Я редко вижу сны. А если вижу, то какие-то однообразные, бесконечные, связанные одним долгим сюжетом, объединяющим порой забавные и несовместимые вещи, которые я фиксирую там же, во сне. Утром я мучительно пытаюсь вспомнить, что же я видел, и не могу. Воображение рисует какие-то смутные тени в слепых вспышках, будто смотришь на быстро текущую воду в свете облачного и ветреного дня. Одно я знаю точно: если мне приснилась подобная чушь, то спал я плохо.
Не знаю, что было причиной, но в эту ночь я опять видел этот долгий и бессмысленный сон. Я ворочался, просыпался, даже открывал глаза, в надежде, что закончится бесконечный сюжет, но едва веки мои закрывались, всё снова возвращалось, текло и смутно колыхалось. И только перед самым пробуждением, будто атомным взрывом тени разогнало в свете ясного дня, я увидел Сашу. В летнем платьице, босоногая она бежала по большому зелёному лугу с высокой травой к… вертолёту. Наверное, было утро, потому что короткое Сашино платьице было мокрым от росы и прилипло к крепким бёдрам. Подбежав к вертолёту, Саша оглянулась и весело помахала рукой, будто дожидаясь кого-то и приглашая с собой. Наверное, меня.
Проснулся я с непонятным сердцебиением, и было такое ощущение, что меня вот-вот разорвёт изнутри. Я ощущал свой пульс каждой клеточкой своего тела. В такие минуты мне становится тоскливо и пропадает всякое желание вообще жить.
За окном было ветрено, и всё небо заволокло серым войлоком. Через приоткрытую стеклянную дверь доносился мощный рёв океана и шум, гнущихся под ветром, деревьев.
Чтобы взбодриться и прогнать утреннюю хандру, я залез под горячий душ и стоял под ним, пока не сделался красным, как дальневосточный краб. Причесываясь перед зеркалом, я поймал себя на мысли, что мне совсем не хочется встречаться с господином Бореем. И причиной тому, кажется, была не моя утренняя хандра, а наша вчерашняя беседа. Ещё отстукивая на клавиатуре её текст, я чувствовал какую- то неприятную неудовлетворённость в душе. Какая-то нечеловеческая гордыня, вселенская спесь сквозила в каждой строке. Вчера я не смог об этом толком подумать, но сейчас, на свежую голову, мысли сами лепились в совсем не благостную картину. В воображении всплыли тонкие губы, тяжёлый каменный подбородок, злобный огонёк в глазах этого Великого Инквизитора, с затерянного в океане острова Окайдо. Если верить его словам, его предки ворочали Империями, будто переставляли на кухне посуду. Они стравливали цивилизации, не взирая на то, какая за этим последует бойня. По словам господина Борея это делалось только с одной единственной целью совершенствования человека. Но замечали ли они самого человека? Конкретного человека, а не массу, её энергию, которую можно подвигнуть и на хорошее, и на худое? Какими слезами умывается и как страдает человек, добывая хлеб насущный, думали ли они об этом?
Управляя тысячелетиями, они сосредоточили в своих руках все богатства мира. Это не человек сам принёс им, а они сами, хитростью забрали у него хлебы, и теперь самодовольно говорят, что это они кормят его.
Они гордятся тем, что предоставили человеку свободу выбора и сделали его хозяином своей судьбы и не принимают на себя вины за то, что человек из «раба Божьего» превратился в «раба вещей». И манипулировать и управлять им стало гораздо проще. Человек стал поклоняться золотой мамоне, и даже не реальному золоту, которое можно потрогать и пощупать, а чему-то виртуальному, какой-то цифре, записанной где-то на банковских счетах. Эта цифра, она вроде и есть, и вроде её нет. Её происхождение не материально, не от мира сего. Постой, постой… Не от мира сего… А от какого же мира? Не Моисей ли в гневе даже разбил скрижали, за поклонение соплеменников золотому тельцу. Этот телец олицетворял… Так, так… И ведь Великий Инквизитор у Достоевского, кажется, говорит в заключение разговора ключевую фразу: «если хочешь знать, то мы давно уже не с Тобой, а с ним». В моей многогрешной, безбожной душе что-то происходило.
Неслышно вошёл Ринальдо, но без обычной располагающей улыбки. Я был абсолютно убеждён в том, что он сейчас скажет и меня вполне это устраивало.
— К сожалению, господин Свиристелин, ваша беседа с господином Бореем сегодня не состоится, — сухо сказал он. — Советую не покидать своих апартаментов. Ветер усиливается и нередко бывают случаи, что с крыш может лететь черепица. Завтрак вам сейчас принесут.
Едва Ринальдо удалился, вошёл официант с подносом в руках и стал расставлять на столике принесённые блюда. Он был невозмутим, как робот, и, кивнув на моё «ариготе», молча удалился.
Вяло доставая палочками варёных креветок из фарфорового горшочка, я, раздумывая над тем, что же послужило причиной сегодняшней не состоявшейся беседы — расходившаяся непогода или нездоровье господина Борея, смотрел сквозь стеклянную стену, как ветер гнул ветви кустарника за газоном и раскачивал толстые провода электролинии, проходившие буквально в двух метрах от сварной опоры молниеотвода.
Мною овладела апатия. Мне захотелось домой, в свою убогую «хрущобу» с засаленными креслами и я почти с ненавистью оглядел весь окружающий меня лоск. Я чувствовал себя посаженным в клетку милостью господина Борея, и мне хотелось раздвинуть металлические прутья и вырваться на волю. Нет, не на свободу, а именно на волю.
Чтобы чем-то себя занять, я включил компьютер. И снова поймал себя мысли, что мне совсем не хочется читать то, что я там понаписал. Не хочется ни с кем спорить, кому-то что-то доказывать, убеждать. Такими убогими и не нужными показались вдруг все мои дела и сама моя многогрешная жизнь, что хотелось выть. Машинально перескакивая с сайта на сайт, мне вдруг неудержимо захотелось окунуться в последние новости и сплетни нашего захолустного городишки. Но едва я зашёл на знакомую страницу, в глаза мне бросилась страшная заметка.
«Вчера, в японской Ирикаве, в автомобильной катастрофе погибла делегация из нашего города. Как заявили в мэрии Ирикавы, причиной аварии стал отказ тормозов микроавтобуса, упавшего с высокого откоса. После падения транспортное средство загорелось, и спасти никого не удалось. Тела сильно обгорели, но полиции удалось всех идентифицировать. Напомним, что в состав делегации входили заместитель мэра Л.С.Шагальский, его помощник А.Л.Афонина, а также известный в городе журналист И.Л.Свиристелин. В катастрофе также погибли водитель микроавтобуса и переводчица из России Александра Рыбкина».
«Как! Анечка с Шагальским погибли?» — было первой мыслью и только потом до меня дошло, что нас с Сашей тоже уже оплакивают. Меня охватило какое-то тупое оцепенение. И тут экран мигнул, и в окне выплыло каменное лицо господина Борея, со зловещей усмешкой. Я сидел перед ним, как кролик перед удавом не в силах не закричать, ни даже глотнуть воздуха. Но это продолжалось какую-то долю секунды и в окне вновь замелькали знакомые виды моего города. Ошарашенный, я не мог понять, то ли это мне померещилось, то ли было на самом деле.
Едва я оправился, первым желанием было тут же встретиться с Сашей и рассказать ей про страшную новость. Но к счастью, парализованный мозг мой, наконец, включился и заставил меня не торопить события. Сначала надо обдумать, что всё это значит. Кто-то меня разыгрывает? Но зачем? Нервы пощекотать? Может всё это происходит, как в известном фильме «Игра» с Майклом Дугласом и счастливый конец уже где-то рядом?
А если нет? Если никакой это не розыгрыш, то нас с Сашей для всех, кто нас знал, уже нет в живых? Или, в самом деле, всё смоделировано компьютером?
Я защелкал мышкой, перескакивая с сайта на сайт. Они открывались мгновенно, что подтверждало, что я нахожусь в сети, и никакого подвоха тут быть не может. Что же делать?
Я завертел головой по сторонам, и тут до меня дошло, что наверняка кто-то снимает мою реакцию через скрытую видеокамеру. Сейчас у меня в этом уже не было никаких сомнений.
«Возьми себя в руки, не паникуй, — сигналило моё серое вещество. — Даже если это и розыгрыш, что вызывает сильные подозрения, то всё равно, веди себя достойно».
Я постарался принять невозмутимую позу и отвалился на спинку стула-кресла. Но всё равно руки мои были ватными, и я чувствовал, что лоб мой мокрый и холодный.
Я снова подумал о Саше. Ведь она ещё во время поездки на катере сюда на остров, заподозрила что-то неладное. Ах, Саша, Саша, какая же ты молодчина! Не будь тебя, с моим язычком и частой несдержанностью, я бы уже таких дров наломал. Как это она сказала: нашёл — молчи, потерял — молчи. Какая умница. Она оказалась прозорливее меня, сорокапятилетнего дурака.
Что же вы задумали, господин Борей? Я знаю, что вам подвластно всё, кроме одного единственного, совсем, казалось бы, незначительного, моего разума. Направьте на меня хоть тысячи видеокамер, опутайте меня проводами и микрофонами, вам никогда не догадаться, что у меня на уме.
Итак, допустим, что это розыгрыш. Тогда развязка не за горами и загадочный Инсайдер, наговоривший мне кучу страшилок, окажется добрым Санта Клаусом, и мы благополучно уедем отсюда, получив хорошую порцию адреналина и мешок с подарками. А если нет, не розыгрыш, что же делать тогда? Бежать? Куда? Кругом бушующая вода, мы на острове. За стеной всё подвластно господину Борею. Тупик? Остаётся одно — только по воздуху. Я даже сумел улыбнуться бредовости этой мысли. Хотя… Помнится, Саша говорила мне в Ирикаве, что она умеет управлять лёгким вертолётом. Хм, интересная мысль. Но как до него добраться, если всё пространство просматривается. Мы не успеем сделать и нескольких шагов, как тут же будем схвачены и с нами сделают…Что же с нами сделают? Я побыстрее постарался прогнать эту мысль.
И в это время в апартаменты вошла Саша.
— Ну, и ветрище, — весело сказала Саша. — С ног сбивает. Думала, не доберусь до вас, в море унесёт.
Она поёжилась, обхватив себя руками за плечи.
— Ты бы хотела, чтобы тебя унесло в море? — грустно улыбнулся я.
— Нет. Как же я тебя одного оставлю?
По тону, каким она мне ответила, я понял, что Саша всё знает. Я порывисто вскочил и, бросившись к девушке, горячо обнял её. Я почувствовал, как она прильнула ко мне, вся дрожа. Дальше окружающий мир перестал для меня существовать. Мы лежали укрытые с головой покрывалом, и я чувствовал у себя на плече тёплое Сашино дыхание. Мир обретал реальность, но я всё ещё не мог поверить в то, что произошло. Со мной рядом лежала удивительная девушка, о близости с которой ещё вчера я мог только мечтать. А сегодня её мягкая атласная ладонь нежно касается моей щеки, и я чувствую себя самым счастливым человеком. Неужели кто-то может своими грязными лапами дотронуться до моего чувства, разрушить его, грубо посмеяться над ним. Пусть только попробует. Я порву его в клочья, я буду грызть его зубами, я буду драться за своё счастье до последнего издыхания.
— Саша, — позвал я, — Сашенька, ты спишь?
— Нет.
— Я люблю тебя.
— Я тоже очень сильно тебя люблю, милый, — голосом, от которого таяло всё у меня внутри, отвечала Саша.
Я погладил её по волосам и прильнул к ним губами.
— Ты удивительная!
— Ты тоже, милый.
— Я удивительный? — со вздохом переспросил я. — Наверное, я удивительный старый болван, с которым происходят всякие разные нехорошие вещи. Ведь это по моей вине…
— Ничего не надо говорить, — Саша приложила свой пальчик к моим губам. — Это же розыгрыш, самый обыкновенный роз-зы-грыш.
— Ты тоже так считаешь?
— Почему считаю, я знаю, — загадочно ответила Саша.
— Ты знаешь? Но как можно разыграть…
— Анна Леонидовна с Шагальским говорили об этом, когда напились, — перебила меня Саша. — Я случайно подслушала их разговор.
— Что? — скинул я с лица покрывало. Бешеная радость и возмущение, посетили меня одновременно. — И ты молчала? Я тут, понимаешь, места себе не нахожу, а она в молчанку играет.
— Т-с-с, — Саша, озорно смеясь, снова приложила к моим губам пальчик, нежно ко мне прильнув.
Я сердито вырвался и сел на кровати, обхватив голову руками. Посидел так минутку, собираясь с мыслями. И вдруг меня разобрал нестерпимый смех. Я упал головой на подушку и разразился гомерическим хохотом. Это был хохот вдвойне счастливого человека.
Глядя на меня, рассмеялась и Саша, и я видел, как в её карезелёных глазах прыгали озорные бесенята.
— И когда же финал? — ещё не остыв от смеха, спросил я Сашу.
— Ну, наберись терпения, милый. Несдержанность не красит мужчину. Возможно, поздно ночью. Нас ждёт сюрприз.
— И кто же автор идеи?
— Этого я не знаю.
— А этот господин Борей, тот ещё фрукт. Я у него спрашиваю…,- с возмущением начал я.
— Т-с-с, — снова девушкин пальчик сомкнул мои губы. — Ничего не надо говорить. Ведь мы договорились, что слово — серебро, молчание — золото. Ну? Ну, таковы правила игры.
— Ладно, — самодовольно произнёс я. — А отсутствие спиртного, тоже в правилах?
— Ну, об этом, если ты помнишь, сказал сам господин Борей.
— Н-да, а как бы сейчас не помешал глоток хорошего коньяку.
— А я не могу заменить его? — в глазах у Саши снова запрыгали бесенята. — Впрочем, отметить событие как-то надо. Ведь у нас с тобой событие?
— Ещё какое! Я даже поверить в это не могу. Кажется, сейчас я знаю, что такое седьмое небо.
— Я тоже. Знаешь что, накинь халат и принеси что-нибудь из холодильника. Там есть один замечательный напиток, уж больно он мне нравится. Он настоян на каких-то травках и очень бодрит.
Я направился к холодильнику.
— И бокалы захвати, — напомнила мне вслед Саша.
— А как эта бутылочка выглядит? — позванивая содержимым холодильника, спросил я Сашу.
— Такая маленькая бутылочка с зелёной этикеткой и крупными чёрными иероглифами. Там ещё цветочек такой в уголке.
— Эта? — я издали показал бутылочку Саше.
— Да, это она. Неси сюда. Бокалы не забудь.
Я поставил на поднос два бокала, бутылочку и с шутовским поклоном поставил их перед Сашей.
— Всегда к вашим услугам моя госпожа.
— Благодарю вас, мой повелитель.
— О, как! Приятно.
Саша сама разлила напиток в бокалы, наполнив мой почти до краёв, а себе, плеснула, совсем чуть-чуть.
— А почему такое ущемление прав женщины? — спросил я, посмотрев на бокалы.
— Женщина всегда должна мужчину баловать, — лукаво ответила Саша. — За тобой тост.
— Тост?
— Ну, да. Или ты мне ничего не хочешь сказать?
— Тебе? Сказать? — я посерьёзнел. — Я очень много тебе хочу сказать. То, что ты самая удивительная из всех женщин, каких я встречал в своей жизни.
— Так, с этого места поподробней и поимённо, — озорно сказала Саша.
— Но я другое хочу сказать. Я только сейчас это почувствовал. Ты ворвалась в мою душу так неожиданно и быстро, что мне до сих пор не верится. Знаешь, я впервые за много лет ощутил осмысленность своего существования. Течение носило меня по волнам жизни, и я плыл по нему, по самому стрежню, обходя заводи и не задумываясь о пристанях. Я строил какие-то фантастические планы, а они не сбывались, я строил снова, и они рушились. Наверное, это потому, что эти планы касались только меня. Моё честолюбие мешало мне оглядеться, я не замечал людей, что окружали меня. Я не перешагивал через них, нет, я их просто не замечал. И они отвернулись от меня и я остался один, как сыч на одинокой ветке. Но сейчас мир вокруг засветился, вспыхнул мириадами удивительных огней, и их зажгла ты, Сашенька. Когда ты прильнула ко мне, я вдруг почувствовал, как две души соединились, ведь это так, милая?
— Да, — чуть слышно проворковала девушка.
— И я очень хочу, чтобы они не разъединялись! За тебя, моя радость!
— За нас! — подняла Саша свой бокал. — Как водится по-русски, до дна.
— А теперь иди ко мне, — вспыхнув, позвала меня Саша, когда я осушил свой бокал.
— Это какое-то наваждение, — пробормотал я, заключив девушку в объятья. Проснулся я от грохота. За окном ревел страшной силы ураган. Грохотало и скрипело где-то наверху. Видимо слова Ринальдо сбылись, и на крыше сорвало черепицу, потому что оттуда сыпалось на газон какое-то крошево.
Я огляделся спросонья и увидел Сашу. Она сидела, привалившись на спинку кровати и, не мигая, смотрела на ураганную круговерть. Мне она показалась очень сосредоточенной. В апартаментах было темно, и только уличные огни сквозь стекло бродили по сумраку колышущимися тенями. Я нашёл Сашину ладонь и крепко её сжал. Девушка повернула голову и улыбнулась. Я заметил, что улыбка её была блуждающей, как и взгляд. Она как бы смотрела на меня и не замечала, занятая своими, только ей ведомыми, мыслями.
— Сашенька, который час?
— И здоров же ты до сна, Иван Лукич. Это ж надо умудриться проспать целый день. Уже вечер, седьмой час.
— Ни фига себе! А что же ты меня не разбудила?
— Уж больно сладко ты спал. Да и что делать в такой день, если носа на улицу нельзя высунуть. Только отсыпаться. Кстати, ты храпишь.
— К сожалению, есть такой грех. А ты чем занималась?
— Твой сон охраняла! — рассмеялась девушка.
— Какой же я счастливый, Сашенька. Иди ко мне, — потянулся я к девушке.
— Подожди, — слабо сопротивляясь, вывернулась Саша. — Что это?
За окном вдруг всё замерло, и установилась полная тишина. Как будто неведомый дирижёр одним мановением своей палочки остановил оркестр. Мы молча уставились друг на друга. Это было похоже на непродолжительную театральную паузу в конце спектакля, перед тем, как зал взорвётся шумом оваций. И тут прогремело так, что мы с Сашей испуганно прижались друг к дружке. Первая молния зигзагом расколов небосвод ударила в молниеотвод, стоящий рядом с домом-дворцом, где мы встретились первый раз с господином Бореем. Она осветила застывшие окрестности, будто огромной фотовспышкой. Потом молнии стали бить одна за другой. Это было похоже на грозный и зловещий небесный фейерверк.
— Теперь я знаю, как Господь наказал Содом и Гоморру, — прошептала, побледнев лицом, Саша.
И в это время мы услышали крик, похожий на звериный вой. А в свете вспышек молний и уличных фонарей, увидели группу людей, бегущих по направлению к нам. Впереди, с растрёпанными волосами и безумными глазами, я без труда узнал Великого Инквизитора острова Окайдо. Его рот раскрылся в диком оскале. Руками он обхватил свою голову и, приседая при каждом раскате грома, страшно кричал. Потом вскакивал и, вырываясь и расталкивая других, бежал дальше. Рядом с ним поскуливая от вида своего хозяина бежал голубой Аякс. Впереди господина Борея преграждая ему путь распростёртыми руками бежал Ринальдо. Сюгоро с Лансом пытались остановить своего патрона, хватаясь за руки и одежду. Сзади, не отставая ни на шаг, спешили короткостриженный японец и Самюэль.
— Прочь, прочь с дороги. Вы не посмеете мне мешать. Я брошу вас в геенну, я поражу вас огненным смерчем, я обрушу на вас скалы. Прочь, прочь, я сказал, презренные рабы, — брызжа слюной, кричал господин Борей.
— Какой ужас, — прошептала Саша и, схватив подушку, вжалась в неё, будто пытаясь защититься. Я потеряв возможность соображать и дар речи, оцепенело глядел на безумного старика.
Он подбежал к стеклянной стене и точно прилип к ней лицом и ладонями. Тут же грозно рыча встал на задние лапы Аякс. Я не знаю, видел ли он нас, но я отчетливо слышал каждое его слово.
— Ты слышишь меня? — зловеще простонал Великий Инквизитор и застучал кулаком по стеклу. Пёс громко лаял. — Ты посмел бросить мне вызов. Мне, многаждырождённому, который повелевает миром. Ты посмел меня оскорбить, и ты ответишь за это. Месть моя будет страшной. Ты презренный раб, который не достоин прикоснуться к моим одеждам, бросил вызов мне Верховному Жрецу. И я сгною тебя на моих триерах. Тебя прикуют стальной тонкой цепью к трюмному балласту, и будут кормить раз в сутки кухонными отбросами. Твои ладони покроются кровавыми мозолями, а потом от влажного климата и морской воды они превратятся в незаживающие гнойные раны. Каждый день тебя будет за малейшую оплошность стегать кнутом надсмотрщик, превращая твою плоть в кровоточащие рубцы. С каждым днём силы твои будут таять, и уже через год ты превратишься в дряхлого старика. Твоя жизнь станет невыносимой, и ты не раз пожалеешь, что имел несчастье один раз появиться на этом свете. Эта кара станет каждоминутным напоминанием о том, что ты посмел бросить слепой и безумный вызов мне, многаждырождённому. Я…
И тут молния с грохотом ударила в ближайшую вышку.
— А-а, — застонал Великий Инквизитор и, обхватив голову руками, опустился на землю. Видимо силы совсем оставили его. Он поднял голову, и мне показалось, что взгляды наши встретились. Его лицо имело какой-то странный голубоватый оттенок, как у покойника. В какой-то момент мне даже стало его жаль. Поглядывая на наши апартаменты, свита подхватила старика на руки и осторожно понесла его прочь от нас. Едва они скрылись за кустами, я посмотрел на Сашу. Её глаза были полны ужаса.
— Саша, что это? — испуганно спросил я.
От моих слов, она будто очнулась и не слова не говоря, кинулась к компьютерному столу. Вернулась она с большими ножницами для резки бумаги, похожими на портные.
— Быстро! — выдохнула девушка. Она просунула ножницы под мой браслет и с силой нажала. Браслет тёмной змейкой скатился на покрывало.
— Саша, что ты делаешь?
— Молчи! — гневно простонала Саша и сунула ножницы мне. — Быстро.
Я проделал ту же процедуру с её браслетом. Саша схватила оба браслета и плотно накрыла их подушками.
— Теперь слушай и запоминай, — тоном, не терпящим возражений, проговорила девушка. — Там, у холодильника на стене есть блестящая двухметровая металлическая труба. Она слабо прикреплена и ты без труда её вырвешь. Потом ты через дверь выйдешь на улицу…
— Саша, что ты задумала?
— Рядом с молниеотводом проходит электролиния. Если его соединить с линией будет сильное короткое замыкание. Начнётся суматоха и нам за это время необходимо добежать…
— …до катера? Но там же шторм.
— Нам надо добежать до вер-то-лёта, — внятно, разделяя каждое слово, проговорила Саша. — Только делать надо всё быстро, пока этот безумец не пришёл в себя. Видимо у него крыша едет в грозу, не даром он так её боится.
— Саша, так это не розыгрыш? — оторопело, почти хныкнул я.
— Иван Лукич, быстрей, не задавай детских вопросов! — рявкнула Саша.
Мне точно пинка дали. Я кинулся к холодильнику и через несколько секунд, выворотил из стены толстую металлическую трубу, рассыпав по полу развешенные на ней безделушки. А ещё через миг я выбегал на улицу, через открытую Сашей дверь. Молнии непрестанно продолжали резать пространство голубыми ломаными линиями.
— Давай трубу, — крикнула мне Саша.
— Нет, милая, я сам.
— Хорошо! — быстро сообразив, что я буду непреклонен, проговорила Саша. — Нужно подняться по молниеотводу и установить трубу так, чтобы пока она падает на провода, ты успел спрыгнуть. Ты понял, понял меня?
— Да любимая.
— Скорей, скорей.
Я быстро взобрался по сварной конструкции до уровня, когда Саша смогла мне протянуть трубу. Остальной путь — а это ещё около трёх метров, мне дался тяжело, так как надо было не выронить из рук стальную трубу. Один миг мне показалось, что я вот-вот сорвусь, и всё придётся начинать сначала. Нас заметят и, тогда Великий Инквизитор исполнит своё обещание. Воспоминание об этом заставило меня напрячь все свои силы.
Наконец я достиг нужной высоты, когда можно было перекинуть трубу с молниеотвода на линию. И тут я понял, что мы не учли ещё одного момента: чтобы труба не соскользнула, один конец её надо было привязать к вышке.
И тут я вспомнил о брючном ремне. Я уже и не помню, каких трудов мне стоило его расстегнуть. Снимая ремень, я краем глаза наблюдал, что от из дома-дворца выскочил человек и бегом направился в нашу сторону.
— Саша, опасность, — крикнул я, приматывая конец трубы ремнём. —
Я как бы подкинул конец трубы чуть вверх и прыгнул. Надо мной раздался сильный треск, на землю посыпался сноп искр, и в это время молния бабахнула в наш молниеотвод. Я на секунду потерял сознание.
Очнулся я от Сашиного прикосновения. Она плакала и целовала моё лицо. Я ощутил солоноватый привкус её слёз.
— Иван Лукич, миленький, ты жив? Ну, очнись же, очнись.
— Сашенька, я в порядке, всё получилось?
— Даже больше, чем я думала. Скорей, скорей.
Я приподнялся и не поверил своим глазам. Уличные огни не горели, окрестности озарялись только сполохами молний и разгорающимся заревом, полыхающего дома- дворца.
— Саша, что происходит?
— Трансформаторы взрываются. Видимо от молнии.
Тут раздался хлопок, будто раскололся арбуз и в воздух взлетели, похожие на напалм лафтаки горящего трансформаторного масла. Часть пылающих хлопьев упало на «китайскую стену» и часть на крыльцо и крышу дворца, добавив жару.
— Иван Лукич, миленький, скорей. Нельзя терять ни минуты.
Я встал и присел от боли.
— Кажется, я подвернул ногу.
Вдруг передо мной в двух шагах возникла фигура короткостриженного японца. Он встал в стойку напротив меня и готовился нанести удар. Сашу он видимо в расчёт не брал.
— И-я, — услышал я Сашин голос и в то же мгновение нога девушки в полёте крепко смазала японца по физиономии. Тот, пошатнувшись и мотнув головой, устоял на ногах. И всё же это был хоть и сильный, но удар женщины. Однако он привёл на некоторое время моего противника в замешательство. Пришла моя очередь. Оттолкнувшись здоровой ногой и вложив в удар всю тяжесть своего тела, я обрушил его на японца. Удар пришёлся прямо в подбородок и буквально подкинул японца. Было слышно, как клацнули его зубы. Подобно подбитому коршуну, он, взмахнув руками, со всего маху треснулся головой о дорожку, издав звук, будто раскололся орех. Я набросился на него, и стал остервенело бить по лицу, пока меня не оттащила Саша.
— Скорей, Иван Лукич, оставь его, он без чувств. Бежим.
Легко сказать, бежим. Нога нестерпимо ныла, и я едва мог на неё приступать. Мы продирались по кустам, как скачущие лоси по чащобе, издавая громкие звуки. Если нас хватились «основные силы», нас вычислят без труда. И тут хлынул дождь. Впрочем, слово дождь вряд ли подходит. С небес буквально обрушились сплошные потоки воды. Я потерял ориентиры и послушно ковылял за Сашей, с трудом превозмогая боль. Вдруг сзади послышались голоса и мы едва успели спрятаться в зарослях у беседки. В свете полыхающего изнутри дворца мы заметили группу людей, быстро спешащих в сторону пристани. Они громко о чем-то говорили.
— Думают, что мы поплывём на катере, — прошептала Саша. — Вперёд. Только бы машины были не заперты.
Последние метры до вертолётной площадки я завершал уже ползком, почти теряя сознание от боли. Я не помнил, как я поднимался в машину, как мы взлетали, и очнулся только тогда, когда сквозь пелену дождя различил оранжевое пятно горящего дома-дворца, которое быстро от нас удалялось. |
