неизвестно с чего набравшаяся смелости Кларисса. — О любви, конечно.

Гёзу до чёртиков захотелось отмотать кросс миль в десять–двенадцать с полной боевой выкладкой и под командой разлюбезного папаши… прямо сейчас. Он даже развернулся и сделал один большой шаг. Торопливо сделал. Не подумавши.

— О-ох, — невольно вырвалось у несчастного похитителя драконьего потомства.

— Болит? — сердобольно спросила Анфиора, переглянувшись с молочной сестрёнкой. — Может вас размять. У нас Кларисса по части костоправства большая мастерица.

— Да! — твёрдо заявила находчивая девица, только, что узнавшая об этом своём таланте.

— Спасибо, не надо, — кажется, Гёз покраснел.

— Ничего, — взялась пророчить, опытная в таких делах мадам Лотрана, — доберёмся до Алагара, там его жёнушка быстро на ноги поставит.

— Жёнушка? — понятно, — Кларисса интересуется.

— Я не женат, — сообщил камням под своими ботинками совсем сконфузившийся Гёз.

— Ах…ах… ах… Двственник?

— Да побойтесь бога!..

И разговор о любви и жизни всё-таки состоялся. Совершенно неожиданно, прежде всего, для себя самого Гёз выложил про себя почти всё, получив взамен душевные откровения двух миловидных девиц со сложной судьбой и одной заслуживающей всяческого уважения матроны.

Несмотря на все треволнения, этот день оказался для них для всех очень удачным. Ещё бы! Им удалось оставить с носом бриттюрских ищеек, надолго испортить настроение одному гнусному колдуну, заодно швырнув аппетитную кость изголодавшемуся чувству мести мадам Лотраны и Клариссы. Кажется, было ещё что-то?.. Ах, ну конечно, грешно забывать о подобном!.. Благополучное пересечение морских просторов на милейшем драконе и счастливое избежание прямого попадания из корабельных пушек. Для её высочества и её молочной сестры душевных переживаний хоть отбавляй. И всё же Анфиора удивила Гёза крепостью духа и решительностью речей:

— Я его убью, — горячо пообещала она кормилице. — Убью Кьялли-Яна. Пока не знаю как, но я это сделаю. Выйду замуж за алагарского наследника, дождусь королевской короны и всех магов королевства натравлю на этого упыря, клянусь всем святым!

— Я буду участвовать, — голосом, от которого могло застыть море, заявила Лотрана.

— И я, — не осталась в стороне Кларисса.

Гёз устремил неподвижный взор в туманную даль Незнаемых земель:

— Про меня не забывайте, я тоже — в деле. Не хочу выступать в роли провидца, но сдаётся мне, что наша с ним последняя встреча совсем не за горами. — Он повёл плечами. — Три женщины и калека… Ха, те ещё победители колдунов!  Лотрана, обними девочек, успокой.

— У нас ещё Хряп есть… и Мудря, — её высочество оказалась не из робкого десятка и намерения её были самыми серьёзными.

Гёз хмыкнул, а потом удивил всех:

— Вы не знаете, как его убить, верно? Не переживайте, кажется я это знаю… Я, Жо-Кей-Жо и, наверное, Хряп. Очень уж выразительно он ушами стриг, когда двуглавец соловьём о своей мученической доле разливался. Орк у нас хоть и дурень, но умный. Так что, могу смело вас заверить — у самонадеянного Прокки появилась огромная проблема.

— Так мы справимся? — в голосе Клариссы звучала очень робкая, но надежда.

— Справимся, поверь мне, — Лотрана привлекла её голову к своей груди. — Ведь так, Гёз?

Он оставил бесплодное созерцание унылых пустошей и повернулся к тем, кого обязан был защищать ценою собственной жизни:

— Безусловно. У нас просто нет выбора.

Три непутёвых существа орк, гоблин и неприродно-рукотворный созданец Жо-Кей-Жо с добровольно взваленной на себя задачей по разбивке бивака справились на удивление хорошо. Местечко ими было найдено просто замечательное в ложбинке, между трёх пологих холмов в миле с четвертью от берега. С моря не видно и ветром колючим за бока не хватает. Хряп, из осторожности ещё и трёхсторонний навес соорудил из ветвей и кустарника кособокий, конечно, но небольшой костерок прикрыть способный.

— Вот здесь бы и залечь в спячку, — пробубнил он, — на год. Ну, или хотя бы на час.

— То, как начальство решит, — сказал Мудря, складывая хворост шалашиком. — Но, вообще-то ты прав — спроворим пару дел и на боковую.

— Пару? — орк инстинктивно напрягся.

— Ну да. Костерок разведём. Жо-Кей-Жо ты давеча хвастался, что из кусалок своих огонь извлечь способен. Так давай, не стесняйся, покажи класс.

— Ты сказал — пару дел, — настороженность Хряпа покидать отказывалась.

— Кремень давай, — потребовал Жо у Мудри.

— Кремень давай, — послушным эхом отозвался гоблин, уставясь на орка.

Гневно сверкнув узкими красными очами, тусуец принялся обшаривать карманы в поисках требуемого камня.

— Держи, вымогатель. Что за второе дело?

Мудрак внимательно наблюдал за действиями двухголового карлика и совершенно бессовестным  образом игнорировал волнение зеленокожего юноши.

— Дело? — грозным шёпотом потребовал объяснений разозлённый Хряп и, взведя курок пистолета, приставил длинный ствол к виску обнаглевшего дружбана. Мудря, поздно сообразив, что пересолил борщ, резко сдал на попятную:

— Лодку… — прерывающимся голосом произнёс он. — Лодку после разгрузки надо утопить, чтобы её с моря… с моря не засекли.

— А-а, — протянул орк, — и только-то.

— Ты пистолетик-то убери, — шмыгнул носом встревоженный гоблин, — …пожалуйста. А то, мало ли что…

Орк, с самодовольной ухмылочкой, убрал смертоносную игрушку, одновременно выражая сомнение в целесообразности гоблинского предложения.

— Я о том же и Гёзу хотел сказать ещё там на берегу  да за делами, как-то не привелось. Ты сам-то ум напряги: кто нас с фонарями шукать будет? Маги. Тут уж заметай следы, не заметай проку чуть.

На что Хряпу незамедлительно было заявлено, что он лодырь и круглый дурень. Причём заявил это ни кто иной, как Жо-Кей-Жо, только, что высекший тугой сноп искр из собственных выросших, вкривь и вкось   зубов, ударив по ним кремнем. Он подул на занявшийся мох, дождался когда появятся язычки пламени и продолжил обличение островитянина, особливо упирая на неизвестный Хряпу факт, что Кьялли-Ян мастер всяческих мерзостных магических болезней и по этой части, бесспорно, большой выдумщик и затейник…

— Но ежели кого спешно сыскать треба, тут он далеко не гений. И вообще, где мы сейчас?

— Тут, — мудро ответил Хряп.

— И ведь не поспоришь, — пристально глянул на него внебрачный сын стеклянной колбы. — В Незнаемых землях мы, остолоп! Тут даже неподвижный объект магией нащупывай не нащупывай, прицеливай или наугад заклятье швыряй, а всё едино на добрый десяток миль ошибёшься. Искажение эфира, чертополох ему в подштанники! Усёк? А теперь кумекай, грамотей, что к чему обрисовалось.

И орк начал кумекать — это завсегда лучше, чем тащится обратно к лодке ноги бить, дырки вертеть, в холодной воде поласкаться бр-р-р… противно. Подобный интеллектуальный подход к делу на сей раз себя полностью оправдал: к огоньку подобрались-подтянулись остальные до крайности измученные члены ненаучной экспедиции. Первым объявился, гружёный вещами и провизией Космач.

— Каков оборот?! — изумился гоблин. — А мы-то по простодырости своей наивно полагали, что весь этот хлам утопить придётся.

— Я те дам, хлам, — тяжело дыша, ругнулась мадам Лотрана, подошедшая вслед за гужевым драконом, и без сил рухнула на подстилку у костра. — Всё, хоть к стенке ставьте, хоть лёжа пристреливайте, хоть к колдуну в подвал транспортируйте, сама я больше никуда не двинусь.

Рядом с ней без слов, но со стоном повалились, дотащившиеся на зубах молочные сёстры. Последним доковылял Гёз.

— Дамам спать три часа, — отдал он запоздалое распоряжение; они уже вовсю выводили носами рулады. — Ишь, как сопят. Этак поболтаются в нашей компании ещё с недельку и храпеть научатся.

Чудо! Гёз почти сострил!..

— Нам, народ, готовить хавчик, чтоб было, чем перед дорогой животы наполнить, проверять оружие и отбиваться. Два часа, думаю, нам за глаза будет.

— Кого в караул ставить будем? — не утратил бдительности орк. — Сам понимаешь, нам без того нельзя. Мы на вражеской территории.

Этот вопрос разрешился на удивление легко. Нести вахту добровольно вызвался Жо-Кей-Жо.

— Не парьтесь, — успокоил он всех, — я всё равно сплю раз в неделю, так что на часах постою. Давайте только поскорее до лодки сгоняем…

— Не надо никуда гонять, — остановил его Гёз. — С посудиной уже разобрались наилучшим образом. — Поймав вопросительные взгляды, он разъяснил: — Космач, умничка расстарался. Мне бы самому до этого додуматься, но видно недосып сказываться начал, соображаю медленно и с трудом. Отволок он её от берега, где поглубже и пару раз влупил хвостом. Сладил быстро и эффективно.

Троица эту новость восприняла на ура; никому не хотелось на ноги лишние мили наматывать. Хряп с нежностью погладил свернувшегося колечком дракона.

— Молодец ты у нас, Косматуша, незаменимый, право слово. Только  никак я в ум не возьму, как ты дал себя уговорить тащить на горбу всю эту рухлядь.

Дракон высунулся из-под крыла, с хитринкой глянул на тусуйца и лизнул его в нос.

— А вот пахнешь ты, всё едино, гадко, — укорил его Хряп, размазывая по физиономии клейкие слюни. — Хорошо хоть не смолой благословил, а то пришлось бы кожу с рожи до самого голого черепа снимать. Тут бы уже никакой лекарь не помог. Да где его взять, лекаря-то, в наших походных реалиях.

Гоблин привычно кулинарил — это у него выходило на удивление неплохо. Орк, чистил пистолеты и как мог пособлял, давая бестолковые советы и выводя Мудрю из себя. Поварского таланта, как впрочем, и любого другого у Хряпа, естественно не было, так что ничего кроме вреда ни сделать, ни посоветовать, он был просто не в состоянии. Жо-Кей-Жо, замаскировался на вершине самого высокого из трёх холмов и добросовестно приступил к обязанностям дозорного. Гёз не спал, хотя, как большой начальник имел на то моральное право и огромную охоту. Алагарец трудился. Для начала он полностью распотрошил свой заветный мешок, достав из него много чего полезного для романтической прогулки по диким и незнакомым местам. Перво-нанаперво, на свет был извлечён лёгкий кожаный доспех, ветерански потёртый и кое-где даже подлатанный.

— Думаешь, понадобится? — с лёгкой тревогой спросил Хряп.

-Думаю.

Потом появился широкий, проклёпанный металлическими бляшками, пояс с большой выпуклой пряжкой. За поясом — перевязь со шпагой и длинный стилет в ножнах.

— Шпага? — удивился Мудрак Ялохович.

— Она самая. В Алагаре ещё сомневался брать её, не брать… Всё-таки взял и как в воду смотрел: палаш мне сейчас кхе-гм… не поднять,- Гёз отвернулся, скрывая лицо и принялся облачатся.

С вершины холма, самовольно покинув пост, уродливым колобком скатился Жо-Кей-Жо.

— Без паники, — успокоил он  всполошившегося гоблина. — В округе всё тихо и спокойно. Я к Гёзу по личному вопросу. Начальник, ты мне хоть ножик какой-никакой выдели.

Гёз, только что надевший шлем, снял его и в задумчивости поскрёб макушку. Подобрать Жо-Кей-Жо оружие по его лапке? Да-а-С, задачка… Впрочем… Он отстегнул от пояса свой маленький нож и протянул его карлику.

— На, герой, пользуйся.

Жо-Кей-Жо с благоговением принял дар. Вынул чудо-клинок из ножен и поочередно приложился к лезвию губами обоих своих ртов.

— Возликуй Жо, — хохотнул орк, — с этой секунды ты официально завербован в нашу армию на должность штатной зажигалки.

— Ха. Ха. Ха. Очень смешно. Меня не теряйте, я — на посту.

Только-только смежил веки, а уже какой-то зловредный гоблинский садист за плечо трясёт и грозится начать пинать грязными ногами под бока. Хряп проснулся. Ругнул, для порядка, настырного Мудрю, оком сумрачным оглядел Гёза. Вот ведь нержавеющий стальной огурец, спал меньше всех, а уже бодр и, по-своему, весел. Сидит, гоблинское варево за обе щеки уплетает и в карту пялится, мозгует. Наверняка новый пыточный маршрут намечает, стратег недоделанный. Хряп окончательно восстал ото сна и с ненавистью обозрел унылый до оскомины пейзаж. Радужных красок в его беспросветную жизнь это нисколько не добавило, одно утешение — дамочки, тоже разбуженные; выглядят аристократочки ничуть не лучше его самого, и, кажется… нет, совершенно точно, — вдохновенно грызут Гёза. Но тот — гранит, никак не поддаётся на провокации.

— Есть хорошая новость, — объявил алагарец, не отрываясь от измятой грязной карты. — Этот переход будет очень коротким. Вынужденный отдых отнял у нас много времени, поэтому двигаться придётся максимально быстро. Скоро вечер. А в темноте по незнаемым землям я бы рискнул шкандыбать только в одиночку и совершенно здоровым. С нашей же компанией… э-эх… Неровен час забредём в какую Закраину, тут нам всем и конец, без вариантов.

От упоминания о Закраинах орка натурально пробрал озноб. Нет на вей Амальгее более неизученных, таинственных и однозначно зловещих мест, чем эти. Хряп, конечно, ни разу в жизни, ни единой Закраины не видел, только в книжках читал, да краем уха слышал от пьяненьких матросов в «Объедаловке». В основном всякие непотребности, ужасы и враки, поскольку, из ныне живущих, в их отвратительной и пугающей глубине никто не бывал. А кто по глупости или по жуткой неволе там оказывался, тот впечатлениями о закраинных красотах ни с кем поделится, уже не мог; живым оттуда до сих пор ещё никто не возвращался. Доподлинно о Закраинах было известно лишь то, что это плохо затворённые «предбанники» другого мира. Их немного. Благодаря их гнилостному воздействию появились Незнаемые земли. И они обитаемы. Вот только кем? Изредка из их сумеречных глубин в этот мир выползало что-то определению не поддающееся, обычно вида непотребного, более всего смахивающее на сумасшедший гибрид перекормленного сухопутного спрута и панцирной гусеницы. Хряп энергично подвигал острым кадыком, загоняя обратно нежданно подкативший к самому горлу комок. Ни к столу припомнилось когда-то прочитанное.

— Новость плохая, — нет, этого алагарца вообще ничего изменить не может, — ночью, этой и всеми последующими, нам придётся обходиться без костра. Огонь нас сразу же выдаст. Костры — только на дневных привалах, чтобы перекусить горячего и немного обогреться.

— Чувствовало моё сердце, — мадам Лотрана хлопнула себя по коленке, — пригодятся нам бархатные портьеры. Девочки, при первой же оказии варганим из них накидочки с капюшончиками. Без ниток и иголок, конечно проблематично…

— Есть и то, и другое.

О, Гёз и «ядовитую» мадам сумел изумить не шутейно.

— Шутить изволите?

— Не имею к тому природной склонности. Как понадобится швейный…э-э-э…инвентарь?.. Короче: надо будет — возьмёте у меня. Хряп, хиляй сюда. Посмотри на карту: что скажешь?

Орк, походя, сунул ложку в котелок, без особого азарта почавкал остывшей едой, не имевшей названия, и приступил к серьёзной аналитической работе.

Так что там у нас намалёвано? Незнаемые земли так их растак! Площадь не сказать, чтоб велика. Хорошо. Закраины?.. Раз… Два… и три…

— Давно составляли? — спросил Хряп, имея в виду карту.

— Кто бы знал,- развёл руками Гёз.

— Ага, значит, сколько Закраин на данный момент мы и понятия не имеем. Куда предстоит двигать? Где она — точка спасения?

Алагарец культурно соломинкой указал пункт на карте.

— Ага… Крепость «Гранитная» так, так, так…

— Нас там уже ждут, — порадовал всех Гёз. — Это был наш запасной вариант. План «Б», так сказать.

— План «Бе» — это хорошо, — задумчиво протянул Орк. — Лишь бы он не обернулся планом «Швах», знающие орки гутарят, дюже весёлая буквица. Сколь разов сам в этом убеждался.

— Не каркай! — каркнул Мудрак.

— Не буду, — покладисто буркнул Хряп. — Мы, как я мыслю, здесь. Хм… до этой самой «Гранитной» в общем-то, и не так чтоб далеко. Скорым маршем, дня за три… не считая сегодняшний.

— Про нас не забыл, скороход? — слова мадам Лотраны оказались для будущего генерала ледяной купелью.

Он смущённо прокашлялся.

— В нашем, особо радостном случае, дней в пять уложимся… наверное.

— Нету у нас пяти дней, — отрешённо объявил Гёз. — За пять дней наш табор и слепой выследит, — и, понизив голос так, чтобы слышал только Хряп, добавил: — Я уж не хочу упоминать про местных любителей человеченки.

Орк бросил быстрый и тревожный взгляд в сторону женщин; да-а, нарвись их мелкий отрядец на ватагу людоедов, о которых идёт худая слава, и их ждёт незавидная участь. Хряп снова нырнул в изучение дрянной карты, время от времени советуясь с Гёзом и, всё более понимая трудность их положения. Им предстояло спешно продвигаться в западном направлении без всяких дорог по пересечённой местности. Чёрт! Никто из них здесь не знал даже тропки. На карте, правда, был обозначен пунктиром старый имперский торговый тракт, проходивший по этим местам ещё в ту почти позабытую пору, когда сумеречное покрывало Незнаемых земель не простиралось настолько далеко.

— Да-а, ползёт проказа, — под нос себе сказал Хряп, — ширится язва. Гёз, может, всё-таки по дороге рванём? Пусть она тыщщу лет не ремонтировалась и ям да буераков на ней не счесть, но она хоть общее направление на Шергодон выдерживает. Вот, глянь, когда не лень; от этого своротка до нужной нам крепосцы рукой подать, при попутном ветре доплюнуть можно. А если двинем, как у нас повелось, напрямки, то по тутошним каменистым пустошам, чахлым райским кущам да по болотцам с трясинами дна не имеющими, будем мы петлять до скончания времён. Сдаётся мне, что алагарский принц свою избранницу столько времени дожидаться не станет. И куда нам потом девку девать? Обратно к родной маменьке-душегубице?..

Гёз в раздумье взялся за щетинистый подбородок. Сомнения его одолевали. Предчувствия тяжкие бередили душу. Тут и гоблин всплыл, как всегда более некстати:

— Опять же, начальник про Закраины не забывай.К этим моровым язвам я и близко не подойду. Не настолько мне жить надоело. К ним, чтоб ты знал, даже пьяные и от самого рождения тупорылые тролли приближаться опасаются.

— Благодарствую за подсказку, Ялохыч, — скрежетнул Гёз.

— Да я чо?.. Я так — в плане ликбеза.

— Ещё раз от всей души благодарю. Решено — идём к тракту. До него миль с десяток. До темноты доберёмся. Но по самой дороге не пойдём. На ней мы как на ладони — бери нас тёпленькими. Рядом пойдём. На тракт ступим, только если в топь упрёмся или в какие непроходимые заросли. Дамы, перекусили? Добро. Хряп, Мудря нагружайте Космача. Жо-Кей-Жо ты где? А, нашёлся. Туши костёр и влезай на плечи к орку. Через десять минут выдвигаемся.

К Гёзу подошла несколько озабоченная и смущённая мадам Лотрана. Чуть поодаль нерешительно топтались две благородные девицы, явно испуганные трудностями и предполагаемыми опасностями предстоящего путешествия.

— Я тут подумала, — как-то чересчур вкрадчиво заговорила обычно напористая кормилица, — не стоит на дракона наше бабское барахло грузить.  — Вот это номер! — Только самое необходимое с собой возьмём, а этого добра у нас негусто, унесём и в руках. Что вы все на меня так уставились? Спросить хотите: зачем всю эту гору из замка уворованную столько времени и в такую даль пёрли? Не спрашивайте. Сама знаю — дурака сваляла. Опять же женская бережливость… Не жадность!.. Я всё слышу, Ялохыч. Не пяльтесь, говорю, — самой тошно. И потом, — долго отсиживаться в обороне воинственная дамочка не умела, — откуда мне было знать, что Гёз… Ну в общем…

— Договаривай, раз уж начала, — алагарец недобро посмотрел на залившуюся краской бриттюрскую дворянку. — Калека?.. Ты это слово хотела сказать?

— Нет… Да… А, чего там?! Короче, дракон нам всем для другого дела нужен — на нём Гёз поедет. Не спорь. Хоть сейчас не спорь. По-другому ты путь не осилишь, сколь ни ерепенься. А выбраться из этого земного рая, без тебя у нас шансов мало.

— Мама хотела сказать, что их, шансов, при таком невесёлом раскладе, совсем нет, — поправила заикающуюся матушку, возлюбившая правду-истину, Кларисса.

— Да, — закрыв глаза, шагнула в пропасть гордая мадам.

— Космач крепкий, — вдруг, сам того не ожидая, поддержал их Хряп.- Правда, ведь, Косматуша? Жаль только крыло у него сильно болит, после нашего спасения на водах.

— К чему клонишь? — спросил Гёз.

— К тому клоню, дражайший шеф, что мы с тобой непроходимые глупцы. Способ в три дня добраться до крепости, буквально вытягивал лапы перед нашими глазами. А мы?.. олухи мы, а мадам права — тебе предстоит романтическая прогулка на драконе… с тремя подружками.

— Следил бы ты за метлой, юноша, — вспылила Лотрана.

— Мадам, — укорил её орк, — откуда этот уголовный жаргон? Признаться, сейчас вы меня неприятно удивили. Я ведь и в мыслях не держал ничего похабного или скабрезного. Всё проще пареной репы; время от времени мы будем подсаживать одну из вас за спину Гёзу. Увезёшь двоих, Космач? Вот только не надо меня облизывать… — Хряп отпихнул драконью морду. —  И дорогу быстрее одолеем. Фу, всё-таки обмусолил.

Измученному болью Гёзу эту карту крыть было нечем. Не принимая сердцем, но понимая умом правоту Лотраны и Хряпа, нахлобучил он на буйную голову шлем и полез штурмовать драконью высоту. К месту будет заметить, что этого несложного дела без посторонней помощи завершить ему не удалось.

Да-с, господа политические беженцы, положение истинно хуже губернаторского!

За спину ему, заметьте, самостоятельно забралась бойкая принцесса Анфиора и процессия двинулась в длинный и опасный путь. К спасению? Будем надеяться, что так.

 

*       *       *

 

Властитель его не принял. Не пожелал видеть облажавшегося резидента, сукин сын. Поленился потратить жалкие четверть часа на беседу с ним из своего почти бесконечного запаса времени. И да, ещё одно — в какой-либо помощи Кьялли-Яну тоже было категорически отказано. Политики, мать их!.. до чего же они все одинаковы, что среди людей, что среди нелюдей. Зато выдвинуть целый короб требований владыка не преминул.

«Ладно, принцессу выцарапать из лап пронырливого алагарского амбассадора, тут и сам Кьялли-Ян спорить не намерен, — размышлял Прокка, от переживаний думая о себе в третьем лице, — без неё, всё, чего с таким трудом добился тайный агент сумеречного властителя пойдёт коту под хвост. Но зачем этому раздутому семилапому уроду понадобились фрукты Счастья? Что ему в них? Понятно, что крайне желательно захватить живым самого Гёза. На самый крайний случай можно обойтись орком и гоблином. К ним есть вопросы. К примеру, о роли алагарского монарха во всей этой истории или о тайне долговременного магического сокрытия  на чужой территории, ведь мага среди них нет — это совершенно точно. Но к чему сохранять жизнь Лотране или пустышке Клариссе?» Вопросы с ответами. Вопросы без ответов. Будь прокляты все вопросы и те, кто пытается их разрешить чужим умом. О, господин Кьялли-Ян!.. Или как вас там?.. Впрочем, совершенно неважно. А важно то, что от вас вдруг потянуло фрондёрством, революционным свободолюбивым духом. Считаете — властитель вам по зубам?

— Конечно, нет! — рявкнул Прокка, грохнув большой глиняной кружкой о стол. Её чёрное густое содержимое выплеснулось, окатив рукав колдуна. — Пока нет, — уже тише добавил он.

— Тебя сильно плющит, маг, — раздался глуховатый голос с выраженными шипящими и горловыми звуками.

Кьялли-Ян вздрогнул, припомнил, где он находится и тревожно огляделся.

Не напрасно беглецы опасались погони. Будет погоня, ещё как будет. Вот только не со стороны моря: Прокка, разозлённый постоянными неудачами и провалами, решил больше не прибегать к помощи нерасторопных людей. В Незнаемых землях он был дома, так пусть местные ему и помогают. В конце концов, они тоже кровно заинтересованы в успехе его тайной миссии, пусть ничего не зная о ней.

— Думать, о том, не сболтнул ли ты лишнего здесь не место, да и поздно уже, честно говоря.

Прокка поднял мутный взгляд на сидящую напротив собеседницу. То, что это  была именно собеседница сомнений не вызывало: округлость форм, плавность, можно сказать, грация движений, томный взор. Баба, вроде бы, вырисовывается. Вот только к какому роду, виду или чему ещё, отнести это существо? Учёные заумники, от нечего делать занимающиеся подобной ерундой, то есть классификацией всего и вся, увидя эту дамочку и ей подобных, встали бы в тупик гарантированно надолго. Слово «грация» использованное чуть выше, явно не полно отображала красоту движений этой… женщины. Здесь требуется дополнение. Кошачья грация — избитый, затасканный штамп, но именно он приходится к месту. Вообще во всём облике этого существа сквозило, что-то от кошки большой и очень опасной. Чувство опасности было тем сильнее, что собеседница Кьялли-Яна ещё и разительно походила на ящерицу: жёлтую, зубастую беспощадную ящерицу с холодной кровью, немигающим взглядом, слишком редкой чешуёй по всему телу и хвостом, оканчивающимся отвратительного вида наростом, способным сокрушить солдатскую кирасу. Вообще эта дамочка была просто премиленькой, по меркам Незнаемых земель, с раздвоенным тёмно-синим языком, безобидной тягой к поеданию всего мясного и устойчивой телепатической связью с многочисленным прайдом чешуйчатых кошек.

Хищница с изрядной долей кокетства оправила короткий плащик с капюшоном, сделала вид, что стряхивает пылинки со своей приталенной одёжки с меховой оторочкой и грохнула по столу хвостом.

-Долго ты ещё собираешься разбазаривать моё время?

Эта мирная беседа двух вурдалаков по внешности и сути, проходила в некоем подобии человеческих питейных заведений. Само строение и чудовищных форм мебель были сляпаны из отвердевших пузырей гигантских слизней-грибожёров, так что вести разговоры о каком-либо известном людям архитектурном стиле, не представлялось возможным. Внешний вид посетителей этого милого кабачка, тоже отличался поразительным многообразием. Одно лишь можно было утверждать с некоторой долей уверенности — все они, вплоть до источающей вонючую слизь клыкастой многоножки, стрекочущей крыльями в тёмном паучьем углу, были разумны… ну или хотя бы квазиразумны, по-своему, по-монстрячьи.

— Желаешь прямого разговора? — ничуточки не устрашился Прокка. — Что ж, изволь… Аколит!.. Как там тебя? — он запамятовал имя своего ученика, если вообще когда-то его знал. —  Притащи ещё пару кружек чёрного бурдомицина, мне и даме.

— Две пары! — крикнула вслед человеку хищница и многозначительно оскалилась: — Не доверяешь ему?

Прокка пожал плечами. Наивный вопрос: он вообще никогда, никому не доверял.

— Может, потом отдашь его мне… позабавится.

— Не знал, что ты питаешь извращённую слабость к людям, Киска.

— Кто из нас свят? В постели с ними бывает совсем неплохо, а утром их можно подавать к столу с аппетитной хрустящей корочкой.

— Хм… надо будет попробовать… с корочкой, — Кьялли-Ян одним глотком прикончил содержимое своей кружки. — Отменное пойло. От него даже у дракона дым из ушей пойдёт и крылья в трубочку свернутся. Знаешь, мне не хватало его там, в Бриттюре.

Киска потянулась и положила босые ноги, скорее даже лапы на стол рядом с хвостом:

— Закончил ностальгировать? Ты размяк, колдун. Долгое общение с людьми сказывается на тебе пагубно. Я просила тебя поскорее перейти к делу, а ты всё выкручиваешься, как грязевой угорь в сезон спаривания.

На этот раз она его зацепила, на щеках даже желваки заплясали и в столешницу воткнулись совсем не человеческие когти.

— Что, форма тяготит? Вроде бы уже привыкнуть должен.

— Заткнись. Мне нужн твой прайд.

— Ф-фу, наконец-то родил.

— Это не всё…

Киска развела ручками, ясно давая понять, что и об этом она догадывалась.

— Мне нужны все прайды с вожаками, которых ты способна договорится. Стаи варгов, тоже подойдут.

Гладкий череп хищницы пошёл нервными складками: она почуяла большую добычу.

— Варги?! Не люблю варгов. Они же, считай, что собаки… или почти волки… Да какая разница! Не по нутру они мне.

— Ты меня слышала. От помощи соргов я тоже не откажусь. И ещё…

— Ещё?! Ты, похоже, решил начать войну.

— Если понадобится… — сипло сказал Прокка. — Ещё нужны охотники-одиночки. Но!.. — он поднял указательный палец, — Вменяемые.

— Вменяемые охотники! — Киска припала к своей кружке. — Сыскать таковых будет делом нелёгким.

—  И это ещё не всё.

— Ой, ну кто бы сомневался.

— Все они должны быть здесь уже завтра. Крайний срок — полдень послезавтра.

— Ты не охренел? Впрочем, мы все здесь крепко сдвинутые, дурная наследственность и всё такое… Чем мне прельщать рекрутов? Тут не Бриттюр — деньги не в ходу.

— Самой щедрой платой. Горячей жидкой валютой — целым морем человеческой крови.

— Ба! Умеешь вскружить голову даме. И где же ты сыщешь такое количество рубинового напитка?

Вместо ответа Кьялли-Ян провёл рукой над столом, вызывая карту Незнаемых земель с ближайшим пограничьем. Дальше последовало краткое объяснение:

— Предположим, — вещал маг, — на побережье высадилась группа интересующих меня существ.

Киска снова собрала кожу на черепе. Группа существ? Это никак не тянет на обещанное море крови.

Прокка заметил её сомнение и всё понял правильно.

— Не опережай события. Итак, по моим соображениям, на берег они ступили где-то здесь. У них была… э-э-э… значительная фора и захватить их на месте мне не удалось. — О том, что он и не пытался это сделать, Кьялли-Ян скромнейше умолчал.  — Они ушли. Ну и пусть их идут. Главное — куда они могут направиться?

У хищницы сузились зрачки. От того места, что указал Прокка до человеческих владений не так уж и далеко. Понятно, почему маг так спешит.

— Н-ну… поняла или как?

Киска оторвалась от карты.

— Путь они держат в «Гранитную». Больше некуда.

— Именно. Её я вам и дарю. Естественно — всю ответственность за содеянное вами я беру на себя. Думаю, сумеречный властелин немного покуксится, но потом отойдёт и простит. А после того, как будет разрушена крепость, вы вдоволь можете порезвится в оставшемся без военной поддержки городке. Как там его называют?.. «Вольный»?

— Действительно — война. Но… рано или поздно она всё равно бы началась: так почему не сейчас?

— Значит, повоюем.

— Эй, мозгляк! — рявкнула Киска на полумёртвого от страха аколита, — Где ты там застрял? Тащи выпивку, нам есть, что отметить.

— Отметить? Можно. Только… когда будешь собирать вожаков прайдов и стай не забудь кликнуть Гнилого…

 

 

*       *       *

 

«Гранитная»! Что это за пуп земли такой? Крепость? Можно и так сказать, против правды  почти не попрёшь. Строение это было далеко не таким внушительным, как его название, однако с оборонительным валом и не очень глубоким, но всё-таки рвом, каменными стенами высотой футов в двадцать и двумя башнями, ещё ж ворота были деревянные, обитые железными полосами и откидной, то есть, конечно, подъёмный мост. Истинно — крепость. Сооружение это за удалённостью от метрополии финансировалось, как и во всех державах, по остаточному принципу, и от того слегка обветшало. Но стратегического своего значения не утратила и стараниями своего коменданта лейтенанта Прамуса всё ещё оставалась обороноспособной. Место «Гранитная» занимала столь выгодное — между двумя отвесными скалами, перекрывая собой единственный проходимый путь в земли людей на добрых сорок миль в округе, — что являлась острой занозой в самом чувствительном месте всех посягавших на мирную жизнь обывателей городка Вольный. Был в «Гранитной» и героический гарнизон — куда ж без него? — в тридцать девять солдатских душ при двух суровых сержантах одном лейтенанте и старой, но всё ещё стреляющей пушке.

Вот в этот промозглый рай и попал по собственному почину старина-сержант, сбежавший от жены и цивилизации. Суровость климата, пейзажа и лейтенантского взора душу его нимало не смутили и он добросовестно впрягся в служебную лямку. Его не показушная добросовестность и не ядовитость нрава пришлись по душе подчинённым и новому начальству. Через три дня лейтенант Прамус позволил сержанту обращаться к себе на «ты», а через неделю пригласил на собственный юбилей в качестве почётного гостя. Так и пошло-поехало: служба, короткие стычки с нечистью, некое подобие распорядка, рутина и скука. И никаких домашних скандалов! Красота! Изредка комендант празднования устраивал, чтобы его солдаты совсем не одичали. Вот и теперь, что-то намечалось и сержант, естественно был приглашён. Но на празднование усач слегка припозднился, ибо в тот раз был в патруле — гонял шипохвостого короткокрыла и увлёкся. А когда со товарищи возвернулся под защиту крепостных стен, был крепко озадачен увиденным: на одном из двух дворов, том, что носил громкое и по-армейски поэтическое название парадный плац, по стойке «смирно» стоял весь гарнизон, и сам дородный Прамус втягивал объёмистое пузо до самого позвоночника перед неким щеголевато одетым господином с ультрамодной в столицах эспаньолкой.

«По всему, большое начальство прибыло с неожиданной инспекцией, — с тревогой подумалось тогда бывалому служаке. — А у меня, ну как на грех, доспех ещё не чищен и сапоги грязные».

Страхи его оказались напрасны, во всяком случае, в плане штабной проверки.

— Лейтенант, — обратился вновь прибывший франт к коменданту, — где прикажете разместится моим людям? Так же спешно стоит разгрузить и складировать провиант и вооружение.

Вот задачка, так задачка! Прамус мял в потном кулаке приказ, заверенный личной печатью графини Аджаберты, мялся сам, ел глазами большого начальника и… молчал. Одолела его немота не от излишней душевной рефлексии, проглотил он свой язык от полного незнания. Не знал толковый, в общем-то, офицер, обойдённый чинами лишь по причине удалённости его гарнизона от милостивого взора её сиятельства, как в казарме на сорок бойцов разместить ещё полсотни алагарских штурмовиков. Именно столько, в соответствии с приказом, должно было прибыть в «Гранитную» вслед за этим зибильдарским, судя по выговору, дворянчиком.

Маркиз Флогрим до крепости добрался верхами, поэтому несколько раньше своих десантников, на этот раз топавших пешим порядком. Не будучи снобом, аристократ древней фамилии не погнушался возложить на себя обязанности квартирьера. Заботу о подчинённых он считал своим долгом.

— Ну, так, где нам размещаться, господин лейтенант? — тупое молчание Прамуса стало его раздражать.

— Двадцать бойцов — в казарме, — отмер комендант. — Мои потеснятся, не барышни. Остальные — в палатках на малом крепостном дворе.

— В палатках, так в палатках, — к великому облегчению лейтенанта, тут же согласился посланец графини Шергодонской. Во всяком случае, слово «посланец» было прописано в приказе. — А где…

— Если вы имеете в виду себя, — поторопился Прамус, — то вы с относительным комфортом сможете разместиться в моих комнатах. Я потеснюсь. Ничего страшного.

— На комфорт лично мне плевать, — резко заявил цез Олатроон, хотя весь его внешний вид говорил как раз об обратном. Прамус, намётанным офицерским взглядом успел оценить чистоту камзола, гетр и мягких серых ботфортов зибильдарца. А ведь тому пришлось преодолеть долгий путь по не самым лучшим дорогам. —  Но вот кому не наплевать, — продолжал Флогрим, — так это гроссмейстеру высокой науки Кхонопулусу.

— Как?! — едва не всплеснул руками поражённый комендант, — Сам гросс Кхонопулус почтит нас своим визитом!

— Почтит, почтит, — досадливо поморщился цез Олатроон. — Давайте всё-таки перейдём в какое-нибудь не столь людное место. Нам нужно серьёзно переговорить, господин лейтенант.

Только тут ступор отпустил бравого офицера. До него, вдруг дошло, что этот франтоватый хлыщ вовсе не инспектор и, стало быть, его вольное обращение с бухгалтерской цифирью сегодня не всплывёт.

— Конечно, конечно, — зачастил он.

После почти часового напряжённого разговора лейтенант Прамус перестал считать маркиза хлыщом, и, если не проникся к нему уважением, то хотя бы признал в нём человека с военной косточкой.  То есть почти, что своим в доску.

— Значит, возможно, предстоит большое дело? — задал лейтенант вопрос прокопченному потолку.

— Именно.

— Что ж, к тому всё шло. Не удивляйтесь. Последнее время я замечаю активизацию враждебных действий. Рапорта я посылал и не один — главный штаб либо отмалчивается, либо откровенно насмехается и требует не пороть горячку и сохранять выдержку. Но мы-то здесь понимаем, что к чему… — тут он заговорщицки подмигнул маркизу. — Сумеречный властитель. Понимаешь?.. Сумеречный властитель — не миф. Силы он собирает и, время от времени, целенаправленно прощупывает нашу обороноспособность.

— О происках сумеречного властителя, как, впрочем, и о нём самом мне ничего неизвестно. Но если дела обстоят так, как вы излагаете — в чём я не имею оснований сомневаться — мой отряд, прошедший не одну кровавую заваруху, будет вам, как нельзя более полезен. Хотя бы временно… Да, и могу вас уверить, что всё то, что я только что от вас услышал я, минуя штабных крыс, доведу до сведения графини Шергодонской и… его величества Кристофана 1. А теперь позвольте вас ещё немного озадачить: куда разместим два орудия?

— Пушки?!

— Малокалиберные. Но это лучше, чем ничего.

— Поднимемся на стену, прикинем углы обстрела, тогда и решим.

— Мудро.

Далее последовали разговоры профессиональные, дельные — о боеспособности гарнизона, об особенностях местности и предполагаемого противника. Лейтенант отвечал толково с подробностями. Что ж, в чём-чём, а в этих вопросах он разбирался.

— О, кажется ваши прибыли? — сказал он, заслышав шум с плаца. — Ну, так что порешим с вашим личным размещением?

— Мага берёте к себе. Дедок в преклонных летах, ему мягкая постель и тепло необходимы, а я поселюсь в палатке. Мне не привыкать.

В сумерках уже, когда и пушки были установлены и свободные от караульной службы бойцы ко сну отошли, маркиз Флогрим поднялся на хлипкую крепостную стену. Долго, долго он вглядывался в непривычно клубящуюся муть, что шевелящимся покрывалом плотно укутывала Незнаемые земли. Казалось, он чего-то ждал. И ожидание его было тревожным. Сзади раздался странный шорох.

— Вышли вдохнуть свежего вечернего воздуха, гросс? — не оборачиваясь, спросил маркиз.

— Какой же он свежий? — ворчливо пробурчал престарелый маг, и снова, чем-то зашелестел.

— Всё никак не расстанетесь со своими заплесневелыми свитками. Думаете, пригодятся?

Кхонопулус уже стоял рядом и читал странные закорючки.

— Хотел спросить всю дорогу…

— Как я, слепой, словно крот, могу читать при дурном освещении нашего ущербного Огрызка? Я — маг–исследователь. На зоркость моих старых глаз это уже никак не влияет, но я научился подсвечивать страницы невидимыми для остальных лучами.

— Хм-м, — Флогрим явно был заинтересован. — Чертовски полезное изобретение для вас, уважаемый Кхонопулус и… видимо для воров.

Чародей прервал своё повышение образования и искоса глянул на офицера.

— А вы далеко неглупы, юноша. Предложения, и надо сказать весьма щедрые, от некоторых криминальных сообществ на предмет продажи моего изобретения, мне уже поступали. Я отказал. А угрожать мне, почему-то никто не решился.

— Даже не могу предположить почему, почтеннейший гроссмейстер. А скажите, Кхонопулус, сможете ли вы, при помощи этого вашего заклятия подсветить цели моим бойцам? Это могло бы здорово облегчить их задачу, если, скажем, неприятель двинется на приступ глубокой ночью.

— Полагаете — эскапада возможна? — в голосе старца совсем не было ожидаемой цез Олатрооном тревоги. Он вообще держался молодцом и выглядел на удивление спокойным.

— Разве вы придерживаетесь иного мнения?

— Ну-у, юноша, — протянул гроссмейстер с лёгкой укоризной, — отвечать старшему по летам вопросом на вопрос не вежливо. Однако я вас прощаю. Что до моего далеко не профессионального мнения…

— Не скромничайте. О вашей магической специализации, а так же о боевых заслугах перед Шергодоном и Алагаром я наслышан достаточно.

— Проверяли меня? — глаза за стёклами пенсне сверкнули лукавинкой. — Хорошо. Я вас тоже проверял… по своим каналам. Так вот, о деле, — как будто спохватился хитренький старичок, — штурма нам не миновать, батенька. И причин тому, доложу я вам, караван с гружёным осликом. Гёз, вот ведь ядрёный перец, облапошил всех в Бриттюре. Таможенный Догляд ожидает море королевиных милостей — успевай раздвигай э-э-э… ворота. Потом пройдоха умудрился миновать пролив под самым носом талогрининых флотоводцев, капитанов и бог ведает кого ещё. Ушёл, он, ушёл, — заметив недоверие на лице собеседника, убедительней заговорил шергодонский колдун. — Иначе о провале его миссии мы были бы незамедлительно извещены. Но наши люди в стане врага передают, что пока всё тихо. Здесь, в самой заднице владыки преисподней, его, возможно, постараются перехватить. Нам остаётся лишь надеяться на мастерство нашего посланца и на фантастическое везение его криворуких подчинённых. Как вспомню того орка, так до сих пор слеза прошибает. Или это от постоянного ветра? Ну и погодка здесь держится, я вам доложу! Ну да положим, боги будут милостивы к нашим беглецам, и они одолеют весь путь по Незнаемым землям. На подходе к крепости их могут обнаружить наши патрули… А не обнаружат, так уж здесь-то Гёз не заплутает и до крепостных стен сам доберётся. Дальше, что?.. Незамедлительно погоните принцессу в Шергодон, а оттуда без задержек — в Алагар? Вы ведь можете представить, в каком состоянии они все будут находится. Их остановка в «Гранитной» неизбежна. И это, действительно, будет последним шансом наших врагов перехватить главный приз. Мнится мне, господин офицер, они пойдут ва-банк. Что до вашего невинного интереса к практическому применению моего заклятия, то спешу его удовлетворить…

«Да уж, поспешатель, — подумалось цез Олатроону, — прямо бежит и тапочки теряет. Сначала целую лекцию прочёл, а теперь снова в свиток уткнулся, губёнками зажевал».

— Старче, — окликнул дедка маркиз, — вернись в реал.

— Ась? О, простите старого, молодой сеньор: увлёкся занимательным чтивом об одном своём э-э-э… коллеге, с которым нам, возможно, предстоит встретится. Так вы о моих способностях? На самой границе Незнаемых земель я до отвращения слаб, но подсветить цели для наших артиллеристов, думаю, буду в состоянии. Плюсом пойдут защитные заклятия от враждебной магии. Вот как раз сейчас я знакомлюсь с личными записями гроссмейстера Окторона, бывшего некогда верховным магистром магии при бриттюском дворе… ну ещё до того, как рассудком подвинулся. Много наших агентов свои головы сложили, чтобы добыть и доставить эти свитки.

Кхонопулуса опять понесло. Вот ведь неуёмный замшелый трудоголик.

Признаться, цез Олатроон сильно сомневался, что шергодонский кудесник настолько могуч, что способен преодолеть сопротивление самой земли, больной странной проказой уже не первый век, но тут маг упомянул о таинственной пирамиде, здоровенной фиговине, под которую выделили, целую подводу:

— Модели малые в боях уже испытаны, и результаты показали фантастические, — похвастался гросс. — А эта красавица в полную мощь ещё не работала. Вот и проверим её в полевых условиях.

— Что ж, проверим, — маркиз в полезности боевой волшбы не сомневался, но всё же, как истинный солдат, больше доверял хорошо отточенной стали и горячему свинцу.

«Пятьдесят ружей нового поколения, — думал он, — из мастерской самого инженера Хугу. Запальные гранаты, его же производства. Новые артиллерийские заряды. Вот что способно решить исход предстоящей битвы. Да ещё такая малость, как стойкость, выучка и боевой дух его солдат — истинных наследников канувших в лету зеркальных кирас Тяжёлой Панцирной пехоты королевства Алагар».

— Ты только доберись до «Гранитной» Гёз, — негромко сказал он ночному ветру. — А здесь игра будет вестись уже по нашим правилам.

— Истину речёшь, вьюнош, — прошамкал героический дед, не отрываясь от своих неправедно добытых записей. — Предстоящее сражение непременно будет выиграно нами. А теперь, будь ласков, помоги мне спустится во двор. Озяб я на ветру, а у этих лестниц уж больно крутые и выбитые ступени.

…Замок Шергод затих, насколько это вообще возможно: храпели слуги под лестницами,  в стойлах хрупали овсом лошади и мулы. В караулке, кто-то азартно лупил ладонями по столу, там сменившиеся солдаты резались в кости. Но все эти обычные  звуки жизни не проникали за плотно затворённые двери рабочего кабинета графини Аджаберты. Сама графиня, оставив на голодном пайке своего очередного любовника, маявшегося в спальне, стояла возле окна, невидяще уставясь на свой любимый витраж. Теперь на нём рыцарь вёл к алтарю невесту и при этом довольно нагло подмигивал графине. Властительница Шергодона не замечала выходок стеклянного кавалера, её мысли были далеко. Тряхнув породистой головой так, что с завитого парика посыпалась пудра, она стремительно пересекла кабинет и с решительным видом упёрлась обеими руками в стол, ни дать ни взять главнокомандующий, разрабатывающий диспозицию генерального сражения. Её сиятельство провела кончиками пальцев по кипам бумаг. Да-а до генерального сражения ещё очень и очень далеко. Но, истина неоспоримая — от того, что написано в этих бумагах и от решений принимаемых лично ею зависит судьба всего Шергодона.

— Чтобы выиграть войну нужно хотя бы знать, что она уже началась. Что ж, теперь я в курсе…

Напрасно, ох напрасно комендант затерянной где-то на границе крепосцы считал, что его рапорты тонут в непролазной канцелярской трясине. Ничего подобного. Аджаберта старалась отслеживать ситуацию.

Байки о существовании, где-то в Незнаемых землях, в одной из Закраин некоего мифического сумеречного властителя просачивались в Шергодон уже давно, не имея ни малейшего подтверждения. Поначалу графиня в них верила не больше чем в детские сказки. Но шло время и от поступающих с границы тревожных слухов становилось всё труднее отмахиваться, а уж пропускать их мимо ушей и вовсе не выходило. Пришлось засесть за аналитическую работу… самой. И что же из этого вышло? По первости — ничего. Достоверной информации из геенны Незнаемых земель практически не было. Исключение составляли донесения пограничных патрулей. Этого было мало. Мало до крайности. Но даже из этих куцых обрывков полуслухов-полусплетен графиня Аджаберта сумела составить общую картинку. Составила, посетовала на её нечёткость и фрагментарность и… встревожилась. Первым бросался в глаза один существенный фактик — хулиганские действия монстров-одиночек практически прекратились. Всё чаще рубежи Шергодона тревожили мелкие группы нелюдей. Стали встречаться и довольно многочисленные отряды. А это уже организация, пусть и примитивная. Необходимость военно-научной экспедиции вглубь Незнаемых земель обрисовалась с абсолютной ясностью. И такая экспедиция состоялась. Пару лет назад из Шергодона  вышла группа отчаянных сорвиголов, соблазнённых щедрой платой и пожизненным освобождением от любых налогов. Перед ними стояла простая задача — сбор информации. Не вымыслов базарных торговок, а сведений точных и, желательно, подтверждённых вещественными доказательствами.

Из этой экспедиции не вернулся никто. Случайность? Да, ну бросьте!.. Не желторотые новобранцы ушли и не крестьяне с обвисшими штанами. Дядьки подобрались матёрые, стреляные, таких просто так на кривой кобыле не объедешь и как баранов на шашлык не пустишь. Графиню тогда одолело настоящее беспокойство. И тут, совершенно неожиданно весточка, касающаяся Незнаемых земель была доставлена из… Бриттюра. Не графине доставлена — Кхонопулусу. Оказалось, что у мудрого старика душа тоже была не на месте. Вот он и решился замутить собственную шпионскую авантюру, которая оказалась куда более результативной нежели экспедиция в адскую клоаку. Колдуну тайно передали некий документ, писанный рукой Окторона. Сам-то верховный магистр по слабости разумения со сцены уже сошёл, а вот мысли его и знания другому магу ой, как пригодились. Кхонопулус, умница, в тайнописи коллеги разобравшись, от госпожи своей таится не стал. Заявился он к ней поздним вечером, аудиенции не испрашивая.

Дерзость? А как же! Ну, да её сиятельство не провинциальная дурра — смекнула, что повод посещения серьёзней некуда и приняла нарушителя этикета в собственных спальных покоях. Окторон, верой и правдой служивший бриттюрскому монаршему дому, был личным врагом графини Аджаберты, и, чего греха таить, наделал шергодонцам много гадостей. Но когда её сиятельство узнала истинную причину его поражения и сумасшествия радость в её душе не поселилась. Верховный магистр, как ни крути, был человеком, а свою маленькую войну он проиграл паразиту Кьялли-Ян Прокке. Паразиту, как успел выяснить Октарон, в прямом смысле слова. Бриттюрский маг потратил уйму сил на то, чтобы выяснить, кем в действительности является его противник, и потратил он их не зря.

— Тайный агент? — не вполне доверяя собственным выводам, спросила она тогда.

— Боюсь, что дело обстоит именно так, ваше сиятельство. А тайные агенты в пределах чужих держав своей волей не возникают и поодиночке там не водятся, — Кхонопулус и так жизнерадостностью во все стороны не брызгавший был суров. — Легенда о существовании некоего сумеречного властителя, носителя нечеловеческого тёмного начала и разума, перестала быть таковой.

Откровенно враждебный Бриттюр. Злые горы. Незнаемые земли с ещё не выясненным правителем и государственным устройством. Маги — в качестве шпионов!

Именно тогда Аджаберта решилась во всём поддерживать алагарского короля. Оставаясь в политическом одиночестве её обожаемый Шергодон, был обречён. Не прямо сейчас, но через десять, двадцать лет. Первым делом она заключила договор с Кристофаном 1 о помощи в перевооружении графской армии, а так же о её новом техническом оснащении. Шергодонские толстосумы и банкиры по воле её сиятельства старательно увеличивали золотой запас маленького государства. Графиня хотела быть готовой к новой и, по всей видимости, большой войне. Она распорядилась отправить особо одарённых юношей и девушек в самые престижные университеты магии, взяв их всех на свой кошт. А не особо одарённых стали готовить дома гроссмейстеры и магистры вроде Кхонопулуса. Сам собою возник средне-специальный магический колледж имени Сложившейся Ситуации.

И тут графине Аджаберте пришло личное письмецо от его величества короля Кристофана 1 с изложением его задумки (ой ли, его?!) о женитьбе наследника на бриттюрской принцессе. В письме так же содержалась просьба оказать всемерную поддержку неким неофициальным лицам, тайно действующим по его повелению и от королевского имени. Её сиятельство в некоем недоумении пребывала недолго. Партия алагарского инфанта с принцессой Анфиорой показалась ей затеей довольно сомнительной. Ну, да это будет не её головная боль. А вот заиметь в должниках самого короля Алагара… Идея была заманчивой. К тому же появился шанс нанести болезненный укол лично Талогрине Сухостой. Чего уж тут, не ладили между собой властительные бабёнки. Решение о поддержке политического сватовства было принято быстро.

И вот теперь, кажется, эпопея приближается к концу.

— Ну, что лейтенант… Как там тебя? Прамус?.. Глянем поглянем, чем сердце успокоится? Если выстоит твоя «Гранитная», ходить тебе в майорском чине, а может и выше. Теперь в твоей власти отодвинуть на годы от Шергодона большую беду. Если же проиграешь… Враг поверит в свои силы и в нашу слабость, и тогда… Думать об этом не хочется. Слишком много поставлено нами всеми на… краплёную карту.

 

*       *       *

 

Лужа была на дороге просто залюбуешься: большая, грязная, заросшая зелёной ряской и очень вонючая. Всем лужам лужа. Царь-лужа! Не лужа, а лужища.

— Хряп прекрати! Нам только оды «На восхваление лужи» сейчас недостаёт, — принцесса Анфиора соизволила спустится с драконьей спины, а руку ей никто не подал. — Что будем делать, господа?

Плевать ей на этикет. И правильно: до церемоний ли тут, когда могут прихлопнуть, как муху? И вопрос она задала далеко не праздный. Всем вопросам вопрос.

— Хряп завязывай уже!

— Я-то чо? Я вообще молчу, — обиделся орк.

— Тогда думай потише. — Ялохыч вытирал о землю свои нижние лапы. Времени не теряя, он решил промерить глубину неожиданной водной преграды. — Нашёл, понимаешь момент для поэтико-романтического осмысления бытия и принцессиного отклонения от дворцовых норм поведения. Лучше измысли идею, как нам переть через этакую гадость. В ней даже Космач увязнет по самые крылья. Это я, конечно с перебором, но всё равно, глубока она, зараза. Меня скроет вместе с ананасом. Про нашего двухголового лилипута и говорить нечего — только булькнет и поминай, как звали. Где ему было, в колбе сидючи, плавать научиться?

— Э-э-э, — классически начал орк свою арию, — в обход?

— А ты его видишь? — раздался сверху голос любимого наставника. И Хряпу припомнилось, что когда-то давно, минут десять как, он уже хотел его убить, по какому-то чрезвычайно важному поводу то ли от ненависти к Незнаемым землям и местному климату, то ли просто от общей усталости своего недоразвитого организма. — Кругом, на сколько глаз хватает, только заболоченные заросли.

«И правильно хотел, — развил свою мысль орк. — Давно пора было это сделать, правдолюбец хренов».

Гёз последовал примеру её высочества и с бережением особым, покинув спину Космача, ступил на пропитанную ржавой влагой землю. Дамы собрались в кучку и растерянно молчали, даже Лотрана не выступала с призывами к мировой революции или к обеду. Правильно. До мира от этого болота было ещё далековато, а жрать в такой запашистой атмосфере не хотел даже гоблин.

— Сколько она от края до края? — спросила Кларисса. — Ярдов сто?

— Не меньше, — согласился с ней Мудря. — То есть — не перескочишь. Опять же глубина такова, что дамам никак не пройти. Эх, мог бы наш дракон летать. Перенёс бы всех нас пусть и не за раз, и потопали бы мы далее, ног не замочив. Тут осталось-то… Сколько нам осталось, Гёз?

— По моим прикидкам, завтра к вечеру должны были добраться. Космач, грязи испугался?

Дракон вёл себя беспокойно, нюхал чёрную жижу, топорщил шерсть на загривке и агрессивно скалился.

— Там кто-то есть, — перевела драконью пантомиму сообразительная мадам Лотрана. — В луже сидит какая-то гадь.

Будто уразумев смысл её слов, поверхность болотца пошла крупной рябью, а потом разродилась парой крупных пузырей. От смрада давно протухших яиц дышать стало решительно нечем. Однако теперь это было уже полбеды. Всем стало ясно — они угодили в западню.

И тут орк бухнул, по своему обыкновению никого не предупредив о собственном озарении:

— Переправляться будем на плоту. — Так звучала благая весть в его кратком изложении. На него посмотрели, как на любого нового пророка, то есть, как на недоумка пришибленного пыльным мешком. Но островитянин не унялся и продолжил сеять зёрна истины: — Чего вы? Не надо меня лупетками поедать, лучше вокруг посмотрите…

— Гёз уже любовался окрестностями, — едко заметила Анфиора. — С Космача слез мрачнее голодного вурдалака, ибо ничего хорошего не узрел. Только какая-то птичка в поднебесье парит, да коряги, к которым прикоснутся боязно. Но всю эту лепоту мы и снизу видим.

— А я и не предлагал никому никуда лезть, во всяком случае, дамам, — вспылил орк, разозлённый людской непонятливостью. — В грязи придётся повозиться нам с Мудрей. Космач, можешь отыскать брод? Ну, тропку, по которой ты с грузом пройти сможешь. Смотрите-ка, он, кажется, меня понял. Умница ты у меня. Золото — не дракон! Пошли, Мудрак Ялохович. Гёз, оставайся здесь, на подхвате. Жо-Кей-Жо, ты с нами?

— Оборзел? — недобро сузил глаза обойдённый оркским доверием наставник.

— Время такое, — отмахнулся Хряп. — Будешь из хвороста, что мы наломаем, вязанки мастерить. Потом их воедино скрепим, два ствола, что потолще и поровнее крест на крест кинем, вот и будет какой никакой плот. Нас сколько — шестеро?.. Жо-Кей-Жо можно в расчёт не брать… Без обид. Двое на спину Космачу заберутся, один на плот усядется; за два раза дракон сумеет нас перетащить. Нащупал тропинку, Косматушка? Тогда двигаем!

Но двинуть сразу не получилось. Жо-Кей-Жо помешал, блеснув своей наблюдательностью.

— Дамы и господа, — выступил он, — хочу вас порадовать новостью: птичка-то, что над нами вензеля вписывает, не простая. Осёдланная птичка.

— Тише ты, — запоздало предостерёг его Гёз, давно заметивший это обстоятельство. — На кой бабёнок переполошил?

— Что?.. Что там ещё? — встревожилась Анфиора, зябко кутаясь в багровый плащик с капюшоном. Одёжку эту для себя и гомункула, дамочки пошили на первом же привале из уворованных из замка портьер. Пошив был неказистый. Крой грубый. А что ещё можно было сварганить при помощи ножа и иголки, и при остром недостатке ниток. Всё это было безжалостно конфисковано у запасливого Гёза с обещанием вернуть при первой же возможности. «И про штаны я тоже не забыла» — напомнила ему тогда мадам Лотрана. Хотя, если честно, могла бы и помолчать. Бархат бывших штор довольно сносно защищал девиц от пронизывающего ветра, и, значит, жертва алагарца была принесена не зря.

— Выследили нас, — сплюнул в лужу Жо-Кей-Жо. — И чего теперь ожидать: гостей или магического презента?

— Гостей, — напророчил орк. — Хорош прохлаждаться Мудрак, если сейчас поспешим, авось на дороге они нас не настигнут.

Птица под облаками легла на крыло и неспешно пошла на снижение.

Большой плот, так чтобы на нём смогли угнездится все, делать было никак нельзя: дракон с тяжёлым грузом в трясине просто увяз бы. Тут бы всем и конец пришёл бесславный и безрадостный. Хряп и Мудря, невзирая на противную жижу и мерзкую осклизлость стволов, коряг нарубили быстро и с большим запасом. Гёз, отчаянно матерясь, стянул их в три плотные, но разлапистые вязанки и с тоской посмотрел на проклятущее болото: нет, не утянуть Космачу. Значит, переправа пройдёт, как и сказал орк, в два этапа. Стали делится, кому быть в числе первых. Согласия, понятно, не было. И бог знает, сколько времени мог продолжатся этот бесплодный диспут, если бы Гёз жёстко не пресёк все разговоры:

— Баста! — повысил он голос, сразу заставив умолкнуть её раскапризничавшееся высочество, своевольную Клариссу и не ко времени очнувшуюся от летаргии мадам Лотрану. — Поедем, как скажу.

Первыми на неизведанную тропу должны были ступить принцесса, Кларисса и сам Гёз.

— Правильно, — решительно закрыл рот сомневающимся Хряп. — При первой переправе завсегда опасность меньше. И на том берегу без защитника не останетесь. Вон он стервятник кружит, видать, в сомнении. А как мы разделимся? То-то же…

После девиц и их доблестного охранителя пересекать грязную, дурно пахнущую ширь предстояло мадам Лотране, Ялохычу, Жо-Кей-Жо и Хряпу. Алагарец при помощи узды и оставшихся портьер привязал чудо-плот к драконьему хвосту, и они двинулись.

Как только дракон своими лапами нарушил протухший покой зелёного ковра, лужа, словно, ожила. С четырёх сторон разом, от придорожных коряг к Космачу двинулось нечто, пока совершенно скрытое под толщей воды и тины.

— Поспеши, Космач, — прикрикнул Гёз, без всякого удобства стоящий на коленях и чувствуя ими каждый древесный шип. Штаны его были густо перепачканы ряской и уже успели промокнуть.

Выгнув свою почти лебединую шею, белоснежный дракон обернулся и с укоризной посмотрел на человека. Гёзу сделалось стыдно: действительно, чего разорался? Волосатик и без его сварливых понуканий делал всё что мог, то есть изо всех сил спасал их жизни. Космач легко пересекал водную гладь, но там, где донные отложения близко подходили к поверхности, увязал и бешено рвал жилы, стараясь освободиться и не уронить со спины повизгивающих от страха наездниц. Анфиора и Кларисса, как клещи до судорог в тонких пальцах вцепились в его длинную шерсть, бледнели лицами до полной прозрачности, но в голос кричать не решались. До сухого берега оставалось ярдов тридцать, а неизвестная угроза приближалась. Гёз предусмотрительно укрепился на коленях и извлёк из ножен шпагу, остро пожалев, что под рукой нет верного тяжёлого палаша. Не снимать же, право слово, с плеч свой мешок и начинать в нём рыться — самый момент!

До суши дракон добраться не успел, и разверзлись-таки хляби наземные, выпуская под серое унылое небо очередную порцию непереносимой вони и большую треугольную голову на длинной тонкой шее. В эту шею, благо, оказалась в зоне досягаемости, алагарец и наметил нанести удар. Лучше б, конечно, под нижнюю челюсть, тут уж не промахнёшься, она ж шире хряповых плеч, но уж больно высоко вознёс её болотный обитатель — никак не дотянутся. Наметил-то, наметил, а осуществить не сумел. Кто ж мог предположить, что шеёнка у неизвестного чуда настолько гибкая? Осклизлый водный обитатель напал первым при этом, искривив тонкий лепесток, на котором держалась его голова, совершенно непостижимым образом. Пришлось действовать по ситуации, то есть колоть в раззявленную пасть, полную мелких чёрных зубов. Монстр, занозе во рту никак не возрадовался, и схлопнул челюсти. Клинок переломился, как сухая ветка, и Гёз с невообразимой тоской уставился на жалкий обломок в своей руке.

— Фамильная шпага!.. Батя меня убьёт. Нет, точно, без вариантов.

— Гёз очнись, дубина! — достиг его ушей слегка истеричный визг молочных сестрёнок. — Нашёл время каменеть!

И, правда: чего это он? Монстр, густо облепленный грязью и жирными пиявками, уже изрезал себе язык о застрявшее в нёбе лезвие и пока выбыл из игры, но ведь оставались ещё трое. А сколько их в самой глубине? Считать не хочется. Расклад немного уравнял дракон, надёжно залепив горячей припаркой пасть, оказавшемуся на его пути хищнику.

Лотрана, будто окаменела, прижав ладони к лицу. А орк и гоблин, метались по берегу и, видя, что происходит, были не в состоянии помочь попавшим в беду. Хряп даже выхватил свой длинноствольный пистолет и пару раз прицелился, нет — далеко. Что же делать? Может как Мудря, начать драть глотку или… пальнуть в воздух… А, что — идея. Сказано — сделано. Выстрел прогремел над болотом, как предвестник конца света. Можно было биться об заклад, что такого грохота, помимо громовых раскатов, здешние обитатели никогда не слышали. И эффект от него был весьма положительный. Парочка чудовищ замедлила своё продвижение к цели и повернулась в сторону источника звука. Для Гёза и этой заминки оказалось достаточно. Он тут же прикинул расстояние; до третьего длинношея было далековато, а вот четвёртый проглот, совсем не похожий на остальных, оказался достаточно близко для плевка, точнее, для метания ножа. Выглядел он, как и его приятели не очень миловидно. В подробностях алагарец его не рассмотрел, но не заметить объёмистое чрево и голову с коротким хоботком, оканчивающимся сопливым пяточком, было проблематично. Приставь болотному обитателю пару кривых рогов на голову и получится вылитый чёрт. А чертей Гёз не боялся. Не то, чтобы он был с этим плутоватым племенем на короткой ноге, но раза два-три, в своей непростой жизни, видеть их ему довелось. Для шапочного знакомства вполне достаточно. Гёз с недоброй ухмылочкой извлёк стилет, подкинул его на ладони, переворачивая остриём к себе и, коротко взмахнув рукой, метнул его в бисову детину. Стилет с длинным крестообразным лезвием — оружие для метания не очень приспособленное, однако в руках такого профи каковым был наш Гёз, простой гвоздь и тот становился смертельно опасным для плохишей всех мастей. Кинжал вонзился точно в поросячий глаз монстра. Вопреки ожиданиям хищник не заревел, не стал биться в агонии. Он просто на миг замер и совсем не эффектно погрузился в жирную жижу, что его породила.

— Э, с кинжалом-то, зачем тонуть? — осознав потерю, возопил алагарец. — Сговорились дьявольские отродья меня безоружным оставить? Так и придётся в заплечный мешок лезть. Не кувырнутся  с насеста при таком раскладе — вот главная наша цель в этой пятилетке!

— Знай наших! — ликовал Хряп на относительно безопасной суше. — Но, что теперь делать с последним?

Отвлекшись было на выстрел, но, не обнаружив там ничего для себя интересного, большеголовая тварь снова обратила внимание на беспокойное двуногое, переплывавшее  его владения на какой-то кочке. Хищник, по природе своей не особо жаловавший резкие скачки температуры к волосатому крылатому инвалиду успел проникнуться, чем-то вроде уважения. Опять же у него шея длинная, выходит, почти что родственник. А родственников обижать не очень хорошо, особливо тех, что больше ростом, вреднее характером и имеют способность плеваться огнём.  Но ведь другой-то дело иное: не великан, но и не сказать, чтоб совсем мелкий, стало быть, этого переросшего лягуха на обед должно хватить. Особенно теперь, когда ни с кем больше делиться не надо. Зверюга сильно оттолкнулась задними широкими ластами и в возбуждении приподняла над водной мутью родного болота пару червеобразных отростков, красоты для оснащённых двумя абсолютно прямыми костяными иглами, растущими с внутренней стороны щупалец.

Вот чего Гёзу сейчас не хотелось больше всего на свете, так это безоружным сидеть на куче колючих веток посреди вонючего болота и быть предметом гастрономических вожделений скользкого аборигена. Хорошо в этот раз мешок захватил с собой из опасения, что криворукий орк его обязательно утопит. А что шпага? Шпага сломалась в бою, а не утопла. Так, про стилет забыли. Быстро! Алагарец стащил с горба сильно потрепанную в пути суму и запустил в неё руку.

— Да, где же ты? — встревожено поглядывая на приближающееся чудо-юдо, шептал он. — В дыру, что ли по дороге выпал? Ох, и бракоделы эти чайланцы, никогда больше у них красть не буду — себе дороже. Да находись уже! Ну, слава богам! — его ладонь обхватила рукоять палаша.

И в этот момент монстр ударил.

Гёз, даже будучи больным, сумел бы увернуться от этой атаки, находись он на берегу. Но как избежать крепких зубастых челюстей, сидя на вязанке хвороста и держась зубами за воздух? Но ведь и жить хочется, потому как дела-то, кажется, в гору пошли (откуда бы взяться подобному оптимизму?) и в жизни личной, глубоко запрятанной, лучик света стал проглядывать. Нет умирать сейчас нехорошо — Кларисса огорчится и папа засмеёт, такое-то место вечного упокоения по его ретроградному разумению настоящему мужчине никак не подходит. И Гёз пошёл на жертву, сунув в зубы головастику некачественную чайланскую поделку. Челюсти сомкнулись, и хищник стал яростно мотать головой из стороны в сторону.

Молодец! От души похвалил его алагарец. — Палаш самому даже вытаскивать не пришлось. Ты, дурилка, расстарался. Космач, рви. И-эх!..

Палаш  это вам не шпага, пусть даже и фамильная, им недругов не токмо колоть можно, но и рубить. Вот Гёз и рубанул, вложив в удар не столько силу, сколько ярость. Голова, так и не отобедавшего болотника отделилась от извивающейся шеи и плюхнулась в тину.

— Ну, конечно, и ножны до кучи утопил. Что за день?!

Вот тут и случилась беда: один из шипастых отростков, беспорядочно взбивавших грязь, нашёл цель. Шип вонзился в бедро Гёза, пробив мышцы едва ли не до кости и развалил его до самого колена. Штанина алагарца тут же заполнилась хлынувшей кровью. Сам он побледнел, весь как-то обмяк и последнее, что сумел сделать — отрубить щупальце и вытащить шип из раны. Потом перед глазами человека всё поплыло и он, молча сунулся лицом в измазанную грязью вязанку.

Птичка, нечто среднее между нетопырём и большой, но тощей и облезлой вороной, противно закурлыкала, почуяв запах свежей и горячей крови. Не получив разрешение на приземление, она скосила глаз на своего всадника, мол, чего ждём? Вот же она, беззащитная жертва, жри — не хочу, налетай на дармовщинку. Но дикий охотник, тощий милый дядечка с лицо недосушенной мумии, двумя провалами вместо носа и безгубым клыкастым ртом, чего-то медлил и раздумывал. Что там мяукала Киска со слов Кьялли-Яна? Выследить беглецов, во что бы то ни стало. С высоты птичьего полёта, да на таком ландшафте — дело не хитрое. Молодых баб не трогать категорически, под страхом стать любимым подопытным экземпляром для проккиных мерзких нужд. Лады, оставим их покуда. Человеческого мужика от смертоопасного членовредительства беречь по возможности?.. Ха! Его и без охотника изрядно покоцали. После такой ласки, он если и выживет, что ещё далеко не факт, — то на своих двоих без костылей долго ходить не сможет. Остаются эти двое… Кто бы знал, как они называются? Ну помимо человеческой самки? Знания дикого охотника о мире, лежащем за пределами Незнаемых земель, были до предела куцыми, поэтому принадлежность орка и гоблина к их народам он не определил. Птичка нетерпеливо загорланила и пошла на очередной круг. Пора было, что-то решать, а то вот-вот обидится и начнёт кусаться. Клюв у его питомца был кожистый, мягкий. Не клюв, а скорее вытянутая пасть. Что совершенно не мешало пичуге разгрызать прочные панцири броненосных тритонов. Охотник пару раз испытал на себе раздражение  этого страшненького кенара, после чего на его шестипалых руках, пальцев осталось ровно вполовину меньше. И когда они теперь вырастут? Он ведь не ящерица. У него процесс регенерации до обидного медленный. Охотник в некоторой нерешительности щёлкнул зубами. С Проккой ссорится не хотелось. Не сказать, чтобы один выползень из Закраины боялся другого — не было такого совершенно, — но и создавать самому себе дополнительные трудности охотник не любил. К тому же, по слухам,  сейчас на стороне морового мага выступал Гнилой, а этот типчик жизнь портить умел не хуже сумеречного властелина. Было ещё одно далеко немаловажное обстоятельство, повлиявшее на решение, в конце концов, принятое диким охотником: он был сыт. И пичуга его отвратная, тоже успела от пуза натрескаться падали и корма пока не просила. Так что голод их обоих не беспокоил, а то бы наплевали они на предостережения и угрозы любых колдунов и их приспешников. Но и сил, противостоять своим инстинктам, ни птица, ни её всадник тоже не имели. Они были не просто охотниками, они были прирождёнными убийцами, живущими только ради отнятия чужих жизней, и потому  не могли устоять перед соблазном. Охотник вытянул из-за костлявого плеча арбалет, вложил в него отравленную стрелу и тронул повод. Йо-хо-о, началась веселуха!

— Мужики! — странно надтреснуто заголосила мадам Лотрана, глаз не спускавшая с летающего уродца.- Сдаётся мне, что без драки он от нас не отвяжется.

Хряп проследил за направлением её взгляда. «Что ж, — вздохнул тусуец, — пришла беда — отворяй ворота. Вот ведь полилось, как добро из под коровьего хвоста. Там с Гёзом неизвестно что приключилось, а здесь… Ну и отвратительный же попугай круги нарезает, и страшный к тому ж, что ночной глюк с крепкого укуру. Впрочем, наездник ничуточки не лучше. То ещё страшилище».

— Мудря! — по-деловому обратился он к Ялохычу. — Ситуацию просёк? Задачу свою понимаешь?

— Заряжать, как можно быстрее, — гоблин всем своим естеством понял, что запахло жареным.

Первые две стрелы прошли мимо — птица крепко перепугалась грохота, издаваемого таинственными штуковинами в руках клыкастого существа с бледно-зелёной кожей, и шарахнулась в сторону. Дикий охотник удержался на её спине только благодаря особой конструкции седла. Вот была бы нелепица, если б он мешком свалился к ногам собственного ужина. Да-с, момент был, безусловно, досадный. Но ведь и дичи радоваться не приходилось; никакого видимого ущерба этот шум, ни охотнику, ни его страшненькой питомице, кажется, не нанёс.

Хряп досадовал, ничего не понимая: как же так, дважды стрелял и оба раза дал маху? И пусть первая пуля стала подарком для облаков по причине весьма уважительной — Жо-Кей–Жо, зазевавшись, попал орку под ноги — но вторая-то уж точно должна была лечь в цель.

— Да, что ж такое? Заговорённый он, что ли? Мадам, ложись, птица на тебя заходит!

Лотрана словам орка вняла и плашмя плюхнулась в жидкую грязь. Летающий уродец с выпущенными когтями, суматошно замолотил кожистыми крыльями, стараясь избежать удара о землю. Хряп, пальнул, не целясь лишь бы отпугнуть стервятника от перепуганной женщины. В этот раз всё сложилось несколько удачней, и пуля не пропала зря. Сидящий на мерзкой пичуге костлявый некто, обмотанный, каким-то тряпьём, Громко вскрикнул и схватился за правый бок. Это спасло и самого тусуйца — арбалетная стрела зло прогудела возле его виска. Орк ещё раз нажал на курок — сухой щелчок,  яркая искра и едкий дым. Этим всё и ограничилось. Осечка! Ей бо, на преследователе охранные чары, или просто место такое проклятое!

— Мудря, длинноствол давай!

Никакого ответа. Хряп упал на землю, спасаясь от нападения вопящего летуна, и откатился в сторону. Поднебесная парочка взялась за дело со всей возможной серьёзностью. Куда подевался гоблин? Недосуг, недосуг выяснять. Островитянин всё-таки попал под раздачу: крылья лупили его бешено,  на удивление точно попадая по голове и роже. Инстинктивно он попытался закрыть руками башку и сильно зажмурился. Он уже почти оглох от крика летающего убийцы. Его плечо, изорванное птичьими когтями, горело огнём. Дело принимало дурной оборот. И хоть Хряп ещё не сдался, не замер в луже безвольной, готовой к разделке тушкой, особого толку в его лягании и матерщине не было. Тело птицы оказалось на удивление плотным и упругим, и оркских пинков она просто не замечала. Полное поражение генерала ещё не успевшего примерить штаны с лампасами, было вопросом короткого времени. И… кажется, оно уже наступило. Он ещё успел врезать вражине пистолетной рукояткой по клюву, получил от неё тяжкий удар по голове и не увидел — почувствовал, — она готова разорвать его тело. «Где же чёртов гоблин?» — ещё успел подумать Хряп и свет в красных глазах молодого орка стал медленно меркнуть.

— Хряп… Хря-ап, — кто-то довольно бережно потряс его за плечо… За раненое плечо! — Ой, прости, я не хотела. — Лотрана. Кто же ещё.

Стоп. Лотрана?!

— Я, что живой? — хриплым шёпотом спросил он, даже не пытаясь открыть глаза. В голове пьяные кузнецы колотили молотами по толстым листам железа, а рот и глотка, казалось, были забиты сухим речным песком, крупным и колючим.

— Добрая новость — очнулся наш второй страдалец.

Это пропавший Мудря решил отыскатся.

«Сейчас, как встану, — лениво поползла оркская полуконтуженная мысль, — и как ему врежу. А потом учиню допрос с пристрастием по всем правилам, как Гёз учил. Нет, не буду вставать, что-то лень».

— Э! Эй, ты только снова не отключайся. — В голосе Ялохыча сквозила неподдельная тревога. — Здорово его всё-таки по тыкве приложили. Был бы как вы — человеком, уже б окочурился.

С горем пополам при помощи разговоров, тормашения и нюхательной эссенции из женского косметического арсенала, Хряпа сумели привести в чувство. Мутным оком неопохмелённого уличного философа, окинул он доступную часть мира и в его голове родились вопросы. Орк пошлёпал опухшими губами и решил заговорить, но вместо бодрого матерного приветствия действительности, сумел выдавить из себя нечто нечленораздельное. Какая-то добрая душа поднесла к его пасти флягу:

— Молчи, молчи. Здесь вода, попей, — расслышал он молодой девичий голос. Но чей он, определить не сумел, и вяло обеспокоился. — Ему бы сейчас отдохнуть, отлежатся. Да и тебе бы не помешало…

Ага, самое время отлёживаться! Припоминается — драпали от кого-то недоброго. Впрочем, почему бы и не полежать? Голова сегодня, что-то тяжеловата и ушам тесно, Пошевелить ими никак не выходит. Орк попытался притронуться к своей многострадальной башке. Опа! Чего это она вся тряпьём перемотана?

— Зашевелился, бродяга, — очень слабо, со старческим придыханием и присвистом, но всё равно — Гёз. Этот музыкальный голосишко Хряп узнал бы и в горячечном бреду. — Значит, скоро выдвинемся.

— Какое «скоро»?! — взвилась поражённая мадам. Чтобы вы с орком в пути околели?! Так не бывать тому. Хряпа жалко, он мне за последние дни почти родным стал, на вроде … племянника э-э-э… двоюродного. С тобой тоже не всё просто.

— Г-гы? — было, похоже, что алагарца начали мучить дурные предчувствия.

И вот же номер — они сразу подтвердились.

— Я ведь только-только стала привыкать к мысли, что у меня будет зять вечно хмурый зануда, за которым Кларисса, как за каменной стеной. Пожалей материнское сердце — не склей ласты раньше свадьбы.

— Мама!

— Мадам!

И в унисон: «Что вы такое несёте?!»

— Истину! — возвышенно объявила всем Незнаемым землям нетактичная бриттюрская тётка. И подражая командирскому тону Гёза рыкнула: — Привал — до вечера.

Хорошо команды раздавать, но неплохо было бы подкреплять сказанное личным авторитетом. А вот его-то как раз не хватило. Гёз женскому человеколюбивому диктату тут же воспротивился.

— Если не найдём в себе силы идти, то ни мне, ни Хряпу, ни красавцу-гоблину примерить брачный венец не светит. Крылана осёдланного мы упустили. Теперь вся округа точно знает место нашего расположения, — алагарец говорил прерывисто, но очень убедительно. — Нам нужно в крепость, как можно скорее. Не хочу вам напоминать, но вынужден. Нам с вами уготована смерть, пусть даже и мучительная, но она не идёт, ни в какое сравнение с тем, что ожидает её высочество. Мы ДОЛЖНЫ идти.

— Как? — с надрывом и слезами в голосе спросила Лотрана. — Как, Гёз?

— Медленно, но упорно… И без остановок. Как бы хреново нам с Хряпом не было. Если мы сдохнем по пути, вы бросите наши тела и продолжите путь. Мудря, дорогу знает. Но мы не сдохнем…

— Обещаешь? — в голос выкрикнули Кларисса и Анфиора.

— Во всяком случае, Хряп. Хотя поручится за него, я не могу. Он товарищ непредсказуемый. Только попробуй окочурится, орк, — тут же начал угрожать жестокосердный мужик. — Я тебя и на том свете отыщу.

Нет, дело с устранением этого несгибаемого садиста больше нельзя откладывать в долгий ящик. Сейчас Хряп соберёт остаток сил, достанет свой любимый пистолет и…

— Где стволы? — слабо, но зло поинтересовался он у размытых теней без лиц.

— Гёз, — настороженно заговорил гоблин, — кажется, он и впрямь, жить будет: уже и свою идею фикс припомнил. Ну, чтоб, значит, тебя того…

— Да понял я. Х-хе, не получи он так основательно по своей тыкве от летающего оркожора, у него сейчас был бы реальный шанс. Мудрак Ялохович, будь  ласков, окати его студёной водичкой, чтоб окончательно в ум пришёл.

Чёртов гоблин! Хоть бы раз алагарца ослушался.

— Ну, как ты? — после принятого Хряпом бодрящего душа, спросила мадам Лотрана.

О, приятная новость: её орк разглядел довольно чётко, конечно только после того, как вытер горбоносую морду.

— Голова болит… сильно, — пожаловался он. — И уши, кажись, затекли, а пошевелить ими никак не получается.

Лотрана с кем-то переглянулась, и растревоженный орк тут же впал в буйство раздражённого паралитика. И напряжённым, срывающимся на свист шёпотом спросил в чём, собственно, дело. Ему никто не ответил.

— Ну? — повысил он градус праведной злости. — Долго ещё собираетесь скрывать от меня страшную правду? Вы молчите. Гёз грозится, старается меня перед неминуемой кончиной приободрить. Так сколько мне, по-вашему, жить осталось?

— Крепись, брат, — скорбно заворковал Мудрак Ялохович, трусливый гоблин из-за которого Хряпу теперь предстояло преждевременно ступить в пределы Отживших. Но Хряп — орк благородный и перед неминуемой гибелью он, конечно, прощает своего слабохарактерного приятеля. — Сегодня к вечеру ты околеешь.

Ну, истинно по-гоблински.

Как ни готовился орк  к такому обороту своих скорбных дел, но известие это всё-таки поколебало его решимость, так… чуть-чуть. Он вздрогнул, затем застыл подобно деревянной фигуре на носу оркского фрегата, но быстро овладел собой и сфокусировал застилаемый, непрошенными, слезами взор на горбоносой роже бестактного друга.

— Что ж ты так сразу, без всякой подготовки — в лоб? Так ведь и до инфаркта довести не долго.

— Хм, — сказал Мудря, стараясь держать морду кирпичом. — не счёл нужным… Незачем так бездарно разбазаривать оставшиеся у тебя мгновения. Ты бы мне этого ни за что не простил.

— Мудря! — кто-то довольно зло прикрикнул на скорбящего гоблина. В поле зрения обрисовался милый образ её высочества Анфиоры. — Довольно измываться над героем! Не помрешь ты, Хряп. Во всяком случае — не сегодня. Слово принцессы крови даю! Голова поболит, тут уж ничего не поделаешь. Тебе, твой новый пернатый приятель успел её основательно пожевать вместе с ушами, естественно.

— Поэтому их, как огнём жжёт?

— Гений! — ржанул неуёмный Ялохыч.

— А… а кто меня спас? Уж точно ни этот кривоногий предатель.

— Я не… — взвизгнул возмущённый гоблин.

— Мудрак, — предостерегающе заговорила мадам Лотрана

— Но я же…

— Мудрак, ша! Если ты по-другому фишку не просекаешь.

— Ф-фу, — с явным облегчением выдохнул валявшийся рядом Гёз, — кажется, все опять в сборе.

 

*       *       *

 

Острые скулы бывшего королевского фаворита всё-таки прорвали тонкую человеческую кожу. Маг был в бешенстве, в тихой, смертельно опасной для всех окружающих ярости. Его аколит, понимая, чем такой настрой наставника может грозить лично ему, предусмотрительно сбежал из шатра и теперь бесцельно шатался по шумному лагерю разношёрстной орды, готовящейся к весёлой кровавой пирушке. За блужданиями юного прохиндея с каким-то плотоядным вожделением неотрывно наблюдали янтарные глаза Киски. Ох, допрыгается вскорости, сей неосторожный воробей. Ну да ладно, что-то разговор пошёл о чём-то не конкретном, отвлечённом, пожалуй, стоит вернуться к нашему колдуну. Вывел его из себя не сам факт нападения клыкастого летуна на отставшую часть отряда — чего-то в этом духе он от неконтролируемых диких охотников ожидал, — а ясное осознание того, что его влияние много ниже, чем он себе вообразил. Ведь были основания надеяться, что его заслуги перед сумеречным властителем поднимут авторитет Кьялли-Яна на высоту если и не заоблачную, то хотя бы на такую, с которой можно будет уверенно управлять подобным кровожадным сбродом. Ведь это как-то удаётся пузатому страшилищу ни разу ещё не рискнувшему выбраться даже под бледное, вечно скрытое мглой, солнце. Снова припомнилось, что сумеречный властитель просто умыл все свои семь лап и даже не почесался, чтобы оказать хоть какую-то помощь своему верному вассалу. Кьялли-Ян мелко задрожал всем телом и часто-часто защёлкал зубами. Нет, так больше продолжаться не может; пришла пора загнать в угол проклятого алагарца и там, вдоволь над ним поизмывавшись, прикончить вместе со всеми присными. И всё-таки этот Гёз везунчик. Проклятый, много раз обставивший Прокку, везунчик! Маг резко обернулся и устремил свой мутный тяжёлый взгляд на проштрафившегося ослушника.

— Объясни мне тугодуму от самого вылупления из кокона, что ты сейчас делаешь под пологом моего шатра, когда второй твой сородич не жравши второй день, продолжает отслеживать путь указанной мной цели.

Охотник состоявший, казалось, из одних обтянутых серой шкурой мослов, мученически с хрипом и бульканьем выдавил:

— Я прибыл с докладом, Кьялли-Ян.

— Прибыл с докладом?.. Хорошо. Это я понял. Я только не понял, зачем мне ТАКОЙ твой доклад?

— Мне бы помощь целителя не помешала, — зло огрызнулся охотник, всем своим видом давая понять, что ничуточки не опасается гнева готового вот-вот взорваться от злости колдуна.

«Да-а, уважаемый Кьялли-Ян, — подумал маг, — слишком долго ты прожил в человеческом мире вдали от милой родины, отвык от местного махрового анархизма. Никакого почтения к авторитетам».

— Ну, так как на счёт целителя? — Наглец не унимался.

Хотя, надо признать, выглядел страдалец за чужие интересы действительно неважно. На шишковатой голове обширная рваная рана с вспухшими краями, но она жизни не угрожает. А вот большая дыра, в правом боку, вокруг которой лохмотья пропитались тёмно-фиолетовой кровью и уже заскорузли, выглядит достаточно отвратительно. Чего только стоит вид торчащего изнутри обломка чёрной кости? Обитателей Незнаемых земель неженками назвать было проблематично — живучие здесь обитали твари. По-другому и быть не могло, в подобных-то условиях обитания. И охотники не были исключением из общего ряда; но этот, по всему видно, — не жилец. Так нужно ли продлевать его страдания или явить горячую любовь к ближнему своему?

— Чем это тебя так? — проявил не сострадание, а простое любопытство Прокка.

— Зеленокожий, тот, что повыше, из своего громыхателя саданул, — как мог, разъяснил ситуацию технически отсталый незнанец.

— Хм… из пистолета, что ли?

— А как желается тебе, так эту штуковину и обзывай. Ты лекаря клич, а то помру в скорости и от обиды тебе ничего не расскажу.

Кьялли-Ян не спеша отошёл в глубину шатра и уселся на раскладной стул.

— Так и помирай, печалиться не стану. Мне до твоей смерти нет никакого дела. А буде заинтересуют меня подробности с тобой произошедшего, так мне за тебя кое-кто другой всё поведает, да в таких подробностях, о которых даже ты сам не догадывался.

— Стой, то есть, как «помирай», — опешил дикарь. — И как это я, мёртвый, тебе всё расскажу?

— Точно так же, как и многие до тебя, — уже без тени эмоций сказал Прокка и громко крикнул: — Гнилой, твой выход!

Полог шатра слегка приоткрылся, пропуская внутрь смрад и источающее его существо будто бы выползшее из ночного кошмара. На что оно было похоже? На большую футов пяти в высоту, раскисшую болотную кочку, густо заросшую длинной свалявшейся грязно-рыжей шерстью. Ног у Гнилого видно не было. Земли он не касался, и, словно плыл по струящемуся под ним воздуху. Вместо рук, безвольно свисала пара волосатых щупалец с кривыми парными когтями на концах. Лицо, если его можно назвать лицом, — было лишено какой-либо растительности и привлекательностью не отличалось. Взять хотя бы грибы, самые настоящие поганки, росшие вместо бровей. А рот? Точная копия присоски Кьялли-Яна в момент его обращения, только в два раза больше. Нос был огромным, совершенно плоским и, как будто размазанным по всей физиономии. Гнилой от самого своего появления на свет был одноглаз, что ничуть не добавляло ему очарования. Неподвижное его лиловое око, больше похожее на сильно увеличенный глаз речного рака, вызывало внутреннее содрогание, даже у закалённого и невпечатлительного Прокки. Таков приблизительный портретный набросок существа, явившегося на зов мага.

Кьялли-Ян дрогнул ноздрями; густой сладко-приторный запах начинающей разлагаться плоти, что принёс с собой монстр, был ему не приятен.

Дикий охотник нервно откашлялся, прочищая горло. Принадлежал он к народу не робкому и смерти особо не страшащемуся, но это вовсе не означало, что его представители к ней безудержно стремятся, скорее даже наоборот. Нарушитель приказа имел представление о специфических способностях Гнилого. Понял он так же, что миндальничать с ним никто не собирается. Арбалет у дикаря отняли при входе в шатёр новоявленного полководца вместе с большим тесаком и хлыстом, но в лохмотьях, заменяющих ему одежду, охотник исхитрился пронести кое-что. Похоже, приближалось время применить это «кое-что».

Кьялли-Ян, кивком указал Гнилому на присмиревшего охотника, и тот плавно двинулся в сторону предложенной ему жертвы.

На руках дикого охотника под слоем грязного тряпья чуть повыше запястий были закреплены простые матерчатые ножны, в которых терпеливо дожидались своего часа два прекрасной работы метательных ножа, изготовленных из тяжёлых и прочных костей рогатой черепахи. В его глазах вдруг промелькнуло какое-то странное шалое выражение. Возможно, сейчас, будь у него губы, он бы улыбался во весь рот. Судьба дарила его последней битвой. Что ж, живущему только ради охоты, убийств и кровавых схваток лучшего ухода обратно во чрево Закраины нельзя было и пожелать. Гнилой неспешно (он никогда не торопился) подплыл к охотнику, слегка подёргивая сфинктером рта.

— Жрать хочешь? — странно, но дикарь отчего-то не спешил извлекать свои ножи. –Придётся тебе постаратся.

Прокка, в ожидании возбуждающего зрелища, раскачивался на своём стуле. Волосатая кочка по прозвищу Гнилой застыла перед охотником, гипнотизируя того взглядом. Потом, так же медленно он поднял свои щупальца и вонзил крючья в плечи костлявого «симпатяги». Дикарь взвыл от нестерпимой боли, закатил глаза под лоб и забился в конвульсиях. Единственное око Гнилого стало неуловимо менять цвет, пока не сделалось угольно-чёрным.

— Ах-хр-р, — довольно заурчал монстр, — Слушай, Кьялли-Ян, слушай… Выползли вкусняшки на старую дорогу. Не с руки им болото обходить. Знаешь те места, где трясина на самом тракте смыкается?

— Как не знать. Переправились? — напряжённо выдавил из себя маг.

— Да.

Прокка, как ни старался, не смог скрыть досаду:

— Значит, правильно, что я за ними сразу в погоню не кинулся. Ушли бы они, ушли.

— Может и правильно, а может, и нет. Твоя маленькая армия уже собралась?

— На удивление быстро, — ответил Прокка, подозрительно поглядев на Гнилого. — Он может орать потише?  Слушать мешает.

— Я поддерживаю его в сознании, — так легче считывать воспоминания. Но, если тебе угодно, я могу его умертвить. Тогда процесс будет более трудоёмким и займёт больше времени, а мне почему-то кажется, что ты в этом не заинтересован.

— Что?.. — Кьялли-Ян, поняв, что Гнилой уже увидел, что-то очень для него важное, утратил последние остатки напускного спокойствия. — Что ты увидел?

— Да уж увидел х-хе… Переправились беглецы не без проблем. Мужчина ранен… серьёзно. Он теперь надолго отбегался. Не боец он больше, хоть вовсе со счетов списывай.

Маг даже дыхание затаил, боясь спугнуть удачу.

— А этот, зелёный… Его тоже хорошо пожевали. Птица его не добила только из-за вмешательства… Даже не представляю, как назвать это существо…

— Опиши, — Кьялли-Яна ни с того, ни с сего стали мучить некие подозрения.

— Не дёргайся так сильно, — посоветовал Гнилой уже сорвавшему голос охотнику. — Мешаешь работать. Мелкий он совсем. Зубы, правда, будь здоров, во все стороны торчат. Две головы…

— Довольно! — прервал его Прокка. — С ними гомункул. А я-то надеялся, что он в огне сгинул. Но если так, то… — он вдруг оборвал самого себя и как-то очень зло посмотрел на вершителя его воли. Кажется, тот ничего не заметил.

— Во как интересно, — вещал Гнилой. — Нашего-то, круто замешенного кренделя, человеческая баба из строя вывела. Лишила его сознания, каким-то дрыном по тыкве отоварив. Но, тебе, я вижу, это уже не интересно.

Действительно Кьялли-Ян его уже не слушал. Закрыв глаза, маг молился. Молился самой капризной из всех богинь — Удаче. Наконец-то, после стольких обидных, незаслуженных и от того особенно горьких провалов, она повернулась к нему лицом. Попались беглецы. Не дойти им теперь до крепости. Не укрыться за её воротами. Сейчас Прокка бросит клич поднимет прайды чешуйчатых кошек, стаи быстроногих не знающих жалости варгов и толпу многоруких соргов; настигнут они маленький отряд, передадут уцелевших в его руки, а сами… Сами пусть отправляются штурмовать «Гранитную», разрушать Вольный, воевать с Шергодоном. Да хоть со всей Амальгеей, тут им Кьялли-Ян не помощник. То, что задумал колдун, лишённый самого понятия  чести, в определённых кругах носило название «кидок» и наказывалось довольно строго. Но сейчас он об этом не думал. Радость кружила ему голову. Победа оказалась так неожиданно близка. Протяни руку Кьялли-Ян, протяни и возьми то, что ты заслужил…

— Решено! Выдвигаемс…

Рука сама потянулась к горлу, которое вдруг пронзила резкая жгучая боль и ухватила… рукоять метательного ножа.

Вытерпел дикий охотник истязания, которым подверг его Гнилой. Сумел он удержать уплывающее сознание. Дождался момента, когда лютый Кьялли-Ян Прокка отведёт от него свой взор и чуточку ослабит магический контроль. Натренированная рука точно положила нож под нижнюю челюсть колдуна. А второй костяной клинок с радостью сатанинской вонзил он в единственное око волосатого мучителя.

— Квиты, — сообщил он Гнилому. — Теперь могу и помереть. И умер, оставив одного жить в вечной темноте, а второго, лишив последнего шанса на месть и быстрое решение его проблем.

 

*       *       *

 

Трёхпалые руки плохо подходили для почти ювелирной работы: кривой и острый коготь так и норовил оцарапать пальцы, провернутся под ненужный угол или просто упасть в пыль. Но Жо-Кей-Жо был терпелив и начатого дела не бросал.

— Всё едино саблю смастерю собственноручно, — бурчал он себе под нос, в который уже раз поднимая зловредный кусок деревяшки, предназначенный для рукояти. — Тьфу ж ты, пропасть! Ещё и завязки переплелись.

Жо-Кей-Жо ругнулся. Вышло это у него далеко не так цветисто, как у признанных мастеров этого жанра Гёза и Мудрака Ялоховича. Гомункул и в этом вопросе почувствовал свою некомпетентность, не сказать — ущербность, и тяжко вздохнул.

— Вот когда стало сказывать полное отсутствие в детстве правильного педагогического подхода к формированию моей личности. И то, какой к ляду педагог из упыря Кьялли-Яна? А мне теперь каково?.. Трудовые навыки не привиты. Мелкая моторика не развита. Словарный запас — смех один,  даже ругнутся, как того душа требует, не получается. Опять же вопрос: а есть ли она у меня вообще — душа-то? Может, кого убить, чтобы стресс снять и глупостей не наделать?

— В нашу с Клариссой сторону даже не смотри, тут же предупредила его подозрительная принцесса Анфиора. — Мы ж тебе вроде как родственники.

— Кровные, — подтвердил гомункул и вдруг просветлев обоими своими лицами, брякнул: — Я вот тут подумал…

— Не к добру, — забеспокоилась Кларисса, оставив очистку шерсти разомлевшего дракона.

— … А не буду ли я, грешный, в случае преждевременной кончины королевы Талогрины Сухостой и вашей, ваше высочество, смерти, иметь законное право на бриттюрский трон? Интересный может получиться юридический случай. Не правда ли?

— Право на престол? — Гёз приподнялся на локте. — Конечно, оно у тебя есть. Умерьте гнев ваше высочество. Я тебе больше скажу, Жо ты и на алагарскую корону претендовать сможешь…

— Правда? — оживился гомункул, не улавливая в голосе человека едкой иронии.

— Конечно… если только сумеешь понравиться принцу Кристофану больше чем её высочество Анфиора  и выйдешь за него замуж.

— Тьфу на тебя. Тьфу на вас всех. И хорош ржать. Вот обижусь и не буду больше никому помогать.

Жо-Кей-Жо окинул веселящуюся компанию мрачным взглядом, остро сожалея о недостатке роста.

— Мне положительно не нравится, как он на нас с тобой смотрит, — прощебетала Кларисса на ушко молочной сестре. — Ань, может, Космачу пожалуемся? Пусть он его слегка смолой подогреет.

— Э! — вскинулся Жо-Кей-Жо. — Никогда больше даже в шутку такого не произносите. «Смолой подогреет»… Ещё скажите «слегка подпалит». Не получится «слегка». После драконьего плевка от меня и кучки пепла не останется. Тут уж я точно окочурюсь, с гарантией.

К бивуачному костру с охапкой хвороста подошёл орк.

— А где Ялохыча потерял? — спросил его Гёз.

Хряп уселся рядом с пыхтящим, как зубоскальный ёж гомункулом и отобрал у него деревяшку и коготь.

— Ладно, не шиперься, — ладонью отодвинул орк маленького двуглавца уже готового начать боевые действия сразу против непрошеного помощника и всего мира в целом. — Я просто помогу.

Он извлёк нож и расщепил деревяшку с двух концов. Потом в один росщеп вставил птичий коготь и крепко, как только было возможно, перевязал его верёвкой, которую предварительно разорвал на две равные части.

— А с другой стороны, зачем рукоятку попортил? — раздосадовано надул губы Жо-Кей-Жо.

— Ты мне про Мудрака так и не ответил? — Гёз уже не спрашивал — наседал.

Орк покривился и, молча, продолжил мастерить новое оружие для гомункула.  Он извлёк кремень и вставил его во второй росщеп.

— Ух, ты! — обрадовался простоватый Жо. Какая дельная штука получается.

— Тут сам верёвкой закрепляй, — Хряп отдал примитивную зажигалку  её владельцу.

Жо-Кей-Жо протянул обе подрагивающие от волнения ручонки и принял… Саблю?

— По его росту, — хмыкнула мадам Лотрана, — это действительно сабля. Что ж возрадуемся бабоньки, в числе наших героических защитников появился ещё один рыцарь. Как теперь тебя величать прикажешь, сер рыцарь? Орать, по старинке: «Жо, мелкий негодник, не смей больше заглядывать мне под юбку!» — уже язык не повернётся.

— Дорогая мадам, — приложив руку к груди и низко кланяясь, заговорил гомункул, — вы всегда были такой желудочной язвой, или ваше настроение портится лишь в присутствии будущего любимого зятя?

— Убью, плюгавец! — в едином душевном порыве выкрикнули Лотрана, Гёз и — о, какая неожиданность, — Кларисса.

— Величайте меня, — не утратив достоинства, продолжил Жо-Кей-Жо, — рыцарем Огненного Когтя!

— О, боги! — застонал алагарец, закрывая глаза рукой. — И какой демон вечно тянет вас, мадам за и без того длинный язык? Рыцарь Жо?!.. Кто теперь выбьет эту бредовую идею из обеих его голов? Где?.. Где, я вас спрашиваю, в этих болотах я отыщу благородного и придурковатого сэра не скорбного генеалогическим снобизмом, чтобы он посвятил гомункула в рыцари? А ты, островное чудо, — обратился он к Хряпу, — не думай, что я про тебя забыл. В последний раз добром спрашиваю: где наш гоблин?

Орк набычился, но отчёт начальству всё-таки дал… Предельно сжатый отчёт. По его словам, осторожный и добросовестный Мудрак Ялохович, на добровольных началах и в разведывательных целях обшаривал заросшую густым кустарником территорию.

— Вы с ним уже помирились или как? — мадам Лотрана на время позабыла природную кислотность нрава и, казалось, была искренне озабочена. — Нам сейчас очень недостаёт внутренних дрязг, мой красноокий парниша.

Хряп развёл руками.

— Не могу сказать, что он меня совсем простил, но процесс нашего примирения тронулся с мёртвой точки… кажется.

После незапланированной и сумбурной драки с костлявым дядькой на большущей птице, между приятелями пробежала здоровенная чёрная кошка. Мудря, истинно редкий фрукт среди предельно предсказуемого гоблинского племени, в штыки воспринял огульные оркские обвинения в неизбывной родовой трусости и… обиделся. Гоблин с чувством собственного достоинства! К такому выверту Хряп успел попривыкнуть. Но гоблин обидчивый!!. Это уж совсем чудо из чудес, не иначе как шутка небожителей, лучше всех священных манускриптов доказывающее их существование. Все члены отряда наперебой и без исключения, вгоняя орка в зелёную краску стыда, рассказывали ему о бесспорно героическом поведении его боевого товарища и безосновательности Хряповых подозрений. Орк слушал, заложив большие уши за голову и не находил себе места. И впрямь, чего накинулся на Мудрака, ни в чём не разобравшись? За то лишь, что он на зов не откликнулся? Так этому объяснение было — гоблин в тот момент в болоте сидел по самый ананас. Не своей волей сидел; его туда пернатая вражина ударом крыла зашвырнула едва живота не лишив. А потом, водяных чудищ не устрашась и жизнью своей сильно рискуя, Ялохыч дюжину раз нырял в зелёную муть — искал утопленный пистолет. Нашёл и даже вычистил его, прежде чем вернуть израненному в бою герою. Зря, ох, зря тусуец обозвал пещерного жителя предателем!

Стыдно, господин Хряп!

В течение всего последующего перехода орк был явно не в своей тарелке. Хорош  витязь: в верном друге усомнился, огульно его охаял, а сам-то тем ещё гусем оказался. Спасением-то своим вояка был обязан практически всем, начиная со скандальной бриттюрской бабы, врезавшей подвернувшейся дубиной (благо орк с гоблином их наломали на целый флот плотов) по тыкве одолевающему монстру. А уж как в том сражении отличился мелкотравчатый Жо-Кей-Жо, двухголовый уродец, зачатый в немытой колбе! Вот она полная стыдоба! Птица его, будущего орденоносца и полководца, без особенного напряга в грязищу вколотила по самые ноздри и грызла с довольным урчанием, словно собака любимую косточку, а бесстрашный гомункул, голов не потеряв, кинулся его спасать и откусил настырному хищнику два пальца с когтями. Только их стараниями зазнавшийся было островитянин и жив остался. Точку в той бесславной для орка баталии, о которой он никогда не станет рассказывать будущим внукам, поставил вернувшийся за ними дракон. Космач смачно плюнул в увлёкшуюся разгрызанием  бестолкового Хряпова кочана бестию, подпалив ей зад и принудив к поспешной ретираде.

Много позже, когда орк пришёл в себя настолько, что перестал каждые пять минут сгибаться в приступах рвоты, а головокружение хоть и не покинуло его совсем, но хотя бы позволило ему ковылять опираясь на самодельный костыль, к нему подошёл Мудря и молча сунул в руку длинноствольный кое-как отчищенный от грязи пистолет. Хряп промямлил какие-то неразборчивые слова в знак благодарности, но гоблин не обратил на них внимания. Ничего не ответив, он развернулся и отправился помогать раненому Гёзу, взбираться на спину дракону.

Такого унылого перехода у них ещё не было: орк, без особого успеха, старался разрядить обстановку, все остальные, кроме алагарца, либо отмалчивались, либо тактично напоминали ему, что он неблагодарная скотина. В морально истязании тусуйца не принимали участие двое — верный друг Космач и душа-человек по имени Гёз. Дракон не шпынял несчастного Хряпа по доброте своего большого сердца, а Гёз… Гёзу просто было не до него. Во время краткого недоразумения случившегося на переправе его зацепило не по-детски. Большая и глубокая рана с рваными краями причиняла алагарцу адскую боль, к тому же нога сильно распухла, став похожей на бревно и уже не гнулась. Мадам Лотрана время от времени тревожно поглядывала на старающегося не потерять лицо бойца. Кларисса совсем не отводила от него глаз, в которых всё чаще сверкали бриллианты слёз. Обоим на ум приходило одно страшное слово — гангрена. Гёзу срочно требовалась помощь знающего лекаря. Небольшой запас обеззараживающего бальзама, хранимый предусмотрительным алагарцем за своим широким поясом, был израсходован ещё при первичной обработке раны. Больше у беглецов не было ничего. Гёз уже не единожды помянул про себя утопленный заплечный мешок; уж там-то нашлось бы много чего полезного и целительные мази и чистый перевязочный материал. Бесова отрыжка, там даже корпия была! Но теперь всё это богатство преспокойно лежало на дне зловонной лужи. Да-с, самое место.

Вот так, далеко не лучезарно, обстояли дела беглецов перед их последним привалом. На бивуаке мало что изменилось, если только за первую ласточку так нужного им благосклонного внимания богов, не принимать краткую беседу сконфуженного Хряпа и надевшего маску неприступного ледяного достоинства Мудрака Ялоховича Гоблина.

— Мудря, за хворостом для костра двинем? Пока ещё светло можно и небольшой огонёк развести. Гёзу для промывания раны кипячёная вода нужна.

— Двинем, — был лаконичный ответ.

Орк, ошибочно приняв это за таяние Великого Ледника, решил закрепить успех:

— Ты это… ну, извини… меня.

— Угу,- высказался гоблин, демонстративно показывая  тусуйцу тыл.

— И за пистолет спасибо… огромное.

Но Мудря больше не проронил ни слова. Вот и поговорили, ёлкин корень!

Скорбны были дела господ путешественников.  А тут ещё Гёз совсем ни ко времени припомнил, что давненько не выступал в своей любимой роли сурового правдолюбца и, неподдающегося никакому перевоспитанию, правдоруба. Через силу перекусив, чем бог послал, без всякого аппетита, но для поддержания сил, он, в завершении невесёлого ужина, видимо, задавшись целью окончательно его испортить, смутил благородных леди и совсем не таковых джентльменов вопросом, который, право слово, при всех можно было и не задавать:

— Раздулась нога-то, — начал он издалека, памятуя, что серьёзный разговор требует какого-никакого отвлечённого предисловия, — и не гнётся совершенно. Ещё ботинок давить стал спасу нет. Но меня это не сильно беспокоит.

Только треск костра был ему ответом; люди и нелюди застыли в тревожном ожидании: что же в таком разе Гёза беспокоит серьёзно?

— Гм-м, — прочистил он горло для решительного вступления. — Почему мы до сих пор живы? Никто не желает мне подсказать?

«Что за бестолковый вопрос? — так и читалось в глазах его спутников. Живы и славно. Всем гуртом возносим благодарственную молитву богам, или кому там? — и пытаемся ползти дальше».

Гёз перевёл изучающий взгляд с хмурых лиц на уныло-блёклые мутные небеса. Там, будто гвоздями прибитая висела ещё одна большая птица, по виду родная сестра той, что была изгнана стараниями дракона-альбиноса. «Пасут нас, пасут, — как-то вяло потекли его мысли. — А чего пасут? Чего вообще тянут? Ладно раньше не догнали, мы ведь на месте не сидели, но сейчас-то… Ведь наверняка Кьялли-Яну уже известно о заварушке у хм… изумрудного болотца. Значит,  о её печальных для нас результатах он так же наслышан. Самый благоприятный момент прихлопнуть нас, как сонных мух на оконном стекле». Последнюю фразу он произнёс вслух.

Орк по привычке стриганул перетянутыми тряпкой ушами, как делал всегда, когда его одолевала сильная тревога, и скривился от боли.

— Вот и я о том же, — бросил в пространство наставник. — Напади на нас сейчас, допустим те выползни болотные, или даже вон тот орёл, что прилип как банный лист к… Ну товарищи постарше догадываются о чём я.

— О чём? — встрепенулся жадный до знаний Жо-Кей-Жо.

— Проехали, — на эту тему, не имеющую прямого касательства к их делу, Гёз распространятся, не пожелал. — Напади они и нам не отбиться. Так почему?..

— Может у колдуна случилось что? Что-то для него нехорошее, — робко высказала своё предположение раскрасневшаяся Кларисса.

— Может быть… Может быть… — Гёз в задумчивости куснул ноготь. — Для нас это было бы неплохо. Но в любом случае, от охоты на нас он не откажется.

— Считаешь, что нас не смогут уберечь даже крепостные стены, если мы сумеем за ними укрыться? — серьёзность овладела мадам Лотраной.

Гёз пожал плечами:

— Вот что я думаю: тому, кто нас так упорно преследовал не так уж и нужны не рождённые ещё драконы. И только ради этого куша он бы не пошёл на… военную акцию. Да, по-другому это и не назовёшь. Но…

— …с вами я, — глядя в пламя костра, проговорила Анфиора. — И я ему нужна куда больше, чем ловцы. Точнее ему необходимо то, что течёт в моих жилах.

— Правильно твоё высочество мыслишь. — Жо-Кей-Жо подошёл к принцессе и тихонько с какой-то отеческой нежностью взял её за руку. — Мне, несчастному уроду, это известно доподлинно. Поэтому меня, как и Гёза, тоже беспокойство одолевает: не отпустит нас Прокка, ни за какие сокровища этого мира. А последний шанс — раз уж он этот исхитрился прохлопать ушами, — ему представиться тогда, когда мы войдём в «Гранитную» и будем считать себя в полной безопасности.

— А разве это не так? — принцесса умоляюще посмотрела на алагарца. — Я хочу сказать — там ведь солдаты. Они сумеют нас защитить.

— Много солдат, — неожиданно разоткровенничался Гёз. — Во всяком случае, при моей последней встрече с герцогом Арнимейским, он меня уверил, что встречать нас будут не только бойцы гарнизона, но и алагарские штурмовики. Они и вооружены лучше. И кое-какая магическая поддержка будет нам обеспечена. Только сдаётся мне, что даже принятые меры не остановят колдуна-маньяка.

— Ты хочешь сказать, —  её высочество вдруг побледнела, — он безумен настолько, что ради моей крови решится на штурм?

Гёз признался, что именно эта мысль и не даёт ему покоя в последнее время.

— Но ведь это… война! — Анфиора в страхе прижала тонкие пальчики к губам.

— Она. Она, проклятая! — Гёз протянул руку Хряпу. — Помоги мне, парень. Нам нужно спешить.

Последняя часть пути по негостеприимным Незнаемым землям беглецам далась тяжко. Дойти до «Гранитной» по разбитой имперской дороге не вышло. Старая карта подвела-таки, и они почти влезли в неотмеченную на ней Закраину. Имели увесистый шанс и совсем сгинуть. В ночной непроглядной темени от человеческих слабых глаз толку было мало. Да и что можно было требовать от совершенно измученных людей, чья вынужденная прогулка уже стала им казаться безнадёжно-бесконечной. Даже мадам Лотрана, железная леди с закалённой волей ветерана-гвардейца, всё чаще, презрев гордость, опиралась на руку Хряпа. Что до Клариссы, то она уже давно бессильно висела на орке, едва переставляя ноги, как сомнамбула.

Тусуец тоже проглядел возможную беду. Но у кого повернулся бы язык обвинить его в этом. Он стоически волок свою ношу с молчаливым упрямством обречённого, каждым своим шагом подтверждая правильность выбора своего наставника. Орк двужильным себя не считал, но, чёрт побери! — он им был. И сейчас он просто шёл. Шёл, уже ничего не видя,  тем самым спасая себя и всех остальных. О чём думал молодой орк? Можно было бы сказать, что ни о чём, однако это оказалось бы неправдой. Орк думал о мудрости своего закованного в нравственную броню учителя. Если бы не его, Гёза, вера в тощего зеленокожего мозгляка, не его упорство и терпение во время тренировок, когда Хряп не блистал, орк бы точно сломался. И сейчас, вот именно сейчас, он ничем не смог бы помочь лишающимся последних сил женщинам.

Ну а Мудрак. Он-то что?.. Почему он не упредил заранее, что маленький отряд медленно идёт прямиком в пасть смерти? Почему, почему… Очень просто задавать такие вопросы лёжа на диване с сочинением завравшегося писаки в руках. А каково приходилось нашему Мудре ночь напролёт переставлявшему ноги, на которых грязи налипло больше, чем он сам весил? Гоблин был измотан ничуть не меньше всех остальных. Проглядел он слабое едва заметное свечение Закраины. Проститься ему. Во всяком разе, никто не посмел его упрекнуть в невнимательности. Первым, что совсем неудивительно, встревожился Космач. Заартачившись, он упёрся в сырую землю всеми четырьмя лапами и наотрез отказался идти дальше. Сколько Гёз его ни понукал, Космач стоял, как вкопанный, мотал башкой, а когда ничего не видящий дальше своего носа человек позволил себе дерзость повысить на него голос, дракон без церемоний укусил его за ногу. За больную ногу!..

Гёз не удержался и взвыл; боль оказалась куда сильнее, чем он мог себе вообразить. Она была сильнее, чем даже боль испытанная им когда-то при Приобщении.  Но он не прозрел. На выручку белошёрстному чуду амальгейской природы пришёл Жо-Кей-Жо:

— Стоять! — истерично запищал он. — Всем стоять! Вперёд ни единого шага, если вам жизнь дорога. Закраина! Закраина рядом, мать её растак!

Белёсое мертвенное свечение резко усилилось, а под её тонким флёром явственно проступила чернота и была она гуще безлунной ночи. Дракон как-то совсем не по-драконьи всхлипнул и попятился назад. Гёз, наконец, осознав свою ошибку, прекратил блажить и, вспомнив об обязанностях военного вождя, стал раздавать приказы. Распоряжения его пусть и несколько сумбурные сводились к одному: «Идём в обход».

Тьма Закраины, словно услышав его, противно запульсировала и протянула к живым свой извивающийся отросток. Хотя никто бы не стал биться об заклад, что это не привиделось измученным до крайнего предела беглецам.

— Она, что живая? — онемевшими от ужаса губами промолвила принцесса Анфиора.

— Не знаю, — ответил, взявший себя в руки, Гёз. — Космач, душенька, шевели лапами.

— Фух-ррр…

Странно, но это застонал дракон.

…Усиленный, в семь латников, патруль нашёл их около полудня, далеко в стороне от тракта. Беглецы лежали вповалку в самом беспомощном состоянии. А неподалёку от них, судорожно махая кожистыми крыльями, билась в кустах огромная птица. Взлететь ей мешал труп дикого охотника, застрявший в корягах и привязанный к седлу прочной верёвкой. На рассвете, поняв, что жертвы полностью обессилены, он не устоял перед необоримым соблазном и дал волю пернатому чудовищу. Птица с радостным клёкотом накинулась на еду и…

Валявшийся на земле орк прекрасно понимал, что теперь он остался единственным защитником. На Гёза рассчитывать больше не приходилось, его колотила крупная неуёмная дрожь. Ещё ранним утром, упав со спины Космача, он лишился сознания и в себя уже не приходил. Увидев приземлившуюся тварь и прокляв свою слабость, Хряп извлёк их кобуры двуствольный пистолет.

— Ну иди сюда, миляга, — хрипло прошептал он. — Подходи ближе. У меня есть, чем тебя попотчевать.

Неуклюже переваливаясь с боку на бок, птица уважила его просьбу.

— Ближе, — невесело улыбнулся тусуец. — Ещё ближе…

Отвратительный мясистый клюв уже нависал над ним, а из-за длинной птичьей шеи выглядывало лицо охотника с навечно застывшей оскаленной гримасой.

Хряп выстрелил в это ненавистное лицо сразу их двух стволов. Охотник умер мгновенно и вывалился из седла. Его птица, переполошившись из-за грохота, панически метнулась в сторону, влезла в кустарник и там запуталась, как безумно крупная муха в сетях гигантского паука. Труп её хозяина накрепко застрял в выступающих их земли корневищах.

— Хорошо, — простонал Хряп напоследок, и его голова безвольно опустилась в грязь.

Патрульные без всякой жалости добили пернатого монстра и после этого с трудом привели в чувство сомлевших женщин.

— Мы свои, свои, — утешал их усатый сержант. — Теперь всё будет хорошо.

— Люди? — неверяще переспрашивали их Анфиора и Кларисса. — Вы, правда, люди?

А Лотрана, забросив за самый дальний куст несокрушимую волю, характер и ядовитость, обнимала поочерёдно головы ещё не пришедших в себя Гёза и Хряпа, прижимала к груди гоблина и Жо-Кей-Жо и, не стыдясь слёз, лившихся водопадом, всё повторяла:

— Мальчики! Милые мои мальчики. Мы дошли. Мы спасены!

…Где я? Что со мной? И почему так тепло и под боками, что-то мягкое? Чу! Какой-то говор слышно. Табачищем несёт. Может я в «Объедаловке»? Было бы хорошо. Сейчас мэтр Отруль появится, начнёт неостановимо бранится, что де не выправлены дебит с кредитом, а ежели и выправлены, то всё едино не порядок, поскольку бестолковый счетовод слишком большую сумму на выплату налогов определил. Эх, где это счастливое время?! Нет, не в «Объедаловке» я. Говор хоть и грубый, но куда ему до оркской вдохновенной ругани, а к запаху табака примешивается не чесночный аромат, а въедливая волна лекарских зелий. Значит, я сплю в каком-то чудесном месте, твёрдо решил про себя Хряп. И в этот раз был прав. Но это не проясняло общую картину. Что ж, видимо, придётся проснуться и самому всё выяснить. К тому же — о, чудо! — он, похоже, выспался. Орк глубоко вздохнул и открыл глаза. Первое, что он различил, было окно, проделанное в массивной кирпичной стене высоко под потолком, — маленькое, с сильно запылённым и засиженным мухами стеклом и без всякого намёка на  решётку. Значит — не тюрьма. Уже хорошо.

— Пробудился, вьюнош? Что ж, с добрым утром.

Голос был каким-то смутно знакомым, как будто звучавшим из такого недавнего и такого невозвратного прошлого. Когда-то Хряп его уже слышал, более того, достаточно долго общался с его обладателем. Но услышать его здесь! Теперь орк даже не знал радоваться ему или сразу впадать в тихую безысходную панику.

— И тебе не хворать, гроссмейстер Кхонопулус.

— Надо же, имя не забыл, — усмехнулся невидимый пока шергодонский кудесник.

Тусуйцу было лень поворачивать голову. К тому же у него было острое ощущение — пошевелись он и блаженство тут же кончится, а может и весь мир ухнется в адову пропасть. Хряп, набравшись мужества, медленно повернулся к Кхонопулусу. Предчувствие оказалось верным: от ощущения полностью удавшейся жизни не осталось и следа. Боль в голове была на редкость  неприятной сильной и горячей.

— Ладно, хоть окошко на месте осталось.

— Прости, что? Я не расслышал.

— Не суши даром мозг, господин гросс — это я так — о своём. Полагаю, до «Гранитной» мы всё же добрались.

Кхонопулус кивнул, снял с носа пенсне и стал тщательно протирать его стёкла, каким-то безразмерным платком.

— Добрались. А как же?.. Выходит, ты ничего не помнишь, — прищурился он.

Хряп наморщил лоб. Послал проклятие тому хищнику, что, похоже, до сих пор жевал его голову и произнёс:

— Помню кое-что… Но не очень связно. Какие-то цветные обрывки, осколки. Но всё это в единую картину никак не собирается.

Маг отечески пожалел юнца, а потом спросил, что последнее он помнит наиболее ясно и цельно. Орк долго молчал, с трудом собирая в кучку расползающиеся мысли.

— Помню, — неуверенно начал он, — с Мудрей поцапался. А вот помирился ли, этого уже не помню. Ещё — дорога… бесконечная. Потом… Гёз был ранен, — вдруг в волнении выкрикнул он. — Кхонопулус, миленький, — дед от такого обращения даже подпрыгнул на своём табурете, — скажи мне, что с Гёзом? Живой он? Живой?..

Кто бы мог предположить, что тусуйский орк будет так переживать — из-за кого?- из-за мучителя-человека, который ему и пары добрых слов не сказал, короче, из-за Гёза. Сказать, что гроссмейстер был удивлён, значит не сказать ничего. Во всяком случае, с полной уверенностью можно было утверждать, что своё знание жизни он только что подверг самой строгой ревизии.

— Гёз… кх-м… Гёз жив, — проговорил он, несколько, смутившись. — Не скажу, что он в полном порядке, но — жив. — Было похоже, что он многого не договаривает. — Остальные?.. О! Об остальных беспокоится, совершенно не стоит. Девицы за прошедшие полтора дня… Ах, да ты же не в курсе. Ты благополучно проспал более суток. Так вот девицы совершенно здоровы и жизнерадостны, насколько позволяют сложившиеся обстоятельства. Но, пока, за их нервы я бы не поручился; насколько я понимаю, за последнее время пережить им пришлось немало. А сколько ещё предстоит? Но об этом после… Мадам Лотрана — шаровая молния в юбке…

— В штанах, — поправил Хряп. — Она их у Гёза отняла.

— Да-да, конечно… в штанах…кх-м…Так вот эта сверхэнергичная особа уже успела проесть всю плешь коменданту крепости и одному бравому усатому сержанту. Я, кажется, видел его в шергодонском замке. Никак в ум не могу взять, что заставило его перебраться в эту негостеприимную глушь? Кажется, благородная дама положила глаз сразу на обоих и теперь стоит перед непростым выбором.

— О, это хорошо! — расцвёл Хряп. — Пусть и она помучается, чтоб было неповадно беспричинно третировать ни в чём не повинных орков.

Чародей понимающе усмехнулся.

— С Мудраком Ялоховичем тоже полный порядок. Жив он, здоров, чего и тебе желает. Велел передать при случае, что тебя он почти простил и убивать, исподтишка не станет. Он добрый, наш Мудря… и смелый. Сейчас он, кстати, в патруле с солдатами гарнизона; без проволочек, так сказать, впрягся в солдатскую лямку. К вечеру вернётся — поболтаете. Про Жо-Кей-Жо скажу — очень он занимательный субъект. И не ошибусь, если предположу — его ожидает славное будущее.

— А Космач?

— О, симпатяга-дракон? Милейшее создание. Он успел передружится со всеми обитателями крепости, особенно с поваром и каптенармусом. Оба от него в полном восторге и потихоньку подкармливают блондина в большой тайне друг от друга. Крыло у него обязательно заживёт. Будь в этом совершенно уверен. Тут я руку приложил, так что, через пару-тройку недель будет он у нас порхать не хуже поднебесных птах.

— Правда?

— Слово Кхонопулуса.

И тут маг надолго замолчал, внимательно изучая орка.

— Хряп, — начал он осторожно. — Как ты себя чувствуешь? Я потому спрашиваю, что м-м-м…

— Говори, как оно есть, — сказал орк, поняв, что добрые вести закончились и обычная жизнь пошла своим чередом.

— Боюсь, что тебе придётся встать и…

— Хватит ходить вокруг да около! — Хряп рывком поднялся, опустил ноги на пол, выдержал краткую борьбу с головокружением и потребовал сурово: — Выкладывай, не тяни.

— Ты должен нам помочь убить Кьялли-Ян Прокку! — торжественно объявил гроссмейстер, повергая в глубокий шок расхрабрившегося было тусуйского орка.

— Э-э?..

Понятно — не время сверкать оригинальностью.

В комнатёнке, вдруг, как по волшебству сделавшейся унылой, душной и тесной, обхватив перебинтованную голову зелёными лапами, сидел несчастный оркский молокосос, на которого вдруг свалилась вся тяжесть заботы о королевстве Алагар.

— А я ведь в пределах державы этой даже ни разу не бывал. На кой мне сдался такой здоровущий крендель? — шёпотом спрашивал он у стены. И сердобольная стенка вежливо отвечала ему голосом старика Кхонопулуса:

— Гёз, перед тем, как в забытьё впасть, сказал, что кроме него, только ты помочь способен.

Вот и всплыла правда-истина, долгожданная, как ходячий утопленник двухнедельной свежести на общественном пляже. Хряпа мутило, как тогда, — в лодке, привязанной к дракону, от ответственности за чужие жизни, за продление королевской династии, за очищение земли от мерзкого существа, — да мало ли за что ещё?! — а распроклятый несгибаемый Гёз в беспамятстве отлёживается в лазарете. Ему, видите ли, по словам враля Кхонопулуса, срочно помощь опытного и знающего вивисектора требуется. Такого умельца в «Гранитной», да и в Вольном сыскать было никак нельзя.

— Смекаешь, парень? — гроссмейстер был серьёзен, как никогда. — Только на тебя вся надежда.

Орк перестал подвывать и раскачиваться:

— Гёзу помереть не дам, — сказал решительно. — Он того не достоин. За жизнь солдат не поручусь, тут, как боги рассудят, но, ни принцессе — зря, что ли я её столько миль по переменке с молочной сестрой на себе волок? — ни Клариссе… Ты, кстати, в теме, что у нашего зануды на неё виды? Зуб даю — правда… Ни даже злюку-Лотрану, я погубить не дам. Если мадам скопытится, кто ж Гёзу будет отравлять дальнейшее существование, мстя ему ежедневно за мои мучения в ученичестве? Только вот помощник из меня плохой. Не перебивай, дай слово молвить. Знаю я, что может отправить Кьялли-Яна прямиком на свиданку с Грандиозным Тёмным Началом. Ну, если не знаю, то, хотя бы, догадываюсь.

— Догадываешься?! — вдруг вспылил престарелый маг, у которого душа тоже не была на месте. — Нет, вы его только послушайте: «Он догадывается». Дорожку для отступления себе мостишь? Мол, ежели что не так пойдёт, так ты, вроде и не причём? С тебя и взятки гладки. Так что ли?.. Ты, парень, похоже, до конца так и не осознал…

И вдруг тихо-тихо, не громче змеиного шипения, но колдун услышал… вынужден оказался услышать:

— Ты, дедуля, голосок-то умерь. — Вот это да! От такого-то разлюбезного обращения и резкого поворота у Кхонопулуса даже дыхание перехватило, пришлось терпеть болтовню случайно обретённого внука. — Зенками меня не жги и не фыркай. Терпение имей и понимание. Я и по вашим-то людским меркам ещё зелень подкильная, а по понятиям родного острова и вовсе из пацанячьих лет не выбился. Потому могу и поистерить для успокоения нерв, так сказать. А вот тебе, подобные выбрыконы уже не к лицу. Что до того, понимаю я или не понимаю чего-то там, так об этом мы после судить будем. А сейчас… Я действительно только догадываюсь, что может уничтожить вражину, только пока не знаю как это осуществить.

Пристыжённый гроссмейстер дал себе труд подумать. Остыл за это время. И решил сменить гнев на милость, полностью признавая правоту сопливого оркского отрока с замашками фельдмаршала.

— Ты мне секрет раскрой, а там уж мы с тобой вместе обмозгуем, что да как.

— Секрет прост — драконий огонь. Это я ещё в его бриттюрском логове понял. Разговоры с Жо-Кей-Жо меня в этом подозрении укрепили. Есть у меня ещё одна мыслишка. Спасибо урокам демонологии в гномской средней школе. Многому я там научился… однако, не всему. Ладно, не до воспоминаний сейчас… У нас даже дракон есть, но… Вот скажи мне друг-кудесник…

— Отвечу на любой твой вопрос, непочтительный к моим сединам, оболтус.

— Пристрелю сейчас. Где мои пистолеты? Тайные недруги попятили или престарелые трусливые маразматики? — К орку неожиданно вернулось его обычное расположение духа. — Ну вот, мы снова зубоскалим, значит, надежда ещё теплится.

Кхонопулус кивком выразил своё согласие с последним жизненным наблюдением Хряпа:

— Ладно, мы все на взводе. Спрашивай, чего знать хотел?

Орк улыбнулся задумчиво и немного рассеянно:

— Вопрос-то был риторическим. Не вопрос даже, а скорее мысли вслух. Предположим я прав на счёт драконьего пламени. Дракон у нас есть самый, что ни на есть всмделишний. Его смола пламя может заменить с тем же успехом, в этом нет ни малейших сомнений. Но, — он поднял палец, — станет ли наш милейший колдун маячить неподвижной мишенью и дожидаться на приемлемом расстоянии, когда наш Космач в него поцелит? То-то же…

Кхонопулус тяжело вздохнул: всё так, Кьялли-Ян не наивный дурачок и нарочно подставлять свою голову ни за что не станет. Значит, нужна приманка. Вкуснейшая! Жизненно для него необходимая, королевская приманка! Он тут же поделился своими размышлениями с орком.

— Я тоже про это думал. Мозговал, мозговал и…

— Чего умолк? Не тяни кота за хвост, — заворчал чародей, — делись со стариком идеями.

— Кьялли-Ян, кем бы он ни был, рыбёшка крупная и хищная, к тому же он упорен, осторожен и далеко не глуп. Вот возьмёт и не пойдёт на приступ сразу, а расположится лагерем у «Гранитной», взяв нас в осаду.

Кхонопулус в большом сомнении сильно сдавил себе мочку уха:

— Нет, — начал он не очень уверенно, — это вряд ли. Обитатели Незнаемых земель нетерпеливы. Длительное ожидание не в их природе. К тому же их военная подготовка пока находится на самом примитивном уровне. Обученных же бойцов Прокке взять попросту негде. Хотя… гм… полностью возможность осады исключать нельзя.

— Как и допустить, — тут Хряп был справедливо категоричен. — Но чтобы совершенно точно уничтожить нашего врага, он должен, как минимум, оказаться здесь — на территории крепости, с этой стороны её стен.

— То есть, по-твоему, мы должны гостеприимно распахнуть ворота «Гранитной»? А как тебе мыслится гений тактики и стратегии, Кьялли-Ян явится сюда в одиночку в прекрасном расположении духа с ненавязчивым предложением распить мировую, или, всё ж таки с толпой приятелей-людоедов? Они все здесь, в Незнаемых землях просты до полного безобразия, завалятся скопом и сожрут нас без приправ и гуманистических фантазий!

— Не ори на меня! Не сожрут!.. Не сожрут, если сюда удастся проникнуть только Прокке. Ну, может быть, с малым числом бойцов.

— Хм… И как ты это устроишь?

— Не я — ты, дражайший маг. Мои знания, безусловно, твоим, гроссмейстер, не чета. Куцы они и крайне ограниченны. Но даже я знаю, что на самой границе Незнаемых земель, магия уже обладает некоторой эффективностью. Вот и покажи класс — оставь в магической защите, которую ты уже наверняка поддерживаешь, малюсенькую дырочку, размером с мышиную норку. Но так, чтобы наш подозрительный друг не почуял ловушку.

— Продолжай, — в глоссе старого гросса появилась заинтересованность.

— Ты ведь по магической части не слабак. Во всяком случае, так говорят.

— Обидеть хочешь?

— Просто уточняю. Так вот, не мог бы ты поднапрячься и создать фантом принцессы Анфиоры?

Кхонопулус ухватился за подбородок. Да-а, варил котелок у тусуйца. По виду — не скажешь, но парень — не промах.

— Устыдил ты меня, вьюнош. Не боюсь в этом признаться. Что ж, с прорехой в магической защите придумано ловко. Влияние отрицательное Незнаемых земель здесь велико, так почему бы и не быть кое-каким огрехам. Тем паче, что таковые огрехи быть просто обязаны. Скажу больше: без них и не обошлось бы, если б мы с собой магическую пирамиду не привезли, раз в десяток помощнее той, что Гёз в своём кошеле таскал. Но раз надо, значит надо — будет прореха! А идея с фантомом… хм… Опытный маг, а Прокка именно таков, фантом распознает, говоря образно, с закрытыми глазами… если только…

— Что «если только»? — напрягся орк.

— Если только я не создам фантом на крови. Такую магическую поделку сразу, на вскидку, от человека и не отличишь. Она, разве что на расстоянии вытянутой руки подозрение вызывать начнёт. Одна проблема — такие фантомы крайне недолговечны. Создавать его придётся спешно, уже во время штурма, что, неизбежно отвлечёт меня от обороны крепости. Это проблема номер раз.

— А номер два?..

— Номер два носит не технический, а скорее морально-этический характер. Для этого фокуса нужна кровь того человека, чей фантом я буду создавать. Принцессу придётся озаботить, но сдаётся мне, что ради спасения своей жизни она решится на маленькое кровопускание.

— Уговаривать её будешь ты! — тут же упредил возможное развитие событий предусмотрительный Хряп. — Теперь мне надо осмотреть крепость.

Он попытался бодренько встать с кровати, но сильно покачнулся и был вынужден ухватиться за её спинку.

— Что это со мной? — испуганно спросил он.

— Физическое и нервное истощение, — констатировал Кхонопулус. — Короче, если на нас нападут прямо сейчас…

— …то я, не что иное, как полностью готовое к употреблению первое блюдо. Так? Можешь не отвечать, если не хочешь меня расстроить. Веселы дела, как я погляжу.

Орк закрыл лицо руками. Сюрприз получился ещё тот: на носу жестокая баталия с неизвестной мощи противником, а он, оказывается, так же крепок и твёрд, как подтаявший холодец.

— К вечеру обязательно встану, — пообещал он неизвестно кому. — А пока, гросс Кхонопулус, не сочти за наглость просьбу: вели принести сюда план крепости, ежели он есть, и покличь Жо-Кей-Жо. Не хочу предвосхищать события, но если гомункул подтвердит одну из моих догадок, то шансов на победу у нас гораздо больше, чем сейчас мерещится.

Заслуженный и увенчанный лаврами старикан человеком оказался не гордым. Мог ведь и слуге приказать — чего самому ноги бить? Ан нет, лично двинул, чем удивил орка несказанно. Ишь, какой энергичный дед! Хотя, может просто с глаз решил уйти, чтобы не огорчать излишне оптимистического юнца?

Четверть часа минуло, а может и больше — орк ведь не засекал, но одеться успел. Вся нехитрая его одежонка лежала тут же на стуле, возле изголовья кровати. Пистолетов к его великому огорчению под ней не оказалось, и Хряп тут же почувствовал себя голым, слабым и беззащитным, как в сопливом детстве. Не помогли ни нож, ни даже верный Ланцет уже побывавший в настоящих переделках и вкусивший вражеской крови. Местные обитатели их прибрать постеснялись, а может просто выполнили распоряжение Кхонопулуса или того, кто у них тут за старшего. Хряп подержал меч в руках и со вздохом положил его обратно. Навешивать на себя ножны ему не хотелось. Лень было, да и пошатывало. Путешествие по Незнаемым землям отняло слишком много сил. «Недоброе место, — думал орк. — Будто жилы из тебя тянет или, сказать лучше, саму жизнь. Беда будет, если эта зараза дальше поползёт. Большая беда. И кому-то с этой напастью бодаться предстоит. Ой, и не повезёт же, мужикам».

Открылась дверь, прерывая отвлечённые размышления тусуйца о тяжкой доле будущих поколений, и в комнату вошла компания незнакомых Хряпу мужчин очень грозного вида. «Зря меч не нацепил», — слегка запалошно подумал он, прежде чем с ним вежливо поздоровались. Первым порог переступил дядька тут же вызвавший у орка непрошеный приступ глубокого уважения. Был он строен, крепок и властен — это чувствовалось в каждом его движении. Такое перед зеркалом не отрепетируешь. Аристократ по рождению — вот, что о нём можно было сказать, бросив лишь самый мимолётный взгляд. Одет посетитель был со столичной роскошью, нечета всем остальным, вроде тусуйского аборигена и топтавшихся за спиной щёголя простых вояк из местного гарнизона. Особливое внимание Хряпа привлекла широкополая шляпа с огромным пышным пером. Она была небрежно брошена на кровать, как только незнакомец вошёл в это скромное обиталище, и орку тут же захотелось её украсть. Сделав над собой титаническое усилие, он отказался от этой идеи… Во всяком случае, на время своего пребывания в крепости. Потом ему в глаза бросилась эспаньолка. На его просвещённый взгляд она, безусловно, портила мужественный облик офицера, и её давно стоило сбрить. Если вообще была нужда такое отращивать? Но высказать своё мнение вслух Хряп почему-то постеснялся. Можно предположить, что этому поспособствовала вежливость, накрепко вбитая в его голову учителями гномской школы. Однако, скорее всего, главными аргументами в пользу разумной сдержанности стали длинный эспадон на перевязи и большой пистолет за поясом визитёра. Во всеоружии прибыл дорогой гость: как такого красавца не приветить? Тусуец встал, и, не зная людского дворцового этикета, просто протянул ему руку:

— Хряп, — сказал он.

К его удивлению дворянин от рукопожатия не уклонился.

— Маркиз Флогрим цез Олатроон, — представился он. Командир алагарского сводного отряда. Наслышан о твоих подвигах, юный орк. Почту за честь повоевать с тобой плечом к плечу.

У Хряпа перехватило дыхание. Маркиз ему руку жмёт! Ого-го!.. О нём в самом Алагаре слышали! Фу-у, много ли на свете таких орков?! И это… «почтёт за честь»! Такими словами люди военные бросаться не приучены. О-о-о, слышала бы сейчас всё это матушка-самогонщица, порадовалась бы, старушка. А папик?.. Тот бы от ликования и вовсе с резьбы съехал, и простилось бы ему!

За маркизом представился комендант, тучный лейтенант по имени Прамус, неловко державший под мышкой большой тубус. Потом вышла небольшая заминка, пока двое рядовых затаскивали в каморку круглый стол. «Обычно штабной совет здесь не проводится, — вроде бы извиняясь, произнёс лейтенант, — но гроссмейстер Кхонопулус сказал, что тебе крепко досталось. Так что мы все, дабы времени не терять, заявились сюда». Он вытряхнул из тубуса свёрнутый план крепости и карту местности.

— С чего начнём? — спросил он у Хряпа, как у равного.

Тот, словно заручаясь поддержкой, посмотрел на уже вернувшегося мага, дружески потрепал по головам, забравшегося на кровать Жо-Кей-Жо, бросил беглый взгляд на топтавшегося у дверей пропылённого сержанта, явно чувствовавшего себя не в своей тарелке, и объявил:

— Со странного, на первый взгляд вопроса. Скажи мне, Жо-Кей-Жо, какова истинная сущность твоего создателя?

Гомонкул удивлённо воззрился на придурковатого орка и пискнул сразу двумя голосами:

— Демоническая.

— Я так и думал, — расцвёл тусуец. — Господа, — продолжил он уверенно, теперь мы одержим победу, вне всяких сомнений. У меня есть план!

Всю тожественность момента испортил усатый сержант.

— Не стал бы я так радоваться прежде времени. Ты ведь последних новостей не знаешь. И никто их здесь, пока, не знает.

— Сержант, — обратился к нему маркиз Флогрим, — вы только что из патруля?

— Точно так.

— Тогда не отирайтесь у порога. Войдите в помещение и потрудитесь закрыть за собой дверь.

Вести, кучей вываленные косноязыким воякой были неутешительны. Патруль под его командованием действительно только что вернулся из-за стены. И вернулся не с пустыми руками. На двух лошадях солдаты доставили ценный живой груз.

— Пересеклись с их дозорными, — доложил усач. Схватка вышла, как и положено, короткой, но жаркой. Посекли мы их. Одного из наших потеряли, но двоих сумели повязать.

— Это дело! — радостно воскликнул лейтенант Прамус. — Вот так подарок. Благодарю сержант, ждёт тебя прибавка к жалованью. А кого из наших недосчитались?

— Хмурого. Ему варг печень прямо через кольчугу вырвал.

— Жаль, — помрачнел комендант. — Хмурый отличным рубакой был. У него в Вольном жена и двое голопузых малышей… Нужно будет её сиятельству отписать, авось не позабудет сирот. Ну и сами поможем, чем сможем. Так у нас заведено — «Гранитная» своих в беде не бросает.

— А гоблин, доложу я вам, — продолжил сержант, — настоящим героем себя показал. Видели бы вы, как он тому варгу своей секиркой  челюсти снёс, словно бритвой срезал, любо-дорого. Ладно — о деле… Вот что странно, господа офицеры… Сам бы я на это внимания не обратил — мало у меня ещё опыта пограничной службы, но солдаты бают — ранее такого не бывало, так что думаю вам интересно станет…

— Не томи, — приказал комендант.

— Повязать нам удалось парочку чешуйчатую кошку и варга.

— И они были… — начал лейтенант.

— …в одной стае, — закончил за него усач.

Лейтенант Прамус задумался крепко. И было от чего; отродясь, два кровно враждующих племени из Незнаемых земель в одной стае не бегали; чья-то железная воля сумела объединить кровожадных нелюдей. А для чего? Очевиден ответ.

— Есть ещё, что-нибудь? — Стряхнул он с себя тяжкую думу.

— Об этом решил я доложить в первую голову. Впрочем, более-то докладывать и не о чем. Тут ведьму не пытай, кто-то сумел собрать отряд, если не армию. А какова та армия числом нам узнать не удалось. Не сумели мы развязать языки ни варгу, ни кошке, как ни старались. Сейчас с ними Мудрак возится. Упёртый малый. Может у него, что и выйдет. Но, по чести, сомневаюсь я. Варг, собачья обезьяна, только рычит. Он по-человечьи совсем никак… А бестия чешуйчатая матерится и плюётся, да так ловко, всегда точно в глаз целит.

— Плюющаяся кошка? — недоумённо переспросил орк.

— Побудешь здесь хотя бы недельку и такой мелочи дивится перестанешь. А гоблин ваш ничего не добьётся, будь он хоть трижды гений заплечного ремесла. Твари этих земель боли не особо пугаются. Им, в муках окончить живот свой, едва ли не высшая радость.

И тут тихонько заговорил старенький седенький Кхонопулус.

— Не отчаивайтесь так, господин лейтенант. Не добьётся Мудрак Ялохович — добьётся ваш покорный слуга. Как-никак за плечами у меня несколько военных кампаний. И я, изволите ли знать, их не при штабах провёл, важные бумажки перекладывая. Так что, по необходимости, высшее искусство магического допроса третьей степени постиг на практике, и, смею вас уверить, достиг в нём некоторых весьма значительных вершин… без ложной скромности. Думаю, что менее чем через четверть часа, я буду иметь удовольствие доложить вам, господа высокий совет, некие конкретные и полезные для нас всех сведения. Сейчас же я вынужден оставить вас. Сами понимаете — неотложные дела.

Гроссмейстер церемонно откланялся и, осведомившись у сержанта, где содержат пленённых нелюдей, вышел.

— Будь я проклят! — негромко проговорил удивлённый комендант. — Мне показалось, или старику нравится пыточная работа?

Не успел он договорить, как в дверь застучали неровно, но требовательно.

— Кого там бес приволок? — вежливо поинтересовался лейтенант Прамус.

Дверь как-то робко приоткрылась, и в образовавшуюся щель всунулось раскрасневшееся лицо крепко подвыпившего солдата.

— Ты пьян, скотина!! — мгновенно осатанев, рявкнул комендант.

— Так точно, — не стал отрицать очевидного рядовой. — Имел к тому все основания, поскольку пребывал в заслуженном увольнении в городе Вольный. Ну и вот… — выбравшись из-за двери, явил он командованию свою, безусловно, доблестную личность. — Но я тут по другому делу, господа офицеры. Нешто ж я совсем без понятия и позволил бы себе этакий фортель без особо веской причины? Дело не мешкотное, — добавил он таинственно.

— Пусть говорит, — дал добро маркиз.- Думаю, он действительно считает, что доставил какие-то важные сведения, раз уж прервал заслуженную пьянку и не побоялся начальственного гнева.

— И ещё бросил двух уже оплаченных и полураздетых девок, — для полноты картины добавил храбрый воин. — Мало, кто на такое героическое деяние способен.

— Ладно,- махнул рукой Прамус. — докладывай. А после я решу, что тебе причитается — орден на грудь от самой графини Аджаберты или три недели бессменного дежурства в стойлах и отхожих местах. У нас сейчас народу много, — добавил он зловеще.

— Честь имею доложить, — солдат нестройно лязгнул расхристанным доспехом, вытянувшись во фрунт и пожирая налитыми красными очами любимое начальство, — не далее как два часа назад самолично видел в небе над Вольным девять диких охотников.

— Что-о-о?! — выпучил глаза лейтенант. — Да ты пьян, скотина! Ах, да это я уже… Какие девять диких охотников, коровье ботало?! Всё, мерзавец, не миновать тебе выгребных ям.

Лейтенант цветом лица уподобился свёкле, тяжело дышал и изобретал новые унизительные мучения для перепившего огородного пугала.

— Нет, вы слышали, господа, что несёт эта налакавшаяся пива…

— Прекратите орать, лейтенант Прамус, — голос Флогрима цез Олатроона был негромок и сух. — Здесь нет глухих, по крайней мере, я не из таких. Потрудитесь, понизив тон, пояснить для меня и Хряпа, что такого фантастического наплёл сейчас этот солдат?

— Девять диких охотников! — очевидно не вняв предупреждению заголосил, было, комендант, но как на стену налетел на металлический взгляд зибильдарского маркиза. — Извините, издёргался, как институтка. Дикие охотники — костлявые твари, которые совершенно не выносят компании себе подобных. Как плодятся, хрен их знает. Они одиночки. Таковыми были всегда. Если случайно встречаются два диких охотника — наши солдаты могут занимать места в зрительном зале — кровавый спектакль им обеспечен. А тебе, с пьяных глаз, один за девять поблазнился, и ты, как баба эту никчёмную сплетню на своём грязном хвосте приволок в гарнизон!

Нетвёрдо державшийся на ногах служака, оказался, на удивление твёрд в суждениях. Очевидно — он пил. С этим трудно спорить, если вообще нужно. Очевидно — он пил много, поскольку до этого счастливого дня несколько раз подряд был лишён увольнительной за мелкие проступки, и вконец истомился жаждой, а так же истосковался без общества обходительных дам.

— С того, собственно, вся катавасия и закрутилась, — несколько нравоучительно заговорил бывалый ветеран, — ибо ежели ты слегка перебрал с пивом, то перед более тесным общением с оплаченными дамами, тебе поневоле придётся выйти на воздух освежиться. Вот подхожу я к забору… Там до сортира — лейтенант знает, — топать далековато, а у меня уже… Ну, вы понимаете… А тут ведь ещё пока военную амуницию развяжешь. Но будьте покойны, — он скривил физиономию и уверенно выставил вперёд ладонь, — чести военнослужащего я не измарал и со всем совладал. И процесс начался… И несколько затянулся… Во-от…

— Ты сегодня до сути доберёшься? — очень недобро посмотрел на подчинённого большой пограничный чин. — Если нет, велю тебя немедля — в колодки на трое суток для прочищения мозгов.

— Так уже, начальник!.. Про между делом, предавшись вполне объяснимой мечтательной созерцательности, я взглянул на небо. А там, всю красоту белоснежных облаков собой, пачкая — они, дикие охотники верхами на своих облезлых упырях. Парят и не дерутся. Я начал счёт, но поскольку сам я не шибко грамотный, да к тому же, из-за воспринятого напитка прицел постоянно сбивался, то себе веры я не взял и обратился за помощью к знающему человеку.

— О-о, так выходит ты там не в одиночку забор гноил.

— Спервоначалу, так  один. Потом с крыльца, по той же необходимости спустился шорник Брёх, уважаемый горожанин, достойный всяческого почтения. Это тот тип, которому я в прошлом году выбил четыре зуба, а вы, господин лейтенант, меня за этакую малость определили на гарнизонную гауптвахту ровнёхонько на месяц. И совершенно несправедливо, осмелюсь доложить, во-первых, Брёх первым номером на меня с ножом попёр, а во-вторых, он, сволочь, ещё и ничего не помнит. Так, что выходит, я страдал, мало того, что совершенно безвинно, так ещё и зря.

— К делу! — зарычал лейтенант, меж тем как маркиз, Хряп и усач едва сдерживали смех.

— Ах, да, — спохватился солдат. — Я Брёху скомандовал, чтобы он, значит, свою пустопорожнюю тыкву задрал повыше и посчитал супостатов. Но того не учёл, что этот самый Брёх — штатский, а значит тупой, как министр просвещения. Давай он артачится. Я ему в рыло. Он, понятно, — кувырк. И уже с земли заблажил: «Девять их. Девять!» И как дал дёру, но далеко не убежал, поскольку штанов не застегнул, раззява, а со спущенными портками быстро и далеко бегать несподручно даже бывалому военному человеку. Тут на его крики вышла под красное солнышко сама госпожа Чомта. Ну, с ней-то вы близко знакомы, господин лейтенант. Достойная она горожанка, содержательница тамошнего борделя.

— Ты это… — вдруг смутился дородный комендант, — не отходил бы от важной темы так далеко.

— Понял! — боец тут же состряпал сурово-понимающую рожу, но не удержался и заговорщицки подмигнул строгому начальству… несколько раз. — Госпожа Чомта выглянула не от романтической рассеянности чувств так свойственной представительницам слабого пола, а дабы культурно при помощи метлы усовестить нас  с Брёхом за наше не совсем культурное поведение у забора. И то, кому захочется видеть подобное под собственным окном? Но тут она на небо посмотрела, наверное, сами боги направили туда её ясный, незамутнённый брагой взор, — и как заорёт: «Бабы, берегитесь, дикие охотники! Да сколько же их?.. Раз, два, три… Больше… Вон ещё!.. Девять!» Вот это-то число я и запомнил. Подвязал штаны… Или это уже в седле было? Нет, всё же прежде… Я ж ни какой-нибудь недоделанный перетрусивший штатский. Мигом на коня и галопом — в крепость, на доклад к вам, господин лейтенант.

Поглаживая пальцем тонкие усы и пряча за этим жестом улыбку, маркиз цез Олатроон подошёл к служивому:

— Что ж боец, думаю, выгребных ям тебе избежать удалось. Что скажете, господин комендант?

— Девять диких охотников. Да-а, грядёт что-то. — И тут он спохватился: — Выгребные ямы? О, чём вы говорите? Ему медаль хоть прямо сейчас вручай с надписью «За не пропой соображалки и чувства долга». Герой он у меня, среди прочих. Истинно божьим попустительством, то бишь благоволением — герой. Видите, маркиз, каких орлов в узде держу, в смысле, воспитываю, — не смог обойтись Прамус без некоторого хвастовства.

Маркиз извлёк из собственного тугого кошелька золотую монету и кинул её пошатывающемуся рядовому:

— Заслужил. Но, чур, уговор: пропьёшь её после сражения.

Нетрезвый вояка на удивление ловко поймал тусклый жёлтый кружок и тут же поглубже запрятал его под кирасу.

— А что будет драчка? — спросил он, уже занося ногу над порогом.

— Очень возможно, — уклончиво ответил Прамус.

— Да вы не сомневайтесь в нас, господин комендант. В вашем гарнизоне слабаков нет. Мы народ тёртый — сдюжим.

Утешив обеспокоенное начальство таким незамысловатым образом, довольный собой и жизнью вояка удалился, полон собственного достоинства.

За время его цветистого выступления на предмет получения достоверной оперативной информации, Хряп успел сделать кое-что, как ему казалось, весьма важное. Он внимательнейшим образом изучил план «Гранитной», сложил два и два, получил заведомый результат и теперь с нетерпением дожидался возвращения Кхонопулуса. Без его авторитетного мнения у Хряпа,  не было возможности убедить в своей правоте господ офицеров. У них, поди, уже сложилось собственное представление об обороне. Им лишь бы мечами помахать да порох пожечь, но орк из другого теста слеплен. Он уже давно смутно подозревал наличие у себя любимого, большого стратегического таланта. Всё сомневался, боялся поверить. Теперь-то ему яснее ясного стало — не ошибся он в своих ощущениях. Но как эту истину доказать собравшемуся обществу дипломированных снобов и одному ворчливому усатому старослужащему? Задачка! Ну, где же носят плешивые черти этого замшелого мага?!

Противный шергодонский чародей, видимо, шестым чувством прозревая жестокие муки тусуйца, на его страстные молчаливые мольбы откликнулся не сразу. Помучил для порядку. Поизмывался над молодью, жаждавшей себя проявить в настоящем «сурьёзном» деле. И явился клятый Кхонопулус много позже декларированных четверти часа. Вошёл маг тихо-тихо и выглядел при этом несколько пришибленным и очень грустным.

Завидя его в этаком душевном неустройстве грубоватые военнослужащие откровенно стушевались и сразу с расспросами на старика не накинулись, давая ему время привести в порядок взбаламученные мысли. Кхонопулус тяжело опустился на табурет, сдёрнул с носа пенсне и заговорил сам:

— Вытряхните из ушей пыль, господа и постарайтесь не упустить ни единого сказанного мною слова.

— Неужто раскололись, аспиды? — изумился простоватый сержант, в глубине души сомневавшийся в способностях пересушенного сморчка.

Кхонопулус заставил его замолчать нетерпеливым жестом.

— Готовились мы с вами, господа, к плохому, а стоило готовиться к отвратному.

Маркиз Флогрим окаменел лицом, а лейтенант Прамус, как-то сразу отяжелел и телом и взглядом. Если подобное произносит Кхонопулус, дядька приступам необоснованной паники нисколько не подверженный, то к словам его действительно стоит отнестись со всем возможным вниманием.

— Прокка вас не сумел перехватить по чистой случайности. Помнишь, вьнош, заварушку, в которую вы угодили у малого болотца? Так вот именно там всё и оказалось подвешенным на тонюсеньком волосочке. И Кьялли-Ян — мне это теперь известно доподлинно, — уже был готов отдать приказ своим варгам начать травлю. Случись это и наше присутствие здесь, маркиз было бы совершенно бесполезно. Но в сложившийся расклад вмешался слепой случай. Если точнее — то непредсказуемость характера одного дикого охотника, не пожелавшего стать покорной блеющей жертвой. Прокке вскрыли глотку!

— Вот это радость! — воскликнул воодушевлённый Прумс. — Не пойму только, чего ты такой смурной и неулыбчивый. Главный вредитель дуба дал, а ты до сих пор уныл и безобразно трезв и… или я чего-то недопонимаю? — резко оборвал он свои искренние, но неуместные восторги.

Орк тяжело поднялся на ноги и натужно с хрипами вздохнул:

— Прокка жив, господин комендант. Жив и зол как никогда.

— Мерзавец жив со вскрытой глоткой? Разыгрываешь? — Прамус выглядел как сам праотец Недоверия и с подозрением переводил взгляд с зелёного тусуйца  на пересушенного ветрами времени шергодонца. — Судя по вашим кислым рожам — нет. Тогда так — вы сейчас заканчиваете жевать интеллигентские сопли  и экстрактно докладываете мне и маркизу всё, что нам необходимо знать о прущем сюда неприятеле, то есть всё, что известно вам обоим.

Кхонопулус скромненько покашляв в сухонький кулачок, прервал полную искреннего негодования речь объёмистого коменданта.

— Милейший господин Прамус, а чем же я до сих пор пытался заниматься?

— А… — опешил лейтенант, на краткий миг, возомнивший себя полковником. — Ну да… Извините.

Пленные нелюди нехотя, но поддались на вежливые уговоры гроссмейстера Кхонопулуса и поделились с ним кое-каким занимательными секретами. К примеру, любознательному чародею было очень интересно узнать, что Кьялли-Яну удалось собрать под свой стяг не менее трёх сотен зверюг из прайдов чешуйчатых кошек и стай варгов. Они по-прежнему друг с дружку не жаловали, но терпели ради общей цели, достичь, которой можно было, лишь объединив свои усилия.

— Три сотни! Ради одной принцессы? — с сомнением пожевал губами Прумс. — вряд ли нелюди объединились ради такой чахлой наживки.

— Принцесса Анфиора нужна лично Прокке, — сказал Хряп. — Но я, признаться, ума не приложу, чем он мог так заинтересовать столь различные племена? Ты, что-нибудь об этом знаешь гросс?

— Он пообещал им отдать Вольный со всеми его жителями.

— Город как кровавая плата монстрам? — зло прошипел комендант. — Я всё правильно понял?

Маг молча кивнул.

— Три сотни, — задумчиво повторил Прамус. — Маркиз это много даже с учётом ваших ветеранов.

Флогрим был сосредоточен и задумчив. К каким-то определённым выводам он ещё не пришёл, прекрасно осознавая, что Кхонопулус ещё не закончил разбрасывать семена радости. И чародей не посмел его разочаровать. Плюсом к объединившимся стаям и прайдам на «Гранитную» шли сорги. Сколько?.. Этого они и сами не знали — счёт у них был не в чести. Толпа? Орда?

— Орда — вряд ли, — усомнился гроссмейстер. — Однако к горячему приёму полутысячи стоит быть морально готовыми.

— Сорги, чтоб им пусто было! — чертыхнулся лейтенант. — Многорукие, вертлявые уродцы с копьями. И ведь, что противнее всего, они как варги и ящеро-кошки способны взбираться на стены без помощи лестниц.

— Вот как? — маркиз приподнял одну бровь. — Я этого не знал.

— Да большим подспорьем стены «Гранитной» нам не будут, — Кхонопулус водрузил на нос пенсне.

— Как сказать, — зибильдарец был поразительно спокоен. — У моих парней, тоже отыщется пара-тройка неприятных сюрпризов для всей этой своры. Но… продолжай.

И Кхонопулус продолжил… Прокка заручился поддержкой трёх, а то и четырёх десятков диких охотников.

— Говоришь, и пара сразу передерётся? — спросил у коменданта Хряп. Тот скривился как от зубной боли; на его глазах только что начал рушиться мир.

— Когда я пересекал двор, видел в небе троих. Так что, господа офицеры и к ним приравненные, мы уже находимся под постоянным наблюдением враждебной стороны. И ещё, хочу вас огорчить…

— А до этого ты нас исключительно радовал! — пропищал позабытый всеми Жо-Кей-Жо.

Кхонопулус собрал кожу на лбу и как-то беспомощно развёл руками. С армией Незнаемых земель шёл некто Гнилой. Об этом он и сказал благородному собранию.

— Что за тип? — проявил живейший интерес маркиз.

— По слухам, — а точных данных я не имею, — преотвратная тварь, — комендант едва сдержался, чтобы не сплюнуть на пол. — Лично с ним незнаком, но вот уже с полгода, как постоянно о нём слышу. Обладает дальновидением… во всяком случае есть такое предположение.

Чародей вздохом подтвердил — предположение правильное. Ещё, как показал разговорившийся варг, а кошка слаженно спела с ним в голос, — Гнилой мог силой мысли переносить увесистые предметы на довольно приличные расстояния.

— Насколько увесистые предметы? — напрягся цез Олатроон. — И что конкретно означает фраза: «На довольно приличное расстояние?»

— Трёх-четырёх человек на полмили перетащит, — убито сказал маг. — Дикий охотник исхитрился его ослепить — это может сказаться на его точности, но не более того. Как только враждебные силы подойдут к «Гранитной» их предводитель будет знать почти всё, что твориться за её стенами. Понимаешь, что это для нас означает, Хряп?

Почему-то он обратился именно к орку.

— Понимаю, — ответил он и ещё раз внимательно поглядел на план. — Ещё бы не понять. Прежде всего, мы не ошиблись в расчётах: этот парень тянуть не будет — он готовит проникновение. Интересы нелюдей ему безразличны. Они — мясо. На этом радости заканчиваются. Задуманный нами презент для обожаемого Кьялли-Яна придётся готовить заранее. Да-а-с… Чтобы любопытствующий Гнилой не подсмотрел и не донёс монстру, чего мы тут химичим. Так?

— Ты хоть представляешь, сколько сил мне придётся потратить для поддержания его натуралистического вида? — вопросом на вопрос ответил маг. — Мы ведь не зелёного школяра надуть собираемся. Если он хоть одну фальшивую чёрточку усмотрит, вся наша затея благополучно отправиться под хвост гарнизонному коту!

Офицерам быстро прискучила роль статистов и они, далеко не в парламентских выражениях, выразили своё недоумение: отчего это они до сих пор не посвящены в детали дела, непосредственно касающегося целостности их шкур?

Кхонопулус, извинившись, рассказал то, что знал. Хряп, потупивши красный бессовестный взор, добавил ещё кое-что, удивив не только военных, но и гроссмейстера.

— Хм, — поджал маг дряблые губы. — Трудно мне будет. Ещё труднее будет вам без моей поддержки, но то, что предложил юный орк действительно может сработать. Правда, малый двор нами был намечен для размещения на нём пирамиды.

— Эту часть общего плана придётся изменить, — твёрдо сказал Хряп. То, что мы сделаем здесь, — острый коготь тусуйца указал место на чертеже крепости, — будет ключом к нашей победе.

— Да уж, — потёр виски маркиз, — вижу, всем нам предстоит большая работа.

— Главное — работа по профилю, — хохотнул Прамус, — а это привычно и уменьшает вероятность путаницы. Только давайте проясним один вопрос: куда денем дракона? Признаться моих парней он нервирует. Да и меня, если честно, тоже. Но дело собственно не в этом; начнётся потасовка, и мы изменим о нём своё мнение, во всяком случае, я на это надеюсь. Однако есть ещё один не учтённый нами аспект.

Все без исключения с удивлением уставились на коменданта «Гранитной».

— Что?! Если верно предположение Хряпа на счёт драконьего огня, то этот… как его?.. Кьялли-Ян и не помыслит сунуть нос на малый двор, даже собери мы на нём всех принцесс мира.

— Ты прав, лейтенант, — Флогрим закусил ноготь большого пальца. — Прав как никогда. Тут не поспоришь. Дракона с малого двора придётся убрать! Для начала на плац — охранять пирамиду от летающих бестий.

— Хорошо придумано, правдоподобно. Без пирамиды нам погибель неминуемая, а главное, — быстрая. А заварится каша, напряжётся симпатяга Гнилой, разглядит её высочество от страха не живую, не мёртвую на малом дворе магом утешаемую и увлекаемую гоблином под защиту каменных сводов и спешно доложит хозяину. А тот…

— …не будь дурак, организует отвлекающий маневр — массированный штурм главных ворот, купно с атакой всех диких охотников, к примеру, — закончил за него Флогрим цез Олатроон. — Дракон накрепко увязнет в этой свалке, открывая дорогу самому долгожданному гостю. Только, кто ж его там встречать будет? Я, гоблин, ты Кхонопулус? И всё?.. Не велика дружина.

— Ты будешь на стене, маркиз, — тихий голос старика поразил всех почище громового раската с безоблачного неба. — Скрыться с глаз подчинённых ведущих неравный бой — не самый лучший способ поднять их боевой дух. И ты, Хряп, тоже будешь на стене. Там будет жарко. Жарче некуда. При таком численном перевесе со стороны неприятеля у нас каждый стрелок на счету, тем более такой, как ты, вьюнош. Господа, не глядите на несолидный вид этого парня, стреляет он очень неплохо.

— Всё это так, — тусуйца грызли безжалостные сомнения, — и бойцы наперечёт, и то, что не удержи мы стены — вся наша затея не будет стоить тухлого драконьего яйца, но…

— Не веришь, что Мудрак и я сумеем одолеть Кьялли-Яна? — сузил старческие глаза Кхонопулус. Припомни, как я не доверял тебе там — в Шергодоне. И чем всё обернулось? Мы выстоим, Хряп. Мудрак и я не самые последние вояки, что живут под Огрызком.

— Прости, старче, — орк был явно смущён.

— Эй-эй-эй, большие мужики! — услышали люди два возмущённых голоса. — А меня, что в этой компашке, совсем за человека не считают? — Жо-Кей-Жо ловко взобрался на стол и дерзко обвёл всех пламенным взором.

Ответом ему было всеобщее смущённое молчание.

— Так, значит. Да? — гомункул был оскорблён до глубины своего неординарного существа. — Значит так?

Его попросили, не кипятится. И Жо-Кей-Жо, понятное дело, сразу же вскипел. Совместными усилиями крышку на этом бурлящем праведным негодованием чайнике удалось удержать. Правда, лишь после того, как его клятвенно уверили, что с этой самой минуты он официально зачисляется в спецотряд гроссмейстера Кхонопулуса.

— Ф-фу, угомонился! — перевёл дух Хряп. Пора и к работе приступать. План мой, чего греха таить не без недочётов, да и рискован, но так уж повелось, что военные люди без риска не живут. За дело, господа!

— За дело, за дело, — кисло прошамкал Кхонопулус. — Вам-то с гоблином и гомункулом, что?.. Перетащил пирамиду, место освободил и знай себе разрисовывай землю узорами — книжку с картинками я вам дам, нужные — покажу. А вот мне доля выпала… И всё из-за тебя!.. — зло глянул он на орка. — Удружил ты мне, ничего не скажешь. Ладно, что-то я нынче раскис. Пожелайте мне удачи. Ну, хором!.. Халтурщики. Пойду, как на плаху, выпрашивать полстакана крови у нашей принцессы.

Ближе к вечеру, когда магическая пирамида уже возвышалась на плацу, радуя глаз радужными переливами, солдаты, все до единого, были изгнаны с внутреннего двора, и даже со стены над ним возвышающейся. Орк с самым таинственным видом запер разделяющие ворота, запустив в святая святых только Мудрака Ялоховича, гомункула, Кхонопулуса со странно пламенеющей левой щекой и… Космача.

Сначала было очень тихо. Солдатня совершенно напрасно околачивалась рядом и старалась греть уши. Не было слышно совершенно ничего. И подглядеть что-либо не имелось никакой возможности.

— Чего мудрят? — шли между ними досужие разговоры. — Чего скрытничают?

— Да детишки и перестарок в войнушку играют, под крутых перцев косят. А сами…

Ворота чуть приоткрылись. В щель высунулась глумливая гоблинская рожа и нагло потребовала прекратить базар, дескать, он мешает гроссмейстеру сосредоточится.

— Лучше займитесь-ка делом, достойным истинно крутых перцев — разгоните этих облезлых ворон.

— Как расслышали? — подивились солдаты. — Тут же ворота во! — таран нужен.

— Так и расслышали. Вас балаболов только дохлый не услышит. Хорош трепаьтся. Дело серьёзное затевается. Негоже, чтобы дикие охотники видели, что здесь происходит. Бегом выполнять!

За наглость ему было обещано своротить на бок горбоносый клюв и ещё кое-что в нецензурной форме, но его приказ никто и не подумал исполнить. Гоблин зло ощерился и пообещал наябедничать на лодырей самой графине Шергодонской.

— Ты сперва доживи… — кое-кто даже угрожающе двинулся в его сторону, но предусмотрительный Мудрак уже захлопнул ворота.

Тут появился щеголеватый маркиз и одним только взглядом приструнил солдат.

— Исполняйте, — коротко бросил он.

Подвергать сомнению авторитет этого начальника не посмел никто и уже через минуту порядком обнаглевшие дикие охотники стали летающими мишенями в импровизированном солдатском тире. После дружного залпа одна птица камнем рухнула на плац, другая, заваливаясь на крыло, сумела выйти из-под обстрела, протянула с полмили и упала где-то на ухабистой дороге. Третий, самый везучий дикий охотник, едва не разорвав пасть своему питомцу, сумел увести его в сторону заката.

— Ушёл один, жаль, сказал усатый сержант. — А ну, робяты, скопом добейте-ка этого урода.

Неудачно приземлившегося нелюдя, солдаты без долгих разговоров и тени сожаления, истыкали багинетами.

…За воротами шла своя, невидимая постороннему взгляду война. Раздражение, одолевавшее всех, настойчиво требовало выхода. Наконец оно прорвалось. Поводом к хлопку первой петарды послужило нытьё Кхонопулуса.

— По мордам мне?!. Заслуженному и годами умудрённому… — в который уже раз завёл он свою шарманку. — Упырём обозвала. Какой же я упырь? Разве я похож на упыря? И самое-то обидное — с  Кьялли-Яном не постыдилась сравнить. Мол, тот, кровопийца бессердечный, на её юную жизнь виды грязные имеет и я такой же. Для её же блага стараюсь. Только-то и попросил вену отворить и нацедить… Сколько мне надо-то тьфу… Ну полчашечки. Ну, может, для пущей убедительности — стакан.

— Ну полтазика. Ну тазик, — очень похоже передразнил его Мудрак Ялохович, — чтоб рукотворный фантом и вовсе розовощёким выглядел, всем магическим конкурентам на зависть. Подумаешь,  процесса Анфиора рискует  скопытится. Нет в том никакой беды. Принцесс-то в мире, что поганок в сыром лесу — без счёта. Зато творение нашего обожаемого мага, даже самые завистливые коллеги не посмеют шедевром не признать. В толстых книжках про него напишут. На его примере студиозусов, будущих светил боевой магии, воспитывать станут. Красота и благолепие!

Кхонопулус как-то подозрительно резко прервал своё, казавшееся нескончаемым, нытьё и колюче глянул на разболтавшегося гоблина.

— Издеваешься?

— Что вы, почтеннейший гроссмейстер, — Мудря, поспешно отгородился от рассерженного мага, ладошками. — Разве я посмею?

— Издеваешься! — И чародей взорвался: — Я сколь разов… Тьфу, ты бес облезлый, заговорил с вами неучами. «Разов!..» Сколько раз я тебе, дуботолку втолковывал, чтоб ты у этой буквицы хвост каралькой не выводил? Она ж сработает, дубина!

— Эй, свин сушёный, ты мои-то чертежи не тронь. Нарушишь рисунок и нам всем кранты. Ничего не сработает.

— Хорош на меня базлать, — завизжал Ялохыч. — Попробуй тут разберись без привычки, что должно сработать, а что совсем даже наоборот. Кому вообще в голову могло прийти взять и объединить две сложнейшие пентаграммы?

— Мне! — с гордостью объявил орк. — И пентаграммы эти совсем не такие сложные. Я так подозреваю, что существуют куда заковыристей. И ещё одно — мы их вовсе не объединяем, тут таковых дураков нету, кроме тебя, естественно. Мы одну маскируем под другой. А чтобы они в конфликт не вошли и не устроили здесь большой магический кабабум, одна должна быть фальшивой. Понял, ананасина? Так что будь ласков, хотя бы раз в жизни, отнесись к порученному тебе делу со всей возможной серьёзностью. Иначе… я возьму тебя за задние лапы, окуну в известь и буду использовать вместо малярной кисти.

— Чтоб я, да ещё хоть единожды да совершил такую глупость, как спасение твоей никчёмной жизни… садючный ты критикан… да ни в жизь, — клятвенно заявил оскорблённый гоблин. — Космач! Хоть ты-то на меня смолой не капай! Итак, все штаны до дыр прожёг. А ну как что важное своими горючими слюнями оросишь? Я не гомункул, у меня между ног ничего больше заново не отрастёт. Ого! — вдруг вырвалось у него восхищённое. — Ну ты даёшь Кхонопулус, она ж совсем как живая!

Гроссмейстер чего-то сосредоточенно и заунывно гундосил, плавно поводил руками и от напряжения сотрясался всем своим тщедушным стариковским телом. А по двору, в приступе дикой паники, бежала принцесса Анфиора, неловко путаясь в своём плащике, пошитом из бархатных портьер. Вот она добежала до самой середины двора, споткнулась и упала на землю, сильно ударившись коленом, как раз в центре нарисованной известью пентаграммы.

— Вот это представление они и увидят, — удовлетворённо пробормотал Кхонопулус. — Для вящей правдоподобности я и гоблин будем бежать взапуски, чтобы удержать её перепуганное высочество и вернуть в относительно безопасный подвал. Тут главное, чтобы ты, Мудря, не переусердствовал и не догнал её раньше времени.

— А можно я ей под ноги брошусь? — вставил Жо-Кей-Жо. — Ну… для того, чтобы падение не выглядело слишком уж нарочитым. Подозрений это не вызовет никаких, я ведь вечно у всех под ногами путаюсь.

— Это мысль, — подумав, сказал маг. — И мысль недурная. Ну, что, парни, я своё дело сделал. Мне теперь только и остаётся, что поддерживать заклинание и применить его в нужный момент. Хряп, у тебя ещё много возни?

— Почти закончил. Смотрите: я прав оказался. Драконья слюна подсыхает и становится невидна на земле. Хорошо. Теперь установи в середину ларец с драконьими фруктами… Нет, пожалуй ларец здесь совершенно лишний. Сгорит ведь, а жаль красивая вещица. Просто выложу яйца горкой. Космач, веди себя прилично — хватит их обнюхивать. Лучше обхаркай смолой погуще. Молодчага! Нет, пока не поджигай. Рано ещё. Теперь всё. Кхонопулус, принимай работу.

Маг критически осмотрел артобъект — грубо намалёванная пентаграмма, рассчитанная на удержание нежити. Недурно. Ошибки в чертеже практически не заметны, если, конечно, внимательно не приглядываться. Но в цейтноте, в котором окажется Кьялли-Ян, ему будет не до того, чтобы критически выискивать ляпы в гоблинском художественно-магическом изыске. Что ещё? Яйца!.. Четыре не вылупившихся ловца! На свет появиться им, видимо, уже не судьба. Значение их, после всего произошедшего, ровняется нулю. Кого, интересно, теперь будут волновать не соблюдённые юридические тонкости в обряде сватовства? Они ж гуртом принцессу спёрли, как некие дикари из Южного Пустынного Ленда. Да-с… Но яйца пусть остаются для красоты и солидности художественного произведения.

— Не слишком густо их Космач слюнями извозил? Впрочем… какая теперь-то разница? Что ж, господа, королевские сваты, могу вас поздравить — вы преуспели. Ловушка вышла на славу… Ловушка на дурака!

Уже совсем стемнело, когда на стену малого двора вернулись усиленные наряды караульных. Дракон выполз на плац, свернулся полукольцом возле магической пирамиды и лениво принялся пережёвывать приготовленную для него половину коровьей туши, восполняя истраченный запас горючей смолы. Завтра её понадобится много. Старенький Кхонопулус отправился было на боковую в отведённую ему комнату, но, не осилив пути, прикорнул тут же, в лошадином стойле, на копне душистого сена. Флогрим его пожалел и хотел отдать приказ солдатам, чтобы унесли измученного дедка и во сне поддерживающего сложнейшее заклятие, и положили на кровать со всем почтением, но посмотрел, как маг сладко почмокивает губами, будто младенец, и передумал. Пусть уж спит здесь, не стоит его тревожить. Рядом с чародеем прикорнули криворукий художник родом со Злых гор и гомункул неопределённого рода деятельности.

— Три богатыря! — усмехнулся лейтенант Прамус. — Словно дети малые… и такие же беззащитные. Э-хе-хе… это наша надежда? Дрожь прошибает от одного их грозного вида.

Сверху их окликнули: к «Гранитной» приближались передовые отряды неприятеля.

— Караульные! — гаркнул Флогрим. — В оба смотреть! Если кто уснёт на посту — будить не стану. Столкну со стены и все дела. Рухнете с такой высоты — насмерть вряд ли убьётесь. Промучаетесь до утра и пойдёте на завтрак своре голодных нелюдей.

Часовых, всех до единого, от такого сердечного посула по позвоночнику пробрал лютый мороз.

— Теперь точно никто не заснёт, — довольно произнёс комендант. — Но всё равно ночью буду ходить, и проверять посты. Надо бы ещё назначить человек с дюжину в тревожную группу, на случай ночной вылазки.

— Уже, — коротко бросил маркиз.

— Всё-то ты предусмотрел, — восхитился Прумс. — И скольких отрядил?

— Весь личный состав, — спокойно сказал цез Олатроон. — Естественно тот, что подчинён непосредственно мне. Твоими — я не командую.

— Хочешь сказать, что…

— Да. Мои спать не будут. Им не впервой.

Стоявший рядом Хряп, поднабравшись мужества, тоже дал себе зарок — этой ночью не сомкнуть глаз и сдержал данный обет… почти.

— Подъём, зелепушный! — рявкнул гоблин, забрызгав оркское ухо своими слюнями.

— Что?.. Где?.. Война!.. — заполошно завопил Хряп, вскакивая с нагретой за ночь кучи соломы.

— Какая война, вразуми тебя боги?! — гримасничал Мудря. — Давно всё кончилось. Над Шергодоном мирное небо, а мы тут принцессу замуж выдаём. Вставай уже, увалень, штурм вот-вот начнётся!!

Тусуец лихорадочно протёр заспанные буркалы: кроме, корчившего обидные рожи, гоблина, он узрел стоявшего рядом маркиза.

— Молодой сон крепок, — сказал он. — Поднимайся боец, свою порцию горячего и сытного бульона, прописанного тебе медициной, ты благополучно продрых. Теперь придётся воевать на пустое брюхо. На курок-то хоть нажать сможешь, а то по виду уж так могуч, так могуч, просто никаких слов нет, одни слюни и те матерщинные. Сможешь?.. Лады. Тогда занимай своё место на стене над малым двором. Оттуда ты увидишь всё, что будет там происходить, а при необходимости сможешь вмешаться.

— Дельно, — обрадовался Хряп. — Прикажи-ка своим, чтобы мне ещё ружьё выдали, да огневого припасу к нему. Пистолеты — они для ближнего боя годятся. А мне, что ж на стеночке той просто загорать, пока вражья сила поближе не подтянется?

— Ружьё? Гм, а совладаешь?

— Не боись, начальник, — ко времени заскрипел гоблин, — его сам Гёз натаскивал.

— Ну, коли так… Эй, рядовой, приволоки-ка ружьишко из нашего арсенала. А ты, держи вот, — и Флогрим сунул орку в лапы перевязь с его пистолетами, — мои парни их вычистили и новые кремни вставили, так что в бою не подведут.

Орку сделалось до крайности неловко: как бы ты ни устал, как бы не был измучен, а за оружием своим, будь добр, следи. Был бы рядом Гёз, уже по шее б накостылял, и был бы совершенно прав.

— Да-а, Гёз… Гёз? — вдруг всполошился Хряп. — С ним что?

Вчера вредный лекарь не допустил тусуйца к больному наставнику, а после было совсем недосуг. Оказалось, что неуёмный алагарец с утречка…

— Да какое «с утречка»?! — усмехнулся цез Олатроон. Ещё часа за полтора-два до рассвета, закатил грандиозный скандал нашему медикусу и санитарам.

Гёз, кое-как, собрав все свои невеликие силы и безмерную вредность вкупе с упёртостью, восстал с ложа скорби, выполз на двор, игнорируя вопли солдата, исполнявшего при нём роль ночной сиделки и, без намёка на почтение, растолкал гроссмейстера Кхонопулуса.

— Представляешь, в каком прекрасном настроении сейчас пребывает наш боевой маг? Бедные, бедные монстры.

— Чего ему от старика понадобилось? — спросил орк, застёгивая портупею и проверяя пистолетные замки. — Пусть бы дрых, дедок, он это заслужил.

— Общее положение дел, он у гросса выспросил, — бухнул Ялохыч, — и нашу диспозицию. А потом ещё и наорал на всех, что ему отвели малопочётную роль… Как он сказал?.. Чуток недоумершего трупа. Так, кажется?

Глаза орка чуток округлились, и на языке противно завертелся резонный вопрос:

— Он что же всерьёз воевать собрался? Но это же, смешно, право слово.

— Иди, рискни передними зубами, — присоединился к разговору, подошедший лейтенант Прамус, — заодно, может, сумеешь его отговорить.

Крепко подвяленному тусуйскому великану на краткий миг поблазнилось как он это проделывает и его тут же стало подташнивать… Не-ет, конечно не от страха. Как вы могли такое вообразить?.. От некоторой неуверенности в себе. Так обзовём возникшее у него чувство. «А вообще, — подумалось впечатлительному юноше, — убереги Дюп-Дюп и охрани Гомсей от такой чёрной доли!»

Гёз вызнал всё, и, как всегда, избрал единственный приемлемый для себя вариант — принять участие в предстоящем сражении.

— Только и удалось нам его убедить, — разглагольствовал гоблин, упругим мячиком прыгая по крутой лестнице, вслед, за поднимающимся на стену Хряпом, —  чтобы он не лез в общую свалку. Привет, пушкари! Как настроение? Зададите сегодня жару людоедской нечисти?.. Смотрите, на вас все рассчитывают. Я тут уже со всеми перезнакомился. Так вот, Гёз теперь возле пентаграммы на стульчике сидит, стережёт фрукты Счастья. Устроился работать кем-то вроде пугала и теперь успешно создаёт видимость, что нам без этих драконьих яиц ну просто жизнь не мила.

— Кьялли-Яна не отпугнёт? — забеспокоился орк, открывая дверь малой караульной башенки.

Гоблин выразил полнейшую уверенность, что нет — не отпугнёт, скорее посмешит.

— Сейчас на стенку выползем ты его и увидишь. Кстати, предупредить тебя жажду, как старого друга, чтоб ты от первоначального удивления с верхотуры не навернулся: он тамотко не один обретается, а с товарищем…

— Про Жо-Кей-Жо я помню. Не совсем же у меня кочан пустой?

— Э-э-э, вернее, с товаркой…

— Ядрёны кочерыжки! — выразил своё полнейшее изумление орк, впервые высунув нос за стену и углядев многочисленное вражеское войско. — Сколько ж их сюда понапёрло? А это хто?..

— Кто «хто»? — Мудря был явно чем-то недоволен.

— Вон порхают… крылья кожистые и хвосты длиннющие. Тоже по наши души прибыли?

— Душ  у нас нет.

— Формалист.

— Скорее по наше мясо. Но ты их не боись. Вояки бают — падальщики местные, что-то вроде стервятников. Ты слышал, что я тебе говорил?

— Про гомункула?

— Причём тут гомункул? Дался тебе этот гомункул! Про товарку я тебе талдычу.

— Про какую ещё товарку? Откуда бы ей здесь взяться?

— О-о, как, однако, неспешно до тебя доходит… Во двор глянь, пень тусуйский!

За необъективное сравнение с пнём  Хряп отвесил приятелю дружеского леща. Попал по ананасу — гоблин сумел увернутся.

— Ёлкин корень! — выдохнул орк, сподобившись всё-таки посмотреть, куда было велено. — Её-то какие пьяные бесы сюда вытащили?

Рядом с Гёзом, расположившимся на чурбачке и неловко выставившим искалеченную негнущуюся ногу, с обнажённой шпагой в руке и пистолетом за солдатским поясом, стояла мадам Лотрана. Вид эта парочка имела до крайности героический и комический одновременно.

— Пояс она у усатого сержанта выклянчила. Ей, попробуй, откажи, — сказал Мудрак. — Шпагу и пистолет уволокла из крепостного арсенала. Тоже, поди, без бури не обошлось. Тебе не кажется, что они с Гёзом вообще очень похожи?

— Тёща и зятёк, — озвучил мудрую мысль Хряп. — Ну… в будущем. — Он вдруг рассмеялся. — Знаешь, — сказал орк в ответ на вопросительный взгляд гоблина, — я тут подумал, на эту парочку глядя, да ещё одного инвалида припомнив…

— Кьялли-Яна?

— Его, душегуба… Под какими  заголовками вышли бы завтрашние утренние бриттюрские газеты, проведай их писаки о том, что сегодня здесь произойдёт? «Битва увечных» — самое оно! «Разборки убогих», «Сражение на костылях».

— «Юбочный заслон»! — не остался в стороне Мудря.

— Хорошо, что они ничего не узнают, — Хряп снова стал серьёзным, — а извращение под кодовым названием «Свободная и независимая пресса» в глуши Незнаемых земель появится ещё нескоро.

За спиной орка, что-то очень громко затрещало, заставив его вздрогнуть.

— Началось, — сказал он, оборачиваясь. — Враги только что проверили на крепость магический щит воздвигнутый Кхонопулусом.

И тут совсем рядом ударила красная молния. Заклятие шергодонского мага устояло, но слабину дало, один из солдат был сброшен со стены во внутренний двор.

— Сегодня они шутить не намерены, — тусуец взвёл курок ружья.

— А когда-то было по-другому?

— Уходи Мудрак Ялохович, теперь твоё место не здесь.

Гоблин явно колебался:

— Может, я всё-таки останусь? Кто будет тебе пистолеты заряжать?

Островитянин крепко и с большим чувством пожал ему руку:

— Спасибо, друг, но у каждого из нас своя роль в этом представлении. Беги и да поможет тебе оркский божественный хулиган Дюп-Дюп. По части драки он парень не промах. В нашем деле лучшего покровителя и не придумать.

Ялохыч подчинился с явной неохотой.

— Ты это… живым останься, а то я, знаешь, надумал чтению обучится. Лучше тебя мне учителя не сыскать…

Снова ударила молния. Вражеский маг разошёлся на всю катушку. Из бойцов, кажется, никого не задело, но от крепостной стены отвалился зубец.

 

*       *       *

 

«Гранитная», получив, пару горячих приветов от Кьялли-Яна и его аколита, терпеливо отмалчивалась, упорно не раскрывая своих главных козырей. Ученик колдуна выпустил своё третье боевое заклятие и остался, крайне недоволен произведённым эффектом. Прокка натужно хрипел незажившим горлом, для  него уже было ясно, что крепость полна сюрпризов. Щит против боевой волшбы был хотя бы понятен, пусть и явился неприятной неожиданностью, ведь Киска с полной уверенностью заявляла, что сильных магов в человеческом форпосте отродясь не было. Ладно, предположим, — залётный. Хотя, предположение это притянуто за уши. «Защита против меня?!» — Кьялли-Ян был поражён, и ему требовалось прилагать значительные усилия, чтобы не показать этого своему ученику. Сражение у «Гранитной» колдун начал сольным выступлением, отправив по ветру лично им сработанную магическую заразу, испытанную им ранее на бриттюрских аристократах. «Откуда о моих достижениях стало известно за пределами королевского кабинета? И что гораздо важнее: откуда стало известно об успехах проклятого Окторона в плане противодействия моим заклятиям. А ведь кое-чего добился въедливый мерзавец. Зря я его тогда пожалел»

Ещё одна его попытка завершилась так же безрезультатно — зеленоватые всполохи, треск, как будто великан в ярости разрывает гигантский стяг и  всё.

— Течёт, — тихо сказал Кьялли-Ян. — Ох, течёт в обиталище Талогрины. Ничего, вернусь и наведу там порядок. Теперь всё по-другому будет. По-моему!.. Полетят головы. Окторона — на стол для хирургических экспериментов. Троммзетана, хитрого беса, — туда же… Зуб, даю — отомщу всем! Киска! — позвал он.

Рядом материализовалась ящеро-кошка.

— Посылай вперёд пехоту — соргов, и… — он на секунду задумался, — …диких охотников. Всех! Пусть пробивают купол сверху. Проверим, насколько он крепок. Не думаю, что очень… слишком велика площадь покрытия… Отыщутся слабые места, а может и прорехи. Аколит, продолжай в том же духе, долби беспрестанно и прикрывай наступающих. Гнилой!..

Вонючая болотная кочка, ведомая под серы щупальца парой варгов, возникла по левую руку от командующего.

— Покажи мне, что ты видишь.

Гнилой без церемоний и всякого намёка на жалость воткнул коготь глубоко у самого основания шеи любимого вождя. Кьялли-Ян выпучил глаза от дикой боли и весь скособочился. Хорошо хоть на ногах устоял. Но через секунду он уже взял себя в руки, перестав даже морщиться.

— Чьими глазами смотришь? — спросил он.

— Падальщика, — сипло ответил монстр.

Неширокая холмистая долина, резко сужаясь, упиралась в крепостные ворота. По ней, бестолковой, но многочисленной толпой к «Гранитной» бежали верещащие сорги. Самые прыткие уже успели домчатся до цели, счастливо избежав попадания пушечных ядер (ещё одна малоприятная неожиданность),  испробовать на себе мощь защитных заклятий и счастливо околеть. Таких храбрецов набралось чуть более десятка, даже с учётом дюжины поражённых артиллерией, — капля в море. К тому же действие чар быстро ослабело и остальные четырёхрукие копейщики лишь слегка обжигались, проходя сквозь едва различимый барьер. Рядом с опочившими соргами бились в предсмертной агонии около полудюжины птиц и диких охотников, тех, кому посчастливилось словить горячие гостинцы от стрелков, обороняющих внутренний двор.

Потери невелики, не сказать — смехотворны. Да и маг, засевший в крепости, не так уж могуч. Новость добрая.

Основная волна соргов достигла стен, чуть поколыхалась и начала захлёстывать казавшееся совсем несложным препятствие. Сзади, им на пятки наступали, варги — ещё чуть-чуть и они подойдут к бутафорскому рву.

— Неужто так легко возьмём твердыню? — подивился Кьялли-Ян. — Чего ж раньше её так пугались? Ага… всё-таки не легко.

По варгам ударили орудия и не малоэффективными ядрами, а картечью. Но это бы полбеды…

Солдаты  удивительно слаженно чем-то ударили, что-то запалили — это падальщик разглядел довольно чётко, — разукрасили стену сизыми дымками, перегнулись через парапет и швырнули…

— …шары, какие-то чёрные? — непонимающе заговорил Прокка. — Я-то, простота, думал горячей смолой или простым кипятком обойдётся, даже нейтрализующие чары приготовил, силы тратил. А тут… Вот ведь беспокойное племя, эти самые люди! Так и норовят, какую новую убийственную гнусность  изобресть!

Маг, в последние годы с головой погрузившийся в свои изыскания в области вредоносного колдовства, за периодикой бриттюрской совсем не следил. А зря… Щелкопёры островного королевства в статейках своих частенько поминали словом недобрым некоего алагарского подданного — гнома Хугу, лейб-инженера тамошнего монарха. Де, сей злокозненный гном чрезвычайно даровит на всяческие военно-технические придумки убийственно-калечащего свойства, от чего военный потенциал враждебной Бриттюру державы прёт, как на дрожжах. Правительству же давно пора бы вытащить из-за пухлой щёчки долгоиграющий леденец и либо перекупить сквалыжного, как и все гномы, недомерка, либо сократить до предела время его пребывания в этом суетном мире. Правительство, пока не почесалось и проявило совершенно необъяснимый гуманизм, не отдав своим тайным агентам конкретный приказ об устранении бородатого плюгавца и теперь, ангельски безвинным соргам под командованием одного начинающего полководца Незнаемых земель предстояло на собственной шкуре испытать эффективность Хуговых поделок.

Хорошо грохнуло. Гулко. Когда звуковая волна от взрывов пороховых гранат докатилась до ставки Кьялли-Янн Прокки, он понял, что его демоническая составляющая к такому невежливому обращению совершенно не готова. Внутренности в его теле мелко и противно задрожали, так что череп зачесался изнутри, и страшно захотелось одновременно стравить под ноги не переваренный завтрак и оказаться прямо сейчас за ближайшими кустами.

— Ого! — с фальшивой бодростью изумился он, ощущая в штанах некий дискомфорт и повышение влажности. — Наша первая атака, кажется, захлебнулась.

— Не кажется, а именно так и есть, — резанула правду-матку Киска, бочком отодвигаясь от обароматизировавшегося начальника.

— Гнилой, прерви контакт на минуточку. Я только до шатра и сразу — обратно…

Назад толпа соргов бежала с ещё большим воодушевлением, чем в атаку. По пути они смяли две стаи варгов и остановились, лишь упёршись носами в копейные жала ящеро-кошек. Прайды, стоявшие в резерве, в бой ещё не вступали, и потому их боевой дух не был поколеблен воздействием гномских погремушек.

В походной своей резиденции взбеленившийся Кьялли-Ян Прокка дал выход распиравшему его изнутри гневу. Он опрокинул походный стол, в мелкую щепу разнёс стул и собственное кресло и только после этого приступил к совершенно необходимому туалету. «Так, так, так, — думал он, насухо вытираясь подвернувшейся занавеской и разыскивая глазами запасные штаны, те, отыскиваться, не пожелали по причине своего полного отсутствия. — С первой попытки фельдмаршала из меня не получилось — это необходимо признать. И с запасными штанами полная непруха. Сделать себе крест во всё пузо — в следующую военную авантюру без гардероба не ввязываться. О, а сражение-то ещё не кончилось, — он навострил уши. — Вон, как мой ученик  старается… Надо всё-таки спросить как там его кличут… И дикие охотники в поднебесье орут. Хорошие твари, уродливые, и на моё счастье почти лишённые страха. Нужно взять себя в руки. Нужно, нужно… нужно протереть тряпицей штаны и быстренько набросать новый план. Думай голова!»

— Кьялли-Ян!.. О-о, да ты без портков! Не была бы я так испорчена, обязательно смутилась бы, — широко распахнув полог шатра к нему, решительно вошла Киска.

— Тряпицу задёрни, животное, — ругнулся военный вождь застигнутый кошкой в самой пикантной ситуации.

Громко шурша плотный полог опустился до самой земли.

— Хорошо, что это я решила тебя навестить, — замурлыкала Киска, подёргивая хвостом. — Представляешь хохму, ежели б к тебе на огонёк в этот самый момент надумали заглянуть те алагарские ухари?

— Даже представить боюсь, — честно признался маг. — Я вообще их зауважал, только никому об этом не рассказывай.

— Не парься — уже забыла. Ну, что будешь делать дальше? — ящеро-кошка с интересом разглядывала творческий беспорядок со вкусом наведённый разволновавшимся полевым командиром. — Сорги перетрусили, и воевать больше не хотят.

— Разбежались уже?

— Нет. Мои их сдержали. Кое-кого сожрали, в целях исключительно воспитательных, и установили относительный порядок.

Прокка подвязал кое-как подчищенные штаны и задумался. Минут пять торчал соляным столбом и жутко морщил рожу в приступе аналитического размышления. Тяжким делом оказалось постижение военной науки. Казалось бы — набрал толпу числом поболее и смелой поступью выдвигайся на покорение мира. Ан, нет — чуть ли не с первых шагов начинаются сложности. Кьялли-Ян устал стоять и, прояснив от мыслительной мути бесстыжие очи, заозирался. Ему очень захотелось присесть, но в порыве буйства он опрометчиво сокрушил всю мебель, так что пришлось плюхнуться прямо на землю, неловко подобрав под себя ноги.

— Что ж я сумел увидеть в крепости? — задал он не совсем логичный вопрос.

Киска издала неопределённый звук похожий на раздражённое мурлыканье и растянулась рядом, собирая шкуру на загривке и непрестанно колотя хвостом.

— А увидел я некую пирамиду. Чую всем своим естеством — мощный магический артефакт. Источник силы. Если мы его уничтожим… или, хотя бы сумеем организовать на него целенаправленную атаку…

Прокка будто проглатывал окончания фраз, оставляя мысли незавершёнными, но кошка прекрасно его понимала.

— Дикие охотники вот-вот пробьют купол… если уже не пробили, — сказала она, отстранённо улыбаясь, — и тогда…

Там есть дракон, — огорчил её Кьялли-Ян. — Ну и пусть его. Дракона будем атаковать сверху. Пусть его дикари клюют. Их не жалко даже если все передохнут.

— А с кем на Вольный пойдём?

— Возьмём «Гранитную» охотники мигом сыщутся. Задача дикарей отвлечь солдат от защиты стены. Людей в крепости мало — я видел, сотни не наберётся. — В обычно мутных ничего не выражающих глазах мага сверкнула кровожадная искорка. — Для нас потеря двух или даже трёх сотен соргов — ничего, их как грязи, а у них, каждый боец на счету. После соргов двинем в дело варгов. Они себя неплохо проявили. Кто бы подумал, что такими стойкими окажутся, к тому же они свирепые людоеды, после их вторжения в «Гранитной» ни одного живого человека не останется. И тут мне, главное не упустить момент и не остаться без любезной моему сердцу принцессы, а то ведь скушают её, имени не спрося. Беда будет. Сразу после захвата заставлю Гнилого перенести меня туда и… Что-то я размечтался. Ты не находишь? Твои пойдут третьей волной. Кстати, нужно предупредить орду многоруких, чтобы в кучу не сбивались. Пусть они рассредоточатся по долине — это снизит потери от картечных залпов.

— А людские громыхалки?

— Их придётся просто пережить. Кому удастся — истинный везунчик и народный герой всех Незнаемых земель. Так что ты сама раньше времени в драку не лезь.

— Будь спокоен, я ведь не дура! Кьялли-Ян, я тут подумала…

— Приветствую любые здравые идеи.

— Хорошо бы помимо штурма стен ещё и ворота взломать. Людям поневоле придётся организовать их оборону и снять часть бойцов сверху. Разделим их силы. Ослабим сопротивление. Сократим наши потери… Только у нас тарана нет. Пред началом войны, как-то не подумали…

С истинным уважением начинающий стратег посмотрел на свою союзницу:

— Тарана, говоришь, нет? Будет тебе таран. Будет. Тс-с-с, слышишь, затихло всё. Ладно, хватит секретничать, пошли к народу. Чую ожидают нас новости. Хорошо бы — добрые.

На выходе из шатра Кьялл-Ян придержал Киску за локоть:

— Может, после того, как всё это закончится, мы уединимся с тобой на каком-нибудь тихом зелёном болотце? Шашлычок из свежей человеченки, пригубим кровь со специями, то да сё. Прихватим с собой моего аколита… для приятного общения и так… на консервы? Что скажешь?

Киска игриво обнажила острый клык:

— Почему «может»? Обязательно уединимся. Сама хотела это тебе предложить, да не поверишь, стеснялась.

К ним, на ходу спотыкаясь, торопливо шёл дикий охотник, от возбуждения то и дело облизывая свои зубы. Кьялли-Ян требовательно посмотрел на него.

— Пробили! — выпалил дикарь. — Купол пробили. Он теперь очень на дуршлаг похож — весь в мелкую дырочку.

— Отлично! — Прокка  радостно потёр руки. — Киска, соргов — в бой. За ними — стаи. И как только они достигнут «Гранитной» в дело вступят твои прайды. И предай всем — в этот раз они будут не одни. Гнилой, ты знаешь, что делать.

Снова ломящая боль у шеи, сильное головокружение и вид на крепость с высоты птичьего полёта. Толпа соргов, подгоняемая острыми секирами рычащих варгов, неохотно двинулась к стенам человеческого оплота. Это ничего, сейчас он ободрит своё необстрелянное воинство.

— Аколит, силы ещё остались?

— Да, наставник, но не очень много. Я с десяток бойцов уничтожил и даже одну пушку сумел вывести из строя. Крепким был щит.

— Пушку уничтожил?! Это хорошо. Это просто замечательно! Прекрати пока буйствовать, побереги силёнки. Они тебе ещё понадобятся сегодня.

Прокка завёл чудовищно заунывную песнь и его ученика продрал озноб — это заклинание он знал, вот только применять ещё не умел. Сейчас в битве произойдёт перелом, поскольку в неё вступил он — великий кудесник Кьялли-Ян. Земля по всей долине и у основания стены, вдруг ожив с жадностью, впитала в себя кровь убитых и раненых. Маг ощерил свои красные зубы и добавил упругости в поток маны. Подчиняясь его воле, кровавая грязь с чавканьем сдвинулась с места и поползла к воротам «Гранитной», вспучиваясь, вытягиваясь вверх и всё более принимая уродливые человекоподобные формы. Защитники крепости, увидя такое проявление магической мощи, перенесли огонь  двух оставшихся орудий на новообразующегося монстра. Ни ядра, ни картечь не нанесли голему сколь-нибудь ощутимый вред. Он уже встал на ноги,  вызвав ликование в рядах соргов. «Гранитная» была укутана непроницаемыми клубами порохового дыма, ружья её защитников, не зная отдыха, косили наступающих, но становилось понятно, что рано или поздно, численный перевес скажется. А тут ещё этот грязевой великан! Прокка подрагивал от напряжения; удерживать и контролировать столь габаритное создание, на таком значительном удалении было чертовски трудно. Голем добрался до рва, спустился, а точнее — свалился в него, растёкся омерзительной лужей и снова начал обретать форму. Вот тут-то проклятые людишки, в неизбывной неугомонности и показали снова показали всю мерзость своей сущности. Вместо того, чтобы перетрусить и наделать в штаны, по примеру одного начинающего генерала, и поднять лапки кверху, они дружно закидали копошащуюся кашу теми самыми чёрными шарами. Кьялли-Ян раскрошил зубы вновь собирая разбросанную взрывом пульпу и стараясь не опозориться перед подчинёнными во второй раз подряд. Кто бы мог предположить, что у него будет такая стойкая реакция на это жуткое бабаханье? Полностью воссоздать голема не удалось. Как не удалось и сохранение  штанов хотя бы в относительной сухости. Хорошо, что Киски рядом не было. Назначенное свидание могло быть тут же отменено. Изо рва показалась часть груди, плечо и рука с огромным кулаком. Этого оказалось достаточно. Земляное чудовище медленно замахнулось и ударило в крепостные ворота. Стены «Гранитной» не отличавшиеся особой прочностью, содрогнулись. Окованное толстыми железными полосами дерево треснуло. Ворота были вдавлены внутрь и сильно искорёжили железную решётку.

— Жаль, что с петель не сорвало, — огорчился Прокка. — Хотя… варги, народ жилистый, — доломают. А вот офицеру, командующему гарнизоном, теперь точно придётся снять часть бойцов со стены, чтобы попытаться удержать внутренний двор. Думаю, до полной моей победы осталось совсем немного времени. О, а это, что ещё за мазня? Гнилой, можешь увеличить чёткость? Мне нужен малый двор. Так… Так сойдёт… Х-ха… пентаграмма?.. Пентаграмма для удержания нежити?! Глупцы! Неужели ЭТО они нарисовали для меня? Они даже не подозревают, что к нежити я имею лишь профессиональное отношение. Однако, всё это как минимум забавно. Что ещё? Ага!.. Вот он, мой личный враг! Здорово ему досталось. А по другую сторону пентаграммы?.. Большую они её всё-таки нарисовали, почти во весь двор… О-о-о, мадам Лотрана с железной зубочисткой. Смешно, право слово, смешно. Гоблин мечется, как угорелый. Гомункула своего не вижу, но он мелкий, так что не мудрено и проглядеть. В центре пентаграммы… Что это… что? Драконьи яйца?! Ха-ха-ха… Нет, они положительно решили уморить меня со смеху. Сварганили какую-то совершенно невообразимую ловушку… Ловушку на дурака! Сунули в неё драконьи фрукты в качестве приманки и считают, что я в неё попадусь? Маразм! Бестолковая надежда отчаявшихся! Стой! Что это? Гнилой, я должен это видеть в мельчайших подробностях.

Картинка сделалась до неправдоподобия чёткой.

— Долго так не продержусь, — голосом готовым оборваться произнёс запашистый монстр. — К тому же падальщик от такого напряжения скоро ослепнет.

— Бес с ним, нового найдём, — Прокка впал в какое-то необъяснимое лихорадочное возбуждение.

А ведь и было от чего разволноваться нелюдю; по двору в приступе дикой паники, не разбирая дороги, бежала сломя голову принцесса Анфиора. Сотрясение големом «Гранитной» сделало своё дело. Девица, до сих пор скрывавшаяся, где-то в подвалах крепости, обезумела от ужаса и теперь…

— Теперь она лёгкая добыча. Кто это там ковыляет? Охо-хо, какова потеха. Нет, вы только посмотрите. Ах, да, совсем забыл, кроме меня, Гнилого и стервятника этого больше никто не видит. Старый петух… Ну здравствуй залётный маг. Вот ты каков… И кривоногий гоблин совместно ловят ополоумевшую курицу. О-о, вот и гомункул отыскался. Да как удачно… Не ушиблась бы, бедняжка. Не подвернула бы ноженьку. Гнилой! — вдруг рявкнул Прокка, позабыв свой развесёлый тон. — Скольких туда перебросить сможешь?

— Двоих запросто.

— А четверых?

— Тоже смогу, но портал удержу минут пять, не более.

— Больше и не понадобится. — Кьялли-Ян хищно улыбнулся. — Такой шанс выпадает раз в жизни, и я его не упущу. Прерви контакт. Ты, ты и ты, — он поочерёдно ткнул пальцем в аколита и двух варгов, неотлучно находившихся рядом с ослепшим в результате производственной травмы болотником, — со мной. Гнилой, перебрасывай нас в крепость, но как можно точнее. На малый двор, поближе к её высочеству. Кажется, первая в моей жизни война будет выиграна прямо сейчас.

 

*       *       *

 

Снаружи, что-то ощутимо грохнуло. «Гранитную» тряхнуло едва ли не до самого основания. Со стен комнатушки, расположенной в подвале, осыпалась никогда не сметаемая пыль. Принцесса Анфиора и её молочная сестра в ужасе прижались друг к другу. Два, охраняющих их солдата, схватились за ружья. А Кхонопулус, до того в беспокойном ожидании меряющий шагами комнатёнку из угла в угол, резко остановился, раздумчиво глянул на грязный потолок и произнёс:

— Видимо, пора. Что ж, рискнём. Ваше высочество, мадемуазель Кларисса, пришло время мне вас покинуть.

— Вы не можете остаться?  — умоляюще спросила Анфиора. — С вами, как-то спокойнее.

— Никак не могу, ваше высочество, — мягко ответил старик. — Если сейчас я дам слабину, то вся кровь, пролитая вами и теми храбрыми людьми, что сейчас гибнут там, на стенах, будет пролита совершенно напрасно. Я не имею права этого допустить. Не прощаюсь и надеюсь скоро увидеть вас в полном здравии. Солдаты! Беречь принцессу Анфиору и мадемуазель Клариссу, пуще собственной жизни, — отдал он приказ, больше для душевного успокоения побледневших девиц и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Один из служак тут же запер её изнутри.

Кхонопулус поднялся по узкой спиральной лестнице, чуть замешкался перед последним решительным шагом, протёр своё пенсне и, громко хлопнув в ладоши, неуклюже выбежал под открытое небо. Пред ним уже мчался фантом принцессы Анфиоры, путаясь в платье и то и дело в ужасе озираясь.

Ох, и рисковал гроссмейстер, начиная своё шоу, ведь он не был уверен, что разыгрываемое представление увидит тот, для чьих  глаз оно создавалось. Он просто решил, что после того сотрясения Кьялли-Ян, хотя бы из простого любопытства, посмотрит, что творится в осаждённой крепости, и форсировал события.

Ва-банк? А, что делать?

В это время Хряп остервенело, дрался на стене, не имея ни малейшей возможности, хотя бы обернутся. Орк только что разрядил ружьё в пасть существа по виду напоминавшее шелудивую собаку с городской свалки, только очень большую собаку и с обезьяньими лапами. Сразу же воткнул багинет  в грудь верещащего сорга и выхватил двуствольный пистолет. Бой передышки не давал. Сил было негусто, и островитянин уже ни единожды вознёс молитву небожителям во славу технического прогресса! Варг, лихо перемахнувший через стену, свалил солдата и уже нацелился на его горло, когда пистолет в руке тусуйца зло рявкнул и выплюнул кусок горячего свинца. Хряп ногой отодвинул тело монстра и помог человеку подняться.

— Хорошо бы знать, как там наши у ворот. Жарко им, наверное? — ещё успел спросить он, но услышал лишь короткое: «Сзади!»

Стоять в такой ситуации смерти подобно. Орк кувырком ушёл вниз, ничего не видя и полагаясь лишь на развитые рефлексы. Они не подвели. Слава Гёзу и его педагогическому изуверству! Копьё ударило совсем рядом — раз, другой, высекая из камня красивые искры. Островитянин надавил на спусковой крючок. Только сухой щелчок — звук, отдающий смертельной безнадёжностью. Осечка! Однако вовремя! Верный Ланцет бьётся о лопатки, почти истерично напоминая о себе болезненным колотьём рукояти по затылку. Да где ж успеешь его достать… Ещё и сорг попался шустрый и настойчивый — снова копьём тычет, да как споро. Этак ведь и  попасть сподобится. Тусуец ловко прихватил древко чужого копья у себя подмышкой и со всей силы приложил четырёхрукого нахала тяжёлым пистолетом в рожу, скинул обмякшую, не сопротивляющуюся тушку во внутренний двор и замер. Сверху, уничтожая остатки магического щита, спускалось нечто очень похожее на огромную жемчужину.

— Вот оно, то чего так ждали. Сейчас всё и решится.

В обширную пробоину тут же кинулось несколько хищных птиц, но быстро прянули обратно в высоту. Орк счастливо улыбнулся: дракон был жив и пока не утратил ни точности своих смоляных припарок, ни их убийственности. И тут он услышал:

— Хряп! Хря-ап!

Это истошно вопил гоблин.

— Не зевай, парень! — сзади его прикрыл, только что спасённый солдат, ружейным стволом отбив секиру варга и прикладом своротив ему челюсть.

Тусуец выстрелил ещё два раза, расчищая стену и давая людям секунду передышки.

— Я нужен внизу. Держитесь, братцы.

А на малом внутреннем дворе заштатной приграничной крепости, малым числом разноплеменного народу решалась судьба двух королевств, одного самостийного графства и, до кучи, — никем юридически не признанных Незнаемых земель.

Заросший жёстким волосом и никогда не мывшийся Гнилой задачу свою выполнил на «отлично», мягко переправив магический диверсионный отряд прямёхонько в центр аляповатой и бесполезной пентаграммы. Варги — забияки с опытом, тут же раскатились в разные стороны: один, чтобы быстро расправиться с калекой, другой — возмечтав вырвать глотку горластой, перетрусившей бабе. От подступившего страха, Лотрана действительно глотку драла немилосердно. Ну да кто бы посмел её осудить? Простым жизненным прикидкам обоих не суждено было осуществится. Калекой, с ногой, уложенной промеж двух дощечек, и противостоящим, точнее, противосидящим, ибо с чурбачка он так и не поднялся, — варгу был Гёз, мужчина широко известный колючестью нрава и быстротой реакции. Он дождался спешащего к нему недочеловека и врезал своей здоровой ногой по его кривой лапе. Варгу стало больно. Он разинул пасть в грозном боевом кличе и взмахнул секирой. Человек не устрашился, лезвием палаша перехватил оружие нападающего, отвёл его в сторону и левой рукой вырвал псине язык. А добил уж после… Обращение невежливое, спору нет, и различными рафинированными гуманистами признаваемое за жестокое и варварское. Но… Не стану я Гёза осуждать. Предложу-ка я этим гуманистам самим сесть на тот чурбак, взрезать себе ногу до самой белой косточки и, следуя их представлениям о поведении цивилизованного человека, дожидаться, пока им раскроят череп. И пусть их! Мир чище станет.

На беду Гёза, варг тоже оказался мужчиной с характером. Убить противнющего человека он был уже не в состоянии, а вот совершить последнюю в своей жизни гнусость — вполне. Последним волевым всплеском угасающего сознания варг сумел заставить своё грузное тело упасть… на ноги калеке, крепко придавив их к земле и почти лишив Гёза сознания от нечеловеческой боли. Он даже вскрикнуть не успел, как оказался где-то в приграничье между реальным миром и местом хорошо известном тем, кто умирал хотя бы раз.

Что до клыкастого парня номер два, то этому кренделю тоже не повезло с противником. Что за плохо скрываемые подозрения и ехидные улыбочки? Будет вам упрекать автора в том, что дамочка, даже очень решительная, облезлому чудовищу не соперник и, следовательно, в повествовании появится явная натяжка. Разочаровать спешу — не случится ожидаемое. Хотя, не смею не признать очевидного — семифутовому чудовищу мадам Лотрана совсем не соперник, как бы хорошо она шпагой ни владела.

Тогда кто же сумел его остановить? Уж не Жо-Кей-Жо ли? Нет. В эту драку он ввязываться не стал, забился в угол и дожидался своего часа. Не из трусости затаился отважный гомункул. Он, сцепив капкан своих зубов, готовился к исполнению роли строго определённой для него старым перцем Кхонопулусом и юным оркским дарованием Хряпом.

Остаётся?.. О-о, Мудрак Ялохович Гоблин?! Да неужели?! Именно он, смею всех уверить.

Такова печальная планида всего гоблинского непутёвого рода-племени, его никто и никогда не воспринимал всерьёз. Отрицать, что  в этом повинны сами гоблины — выдавать желаемое за действительное, — свойство молодых мамочек, считающих своих чад исключительными гениями и политиков — считающих гениями исключительно себя. Мудря — выродок из серой массы своей крайне недалёкой родни, целыми половниками трескал пахучие последствия такого усреднённого к себе отношения. Но в отдельных случаях, как например в этом — почитал его за великое благо.

Распалённый варг, возникшего у него на пути недомерка с деревянным костылём и секирой, воспринял его как комичное недоразумение и простецки отмахнулся от него топором. К удивлению своему — промахнулся, но не расстроился и продолжил свой прямой путь к человеческой самке, сумевшей принять вполне профессиональную фехтовальную позицию. Кулачный щит варга с лёгкостью блокировал первый выпад дамочки. Сразу за этим мускулистый нелюдь с уханьем рубанул сверху — он знал своё дело. Мадам Лотрана вынужденно отступила и упёрлась спиной в стену. Дальше пути не было. Пёс осклабился и шагнул к беззащитной перед ним женщине. Ещё один выпад с её стороны. Такой же удачный блок. Ещё один шаг зверя… И он оказывается последним. Позабытый всеми гоблин, запрыгнул на спину самоуверенному варгу, цепляясь за клочья шерсти, и воткнул свой костыль в основание его черепа остриё, твёрдой, как кованое железо, деревяшки, одновременно изумляя пса и лишая его жизни.

Пока всё шло удачно, так почему же Мудря завопил столь отчаянно, что Хряп услышал его сквозь ружейную и пушечную пальбу? Всему причиной аколит…

Хотя, наверное, не стоит торопить события.

То, что он всё-таки угодил в расставленные на него сети, Кьялли-Ян понял сразу. Не мог не понять. Пусть он был магом сил и не особо выдающихся, но ведь и не полнейший нуль. О-о, далеко не нуль. И оценить, что с ним произошло во внутреннем дворе «Гранитной», сумел в полной мере и с осознанием катастрофичности положения. Пентаграмма, грубо намалёванная известью, была просто фикцией. Фиговым листком, скрывающим… Всем известно, что именно призван скрывать сей вычурный предмет одежды?.. Вот и ладушки, не станем на мелочах зацикливаться.

Никогда не страдая переизбытком магической силы, маг из Незнаемых земель привык тратить их бережно  не вычерпывая себя до донышка. Теперь же он вдруг ощутил, что означает быть простым смертным. Сил не было. Совсем! Он, всё ещё не веря в жуткую очевидность, поднял руки, пытаясь запустить заклятие, в стоящего рядом человеческого мага, и со страхом и отвращением увидел щетинистые лапы насекомого. Чары сокрытия больше не действовали. Он, действительно, стоял посреди невидимой, но вполне действенной анти-демонической пентаграммы.

И что теперь?

Месть! Больше ведь ничего не осталось. Вот он его враг, всего лишь на расстоянии вытянутой лапы. Старый, дряхлый, ослабевший. А принцессы больше никакой нет. Да и не было её. Был искусно слепленный фантом. Теперь он рассеялся, поскольку очкастый чародей выдохся. Но всё-таки Кьялли-Яну повезло, что в его фасетчатых глазах человек не может ничего прочесть. Потому что Прокка его боялся. Всем своим нездешним существом он вдруг понял, что доведись им встретиться в честном магическом ратоборстве и результат мог быть только один. Этот сухонький и измученный старичок был куда сильнее, чем когда-то поверженный Окторон.

— Убей старую сволочь, —  каким-то щёлкающим голосом, потребовал Кьялли-Ян у своего выкормыша. Сам он не желал приближаться к старцу. — Твоя магия здесь действует.

Аколит тоже понял, что к чему, ведь магического начала он лишён не был. Давно прогнивший отрок вдруг осознал, что вот таким розовым нежданчиком, без вежливого предупреждения на него свалился звёздный час. Счастливая возможность особо не надрывая пуп доказать всему свету, что он… ОН — личность.

— Меня зовут Н-Гуль Мелихес, — с достоинством произнёс ученик.

— Мне плевать, какую поганую кличку дали тебе твои долбаные родители. — О! А где же обычная вежливость, общепринятая в общении учителя с талантливым учеником? — Убей колдуна, щенок или после того как я сам разделаюсь с ним я разорву на части тебя.

Н-Гуль испугался, но не особенно сильно и Кьялли-Ян это осознал. Присоска его рта нервно задёргалась и, разочарованный в жизни маг, угрожающе двинулся на взбрыкнувшего воспитанника. Как оказалось даже такое простое действие ему даётся с трудом. Проклятая пентаграмма с каждой секундой всё больше вытягивала из него физические силы. Аколит осторожно отодвинулся на пару шагов. Неизвестно, чем бы закончилась намечающаяся дуэль двух прирождённых душегубов, но в благородное дело избавления мира от всех, кто лично ей несимпатичен, надумала вмешаться мадам Лотрана. Дама с активной жизненной позицией решила изменить ход истории, понуждаемая неконтролируемым душевным порывом и несчастным видом гроссмейстера Кхонопулуса. Совершенно обессиленный чародей, стоял на коленях, упираясь одной рукой в землю, и даже не делал попыток покинуть пределы пентаграммы и спастись от ослабевшего, но всё ещё опасного монстра. Почтенная матрона, подчиняясь истинно женской логике, швырнула в противного юнца свою шпагу. А что, чем не подсоба? Не самой же в этот проклятый круг соваться? Иного же способа помочь душевному старикану она не видела.

Отодвигаясь от взбешённого нелюдя шажок за шажком, Н-Гуль будто просыпался от долгого тяжкого сна. Он вдруг с ясностью особой понял, что Кьялли-Ян — битый козырь. О себе думать пришла пора. Свою жизнь спасать. Хватит геройствовать, надо попытаться удрать. Перестарок что?.. Он сейчас безобиден, как младенец, пусть с ним Прокка один на один остаётся. Злобный инвалид — не угроза, он еле-еле копошится, пришпиленный смердящим варгом. А вот гоблин и неадекватная дамочка — две острые занозы в филейной части.

Шпага ударила его эфесом в лицо, обожгла болью и заставила действовать. Не тратя время даже на то, чтобы утереть кровь, обильно заструившуюся из рассечённого лба, он истерично выкрикнул первое, пришедшее на ум заклинание. Мадам Лотрану и гоблина упругие невидимые кулаки сбили с ног, а потом их протащило с десяток ярдов вдоль стены. Женщина лишилась чувств. Мудря, ударившись головой о каменную кладку, со скорбным удивление любовался ярким фейерверком, тугим фонтаном брызнувшим из его глаз. Гёз, видевший всё это сквозь мутную пелену, бешено мычал, не в силах, что-либо изменить. Жо-Кей-Жо выскочил из своего паучьего угла, и в панике заметался возле пентаграммы, совершенно не представляя, что ему теперь делать. Вчера вечером Кхонопулус дал ему чёткие указания: запалить драконью смолу, как только Прокка окажется обеими ногами внутри пентаграммы. Но сейчас-то вместе с ненавистным магом и его извращённым учеником, там, в этом страшном круге, находился и сам Кхонопулус. Гомункул не находил в себе сил спалить членистоногого людоеда за одно с добрейшим стариком. Аколит медленно покидал пентаграмму, чтобы окончательно разделаться с Лотраной. Кьялли-Ян, оставив его преследование, оборотился к старому чародею. Время истекало. Всё повисло на волоске.

И в этот самый момент гоблин, закрыв невидящие свои глаза ладонями, отчаянно закричал…

…Для тусуйского орка реальность сделалась похожей на давно прокисшее тёмное пиво — такой же отвратительно тягучей, мерзкой на вкус и грозящей всевозможными неприятностями. Он видел, как молодой колдун, подошедший довольно близко к внешней стене, готовится добить беспомощную Лотрану. Видел, что полуослепший Мудря тщетно пытается прикрыть её своим маленьким телом. А в центре пентаграммы отвратительного вида существо, воздвигнувшее своё сегментативное тело на четырёх когтистых лапах, подбирается к совсем сникшему магу. И ещё орк увидел отчаяние во всей крохотной фигурке двухголового гомункула. Островитянин понял, что его друзья оказались совершенно бессильны. А Хряп?.. У него в пистолете всего один заряд. Стрелять нужно, не раздумывая и не целясь — навскидку. Но в кого? Кому спасти жизнь Лотране, языкастой, но, в общем-то, незлобивой женщине или престарелому чародею?

— Обоим, — решил Хряп.

Длинноствол не подвёл своего обладателя и уродливая лапа чудовища, перебитая в одном из двух локтей, так и не нанесла удар по склонённой шее Кхонопулуса. Орк бешено рванул из-за спины обожаемый Ланцет и без колебаний шагнул со стены…

Что с ним произошло дальше, зеленокожий юнец так и не сумел вспомнить, как ни старался. Но со слов Мудрака Ялоховича Гоблина, к которому Хряп всегда относился с полным доверием, и Жо-Кей-Жо — с первого момента знакомства вызвавшим в орке похожие чувства, всё выглядело очень и очень героически. Человеку, если только это не Гёз, подобный прыжок вышел бы боком. Всё-таки высоковата стенка, чтобы сигать с неё вот так — без соломенной подстилки. Орку досталось изрядно. Хотя, как это без подстилки? А Н-Гуль? Рухнул  Хряп точно на плечи жаждавшего Тёмного Откровения сопляка. Под сандалиями, что-то переливчато захрустело, потом громко и мокро чавкнуло. Ногам Хряпа стало горячо и сыро, зато заклятие, нацеленное на Лотрану и на этот раз — смертельное, с пальцев юного злыдня, так и не сорвалось. Остался Кьялли-Ян, которого, до сей поры Хряп не видал, а увидев, в восторг не пришёл. Орки, они  и сами далеко не красавцы скуласты, носаты, рогаты, когтисты, характер один на всех — э-э-э… несколько непокладистый. Но этот многолапый насекомыш был просто омерзителен. Какой-то паук-присосюк, ей-ей по-другому и не назвать. Не приближаться бы к нему и на милю, но надо. Хряп, сильно припадая на сломанную, как потом оказалось, правую ногу, припустил к Кхонопулусу, понимая, что рандеву со злобным тараканом не избежать. Демон смело заступил ему дорогу, чего-то гневно вещал своей отвратительной присоской. Наверное, бранился. При этом он грозно размахивал уцелевшей лапой и безобразной культёй, похоже — пугал и норовил всерьёз покалечить. Полуоглушённый орк не стал тратить время на близкое знакомство со столь одиозным персонажем, просто ткнул его кривым лезвием в толстое податливое брюхо, подхватил легковесного Кхонопулуса поперёк чахлой груди и, проорав: «Жо, запаливай!», рванул, что было сил к отмеченной извёсткой границе пентаграммы. Гомункул, почти с остервенением, ударил по своим крепчайшим зубам кремнем, вделанным в рукоять своей сабли. Искры густо обсыпали подсохшую драконью смолу, воспламеняя истинную демоническую ловушку и пресекая земное существование Кьялли-Яна — отродища преисподней с непомерными амбициями.

Первое, что сумел осознать Хряп — хриплый шёпот Гёза:

— Ты могуч, орк. Ох, и могуч.

Потом он ещё долго сидел на земле, с тупым удовлетворением наблюдая, какими красивыми завитушками поднимается дымок от прогоревших подошв его сандалий.

Ярчайшее и громко гудящее пламя колдовского кострища тут же заметили дикие охотники. Они же раньше всех осознали, что дело проиграно, и пора спасать себя, горячо любимых. Не задержались у стен «Гранитной» и ящеро-кошки, так и не успевшие повоевать. И только потом в бегство ударились туповатые варги и сорги… те из них, кому улыбнулось выжить. Последней уходила Киска, бросив на произвол судьбы безглазого Гнилого. Она медленно брела вглубь Незнаемых земель, часто оглядываясь и поминая чёрным словом себе под нос торопыгу Кьялли-Яна и, совсем по иному — мудрого, неспешного в решениях сумеречного властителя.

— Я ещё вернусь,- пообещала она полуразрушенным стенам «Гранитной». — Я вернусь и сотру тебя до снования.

 

Эпилог.

Хряп: нелогичная тоска по былому, или

Да здравствует мемуаристика!

 

Собственная кровать — уже не мечта и даже не роскошь. Стул, два табурета и комод — большой такой, старый, скрипучий и с клопами. Никак они не выводятся. Травишь их, травишь, а толку чуть. Наверное, не стоило покупать этот мебельный гроб у старьёвщика, но уж очень хотелось испытать: как это быть самым первым орком Амальгеи, владеющим комодом?! Здорово, чего скрывать! Ещё есть добротный письменный стол. Он тоже был приобретён с первого оркского жалованья. На столе много исписанной бумаги — это письма. И целая стопа чистейших листов. Уже месяц так лежит, прикоснутся боязно. Окно распахнуто настежь, и шаловливо поигрывая цветастыми занавесочками, в комнату беспрепятственно влетает озорник-ветерок. Да-а, это тебе не пропотевшая, липкая «Объедаловка».

Комната, да и всё в ней принадлежит гвардейскому прапорщику Хряпу, первому стрелку егерской роты, личному охраннику её высочества Анфиоры Бриттюрской, наречённой невесты принца Кристофана наследника алагарской короны.

Удивления достойно то, как всё-таки неспешно продвигаются брачные дела у августейших особ! Уже пять месяцев минуло, как королевские сваты доставили принцессу ко двору вместе с требуемым бриттюрской свадебной традицией дополнением, а она всё ещё в невестах числится. В задержке такой, первую скрипку, конечно, его величество играет, блюдет дух и букву международной канцелярщины. Ему, коронованному обормоту, красавицу-невестку привезли, а он, вместо того, чтобы тут же день свадебки обозначить, за перо схватился. Давай королеве Талогрине слащавые письма наяривать. Сухостой те письма рвала в мелкие клочки, даже печатей на конвертах не ломая (так шпионы королю докладывали) и ярилась, как раненая львица в ловчей яме. Горе её понятней некуда, — девка из дому родимого утекла — не поймали. Затея с драконьими фруктами себя не оправдала. Придворный маг где-то без вести сгинул, утащив вместе с собой и секрет вечной молодости. Слух упорный пошёл среди владык ближних и дальних — королева-то Талогрина, на своём лице, не по возрасту юном, первые морщины замечать начала. Ух, и взбеленилась тётка! Зеркал во дворце переколотила бессчётно. В чувствах растрёпанных даже не вспомнив о том, что вернее и дурнее приметы нет.

— Поджигач! — прикрикнул Хряп, вынужденно прерывая мечтательное созерцание трещин на потолке. — Сколько раз говорить, чтобы ты несмел, подпаливать бумаги на моём столе?

Маленький ловец по кличке Поджигач, забавно уселся на хвост возле чернильницы и нагло выпустил в ворчащего хозяина струйку густого чёрного дыма.

— И не копти в помещении, — погрозил ему пальцем орк. — А будешь безобразничать — кину в тебя сапогом.

Таким пустяком маленького нахала было не устрашить, но огнём он дышать перестал.

Соколиный дракон, разгуливающий сейчас по письменному столу, таким самостоятельным был с первого момента своего вылупления в пламени горящей пентаграммы. Он своей волей выбрал себе хозяина в тот самый день, когда гомункул Жо-Кей-Жо, ныне с успехом постигающий тайны магического искусства под началом гроссмейстера Кхонопулуса, поджарил своего лютого врага Кьялли-Ян Прокку. Погребальный костёр ещё и догореть не успел, когда из его пламени выбралось крохотное существо, аккурат размером с кулак Хряпа и доверчиво ткнулось ему в ноги.

Жара драконьей смолы, как раз хватило, чтобы из яиц, положенных в центре пентаграммы и измазанных слюнями добрейшего Космача, на свет появились четыре озорные мордашки. Так в жизни непутёвого соискателя высоких чинов появился мелкий хулиганистый вредитель, а заодно раскрылась душевная тайна, вечно закованного в броню Гёза. Округлившимися, почти влюблёнными глазами смотрел он на резвящихся ловцов и едва не плакал от умиления. Он совсем позабыл о боли в спине и покалеченной ноге. Да, что там боль! Гёз до того залюбовался очаровательными крылато-рогатыми созданиями, что напрочь запамятовал скинуть с себя тяжеленную тушу варга.

— Гёз, — позвал его тогда, подошедший Мудря.

— Гё-оз! Встревожено окликнул, сам ещё толком не пришедший в себя, Хряп. — Ты чего?

— А?.. — вздрогнул алагарец. — А-а это… Не знаю помнишь ли ты… Вы не могли бы снять с меня этого кобеля?.. Так вот, где-то в самом начале нашего с тобой знакомства у нас зашёл разговор о Мечте. Большой Мечте! — Хряп кивнул. Этот момент накрепко засел в его памяти. — Так вот, сейчас ты видишь мою Мечту.

Орк непонимающе завертел оволосатевшей башкой:

— Развороченная крепость, вонючий труп варга, стонущий старикан и скулящая мадам?! Ну и фантазии у тебя учитель Гёз. А с виду так почти нормальный.

— У-у-у… Ловец, дурень! Свой собственный Соколиный дракон! Питомец, который даже в королевских покоях и императорских дворцах нечастый гость. И теперь я их вижу… сразу четверых… Вот они, кажется протяни руку и…

— Так и протяни, — раздался у него за спиной голос, покинувшей своё убежище, Анфиоры. — Протяни свою руку, рыцарь, и возьми, заслуженную тобой награду!

Так оно всё и было. Вообще, её высочество оказалась на редкость хорошей девчонкой — живой, весёлой с душой, не покрытой бронзовой коростой барского снобизма. Это ведь благодаря её личному ходатайству тусуйский орк оказался зачисленным на службу. Король-то, Кристофан 1, поначалу думал отделаться кошельком с деньгами да солдатской медалькой. Но тут Анфиора явила ему и всему Алагару свой характер. Она, буквально, вырвала у скуповатого на милости монарха патент на чин прапорщика для Хряпа, орден с мечами и бантом для него же, введения в штат личной охраны для орка и Космача, постановки последнего на полное казённое довольствие и… Вот уж от чего у тусуйского мечтателя закружилась голова! Зачисление со следующего учебного года господина прапорщика Хряпа на первый курс алагарской королевской военной академии без вступительных экзаменов. Просто золотой дождь!

И теперь сытый, выздоровевший Космач бесцеремонно суёт свою голову в открытое окно, вызывая ловца, порезвится на солнышке и, заодно, делая атмосферу в помещении совершенно непригодной для дыхания.

— Исчезни, рептилоид! — беззлобно ругнулся Хряп. — Не желая портить себе минуты неги. — А лучше, исчезните оба. Не мешайте медитировать.

Впрочем,  не стоит упрекать Кристофана 1 в чёрной неблагодарности — ни один из участников политического сватовства обделён не был. По слухам, тот же лейтенант Прамус, комендант «Гранитной», которому посчастливилось уцелеть в мясорубке у покорёженных ворот, не без настояния его величества, теперь носил мундир полковника. Крепость так и осталась под его началом, но она будет полностью перестроена и значительно усилена.

Полковник Прамус! Звучит почти так же хорошо, как генерал Хряп! Гарнизон устоявшей крепости теперь насчитывал шесть сотен бойцов при трёх артиллерийских батареях. При таком раскладе без толкового заместителя не обойтись. И тут, кандидатуры лучшей, чем усатый сержант, имени, которого, наверное, не знал и сам Прамус, не сыскать. Усачу дали лейтенанта и графиня Аджаберта удовлетворила его официальную слезницу о разводе.

Взгляд Хряпа остановился на мече, украшавшем собой давно не белёную стену. Нет, это был не испытанный в битвах Ланцет, он сейчас мирно стоял у изголовья кровати, — на стенке висел его двоюродный брат, неотличимый по форме, длине и весу, но гораздо лучшей ковки. У орка, как у любого настоящего военного, начала складываться собственная коллекция оружия. Недавно комнатушку прапорщика посетил старые друзья: чем-то сильно смущённый  его светлость барон Гёз (да-да, именно так, тут никакой ошибки!), передавший ему подарок от кузнечных дел мастера Хломга из Шергодона и, искрящаяся во все стороны мадам Лотрана. Клариссы с ними не было. Она  устала с дороги и осталась отдохнуть в доме Гёза-старшего. Пока обрадованный Хряп любовался волшебством кузнечной работы, Гёз присел на стул, теперь он ходил с тростью, и пока был вынужден часто отдыхать.

— Даже не знаю, чем буду теперь заниматься, — посетовал он. — Семейное дело придётся оставить. Видишь — охромел. В армии такие тоже не нужны.

— Сочувствую, — орка не оставило равнодушным положение наставника и друга. — Но ведь ты без дела сидеть не сможешь. Скажи честно — уже, что-нибудь придумал.

— Придумал, придумал. Они вместе с моей дочурой придумали, — подала голос мадам, загромождая стол огромным количеством снеди, извлекаемой из приличного магического мешка.

Тусуец усмехнулся, вспомнив ту, утопленную в болоте неказистую поделку, что успела стереть ему плечи, во время путешествия. Да-а, та бракованная штуковина, этому добротному мешочку не ровня.

На стол, с громким стуком, был водружён монументальный  прозрачный кувшин с тем нежно-розовым вином, которым тусуйца так и не попотчевали Кхонопулус и капитан шергодонской гвардии Офри. Помнится, Хряп попытался внести ясность в ситуацию, мол, он совсем не по этому делу, но нарвался на жёсткую отповедь нетерпящей возражений матроны:

— Прекратить досужие разговорчики!

— Мне ж сегодня на службу, — попытался придавить дамочку весомостью своего аргумента ответственный прапорщик.

— Отставить панические настроения! — только и услышал он в ответ.

И что совсем уж стало для него неожиданным, так это то, что Лотрану поддержал Гёз:

— Принцесса тебя простит, — уверенно заявил бывший наставник. — Она уже обо всём извещена. У тебя кружки есть?

— Извещена? О чём?

— Кружки…

— Есть… две…

— Для вас и того довольно станет, а я и к горлышку приложусь. — Такое услышать от мадам Лотраны, орк никак не был готов.

Посудины, чистоты сомнительной, были наполнены до краёв, и только после этого дщерь древнего рода внесла ясность в ситуацию.

— День сегодня особенный, господин прапорщик, — с пафосом произнесла мадам. — И у меня нет ни малейших сомнений, что ты с воодушевлением поднимешь предложенную, или, если хочешь, — навязанную тебе чашу, —  тут она взяла паузу, явно, волнуясь. — Утром, этот вот охламон, — она указала на Гёза, — и моя дочура, торжественно объявили мне, что в скором времени я буду удостоена высшего женского звания — БАБКА! Вот сумела выговорить. Ты так не пыхти — это тебе не новый мундир пошить… Это ж новая жизнь. Чего тянешь? Пей за здравие!

Вот это была новость! Вот это радость! Какой к демонам новый меч, какой мундир?! Увидеть смущённого Гёза — само по себе именины сердца, а при таком известии… э-эх! Хряп махнул кружку, утёр сопатку тыльной стороной ладони и полез к дорогим гостям целоваться.

Сейчас, вспоминая тот день, орк блаженно прикрыл веки; всё складывалось, как нельзя лучше, но что-то не давало ему покоя, бередя сердце и передавая странный совершенно незнакомый зуд в кончики пальцев.

Что это? Что?..

Он поднялся, подошёл к столу и взял одно из полученных писем. Послание, оказалось, от мэтра Отруля.

«…Прибыл на Тусуй и забрёл к нам в «Объедаловку» один странный гоблин по фамилии Гоблин с ананасом на башке. При деньгах. С медалью и военной выправкой. Дичь, какая-то… А перед тем он посетил нашего Лорд-Орка и сунул тому под самую носопырку официальную бумагу с гербовой печатью и подписью вашего короля. Лорд-Орк наш теперешний, блюдёт старые заветы в области образования, то есть — девственно безграмотен. Но в красивых печатях иноземных правителей по роду службы разбираться научился. Понял он, что бумага серьёзная и позвал своего секретаря… Ты, кстати, удивишься, но сию важную должность при нём справляет самая всамделишная эльфийка! Куда катится наш благословенный Тусуй?.. Эльфийка эта скоренько просветила нашего администратора, что Кристофан 1 просит Лорд-Орка Будуна посодействовать достойнейшему из гоблинов Мудраку Ялоховичу Гоблину. Будуну, отказывать вашему королю сейчас крепко не с руки, наш Наёмный Корпус морской пехоты уже три года воюет под флагом Алагара и при этом просто объедается золотом. Надо посодействовать — посодействуем. Но вот в чём? Мудрак этот Ялохович требовал нечто несусветное — определить его на какой-либо военный корабль для прохождения флотской службы! Спору нет, связи среди капитанов у нашего обожаемого руководителя обширнейшие, но рекомендовать гоблюка?!.. Тут ведь могут и на смех поднять — прямой, понимаешь, урон авторитету. Как ему вообще, хочу я у тебя спросить, втемяшилось в башку стать моряком? Он, кстати, от тебя «приветы» передавал и твои письменные каракули. Душевно я этим обстоятельством тронут».

Да, как гоблину такого возжелалось? Тут и Хряп надолго впал в ступор, когда от Мудрака узнал таковское. Оказалось, что Ялохыч морем заболел в тот день, когда Космач их по волнам пролива влачил. Он после, в этом своём постыдном для криволапого пещерника чувстве, признался орку, жутко при этом стесняясь. Но Хряп его понял и поддержал. Сам, когда-то грезил о несбыточном. Что он ему тогда сказал? Так, кажется?.. «Улыбнись от меня океану, гоблин, и, быть может, океан улыбнётся тебе».

Да. Улыбнись океану, гоблин!

Мэтр Отруль отписывал далее, что просьбу Мудри, озадаченный Будун, всё-таки нашёл способ удовлетворить, без ущерба своему доброму имени. Мудрый управленец побился об заклад с одним из капитанов, что Ялохыч в честной схватке одолеет одного из его моряков. Хитёр оказался Лорд-Орк, сам-то он ничем не рисковал, гоблина подставил. Ялохыч лицом в грязь не ударил и теперь он уже зачислен юнгой на корвет «Морской змей».

«Линьками ты по первости объешься, разлюбезный друг, — подумал Хряп. — Что ж, таков твой осознанный выбор, а ты мальчишка уже взрослый».

— Удачи тебе гоблин по фамилии Гоблин, — с тихой грустью проговорил орк. — Она тебе точно понадобится.

Хряп, ногой подвинул стул, уселся на него поудобнее и задумчивый свой взгляд устремил на стопку бумаги. Странный зуд в кончиках пальцев рук усиливался с каждой секундой. Зачем чернильницу купил? Бумагу? Перья?.. Не ясно пока. Просто последнее время мыслям в его большой круглой голове стало необъяснимо тесно; им, мыслям, вдруг потребовался выход-простор.

— Мыслям выход, — сказал он самому себе, — людям — правда.

А ведь тут спорить трудно. Вот, к примеру, недавно вычитал Хряп в одной тайно доставленной из Бриттюра газете. Сообщалось в ней о неожиданной кончине супруга королевы Талогрины, принца Троммзетана. Страшно умер отважный вельможа — был он растерзан неизвестным зверем во время охоты. Хоронить и то было нечего. Хряп ничуть не сомневался, что этого адского убийцу к мужу подослала любимая жёнушка, дознавшаяся о его истинной роли в таком забавном сватовстве их дочери.

— Она мстительная сука, — ругнулся тусуец. — Устроила всё так, чтобы от человека — хорошего человека — даже могилы не осталось. Саму память о нём стереть пожелала.

Но после него осталась дочь. Их с Гёзом и Мудрей стараниями. И, похоже, — сын. Месяц назад в Алагар прибыл исхудавший, оборванный подросток, лицом схожий с Лотраной и Анфиорой. Прибыл он и сразу — во дворец. Был он принят без проволочек и взят под опеку королевской семьёй. А газетёры Алагарские, как-то очень дружно промолчали об этом факте. Что ж, иногда и на них нужно накидывать намордник.

— Не дам я, мальчик, твоему отцу без следа во времени растворится. Не дам, — орк придвинул поближе чернильницу.

Вроде всё про всех известно. А вроде и нет. Взять, хотя бы тех жуликоватых пройдох из пограничной конторы Таможенного Догляда… Как бишь их звали-то?.. Имя здоровяка Хряпу запомнилось — Бухо. А вот о втором, щеголеватом малом, он не знал совершенно ничего. Но ведь он тоже был частью истории. Или те отважные алагарцы и зибильдарцы, что грудью, в прямом смысле слова, прикрывали группу Гёза, с ними что? Ну, укрепили они своё положение при дворе и в гвардии, так это всё временно, зыбко. Да и пройдут годы — забудется. Жаль.

— Не рассказать о них, будет, как-то неправильно, — мурлыкал орк. — А как быть с тем, чего я не знаю? Может… досочинить? Почему бы и нет… Вдруг Тартунья-язва обо мне припомнит и я на военной службе получу контузию не совместимую с дальнейшим карьерным ростом: что тогда? В библиотекари — в Шергодон!! Там примут, спору нет. Однако, притязания свои, всё же лучше чем-нибудь подкрепить, помимо общих с тамошним начальством воспоминаний. Не написать ли книгу? Чем я хуже того же Штехопоньского. Неужели вру менее складно? Да ну-у, даже самому смешно. Значит — ничем. Так зачем дело стало?

Хряп таинственно улыбнулся, трепетно взял в руку остро очиненное перо, обмакнул его в наполненную до краёв чернильницу и измарал девственно чистый лист первой кривой строчкой: «Остров Тусуй — место всей Амальгее известное…»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *