За окном бывшего дома культуры жизнерадостно щебетали птахи, радуясь наконец-то пришедшему теплу. А здесь, в полумраке зрительного зала стояла такая тишина, что было слышно озабоченную возню мышей, устроивших под истёртым паркетным полом настоящее мышиное общежитие.
Первоапрельский солнечный лучик с любопытством протиснулся между неплотно прикрытых ставен и, скользнув по выцветшей боковой шторе, весело спрыгнул на старый рояль, который, казалось, дремал на сцене в тени занавеса.
Но рояль не спал. Он оживлял в памяти былые дни, выбирая из них самые яркие. Да, ему было что вспомнить. Когда-то очень давно его привезли сюда издалека, кажется, из Германии. Потому что, тогда ещё совсем молодой вихрастый концертмейстер Вадик, подняв крышку клавиатуры, восторженно воскликнул:
— Ух, ты! Глядите — настоящий немец, «Ван Хоффманн»!
Он быстро подвинул к роялю стул и пробежался по клавишам умелыми пальцами.
— Вот это звук! – снова восхитился Вадик. – Просто хочется играть и играть…
Рояль от удовольствия едва не зарделся, словно красная девица, но вовремя вспомнил, что ему никоим образом не положено проявлять свои эмоции, кроме как чистым и стройным звучанием. И он старался, чтобы каждая нота была самим совершенством.
С тех пор роялю не приходилось скучать. Ах, как ему нравилась такая жизнь. Он постоянно был в окружении музыкантов, каждый хотел его потрогать, погладить. К нему прислушивались. Его любили.
Днём рояль вместе с заведующей домом культуры Валентиной Михайловной терпеливо учил детишек музыке. А по вечерам он играл в самодеятельном вокально-инструментальном ансамбле. Конечно, музыканты были, может быть, и не очень профессиональные, зато искренние и весёлые.
Иногда в дом культуры по особым праздникам приезжали столичные знаменитости. Это были настоящие мастера – не чета самодеятельности. Правда, играли они в основном классическую музыку, а роялю больше нравился джаз. Но зато как играли! Порой роялю казалось, что у него от восторга даже мурашки по струнам бегают…
Поздними вечерами, когда уже заканчивались концерты и репетиции, в зале выключали верхний свет и оставляли его только на сцене. Тогда Вадик садился к роялю и начинал играть джазовые композиции собственного сочинения. Роялю они очень нравились, впрочем, как и хористке Зиночке, для которой, собственно говоря, Вадик и старался. Она стояла рядом с Вадиком, опираясь локотками на верхнюю крышку рояля, и смущённо улыбалась. А Вадик улыбался ей. Так они долго улыбались друг другу, а потом поженились. Рояль не возражал. Зиночка ему тоже нравилась, и он был рад за Вадика. Правда через некоторое время у молодожёнов появились дети, и они стали всё реже наведываться в дом культуры.
С тех пор прошло много лет, и всё изменилось. Почему-то прекратились отчётные концерты. Столичные знаменитости перестали приезжать. Да и самодеятельностью уже давным-давно никто не занимался. Рояль слышал от кого-то, что нынче все сидят в каком-то интернете, и в дом культуры никого силком не затащишь. Это его печалило.
Постепенно сюда совсем перестали приходить. Дом культуры пустовал, и на рояле уже никто не играл. У него начала западать клавиша «ля» второй октавы. А «фа-диез» первой и вовсе скрипела. Да и струны ослабли, и безбожно фальшивили. А настройщик всё не шёл…
Неожиданно где-то в отдалении хлопнула дверь, послышались голоса и звуки приближающихся шагов.
Рояль настороженно замер в ожидании.
Отворилась дверь в конце зала, и в залитом солнечным светом проёме появились двое – мужчина и женщина. Они прошли по центральному проходу между рядами пустых кресел и поднялись на сцену. Мужчина раздвинул боковые занавеси, а женщина включила единственную уцелевшую лампочку. Они подошли к роялю.
Проведя ладонью по крышке, женщина стёрла пыль и облокотилась на очищенную поверхность.
Мужчина осторожно сел на скрипнувший под его тяжестью стул и открыв клавиатуру, уверенно пробежался сильными пальцами по клавишам.
— Ну, здравствуй, приятель, — произнёс он.
От неожиданности рояль едва не вздрогнул. Он узнал голос Вадика. Правда, выглядел тот уже не так, как когда-то. Погрузнел, седина щедро укрыла голову, да и глаза теперь уже глядели сквозь слегка дымчатые стёкла очков. Но всё равно это был Вадик. А женщина… неужели это Зиночка?
Старый рояль обомлел от радости. О нём вспомнили те, кого он любил больше всех! Они пришли к нему… эх, а он совсем расстроенный и даже не может ничего им сыграть без фальши… Вспомнив об этом, рояль совсем запечалился, и, наверное, поэтому не сразу понял, о чём говорят. А когда прислушался, то не поверил собственному счастью.
— Давно пора было этим заняться, — говорил Вадик. – В горсовете обещали дать добро на открытие джаз-клуба в здании бывшего дома культуры. Да и друзья в стороне не останутся.
— Конечно, — поддержала Зиночка. – Строительная фирма Серёжи, ну, который на саксофоне играл, с ремонтом поможет. Он обещал, когда узнал об идее создания городского джаз-клуба.
— И Хоффмана отреставрируем, — уверенно добавил Вадик, бережно погладив клавиши. – Он ещё так звучать будет, что и в столице позавидуют!
«Это он обо мне…» – с теплом подумал рояль. – «Ну, что ж, потерпим ещё немного, а уж потом тряхнём стариной на всю катушку!»
Жизнь выходила на новый виток, и она была прекрасна. |