Отрывок №1 Неширокая лесная тропика, ведущая на северо-восток, не пахла распускающейся весной. Скорее всего, от нее несло отчаянием и смертельным животным страхом. Яма, на краю которой методично и без эмоций сотрудники НКВД расстреливали людей, ничего с весенним циклом обновления тоже не имела. Черный провал, уже освободившийся от последнего снега, был похож на вход в потустороннюю загробную жизнь. Из него подымался густой земельный дух вперемешку с таким же запахом свеже-пролитой крови. Первые подснежники не радовали глаз человеку с крепко связанными сзади руками. Конвоирующие его сотрудники тихо переговаривались между собой, покуривая самокрутки, выдыхая тайно табачный дым в кулак.
Человек знал, зачем его привезли сюда, в глухое место, со всех сторон обнесенное высоким деревянным забором. Знал наверняка, что живет последние минуты своей такой интересной жизни. Страха уже не было, он остался в черном автобусе, в стальном закутке, вместе с остальными привезенными сюда с Володарки заключенными поляками. Он улыбается и совсем не слышит как пахнущий луком и самогоном конвоир невнятно зачитывает короткий приговор «тройки»:
«…бывшего офицера армии польской в звании поручника …за попытку свержения и террор…ведения контразведывательной деятельности на территории БССР приговорить к исключительной мере социалистического наказания … к расстрелу».
Сухо щелкает взведенный тугой револьверный курок и перед глазами приговоренного мгновенно проносятся почти все яркие эпизоды такой короткой жизни: заросший камышом пруд, клекот аиста в верхушке столетней липы, первое офицерское звание, первая любовь к девушке, любовь к своей Родине, гордость за дочерей. Разбитые в кровь губы начинают шептать слова молитвы: «Прости их, как и ты прощаешь нас за грехи наши…ибо они не ведают, что творят…», но сбиваются на половине и до бога не долетает последнее.
В прозрачном бездонном без единого облачка небе внезапно гремит гром, раскалывая жизнь по сторонам на то, что было и на то, чего уже никогда не произойдет. Тело, потеряв опору после выстрела в затылок, ломается в пояснице и нелепо нарушая все законы земного притяжения, тяжелым кулем опрокидывается в черный, голодный земельный рот. Душа, вылетая из еще теплого тела, смотрит несколько коротких мгновений на еще неостывшую оболочку, а затем возносится вверх к невидимым мирам бессмертия. Вслед ей летит глухой окрик, команда: «Давай следующего, пошевеливайся, мать твою, или ты тоже хочешь навечно здесь остаться?»
Комаровский лес молчит, он умеет хранить тайны, доверенные его корням, глубоко уходящим в еще не до конца растаявшую под ласковым весенним солнцем сырую землю.
«На территории Минска находится скрытое и неисследованное место, где массовые расстрелы начались еще в 30-ых годах, где лежат убитые НКВДистами польские офицеры» — Зенон Позняк. Сергей Качнов-Брандт, 16.05.2016 |