Эсхалон Саламандра. Да здравствует король!

Глава 1.

 

Тринадцатизвездный Небесный Нетопырь самовластно стоял в зените, оборотившись своей горделивой, сверкающей головой точно на восток. Его вполне живой тёзка неприятной, откровенно хищной наружности, ловя восходящие потоки воздуха распластанными кожистыми крыльями, висел, как гвоздями приколоченный, в тёмном, совершенно безоблачном небе, закрывая собой бледную россыпь маленького созвездия Шута. Как только ухитряется хоть что-то разглядеть с такой высоты при неверном свете мерцающих звёзд? Однако ж сомневаться в остроте его зрения не приходится. Видит, злодей. И видит отлично! Берегись любая животина, уступающая размером ослу, да и одинокий безоружный человек, пожалуй, должен иметь опасение оказаться ночью на открытой местности вдалеке от надёжного убежища. Ночное время — время нетопыря и ему подобных. И жалости они не ведают хоть этот о четырёх крыльях в поднебесье безмятежно порхающий, хоть в кустах рыскающие, хоть о двух ногах с кистенём промышляющие.

Этой ночью страшилищу с длинной мордой, стреловидным хвостом и мерзким нравом что-то не везло, то ли трусливая дичь, сговорившись уморить бедолагу голодом, решила скопом отсидеться по норам, то ли он неясно с какого перепугу выбрал далеко не самое удачное место для промысла. Правильные нетопыри, не страдающие распухшим любопытством, обычно охотятся на берегах и островах Гранда — величайшей реки, в некоторых местах достигающей семидесяти миль в ширину. А глубины?.. Не сыскался пока такой отчаянной смелости и безмерного везения человек, чтобы бездны её измерить. Смельчаки, конечно, были, но вот с удачей им явно не фартило. Гранд свои тайны раскрывать не любил и берёг их от людей надёжнее, чем нелицензированный ростовщик бережёт свою прибыль от королевских фискалов. Что до протяжённости, то если принять на веру правдивые матросские байки, — Гранд опоясывал большую часть ойкумены, соединяя собой как пуповиной два океана.

Скорее всего, именно так оно и было.

Вот где разбойнику нетопырю сказочное приволье! Он ведь никакой живностью не гнушается, может рыбку умять, выдру скушать или, если повезёт, схарчить детёныша речного ящера. Но при особо несчастливой поре летун и падалью не побрезгует. Вот и отправлялся бы на свои пажити! Чего приклеился неопрятной кляксой над городскими кварталами? На кого ему здесь охотится? На котов бездомных?.. На бродячих собак?.. А может на нищих?.. Их, конечно в городе пруд пруди, но эту братию, коротающую ночные часы по разным тёмным закоулкам, не в раз и ухватишь.Крылья ночного татя в размахе широки, метров семи, пожалуй, будут. А улочки города, проложенные, словно тропки в чудном каменном лесу, взор простором не тешат. Кинешься с верхотуры, вот так, не подумавши, в какой загаженный тупичок, соблазнённый дармовым куском возбуждающе верещащего мяса: а как потом в небо взмывать? Узко. Балконы — бесполезная людская придумка — мешают. Между ними верёвки протянуты с какими-то мокрыми тряпками. В них угодишь — беда! Вовек не выпутаешься. Понастроили, понимаешь, понавесили!

Рателеон — город замечательный древностью, ветхостью веков и строений, был расположен на двух больших высоких, каменистых холмах.  Ширью своих не особо прямых перспектив он никогда не потрясал. Исключение могли составить лишь кварталы знати на Сахарной Голове. Аристократы голубых кровей, королевские чиновники, банкиры и судовладельцы… О-о-о, эти господа теснится не любили. Но у подножья Сахарной Головы и на Гадючьей Горке — там, где вынужденно обитали простые смертные, — с недостатком личного пространства приходилось мириться.

Нетопырю, наконец, надоело бесплодное созерцание и он, лениво шевельнув передней парой крыльев, ушёл на запад — к морю, к портовому пригороду. Там всегда было чем разжиться и без всяких усилий; одной тухлой рыбы — завались, а если особенно повезёт, можно от пуза полакомится заснувшим на бережку беспечным морячком.

С земли тень, перекрывающую звёзды, недоброжелательным взором проводил крепко подвыпивший мужчина самого сурового вида, только что покинувший одно игорно-развлекательное заведение под названием «Улыбка Фортуны». Что ж, будем справедливы, сегодня это название себя полностью оправдало, по крайней мере, — для него. Человек с видимым удовольствием подкинул на своей ладони увесистый кошель. Потом довольно улыбнулся и спрятал выигрыш поглубже во внутренний карман длиннополого кожаного плаща. Одёжка была простецкой, без претензий на шик и щегольство, кой-где потёрта, пара пуговиц болталась на честном слове (что лучше всего говорило об отсутствии в доме женской руки), но от дождя и ветра прикрывала надёжно, за что владелец её и ценил. Мужчиной он был склада сугубо практического, а в последнее время ему ещё и удача улыбалась, не сказать, чтоб постоянно и во все тридцать два, но периодически и без женского своего коварства. Дела шли в гору, а тут ещё и солидный по любым меркам выигрыш. Что ж, в таком приподнятом душевном и финансовом состоянии вдвойне приятно встретить  свой тридцать первый день рождения.

— От того ты и пьян, Эсхалон, — вывел для самого себя логическое заключение довольный жизнью горожанин. — Да, именно от того, — качнул он головой в хмельном удовлетворении. Здесь он ничуть не погрешил против истины, — Эсхалон по прозвищу Саламандра пил редко, ибо не имел к тому душевной склонности. — Если всё пойдёт и дальше тем же манером, — продолжил он умную беседу, обращаясь к слушавшему его со всем вниманием уличному фонарю,- то не минует и трёх лет, как я обзаведусь собственным домом на берегу маленькой речки и заброшу хлопотное своё занятие. — Фонарь, в полном согласии с планами Саламандры на жизнь, поддержал его понимающим мужским молчанием. — Тут главное чтобы Фортуна не отвернулась в самый неподходящий момент. Она, Фортуна, бабёнка с норовом. Нам ли с тобой этого не знать, — я сирота, а тебе всю жизнь работать в ночную смену. Так не станем её искушать, — и он проверил свой короткорылый четырёхствольный пистолет, а так же лишний раз убедился, что большой и широкий тесак с шипованной гардой легко покидает ножны. — Усмехаешься, желтоглазый? Ну и зря, доложу я тебе. Товарищей твоих по дороге до моего дома не густо наставлено. В ночной-то темени лихой народишко может меня сразу и не признать. Так не разглядят, ну чисто случайно, и вздумают на ножи поставить, невзирая на репутацию, озорники. Что при таком недоразумении делать мне прикажешь? Взывать к помощи хранителей благочиния?.. Дурнее ничего придумать не мог? Это ж, какой удар по моему имиджу!.. Лучше уж я извлеку своих верных и проверенных друзей, по ним-то меня, всяк здешний бродяга признает. Ну и отвалит без обид и огорчений. А который не отвалит, так тот, видать, совсем бестолковый, грубый и неуважительный, и, соответственно, его совсем не жалко. Понял, нет?

Прочитав фонарю столь содержательную лекцию, Эсхалон вооружился верой в человечество, надвинул поглубже свою широкополую шляпу и двинулся в сумрак плохо освещённых рателеонских улиц — домой.

«Улыбка Фортуны» располагалась на самой границе сытого мелкобуржуазного квартала Заимодавцев и гораздо менее респектабельного квартала Зодчих. Расположение было далеко не случайным и чрезвычайно выгодным, поскольку позволяло встречаться за игорным столом представителям разных слоёв общества, ценящих хорошую игру и верящих в благоволение счастливого случая. Случалось, и не сказать, чтоб редко, сюда заглядывали настоящие аристократы, сливки городского общества, капитаны торговых и военных кораблей — люди далеко не бедные, чины хранителей благочиния и… главари рателтонских преступных сообществ. Играли в «Улыбке…» во всё — в карты и кости, рулетку и шахматы; тут же принимались ставки на исход скачек, кулачных боёв и тараканьих бегов. А совсем рядом — мостовую пересечь, располагался бордель, при котором к тому же проживал квалифицированный лекарь. Такая вот культурная окраина столичного города.

Эсхалон в игорном заведении бывал нечасто. Он редко позволял себе рисковать деньгами, зная истинную цену каждой заработанной монеты. Но иногда и труженику не грех расслабиться. Особенно в такой значимый для него день, как-никак Саламандра разменял четвёртый десяток лет.

Да здравствует его величество Средний Возраст! Гип-гип ура!

По такому поводу можно и пропустить пару лишних стаканчиков горячительного. После от души повеселиться с разбитными бабёнками из дома удовольствий. А потом, на кураже, двинуть в заведение Добряка Шманца — в ту самую «Улыбку Фортуны» и выиграть две шахматные партии у начальника городской стражи Пунтрея Гаркона и обжулить в карты скуповатого секретаря мэрии Тронда Хатча, распухшего от вина главного смотрителя рателеонских мостов Антоньяла Смугитона и главу Торговой Палаты Ландьела Дюмона.И, кажется, надуть в кости посла союзного Рателеону вампирского дома «Обитель Нетленных» Анкмора Иглоклыка. У последнего, кстати, нужной суммы при себе не оказалось, — его хорошенько общипали ещё до прихода Эсхалона, — но он дал слово чести, что не замедлит с уплатой долга. Не верить продувшемуся в пух главе дипломатической миссии у его более удачливого соперника не было ни малейшего повода, не первый раз они встречались за игровым столом, и, чиркнув свой новый домашний адрес на клочке бумажки, Саламандра вежливо откланялся. Винные пары уже крепко кружили его голову. А ведь отягощённому деньгами человеку ещё предстоял неблизкий путь по извилистой улице Аптекарей, на которой он проживал с недавних пор, арендуя угол под собственную контору на первом этаже старого дома и снимая три небольшие комнаты — на втором. Пройдя более мили по змеящейся мостовой, именинник твёрдо поставил ногу, обутую в ладно пошитый короткий сапог, на первую ступень высокого каменного крыльца. В тусклом световом пятне висящего на стене фонаря он долго шарил по карманам в поисках большого ключа от массивной входной двери, обитой широкими железными полосами и  имеющей небольшой зарешёченное окошко. Потом, пьяненько хихикнув, обозвал себя деревянным болваном с капустным кочаном вместо головы, и уверенно взялся за дверной молоток. Саламандра ещё не привык к своему новому жилью и повысившемуся социальному статусу. С той стороны не донеслось ни звука, но сударь Эсхалон не спешил возобновлять стук в дверь и даже не подумал раздражаться из-за нерадивости сторожа, во всяком случае, пока… Вместо этого негатива он впал в состояние удовлетворённой созерцательности, во всех подробностях рассматривая одну из полудюжины вывесок украшающих обшарпанную стену трёхэтажного здания. Вывеска, выкрашенная под золото, гордо заявляла всему кварталу Зодчих, всей Гадючьей Горке и всему Рателеону — оплоту человеческой цивилизации, что здесь находиться контора некоего всем известного сударя Эсхалона Гвискара по прозвищу Саламандра именуемая «Блиц Рателеона». Ни больше, ни меньше. Чуть ниже шло подробное перечисление того, чем, собственно, промышляет этот «Блиц…» Доставкой любой корреспонденции! — в первую голову. В том числе — доставкой любовных посланий любым адресатам в самые закрытые дома города. В современных реалиях — деятельность, связанная с немалым риском.

«Доставлю хоть в королевский дворец самой инфанте лично в руки!» — не без самодовольства подумалось Саламандре.

И подобное утверждение, хоть и не лишённое некоторой доли хвастовства, всё-таки не было пустой зряшной бравадой.

Естественно, конфиденциальность посланий гарантировалась словом Саламандры.

— А оно имеет вес, — с гордостью проговорил сударь Эсхалон, подкручивая свой гусарский ус.

Далее шла доставка посылок, сопровождение грузов на любые расстояния в пределах обитаемого людьми мира в возможно краткие сроки. Последними были прописаны услуги бодигарда. И всё это, разумеется, за вполне умеренную плату. В самом низу позолоченной вывески, придавленный напластованиями слов, расправив хиленькие крылья, пытался красоваться красный рогатый дракон.

Художник, создавший этот удивительный шедевр рекламного искусства, был из местных умельцев далеко не из самых дорогих, и к числу поцелованных богом он тоже не относился. Так что слова на вывеске были намалёваны с грехом пополам с орфографическими несуразностями и выведены вкривь и вкось. Строчки едва не наползали одна на другую. А условно гордый дракон здорово смахивал на подвяленную солнцем, плюющуюся огнём сердитую ящерицу. Но всё это ничуточки не смущало человека только что преодолевшего высоту крыльца. Он был доволен, горд и, вероятно, счастлив; ведь это была его вывеска, его собственное дело!

Второй раз он постучал гораздо громче и требовательнее. Окошечко в двери приоткрылось едва-едва, ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было разглядеть наглеца ломящегося с улицы в столь неурочный час.

— Открывай, Кечо, — довольно любезно попросил ночной гуляка.

За дверью кто-то невнятно заворчал. Этим всё и ограничилось.

— Эсхалона не признал? — спросил сударь Гвискар, добавив елея в голос и одновременно извлекая из кобуры четырёхствольный аргумент. — Как считаешь, уважаемый Кечо, оконная ставенка способна удержать свинцовых посланцев уполномоченных удостоверить мою личность?

На этот раз массивная дверь распахнулась с удивительной быстротой и столь широко, что только самый чёрствый и бездушный человек мог заподозрить добросовестного сторожа в манкировании своим служебным долгом.

— Господин Эсхалон! Что же это вы стоите на пороге, сударь ласковый? Проходите, проходите. Ночь сегодня не по сезону прохладная. Неровен час, озябнет, подхватите простуду, — подобострастно зачастил рыхлый человек с бледным и одутловатым лицом.

Саламандре он никогда не нравился: лицемерен, лжив, ленив и, наверняка, продажен. Сам бы он никогда такого слугу не нанял. Но сейчас этот тип не его проблема, а домовладелицы. Пусть она с ним и разбирается. Портить своё прекрасное настроение Эсхалону совершенно не хотелось и, вложив в пухлую и неприятно-потную ладонь лакея мелкую монету, он прошёл в просторное помещение, казавшееся странно-тесным из-за обилия перегородивших его канцелярских столов разной степени обшарпанности. «Всё-таки ещё бедненько, — подумалось имениннику. — Но если припомнить с чего пришлось начинать, то, наверное, вполне сносно. Главное не остановиться на такой-то вызывающей роскоши!»

— Лум, — позвал он не очень громко, — ты здесь?

Над массивным столом выросла взлохмаченная мальчишеская голова:

— Здесь, сударь. Где же мне ещё быть?

— Клиенты были?

— А как же? Общим числом — семь. Студенты подгулявшие решили благородным девицам послания передать. А как, не будучи роднёй из вельмож и толстосумов отягощёнными, в ночное время на Сахарную Голову попасть, того не знают. Ну и понятно — к нам, — заявил он не без гордости. — Мы — фирма! Своё слово держим.

— Семь?!. Хм… И ты успел?

Мальчишка широко улыбнулся, довольный.

— Вы ж сами меня не раз хвалили, де, ловок я, проворен и быстроног. Но, по чести сказать, адресаты всего в двух домах проживали, да и те в квартале друг от друга.

— Всё равно ты молодец. Не ошибся я в тебе, когда на работу нанимал. Список клиентуры и выручку с утра передашь Ангеле. Она с тобой и рассчитается. Скажешь ей — я велел тебе премиальных выделить.

Он уже положил руку на перила, когда мальчишка ухватил его за полу плаща:

— Сударь Эсхалон…

— Что тебе?

— Тут вот этот, — он метнул гневный и одновременно обиженный взгляд на сторожа, — опять не хотел клиентам отворять. И ещё грозился, что ежели я вам об этом заикнусь, содрать с меня шкуру… с живого. Мол, есть у него такие добрые знакомцы, большие мастера по этой части.

Саламандра, одеревенев широкой спиной и жёстким обветренным лицом, медленно, едва ли не со скрипом повернулся к суетливо возящемуся с задвижкой Кечо.

— Шкуру, значит, сдерёшь? Прямо с живого?..

Голос Гвискара крупнозернистым наждаком прошёлся по хребту трясущегося холуя, заставляя его плешивую тыквообразную голову с мясистым затылком утонуть в жирных плечах. Связка ключей выпала из ослабевших пальцев Кечо и неприятно лязгнула у его деревянных башмаков. Сторож отчаянно трусил, мысленно призывая самые страшные кары на неухоженную голову маленького болтуна. Эсхалон указательным пальцем приподнял шляпу на лбу и двинулся к взмокшему как мышь слуге.

— Боишься? Правильно. Меня стоит бояться. Во-первых, ты имел наглость угрожать моему человеку. Было дело?.. Тс-с, ничего не говори… Одного этого уже достаточно чтобы стать мне врагом.

— В…в…враг…гом?..

— Во-вторых, ты лишал меня моих денег, отваживая припозднившихся клиентов и нанося ущерб доброй репутации «Блица Рателеона». Я уж молчу о том, что ты меня попросту обворовывал… Или всё-таки стоит об этом упомянуть?.. — Саламандра сделал вид, что задумался.

Тут толстяк не сдержался и залопотал:

— Я?!. Обворовывал?.. Вас?!. Как вы могли такое обо мне подумать, добрейший господин Эсхалон? Грешно, вам, ей-ей грешно.

— Я же велел тебе не открывать рта, — Эсхалон уже возвышался над жуликоватым слугой, растёкшимся по стене и добросовестно старавшимся с ней слиться. — Мне кажется, я доплачивал тебе еженедельно, как раз за то чтобы ты в ночное время приоткрывал окошечко и мои люди могли принимать заказы от клиентов. Было? Было. Что-то я не припомню, чтобы ты от этих денег хоть раз отказался. Или отказывался?.. Ты хорошенько подумай, может, я на тебя сейчас поклёп возвожу? Нет?.. Стало быть, приступам склероза я ещё не подвержен. И вдруг я узнаю, что ты, жирный, скользкий, потеющий боров, беря мои деньги, не выполняешь оговорённую, совершенно необременительную работу! Так как мне это называть?.. А?.. Воровство.

Саламандра крепко (а, он это умел) ухватил ворот блузы готового обделаться прохиндея, без церемоний, локтем придавливая его шею и вздёргивая подбородок. В водянистые, беспокойно бегающие поросячьи глазки Кечо, впился взгляд, способный заморозить кровь в жилах.

— Я… я… я всё… всё верну, мамой клянусь! — придушенно пискнул жулик. — И чтобы больше повторить такое неправедное дело?.. Да никогда! Чес слово… И перед мальчиком вашим… То есть я хотел сказать, перед вашим служащим… Перед всеми вашими служащими… извинюсь… И чтобы, значить, хоть одно бранное слово… ни в жисть!

— Обещаешь? — наивно захлопал ресницами Эсхалон. — А ну побожись.

— Да-да-да, прямо сейчас, чем хотите!

— Ну что ж, — Саламандра, казалось, впал в задумчивость, в мечтательной своей рассеянности усиливая давление на шею Кечо. Лицо этого перезрелого фрукта уже давно было густо-фиолетовым, а после такой «ласки» стало стремительно чернеть. Он в панике засучил короткими ножками, выбивая деревянными подошвами рваный ритм. — О!.. О, прости, — будто бы очнулся от дум хозяин «Блица…» и положения. Он покровительственно похлопал толстяка по щеке. — Надеюсь, что возникшее между нами ма-аленькое недоразумение полностью разрешилось…

— Да-да, конечно…

Гвискар его словно бы не услышал:

-…потому что если Лум, Ангела или кто-нибудь ещё из моих людей, — всё равно, кто, пусть даже временно нанятый посыльный, — пожалуется мне, что ты, прокисший осклизлый окорок мешаешь им исполнять служебные обязанности, угрожаешь расправой или просто не так смотришь в их сторону…

— Я понял, понял…

-… для тебя наступит черёд — «в-третьих».

— Ась? — не уразумел Кечо этого самого важного пункта.

— В-третьих, ты сам лишишься собственной шкуры, — Эсхалон широко и открыто улыбнулся, — в прямом смысле слова. И для этого, в отличие от тебя, мне не нужно обращаться к каким-то там знакомцам. Ведь я и сам в этом деле большой дока.

— Ой, — совсем по-мышиному пискнул сторож, чувствуя, как горячая запашистая жидкость заструилась по его ляжкам. — Кажется, я сделал пи-пи…

— Это правильно, — сказал Саламандра, брезгливо отодвигаясь от обмочившегося Кечо. — Подтереть за собой не забудь. Лум, присмотри…

Эсхалон с чувством выполненного долга стал подниматься к себе, сделав в памяти огромную зарубку: завтра же добиться у домовладелицы увольнения этого гнусного типа.

И вот она — заветная дверь, выкрашенная в неопределённый цвет, который хозяин именовал бежевым. Ну, с некоторой натяжкой его, пожалуй, можно было счесть таковым. Ведь осмеливается кто-то грязно-зелёную болотную ряску поэтично называть изумрудной.

За дверью располагались снимаемые Саламандрой хоромы — три не очень просторные комнаты, в двух, из которых — о, необходимость роскоши! — были маленькие камины. На полке одного из них, того что побольше, в рамках за стеклом красовались потёртый сержантский шеврон и пара солдатских медалей. Одна из них была получена как раз за участие в зимней кампании. Зимы в Рателеоне отличались исключительной суровостью. И ранее Эсхалону частенько приходилось испытывать их лютый нрав. Прошлое, прошлое — совсем недавнее и хорошо бы — невозвратное. Камины, конечно, не предел мечтаний, но такой шик как паровое или водяное отопление, могли себе позволить далеко не все обитатели Гадючьей Горки. Во всяком случае, такие счастливцы на улице Аптекарей не проживали. Саламандра в темноте подошёл к столу, стоявшему ровно посередине комнатушки, наощупь отыскал коробок спичек и зажёг керосиновую лампу.

— Так гораздо уютнее, — проговорил он, скидывая с плеч тяжёлое своё одеяние и небрежно бросая его на один из трёх стульев. За плащом последовала шляпа. Она нашла своё место рядом с лампой. А ведь на стене при входе имелась вешалка для одежды с полкой под головные уборы. Но возвращаться к порогу (идти-то всего четыре шага!) Эсхалону было лень. Он расстегнул пояс и бросил его рядом со шляпой. Добавил к композиции тяжёлый кошель с деньгами и, усевшись на диване, стянул сапоги. Большой палец левой ноги тут же предательски выглянул из дырявого носка.

— Хо-хо! — поприветствовал его Гвискар и пожелал спокойной ночи.

Чувствуя некоторую расслабленность во всех членах, он решил отдохнуть здесь — в комнате для особых посетителей, — посещали «Блиц Рателеона» и такие. И нельзя сказать что редко. Ему даже пришлось за свой счёт пристроить лестницу с обратной стороны дома, ведущую на второй этаж, чтобы некоторые господа, а в особенности, дамы имели возможность подниматься к нему, минуя шумную улицу и толкотню первого, «делового» этажа. Лестница, выходящая в небольшой и несколько запущенный скверик, была решением этой проблемы. Правда Эсхалону пришлось выдержать нешуточный двухнедельный шторм, перешедший в штурм со стороны излишне, как он считал, импульсивной домовладелицы, когда Саламандра самовольно пробил стену и установил наружную дверь. Конфликт с почтенной вдовицей тридцати ещё вполне товарных лет грозил перерасти в настоящую войну, каковая могла закончиться для сударя Эсхалона либо скорым выселением и значительными финансовыми потерями, либо выкидыванием белого флага и унылым шествием к алтарю под руку с ликующей победительницей. Но ему улыбнулся счастливый случай.

В недавнем времени овдовев, метресса Люсиль Маршанъоли унаследовала торговое дело своего опочившего от лютой оспы мужа. Не опустив рук от тягостного удара судьбы, она с головой погрузилась в мутный водоворот большой коммерции, набив шишек, но показав всему чванливому купеческому сословию, что женщина вовсе не обязана быть просто альковно-кухонной принадлежностью.Размаха дел она не уменьшила, сумев удержать его в своих маленьких, но цепких ручках. И вот ей срочно потребовалось сопроводить пять фургонов с товарами из порта в один из удалённых городков, добровольно признавших протекторат Рателеона. Зачем дело стало?  Отправляй. Но вот незадача: после давным-давно предсказанного уличными гадателями вторжения трёх чудовищных южных драконов (некоторые не заслуживающие доверия источники утверждают, что гигантских лиходеев было четверо!), и последовавшей за этим пятнадцатилетней Великой войной всех против всех, многие государства едва ли не половины мира либо вообще перестали существовать, либо превратились в территории с неясными границами. И там правили бал анархия, мелкотравчатые диктаторы, навесившие на себя высосанные из пальца титулы, или организации откровенно бандитского толка. Не миновала сия горькая чаша и некогда обширное и могучее государство Рателеон. Король Антор 3 известный своей суровостью, твёрдостью характера и военной смёткой из кожи вон лез чтобы в лихие времена кровавых смут, предательств, ставших нормой жизни, и полного беззакония сохранить сердце своего королевства — Рателеон. И в этом он преуспел. Уже позже, когда безумный бог войны Гур, обожравшись людским горем, стал умерять свою дикую пляску, к выстоявшему Рателеону присоединились ещё несколько городов и городишек. Кое-как склеилось жалкое подобие канувшего в Лету государства.

И вот уже добрую дюжину лет как власти пытались навести на формально подчинённых территориях хотя бы видимость порядка. Пока все их попытки благополучно терпели крах. Дороги, с грехом пополам, удалось восстановить, но они по-прежнему оставались крайне опасны. Пошаливал на них лихой народишко необременённый уважением к чужой собственности и жизни, лишая гарнизонных солдат сна, офицеров — премиальных выплат и ускоренного продвижения по служебной лестнице, купцов — прибыли, а ездовых и охранников — живота.

Отправлять пять доверху гружёных фургонов за девяносто с хвостиком миль — дарить их неизвестно кому. Да и не поведёт их никто. Кому захочется за чужое добро подставлять своё горло под бандитский нож? Дожидаться пока сформируется достаточно большой караван, идущий в том же направлении — терять время и всю прибыль. Остаётся одно — нанять проверенных в деле людей за приемлемую плату. Достопочтенный мессир Маршанъоли вёл дела с неким Эсхалоном Гвискаром по прозвищу Саламандра, полученному им, как думалось мадам Люсиль, за удивительную способность выходить живым из самых горячих заварух. Гвискар был человеком прошедшим суровую жизненную школу, послужившим в королевском конно-егерском полку, пошатавшемуся по белу свету и сумевшему создать себе определённое имя в разных кругах рателеонского пёстрого общества. К тому же мессир Маршанъоли успел подписать с сударем Эсхалоном договор о сдаче последнему жилых комнат и площади для осуществления коммерческой деятельности.

Вдова попыхтела, подобно вскипевшему солдатскому котелку, подула красивые губы, припомнила, сколь высоко ценил её муженёк услуги этого «негнущегося» господина и… пошла на мировую. Конфликт с «незаконнорожденной» дверью был быстро улажен к обоюдному удовольствию сторон и скоренько забыт.

— Да-с, — причмокнул Эсхалон. — а вдова, чего скрывать, кусочек лакомый. Но… наверное не для меня. Рановато ещё… м-да… А не погасить ли мне лампу? От чего бы и нет? В целях экономии моего бюджету х-хе…

Саламандра восстал с любезного его телу дивана, протопал к столу и задул непрезентабельный светильник.

 

Глава 2.

 

Вначале было — нет, не слово, — монотонное ритмичное покачивание. Слово было после:

— Никак соизволил в себя прийти? Да-а, молодой сон крепок! Ты, того, не дёргайся, а то уроню.

Спутать этот голос, если тебе довелось его слышать, хоть единожды, с каким-то иным, было крайне сложно. Однако до затуманенного человеческого сознания может, и стало хоть что-то доходить, но далеко не всё и не самое важное. К примеру, эта неприятная манера слегка растягивать окончания слов и постоянное приглушённое шипение, переходящее в едва различимый присвист, должны были подтолкнуть Гвискара к логически верному выводу — его дом посетил вампир. Ан нет,  не подтолкнуло. Тут ещё и покачивание сделало своё подлое дело. Саламандру замутило, да ещё как! Нужно было срочно что-то предпринимать. И он предпринял… Не открывая глаз Эсхалон Гвискар — в своё время не ставший чемпионом полка по кулачному бою только из-за каприза злодейки-судьбы, — нанёс свой знаменитый правый в… Промежность?..

Доски пола оказались предательски твёрдыми, не помог и тонкий половичок. Сноп искр вышел поразительно ярким, а боль в не опохмелённой голове вплотную достигла границы, обозначаемой словом «нестерпимая».

Люто взвыл Гвискар, сжимая ладонями готовую взорваться черепушку, и щедро сыпанул перлами из цветистого и образного армейского лексикона. Рядом кто-то матерился столь же вдохновенно, являя миру немалый к этому талант и искренность чувств. Нецензурщина неизвестного нет-нет да перемежалась леденящим кровь змеиным шипом.

— А я ведь предупреждала вашу милость, — неожиданно раздался голос, в котором, несмотря на всю его глуховатость и маловыразительность, явно слышались нотки неодобрения и насмешки, — что мысль подшутить над этим человеком, подняв его за ноги и похвалившись своим физическим превосходством, далеко не лучшего свойства. Ну расстроились вы из-за крупного проигрыша — дело понятное. Так не садитесь  играть, коли нет ни умения, ни везения. Сбережёте деньги и нервы. А выходки, подобные этой никак не соответствуют вашему положению, воспитанию, да и возрасту, — добавил невидимый пока моралист толику эмоций. — Более того, она изначально была небезопасна, поскольку этот… э-э-э… господин известен своей несдержанностью, не сказать, грубостью, и ожидаемо привела к неприятному результату.

Вот так штука получается: в доме Саламандры незваные гости ходят плотными косяками, а он ни сном, ни духом! Кто ж его посетил в столь неурочный час без официального приглашения? Интересно всё-таки… На полу как-то судорожно копошится, что-то громадное — подробностей в темноте не разобрать. А кто прочёл лекцию по этике горе-шутнику вообще не видно. Эсхалон со стоном встал, рук от многострадальной своей головы не отнимая.

— Эй, кого там нежить приволокла?!. Лампа на столе. Зажгите.

Некто неразличимый просьбу вежливого хозяина уважил. И вот, сквозь суженные от треска в мозгах, веки различил он комичную картинку: кто-то большой, очень большой и очень широкоплечий в чёрных одеждах и старомодном воротнике фрезой, путаясь в безразмерном плаще, корчился и подвывал, схватившись… Что ж, с мишенью Саламандра маху не дал.

— Хм, — Гвискар издал неопределённый звук, удивлённо посмотрев на свой кулак, — а я молодец.

— У-убь-ю, — великан со стоном встал на четвереньки и, казавшаяся ранее комичной картинка неожиданно стала приобретать неприятное сходство с трагедией, имеющей, к тому же, откровенно политический окрас. В квартале Зодчих на улице Аптекарей в дешёвых меблированных комнатах на неметёном полу страдал от последствий жизненной неурядицы представительный и полномочный посол союзного Рателеону вампирского дома «Обитель Нетленных» от рождения приобщённый господин Анкмор Иглоклык.

— Вязаные варежки! — Эсхалон почесал маковку и скривился от боли, слишком резко придавив пальцами огромную шишку, вздувшуюся у него на голове. — Кажется, я попал, — он не то чтобы испугался, всё-таки орешек крепкий и жизнью колотый, но стушевался — факт.

От первоначальной идеи выбить зубы ночному визитёру ему, по понятным причинам, пришлось отказаться. А что делать дальше он попросту не знал. Ситуацию и сразу-то нельзя было причислить к разряду томных, а сейчас она стремительно скатывалась в категорию отвратительно неуправляемых.

Но стоять столбом было ни в характере Гвискара и, пересилив некоторую неуверенность, он сделал шаг к послу и помог ему подняться. А и увесистым дядькой оказался господин Иглоклык!

-Уууу… — содержательно высказался глава дипломатической миссии.

— Кажется, это вы уже говорили.

Опять этот голос. Да кто тут разговаривает? Гвискар удивлённо огляделся и… никого не увидел.

— Чертовщина какая-то, — ругнулся он. — Господин посол, вы бы поприседали… раза три-четыре… Я не издеваюсь… В таких случаях — помогает.

Анкмор, держась за плечо гостеприимного и такого радушного хозяина, пламенеющим взором осушил его жилы. Тут Гвискар струхнул: кто его знает, что сейчас на уме у этого клыкастого? Хотя, в этом случае, догадаться несложно.

Посол, истинный дипломат, гнев сумел умерить, может благодаря воспитанию, полученному в молодых летах, а может, и это, скорее всего, потому что чувствовал собственную вину. Но признаться в подобном… Да никогда!.. Однако ж взяв себя в руки, он последовал совету опытного в таких делах сударя Эсхалона.

— Ну как, ваша милость, отпускает? — проявил душевное участие Саламандра, после того как его гость неуклюже исполнил прописанные ему гимнастическо-лечебные упражнения.

— Угу, — буркнул здоровила вампир, без приглашения располагаясь на хозяйском диване. — Ты всех своих гостей так ласково привечаешь?

— Как? — заторможено спросил Эсхалон ещё не обретя ясность мысли.

— Кулаком по колокольчикам…

— Ах, э-это… Нет. Только тех, кто вламывается ко мне среди ночи без стука и пытается выставить меня дураком.

— Мы стучали… два раза.

— Да кто это постоянно разговаривает? — не выдержали нервы издёрганного Гвискара. Он встревожено заозирался, но кроме привычных теней по углам своего обиталища ничего не увидел. — Или это вы, господин посланник хохмы ради в чревовещатели подались?

— Ещё нет, — кто-то подавил смешок, — но ожидать подобной выходки от этого субъекта уже можно. Совсем разболтался.

— Острите… оба. Ну-ну… — сейчас вампир явно не был склонен вести беседу в таком критичном для своей персоны ключе. — Мадемуазель Исс, немедленно перестаньте маскироваться и рассчитайтесь с этим грубияном не ценящим добрую шутку.

— Рассчитаться со мной?! — воскликнул Эсхалон. — За что? И потом, что вы называете доброй шуткой? Вломиться в запертое помещение, треснуть спокойно отдыхающего хозяина головой об пол, а потом начать угрожать, мол, давай скорее с ним рассчитаемся, — это всё, по-вашему, добрая незлобивая шуточка?!

— Да, — беззаботно ответил Иглоклык. — Хотя мы никуда не вламывались — двери были не заперты.

— Вот возьму сейчас обижусь на всех и в горячности вас перестреляю.

— Ой, а вот этого не надо, — пискнул кто-то по-прежнему неразличимый. — К тому же вы нас совершенно ложно обвиняете, во-первых, я стучала и весьма настойчиво, а во-вторых, вам никто угрожать и не думал.

— А как же понимать…

— Да не гони ты лошадей! — остановил его Анкмор. — Исс и вправду в твою дверь барабанила. Чуть сторожа до икотки не довела. А ты только храпел как… как не знаю кто. И я принял решение войти, поскольку несколько ранее дал тебе слово чести вернуть карточный долг и сделать это как можно скорее.

— Карточный долг… О! — Брови Гвискара без воли их обладателя синхронно полезли на лоб. Чувствовать себя идиотом было крайне неприятно.

Неловкая сложилась ситуация, чего уж там. Саламандра горестно посмотрел в окно; ничего там не увидел, кроме безрадостной темени и  решил перейти в атаку:

— Долг отдать — это хорошо. Кто бы спорил. Но хочу вас спросить, уважаемый посол: вас там в ваших дипломатических академиях разве не научили, что наносить такие визиты глубокой ночью — моветон?

— Ха, — развёл бледными ладонями Анкмор, — я ж вампир! А мы дневной, да и утренний свет не жалуем. Не то чтобы он был для нас смертельно опасен или как-то особенно вреден, как про то пишут в ваших глупых романах, но всё равно, оказываться под прямыми солнечными лучами мне и мадемуазель Исс никакого удовольствия не доставляет.

Атака раздосадованного хозяина захлебнулась, толком не начавшись. Две тоненькие скошенные чёрточки, будто выведенные тушью на точёном носу вампира, вдруг дрогнули, расширились и превратились во вторую пару ноздрей. Иглоклык начал к чему-то принюхиваться и явно обеспокоился.

— Исс! — позвал он раздражённо, — хватит играть в прятки. Отсчитай сударю Гвискару выигранную им сумму и немедленно уходим. Я хочу ещё до рассвета оказаться в своей резиденции, — он вдруг обнажил один из своих клыков. — Мне, видимо, придётся отказаться от намерения попугать здешнего сторожа. Отвратный тип. На кусок прогорклого сала похож.

За шуточкой далеко не самого лучшего пошиба Анкмор пытался скрыть неизвестно откуда появившуюся озабоченность.

— Уж за безвинный розыгрыш этого доблестного мужа ты не станешь меня корить, — сказал посол неизвестному собеседнику.

— Стану, — от вешалки, на которой до этого сиротливо висел старенький плащ, вдруг отделилось клочковатое облачко чёрно-синего тумана и быстренько слепилось в миниатюрную женщину, одетую…

— Гм, — Саламандра стыдливо отвёл взгляд.

— Исс, — заговорил посол с укоризной, — это несколько чересчур. Ты бы хоть лиф, какой-никакой из своего тумана скроила.

— Это не туман.

— Да знаю я! И юбка тебе тоже не помешает. Просто прими к сведению. Вот… Вот так несколько лучше. Знакомьтесь сударь Гвискар перед вами мадемуазель Исс, представительница немногочисленного и крайне таинственного народа. Исс — женщина полутень. Она не вампир, но что-то от нас у неё, безусловно, есть, однако она и не человек в полном смысле этого слова. В общем, у неё сложная родословная.

— Родословная — у собак, — без особых церемоний Исс прервала Иглоклыка.

-Хм… да. Короче, она мой секретарь, казначей, телохранитель… да-да, не удивляйтесь! Она же блюститель моего реноме серьёзного и ответственного политика и… мой хороший друг.

— Телохранитель? — недоверчиво переспросил саламандра, со скепсисом поглядывая на фигуристую стройняшку едва переросшую пять футов.

— Из всей хвалебной речи моего босса ты услышал только это? — насмешливо поинтересовалась дамочка, подплывая к столу.

Эсхалон утвердительно кивнул, совершенно наплевав на женский сарказм, чем обидел Исс несказанно, к такому однобокому восприятию своей многогранной личности она была совершенно не готова.

Вампирский дипломат, морщась, поднялся с дивана, яснее ясного давая понять, что задерживаться в убогом жилище Эсхалона Саламандры он более не намерен. И тут… кто-то решительно постучал в дверь, в ту, что выводила в сквер. В следующую секунду она распахнулась, с треском ударившись о стену.

— Нет, это уже слишком! — вскричал взбешённый Гвискар, хватаясь за пистолет. — В этом городе, что совсем перестали считаться с такой мелочью, как неприкосновенность жилища? — и он кинулся к порогу, совершенно игнорируя, вцепившуюся в его рукав дамочку. Но в дверях она всё-таки сумела преградить ему путь, проскользнув у него подмышкой и встав крестом в дверном проёме.

— Уйди с дороги, маленькая нахалка или, клянусь, я тебя пристрелю вместе с тем негодяем…

— Стреляй, — спокойно сказала Исс, пристально глядя ему в глаза и стараясь остудить горячую голову Саламандры, — только, будь добр, посмотри сначала, КТО почтил тебя своим визитом.

— Почтил визитом?! — продолжал яриться Эсхалон. — Почтил визитом!!. Да будь там хоть сам король!.. — И тут он увидел: — Король?.. Э-э… да здравствует его величество…

Исс облегчённо выдохнула и опустила руки. Из-за её плеча, пуская вязкие слюни, высовывалась голова, чей волевой профиль легко бы узнал любой, кому хоть раз в жизни довелось держать в руках серебряный рат — денежную единицу Рателеона.

— Э-э… — Анкмор был явно озадачен. — Ваше величество плохо себя чувствует?

Да-а, со стариной Антором 3 действительно что-то было не так и если бы не гнев, ослепивший Эсхалона, он бы понял это гораздо раньше.

— Ну и как долго вы собираетесь держать вашего монарха на пороге? — неожиданно раздалось как из потрескавшейся пустой бочки и прямо из тела мадемуазель Исс, запищавшей, словно испуганная мышь, в комнату вступил король Рателеона. Слюнявая рожа так и осталась маячить над плечом госпожи секретаря.

— Здесь кто-нибудь предложит мне выпить? — закапризничал вошедший венценосец, подёргиваясь мелкой рябью от озорных сквозняков.

— И вам большое здрасьте, — ошарашено проговорил Гвискар, рукой пытаясь отогнать морок с глаз и отступая чуть в сторону.

— Мадам, — неожиданно старчески задребезжало над вторым плечом Исс, — не могли бы вы соблогово…

— Мадемуазель, — нашла уместным поправить старца сварливая дамочка, а потом, следуя непредсказуемой женской логике, надумала испугаться: — Ой! — взвизгнула она, — А это кто ещё?

— Если вы меня… э-э… точнее, нас впустите, я буду иметь возможность представиться по всей положенной форме и объяснить причину столь неожиданного посещения и суть возникшей у нас проблемы.

— Возникшей у ВАС проблемы, — с нажимом произнесла полутень, освобождая дверной проём.

Проталкивая перед собой идиотски похихикивающего короля, в приёмную к господину Гвискару, начинающему преуспевать почтарю, вошёл человек совершенно не нуждавшийся ни в каких формальных представлениях. Фрум-Доз Гневный, тайный советник, человек, чьё политическое влияние было куда сильнее, чем у наследного принца и уступало лишь влиянию самого Антора 3. Да и официальная должность, которую занимал достойный муж, была одной из самых значимых в Рателеоне — придворный маг, ни больше, ни меньше.

— Вижу, вы нас узнали, — удовлетворённо проговорил старец, оглядывая просто обставленное помещение, — что ж, тем лучше.

Не обделённый житейской смёткой Саламандра сразу осознал две вещи: его ставки вдруг взлетели на такую высоту, с которой грохнешься — костей не соберёшь, и ещё — в королевстве рателеонском приключилась большая беда. Он спешно придвинул стулья королю и вельми древнему годами волшебнику. Он даже попытался отвесить некое подобие церемониального поклона.

— Без этого вполне можно было, и обойтись, — насмешливо прошептала ему на ухо Исс.

Эсхалон оставил её замечание без всякого внимания, ведь не каждый день его берлогу посещают самые могущественные персоны государства. И пусть его слюнявое величество тут же по-простецки с ногами влезло на стол, а его эфемерный двойник, или кто он там есть? — тщетно пытался отворить дверцу настенного бара своими призрачными пальцами, они ведь всё равно король, пусть и не совсем обычный. Что до Фрум-Доза то к этому старикану отношение жителей Рателеона было неоднозначным. Нельзя сказать, что его безмерно любили. Это было бы чистой воды враньём. Но некоторой долей уважения он, безусловно, пользовался. Особенно в страшные годы нашествия драконьей хулиганствующей шайки. Теперь же Гневного крепко побаивались политические противники, за исключением одного бесшабашного герцога, и недолюбливал простой народ за высокомерие, едва прикрытое напускной вежливостью и за внезапные вспышки жестокости, случавшиеся у него с пугающей периодичностью. Но в целом жители Рателеона были довольны, что в их городе проживает этот неуравновешенный и несколько эксцентричный старикан.

Ни для кого не было тайной, что магов в этой половине мира было совсем не густо. Природный магический дар являлся редко. Ещё реже он имел возможность развиться до чего-то действительно серьёзного. А тут ещё неофициальный драконий визит. Гигантские рептилии, уничтожая всё на своём пути, всё-таки держали в своих многочисленных головах какую-то  им одним ведомую задумку, целенаправленно охотясь на человеческих чародеев, имея на них особенно острый зуб. Они с фанатизмом выкуривали последних из их высоких стреловидных башен. В конце концов, людям удалось общими усилиями отогнать чешуйчатых разбойников и даже, если верить слухам, они сумели смертельно ранить одного из них. В этом Эсхалон сильно сомневался, не воспринимая всерьёз расхожие байки.

— Итак, господа, — начал он, дождавшись, когда мужчины кое-как рассядутся, а Исс по привычке растворится в углу, — чем я, скромный человек эскорта, могу вам служить? И это, ваше величество, если вас не затруднит, перестаньте пускать свои слюни в мою пистолетную кобуру!

Странно заострённые ногти Гневного выстукивали неровный ритм по столу. Маг нервничал, не зная с чего начать. Наконец он сделал над собой усилие и заговорил негромко и без всякой уверенности:

— Господин посол, — обратился он к вампиру. — Скажу со всей прямотой — я не был готов встретить вас здесь в это время. Но раз уж случилось так, то я не стану возражать, чтобы вы остались и стали участником предстоящего разговора. Надеюсь, столь опытному дипломату ненужно говорить о необходимости соблюдения полной секретности, ибо здесь речь пойдёт о судьбе нашего государства ни больше, ни меньше.

Анкмор Иглоклык сдержанно кивнул, уже успев нацепить на своё малоподвижное бледное с голубоватыми тонами лицо, маску профессиональной бесстрастности. — Более того, — продолжал Фрум-Доз, подворачивая широкие рукава своего одеяния и прибавляя огня в лампе, — в вашем присутствие здесь я начинаю усматривать волю самого Благого Неба. Чуть позже я поясню, почему пришёл к такому выводу. А пока… Ваше величество!.. — вдруг воскликнул он.

— Что? — капризно и раздражённо вопросил дух, пытавшийся почти с маниакальным упорством своей белёсой полупрозрачной рукой нашарить бутылку прямо сквозь дверцу.

— Прежде всего, я прошу успокоиться моего государя, — заговорил чародей, тоном каким увещевают маленьких детей. — Пройдёт совсем немного времени и дух ваш обретёт некоторые умения, и вы будете способны многое делать самостоятельно…

— О! — воскликнул Антор 3, недослушав зануду-мага. — Кажется уже…

По всему судя, ему удалось, сконцентрировав волю, ухватить винную посудину и он тут же без включения остатков своего разума попытался протащить её через запертую дверцу.

— М-да, — Фрум-Дозу сделалось неловко.

Саламандра безжалостно взъерошил свои длинные светло-каштановые волосы, придавил большую шишку, вспухшую у него на макушке, и даже не заметил этого.

— Теперь я понимаю, сударь чародей, у нас действительно проблема. У всех у нас, у всего Рателеона и его союзников.

Гневный,  двумя пальцами протёр красные воспалённые глаза и сильно сжал переносицу.

— Да бросьте вы эту чёртову бутылку, Антор! — наплевав на условности, вскричал он. — Всё равно вам не удастся выпить ни единого глотка… скорее всего. Вы призрак!! Привыкайте к этому, чёрт возьми! А вашего кадавра пои не пои, толку не будет, он — труп. То есть, почти труп, но эта разница с каждой потерянной минутой становится всё незаметнее. Так что перестаньте уже валять дурака и давайте приступим к решению проблемы!

— Скорее всего, гм… Значит шанс всё-таки есть… — раздалось из утробы бара, куда любознательный властелин сумел просунуть свою царственную голову.

— Антор! Благое Небо! Прекращайте…

Слегка сконфузившийся король выбрался из мебельных недр и, собравшись с духом, как бы странно это не звучало в подобной ситуации,  приблизился к столу.

— Вздумаешь опять нагадить в штаны, — страшно округлив тускло светящиеся очи, обратился бродячий дух к оставленному им телу, — вообще не стану с тобой воссоединяться, засранец. Попрошу нашего Фрумми, он мне по знакомству новую тушку подыщет, а тебя я в золотари определю, в назидание.

Придворный чародей, сильно смущаясь и то и дело, извиняясь перед невидимой, но всё же присутствующей здесь, дамой, счёл необходимым дать некоторые разъяснения. Вышли они невнятными и путаными, а свелись, собственно, к одному — кадавр плохо контролировал испражнения собственного кишечника.

— Угу,- мрачно загудел призрачный король, — или делает это умышленно, дабы лишний раз оскорбить свою нежную душу, меня — то есть.

Фрум-Доз скорбным кивком подтвердил: и такое возможно.

Иглоклык нервно заёрзал на заскрипевшем под его массивным телом диванчике, а Гвискар, не тая эмоций, схватился за голову, из которой от таких радостных вестей хмель стремительно выветрился.

— Кто же сейчас управляет Рателеоном? — почти простонал он.

— Вопрос вопросов, — с тяжёлым вздохом ответил тайный советник. — Конкретно сейчас — вообще никто.

— Твою дивизию! — с присвистом выразил своё отношение к ситуации Саламандра.

— Должен сказать, что я полностью разделяю твою озабоченность, — высказался Анкмор Иглоклык.

— Да-с, господа, всё именно так, — развёл руками Фрум-Доз. — Мы ведь сейчас даже регента назначить не можем. Как подобное деяние народу объяснить? Король-то вроде жив, а вроде, как и не совсем. Объявить его…

— Э, э полегче на поворотах, — напомнил о себе его величество. — Не смей говорить обо мне так, как будто меня с вами нет. Я здесь и меня э-э… много.

— Приношу свои извинения, государь, — маг сидя умудрился изобразить глубокий поклон. — Так я продолжу… Мы ведь не можем объявить ваше величество недееспособным вследствие помешательства, поскольку вы находитесь в здравом уме и твёрдой памяти. Но… э-э-э… вы же… мертвы…

— Скорее ни жив, ни мёртв, — хохотнул король, изумив всех своим самообладанием. — Но затруднения своего верного подданного я понимаю, ведь, положа руку на сердце, — я всё-таки помре… хоть и не до конца. Объяви он об этом — не избежать народных волнений, которые в условиях фактического безвластья неминуемо перерастут в кровавую смуту. Мне ли не знать буйный нрав добрых граждан благословенного Рателеона. Так-то… Хотя, я никогда в жизни не чувствовал себя так легко, — бодренько завершил он своё выступление перед неофициальным государственным советом и, развернувшись, отправился на очередной приступ бара. А не до конца упокоенный покойник ощерился во все тридцать два и громко пустил газы. — Вот скотина, — обругал бездушное тело измученный жаждой призрак. — Ну до чего же невоспитанный тип. Я, вроде, таким не был. Ох, ты, гляньте, когда не лень, а с дверкой-то я всё-таки сладил…

Маг кисло поморщился и горячо поздравил ликующего монарха с грандиозной победой. Антор 3 милостиво принял поздравления, извлёк из бара объёмистую бутылку тёмного стекла и полностью сосредоточился на выковыривании пальцем плотно притёртой пробки.

— Ух ты, а ногти-то не обламываются?! — обрадовался он. — Прав ты был, Фрумми, когда говорил, что в любой ситуации есть свои положительные стороны. Хотя, всё равно — это полный бред.

— Объясните, наконец, господин Фрум-Доз, — взмолилась, материализовавшаяся за спиной Гвискара Исс, — что вообще происходит?

— По сути, — начал маг, — это обыкновенный политический заговор с целью захвата власти в Рателеоне. Только вот методы… да-с… Не совсем привычные, что ли…

— Не понимаю, — резко подался вперёд явно встревоженный посол.

— На нашего короля было совершено покушение посредством вредоносной магии, — бухнул Фрум-Доз. — Но у заговорщиков, что-то пошло не так, была совершена ошибка или произошёл какой-то сбой во время ритуала. Не знаю… До сегодняшней ночи ваш покорный слуга не интересовался этим направлением Высокого Искусства. Видимо, привлечённый к этому грязному делу чародей, тоже не являлся знатоком подобных фокусов… на наше счастье, хочется верить.

— Хороши фокусы! — справедливо возмутился Антор 3, крутя в пальцах побеждённую пробку.

— Извините, сир, я неудачно выразился. Это всё из-за вполне объяснимого душевного смятения и искреннего беспокойства за вашу жизнь.

— Ладно, чего уж там, — беззаботно отмахнулся монарх. — Излагай далее, а я сейчас ух… с каким наслаждением… А то в глотке у моего бестолкового приятеля совсем пересохло.

Кадавр, опровергая заявление собственной души, надул большой клейкий пузырь, слез со стола и шустро двинулся к собирающейся испить дармового винца эфирной субстанции.

Общие и довольно громкие призывы к благоразумию королём услышаны не были. И ароматная жидкость, пройдя сквозь своевольное привидение, вскорости образовала на полу обширную тёмно-красную лужу.

— М-да, — Антор 3 разочарованно сложил губы утиным клювом, — маг оказался прав… опять… И вообще неловко как-то получилось. Фрумми, убери здесь. Я бы сам, да не королевское это дело.

Саламандра не мог не отметить — чародей обладал железной вдержкой, после выходки титулованного хама, на его лице не дрогнул ни единый мускул. Вот только Эсхалону вдруг померещилось, что в комнате стало гораздо темнее из-за неестественного мрака, вдруг окутавшего всю фигуру Фрум-Доза. Гвискар несколько раз сморгнул. Нет… Вроде всё в полном порядке. Видимо, не разошедшийся ещё хмель шутки шутит с его глазами и воображением. Тайный советник, что-то прошептал, сделал ручкой этак заковыристо, — захочешь, так не повторишь, — и винное озерцо исчезло без следа.

— О, как! — будто дитя малое возликовал король. — А я-то, голова садовая, целый штат поломоек от казны содержу. Всё, решено, — вернусь в своё тело и сокращу их на две трети. Пусть уборкой дворца твои аколиты занимаются. Есть у тебя аколиты?..  Двое?!. Хорошо. Оболтусам этим неплохая практика будет, и дефицит бюджета сократится… хотя бы на бумаге. Здорово я придумал, а? Вот что значит истинно государственный ум!

Фрум-Доз со стоном спрятал лицо в ладонях:

— Девять дней, — скорбно произнёс он. — У нас всего девять дней максимум, чтобы попытаться вернуть эту несчастную душу в её тело. Иначе начавшиеся изменения примут необратимый характер.

У осаждённого бара беспокойный и чертовски упрямый дух короля приступил к спаиванию королевского тела.

— Мало ли, что там наплёл этот грызеный мышами свечной огарок, — поэтично, но слегка заунывно пел призрак. — Ну, может он и прав был… в чём-то, когда-то… Но проверить всё равно не помешает. Не вороти рожу. Мы ж с тобой родней родного, а ты кочевряжишься. У нас с тобой тонкая, но неразрывная духовная связь, всякими заплесневелыми умишками до конца не объяснимая. Я её чувствую, точно тебе говорю. — Под теорию монарх не забыл подвести некую логическую базу. — Ты пей и побольше, а я буду ждать, авось меня торкнет. Ну, смелее… Ну-у… Вот оно! Пошёл цвет.

— Благое Небо! — приложив руки к губам, простонала Исс. — Ничего не ведающий Рателеон катится в ад.

Эсхалон Гвискар сжал кулаки так, что ногти впились в ладони:

— Что от меня требуется?

Один глаз мага странно блеснул между двумя пальцами:

— Срочно, в течение недели и в совершеннейшей тайне доставить меня и его королевское величество на один из трёх Монастырских островов. На который? Точно — узнаю на месте по известным мне приметам. Справишься?

Саламандра поднялся на ноги и упёр кулаки в стол:

— Девяносто миль вверх по реке, хм… Ближе к вечеру мы выдвигаемся, сударь Фрум-Доз, он поднял руку, пресекая возможные возражения. — Ближе к вечеру. За это время я подготовлю всё необходимое. Теперь же наскоро обсудим кое-какие детали и спать. По всему судя, нам предстоит беспокойная неделька.

 

Глава 3.

 

Как же, как же не хотелось просыпаться! Но кто-то настырный, как вечно несытая совесть, грубо тряс Гвискара за плечо, обещая, в случае дальнейшего упорства, окатить его нечистотами из ночного горшка.

— Подъём, сержант, трибунал проспишь!

— Чтоб тебя, Лакр! — сонно ругнулся Эсхалон.

В ответ только смех и глупые шуточки казарменного пошиба. Частный детектив Лакр Моршаньёли, почти однофамилец квартирной хозяйки сударя Гвискара, никогда не претендовал на изысканность вкуса и тонкость чувства юмора. К тому же сейчас у него были все моральные основания донимать своего приятеля, заявившегося под утро крепко навеселе и бесцеремонно напросившегося на ночлег без объяснения причин такого своего поведения.

К носу, протирающего заспанные глаза Эсхалона, была поднесена большая и пузатая кружка пенного холодного пива.

— На-ка вот, поправься, — старый приятель знал, как проявить заботу. — Судя по выражению твоей рожи, дела не особенно хороши.

— В точку, детектив. Который час?

— Полдень, — ответил бывший морской пехотинец, бывший, после полученного ранения, корабельный полицейский, а ныне сыщик на вольных хлебах Лакр Моршаньёли. — Вы, господин Саламандра были разбужены  в полдень, согласно вашему пожеланию.

— Чёрт, башка раскалывается.

— С днём рождения.

— Спасибочки, он был вчера. А пиво хорошее. Я оценил.

— Давай-ка к делу, дружок, — детектив не любил ходить вокруг да около.

Он уселся в кресло напротив. Большой, широкий, лысый, обманчиво добродушный.

— Пришёл в себя? Нет. Наплевать. Излагай.

И положил на колени свои странно маленькие кулаки, каждый из которых, и Эсхалон знал это доподлинно, мог произвести на недоброжелателя эффект сравнимый с взрывом пороховой гранаты.

К делу? Что ж, давно пора. Совещание на дому Саламандры коротким не вышло: сразу обозначились точки взаимного непонимания и недоверия. На прямой вопрос Эсхалона: «Кто надоумил столь высокопоставленного чиновника, как господин тайный советник, обратиться к нему, Гвискару, не самому успешному предпринимателю Рателеона?», Фрум-Доз замялся и уклончиво ответил: «Одна дама, вы её не знаете, но она о вас наслышана». Виду почтарь не подал, однако в его голове тихонько, но очень настойчиво зазвучал тревожный звонок. Потом выяснилось имя человека, по мнению Фрум-Доза, более всех заинтересованного в столь злодейском устранении старого, во всех смыслах, короля.

— И кто же это? — весь обратился в слух Лакр.

— Герцог Дориан Радд, — невольно понижая голос, сказал Гвискар. — Военный министр Рателеона и двоюродный брат Антора 3.

— Хм, — Моршаньёли было о чём задуматься. — Герцог Радд твой бывший командир, не так ли?

— Во время войны, какое-то время я был его связным. Лучшим связным, скажу без хвастовства.

— Я знаю это. И Фрум-Доз тоже наверняка знает. Интересно… Ладно, сделаем зарубку в памяти. А ещё, мой дорогой друг, сегодня утром, когда я ходил в булочную, я не мог не заметить, что наряды городской стражи Пунтрея Гаркона усилены и значительно…

— Солдатами?

— Не совсем. Людьми, на чьих плащах два меча перерубают красную молнию.

— В город вышла личная гвардия Радда.

— То-то… Личная гвардия, но не армия, которая формально подчинена военному министру.

— Наверху раскол. Старикан предупреждал, что он неминуемо начнётся, но я не ожидал, что он проявится так рано и так…

— Явно, ты хотел сказать? А о чём ещё он говорил? Пива больше не дам. Нам обоим понадобится ясный ум, хотя бы один на двоих.

— Говорил, что, скорее всего, порт и дороги к нему будут плотно перекрыты. Не исключено и магическое участие. Хотя откуда бы здесь взяться ещё хотя бы одному магу?

— Оттуда же откуда взялся тот, кто провёл ритуал отторжения души.

— Об этом я как-то не подумал. Постой… Ритуал отторжения души? Откуда ты о нём знаешь?

Лакр усмехнулся.

— У меня лоскутная биография. Когда-то давно, только не смейся, я учился в духовной семинарии… Не скалься, говорю. Так вот, там был теоритический курс… Точно уже не помню, но что-то связанное с определением вредоносного магического воздействия. Делалось это для того, чтобы священнослужители могли оказать помощь сражающимся на стороне Благого Неба чародеям. Но это всё для нас с тобой не важно. А важно то, что человек сумевший провести этот мерзкий ритуал, является чародеем далеко не средненьких способностей.

— Почему? — напрягся саламандра.

— Потому, что он проводится совместно с вызванным и скованным заклятиями демоном. А без него никак… и демон этот должен быть  не из последних. Много ты знаешь волшебников, способных провернуть такое дело?

— До прошедшей ночи я вообще не был знаком ни с одним из них, разве, что понаслышке, и был вполне счастлив.

— Разделяю твоё отношение к этой братии. Для здоровья полезнее держаться от них подальше. Слушай далее… Новости из порта.

— Что и здесь Фрум-Доз оказался на высоте?

Лакр протёр свою блестящую лысину безразмерным носовым платком.

— Так и есть. Я потолковал с зеленщиком Хмурем. Ты его должен знать. Дородный такой мужчина, степенный. Будто и не зеленщик вовсе, а чистый бургомистр.

Эсхалон кивнул. Этот персонаж был ему очень хорошо известен.

— Он торгует возле тех ворот, что выводят из города на портовый тракт. Только ведь туда путь неблизкий и ты…

— Есть немного, но ты ведь знаешь — я любопытен. Так вот, тот, кого ты так непочтительно обозвал стариканом, оказался абсолютно прав в своих мрачных предположениях.

Гвискар поднялся с тяжёлым вздохом.

— Где тут у тебя можно умыться?

— По коридору направо. Тебе предстоит длительная сухопутная прогулка, приятель. В сторону порта ещё до восхода солнца выдвинулось не менее двух гвардейских рот, а уж сколько стражников переодетых гражданскими Хмурь и сосчитать не сумел. Полезный он дядька, этот самый Хмурь. Хочу тебя огорчить…

— А что, по-твоему, мне ещё мало?

— Караулы остальных ворот тоже усилены, да и патрулей на дорогах теперь куда больше. Тебе предстоит занимательное путешествие.

— Да, — раздалось из умывальной комнаты. — Скучно мне точно не будет.

— Нужен компаньон?

— Одного мне уже навязали. Но — да, мне очень нужен кто-то, кому я смогу доверять.

— Когда выступаем?

Гвискар вошёл в комнату, вытирая лицо полосатым полотенцем.

— Тебя я с собой не беру. Ни в этот раз, старый друг.

Моршаньёли положил руки на подлокотники и уставился на Эсхалона одновременно подозрительно и выжидательно.

— Не пытайся продырявить меня взглядом, не поможет. Со мной отправится Бронг.

— Оборотень?!

— Угу. Правда он об этом ещё не знает, но думаю, от хорошо оплачиваемой прогулки по лесистой, гористой и просто живописной местности населённой чёрт знает кем, он не откажется.

— Бронг?! Чтобы он да отказался?! Такого никогда не бывало. Тем более жена у него скоро родит… опять. Ему же просто за счастье сбежать хоть на краткое время ото всей этой горластой своры.

— Благое Небо! Сколько же у него спиногрызов?

— Я что их считал. Думаю, он и сам не точно знает их число. Так… плюс, минус… Но наверняка ему уже можно вручать медаль за увеличение численности населения Рателеона. Только… — Лакр оборвал сам себя, — мне-то, что предстоит? Не надо, не говори, что для меня у тебя ничего нет. Будь ласков — не оскорбляй мой ум.

— Детекти-ив, — со скрытой похвалой протянул Эсхалон. — На кривой не объедешь. Ты прав, кое-что у меня для тебя есть. Я хочу тебя нанять.

— Нанять? — наморщил лоб Моршаньёли.

— Ну да, нанять. Ты ведь частный сыщик. Тебя нанимают для проведения работы, требующей определённых навыков, недюжинной сообразительности и… — Саламандра пощёлкал пальцами, — умения идти против течения. Я бы так выразился. А течение, я опасаюсь, будет куда как сильным.

— Всё это так, но мы ведь друзья, и ты не один раз вытаскивал меня из разных передряг. Так почему за деньги?

— Не обижайся. Нет, правда, не дуйся. Во-первых, тебе предстоит, если, конечно, ты возьмёшься за это тухлое дело, — работать в таких высоких кругах, где без хорошей финансовой поддержки ты и шагу не сделаешь.

— А во-вторых?

— Во-вторых… о-хо-хо… Ты безусловно привык к риску.

— Это неотъемлемая часть моей повседневной жизни.

— Не сомневаюсь. Но это дело… Как бы тебе сказать?..

— Не заморачивайся. Близ царя — близ смерти. Это хочешь сказать? Градус опасности будет зашкаливать?

— Именно. Поэтому я и сказал: « Если ты возьмёшься за это дело».

— Что тебе нужно?

— Точно не знаю. Я сейчас не издеваюсь.  Действительно — не знаю. Наверное, мне нужно чтобы ты постарался выяснить, кто стоит за попыткой покушения на короля.

— И только-то, — деланно хохотнул сыщик. — Да на этот вопрос я тебе сразу же отвечу это…

— Только не надо мне свистеть, что это герцог Дориан. Нет, я не исключаю его участия. Я далёк от идеализации политиков. Но если это он…

— Тебе хотелось бы иметь факты. Так?

— Если это вообще представляется возможным.

Лакр откинулся не спинку кресла. Не спеша достал из нагрудного кармана своей видавшей виды куртки толстую сигару и чинно, с каким-то особым вкусом её закурил.

— Мог бы и мне предложить, — обозначил своё желание Эсхалон.

Сыщик неопределённо махнул рукой:

— Там, на столике для газет. Не стесняйся, бери, сколько хочешь. Тебе в пути пригодятся.

Время откровенно подпирало длинноволосого почтаря с дважды переломанным носом. Фрум-Доз и так едва не изошёл на органическое удобрение, когда услышал, что Саламандра, вопреки его категорическому требованию выступить, как можно скорее, сначала намерен выспаться.

— Раздумываешь, браться ли голой рукой за раскалённую сковородку? — несколько раздражённо спросил он Лакра.

Моршаньёли соизволил отвлечься от дум.

— Что?.. А, нет. Просто пытаюсь набросать хоть какой-то план действий.

— Уже?.. Тогда так: здесь, на столе, я оставляю кошелёк. Серебра в нём прилично — почти весь мой вчерашний выигрыш. Э-эх, мечта о собственном доме и ленивой бесхлопотной жизни снова начала ускользать. Через три дня, раз уж порт перекрыли, я буду в Тремзе. Знаешь это местечко?

— Укреплённый форт на тропе Людоедов. Одичалые солдаты, сосланные за воинские преступления, спившиеся офицеры без перспектив, шлюхи, страдающие сифилисом. Кругом поросшие хвойным лесом скалистые холмы и племена каннибалов. Место чудное. Обереги святая церковь от такого курорта!

— Тебе бы тексты для рекламных буклетов сочинять. Закончил, садист?! Через три дня, понял? Я планирую задержаться там на ночь. Если тебе удастся что-то разузнать… Хоть что-то!.. Напиши. Пусть даже это покажется совершенно неважным — всё равно, напиши. А письмо отправь через службу доставки Дворкса.

— Твоего прямого конкурента?

— Моего прямого конкурента. Он берёт бесстыдно большие деньги, но работу выполняет честно и всегда в установленные сроки. К тому же у него есть почтовые драконы.

— В курсе. А на драконе…

— На драконе твоё послание будет доставлено вовремя… скорее всего. Так-то. Бывают ситуации, когда наличие успешных конкурентов — благо. Никогда бы не подумал. Только не ставь на конверте моё имя.

— Сам бы я ни за что не догадался.

— Давай без колючек. Мою корреспонденцию Дворкс ни за что доставлять не станет.

— Не стоило из него в прошлом году душу вытряхивать.

— Он заслужил. Отправишь письмо на имя… на имя госпожи Исс.

— Постой, какой это госпожи Исс? Уж не сотрудницы ли вампирского посольства в Рателеоне?

— И по совместительству — навязанный мне компаньон. Так-то…

— Лады. Сделаю, как условились. Уже уходишь?

— Дела не терпят промедления.

Моршаньёли выпустил густой клуб ароматного дыма:

— Тогда последний вопрос. Информация, которой я теперь располагаю, базируется исключительно на твоём предчувствии. Основание зыбкое, не находишь?

— Кадавр короля в моей спальне — зыбкое основание?! Его призрак, та ещё сволочь, оккупировавший мой бар — зыбкое основание?!

— Кгхм… м-да… Убедил. Но с этим во дворец не проникнуть. Это дело и так не было простым, даже с моими обширными связями, а сейчас его и вовсе для всех закроют. Тут ведь государственным переворотом пахнет. Тут любая утечка смерти подобна. И мы в эту вонючую задницу всей рожей, плашмя… Ну да ладно… С кого мне начать, не с Анкмора же Иглоклыка. Рателеону сейчас только международных осложнений недостаёт.

Какое-то время Гвискар молча, сосредоточенно курил.

— Вот что, — наконец заговорил он, — начни-ка ты с аколитов нашего мага, а. Думаю, что  тебе не составит никакого труда разговорить юнцов, особенно учитывая отсутствие рядом их шефа.

Лакр с досадой хлопнул себя ладонью по выпуклому лбу:

— Я ведь мог и сам догадаться! Неужто хватку теряю? Не вздумай бросить своё занятие и податься в частные детективы — ты вытеснишь меня из бизнеса.

— Чтоб я да лишил своего дружбана куска хлеба с маслом?! За кого ты меня принимаешь? К тому же я человек не рисковый, а у тебя слишком опасная работа. Кстати, — припомнил он, совсем, некстати, — нет ли у тебя, ну чисто случайно, графика дежурств на городских воротах?

— Чисто случайно — есть. С именами начальников караулов и проч.

Гвискар приподнял брови; его вера в крепость рателеонской обороны только что дала бо-ольшую трещину. Секретные сведения в условиях политического кризиса простой частный детектив добыл всего лишь за одно утро.  Коррупция разъедала его любимый город изнутри.

Мостовая в Кипарисовом переулке была на удивление хороша. Ровная была мостовая без ям и выковырянных камней. По такой дороге топать сплошное удовольствие. Гвискар спрятал в карман необходимый ему список. Да-а, мостовая… не давили бы заботы… государственные, наверное, на одной ножке бы запрыгал, как когда-то давно, в рано и страшно окончившемся детстве. Но, видимо кому-то на самом верху показалось, что таковых забот Саламандре как раз и недостаёт. Недостаёт?! Так нате вам полный короб к самому порогу!

Эсхалон, выйдя из дома сыщика, тоскливо посмотрел в низкое осеннее небо, и на него вдруг тяжко навалилось предчувствие беды в паре с высасывающей силы необоримой апатией. Делать ничего не хотелось, идти тоже, и, уж тем паче, не желалось покидать Рателеон. Но тогда противный королевский кадавр имеет все шансы навсегда поселиться в его комнате. А такое развесёлое соседство, как полунедоумерший король купно со скорбным алкоголизмом призраком вряд ли кто способен выдержать долго, сохранив хоть каплю здравомыслия. К тому же, как сказал чародей, через девять дней связь духа и тела полностью прервётся и труп действительно станет трупом. Как бы странно это ни звучало. Но облегчения Гвискару это не сулит. Скорее совсем наоборот: пачкающее и уже изрядно смердящее нечистотами тело монарха начнёт стремительно разлагаться, при этом, не угомонившись и сохранив способность к самостоятельному перемещению и, естественно, аппетит.

— Только людоедствующего царственного трупака мне в соседях и не хватает. То-то Люсиль возликует! Чтоб такой ляпсус замазать одним сопровождением её фургонов не отделаешься, точно жениться придётся. Бр-р, кошмар и ужас! Пусть вон Лакр её под венец ведёт. Ему давно пора остепениться, да и фамилию супруга новобрачной долго заучивать не придётся… Моршанъоли, Моршаньёли… Звучит почти одинаково. Но, что ж так грустно-то? Эх, бедный Рателеон и бедный я. Ведь ещё вчера всё было прекрасно. Сглазил, наверное, или меня сглазили. Второе вернее.

Саламандра невесело пересчитал оставшиеся у него раты. Выходило не так уж и плохо. Хватало на необходимые припасы, оплату услуг оборотня и на аренду фургона и трёх лошадей. Две повлекут колымагу. Третья будет под седлом. На всякий непредвиденный случай. Конечно, за них придётся внести серьёзный залог, но маг обещал позднее щедро расплатиться из личных средств. Плюсом шло то, что по завершении ритуала Воссоединения, уговорить его величество премировать сударя Эсхалона Гвискара с поистине королевской щедростью.

— Видите ли, — пояснил Фрум-Доз, — Антор 3 никогда не был скуп, — редкость для августейших особ, но после того как вы справитесь со своей задачей, а я, уповая, йёй, на Благое Небо — со своей, наш всемилостивейший монарх ничего не будет помнить. Ровным счётом ничего. Для него всё это будет покрыто спасительным мраком. Ведь согласитесь, в том, чтобы помнить о такой беде и о днях, проведённых в столь неопределённом положении, нет ничего приятного.

Гвискар вынужден был признать правоту старого чародея.

— Но вам совершенно не о чем беспокоиться, просто совершенно не о чем. Я приложу все усилия, чтобы ваши старания не остались без должного финансового вознаграждения.

Произнося эти прекрасные слова, маг набросал свои финансовые обязательства на бумажной салфетке — чистой, но, может быть, слегка помятой. Чернильное слово было честь честью скреплено личной печатью Фрум-Доза.

Однако музыкальность этих слов была значительно подпорчена следующей речью:

— Я приношу свои извинения. Самые искренние извинения. — Саламандре тут же стало нехорошо. Появилось какое-то неприятно зудящее чувство. — Но я вынужден просить вас на время нашего непродолжительного путешествия, взять меня и его величество, так сказать, на свой кошт.

— С самого начала музыка сфер звучала несколько фальшиво, — сказал Гвискар, ни к кому в отдельности не обращаясь.

Полутень лукаво улыбнулась.

— Что? — не понял Фрум-Доз.

— Ничего. Это так, мысли вслух.

— А-а… Ну так я продолжу… Дворец нам пришлось покидать в страшной спешке и, признаться, в той ситуации о деньгах я как-то не подумал. А сейчас, вы ведь понимаете, вернуться туда или в мой дом мы не имеем никакой возможности. Скорее всего… Да что там сомневаться!.. Врагам короля уже наверняка известно, что их гнусный замысел не удался. И труп… да-с, труп мага, проводившего нечестивый ритуал, думается мне, уже обнаружен.

— Труп, — скорее констатировал, чем удивился Саламандра.

— Ну да труп. Видите ли, я э-э-э… не самый слабый чародей, — скромно потупил глазки, облачённый в тёмно-синюю хламиду с большими золотыми звёздами старче, — и, будучи этой ночью на службе (у нас, у государевых людей ненормированный рабочий день) я почувствовал странные, совершенно необычные, но очень сильные магические эманации. Исходили он оттуда, где никак не могли твориться подобного рода заклятия — из опочивальни монарха. Я кинулся туда, но… годы юноша, мои годы… Силы, физические силы уже не те. А дворец обширен и планировка его оставляет желать лучшего… Я опоздал. К сожалению, дух, погружённого в колдовской сон, короля уже был отторгнут и исторгнут из его тела. На нашу беду чернокнижник неплохо знал своё дело. Он сумел ослабить волю короля, его разум и,  полностью лишил его памяти о последних часах его жизни перед этим колдовским покушением. Предусмотрительный был мерзавец. Случись иначе и призрак Антора всё бы мне поведал, в подробностях. Ох, как бы это облегчило жизнь мне, тайной службе сыска и всему Рателеону.

С этим утверждением старого Фрум-Доза было очень трудно спорить.

— Последствия этого вы и сами видите. Антоха, хватит спаивать самого себя. Кадавр сейчас обмочит штаны. Вот же ж… Ничего до него не доходит! Ну да ладно… Своим неожиданным появлением и активным вмешательством я нарушил весь ход церемонии. А поняв в чём собственно дело, умертвил чёрного колдуна и увёл его величество э-э-э… в дом одного верного человека… дамы, если точнее. Она и посоветовала мне обратиться к вам, как к человеку в высшей степени надёжному и умеющему держать язык за зубами.

Саламандра скривился как от боли: воспоминания о ночном посещении не принесли ему особой радости.

— Ладно, — он решительно нахлобучил на голову шляпу, которую до этого по рассеянности нёс в руке, — соплями пробоину в борту не залепишь. Двигаю к старине Бронгу.

 

Глава 4.

 

По заполненной в послеобеденный час улице по направлению к воротам Горгульи неторопливо полз арендованный фургон гружёный мешками с мукой, клетками с курами и запряжённый парой неказистых лошадок. Сама фура, за которую в виду спешки Саламандре пришлось выложить двойную сумму, была сооружением предельно простым, если не кондовым. Прямоугольный короб, с высокими бортами сбитый из тонких досок, установленный на две оси и снабжённый двумя оглоблями и полотняным верхом. Всё! А что собственно ещё нужно? В такую нехитрую таратайку можно много чего загрузить помимо горластых кур, а в случае необходимости укрыться от непогоды. Климат в здешних местах стабильностью не отличался. В осеннюю пору тем более. В общем, фургон как фургон. Таких в Рателеоне тысячи. И пара лошадей, тоже из самых простецких. Животинки низкорослые, мохнатые, непривередливые, двужильные и добрые. Третья кобылка, привязанная сзади, сорта иного. Гнедая куда краше своих рабочих товарок. Высокая, стройная с крутой шеей, длинными мускулистыми ногами, гладкой блестящей шерстью, с озорными бесенятами в больших глазах и игривым нравом. Старая и добрая знакомая сударя Эсхалона Гвискара, по роду своей службы уже не один раз выносившая его из разного рода неприятных ситуаций.

Эсхалон, пока ещё не имевший возможности содержать собственных лошадей и фуры, как-то даже дал себе зарок выкупить Стрелку, — на лбу у кобылы была такая отметина, — у её теперешнего хозяина. Вот только развернётся его дело, так чтобы было чем платить за место на общественном конном дворе… Он даже не собирался дожидаться того счастливого дня, когда сможет позволить себе покупку дома с собственной, пусть и небольшой конюшней.

— А куда вы, собственно правите? — старческий надтреснутый шепоток за спиной вывел Саламандру из приятной задумчивости.

— Тс-с, — только и успел произнести Гвискар, как к нему на козлы ловко запрыгнул парень лет двадцати пяти, коротко стриженный, с бегающими беспокойными глазами, с приветливой, но несколько нагловатой улыбкой, одетый в одежду свободного кроя без пятен, по которым можно было бы определить, каким ремеслом он занимается. Впрочем, вопрос о профессии улыбчивого юноши, если у кого и возникал, то снимался сразу, стоило посмотреть на его белые, чистые без единой мозоли руки.

— Здорово, Саламандра!

— И тебе не хворать, Гаш. В толпе промышляешь?

— Так, — уклончиво ответил представитель свободной профессии, овеянной незаслуженным романтическим ореолом, — по мелочи. Сегодня большого клёва ждать не приходиться. Легавых — тьма.

О причинах такого явления сударь Гвискар имел некоторое представление, но делиться с Гашем не стал. Напротив, он завёл с ним разговор, с целью выведать, что по этому поводу думают на улицах и насколько о ситуации в городе осведомлены представители криминального мира.

— Это, стал быть, от них укрываясь, ко мне сиганул? Напроказить уже успел да на глаза кому не надо попался.

— Нельзя быть таким неисправимо подозрительным, Эсхалон, — сделал почтарю внушение, озирающийся по сторонам Гаш. — Где твоя вера в людей?

— Нельзя, нельзя… — с деланной серьёзностью сказал Саламандра, подёргивая вожжи. — Что до веры, то она всегда при мне, чем хочешь, поклянусь. Хочешь, твоей кристальной честностью?..

— Э-э, лучше не надо. Я тебе и так верю.

— Добро. Скажи лучше, с чего это такое нашествие блюстителей порядка, не знаешь? Я вот приметил, что и гвардейцы на улицы высыпались, даже чудно.

Гаш деловито ощупывал мешок у себя за спиной.

— Мука там, — строго сказал Гвискар. — Нет здесь для тебя ничего занимательного. А и было бы… — он демонстративно погладил рукоять своего пугающего тесака.

— Фу на вас, недоверчивый дяденька, — вор сделал вид, что кровно обиделся. — Куда вообще намылился?

— Ты на мой вопрос не ответил. Это не вежливо, — Саламандра выразительно глянул на скользкого, как угорь плута.

— Ща отвечу. Так, куда?..

— Недалеко. В Баггистоун.

— В Баггистоун? — Гаш презрительно сморщил свой и без того маленький нос. — Вот где дыра-то. Народу и двух тысяч не наберётся и все бедны, как церковные мыши. Приличному человеку моего уровня и развернуться негде.

— Ну, так уж и все?

— За редким исключением. И вообще, в Баггистоуне дурной климат. Очень он вреден моему здоровью. Болота там обширные и к городу близко. Испарения, комары, хищная отвратная нечисть…

— А ещё, — удачно подражая разговорной манере Гаша высказался Саламандра, — в забытом богами Баггистоуне начальник стражи большой любитель и умелец отлавливать таких как ты, вольных художников. И, после задушевной с ними беседы, подвешивать их за ноги, чтобы использовать как мишени в тире.

— Варвар! — воскликнул пройдоха, передёрнув плечами. — Никакого почтения к людям искусства. Но, — тут он стал серьёзным и понизил голос, — хочу сказать — правильно ты делаешь, что сейчас сваливаешь из Рателеона.

— Что такое? — навострил уши Эсхалон.

— Конкретно ничего не скажу, однако на улицу кое-что просочилось. И откуда просочилось?! Ты удивишься… — Саламандра тут же слепил соответствующую моменту мину. — Из самого королевского дворца! Сечёшь?

И вор-карманник, человек, заслуживающий полного доверия, поведал Гвискару о том, что в массах с самого раннего утра наблюдается брожение умов. Двери резиденции королевской плотно затворены даже для иноземных послов, а герцог Радд…

— Не знаю, верить тому или нет. За что купил, за то и продаю. Только бают, что наш военный министр потерял рассудок из-за жажды власти. И до того уже дошёл, что совершил военный переворот и взял Антора под караул. Хотя… это, скорее всего, брехня, — вдруг вполне разумно рассудил Гаш. — Так, бабий бестолковый трёп. Кликушество. Сам посуди: ежели б такое дело свершилось, разве б оно одним усилением патрулей обернулось? Такая бы смута учинилась — мама не горюй! Тут бы наш брат вор ото всей души разгулялся. Когда аристократы начинают в открытую друг другу глотки рвать, то лови момент — не зевай. А сейчас что?..

Саламандра с готовностью проявил ожидаемое от него любопытство: «Что же сейчас?»

— Да собственно ничего страшного. Может, на самом верху, кто промеж себя и поцапался. Они ж там, как пауки в банке. Вот и принято решение патрули усилить. Да ещё ищут каких-то беглых, не то заговорщиков, не то чародеев. А может, просто недовольных затеянной нашим монархом денежной реформой. И то сказать, — совсем наш коронованный дед башкой поехал, — сзади, что-то шумно завозилось. — Чего у тебя там? — тут же насторожился Гаш.

— Не напрягайся, — махнул рукой Саламандра. — В глубине фургона, за мешками клетки с курами.

— Это они что ли так пованивают? Какую только гадость тебе возить ни приходится. Бросал бы ты это дело, да шёл бы к нам… А что?.. Братва тебя уважает, хоть ты и барыга. И я тебя уважаю…

— Вот только давай без этого сиропа. Расскажи лучше, что это за реформа такая, а то я за делами, что-то пропустил.

— Что, действительно не знаешь?! Нет, правда?! Кому рассказать — не поверят. Сам Саламандра ни ухом, ни рылом, о том, что в Рателеоне король собирается ввести в оборот бумажные деньги наравне с серебряным ратом! Теряешь хватку, брат! Гляди, без казны не останься, а то таковые-то эксперименты мало для кого безболезненно проходят. Говорят, даже Фрум-Доз этим озаботился и эта — как её?.. Вечный его враг… — он пощёлкал пальцами. — Леди Змея, графиня Юлл. У них ведь серебряные рудники. Прямая конкуренция, она, знаешь, кого угодно, до взаимной ненависти довести способна, но при новом раскладе старикан и змеюка запросто могут стать роднее родных… на время, конечно. — Гаш огляделся и на ходу соскочил с козел. — Так что смекай, сейчас расслабляться себе дороже.

И вор растворился в толпе, будто его и не было.

— Знал бы, насколько ты прав, — пробормотал себе под нос Гвискар. — Но-о, пошли! Не спать, не спать.

Впереди были ворота и таможенный досмотр.

Список дежуривших сегодня офицеров Эсхалон Гвискар изучил со всей тщательностью. Ошибиться тут никак было нельзя. Цена — собственная голова. Риск, ох, риск! Обнаружит, какой дотошный служака под мешками с мукой большой деревянный короб и сверится с подорожной. А короб этот самый, с огромным трудом из коморки Эсхалона спущенный, в бумаге никак не обозначен. Что тогда? А-а, сударь, беспошлинной торговлишкой пробавляетесь, нехорошо-с… Давайте-ка, откроем, полюбопытствуем, что там у вас. И не надо тянуть волынку. Королевская таможенная служба давно в подозрении, что ты, господин хороший, контрабандой балуешься.

Не был Эсхалон безгрешным, не был. Оно бы, пожалуй, правильно и хорошо какую липовую бумажку с настоящей печатью на клятый короб выправить. Да где время взять?! Колёса бюрократические хода швыдкого не имеют. Во всяком случае, у Гвискара не было столько серебряной «смазки». День, другой на это дело уйдёт, а тут счёт уже на часы. К тому же и в этом случае неудобных вопросов никак избежать не удастся.

Саламандра выбрал ворота Горгульи. Нет, к Баггистоуну они никак не выводили. Чтоб до него добраться крюк предстояло сделать приличный. К нему напрямки другая дорога вела и через другие ворота. Через Ржавые Петли, двигать нужно было. Официально те ворота именовались, конечно, иначе — Несокрушимые! Громко. С пафосом. Несокрушимые, ха, как же! Народ прозвал их по факту. И прижилось — Ржавые петли.

А почему через них не двинул?

Тут всё просто. От Петель этих Ржавых дорога шла за последние два десятка лет ни разу не поправлявшаяся. Колдобина на колдобине. Была охота по этим буеракам трястись.

Но в выборе пути качество тракта было вовсе не на первом месте. У ворот Горгульи дежурил сей день лейтенант Штопс, дядька по службе много раз несправедливо обойдённый, оттого злой, как цепной пёс. Глаз он имел острый, хватку крепкую, усы чёрные жёсткой и вечно неровной щёткой. Красавец… как он думал. Службу свою Штопс нёс ревностно, всячески стараясь пересилить злодейку судьбу и, доказывая начальству, что зря оно так с ним. Начальство это знало, одобряло, даже, наверное, ценило, как-то на свой лад. Время от времени оно подкидывало Штопсу деньжат сверх куцего лейтенантского жалованья. Но следующего звания всё никак не присваивало. Исходило оно при этом из каких-то своих никому неведомых резонов. Лейтенант от этого ярился ещё больше, потихоньку привыкая попивать горькую. Особенно же ему полюбился напиток юз. Крепкая эта была зараза ядрёно-оранжевого цвета со вкусом вызревших на жарком солнце яблок. Производили этот обожаемый Штопсом нектар на другом берегу Гранда, в городе Чух, Рателеону откровенно недружественном. По этой причине был он в королевстве чрезвычайно редок и дорог и ввозился, понятное дело исключительно контрабандой. А кто ввозил? Глупый вопрос.

— Как дела? Бодренько спросил сударь Гвискар у даже с виду колючего таможенного офицера, поравнявшись с караульной будкой.

— Дела юзом, — очень грубо ответил ему недобрый лейтенант, проливая на растревоженное сердце Саламандры целительный бальзам. Слова-то были произнесены непростые. С понятным им двоим смыслом слова. — Сопровождение? — рычал меж тем Штопс. — Надеюсь документы в порядке… В полном порядке… И пошлина дорожная  уплачена без утайки? Пройдёмте, сударь, в административное помещение, для производства надлежащей проверки.

В пропылённой, заваленной бумагами и пропахшей особым канцелярским духом, комнатёнке народу было, что сельди в бочке. Ранее-то, ещё до войны, на таможне, вынесенной далеко за ворота самого Рателеона, было куда вольготнее. Но обстоятельства беспокойного времени заставили государевы службы втянуться внутрь города. Война закончилась, а таможня так при самом въезде-выезде и осталась. Ждать здесь своей очереди можно было неделями, если не знать разного рода ходы-выходы. Взять, к примеру, приказчика из сырной лавки. Хозяин его, обросши жирком от успехов своей торговли, надумал расширить дело. Разумно, коли товар идёт на ура. Прикупил этот хваткий человек фермочку за городской стеной. Развёл там стадо молочных коров, чтоб, значит, сыры варить на природном приволье, а не в тесноте и духоте квартала мукомолов. Да и переселился туда почитай со всем своим многочисленным семейством. Делом своим доверил управлять старшему сыну, приставив к нему на первое время толкового и разбитного человека. Сыры, как и любая снедь, на прилавок должны попадать свежими. А как такому случиться, если на таможне очередь хвостом змеиным длиной в милю? И в очереди той люди спешащие, раздражённые. Кое-где до драк доходит. Не каждый день такое безобразие творится, но ведь случается. Тут тёртый и пронырливый приказчик просто жизненно необходим. Уж он найдёт подход к покрытым тенётами и пропитанных чернилами душам таможенного писаря и вечно несытого капрала. А при везении особом и к сержанту, служаке строгости необычайной, ключик подобрать сумеет. Вот только офицеры для него, приказчика, останутся недоступны.

Таможенные офицеры — каста особая, птицы заоблачного полёта. До них простым управляющим не дотянуться, хоть из собственных штанов выпрыгни. Зато вот такие типы, как Эсхалон Саламандра, вызывая чёрную зависть у многих и многих, к этим небожителям вхожи. Отчего так? От того, что многие не последние люди в этом городе сударю Гвискару, чем-то да обязаны. Хотя бы тот же приказчик из упомянутой сырной лавки, да и сам сыровар, если уж на то пошло.

Лейтенант Штопс тяжело, совсем не по-офицерски, опустился на старый стул за массивным столом фундаментально-бюрократического вида, и поправил положенную по уставу, но совершенно бесполезную саблю.

— Прикройте дверь, сударь, — по-прежнему не особо вежливо распорядился таможенный начальник. — Куда направляетесь?

— В Баггстоун, — наичестнейше ответил перевозчик муки и кур.

Потом Эсхалон осторожно выразил надежду, что проверка его груза не затянется и не будет особо тщательной, ибо он спешит, а мешки потом в одиночку укладывать радости никакой. Чёрный подозрительный глаз лейтенанта недобро сверкнул из-под ломанной домиком брови.

— Не особо тщательно — это как, сударь? Как вы себе это представляете? Вдруг вы перевозите что-то, с чего не взяты королевские пошлины?

— Сколько вопросов, господин Штопс. Сколько вопросов… Товаров, сверхзаявленных, я не везу, можете быть покойны.

— А вдруг у вас в фургоне, что похуже имеется?

Ох, пришла пора Саламандре всем организмом похолодеть.

— Допустим, запрещённый к ввозу в Рателеон юз, — не унимался настырный таможенник, начисто игнорируя то несущественное обстоятельство, что Гвискар сейчас пытался выехать из города, следовательно, ничего ввозить не мог.

Эсхалон благоразумно решил не заострять внимание на этой незначительной неувязочке и со скорбным видом развёл руками — нету.

— Что, совсем нету? — хатки бровей сшиблись на переносице достойнейшего из таможенников.

Гвискару пришлось покаяться — совсем нету.

— Но, сударь Штопс… — было произнесено вкрадчиво.

Рекомый сударь встрепенулся и затаил дыхание вместе с готовой уже сорваться с его губ командой к досмотру. Оказалось, что не далее как сегодня около полудня «Блиц Рателеона» посетил некий господин. Что за господин? Да так господин и господин…

— Он пожелал остаться неизвестным, а воля клиента для меня — закон, — Эсхалон прижал руку к сердцу.

Нет-нет, ранее Саламандра его не видел. Так вот, он, этот милейший человек, очень хотел переслать по адресу… Дай же мне памяти Благое Небо!.. Кажется… квартал Бессмертных Гвардейцев, улица Кирасир, меблированные комнаты над таверной «У красотки» господину… Э-э господину?.. Запамятовал имя. Помню только, что сударь этот служит по таможенной части. Так вот, послан ему был ящик.

— Ящик? — подозрительно спросил Штопс.

— Деревянный, — медленно качнул головой Эсхалон.

— И велик ли тот ящик?

— Размеров приличных.

— А что в сём ящике, посланном по этому… известному мне адресу?

Саламандра немедленно, лицедей бы обзавидовался, слепил обиженную рожицу и даже поинтересовался у офицера, не стыдно ли тому.

— Тайна любой корреспонденции, альбо посылок и вообще любых грузов для моей фирмы свята! Как же вам в голову пришло такое спрашивать? — возмущённо вскинулся он. — Но… по звуку… Когда мой неловкий служащий слегка тряхнул посылку… Не беспокойтесь всё обошлось! Так вот, по звуку, в ящике никак не меньше дюжины… да, точно, дюжина в нём — бутылок юза.

— Дюжина?

— А-ха.

— Это вы определили по звуку?

— Исключительно по звуку. Понимаете, под юз бутылки изготавливают из особого сорта глины и только из него. Потому они имеют своё звучание, которое, раз услышав, уже ни с чем перепутать нельзя.

— Хорошо, хорошо… Я верю вам на слово. Так что?.. Так как… посылка уже прибыла?

Эсхалон Гвискар выразил полную свою уверенность, что — да, прибыла.

— Э-э, сударь, — вдруг несколько нерешительно заговорил Штопс, — можно ли вас попросить об одном ма-аленьком одолжении? Не доверяйте больше никогда доставку посылок по этому адресу неловким служащим.

— Об чём разговор… Обязательно приму это к сведению.

— Когда собираетесь вернуться в Рателеон? — снова взял деловой тон подобревший лейтенант, протягивая Саламандре только что заверенную подорожную.

— Дней за девять думаю обернуться, а то и раньше.

— Что ж, не смею вас больше задерживать, сударь. Могу лишь от всего сердца пожелать вам счастливого пути.

На том они и распрощались, вполне довольные друг другом.

И всё-таки в этот раз Эсхалон Гвискар покидал Рателеон с тяжёлым сердцем. Слепо управляя лошадьми, скорее чувствуя, чем видя дорогу, дежурно, без должного огонька переругиваясь с другими возницами, Саламандра о чём-то напряжённо думал. Несколько раз ход его мыслей нарушал раскапризничавшийся чародей, — душно ему, видите ли, там, за мешками.

— Рано, рано ещё высовываться, — без всякого почтения к летам и сану урезонивал его Саламандра. — Потерпеть надо. Недолго, — добавил с особым ударением.

Дорога неторопко ложилась под конские копыта и так же неспешно шла своим путём невесёлая думка почтаря. И чем дальше она забредала, тем меньше становилось ясности, и тем меньше Гвискару нравилось то, что происходило.

Фургон оставил по праву руку огромное не особо казистое строение — вольер для содержания мамонтов. Во время войны эти мохнатые понятливые звери крепко помогли рателеоновской армии. Эсхалон сам был тому свидетелем. Не будь их, да ещё гигантских шерстистых носорогов и королевство молодого тогда Антора 3 постигла бы незавидная участь соседей. Вот и носорожий вольер миновали — он чуть дальше по левую сторону. И хоть от дороги далековато, но специфическая вонь, которую ни с чем не спутаешь, доползала и сюда. Этот участок тракта все старались преодолеть как можно скорее, особенно в безветренную погоду. Вот прямо как сейчас. Маг снова шумно завозился и Эсхалон, жалея старика, наддал. Только гнал он коней недолго. Меньше чем через милю свернул на зарастающий травой просёлок, ведущий через небольшой лесок к заброшенной водяной мельнице.

— Почему остановились? — подозрительно и тревожно спросил Фрум-Доз, явив тусклому из-за дымки солнышку свою присыпанную пылью физиономию.

— К чему паника? — спокойно заговорил Саламандра. — Просто добрались до нужного места. Можешь выбраться из засады. Пройдись, вон по травке, ноги разомни, воздухом подыши.

Фрум-Доз пробурчал что-то невнятное и поразительно легко выпрыгнул из повозки. Потом, будто припомнив о прожитых годах, числом восемьдесят семь, согнулся крючком и схватился за поясницу.

— Йёй! — сдавленно воскликнул он. — Годы мои годики. Лета преклонные.

— Помочь? — спросил Эсхалон.

— Сам, сам…

— Ну тогда держи… — протянул он чародею матерчатый свёрток.

Фрум-Доз недоумённо уставился на возницу.

— Что? Одежда для тебя. Не собирался же ты, в самом деле, путешествовать в этом звездатом халате?

— Звездатом?..

— Ну звездастом… если тебе так больше по вкусу.

— А…

Собственно, что тут ещё можно сказать? Разве что Саламандре стало яснее ясного — маг к путешествиям приспособлен так же как цыплёнок к нырянию.

— Да-с, редкий, можно сказать, оранжерейный цветок, — выразил своё беспокойство призрак его величества, чинно усаживаясь рядом с Саламандрой, когда волшебник скрылся в кустах. — Как бы зайцы его там не покусали. Хотя, знаешь, — вдруг доверительно заговорил он, — я по этому поводу тревожиться не стану. Надоел он мне, спасу нет.

Гвискар удивлённо взглянул на монарха. Тот, взгляд оценил правильно:

— Да, всё совсем непросто. Хотя… — видимо король что-то собирался сказать, но засомневался и сдал назад, — это политика, тебе не интересно будет. Давай лучше о деньгах.

Умел его величество с коня на конь на полном галопе перескакивать, спору нет. Двенадцать часов полудурком прикидывался. Да сколь натурально?! Чушь нёс. Фрум-Доза до белого каления доводил. У каждой случайно подвернувшейся винной бутылки дно через горлышко разглядеть пытался, путём дистанционного управления своим безмозглым кадавром. А уж как силился тело своё раздразнить?! Тут, правда, ничего не вышло. И Благое Небо, как Эсхалон этому рад!!

— О деньгах — это хорошо! — Саламандра хлопнул себя ладонями по коленям. — Только вот не вижу я особого смысла в подобном разговоре. Без обид, ваше величество.

— Ты о том, что я ничего помнить не буду? Да-да, известно мне это. Наш милый колдунчик мне уже все уши прожужжал. Только кто тебе сказал, что твой король полный дурак?!

— Я подобного никогда… Я вас всю свою жизнь за образец мудрости… К тому ж уважаю, почитаю и вообще…

Призрак хитро прищурился:

— В твои лета, Садамандра, стоило бы научиться врать поубедительней.

— Да? А я-то себе в этом деле одним из лучших считал.

— Не обольщайся. Ладно, не о том сейчас речь. Наклони башку-то, орясина. Я тебе кой-чего на ушко шепну.

— Всё запомнил? — спросил Антор через минуту.

— Запомнил ваше величество.

— Тогда оторви задницу от козел, — видно, король снова решил взяться за роль хулиганствующего говнюка, — и немедленно отопри ящик. А то сдаётся мне, что моё бестолковое тело вскорости башку разобьёт, путь на волю проклёвывая. Кстати, а какой гардеробчик ты для меня приготовил?

Эсхалон,  не оборачиваясь, через плечо снял с мешков ещё один свёрток:

— Любуйтесь, ваше величество.

— Не наглей. Развязывать узлы я ещё не научился.

Саламандра размотал не очень аккуратно свёрнутый тюк.

Король бросил взгляд и выразил полное удовлетворение нарядом деревенского дурачка.

— С заплатами некоторый перебор, но если в это облачить мою безмозглую оболочку, то его вряд ли кто примет х-хе… за меня. Да ещё не мешало бы мне лицо побрить. Или уж пусть бородой зарастает?

— Стильную бородку сбрить, а потом пусть уж зарастает, — решил Гвискар. — Ещё момент, ваше величество: повлияйте на собственное тело, чтобы оно не очень брыкалось при переодевании.

— Воркуете? — бархатно спросила мадемуазель Исс, подъезжая к фургону на вороном жеребчике.

— Выражения выбирайте, дамочка, — тут же ощетинился Эсхалон.

— Явилась, язва! — в свою очередь вежливо поприветствовало сотрудницу дипмиссии пока ещё коронованное привидение. — Что ж так поспешала? Могла б и завтра заявиться, никто бы не заскучал.

— Полноте вам злобиться, ваше величество. Я всё же дама — имею право на маленькие женские слабости.

— Дама, — передразнил Антор 3. — Клок тумана ты, а ни какая не дама.

— Это не туман, — сурово выговорила грубияну Исс. — К тому же я не одна, кто в этой компании не отличается особой пунктуальностью.

Саламандра приподнял одну бровь.

— С чего вы так решили, мадемуазель?

Исс позволила себе тонко улыбнуться и поправила смоляной локон (а какого цвета были её волосы во время ночного визита?), будто бы случайно выбившийся из-под модной шляпки с густой вуалью и украшенной небольшим ультрамариновым пером.

Господин Гвискар неужели вы отправитесь в столь непростое путешествие на фургоне гружённом всем этим? Считаете меня деревенской простушкой? Ясно же, как божий день, что груз для отвода глаз таможенной службы. И как, благополучно преодолели бюрократические препоны?

Крыть было нечем. Да-а, не сорвал Анкмор Иглоклык расхваливая на все лады свою помощницу. Сейчас она предстала перед Эсхалоном в несколько ином свете, чем во время их несколько скомканного знакомства. Грациозна? Привлекательна? Опустим это. И тогда, в комнате Гвискара, и сейчас, сидя в дамском седле, она определённо была недурна собой. Только внешний вид одетой (действительно одетой!) в  чёрную амазонку с пышной пеной белоснежного кружева на груди красотки, оставил чёрствого мужлана равнодушным. По крайней мере, внешне. А вот верность её суждений действительно произвела должное впечатление.

Гордая мадемуазель, не попросив помощи у недогадливого Эсхалона, подобрав распашную юбку, легко спрыгнула с конской спины. Сам же он этот момент как-то прозевал да и после не догадался хотя бы под локоток поддержать Исс. За что вполне обоснованно заработал укоряющий взор. Но и его он как-то не приметил. Иным был занят. Что-то в лесу высматривал. За престарелого волшебника, что ли волновался? С чего бы?..

— О! А вот и тот, кого я поджидал! — Он резко отвернулся от начинающих желтеть листвой деревьев и посмотрел в сторону оставленной ими дороги.

Через некоторое время из поросшей кустарником ложбинки появился ещё один фургон. Пришла пора удивляться Исс на пару с оседлавшим запряжённую конягу привидением: острым, однако слухом обладал господин Гвискар! Мадемуазель на тугоухость никогда не жаловалась. Среди вампирских сродственников вообще глухих не встречается. Но здесь… Да-а, ох и непростой дяденька этот самый Эсхалон Саламандра. Кстати, почему Саламандра? Оч-чень интересно…

— Действительно, припозднился, Лум, — как ни в чём, ни бывало, гудел Гвискар. — Были проблемы, парень?

— Затор на выезде из города, — парнишка остановил свой фургон почти впритирку. — И стража расспросами замучила, право слово.

— Верю. Давай-ка, помоги перегрузить.

— Господин Гвискар, может, сначала дамочке подсобим? — огорошил хозяина Лум. — Чего она в одиночку силится тюк снять?

— Дождёшься от него помощи, — с несколько излишним старанием мадемуазель Исс отвязывала свою поклажу, притороченную к седлу, — от  толстокожего.

— Она справится, — уверенно высказался Саламандра, — не сомневайся. У неё когти будь здоров. Если что, то и клыками поможет. Зубастая.

— Шшшш-сссс, — послышалось напевное — это мадемуазель ясно дала понять, как хорошо она относится ко всяким бесчувственным болванам с усами и старых широкополых шляпах вышедших из моды ещё в прошлом веке.

Играючи перекидали мешки с мукой. Невзирая на молодость лет Лум был жилистым. В трущобах, где он родился и обретался, пока его не подобрал Саламандра, другие просто не выживали. Следом составили клетки с горластыми всполошившимися курами. Эсхалон сунул парнишке в руки подорожную, дал краткие и, в общем-то, не нужные инструкции, и, потрепав по голове, отправил в путь. До Баггстоуна было недалеко и сравнительно безопасно. К ночи расторопный посыльный доберётся. А зная его сообразительность и осторожность, Гвискар мог рассчитывать, что всё пройдёт без неприятных эксцессов.

— Ну, где вы там, почтеннейший маг? — окликнул он, застрявшего в кустах Фрум-Доза. — Что-то долго штаны примеряете.

Сам он только что забрался на козлы и размещал под правой рукой замечательный двухкалиберный трёхствольный штуцер. На удивлённое дамское «ого» он только улыбнулся едва-едва, но не без некоторого самодовольства. На поясе у него появилась потёртая, как и всё его снаряжение, кобура с двухзарядным длинноствольным пистолетом. Ну а с ножом он сегодня и не расставался.

— Мой рыцарь оказывается во всеоружии, — молитвенно сложив ладошки и устремив взгляд к небесам, сказала неугомонная мадемуазель. — Теперь я совершенно спокойна.

Эсхалон выразил своё удивление неуместными нотками сарказма в её голосе.

— К чему они, госпожа Исс? Разве нам предстоит краткая дорожка до места весёленького обывательского пикничка? У вас сложилось такое мнение?

— Вовсе нет, — несколько стушевалась дамочка. — Но стоило ли всё это прятать столь надёжно и извлекать всё это добро сейчас? Хотели произвести впечатление на девушку?

Саламандра на секунду задумался, а потом тоном пропылённого бюрократа пояснил, что прятать оружие ему пришлось от излишне любопытных таможенников.

— Как мне, по-вашему, объяснить служакам, что отправляясь всего на всего в Баггстоун, я вооружился, как на войну? Сударыня! — завершил он своё соло. — Не заставляйте меня усомниться в вашем здравомыслии.

Каблучок дамского ботинка проделал в земле глубокую ямку. Контакт никак не налаживался.

Намечающийся конфликт развития не получил. Его пресёк выползший из кустов чародей, обряженный в мешковатое одеяние не то не слишком преуспевающего мастерового, не то огородника не из самых зажиточных.

— А что, — прикрыв губки ладошкой, чтобы не рассмеяться, промолвила Исс, — по-моему, очень даже ничего. Только заделать пучком травы дыру в соломенной шляпе, верёвочкой подвязать на груди штаны и хоть сейчас на рынок торговать редькой.

— Да? — строго спросил  Фрум-Доз. — Хм, что ж — замечательно. Дела наши таковы, что чем меньше я похож на самого себя, тем меньшее число людей будет способно меня э-э опознать. Не тратить же силы на постоянное поддержание изменённого облика?

— Вот и славно! — излишне радостно воскликнул Гвискар, незаметно для других выпустив воздух сквозь сжатые зубы. — Сейчас общими усилиями обрядим короля и в путь, дамы и господа. Бронг, ты здесь?

— Уже давно, — раздалось прямо за его спиной.

Вздрогнули все, включая донимающее лошадь привидение и извлечённого из ящика, ничего не понимающего кадавра. Только Саламандра остался на удивление спокойным.

— Познакомьтесь, — сказал он, унимая тревоги обеспокоившегося общества, — это Бронг, мой старинный приятель.

— Оборотень? — распознавая сущность нового попутчика, спросил Фрум-Доз.

— Честь имею им быть, — ответил магу Бронг. — Для вас это проблема?

— Вовсе нет, — добродушно ответил старик, со стоном влезая в фургон.

У купленной Гвискаром шляпы были широкие отвислые поля. Как это здорово — никто не заметил, какие острые льдинки  появились в водянистых глазах милейшего дедушки.

 

Глава 5.

 

Понятно, что в занюханный Баггстоун ехать никто и не собирался, но хотелось бы знать хоть приблизительное направление их движения. С такими расспросами к Эсхалону Гвискару приставали буквально все члены маленького отряда. Даже кадавр невразумительно, но настойчиво и неумолчно мычал, требуя посвятить его в эту тайну. Оскорблённый молчанием проводника с распухшим сверх всякой меры самомнением, он нагло и очень неумело попытался стянуть его трёхстволку. По загребущим ручонкам его не совсем умершее величество получил первый раз в жизни. И хоть никакой боли он не почувствовал, но от неожиданной обиды расстроился и громко захныкал. Его призрак вклинился между враждующими сторонами и разразился гневной речью, в коей присутствовало требование расстрела. А за неимением такой возможности прямо сейчас — всё-таки ружьё осталось у законного владельца — он был согласен и на банальное повешение провинившегося.

— Я хорошую верёвку в его поклаже видел, — ляпнул дымчато-прозрачный Антор 3, выдавая себя с головой, но немало об этом не печалясь, — для такого дела, как подавление государственного переворота и покушения на мою августейшую особу — вполне пригодную.

Ох, вороватая натура оказалась у монарха, — по чужим вещичкам шарить не постеснялся. А уж самомнение, каково?! Тут тебе раскрытие покушения на себя обожаемого и разоблачение антигосударственного заговора. Он и жертва и судья…

— Деревьев вокруг много. Съедем на обочину, петельку сварганим и…

О, и в палачи записаться не постеснялся. Стоит ли такому помогать? Или уж пусть для незадачливого короля, даже помереть, как следует не умеющего, всё идёт своим чередом, а Саламандра ему не помощник.

— Эй, ты это куда правишь? — вдруг всполошился правитель. — Неужто сворачиваешь? Прям дивлюсь я на этого человека. Сам, волей своей на собственную казнь торопится, поспешает. Э!.. Эй-эй, ты чего вытворяешь?

Эсхалону просто надоели выходки полуразделённого короля, и он, молча, ни с кем не советуясь, начал разворачивать свой фургон обратно — домой.

Первым сообразил, в чём собственно дело престарелый и умудрённый жизнью Фрум-Доз. Столь быстрое возвращение в Рателеон никак не вязалось с его личными планами, и он с жаром принялся увещевать не на шутку распалившегося монарха. Увещевания эти, далёкому от дворцовых интриг Саламандре, показались несколько странными. Во всяком случае, ему и голову ранее не могло прийти, что подданный, напрямую обращаясь к действующему, не свергнутому королю, может столь щедро приперчить свою речь вульгаризмами, порой переходящими в откровенную нецензурщину. С кадавром же маг и вовсе не церемонился, отвешивая ему подзатыльники едва ли не после каждого слова. Да-а, отношеньица… Помнится, на квартире у Саламандры старикашка был куда сдержанней. То-то Антор хотел Гвискару на своего ручного колдуна пожаловаться, да сдержался. Может и зря… Ну да дорога дальняя, то ли ещё всплывёт. Хотя отношение Фрум-Доза к бездушной королевской тушке понять можно. Тело августейшее сейчас просто хулиганствующий кусок мяса, за ним глаз да глаз… К тому же жалобы чародея на то, что государь изволит слишком часто испражняться, оказались совсем не выдумкой. Тут у любого терпение лопнет. Вот только что Фрум-Доз ослабленным заклятием воспламенения высушил штаны его величества. И не поленился — толику сил своих потратил на устранение дурного запаха (ну, вельможное ли это занятие — освежителем воздуха работать?), а третий, который Антор, сейчас же бессовестно в них наклал. Исс тут же пришпорила своего жеребца и ускакала далеко вперёд — счастливица. А Саламандре куда деваться? Хотел было вожжи оборотню всучить, да тот, пострел, сказавшись голодным, сиганул с фургона в кусты, якобы на охоту. Э-эх, а ещё друг…

И всё-таки будем справедливы: король в таком далеко не потешном положении не своей ведь волей оказался. И кадавр его чудит из-за того душа, рядом шатающаяся, с телом никак воссоединиться не способна и отлететь не может. Что ж это за вражина такая, бессердечная, подобное сотворила? И есть ли у самого  на такое решившегося человека душа?

Саламандра перестал обращать внимание на перепалку сварливого привидения и престарелого чародея. Он снова направил лошадей  к одному ему известной цели. Вечером, попозднее, — сегодня ехать предстоит долго — он, скорее всего, расскажет остальным, что задумал. Не всё, разумеется, но кое-что… А за одним уж, у разомлевших от усталости и расслабившихся у костерка попутчиков, нужно и повыспросить… Не-ет, не взамен, того быть не должно, а так… в плане налаживания отношений, в задушевном плавном разговоре под звёздами. Хотя каждый из них, исключая разве что Бронга, будет пытаться сделать то же самое. Ха, может песню им спеть… или даже две?! Гвискар на такое вполне способен; привал будет в местах ещё относительно безопасных — глотку подрать можно. Дальше будет гораздо опаснее… и сложнее… Всё много сложнее.

 

Не выходило. Никак что-то не выходило. Исс нервно покусывала губу. Ладно, ночью она явно переиграла, представ перед Саламандрой в неотразимом очаровании своей ослепительной наготы. Эффект был. Тут спорить — против истины буром переть. Развлекалась Исс, видя вытянувшиеся лица мужчин. Но там не было никакого умысла. Шалила мадемуазель, действенность чар своих проверяла. Чары действовали будь здоров, били дуплетом и наповал! Тем бы всему представлению и окончиться, но злодейка-судьба надумала юморно оскалиться. Кто мог предвидеть появление в халупе Саламандры самого Антора 3, да ещё и в таком необычно раздвоенном виде?

Анкмору, титулованному весельчаку, хорошо: как же сбылась мечта любого дипломата, оказаться зрителем в первом ряду… да что там!.. прямым участником такого замечательно-занимательного политического спектакля. Коллеги-амбассадоры всех иных держав об этом не знают ничегошеньки. Их государи в полнейшем неведении и оттого в неомрачённой неге подушки давили. А он — счастливчик Иглоклык, становился деятельным  и, наверное, не самым последним персонажем исторической драмы. Или комедии?.. Далее видно будет.

Исс видела, как у её патрона затряслись когтистые ручонки в предвкушении чего-то чертовски непредсказуемого и безумно, безумно занимательного. «Авантюрист!» — подумала она с долей осуждения. И тут же спохватилась: «Сама-то  тоже хороша. Считай с порога, не проспавшегося Гвискара формами шокировать — это ли показатель благоразумности?» О благопристойности ей как-то не подумалось. У полутеней морально-нравственные нормы имели довольно размытые границы.

Вампирский дипломат даже сощурился, уже складывая в воображении витиеватые фразы, коими он расцветит послание Верховному сюзерену. Да и для пишущихся в страшной тайне мемуаров, безусловно, многое останется. Только бы рыбка с крючка не сошла. Ах, не подвело везение! Фрум-Доз Эсхалона об услуге просит… Не повелевает! Что само по себе удивительно. Впрочем, в таком-то состоянии, любому самообладание изменить может. Во-во, на чувство патриотизма давить начал. О гражданском долге заговорил. Сейчас совесть помянет… Так и есть. Как же они, власть предержащие, начинают одинаково слезливо-пафосно изъясняться, когда их по-настоящему припечёт. Сопливо-патриотический спич на душевно чёрствого Эсхалона Гвискара особого впечатления не произвёл, но  за дело он решил взяться исходя из каких-то личных видов. Маг губы пересохшие облизал странно-бледным языком и попросил к этому делу более никого не привлекать или свести количество помощников к самому минимуму. Саламандра глубоко задумался.

Вот он счастливый момент для Анкмора! Сейчас и пригодится такая безотказная Исс. Поскольку она и так, волей случая, оказалась втянутой в эту историю по самую маковку, то будет вполне логично использовать её выдающиеся способности в предстоящем сверхсекретном и архиважном предприятии. Эх, самому бы в этот водоворот кинуться! Да нельзя, никак нельзя. Попробуй, оставь посольский двор — шпионы мигом такую новость разнесут. А как не разнести, — посол сбежал?! И какая уж тут тайна? Не-ет, так подводить союзников негоже…

Исс готова была придушить дражайшего шефа прямо здесь и сейчас. Ну не мерзавец ли?! Оставалась ещё надежда на то, что Фрум-Доз активно воспротивится такому непредвиденному обороту, но и маг подкачал. Более того — обрадовался, едва ли не возликовал. С чего бы это? Хороший вопрос. Непростой. Только ответ на него сейчас искать не время. Сейчас бы себя в руках удержать, чтоб этого старого… му-у… жчину в клочки не разорвать. Ох, как не хотелось Исс прислоняться к этому тухлому делу! Интуиция женская на визг исходила, что добром это всё не кончится. Как ей не поверить? Но Анкмор решение уже принял, и вдвоём с чародеем они заставили Саламандру пойти на это условие. Теперь у Иглоклыка рядом с несчастным королём появилась пара внимательных глаз, у Фрум-Доза очевидно свалилась с плеч какая-то невидимая никем гора, а у Гвискара прибавилось головной боли. И своё недовольство таким ходом событий он скрывать ни от кого не собирался даже от премиленькой мадемуазель, даже из вежливости.

Остолоп!

Серенькое, кислое настроение Исс продержалось недолго. Жизнерадостной девчушкой была мадемуазель, к тому же не лишённая авантюрной жилки, а тут намечалось такое грандиозное приключение. При встрече амазонка не сработала — жаль, жакетик очень даже мил и ботиночки с маленькими серебряными шпорами — ну, какая прелесть! — столько стараний пропали втуне, но не трагично, опять же, проявился занимательный момент — с ними едет оборотень! Жизнь приобретала аромат и терпкость. Во всяком случае, в ближайшие девять дней ей, Исс, точно скучно не будет.

 

Маленький городишко Прок они обогнули по большой дуге. Общество, от чего-то решившее, что эту ноченьку оно будет непременно коротать в относительно комфортных условиях гостиного двора под крышей на настоящих кроватях, Эсхалон жестоко разочаровал, свернув с главной дороги на какую-то малоприметную объездную. Правда, долго пытать попутчиков неведением Саламандра не стал, тут же растолковав заквохтавшему Фрум-Дозу, если уж их, дворцового чародея и короля разыскивают в порту, то уж наверняка ищут и в ближайших поселениях, особенно в таких, как Прок, — стоящих на самом берегу Гранда. К тому же он не собирается останавливаться ещё довольно долго. Солнце?… А что с ним не так? Ах, оно скоро сядет! Так и что с того? Пусть себе садится, у него работа такая… Да не дуйтесь вы… Хорошо, можете дуться. Такие, примерно, реплики терпеливо бросал Гвискар, лениво отгавкиваясь от нападок раздражённого мага и закипевшей Исс. Вскоре, такого рода разговоры ему прискучили, и он совсем замолчал, напоследок обрадовав недовольных тем, что крышу над головами он не обещает, но стены будут.

— Хорошие стены, крепкие.

Бронг, дождавшийся момента, когда будет завершена очередная магическая санобработка короля, вернулся с охоты и теперь сладко дремал позади ящика. Однако уши оборотня работали хорошо.

— Усадьба «Сосновый бор» — полувопросительно произнёс он и широко, как-то очень по-кошачьи зевнул. — Хорошее место. Уединённое. И кроликов много.

Поделившись со всеми этими, безусловно, важными сведениями он снова спокойненько заснул.

— Сосновый бор?! — вдруг озадачился призрак его величества, оставив на краткое время греющие его душу мысли о смертной казни почтаря-грубияна. Эсхалон утвердительно кивнул. И король неожиданно всполошился: — Кроликов, говорите, много! А привидения?! О них кто-нибудь подумал?! Знаю я этот дом. Довелось мне как-то останавливаться там на ночлег в пору когда ещё его хозяин жив был.

Саламандре почему-то подумалось, что именно после посещения короля Сосновый бор и осиротел. Но вслух он этого говорить не стал, не желая ещё больше обострять и так далеко не простые отношения внутри их маленького отряда.

— Привидения? — тоном желчно-уксусного скептика заговорил он. — Что ж, ходят такие разговоры. Так и что с того? Мне сколько раз приходилось там коротать ночь — ни одной неприкаянной души увидеть не привелось. К тому же, ваше величество, не хотелось бы, конечно вам лишний раз об этом напоминать, но на сей момент вы у нас тоже, вроде как из их числа. Так что, при какой лихой оказии сумеете оборонить нас хилых и беспомощных.

Антоха, король рателеонский, недобро и подозрительно уставился на окаменевшего лицом Эсхалона.

— Не хотел он напоминать, — пробурчал монарх, не обнаружив на роже человека эскорта даже намёка на издёвку. — Не хотел, но напомнил. Хотя, оно и к месту пришлось. Мне ли теперь не знать до чего же мы, призраки, проказливый народ. От этого самого знания и впал я в великое беспокойство. Вот ведь жил не тужил. Особо никого не донимал, разве что за посягательства на государственные устои кого четвертовал, так то едино для поддержания благолепия в державе. А теперь что? Что теперь?!. Так и норовлю какую безобидную каверзу учинить. Ну, там, я не знаю…

— Меня повесить, — подсказал сообразительный господин Гвискар.

— Да хотя бы, — обрадовался король. — Или вот у чародея книжки его магические спереть. Что-то я со вчера необоримую тягу к магическому образованию испытываю. Есть у тебя при себе книжки, Фрумми?

— Дома остались! — гораздо резче, чем того требовали обстоятельства ответил чародей.

— Это плохо, — пожурил его монарх. — Чего ж не захватил? Как теперь время в дороге коротать станем, без занимательного и познавательного чтения?

— Как-то недосуг было, ваше величество, — съязвил Фрум-Доз. — Вас от верной погибели спасать надо было.

— А, точно, — слегка опечалился призрак. — Как-то я этого не учёл. Что ж, — снова расцвёл Антор 3 и простецки потрепал за мочку уха собственное бестолковое тело, — придётся мне на привале помозговать, — всё равно сна ни в одном глазу — чтобы такое начудить, чтобы, значит, весело, но без жертв. Травматизма с вашей стороны я, однако, полностью исключить не могу.

— Ваше величество, — укорила размечтавшегося монарха, подъехавшая Исс. — Мы ведь, вроде как, вас, лично вас, спасти пытаемся, а вы козни строите.

Чудо! Антор смутился.

— Да, как-то неловко получилось… Ну это ничего… Я с приусадебными коллегами посоветуюсь. У них по этой части опыта должно быть поболее. Глядишь, вместе и надумаем…- развить план проведения весёленькой бессонной ночи ему не позволили.

— Ваше величество!!! — воскликнули в один голос Эсхалон, Исс и Фрм-Доз.

А таинственный Бронг негодовать не стал, и пугаться призрачных неуёмных фантазий тоже. Он высунулся из-за ящика, явно раздражённый, разбудившим его шумом, обвёл заполошную компанию мутными жёлтыми глазищами, потешно встопорщил усы щёточкой и безжалостно убил мечту короля об активном отдыхе и налаживании отношений с подобными ему неживущими товарищами.

— Нету в тех руинах никаких призраков. И не было никогда. Байки всё это. Я знаю.

Сказал. Недовольно оскалился. И снова скрылся в своём импровизированном убежище.

После неэмоционального выступления злого оборотня, о котором король его совсем не просил, из призрака будто откачали воздух; он сильно уменьшился в размерах, опал плечами и лицом сделался похоронно-уныл. Словом стал выглядеть так, как, и положено любому нормальному привидению.

— Что ж и не победокурить теперь? — чуть ли не со слезами на глазах спросил расстроенный Антоха у пары лошадиных хвостов. — Вот ведь непруха какая. Пока в живых числился всякие условности развернуться мешали… — Тут чародей, хорошо знавший короля, до этого несчастного случая, не удержался — фыркнул: сдерживали его условности, как же… — И вот помер, а свободы самовыражения так и не обрёл. Э-эх, нет счастья, ни на каком свете. Верно вам говорю.

— Не вешайте нос Антор, — попытался приободрить сникшего короля Фрум-Доз, — официально вы всё ещё живы. И потом, дела наши не так уж и плохи из города мы выбрались и, похоже, сумели одурачь ваших недоброжелателей.

— Одурачить? — с сомнением произнёс король. — Ой-ли, Фрумми… Разве, что выиграли время… — и, прекращая разговор, он спланировал на спину лошади.

И ведь как в воду глядел.

После заката минул час, может и больше. Темень вокруг была — глаз коли. Дорога?.. Да какая же это дорога?! Едва ли не звериная тропа вилась среди колючих зарослей, и света звёзд явно не хватало, чтобы её осветить. Образно говоря — Небесный Нетопырь сюда ни разу не заглядывал. Остроты зрения Эсхалона здесь явно не хватало и лошадьми продолжил править пробудившийся Бронг. Его круглым и жёлтым как у совы глазам света было предостаточно, и он согнал с нагретого насеста уже порядком притомившегося Гвискара. Знал Эсхалон кого приглашать себе в помощники. Странность произошла с королевским кадавром. Он по-прежнему болтался рядом на козлах, но задевать Бронга даже не пытался. Каким-то невероятным и вряд ли объяснимым образом он постиг сложную натуру возницы.

Против такого, не совсем приятного соседства терпеливый оборотень возражать не стал, тем более что королевская тушка, заметно присмирев, стала вести себя на удивление адекватно — воздуха не портила, слюней не пускала (кончились?).  Скромником заделался его величество, пай-дедушкой, знай, расчёсывал свою короткую бородку, и, как заметил Саламандра, совсем не выглядел придурком.

Так и ехали, покуда не выбрались на пустошь, посреди которой всё ещё возвышались трёхбашенные руины усадьбы. Удивительно, но даже сейчас, после разрушения и пожара, по прошествии многих лет полного запустения Сосновый бор выглядел впечатляюще, не сказать — величественно. До второго этажа сохранились, изгрызенные вечно голодным временем башни. Исс даже обрадовалась, правда, несколько преждевременно: «А говорил, что крыши не будет. Пугал? Вот же она и не одна. В любую башню заходи — располагайся.  Перекрытия между этажами, чем не крыша?» Гвискар не замедлил остудить пыл ликующей мадемуазель: «Исс,  сударыня, перекрытий никаких нет. Огонь их сожрал. И в башни мы не пойдём — опасно. Они в любой момент рухнуть могут, видишь, как покосились. Я прошлый раз, не подумавши, в одну из них на ночь сунулся, — вон в ту, что слева, — так чуть кирпичами не завалило». «Привидения баловались?» — хохотнул Бронг. «Какое там!.. Рогатый филин… Здоровенный такой. Ну ты знаешь какими они вымахивают. Он, подлец, крылатую белку гонял и крылом стену задел. Этого хватило».

После такого единогласно  решили здоровьем не рисковать и остановиться в основном одноэтажном здании, в котором имелось восемнадцать комнат. Особую радость мадемуазель доставило то, что некоторые из них были внутренними — без окон.

Лошадей распрягли, разнуздали, стреножили и оставили напротив усадьбы щипать траву на лесной поляне, некогда бывшей любовно подстригаемым газоном.

— А тати в нощи шастающие не сведут? А хищники на них не позарятся? Нам без них никак нельзя — без лошадей. Восемь денёчков толички осталось, — проявил душевную озабоченность  Фрум-Доз.

Саламандра вежливо поблагодарил старика за то, что в доброте своей не дал ему сбиться со счёта дней часов и минут, и утешил его тем, что все мужчины будут по очереди нести караул.

— Ты, уважаемый Фрум-Доз, на часы встанешь сразу после полуночи и простоишь до-о… Ну, скажем, до пяти утра.

— А чего ж не до шести или не до семи? — кисло спросил только что назначенный часовой.

— Так ведь ни к чему. В пять мы с Бронгом поднимемся. А в шесть уже все на ногах будут. Костерок развести, если ты вдруг за ним не уследишь. Лошадей попоить… Вон там левее… сейчас не видно, но утром разглядишь, — под развесистыми деревьями есть небольшой пруд.

— Спасибо, отец родной, за интересную экскурсию по здешним местам! — Фрум-Доз не смог удержаться от сарказма.

— Не за что, — пожал плечиком Эсхалон и запалил свечечку в переносном фонаре. — Идем осматривать апартаменты.

Старика утешил Бронг, порадовав его новостью, что Саламандра известный насмешник и враль, и что ночами никто дежурить не будет.

— Во всяком случае, пока я буду с вами. Ночь — ведь это же моё время, смекаешь?

И оборотень заговорщицки подмигнул магу. Тот не нашёл ничего более разумного, как подмигнуть ему в ответ. Глупо получилось, но не начинать же разъяснять всяким тупицам, что…

А что собственно разъяснять? До королевского мага вдруг дошло, что к его мнению никто, НИКТО из этих людей, включая не определившегося со своим телесным состоянием короля, ни разу не прислушался. Его не уважают, тем более его не боятся и, вообще, считают едва ли не обузой. А ещё, и это, наверное, было самым неприятным, — ему не доверяли, и даже не пытались это скрыть.

«Охо-хо, — подумал, бредущий во тьме маг, — всё может оказаться далеко не таким простым, как мне представлялось в начале. Права, права оказалась змеюка, — Саламандра не просто хитёр, он, по-настоящему, умён. Йёй, что ж поиграем».

На остаток ночи разместились с максимально возможным в походных условиях комфортом, предварительно изгнав из хором парочку енотов, давным-давно считавших себя полноправными хозяевами усадьбы. Эсхалон, к жизни бродячей привыкший, быстро развёл весёлый костерок, что-то наскоро сварганил, — так, без изысков, просто горячего похлебать, — и вскипятил чай. Тут бы, казалось, и начаться той самой «запланировано-случайной» задушевной беседе всех со всеми. Ан, нет, не сбылось. Перекусили путешественники с ожидаемо большим аппетитом. Чайку испили, не забыв Саламандру отблагодарить. И навалилась тут на них такая усталость, что, не сговариваясь, все, кому обстоятельства позволяли, отправились на боковую: Исс уединилась в облюбованную ранее отдельную комнату, Эсхалон, не мудрствуя, пристроился возле костра, а с почтенным чародеем так просто не получилось. Старичок был существом изнеженным, привыкшим к высоким кроватям и мягким пуховикам. А тут, где старые кости разместить? Для начала Фрум-Доз страдальчески повздыхал. Толку — ноль. Душевно очерствевшая молодёжь на эти вздохи и ухом не повела. Пришлось самому лично мыкаться в темноте, подыскивая себе такое же, как у Исс уединённое убежище, — безрезультатно, только пальцы на ноге зашиб. Думал — если магией себе подсветить толку будет больше. Подсветил. Ничего, кроме груды битого кирпича не узрел и вернулся в бывшую большую залу к уже храпящему Эсхалону. Очищать место для ночлега магией, расшвыривая булыжники, Фрум-Доз посчитал ниже собственного достоинства. Во всяком случае, именно так он пояснил своё бездействие любопытному лупоглазому оборотню. Ноченьку эту, на удивление тёплую, маститый чародей коротал в углу у стеночки, завернувшись сразу в два старых одеяла. Данное старику слово, Бронг сдержал и, не особо нуждаясь в отдыхе, после целого дня безделья, отправился патрулировать окрестности, перед тем довольно бережно упаковав в ящик воспротивившегося кадавра. Мера предосторожности пусть и вынужденная, но совершенно необходимая. Веры в то, что сей неуёмный господин всю ночь будет вести себя прилично, не было ни у кого, включая духа короля Антора Призрачного. Заточённое тело немного поскреблось, просясь наружу, но, не найдя понимания, угомонилось и обиженно затихло. Привидение монарха осталось в полном одиночестве. Вскорости Антор натурально заскучал и, не имея физической возможности, отправиться, как другие в царство Морфея принялся хулиганить и беззлобно безобразничать. Не у кого не хватило бы совести отнести шалости резвящегося короля к разряду однозначно злокозненных. Что особо криминального в том, что неприкаянный утративший сон призрак неслышно подплыв к сидящей в оконном проёме сове, состроил ей жутковатую рожу и сделал ей «козу»? Ни-че-го страшного! Подумаешь, познакомил хищницу с неведомой ей доселе икотой, да глаза совиные стали размером с кулак.

— Делов-то, — махнул прозрачной ручкой шалунишка Антор, — икота пройдёт… когда-нибудь, а глаза… Ну-у, так даже красивше.

Дальше была мирно почивавшая ворона — мудрая птица всю жизнь клевавшая падаль и на здоровье ни разу не жаловавшаяся. Разошедшийся Антоха выдрал ей хвост до последнего пёрышка, и потом какое-то время наивно удивлялся, чего это она околела, толком даже не пробудившись, чтобы вместе с монархом посмеяться над его безобидной шуткой.

— Однако — инфаркт, — авторитетно объявил миру Антор 3, держа птаху за лапу. — М-да-а, — протянул он, отшвырнув прочь жертву собственного юмора, — дальше-то что?

На несчастной вороне, живность, до сей поры в немалом количестве счастливо обитавшая в развалинах, совершенно неожиданно закончилась, как повымирали все.

— Дезертиры! — ругнул король неизвестно кого и уселся на стеночке, свесив ноги и шлепая губами. Мучаясь от безделья, Антоха с высоты любовался пейзажем. Мировосприятие венценосца, — особенно слух и зрение, — с тех пор, как он утратил телесную оболочку, многократно обострились, и окружающая его теперь темень совсем не мешала любованию дикими красотами. Вдруг он встрепенулся:

— А это ещё кто? И где шляется наш ручной оборотень, когда намечается весёленькая заварушка?

 

Глава 6.

 

Бронг, немногословный, таинственный Бронг. От добровольно взваленных на себя обязательств по охране бивака он отлынивать и не думал. А что его Антор среди густых кустов не приметил, так не того высматривал неусыпно бдящий призрак. Отойдя на приличное расстояние от развалин, занятых людьми, и пасущихся лошадей, в тени привольно раскинувшегося дерева Бронг разделся донага. Никуда не спеша он аккуратно сложил свою одежду, перетянул стопочку тесёмочкой, вдохнул полной грудью освежающий ночной воздух и стал обращаться.

Процесс этот сложный и малоприятный занимал у него немного времени и уже долгие годы проходил для Бронга почти безболезненно. Это в юности, когда достигнув половой зрелости, оборотень приобретал способность к изменению внешней формы и метаболизма, превращение бывает мучительным. Нередки случаи, когда кто-то из молодых подобных мук не выдерживает и если остаётся в живых до самой смерти зарекается обращаться; для таких, бывает легче отказаться от собственной неоднозначной природы, чем вновь и вновь добровольно проходить сквозь чистилище.

Бронг преодолел этот страх — честь семьи взывала. Ведь он не был обращённым (крайне невеликое число людей своей волей прошедших болезненный ритуал и выживших после) — он принадлежал к древнему роду Истинных. Его отец геройски погиб при защите стен Рателеона так и не выпустив из клыков горло вражеского полковника. Мать, до сих пор сохранявшая остроту ума и грациозность хищницы, сражалась тогда рядом с мужем и в мелкие клочки порвала гренадёра, пронзившего его штыком. Ей посчастливилось выжить в той мясорубке, и теперь она с удовольствием возилась с беспокойным выводком внучат, обучая их секретам обращающихся.

А сам Бронг, что же он?.. Не обретя себя в военной службе, и, в силу врождённой криволапости, не сумев овладеть никаким ремеслом, он ушёл на вольные хлеба и занялся сопровождением людей и грузов, подряжаясь в качестве простого охранника. В специфических условиях Рателеона его услуги оказались востребованными, и он вполне мог бы не задумываться о будущем, если бы не многочисленное потомство и жена-мотовка. Загрызть бы транжиру, да пасть на такое дело никак не разевается. Любовь, язви её!

Над предложением старинного, ещё армейского, своего приятеля Эсхалона, Бронг не раздумывал — сразу его принял, без оговорок. Особых вопросов не вызвала у него и просьба явиться на место встречи за городом ранее срока и там всё разнюхать. Так… на всякий непредвиденный случай. А ещё со стороны, себя не обнаруживая, внимательно понаблюдать за теми, кто будет с Гвискаром.

— Работать будем с сомнительным клиентом? — уточняя, спросил оборотень.

— Ничего тебе сказать не могу. Сам не уверен. Но попрошу: будь трижды осторожен. Доверять сейчас я могу только тебе.

Бронг двинул кожей на лбу:

— Если, прекрасно зная меня, ты об этом просишь… гм… В какую историю ты вляпался?

— Не поверишь — не вляпался. Втянули.

— Тебя?! Втянули?! Кто же это такой, что ты не сумел от него отбазариться?

— Вот сам и увидишь, — невесело усмехнулся Саламандра.

Что ж не соврал старый друг, душой, ради красного словца, не покривил. Сидя в тех злополучных кустах, что буйно наросли возле разрушенной мельницы, оборотень ожидал увидеть кого угодно, а увидел верховного чародея, одетого кое-как. А позже чуть, не глазами — сердцем и носом почувствовал ещё кого-то. Привидение?! Настоящее?.. Днём?! И тут же, не доверяя чувствам, ущипнул себя за руку и несколько раз махнул перед глазами. Призрак короля! Вот это новость! Понятно, почему Саламандра  к рефлексии не склонный, прошедший огонь и воду и видавший такое, что и врагу не всякому пожелаешь, к Бронгу явился сам не свой. Да, дела-а… Оно, если крепко подумать, выходит, что и сам оборотень слегка поспешил с согласием на такую работёнку, вполне мог сослаться на семейные обстоятельства. Но крепок задний ум, да неспешен. И что теперь? И как?..

Что-то не туда повлекло рателеонского оборотня. Вовремя всплыло в голове: «Посматривай!» И Бронг, ругнув себя за секундное малодушие, собрался, напружинился. А тут и Фрум-Доз до кустов двинулся бочком, бочком и при этом как старуха почти беззвучно шевеля дряблыми губами, то и дело, складывая их в неприятную птичью гузку. Другой бы решил, что дедок сам с собой умные беседы ведёт, но слух оборотня человеческому не чета. И сам Бронг мужчина серьёзный, ответственный. Не поленился он, прислушался. А прислушавшись, сильно удивился. Не так сильно, как увидев королевский призрак верхом на лошади задом наперёд и учуяв тело самого Антора (тоже пока необъяснимая несуразица!), но, однако ж, довольно чтобы сделать себе на носу зарубку — нужен, ох, как нужен ему разговор с Гвискаром! Да так чтобы рядом — ни-ко-го, ни мухи, ни комара. И до сих пор, до самого полуночного ночлега не сложилось, не выкроилось время. Раздражая оборотня, рядом с Эсхалоном постоянно кто-то толокся, то Фрум-Доз лез с расспросами, то доставучее приведение с неконструктивным предложением повесить Саламандру… Бронг неподдельно дивился выдержке приятеля, мог бы даже ему поаплодировать, да публика подобралась не соответствующая. Кадавр этот, неприятный до внутренней дрожи, вообще от возницы ни на шаг, как приклеенный, право слово. Он конечно без мозгов — так чародей сказал — да кто ж магу на слово поверит. Да и самому монарху, оборотня как-то довериться не тянуло. Кто его знает, может Антоха просто умело прикидывается этаким дурачком? Даром ли в лихолетье сумел престол за собой удержать. Опять же дамочка!.. Разбитная она, говорливая. Всё с шуточками и прибауточками. Ну, прямо пацанка — своя в доску! Только вот Саламандра успел, упредил — она из посольских, и не из последних, стало быть, вряд ли дурра, и наверняка хитра — всему лисьему племени фору дать может. Оборотень для себя решил считать именно так. Был ещё один аспект, неприятно удививший Бронга и даже вызвавший у него, что-то вроде болезненного укола ревности. Нет, не ревности любовной. Это с чего бы? А ревности видовой, что ли… Он ведь и сам был мужчина непростой и кое-какие представления о себе подобных имел — не хуже того же Фрум-Доза мог распознать биологическую неоднозначность. А тут засбоил. Не сумел постичь скрытую природу Исс, как ни стремился. Не пускало что-то, выдавливало. С таким невидимым, упругим сопротивлением ему ещё сталкиваться не доводилось. Понял только, что есть в ней что-то чужеродное и чуждое человеческому. Естественно Бронг внутренне ощетинился. Однако над тайнами мадемуазель он голову ломать не стал — понял, что именно она была навязана тёплой мужской компании, значит при ней о деле точно ни гу-гу, только о погоде, природе, поэзии, лошадях и бабочках.

Теперь, когда уставший Саламандра завалился на боковую, оборотень его будить не захотел и решил отложить разговор до утра. До того момента, когда они вдвоём отправятся ловить и запрягать лошадей. Да так оно вернее всего — в отдалении от множества ушей накоротке побалакать. Пока же необходимо нести службу, которую сам себе на плечи взвалил, впрочем, без особого напряжения. И осеннюю, кое-где уже пожухлую, траву примяла большая, обманчиво мягкая лапа горного льва — кугуара. Огромная, куда больших размеров, чем её обыкновенные сродственники, пума неслышно растворилась в подлеске.

Никаких особых неприятностей Бронг, признаться, не ожидал. И не потому, что был легкомысленным. Отнюдь, этого греха за ним точно не водилось. Просто… Ну просто, что могло произойти? Нападение диких зверей. Это в худшем случае. Так ведь крупных хищников здесь не водилось, иначе оборотень их обязательно бы учуял. Потому, кстати, и кроликов здесь было во множестве. Бронг слегка сократил их число, с аппетитом стрескав двух длинноухих неудачников, а четыре тушки оставил про запас. Как бы он ни относился к товарищам по этому не совсем обычному путешествию, а кормить народ надо. Сытые люди благодушны… Во всяком случае куда чаще, чем голодные. И их может потянуть на общение… Очень надо, очень. Оборотень вылизал лапу. Пусть изливают душу или в жилетку плачутся. Если бы, предположим, Исс такое надумала, то Бронг ничуточки бы не возражал.

Кроликов он оставил рядом с одеждой. Утром похвалится трофеями перед ленивыми ни на что негодными сонями, а затем уж освежует тушки.

Кугуар, блаженствуя, развалился в чернильной тени под кустами, и, казалось, задремал. Медленно, с неспешностью величавой Небесный Нетопырь поворачивался на звёздном небосводе. Наверное, даже он не сумел бы разглядеть Бронга. Впрочем, что за дело созвездию до какой-то козявки.

Чу! Ноздри оборотня тревожно дрогнули — запах человеческого пота! Это бы ещё полбеды. Гораздо хуже — запах железа и пороха. Да-а, этот аромат ни с чем не спутаешь. Незваные гости и много. Пума приподняла красивую голову, шевельнув чуткими острыми ушами. Ого! Не менее девяти. Пропала нега ночи. Здравствуй грубый и безрадостный реальный мир. Робко проскользнула тщедушная рахитичная мыслишка: «Может сумеречные гости не по их души? Может они так, лесом шли, грибы собирали?»

Ерунда! И кугуар с левого бока перетёк на четыре подогнутые лапы, прижимаясь брюхом к земле и нервно подёргивая хвостом. Незваные ухари здесь появились далеко не просто так. Нужно было будить Саламандру, но Бронг промедлил.

Число любителей прогулок в самый неурочный час было вполне достаточным, чтобы насадить на пики всех почивавших в развалинах путешественников. Оборотень не ошибся — девять решительных парней. Он подкрался поближе, убедился в точности своих предположений и затих, прислушиваясь.

О чём толковали мужички? Да так, о всяких пустяках. Больше о том, что взявши усадебку в плотное колечко, без лишнего шума порешить всех, кто там есть, а после, по-братски поделить оставленное упокоенными наследство. Тут, правда, могут возникнуть варианты, ведь жмурики наверняка не озаботились оставить завещание в пользу своих убийц. Ну да мы ребята честные. Промеж себя уж как-нибудь столкуемся. И тёмные личности споро порскнули по заранее обговорённым местам. О, как!

Бронг в нерешительности замер; выходило, что с пробуждением отряда он непростительно опоздал. Он бросил быстрый взгляд в сторону усадьбы. Далековато, да и маленький табунок перегораживает прямой путь. Кинешься сейчас — утром ни едину конягу не сыщешь. Может сразу на этих наследников кинуться — все планы им перепутать?

— Штырь? — хриплый голос одного из татей. — На кой мы попрёмся прямиком через поляну?

— Чего?

Чувствительный нос пумы был грубо атакован чесночной вонью. Не-ет, если эти господа и профессионалы разбойного дела, то далеко не самого высокого пошиба.

— Я говорю, что нам больше всех надо? Нас Прыг собрал не за бабки.

— Не за них, Гнояш, — за долги. А долги платить надо. Или ты против?

— Долги, долги… — запыхтел Гнояш, не отвечая на прямо поставленный вопрос. — Не об них базар. Слушай сюда. Что если мы с тобой к этому делу, — дело-то, тьфу и растереть, — подойдём с умом?

— Это как?

Мудёр, бродяга, ничего не скажешь.

— Сколько там наших будет?.. Семеро! — возбуждённо шептал бандюган. — Ведёт их Бздюх. Неужто, они без нас не управятся? Не перебивай, дослушай… Да не предлагаю я сбежать! И в мыслях не было… Что ты дёргаешься? И отсиживаться нам не с руки. Я предлагаю чуть задержаться… ровно на столько, сколько нам потребуется, для того чтобы подальше отогнать вон тех лошадей. Догоняешь, о чём я?

— А?.. А-а… понял, понял, — энергично затряс наголо обритой башкой Штырь. — Наш Бздюх торопыга известный. Дело он спроворит, слов нет, а потом…

— А потом, как всегда: карманы по-быстрому обшарит, манатки, какие углядит, растрясёт — и дёру. К моменту шмона мы уже обозначимся на месте, будто и не отлучались. Значит принимаем участие в дележе, а чуть позже… Ну, просекаешь?..

— Вернёмся, — медленно выдавил из себя тугодум Штырь, — и прихватим всех лошадей. Х-ха, долг, типа, погашен и в барыше останемся. Ловко придумал. Я — в деле.

Семь душегубов успели занять ранее намеченные места. Призрак его величества, очевидно не понимая серьёзность сложившейся ситуации, беззаботно побалтывает ножками на стене, вовсе не собираясь предупреждать спящего Саламандру. Августейший мерзавец!

И тут Бронга словно током ударило — идея! Пусть лихоимцы своих подельников сами и выдают со всеми потрохами. А уж Гвискар, воробей стреляный, — сможет управиться с одним-двумя, там и оборотень подоспеет. Более не таясь, свирепый горный лев, бросился на мечтающую о хорошем куше парочку неудачливых прохиндеев. Первый, кажется Штырь, умер быстро со сломанной шеей. Второй… Как его?.. Гнояш, что ли?.. О, тот оповестил всю округу! Громко вопил. А чтобы неожиданно возникшая страсть к полуночному «ораторству» в нём раньше времени не угасла, Бронг его слегка пожевал. Из усадьбы раздался ружейный выстрел и короткий вскрик. Хорошо. Саламандра проснулся. Пора на выручку. Кугуар одним движением вырвал глотку бьющемуся в агонии  головорезу и устремился к развалинам.

 

В разномастном криминальном сообществе Рателеона тщеславный хулиган Бздюх занимал не самые видные позиции. Так, серединка на половинку и то с огромной натяжкой. С таким не радостным положением вещей этот тип мириться не собирался и постоянно искал возможность повысить свой куцый авторитет. Пока эта благая цель оставалась недостижимой. Бздюх был свято убеждён — всё это только потому, что ему пока не выпал шанс. И вот!.. Заказ!! И какой заказ!!! Саламандру, самого Саламандру спровадить на тот свет! Только бы с глузда не съехать. Когда он полностью осознал, что ему предстоит, у него даже голова закружилась и не от страха, а от вдруг открывшихся перед ним перспектив. Завалить такого зверя как Эсхалон Гвискар мог только реально крутой парень, со словами которого придётся считаться всем от самого мелкого жулика до больших боссов.

Это был Он, тот самый, так долго ожидаемый Шанс!

Бздюх возликовал и быстренько собрал подчинённых ему неудачников, пардон, — бойцов. Оказалось их удручающе немного — четверо… вместе с шефом. Упс! С таким числом воевать Саламандру было как-то боязно, и откровенно неспособно. Оказаться от заказа — смерти подобно. Пришлось напрягать ум. И после усиленного потирания узковатого лба Бздюх родил грамотную идею — подключить к делу своих безнадёжных должников. Некоторых пришлось уговаривать при помощи силы. Ещё пятеро… Уже хорошо. Пусть они не больно круты, но миллион зайцев и льва задавят. Построил он свою армию. Полюбовался на «красавцев». И сильно сморщившись, дал отмашку: «Вперёд, орлы!»

Полетели падальщики переименованные в хищников, куда деваться?

По информации, полученной от нанимателя, хитрован Эсхалон уже из города выехал. А может и не выехал… Тоже, дьявол его задери, информированный источник. Однако лучик света всё же был. Лум! Он вдруг куда-то спешно засобирался. Мальчишка зелен и ещё не искушён в заметании следов, «хвост» он вряд ли приметит. Вот его и надо пропасти. Есть большая вероятность, что он выведет охотников на своего хозяина. Так, собственно, и случилось. Дальше было очень просто — держаться от цели на некотором отдалении, из виду её не теряя. С этой задачкой лихие парни справились… почти справились. На дороге к Проку они Саламандру всё-таки исхитрились потерять. И потом четыре часа до наступления почти полной темноты рыли носом землю, чтобы снова взять след. Бздюх, проглатывая злобные вопли, чтобы их не услышала потенциальная жертва, яростно раздавал воинству увесистые тумаки, то и дело, хватаясь за рукоять большого ножа. Неизвестно, то ли горячность вождя пособила, то ли слепой случай, но нужный поворот был обнаружен и разозлённые босяки двинулись на свидание с судьбой.

Костёр благополучно забытый всеми почти прогорел. Жар от его поседевших углей ещё шёл, а вот света практически не было. И что можно было разглядеть во чреве разрушенной усадьбы? Корь, напрягая зрение, внимательно присмотрелся; у дальней стены явно что-то лежало. Но что именно? Совершенно не разобрать. Может это их дичь десятый сон досматривает, а может просто пожитки кучей сваленные. Ещё один рыцарь «пера» и удавки не сумевший ничего разобрать, сунулся в дверной проём, загораживая звёзды и фактурно обрисовывая свой контур. Слева он увидел ещё один тючок, размером куда меньше первого, но это точно был кто-то живой. Вон, какие рулады выводит. Разбойный человек обернулся к затаившим дыхание подельникам. Хотел он шепнуть, что, по крайней мере, одного отыскал, а сказал совсем не то, что собирался:

— Нас, что ж всего трое? А где ещё два хмыря?

Вопросы может, и были чуточку несвоевременны, но, тем не менее, важны, даже очень.

Бздюх, у которого сунуть нож под ребро никогда не заржавеет, дал им пятерым чёткие указания: взять под контроль парадный выход и окна по фасаду. Трое наиболее ответственных жуликов приказ главаря исполнили в точности, а ещё двое у развалин так и не объявились.

— Наверное, уже поклажу в фургоне шерстят, — предположил Корь.

— Бздюх им прошерстит. Бес с ними. Что-то филин долго не кричит.

Окружившие здание, — двое с торцов, и сам Бздюх с помощником со стороны заброшенного яблоневого сада, — должны были подать условный сигнал — крик филина.

— Скорей бы уже, — заговорил третий бродяга, — не терпится кровь пустить. Люблю я это дело. Страсть, как люблю.

И крик раздался. Только это был не ожидаемый печальный клич ночного охотника, — орал человек, от боли и ужаса.

— Что эт… — только и успел выговорить головорез, застрявший в дверном «провале».

Ружейный выстрел снёс ему полголовы. В егерях мазилы не служили, и рука Гвискара была по-прежнему тверда. Затем из чрева усадьбы выметнулось, что-то большое и тёмное. Корь, не думая, разрядил в это нечто свой пистолет и тут же умер, — вторая пуля из трёхствольника прошила его насквозь. Саламандра перекинул штуцер в левую руку. Мало кто мог выстрелить из этой штуки с одной руки, но, во-первых, патроны большого калибра Эсхалон уже расстрелял, во-вторых, — он, как раз мог и с руки пальнуть, но справедливости ради отметить нужно, — особого удовольствия ему это не доставляло. Но не оставаться же с одним разъединственным патроном в стволе. Кто знает, сколько этих негодников явилось по их души. А перезаряжать сейчас — не самая лучшая идея. Гораздо разумнее освободить правую руку под пистолет.

Третий участник налёта Саламандру крепко удивил. Ничего не понимая, этот предосудительный товарищ покромсал перед собой тьму большим ножом и кинулся очертя голову, почему-то внутрь развалин. Оттуда тотчас же раздался пронзительный стариковский визг, — замершему под одеялом дедуле отдавили пальцы на руке. Эсхалон ринулся было за беглецом, но тут из-за угла как угорелый выскочил ещё один деятель, на ходу паля из двух пистолетов, особо ни в кого не целясь, но ведь факт известный всем, — пуля она ведь круглая дура. И шальная, она убивает ничуть не хуже прицельно выпущенной.

Пистолет Саламандры два раза коротко рявкнул и едва различимая фигура, мчавшаяся на разборку как на праздник на полном ходу, словно в стену впечаталась. Постояв мгновение, душегуб свалился на землю большой мокрой тряпкой. За спиной Гвискара, за непроницаемым занавесом зарослей кто-то в ужасе закричал. Потом раздалось мощное утробное ворчание и всё стихло. Кугуар подобрался к руинам и снова вышел на охоту. Эсхалон довольно улыбнулся; Бронг своё дело знал туго, от него никто не уйдёт.

Привидению его величества прискучила роль бездеятельного созерцателя. И то сказать, вон же какое забавное дело внизу разворачивается. Как тут не вмешаться? Только, кажется, что хулиганы уже закончились? Вон, как кто-то с аппетитом в лесу урчит. Всё же хорошо иметь на своей стороне милашку-оборотня. Антор переплыл на противоположную стену. Там, у её подножия, копошились двое. Один уже карабкался в окно, устрашась неведомой зверюги. А второй…

Бздюху тоже крепко пришлись не по нраву звуки, только что им услышанные. Стрельба — оно ещё ничего. Правда у его бойцов ружей вроде бы не было, но тут заговорили пистолеты и вожак как-то очень быстро успокоился — свои за дело взялись. Скоро всё закончится. Что до рёва в лесу, то по его представлениям там его людей уже быть не должно. Желалось бы, конечно, чтобы всё обошлось без лишнего шума. Ну не сложилось и ладно. До города далеко, а отдельно стоящего жилья в округе нет.

И тут опять этот рёв. И ни где-нибудь в густой чаще, а прямо тут за угловой башней, считай, за стеночкой. Кореш Бздюха как его услыхал так к окну и ломанулся прямиком сквозь крапивные буйные джунгли. Ну и дурак! А у славного атамана вдруг усиленно заработал мыслительный аппарат. И открыл он своему владельцу такову истину: «Зря ты, Бздюша в это дело без ума влез. Не по зубам тебе треклятый Саламандра. Теперь не до повышения авторитета сделалось. Голову бы свою уберечь. Меня, то есть…»

— Ну его к ляду, заказчика этого, пусть он даже и родственник. Драпать нужно! — мудро было постановлено душегубцем. И он даже разворачиваться стал, но тут увидел ЭТО и, будто корни в землю пустил.

Спускалось оно со стеночки по верху вроде как из серебристого тумана слеплено, а по самому низу, там, где ноги, сквозь которые выкрошившиеся кирпичи видно, — чем-то на ветошь похожее. Неопрятную, грязную ветошь.

Не торопясь спускался призрак и будто заворожил разбойника этой своей величавой медлительностью. Антор спуск прекратил и, оставшись висеть в футе от земли, возложил свои мертвящие длани на плешивую маковку Бздюха. Могильный хлад в миг единый выстудил нутро человеческое лишив его воли. Призрак  что-то заунывно вещал, то приближая, то удаляя своё странно и жутко изменяющееся лицо. А Бздюх?.. Бздюх его не слышал. Он, наверное, умирал: от ужаса, от мороза, от потрясения. И вдруг в развалинах, что-то с треском взорвалось. Привидение лишилось сосредоточенности, ругнуло чёрным словом неумеху-мага, а бандюган очнулся, скинув с себя наваждение.

Как бежал в ту ночь незадачливый бедолага! Дороги он не то, что не разбирал, он вообще её не видел. Да разве только дорогу? Он и кустов не примечал и деревьев не зрел. Драпал, как на крыльях летел. Нетопырь и тот бы умаялся, за ним припустивши, и не догнал бы. И вот выскочил заполошный человек на тракт, а там в такой-то глухой час много-много сударей самой недоброй наружности в чёрных одеждах и плащах при оружии и на лошадях. А лиц нету… Вместо них какие-то уродливые скураты.

Но и этих ночных путешественников перепуганный Бздюх был рад радёшенек видеть. Он бы и обниматься с ними кинулся, будь они пеши.

— Там… — плохо двигающимися губами выдал рателеонский жулик, мечтавший о славе крутого парня, указывая трясущимися руками во все стороны разом, — там такие…

Кто-то из всадников дал ему жесткую пощечину, рукой облачённой в крагу. Потом ещё раз и ещё…

— Теперь говори, — потребовал повелительно.

— Чудище там, — зачастил просветлённый лаской Бздюх, даже не утерев кровь с разбитого рта, — и привидение живое, гад буду.

— Живое привидение, — усмехнулся некто под маской.

— Да-да-да… Он мне говорил, что только Саламандра будет и баба, а там… Восемь покрошили и неупарились.

— Саламандра? — неизвестный в чёрном, будто песком сыпанул.

— Ага–ага…

— Восьмерых покрошили? А сколько с тобой было?

— Так девять и было.

Всадник высокомерно кивнул кому-то у себя за спиной. Тут же на ошарашенного Бздюха надвинулась конская туша, а его голова раскололась, как орех.

Почти невидимый в ночи человек вытер от крови широкое лезвие кавалерийского палаша.

— Сдаётся мне, что-то многовато народу за нашим Эсхалоном гоняется. Хм… не грохнули бы его раньше нас, а то ведь хозяйка очень недовольна будет. А когда она кем-то недовольна… ух, даже думать о последствиях не хочется.

Тот, что отдал приказ об устранении неожиданно появившегося конкурента, выразил сомнение в том, что расправиться с сударем Гвискаром будет просто.

— Рассёдлывайте лошадей. Ночевать будем в этом лесу. Теперь Саламандре от нас не уйти.

 

Глава 7.

 

Эсхалон сосредоточенно разглядывал новую дыру на своём плаще. Метко пальнул злыдень. Если бы вместо этого плащика Гвискар сам на улку нос высунул тут бы он пулю и отхватил, а так выбросил вещицу и сам цел остался и вредителя укокошил. Теперь вот его хоронить предстоит и ещё нескольких. Большую придётся рыть яму. А спать когда? И плащ всё-таки жаль. Ну хороший же плащ, прочный и не промокает… почти.

Рядом пыхтит Бронг, орудуя заступом. Вдвоём-то они быстрее управятся. Маг взялся за костёр. Это правильно. К рассвету они закончат, поедят и в путь отправятся. Нападение, слов нет, настораживает и даже очень, но менять из-за него все планы Эсхалон не собирался. К тому повода нет. Саламандра вытер пот со лба и продолжил свою невесёлую работу.

Удивительно, настроение разношёрстного отряда после ночной «веселухи» попёрло вверх. Стоит только на мадемуазель глянуть — сама за готовку взялась, никто не просил. Острит. Балагурит. И видно, что не от бабской истерики, хотя обстоятельства к тому располагали, а просто от жизнерадостности. Ох, отчаюга эта самая Исс.

После перестрелки сударь Гвискар в развалины входил с непривычным для себя сердечным колотьём; взял же он этих людей под своё крыло… Ну пусть не взял. Пусть они сами напросились. Сути это не меняет. Вдруг с ними что-то… Тревожно было. Хвала Благому Небу, всё обошлось! Фрум-Доз успел какую-то ветку от углей запалить. В свете этом обманчивом, мерцающем Эсхалон разглядел чуть покачивающегося мага.

— Ты как, старче?

Маг улыбнулся и повёл рукой, ничего мол, жить буду. А рядом с ним, — руку протянуть, — неестественно вывернув локти, мордой в землю лежал труп и из аккуратной дырки в его спине поднимался отвратно попахивающий дымок.

— Молнией саданул? — не церемонясь, Саламандра пнул околевшего налётчика, так на всякий пожарный случай.

— Ею, сынок, ею. А как догадался?

— Треску было много от твоего заклятия. От огненных так не бывает. Да и вот такие аккуратненькие дырочки мне уже видеть доводилось, — Гвискар помассировал пальцами левую сторону груди и одобрительно глянул на старика. — Силён. И вправду — Гневный. Второго тоже ты?..

Неподалёку у входа в комнату, занимаемую Исс, вытянувшись в струнку, как солдат на параде, лежал ещё один незнакомый Саламандре господин, наружности не благородной, а совсем даже наоборот — грубой и пропитой.

— Нет, — Фрум-Доз посветил своим плохоньким факелком.

— А кто же тогда? — наивно спросил, крепко озадаченный почтарь, вытаскивая из шеи поверженного метательный нож.

Тут и обрисовалась суровая правда, которую ему поведали ещё в Рателеоне, да он из-за раздутого своего мужского самомнения на веру не принял. Мадемуазель Исс, вполне может сама о себе позаботиться и чью-либо спину прикрыть в случае такой надобности очень даже способна. Смиритесь с этим сударь. И радуйтесь тому, что вам в помощь отрядили бойца, а не кисейную барышню. Эсхалон прижал ладони к вискам. Выходило, что пока он развлекался стрельбой по движущимся мишеням старая перечница, от которой несло затхлостью давно не открываемого шкафа и грудастая девица в гетрах, выбравшаяся из своей комнатёнки (юбку нацепить еще не успела) запросто пустили в расход двух лихих парней. Опа, как расклад сил поменялся. Ай да отряд — истинные королевские гвардейцы! С такими-то людьми и на приступ адских ворот не страшно! Только пусть они первыми идут…

— Хватит лопатить, — сказал Саламандра. И Бронг, выбросив шанцевый инструмент, пулей вылетел из ямины. Сидеть в свежевырытой могиле оборотню было явно не по себе. — Стаскиваем жмуров. Закидываем их землицей и баста!

Сказано — сделано. Торопливо сделано. С большим желанием скорее отсюда уйти. А уходили молча, и почему-то понурившись. Неизвестно какие мысли одолевали Бронга, а вот Эсхалон давал себе зарок, что больше никогда, ни по какой самой важной оказии он не станет коротать ночь в развалинах усадьбы «Сосновый бор».

Костёр на прежнем месте в стенах разводить не стали; Бронг не поленился — обежал ближайшие окрестности, и никого не обнаружил. Если сделавший ноги разбойник, преодолев ужас, и решится кликнуть кого-либо на помощь, то случится это очень не скоро. Пока страх его отпустит. Пока до города доберётся — долгий путь. А горячий и рисковый народ уговаривать — тоже ведь время и деньги. Не-ет от улепетнувшего зайца больше неприятностей ожидать не стоит. Это мнение все разделили, даже отпущенный из узилища кадавр башкой тряс утвердительно и радостно скалился.

Саламандра к огню подсел тихо-тихо, вроде бедного родственника, что-то ел, вкуса не чувствуя, с кем-то разговаривал, даже шутил, но мыслями был далеко. Положение было и так не из самых прозрачных и понятных, так оно ещё надумало своей волей каждодневно усложнятся. Эсхалон вдруг остро почувствовал, насколько ему не хватает толкового совета опытного в запутанных делах Лакра. Но Лакр сейчас в Рателеоне. И вряд ли он там прохлаждается и баклуши бьёт. Жив бы, остался. Завтра вечерком в захолустном Тремзе Саламандру должно ожидать такое важное послание. Искренне он надеялся, что оно-то прольёт свет на многие рателеоновские загадки. Лакр — дядька въедливый и хватка у него, как у вервольфа — не разжать. А с неожиданно возникающими на пути ребусами придётся самому разбираться. Вот, кто они полуночные ухари? Поди, разберись. То, что воры и бывшие каторжники — понятно. А к какой банде принадлежат?

Большинство значимых в этой среде людей Эсхалон знал лично. И не только как соперников  или партнёров по карточному столу. Во время военной смуты и чудовищной неразберихи их подпольные связи много помогли рателеонской армии. А совсем ещё юный в ту страшную пору Гвискар, ещё не Саламандра, а просто Эська, был связным между военным командованием и патриотично настроенными боссами. Его сметливый ум и быстрые ноги ни единожды спасали жизни тех, кто сейчас стоял у кормила власти или правил теневым королевством. Ладно, что-то много сиропа он разлил… Допустим, что коммерческие интересы какой-то группы требуют его устранения. Главари шаек — люди далеко не сентиментальные. Добро они, конечно, помнят, но за давностию лет чувство благодарности могло и испариться. Но ни с кем из них он не ссорился… во всяком случае, в недавнем прошлом. Была ещё одна закавыка, которая не позволила Саламандре принять версию о заговоре против него или, к слову, — Бронга, да хоть бы и против той же Исс — до смешного низкий профессионализм нанятых исполнителей.

— Нет, не стали бы боссы отправлять по наши души подобную уголовную шушеру, — произнёс он вслух.

Маг его тут же поддержал. Исс, кружева на груди оправляя, заявила, что он умничка и она с ним спорить не будет. А Бронг… Бронг меланхолично жевал веточку, время от времени бросая подозрительные взгляды на певшую в унисон парочку.

Кто следующий на очереди — маститые политики, от скуки, затеявшие большую престольную перетряску? Тут в первую голову идёт герцог Дориан Радд. Эсхалон в ответ на такие свои мысли только скептически поджал губы — подобное ещё менее вероятно. Суматошно всё организовано. Из рук вон. И опять всплывает та же причина — низкая или, лучше сказать, полная профнепригодность подписанных на такое ответственное дело исполнителей. У матёрых политиков на коротких поводках такие вервольфы клыками клацают, с которыми даже крепкий перец Гвискар пересекаться бы поостерёгся. Нет, политическая элита в дело «О несвоевременном пробуждении Саламандры» никак не замешана.

— Тогда кто?! — в раздражении воскликнул зашедший в тупик владелец «Блица Рателеона».

— Третья сила, — с особым значением прогудел призрак Антора 3, с удовольствием скармливая своему ненасытному телу большой кусок копчёности.

— И в чьей гнусной персоналии, мой король, по-вашему высочайшему мнению, воплощена эта пресловутая «третья сила»? — задал толковый вопрос, встрепенувшийся от одолевшей его дрёмы, Фрум-Доз.

Привидение комично пожало плечами:

— Кто же может знать. Я бы, наверное, уже мог, кабы к этой поре просветился… Но до просветления, до того счастливого момента, когда мне станут ведомы все ваши глубоко скрываемые грешки, мне ещё… Сколько там осталось, сударь Гвискар?

Эсхалон едва не вспылил, но постарался сдержаться:

— Я вам, ваше величество, не настольный календарь. Я, если вы запамятовали, пытаюсь спасти вашу царственную шкуру, в прямом смысле слова. — Отповедь вышла куда резче, чем того желалось. — Что до вашего просветления… Так вы изволили выразиться?.. То вот, что я вам скажу. Не торопили бы вы события. Ведь, упаси церковь святая со всеми своими епископами! — случись это раньше, чем рассчитал ваш чародей или ошибись его толстые учёные книжки, в которой он это вычитал и все мы вам помочь не сможем. Фрум-Доз не сумеет вернуть дух в тело. А я… я не сумею доставить до монастыря буянящего мёртвого людоеда. Не слишком ли высока цена, за то чтобы узнать, кто была моя первая женщина?

— А чтобы узнать по капризу какого мерзавца, мы все оказались втянутыми в это… дерьмо? — Его величество перестал паясничать и спор тут же зашёл в тупик. — Впрочем, — Антор 3 сделал ручкой,  — я ещё не совсем готов присоединиться к миру полупрозрачных господ.

— Э-э… хорошо, — как-то неуверенно заблеял Фрум-Доз. — Вы, как всегда, приняли исключительно мудрое решение.

— Да я ещё ничего не принимал, — хохотнул король, сбивая с мысли своего придворного мага. — А желалось бы… Скоро рассвет и всей моей армии выдвигаться на марш, а у меня ни в едином глазу. Как я буду руководить, если не взбалдюсь э-э… не взбодрюсь после бессонной ночи?

Саламандра притворился, что с ночи ещё не вытащил затычки для ушей, хоть и не пользовался ими ни разу в жизни.

— Ваше величество! — вступила в беседу серьёзных мужчин легкомысленная женщина, неожиданно озвучив мысль чародея. — Перестаньте, очень вас прошу, перестаньте подкармливать вашу тушку мясом столь щедро. А то, знаете, на это уже как-то боязно смотреть.

И Фрум-Доз, присоединяясь к просьбе мадемуазель, часто-часто закивал головой.

Король с недобрым лукавством глянул на мандражирующих подданных и отдёрнул кусок мяса уже поднесённый ко рту кадавра. Все услышали, как в предрассветной тиши клацнули зубы бездушного тела.

— Антор, не делайте так больше, — Исс была сама не своя. — Вы просто не знаете, с чем сейчас забавляетесь.

Король Рателеона снова пожал плечами; ему было скучно, а эти… все оказались унылыми занудами.

Поправив шляпу, Саламандра встал и ничего ни кому не говоря, направился к развалинам.

— Ты куда? — бесцветно спросил Бронг.

— Вещички собрать. Слышал же — главнокомандующий грозиться с минуты на минуту марш объявить.

— И объявлю, — снова всплыл король, как нечто в проруби. — Попробуйте только оказаться не готовы.

— Во! — поднял указательный палец Эсхалон. — Пойду паковаться.

— Я с тобой, не возражаешь? Хочу ноги размять.

О-о, секреты. Исс вся подобралась. Мужские или политические? Впрочем, какая разница — они одинаково занимательны.

— Я в кустики, — чирикнула она, оставляя недовольного чародея караулить безбашенного короля. Поведение монарха с каждым часом становилось всё менее адекватным. Уходя, она обернулась, внимательно посмотрев на лицо кадавра. Ей показалось или оно действительно стало приобретать трупный оттенок? — Благое Небо! — прошептала мадемуазель, убедившись, что глаза её не обманули. — Всё гораздо хуже, чем говорит Фрум-Доз. Что ж, господин Иглоклык, припомню я вам эту свою поездочку.

Кусты сомкнулись за её спиной, и чёрная амазонка и с тихим шорохом упала на мокрую от росы траву. Женщина серым бесплотным облачком выплыла из одежды, изменив форму. Она снова была практически невидима. Теперь нужно было спешить к руинам.

Присев на корточки Саламандра сворачивал свою походную постель и ждал. Бронг не спешил начинать разговор, подозрительно оглядываясь и принюхиваясь. Почтарь стянул аккуратный тючок и от нечего делать колупнул ногтем кирпичную кладку под навечно раззявленным оконным проёмом. Вот куда угодила пуля, выпущенная неудачливым убийцей в плащ Эсхалона. Гм, интересная трещинка. Но тут Бронг заговорил.

— Фрум-Доз врёт.

— Догадывался. Чего можно ожидать от чародея и политика в одном лице?

На плечо Саламандры легла тяжёлая рука оборотня.

— Серьёзней будь. Ты просил не спускать глаз с наших друзей. Я и не спускал. Особенно после того, что видел у мельницы.

— Итог?

— Итоги тебе подводить, выводить, высчитывать. А я буду тебе пищу для размышлений подкидывать — жри, не хочу. — И будто ушат колодезной воды на приятеля вылил: — Чародей за нами кого-то ведёт.

Не ошибался Бронг. В момент, когда все были уверены, что маг просто переодевается, он с кем-то очень оживлённо беседовал.

— С кем? Ты видел?

Тут Бронгу сказать было нечего. Общение Фрум-Доз осуществлял путями оборотню неподвластными и недоступными, он ведь не эфирное создание.

— Знаю только, что народ, по его наводке за нами продвигающийся, тёртый и вряд ли добрый.

— Страхуется дедок или… Нет, не может быть. Зачем это ему?

— Подозреваешь — ликвидаторы?

Картинка, рисовавшаяся последние пару дней в воображении Эсхалона и так особо лазурью не отливала, а тут вдруг резко стала окрашиваться в мрачные похоронные тона. Конечно, верить в то, что он, Бронг, Исс — просто расходный материал, совсем не хотелось. Да и повода к таким невесёлым размышлениям маг, кажется, не давал, но звоночек, предупреждающий об опасности, звучал всё настойчивей.

— Может всё совсем не так трагично? — оборотень обеспокоенно заводил своим коротким кошачьим носом. — Может, это только плод моего воображения? Посуди сам, если в их распоряжении есть большое число опытных людей — зачем впутывать тебя, человека со стороны, тем самым увеличивая риск огласки?

Саламандра выпрямился и, прислонясь к стеночке, сощурившись, стал смотреть в сторону костра. Там кадавр, развлекаясь, беззлобно кидался в мага подобранными конскими каштанами и углями из костра.

— Люди у них есть, — сказал Гвискар задумчиво. — Хорошо бы ещё представление иметь, у кого, это «у них»? Проводников надёжных нет. Вот и выбрали лучшего — меня. И потом кое во что я склонен верить.

— К примеру?..

— Это решение они действительно принимали в спешке. И с нашей Исс далеко не всё просто и ясно. Зачем-то она очень нужна нашему добряку-волшебнику. В сторону костерка глянь, когда не лень… Что видишь?

Конский каштан только что влип в физиономию Фрум-Доза, и тот огласил лес самой грубой площадной бранью.

— Между нашим царственным приятелем и его верным советником никакой дружбы нет. Я бы даже сказал, что они… э-э… сильно недолюбливают друг друга, не особо при этом маскируясь.

Саламандра кивнул, но скорее в ответ каким-то своим мыслям. Что-то в только что увиденной сцене у костра было неправильно.

— Хотя, что это я смягчаю… Вон какие рожи друг другу строят… Сдаётся мне, друг Эсхалон, — припомни король недавнее своё прошлое и Фрумми тут же  окажется у стеночки перед расстрельной командой.

— А?.. Да-а, похоже на правду. Что-нибудь ещё?

— Чародей врёт.

— Заело?

— Если правда — врёт. Помнишь, Антоха, шуткуя, его про магическую книгу спросил? Вижу — помнишь. Фрум-Доз тогда отпёрся. Нету, мол. Откуда ей взяться? Когда было время выбирать чтобы в библиотеку заскочить. И всё такое… Так вот… книга при нём. Большая, толстая и без переплёта. Так что заглавия я не рассмотрел. Он, когда хламиду с себя скинул… Чтоб я ещё раз за переодевающимися мужиками подглядывал!.. Увидел я её. К телу его она простым ремешком примотана. Ещё, знаешь, подумал: «Колдун он неслабый, а фолиант так просто таскает. Неудобно же. Взял бы и уменьшил или ещё что сотворил для собственного облегчения». Подозрение у меня тогда возникло — уж не ослабел ли наш маг от дряхлости старческой, ведь годами вельми древен, не дошёл ли до полного магического бессилия. Но эти сомнения он сегодня ночью рассеял. Если на санобработку короля мощи много не требуется, то фокус, который устроил Фрумми сегодня ночью… Сам видел, что с тем несчастным сделалось, когда он старикана разбудил.

Гвискар молча жевал губы и теребил ус. Опять нестыковки. Да сколько ж их? Ему уже мерещилось, что он продирается через лабиринт густо затянутый паутиной.

Бронг снова закрутил носом.

— Странный запах. Никак не могу определить, кем пахнет или чем. Чёрт, непонятно даже откуда… Слишком слабый… Ладно, ты тут мозгуй, а я пойду лошадей запрягу, что-то перестало мне тут нравиться. Кстати, — оборотень, что-то припомнив, остановился на самом пороге. — Кто такой Йёй?

— Кто?

— Йёй.

— У чародея есть такое присловье, — припомнил почтарь.

— Не-ет, это не присловье. Он, когда с кем-то невидимым общался, так обращался к своему собеседнику. И ещё, сделай на носу зарубку. Собеседник этот, Йёй, для Фрум-Доза куда важнее короля, его проблем и всего Рателеона… и куда страшнее.

Бронг, запахнув короткую куртку, шагнул в утренний туман, а Гвискар остался в развалинах усадьбы и собственных мыслей. Двигаться совсем не хотелось и почему-то у него возникло чувство, что на его голову вот-вот упадёт большое осиное гнездо. В сердцах он от всей души приложил ногой стену, в то место, куда угодила пуля. Большой кусок штукатурки с поразительно правильным и тонким осколком кирпича медленно отвалясь, упал на землю. Саламандра заинтересовался и, присев, заглянул в открывшуюся его глазам неглубокую нишу.

Тайник?! Что ж, в старых домах подобных этому, тайники вполне могут быть, тут ничего удивительного. Два свёртка, небольших, едва ли в ладонь. Тайник! Сомнений больше не было.

Суровый, битый жизнью Эсхалон Гвискар совершенно неожиданно для себя испытал незнакомый внутренний трепет «записного» кладоискателя.

— Ух ты, — прошептал он. — Надо же, как дух перехватило, ровно, как у безусого мальчишки.

Он нарочито медленно развернул кусок пожелтевшей материи, видимо, когда-то бывший дамским носовым платком. Дорогим, нужно отметить, платком — ручной работы. На нём монограмма была, или, скорее, — герб. Саламандра присмотрелся. Плохо было видно, да и вышивка оказалась какой-то чересчур сложной. Вроде птица экзотическая с нимбом перьев над головой что-то держащая (совсем не разобрать) в лапах и буквы… нет, и букв не прочесть, нити совершенно истрепались. Та-ак, что у нас здесь схоронено? Свёрток тяжёл. И в нём…

— Кхм… Кхм-кх… — закашлялся Эсхалон.

Два перстня очевидно старинной искусной работы с крупными изумрудами и искрящейся осыпью и сами по себе большая ценность — год можно жить мало в чём себе отказывая, а к ним в довесок… Крупные, толстые как поросята, золотые монеты! Сколько? Дюжина?.. Полтора десятка?.. Семнадцать! Семнадцать золотых времён… Гвискар внимательней вгляделся в полустёртый профиль монарха. Времён короля Монга Безносого! Это ж такая древность!..

Лицо, этого почти легендарного короля, изуродованное ударом меча начисто снесшего нос Монга, известно любому рателеонцу по статуям, украшавшим город.

— Благое Небо! — прошептал почтарь. — Теперь бы  из этой передряги с привидением живым выбраться и до дома хоть ползком добраться, а там уж… Прощай улица Аптекарей! Прощай и квартал Зодчих! Да что там — прощай Гадючья Горка!! И да здравствует Сахарная голова! Целый дом можно будет снять. Купить почтового дракона или двух. Вывести своё дело на новый уровень. Филиал на улице аптекарей оставлю под управлением Ангелы — она баба с головой и управленческой жилкой. Ух, что-то меня понесло. Успокоиться надо, в руки себе взять.

Закружилась голова у Эсхалона и было от чего: на своей ладони он держал монеты, которые купить сможет не абы какой нумизмат, а только из самых состоятельных. Без преувеличения можно сказать, что вот прямо сейчас он взвешивал своё благополучное будущее.

Закинув деньги и перстни платком, Саламандра сунул нечаянную добычу глубоко во внутренний карман.

Второй свёрток Эсхалона, наверное, разочаровал бы, но ведь первый был ого-го! Так что грубо и очень аляповато  вырезанный из камня кулон в виде уже знакомой ему птицы, настроение ничуть не испортил. Гвискар взял безделушку двумя пальцами. Что это такое? Клювастая птица с нимбом и острым гребнем вдоль всей спины до самого длинного хвоста держит в когтистых лапах какой-то изрезанный шар. Есть ещё несуразность: короткая цепочка, тоже, кажется из того же камня вырезана. Во всяком случае, очень на это похоже. Но в отличие от птицы,  цепь была изготовлена с большим умением, не сказать — мастерством. Саламандра прищурился. Точно — по звеньям шёл какой-то очень сложный узор. Искусно — слов нет! Тогда совсем непонятно почему сам кулон настолько убог. Может, его разные люди изготавливали? Может. Назначение этой поделки было для почтаря совершенно непонятно. На шее такое носить не будешь — красота кулона вызывает большие вопросы. Да и цепь коротка. Детская игрушка?.. Возможно… Хотя, тут тоже сомнения одолевают. М-да… Но это предположение, хотя бы от части могло объяснить нахождение безделушки в тайной нише рядом с настоящими сокровищами. Скажем, была у ребёнка любимая игрушка. Забавлялся он ею, родителей любящих умиляя. Выросло дитятко и упорхнуло из родового гнезда. Хорошо, если сейчас бродит, где-то по миру. А если его или её молох войны безжалостно пожрал?.. А отец или мать в лихолетье решили сберечь память о нём. Что ж — не логично, но очень по-человечески.

Саламандра, изначально собиравшийся просто отшвырнуть ненужную вещицу, вдруг заколебался. Может не спешить? Может внимательнее рассмотреть поделку при свете дня? А что сейчас скажешь? Камень чёрный или тёмно-красный до черноты… тяжёлый. Собственно — всё. Эсхалон решительно, одним движением подобрал свесившуюся цепь и небрежно сунул находку в карман штанов. На досуге он пойманную пташку рассмотрит и решит. А сейчас нужно спешно двигать к костру. Кажется, там между привидением и магом начиналась настоящая война. Вот же неугомонный народишко подобрался!

Не сразу после ухода Саламандры Исс покинула свой тёмный угол. И не то чтобы она ждала-выжидала пока человек отойдёт подальше. Чего ей опасаться? Её, в десятке ярдов всего затаившуюся и оборотень не обнаружил. Вынюхивал, чудище, беспокоился, но не вычислил. И не вычислит в ближайшее время — у людей её рода при смене формы и запах меняется. Так, тебе, кошкин сын. Исс не удержалась, хихикнула. И тут же, почти сразу, почувствовала, что сильно продрогла; невидимость от утренней промозглой свежести ничуть не спасала. Не хватало ещё насморк получить. Пора было в настоящую одежду облачаться.

Исс потёрла пальцами виски: «А зачем вообще в этом углу замерла? Чего высиживала, курица?»

Сотрудницу дипмиссии снедала неясная тревога. Беспокоило её вовсе ни недоверие Эсхалона и Бронга. С чего бы им ей доверять? Она, вон не стесняясь, за ними шпионит. Стоп! Отставить неконструктивные моральные корчи! Подслушивание, это, во-первых, её профессиональный долг, а во-вторых,  простое, невинное девичье любопытство. Грешок сам по себе совершенно безобидный и потому — прощаемый! Так что она, мадемуазель Исс, заслуживает полнейшего доверия со стороны сопровождающих её мужланов. Так, и только так!

Теперь позволительно вернуться к душевной тревоге. Итак, что же беспокоит маленькую мадемуазель,  беспокоит сильно и давно?

Маг! Старина Фрум-Доз, скользкий, как многоголовый угорь. Точнее, слишком откровенная радость чародея, когда Анкмор сдуру предложил её кандидатуру. Дедок должен был хотя бы чело наморщить раздумывая и взвешивая все «за» и «против», а он… А он едва не возликовал. С чего бы так?

Не добавляло спокойствия и то, что, оказывается, по этому поводу волновалась она не одна.

— Ох, Саламандра, — шептала Исс, по большой дуге огибая костёр, — не прост ты, правда. А что… — вдруг озарила её мысль, когда она натягивала гетры на свои чудо-стройные ноги, — не стать ли нам, действительно стать, — союзниками? Не просто людьми в силу обстоятельств непредвиденных втянутыми в общие неприятности, а настоящими союзниками. Фрумми, своими тайными мерзостями, нас просто толкает в объятия друг другу. Романтично звучит…

Похоже, идея пришлась Исс по душе.

— Я для этого даже готова первый шаг сделать… сама. Но сначала… — взгляд её вдруг остановился и сделался неприятно-колючим. — Сначала нужно выяснить, намечается ли у нас хоть одна остановка в более-менее крупном населённом пункте и есть ли там… библиотека?

 

Глава 8.

 

Долго тянулся день. Мучительно долго. Никак не мог дождаться остановки Фрум-Доз. Ждал даже не привала, а так чтобы хоть кто-то до кустов попросился. Но никто. Ни один из них… Чародей тихонько скрипнул жёлтым зубом. Чтоб их всех!.. Даже проклятый кадавр вёл себя на удивление тихо, можно сказать — по-человечески и, кажется, совсем не собирался пакостничать. Наконец магу стало просто невмоготу трястись в фургоне рядом с деревянным ящиком, так неприятно похожим на гроб, на крышке которого лежали ободранные и подсоленные кроличьи тушки. Кролики!..

О-о, как желалось Фрум-Дозу показать им всем, кто есть кто!

Маг глядел на свои пухлые не по возрасту ладони, а они под его взглядом усыхали, истончались, а их нездоровая бледность заменялась отвратительными старческими пятнами. Бледность была малоприятна, но её можно было хотя бы выдать за признак аристократизма. Нет, никак нельзя тянуть дальше, но выдавать себя с головой ещё ой, как рано.

Что у них есть? Подозрения?.. Их можно либо опровергнуть, либо вовсе использовать себе во благо. Здесь даже не нужно быть магом. Достаточно опыта политика. Неясные, ничем не подтверждённые догадки? Фи… Это и вовсе глупости. Вовремя подсунутое решение — чаша весов склоняется в сторону Фрум-Доза, готового жизнь отдать во славу Рателеона.

Чародей раздражённо отвернулся от кроличьих тушек. Они ещё и пахнут отвратительно. Но… Проблеск идеи! Кролики, кролики… Сколько едем? Не пора ли обедать? Можно ведь и остановиться, подкрепить силы. От погони оторвались. Патрулей в этакой глуши никогда не было. Утром Гвискар сказал ему, что они успевают. Мало того — есть даже некий запас времени. А он — старик, ему так тяжело… Фрум-Доз вздохнул. Вышло прерывисто с натуральным надсадным хрипом. О, Благое Небо! Ему уже и притворяться не надо.

— Саламандра, — с одышкой позвал маг. — Мальчик мой, не мог бы ты немного потрафить старику? Давай на малое время прервём наш заезд по буеракам. Меня что-то растрясло. И, признаться, я проголодался. Ели-то ещё затемно. Я, знаешь ли, не так молод, как все вы, включая его величество, и стал быстро утомляться. Чашка горячего чая. Лапка кролика, запечённая на костре, — и я снова огурец.

К вящей радости Фрум-Доза, возница и не подумал препираться.

Стали на берегу небольшого озерца — камыши, кувшинки, туча комаров, каждый размером с кулак. Красотища! Молодёжь костром занялась, в смысле, Саламандра и деловитый, не знающий покоя призрак Антора, которому леность претила. Остальными под разными предлогами от работы уклонились. А кадавр, скотина, и без всякого предлога улёгся своё брюхо в лучах осеннего солнца греть. Пусть его, быстрее разлагаться начнёт, но лишь бы за Фрум-Дозом не увязался. Дамочка из своей, казалось бы, небольшой и негромоздкой поклажи зонтик извлекла и давай по бережку моцион совершать. Туда-сюда, фря, такая! Нервировали, эти её перемещения беспокойного и крайне осмотрительного чародея. Бронг! Чудо-зверь, ленивый и бестолковый спать завалился и никто его за это не осудил, будто ночью только один он ратоборствовал. Старик осуждающе качнул головой: «Кабы не острая необходимость ни за что бы ко всей этой шайке не обратился. Советчица ещё эта… И король… Несчастье, истинное несчастье».

Подобрав свои мешковатые штаны, Фрум-Доз бочком-бочком двинулся в сторонку, желая в одиночестве привести мысли в порядок. Следил краем глаза — не увязался ли за ним кто. Но, нет. Всё было спокойно. Правда, спустившись в малую, заросшую кустарником ложбинку, он попутчиков из виду потерял. Ну да это не беда, не потребуется ему много времени на необходимое… Нога поехала по влажному склону и чародей едва не упал.

Первым делом Йёй!

Фрум-Доз, ухватившись рукой за ветви, удержал равновесие и попытался восстановить сбившееся дыхание. Да, Йёй, раньше всего. Маг запустил руку под рубаху, будто почесаться захотел, рассупонил надоевший уже ремешок и извлёк на свет старенькую, потрёпанную книженцию. Сейчас, сейчас… Чародей закрыл глаза. Отчасти чтобы унять сердцебиение и сконцентрироваться, — в последнее время это давалось ему непросто, — отчасти из-за робости.

Робость, какое мягкое, почти детское слово,  больше подходящее для описания неких потаённых чувств воспитанницы пансиона благородных девиц. Именно робость и, наверное, трепет испытал Фрумми, когда в первый раз раскрывал эту книгу и читал нужное заклинание, как молитву. Сомневался, ладонями потел, — хватит ли сил? Умения? Хватило и того и другого, но без лёгкости, а с большим до головной боли напряжением. Скоро пришло понимание, что в одиночку задуманного не осилить — без помощи юных аколитов не обойтись. Но ученики — они же свидетели да и конкуренты… наверное. И с тех пор слово «робость» вполне было бы уместным заменить словом «страх» постепенно переходящий в леденящий ужас, уже без всяких кавычек. Но в этом чародей боялся признаться даже самому себе.

— Йёй, — позвал он нерешительно и затеребил страницы своего нечистого «требника». — Йёй, нужна твоя помощь…

В тени фургона, развалясь на старом одеяле, Саламандра с аппетитом уплёл кролика и о чём-то возмечтал. Во всяком случае, вид у него был именно такой.

— Эсхалон, — позвал его женский голос.

Дьявол! Не услышал, как подошла.

— Глазки открой, поговорить надо.

Исс!.. Что ж, она права, поговорить им действительно нужно.

— Маг рядом? — не меняя положения тела, спросил он.

— Стала бы я при нём к тебе подходить?

— Нет, пожалуй. При нём ты меня только подкусываешь зло и несправедливо.

— А ты, толстокожий, не реагируешь, — тут же парировала она.

— Характер такой, незамутнённо-солнечный. Что спросить хотела? — Эсхалон, оказывается успевший задремать (сказалась бессонная ночь), с кряхтением сел и небрежно нахлобучил шляпу. Дрёма, не собираясь сразу сдавать завоёванные позиции, тут же разлеглась на его плечах тёплым мягким неподъёмным покрывалом.

Исс, улыбнувшись, поправила его почти бесформенный головной убор и повела наступление на Эсхалонову послеобеденную негу.

— Пойдём, прогуляемся. Не пускай слюни — это не свидание.

— А, — махнул рукой чёрствый как сухарь сударь Гвискар, тут же жестоко разочаровав мадемуазель, — не о том думаю. Как бы колдун наш не всплыл в ненужное время в ненужном месте. Вот об чём тревожусь, аж сердце не на месте.

— Ты вообще серьёзным бываешь?

— Ежесекундно, только это в глаза не бросается. Удачно маскируюсь.

Мадемуазель только вздохнула: такого не переделать.

— Бронг за ним присмотрит ненавязчиво, — закусив губку, сказала она. — Я его попросила.

— Раз так… давай, пройдёмся… по бережку. Самое место для романтических разговоров. Только разгон комаров бери на себя. Я что-то никак собраться не могу, от того и не поспеваю за ними. А кусаются страсть до чего люто. Хотя им, вроде бы летать уже и не сезон, тепла-то особого не чувствуется.

— Веточку сломи. Ей и обмахивайся, — посоветовала ленивцу госпожа секретарь.

Небо было прозрачным и высоким, как изредка бывает осенью. Ветер прохладный, а порой и студёный, навязчиво напоминал о скором приходе зимы и в голову Саламандры полезли не совсем уместные мысли о дровах и керосине. Он достал сигару, из числа подаренных детективом Моршаньёли, и закурил, не испросив на то дозволения шедшей рядом мадемуазель Исс. Та тут же сморщила носик и не замедлила выказать ему своё недовольство. Саламандра, выпуская дымное кольцо, сказал, что обязательно примет её слова к сведению… когда-нибудь.

— Какой же ты грубиян!

— Ага. Давай к делу.

— Уф-ф… Я спокойна. Я совершенно спокойна. Куда мы едем, чёрт тебя побери?!

— К Тремзу движемся, — спокойно, если не равнодушно. — Сегодня ещё в холмах переночуем, а уж завтра я вас всех кроватями обеспечу. Лови на слове, пока не поздно.

— А ванной?

— Да… и ей… Или ею?.. Ещё королевскими чертогами, и, вообще, всем, чем пожелаешь. Когда список будете составлять, фантазию разрешаю не сдерживать.

Какое-то время шли молча. Исс, борясь с искушением, уговаривала себя не вцепляться в глотку этому заносчивому типу. А тип и, не подозревая, что он заносчивый, курил сигару и усиленно пытался сообразить, где ему раздобыть столь необходимые сведения. Не придя  к какому-либо решению он, не испугавшись предстать в глазах сотрудницы посольства полным неучем, спросил её напрямую:

— Кто такой Йёй?

— Что? — несколько опешила Исс.

— Не «что», а «кто». Я спрашиваю…

— Откуда ты о нём знаешь?

Ох, как поторопилась. И кто только за язык тянул? Он ведь ни о чём не знал и даже, похоже, не догадывался. Язык мой — враг мой. А теперь осторожней, подруга, не переиграй, но и себя не выдай, что чужие разговорчики подслушиваешь. Что сказать-то ему? «Понятия не имею». Не-ет, не годиться. Он дотошный, всё равно докопается. А когда докопается, поймёт, что я просто не могла не знать. Та-ак, значит я знаю… но немного… Так, пожалуй, будет правильнее всего. Что ж, почти, правда.

— Земля слухом… и всё такое… — Саламандра не был готов откровенничать. Во всяком случае, не на столько.

— Темнишь? Ладно, дело твоё. Но информация за информацию…

Эсхалон кивнул, соглашаясь со справедливостью требований. Мадемуазель отогнала надоедливую муху, не зная с чего, собственно, начать. Она тянула время. Наконец, на что-то решившись, Исс поинтересовалась, что знает рателеонский предприниматель ещё даже не средней руки о демонологии. Саламандра, почувствовав, что ступил на незнакомую землю, ожидаемо развёл руками.

— А о демонологии других народов?.. Понятно, можно было и не спрашивать. Извини, не могла удержаться. Дамское тщеславие.

— К сути! — темнея ликом, потребовал Эсхалон.

— Ты скучный, — упрекнула его мадемуазель, но к делу таки перешла…

Жил когда-то на другом Берегу Гранда, на одном из самых полноводных его притоков, ныне исчезнувший народ — тахи.

— Птахи?

— Не ёрничай. Тебе не идёт.

Не нужно спрашивать: куда они подевались? Мадемуазель не учёный и не книжный червь. Народец внешне был чудной — немного на речных или морских обитателей похожий: вертикально плоский хвост, гребень на спине, перепонки между пальцев, глаза большие немигающие. К тому добавить большую любовь к сырости и наоборот — нелюбовь к одежде, вот и весь портрет.

— Видела я их только на картинках. Женщины у них были яркими… Хм… тебе бы понравились. Но не это главное…

Главное — то, несмотря на своё явно водяное происхождение, люди этого племени поклонялись каким-то пещерным божествам.

— Не так уж и странно, — задумчиво проговорил Гвискар. — Много мы про речные глубины знаем? Может там пещер не считано.

Исс, как-то об этом не думала, она наморщила лобик, стараясь ухватить взявшую разгон мысль. Внимание терять нельзя, чтобы лишнего не сболтнуть.

— Поклонялись Пещерным божествам, — медленно выговорила, — которых святые отцы вашей церкви ничтоже сумняшеся причислили к разряду демонов. В этом вопросе, в порядке исключения должно быть, наши священнослужители полностью разделяют это мнение.

— Итак, — почтарь тронул свой ус, — Йёй — демон.

— Пришпориваешь лошадей. Не даёшь объяснить… но — да… Йёй — демон!

— Что за демон? — вкрадчиво спросил Саламандра. — Насколько гнусен?

Любопытство рателеонца вполне можно было оправдать неоднозначностью его теперешнего положения.

Исс замялась, подбирая слова:

— Как бы получше обрисовать то, о чём не особо много знаешь? Он демон драгоценных камней… наверное так… И, скажем, меновой торговли. Точнее, тебе бы дипломированный демонолог разъяснил. Но, как на грех, под рукой у нас такого нет.

— Демон меновой торговли, — повторил Эсхалон. — Этакий нечестивый Ростовщик. Да ещё камешки драгоценные… м-да-а… Йёй, демон алчности!.. Только его мне не хватало.

— Алчности? — Исс сдвинула брови. — А ведь, пожалуй…

Сударь Гвискар снял шляпу, встряхнул волосами и снова водрузил головной убор далеко на затылок. Вид он при этом приобрёл ухарский, залихватский. Вот  только глаза шалым озорством не искрились. Напряжённым был взгляд Саламандры, неподвижным.

— Дела-а… — протянул он. — Наш старикан якшается с демоном. С какой целью, позвольте спросить?

— Вероятно, с самой благой, — мадемуазель отчего-то развеселилась.

— Ты чего?

— Не забивайте свою голову, господин проводник. Не может Фрум-Доз на такое пойти. Заключать сделку с демоном?! Совсем спятившим надо быть. А чародей стар, конечно, но в маразм пока не впал. — Исс говорила убеждённо, искренно. — Есть ещё одна проблема: народ, поклонявшийся Пещерным божествам, вымер… Ну или не вымер, а ушёл… Куда? Кто бы знал. Когда? Да лет уже с полтысячи. Ты вот по миру мало ли болтался, а ведь ничего о нём не слышал. Так или нет?

Саламандра отпираться не стал — так, не слышал. Но он ведь об очень многом не слышал. И с этим спорить глупо. Он искоса и коротко, как иглой уколол, посмотрел на полутень.

— Ты об этом, откуда знаешь?

К такому обороту Исс была готова. Для начала — указать гордецу, что этот вопрос совсем недавно она ему задавала и он, невежа, на него не ответил, а лишь невнятно что-то промычал. Было? А взгляд прокурорский и не отвертишься.

— Было, — пришлось сознаться, раз уж к самой стенке припёрла.

Ой, как хорошо. Мадемуазель едва сдержалась, чтоб в ладошки не похлопать. Перехватила инициативу и спесь сбила. Ай, умничка! Тише, тише — держи себя в руках. Теперь можно продолжать говорить полуправду и продолжать пугать этого зазнайку книжной образованностью, как-никак рателеонский университет закончила со степенью магистра и высшим баллом на курсе. Только вот факультет несколько не профильный. Но ему, грубияну и зазнайке, об этом знать не обязательно. Исс не отказала себе в удовольствии похлопать длинными ресницами — решила бить наповал и задала такой милый наивный вопрос:

— Ты историю возникновения вампирских домов знаешь?

Час от часу не легче! Гвискару стало казаться, что земля из-под его ног начала ускользать.

— Благое Небо! А это здесь причём?

— Не знаешь, — констатировала мадемуазель с чётко отмеренной дозой горечи и сострадания к необразованному… э-эх, недоумку. — Придётся тебя просвещать. Это, конечно, займёт какое-то время…

— А может не надо, — робко попросил Эсхалон. — Нам скоро в путь. Ты это… коротенько… самое главное… Идёт?

Мудрость книжная его пугала, это было очевидно. И полутень, дабы не перегибать палку, решила ослабить интеллектуальное давление.

— Идёт, — сжалилась мадемуазель, — но больше не заносись — осажу.

— Вот значит как — отомстила, — усмехнулся Саламандра. — Признаю — туше.

Историю возникновения вампирских домов «сердобольная» Исс почтарю читать не стала, сказав лишь, что корень их верований и верований растворившихся во времени тахи — един. По прошествии многих лет религиозные и магические тексты претерпели некоторые изменения, особенно, последние. Книг народа тахи вообще, кажется, никто в глаза не видел. Откуда бы им взяться — в речке-то? А вовремя нападения драконов многие вампирские первоисточники были полностью утрачены.

— Я сама перерыла всё книгохранилище университета. Оно, к слову, самое богатое в цивилизованном мире. Часами сидела в библиотеке Анкмора Иглоклыка. Там такие редкости, ты не представляешь!.. Но ничего кроме далеко неполных списков не обнаружила. Поэтому мои знания в этом вопросе носят столь отрывочный характер. С прорехами мои знания, тут гордиться нечем. Ответила я на твой вопрос?

Саламандра задумчиво посмотрел на тлеющий кончик сигары. Ответом, признаться по чести, он удовлетворён не был; слов сказано было немало, а толку — чуть. И вообще крепнет ощущение, что дамочка просто пытается его заболтать. Ладушки, для первого раза и услышанного будет достаточно, здраво рассудил он и в свою очередь спросил:

— Ты, помнится, что-то хотела взамен?

— Сущий пустяк, — защебетала Исс. — Хочу знать, есть ли в Тремзе библиотека?

Огорошила?

Не то слово!

Шляпа Саламандры сама собой надвинулась на глаза. До сегодняшнего недоброго утра он, сравнительно неплохо справляясь, выгребал из омута «простого», «обыкновенного» политического заговора. Потом добросовестный Бронг всю эту чудесную простоту безжалостно порушил, смутив наивную душу Эсхалона мрачными подозрениями: «А не обошлось ли тут без вмешательства сил сверхъестественных, тёмно-потусторонних?» Исс-жестокосердная, несмотря на все свои старания придать своим словам меньше веса и вообще отклонив демоническую теорию, яко фантастическую, подозрения эти зыбкие в монолитную булыгу ясного понимания обратила. Не обошлось в этом деле без инфернального соучастия. Теперь Гвискар знал это доподлинно. И вдруг — библиотека?!

Как прикажете сие уразуметь? Измывается, дамочка? Ведёт свою игру, усложняя всё? Так куда ещё сложнее? А может всё куда проще? Заскучала мамзель в дороге и решила, по-бабской своей дурости, сентиментальным романчиком развеяться. У-у, кто этих самых женщинов разберёт?!

— Вам зачем? — осторожненько вопросил Гвискар, приуготовляя себя к самому неожиданному ответу.

— Видите ли, сударь, — и от её тона Эсхалону тут же стало нехорошо, — за всеми этими заговорами, интригами, покушениями, словом, за всей этой чепухой, я пропустила выход в свет последнего номера модного дамского журнала «Кринолин» — единственного в своём роде. Его издаёт знаменитая мадам Роше…

— Журнал? — дёрнулось веко у Саламандры.

— Да, — и реснички затрепетали.

— Модный? — лицо Гвискара стало нехорошо темнеть.

— Да-а, — глаза большие, чистые, наивные хлоп-хлоп…

— За дурака меня, сударыня, принимаете?! — сквозь стиснутые зубы процедил Эсхалон.

— Да… то есть, нет, конечно, нет! Постойте, я просто оговорилась. Ну, постойте же… Я ещё хотела узнать почему…

Поздно. Развернувшись на каблуках и отчаянно дымя сигарой (как же, кстати, пришлась!), Гвискар в гневе удалялся прочь.

— …почему: Саламандра? — Договорила Исс уже в пустоту. — Всё-таки заигралась и перестаралась, — поделилась она своим горем с отражением в озере. — Мужчины, — с ноткой презрения в голосе мадемуазель продолжила рассуждать. — Брутальные самцы!.. Ресничками похлопала. Словесного туману напустила. Считай, облапошила. Бери его субчика голыми руками. Думала — хоть этот умнее окажется. Какое там… Тем обиднее, что с крючка сорвался. Сама дура! — критично высказалось отражение в адрес переживающей на берегу мадемуазель. — Не могла собственную ядовитость унять? Э-эх, теперь придётся самой библиотеку разыскивать, если таковая вообще в той глуши имеется.

Не соврала полутень, когда расписывалась перед Саламандрой в отрывочности своих знаний в области демонологии. А вот на счёт того, что первоисточников не осталось и в помине — слукавила. Воспользовалась необразованностью почтаря. Читать худо-бедно он, разумеется, умел. Тут у дамочки сомнений не было. Но глубины знаний у Эсхалона — никакой. В этом она тоже была свято убеждена. Такие, как этот сорвиголова, на школьной скамье не задерживаются. А уж об университете и говорить смешно. Вон, как напугался, сердешный, когда она угрозила ему исторической лекцией! Эх, Саламандра — сплошное девичье разочарование! Придётся Бронга в оборот брать. А то, ежели дела и далее так пойдут, велик риск всё путешествие ночами в одиночку промёрзнуть. Не кадавра же стылого к себе под мягкий бок укладывать. Тоже, была охота.

 

Из ложбинки потаённой дедулька выскочил едва ли не молодым задорным козликом. Вовремя спохватился, что ни в его годы этак-то сигать, не ровен час, остальные углядят, что недоброе заподозрят. Остановился, чуть колени подогнул, плечи опустил, подслеповато сощурился, но улыбку добродушную с лица не убрал. Зачем? Полегчало старику. Жизни он ровно дитя малое не нарадуется. Сейчас перекусит, чем Благое Небо в щедрости своей одарило и будет дальше безропотно терпеть тяготы непростого путешествия.

А тяготы обещали быть. Не всё выходило,  как задумывалось и просчитывалось. Где-то, какой-то пустячок да проскакивал. Взять хотя бы ночной инцидент: что произошло? Кто совершил, а главное — кто спланировал нападение? Похоже, никто из отряда ответов не знал, но голову ломали — и это было очевидно — абсолютно все. Такое вот неприятное дорожное происшествие. Кто его предвидеть мог?

Или вот ритуал взять, что он в ложбинке проводил. Результат неплох, но ведь мог бы быть и лучше. Фрум-Доз из-под косматой брови окрестности взглядом охватил и почувствовал прилив радости. Не подводило его зрение. Не двоилось в глазах. Муть старческая чистоты его не оскверняла. Или вот ещё приятная мелочь — спину можно безболезненно выпрямлять ни в пояснице не стрельнет, ни между лопаток пламенем не обожжёт. А ноги?.. Как у молодого, право слово. Был бы сейчас во дворце на балу, так, наверное, и на кадриль решился.

Йёй своё слово держит. Благодеяний он, конечно, во все стороны не рассыпает, так — малой долькой отмеривает. Скупец большой. Но тут его винить нечего — ростовщик. К тому же у мага сложилось впечатление, что у демона дела тоже не без шероховатостей движутся. А тут ещё и сам Фрумми… Охо-хо, вспоминать не хочется. Слаб человек. И придворный чародей здесь не исключение. Возликовал в ненужный момент. На поводу собственных эмоций пошёл. И личный, мелкотравчатый интерес над ним верх взял. Узду на себя самого завсегда тяжелее всего набрасывать. Ибо человеци суть! Необдуманными, поспешными своими действиями кому Фрум-Доз более всего навредил?

Себе! Кому ж ещё?

Ладно, ладно не надо сейчас о грустном. Возможность всё утрясти, ещё вполне реальна, ещё она не утрачена. Чародей к тому немалые силы и старания прилагает. Однако… Тут маг не удержался — вздохнул. Не всё идёт гладко: эскорт свой тайный, туз козырной в рукаве, он опять оповестить не сумел. Матерятся, поди, вояки. Их понять можно, но сил у Фрумми не хватило. Обидно. Горько. Ну да ничего, пусть и служивые немного утрудятся. А то готовенькое им подавай… если расстараются — отыщут. А не отыщут, тогда в следующий раз придётся не с Йёйем разговаривать, а этих «защитников», ровно слепых щенков выводить.

Саламандра действительно оправдал надежды, даже слишком. Хорош он, спору нет. Петляет словно заяц, а к цели всё ближе. Во всяком случае, он так говорит. И не верить ему, повода нет. Спокоен. Выдержан. Всем понятно — знает, что делает. Да-а, многие тайные тропы ему ведомы. И в бою ночном неожиданном себя показал…

— Гм… — вдруг врос в землю чародей. — А почему я должен следовать её плану? Была ситуация трудная, почти безвыходная. Не от хорошей жизни пришлось к ней обратиться. Но теперь-то всё идёт в нужном мне направлении. А если… если и завершение будет таким, как мне  видится? При столь деятельном, пусть и временном союзнике, каков этот Эсхалон, — нет в этом ничего невероятного. Что скрывать — вера в успех за последние два дня у меня куда, как окрепла. Расклад поменялся в мою пользу. Так зачем мне… МНЕ!.. дуть в её дуду? Вражда между нами не погасла. Вместе мы только волей его величества с его фантастическими прожектами… Зачем же мне раскидываться проверенными людьми? Эсхалон — делец. Его можно купить. Гм… нужно всё хорошенько взвесить.

К какому-то определённому решению чародей не пришёл. Помыслилось ему — время само всё расставит на свои места. С тем он к костру и подошёл. Есть совершенно не хотелось, но требование остановки нужно было чем-то оправдывать, и маг впился зубами в кроличье мясо, не забыв пожелать приятного аппетита неряшливо жрущему телу короля.

 

Глава 9.

 

— А Тремз? — непонимающе задала вопрос Исс вечером следующего дня, без всякой радости любуясь на массивные ворота, какого-то некрупного, явно не городского поселения.

Зачерствевший, после их маленькой размолвки, Саламандра только плечами пожал. Он спрыгнул с козел и подошёл к висящему возле ворот колоколу. Раздался густой звон, и почти сразу приоткрылось в воротах малое оконце.

— Кого там демоны за задние ноги приволокли?

— Кажется, нам здесь не рады? — Фрум-Доз, тоже сполз с верхотуры и теперь разминал затёкшие ноги. — Может, всё-таки в город двинем? Да него рукой подать, вон даже трубы виднеются.

Проводник остался глух к мольбам общественности.

— Меня, — ответил он на вопрос щетинистого воротного стража. — Отворяй. Бубо будет рад меня видеть.

— А Тремз? — всё ещё не веря в свою неудачу, тихонько повторила Исс.

Разрушая её планы, фургон уже втягивался внутрь огороженного высоким бревенчатым забором двора.

Вчерашний день завершился без приключений, на удивление скучно. И ночь, проведённая у подножия каменистого холма, прошла как нельзя более мирно. Это было совершенно необычно, но никто даже не поругался. Саламандра на шпильки Исс не реагировал демонстративно. Бронг, натрескавшись, по своему обыкновению оставил лагерь. А призрак, наглядевшись на красивый закат, проникся пацифистскими настроениями и заключил перемирие с магом. Даже кадавр не поганил общего благолепия. Он вообще как-то припух и не протестовал ни против принудительной санобработки, ни против ночного заключения в тесном ящике. Уж таким стал покладистым, словно добродушный увалень-щенок. Жрал, правда, король с каждым днём всё больше, а видом своим становился всё бледнее, однако никакой агрессивности не проявлял и старого чародея более не донимал. Надоело?..

Беспокоиться, и то слегка, Исс начала, когда Саламандра, как всегда никому ничего не объясняя, миновал поворот дороги явно ведущей к Тремзу. Мадемуазель, с жеребца своего склонившись, спросила: почему? Гвискар, — чтоб ему голым в улье оказаться! — лишь рукой в воздухе поводил. Вот и понимай эту его жестикуляцию, как сама знаешь. А потом вырос этот забор и этот двор… Было сказано — семейная ферма, мастерская и постоялый двор для таких желанных гостей, как он, милейший сударь Эсхалон Гвискар.

— Так что, сударыня, постарайтесь вести себя прилично, а не так как в момент нашего с вами недоброго знакомства.

Вот ведь злопамятный обормот — отыгрался-таки за позорное свое поражение в битве интеллектов. Так Исс для себя решила называть ту, уже отошедшую в древность, размолвку между ними.

— Здесь безопасно, насколько это вообще возможно за стенами Рателеона. Семья большая — восемнадцать мужчин. С оружием все на «ты». Да и женщины от них не на много отстанут. Окрестные банды их не трогают. И даже каннибалы опасаются задирать. Здесь и заночуете, — «обрадовал» Саламандра, надувшуюся мадемуазель, передавая поводья множеству набежавших невесть откуда мальчишек. — За сохранность вещичек можете не беспокоиться; в этой семье воровство не в чести. Не вижу проявлений восторга. Я обещал вам ночёвку на настоящей кровати. Я сдержал данное слово. Что до вашего требования горячей ванны…

— Требования?!.

— Хорошо… Настоятельной просьбы. Опять не угодил? Лады… Каприза взбалмошной девчонки! — И не дав времени возмутиться, оправдаться, уличить во лжи, сексизме и предвзятости, продолжил: — Насчёт ванны можно договориться с хозяйкой. Во-он, она уже к нам поспешает…

— Каприза взбалмошной девчонки?..

В голосе Исс Гвискар явно услышал знакомые неприятные шипящие звуки и поспешил перехватить инициативу:

— Что, чуть-чуть с перебором? Ну может быть самую малость… Опять недовольна? Что ты вообще за человек? Что тебе не скажи — всё не так. Всё поперёк норовишь… Здравствуй!.. Здравствуй Хлоя. Исс, знакомься — Хлоя, жена Бубо. Хозяйка всего этого и очень гостеприимная тётка. Ой! — притворно заголосил Эссхалон, отхватив от неё звонкий подзатыльник. — Больно же…

— Дай я тебя обниму! — хозяйка явно была рада его видеть.

Саламандра еле успел удержать свою шляпу.

— Хозяин! — громко позвала Хлоя. — Ты только посмотри, кто нас навестил?

— Поняла? О, как меня любят, приличные-то люди. Смотри и завидуй. Кстати, если о ванне всё-таки столкуешься, я её из своих средств оплачивать отказываюсь. Сразу о том заявляю, чтоб потом лишних разговоров не было.

— Скупердяй! — обвинила Гвискара Хлоя. — Ванну он девочке оплатить не желает. Да и когда было, чтобы я с тебя за помывку гроши требовала?

Эсхалон, потешно развёл ручками, мол, пойман с поличным. К ним, неспешно двигался крупный дядька с простоватым раскрасневшимся лицом в большом грубом фартуке, какие обычно в ходу у кузнецов, широких, во многих местах прожжённых штанах и растоптанных башмаках. От него и на расстоянии несло жаром. Бубо шёл встречать дорогого гостя прямиком от горна.

Прежде, чем крепко обняться с хозяином Саламандра скомандовал пацанве:

— Эй, пострелята, волоките вещи в дом. Штуцер не трогать! Не трогать штуцер, я сказал! И оседлайте кобылу. Стрелка, Стрелка… Вас она тоже признала… Нет, ночевать я здесь не останусь. Бубо, как же рад я тебя видеть, старина.

— Что? — этот вопрос сорвался с губ Исс и Фрум-Доза одновременно.

— Простите, — обратился чародей к проводнику, — то есть, как это вы не останетесь здесь ночевать?

— То же у тебя выпытать хотел, — гулко заговорил Бубо. — Только приехал — и со двора. Обидеть хочешь?

Гвискар бережно приобнял широкоплечего хозяина:

— Поверь, и в мыслях не держал. Обстоятельства таковы. Но, — он хитро подмигнул, — за столом посидеть, пусть и недолго, мы можем. Есть у тебя, чем горло промочить усталым путникам. Заодно я тебя с сегодняшними постояльцами познакомлю…

— Мать, — распорядился улыбающийся во весь свой большой рот Бубо, — вели девкам  из погреба, чего прохладного приволочь, да старших сынов покличь. Работу на сегодня отложим. Не каждый день в дом таковые-то гости.

Стол, широкий дубово-основательный, в большой светлой горнице накрыли быстро. Снедь была — не королевские яства — простая, сытная и на удивление царедворца и посольской барышни довольно вкусная. Или это им от дорожного сухоядения так показалось? Исс попробовала разок, чего-то густого парующего из тарелки. Потом ещё разок… и запросила рецепт. Хлоя, кочевряжиться цену  себе набивая не стала, только попросила гостью саму записывать, ибо с грамотой она с юных лет была не в ладу.

Мужчин набралось чуть белее десятка, это если короля за двоих считать. Его вообще в общий круг пускать не хотели, величество в этом чучеле, не признав. Кадавр и призрак к началу припозднились, до времени отсиживаясь в своём ящике, скрываясь в его утробе от назойливой детворы. Опять же народ бесхитростный сомнения одолевали — живой они или не живой. Не ясно. И как с таким (такими) рядом трапезничать? Но тут Эсхалон авторитетом и твёрдостью воли сопротивление подавил.

— Как, Бубо, тебя сам его величество посетил, а ты его к столу не пускаешь?!

— Король?! — изумился хозяин. — Нет, если воронье гнездо долой и корону на голову, то что-то знакомое вроде… А, сыны?..

— Похож, — ответил один, точная копия отца, разве что волосом чуть светлее, — только щетиной весь зарос, взгляд дикий и в двух лицах. От такого ум за разум заходит и на душе беспокойно.

— К этому быстро привыкаешь, — уверил всех Гвискар.

— Кто как, — не поддержал проводника призрак Антора 3, — я вот до сих пор чувствую себя не в своей тарелке, к тому же то и дело дрожь пробирает.

И в подтверждение своих слов привидение пошло крупной рябью.

— Но ежели вы и дальше намерены моё августейшее тело голодом морить, то ипостась моя физическая может и озвереть.

Семейство Бубо в едином порыве поднялось из-за стола и, прижав руки к левой стороне груди, почтительно склонило головы. А госпожа Хлоя — Благое Небо тому свидетель! — попыталась изобразить, что-то вроде реверанса. У неё, собственно, и книксен не вышел, зато старалась от всей души.

— Монархисты?! — призрачный Антор был приятно удивлён.

— Истинные, — совершенно серьёзно сказал Эсхалон. — Бубо в войну во славу вашу и нашего Рателеона геройствовал себя не щадя, двумя медалями награждён и орденом.

— Орденом? — встрепенулся монарх, жестом разрешая всем сесть.

— Точно так, — кивнул хозяин, оставшийся стоять. — Именным указом, вашего королевского величества, я, тогда ещё рядовой гренадерского полка, был удостоен ордена Нетопыря с мечами, но без банта и сподоблен звания младшего подпрапорщика. А потом уж я, поскольку война ещё не кончилась, был произведён вами же в чин лейтенанта, но без права пенсии при досрочном выходе в отставку.

Привидение, нахально пихаясь локтями, совершенно к тому нужды не имея, втёрлось между Исс и Фрум-Дозом.

— Не столбей, — велел он Бубо. — Рядовой получил орден Нетопыря?! Такое, я должен бы помнить. Не мог же я позабыть всё?! Да не ёрзай ты, Фрумми!.. Ну вот, отвлёк, мысль и упорхнула. А ведь почти вспомнил… почти… Так за что, служивый, я тебя офицерским орденом сподобил? Сиди, сиди…

— В битве при Сток-Конне, мы, числом менее двунадесяти, под командой лейтенанта Кротоса, — не отвергни душу его Благое Небо! — по тылам противника, скрытно, пробрались и уничтожили две артиллерийские батареи противника. А после, до самого вечера, сдерживали яростные атаки вражеской кавалерии. Может, помните,  всадников на панцирных кабанах? По сю пору от рёва этих чудищ по ночам в холодном поту просыпаюсь. А тогда бояться было некогда. Уничтожили мы, ваше величество, девяносто четыре солдата, при трёх офицерах. Знатно повоевали, не хвалясь, скажу. Ещё ж и пленные нами были захвачены и уже мной, в одиночку, в наш лагерь доставлены. Ох, и намучился я с ними, когда остальные мои боевые товарищи геройски полегли в той сече.

— Много ли пленных было? — заинтересованно спросил Бронг, страсть как любивший военные байки, то бишь правдивые истории из жизни бывалых людей.

— Так с дюжину должно, — с достоинством ответил Бубо.

— С дюжину, — и не понятно было, то ли удивился, то ли всё-таки что-то припомнил король. — И как тебе удалось отговорить их от побега, пока ты против их сотоварищей геройствовал?

Бубо поднял свой кулак размером с не самую маленькую тыкву.

— Всё больше ласковым убеждением и добрым незлобивым словом, ваше величество, — покачал он этим своим аргументом. — Помнится, был там полковник. Адъютант ихнего командующего. Прибыл он с приказом от фельдмаршала своего, а тут мы заявились, разрешения не спросясь. Так много шумствовал сей большой чин. И шибко всех солдат склонял скопом на меня накинуться. Пришлось эти поползновения на корню пресечь, но без излишнего насилия и пролития крови.

— Как? — заинтересовался монарх.

— Вырубил он их всех, — влез в разговор Саламандра. — Приласкал кого прикладом, кого кулачищем, от рядового, до того беспокойного полковника, чтоб под ногами не путались и не мешали по душам с кавалеристами беседовать.

— Что ж, — призрак короля заколыхался над столом, — не зря тебе орден мною вручён. Истинный гренадер! Поэтому не вижу повода, чтобы не осушить первую чашу за этого храброго солдата, его подвиг и… за хранительницу очага в этом доме…

Король тост промямлил, как усидеть? Все поднялись, дружно опорожнили кружки, а кадавр подвёл… Пропустил момент всеобщего ликования  и окороком увлёкшись посудину хмельным себе не наполнил. За что тут же получил выволочку от своего более сообразительного второго «я».

— Ты, что, — вспылил прозрачный Антоха, — опозорить меня вознамерился? Хватай кружку! Сам нальёшь или опять мне утруждаться? Чародей! Чего мышей не ловишь? Не видишь — тело координацию утратило? Пособляй! Пнём не сиди — наполни ёмкость до краёв. О-о… уже много лучше. Хозяева, давайте-ка по второй!.. Я тут с подчинёнными несколько замешкался, но от вас отставать не желаю.

— Понеслась душа в рай, а гузно по кочкам, — тихонько проговорил Саламандра. И на ухо Бубо: — Посудину с властителем нашим опорожнишь и выходи на крылечко, поговорить надо.

Сказав это, он приложился к кружке во славу короля, что-то прихватил со стола, сунул в рот, особо не разбирая, и отправился на двор. «Подышать, только подышать. Душновато тут».

Гвискар едва успел сигару раскурить, а рядом уже тяжело топтался Бубо с двумя полными кружками в руках.

— Это последняя, — предостерёг радушного хозяина Саламандра.

— Как скажешь.

Бубо поставил посудины на широкие перила и полез в карман штанов за трубкой. Фартук он перед застольем снял и теперь щеголял в белой чистой, широкой рубахе, которую при желании можно было напялить и на боевого плечистого носорога.

Мужчины какое-то время постояли молча, сосредоточенно дымя. Бубо в душевном и телесном отдохновении, пускал почти идеальные дымные кольца. А Саламандра, в мысленной маяте, обшаривал глазами хорошо ему знакомый обширный двор. Говорить о деле, его сюда приведшем, было нужно, но как же не хотелось.

Стоп! А это, что такое?

Эсхалон удивлённо вскинул брови и ни слова не говоря, указал сигарой куда-то в сторону большого навеса. Бубо этот жест понял верно.

— Впечатлён?.. Х-хе!.. Младших моих, Огоя с Томгоем, — забава. Все в мать, ей-ей не сбрехал.

— Да, Хлоя у тебя умница, тут против ветра не плюнешь. Так, что это за… Слушай, даже не знаю как назвать это диво…

— Огой обозвал пароходом. Словцо так себе, но в самую точку бьёт.

— Пароход?

— Ага. Парни задумали такую штуку… машину, стал быть, чтобы, значит, она сама по земле ездила без лошадиной тяги.

— Как… сама?.. — обомлел Гвискар. — Как без лошадиной тяги?

Бубо усмехнулся, не скрывая гордости за своих сыновей.

— Э-э, дружище, чудище это железное сейчас работает на спирту. Попервоначалу, изобретатели мои, сподобились сварганить действующую модель на дровах. Жуть, я тебе доложу. Никаких дров на неё, скаженную, напастись было невозможно. Пока воду в котле разогреешь… Пока, то да сё… А уж чадила, что адская кочегарка, хе-хе… Котёл с прорванной бочиной зришь?..

— Как не видеть? За него глаза сами зацепляются.

— Так вот, в дороге…

— Она, что уже ездила?!

— Ездила, едри её за ногу! Да быстро отъездила, — хохотнул Бубо. — Взорвалась, чёртова колесница. Томгой, в обалдении от успеха, за давлением пара не уследил, она и рванула. То-то грохоту было. Из самого Тремза наряд кавалерии прискакал с проверкой: не учинили ли шелудивые каннибалы,  какую магическую диверсию?

— А, что — могут?

— Куда им? Слабо! Я тебе так, скажу, брат Саламандра, с магией в нашем мире, что-то не того происходит, будто покидает она его, — иссякает. Ладно, далее слухай… Пацаны мои живы остались. Их толком и не обварило, так по мелочи — повезло. Но штаны их мать стирать категорически отказалась. Сами до речки бегали, а после ещё три ночи на сеновале дрыхли. Не пускали их бабы в дом, потому как попахивало от этих героев… Ну, ты понимаешь… Я думал, что после такого дурь-то из их голов повышибет. Какое там?! Фантазёры только больше распалились. И то — малый-то успех был. Они же на первой своей колымаге четверть мили одолели. Как только Хлоя их ожоги залечила, они за вторую поделку взялись. Всё переделали! Колёса и те облегчили. Теперь каждое из них в одиночку поднять можно и, даже, пупок не развяжется, если долго на весу не держать. Зато… Пойдём ближе, глянешь… В первой машине место только для одного водителя и было. А в этой-то и четверо разместиться способны. Ежели ж будет к тому особая нужда, скажем, кому-либо пешком идти не захочется, а в машине люд подберётся не шибко заносчивый, да потеснится, то и пятеро влезут. В тесноте, да не в обиде.

— Пятеро? Угу… А не рванёт, как в перший-то раз? Тут уж без жмуров точно не обойдётся, — скепсиса, вполне оправданного, в голосе Саламандры было хоть отбавляй.

— Может, конечно, но покуда ездит.

— Ездит?!

— До самого Тремза. Уж сколько раз тамошних обывателей пугали?

— Да ну? — никак не мог поверить Гвискар.

— Ну… — слегка замялся Бубо, — если правду молвить, то пока только дважды. Но туда и обратно — без единой поломки… в последнюю нашу поездку… да-с…

Эсхалон несколько раз обошёл по кругу сложную и совершенно непонятную для него конструкцию с пузатым котлом, четырьмя металлическими шипованными колёсами, лавками для седоков, какой-то круглой фиговиной на длинном штыре, сильно смахивающей на бублик или баранку с крестовиной по середине. А ещё ж было большое количество рычагов и неисчислимых и немыслимо переплетённых медных трубочек.

— Диво! — только и сказал он.

— Будущее, — совершенно серьёзно поправил его Бубо.

Упоминание будущего враз подрезало и без того хилые крылья Эсхалоновой мечтательной восторженности.

— Как раз об этом… О будущем. Сильно я надеюсь, что в ближайшее время ты на рыбалку не собираешься.

— Дай угадаю, — Бубо вынул изо рта трубку. — Тебе занадобился мой баркас.

— Ты провидец, не иначе.

— Конечно. Хочешь, прямо сейчас неопровержимо докажу?

Саламандра пожал плечами:

— Валяй.

Здоровяк Бубо приложил толстый указательный палец к своему выпуклому лбу, вытянул картинно правую руку в сторону Эсхалона, закрыл бесстыжие очи и таинственно загудел:

— Вижу-у… Ясно вижу, что сегодня ты посетишь сортир и тебе незамедлительно полегчает.

— Гм… Трудно спорить. И возразить, аргументы как-то не находятся. А теперь хватит валять дурака, старый ты паяц. Даёшь баркас или мне его воровать придётся?

Бывший солдат и герой-орденоносец принял самый серьёзный вид и утвердительно кивнул:

— Даю… А надолго?

Выходило дней на пять, не более о чём Гвискар честно и заявил.

— Пять дней — много. У меня планы.

— Вопрос государственной безопасности!

— В гробу я видал этот вопрос.

— Вопрос жизни или окончательной смерти нашего короля!!

— И его зрел там же.

— Не ожидал от тебя такой неблагодарности. Монарх, традиции презрев, тебе, деревенщине, орден на грудь присобачил, чином офицерским соблаговолил над солдатнёй возвысить…

— Не завидуйте, младший сержант.

— …а тебе едва плавающей посудины для его спасения жаль?!

— Орден — да, навесил. Лейтенанта дал — не спорю. Только эполеты те мне на плечи легли, потому что всех наших офицеров до единого выбили и командовать стало решительно некому. А как война кончилась так мне, офицеру липовому, скоренько коленом под зад, чтобы гвардейских рядов не поганил. А пенсион — шиш. Живи, как знаешь, хоть тот же орден глодай. Знаешь, кстати, отчего я орденок этот с медалями перед монархом не нацепил? А потому что нету этого барахла у меня. Давно нету. Продал я его за бесценок — за один ужин для моей семьи и набор плотницких инструментов. С того великого прибытку всё это и отстроил. Всё руками своими возвёл и защитил. А и тяжко ж было…

— Ну… — признаться, Саламандра и не нашёл, что сразу ответить. — Ты ж, вроде, всё равно монархист. Я в этом за тебя перед самим Антором, считай, поручился. Или уже нет?..

— Монархист, монархист, — пробурчал Бубо, — тут не сомневайся, но семью-то мне всё одно кормить надо.

— Дело в деньгах! — расцвёл Эсхалон. — Тогда тебе переживать нечего. Деньги есть.

— Хорошо, — этим мужичок остался доволен. — А гарантии?..

— Какие ещё гарантии? — опешил Эсхалон.

— Гарантии, что баркас мой, мне в целости возвернёшь.

Саламандра, никак не ожидавший такого оборота дел, только руками развёл. Никаких таких измышлённых Бубо гарантий он предоставить, естественно, не мог.

— То-то и оно, — сказав это хозяин, вдруг расплылся в улыбке лукавой и добродушной одновременно. — Купил я тебя, а ты, простота, и не понял.

— Ну и шуточки у вас, господин Бубо. Тьфу, на тебя, ярморочный скоморох. Чуть до удара не довёл. Сыскал время шутки шутить. Сколько с меня за аренду твоей «яхты»?

— Не дороже денег выйдет. Пять ратов.

— Держи семь или нет… восемь. Это если баркас приведу в состоянии плачевном… или вовсе не приведу.

Эсхалон отсчитал монеты, ссыпал их в лапищу Бубо и настоятельно попросил его внимательно следить за кадавром.

— С каждым днём он беспокоит меня всё больше, — признался он. — Правду сказать, король, в теперешнем его виде мне и сразу не шибко глянулся, а теперь и вовсе… Как посмотрю на него — жуть до самого копчика пробирает… За последние сутки, ох, поверь мне, — взгляд у него поменялся. Несытый у него взгляд, людоедский. Так что ты с ним не миндальничай. Король он там или не король, а солнце сядет и в ящик его под крепкий замок. Понял?

Бубо пронзительно глянул на Саламандру из-под кустистой брови:

— Гренадер своего короля, того, кому присягал, должен в карцер упаковать? Х-хе… тот ещё фортель!

— Выверт рателеонской истории. Прими как должное. Теперь — бывай. Я сейчас в Тремз двинусь — дела. Завтра буду здесь ещё до рассвета. Баркас приготовь. На моих-то, кроме Бронга, рассчитывать не приходится.

Бубо заверил Эсхалона, что всё будет в наилучшем виде и вальяжно, истинно по-хозяйски, переваливаясь с ноги на ногу, потопал в дом развлекать «дорогих» гостей. А Саламандра перед отбытием решил посетить строение, указанное  в предсказании. Что ж, телу полегчало. Душа по-прежнему осталась в смятении. Тонкая она материя — душа, так просто её не угомонить. Осёдланная и очень недовольная Стрелка успокоению жестокосердного почтаря тоже поспособствовать не пожелала, едва его не укусив. С норовом кобыла, но с этим Эсхалон давно смирился.

— Тише, девочка, тише, — потрепал он её по загривку. — Наши совместные мытарства на сей день, ещё не окончены.

По недлинному пути до заштатного Тремза, Саламандра ехал настороженно. Слова, сказанные во хвалу и славу этого города злоязыким детективом Лакром, по сути своей были верны. Так что осторожный Эсхалон, не любивший излишнего риска, пистолет свой держал взведённым. На него при неожиданном нападении надежды больше, чем на штуцер; пока там эту оглоблю из-за спины достанешь? И ладно бы ещё пешим… Везти же его поперёк седла неловко да и глупо. В этот раз никто почтаря не потревожил, а ведь случалось и иначе. Сегодня обошлось парой чьих-то откровенно враждебных взглядов из-за  придорожных кустов, которые он всей своей кожей почувствовал. Лихие здесь были места, не спокойные.

Въехав на прямую, но пыльную и вообще грязноватую главную улицу Тремза Гвискар озираться не стал. Чего он здесь не видал? Чай не в первый раз этот центр цивилизации посещает. Всё ему здесь было знакомо едва ли не до оскомины. Вон, сразу за дорожным указателем с надписью настолько облупившейся, что прочесть её не представлялось ни малейшей возможности, — большое двухэтажное, укреплённое мешками с песком здание. Вместо окон узкие бойницы, и без вывески ясно — казарма. Точно такое же — на противоположном конце города. Есть ещё несколько укреплённых пунктов в самом Тремзе и на его окраинах. На них круглосуточно дежурят по дюжине солдат разом. Сейчас Саламандру встретившийся патруль не остановил, хотя и проводил настороженно-недоверчивыми взглядами. Днями для людей въезд в город свободный. Ночью же Тремз закрывался плотно, как устрица, схлопнувшая створки.

Официально — положение не военное. А на деле?.. Кто ж его разберёт…

Далее тянулись дома — постройки не особо изысканные, с минимумом комфорта, зато с толстыми каменными стенами и дверями, что не сразу и бревном высадишь. Потом круглая, как сковорода центральная площадь, на которой бурлила вся деловая, административная и культурная жизнь города.

Первым был салун «Одноглазый ганфайтер». На вывеске этого респектабельного заведения был изображён усатый дядька с блудливой улыбкой в одной руке сжимавший несуразно большой пистолет, а другой прижимавший к себе неодетую девицу с восхитительными формами. Странно было то, что глаз у дядьки наблюдалось, вопреки утверждению на вывеске ровно два, а вот нога была почему-то одна. Салун предлагал своим посетителям крепкую выпивку, выступление давно вышедших в тираж танцовщиц, охрипшую от алкоголя и табака певичку и с десяток комнат, где можно было провести ночь, а на вторую оставаться уже не хотелось. Постояльцам мешали спать шум с первого этажа и страдающие бессонницей, но не отсутствием аппетита, клопы.

Чуть далее располагалась нужная Эсхалону почта. Туда требовалось заглянуть в первую голову.  Потом красовался ненужный ему сегодня банк. Некое административное строение, собравшее под своей крышей весь тремзовский чиновный свет, жандармерию и тюрьму. Саламандре это сочетание всегда казалось символичным. Особняком стояла резиденция местного бога — командира гарнизона капитана Тронхельда. Впрочем, очень могло статься, что уже майора Тронхельда. Его тоже стоило посетить. Точнее — заглянуть к этому вполне достойному офицеру, — чуть ли не обязанность. По роду своей деятельности Эсхалон Гвискар и капитан частенько оказывали друг другу весьма значительные услуги. Случалось, что капитан вытаскивал почтаря из весьма щекотливых ситуаций, когда его дорожные приключения в окрестностях города не ограничивались простыми недружелюбными взорами каких-то таинственных личностей.

Ну и ровно напротив — куда как более успешный конкурент «Одноглазого ганфайтера» — публичный дом матушки Гро. К ней в гости заявиться не токмо не помешает, но и крайне желательно. Нужно же где-то бросить усталые кости. Девочки её по мере сил своих помогут расслабиться. Они в этом заведении много милее, чем в салуне и, что не может не радовать, — чище. Ох, там же и ванну принять можно. Горячую. С пеной. Не  только же изнеженной Исс блаженствовать. Так-то… А ежели девчонки заняты будут, то и сама матушка может успокоению Эсхалона много поспособствовать. От дел потных, постельных она сама не так давно отошла и навыков своих наверняка не утратила. Собственно об этом и говорить смешно, — ей, матушке, едва ли тридцать пять стукнуло. Женщина она яркая, колоритная. Кровь с молоком!

В мысленном списке обязательных посещений Гвискара это заведение стояло под номером три.

План сложился. И Саламандра, тронув шляпу, приступил к его исполнению.

 

Глава 10.

 

В Рателеоне было тревожно. Тем тревожнее, что никакого особого повода к тому вроде бы не существовало. Но ползли мрачные, как всегда неясные слухи о каком-то заговоре, будоража чувствительные ко всякой таинственности души обывателей, готовых в массе своей поверить во что угодно.

И неслось по улицам, базарам, переулкам, тупичкам и кухням шу-шу-шу… «Король-то, король никак помре» — судачили всё знающие молочницы, доставляющие продукты на королевскую кухню и успевшие перекинуться парой слов с прыщавым поварёнком.

«Какое «помре»? Жив наш Антор, живёхонек, — снисходительно посмеивались над глупыми бабами наисерьёзнейшие мужчины при больших топорах, что трудились в мясных рядах и от  того были сыты, степенны, благополучны и рассудительны. — Умом, правда, тронулся, тут уж не сомневайтесь. Сведения что ни на есть самые верные. Решил он, на старости лет, всё серебро из наших карманов изъять и заполнить их пустой бумагой». «Как так?! — разохались торговки пряжей. — Серебро на бумажные деньги поменять?! Вот беда так беда! Только ж после войны божий свет увидали и новая напасть!»

Что право за дурацкая фантазия? В это поверить было очень сложно. Невозможно, почти. Всё равно, что допустить на веру утверждение очкастого учителя гимназии, утверждавшего вчера в трактире, будто он придумал и уже опробовал чудо-аппарат, который любое послание способен по каким-то проводам передавать на любое расстояние.

— И заметьте, дорогой друг, — убеждал он одного своего приятеля бывшего газетёром, — без всяких там драконов и магии! А может и так быть, — несся он дальше в своих эфирных мечтаниях, — что подобное будет доступно и вовсе без проводов! Поставим, к примеру, в каждом населённом пункте приёмные вышки. Это ж, какие перспективы?! Одно слово — ПРОГРЕСС!

Теперь вся эта пёстрая публика томилась в одном невесёлом сереньком здании с толстыми решётками в маленьких окнах и очень тесными помещениями с металлическими, запирающимися исключительно снаружи дверями.

— И за что это меня сюды, милок? — допытывалась толстая баба с большим молочным бидоном в руках у невыразительного дядьки с остро отточенным карандашом за ухом.

Вторым карандашом сей, безусловно, грозный чин вносил её имя, происхождение, род занятий, семейное положение и число порождённых ею спиногрызов в какой-то длиннющий список. В нём уже числились — баба разглядеть успела — её товарки-молочницы, наисерьёзнейшие мужчины, уже без топоров, учитель гимназии, газетёр, а так же — о, диво! — один частный детектив.

Писарь таинственно отмалчивался, придав своей крысиной мордочке служебно-мрачное выражение. Зато, приведший её в узилище капрал, молчать не стал и, отвесив тётке тяжкий подзатыльник, веско пробасил:

— За покушение на разрушение устоев королевства рателонского!

— Ой, — беззащитно пискнула молочница, понимая, что каким-то неизвестным ей образом, она угодила под самую суровую статью уголовного уложения. — Что ж я такого сделала?

Большой бидон, выпавший из её ослабевших пальцев, с грохотом рухнул на каменные плиты тюремного двора.

— Капрал! — подал голос пасюк с чернильной душонкой. — Запри бунтовщицу в общую камеру, половой принадлежности не разбирая. Пусть до начала следствия по её делу стыдом помучается; параша там одна на всех. Так-то, тётка. Впредь, если отсюда выбраться тебе Благим Небом суждено, язык свой распускать не станешь. Следующий!..

Подобранный бидон у неё отобрали и грубо втолкнули  в кутузку, плотно набитую разным людом. Ох, и воняло же здесь…

Но так уж устроен человек, что привыкнуть он может почти ко всему. Крепкий мужчина средних лет с покатыми плечами и наголо обритой головой уже привык… давно. Сколько раз, когда проводимое им расследование требовало расширенного понимания буквы закона Лакр, идя на это с лёгким сердцем, оказывался вынужденным обживать подобные места. Обычно он в них не задерживался, поскольку по большому счёту подчинённым Пунтрея Гаркона, начальника городской стражи, предъявить детективу было особо нечего. Максимум неуважение к неприкосновенности жилища или лёгкое членовредительство. Но последнее, обычно, оказывалось необходимой самообороной. А от статьи «Незаконное проникновение в жилище» его легко избавляли знакомые адвокаты. Поскольку добытые таким образом сведения существенно облегчали им ведение дел в суде. На то, что доказательства добыты не совсем праведным путём, рателеонские судьи мудро закрывали глаза, разумеется, если факты были убийственны для обвиняемых и не были подтасованы. Мошенничеством подобного сорта Лакр Моршаньёли брезговал и никогда этого не скрывал. Однако сейчас детектив сильно сомневался в скором своём освобождении. И дело было вовсе не в том, что он, вопреки своим убеждениям, как-то очень серьёзно преступил закон. Как раз беспокоиться из-за этого решительно не было никаких причин. Он совершенно ничего не успел нарушить. Не в этот раз… Сейчас всё сводилось к тому, что он перешёл дорогу одному из сильных мира сего. «Подумаешь, — сказал бы он раньше, — разве в первый раз?» И ещё, не теряя куража, нагло  при этом усмехнулся. Но ситуация осложнялась тем, что его действиями во время расследования оказался очень недоволен сам герцог Дориан Радд, военный министр. Сюда, в городскую тюрьму Моршаньёли был брошен по его личному распоряжению. К тому же у него, Лакра, хватило глупости оказать активное сопротивление людям герцога. Этим он выиграл так нужное ему время, пусть и немного. И чудовищно осложнил своё и без того непростое положение.

— Ума не приложу, — буркнул себе под нос детектив, — когда и где я пересёк его тропку.

Настроение Лакра не улучшало и то, что в точности исполнить поручение Саламандры он не сумел. Не успел просто. Оставалось полагаться лишь на его сообразительность.

 

Саламандра спешился возле почты Тремза. Вошёл в здание с видом ничем не озабоченного человека и приветливо кивнул седенькому человечку, похожему на мелкого клерка, пыхтящему за своей конторкой над грудой каких-то бумаг.

— Привет, Бомз.

Старина Бомз нехотя оторвался от писанины и строго глянул на субъекта, осмелившегося его отвлечь, через большие круглые стёкла очков.

— А, это вы, сударь Гвискар, — обрадовался местный почтмейстер. — Приветствую, приветствую. Давненько вас не было в наших краях.

— Дела, знаете ли, дорогой Бомз, заботы.

— Понимаю. Вы всегда были занятым человеком.

— Это уж точно. Кстати, я и сейчас к вам заглянул не просто так.

— Нисколько в этом не сомневался. Эх, молодёжь, всё куда-то спешите, торопитесь. Нет бы, зайти к старику поболтать этак запросто. Ладно, выкладывайте, что у вас.

Эсхалон беззаботно опёрся о конторку.

— Я, знаете ли прибыл по поручению одной благородной дамы… Самой-то ей недосуг. Ну, вы знаете этих благородных аристократов. Сами и шагу лишнего сделать не желают.

Бомз понимающе закивал.

— Особенно дамы, — сказал он, поправляя очки.

— В яблочко! — господин почтмейстер. Так вот, велено мне забрать у вас корреспонденцию мадемуазель Исс. Ту, что должна была прибыть с сегодняшней драконьей почтой. Была у вас драконья почта?

Владыка местной пересылки пригладил встопорщенные седенькие височки.

— Была, как не быть. Только, сударь в вашем деле я вам ничем помочь не могу.

— Понимаю, — очень серьёзно проговорил Саламандра, — корреспонденцию вы можете отдать только в руки адресату. Но, может быть, в знак нашей старой дружбы, вы пойдёте на крохотную уступку, — и он положил на конторку серебряный рат.

Бомз так и впился глазами в тусклый кругляш.

— Рад бы, Эсхалон. Видит Благое Небо — рад бы. Но… никак… ибо никакой корреспонденции ни для какой мадемуазель Исс с сегодняшней почтой не прибыло.

Это был удар.

 

Блуждая в паучьих лабиринтах этого пахнущего большой кровью дела, Моршаньёли не нашёл ни намёка на участие в нём герцога Дориана. Много чего нарыл детектив, но чем глубже он погружался в этот омут, тем больше крепло его убеждение, что для дворцовой верхушки, произошедшее с монархом было полнейшей неожиданностью. То есть они все и военные, и службы, отвечающие за безопасность короля, проспали, ушами прохлопали крупнейший за всю историю Рателеона заговор против величества. Вот те раз!

Почти два дня работы детектива Лакра принесли кое-какие плоды. Фактов он насобирал немало, но дело яснее не становилось. Моршаньёли составил подробную записку для своего друга и уже отправился к Дворксу, когда заметил несколько подозрительных людей, приклеившихся к нему, как мокрый лист к кожаным штанам.

С таким «почётным» сопровождением вваливаться в пункт пересылки Дворкса было бы верхом глупости и непрофессионализма. Позволить себе такого рода ляп сыщик никак не мог. Миновав почту, он устремился вниз по улице, лихорадочно соображая, что ему предпринять. Первым делом — оторваться от нежданно выросшего хвоста, хотя бы на короткое время. Ну, эта задачка ему вполне по зубам. Город Лакр знал, как свои пять пальцев и потому, быстро оценив обстановку, он рыбкой нырнул в малоприметный проулок, всё достоинство, которого было в его исключительной кривизне. Краем глаза детектив успел отметить, что двое из преследователей немедленно устремились вслед за ним. Двое — это совсем не страшно. Смело можно было утверждать, что двое — это хорошо. Моршаньёли свернул в грязненький тупичок и стал за углом. Долго ждать ему не пришлось. И детектив с удовольствием показал неизвестным прилипчивым парням, что вышибить дух из человека, или даже двоих он способен быстро, надёжно, надолго и без всяких кастетов. Секунда — и вот он видимый результат:  сломанная челюсть, свёрнутый нос и два обмякших тела, приваленных к заплесневелой кирпичной стене.

Сыщик методично обшарил одежду бесчувственных господ и ожидаемо ничего не нашёл, кроме пистолетов и двух пар железных наручников.

— Однако, кто ж вы такие, орлы-мокрохвосты? На кого работаете? Ладно, не время молоть языком и разгадывать ребусы. Пора уносить ноги. Вот только куда бежать? Точнее, к кому? А может… — Лакр таинственно улыбнулся. — Дьявол! Только бы она была в городе!..

И как может быть не услышана такая слёзная мольба! Побросав затейливые петли по захламлённым задворкам Змеиной Горки и намотав на свою обувку энное количество липкой дурно пахнущей грязи, Лакр выбрался на маленькую, довольно чистенькую улочку, где селились по преимуществу сытые мелкотравчатые буржуа и торговцы средней руки. Разыскиваемая им контора находилась во втором этаже небольшого уютного дома, как раз над лавочкой, торгующей сигарами и дорогими сортами табака. Хороший такой магазинчик, респектабельный. Детектив захаживал сюда изредка, когда ему удавалось распутать загадку, подкинутую ему финансово состоятельным клиентом. Но сегодня до курительных зелий Моршаньёли дела не было. Его интересовала лишь владелица — госпожа Люсиль. Та самая бизнес леди, что сдавала комнаты его другу Гвискару и по слухам имела на него некие виды.

Лощёный приказчик, являя служебное рвение, грудью преградил крепышу-детективу путь наверх.

— Куда это вы направляетесь, сударь? — как мог сурово спросил он. — Госпожа Моршанъоли сегодня никого не принимает.

В словах его уже то было хорошо, что искомая дама находилась на месте. Лакр от новости такой едва не воспарил. А ведь и худо бы ему пришлось, на пару с доверившимся сыщику Саламандрой, кабы занятая мадам умчалась из Рателеона по своим коммерческим делам. Фу-у, фарт детектива ещё не оставил. Хотя мерещиться стало уже… Остался пустяк — преодолеть горластую преграду в лице не в меру ретивого продавца. Лакр глянул на него иронично, крепко ухватил его за плечи и, приподняв, без особого напряжения, поставил его в сторонку поближе к родному прилавку.

— Охрана! — собрав всё своё мужество, крикнул оскорблённый торгаш.

На вопль грубиян-детектив не обратил ровно никакого внимания. Он спешил. И двое мордоворотов, откликнувшихся на зов, догнали его уже в рабочем кабинете мадам Люсиль.

К чести дамы, вторжение лысого громилы, она восприняла спокойно. Во всяком случае — внешне. Несколько поспешно сняв круглые очки в тонкой металлической оправе (их она стеснялась и никогда не носила на людях) Люсиль Моршанъоли повелительным жестом велела припозднившимся охранникам отпустить нежданного посетителя. Те, с недовольным ворчанием повиновались.

— Крепкие у вас ребята, — проговорил Лакр, растирая плечо, — ухватистые. Борцы, наверное. Нам бы парой слов перекинуться, мадам, с глазу на глаз.

— Здравствуйте, кто бы вы ни были, — Люсиль поднялась из-за своего рабочего стола и встала сбоку от него прямо под лучи, заглядывающего в окно солнца.

— А?.. а, да… Привет, — галантно сделал ручкой, выбитый из колеи детектив. — Послушайте — дело меня сюда приведшее, конфиденциальное и не терпящее отлагательств.

— Стойте, стойте. Не нужно так гнать лошадей.

Хладнокровная особа, эта самая мадам Люсиль. И собой ох, до чего как недурна. Высокая, стройная… А, грудь!.. Мама дорогая, что за чудо!.. Платье её густого изумрудно-зелёного цвета было приталено и сильно декольтировано. Как тут не увидеть?

Эй, притормозите, господин Лакр. Вспомните — вы здесь по делу и в затылок вам дышат разозлённые мужчины с пистолетами. Ну, те, которых вы умудрились рассердить, прежде охранников… Кажется, сейчас всё запутается окончательно. Так что будьте ласковы, подберите слюни и скажите хоть что-то умное. Ну, или хотя бы попытайтесь…

— Кх-гм… Моршаньёли…

А черты лица у неё резковаты. Слишком волевое лицо для женщины.

Лакр, дружище, ты вообще сейчас о чём?

— Детектив Моршаньёли, если точнее. Дышите ровнее, ребята, я на стороне закона… большую часть времени.

Люсиль, чуть наклонив голову и слегка покусывая перьевую ручку, внимательно его изучала. А сыщик, под её заинтересованным взглядом, вдруг почувствовавший приступ невероятного смущения, не зная, что ему сказать, принялся изучать кабинет. Это было не совсем то, зачем он сюда явился, но нужно же было как-то отвести глаза от того, что открывало проклятое декольте.

Занавески с рюшами. Цветочки в горшках. Книжный шкаф — настоящее произведение искусства — с томиками стихов и любовных романов. Прямо жилая комната, а не хранилище скучнейших счетов, дебетов-кредитов и списков всякой всячины. На столе аккуратные столбцы деловых бумаг. Это — да… Это от конторского духа. А вот ажурная настольная лампа и чернильница в виде старинного замка с пятью пузатыми башнями вид имеют далеко не канцелярский. В каждую из башен налиты чернила своего цвета. Вообще — радуга.

— Детекти-ив…

Кажется, кто-то его позвал?

— Детектив, вы не уснули там, на пороге. Парни, спасибо за работу. Вы можете быть свободны. Нет, не нужно стоять под дверью. Спускайтесь вниз.

Охранники, больше для проформы, решили возразить, но мадам Люсиль наградила говорунов повелительным взглядом и крутые ребята поспешили испариться.

— Сурово вы с ними, — одобрительно сказал обретший сознание Лакр и сделал пару шагов навстречу хозяйке кабинета.

Мадам Моршанъоли, не приветствуя такого его  поведения, села за свой стол и, сцепив пальцы, вопросительно взглянула на сыщика.

— Понимаю, — качнулся он вперёд всем своим большим телом, — время — деньги. И то — пора переходить к сути. Я осмелился потревожить вас вот по какому поводу…

— Сударь Моршаньёли, — перебила его Люсиль, недовольно поморщившись, — вы бы хоть грязь с ботинок счищали, прежде чем вламываться к даме. Мои ковры, они, знаете ли, больших денег стоят. И чистка их, после вашего визита, тоже обойдётся мне не дёшево.

— О! — Лакр в великом замешательстве (да что это с ним такое происходит?) опустил глаза и уставился на свою обувь, испачканную, чёрт знает чем. — Да, должен признать, — неловко вышло.

Сыщик, не зная как себя повести, по-медвежьи переступил ногами. Большой кусок дурно пахнущей грязи с готовностью отвалился и тут же намертво прилип к ковру. Опа! Визит, состоявшийся спонтанно складывался по какому-то исключительно кондовому сценарию.

Мадам, держа себя в руках, холодно улыбнулась одними уголками красиво очерченных губ.

— Ладно уж, выкладывайте, с чем пожаловали.

Моршаньёли прочистил горло и выпалил:

— Дело напрямую касается одного нашего общего знакомого.

Бровь госпожи Люсиль удивлённо поползла вверх.

— И кого же это?

— Саламандры.

— Ах, его…

Что ж имя произвело должное впечатление. Дальше говорить уже было легче, и Лакр понёсся на всех парусах.

— Следят за мной, мадам Люсиль. Кто следит — этого я ещё не выяснил. Пока было не до того. Оторваться от любопытных людишек мне удалось. Только не знаю надолго ли.

— Но сюда вы их за собой не притащили?

Лакр развёл своими маленькими ладошками, мол, обижаете.

— Хорошо.

Вид, госпожа Люсиль приняла деловой. Никакого испуга она не выразила. Кремень баба! Сыщик её зауважал.

— Что от меня требуется? — она постучала неизменной своей ручкой по столешнице.

— Сгонять на почту, — рубанул детектив. — И переслать вот это.

Он достал из внутреннего кармана с десяток уже измятых листов.

— Куда переслать? — дама, не колеблясь, протянула руку и взяла лакровскую корявую писанину.

Детектив бестрепетно (отступать ему всё равно было некуда) отдал совершенно незнакомой ему женщине плод своих трудов и размышлений.

— В Тремз. Послать нужно с драконьей почтой Дворкса и обязательно сегодня.

— Что ж… в этом нет ничего невозможного. Сейчас запечатаю… Не отправлять же право в таком виде? Всё или будет что-то ещё?

Смущение окончательно доконало Лакра. Он промямлил что-то маловразумительное и неуклюже откланялся.

— До свидания, детектив, — крикнула ему в спину Люсиль. — Заходите ещё… — это было произнесено не так громко и уже при наглухо закрытой двери. — Интересный персонаж. Забавный.

Она достала из ящика стола большой бумажный пакет. Аккуратно вложила в него жизненно важную макулатуру, и, заклеив, вывела на нём: « Срочно. Тремз. Лично в руки сударю Эсхалону Гвискару. До востребования». Потом поставила свою личную печать и громко позвала слугу.

— Немедленно, без всяких задержек доставить это в контору господина Дворкса. Подтверждение об отправке ко мне на стол. Знаю, что между этими господами чёрная кошка пробежала и если Дворкс вздумает артачиться, разрешаю припугнуть его моим именем. Мне этот старый сквалыга отказать никак не посмеет. Всё. Одна нога здесь, другая — там.

На улице, разволновавшийся Лакр, дивясь сам себе, вытер испарину большим носовым платком и скоренько двинулся в город. Негоже если неизвестные шпики заметят его ошивающимся здесь. И только прошагав пару кварталов, он вдруг сообразил, что совсем запамятовал сказать Люсиль, на чьё, собственно, имя Саламандра просил отправить отчёт о проделанной детективом работе.

— Голова садовая! — хлопнул он себя по лбу. — Вернуться, что ли?

И тут услышал то, что его совсем не порадовало:

— Господин Лакр? Частный сыщик Лакр?

— Он самый, — обернулся Моршаньёли, встречаясь с тусклыми очами, которые могли принадлежать только официальному лицу.

— Вы арестованы.

К детективу с боков и со спины быстро приклеились три мрачных человека. Нос одного из них имел приятную кривизну, а глаза были почти полностью скрыты густой синевой.

— А-а, — обрадовался Лакр, — старый знакомый. А где твой дружбан? Так и лежит в том тупичке на кучке собачьего дерьма?

— Господин Лакр, — снова вступило официальное лицо, — постарайтесь держать себя в руках. Не усугубляйте своего положения.

— Не усугублять положения? — спокойно, не дрогнув ни единым мускулом, спросил сыщик. — А, что не так с моим положением. И позвольте узнать: по какому праву и по чьему поручению проводиться это незаконное задержание законопослушного гражданина Рателеона, который, прошу это особо отметить, сам денно и нощно стоит на страже закона?

— Слишком часто употребляете слово «закон». Себя пытаетесь в этом убедить? Именем герцога Радда! — прозвучал сухой, не эмоциональный ответ.

Не задался денёк у детектива; и чем дальше он шёл, тем мрачнее  становился.

 

Неприятную эту новость Саламандра перенёс стоически. Не подав виду, что крепко разочарован, он кивком попрощался с Бомзом, медленно повернулся и направился к выходу.

— Постойте, сударь Гвискар, — неожиданно остановил его почтмейстер. — Куда же вы так спешите? Ни для какой мадемуазель Исс посланий нет, зато есть пакет для вас — толстый такой, солидный, и подписан красивым женским почерком.

— Что?.. Пакет на моё имя?

— Вы удивлены?

— Да, признаться. Никак я не ожидал получить здесь корреспонденцию, как вы изволили выразиться: «…подписанную красивым женским почерком».

— Ох, молодость, молодость, — покачал головой Бомз, — до чего ж легкомысленна ты бываешь.

Гвискар стремительно шагнул к конторке:

— Ну, давайте, давайте скорее!

— И к тому же — нетерпелива, — Бомз протянул Саламандре заветный пакет. — Не забудьте оплатить почтовые услуги.

— Забыть? Что вы, милейший господин Бомз. Как можно? Вот, то, что причитается, а это, — он извлёк ещё один рат, — персонально вам. И даже не думайте спорить.

Последнее было сказано исключительно из вежливости, ибо почтмейстер спорить, и не помышлял, более того, серебряная монета уже исчезла с конторки, в одном из многочисленных кармашков его чёрной форменной жилетки.

Теперь Эсхалон рвался на волю, чтобы там, на свежем воздухе обдумать, где же найти место, чтобы в тиши прочесть это таинственное женское послание. Он мельком глянул пакет. Руку, подписавшую его, он узнал сразу. Сколько деловых бумаг для него было писано-переписано этим почерком — Люсиль Моршанъоли! Да-с, интересное что-то вытанцовывается. Так, необходимо собраться с мыслями. Здесь, посреди города, распечатывать пакет — чистое безумие. Отправляться с визитом к капитану — досадная необходимость. Там,  особо не уединишься, к тому же Тронхельд с вопросами прицепится. Хорошо, десять минут на него потратить можно, для поддержания хороших отношений. Затем откланяться, сославшись на занятость. Этой байке Тронхельд поверит.  А, что потом?.. Где прочесть эти треклятые бумаги?

Саламандра подкрутил ус.

— Двигаем к военным властям, посудачим о том, о сём. Далее — в салун, покормим тамошних клопов. На ночь там оставаться — охрани Благое Небо! Но с отчётом Лакра более ознакомиться негде. Сниму номер на пару часов. Всё прочту и обдумаю. Лакр, Лакр как же тебя допекло, что ты додумался к Люсиль обратиться? Видать, тяжко тебе приходиться, дружище.

 

На ту минуту положение детектива уже никакого беспокойства не вызывало. Из тюремного застенка его выпустили, и хоть оставили под негласным надзором, это ничуть не мешало ему вкушать пиво в одной вполне приличной забегаловке и нести клейкий вздор с парочкой смазливых официанток. А вот несколькими часами ранее ему действительно было совсем невесело. Сразу же после того, как в камеру, в которой изловленного народу было как сельдей в бочке, втолкнули толстую обомлевшую торговку, охранники потребовали Лакра на выход. Парочка неулыбчивых господ в тёмно-серой униформе, с окованными железом дубинками, уставными усами и оловянными, ничего не выражающими глазами, провела его запутанными коридорами и доставила прямиком в кабинет начальника тюрьмы.

Лакр не мог не отметить — ничего так кабинетик, комфортный. Мебель дорогая, не казённая. Стулья, кресла так и манят: «Присядь, отдохни. Выпей культурно». Окно — вот же чудо! — большое и без наводящей уныние решётки. Смотрится здесь — в кутузке, довольно странно и, даже, наверное, неуместно, зато не портит общую картину буржуазной добропорядочности и довольства жизнью. Ещё в кабинете пахло на удивление приятно чем-то, безусловно, изысканно-вкусным: таким, чего простой сыскарь Лакр Моршаньёли в своей непростой жизни не едал ни разу. И ещё, кажется, кофе с корицей. Ароматы, всяко разно, были лучше вони тюремной баланды.

Охрана тут же беззвучно удалилась, оставив сыщика наедине с тремя серьёзными людьми. Точнее, двое были серьёзней некуда, а третий изо всех сил пытался, едва из штанов не выпрыгивая, им подражать. Но выходило это у него не слишком удачно. Так бывает, если от самого рождения мастью не вышел. И то, — трудно, да что там — невозможно, выглядеть значительной персоной, ежели ты писарь в компании начальника центральной королевской тюрьмы и… герцога Дориана Радда, собственной высочайшей персоной.

Надо же, какие непростые люди встречали Лакра Моршаньёли, бывшего морского пехотинца, бывшего корабельного полицейского, а после предстоящей ему беседы, вполне может статься, что и бывшего частного детектива. Сыщик недоверчиво поглядел через плечо: правда ли охрана оставила его, в чём-то подозреваемого, и этих солидных господ с глазу на глаз? Выходило — правда! И не страшно сим значимым господам оставаться в компании человека с его неоднозначной биографией и репутацией. Вдруг ему, какая блажь в голову стукнет, и он на них диким зверем накинется?

Чушь это всё полнейшая! Лакр, даже улыбнулся этим своим глупым мыслям. Ни на кого он не накинется. Да и взбреди ему такая сумасбродная идея, что он сделает в железе (кандалы ручные с него никто не снял) против двух здоровых, хорошо вооружённых и, безусловно, опытных мужчин. Писаря в расчёт не берём, — канцелярской грядки овощ. Начальник узилища был при пистолете и короткой, широкой сабле. Такой кузнечной поделкой, очень удобно во время бунта в узких коридорах орудовать. А герцог, тот вообще с пистолетом не расставался, разве, что герцогиню свою без него посещал. Но к фавориткам и на королевские балы с ним таскался, вызывая всеобщее осуждение и не обращая на это никакого внимания. И — военная косточка, — пользоваться он им умел очень недурно.

— Проходи, детектив, садись, — повелительно произнёс Дориан, чувствуя себя здесь полновластным хозяином.

Лакр дважды себя просить не заставил. В помещении было целых три стола. Один —  маленький, покрытый потёртым зелёным сукном, кое-где с чернильными пятнами, со стоящей на нём недорогой лампой, — был рабочим местом писаря, который за ним и притулился. Второй — по виду куда более массивный, использовался для служебных надобностей самого начальника. Стоял он напротив окна, был хорошо освещён и сейчас пустовал. А третий… третий был обеденным. Детектив это оценил. Да-а, спору нет, очень удобно вкушать блюда, приготовленные личным поваром, не сходя с рабочего поста. Сразу видно — вся жизнь начальника тюрьмы до последней минуты принадлежит службе и только ей. О последнем — красноречиво говорил широченный диван в дальнем углу за ширмой.

Детектива хоть и пригласили, но явно не за роскошно сервированный стол, за которым сидели высокие господа. Посредине, несколько нарушая идиллию, одиноко торчал простой деревянный стул без всякой мягкой обивки, принесённый сюда как раз для такого гостя, каковым был Лакр. На него он и уселся, стараясь унять урчание голодного желудка и не слишком явно сглатывать обильно выделяющуюся слюну. Есть хотелось неимоверно. Никто, однако, ему ничего съестного предложить и не подумал. Впрочем, не ему одному. Секретарь, в своём паучьем углу накрепко позабытый, тоже только кадыком туда-сюда водил. Видать, жрать хотел ничуть не меньше Моршаньёли. В кабинете повисла нехорошая тишина, нарушаемая исключительно негромким позвякиванием серебряных столовых приборов.

«Что-то затянулась у господ трапеза, — думалось сыщику. — Тут уж одно из двух либо оголодали они, как волки в зимнюю стужу, либо просто мои нервы на крепость проверяют. В первое мне почему-то не верится. По здравому размышлению прихожу я к выводу, что второе — куда вернее будет. Сейчас покушают со всем смаком, потом, благословясь, учинят мне, грешному, допрос по всей форме. Я, понятно,  буду тупо молчать, или нести околесицу. Влиятельным сударям шутовство моё быстро прискучит, и они перейдут к третьей фазе… Охо-хо, хорошо бы всё обошлось обыкновенным мордобоем. А то знаем мы их тюремные порядки…»

Большое начальство, наконец, насытилось. Герцог чинно промокнул губы салфеткой. Начальник тюрьмы наполнил два бокала кларетом. И оба два сурово уставились на детектива Лакра, от безделья пересчитывающего мух на оконном стекле.

— Вам известно, за что вас задержали? — обратился к нему герцог.

— Ума не приложу, — Моршаньёли внешне был совершенно спокоен, если не равнодушен.

— Так–таки и не приложишь? Странно, нам докладывали, что ты далеко не дурак, — это в разговор вступил главный королевский вертухай.

На его выпад Лакр вообще отвечать не стал, будто и не слышал ничего.

Начальник тюрьмы на своём хлопотном посту службу нёс не первый десяток лет и на всяких субчиков насмотреться успел, так что выкрутасы сыщика на него тоже никакого впечатления не произвели.

— Молчишь, ну-ну… А кларет недурён, ваше высочество.

Военный министр благосклонно кивнул.

— Выйди вон! — тут же велел он секретарю.

И писцу ничего больше не оставалось, как немедленно подчиниться. Злокозненный герцог в душевной своей чёрствости похерил мечту «значительного» человека при возможности полакомиться объедками со своего стола.

Дождавшись, когда за огорчённым писарем закроется толстая звуконепроницаемая дверь, Радд, встав со своего места, подошёл к детективу и пристально посмотрел ему в глаза. К чести своей сыщик этот взгляд выдержал, не сморгнул. И дальше был намерен держаться не хуже — хошь в безобидные гляделки играть, хошь помордасины от охраны терпеть и язвить в ответ на всю грубость несовершенного мира. Ко всему он был готов, только не к прямому вопросу герцога Радда.

— Куда Эсхалон Гвискар по прозвищу Саламандра увёз нашего короля?

Вот так без всяких затей бухнул кувалдой в лоб и стал дожидаться эффекта.

— Чт… — пришлось прокашляться. — Что?..

Тут детектив спохватился и ответил довольно грубо, что-то в духе: «Откуда мне знать? Я королю не нянька». Или почти то же самое, но в нецензурной форме.

Радд на это только улыбнулся хитрый, умный, довольный. Лакр, с какой-то тягучей тоской осознал, что его раскололи. Секундное замешательство выдало его с головой.

— Чтоб меня якорем приласкали! — еле слышно, но с большим чувством выругался Моршаньёли. — Огорошить допрашиваемого — элементарный приём. Сколько раз сам его применял с успехом и не счесть. И надо же — купился.

— Не сокрушайтесь так, Лакр, — представительный седой вельможа по-прежнему был предельно вежлив. Он отошёл от задержанного и присел на краешек начальственного стола. — Я догадался о том, что вам это известно…

Тут Детектив вскинулся, и хотел было возразить, но герцог мановением руки заставил его умолкнуть.

— Я догадался об этом сразу же, как до меня дошли слухи, что некий частный сыщик шныряет по дворцу. Нужно отдать вам должное — вы чрезвычайно ловкий и пронырливый человек. Но вы задавали странные вопросы.

— Странные? — Лакр был несколько сбит с толку.

— Поймите, — Дориан скучающе уставился в окно, — мы сумели изолировать всех, кто так или иначе мог быть причастен к этому делу. Их оказалось совсем немного. Не удалось нам задержать, лишь королевского мага. И выяснить… доподлинно, выяснить судьбу монарха. И тут объявляетесь вы… Согласитесь, что любые вопросы человека со стороны, человека крайне далёкого от дел двора и вообще — от политики, будут казаться странными. Я не мог не заинтересоваться вами. Собрал кое-какую информацию… Не стану срывать — вывернул наизнанку всю вашу подноготную…

После этих слов Моршаньёли не сумел удержаться и нервно передёрнул плечами.

— Я по-прежнему не совсем понимаю, — частенько в его непростой жизни напускная тупость позволяла выходить с честью из различных щекотливых ситуаций.

Радд с хлопком сцепил ладони.

— Право, вы душка. Я понимаю теперь, почему вы не бедствует, и не носитесь по городу с объявлением на груди: «Толковый детектив умеющий держать язык за зубами распутает любое преступление» Вам это совсем не нужно. Но полноте вам, мы же взрослые люди. Давайте разговаривать без околичностей.

— Давайте! — преувеличенно энергично закивал лысой башкой Лакр.

— И без дешёвого шутовства! — строго предупредил его начальник тюрьмы.

— Благодарю вас, сударь Крож. — Герцог был крепким орешком. Его вообще было трудно вывести из себя. Хладнокровия он не терял никогда, будь то лихая кавалерийская атака или, как сейчас, сложнейшая политическая интрига.

Моршаньёли понял — с этим человеком играть не имеет смысла, во всяком случае, сейчас, — у него на руках полно козырей. А что есть у Лакра? Нет, не то чтобы совсем ничего, однако ж, расклад желательно улучшить. И он решил идти в открытую. Но сначала…

— Пусть выйдет начальник тюрьмы! — не попросил, — потребовал детектив без тени  иронии.

От такой неслыханной наглости достойный чиновник онемел и на некоторое время прекратил дышать, отчего незамедлительно покрылся яркими разноцветными пятнами. Потом он взорвался. Но праведное его негодование ничуть не тронуло каменные сердца обнаглевшего частного детектива и высокородного вельможи. Герцог одним взглядом заставил его замолчать, а движением брови выгнал вон. Уходя, как побитая собака, Крож, напоследок послал Лакру такой взор, что тому не составило труда догадаться, только что он умудрился завести очень влиятельного недоброжелателя, если, вообще, ни врага.

«Что ж, — сделал себе на носу большущую зарубку сыщик, — пока этот разозлённый дяхон не отправится в отставку, мне крайне не желательно оказываться в этих негостеприимных стенах». Потом он демонстративно потряс скованными руками.

— О, нет, мой дорогой друг. Не всё сразу. Сначала разговор по душам.

— Ладно — это справедливо. Я не знаю, куда Саламандра повёз нашего короля. Подождите синеть лицом. Я сейчас не вру и не паясничаю. Я действительно не знаю. А знаю я вот что…- и он ничего не утаивая, как на духу выложил Дориану Радду всё, что сумел «нарыть» за последние два дня.

— М-да, — схватился за подбородок крепко озадаченный герцог, — я-то по наивности надеялся, что твои данные позволят мне представить всю картину. Ан нет, всё ещё больше запуталось. Но не могу не признать — работу вы, сударь проделали большую. А теперь… — на мгновение он умолк, видимо что-то окончательно взвешивая, — …теперь я хочу вас нанять. Надеюсь, вы не против.

 

Глава 11.

 

В непривлекательном, как его не поворачивай Тремзе, в салуне, куда без крайней на то нужды, никто добровольно не заглядывал, в комнатёнке, провонявшей развратом, алкоголем и дешевизной Эсхалон Гвискар, раскачиваясь на колченогом стуле, обдумывал только что прочитанное. И в отличие от сиятельного герцога ему начинало казаться, что некий пусть и слабый просвет он углядел.

Что же нацарапал детектив в своём коряво составленном опусе? Саламандра снова взялся за листы. Первые два, пробежав их глазами, отложил в сторону, а вот на третьем задержался. Информировал Лакр своего нанимателя, что во дворце, в самой охраняемой его части, было обнаружено разом четыре трупа. Самое то место для кровавой веселухи.

— Резня в покоях короля! Да-с, не рядовое событие.

Двое убиенных — гвардейцы, оберегавшие сон монарха. А вторая парочка жмуриков — аколиты Фрум-Доза Гневного. Детектив не сумел осмотреть тела, но извернулся ужом и добыл отчёт эскулапа, проводившего вскрытие. Стражи были банально отравлены. А со студиозусами от магии всё обстояло иначе: один оказался изничтожен молнией…

— Знакомый, дьявол его забодай, почерк!

…второй… Ох, со вторым и совсем непонятно. На полу королевской спальни, под толстым ковром чтоб прислуга сразу не заметила, кровью была выведена гексограмма сложнейшая, способная удержать не абы кого — архидемона. Так вот, часть тела неудачливого постигателя чародейских наук (ноги его и задница, уточнял Лакр) находилась вне магической ловушки, а верхняя половина представляла собой почти дочиста обглоданный скелет. И ни капли крови кругом! Тот, кто сидел внутри демонической клетки, видимо от скуки исхитрился сцапать юнца и тупо его сожрать.

На личность этого убиенного детектив просил обратить внимание особое. «Поговаривают, — писал он, — что этот юноша, несмотря на юные свои годы, силой обладал не мерянной. И даже ходит слушок, что в этом плане он далеко переплёвывал своего наставника».

— Чем дальше в лес, тем упырь голоднее. Стало быть, знаний кот наплакал, умений маловато, а амбиций и мощи до самого Благого Неба!

А ещё высвечивалось, будто между этими двумя, мирного сосуществования отродясь не было. Фрум-Доз объяснял это расхождением во взглядах на некоторые теоретические вопросы Высокого Искусства.

— Кто-то от души повеселился в королевской спальне. Знать бы только — кто?! И куда ж ты сунул свой нос, сударь Эсхалон? Оттяпают тебе его злые колдуны вместе с дурной твоей головой, — Гвискар поставил локти на шаткий стол.

Была сделана ещё одна находка. Эту часть Моршаньёли даже подчеркнул. А именно — книжный переплёт. Один из аколитов крепко держал его в своей руке, и после смерти не желая с ним расставаться. До этой улики сыщик добрался, заслужив искреннее восхищение Саламандры. Лакр сумел рассмотреть переплёт в деталях и описал довольно подробно. Обложка книжная была кожаной и весьма потёртой. Выходило, что фолиант из неё с «мясом» вырванный, был далеко не новым. Но! «Древним он не был — это совершенно определённо. Лет около ста — это максимум». Никакого названия на переплёте оттиснуто не было, зато была хорошо сохранившаяся картинка. Изображалась на ней некая обнажённая женщина с небольшим гребнем вдоль спины. Ноги её омывает прибой. Стоя на коленях, женщина в отчаянной мольбе протягивает перепончатые руки к входу в пещеру из темноты, которой на неё уставились жуткие совсем не человеческие глаза.

— Женщина с гребнем на спине?.. Народ тахи!

Саламандра встал. На ногах ему всегда думалось лучше. Подойдя к окну, он принялся  пальцами выстукивать какой-то ритм по давненько некрашеному подоконнику. Куда ни плюнь, везде возникают книги и тахи. О книге особо. Что там говорила Исс?.. Первоисточники за давностию лет и военного хаоса утеряны. Так кажется?.. И найти их не представляется никакой возможности. Только поздние неполные списки.

Стоп!

Он решительно шагнул к столу и взял отчёт детектива. Вот оно… Обложка потёртая… Книга старая… Старая, но не старинная! Да чтобы магическая братия, надумав заарканить выходца из преисподней, использовала какие-то неполные и неточные шпаргалки?! Ой, да бросьте!.. Значит…

— Значит, мадемуазель Исс чего-то сознательно недоговаривает. Попросту врёт!

Гвискар крепко задумался. Участие в этом деле военного министра никаких доказательств не требовало, оно само собою разумелось. Но на чьей стороне герцог Радд? Вот вопрос. Дориан мог быть главным заговорщиком! Саламандра поморщился. Отчего-то в эту версию ему не очень верилось. И чем дальше, тем больше грызли его сомнения.

Министр мог выступать на стороне недоупокоенного короля…

— Эх, где блуждает память нашего монарха?

И ещё маститый политик и тёртый калач Дориан Радд в сложившихся обстоятельствах мог разыгрывать свою карту.

Так-с, версия номер три выглядела вполне жизнеспособной и ничуть не противоречила версии номер два. Где ж виданы такие грабли, чтоб от себя гребли? А тут такой случай!..

— Ладно, хоть что-то…

А с ролью дворцового мага, Фрум-Доза Гневного не было никакой ясности. Все, абсолютно все сведения, добытые Саламандрой из разных источников, указывали на то, что престарелый кудесник и есть наиглавнейший злодей в этой истории. Но что-то мешало Эсхалону Гвискару принять очевидное и вынести окончательный вердикт, который для чародея, фактически стал бы смертным приговором. Что?! Наверное, тот самый абсолют. И один единственный вопрос: зачем человеку, участнику или даже главе заговора обращаться за помощью к нему, мелкому почтарю. В остальном всё складывалось гладко. Не надо и голову ломать — бери злопыхателя голыми руками и волоки его на плаху.

— Угораздило же меня! — ругнулся Гвискар. — Короли, герцоги, маги, исчезнувший народ, демон или даже архидемон, неизвестные ночные убийцы до кучи и я про меж них, как надоедливая соринка в глазу. Чувствую — пойдёт дело наперекосяк, и разменяют меня на медяки.

Если, во всей этой компании Эсхалон чем-то и выделялся, то своей малозначимостью. За исключением, разве что неудачливых бандитов.

— И с какого боку здесь пристегнуть этих удальцов?

А разбираться в этом деле надо. И разбираться надо быстро.

— С чего начать? — дельно спросил Саламандра у спускающегося с потолка паучка.

Тот благоразумно промолчал, демонстративно не желая быть втянутым в большую политику. Эсхалон состроил молчуну обидную рожу и принялся искать в своих выкладках и  новостях некую отправную точку.

Король?! Шутить изволите, сударь? От него сейчас одни проблемы. Его спивающийся и без умолку болтающий призрак? М-да, персонаж ничуть не более полезный. Маг… Добьёшься от него правды, как же… Может, Исс? Гм, бабёнка с норовом и тоже чего-то темнит, недоговаривает.

— За что ухватиться? — Саламандра опёрся на сжатые кулаки. — Голова в круг…

И вдруг…

— Чем чёрт не шутит, пока бог спит!

В его глазах сверкнула искорка ещё не озарения, но некоего слабого, лишь сулящего надежду на спасение, понимания.

— И действительно: зачем ей библиотека? Так-так-так… Книги, точнее — книга. Что её так обеспокоило? Фолиант, скрываемый нашим непростым старикашкой. Молодчага, Бронг! Она у Фрум-Доза без переплёта. И переплёт на месте преступления, но без содержимого. Предположим, когда-то они были единым целым. Почему бы и не предположить?.. Тихо, спокойно Эсхалон, не спугните робкую идею. Библиотека?! Как же?! Модные журнальчики… Платьица, лифчики… Ага, так я и поверил! Нехорошо, очень нехорошо, мадемуазель подслушивать чужие разговоры.

Он сцепил пальцы и крепко сжал ладони.

— Библиотеки в Тремзе отродясь не бывало. Зато… здесь, милостью короля, водятся опальные ссыльные профессора, возмечтавшие о парламентаризме. Уф-ф… только бы не сглазить. Пожалуй, перед тем, как завалиться на мягкие тюфяки матушки Гро, мне предстоит ещё один визит во славу моего лоскутного образования.

Собрав листы (их ещё нужно будет просмотреть, по возможности) Эсхалон решительным шагом покинул непрезентабельный номер, ничуть не жалея о деньгах за него уплаченных, и спустился в общий зал. Там он решил пропустить стаканчик горячительного. Ввиду предстоящего посещения одного из яйцеголовых умников, перед которыми Гвискар всегда робел, нужно было слегка успокоить нервы и привести мысли в относительный порядок. На его удивление небольшой, по любым меркам, зал салуна был почти полон. В этот ранний предвечерний час «Одноглазый ганфайтер» редко бывал забит мучимой жестокой жаждой клиентурой. Аборигены и вынужденные поселенцы завели традицию сползаться сюда значительно позже. А тут, вон сколько народу! Намётанный глаз Эсхалона тут же заприметил и то, что люди, собравшиеся здесь, в основном, чужаки. «С дюжину их здесь наберётся, — мимоходом отметил Саламандра, — если не более».

— Плесни мне чего-нибудь покрепче, — велел он хозяину со всклоченной шевелюрой, бросив на стойку монету. — Людно у тебя сегодня.

— Угу, — буркнул владелец, с детства не имевший склонности к длинным беседам.

Эсхалон кивком поблагодарил его за выпивку и, придержав шляпу, одним глотком осушил маленький стакан.

— Недурное пойло, — похвалил он, лишь бы что-то сказать, намеренно задерживаясь у стойки и незаметно разглядывая странно молчаливую компанию.

Чем-то эти люди ему не понравились. Они не шумели, не галдели, не задирали малое количество местных. В их действиях не было ничего вызывающего, но они тут же вызвали у Гвискара какое-то необъяснимо неприятное чувство. Спокойные, сосредоточенные мужчины, поедающие свой ранний ужин. Что в них такого? В их одежде проглядывала некоторая одинаковость, тоже, вроде, не должно настораживать. Широкие, тяжёлые чёрного цвета дорожные плащи носят многие, кому приходится отмахивать долгие мили вдали от человеческого жилья, в местах, где крышей служит лишь небо, не всегда ласковое. Плащ согреет в непогоду. На какое-то время убережёт от дождя. В эту непритязательную одежонку удобно заворачиваться на привале, сберегая драгоценное тепло, если под рёбрами только холодная земля. Эсхалон и сам когда-то носил точно такой же плащ, пока не истрепал до дыр.

Вдруг — острый приступ беспокойства! Не в плащах дело. Все эти господа, как-то излишне дисциплинированы. Ватаги, обычно сопровождающие караваны, обычно отличались дерзостью и отчаянной смелостью, но с дисциплиной у них были явные проблемы. Уж, Саламандра это знал доподлинно. Сколько раз самому приходилось нанимать такие вот отряды и почти всегда среди вменяемых и управляемых людей находились плохо контролируемые обормоты. В таком месте каков «Одноглазый ганфайтер» для них раздолье. И нет в Рателеоне силы, что сумела бы удержать наёмников от пирушки под защитой городских стен и невинной потасовки с местным хулиганьём и одичавшей солдатнёй. К полуночи, глядишь, в наличии выбитые зубы, штрафные санкции от раздражённых властей и обещание кар небесных от владельцев салунов за поломанную мебель и разбитую утварь. Хорошо, если к утру чей-нибудь труп не образуется.

Эти парни были явно из другого теста. К тому же Гвискар не заметил никаких признаков нахождения в городе каравана, требующего столь многочисленной и отлично вооружённой охраны. Каждый из этих людей имел при себе либо карабин армейского образца, либо длинноствольное ружьё; отряд готов был дать отпор неприятелю уже на дальних подступах. Плюс, никто из них не пренебрёг пистолетом, а то и двумя. Некоторые были при палашах, что сразу выдавало в них бывших кавалеристов. Навыки, чтобы управляться с подобными «игрушками» нельзя получить, просто дерясь во дворе с соседскими мальчишками.

«Одноглазый ганфайтер» почтил своим присутствием маленький отряд, состоящий сплошь из ветеранов. Переходить им тропу — себе дороже. А путь они уже проделали немалый; у всех вид усталый, глаза воспалённые от недосыпа, одежда пропылённая, а высокие сапоги со шпорами давно не видели щётки, и едят так, что за ушами трещит. Оно понятно — сухоядение дорожное никому впрок не идёт.

А вот чего любопытному Эсхалону увидеть так и не удалось, так это герба их сюзерена. То, что у ватаги был богатый патрон, доказательств не требовало. Так зачем скрывать его имя? Война ведь давно закончилась, или для кого-то ещё нет?.. С другой стороны, какая Саламандре разница? Причин к тому чтобы не афишировать свою службу  какому-либо рателеонскому вельможе  тьма тьмущая, начиная от банального ничем необъяснимого каприза владетельного сеньора, и заканчивая… Не стоит любопытствовать сверх разумной меры.

Саламандре вдруг прискучило разглядывать мрачные физиономии проголодавшихся сударей. Пусть едят свой невкусный бифштекс, запивая его разбавленным пивом. Пусть едут, куда им потребно, главное, чтобы не по его душу. Эсхалон двинулся к выходу, быстро пересёк общий зал и лишь на мгновение задержался в дверях: ему показалось или действительно двое-трое суровых господ слишком пристально смотрели ему вслед?

Быстрый, словно удар ножом, взгляд из-под шляпы. К большому сожалению Гвискару не померещилось. Не-ет, эти люди совершенно определённо ему не нравились. Не желая искушать судьбу, он поспешил оставить салун, дав себе зарок, — сегодня более его не посещать, а завтра поутру объехать как можно дальше.

— Хоть по самой окраине города пробирайся, чтобы ни с кем из них не столкнуться, — недовольно бубнил он. — Мало напастей на мою голову, так ещё сцепишься с кем-нибудь из них… Ото всей этой братии так и веет угрозой. Ох, почему я не пошёл писарем в оптовую контору? Сидел бы себе в тепле, чернила по бумаге размазывал, мух ноздрями ловил. Красота!

Гсискар снял повод с коновязи и вскочил в седло; предстояло потревожить матушку Гро. Она здесь знает всех наперечёт. И вообще — лучше уж к ней, чем просить помощи у властей, возбуждая их нездоровое любопытство.

Итак — бордель!

Двухэтажный, без вывески и, на удивление обывателей Тремза, довольно ухоженный особнячок, славящийся радостным, пусть и фальшивым, женским смехом и повизгиванием, принял сударя Гвискара в свои мягкие, ароматные объятия. Матушка Гро была управителем суровым и содержала дом удовольствий едва ли не в образцовом порядке. Чистые окна, персональная причуда хозяйки, занавеси, мягкая, удобная мебель неброской расцветки, делали обстановку совсем не бордельной, но уютной едва ли не домашней. Но выветрить, въевшийся в стены запах порока было не под силу даже Гро. Хотя именно этого она втайне и добивалась.

Чтобы попасть в райский сад земных наслаждений клиент для начала должен был миновать деловую часть дома, где при самом входе, загораживая собой путь к счастью, находились суровые стражи  числом — четыре. Они были сильны, неулыбчивы, не отличались добротой нрава и от владелицы получали столько, что никто из местных даже не мечтал их подкупить. Охранники очень гордились местом своей службы и предпочитали им не рисковать, поэтому сама Гро и девушки, в поте тел своих, трудящиеся в этом доме, чувствовали себя в полной безопасности. Насколько это вообще было возможно в таком не спокойном городишке, как Тремз.

Переступив порог, Саламандра тут же угодил под перекрестье недружественных, оценивающих его платёжеспособность, взглядов. Он приветственно поднял руку:

— Как дела, парни?

Отвечать ему никто не спешил. Он усмехнулся в усы:

— Всё так же разговорчивы…

— Эсхалон?! — со стула поднялся коренастый широкоплечий дядька, лицо которого напрочь снимало вопросы об уровне его интеллектуального развития. Уровень сей был… ну-у, не высок. — Я ведь запретил тебе показываться здесь…

— Э-э, формально — нет.

— Чего? — грозно помутнел очами страж.

— Если ты помнишь нашу последнюю встречу… Хотя — вряд ли, тебя ведь тогда вырубила моя кобыла, сразу после того, как я вышвырнул твою тушку ей под копыта. Кстати, я и сегодня приехал на той же лошади. Не хочешь её поприветствовать, она будет рада старому знакомцу.

Кто-то из охранников сдержанно гыгыкнул. Они не были свидетелями того давнего конфликта и теперь им предоставлялась возможность самим убедиться в правдивости слов своего коллеги. А уж он-то наплёл!..

— Так вот, запретить ты мне ровным счётом ничего не мог, поскольку и говорить-то был не в состоянии.

Охранник явно стушевался, не чувствуя искренней поддержки тыла:

— Тебе Штурм, чего велел? — сипло выдохнул он, стараясь изловить улепетнувшую куда-то отвагу.

— До того, как я сломал ему челюсть или после?.. — невинно спросил Саламандра. — Если «до», то, прости, я не расслышал, а если…

— А если «после», — вдруг раздался строгий женский голос, — то этого самого «после», для твоего скандального приятеля, Жмых, больше не было… во всяком случае в стенах моего заведения. И если ты и впредь будешь пытаться запугать состоятельных клиентов, то и у тебя его не будет. Здравствуй, Саламандра, — лёгкий поцелуй в щёку, — рада тебя видеть живым и здоровым. Сделай мне маленькое одолжение…

— Всё что угодно, Гро.

— Не калечь этого грубияна, всё-таки он мой брат, пусть сводный и тупой, но всё-таки…

Гвискар торжественно поднял правую руку:

— Клянусь!

Жмых что-то проворчал недоброе, стремясь оставить за собой последнее слово, но ни Эсхалон ни Гро больше не обращали на него внимания.

— Пришёл развеяться? — бархатно спросила Саламандру матушка, на правах старой и близкой знакомой беря его под ручку.

— И да, и нет.

— Хм, тогда сначала прошу в мои апартаменты, — Гро была сметливой женщиной, — девочек посмотришь позже.

— Есть свеженькие? — улыбнулся Гвискар.

— Свеженьких здесь не бывает. В Тремзе любой товар — подержанный. Новенькие есть. Хотя, знаешь, вряд ли они в твоём вкусе. Так, ничего особо выдающегося… Кто-то с последним солдатским обозом прибыл. Кто-то своим ходом, скрываясь от блюстителей закона, сутенёров или мужей.

— Принимаешь всех?

— Почти. Не беру разве что совсем уродливых. Бабам как-то надо сводить концы с концами. А теперь говори, что тебе действительно нужно, — делово закончила Гро, плотно затворив дверь  в комнату, служащую ей чем-то вроде рабочего кабинета.

Расцветка мебели в глаза не била и пошлых рюшей на бархатных шторах здесь не было. Несколько не к месту были высокие подсвечники в виде фаллосов, но… всё-таки бордель.

— Ох, Гро, — Эсхалон огладил взглядом её ладную фигуру, которую матушка исхитрилась сохранить, чем открыто гордилась, —  при таком роскошном теле, холодный мужской разум. Никак не могу к этому привыкнуть.

Воздушное полупрозрачное одеяние цвета морской волны, не было создано, чтобы скрывать достоинства его обладательницы и Саламандра чувствовал, что с каждым мгновением ему всё труднее отвести глаза.

Матушка, с понимающей улыбкой на полных сочных губах, села на зелёный с золотом диван, вольготно откинувшись на его спинку и положив длинные без изъяна ноги на маленькую скамеечку.

— Мой мужской, как ты говоришь, ум помогает выживать этому телу в нашем людоедском мире.

Она привычным жестом поправила идеальную волосок к волоску причёску и извлекла из специальной стойки рядом с диваном маленькую трубочку с непомерно длинным чубуком.

— Не поможешь даме прикурить?

Саламандра с готовностью чиркнул спичкой.

— Итак?.. — с прищуром глядя на гостя, продолжила Гро.

— Мне будет нужен кров на сегодняшнюю ночь.

Матушка лениво повела рукой с зажатой в ней трубкой, мол, об этом, и говорить ни к чему и так было понятно.

— И ещё… Ещё мне нужен кто-то из сосланных сюда умников, кто сберёг свою библиотеку.

— Библиотеку?! Умеешь заинтриговать женщину. За каким бесом тебе всё это сдалось?

— Лучше не спрашивай, — Саламандра опустился на край дивана рядом с Гро и сжал пальцами переносицу.

— Неприятности? — Гро подсела вплотную, прижавшись своей полной грудью к его плечу.

Эсхалон приобнял её за плечи и чмокнул в висок.

— Ничего такого, с чем я бы не справился.

— Ладно, пытать не стану. Говоришь, нужен умник, этакий книжный червь, полный замшелой философской мудрости. Что ж, моё заведение посещает пара-тройка таких перезрелых перцев. Выбирают себе девчонок подешевле, в две минуты делают своё воробьиное дело и знай, чешут с ними языками до рассвета… или пока их силой за дверь не выставишь. Не деловой народ. Но вот один… лысый такой, остатки волос в косицу заплетает, лоб блестящий выпуклый, а нос чуть ли не до верхней губы. Такого один раз увидишь, на всю оставшуюся жизнь запомнишь.  Да, и он не только языком молоть горазд, если ты понимаешь, о чём я. Это персонаж другого склада. Он-то тебе и нужен.

— Точно?

— Точнее не бывает. Он единственный у кого во всём Тремзе есть то, что ты ищешь.

— Библиотека?

— Она самая. В своей прошлой жизни, до ссылки в эти райские места, в рателеонском университете он преподавал историю магии или ещё какую-то чушь вроде этого.

Историю магии!! Гвискар едва удержался, чтобы не подпрыгнуть. Сохранив внешнюю заинтересованность грудями матушки Гро (упаси Благое Небо обидеть тётку равнодушием!) Эсхалон медленно поднялся:

— Диктуй адресок, солнышко, и не забудь оставить за мной номер… самый лучший.

— Самый лучший — моя спальня.

— Более чем подходит.

Обиталище Фломинота, того самого ссыльного демократа, было на удивление сударя Гвискара чистеньким, аккуратненьким, с какими-то цветочками на клумбе перед входом. Ага, бывший профессор опускаться, подобно другим менее волевым товарищам по несчастью, не желал. Невзирая на вечернее время, Эсхалон, подойдя к небольшому, несуразно узкому двухэтажному дому рателеонского опального интеллигента, увидел у забора несколько возков и четырёх привязанных лошадей. Надо же, оказывается профессор в здешних местах популярная! Саламандра поднялся на низкое крылечко и взялся за дверной молоток. Однако стучать ему не пришлось. Дверь внезапно распахнулась и не отскачи Гвискар в сторону с похвальной поспешностью и завидным проворством, лежать бы ему в той самой цветочной клумбе. Его едва не сбила с ног целая толпа гомонящих разновозрастных школяров, как горох высыпавших на улицу. Следом за молодыми людьми степенно проследовало несколько взрослых. Двое мужчин, увидев Саламандру, приподняли шляпы, вежливо приветствуя совершенно незнакомого человека, а женщины мило ему улыбнулись. Удивлённому Саламандре, не избалованному таким обращением в цивилизованном Рателеоне, не оставалось ничего иного как ответить на приветствие.

— Проходите, проходите, — пригласила Гвискара опрятная девушка в скромном, но идеально чистом тёмно-синем платье и белом передничке, когда схлынула людская волна. — Занятия у господина Фломинота закончились, и он может принять вас по вашему вопросу.

— Вы горничная? — не очень умно осведомился Саламандра застряв перед дверным проёмом…

— А разве по моему наряду этого не видно? Или в ваших краях дамы в таких платьях ходят на балы? — со смешком сказала розовощёкая девица.

— Э-э… простите, — несколько замялся почтарь, — просто я не был готов увидеть такой образцовый порядок и вас… здесь, в Тремзе.

— Понимаю. Приезжие всегда удивляются. Это всё затеи господина профессора. Он собрался преобразить наш городишко и на собственном примере показать и доказать, что и здесь можно жить по-другому…

— По-человечески, — подсказал Эсхалон, переступая порог.

— Да-да, именно, по-человечески.

— А, что профессор принимает всех? — спросил Саламандра передавая горничной плащ и шляпу.

— Всех, — ответила она твёрдо, — и в любое время суток. — Это несколько усложняет мою работу, но приносит дополнительный заработок, так что я не жалуюсь. Да и грех сетовать, я задерживаюсь до полуночи лишь в самые хлопотные дни, а идти до дома мне не далеко, всего лишь пересечь улицу.

Словоохотливая горничная проводила посетителя до лестницы:

— Дальше вы сами. Как подниметесь, сразу налево — хозяин примет вас в библиотеке, а мне ещё нужно приготовить ему горячий отвар, — с этими словами она исчезла, где-то на кухне.

— Сам так сам, — проговорил Гвискар, легко, через две ступеньки, покоряя узенькую лестницу.

Перед приоткрытой дверью Саламандра задержался, пытаясь как-то сформулировать вопрос, или, скорее, просьбу, с которой он решился побеспокоить совершенно незнакомого человека, к тому же ничем ему не обязанного, в час явно не располагающий к визитам на дом. Ничего из этой его затеи не вышло; Фломинот услышал, что кто-то топчется под дверью, и строго велел гостю не валять дурака.

— Входите уже, раз пришли, — донеслось до Гвискара ворчливое.

Отчего ж и не войти, коль так настойчиво приглашают? Саламандра глубоко вздохнул, умеряя совершенно ненужную робость, и шагнул в обитель книжной премудрости.

Профессор Фломинот выглядел точно так, как его описала матушка Гро. Только она забыла упомянуть его возраст. Почтарь рисовал в своём воображении брюзгливого носатого старца с легкомысленной косицей и мутным алчным взором, а увидел совсем не старого ещё человека, едва ли перешагнувшего своё сорокалетие. Впрочем, насчёт взгляда Саламандра почти не ошибся. Нет, мути в его глазах не было, а вот алчность, имела место быть, а ещё — ум. Фломинот оглядел посетителя взором цепким, прилипчиво-проникающим. И далеко не заполошному Гвискару померещилось, что лысый дядька, ликом смахивающий на ведьмака, просветил его насквозь и даже перечёл все до единой монетки в его карманах. Каким бы интеллигентом ни был ссыльный профессор, но было совершенно очевидно, что деньги он любит беззаветно. У Саламандры тягомотно заныло где-то под ложечкой. «Сколько ж стребует  с меня этот деятель за незапланированную им на сегодня беседу? — подумалось рателеонцу. — А что если ещё придется… И ведь придётся же!.. книжку у него выкупать. Всего ему не расскажешь. Всех вопросов не задашь, чтобы себя и короля с головой не выдать. Значит, самому в книжные дебри лезть предстоит. У-у-у… чует сердце моё вещее — дорого мне эта макулатура обойдётся! Да и есть ли она ещё у него?»

— С чем пожаловали, сударь? — поворотясь к маленькому окну.

Видать, осмотром Фломинот остался удовлетворён. И тут же, не давая посетителю и рта раскрыть, озвучил свой прейскурант.

— Значит так — за простую консультацию беру три серебряных рата.

— Дорого, — дрогнул лицом Эсхалон, которому вдруг стало ясно, что ежели расходы и дальше будут расти с таким необязательным проворством, то в Рателеон он вернётся куда беднее, чем его покинул. Велика была опасность, что это королевское предприятие вытянет из него всё до последнего медяка, включая сюда и неожиданно найденный клад.

— Знаю, — не стал кривить душой профессор, — но я, видите ли, привык жить пусть и не в роскоши, но в комфорте. А это, согласитесь, стоит немалых денег. Продавать мне особо нечего, вот и торгую, тем, что имею — знаниями.

Тут Эсхалону крыть было нечем, — насчёт «пожить в комфорте» и сам был не дурак. И, подстёгиваемый безжалостными обстоятельствами, он положил на большой видавший виды стол, оговорённые три монеты.

— Вижу, книг у вас много, — начал он, внимательно оглядывая стенные шкафы от пола до самого потолка заставленные пузатенькими томами.

— Интересуетесь? — сверкнул очами ссыльный.

И было не понятно, от чего так заискрился его взгляд, то ли от радости, что нашёлся образованный собеседник, ценящий красоту и мудрость печатного слова, то ли от предвкушения удачной сделки по купле-продаже никому не нужного букинистического хлама.

Да-с, ну и тип этот Фломинот! Да и ладно, лишь бы оказался сведущим в вопросах остро интересующих Гвискара. С какого ж боку к нему подъехать? Не о королевских же неприятностях разговоры разговаривать? А может так?..

— Слышал я, господин Фломинот, от уважаемых профессоров рателеонского университета, что вы большой дока в вопросах истории магии.

— История магии предмет обширный, если не безбрежный. Что конкретно вас интересует?

Что б тебя!.. На лесть не купился.

— Конкретно?.. — Саламандра сделал вид, что задумался. — Конкретно меня, как археолога (если уж взялся врать, так бреши с размахом!) интересует народ тахи и его таинственные верования.

Ну, как в омут головой…

Фломинот опять глазом стрельнул колюче-проницательно. Гвискар понял, что в его археологическую легенду он поверил не особо, но темой увлёкся. Да что там увлёкся! Едва ли не запылал.

— Народ тахи!? Что ж, лучше меня вам о нём никто не расскажет. По этой проблематике я написал уже три диссертации. Мог бы написать и тридцать три, да дёрнули меня черти влезть в политику. Никогда этого не делайте.

Эсхалон с душевной тоской и искренностью в голосе пообещал, что уж он-то такой глупости вовек не совершит.

— Решение правильное во всех отношениях. Но это к теме нашей беседы никак не относится. Главное — тахи и пещерные демоны!

Фломинота понесло.

Ближе к полуночи, перегруженный знаниями Эсхалон покинул говорливого специалиста, прижимая к себе, как величайшее сокровище, толстую книгу с перепончатолапой бабой на кожаной обложке. А как же не сокровище, ведь за неё Саламандра не пожалел один из перстней, найденный в развалинах усадьбы. Профессор с этой цацкой теперь не за какие коврижки не расстанется. Так в кольцо вцепился, мама дорогая. Жаден был интеллигент, но это ли главное? Главное то, что Эсхалон держал в своих руках готовые ответы пусть и не на все, но на большую кучу заковыристых вопросов.

Что ж, теперь можно возвращаться в дом продажной любви, тешить матушку Гро, давая роздых перетруженной своей голове.

 

 

Глава 12.

 

Ранние подъёмы Саламандру не страшили никогда. С вечера, при подъезде к дому удовольствий, был грех, посетила его предосудительно-революционная мысль: «А не послать ли куда подольше всех этих полит-захребетников — короля, постоянно врущего мага, бабу эту, туманно-невидимую?! И не остаться ли на недельку тут, в Тремзе, точнее в…» От мысли этой соблазнительной пришлось отказаться под давлением ненавистного каждому здравомыслящему человеку чувства долга. Эсхалон озаботил конюха матушки Гро тем, чтобы Стрелка была осёдлана часов в пять утра и ни как не позднее. Конюх исполнительно вскинул мозолистую руку под сломанный козырёк своей обтрёпанной фуражки, на лету поймал монету за профессиональные услуги и некоторое беспокойство, и тут же, по уходе Гвискара, благословил этой обязанностью мальчишку-помощника. О вознаграждении, естественно, он даже не упомянул. Хорошо ходить в начальниках, пусть даже и в маленьких!

Спальня у матушки была шикарная. С прошлого посещения Саламандрой этого нескромного обиталища в нём, кажется, добавилось мебели и каких-то дорогостоящих радующих глаз безделушек. Рассмотреть подробнее, как-то не вышло — голова не тем занята была, Гро… Ох, уж эта Гро!.. Горяча она была. Помнится, при знакомстве их более-менее близком Эсхалон даже пожалел, что она ему не встретилась раньше… до того как жизнь сделала из неё шлюху, а из него… А из него до сих пор никого не сделала.

Саламандра скинул с себя пропылённый плащ, сапоги и обожаемую шляпу и протопал в смежную со спальней комнату, где для него по велению хозяйки была приготовлена горячая, с обильной розовой душистой пеной ванна. Исс пусть слюной изойдёт от зависти. Запах благовоний ведь учует, да и сам Эсхалон не удержится — расскажет, просто из вредности, чтоб позлить. Маленькое наказание за шпионаж вампирская секретарша вполне заработала.

Гро была уже тут как тут. Сидела скромненько  (да ну ладно!) на краешке приспустив одеяние с округлого белого плеча и с бедра, и с этакой загадочной полуулыбкой заглядывала в глаза дорогому гостю.

— Не желаете ли, сударь, понежиться в райском облаке? — она набрала в ладонь воздушной пены.

— Сударь желает. Как только…

Гро состроила мордочку, будто не понимая, что к чему. Гвискар закатил глаза.

— Разоблачаться при тебе прикажешь?

— Стесняешься? Нет, правда?.. — она хихикнула. — И что же у тебя есть такого, чего бы я раньше не видела, причём не единожды?

— Гм… всё равно отвернись.

— Как пожелает мой повелитель, — у Гро было игривое настроение, что предвещало очень бурную ночь.

«Выспаться — не судьба», — почему-то с тоской подумалось Эсхалону. А ведь ещё и завтрашний день спокойным быть, вовсе не обещал. Саламандра вздохнул и расстегнул ремень.

Проснулся он сразу, будто кто его в бок толкнул; за окном темень, глаз коли, в стекло тихонько стучался дождь, холодный, наверняка, а тут перина, Гро… и сна ни в одном глазу. Горящий ночник (матушка не жаловала темноты) что ли раздражает? Так, нет, вроде. На плече покоится голова красивой женщины — Гро тёплая, разомлевшая. Саламандра едва пошевелился, а она уже смотрит на него и взгляд встревоженный, странно-испуганный. Спала она всегда чутко. От такой незамеченным не удерёшь. Хотя, по логике вещей, должна бы дрыхнуть без задних ног, умаялась ведь. Заезд, устроенный Гро был ого-го, на пределе Гвискаровых сил и возможностей. Впрочем, как всегда.

— Спи, — прошептал Эсхалон.

— Не сбежишь?

Прозвучало это как-то очень наивно и пронзительно беззащитно. Гро порывисто прижалась к нему всем телом тесно-тесно, а её рука с груди Эсхалона по животу спустилась далеко вниз. Попытка удержать?

— До утра — нет. Не заботы бы проклятые, так и совсем… — Саламандра осёкся и, вместо того, чтобы договорить, нежно поцеловал её в губы. — Хочешь ещё?

— Пока нет.

Она доверчиво уткнулась носом в его щёку и через несколько мгновений задышала глубоко, ровно.

Гвискар высвободился из её рук: нет сна — хоть убей. Он со вздохом поднялся, натянул штаны и, подвинув ближе к ночнику кресло, взялся за изучение объёмного историко-магического труда. Взялся, и неожиданно для себя самого, увлёкся.

Удивительно!

Особой тяги к знаниям он за собой никогда не замечал. А тут, — вот диво! — даже на большие настенные часы поглядывать забыл, едва не пропустив условленное время. Откинулся Эсхалон на спинку кресла, пытаясь унять, взбаламученные только что выясненным, мысли, и увидел — стрелки уж без четверти пять показывают.

Да что ж такое с этим временем?! Вечно в ритм его не попадаешь. Вот сейчас, ещё бы немного, просто для того чтобы мысли хоть в какую-то стройность привести. Сколько всего узнано?! Много, много! Но по полочкам ничего не разложено. В голове сумбур и кавардак. Всё в беспорядке полном, взлохмачено. В таком состоянии наделать ошибок — как чихнуть от понюшки табака. Покой нужен, пусть недолгий, но нет его, как нет. Подрываться нужно, под прохудившимися небесами мчаться на ферму Бубо, а оттуда и далее — в неизвестность.

Гвискар заложил руки за голову и с хрустом потянулся.

Сладко?

Что ж, сударь Эсхалон, наслаждайтесь, пока можете. Потом хруст будет свойства иного. Сколько там пути осталось? Миль двадцать или около того? И преодолевать предстоит против течения на невеликом парусном баркасе, то и дело, меняя галс и беспрестанно помогая ветру вёслами. Да, попотеть предстоит. Вёсел на судёнышке две пары. А кому грести? Саламандре представилось, что на вёсла по доброй воле напрашиваются мадемуазель Исс и кадавр его величества! Призрак определяется к рулю, как наиболее мозговитый из всей этой троицы, и они быстренько, всем скопом отправляются кормить подводных вечно голодных гадов. Эсхалон мотнул головой. Ясно, как день, что горбатиться придётся ему, Саламандре и безотказному Бронгу. Спору нет — они ребята крепкие. Оборотень, тот вообще, двужильный. Но и при их выносливости за день они до места никак не доберутся. Видимо придётся магического старца утрудить, пускай волшбой пособляет. В конце концов, кто у них в команде штатный чародей? Без его поддержки им за сегодняшний день течения Гранда не переселить. А ведь ещё и там — на месте, среди островов мыкаться придётся, нужный отыскивая. Как там старичина говорил: «Найду по приметам». Саламандра усмехнулся; теперь в деле поиска клятого монастыря помощник ему был не особо нужен. Во всяком случае, Гвискар искренне в это верил. Он легонько хлопнул ладонью по переплёту книги.

— Знаю куда идём. Теперь, знаю… Правда радости это знание мне нисколько не добавило. Видать, не зря я от учёности всю жизнь уклонялся.

Он бросил взгляд на Гро, которая лёжа на левом боку, теперь обнимала одеяло, подтянув его край к самым губам. Красивая. Беззащитная. Желанная. Доступная! Но… нелюбимая. Может, разбудить? Эсхалон даже руку протянул, чтобы прикоснуться пальцами к нежно-розовому соску. Однако в каком-то дюйме от бархатно-нежной тёплой кожи остановился.

Не сегодня! Не сейчас! Он рывком встал и начал одеваться.

Гро остановила его уже на пороге. Она всё-таки проснулась:

— Вернёшься?.. — голос был хриплым, прерывающимся может со сна, может от плохо скрываемого душевного волнения. — Когда вернёшься?

Эсхалон вдруг почувствовал себя законченной скотиной. Он обернулся, пытаясь застегнуть болтающуюся пуговицу.

— Не знаю.

Гро села на постели, поджав длинные ноги, прекрасная в своей наготе. В глазах её блеснули крохотные бриллианты слезинок… Или Саламандре это только почудилось?

— Я не вру и не пытаюсь отговориться, — продолжил он. — Я действительно не знаю. Если повезёт, глядишь, через пару недель заскочу и не премину заглянуть.

Проклятая пуговица никак не желала пролезать в петлю!

— Останься, — глухо попросила Гро, — пришью. Больше ж всё равно некому.

— Ни в этот раз, — он сделал к ней шаг и даже наклонился, чтобы поцеловать в щёку, но натолкнулся грудью на выставленную женскую ладонь. — Хочешь подарок на память? — совсем не к месту спросил Эсхалон, совершенно не зная, как вести себя и что вообще говорить в подобной ситуации.

Каменная длинноклювая птичка вспомнилась кстати. И теперь, извлечённая из кармана, она болталась на цепочке, призванная вызвать улыбку на лице готовой разрыдаться матушки Гро.

— Уродец, — хлюпнула носом женщина, мельком глянув на игрушку.

— Кто из нас?

— Оба, — она слабо улыбнулась, — но ты больше. Оставь его себе и проваливай.

На прощание она всё-таки позволила себя поцеловать.

Покручивая кулон на пальце, Саламандра задумчиво ступил в общий зал. В этот ранний предрассветный час эта часть дома удовольствий, по представлениям рателеонца, должна была быть удручающе пустынна. Собственно, в этих своих предположениях, он был очень близок к истине. Парочка усталых жриц любви провожала откровенно перебравших клиентов из числа офицеров гарнизона, только и желая поскорее от них избавиться. Да ещё одна, видимо из новеньких, уныло сидела на диване вполоборота и пялилась в заплаканное окно. Приостановившись, Эсхалон решил повнимательнее к ней присмотреться, всё-таки — новое лицо в знакомом до оскомины борделе. Но уже несколько мгновений спустя Гвискар точно знал, что услугами этой проститутки он не воспользуется никогда. На вид ей можно было дать лет тридцать. Действительно — не первой, да и не второй свежести товар. Мордашка новенькой шлюшки была  бы вполне миловидной, если бы не сероватый оттенок кожи. К тому же Эсхалона неприятно удивило, что при лёгком полуобороте шеи в её лице проступало что-то лягушачье. Вот она чуть изменила положение тела, и наваждение тут же исчезло, но осадок остался. Волосы — бесцветная редкая пакля стянуты в куцый хвостик. Их лучше бы вообще спрятать. Маленькая, плохо развитая грудь, тоже общего впечатления не улучшала. И положения уже никак не могли поправить довольно стройные, приятной полноты ноги.

М-да, серая, невыразительная, пресная — это  по глазам читается. Не женщина — мышь или моль. И зачем только Гро её приняла? Наверное, из жалости и женского сострадания или же просто, как развлекуху для самых небогатых клиентов.

— Неудачная ночь? — сам не зная зачем, спросил у скучающей шлюхи Саламандра.

Та лениво обернулась к нему, даже не пытаясь изобразить профессиональную улыбку.

— О-о, как у тебя всё запущено? — колюче глянул на неё почтарь. — Презент хочешь?

Второй раз подряд он пытался всучить каменного попугая женщине с подмоченной репутацией.

Продажная дамочка презрительно посмотрела на предложенный ей кулон и скривила губы.

— Страсти-мордасти! — всплеснул руками поражённый Саламандра. — Шлюха, страдающая снобизмом! Каких только чудиков не родит благодатная земля рателеонская?! Не хочешь, как хочешь. Продолжай нести вахту, неудачница.

Улица его встретила неприятным, покалывающим ветром и дождичком — не сильным, однако холодным и вполне способным отбить всякую охоту к дальней верховой прогулке.

«А как же сейчас славно под горячим боком Гро, — с тоской подумалось Эсхалону. — Нет, точно после возвращения осяду на Сахарной Голове, и из города нос буду высовывать разве что на пикник, где-нибудь у Королевских прудов. Может, и оженюсь, но это не сразу».

В конюшне его уже дожидалась осёдланная и крайне недовольная Стрелка. Тут же на соломе, прикорнул у столба худенький конопатый мальчишка. Конюха нигде видно не было.

— Вот же, пройда!.. — ругнулся вполголоса Эсхалон. — Работу свою на пацана безответного свалил, а деньжата наверняка прикарманил.

Он вложил в раскрытую детскую ладошку монету и вывел лошадь под дождь. Стрелка, от ледяных дождевых ласк, вздрогнула всей шкурой и, в отместку, попыталась укусить Гвискара-мучителя за плечо.

— Но-но, не балуй, — строго выговорил ей Саламандра, — а то взгрею.

Стрелка с большим подозрением глянула на человека и презрительно фыркнула.

— Даже лошадь меня уважать перестала. Стремительно теряю авторитет — нужно срочно что-то предпринимать. Может салун подпалить? Недурная идея — из разряда аховых, но Гро точно похвалит.

Копыта гулко бухали по мокрой в рытвинах мостовой. Лошадь, смирившись со своей участью, понуро брела в неизвестность, мечтая о сухом стойле и об избавлении от бестолкового всадника, вздумавшего куда-то там переть в этакую темень и сырь. Собственно, сам наездник выглядел ничуть не веселее. Он поднял воротник плаща, надвинул поглубже шляпу и, опустив голову, клял, на чём свет стоит погоду, осень, короля и собственную беспокойную неустроенную судьбину. Однако дурное расположение духа не помешало ему припомнить, что вчера он клятвенно пообещал себе подальше объехать «Одноглазого ганфайтера». И это было в высшей степени благоразумно. Несмотря на ранний час и мерзкую погоду, освещённое масляными фонарями крыльцо салуна было заполнено беспокойным народом — давешними смурными путешественниками, тоже, видимо, решившими отправиться в дорогу пораньше, и несколькими буянами из местных, явно искавшими ссоры, просто так из пьяного бестолкового куража. Потасовка была в самом разгаре, и дело вот-вот обещало дойти до пистолетов.

Гвискар пришпорил свою кобылу:

— Поторапливайся, девочка. Нам совершенно ни к чему быть втянутыми ещё в одну гнилую историю.

Скрывшись в темноте, Саламандра с облегчением перевёл дух. Вроде бы обошлось. Впереди уже виднелся пост, и четверо хмурых караульных при одном капрале, с ружьями наперевес перекрывала выезд из города. Остальная часть наряда, либо рядом в казарме от дождя укрылась, либо отмеренную ей по уставу часть сновидений досматривает. Саламандра уверенно протянул им заверенную по всей форме подорожную. Не зря же он вчера выкроил время в своём плотном графике для того чтобы сделать визит вежливости местному начальству. Усталый, вымокший до нитки капрал, при свете чадящего фонаря, долго изучал печать на измятом документе и, наконец, признав её подлинность, велел поднимать шлагбаум. Эсхалон вежливо коснулся пальцами полей шляпы и тронул поводья.

Никак, никак не мог он видеть, что творилось возле оставленного позади «Одноглазого ганфайтера». А если бы увидел, то обязательно обеспокоился. Хоть и огибал он площадь перед салуном по самому краю светового пятна, но всё ж таки был замечен, как раз теми самыми людьми, которые вчера ему так не глянулись. И едва его фигура растворилась в дождливом сумраке, широкогрудый, костистый мужчина с волевым лицом и ястребиными глазами резко надвинул маску и хлопнул себя по бедру перчатками. Этого нетерпеливого жеста было довольно, чтобы стоявший чуть в отдалении сутулый длиннорукий дядька негромко, но повелительно приказал остальным заканчивать уже прискучившую бузу.

— Размялись? Довольно с вас. И с них… тоже, довольно.

После этих его слов шумливая ватага местных задиристых раздолбаев явно перебравших горячительного, была быстренько уложена носами в грязь при помощи кулаков. Мастеровито их угомонили. Видел бы Лакр, наверняка бы оценил профессионализм. Одному буяну, самому стойкому и сумевшему оказать залётным грубиянам более чем достойное сопротивление, повезло куда меньше. Он получил два удара ножом в печень и был оставлен умирать рядом с беспамятными собутыльниками.

Мрачная дюжина жалости не ведала.

— По коням, — как-то очень буднично приказал их вожак, равнодушно переступая через тело агонизирующего бедняги.

Рысцой, никуда не спеша, они покидали ещё спящий Тремз. Но вот на выезде у них произошла досадная заминка. Этакая непредвиденная дорожная неприятность. Уж больно бдительным оказался караул, неуступчивым, и, по причине, дурной погоды, очень сердитым. Ни в какую не желали солдаты выпускать гостей города до завершения комендантского часа без письменного разрешения майора Тронхельда. По нужде, — Благое Небо тому свидетель! — караульных порубили палашами. И всё бы оно ничего, кабы не старый капрал! Будь он годами моложе, для душегубцев всё сошло бы. Стеганули бы они лошадей, и найди их в этих лесистых холмах, где пещер без счёта. До скончания веку не найдёшь. Тем более что задерживаться в этих местах надолго они намерения не имели. Однако капрал был стар, сед, много раз стрелян и потому боль от ран  давно лишила его нормального сна, а главное, ничего в жизни своей, окромя солдатской лямки он знать не знал. Армия была его семьёй, а только что погубленные с такой лёгкостью солдаты — его братьями и сыновьями, за неимением собственных. Спасся служивый благодаря укоренённой десятилетиями исполнительности — просто зашёл дядька в караулку, сделать учётную запись, что в таком-то часу Тремз покинул некий сударь Эсхалон Гвискар с письменного, всё чин чином, разрешения командира гарнизона. И только бумагу казённую чернилами измарал, как расслышал шум, не громкий, какой-нибудь штатский, может, и внимания не обратил или, как глупая курица, голову бестолковую на улицу высунул. Тут бы её, ушастую, ему и оттяпали. Но капрал-то не штатский и не зелёный новобранец; у него от тихого звука, извлекаемого из ножен палаша, остатки волос дыбом встали, старикан так весь и ощетинился. Ему ли, всю жизнь в инфантерии прослужившему, не знать таковской-то страшной музыки. А потом ещё страшнее — будто спелую даже чуть подгнившую тыкву раскололи… четырежды. Может, кому из молодых, и показался бы капрал старым беззубым барбосом, которому только амуницию в каптёрке чинить, но сам он так не считал. Оставаясь незамеченным в тени караулки он, слишком близко к оконцу не приближаясь, выглянул на улицу: что там деется? Ага!.. Сослуживцев, с которыми не одну сотню миль пёхом отмотал, не один пуд соли съел, какие-то мерзавцы упокоили ни за грош, и теперь спокойно уехать намереваются.

Капрал хмыкнул в седой, прокуренный ус:

— Не бывать тому.

В углу караулки — козлы. В козлах тех четыре ружья, всегда в полной исправности и готовности, на всякий лихой случай. Вот как этот —  к примеру. Места вокруг Тремза лихие — всякое бывает. В большой поясной кобуре ещё и пистолет есть. И того — пять пуль! Перезарядить старик и не надеялся. Куда там — в одиночку против целой дюжины. Он их хорошо рассмотрел в свете фонарей, что под крышей, на крюках. Можно, конечно, дверь в караульное помещение запереть, — она крепкая, надёжная, да за шнурок сигнального колокольчика дёрнуть. В казарме — вот она, за стеночкой — дежурная смена услышит, может и отдыхающих поднимут. «Услышат. Как ни услышать? — рассудил капрал. — Кинутся, кто к бойницам, кто — в двери. А эти…. Вон, двое уже спешились, к шлагбауму идут. Заслышат шум, коней — в галоп, и ищи их потом… А четверо убиенных, что так и сгинут без отмщения?»

Дверь он всё-таки толстым брусом заложил, вознёй своей, привлекая внимание убийц. Те вскинулись, кто к поводу потянулся, кто к пистолетной рукояти, а двое пеших, заспешили последнюю преграду с пути убрать. Они-то (ишь, какие торопкие, да сообразительные) первыми капралово благословение и приняли. Одному, усач без жалости снёс полголовы. С такого расстояния из ружья мазнуть проблемно, а эффект — любо-дорого!.. Второй схватился за раздробленное пулей колено и рухнул, не добежав до противовеса пары шагов. Не-ет, не промазал ветеран. Не подвёл его глаз. И рука, к тяжести оружия давно привыкшая, не дрогнула. Нарочно он вот так-то ворога подстрелил: на одной ножке далеко не ускачешь. Не доведётся капралу уцелеть, товарищи боевые колченогую дичь по кровавому следу вытропят, да расспросят душевно: кто таков? Кем послан? Куда остальные лиходеи путь-дорожку держат, что походя погубили четыре человеческие жизни?

Толково задумал старик, с дальним и верным прицелом, да не сбылось…

Главарь шайки, а точнее всё-таки — отряда, был человеком без сердца, но с мозгами и большим опытом. Он что-то шепнул сутулому помощнику, тот не мешкотно по команде передал. Капрал  ещё пальнул, успев ссадить самого высокорослого из нападавших, а потом…

— Вот, стало быть, как оно будет, — прошептал он, уразумев, какую команду получили люди в масках. — Что ж, так может и неплохо… по-солдатски, не стыдно.

И он нажал на спусковой крючок в последний раз.

Попал в цель или же нет, он уже не видел. А кабы увидеть ему довелось, остался бы доволен. Четыре выстрела — четыре точных попадания. Ну, прям, как на родном стрельбище. Но в маленькое оконце уже влетел небольшой чёрный мячик с дымящимся хвостиком, и мир сделался неимоверно ярок.

Такими же пороховыми гранатами люди в масках закидали здание казармы, вряд ли надеясь кого-то убить, скорее чтобы вызвать панику и сумятицу. Так и вышло. Большого вреда эти взрывы не нанесли, но о быстром, немедленном преследовании больше и речи быть не могло.

Широкогрудый, степенный человек, не утративший ни грана ледяного спокойствия сам поднял шлагбаум и недрогнувшей рукой разрядил пистолет в лицо подстреленному капралом душегубцу. Некого будет допрашивать доведённым до бешенства военным, некого. Он легко вскочил в седло, крутанул в воздухе рукой, собирая своих, и направил поредевший отряд в холмы.

Наследили они — это плохо, но задание никто не отменял, а восемь оставшихся в живых головорезов по-прежнему были грозной силой, достаточной, чтобы при необходимости загнать огненную ящерицу.

В утренней туманной тиши не расслышать хлесткие звуки выстрелов и внушительное буханье гранат было никак невозможно. Саламандра мог поклясться, что эта какофония переполошила даже обитателей фермы Бубо. Они всегда настороже. Будешь трижды ко всему внимательным, если решил поселиться в этой глуши.

Понятно, что и Гвискар к  пальбе глух не остался. Удивился он? Да! Насторожился? Ещё бы! Тут же дал лошади шпор и припустил во все лопатки. Казалось бы: с чего такая спешка? Ведь никаких чудачеств в этот свой приезд в Тремз Эсхалон не отмочил. Так что ж улепётывать так, как будто за тобой сборщик податей с судебными приставами гонятся? От того всё, что не мог Саламандра избавиться от стойкого ощущения — весь этот концерт напрямую связан с его именем. С какого боку? Он и самому себе объяснить не сумел бы, но не доверять собственным предчувствиям у него резона не было. Значит, чем скорее он с этого проезжего тракта, да и вообще из этих мест, — уберётся, тем ему же лучше.

К радости великой, лёгкий на ранний подъём Бубо его уже ждал у распахнутых ворот. Взглядом, прищуренным, и кивком головы он спросил: «Слышал?»

Эсхалон кивнул.

— Думается, что тебе надо ждать гостей.

— Вот уж не удивлён. За тобой, сколько тебя знаю, всё время цепляется, что-то такое этакое. Чего опять отмочил? В борделе с охраной сцепился, как в прошлый раз?

— Можешь не верить, но — ничего. Я даже впервые в жизни подорожную у Тронхельда выправил. Видел бы ты при этом его глаза. Тарарам начался вскоре после моего отъезда. Но знаешь, что-то на душе неспокойно. Ладно — моих растолкал?

Бубо заверил, что все уже на ногах, и только и ждут, когда их обожаемый лидер даст отмашку на свершение великих деяний. Гвискар покривился на шуточки приятеля, но вообще-то новость была доброй. Имел он опасения, что после нескольких ночёвок в походных условиях мадемуазель Исс и престарелый чародей, разнежившись на настоящих кроватях с матрасами, проспят всё на свете.

Стрелку свели в стойло. Тут, на ферме, ей и предстояло дожидаться возвращения своего временного хозяина. Рателеонец сам её разнуздал и препоручил заботам младшего отпрыска Бубо. Седло и сбрую определили тут же — в конюшне, а седельные сумки Эсхалон перекинул через левое плечо. В них, непромокаемых, самое важное — патроны, закусь-прикусь, большая фляга воды и не осиленная ещё книга. За правым его плечом привычно маячил штуцер.

— Веди, — с не прошеным вздохом велел Гвискар бывшему гренадёру.

До маленького причала идти было не далеко. Пересёк широкий двор, спустился с высокого и крутого берега по добротной деревянной лестнице с площадками и перилами и вот ты уже на мостках, любуешься почти беспредельной ширью Гранда и ещё, чем-то… о чём речи с Бубо вроде бы не было.

— Э-э, Бубо?..

— Да, — с излишней готовностью и показушным желанием услужить.

— Это что?

— Где «что»?

— Перестань валять дурака! Я спрашиваю — это, ЧТО?

— А-ах, это!.. Так бы сразу и сказал… Это… э-э… даже и не знаю… Огой всем говорит, что это ну-у… пароход, — при этих словах Бубо комично пожал булыгами плеч.

— Ещё один?

Фермер развёл руками:

— Ну… да. Только этот по воде ходит… Во всяком случае должен ходить… теоретически.

— Теоретически?

— Огой с Томгоем ходили и ничего… пока. Они, правда, далеко не заплывали, но…

— А где… — у Эсхалона вдруг перехватило горло, — гм-гм, где баркас? Ну,  знаешь, такой, с парусом и вёслами.

— О-о, брат, нашёл, о чём спросить?! Его я ещё прошлой весной утопил. Забавный, знаешь ли, случай произошёл. Рассказать?..

— Потом… Ты, старый, траченный молью вредитель, почему мне ничего не сказал об этом ещё вчера?! — сдали нервы у Саламандры. — Молчал, молчал до самого… до самого… у-у-у… нам же отплывать пора! А тут это!..

— Дык, отплывай. Какая псяка тебе не даёт? — И вдруг с хитринкой, наверняка для этого самого случая отрепетированной, Бубо спросил: — Или испужался?

— Чего?.. — от такого гнусного предположения Эсхалон лицом стал тёмен, как хмурая беззвёздная полночь. — Показывай, вражина, как управлять этой… хреновиной.

Гвискар твёрдо ступая, зашагал по трапу на борт «Солнечного зайца».

Так было выведено на носу судна.

«Заяц» был далеко, а точнее, совсем не грациозной пятнадцатиметровой пузатой посудиной без привычных глазу бушприта и мачты, зато с закопчённой чадящей трубой и парой здоровенных гребных колёс. Не заяц — гиппопотам, или даже слон…

— Слониха… — разъяснил самому себе Гвискар, — беременная.

— Ась? — прикинулся тугоухим Бубо.

— Проехали.

— А-а, — фермер грузно топал позади, пыхтел, сморкался в воду и что-то бубнил себе под нос.

— Чего-чего?.. не расслышал его Саламандра.

— Толкую тебе, глухмени заезжей, что управлять кораблём ты не сумеешь. Технически шибко сложная конструкция получилась. Я уж, на что в таких делах сообразительный, и то ещё не всё разумом объять сумел.

Шлёп! И кто-то зловредный густо измарал реальность исключительно чёрной краской.

— Так что вся моя семья покумекала, — продолжил бубнёж словоохотливый Бубо, — у нас, знаешь ли, в обычае семейные советы, — и я решил. Последнее слово, оно, понятно, за мной. Так вот — мы идём с вами.

Нога огорошенного господина Эсхалона застыла в дюйме от палубы. Бубо тормознуть не успел, а скорее, просто не пожелал, и врезался своей тяжеловесной тушей в спину дорогого друга.

А и надо доложить — крепок был в ногах сударь Гвискар. Не упал от прилетевшей с тылу увесистой неожиданности, до другого борта кубарем не покатился. Грузный гренадёр досадливо крякнул. Человек со специфическим чувством юмора, вынести который, было дано далеко не многим, он искренно посчитал, что противнющий Саламандра исключительно по вредности своего характера испоганил его такую замечательную шуточку. Наблюдать со стороны, как ссыпается на палубу орясина-Эсхалон  — это ж так забавно.

— Бубо! — ржаво скрежетнул почтарь. — Если бы я сейчас подвернул голеностоп, то можешь не сомневаться, возликовал бы как никогда в жизни. Благое Небо моему слову свидетель! Знаешь, почему я был бы рад, такому обстоятельству?

Фермер как-то сразу обвис плечами, сообразив, что где-то, как-то перегнул палку, или же, и такое могло статься, как раз не догнул.

— Потому что, — Саламандра пристально уставился в бегающие очи юмориста ещё при зачатии инфицированного солдафонской хохмой, — травма, на законных основаниях позволила бы мне взвалить, — тут он сорвался на крик, — всю эту огромную кучу вонючего дерьма на твой жирный загривок, безмозглый ты, остолоп!

— Кхе, — отвёл буркалы Бубо, вместив в невнятный этот звук всю гамму  чувств от искреннего признания собственной деревенской дурости, до страха перед чудовищной, государственного масштаба, ответственностью, под которую он, за каким-то лядом, подставил собственное плечо. Ведь никто же дурня не просил — сам, всё сам. Материть теперь за бестолковое подвижничество  и то некого.

— Прощён, — снисходительно объявил Эсхалон, морально изничтожив невдалого скомороха. — Где моя команда? Куда всех подевал? И кто, кроме тебя, оглоеда, ещё с нами увязался?

— Огой с Томгоем. Кому же ещё быть? А твои, видать, с каютами знакомятся и лучшие места делят.

— На… гм… пароходе есть каюты?

— Три, правда, маленькие. Но при необходимости можно с удобством расположиться в кают-компании. Так же имеются камбуз и гальюн. Всё, как у людей… В смысле, как на нормальных судах.

— Веди, экскурсовод, стану всё лично осматривать.

На палубу из корабельного чрева выбрался кадавр его величества с большим пальцем во рту, серьёзный до полной невозможности. Саламандре, при его появлении, стоило немалых усилий сдержать неуместный смешок. Тело Антора Третьего зыркнуло на него подозрительно осмысленным взглядом и, будто спохватившись, тут же уставилось куда-то в небесную бездонную синь и обильно пустило слюни и газы.

— Ох, твою ж… — впечатлился ароматом казалось бы привыкший к вони в хлеву Бубо.

— Не напрягайся так, — дружески посоветовал ему рателеонец, протискиваясь мимо недотрупа и, стараясь к нему не прикоснуться. — Побудешь в его милой компании денёк-другой и пообвыкнешь… или загремишь в бедлам. Тоже вариант вполне реальный. Я его и для себя со счетов ещё не сбросил.

Внутри парохода полным ходом шла подготовка к отплытию, то есть, склока была в самом разгаре. Скальпы друг с друга боевые товарищи ещё снимать не начали, но к тому всё шло. Народ, который от тесного общения и повального недоверия уже начал лезть на стены, вдохновенно делил каюты. Всем хотелось занять кормовую; она и больше, и светлее, а главное, там качка меньше. В две носовые коморки никто втискиваться не желал. Дело неуклонно двигалось к мордобою. У всех были железобетонные аргументы в свою пользу.  У Бронга, как у представителя кошачьих, была природная нелюбовь к воде вообще, и к укачиванию, в частности. В горячке спора, плохо контролируя свою хищную половину он, то и дело покрывался палевой шерстью и выпускал когти. Зрелище не для слабонервных, но в этот раз на «Солнечном зайце» таковских нежных созданий не оказалось.  Фрум-Доз Гневный, взывал к уважению молодёжью своих преклонных лет и заслуг перед короной, при этом, для усиления аргументации, нехорошо искрил глазами и от него ощутимо попахивало озоном. Нахальная юная поросль нагло игнорировала грозные предупреждения старца и упрямо гнула свою линию. Мадемуазель Исс, переодевшись в простенькое крестьянское платье, выданное ей сердобольной Хлоей (на просмолённом, прокопчённом пароходе безнадёжно испортить дорогую амазонку было делом плёвым, а жалко тряпицу!) держала в своих маленьких ладошках по метательному ножу, с каждой секундой становясь всё прозрачней. И в колючем её взгляде и намёка не было на то, что она помнит о романтической ночи, проведённой с Бронгом под одним одеялом. Привидение короля в общем бедламе играло не последнюю и далеко не миротворческую роль, регулярно подливая масло раздора в костёр человеческих страстей.

К моменту появления Эсхалона до смертоубийства оставалось чуть да маленько. На плечах оборотня затрещала распираемая его телом рубашка. Платье Исс тут же свалилось на пол, лишившись своего содержимого.  И Саламандра понял — ему пора вмешаться, иначе быть беде. Не особо раздумывая, он скинул с плеча верный штуцер и саданул вверх сразу из двух стволов.

В замкнутом помещении да из крупного калибра!!

Исс с пронзительным воем заметалась по кают-компании, каким-то полупрозрачным облаком, роняя всё, что было ненадёжно закреплено. Гневный от такого мощного аккорда попятился назад, наткнулся на ящик кадавра, оступился и завалился навзничь, решительно отказываясь подавать признаки жизни. Где-то в углу, зажав руками-лапами чуткие уши, жалобно подмяукивал Бронг. Досталось бедолаге пуще всех — это уж как пить дать. Призрачный Антоха, что-то сердито выговаривал слегка оглохшему миротворцу, но то, что король изволит шибко серчать, можно было понять только по выразительной мимике и резким жестам. Слов не разобрать. Кажется, привидение в волнении растрёпанных чувств позабыло включить громкость голоса. Рядом под ногами, цепляясь за ремень Саламандры, пытался воздеть себя на ноги, рухнувший с трапа и не оценивший шуточки Бубо. Хотя он-то как раз мог бы и поаплодировать приятелю. Номер вышел аккурат в гренадёрском стиле.

— Пардону просим, — несколько смущённо проговорил ошарашенный эффектом Гвискар, — я, кажется, чуток погорячился.

И он с несолидной поспешностью, покуда оглушённый коллектив не пришёл в себя и не принялся искать виноватого, покинул помещение. Его со страшной силой потянуло обратно — на воздух, под миленький холодный дождичек.

А что дождик? Знай себе, сеется из тучки, никому ничего худого не делает. Лепота!

Но вожделенный покой проштрафившийся проводник на палубе так и не обрёл. Сначала он не мог не обратить внимания на громкие, скорее, истошные крики всего многочисленного семейства Бубо, высыпавшего на пристань проводить кормильца в дальнюю дорогу. Разобрать, о чём они голосят Эсхалон сразу не смог, поскольку остроту слуха ещё не обрёл, но кое-что неправильное он всё-таки приметил. Палуба в двух местах была пробита насквозь.

— Да-а, штуцер, однако! Ох! — вдруг пронзила почтаря ледяная молния понимания, что на самом деле пробоины его ничуть не волнуют. Беспокойство вызывает отсутствие… — А где кадавр?

Путаясь в многочисленных юбках через борт перебралась взлохмаченная и чертовски разозлённая Хлоя.

— Какой дурень у вас там из ружья дуплетом палил? — заорала она прямо в ухо Эсхалону.

Искомый дурень почёл за истинное благо скромно отмолчаться.

— Вы ж, бестолочи, Антору едва обе ноги не отстрелили! Он, серешный перепугался, даром, что почти померши, и  как сиганёт в сторону. Да, видать, силёнок не рассчитал, и бултых — за борт.

— Что? — беспомощно сморгнул обомлевший рателеонский сударь, боясь воспринять страшную новость.

Хлоя с озабоченным видом, привстала на цыпочки, сняла шляпу с «непробиваемой» тыквы Эсхалона и костяшками пальцев больно постучала ему по гладкому лбу:

— Эгей! Там, внутри, есть кто-нибудь? Я говорю: «Король утонул!»

 

 

Глава 13.

 

Общим решением — шестью голосами (его величество с полным правом посчитал себя за двоих) против одного: Саламандре было запрещено показывать нос в каютах и машинном отделении. Хорошо, хоть в голосовании не приняли участия братья-изобретатели, а то бы статистика была и вовсе удручающей. И теперь он торчал на носу «Солнечного зайца» промокшей статуей вселенского уныния.

У причала, теперь уже оставшегося далеко позади, всё обошлось более-менее гладко. С точки зрения Гвискара, конечно. Но окаянное, злобствующее большинство наотрез отказалось разделять этот его оптимистический взгляд на ситуацию.

Привереды, язви их!..

После краткого, но несколько болезненного разговора с Хлоей, сударь Эсхалон, мужества набравшись, опрометью кинулся обратно — в трюм. Там уже царили полный мир и согласие. Потерпевшие успели позабыть обиды и сговориться солидарно, дружить против одинокого, беззащитного мужчины с ружьём, и скорое его появление ничуть их не обрадовало. Дабы избежать вполне возможного членовредительства, Саламандре пришлось громко и несколько заполошно закричать: «Утонул! Антор ко дну пошёл, никого не спросясь. На поверхности уже ни кругов, ни пузырей!»

— Течением сносит, — легкомысленно махнул рукой, не вникнувший в дело Бубо. — Подожди… — вдруг замер он.

— Некогда ждать! — рявкнул почтарь. — Надо кадавра вылавливать. Никто не знает, на какую наживку покойники клюют?

— А может ли Антор утонуть… в теперешнем его положении? — озаботилась, любопытная, как все мадемуазели, Исс.

— Ещё как может, — уверил её призрак, — так, что вытаскивайте меня… э-э… его из речки и чем скорее, тем лучше.

Дабы подстегнуть обленившихся подданных, не выказывающих должного рвения для спасения монарха, Антор Призрачный, принялся выжимать свой обезноженный низ, на манер профессиональных прачек.

— Что-то я промокать начинаю, — удивился король, когда с него ручейками потекла самая настоящая вода.

Вся картина стала напоминать материализовавшийся сон обитателя дома умалишённых, перебравшего успокоительного макового отвара.

— Чего все замерли? — как-то надтреснуто спросил его величество. — Помру ведь сейчас. Реально помру! Связь с телом разрывается… чувствую… — и совсем неожиданно заверещал, как перепуганный кролик: — Больно! Больно-то как! Память жжёт!..

Дворцовый маг, мужчина в больших годах и необычайной степенности, после такого ора по трапу взлетел молодым влюблённым козликом. И ну глазищами горящими поверхность Гранда обшаривать.

— Где?.. — выдохнул он в сторону Хлои.

Та, молча, указала место, протянув руку.

— Глубоко тут?

— Футов тридцать будет. Может статься, что и больше.

Фрум-Доз изменился в лице и мученически застонал. Его схватила за глотку настоящая, затмевающая солнечный свет, злоба на Саламандру, короля, на весь этот мерзкий мир, не знамо за что ополчившийся на добрейшего старика, и на самого себя.

— Что б тебя Фрум-Доз!.. — судорожно протолкнул он сквозь плотно сжатые зубы. Но оканчивать фразу поостерёгся, ибо был убеждённым сторонником псевдонаучной теории, что проклятье сильного волшебника обязательно сбудется.

Было от чего огорчиться королевскому чародею: всю жизнь свою он посвятил изучению боевой магии. Магии истребления. И прекрасно разбирался в смертоносной волшбе. При необходимости Фрум-Доз был способен оказать и действенную лекарскую помощь раненым на поле боя. Кровь затворял не единожды. Не брезговал гнойные раны чистить, не допуская моровой заразы. Но сейчас столкнулся с задачей для себя почти не решаемой. Ни одного левитирующего заклятия он не знал, точнее — не помнил. А кабы и знал и помнил — легче б ему от этого не сделалось, потому, как в этом аспекте прикладной магии он от рождения своего был бессилен, вернее — бездарен.  А меж тем, терзаемый муками «Разрыва», призрак в трюме «Солнечного зайца» бесновался уже не шутейно и завывал столь страшно, что успел разогнать с берега провожающее семейство Бубо, а самого ветерана-орденоносца довести до синюшного окраса и едва ли, не мокрых штанов.

Фрум-Доз пухлыми своими ладонями сжал готовую взорваться голову:

— Думай, думай, старый чёрт! Думай!!!

В годах детских, теперь уже почти позабытых, в магической школе первой ступени наставник Буцк, проверяя, к чему имеют склонность его только что прибывшие ученики, дал Фрумми пару заклятий. Простенькие были заклинания, из тех, что не лишённые магического дара сорванцы осваивают, едва начиная говорить. Задание было из той же категории. Студенты второго года обучения, почитающие себя «бывалыми», подобные упражнения  с долей презрения именовали «кухаркиными забавами». Мол, что за труд перенести по воздуху горшок с геранью, или отправить в дальний угол надоевшую, но всё-таки любимую кошку. Горшок, волей десятилетнего Фрумми, минуя стриженые головы юных балбесов, был наиаккуратнейше доставлен по назначению. И начинающий чародей удостоился первой похвалы мага-преподавателя.

Фрум-Доз с яростью потёр виски:

— Но ведь я тогда выдохся. Страшно вспомнить — как. Не моё это, не моё! С кошкой вообще — беда… наизнанку её… Смотреть было противно.

Буцк, убелённый сединами и собаку съевший в магической педагогике, понял сразу, что ничего живого его ученик перемещать не способен, о чём он незамедлительно поставил в известность учёный и попечительский советы. Дальнейшие краткие занятия показали, что и с левитацией неодушевлённых предметов у Фрумми далеко не всё гладко; на перемещение иной пустяковины сил он тратил столько, сколько другой аколит — на вздымание волны высотой с королевский дворец. И в скором времени вообще все занятия по этому направлению магии с ним были прекращены.

— Но горшок-то я перенёс…

— Что? — влезла под руку распалённого чародея Хлоя.

— Оставь меня! — злобно зашипел на неё Фрум-Доз. — Пошла прочь!

Хлоя обескураженная и напуганная этой вспышкой ярости, скоренько подобрала юбки и торопливо убралась на причал.

— Заклятие… — шептал маг, — что за заклятие я тогда сумел применить? Помню — из разряда такелажных… Точно! Теперь можно попытаться составить вербальную формулу с поправкой на подвижный объект. Кадавр, зараза бездушная, как колода — это хорошо, а то вышел бы номер, как с той кошкой. Одна беда, он ведь постоянно шевелится, будто его уже сейчас демоны в преисподней на углях запекают.

Чародей смежил веки, сложил ладошки домиком возле самых губ и что-то заунывно начал выговаривать, то и дело, обращая своё лицо к пасмурному небу, взъерошенной дождём реке и унылому мокрому берегу. Потом руки его будто ухватили нечто невидимое, но страшно тяжёлое, и тянули, тянули… и застыли на уровне стариковской груди. Маг наддал, задышал с хрипами, с надрывом. Губы его стали почти чёрными. На сжатых в страшном напряжении кулаках появились и стремительно стали разрастаться уродливые старческие пятна. А сам Фрум-Доз как-то усох, съёжился. Всё это увидел, поднявшийся на палубу, Эсхалон. Он же успел подхватить рухнувшего в бессилии мага, после того, как на борт «Солнечного зайца» из речных мутных глубин был извлечён его величество король Рателеона Антор Третий.

Кадавр со шлепком бухнулся на выскобленные добела доски, и его тут же вырвало какими-то водорослями, мальками рыб и просто комками грязи. Похоже, бездушное тело поглощало всё подряд, даже в момент собственного утопления.

От всего увиденного и от сделанного только что открытия Саламандру замутило.

О каких девяти днях речь, после всего, только что открывшегося? Как теперь этого безумного проглота на рателеонский трон возвращать? А может бросить всё прямо сейчас. Ну её к ляду эту большую политику! И невесомую тушку Фрум-Доза туда же! Скинуть сапоги, плащ, предварительно всё ценное из карманов вынув, шляпу… Нет, шляпу жалко… Через борт — в воду, чтоб всех со следа сбить. И прочь отсюда! Прочь даже из самого Рателеона! Деньги есть, а сними на новом месте можно другую жизнь наладить — спокойную, полусонную.

Какой-то бес беспокойства вытащил на палубу любопытствующую Исс и паника отпустила. Вид красивой женщины всегда снимал с глаз Эсхалона шоры, напрочь изгонял из головы противный клейкий туман парализующий мышление, связывающий его волю и превращающий Саламандру из неутомимого охотника в аморфное нечто. Бойцовский дух Эсхалона Гвискара очнулся от ступора, встряхнулся всей шкурой и вышвырнул вон его секундное малодушие.

Что ж, будем бороться до конца, каким бы он ни был!

Кадавра разместили в кормовой каюте. И то не запирать же его в ящик после всего перенесённого? При нём, естественно остался понурый призрак, как-никак близкие существа. Ну и для общего успокоения затолкнули к этой парочке вечно бдительного Бронга. Последний вдруг резко пересмотрел своё отношение к качке, но отговориться от малоприятного соседства не  смог. В этот раз в его арсенале не обнаружилось тяжеловесных и неоспоримых аргументов. Чародей, высвободившись из крепких объятий почтаря едва его не исцарапав, с охами и вздохами уполз в одну из носовых коморок и там затих. Исс, напоследок, смерив Саламандру огненным взором, заняла вторую каюту. Бубо встал у штурвала каменно-неприступный. К нему не подходи. О курсе у Фрум-Доза справился и заледенел. На берегу, сцепив руки, что-то напутственно-слезливое прокричала Хлоя. С тем и отчалили.

Почтарь почесал бровь. Да, как-то нескладно вышло. А ведь желалось совсем иного. Теперь же что?.. Он зябко передёрнул плечами и уселся на неудобной лавке под грубо сколоченным начесом от солнца. Полог уже порядком провис под тяжестью, скопившейся в нём воды, и кое-где дал течь.

Не курорт…

И чем себя развлекать прикажете, до тех пор покуда разозлённая общественность не проявит милосердие?

На свой страх и риск Саламандра тайком спустился в кают-компанию, воровски прихватил, оставленные там перемётные сумки и вернулся обратно, грызть гранит науки и поедать горькие плоды незаслуженного остракизма.

У-у, изнеженно-капризная публика! А что он собственно сделал-то?..

При свете дня, купленная за бешеные бабки книженция, произвела на сударя Гвискара впечатление удручающее. Почти две тысячи страниц — надо ж было кому-то столько бумаги измарать. Да ладно бы ещё буквами или там забавными картинками эротического содержания. Куда там! Всё, какие-то графики, сложнейшие — как их там? — …граммы. Не то, что недоучка Эсхалон, — любой архидемон в ступор впасть может!

Но — надо!

Колёса поскрипывали и мерно шлёпали по воде. «Солнечный заяц» медленно царапался вверх по великой реке, упорно преодолевая её течение, а несчастный рателеонец, собрав в кулак всю свою волю, продирался сквозь дебри магической истории. Сосредоточенности это от него потребовало немалой, да, что там, — всей имеющейся в наличии.

И что?.. Ничего?

Не-ет, был толк, был.

В какой-то момент, перегруженный книжной мудростью Эсхалон, захлопнул фолиант и закурил предпоследнюю, из презентованных Лакром, сигар. Вот оно значит как. Понятно теперь за каким чёртом мадемуазель Исс потребовалась библиотека. Напустила она туману, навешала Саламандре лапши на уши, пользуясь, полученным в юности классическим образованием. Вот  только вряд ли она была таким уж большим специалистом в данном вопросе, каковым хотела показаться. И понадобилась ей достоверная информация, дабы  самой в дурах не остаться и не дать Гвискару сунуть свой нос слишком далеко.

— Маленькая врушка, — усмехнулся Гвискар, — своих подставлять не хотела. А я вот, дотошный, докопался. Ах, полутени, натворили вы дел в своё время.

Он медленно выпустил струю дыма и тут услышал за своей спиной вежливое покашливание. Ох, глубоко задумался, бдительность утратил, да ещё колёса эти, проклятущие, — скрип-скрип, шлёп-шлёп.

Книгу прятать было уже поздно.

— Присаживайтесь, — подвинулся на скамье Эсхалон. — Как я понимаю, господин Фрум-Доз, вы созрели для серьёзного разговора.

— Да, — чародей живенько присел на краешек и ласково улыбнулся. — Надеюсь, ещё не поздно?

Саламандру удивило насколько изменился старикан. Помолодел, что ли? Да пожалуй, что и так. Никаких пятен на снова пухлых ручках. Румянец во всю щёку. Щетину сбрей — и под венец!

— Магия — великая сила, юноша, — сановник чинно сложил ручки на животе. — А я, ежели изволите помнить, не из самых последних её адептов.

Гвискар поднёс сигару к губам, стараясь не смотреть в глаза скользкому собеседнику. Ему припомнились подозрения Бронга, относительно слабости Фрум-Доза. Но вот же, оно — доказательство его могущества. Уже второе, если считать упокоенного молнией разбойника.

— Вижу, ты увлёкся чтением, — Фрум-Доз кивнул на книгу. — Интересно?

— На мой вкус излишне заумно. А на ваш?

Лицо чародея ни на секунду не утратило выражения благости и умиротворения.

— Только не говорите мне, что при вас нет точно такой же, — жёстко высказался Саламандра. — Я не безмозглый полутруп и не спивающееся привидение.

Фрумми выставил вперёд свои  пухлые бледные лапки:

— О-о, что вы, что вы… Я и в мыслях не держал. Просто, понимаете… как бы вам сказать?..

— Как есть, — раздражённо дёрнул плечом почтарь, которому до оскомины надоели вечные недоговорки, — это будет лучше всего.

— Молодость, молодость, — заворковал маг — она всегда излишне прямолинейна. Но, в данной ситуации, сдаётся мне, вы имеете право знать всё.

О как! Значит, темнили, темнили и бац — карты на стол! Не обладай Гвискар некоторыми познаниями в азартных играх обязательно купился бы. А сейчас… рука, с зажатой в пальцах сигарой, закрыла половину его лица. Фрум-Доз не принял предложения сыграть в открытую, хотя всячески старался это показать. Что ж, посмотрим, кто здесь более опытен по части блефа. Для начала, Эсхалон сделал вид, что поверил в простодушие прожжённого царедворца.

— Вы мне не доверяете…

Чародей не спрашивал. Было похоже, что этими словами он начал речь.

— Что ж, мы все имеем на это право. Но, вашими стараниями, моё, простите, наше путешествие подходит к концу без особых эксцессов, что не может не радовать. Признаться, вы меня удивили. На столь быстрое завершение пути я и надеяться не смел. Но вот мы практически у цели. Сегодня все мы ступим на  берег острова и…

— Не спешите. Не спешите, дражайший Фрум-Доз. Наш «Солнечный заяц» не такой уж лихой поскакун. Двадцать оставшихся миль, я надеюсь, он одолеет. Однако на место мы прибудем уже в сумерках. А искать в таких условиях нужный нам островок, я считаю легкомысленным. Неизвестные протоки. Ночные обитатели Гранда… О них забывать не след. Они отличаются большими размерами, отвратной внешностью, поразительной живучестью и отменным аппетитом.

— Гм, да… этого я как-то не учёл… Что вы предлагаете?

Эсхалон вышвырнул окурок сигары за борт.

— Что я предлагаю?.. Провести эту ночь, пристав к берегу. Переночевать, кто где… Как я подозреваю, в уютную, сухую каюту меня сегодня не пустят.

Фрум-Доз, тоненько улыбнулся:

— Сами виновны, сударь. Ваша миротворческая миссия носила несколько неординарный характер. Не знаю насчёт мадемуазель Исс, но наш король в ярости. Так что делайте выводы…

— Уже сделал. Так вот — ночуем у бережка, а я — на бережку. Утречком же, никуда не спеша, разыскиваем остров с большим гротом. Я угадал? Разве не так написано  в наших с вами книжках?

Собеседник несколько замялся.

— Книга! Я так понимаю, что она тебя сильно беспокоит. Что ж… Да, книга при мне. Добыл я её не совсем мирным путём. Скажем так — она трофей, доставшийся вашему покорному слуге после победы в магической дуэли. Такой ответ вас устраивает? Почему я о ней не говорил раньше? Во-первых, я считал, и сейчас считаю, что это мой личное дело.

— С этим трудно спорить.

— Во-вторых, — тут чародей несколько понизил голос, — королю совсем необязательно об этом знать. Он, если вы не заметили, неадекватен. К тому же, у нас с его величеством далеко не радужные взаимоотношения. Политика, знаете ли… Разные взгляды на государственные вопросы и проч… Вы уверены, что хулиганствующее привидение, просто из вредности, из не контролируемого желания сделать мне каку, не попыталось бы ночью украсть фолиант? Не отвечай, Саламандра. По глазам вижу, что подобной уверенности у тебя нет. А случись что, с книжкой и всё… Ты меня слышишь? Всё, что мы сделали, потеряет всякий смысл. Чтобы развеять твои сомнения, я вынужден тебе признаться, — маг набрал полную грудь воздуха. — Искусство волшбы — это, даже не океан. Это вселенная. И в мире никогда не было, нет, и не будет чародея одинаково сильного во всех её аспектах. Можно быть магистром в одном направлении магии. Можно быть гением и видеть пути во многих её напластованиях. Но знать и уметь всё нельзя. Я — боевой маг! Мне подвластны заклятия разрушения. Я так же сведущ в медицине. Но я, ни черта — ты слышишь меня?! — ни черта не разумею в магии призыва! А тот, кто сотворил такое с нашим монархом, был силён именно в этом. И пока вы всем скопом подозревали меня, чёрт знает в чём, я как школяр, у которого материнское молоко не обсохло на губах, учился. Учился, чтобы спасти нашего короля. Предвижу твой следующий вопрос: зачем мне это нужно, если мы с ним всю дорогу, как кошка с собакой, разве что шерсть клочками не летит? Так или нет?

— Не стану скрывать в свой черёд — так. Именно так!

Фрум-Доз уставился куда-то вдаль и произнёс буднично, без всякого ложного пафоса:

— Потому что я рателеонец. А мой Рателеон — монархия. И другого я для своего города не вижу.

И Эсхалон поверил. Во всяком случае последнее утверждение придворного мага сомнений у него не вызвало никаких.

Но Фрум-Доз ещё не закончил, то ли накипело у старика, то ли просто решил заговорить собеседника до смерти.

— Книгу я вырвал из остывающих рук самого талантливого чародея, какого только встречал в своей жизни. Это был мой ученик. Ты понимаешь, что это значит? Я убил своего ученика!! — волшебник сказал это тихо-тихо, почти беззвучно. — Точнее, я убил обоих моих учеников. Это они устроили покушение на Антора 3. Как ты считаешь, легко мне было сразу в этом признаться?

— Думаю, что и сейчас выговорить это было ох как не просто.

Старик, молча, уставился себе под ноги. Веселье и жизнерадостность покинули его. Он был печален и мрачен. Но болезненно недоверчивый Эсхалон почему-то заподозрил его в лицедействе. Оставались у него сомнения, чего греха таить. И он решил их развеять.

— А Исс?

— Что, Исс? — оторвался Фрум-Доз от пристального любования собственными башмаками.

— С чего бы такая плохо скрываемая радость, от того, что её босс отправил её… со мной… э-э… с нами.

— Ты хотел сказать — мы, общими усилиями, её тебе навязали.

— Угу.

— Что ж, может и навязали. Да-с… каждый по своим личным причинам и соображениям. Резоны Анкмора Иглоклыка мне не ведомы, а вот свои я тебе сейчас изложу. И мне сдаётся — ты меня поймёшь, если не одобришь. Ты книжку свою замечательную уже осилил?

— Ага, на два раза от корки до корки! — съязвил Гвискар. — Без мелочёвки пару тысяч страниц зубодробительного текста за несколько часов для меня сущий пустяк и радость сердца. В уме ли ты, достойнейший Фрум-Доз?

Маг спрятал усмешку.

— Я так и думал. Будь иначе, то про нашу мадемуазель ты бы не спрашивал. Видишь ли, там, на острове, нам нужен храм. Я представления не имею, в каком он ныне состоянии. Может от него и стен не осталось? Война, да и вообще… — он неопределённо сделал ручкой. — Ведь как оно было: на трёх островах совсем недалеко друг от друга расположенных, три храма, трёх божеств-антиподов.

— О! Смею предположить — почитатели и последователи этих культов про меж себя не особо ладили.

— Кхе… лютой ненавистью исходили. Зубы — в крошево! — подтвердил догадку Гвискара маг. — Чинили беспрестанно еретикам всяческие каверзы. Клирики — они на такие дела дюже как талантливы. До прямых военных действий и полного истребления конкурентов не хватало самой малости. С приходом драконов и наступившей всеобщей неурядицы рухнули последние сдерживающие их барьеры.

Бесчувственный к пафосу Саламандра всем своим видом показал, что пока не понимает, куда клонит чародей.

— Терпение, сударь, имейте терпение. От нужного нам храма, вполне может статься, и стен не осталось. Это, конечно, допущение почти фантастическое, — строила братия на совесть, с учётом враждебного окружения. Но я просто рискнул предположить худшее. Однако, — он поднялся со скамьи и, заложив руки за спину, стал прохаживаться перед Эсхалоном, — подземные этажи наверняка уцелели. А значит, уцелели и выложенные из камня гексо-экто- и пентаграммы. Они-то нам и нужны.

— Всё ещё не понимаю, причём здесь полутень.

Фрум-Доз несколько сбился с шага и взглянул на Гвискара, будто прицелился.

— Притом, что она — полутень, — жёстко выговорил он. — К демоническим ловушкам ведут довольно путаные лабиринты, но это не самое главное… Я бы в них не заплутал. Да и ты, скорее всего, верную дорожку нащупал бы довольно быстро. Вот для того чтобы любознательные люди вроде нас не сумели бы с такой недопустимой лёгкостью добраться до сокровенных тайн, высшие иерархи запечатали все проходы заклятиями. В прямом смысле слова — античеловеческими, допускающими лишь избранных.

— То есть…

— То есть, никому из нас, этих лабиринтов живыми не осилить, а рисковать королём, пусть даже и призрачным я не имею никакого морального права. Воевало разноконфессиональное монашество исключительно с себе подобными и на нелюдей, вроде нашей Исс, особого внимания не обращали, — разве что на кострах поджаривали по большим святым праздникам. Конечно, с годами, они бы додумались и до расширения видового воздействия своих чар, но на наше счастье Благое Небо судило иначе. Потому и радовался я, как дитя, такому счастливому стечению обстоятельств, — в одном месте найти опытного, знающего своё дело проводника и нелюдя (да простит мне мадемуазель это словечко), способного преодолеть заклятия без вреда для себя и, строго выполняя мои наставления, впустить нас внутрь. — Он чуть помолчал и добавил: — Я ведь тогда и помыслить не мог, что ты ещё и оборотня завербуешь. Знай, я об этом заранее, ни за какие блага мира, не стал бы привлекать к решению этого внутриполитического эксцесса, сотрудницу иностранного посольства. Понимаешь, о чём я сейчас разговор веду?

Помолчали, каждый думая о своём. До мыслей мага Гвискару было никак не докопаться, но пока разговор был ему явно по душе. Точки над«i» Фрум-Доз расставлял ничуть не тушуясь; от вопросов скользких не уходил, не увиливал. Что ж выходит?.. Для очистки совести можно в последний раз уду закинуть и ежели ладно всё пойдёт — зачислять дедка в наивернейшие союзники?

— Про тех, кто нам в загривок дышит, тоже всё выложишь?

Вопрос оказался, как выстрел влёт. Чародей дёрнулся. На краткий миг, менее секунды из-под маски вполне уверенного в себе человека показалось нечто. Сверкнуло оно клыком оскаленным, и снова — под скурат, будто и не было его.

— Про них тебе, откуда ведомо?

И вопрос как вопрос. И голос не дрогнул. Но Саламандра что-то почувствовал.

— Первую нашу ночную стоянку помнишь?

— Как не помнить, — оживился Фрум-Доз, — ведь не дали старику отдохнуть совершенно, изверги.

— Я не про тех… — Саламандра решил сыграть краплёной картой.

И снова маг лица не удержал.

— Я про других.

— Про других?

— Их Бронг учуял. Хорошее обоняние у нашего Бронга, острое. Особенно когда он в зверином обличии, а ночь без дождичка и ветерок в его сторону тянет.

Соврал почтарь не моргнув глазом, для того чтобы не извещать чародея, о том, что следит он за ним, и следит не один, с самого начала похода.

— Только не пытайся мне втереть, что отряд вооружённых людей, — Бронг говорит — порохом от них несло, аж нос закладывало, — случайно проезжал. Не поверю.

Это был блеф. И будь маг чуть более спокоен, он бы раскусил Саламандру. Да вот беда, как раз спокойствия внутреннего и выдержки ему и не хватило. Фрум-Доз, который к этому моменту совсем уж решил, что сумел перетянуть простоватого проводника на свою сторону, лихорадочно подыскивал правдоподобное объяснение. И, о счастье! — кажется, оно было найдено. Но вот беда, — душевные волнения старика отразились на его лице, возбуждая улёгшиеся было подозрения Саламандры.

— Это всё она, с трудом проглотив большой ватный ком в горле, промямлил чародей.

— Таинственная дама, имя которой ты до сих пор не пожелал назвать?

— Д-да… Видишь ли… я не знал, куда и к кому мне броситься, после всего случившегося в покоях короля, ведь организатор мог быть кем угодно из приближённых. А она в политических дрязгах никогда особо активного участия не принимала. Только когда дело касалось её коммерческих операций. И проживает она не далеко от дворца… Вот я и рискнул…

— Заскочить на огонёк?

— Можно и так сказать. Она посоветовала мне… Я ведь тебе об этом уже говорил. Помнишь? Она посоветовала обратиться к тебе. Но, у нас богатых и влиятельных свой взгляд на жизнь определяемый, зачастую политическим раскладом в стране. Видимо, она посчитала нужным не выпускать ситуацию из-под своего контроля. Другого объяснения у меня нет, уж извини.

Саламандра с готовностью извинил престарелого сановника, делая вид, что принимает эту галиматью за чистую монету.

— Богатая. Влиятельная.

— И к тому и к другому, можешь смело добавлять слово «очень».

— Живёт неподалёку от королевской резиденции… — Эсхалон просто рассуждал вслух, а Фрум-Доз чувствовал себя, как на иголках. — Кто же эта дама? В Рателеоне мало-мальски значимых женщин раз, два и обчёлся. Не так ли, сударь?

Фрум-Доз почёл за благо отмолчаться.

Саламандра испытующе посмотрел на него и со значением произнёс:

— Я не знаю, да собственно и не хочу знать, по какой архиважной причине ты скрываешь её имя. Может, из каких высоких политических соображений, мне недоступных. Может, просто из стариковского упрямства. Для меня это не имеет ровно никакого значения. Важно лишь то, сударь Фрум-Доз, что я и сам догадался, кто эта твоя…

— Она не моя… ну нисколечко, — поспешил внести ясность в этот вопрос маг.

— Наверное. Мне даже кажется, что до всей этой некрасивой истории в приятелях вы вообще никогда не ходили. Графиня Юлл! Она ведь твой прямой и, насколько мне известно, самый непримиримый конкурент. Так или нет?

Бледные губы старика выдали какую-то невероятную пляску, казавшуюся ещё более странной на застывшем, омертвевшем лице. Наконец он сумел взять себя в руки:

— Юлл… леди Змея. Поверь, она вполне заслуживает это прозвище. Да, это она…

Знал бы Фрум-Доз, кого сейчас поминал добрым словом его непростой собеседник, то-то удивился бы. Но откуда государственному мужу, всю жизнь провращавшемуся в высших сферах знать мелкого городского воришку. А ведь именно ему, безвестному и безродному Гашу мысленно говорил «спасибо» Эсхалон Гвискар по прозвищу Саламандра. Вот как аукнулась та случайная встреча при выезде из Рателеона. Это ведь он, Гаш, просто болтая языком, высказал мудрейшую мысль о возможном совпадении интересов таких разных людей.

— И?..

— Что «и»? — маг сделал вид, что недопонял.

— Не притворяйся глупцом, почтеннейший. Сейчас это как-то не к месту,  и уж точно не ко времени.

— Ты об отряде?

Эсхалон кивнул, положил ногу на ногу и крепко обхватил руками колено:

— О нём.

— Тут я вас должен разочаровать. Я ничего не знаю об этих людях. Стоп, стоп, — заторопился Фрум-Доз, заметив, как напрягся Гвискар, — не стоит горячиться. Я действительно подозревал, что к нам прицепили хвост. Потом я его обнаружил. Каким образом, думаю объяснять не нужно, вы всё равно в магических методах ничего не смыслите.

Тут Эсхалон полностью признал правоту мага. Действительно, что он может знать о волшбе?

— А предупредить? — всё-таки решил поинтересоваться он.

— О чём?! — почти натурально изумился чародей. — Кроме того, что за нами увязался некто мне и сказать-то более нечего. Я не знаю, что это за люди. Я ведь покинул Рателеон вместе с тобой, в твоём фургоне. Не припоминаешь? О-о, как же отвратительно воняли куриные испражнения! Кажется, этот запах будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Ладно, скажу откровенно — о том, что коварная графиня обязательно кого-то за мной пошлёт, я был уверен ещё до того, как переступил порог её  апартаментов. Позднее это подтвердилось. Я на всякий случай горизонт прощупывал. Ну и… нашёл. Но разве я могу знать её или их цели? Я маг, а не бог.

Вываливать перед распевшимся Фрум-Дозом, что ему и Брогу известно, кто ведёт за собой этот отряд, Саламандра посчитал совершенно излишним. Внешне он остался совершенно спокойным. И даже выразил надежду на то, что если эти таинственные господа вздумают предпринять какие-либо агрессивные действия, то чародей окажет своему проводнику активную магическую поддержку.

— Уж в это-то можешь быть совершенно уверенным, — сказал придворный волшебник, протягивая Эсхалону руку.

Преодолев себя, почтарь крепко её пожал. Маг затряс стиснутой ладошкой, зябко передёрнул плечами и, сославшись на то, что сильно продрог, свернул разговор и заспешил в каюту.

— Сударь Фрум-Доз, — окликнул сановника Саламандра, когда тот уже стоял на первой ступеньке трапа.

— Да? — терпеливо отозвался маг.

— Где вы столько времени срывали такой объёмный том?

Фрум-Доз похлопал себя по животу:

— Здесь. Неудобно до жути, но приходится терпеть.

— А что ж не использовали чары? Уменьшили бы фолиант до размеров спичечного коробка и никаких мучений.

Маг открыл рот, что б ответить, но остановил сам себя. Потом округлил губы, посмотрел в серое небо и что-то невнятно буркнув, стал спускаться вниз.

— Спасибо, что не солгали, — проговорил тихонько «простяга» Эсхалон. — Хм, значит, откровенничаем мы только тогда, когда нам это выгодно, а речь составлена заранее и многократно отрепетирована. Но стоит собеседнику уклониться чуть в сторону, — совсем не на много, на волосок, — и нить разговора безжалостно рвётся. Хм… мог бы уже, и научиться ловчее силки обходить, после стольких-то лет жизни в аспидовом обиталище.

Не добавилось у него доверия к Фрум-Дозу. И хоть версия событий, изложенная магом, удивительно чётко уложилась в рамки, очерченные Лакром, — даже про аколитов рассказал, не побоялся, — однако спиной к старцу Саламандра поворачиваться не стал бы.

— Какую же игру вы ведёте, сударь? И куда ведёте всех нас? Уж, не на заклание ли, в качестве жертвенных баранов? Добро, об этом завтра узнаем и будем готовы. А сейчас…

Гвискар положил на скамью свои нехитрые вещички, пристроил на них свою бедную, уставшую от дум голову и, вытянувшись во весь рост, надвинул на глаза шляпу.

— Можно и подремать, — позволил он самому себе, — а то, как оно всё там сложится.

Под мерное пыхтение двигателя и скрип колёс Саламандра быстро уснул, и приснилось ему всякое к теперешним его тревогам отношения не имеющее, но крайне занимательное.

 

 

Глава 14.

 

Проснулся он резко, от стойкого ощущения присутствия рядом кого-то постороннего. Притворяться спящим было бы не умно — дёрнулся и сам себя выдал. Пришлось подниматься, но страсть как не желалось. Саламандра с хрустом подвигал шеей, одновременно осматриваясь — никого. Но ощущение, что он на палубе не один никуда не ушло.

— Ладно, Исс, — ворчливо бросил он в пустоту, — объявляйся уже. Что за детские игры, в самом деле?

Мадемуазель материализовалась совсем рядом, — руку протяни.

— Ох, ты ж… — не сразу нашёлся Саламандра. — Как-нибудь поймаю и удушу.

Угроза вышла слабенькой, но ведь как-то нужно было отомстить полутени за грубо прерванный сон.

— Ага, боялась я тебя! — хихикнула дамочка, мужского бесплодного гнева ничуточки не устрашась. — Лучше, плащ презентуй, холодно же.

— А? — не очень толково спросил её Саламандра.

— Холодно, говорю, в неглиже, на ветру.

— А-а-а… — до заглядевшегося на чудо природы рателеонца дошла суть просьбы мадемуазель. — Хотя и жаль самому от себя такую красоту укрывать.

— Меньше надо ночами по чужим бабам шастать, — огрызнулась секретарь вампирского посольства, — тогда и рассмотрел бы всё куда лучше. Красоту, я имею в виду. А может, и не только бы рассмотрел… Короче, сам во всём виноват… как всегда, — объявила Исс, плотно запахиваясь в длинный, нагретый человеческим теплом плащ.

— Учуяла, стало быть, — усмехнулся Эсхалон. — Я так и предполагал. Не надо в меня глазищами молнии пущать. Не заслужил я суровости такой. Ни в этот раз. Мы с тобой даже не любовники.

— Я и говорю, — Исс подобрала босые ноги, — сам виноват.

— Ой-ой-ой, скажите, пожалуйста, какие мы обидчивые! Можно подумать, что ты тут в одиночестве изнывала.

— А что если всё так и было?

— Только врать мне сейчас не надо. Мне этого и от тебя, — не делай невинной физии, всё знаю, — и от Фрум-Доза хватило, во как! — и он провёл рукой повыше своей шляпы. — Я ж Бронга видел. Он довольный, как… как кот, аж весь расплывается.

— Ну да, — ничуть не смутилась полутень, которую подобные пустяки никогда не волновали, — довольный и сытый, смею уверить. Я ж ни какая-то там цаца из занюханного Тремза, в этом сладком деле халтурить не люблю.

— Что сразу цаца, цаца? Нормальная женщина… красивая… Чего дерёшься-то? — удивился Гвискар, получив по рёбрам острым дамским локотком. — Больно ведь, — тут же пожаловался он, но сочувствия не сыскал.

— Так тебе и надо, грубияну и изменщику.

— Э-э?.. — как-то не сразу понял Эсхалон.

— И вообще, отвлёк ты меня пустыми разговорами, а я к тебе пришла, между прочим, по важному делу.

— Ага, — глупо гыгыкнул труднообучаемый Гвискар, — и потому —  в виде тумана… Знаю, знаю, что это не туман!.. Чтобы, значит, во всей природной красоте. Да? Безусловно, это сразу настраивает на деловой лад. А грудь у тебя — обалдеть! Ну, хватит драться-то…

— Только грудь?..

— И остальное тоже выше всяких похвал. Так, о каком деле ты хотела со мной поговорить? Выкладывай быстрее, пока у меня мозг окончательно не отключился.

Исс пихнула почтаря последний раз и вдруг извинилась.

— За что? — почему-то насторожился Саламандра.

— За тот наш разговор. Я была… Ну, не совсем права, что…

— …что наврала мне с три короба, — закончил за неё Гвискар. — Ты это хотела сказать? Извинения приняты. Но не страдай ты снобизмом и высокомерием, я бы, не потерял столько времени, выясняя, что к чему.

— Но ведь всё равно, выяснил же…

Её положительно невозможно было смутить. Во всяком случае, у Эсхалона это никак не выходило. Саламандра вздохнул почти горестно и придал своему лицу выражение терпеливого, почти стоического ожидания.

— Ты ведь разговаривал с нашим таинственным дедулей? — как бы, между прочим, спросила Исс. — Можешь не отвечать. Я и сама знаю, что разговаривал.

— Подслушивала, — усмехнулся Гвискар, — как тогда в развалинах.

— Догадался.

— Не сразу. Тебя Бронг учуял, только никак понять не мог чем или кем пахнет.

Исс позволила себе улыбнуться, глядя куда-то в сторону.

— В этот раз — нет. Просто оставила дверь своей каюты приоткрытой и видела, как наш мутный прохиндей воровски выбрался из норки и отправился на палубу. Не сложно было догадаться для каких таких целей. В свои ряды вербовал?

Её собеседник качнул головой, да, мол, был тут чародей, развешивал тенёта по углам, чего-то вынюхивал.

Исс прикусила губку, размышляя.

— Ты ему не доверяешь — это видно. Похоже, его такое положение начинает тревожить.

И с этим утверждением Эсхалон выразил своё согласие.

— Я бы тоже нервничал, идя на такое непростое дело с голым неприкрытым задом… э-э… образно выражаясь.

— Но… — мадемуазель, не отвлекаясь продолжила свою мысль, — есть ли у тебя факты… Не выводы, пусть и непоколебимо логические. А твёрдые неоспоримые факты, способные хоть в чём-то, хоть как-то уличить старого интригана.

Что на это мог ответить Саламандра. Только руками развести, почти беспомощно. Был отчёт детектива, при помощи которого он, как ему начало казаться, мог загнать в угол Фрум-Доза. Но тот, начав беседу, даже не дал повода Эсхалону заподозрить себя.

— Представляешь, — поделился Гвискар с Исс, — так гладко всё излагал, будто сам этот отчёт и составлял.

Секретарша в глубокой задумчивости опустила голову.

— Одно ясно, — тихо, без выражения заговорила она, — кто-то совершил чудовищную ошибку, связавшись с демонами, а нам выпало разгребать. И что будем делать?

— Для начала — держать ухо востро.

— Это общее, пустое выражение, вряд ли способное улучшить ситуацию.

— Тогда остаётся только одно…

— Да?..

— Нам, ничего не смыслящим в демонологии, придётся докопаться до сути всего происходящего.

На Исс эти слова никакого воздействия не оказали. Казалось, она опустила руки.

— Йёй, демон, точнее архидемон ростовщичества и жадности. Во всяком случае, я решил считать его таковым.

Исс по-прежнему не реагировала.

— Расскажи-ка мне, если только ты знаешь, конечно… Расскажи-ка только без утайки, какой договор заключили твои предки с этим инфернальным хитрованом и как им удалось безнаказанно его не исполнить?

— О-ох, — со страшной внутренней болью простонала полутень. — Зачем тебе это?

— Зачем? А ты не догадываешься? — Саламандра начал злиться. — Ведь это вы, полутени, не выполнив взятых перед Йёйем обязательств, — в отличие от тахи, — оставили для этого ублюдка и проныры лазейку в наш мир!

Исс закрыла лицо руками и чужим надтреснутым голосом сказала:

— Я так надеялась, что об этом ты ничего не узнаешь.

— Как видишь, узнал. Я нашёл книгу, но в ней по этой проблематике… Благое Небо, как я заговорил?! Ни дать ни взять яйцеголовый ботаник!  Так вот этот очень для нас важный вопрос, там лишь слегка затронут. Несколько общих фраз и никакой конкретики.

— Разве она так уж важна — конкретика, спустя половину тысячелетия?

— Не запамятовала?.. Нам предстоит иметь дело с архидемоном. Заметь, крайне разозлённым архидемоном. Я, уж, на что пацифистски настроенный дяденька, и то наверняка писал бы кипятком, если бы мне по чьей-то вине пришлось искать ключ от собственной темницы. Ведь насколько мне теперь известно, к облапошенным смертными демонам, собратья уважения не испытывают и особо с ними не церемонятся мягко говоря.

Исс тихонько всхлипнула. Это поразило Эсхалона гораздо больше, чем появление в его квартире раздвоенного короля Антора.

— Я хотела её найти… книгу, имею в виду. А нашёл ты… Какой злой бывает усмешка у судьбы, не находишь? Я ведь этот фолиант полностью осилила ещё в годы моего студенчества. И даже экзамен сдавала по одной из его частей. Но ты меня раскусил, — я далеко не специалист в вопросах истории магии. Я ведь изучала юриспруденцию.  Училась на адвоката…

— Понятно, почему у тебя столь ловко получается пудрить людям мозги.

Мадемуазель не приняла шуточный тон.

— История магии шла у нас предметом вспомогательным. Так что…

— Так что ты такой же неуч как некий человек эскорта, которому не привелось и гимназию окончить. Это я понял. Не понял: на кой она тебе сдалась?

— Там, в главе под названием «Пещерные: кто они боги или демоны?» есть сноска на первоисточник, некую скрижаль с указанием её расположения. Ну, теперь понял?

— Не особо. У нас, знаешь ли, по пути, теперешнему — речному, ни единой избы-читальни нету, чтобы там, в тиши научным изысканиям предаться. Это я тебе как библиофил говорю.

Мадемуазель Исс собрала в кулачок всё своё терпение и пояснила неучу, что приблизительное месторасположение скрижали она и так знала.

— Остров, на который мы сейчас идём. Но остров-то велик, где на нём искать? В храме? В пещере?.. А может так быть, что и вовсе в подтопляемом гроте, — и вдруг с мольбой зачастила: — Эсхалончик, миленький, если ты сумел книжку в Тремзе отыскать, то скажи, что у тебя хватило ума взять её с собой. Скажи, скажи, что ты её выменял, купил, украл! Какая разница?!. Только пусть она будет с тобой. Без неё мне ту скрижаль ни за что не отыскать, а Фрум-Доз свою игру ведёт и мне, а значит — нам, в этом деле точно помогать не станет.

Эсхалон усом дёрнул, ещё дамочке не доверяя, но медленно к тому склоняясь, и полез в дорожную суму, куда ранее том засунул, чтоб голове удобнее возлежать было.

— Знаешь, сколько я за неё отвалил? — спросил он, протягивая фолиант, секретарю посольства.

— Уверяю тебя, — тут же вцепилась в него Исс, — наши жизни куда дороже.

Искомая глава оказалась, чуть ли не в середине книги. Сам Гвискар её ни за что бы, ни отыскал. Исс справилась с этой неподъёмной для него задачей в считанные мгновения.

— Не то… не то… приговаривала она, пробегая глазами страницы. — Опять не то. Всё-таки подзабыла… Ага, вот оно!.. Хвала Благому Небу! Скрижаль находится в храме. Ой, не скрижаль…

— Что-то случилось? — внутренне напрягся Эсхалон.

Мадемуазель посмотрела на него с тоской в потухшем взоре.

— Подвела меня память. Мне почему-то казалось, да я была просто в этом уверена, что в книге точно указано место, а в ней лишь ориентир для поиска.

— Что за ориентир? — открытие нельзя было отнести к числу приятных, но упрямый рателеонец пока сдаваться не собирался.

— Статуя под куполом ведает… Тут так и написано. Дескать, Неподвластный Скверне Бод держит истину в деснице своей.

— Ну и хорошо, — отпустило почтаря. — В островных дебрях блуждать никому не придётся, поскольку этот самый Бод, кем бы он ни был, знает то, чего не знаем мы. Заявимся к нему и спросим. Кстати, я так толком и не врубился, что именно ты собираешься вытрясти из какой-то там замшелой наскальной росписи?

— Всего лишь способ победить архидемона, — буднично ответила Исс. — Его сохранили для потомков мои предки… так, на всякий случай, вдруг внучатам сгодится.

И на какое-то время Эсхалон Саламандра забыл, что живому человеку требуется дышать хотя бы изредка.

— О-о-оф… И только-то?..

— Да, но внуки оказались беспечными и пустоголовыми.

— Это уж как водится, — Гвискар вскочил на ноги и забегал по палубе. Виной всему были резонные опасения Фрум-Доза, что сам-то храм, вполне возможно, уничтожен до фундамента. — А что если маг окажется прав в своих пессимистических прогнозах?

— Тогда нам кирдык, без вариантов.

— Или стены, проклятущие стоят надежду суля, а нужный нам статуй…

— Статуя, — поправила Исс. — Скульптура…

— Каменный болван, — легко пошёл на мировую Саламандра, — сокрушён молотами враждебной монашествующей братии? Стоп, отставить панику! Там ведь сказано, что истину держит в лапах своих этот… как его, беса?

— Неподвластный Скверне Бод, а не бес.

— С мысли не сбивай. Ага Бод… Так может нам по указке статуи (видишь, могу и культурно выражаться) ещё предстоит гробницу искать. Тоже радость не из великих. Бод-то этот самый, наверняка помер уже, тебя, умницу, не дождавшись. Помер или нет?

— Помер, помер лет восемьсот как… Он был основателем культа  Лучезарности, противопоставленного Пещерным богам. Потому и место такое выбрано. Там раньше капище нечестивое находилось. В знак одоления Скверны Бод и повелел на острове возвести свою резиденцию, читай, — храм.  Только никаких древних гробниц искать и уж тем более вскрывать нам не нужно. Её просто не существует, и не существовало никогда. Не округляй глаза… Почувствовав приближение смерти Святой Бод велел прислужникам наполнить мраморную ванну кислотой и добровольно сошёл в неё, распевая религиозные гимны во славу вечной жизни. Как там в книге?.. «Растворяя бренное и грешное тело своё в великой очищающей Пустоте, и освобождая девственно-чистый дух для полного воссоединения с создателями мира сего». Кажется, что-то в этом роде? За точность изложенного не поручусь.

— Ванна с кислотой? — недоверчиво спросил Саламандра.

— Ага. Великой веры был муж.

— Добровольно?

— В яблочко. Про распевание гимнов тоже спросишь?

— Н-нет, пожалуй. Ф-фу, хорошо, что я атеист. И что у нас имеется?.. Могилы нет. Сохранность изваяния под вопросом. Что ещё можешь приятного сообщить? Ты радуй, не стесняйся. Ляпни чего-нибудь от широты душевной и глубины познаний.

— Статуя Бода никакой истины в деснице не держит, — сказала Исс, отрешённо глядя в Великое Никуда.

Озвучить свой вопрос рателеонский предприниматель, волей Провидения влезший в испражнения политической клоаки, почему-то не сумел. Что-то в зобу у него дыханье спёрло, и ехать на распроклятый остров решительно расхотелось.

Сердобольная мадемуазель, видя его смятение, ткнула пальцем в большую, во всю страницу, иллюстрацию:

— Видишь? Это и есть Бод… Ну, его каменный болван, выражаясь твоим языком. И тут я склонна с тобой согласиться. По всему видно, что скульптор, ваявший эту поделку ни мастерством, ни добросовестностью не отличался. А может и сам Бод при жизни был таким страшненьким. Не знаю. Но вот он сидит, красавец, коим впору детей пугать, чтобы по ночам конфеты из шкафа не воровали, мрачный, как голодный стервятник. И что ты у него в руке видишь?

— Свиток, — буркнул Гвискар. — Большой. Раскатанный до самого постамента. Исписанный какой-то галиматьёй. Постой… может в нём-то и есть это самое указание, откровение или…

— …или бред сивой кобылы, красиво запечатлённый в камне на вечные времена и на радость любителям искусства, — закончила за него секретарь. — Надо же, десятки, если не сотни умнейших людей королевства ломали головы над этой чепухой многие годы, а сударь Саламандра, только глянувши, сразу всё понял. Вы гений, господин Эсхалон, гордость всего Рателеона и спаситель династии. В свитке ничего нет! — не сдержавшись, вскричала Исс. — Это просто набор символов взятых из разных языков! Они ровным счётом ничего не значат. Ни-че-го!..

Тягостная тишина повисла вокруг. Она ватной, удушающей подушкой накрыла двух собеседников и всего урчащего «Солнечного зайца», казалось, что даже колёса прекратили свой скрип и шлёпанье по воде. Мир перестал звучать, а может это Эсхалон оглох.  Почтарь действительно на какое-то время перестал слышать и мыслить. Тишина вокруг была родной сестрой пустоты в его голове. Не одной мысли… вообще ни единой.

— Я всё равно должна увидеть эту статую, — дошёл до Гвискара женский голос из невообразимо далёкого далека. — Ты меня слышишь?

— А?.. Что? Слышу. Слышу, конечно… Увидеть статую — это хорошо, это, безусловно здорово и очень познавательно, только у Фрум-Доза на твой счёт, какие-то личные виды. Помнишь, как он расцвёл, когда ему посчастливилось заполучить тебя в свою народную дружину? Мне даже померещилось — ещё чуть и он повлечёт тебя в мэрию, подписывать брачное обязательство.

— Помню, ещё бы не помнить. Убью Анкмора за эту «услугу»! Благим Небом клянусь — выживу, вернусь в Рателеон и зверски прикончу! И тебя убью за длинный язык, но… чуть позже.

Это её решение, в первой его части, Саламандра горячо поддержал, припомнив, как невежливо с ним лично обошёлся господин посол.

— Если сама не справишься — зови меня. Буду участвовать самым активным образом, чтобы заглушить душевную боль от полученной шишки и вымолить прощение за свои дурные манеры. Только для этого нам предстоит выбраться из передряги… если ты не возражаешь. И прежде всего, избавить тебя от непонятных мне домогательств завравшегося старикашки.

— «Непонятных домогательств?» «Завравшегося»… лучше будет звучать: «Развратного старикашки». Какие пылкие слова! Уж не ревнуете ли вы, сударь Гвискар?

— Пока нет…

— Правдоруб, бестолковый. Хоть бы ради приличия соврал.

— … но жизнь твою спасти уже желаю.

— Что является неоспоримым прогрессом в наших непростых отношениях.

— Даже сейчас без шпилек обойтись не можешь. Ладно, коли, чёрт с тобой, главное, меня слушай.

И Саламандра поведал Исс о планах придворного мага.

— К сожалению, в этом он вряд ли нас обманывает, — Исс была серьёзна, как никогда. — Так что у нас проблема. Я, конечно, обладаю кое-какими способностями, но находиться в двух местах одновременно мне не под силу.

Саламандра присел рядом с ней на самый краешек скамьи.

— Пфу-пфу-пфу, — зафыркал он, приводя мысли в относительный порядок. — Тебе не придётся делать ничего такого. В этом можешь быть уверена.

— Уверена? О какой уверенности в нашем положении вообще может идти речь? — Госпожа секретарь вскинулась и, видимо в порыве одолевавших её тревог и волнений, позволила непослушному плащу соскользнуть с её плеч. — Ой.

— Просил же слушать не перебивая, а сейчас увлекусь созерцанием прекрасного и забуду о чём хотел сказать.

— Бука! — надула губки полутень.

— Мадемуазель, ваши выкрутасы, ну совершенно не ко времени.

Менторский тон только рассмешил Исс, и это разрядило обстановку.

— Фрум-Доз проболтался, — гораздо свободнее заговорил рателеонец, — что пройти через всякого рода магические сюрпризы можешь ты и оборотень. Не знаю, почему он так уверен, что первой должна быть полутень, но я с этим категорически не согласен. Этим займётся Бронг. Думаю, ты уже догадалась — наш котейка далеко не прост. Он, доложу я тебе, не просто силён и свиреп, когда дело принимает скверный оборот, он реально крут. И задумай дворцовый интриган, какую пакость против нашего дружного коллектива, пума очень даже способен устроить ему неприятный нежданчик. Плащик накинь — сыро. Так что вот так: разыщем этот чёртов храм, и каждый сыграет свою роль. Всё ясно?

— Два вопроса.

— Задавай… Только быстрее, я что-то проголодался.

— Первый: где собираешься коротать сегодняшнюю ночь?

— Скорее всего, здесь — на палубе, под небушком или на  берегу у костерка. Не куксись. Чародей считает, что между всеми нами чёрная кошка пробежала из-за моей дурацкой выходки. Пусть он и дальше пребывает в этой уверенности. Если всё пройдёт гладко — на обратном пути наверстаем упущенное.

— Обещаешь?

— Это и есть второй вопрос?

— Вот ведь формалист! Второй вопрос таков: почему Саламандра?

Гвискар долго-долго не отвечал. Смотрел на Исс и не видел её. Потом поправил на её плечах плащ и сказал:

— Иди в каюту. Здесь промозгло. Оденешься, сделай одолжение, верни плащ. Хорошо? — и положил палец на губы собравшейся заговорить полутени. — Потом, потом… расскажу, как-нибудь. Верь. А сейчас иди, хочу побыть один. Есть о чём поразмыслить. К примеру: что делать будем, если вдруг незнакомый нам дядька Бод нас подведёт?

— Я уверена, у тебя в рукаве сыщется пара краплёных карт.

Облачком истаяла разочарованная мадемуазель, а Саламандра, подойдя к фальшборту, застыл, скрестив на груди руки и низко наклонив голову. Стоял он так, довольно долго не обращая внимания на не унимающийся дождь и усилившуюся качку. Ветер крепчал, спущенный с поводка владычицей Осенью. С капитанского мостика Бубо внимательно наблюдал за приятелем и уже начал слегка беспокоиться всё ли в порядке? Не собирается ли непредсказуемый Эсхалон свести счёты с жизнью, скажем из-за соперничества с более удачливым Бронгом? Но Гвискар его огорчил — за борт не бросился, лишив капитана возможности совершить героическое деяние по его спасению. Вместо этого почтарь стал пялиться на охотящегося языкатого шестовика, будто ни разу в жизни эту речную животину не видел.

Шляпа, наивернейший признак любого настроения Гвискара, переехала с его лба на затылок. Он очнулся от тяжёлых воспоминаний и снова стал самим собой. А вывела его из ступора выступающая из воды коряга с высоко торчащей палкой, похожей на длинный кривоватый шест. Впрочем, вид её мог обмануть разве что бестолковую птаху, вроде перепончатокрылого зуборыла. Как раз такой, перелетая от нечего делать с одного берега Гранда на другой, решил с комфортом передохнуть, присев на вовремя подвернувшуюся деревяшку.

— Не вздумай сесть, дурашка… Н-ну. Я же предупреждал…

Как только когтистые лапы очень не симпатичного пучка перьев коснулись невесть откуда взявшегося насеста, из воды выметнулся длинный, узкий в отвратительных извивающихся наростах язык, обвился вокруг заполошно заоравшего зуборыла и увлёк его в речную пучину. «Шест» тут же утратил упругость и безвольно шлёпнулся в воду: языкатый шестовик закончил свою охоту и, показав на прощание облепленный паразитами бок, скрылся в глубине.

— М-да, — изрёк пассажир «Солнечного зайца», — один уродец слопал другого уродца. Такова жестокая правда жизни, многое является совсем не тем, чем кажется издалека. Что это со мной, в самом деле? Неужто, я становлюсь философом? Наверное, старею… или мудростью от Фломинота заразился? Так я вроде к нему настолько близко не подходил? Так, послушал кое-чего полезного… возможно. А перекусить, всё-таки не помешает.

Завтрак, обед, а, возможно, одновременно и ужин доставил проголодавшемуся рателеонцу истинное удовольствие. Давненько не едал в блаженной тишине и одиночестве, когда никто с расспросами не пристаёт и в рот не заглядывает. Только об этом подумал — р-раз, нежданное явление Бубо подпортило окончание трапезы.

— У вас, что сегодня, паломничество к святым мощам Эсхалона Саламандры? — ворчливо осведомился Гвискар. — Так вы хотя бы дождались, когда помру. Кормило кому доверил, а то не доплывём?

— Томгой вызвался. Он совладает.

Помолчали.

— Ты места, куда идём, хорошо знаешь? — Саламандра дожевал последний кусок хлеба.

Бубо, как-то неровно с покряхтыванием вздохнул.

— Должен бы… двадцать миль от родного дома, это ж считай, рукой подать. Но — нет, не знаю.

Удивлению Саламандры предела не было.

— Как так?

— А их вообще вряд ли кто знает. Торговые корабли обходят эти клятые острова по бо-ольшой дуге, поскольку капитаны в опасении. А военный флот, считай с самого окончания войны, в этих водах не появлялся.

— Чего опасаются?

— Знаешь, я как-то не проверял, — вспылил Бубо. — Мне моя голова дороже праздного любопытства. Годов может с десяток тому, — заговорил он после очередного молчания, — потащили меня речные черти в эти края на рыбалку. С деньгами и жратвой, что-то совсем туго было. Неурожай, падёж скота — всё в одно. А тут лазурный боброхвост водится. Сам знаешь, сколько ратов городские толстосумы готовы за него отвалить. То-то… Дай, думаю сгоняю к островам. Место ведь тихое, вдруг повезёт? И ведь свезло!… Везде он, зараза, большая редкость, а здесь на простую удочку выловить можно, коли силёнок достанет его из воды извлечь. Я уж двоих сумел добыть и с третьим боролся, глядь, торговец идёт один, за ним другой. По бортам пушки — остерегись пират! — Бубо снова замолчал.

— И что дальше? — с нетерпением спросил заинтересовавшийся Эсхалон.

— А?.. — вышел из задумчивости Бубо. — А ничего, — вдруг заговорил он зло. — Потопли он в одночасье.

— Как?.. как потопли?

-Как все корабли тонут. Шли, шли и давай пузыри пущать, будто им кто дно пробил оттуда… из глубины.

— Монстр речной? — предположил Саламандра.

— Говорю же, не знаю. Только с тех самых пор я здесь больше и не был. Сколько душ на моих глазах зараз сгинуло? Боюсь я. Единственное знаю — берега в этих местах скалистые и обрывистые, так что причаливать не будем. На воде ночь проведём. Сподобит Благое Небо — выживем.

Бубо развернулся, и совсем уж было собрался уйти, до Гвискар его остановил:

— Если боишься, зачем с нами пошёл? Сидел бы дома, чаёк попивал, домочадцами командовал.

Фермер обернулся, глянул на приятеля из-под косматой брови.

— Надоело… бабами командовать. А может… может бояться надоело. Да и некому больше идти, разве не так?

Причалить к самому берегу не удалось. Бросили якорь в кабельтове и как-то подозрительно быстро угомонились. Даже беспокойный кадавр, будто проникся мрачной необычностью момента и почти не безобразничал.

Уже в темноте кромешной к Эсхалону выбрался замученный неугомонным призраком Бронг. Как он сказал, глотнуть свежего воздуха и проветрить остатки мозга, ту незначительную его часть, что оборотню удалось сохранить после целого дня проведённого в компании сильно пьющего царственного привидения.

— Он меня совсем извёл, — пожаловался Бронг. — И, между прочим, тоже пообещал меня казнить, как только обретёт прежнее тело и ум. Хвала Благому Небу, Фрум-Доз меня  в очередной раз уверил, что этот хулиган ничего помнить не будет. Хоть какое-то утешение.

— Так же как и меня повесить грозился?

— Не-а. Колесовать. Ради такого случая пообещался издать специальный указ, возрождающий этот незаслуженно забытый вид наказания.

— О, как его корёжит. А за что, собственно, его величество так на тебя взъелся?

— За недогадливость, — промурлыкал оборотень. — По его словам, именно я виноват, что на корабле нет  ни капли спиртного. Он-де, когда ещё в принцах-наследниках числился, книжку про морских пиратов осилил. Так в этом труде буквально на каждой странице пропагандировалось повальное пьянство. Изловить бы этого писаку и утопить в гальюне, чтоб неповадно было детишкам про всякие мерзости рассказывать!

— Может ты и прав? — Гвискар вздохнул. — Что-то не хочется мне такого монарха на трон возвращать, да деваться некуда. Ты хоть послал, куда подальше нашего бестолкового венценосца?

— А как же?! От всей моей мохнатой души отправил его — на ху… тор бабочек ловить! Два раза! Веришь, нет, но мне  здорово полегчало. Всё-таки послать надоевшего короля, глядя ему в глаза… В этом безусловно что-то есть.

Они ещё немного поговорили о планах на такое близкое завтра и расстались. Бронг, понурив башку, отправился в каюту, которую теперь люто ненавидел и считал едва ли не собственной темницей, а Эсхалон остался на своём неудобном лежаке под навесом. Хорошо, хоть дождь  прекратился.

 

 

Глава 15.

 

Нужный остров нашли ещё до полудня. Добрались через чих-пых — двигатель стал сбоить, — до двух, покрытых тёмным хвойным лесом, скалистых близнецов, выступающих из волн в каких-то четырёх морских милях друг от дружки и ну их до камушка разглядывать в капитанскую подзорную трубу. Со всем тщанием обозревали и молили Благое Небо, чтобы не пришлось им, бедолагам, до третьего острова ещё пятнадцать миль на гребные колёса наматывать.  К этому моменту все были на взводе и старались держаться подальше от сотоварищей, порядком поднадоевших и вызывающих сильное желание вцепиться в глотку по любому поводу, а то и без оного. Напряжение на борту «Солнечного зайца» стало почти видимым и осязаемым. Его, наверное, уже можно было резать ножом.

В этой нервозной обстановке вольготно себя чувствовал только начавший интенсивно синеть кадавр. Остальных членов экипажа эта его беззаботная весёлость отчего-то не радовала. Более того, Исс, не убоявшись прослыть паникёршей, заявила всем окружавшим её мужчинам и одному привидению, что она ни за какие леденцы больше не останется наедине с этим… телом. Кадавар шало оскалившись, клацнул зубами на манер расшалившегося вервольфа. И Саламандре стало ясно, что их время на исходе.

Вот тут, к всеобщей радости, глазастый оборотень и углядел его — полуобвалившийся и заросший длинными ползучими растениями — грот.

— Бубо! — прикрикнул повеселевший Гвискар. — Спускай шлюпку на воду. Идём спасать его величество!

— Да здравствует король, — как-то вяло без обязательного патриотичного жара откликнулся Фрум-Доз, после спокойно проведённой ночи почему-то похожий на сморщенный овощ.

Однако стремительно с дедком  радикальные перемены происходят. С чего бы так? Эсхалон зарубку сделал (которую, уже и не счесть) и ступил в шлюпку.

Уже, общими с Бронгом усилиями, вытащив судёнышко на узкую береговую полоску, он помахал рукой Бубо. Фермер с чумазыми от копоти сыновьями остался на борту «Солнечного зайца». Лица у всех троих доморощенных механиков были озабоченными; с двигателем творилось неладное. Оно, конечно, если вдуматься, особо беспокоиться не о чем. В крайнем не весёлом случае до дому можно и самосплавом доплыть, ну ровно, как большое бревно, только с рулём на корме. Однако Бубо это не радовало — ожили в нём воспоминания о былом и стали грызть без всякой жалости. Не хотелось ему, ох как же не хотелось, чтобы сыновья его, да и вся команда разделили печальную участь сгинувших в этих водах матросов. Оглядел он в тревоге водную ширь, к облегчению своему, ничего подозрительного не заметил, но краткую молитву Благому Небу вознести не запамятовал и уж после этого дал отмашку сыновья спускаться в машинное отделение, чинить закапризничавший движок. Может, задержись он на палубе чуть дольше и углядел бы Бубо что любопытное, да не судьба.

А случилось промеж покинутых островов на Гранде-реке вот что… Только трое добрых молодцев начали шаманить над адским своим изобретением как воды речные без всплеска явили солнцу десятка три странного вида голов посаженных на хорошо развитые плечи. Лица существ, в причудливой гармонии сочетали в себе черты людей, земноводных и… рыб. Над головами этими возвышались древки копий увенчанных узкими умопомрачительной остроты лезвиями.

Да-а, разгляди их Бубо, где бы пришлось искать его душевное равновесие? Головы эти защищённые вычурными костяными шлемами принадлежали и мужчинам и женщинам, это если по лицам судить не предвзято. Настроены были и те и другие довольно воинственно. Если б было кому кроме птиц подслушать их негромкий, но эмоциональный разговор, то и языка их не зная, он бы понял, что обсуждается план нападения на непрошеных гостей. И размолвка у них вышла по пустяковому вопросу: с кого начать? Одна часть отличавшаяся пониманием военной тактики и не чуждая стратегического мышления убедительно доказывала, что начинать надо с нападения вот на это… которое с трубой и колёсами. Там и людей всего-то трое, к тому же они ни о чём не догадываются. Вырезать их не составит ни малейшего труда — это как загарпунить снулого карпа. Посудину уродливую можно отдать на утопление спрутоглаву. Ему это в удовольствие, да и когда ещё такой случай представится. Что-то в последнее время… два?.. три года назад?.. Какое там — все семь!!. Никто сюда не заплывал. Понятно, что сами отвадили спокойной жизни для, но ведь служебное животное навыки теряет. И аргумент наиглавнейший: после уничтожения корабля, куда денутся те, что сошли на берег? Ясно, что никуда. Там всех скопом и порешим.

Половина другая, настроена была ничуть не более миролюбиво, но чтила субординацию и требовала обождать, покуда не присоединится к ним сам Непромокаемый Гху. За ним, кстати, уже послано. Упоминание имени Непромокаемого, кое-кого из молодых заставило поморщиться, словно от салата из протухших ракушек, но лезть голым пузом на острогу никто не решился. Защитная чешуя на брюхе ещё не достаточно окрепла, против такого авторитетного тахи выступать.

Вот они и обозначились — тахи! Это они таинственные и скрытные приплыли «Солнечным зайцем» любоваться.

Любоваться?! Ой, ли…

Чуть в стороне от неуёмно галдящей молодёжи появилась ещё одна голова. Была она куда как крупна, изрядно носата и вообще, вида малоприятного. Вся эта кочка до самого шлема была покрыта какими-то длинными бурыми водорослями и шевелящимися полипами с большими вкраплениями чего-то омерзительно студенистого. Мальки, судачившие о свершении великого деяния без дозволения старших, тут же умолкли. Гху глянул на них не ласково, отрывисто клокотнул горлом — ругаясь по-своему и отправил главных бузотёров на Храмовый остров, по которому им, людям воды, предстояла длинная и утомительная пешая прогулка. Впрочем, и не бузотёров, бессердечный Гху отправил туда же. За «Солнечным зайцем» он оставил следить ошивавшегося неподалёку спрутоглава, сообразительную и скользкую речную зверушку с двенадцатью щупальцами и парой бивней выдающейся величины и завидной крепости. Спрутоглав, от радости, что про него не забыли, мелко-мелко завибрировал всем своим стофутовым телом. Гху торопливо поднёс длинный палец к толстым лиловым губам, мол, тише, тише, хороший, вдруг недруги услышат. Рановато их ещё оповещать. И пугать, тоже — рановато.

Бубо в тесноте машинного отделения только что уронивший на ногу разводной ключ, весь так и напрягся, даже дышать перестал. Через несколько томительно-тягучих секунд он позволил себе расслабиться: видимо, просто что-то послышалось? И уж после высказал всё, что думает о тяжёлой железяке, её маме, папе и о собственных неухватистых руках. Ноге, кажись, помогло.

Гху ласково похлопал любимца по плоской шишковатой башке и, легко рассекая волны, поплыл к берегу. Занимательной, неоднозначной личностью был этот самый Гху. Прежде всего, от рождения самого, был он патриархами причислен к колдовскому ковену, но и ратного дела не чурался едва ли не с младых ногтей. И всегда он был готов положить жизнь и свою и чужую за народ тахи. К тому же, судьба его повернулась так, что пришлось Гху стать Хранителем Памяти народа своего, и потому он был обязан узнать кто эти сухопутные двуногие, после многих лет полного забвения, вспомнившие про храм Лучезарности и… только ли про него?

«Вдруг им нужно капище? — колола мысль колдуна-тахи. — В таком особо мерзком случае их нельзя убивать прежде, не расспросив: а не явятся ли следом за ними другие любопытствующие?»

Слишком много пришлось перенести народу тахи, чтобы его Хранитель Памяти мог позволить себе быть беспечным. Пятьсот лет забвения! Неужели этого мало, чтобы навсегда… НАВСЕГДА!!! Избавиться от проклятья демона по имени ЙёЙ!

«Армию» свою он нагнал, когда пришельцы были уже в зоне прямой видимости и тут же надавал увесистых подзатыльников тем, кто, по его мнению, был недостаточно скрытен и излишне шумен. Молодёжь наставления снесла терпеливо, но кое-кто гребешки колючие всё же встопорщил. Вояки! Колючки на хвостах ещё не отросли, опыта — чуть, а ершистости на дивизию ветеранов с избытком хватит. Ладно, пусть их, шеперятся, лишь головы свои горячие пригнули и не высовывались раньше времени. Гху прищурился, внимательно присматриваясь, оценивая, взвешивая. Ему сразу стало ясно — пути верного, относительно прямого чужаки не знают. Идут по наитию, петляют. Это понятно — никакой удобопроходимой тропы от побережья здесь уже, сколько лет нет. Что и было, давно быльём поросло. Но направление они выдерживают верное, будто у кого-то из них компас в голове. И это их упрямое следование к заброшенному храму подтвердило пусть и неясные, но далеко не розовые предположения Хранителя Памяти.

Плохо! Не случайные они заброды, охотники за кладами и артефактами.

А уж состав-то, каков! Гху только диву давался. Оборотень! Раньше, подобных ему мудрому тахи  видеть не доводилось, но искра магическая, однозначно позволяла прочувствовать эту сложную натуру. От старикашки, что усиленно и довольно успешно маскировался под огородное пугало (одни штаны до самых подмышек чего стоят!) так и несло магией. Уж собрата по ремеслу, Гху, в любом наряде мог распознать с завязанными глазами. Усатый длинноволосый дылда с ружьём, тот просто человек. Хотя, что-то царапнуло намётанный глаз старого тахи… нет-нет, просто показалось. Человек как человек, молодой, сильный, никому, кроме себя не доверяющий, наверняка опытный, стреляный. Держится свободно, едва ли не расхлябано, а взгляд из-под шляпы цепкий, будто всю округу под прицелом держит. В Большую войну дома на печке не отлёживался. Матёрый. Гху решил считать его опасным.

При этом сброде баба… И тут хладнокровного по самой своей природе Гху ёкнуло сердце. Потом замерло, ухнуло в пустоту, вылетело из неё под самое горло и так застучало, что тахи перепугался, как бы сухопутные не услышали. Баба-то — полутень!! Свет померк в изумрудных очах речного обитателя. А затем в них полыхнуло пламя самой чистой, не знающей прощения ненависти. Как ему удалось сдержать себя и не выкрикнуть, не выплеснуть из себя клич: «Режь их! Никого в живых не оставлять!», наверное знает лишь Глубина Прародительница. Только не выкрикнул, смолчал. Собственной стальной пятернёй сдавил своё горло и даже хрипа наружу не выпустил.

Полутень. Вот, значит, как. Стало быть, та давняя история может завершиться сегодня. И никаких тебе предзнаменований, видений, вещих снов. Этим обстоятельством, кстати, Гху был сильно и неприятно удивлён. Неладное, что-то деется в магических эмпириях. Ну да ладно, не о том сейчас речь. Значит, всё будет тривиально, бытово. И никто из тахи оказался не готов к такому обороту, включая самого Хранителя Памяти.

А потом, остановившийся и слегка помутневший взор Гху, зацепился за неловко ковыляющую фигуру и за прозрачное, но  всё же ясно различимое нечто возле неё.

Тело с недоразделённым с ним духом!

Впервые в своей долгой жизни многомудрый тахи ощутил противную сухость во рту.

— Может, стоит кого-то за подкреплением послать? — высказал кто-то из молодых далеко не глупую мысль.

Гху был полностью согласен с советчиком, но…

— Поздно… — с трудом выдавил он из своего шершавого горла. — Они только что наткнулись на старую дорогу. Нашли ведь, сволочи! Теперь им до храма меньше получаса. Не успеем силы собрать. Самим дело вершить предстоит. Готовы? — обернулся он к воинству. — Или труса спразднуем?

Не подкачала молодёжь. Не было среди них слабых сердцами, что не могло не радовать.

— Тогда так, — веско произнёс Гху, — ведём их до самого капища. Тут сомнений уже никаких — туда они путь держат — и там, берём всех скопом, вместе с той тварью, что они, глупцы, вызвать желают. Да не иссохнет Глубина прародительница!

 

Как же рад был сударь Эсхалон Гвискар, когда ступил сапогом своим на выщербленные булыжники старой, поросшей колючей травой дороги. И не потому даже, что надоело ему бить ноги по буеракам и продираться сквозь нехоженые заросли, а потому что уж сколько времени свербело у него в затылке. Верный признак — за ними кто-то крался. Он украдкой переглянулся с Бронгом. Тот еле заметно кивнул, дескать, и сам чую — идёт кто-то.

— И много, — не обрадовал Саламандру оборотень, говоря ему в спину и помогая Антору выбраться из крепких объятий лианы-липучки.

Гвискар закатил глаза и мысленно задал вопрос Благому Небу, не знамо, за какие грехи на него осерчавшему: за что? Небо, прикрывшись облачками, равнодушно промолчало, впрочем, как всегда, а рателеонец прибавил шагу, чтобы нагнать, ушедшую вперёд Исс.

— Мы не одни, — сказал он ей, не разжимая губ.

— Мне почему-то думалось, что без осложнений не обойдётся. Так… женская интуиция. Но не предполагала, что всё завертится так рано, ещё ведь и до храма не добрались.

Тут старая вся в рытвинах и яминах дорога сделала крутой поворот, огибая скалистый выступ, и люди враз остановились, словно их ноги вросли в землю. Опасения, во всяком случае, некоторые из них, оказались совершенно напрасными. Храм был! И сохранился он на удивление хорошо. Не то что стены не были порушены, хотя даже издалека в них были видны большие проломы, но и большой центральный купол оказался цел. В двух остальных зияли огромные пробоины.

Дохромавший до остолбеневшей парочки чародей, облегчённо вздохнул:

— Хвала Благому Небу! Почти добрались. Сколько тут осталось? Думаю меньше двух миль — и мы у цели. А он огромен, — добавил Фрум-Доз после короткого молчания. — Я и представить себе не мог, что он так велик.

— Опасаешься, — заговорил Эсхалон, — за день все его закоулки не обшарим и нужный нам вход не отыщем.

— Обыскать такую громадину за день? — округлила глаза Исс. — Смеёшься?

Мага ничуть не обеспокоила задача, казавшаяся непосильной наивной молодёжи.

— За день не обшарим, и за два — никак. А может, и в год не уложимся. Только ничего обыскивать мы не станем. Незачем. Нужный нам вход я отыщу по ставшимся магическим эманациям. Ликуйте, юнцы, что я с вами.

— Ага, щас, — Исс отёрла пот со лба. — Если бы не ты, нас бы в этом милом местечке совсем не было.

— И ты, конечно, не могла удержаться, чтобы не колупнуть мою не заживающую рану, — странно, говоря это, Фрум-Доз широко улыбался. — Я тоже далеко не в восторге от того как идут дела.

Настроение придворного чародея по мере приближения к обители Лучезарности так и пёрло в гору.

Исс, не желая затевать спор, извлекла из кармашка маленькое зеркальце, прихваченное в дорогу, и на ходу стала внимательно себя разглядывать.

— Что? —  спросила она через минуту у слегка обалдевших мужичков. — Я же всё-таки женщина, даже если кое-кто об этом успел позабыть. Кстати, — добавила она значительно тише, едва ли не шёпотом, — Я знаю, кто за нами следует. Тахи! Двоих в отражении увидела.

— Полезная оказалась вещица, — сказал Саламандра, прибавив шаг, чем вызвал стон мученика у запыхавшегося чародея.

— Себе такое заведи, — колко посоветовала мадемуазель.

— Угу, опасаюсь только — партнёры по покерному столу не поймут.

И вдруг, как гром среди ясного неба, сзади раздался гневный крик короля, точнее его привидения.

— Эй! Ты что вытворяешь, котяра блохастый? Сейчас вмиг сердце остановлю.

— Рискни уходящим здоровьем, — голос оборотня напоминал рычание дикого зверя. И не удивительно, — он уже начал обращаться. — Чихнуть не успеешь, как я покромсаю твою безмозглую тушу на тоненькие ленточки.

— О, Небо! — простонал Гвискар, закрывая глаза. — Эти-то, что не поделили?

Призрак угрожающе двинулся на Бронга. Оборотень с готовностью выпустил когти и обнажил клыки. А чуть позади разозлённой парочки из придорожного бурьяна выбирался кадавр его величества с начинающим заплывать левым глазом.

— Брэк! — рявкнул Саламандра.

И вовремя. Грудь Бронга уже начала разрывать рубашку.

— Бронг, одумайся! Статью о нападении на персону монарха ты уже заработал. Пожизненная каторга тебе обеспечена… если он припомнит, что с ним стряслось.

— Подобного я не забуду, — замогильно пообещало сердитое привидение.

— Бронг, не доводи дело до расстрельной команды.

— Он меня укусил, — бешено вращая глазами, завопил оборотень. — Смотри, — и он показал всем прокушенную руку.

— Он тебя, что?! Берегись!

Антор, выбравшись на дорогу, без всяких проволочек и очень целеустремлённо доковылял до Бронга и намерился возить зубы ему в шею.

— На тебе, скотина клыкастая!

Реакции оборотня вполне мог позавидовать даже болотный кот. Король без всякой радости принял его кулак всей своей августейшей рожей и большой контуженой птахой упорхнул обратно в бурьян. Проводив его печальным взором, призрак стал истово материться. Он больше не грозил убить пуму. Антор призрачный испугался. Испугался того, что больше никогда не будет человеком, королём, просто — живым. И его совсем не могли успокоить слова Фрум-Доза, что он, несчастнейший из всех чародеев, по всему судя, слегка ошибся в своих расчётах.

— Слегка? — незамедлительно вскипел Эсхалон. — Сегодня только пятый день. Всего пятый! Ты говорил о девяти.

Маг с видом провинившегося мальчишки беспомощно развёл руками.

На дорогу не без труда снова выбрался кадавр. Его более разумный призрак чертыхнулся в последний раз и сделал движение, будто сплюнул презрительно.

— А вы все были убеждены, что это я себя по-свински веду. Любуйтесь вот…

Монарх всея Рателеона не грациозно передвигался на четвереньках, на мир недобро посматривал одним сильно замутнённым оком и выплёвывал мешающие во рту выбитые зубы.

— Кто-нибудь знает адрес хорошего дантиста? — убито спросила мадемуазель Исс, глядя на Антора третьего со смесью жалости и презрения.

Приснилось ли им всем? Нет, не приснилось. А произошло-то, что? О, вещь простая, — привидение, которое с секундой каждой всё дальше и больше отдалялось от реального мира, вдруг осознало, что оно, сгусток неизвестно чего, какой-никакой, а король! И он, Антор Врагами Недобитый, Антор  Призрачный, начал распоряжаться, голосом своим замогильным, стараясь вытравить немощь из ослабевших душ своих растерявшихся подданных.

— Фрумми, чтоб тебе околеть прежде смерти самой, собери в горсть свой тощий, морщинистый зад и тащи всех нас к этому долбаному храму! И плевать мне на Лучезарность. Ты, что-то там занудно трындел про магические эманации. Я не ошибаюсь? Я не ошибаюсь! Начинай выискивать их загодя, лишней секунды не тратя. Внял? Только рискни вякнуть, что от старости оглох и отупел. Бронг, официально разрешаю вышибить моему телу хоть все зубы за раз, но… послушай своего короля, сынок, возьми эту кучу дерьма в свои могучие лапы… Мощи у тебя довольно, я знаю! Взвали его на свои плечи и бегом к  руинам. Мадемуазель, разрешаю растаять в облачко, чтобы ветер придал вам скорость.

— Этого не потребуется, ваше величество. Когда необходимо я легка на ногу.

— Умничка, сообразительная девочка! Эть, глянем теперь, насколько проворна. Гвискар?

— К вашим услугам.

— Если Бронг притомится — пособи. Маг прав — времени не осталось.

Саламандра, как, впрочем, и все остальные, и не знал за собой до сих пор, что способен так быстро и далеко бегать. Милю одолели — упарился только чародей и, по велению короля устроился на закорках двужильного Саламандры. Потом было крыльцо, которым снизу любоваться — загляденье, а собственными ногами полторы сотни ступеней пересчитывать — мука, что и врагу не всякому пожелаешь. Тут ещё и ноша на спине капризничает, дескать, шибко трясёшь без должного почтения к годам и заслугам. Это ещё ничего. Оборотню и того хуже приходится — неугомонный кадавр, деснами своими беззубыми ему всё ухо измусолил, тщась укусить безнаказанно.

Достигли храма!

Ворота сгнили давно, мощным тараном с петель сорванные. Влетели в само здание, где Эсхалон стряхнул с плеч брюзжащую ношу. И пока чародей в себя приходил, взглядом отправил Исс на поиски. Фрум-Доз попробовал возмутиться, да куда там, лёгкие бы в груди удержать.

— Бронг справится, — утешил мага Гвискар. — Ты же сам говорил.

И глазом товарищу подмигнул, мол, помнишь, о чём давеча договорились. Оборотень, ношу  на пол скинул, телу, одичавшему, по рёбрам ногой врезал и принял стойку «смирно», всем видом своим, показывая готовность к государевой службе. Хотелось бы Фрум-Дозу его в лицемерии уличить, да не отдышался ещё, а тут призрак неуёмный уже торопит, не зная и не разумея, что ему уготовано.

Чародей, опершись о выщербленную колонну, сощурился, соображая в какую  сторону ему направить стопы свои. По прямой, не мудря? Нет, не сегодня. Что там по книжной картинке? Главный зал. Приёмный покой. И, видимо ныне полностью уничтоженная библиотека. Посередине, символизируя собой центр мировой Лучезарности, должна быть статуя. Туда и упорхнула чёртова баба, бестолковостью своей, внося разлад в стройный план педантичного Фрум-Доза. Ну да ладно, отсюда ей всё равно никуда уже не деться хе-хе…

Может, направо?.. Так, что там у нас?.. Не-ет, туда соваться и незачем — кельи низшей братии, и бессмысленно — завал под самый купол, а главное — магия не чувствуется совсем. Признаться, последний факт чародея несколько удивил. Выходило, что это циклопическое строение захватчики штурмовали только при помощи живой силы и военных машин?! Дилетанты! Любители.

Остаётся двинуть налево, прямо, как в молодые годы. Хотя, если бы кто времени не пожалев до правды докопался, то-то был бы удивлён. Фрум-Доз по женскому полу был не ходок. Сейчас — понятно. Годы мстят любому человеку за то, что он их прожил.  Но так ведь и юношей пылким Фрумми бабёнок сильно опасался, вероятно, из-за отсутствия этой самой пылкости.

В ответ этим своим потаённым мыслям, чародей махнул иссохшей ручкой, взглянул на неё с нескрываемой ненавистью и бочком, по-крабьи, двинулся к, казалось бы, монолитной стене с уцелевшими картинками из повседневной жизни монашествующей братии. Если верить древнему художнику, то жизнь эта была чертовски увлекательной и состояла в основном из совершения всевозможных духовных подвигов, неусыпного бдения, хождения строем и распевания хвалы всемирной Лучезарности. Почему Фрум-Доз решил, что подвиги монахов были исключительно духовными? Просто с такими постными и унылыми лицами ничего другого совершить не выйдет. А песнопения?.. Чародей решил, что таких-то «жизнерадостных» певунов и на похороны плакальщиками не допустят, чтоб покойника унынием из себя не вывели.

Стена монолитной не была и запиралась совсем не на замок.

— Магия, — прошептал чародей. — Нашли. Бронг, готов?

Повинуясь воле Фрум-Доза, футовые блоки, из которых была сложена преграда с потрескиванием и скрежетом сдвинулись со своих мест и, поворотившись торцами, приоткрыли узкий непроницаемо-тёмный проход.

Бронг округлил и без того круглые глаза, сделавшись похожим на кота-попрошайку:

— И в эту щель вы прикажете мне лезть?! Да в неё не войдёт даже мой короткий кошачий нос.

— М-да, — смущённо выдавил из себя Фрум-Доз, — признаю, неловко получилось. Видимо, придётся мне попотеть.

— Да уж сделай милость — напрягись чуток, — съязвил оборотень, которому вся эта затея изначала поднимала шерсть на загривке. Или выклянчи у Саламандры деньги и найми мышь. Их здесь должно быть много. Я чую. Какую-нибудь уболтаешь. В крайнем случае, надави на патриотизм.

Шпильки кугуара были тем более досадны, что престарелый маг понимал всю их справедливость. Ведь, как всё должно было выглядеть? Да ЙёЙ его знает как? Но точно — не так. Поднажать надо было, при этом непринуждённо улыбаясь, показывая невеждам, что для него, Фрум-Доза Гневного, эта стена просто семечки. Не рассчитал маг. Решил толику сил оставить про запас, не особо рассчитывая на обещанное кое-кем покровительство. И вот как вышло. Главная же беда была в том, поднажать сейчас было уже практически нечем. Уже начала сказываться физическая усталость от преодоления проклятых зарослей и дурной петляющей дороги. А силы магические втайне от всех были истрачены ещё в каюте «Солнечного зайца», чтобы отыскать приотставший отряд и дать ему знать о месте собственного пребывания. Чародей был крепко уверен, что в скором времени он перестанет нуждаться в услугах проводника, а вот хорошо вооружённая охрана ему, скорее всего, понадобится.

Он сумел сохранить лицо, и, собрав в кулак свою недюжинную волю, вложил в проклятущую стену всю, оставшуюся у него силу. И стена уступила.

— Ну вот, — довольно осклабился Бронг, разглядывая трещину шириной в хорошую складскую дверь, — сразу бы так. Что теперь. — Кугуар вопросительно глянул на старика.

— Переступи порог…

Бронг без раздумий занёс ногу.

— Стой. — Фрум-Доз как-то нехорошо усмехнулся. — Не слишком ли ты легковерен? Там может быть полно сюрпризов для незваных гостей. А разве тебя кто-то приглашал?

С едва слышным утробным рычанием оборотень покосился на расшалившегося колдуна:

— Всю дорогу от самого места высадки ты ездил мне по ушам, утверждая, что этот путь опасен только для людей. А теперь…

— Спокойно, спокойно… — маг перестал усмехаться. — Возьми вот это.

— Холщёвый мешочек?

— Холщёвый мешочек с солью из наших дорожных запасов. Отсыпь себе в ладонь малую её часть. Довольно!.. Теперь брось её через порог.

Бронг с сомнением и не очень уверенно исполнил, как было велено. И…

Ох и грохнуло! Да и вспышка ярчайшая, бледно-синяя была что надо!..

Людей сбило с ног, оглушило, ослепило и на какое-то время лишило дара речи. Оно и к лучшему, наверное, ни к чему святой обители слышать таковые-то словеса, что роем осиным закрутились на онемевших языках Эсхалона Гвискара и Фрум-Доза. Бронгу от щедрот магических силков не досталось ровным счётом ничего. Он попросту не заметил взрыва. И теперь потерянно взирал на беспомощно копошащихся на полу людей. Кадавра вообще вынесло на лестницу, и сколько ступеней он пересчитал своими рёбрами мог бы в точности ответить его призрак, если бы и он по прихоти установителя ловушки оказался не в кондиции. Да что там… его попросту развеяло, и под сводами храма долго метался его замогильно-истеричный вопль.

— Что б тебя, Фрумми-и-и-ииии…

Оправдаться чародею было нелегко, если вообще возможно. Покуда он по-ослиному мотал головой, обнимая выщербленную колонну, с него и спрос был невелик. А когда он поднялся только и сумел промямлить, что никак не мог предположить такой несказанной подлости от колдовских жрецов-инженеров культа Лучезарности.

— Призраку, как субстанции более духовной, нежели материальной, вреда от этого фейерверка никакого быть не должно. Э-э… во всяком случае о таких фактах в трудах по магии ни разу не упоминается. Я бы на это внимание обратил.

— В трудах не упоминается… В книжках, значит, ни единого словца, да?.. Он бы внимание обратил… Вы слышали? Наш маг, он бы обязательно внимание на такую мелочь обратил, — откуда-то сверху жутко провыл Антоха Призрачный, стараясь спуститься вниз и принять контуры близкие к изначальным.

И то и другое выходило не очень. Ниже двух ярдов опустится, привидение не могло, а его лицо никак не желало обрисоваться в передней части головы. Сначала августейший лик обозначилось сзади, несколько пониже поясницы. Затем, размытые черты монарха проступили в месте  и вовсе уж не скромном, можно сказать — неприличном. С третьей попытки оно переползло на уровень брюха и там, словно приклеилось.

— Время ли о книжках рассусоливать?! — Король был в ярости. — Дать бы тебе по морде, чудодей недоделанный, а потом определить в самый грязный бордель Гадючьей Горки, — евнухом. За то, что в школе двоечником был. Может мне бы слегка и полегчало? Кстати, кто мне подскажет, где сейчас моя правая рука, тому ничего плохого не будет.

— Там же, где и левая, ваше величество, — откашливаясь от пыли, заговорил Эсхалон. Он уже сидел, прислонясь спиной к какому-то каменному обломку, и его шляпа успела занять своё законное место на голове, только задом наперёд. — Между лопатками.

— Дальше идём или как? — беззаботно спросил невредимый Бронг.

Ошеломлённое человеческое сообщество горячо уверило оборотня, что с такой пустяковой задачкой он и без них прекрасно справиться.

— Ты только кричи погромче, — напутствовал его чародей, — через каждые три фута кричи, а я буду тебя отчески наставлять и всё будет очень хорошо. Должно быть хорошо…

 

 

Глава16.

 

Остро отточенное лезвие ножа подрезало кожу на шее детектива Лакра Моршаньёли. Кто-то противно и влажно выдохнул в самое ухо:

— Последний раз спрашиваю: кто тебя нанял?

С трудом подняв тяжеленную голову, Лакр заставил себя улыбнуться. Разбитые губы плохо его слушались, совершенно заплывшие глаза не видели ничего, но дух сломлен не был:

— Ты удивишься, — хрипло выдал он.

Спрашивающий чуть ослабил давление ножа.

— А ты попробуй, мы и посмотрим.

— Сам, — булькнул кровавой слюной Моршаньёли.

— Кто?.. Э, не вырубайся! Кто, сам? Ландьел Дюмон?

Лакр мотнул головой.

— Выше бери.

— Полковник Гаркон?

— Ещё выше…

— Да он издевается над нами, капитан.

И тут же носок сапога вошёл в живот, повисшего на чужих руках детектива.

— Видишь, мои парни считают, что ты шутки шутишь. Выше Гаркона сейчас только…

— Небесный Нетопырь, — сквозь тяжёлый кашель протолкнул слова Лакр. — Он всегда выше всех. Есть ещё Шут, до него тоже хрен допрыгнешь.

Дальше был страшный удар кастетом, рассекший скулу детектива до самой кости. Каким ярким может быть мир, удивительно! И как непроглядно иногда бывает тьма. Больше Моршаньёли не видел и не чувствовал ничего.

— Дрангг, тупой ты осёл! — вскричал тот, кого чуть ранее именовали Капитаном. — Ты же, сволочь его прикончил… раньше времени.

— И что с того? — Дрангг с видом победителя и с осознанием хорошо проделанной работы, наступил на лицо поверженного сыщика. — Мы бы всё равно его убили. Минутой раньше, минутой — позже, для него принципиальной разницы не было.

— Для него — нет. А для госпожи?.. Я окажу тебе честь, лично доложить ей о своём сверхчеловеческом героизме и преданности делу.

— Э-э!.. — заполошно вскричал Дрангг, мигом утратив апломб и душевное спокойствие, — Очнись, придурок! — И он изо всех сил принялся трясти тело Лакра, под ядовитые смешки подельников, моля Благое Небо, чтобы череп сыщика оказался от рождения бронированным. Он даже на колени опустился и стал энергично растирать лицо Моршаньёли.

— Ты ему ещё закрытый массаж сердца сделай, — сострил один из бандитов.

— Ага, — вторил ему другой, — и дыхание рот в рот, гы-гы…

— Заткнитесь, дебилы! О, капитан, кажись, он живой. — Моршаньёли тихо застонал. — Точняк, живой! Фу-у, от задницы отлегло. Сейчас я на него поссу и ты запросто сможешь с ним побалакать… во второй раз. Сейчас, сейчас… что-то завязки на штанах запутались… Не скальтесь, идиоты! Ага, вот… Что это?..

Крайне неприятный звук, взводимого у самого уха курка, направил мысли Дрангга несколько в иное русло.

— Капитан?

Повисшую, напряжённую тишину взорвала пистолетная и ружейная пальба и семь головорезов разбросали не нужные им больше мозги по грязному полу заброшенного портового склада.  С ними было покончено без всякой жалости. Двоим, повезло больше — Капитану и рассупонившему штаны Дранггу. Хотя — это, как посмотреть.

А ведь до чего же чудесно для них начинался день сегодняшний, до чего многообещающе! Задание, полученное от самой госпожи, было на редкость простым — повязать одного излишне любопытного, цепкого и сообразительного детектива. Обычно, своих наймитов, она простотой задач не радовала. А тут, — не работа — тьфу. Золото… Золотой песок — не серебряные раты! — был отсыпан авансом и щедрейше. Несколько удивило рисковых парней их общее число, отряженное на эту работёнку — двенадцать. Кое-кто из них, даже позволил себе самодовольные ухмылочки и заявления, что за такие деньги они бы и в одиночку не упарившись… Но госпожа героизм их не оценила и заморозила говорунов ледяным взглядом. Охотники бравировать излишней крутостью поспешно нацепили на лица маски смирения; в конце концов, кто они такие — спорить с благороднейшей, богатейшей, не очень красивой, но точно — самой опасной женщиной Рателеона?

Дальше, тоже особо напрягаться не пришлось. Ловушку на Лакра не нужно было и готовить. Он сам в неё пёр, как вепрь, получив таинственное послание от… «подозреваемой по некоему особо важному делу». Делу государственной важности без всякого преувеличения!

В доки, самонадеянный ищейка, заявился в полном одиночестве, как ему и указывалось наистрожайше.  Капитан тогда ещё позволил себе в довольно фривольной форме выразить сомнение в его интеллектуальных способностях. И то, великий ли ум потребен, чтобы распознать настолько примитивную ложь? Да её же никакими государевыми интересами не прикроешь. Похоже, что наёмники были правы, — госпожа сильно переоценивала этого рателеонского кренделя. Бойцы, не сброд зелёный, скрытые до поры в тёмных закутках и за кучами разного хлама по сигналу на добычу накинулись разом. Тёртый народ, стреляный: кто ж на секача в очередь нападает? Такое только на подмостках дешёвых театров увидишь, где и пьески так себе, и постановка — тьфу, не лучше самодеятельности.

И тут обозначился первый сюрприз: кому бы он такой был нужен? Лакр Моршаньёли — крупный дядька с походочкой вразвалочку и повадками сытого медведя оказался быстр как… как медведь. Двое самых ретивых и самых крепких парней, только из укрытия носы высунувши, получили от него два горячих гостинца. Сыщик стрелял не только быстро, но и точно. Гм, выходило, что госпожа не так уж и перестраховалась. А тут и третий боец-молодец пропустил удар пистолетной рукоятью в висок и покинул сию юдоль скорби, даже не пикнув. После такого оборота весь отряд дружно пересмотрел своё несерьёзное отношение к делу. В ход были пущены кастеты, короткие дубинки, окованные железом носки башмаков. Это помогло, но мало. Кое-кто из вояк распрощался со своими зубами и возможностью отметить завершение этого доходного предприятия в борделе… по крайней мере в ближайшую неделю. Моршаньёли дрался, как рассвирепевший боевой носорог. И чёрт его дери — о прекрасно умел это делать! Самого Капитана два раза «приласкал» так, что у бедняги рёбра хрустнули, и в голове раздался такой радостный звон, ну ровно, как с колокольни Королевского собора в день рождения наследника. А Дрангг, которого никто и никогда не считал медлительным и  не крепким в ногах, умудрился отхватить прямой левый и высадить какую-то полусгнившую дверь своей бестолковой черепушкой. Впрочем, отсутствие мозга многократно спасало его от сотрясения. Уберегло и в этот раз.

Исход всего предприятия неожиданно повис на волоске.

Но численное превосходство… Всё-таки госпожа мудрейшая из всех женщин, если вообще не провидица!! И тонкая, прочная цепь, со спины накинутая на бычью шею Лакра, склонили заколебавшуюся чашу весов в нужную сторону. Потом было недолгое, но беспорядочное и бессмысленное избиение сыщика просто в отместку за нанесённый урон, и долгий допрос, неожиданно приведший к уже известному результату.

Кто-то невидимый положил приятно пахнущий компресс на глаза Лакру. Он вздрогнул, очнувшись.

— Тише, тише, — приятный женский голос, в котором слышалась не наигранная, почти материнская забота.

— Где я? — Прямо скажем, вышло не очень внятно. К тому же тут же стало больно растрескавшиеся губы. — Кто вы?

— Упрямец. — Голос тот же.

— Он такой. — О, говорит кто-то знакомый. Только осознать, кто же именно, почему-то не выходит. — Теперь я это знаю доподлинно. Выкарабкаешься, Лакр?

— Уже. Сейчас ещё пивка приму и в пляс пущусь. — Последнюю пару слов вряд ли кто расслышал и понял.

— Ему нельзя разговаривать! — В женском голосе укор и осуждение. — Господин министр, сударь, немедленно покиньте палату!

Цыпочка с характером. Моршаньёли был до слёз благодарен незнакомой заботливой тётке: «Выгнала взашей надоеду, — молодец!» Он уснул. Не провалился в забытьё, а просто уснул, как человек до крайности измотанный, но с честью выполнивший свой долг.

Проснулся детектив Лакр Моршаньёли спустя одиннадцать часов с твёрдым убеждением, что ещё никогда так не высыпался, а мир, по определению, прекрасен и создан Благим Небом исключительно для него разъединственного.

От нежизнеспособной веры в идеальность мироздания пришлось отречься сразу. Трудно уберечь убеждённость в существовании абсолюта, когда болит сразу везде и очень сильно. Лакр не широко приоткрыл один глаз, второй так и остался не зряч, надёжно слепленный кровяной коркой.

— С возвращением, сударь, — услышал он вкрадчивый мужской голос, хотя ожидал совсем иного.

— А-а, — протянул Моршаньёли, узнавая посетителя, — Хвост. Куда добрую тётку подевал?

— Хвост? — усмехнулся говоривший, невзрачный дядечка с незапоминающимся лицом, цепким взглядом и руками, спрятанными в широкие рукава неказистой тёмно-серой одежонки. — Что ж, меня и похуже называли. Уверен, что и тебя так же. А вообще-то меня зовут Тиорин. Майор Тиорин, к твоему сведению. Можешь считать, что мы официально познакомились. Что до тётки… То тебе совсем не стоило быть настолько грубым в отношении женщины, спасшей твою неблагодарную задницу. Усёк?

Лакр, вполне заслуженную выволочку воспринял, как полагается, и даже слегка усовестился.

— Вижу — дошло. Сестра Урсо ушла отдыхать, совсем недавно, точнее, это я её отослал. Она уже с ног валилась. Целительница она такова, каких поискать — не отыщешь. Всей душой она этому делу принадлежит. Ну, прямо, как мы с тобой — своему. Правда, Лакр?

Детектив, счёл иронию майора несколько не уместной и, оставив её без ответа, попробовал сесть на узкой кровати. Надо же — получилось! Не без помощи говорливого Тиорина, однако, и это было выше его ожиданий.

— А ты чего тут позабыл? — спросил он, слегка отдышавшись.

— Хорошо, что я никогда и ни от кого не жду благодарности, а то бы огорчился. Тебя караулю! Не надейся, не по личному благорасположению — по прямому распоряжению патрона моего. Он тебя посещал ранее. Может об этом событии у тебя осталось хоть какое-то воспоминание? Хотя… ты в таком состоянии был…

— Герцог Дориан Радд велел меня охранять?! — детектив был явно польщён.

Майор Тиорин несколько раз мелко кивнул.

— Он. Он самый. Так как, с памятью у тебя порядок или?.. Я, признаться, сильно опасаюсь, что после испытаний, выпавших на твою лысую тыкву, её содержимое превратилось в кашу. Можешь развеять мои опасения?

— Развеять опасения? Эк, как ты вывернул. Думаешь, мне в  том складе, добрые граждане Рателеона, выбили весь оставшийся после флотской службы ум, и теперь я не могу выступать свидетелем в суде? Не стоит так нервничать, я всё равно не поверю, что ты обо мне печёшься. Ты не сестра Урсо. С памятью у меня полный порядок. Хочешь, скажу, сколько головорезов заявилось в порт по мою душу? Кто откуда вынырнул, когда они на меня, как свора собак накинулись. Могу подробный план начертить. Не веришь?..

— Верю. Только… — майор Тиорин отвёл взгляд в сторону.

И детектив, подчинившись вскрику пробудившейся интуиции, презрев боль, весь подался вперёд:

— Не будет суда, — сказал сипло, боясь поверить тому, что уже осознал разумом. — Зря, значит, я свой бритый бильярдный шар в пекло совал. Что, план провалился?

— План твой сработал. Почти идеально сработал. За это, — Тиорин жестом обвёл перебинтованную тушу собеседника, — прости. Накладка вышла.

Моршаньёли досадливо отмахнулся. В их работе всякое случается. Профессиональный риск.

— Понимаешь, — продолжил служебный чин, — когда ты с этой «липой», ну с запиской от проклятущей дамочки, к герцогу заявился… Ума не приложу, как ты исхитрился на неё выйти? — Лакр сделал попытку пожать плечами, мол, у каждого есть свои ма-аленькие секреты. Попытка вышла неуклюжей, но её смыл собеседником был понят верно. — Ладно, не стану пытать. Так вот, ни герцог, ни я всерьёз твои рассуждения не приняли.

Детектив усмехнулся, как мог, одной стороной отёкшего лица. Не в первой ему сталкиваться с подобным. Успел привыкнуть за годы своей деятельности на таком беспокойном поприще.

— С чего бы такой крупной хищнице опускаться до мести, какому-то частному сыщику? Согласись, вопрос куда как логичен. Мы же не знали тогда, что ты, остолоп, ни с кем не посоветовавшись, уже сыграл ва-банк. Да-а, выкинул ты номер!

— Предпочитаю выражение: «Отмочил шутку».

— Тоже неплохо звучит. Разделать под орех её тайного казначея, сделать инвалидами его охрану… Не дешёвые, кстати, были волкодавы.

— Четверо кулачных бойцов! Двое из них до сих пор выступают… выступали в ринге, — не удержался от толики хвастовства Лакр.

— Знаю, я ходил на их бои. Жаль, больше не доведётся. Ты не мог с ними… ну, не знаю, помягче, что ли? Впрочем, какая теперь разница.

— Оцени моё усердие и профессионализм. Быки — что? Мясо! К тому же были излишне самонадеянны — переть на меня в одиночку?! Ежели б кучкой кинулись… Ох, и огрёбся бы я! Ну да Лакр им шанса не дал. Но по правде — это семечки. А, вот выйти на этого хитропопого типа, было куда сложнее, чем вычислить его патронессу, эту высокопоставленную мерзавку. А бумаги?! Бумаги, что я отыскал в его конуре, вам пригодились? Порадуй моё изболевшееся сердце, скажи, что вы нашли ключ к шифру, коим они велись.

Тиорин поднялся со стула и, подойдя к больному, бережно пожал ему руку.

— Ты не представляешь, что тебе удалось нарыть, дурья твоя голова. Умельцы герцога Радда умеют развязывать языки, особенно молчаливым «чёрным бухгалтерам». И паук, которого ты изловил, долго не продержался. Запел, как соловей. И нам стало ясно: ты сознательно подставился по-крупному. Вот только с чего ты решил, что дамочка, на тебя обозлясь, будет работать так топорно? Куда проще и эффективнее послать к тебе в гости пару опытных парней, зарабатывающих себе на жизнь чужой кровью. Они бы с тобой разобрались по-тихому, и вряд ли ты сумел от них уберечься. Без обид, Лакр. Ты, конечно парень не промах, но ведь не бессмертный же.

Моршаньёли кивнул, соглашаясь, и слегка покашлял, собираясь с мыслями.

— Знаешь, майор, — заговорил он доверительно, — такой риск, конечно был. Нельзя его исключать полностью — это наивно. И случись, по-твоему, мы бы сейчас не беседовали. Упокоили бы меня, где-нибудь в грязных водах у старой пристани. Кто бы меня там отыскал? Но… — пожевал кровоточащими губами, не обратив на боль ровно никакого внимания. — Последнее время вечерами я что-то стал много курить. По две. А случалось и по три сигары. И всё думал, думал.

— И до чего докурился? О-о, додумался?..

— Удалось мне составить психологический портрет одной высокопоставленной особы, которую так и тянет к разного рода интригам — любовным, финансовым, политическим и к аферам явно криминального характера. Беспокойная бабёнка, даже слишком. И, поправь меня, если я ошибаюсь, игру она всегда ведёт широко с высокими ставками и при этом нахраписто, не чураясь применять грубую силу. Стиль поведения, больше свойственный вожакам вооружённых шаек с неподконтрольных королю территорий.

— Что-то я пока не улавливаю…

— Сейчас объясню. Сударь Тиорин, ты уж меня извини, но по виду тебя никак нельзя причислить к сословию благородному. Смею сделать предположение, что ты, как и я, выходец из простонародья, поднявшийся после войны, когда не хватало людей для борьбы с распоясавшейся швалью всех цветов и мастей. — Майор кивнул утвердительно. — Тяжко было такого чина достичь?  Знаю — тяжко. Добился бы ты его одной наглостью да нахрапом? Нет. Сломали бы тебе аристократы шею ещё до получения тобой лейтенантских эполет. Значит, не мне тебе объяснять, что в некоторых обстоятельствах, чтобы желаемых высот достичь, не обойтись в делах без тонкости и гибкости. Так?

— Порой и назад отгребать приходилось, причём спешно. Зачем спрашиваешь об очевидном?

— Как очевидно и то, что наша дамочка от самого своего рождения на такой верхотуре, что выше только королевская семья. Теперь, понял, к чему клоню?

— Всё доступно. Всё сходит с рук.  Миндальничать с чернью просто ни к чему.

— И так всегда…

— А тут, какой-то прыщ вздумал спутать карты и, набравшись непомерной наглости, нанёс удар по самому чувствительному месту — по кошельку. — Майор доказал, что хлеб свой он ел не зря. — Покарать, мерзавца!

— Точно, — Лакр выставил вперёд нижнюю губу.

— Да так, чтобы другим неповадно было.

—  Я мог выбрать любого из её подпевал рангом пониже.

— И тогда мокрая могила у старой пристани.

— Напав на её «бухгалтера» ведающего её «грязными» доходами я не просто её разозлил. Я вполне осознанно довёл её до бешенства… и унизил.

— И она решила преподать показательный урок, этакую демонстрацию своего могущества.

— Какой ты умный, — Моршаньёли опёрся спиной о стену, — почти, как я. Теперь соизволь пояснить, отчего ваша спасательная миссия так непростительно задержалась. Ведь меня и вправду, в горячке укокошить могли.

Майор снова оседлал стул и спрятал руки в рукава.

— Накладочка произошла.

— Хороша «накладочка», меня чуть не угробили! А я ведь вам всё чётко на бумажечке нарисовал.

— Художник из тебя, как из кактуса массажный валик. К тому же в заброшенных доках даже тамошние крысы заплутать могут. Вот и мы… слегка заплутали. Но поспели-то вовремя… почти.

В разговоре возникла неожиданная пауза; майор не имел особой охоты его продолжать, поскольку пришлось бы развивать самую неприятную тему, а Лакр просто устал. Он прикрыл свой всевидящий глаз и, казалось, задремал. Но стоило Тиорину слегка пошевелиться, и настырный детектив вежд не размыкая, тут же вернулся в мир живых и делами озабоченных.

— Почему не будет суда? Она в таком замешана…

— Осади, сыщик, — майор положил руки на спинку стула. — В чём собственно она замешана? Что, конкретно мы можем ей предъявить?

Моршаньёли открыл рот, посидел так секунду, другую и захлопнул варежку. Действительно, что предъявить, чертовке, экономические и финансовые плутни? Разве это серьёзное обвинение для аристократки приближённой ко двору? Да по такому-то обвинению весь рателеонский истеблишмент можно брать за жирные задницы — пройдоха на пройдохе. Но рискни по наивности совершить подобную глупость и уткнёшься рылом в непробиваемую стену корпоративной солидарности. Утонешь в непролазной трясине юридического крючкотворства. И, в результате, сам окажешься вывалянным в грязи. Это в лучшем случае. В худшем… Не хочется думать о грустном.

— Да, это не выход, —  сказал Лакр, подведя итог таким своим рассуждениям.

— Её тёмные финансовые делишки, — Тиорин словно прочёл его мысли, — мы без внимания не оставили. Где смогли понапутали, пусть разгребает. Кое-где вообще сумели перекрыть источники доходов. Но это всё.

— Перекрыли источники доходов, — проворчал детектив, — кое-где, кое-как. От этого она, конечно, поморщится. Может, с досады, какой дорогой сервиз об пол расхлещет. А потом, с мыслями соберётся, всё вами запутанное распутает и найдёт новые, как ты говоришь, источники, ещё более обильные и благодатные. Не-ет, это не дело. Тут действительно требуется нечто весомое, а не просто махинации плюс нападение на одного сыщика.

— Которое ещё предстоит доказать. Учитывая её положение, личные возможности и обширные связи во всех слоях общества просто «весомым» нам не обойтись. Факты должны быть убойными. Это пожелание самого герцога.

Пожелание равнозначное приказу.

— Она каким-то образом замешана в покушении на короля. Я в этом уверен.

— Факты, — упрямо повторил майор.

Что на это мог сказать Моршпньёли? Ничего. Поскольку, кроме подозрений, он ничего не имел. Он погрузился в глубокую задумчивость.

— Послушай, — заговорил он снова не очень уверенно. — По намёкам Саламандры… Он перед отправлением и сам ничего не знал… Так вот, по его предположениям, некая влиятельная дама подсказала Фрум-Дозу обратиться к нашему почтарю, как к лучшему проводнику.

Майор и сам это прекрасно знал, но решил не перебивать собеседника. Тиорин эту единственную зацепку пережёвывал множество раз, подозревая всех и вся, но так, ни к какому выводу и не пришёл, только глаз замылился. А детектив уже доказал, что способен извлекать некие рациональные зёрна, пусть даже не зёрна — крупицы, из ничего. Лакр его не подвёл.

— Майор, вы ведь установили за ней слежку? — Тиорин кивнул. — Сразу же после того, как я на неё вышел? — Снова кивок. — И, надеюсь, у вас есть человек в её ближайшем окружении?

— Слишком много вопросов, сыщик.

Моршаньёли кривенько усмехнулся.

— Так я и думал. И что полезного сумели нарыть ваши кроты? Смею предположить — ничего.

Майор заученно кивнул.

— Она чиста. Если ты надумал пристегнуть её к покушению на монарха, то у этой твоей мыслишки нет ни единого подтверждения.

Глаз Моршаньёли хитро сверкнул:

— И тебя это не насторожило?

— Не… — Тиорин осёкся. — Дьявол! Как я мог пропустить очевидное?!

Истина, как оно часто бывает, лежала на самой вершине целой горы фактов, фактиков и откровенных домыслов, скромно дожидаясь, когда же на неё обратят внимание. Майор схватился за виски… Поздно ночью к тебе в дом вваливается твой прямой конкурент с полутрупом короля- реформатора в обнимку. От экспериментов венценосца ты уже несёшь серьёзные финансовые потери. И, то ли ещё будет?.. А ты проникаешься человеческим состраданием к беглецам, указуешь им путь к спасению и, пожелав им счастливого пути, отправляешься на боковую, досматривать прерванные романтические сны.

— Бр-р-р, — майор затряс головой, как только что искупавшийся пёс. — Не иначе как на меня нашло наваждение.

— Допускаю, — скромненько сказал Лакр, становясь похожим на объевшегося хозяйской сметаны кота. — Посуди сам, неужели она — интриган и политик до мозга костей, не воспользовалась ТАКИМ шансом, пустив ситуацию на самотёк? Заявляю официально — это бред!

— Постой, не добивай, дай собраться с мыслями.

Майор клял себя последними словами за то, что за деревьями не разглядел леса. Снова и снова он прокручивал в голове выученные наизусть донесения своих соглядатаев. Но, нет, ничего не находилось. Кроме, разве что отъезда одной довольно многочисленной группы бывших военных, сейчас находившихся на службе этой дамы. Однако событие это было из числа рядовых. Не было в нём ничего необычного. Графиня часто рассылала такие и даже большие числом отряды, то на свой серебряный рудник, то для сопровождения собственных грузов. Да и выдвинулись они с явным опозданием, никуда не спешили и не думали ни от кого таиться. Тиорин опустил голову:

— Нет, кроме этой ватаги зацепиться мне решительно не за что. Да и это — не зацепка, а клок тумана.

Лакр снова смежил веки.

— Сейчас помолчи, — сказал строго. — Не вздумай и рта раскрыть, дай подумать. И со стула не вставай, а то будешь перед глазами мельтешить, а это меня жутко раздражает.

— Они ж у тебя закрыты, а один и вовсе…

— Сказал же — помолчи.

Целый час майор Тиорин просидел на неудобном стуле изнывающей от нетерпения статуей, порой ему казалось, что Лакр оставил его в таком положении смеха ради, а сам тем временем мирно дрыхнет, наплевав на самого майора и на государевы заботы. Однако Лакр был не таков. Скрежетнув зубами от боли, детектив уселся на своём лежаке без посторонней помощи.

— С зацепками — труба, твоя, правда. Попробуем, на свой страх и риск, использовать то, что у нас есть.

— А у нас…

— Тс-с-с, — Моршаньёли поднёс палец к губам, на корню пресекая панические настроения службиста. — У нас есть. Не много, но лучше чем ничего. У нас, к примеру, есть Саламандра, которого хлебом не корми, дай испортить чужие планы на его жизнь, — открыл он майору страшную тайну. — Она спихнула на него всю грязную работу, чтобы самой остаться чистенькой и, вроде как, непричастной.

— Разумно.

— Потому и шпионы твои молчат — говорить нечего. Подумаешь, отряд ушёл! Эка невидаль! А вот скажи ты мне: ведомо ли тебе точное число людей в нём? Двенадцать. Какое, однако, хорошее число. Не вызывающее никаких опасений у властей и вопросов у таможни, но вполне достаточное, чтобы совладать с группой Эсхалона Гвискара. Там у него один верный союзник — Бронг. Исс под вопросом… Но, думаю, случись заваруха, она встанет на сторону Саламандры. Какие бы личные интересы она ни преследовала, а о своей голове она вряд ли забудет. Маг?.. Ох, уж этот мне Фрум-Доз! Темень он для меня непроглядная. Что за игру ведёт? За кого?.. За короля? Против?.. Знаю одно, наша рателеонская дамочка рассчитывает снять пенки с варенья при любом раскладе.

— Ты упускаешь одну деталь. Точнее, ты упускаешь уйму деталей, но об этой я не могу не упомянуть.

Лакр уставился на майора в ожидании.

— Допускаю, что наша мадам отправила своих головорезов по их души. В случае с королём, так в прямом смысле слова. Ничего другого мне всё равно не остаётся. Но отчего ж они так непростительно задержались? И почему сам город покидали не просто неспешно, а можно утверждать — вальяжно? Если сударь Саламандра так хорош, как о нём говорят (а он хорош, раз сподобился обойти все патрули и нигде не засветился), то на что надеются эти «тихоходы»? Где и как они собираются его разыскивать?

Вопрос не в бровь, а в глаз. Торион опасался, что эти самым вопросом он сразит сыщика наповал, а тот к его радости и мгновения не задумался над ответом.

— Нигде, — сказал он мрачно. — Они вообще не собираются его искать. Им это ни к чему. В отряде Эсхалона, — готов об заклад биться и голову на плаху положить, — есть гнилостный червячок. Он, как маяк, ведёт за собой всю свору. Эсхалон петли бросает, чтобы возможных преследователей со следа сбить, а они напрямки идут, и ног не намочат. В нужный для них момент псы нападут. Залягут в самом неожиданном для Саламандры месте и в горло вцепятся. Графиня получит, что ей потребно, а свидетели этого её триумфа ей совсем не нужны. Она вполне осознанно выбрала Гвискара — хорошего следопыта, недурного бойца, человека без роду и племени. Исчезни он — мало кто заметит. Людей его рода занятий вообще сложно отнести к долгожителям. Графиня Юлл большая умница, невзирая на неожиданность ситуации, просчитала всё стремительно и… разменяла всех, кто волею Небес оказался втянутым в эту историю.

— Что будем делать? — спросил майор, ногой отбрасывая стул в дальний угол. — Эсхалон неизвестно где, а мы здесь — в Рателеоне.

— Саламандра просил меня отправить отчёт в Тремз, оттуда и начнём. И для начала, нужно узнать, не принёс ли почтовый дракон сообщение твоему патрону от тамошнего военного коменданта. Мне тебя учить незачем, когда будешь читать, обращай внимание на каждую мелочь, и сразу после — бегом сюда. Извини, но сейчас не до формальностей и соблюдения субординации.

Уже в дверях майор остановился:

— А ты голова, Лакр, каких мало.

Детектив вяло отмахнулся:

— Сейчас главное, чтобы голову сохранил мой приятель, что в сложившихся условиях далеко не просто. Наш Рателеон уже занёс ногу над пропастью. Помоги ему Благое Небо! И да смилуется оно над всеми нами!

 

 

Глава 17.

 

Велик был зал под куполом и, наверное, когда-то великолепен. Отцы и братья, служители измышлённой Бодом Лучезарности, схимниками не были. И любили жизнь во многих её проявлениях. В частности, в комфорте они себе не отказывали. Вон, какая роскошная мебель. От неё, конечно, одни обгорелые обломки остались, но золотое дерево, его ни с чем не спутаешь. И стоило всё это великолепие бешеных денег. Вообще, жить на этом острове, во времена расцвета культа Лучезарности, было очень недурно. Но… давно это было.

На втором ярусе зала частично сохранились стеллажи для книг. Сами фолианты, видимо, пожрал огонь, а с чем не справился он, было впоследствии уничтожено сыростью, плесенью и грызунами. Подниматься на верхотуру никакого смысла не было. Что там можно отыскать? Какую замшелую мудрость? Если, что и сохранилось, обратилось в нечитаемый хлам. Да и лестница шаткая с зияющими пустотами сгнивших ступеней.

Разруха и запустение. Запах тлена и утраченного величия. Умерший храм не существовавшего божества.

Мозаика на полу на удивление хорошо сохранилась. Это да. Но всю картину мешают разглядеть обломки и слежавшийся пепел. Но и то, что можно рассмотреть, способно вызвать восхищение ценителя. Однако вошедшая в зал мадемуазель Исс ценителем не была, и сюда она забрела не для того чтобы глазёнки таращить. Ей нужна была статуя Неподвластного Скверне Бода. Скульптура нашлась там, где ей быть и надлежало, —  в самом центре церемониального зала. Но, Благое Небо, в каком плачевном состоянии она была!

Исс, на неё засмотревшись, обо что-то споткнулась едва не упав и больно зашибив мизинец на ноге. Очнувшись от созерцания руин чужого величия, она чёрным словом помянула собственную невнимательность. Под ногами лежала голова статуи Бода с отколотым носом. Чуть дальше из-под груды мусора торчала левая рука статуи. На постаменте сиротливо торчал лишь сильно пооббитый бюст Неподвластного Скверне с жалко вытянутой вперёд правой рукой.

Фу-у, и на том спасибо. Хотя, без потёков птичьего помёта, вполне можно было бы и обойтись.

Свиток, как на гравюре, был развёрнут едва ли не до пола, и сохранился на удивление хорошо. Только самый нижний угол был отколот, но лежал здесь же, рядом. Мадемуазель не поленилась его поднять и рассмотреть со всем тщанием.

— Эх, подруга, что ты надеешься здесь увидеть? Лукавить незачем: мы с Эсхалоном сейчас в роли утопающих, хватающихся за соломинку. А в качестве соломинки — каменный болван! Какая ирония.

Печать была на месте и практически не пострадала. Поразительную работу проделал неизвестный скульптор. Такое внимание к самым мелким деталям. А зачем, собственно? Ведь всё, что было вырезано в камне, не более чем лингвистический мусор.

Исс прикинула высоту пьедестала. Высоковато. Может, дематериализоваться? Тоже, была охота. Обращение — совсем не такая простая штука, как может показаться непосвящённому. Она ступила ногой на какую-то вычурную булыгу, бывшую некогда частью орнамента, и играючи взобралась на постамент. Ловкости ей было не занимать.

— Боги! Хоть с самой себя скульптурную группу лепи: «Бестолковая крестьянка, впервые увидевшая статую!» Хорошо, что из мужиков здесь никого нет. Засмеяли бы, обормоты.

Опершись на подлокотник каменного кресла, в котором восседал искалеченный Бод,  она уставилась в проклятый текст, ставивший в тупик не одно поколение исследователей. Крючочки, закорючки. О, даже иероглифы! Кое-какие знаки она знала, но прочесть написанное решительно не было, ни малейшей возможности. Не было в этих письменах, ни какого смысла, просто памятник тщеславия талантливого камнереза. К тому же текст, вдруг начал расплываться. И чем пристальнее полутень в него вглядывалась, тем менее чётким он становился. Чертовщина какая-то… Ещё и голова закружилась. Пора спускаться, а то не ровен час, упорхнёшь отсюда бестолковой пташкой. Исс приуныла. Её идея, изначально носившая на себе тавро последней, хлипкой надежды обернулась пшиком. Она хлопнула статую по уцелевшей руке:

— Хорошо ты хранишь свою тайну, надёжно. — Она горько вздохнула. — А может, и нет никакой тайны? Может, байки всё это? В любом случае, с насеста мне пора слезать. Что-то совсем не хорошо… ой…

Спуск занял поразительно мало времени. Нога предательски скользнула по мелкому каменному крошеву, пальцы не сумели удержаться за слишком широкий подлокотник, густо измаранный испражнениями крылатых обитателей этих хором, и мадемуазель с визгом рухнула с высоты пьедестала, не грациозно шлёпнувшись на задницу.

— Больно же, — пожаловалась неизвестно кому. — И причёска растрепалась. А руки-то в какой мерзости?.. Бе-е… Нет, зря ленилась и не стала обращаться.

Чтобы в такой ситуации предпринял любой индивид мужеска пола? Понятно, жалобой бы не ограничился. Высказал бы обоснованную претензию искалеченному каменному изваянию, может и пнул бы его, во всём повинного, и утащился восвояси, не солоно хлебавши, жалея о бездарно потраченном времени.

А Исс? Мадемуазель была женщиной до кончиков своих ухоженных ногтей и потому, прежде чем признать своё полное поражение, она вытерла руки о подол, искренно жалея, что не догадалась прихватить с собой набор батистовых носовых платков, и достала своё заветное зеркальце, причёску поправить. Ох, до чего ж по-женски!

— Кто сказал, что мадемуазель должна выглядеть как лахудра, пусть даже её постиг полный провал? — оповестила она глазеющих маленьких пташек.

Исс повела бескомпромиссную борьбу с самовольно выбившимися локонами, стараясь в крохотном кусочке стекла разглядеть всю свою пышную шевелюру, причём с разных сторон одновременно. Дело не простое и зело ответственное. Помимо порушенной волосяной красоты Исс обнаружила — о, ужас! — прыщик на лбу?!  Хвала Благому Небу, померещилось! Уф-ф, отпустило. Стой, дорогуша, а это ещё что?.. Видимые в отражении письмена с малой части свитка мерцали не ярко, но вполне определённо. Мадемуазель резко обернулась и увидела… ничем не примечательный кусок серого камня с каракулями, на которые уже успела налюбоваться до оскомины. Обработанный булыжник и не думал светиться.

— Глаза, что ли меня подводят? — встревожилась полутень. — Так нет, вроде, вижу всё ясно и чётко.

Она ещё раз обернулась, вся в подозрительном ожидании. Ничего. А вот когда снова глянула в зеркальце, кроме неприятного грязного пятнышка на виске снова увидела то самое обманчивое мерцание. Сомнений никаких не осталось — свиток игриво подмигивал. Но, удержавшись от порыва обернуться (проходили уже такое, больше не попадёмся!), полутень с огромным удивлением поняла, что символы, буквы, иероглифы и руны видоизменяясь, стали медленно складываться во фразы на понятном ей языке.

— Ох, ты ж… — потрясённо выдохнула Исс, озарённая пониманием происходящего. — Какой простой и действенный фокус. Писанину на свитке не прочтёшь, пока не глянешь на неё в зеркальном отображении. Ловко. Кому такая глупость в голову взбредёт? Кстати, о голове. Свою собственную без страха на отсечение даю, что даже при самом точном копировании эффект теряется. Х-ха, высоколобые умники сотни лет изучали копии, то есть полную белиберду. А братия, не чинясь, позволяла, кому не попадя делать всё новые списки. Ай да монахи, право слово ловкачи! Наверное, животики надрывали, потешаясь над умудрёнными жизнью и убелёнными сединами книжными червями. А, что вы поведаете мне, хранители тайн Лучезарности?

Исс углубилась в чтение исторического документа, терпеливо продираясь сквозь сложнейшие архаизмы, и, то и дела путаясь в строках, — рука, держащая зеркало, предательски подрагивала. Чем дальше забиралась она в словесные дебри, чем больше охватывала умом высеченное в камне, тем мрачнее становилось её всегда живое, подвижное лицо. Страшно молвить — у неё между бровей складочка залегла, а она и не приметила.

Много времени она была вынуждена потратить на чтение, непозволительно много. И окончив, не сразу кинулась на поиски Эсхалона и Бронга, будто осилив каменные письмена, сама окаменела. Сидела она у подножия Неподвластного Скверне Бода, вперив пустой взгляд в никуда, и, кажется, даже дышать перестала. Так тяжко восприняла полутень знание о содеянном её собственным народом. О славном подвиге сотни полутеней, добровольно решившихся на разделение тела и духа и шагнувших в ничто без всякой надежды на успех задуманного. О причинах, по которым были забыты не только их имена, но и само деяние. О нарушенном контракте. Хотя, последнее, ни для кого особым секретом не было. Просто об этом старались не вспоминать лишний раз.

— Заигрались с архидемоном мудрецы-чародеи, — сквозь зубы протолкнула Исс. — И сотню полутеней, как овец, на заклание отправили. А толку? Перехитрив Йёйя врата для него полностью затворить, не сумели. Теперь ваша глупость нам всем аукнулась. Ох, пращуры, пращуры и слов у меня сейчас не хватает, чтобы высказать всё, что накипело, да и сами вы покуда к речам моим глухи, поскольку уже перешагнули грань бытия. Но это, как мне теперь мыслится, совсем ненадолго. Вот спроворит Фруммми, что задумал, и увижусь я со всеми вами в скорости. Тогда уж не обессудьте, дорогие предки, особенно один,  а получите вы от меня, старые пердуны, на орехи. Ой, да что ж это я расселась и разболталась, как дура деревенская! Надо спешить. Ещё как  надо! Нельзя позволить магу…

Она подобрала с пола осколок с печатью и, как пружиной подброшенная, со всех ног кинулась догонять маленький отряд, идущий сейчас прямиком в объятия демонов преисподней.

 

Раздвижной пол, прикрывающий яму, на дне которой угадывалась частая щетина стальных прутьев, счастливо миновали, осторожно, по самому краю, вжавшись в стеночку с предательски выступающим барельефом. Бронг, на которого ловушка, как водится, не сработала, помогал не отлынивая. Особенно помучиться пришлось с бестолковым кадавром. Тут в одиночку Эсхалону ни за чтобы, ни управиться. Ловкостью трупак похвастаться не мог, зато вредностью характера поразил даже собственного призрака. Антор во плоти с возрастающим гастрономическим интересом поглядывал на всех своих спутников и постоянно норовил кого-нибудь укусить. И это невзирая на плотный кляп во рту.  Для создания этой совершенно необходимой поделки Эсхалон пожертвовал нижней половиной своей рубахи, приобрёл почти столь же комичный вид, как и пугало Фрум-Доз, но ничуть об этом не жалел. Более того он и остатком бы пожертвовал, чтобы закупорить рот самому чародею, вздумавшему вдруг распространяться по поводу, того, что де, ловушка эта не так грозна, как показалось с самого начала.

— По моим представлениям прутья железные должны были уже проржаветь, — авторитетно заявил он. — За столько-то веков! Так что, оступившись, кое-кто из вас, разве что ногу сломает.

«Кое-кто» — это кто? Сейчас над ямой балансировал только один… Во всяком случае один живой. Сам-то маг, будучи телесно тощ и легковесен, по узенькому приступочку перебрался едва ли не подпрыгивая.

— Сейчас… до твёрдого пола доберусь, — тяжело дыша, злобно зашипел Саламандра, страшась глянуть в чёрный зев ловушки, — и скину тебя вниз, на предмет проверки сохранности шипов. Долетишь, лично осмотришь и доложишь по всей форме. Благое Небо, что ж у меня плечи такие широкие!

Чародей боязливо отодвинулся подальше. Хотел вообще умчаться в коридорную темень, да нерасторопный оборотень, по лености природной, ещё не отыскал следующий неприятный сюрприз. А ну как для некоего престарелого… нет не так… облагороженного прожитыми годами магического маэстро (да, так несравненно лучше!) ожидающая свою жертву западня окажется вредна для здоровья? Фрум-Дозу отчего-то сделалось неуютно и чуточку боязно и он решил закрыть тему провала в полу, высказавшись в том духе, что монашествующая братия — народ богобоязненный и куда более ответственный и добросовестный, нежели беспечные миряне, так что могли время от времени колья и менять, да-с.

— Придушу, болтливый ты старикашка! — обильно обливаясь потом гаркнул Эсхалон, которому до надёжной, спасительной тверди оставалось ещё футов шесть, а кадавр, шедший впереди, опять необъяснимо застрял. — Бронг, будь другом, дёрни на себя эту дохлую затычку!..

Потом была тонкая стальная проволока. Этот «подарочек» от монастырских ремесленников глазастый кугуар разглядел сам, без всякой помощи со стороны чародея. Хвала оборотню! Ловушка была грубовато сработана каким-то подмастерьем без всякой примеси Высокого Искусства. Поэтому Фрум-Доз её почувствовать не мог и  наверняка угодил бы в силки, кабы не пума.

Бронг, оглядев какой-то ничем не примечательный камень, долго и с большим подозрением его обнюхивал и ощупывал, едва касаясь подушечками пальцев. Маг в нетерпении начал брюзжать, огульно обвиняя кугуара в медлительности и перестраховке. Оборотень раздражённо дернул усом и с силой вдавил камень в стену. Тут-то проволочка и явилась, как по волшебству, замерев в каких-то двух дюймах от морщинистой стариковской шеи. Маг громко сглотнул.

— В следующий раз не ленись — пригибайся, — с некоторым опозданием посоветовал старцу оборотень и канул в сумрак лабиринта.

— Об… обязательно, — дрогнувшим голосом пообещал Фрум-Доз. — Броша, ты там повнимательней, а, — хрипло крикнул он в след пуме. — Прошу…

Потом были какие-то липкие ядовито пахнущие тенёта, густые, мышь не проскочит. Их сменили летучие клочья чего-то шевелящегося и фосфоресцирующего. Но все эти подарки для непрошеных гостей носили исключительно магический характер и легко обезвреживались Фрум-Дозом.

— Всё-таки монахи простые смертные. Люди, человеки одним словом, — занудно читал лекцию явно возгордившийся чародей. — Они ж не могли понаставить всякого не снимаемого. Сами бы в таком случае как в подвал бы проникли, случись какая экстренная надобность? Ну а если один человек что-то придумал, то второй — ключик к его придумке всенепременно подобрать способен. Конечно, только в том разе, если подбирающий — человек весьма даровитый, разумением при рождении щедро сподобленный и образованием не гнушающийся.

— Ты вот так высокопарно о ком сейчас рассуждал? — спросил тщеславного мага призрак короля Антора.

— Гм… о себе, — Фрум-Доз отчего-то смутился. — А что, разве не заслуженно?

Король многозначительно поиграл лицом и, ничего не ответив, чинно проследовал далее, опережая подданных и оставляя своего главного советника в полном недоумении.

— Ваше величество! — окликнул чародей монарха. Тот не отозвался. — Ваше величество! — громче позвал маг. — Чем я вызвал ваше неудовольствие? Неужто грань дозволенного переступил?

Совсем рядом с ним, буквально нос к носу, обрисовалось явно недовольное привидение.

— За время нашего путешествия ты эту грань переступал ни единожды. Разве не так?

— Я э-э…

— Хватит блеять. По моему скромному разумению, хвалить себя ты будешь в праве только тогда, когда объединишь нас — меня и эту хулиганящую тушу. Сейчас хвастаться рановато. Ты не находишь? Поскольку кто как не ты отвечал за мою безопасность. И теперешнее моё комично-бедственное положение — следствие твоего упущения. Или у тебя на сей счёт мнение иное?

На какой-то миг Фрум-Доз замер. Ему ли было не понять, что стояло за последней репликой монарха. Король, будь он неладен, начал вспоминать своё человеческое прошлое!

Ох, ты ж… поспешать треба.

— Вы совершенно правы, сир, — чародей бочком, бочком обошёл привидение, — только…

— Что «только»?

— Ждать вам, да и всем нам осталось не долго. Мы пришли. По всему, потребное нам место напротив нас, лишь эту нишу миновать.

— Откуда он знает? — шепнул Бронг на ухо Гвискару.

Тот пожал плечами. Однако глаза Саламандры подозрительно сощурились. Он изучал мага, в то время как остальные в тревоге уставились на неказистый, низкий, без всяких дверей вход. Входи, кто хочешь. Только никого не манило первым ступить в чернильный мрак.

— Никто не желает? — с усмешкой спросил заметно повеселевший Фрум-Доз. — Тогда — я.

И он бестрепетно сделал шаг. Спустя минуту, а может, и того меньше откуда-то из глубины раздался его голос:

— Да проходите вы уже. Чего время тянете? Осторожнее, здесь крутая лестница, придержите кадавра.

Вслед за этим вспыхнул не раздражающий мягкий свет, и участникам спасательного отряда больше ничего не осталось, как придавить в душе неизвестно откуда взявшийся страх и войти под гулкие своды…

— Что б меня… — выразил Эсхалон общее умонастроение. — Демоническое капище!

— Демоническое капище в склепе, — внёс полную ясность дотошный оборотень.

В неглубоких, чуть затемнённых нишах, обрамлявших большую круглую залу с большой матово-белой колонной посередине, явственно угадывались очертания саркофагов.

— Место таково, — уныло заговорил призрак, — что веселее и не придумаешь.

— Проходите, господа, — Фрум-Доз радостно потирал свои ладошки, — нас уже ждут.

— Кто ждёт? — в тревоге закрутил большой круглой головой Бронг.

Саламандра устало опустился на каменные ступени и пристроил штуцер возле колена:

— Архидемон Йёй, — проговорил он внятно. — Ведь ты, Фрум-Доз, нас вёл именно к нему, так или нет?

— А вы догадливый юноша, — голос раздавался изнутри того, что всем казалось ненужной в центре колонной. Она начала бледнеть, становясь прозрачной, и вот Йёй явил людям свою личину. — Может быть ты додумался и до того для чего вы здесь?

Гвискар не спеша с ответом, внимательно разглядывал существо, запертое в магической ловушке. Йёй был невысок ростом. Во всяком случае, много ниже Саламандры. Хотя, возможно таковым его делала сильная сутулость. Согбен архидемон был настолько, что при ходьбе был вынужден опираться на кривой посох. Торс обитателя преисподней был могуч, объёмен и странно костист. Четырёхпалые руки,  именно руки, а никак не лапы, были излишне изящны для такого неладно и нескладно скроенного тела. Ноги архидемон имел таковы, каковыми их принято изображать, несуразно тонкие с вывернутыми назад коленями и маленькими раздвоенными копытцами. Оливкового цвета кожа, покрытая длинными, редкими, встопорщенными волосами создавала впечатление живой брони. А вот лица или рожи архидемона Эсхалон разглядеть не сумел, сколько не силился. Не было у него лица. А может их была тысяча? Во всяком случае, черты менялись ежесекундно.

— Я думал, ты будешь крупнее, — Эсхалон сграбастал щетинистый подбородок.

— Прости, что разочаровал, — усмехнулся Йёй.

— Разочаровал?.. Нисколько. Ты и представить себе не можешь насколько близко к тому, что я увидел, рисовало мне моё воображение. Что до твоего вопроса… гм… До той секунды, когда ты заговорил у меня ещё были сомнения насчёт нашего общего приятеля…

— Приятеля? — усмешка демона была плотоядной. — Какой он мне приятель — это мой холуй, моя ручная зверушка. Сучка на потребу. Не дуй губёнки, старая перечница. У вас, людей бытует поговорка: на правду не обижаются. Вот и жри её, правду, полным ртом. Ну, так как, потешишь меня своими логическими выводами? Спешить мне особо некуда, а вам, скажу сразу, вообще торопиться не стоит, поскольку живы вы все, только до той поры покуда сохраняется мой к вам интерес.

— По мне, так ты слишком самонадеян, — спокойно сказал Гвискар.

— По мне, ты безмерно нагл! — рявкнул архидемон, полыхнув зеленью образовавшихся очей.

Эсхалон медленно достал из кобуры пистолет, так же медленно, с особой нарочитостью взвёл курки и направил оружие на обомлевшего Фрум-Доза.

— Ну, и что ты мне теперь скажешь?

Шантажировать архидемона, что может быть глупее? Призрак короля, так прямо Эсхалону и сказал:

— Никак вы, батенька, от усталости и переживаний с глузда съехали, Йёйя убийством сморчка пугать?

Гвискар только кривенько улыбнулся:

— Вы, ваше величество, чем диагнозы необоснованные ставить, лучше на фрукта в магической клетке гляньте. Он же весь на дерьмо изошёл. Проняло его, до самого прогнившего нутра. Я уж молчу про вашего карманного чудодея. Вон как его корёжит. Слово вымолвить хочет, а челюсть дрожит, и язык заплетается, всё равно, как у паралитика. Сир, я, может, дядька и самонадеянный…

— Всего лишь самонадеянный? — фыркнул Бронг, — Каков скромник.

Почтарь с укоризной посмотрел на разговорившегося приятеля, мол, тут дело серьёзное закручивается, а тебя в психоанализ кинуло. Ну, к месту ли? Не сказать, чтоб оборотень тут же стал кормом для собственной изголодавшейся совести, но хотя бы очи бесстыжие потупил, ито ладно.

— Ваше величество, господа, — официально обратился Эсхалон к присутствующим, — здесь и сейчас, на ваших глазах и с вашим непосредственным участием произойдёт большая игра.

— Игра!!! — возмутился Антор. — Ты собрался играть жизнью своего короля?! Точно, нужно было повесить на обочине.

Почтарь приложил палец к губам:

— Тс-с, сир. Напрасно вы так. Во-первых, жизнью вашей уже давно играют,  не утрудившись поставить вас об этом в известность, но сути это ничуть не меняет. Во-вторых, если мы не будем играть, нас уничтожат скопом и в мгновение ока. Разве не так, сударь Йёй?

— Фрумми, старая сволочь! — громыхнул раздосадованный чем-то архидемон, — Ты же мне могилой матери клялся, что проводник неуч и бестолочь.

— Это она… это всё она, — затрясся, как осиновый лист тощий маг. — Леди Змея… Вот уж истинно — змея. Она меня уверяла клятвенно.

— Бронг, дружище, — обратился Гвискар к оборотню, — будь ласков, сорви с нашего чародея рубашку, а можешь и штаны, и спеленай его покрепче. Сейчас-то он ослаб, но вдруг силёнок наберётся, да станет чёрную волшбу творить? Тут-то мы нашу партию продуем вчистую. А я страсть, как не люблю проигрывать, особенно, когда на кону моя голова.

— Дело обещает затянуться? — Йёй весь пошёл нервической волной. — Что ж… — он щёлкнул пальцами и под его задом материализовался золотой с мягкой ярко-красной обивкой трон. — Мне интересно: откуда ты узнал про…

— Про игру?..

— Про игру, — кивнул Йёй.

— Я и не знал.

Похоже, что архидемон был озадачен.

— Я просто предположил, — Эсхалон поднялся и проверил крепость пут, которыми был связан Фрум-Доз. — Всю дорогу я задавал вопросы и думал. Нашему Фрумми я доверять не мог…

— Тут я с тобой солидарен, — хмыкнул Йёй.

— А уж как я-то теперь солидарен, — без трёх копеек его призрачного величества никто бы, конечно не обошёлся. — Когда ты его заподозрил? — Саламандра крутанул ус. Этим и ограничился. — Неужели сразу? — король был поражён.

— Почти сразу, — поправил монарха почтарь. — В тот момент, когда вы, ваше величество начали куролесить… было, было, не отпирайтесь… Я следил за магом, и увидел, как он изменился. По-другому, я это назвать не могу. Дальше больше, я старался не всё брать на веру из того, что узнавал. Да-да, сударь Фрум-Доз, в мыслях своих я даже старался вас обелить. Что кляп слишком тугим получился? Что ж, такова созданная вашими стараниями ситуация, придётся терпеть. Ты ведь демон драгоценных камней, так?

— Архидемон, с вашего позволения. Драгоценных камней и кое-каких человеческих качеств.

— Алчности, к примеру.

Йёй развёл ручками.

— Собственно в этой истории, для меня не осталось неразгаданных загадок, — Эсхалон продолжил удивлять слушателей. — Во всяком случае, ни одной важной. И так, вернёмся к игре… по-другому, сложившееся положение я назвать затрудняюсь…

— Э-э, — поднял указательный палец оборотень, — Саламандра, может, ну их всех к бесу. Имею в виду этого демона. Знаю, знаю — архидемона! И его ручную зверушку. Давай, просто рванём домой. А что проход открыт? А эти пусть сами между собой разбираются.

Эсхалон Гвискар тяжело вздохнул:

— Ты можешь идти. А я вряд ли…

— Почему? Маг же снял все ловушки?

— Он снял. Он же и новые установил. Пусть силёнок у него не густо, но на одну-две западни, думаю, хватило. Мне же, чтобы сгинуть больше и не нужно. Я ведь их даже не увижу. Прав я в этом своём предположении, сударь Фрум-Доз? Видишь, Бронг, как глазёнки у нашего доброго волшебника забегали. Для меня отсюда выхода нет… пока, во всяком случае. Что, Йёй, перейдём к делу? Ты, гений среди ростовщиков. Я — человек эскорта.

— Мальчик на побегушках.

— Пытаешься вывести меня из себя. Что ж, недурной ход. Давай определимся со ставками. Чего ты хочешь?

Архидемон стукнул посохом в пол:

— Начнём не с меня. С него, — он указал на извивающегося мага. — Чего хочет он?

Неожиданно для всех Бронг весело расхохотался:

— Вот уж тайна, так тайна! Тут не надо быть семи пядей во лбу, как Саламандра. Даже я этого кренделя раскусил. Молодость ему нужна. Он же всю дорогу тебе молитвы возносил и ритуалы творил. Ты его и подмолаживал. Разве не так? Ой, только не прикидывайся, что ты здесь совершенно не причём. То-то, он почти после каждого общения с тобой силой и здоровьем наливался. Даже глазом лукавым Исс подмигивал. Представляешь, Эсхалон? А как чуток поколдует, так и сдувается, как прохудившиеся мехи. Вот, кстати, и второй его интерес — магическая сила. Помнишь, Саламандра, я тебя об этом предупреждал? Он потом нас с тобой сумел в заблуждение ввести, — там, у развалин усадьбы, и после, когда кадавра из речки вылавливал. Но, надолго ли его хватало? Так что с дедком всё яснее ясного. Жкртву он тебе приготовил… Вас, ваше величество! Да-да, вас. Да, что-то не так пошло. Вот и занадобилось ему сюда — ритуал завершить. Правильно я мозгую, Йёй?

Эсхалон со значением поглядел на несколько стушевавшегося архидемона.

— Не ожидал такого, от простоватого оборотня? А зря. Наш Бронг куда умнее, чем кажется с первого взгляда.

Любопытно было понаблюдать за Фрум-Дозом. Он не то что извиваться прекратил, но, наверное, даже дышать перестал. Интриговал он, репутацией и жизнью рисковал. Всё на карту поставил. Считал,– на козырного короля, а вышло — король краплёный. И что делать теперь, если и слова вымолвить не можешь? А события из-под контроля вышли и судьбу твою всякие разные недобрые люди решают. На архидемона, понятно, надежды никакой — у него интерес свой и его-то он соблюдёт. Фрум-Доз натурально загрустил, до тяжкого холодного кома внизу живота и слегка намокших штанов. Не должно всё так завершиться. Не должно!..

Архидемон с презрением посмотрел на горе-союзника и вдруг гордо распрямил свой скрюченный стан.

— Что ж, — сказал, кашлянув, — вы умны, не отнять. Здесь графиня Юлл просчиталась крепко. Не буду спрашивать, где были глаза у этого старикана, что теперь прошлое ворошить. Будем играть тем, что есть в наличии. Хотите, чтобы я озвучил свою ставку? Что ж, извольте… Я хочу стать богом.

— Богом? — озадаченно переспросил Саламандра. — Вот так просто?

Йёй кивнул.

— Богом. Но это совсем не просто. У нас там, — он указал пальцем куда-то вниз, видимо имея ввиду преисподнюю, — конкуренция, знаете ли, жёсткая. И отношения между братьями и сёстрами далеки от душевных.

— Могу представить, — усмехнулся Эсхалон.

— Нет, — сурово отрезал Йёй, — не можешь. Однако речь я веду совсем не о том. Сдаётся мне, что мы все способны друг другу помочь. Вы не вмешиваетесь в мои дела с магом и с тем, что осталось от вашего короля, а я, в свою очередь, позволяю вам покинуть эти не гостеприимные стены. Бонусом пойдёт то, что я обязуюсь впредь не омрачать вашего существования. По-моему предложение более чем щедрое. Ну, что, заключаем контракт?

Бронг с Саламандрой переглянулись.

— Ему можно верить? — спросил оборотень.

— Если заключим контракт — да.

Архидемон с облегчением откинулся на спинку своего трона.

— А что будет с королём?

Вопрос этот каверзный Йёй мог ожидать от вечно подозрительного Гвискара, но задал его Бронг, и у обитателя глубинных пещер, возникло неприятное ощущение, что добром это всё не закончится.

— Короля, выполняя свою часть контракта, Фрум-Доз ему всё-таки отдаст, — неожиданно раздался голос мадемуазель с верхней ступени лестницы. — И тогда мы все проиграем. Йёй обведёт вокруг пальца своих недругов здесь и получит… Рателеон!

Оборотень с почтарём резко вскинули головы.

Там, смущённо переступая с ноги на ногу, стояла Исс.

— Извините, мальчики, — кивая себе за спину, сказала она, — но я не одна.

 

Глава 18.

 

— Извините, мальчики, но я не одна.

Что-то нехорошее было в её голосе. Что-то такое, что усложняло и без того не простую ситуацию. И причина, точнее, причины душевного не спокойствия очаровательной мадемуазель, не замедлили обрисоваться в удручающе большом количестве. Пистолет Эсхалона юркнул в кобуру, а вот спусковые крючки ружья щёлкнули в хищной готовности. Бронг, отяжелев раменами, сорвал с себя рубашку и выпустил когти. А, гаденько захихикавший Йёй, уселся поудобнее в ожидании занимательного зрелища. У недругов, что нежданно совершенно перехватили инициативу, дела пошли вразнос: как тут не возрадоваться? Тахи! Ну кто бы их ожидал? Никогда архидемон Йёй не подумал бы, что будет рад видеть этих недочеловеков. Всё-таки земноводное, рыба и человек, перемешанные и заключённые в одном существе!.. Есть в этом что-то неестественное. Даже оборотень и тот более ограничен, что ли…

Речные люди очень быстро и слаженно заполнили капище, окружив путешественников и нацелив на них свои иглоподобные пики.

— Не вздумай дотронуться до меня этой штукой, — предупредил Саламандра одного особо рьяного тахи, вознамерившегося, как бы случайно, уколоть его в шею.

Воняющий рыбой служака разочарованно щёлкнул зубами, но копьецо убрал, подчиняясь, однако, не грозно сверкающему очами Гвискару, а кому-то стоящему за спиной Исс, и пока рателеонцам не видимому.

— Вас никто сюда не звал, — с сильным акцентом, почти до не узнаваемости изменяющим слова, заговорил таинственный персонаж, пока не спешащий показаться людям.

— То же самое могу сказать и о вас, — Саламандра не утратил присутствия духа. — Но сначала: «Здравствуйте».

«Почему она не обращается? — озадаченно думал почтарь. — И вообще, как её сумели заарканить? Неужто ещё один маг? Тут с одним-то хлопот не обобраться. Однако, похоже, у богов необоримая тяга к чёрному юмору».

— Что ты делаешь? — едва слышно прошептал Бронг, стараясь уследить за всеми сразу.

— Пытаюсь наладить диалог, — не разжимая губ, ответил Эсхалон. — Нас не убили сразу, значит есть шанс… Эй, ты там, не смей так обращаться с дамой! — неожиданно выкрикнул Саламандра, увидев как таинственный некто грубо толкнул Исс в спину и той с большим трудом удалось удержаться на ногах.

Тот самый излишне ретивый тахи, вздумав покарать наглого чужеземца, дёрнул копьецом и… рухнул на пол, получив прикладом в челюсть.

— Намечается потасовка… Браво! — не повышая тона, бросил Йёй и чуть-чуть, одними пальцами брезгливо похлопал фиглярам, решившим устроить бесплатное представление.

Фрум-Доз, выпучив побелевшие от страха глаза, червём отползал к саркофагу; затопчут ведь, мерзавцы, окончательно испоганив и без того отвратительный день.

А шторм в капище разыгрался далеко не шуточный.

Присутствуй в том уютном подвальчике детектив Лакр, обязательно бы оценил действия Саламандры. Высоко бы оценил. В конце концов, многому из того, что сотворил Гвискар, его научил именно Моршаньёли. Хотя, нет, не оценил бы сыщик. Скорее сам вмешался в свалку, не дав ученику в полной мере блеснуть мастерством, и… избавив его от некоторых проблем. Саламандра, безусловно, был бы несказанно рад такому подспорью, глядишь и не пропустил бы удар древком в скулу. К чести рателеонского забияки горячий компресс он получил только от пятого по счёту противника. Четверо гребнистых парней, к тем порам, уже мирно лежали на полу в настроении пацифистском и наотрез отказывались подавать какие-либо признаки жизни. Миг — и удачливый пятый присоединился к товарищам по несчастью, имея в активе обессмысленный взор и сломанную челюсть.

Бронг не мог похвастаться большими успехами в кулачном бою, но спину товарищу и в своей особой манере защищал надёжно, далеко отшвыривая настырную речную молодёжь, жаждавшую крови. Двое из них расплатились за излишнее рвение в лоскуты порванными лицами.

Искривлённое злобное существо на троне пребывало в полном восторге; он уже аплодировал в полную силу, отпускал едкие замечания и сальные шуточки по поводу действий той или другой стороны. Особенно же ему понравилось почти полное обращение Бронга.

— Хорош! — орал Йёй, колотя кулаками по подлокотникам. — А хвост-то по бокам так и хлещет. Разъярилась киска. Ну-ка, тошнотики зелепушные, снимите шкурку с кота. Я за вас болею! Эй-эй, клыкастый, кусаться не честно… Хотя численное превосходство на стороне перепончатолапых. Постойте, но ведь первым напал мальчик из большого города. О! Вот это удар!! Сколько крови, — архидемон сладострастно облизнулся и затрепетал обозначившимися ноздрями. — Однако, рыбохвостый всё ещё на ногах. Слабеет усатый. Хорошо. Сбейте-ка с него спесь и шляпу.

Правда, чистой воды — Эсхалон начал выдыхаться. Стойкому тахи пришлось жёстко добавить по голеням, чтобы буквально срубить его с ног. Гвискар ещё успел прикрыть голову левой рукой, о которую тут же сломали тонкое древко, а затем на его спину обрушился град ударов и упрямый рателеонец упал на колени. Где-то очень далеко рычал, одолеваемый врагами Бронг. Истерично вопящая бабёнка, будто в исполнение пожелания архидемона сбила с Саламандры шляпу, а её алкающий крови приятель ударом ноги отправил его в глубокий аут.

— Бац! — поджал губы Йёй. — Конец дармовому развлечению. Приспела пора возвращаться в серую, скучную обыденность. Довольно, Гху, — обратил он своё изменчивое лицо к входу, — довольно прикрываться перетрусившей барышней.

— Я не трушу! — несколько истерично взвизгнула Исс.

— Ты меня знаешь? — колюче спросил архидемона Хранитель Памяти.

— Не тратьте время на глупости… оба! Гху, прикажи-ка своим людям добить волосатого задиру, да и оборотня до кучи. От них много ненужного беспокойства.

Бронг, всё ещё державшийся и совсем не помышлявший о сдаче или ретираде, отрывисто рыкнул и прихватил большими лапами шеи двух не успевших увернуться вояк. Старый, многоопытный Гху, мрачно оглядел место сражения и сказал только одно слово. К великому разочарованию архидемона копьё, готовое нанести Эсхалону удар в глаз тут же покорно склонилось.

— Почему? — вскричала девица-тахи, одна из самых молодых и нетерпеливых. — Мы ведь можем его прикончить! — и она стёрла кровь, обильно сочащуюся из её разорванной губы.

— Во-первых, — Гху неспешно начал спуск с лестницы,  за ним как на невидимой верёвке следовала Исс, — они тоже могли убить многих из нас. Дха, к примеру, тебя, за то, что ты попытался ударить человека в спину. Оружие этого длинного ведь заряжено, не так ли? Но он даже не попытался выстрелить. Я уж молчу про парня с внешностью невиданного мною зверя…

— Он меня изуродовал! — Вопль самой несчастной женщины в мире. — Полюбуйся. Кожа висит лохмами.

— Изуродовал — верно. Нашим целителям предстоит большая работа по заживлению твоих ран. Но он мог вырвать тебе глотку. Тебе это по силам, зверь? Вижу — по силам. И тогда нам некого было бы лечить. Во-вторых, об убийстве этих людей настоятельно хлопочет Йёй. Сдаётся мне — он в этом кровно заинтересован. Это ли не причина оставить их в живых, хотя бы на какое-то время? — И, посмотрев на развалившегося — нога на подлокотнике — не симпатичного типа, сказал: — Я удивлён, что тебе известно моё имя. Не стану скрывать — удивлён неприятно. Это доказывает, как мало мы в действительности знаем о тебе подобных.

Йёй с самодовольным видом пожал своими тяжёлыми обвислыми плечами.

— Может быть, ты и её знаешь? — Гху сделал странное движение рукой, будто поводок потянул, и мадемуазель Исс тут же дёрнуло вперёд.

— Пока не имел удовольствия, — в голосе архидемона, ставшего бархатным, появились урчащие, эротические нотки, — но не теряю надежды познакомиться и очень, очень близко.

— Чтоб ты сдох, урод! — мило улыбнувшись, высказалась госпожа секретарь посольского дома.

— Это вряд ли, — осклабился Йёй. — Видите ли, сударыня, я бессмертен.

— Не вводи даму в заблуждение, — ровно и холодно обронил Гху.

И всем, включая пришедшего в себя Эсхалона, стало ясно — игра продолжается, просто за столик присел новый игрок.

Эсхалона без всяких церемоний вздёрнули на ноги, нахлобучили шляпу на его забубённую голову, кое как нахлобучили сикось на кось, к тому же заломили назад локти и быстро, но тщательно обыскали, так что благодарить  тахи Саламандра не стал.

— Эй! — громко возмутился он. — Ладно, оружие отобрали, но сигару-то зачем?! Это уже не предосторожность, а как есть грабёж. К чему вам сигара? А бабло и цацка?! Я их тяжким трудом добывал,  спины не разгибая. И птичку верните. Она мне дорога как память. От покойного папы досталась в наследство.

Гху осклабился и щёлкнул пальцами. Молодой тахи тут же перекинул военному вождю изъятые у непокорного человека сигару и побрякушку в виде уродливого попугая. Сигару Хранитель Памяти, заковыристо царапнув ноготок об ноготок тут же закурил с видимым удовольствием и великому  возмущению несколько опешившего рателеонца.

— Чтоб тебя кошка съела! — с большим чувством пожелал он рыбоящерному вождю. — Откуда бы мне догадаться, что речной житель заправский курильщик? — И тут же наставил его на путь истинный, поведав обитателю мрачных глубин о вреде табакокурения.

Гху, лекцию о бережении собственного здоровья прослушал без всякого интереса, внимательно изучая безыскусную поделку неизвестного ремесленника. Однако длилось это созерцание не долго. И то сказать, совсем другие заботы омрачали этот прекрасный, такой сырой и пасмурный день. Истинное блаженство для тахи в такую  погодку покачаться на речных волнах кверху пузом. Но демон — демоны его задолбай! — и прочий сброд сумели всё обхаркать. Гху тяжким взором окинул пленённых.

— Отпустите человека, — велел хрипло. — Зверя тоже оставьте в покое. Пока дамочка у меня на коротком поводке они будут безобиднее сытого, дремлющего карася.

Молодые вояки, всё ещё не утолившие жажду мести, этот приказ исполнили не без ропота. Без болезненных толчков в спину тоже не обошлось. Но в этот раз Гвискар благоразумно решил оставить их безнаказанными, ограничившись несколькими обидными замечаниями в адрес магов, тупых чешуйчатых  солдафонов и всех без исключения демонов.

— Может, и стволы вернёте? — без особой надежды спросил он у Гху, разминая плечи. — Раз уж мы теперь такие закадычные приятели, давайте доверять друг другу.

— Не всё сразу, юноша, — Хранитель Памяти, со смаком выкуривая экспроприированную сигару, постепенно возвращал себе приподнятое состояние духа. — Не всё сразу, может быть после того, как я распутаю, — тут он взял паузу, — или разрублю тот узел, что у нас здесь завязался.

Саламандра высказал обоснованные сомнения в том, что упомянутый тахи узел завязался «сейчас».

— «Здесь» — возможно, — бухнул он. — Нужно понимать и учитывать ещё и  то обстоятельство, что я, Эсхалон Гвискар, как и оборотень Бронг, как и присутствующая здесь мадемуазель Исс ко всему этому бедламу имеем крайне опосредованное отношение.

— Ты и оборотень… Гм, вполне допускаю, даже почти в этом уверен. — Неожиданно он кинул Эсхалону каменную пичугу. Реакция Гвискара не подвела. Хитрый маг слегка улыбнулся, но как все заметили, — разочарованно. По его мнению человек слишком быстро восстанавливался. — Но никак не упомянутая тобой мадемуазель, — глуховато закончил Хранитель Памяти.

Исс возмущённо трепыхнулась, пытаясь стать тенью в который уже раз. И опять всё с тем же плачевным результатом.

Гху раздражённо дёрнул рукой, и она с трудом удержалась от падения со ступеней. Старый тахи с ней не миндальничал, пресекая любую попытку проявить своеволие. Было похоже, что дочь полутеней пользуется у речного народа особой нелюбовью.

Хранитель Памяти сделал последнюю затяжку и, несколько рисуясь, отправил тлеющий окурок далеко в сторону саркофагов. Благое Небо, как этой его браваде обрадовался некий рателеонский кудесник! Беспечный враг только что даровал ему шанс на спасение, бросив бычок туда, куда гусеницей дополз почтенный волшебник. Ему теперь и нужно совсем ничего, лишь прикоснуться пальцами к слабенькому, но живому огню. Ничуть не опасаясь обжечься Фрум-Доз, связанными руками схватил дымящийся окурок и с удовольствием ощутил, что краткая передышка определённо пошла ему на пользу — толика колдовских сил была. Была!! Теперь нужно было быть предельно собранным и осторожным, чтобы тахи не расчухал всплеска колдовских эманаций. Перенаправить энергию огня на тугие путы — это и школяру под силу главное, чтоб суровые наставники «не спалили». Ой, не позабыть приглушить запах занявшейся рубахи, которой скрутил его руки проклятый оборотень. На это ещё силы тратить… И не обойтись. Учует рыбье племя — и конец. А ежели, до поры затаившись, поднакопить мощи, то с помощью Йёйя (нет ну каков мерзавец, обозвать королевского мага собственной игрушкой! Припомнится ему, ейже-ей, припомнится!) всё ещё можно обернуть к своему благу. Вот только бы кадавр не подкачал, а то за безобразия его рыбо-люди вполне способны пустить бездушную тушку короля на приманку для речных гадов. А без него и Фрум-Дозу несдобровать. Чем потом прикажете с окаянным архидемонм расплачиваться? Ведь под его пустое тело весь сыр бор и был затеян. Нет, ну вот же неугомонный стервец, опять вознамерился от тахской девки кусок откусить! Ну и получил по венценосной башке. Ну и не жалко совсем. Так ему и надо тирану и политическому прожектёру! Всё равно скоро на заклание пойдёт, аки агнец.

Рубаха, наконец, занялась и, не чадя, стала быстро тлеть. Вскоре Фрум-Доз будет свободен, а там поглядим, чья возьмёт.

За всей этой «развесёлой» суетой разномастная толпа как-то успела позабыть о присутствии в крипте целого архидемона, вынужденно дожидающегося, когда же вся эта смертная мошкара обратит на него своё внимание. Проклятая демоническая темница, сотворённая поборниками Лучезарности и буквально возрождённая недоверчивым Фрум-Дозом. Своевольный старикашка! Ведь велено ему было  прочесть заклятие не сильнее четвёртого круга. Нет, перетрусил, и отмочил формулу аж тринадцатого.

О, законы мироздания, кто их только выдумал?! Почему практически всесильный Йёй… Ну, не то чтобы совсем всесильный, но всё равно очень даже не слабенький, поскольку слабых архидемонов в природе не существует. Так от чего же, из-за чьей злой иронии, он вынужден терпеть это проклятое заточение?! Исполнять, как некий пропылённый чиновник замшелой канцелярии, требования обнаглевшей родни, а заодно и оборзевших (другого слова и не сыскать) до последнего предела смертных? Их бы всех и демонов и этих мелкотравчатых в один котёл!.. Кто так зло подшутил над ним,  загнав в несокрушимые рамки неких правил? Бог?! Узнать бы, который. Ни одно из известных архидемону божеств на подобное вселенское безобразие способно не было. У них там, в вышних эмпириях, тоже не без заморочек, особо не разгуляешься. Сунут по распределению арфу в руки, по жребию облако выделят, и сиди на ём голубь сизокрылый, музицируй положенную тебе вечность. Каковы страсти! Есть от чего податься в полные безбожники.

— Йёй! — кто-то позвал его требовательно и без всякого почтения к летам, сану и происхождению.

«Уничтожу всех, — пообещал себе архидемон, — особо извращённым способом». И тут же ласково улыбнулся, отвлёкшему его от невесёлых размышлений, тахи. Игра началась, и требовалось держать лицо.

Кто же среди них был банкомётом? Архидемон считал, что это он, Йёй. А кто за столом самый умелый или везучий игрок покажут ближайшие полчаса. Произведённый адской клоакой демонический ростовщик полагал, что больше времени эта пулька не займёт. И то взял с большим перебором. Пролетят эти стремительные тридцать минут, и кому-то предстоит наслаждаться всеми прелестями жизни, как он их себе представляет, а кому-то обживать круги ада, все, сколько их там насчитывается. И это совершенно без вариантов.

Собравшийся с мыслями Хранитель Памяти был настроен выиграть. О намерениях архидемона и Саламандры тоже нетрудно было догадаться. А что же Исс и Фрум-Доз?.. Они тоже отнюдь не считали себя аутсайдерами. Каждый из этой непростой парочки уже приберёг по козырю в своём рукаве. Оставался ещё король Рателеона Антор 3, во всяком случае, его призрачная, относительно разумная часть, но тому, как это, ни досадно абсолютным числом голосов была отведена незавидная роль разменной карты.

Как тут не затосковать?

Мудрец тахи не без оснований рассчитывал на быстрый успех. Козырей у него поболее, чем у остальных. И все они весомы, тяжелы, сразу и не перешибёшь: достаток магической силы, почти не траченный, — это всегда сгодится и против всех. Плюсом идёт вооружённая поддержка злых и фанатичных копейщиков. Не стоит забывать про чистую совесть и чувство выполненного его народом долга — броня от любых соблазнов, на которые так щедры демоны. Словом, Гху в победе не сомневался. От ощущения своего превосходства, он даже проявил некоторое благородство своей чешуйчатой души, вернув усатому рателеонцу деньги и перстень. Странные они — люди. На кону ребром поставлен вопрос о жизни и смерти, а они пекутся о презренном металле и дешёвеньких кольцах. Хотя, насчёт перстня старый тахи душой покривил: не дёшев он был, работы не простой, и камень в нём сверкал изумруд незамутнённый. Редкостный! Расставаться с побрякушкой было до обидного жаль. Помогло то, что Саламандра покуда его пленник и… в общем, всяко оно там обернуться может.

-Йёй! — властно обратился Хранитель Памяти к злейшему врагу своего народа, почти вплотную подойдя к магической ловушке. Тот быстренько изобразил всем телом саму любезность, прикинувшись этаким халдеем из третьеразрядной харчевни. Лицемер прирождённый! И как древние тахи такому поверили? — Я полжизни ждал встречи с тобой.

— Что так долго? Обиталище твоё рядом. Заскочил бы по-соседски, запросто, потолковали бы о том, о сём.

— С тобой запросто потолкуешь, как же…

— И в ум не возьму, с чего бы ко мне такое недоверие, даже обидно. Уж я ли не был честен с твоим народом?..

— Когда предложил моим предкам кабалу на несколько веков, воспользовавшись их безвыходным положением?

— Я делец. Архидемон! Помнишь? А не благотворительное общество розовощёких альтруистов.

— Я хочу заключить с тобой сделку…

Обомлели все.

— Последнюю сделку между народом тахи и тобой, обитателем пещер.

Архидемон, приготовившийся к чему угодно, но уж никак не к такому счастливому для себя обороту, растёкся елеем. Соперники разом с ума посходили. Или хотя бы часть из них. Какая, к бесам, разница. Хранитель Памяти вздумал играть на его поле, а значит по его правилам. Всего-то и осталось, что стравить его и людей между собою. Тоже проблема, ха! Они и так в полушаге от кровопролития. Ясно было как день, что никого из бездумно забравшихся в эту крипту, выпускать он был не намерен. Архидемон он, в конце концов, или лопух подзаборный?! Йёй вдруг ощутил, что этот день, начавшийся для него не очень удачно, вполне может обернуться полным триумфом.

— Ты же знаешь, Гху, — заговорил он урчаще, — я всегда готов заключить взаимовыгодный контракт. И, в отличие от некоторых, — тут он не удержался от полного ненависти взгляда в сторону притихшей Исс, — честно его исполнить. Не будем тянуть: в чём суть твоего предложения? Ой, прости, не так, конечно, не так. Вот как нужно было спросить. Чего ты желаешь, Хранитель Памяти своего народа? Исполню всё.

— Если сойдёмся в цене, — не удержался от сарказма мудрый тахи.

Архидемон развёл лапками, мол, не обессудь, — такова жизнь.

Старый обитатель речных глубин сомкнул вежды и как в пропасть шагнул:

— Я отдаю тебе всех этих людей и нелюдей, а ты… Ты оставляешь в покое мой народ на веки… Стой… не просто на веки, а до скончания мира. Идёт?

Йёй сделал вид, что глубоко задумался. Остальные выразили своё полное несогласие с таким оборотом дела. Саламандра вознамерился снова кинуться в драку. Бронг, этот его порыв полностью поддержал. Исс завизжала истерично и пронзительно. А Фрум-Доз… Хотя спешить не стоит.

Архидемон публику немой сценой томить долго не стал и заявил о невозможности выполнения условий сделки:

— За такую мизерную цену?.. — презрительно протянул Йёй. — И такое привилегированное положение для целого народа? Ты переоцениваешь свою платёжеспособность. К тому же у меня перед одним из этих людей уже есть некие неисполненные пока обязательства… Нет-нет, — зачастил он, приметив недовольное выражение на рыбьей морде Гху, — я не намерен отметать твоё предложение вот, так с порога, но…

— Ты хочешь торговаться?

Йёй заявил, что он не против.

— И в знак наших налаживающихся отношений отдай мне самого бесполезного из своих пленников… кадавра. На что он тебе? А я сразу могу гарантировать для всех тахи, скажем, век спокойной жизни.

Гху слегка опешил от столь щедрого предложения, а Гвискар, видя его колебания, не удержался и сорвался на крик:

— Нет! Не делай этого. Не делай!

— А он и не сможет, — раздалось сухое, будто песком присыпанное.

Из-за саркофага медленно поднялся Фрум-Доз, потряхивая, освобождёнными от пут руками. Был он на удивление спокоен и сосредоточен. Королевский маг дождался своей очереди и сделал ход.

— Так-то ты держишь слово своё? — бросил он в лицо архидемону. — Решил прибрать короля к лапам своим загребущим, минуя меня? Получил, что желал, а меня, стало быть, можно и в расход списать? Рано возрадовался, лихоимец!

По крипте, словно пронёсся затхлый ветер, сотканный из замогильного шёпота и смрада разлагающихся тел. И склеп будто ожил. Сначала захлопнулась единственная дверь, заставив вздрогнуть даже невозмутимого Хранителя Памяти, а потом произошло, то, чего никто из присутствующих ожидать не мог, — каменные, казалось бы, неподъёмные крышки саркофагов были отброшены в стороны, как почти невесомые увядшие листья.

— Последний рубеж обороны, оставленный адептами Лучезарности, — усмехнулся Фрум-Доз. — Поприветствуйте Нетленных!

С шорохом, от которого кровь стыла в жилах, из каменных гробниц восстали во всей своей неприглядности, давно упокоенные воины разных рас и народов. Тела их, вопреки утверждению королевского чародея, носили на себе явные следы тления. Смрад, издаваемый разлагающейся плотью, заставил согнуться в рвотном позыве нескольких молодых тахи и мадемуазель Исс. Чего греха таить, Саламандра с Бронгом тоже были готовы к ним присоединиться. Гху, что-то заполошно кричал, пытаясь растормошить своё парализованное страхом воинство, а Йёй сплёл пальцы рук и приступил к просмотру второго акта бесплатной комедии.

Первым в себя пришёл Саламандра. Всё-таки ветераном он был, невзирая на молодые свои лета, и многого успел навидаться на полях сражений, даже атаку поднятых некромантами упырей исхитрился пережить. Вот только как, он и сам не знал. Упыри буром пёрли на их позиции не боясь ни винтовочных залпов, ни сабельных ударов. И многих солдат успели они тогда разорвать на части, прежде чем всё закончилось. Неожиданно закончилось… Как-то сразу. Нежить сделалась вдруг медлительной и отсечённые ранее конечности перестали хватать людей за ноги, а от выстрелов неупокоенные и вовсе стали падать, как подкошенные и уже не вставали. Что было тому причиной, Гвискар не знал и не догадывался. Ходили потом слухи, что это артиллеристы, обстреливая позиции неприятеля, случайно угодили гранатой в начерченный на земле круг Призыва, нарушив его целостность и связь некромантов с полчищами неживущих. Но слухи так и остались слухами. К тому же сейчас в крипте и вовсе не было никакого круга, помимо демонической ловушки, а нарушать её целостность рателеонец не рискнул бы ни за что на свете.

И вот история его жизни повторилась с печальной однообразностью. «Хорошо бы, — мелькнуло в голове Эсхалона, — чтобы и на этот раз исход оказался для меня благоприятным». Он вырвал штуцер из ослабевших рук уже желчью блюющего тахи и разрядил сразу два ствола в башку, нагло прущего на Бронга, капюшонного тролля. Здоровенное чудище уже занесло свою трёхпалую лапу над головой оборотня, но получив добрый заряд свинца, слегка покачнулось и промазало. Две пули прошили его башку насквозь. Всё вокруг оказалось забрызгано отвратительнейшей кашей, глаза капюшонника выскочили из орбит и повисли на гнилых ниточках, но сдохнуть во второй раз тролль отказался в категоричной форме. Правда его заминки хватило для того чтобы оборотень вывернулся из безнадёжной ситуации. Успев благодарно мявкунть в сторону спасителя, он перехватил поперёк туловища ещё одного беспокойного мёртвого малого с четырьмя руками и подсунул его упирающегося под второй размашистый удар тролля.

Вонючей слизи на полу после этого заметно прибавилось, а видевший акробатический номер Бронга Фрум-Доз, раздосадовано скрипнул стёртыми жёлтыми клыками. Ну, ни в какую не хотели умирать упрямые рателеонцы! Правда, пока поводов для волнения не было никаких. Он ведь не беспечный юнец. Фрум-Доз предусмотрительно спрятался за самым массивным саркофагом, далеко от того места, где высунулся на всеобщее обозрение. Попробуй его оттуда выковырни. Ма-аленькая военная хитрость, предпринятая, казалось бы без особой на то необходимости, так — исключительно из врождённой осторожности. Остаток своих куцых сил, Фрумми тоже потратил с умом, воздвигнув в футе от собственного носа магический барьер, способного обратить в желе, любого рискнувшего переступить невидимую черту. И после этого, несколько успокоившись, решился в относительном покое обдумать свой следующий шаг. Выиграет он баталию… Иначе ведь никак… И что далее? Может повысить ставки в игре с архидемоном? А что, он ведь сейчас является свидетелем крупного успеха своего адепта. Так почему бы и не… Вот только Саламандра и чёртов Бронг всё ещё живы — неймётся им. Да и маг-тахи до сих пор не околел, знай себе окатывает мертвяков волнами какой-то жутко убийственной магической гадости, за раз изничтожающей по одному (хорошо хоть не скопом!) мертвяку. Не он бы и нетленные давно бы покончили с трепыхающейся беззащитной живностью. Розовым оптимистом оказался престарелый хулиган. Не высовывая нос из укрытия, видел он далеко не всё. От того и выводы его были неверны. Он-то на мага грешил, а надо было во внимание кое-кого иного принять. Но, пока всё шло так, что он радоваться мог.

Мертвячки, в гробах залежавшиеся, теперь чудесили на славу. Они лихо расправлялись с рыбоящерами, уже сократив их число более чем в половину. Копья воинов-тахи были совершенно бесполезны. Что околевшему разлагающемуся телу укол узкого копейного лезвия? В крипте раздавались громкие крики сражающихся людей и хриплые стоны умирающих. Фрум-Доз досадливо поморщился: всё-таки он рассчитывал, что побоище займёт несколько меньше времени. Он уже стал тяготиться присутствием в душной и неуютной крипте. Здесь пристанище нежити, а он умирать пока не собирался.

— Долго мертвяки возятся. Ох, кадавр бы уцелел, — нашкодивший чародей в непритворном беспокойстве высунул нос, дабы убедиться, что с дражайшим королевским покойником не случилось ничего дурного.

Он успел увидеть, что до кадавра решительно никому нет дела; его, не упокоенное величество, слонялось по крипте от колонны к саркофагам о трупы спотыкаясь и неуклюже скользя в густой мерзости. За его хаотичными перемещениями неотрывно следил архидемон, слюной исходя от нетерпения. Пусть его. Чем больше он жаждет это бесполезное тело, тем больше можно будет с него стребовать. Зачем ему вообще сдался этот прожорливый трупак? Что-то там Исс сболтнуть успела про Рателеон да Фрум-Доз не очень расслышал.

От подобных размышлений придворного чудодея отвлёк, попавший в поле его зрения, призрак незадачливого рателеонского монарха, довольно успешно изничтожавший его смердящее падалью воинство. Делал он это с куда большей эффективностью, чем Гху, и рателеонцы вместе взятые, вселяясь в омерзительные туши и разрывая их изнутри. Вон, только что укокошил рогатого кентавра всего в лохмах отваливающейся плоти и тут же нацелился…

— Нет, а этот-то, чего так расходился? — возмущённо воскликнул обескураженный Фрум-Доз и как-то нелогично продолжил: — Ой…

Не логично и очень неубедительно выдавил из себя хулиган-перестарок это междометие, осознав вдруг, что уже некоторое время любуется замогильной чернотой пистолетного дула.

В миг следующий он услышал звук взводимого курка и вместе с судорогой, прокатившейся от шеи до самого сморщенного ануса, осознал, что его чудо-барьер для пули преградой не является.

— Кончай безобразничать, — почти проворковал ненавистный голос Саламандры, — упокой упокойников.

— Как…  как ты… до меня добрался?

— Сейчас же… Разговоры после…

— Но я… — голос не повиновался зловредному чародею, так же, как и трясущиеся коленки, — я не могу. Сил… нету… больше.

— Как скажешь, — почтарь равнодушно пожал плечами. — В таком случае, ты мне совершенно не нужен.

— …и-и-и-и!..

 

Глава 19.

 

Нетопырь четырёхкрылый, по сравнению с майором Тронхельдом, этим утром мог бы показаться воплощением добродушия и жизнерадостности. Чёрный от злости служака, отдав распоряжение о подготовке к похоронам пятерых погибших солдат, сидел в канцелярии за некрашеным писарским столом, до боли сжав тяжёлые кулаки. Под стеной валялись осколки большой глиняной кружки: майор, помянув убитых в ночной перестрелке, расколотил её в бешенстве. Горькая настойка, отличавшаяся поразительной крепостью, облегчения ему не принесла. Тронхельд хмеля и не почувствовал, однако ясности мыслей он тоже не обрёл.

Что происходит? Кто столь дерзко осмелился напасть на его людей прямо на городской улице. Кто эти мерзавцы и… каким образом с ними связан его старый приятель Эсхалон Саламандра?

Майор Тронхельд — офицер честный и дотошный, кое-какое расследование провёл. А как же иначе, случай ведь далеко не рядовой? О компании той таинственной…

— Не уйти вам от меня, даже не надейтесь, — вслух прохрипел майор.

…кое-что поведал ему хозяин «Одноглазого ганфайтера». У него око цепкое, многое примечает, потому как в деле своём он уже не один год, всякого насмотрелся. Так вот он-то и поделился с Тронхельдом неясными своими опасениями, что живоглоты, солдат покрошившие, особый интерес питали к сударю Гвискару.

— Может и не важно, то, что я вам сейчас скажу, господин майор, — понизив голос до таинственного шёпота, говорил ему владелец салуна, — но господа заезжие особый интерес к рателеонскому почтарю проявили. Причём не сразу, а так с полчаса после его ухода. И не напрямую, а всё издалека удочки забрасывали.

Тронхельд, услышанное на ус намотал и далее по следу душегубов двинулся, а заодно уж  восстановил все передвижения Саламандры. Дружба, оно, конечно, дело святое, однако ж настоящей дружбы промеж ними не было. Это майор себе очень сурово и убедительно заявил, оправдывая служебное рвение. Тут на краткое время следствие пришлось оставить; прибыли усиленные разъезды, на поиски убийц посланные. Прибыли, к майорской чёрной печали и разочарованию, с пустыми руками. Как сквозь землю провалились, аспиды, что устроили кровавый карнавал на улицах Тремза.

— В лесистые холмы они уйти успели, — доложил седой капрал, исполняющий в гарнизоне должность следопыта. — Искать их там малыми силами — только людей за зря положить.

Майор и сам это прекрасно понимал, как понимал и то, что для поимки этой лютой банды нужно организовывать большую военную экспедицию. А это уже далеко выпирало за рамки комендантских полномочий. Тронхельд ругнулся самым чёрным словом, что пришло на ум и сел писать рапорт рателеонскому большому начальству, подозревая, что теперь без ядрёного горчичника на собственной заднице ему из этой истории не выпутаться. «Ведь кого штабные крысы виноватым сделают? — сокрушённо спрашивал он у неясного отражения в помутнелом настенном зеркале. И провидчески отвечал,  глядя на небритую свою физиономию: — Меня! Кого ж ещё!? Дескать, не следил за порядком на вверенной тебе территории. Распустил бандитский элемент до полной невозможности. И ведь не докажешь им, остолопам, что господа эти кровожадные, в Тремз прибыли издалека, скорее всего из самой столицы».

— Вестовой! — гаркнул он во всю глотку, закончив составление окаянной служебной бумаги. — Вот это доставить в Рателеон с самым быстрым нашим драконом и передать лично в руки начальнику штаба. Одна нога здесь, другая… тоже уже здесь. — И косо глянул на собственное плечо, любуясь недавно нацепленным эполетом. Эх, недолго покрасовался. А ведь уже совсем было возмечтал новоиспечённый майор через год, другой в столицу перебраться. — Денщик! Настойки и новую кружку!..

Ему оставалось только ждать.

К вечеру дождался.

Солнце, в сырых тучах ёрзая, не успело ещё на край горизонта усесться, когда с небес унылых на центральную площадь свалился обессиленный почтовый дракон. На сбруе его красовалась молния, рассечённая двумя мечами. Тот же герб украшал форменную одежду летуна рептилией управляющего. Та-ак-с, дела приняли самый дурной оборот. Во всяком случае, так думалось Тронхельду, когда он, по зову вестового, спешно покинул свой кабинет и, оправляя слегка помятый мундир, самолично вышел встречать послание от самого высокого своего начальника — военного министра герцога Радда. Оказалось, что помимо толстенного пакета с массивной гербовой печатью его дожидался и некий бесцветный господин с руками, упрятанными в широкие рукава.

— Майор Тронхельд, я полагаю, — приветствовал он офицера подчёркнуто неофициально. Я м-м-м… господин Тиорин. — Он старательно делал вид, что не замечает идущего от офицера запаха спиртного. — Можем мы поговорить, где-нибудь в не столь людном месте?.. Там и пакет вскроете.

Поговорим?.. Майор красными, слезящимися буркалами уставился на залётного столичного гостя. Так и сверлил его глазами, так и сверлил. Да только ничего не высверлил. Чиновник, на драконе прибывший, оказался личностью крайне невыразительной. Спокойно поглядывал на пыхтящего майора оловянными очами, и ничего прочесть в них было нельзя.

— Отчего же не поговорить? — наконец выдохнул Тронхельд. — Прошу в канцелярию.

Учтиво поклонившись, господин Тиорин проследовал в направлении указанном.

«Сейчас, как только дверь за нами закроется, — чётко обозначилась горьковатая мысль в нетрезвом мозгу коменданта, — слетит с этого хлыща всё его напускное спокойствие. Начнёт яриться, громы и молнии метать, карами государевыми грозить за печатями гербовыми, как за непробиваемым щитом укрывшись. И слова ему против вымолвить не моги. Знаем таких. Навидались…»

Тронхельду сделалось как-то особенно гадко на душе, смурно и тягуче-тоскливо. Вот и порог. А вот и дверь прикрылась, отделяя майора от радужных необоснованных мечтаний о подполковничьем мундире. Да разве только от них?.. От всего мира отделяя.

— Сесть гостю не предложите, господин комендант? — голос визитёра буквально за воротник вытащил упирающегося Тронхельда в гнусную безрадостную реальность. — И пакет всё ж таки вскройте, чего столбом косяк подпирать? Он не упадёт. А хоть бы и упал, у вас сейчас дела поважнее будут. Разве я не прав?

— Э-э, правы. Разумеется, правы, господин… э-э… Тиорин?

— Точно так.

— Присаживайтесь. Располагайтесь со всеми удобствами.

— Если быть до конца откровенным — майор Тиорин.

Тронхельда так и подмывало спросить, какой службы майором является этот хладнокровный, сдержанный господин. Но, имея кое-какой опыт общения с подобными людьми — не первый год в армии — он сумел умерить ненужное любопытство и вовремя прикусил свой язык.

— Вы придите в себя, — снова заговорил прибывший, — настоятельно вас прошу… пока прошу. И сделайте милость, прочтите ту бумагу, которую сейчас мнёте в своём кулаке. Вы ведь, дьявол вас натяни на своё копыто, военный человек. Хватит киснуть! Скоро предстоит действовать, а вы… На кого вы похожи?

Тронхельд нервически дёрнул левым плечом:

— Ну выпил чуток… с горя. С кем не бывает? Сегодня скольких своих солдат потерял. Без войны. Хороших солдат, смею вас уверить. Вот… помянул.

Прибывший из Рателеона майор, нетерпеливым жестом руки прервал словесные излияния коменданта.

— Сегодняшнее ваше винопитие мне понятно…

Эк, удивил! Тронхельд от неожиданности такой даже чуток протрезвел. Дело-то каким кривым боком оборачивается, глядишь, ещё всё и обойдётся малой кровью. Может, даже и не разжалуют? Да хоть бы…

— …как и понятна, — продолжил Тиорин, воссев на стуле и бесцеремонно возложив ноги на майорский стол, — некоторая ваша растерянность. Но, хватит! Слышите меня? Хватит. Читайте, что там в приказе.

Комендант с треском сломал печати и углубился в познавание воли высокого и мудрого начальства, изложенной красивым, немного вычурным почерком профессионального писца. Читать пришлось долго; кто-то таинственный и, видимо, обладающий даром провидца (иначе как объяснить его осведомлённость о событиях, произошедших в Тремзе?) разработал подробный план действий, избавив, тем самым его, майора Тронхельда от огромной на весь мир  и трескучей головной боли. Эгей, готов был почесать затылок комендант, что-то нечисто во всём этом. Откуда там, в столицах, ведомо про появление здесь Эсхалона, мать его, Гвискара? Я ведь об этом в рапорте ни гу-гу, поскольку и сам всей полнотой информации не владею.

Несколько раз крепко озадаченный майор отрывался от занимательного чтива и долго смотрел пустым взглядом  то на Тиорина, то просто на противоположную стенку.

— Э? — задал он свой первый вопрос, с грехом пополам осилив четверть документа.

Развалившийся на стуле рателеонец, как ни странно, его понял:

— Откуда в министерстве проведали, что у вас в Тремзе с большой долей вероятности возможны некие события нарушающие покой державы нашей?

«Властелин» тутошних земель энергично кивнул.

— Работаем, — скромненько потупил очи Тиорин.

О немаловажной, если не решающей роли детектива Лакра, во всей этой сложно переплетённой истории с молниеносным реагированием обычно неповоротливой военно-административной машины, он наиблагоразумнейше промолчал.

— Анализируем, кхе… скрупулёзно анализируем каждый полученный с периферии рапорт, донесение, самый неважнецкий на первый взгляд отчёт. Стараемся сработать на опережение. Делаем обоснованные предположения… Некоторые из них сбываются. А у нас уж и план действий готов.

Ну-у, каковы работнички сидят в министерстве! Каждый, прямо камушек драгоценный — алмаз. Очей не смыкая, рук не покладая трудятся они, герои невидимого фронта, на благо великого обкусанного со всех сторон королевства рателеонского.  Почему-то майору Тронхельду захотелось придушить сидящего напротив соловья. Вместо этого он попытался изобразить на малоподвижном своём лице таинственно-понимающую улыбку. Вышло кривобоко и неубедительно.

— Тут говориться о двух сотнях кавалеристов, направляемых в Тремз из столицы…

— Да…

— Не кажется ли вам эта мера бессмысленной?

— Намекаете на тупость начальства?

— Избави меня Благое Небо от подобного  предположения! Просто кавалерия сюда подоспеет в лучшем случае к вечеру третьего дня, а за это время, мерзавцев, расстрелявших моих солдат и след простынет. Ловить их сейчас нужно, пока ушли не далеко.

— И для этого в Тремз направляются полторы сотни солдат из ближайших поселений, — всезнающий майор соизволил спустить ноги со стола. — Здесь они будут ещё до сумерек. Там ведь всё чётко изложено. Не так ли?

— Так, так… И следопыты при них будут. Только, — он скривился как от зубной боли, бесполезно всё это.

— Отчего?

— Мы даже не по хвостам ударим… Думается мне их уже здесь нет.

Рателеонский офицер вынул руки из рукавов, сложил пальцы в замок и опёрся на него подбородком.

— И совершенно напрасно, господин майор. Никуда они не уйдут.

У Тронхельда даже зубы заныли от недоброго предчувствия, которое и предчувствием-то оставалось секунду и тут же переродилось в гранит уверенности. Он ногой пододвинул к себе стул, тяжело на него опустился, расположившись напротив гостя, чувствовавшего себя здесь полным хозяином, и хрипло выдохнул:

— Саламандра! Его они ждут. — И вдруг, проницательно сощурившись, спросил, будто ни к кому не обращаясь: — Или не его?.. Ведь Эсхалона-то они здесь видели. Чего им стоило, матёрым, прирезать его тёмной ночкой?

Прибывший из столицы чин, положил руки на стол и буквально впился в хмельного служаку глазами-буравчиками.

— Что-то везёт мне в последнее время на умных людей.

Сказано это было с непонятной смесью удовлетворения и досады. Тиорин даже рот кривить начал то ли соображая поделиться ли ему данными с этим провинциальным офицером, то ли просто прикидывая, что ему известно… И откуда, чёрт возьми, в этакой глуши? Вряд ли с ним почтарь поделился. Не таков Сударь Гвискар. Глаза прибывшего не пойми с какой целью майора сами собой превратились в две узенькие щёлочки:

— Так, что вы говорите, вам про господина Эсхалона известно?.. Не молчите, майор, не молчите. Волей министра, герцога Дориана Радда, вы, как хорошо зарекомендовавший себя офицер, назначаетесь начальником сводного поискового отряда… Это в документе чуть ниже обозначено. Командовали когда-нибудь армией? Нет?.. Так вот сейчас придётся. Я же здесь всего лишь в роли координатора и…

— И?.. — вскинул голову слегка приободрённый майор. Как не возрадоваться жизни, если отставка больше не грозит?

-… и человека уполномоченного после блестяще проведённой вами кампании — в чём я ни секунды не сомневаюсь — подать на его имя подробнейший отчёт.

— Ах, вот оно в чём дело?! — разыграл святую непуганую наивность Тронхельд. — А я-то, дурень, голову ломаю: к чему бы этот ваш визит?

— Оставьте вашу иронию, майор, — голос Тиорина стал сухим до ломкости и ощутимо опасного хруста. — Итак — Эсхалон?..

Пришлось выкладывать напористому столичному фрукту, чуть-чуть гордясь своей предусмотрительностью и оперативной смёткой, всё, что насобирал, идя по следам Саламандры от «Одноглазого ганфайтера» до заведения матушки Гро.

— Откуда у него только перстенёк такой взялся? — недоумевал комендант. — И ведь не пожалел ведь, бродяга, отвалить его этому носатому сквалыге. Было бы за что! А то старый учебник по истории магии…

— Именно, что старый, — задумчиво проговорил Тиорин.

На повторный вопрос о дорогущем перстне залётный майор только поморщился. Камешек драгоценный его не заинтересовал.

— Таких учебников после проведённой реформы рателеонского университета осталось немного. Во время войны они радостно сгорели в каминах, обогревая профессуру и библиотекарей. Так, что… К тому же, по всему видать, книженция эта понадобилась ему срочно, очень и очень срочно. Ладно, с книгой понятно, — комендант кивнул с похвальной готовностью, хотя ему совершенно ничего понятно не было. — Куда дальше двинулся господин Эсхалон?

— Так я же уже говорил — в бордель…

— Бордель опустим.

— Гм, — вскинул брови Тронхельд, — идея мне по душе.

— Не в том смысле: «опустим», — мрачно обрубил его Тиорин.

— Как прикажете, а я бы… Ну да ладно… После борделя Саламандра двинул к месту лёжки. А лёжка у него, когда он в наших краях бывает, обычно на ферме семейства Бубо.

Майор Тиорин встрепенулся:

— Она далеко?

— Кто?

— Не «кто», а «что». Ферма Бубо!?

— Не-ет. А что?

Тронхельда без предупреждения посетило неприятное подозрение, что он всё-таки чего-то не доделал и начальство, недоделку эту ма-ахонькую обнаружив, отчего-то изволит сильно гневаться.

— Надеюсь, наряд туда отправлен? Усиленный наряд…

— Э-э… для чего?

Взгляд, которым наградил коменданта рателеонский службист, говорил очень многое. И всё не в пользу первого. Было похоже, что все призовые очки, до того набранные предусмотрительным майором, только что обнулились.

— Для защиты названного вами семейства, разумеется.

— А-а…

Тиорин резко поднялся, и, опершись ладонями о стол, бесцветным голосом произнёс:

— Гарнизон, в ружьё. Командуйте майор, пока вы ещё комендант.

Ох, прав оказался Лакр. Во всём прав. Даже мурашки по коже от такой проницательности. Не детектив, а провидец какой-то.  Тиорин трясся в седле и грыз костяшки пальцев. Рядом пыхтел протрезвевший и недовольный жизнью майор Тронхельд. Он, кажется, до сих пор не понимал для чего весь шурум-бурум, как сам же и выразился. Сомнения его в мудрости отданного приказа развеялись у него в скором времени, как и окрепла уверенность самого Тиорина, что будь Тронхельд совсем немного расторопней и сообразительней всё могло закончиться уже сегодня. Да что там — сегодня, прямо сейчас. Клубы дыма были видны издалека, а вскоре послышались и звуки ружейной пальбы.

— Эх, майор, — в сердцах проговорил Тиорин, и, обернувшись к следовавшим за ним всадникам, скомандовал, наплевав на субординацию: — Вперёд, соколы! На шенкелях!

Соколов набралось человек сорок не более. Собрали всех свободных от службы. Оголять же Тремз, снимая людей с караулов, рателеонский посланник не решился, да и комендант бы не допустил. Тут он был в своём праве. Сорок уже хорошо, авось управятся.

Но они опоздали…

Горел забор. Густо и черно чадил какой-то сарай. Уже дотлевало нечто, совсем ещё недавно бывшее мастерской. Валялся труп лошади, и суетились люди, борясь с огнём и помогая раненым. Убитых прибывшие военные не усмотрели. По крайней мере, их не было видно внутри подвергшейся осаде фермы. А вот снаружи парочка валялась. Их пока не прибрали. Может и к лучшему. Тиорин спешился и немедля подошёл к убиенным.

— Стащите с них маски, — велел солдатам. — Так-так-так, посмотрим, кто тут у нас?

Твёрдо ступая к нему подошла женщина, которую Тронхельд представил, как хозяйку фермы.

— Госпожа Хлоя, — Тиорин почтительно поклонился. — Простите нашу нерасторопность.

— Не у меня прощения просите, господин хороший. У детей моих, что под пули грудь свою подставляли. Наше ли это дело? — она тяжело поглядела на Тронхельда. — Как пить да гулять за моим столом, так быстро скачете. Не так ли, господин майор?

Комендант не нашёлся, что ответить разъярённой тётке.

— Хорошо, что мы все здесь, люди бывалые, виды видевшие. Сами отбились. Мужу моему, спасибо, за то, что меня научил делу ратному и сынов с невестками. А то прискакали бы вы к пепелищу.

Майор Тиорин оставил изучение двух тёмных личностей и глубокомысленное хмыканье, извлёк откуда-то из складок своего мешковатого одеяния тугой кошель и, без разрешения взяв руку Хлои, высыпал ей в ладонь пригоршню полновесных королевских ратов.

— Не вздумайте отказаться, — строго предупредил он тётку. — Это от самого военного министра герцога Радда. Он неусыпно следит за всеми, кто пытается нарушить покой подданных его величества и карающая длань его обязательно обрушится на всякого посмевшего преступить королевский закон.

— Королевский закон!? — вскрикнула Хлоя. — Где он этот ваш закон, если сам король…

Пальцы сударя Тиорина прихватили локоток буянящей бабы. Хватка у него была железная и Хлоя вскрикнула. А неизвестный сударь, вежливо улыбаясь, уже что-то ворковал ей на ушко, постепенно усиливая захват.

— Поговорить в не столь людном месте? — растягивая губы в вынужденной улыбке, переспросила Хлоя. Тиорин кивнул. — Конечно. Отчего бы и не поговорит, — деревянно проговорила хозяйка фермы. — Пройдёмте в дом, добрый господин.

И они двинулись к жилищу семейства Бубо, при этом городской сударь всё ещё почтительно придерживал хозяйку под локоток, а она так и шла, с застывшей на губах улыбкой. От пальцев этого вежливого господина у неё на локте наверняка останутся синяки. Мог бы уже и отпустить, и так поняла, что при всех сморозила лишнее. Майору Тронхельду, сунувшемуся было в дверь следом за ними, было велено застрять на пороге и никого не впускать.

— Я майор! — вскричал задетый за живое комендант. — А не какой-то там рядовой.

— Головой своей отвечаете… майор, — ласково улыбнувшись, сказал галантный кавалер, — чтобы нас, с госпожой Хлоей никто не потревожил.

— Сударь, — встряла хозяйка фермы, — добрый сударь. Раненых надо в дом занесть.

— Раненых занесть?.. Что ж, я ведь не зверь. Конечно, заносите, но так чтобы…

— Я поняла, чтобы не мешать нашей беседе.

— Вы умная женщина.

— Естественно. Локоть-то отпустите — больно. Я ведь никуда не сбегу. Да и не собиралась совсем.

Кажется, Тиорин слегка смутился:

— О, простите. Профессиональная привычка. Ещё раз, тысяча извинений… Пройдёмте…

Разговор затянулся. Несчастный майор Тронхельд извёлся стоя на часах под дверями дома.

Его не допустили к разговору с фермершей!! Нет, каково!?Да, что этот столичный выскочка о себе воображает? Его, боевого, заслуженного офицера мариновать под порогом! Вот только высуни оттуда нос, и ты познаешь гнев самого майора Тронхельда! Дверь тихонько приоткрылась и из дома вышла Хлоя в сопровождении галантного и предупредительного Тиорина.

— Ну, как? — скромненько и даже несколько заискивающе спросил Тронхельд, в миг единый позабыв всё, что ещё мгновение назад крутилось в его буйной голове.

Фермерская жёнушка прошествовала мимо местного грозного начальства, даже не удостоив его взглядом. Язва! Ладно, фермерша ускользнула, так хоть Тиорина за рукав поймать. И тут не вышло. И как извернуться сумел?

— Тиорин? — едва не взмолился не ведомо за что подвергнутый остракизму майор. — Чего хоть нарыл? Должен же я хоть какой-то информацией обладать, а то, как же я армией командовать буду?

Требование было признано справедливым, хоть и с большой неохотой. Тиорин губами в сомнении пожевал и увлёк Тронхельда со двора вон — подальше от любопытных глаз и слишком длинных ушей. Остановился возле не убранных ещё убиенных разбойников, но комендант, на них глянув, заартачился. Не то чтобы он был особо чувствительным или, упаси Благое Небо, — щепетильным, но вести познавательную беседу рядышком с этими…

— Тиорин, давайте всё-таки отойдём или… лучше… пройдёмся… куда-нибудь.

— Экий вы, батенька, однако… — начал Тирин, но не договорил. — И, правда, давайте пройдёмся. Майор, — продолжил он, когда они отошли довольно далеко, — нападавших было человек восемь. Сейчас осталось… тут и сам сочтёшь, не ошибёшься. Семейство Бубо оказало им тёплый приём.

Тронхельд только усмехнулся. Уж он-то эту семейку не первый год знал — Бубо всегда были настороже и никому не доверяли даже ему, майору и коменданту.

— Командир у них, доложу я тебе, беса хитрее. Вот как он проведал, что Эсхалон может к Бубо заглянуть? В городе он никого не знал и вопросов лишних никому не задавал, — комендант был сильно озабочен.

— Не совсем… Если припомнить соизволишь… В трактире — то, кое-какие расспросы велись… — Тут комендант мысленно шлёпнул себя по лбу. Ведь сам же расследование вёл, а вот облажался. Но он быстро утешился тем, что он настоящий, как есть офицер и вояка, а держать в башке всякий словесный мусор, это удел таких вот как этот Тиорин. — Маячок ему посветил, — непонятно продолжил рателеонский начальник. — Они сюда и кинулись. Надеялись врасплох захватить.

— А мы-то, дураки, их в лесистых холмах искали. Нагл он, и следы заметать умеет. Ты по-прежнему уверен, что после такого-то ласковой встречи, он здесь останется?

Майор рателеонский в задумчивости веточку отломил и куснул её несильно:

— Теперь, если и были у меня сомнения, то от них и следа не осталось. Здесь эта банда обретается… В холмах. В пещерах. Нет у них пути к отступлению. Ждут они.

— Кого ждут? И хватит уже темнить! Почести отвечай. И Эсхалоном мне больше зубы не заговаривай.

— Да я вроде и не…

— О деле давай, — потребовал майор, будучи сильно озабоченным делами в его владениях творящимися.

Не хотелось Тиорину раскрывать секрет государственной важности, но без помощи этого офицера, уже полностью вернувшего себе ясность сознания, ему было никак не обойтись.

— Игра в столице идёт, майор, жестокая и без всяких правил. И ставкой в той игре — жизнь короля, ни больше, ни меньше. Вот его они и дожидаются.

— Гм, — майор в задумчивости почесал нос. — Его величество решил прогуляться, так?

— Точнее — за него решили.

— Вот даже как… Гм-гм… что-то в горле запершило.

— Ещё чуток подожди и в скором времени в заднице запершит, как у меня и у военного министра.

— Не хочу. И потому вношу дельное предложение…

— А ну удиви…

— Я знаю, где они могут скрываться. Им короля с командой пропустить никак нельзя. Коли у этих господ хватило глупости подписаться на такое гиблое дело, то понимать они должны: облажаются — наниматель с них голову снимет. Значит… Значит они недалеко от дороги. Есть в наших краях одно подходящее для засады место.

— Хорошо. Сейчас народ соберём и накроем мерзавцев тёпленькими, — обрадовался Тиорин. — Или есть усложняющие задачу моменты? — насторожился он, приметив замешательство собеседника.

— Моменты есть, — Тронхельд сплюнул. — Ещё какие моменты. В тех местах обитает клан троллей капюшонников. На дорогу они ни ногой… пока… Пока у нас с ними, что-то вроде негласного договора. Мы на их участок не суёмся, они  — торговле не мешают. И до сего дня проблем у нас не было. Но всё изменится, как только мы туда большим отрядом сунемся. Дичь наша не особо многочисленная, да и ведёт себя наверняка тише воды, ниже травы. Спроворят лиходеи своё чёрное дело, и поминай, как звали. А нам здесь жить. Понимаешь? Конфликт с капюшонниками, это же маленькая война. Мне с моим гарнизоном с ними ни за что не совладать. Тролли, обозлясь, и в Тремз явятся. Тогда быть большой крови.

Тиорин, осознав масштаб обрисовавшейся проблемы, крепко сжал пальцами переносицу.

— Ну почему всегда так? Ладно, майор, жизнью монарха мы рисковать не можем. Потому всякий элемент случайности обязаны исключить. Хорошо бы точно знать, где обозначится Саламандра со своим… кхм… клиентом. Хорошо если на ферме Бубо. Мы тут же его величество под охрану, в плотное колечко и до самой столицы. Тут даже фургон имеется. Без лишних глаз обойдёмся. — Он ненадолго замолчал. — А ну как дела дурной оборот примут. Тут, дорогой мой Тронхельд, с нас не только эполеты снимут. Так что…

— Так что, — майор с досады сплюнул, — решать будем проблемы по мере их поступления. Одно скажу: на землю троллей без королевских конных гвардейцев и соваться нечего. Только и натворим, что разозлим чудовищ, а тати под шумок утекут.

— Не думаю, что у нас есть время, майор. Придётся рисковать.

Тронхельд тяжело с хрипом вздохнул.

— Рисковать, так рисковать — дело военное. Только ты уж там в столице похлопочи чтобы после нашего дела королевскую гвардию здесь оставили, иначе… иначе Тремз и недели не продержится.

— Сделаем, — Тиорин снова спрятал руки в рукава. — Собирай бойцов, идём на войну.

 

 

Глава 20.

 

Не желалось Фрум-Дозу выползать из облюбованного закутка. Но какие аргументы он мог противопоставить свинцовой пуле. То-то, что пока никаких. Пришлось вставать и через собственный магический заслон перешагивать. Благо, хватило ума у старика создать его так чтобы себе, обожаемому, не навредить. Предусмотрительный он всё-таки дядька придворный чародей. Безопасность собственной персоны, она завсегда превыше всего.

— Чего телишься? Шевелись быстрее!

-Иду-иду.

Ох, и грубая же скотина этот самый Эсхалон Гвискар. В полной мере заслуживает плахи или петли. Из-под брови, осторожненько, перестарок оглядел место драматического действия; увиденное ему решительным образом не глянулось. Вчистую проиграли битву его давненько преставившиеся нукеры. И виною тому был не Саламандра. Во всяком случае,  в разгроме магической армии он сыграл далеко не первую скрипку. Гху постарался — слов нет. Видно, как умаялся, едва на ногах держится. Его, хвостатого, двое тахи под перепончатые лапки почтительно поддерживают. Этот да — по полной выкладывался. Но в деле уничтожения поднятых Фрум-Дозом мертвяков и он был не главным героем. Маг оценил степень повреждений вновь упокоенных и с удивлением уставился на призрак его величества. Его-то он с начала самого в расчёт не брал и как ошибся. Чародей ослабел в коленях, сообразив, что собственными стараниями, решительно поменял весь расклад не в свою пользу. «Но как же так? — мысленно простонал он. — Я ведь как лучше хотел».

Стараниями своего давно перезрелого протеже особенно был недоволен ЙёЙ. В его сторону Фрум-Доз и глянуть боялся, всей кожей ощущая флюиды опасности, исходившие от его партнёра по партии Заговора. Да-а, порезвился в крипте распоясавшийся призрак. От воинства лишь мелкие ошмётки оставляя, нематериальный король Рателеона с весёлым, не солидным повизгиванием гонялся за уцелевшими ещё обрубками, коих не доколотили остальные члены экспедиции. Мертвяки, какими бы безмозглыми ни были, невесть как догадались, что их карта бита и пытались укрыться от злобного привидения в своих саркофагах.  Антор их там находил и… Ну вот ещё один на мелкие брызги был распущен. У мага, невольно залюбовавшегося эффективными действиями венценосца, так же вызвало удивление поведение кадавра. Не приметить подобное  было никак невозможно. Омертвелый Антоха никого не старался укусить. А ведь мог бы, вон, сколько свежеубиенных тахи здесь навалено, почитай три четверти чешуйчатого воинства! Вместо этого он с видом весьма сосредоточенным извлекал из каменных усыпальниц сопротивляющиеся останки, без всякого почтения лупил их головами о края гробов и занимал их места, подбирая себе домовину по росту, ширине и удобству. Кадавр, на полном серьёзе, надумал реально умереть.

— Чего застыл статуем каменным?

Опять этот надоедливый Гвискар!

— Каменным? — раздался откуда-то с боку ехидный женский голосок. — Да у него коленки киселём, а в штанах…

— Исс, давай без физиологических подробностей.

Ага, ещё два неприятных открытия: Исс в сторонке стоит, саркофаг подпирает, ослобонилась, стал быть, от узды ослабевшего Гху и Бронг жив-здоров. Да что же это, всё затеянное и с риском для собственной целостности проведённое, совсем никаких положительных результатов не дало?..

— Оборотень, или как тебя там, — с одышкой заговорил Хранитель Памяти, — ты бы с ружьишком поосторожнее…

Совсем не дало, коли горожане у водоплавающих отнятое ранее оружие обратно конфисковали.

Тахи, в результате неожиданной атаки утратили численное преимущество, а их лидер изрядно поистратил силу магическую и теперь парадом командует ненавистный почтарь.

— Э-эх, — не удержался Фрум-Доз от горестного вздоха, — кажись, напортачил?

В подтверждение его самокритичности из недр магической ловушки раздался сдавленный, полный глухой ярости рык; архидемон, заходясь от уже не сдерживаемой лютости, бросался на непробиваемые, прозрачные стены. Маг испуганно вспикнул и только собрался начать вымаливать не заслуженное им прощение, как получил рукоятью пистолета по тощему своему загривку и кулем свалился к ногам Саламандры. Почтарю он надоел до ужаса и больше миндальничать с горе-заговорщиком он не собирался. Как, впрочем, и с тахи, подрастерявшими львиную долю наглости. На ногах их осталось едва ли с десяток, — хорошо потрудилось «нетленное» воинство, — да и те имели вид жалкий и потрёпанный.

— Бронг! — жёстко скомандовал Гвискар, для пущей надёжности наступив на сухонькую ручонку Фрум-Доза. — Возьми-ка на прицел наших речных приятелей, особливо их вождя. Ежели кто рыпнется стреляй для начала в него, а уж после в кого заблагорассудиться.

Оборотень, успевший принять человеческий облик, довольно ощерился.

От подобной улыбки даже Саламандру пробрал неприятный холодок.

— Броша, ты бы, того, не улыбался так лучезарно, а то, знаешь ли, мне неуютно как-то сделалось.

— А уж мне-то до чего… — решил озвучить своё душевное состояние Гху.

Но чёрствый и непочтительный Эсхалон его перебил:

— Лучше заткнись. Поверь слову моему: лу-чше зат-кнись.

— Правильно, — рыкнул Бронг. — Вместо того, пыль в глаза пускать всяким там архидемонам… Слышь, Йёй, у тебя глаза есть? А заткнись, вражина, мне без разницы. — Так вот и срезал, открывшего было рот, кандидата в боги. — Надо было за конкурентом внимательнее следить. Караульный из тебя Гху, как из воблы барракуда. Ты вообще на что-нибудь годен?

Кугуар откровенно измывался над недавним хозяином положения.

— С мертвяками воевать начал и через пять минут сдулся, если бы не наш король… Вы истинный наш спаситель, ваше величество и настоящий герой! Так вот, если бы не властитель Рателеона, жевали бы мертвяки сейчас твою тушку и чавкали.

Оборотень, конечно, был не прав. Хранитель Памяти сражался вполне достойно. Но и Бронга можно было понять — столько треволнений в один день: какая нервная система выдержит? Ухмыляющийся Саламандра ещё какое-то время позволил приятелю покуражиться, выпуская пар, а потом попросил у него минутку:

— Броша, будь ласков, уступи мне трибуну. Вот спасибочки, друг дорогой. Я тебя не разочарую, поверь мне… И тебя, Исс. И, наверное, даже наших временных союзников. Ведь я прав, Гху? Союзники мы или сдохнуть здесь собираемся? Ты с ответом не спеши. Всё тщательно продумай, взвесь. Взвесил? Или нет?.. Плевать! Мне недосуг дожидаться, пока до твоих рыбьих мозгов сия простая истина дойдёт. Я сразу — в лоб тебя обрадую. Я знаю, как нам уладить создавшееся недоразумение к всеобщей выгоде.

— Правда, что ли!? — выкатил глаза на лоб престарелый земноводный красавец.  — Да отпустите вы меня! — ругнулся он на чрезмерно заботливых подчинённых. — Я уже сам на ногах держусь.

— Правда, — скромненько объявил Гвискар и нагнулся за валявшейся на полу шляпой. — Нет, ну не сволочи ли? Всю ногами истоптали. Никакого фасону теперь в ней нет.

Он с огорчением, показным или истинным было не ясно, выколотил из неё пыль о собственное колено и водрузил на самую макушку.

— И рукав оторвали…

— Эсхалон, — напряжённо проговорила Исс.

— …и пуговицы «с мясом».

— Укушу, садист, — пообещала выпускница университета и сотрудница посольства.

Гвискар перестал паясничать, сделав вид, что сильно убоялся её угроз:

— Значит так, люди и… рыболюди…. Слушаемся меня беспрекословно и через четверть часа все отправляемся по домам довольные и счастливые….

— Так уж и по домам, — съязвил проплевавшийся Йёй.

— По домам, — уверенно выдал Эсхалон. — Гху, с меня правильный контракт с этой подземной образиной, а с тебя забвение не разумного желания сторговаться с архидемоном, — он бы всё одно тебя нагрел, — и снятие всех магических ловушек, что понавтыкал этот противный сморчок, — и он не больно, но с явным презрением пнул Фрум-Дооза по рёбрам.

— Нельзя так со старшими, — не к месту всплыла Исс. — Впрочем, — быстро передумала она, — с этим гнилым овощем можно и не так.

Мадемуазель, оценив свои шансы, уже отклеилась от саркофага и присоединилась к наглому рателеонцу и оборотню, так и не переставшему улыбаться. Гвискар за шкирку поднял тощее тельце дворцового интригана, глянул на него с брезгливостью и огорошил аудиторию фразой:

— Йёй, мы тут вроде как не с того начали. У всех нервы, давние обиды, — он посмотрел на полутень и тахи, — корыстные интересы, — и Эсхалон встряхнул Фрум-Доза, как терьер крысу. — Поэтому мы и огорчили, сами того не желая, такого уважаемого архидемона.

— Ты чего городишь, чучело? — не сдержала эмоции Исс.

— Верь мне, — процедил Саламандра сквозь зубы.

— А что мне ещё остаётся? — отфыркнулась полутень.

Но дальше её, да и всех остальных, ждал ещё один сюрприз.

— Йёй, у меня к тебе сразу два дела… Гху, стараниями этого замшелого перца, — он махнул рукой в сторону Фрум-Доза, — ты в пролёте. Возражения не принимаются. Усёк?

— Так ты ж, сам только что… А-а, делай как знаешь, — в досаде огромной Гху махнул перепончатой лапкой. — Тони всё в омуте!

Снова усевшийся на свой трон архидемон, громко выразил свои сомнения, в том, что бродяга, подобный наглому выскочке Эсхалону, способен чем-то заинтересовать его, великого, ужасного, а в скором времени, богоподобного Йёйя.

Хитро прищурился Саламандра:

— Отказываешься от сделки, даже не выслушав моё предложение?

— Сделки!?. — Опа, капкан! Ростовщик-архидемон, отказывающийся заключить контракт, не зная в чём его суть!?. Да-а, законы мироздания не позволяли обитателю преисподней выкинуть подобный фортель. Это означало только одно — безоговорочный проигрыш обнаглевшим смертным. Нет, что угодно только не это. Ведь случись такая оказия и хоть к Благому Небу взывай, чтобы о ней пещерная родня не проведала. Какое там тогда — мечтать о божественном всемогуществе!? Братья и сестрёнки — крюк им в рёбра! — в единый миг из архидемонов в простые бесы разжалуют, без права восстановления в звании. Йёй от нерадостной этой перспективы так разволновался, что упустил из виду один немаловажный вопрос: откуда вообще необразованному почтарю ведомы такие тонкости демонического бытия? Ведь видно же было, что неспроста он об отказе речь завёл? Но не придал архидемон этому факту должного значения. А вот бдительный Гху, вдруг как-то странно стрельнул глазами в сторону усатого мужика в пропылённой шляпе с обвисшими полями.

— Что ж так сразу? — в беспокойстве заёрзал Йёй седалищем. — Излагай, а я рассмотрю. Только на что-то особенное тебе рассчитывать не стоит. Ну кто ты есть такой? Ни маг. Ни лорд. Ни богатый купец. Что ты можешь мне предложить?

— Богатый купец? — наморщила лоб Исс. — Йёй, ты вот сейчас о деньгах, что ли?.. Боюсь спросить, но так и подмывает: зачем архидемону презренный металл?

За демоническое создание ответил старый тахи, пояснив мадемуазель, что деньги нужны  Йёйю и ему подобным для воздействия на людей.

— Просто это рычаг влияния на алчных и жадных, — произнёс он осуждающе. — Нам, цельным душой тахи, подобные вещи чужды.

— Да ну-у!? — не скрыл сарказма Эсхалон. — А кто мои карманы опустошил?

— Мы же всё вернули…

— А сигару!?. Никогда её тебе не прощу… Ладно, проехали… Йёй, вот моё предложение: ты воссоединяешь душу нашего короля с его телом, пока это не поздно…

— А взамен? — спросил архидемон без всякого энтузиазма.

— А взамен ты получаешь другую душу…

— Твою, что ли?.. — Йёй презрительно фыркнул.

— … и контракт, — не изменившись в лице, продолжил Саламандра, который ты волен составить по своему усмотрению, а я его подпишу кровью, что обяжет меня исполнить, всё, что ты там понапридумываешь.

— Что!?

Этот вопрос в один голос задали все присутствующие в крипте.

— Эсхалон! — взвизгнула Исс. — Ты окончательно сбрендил!  Предлагать такое архидемону — это… это… Я даже не знаю… Это многократно хуже самоубийства.

А спохватившийся Йёй, бешенной кошкой заметался по прозрачному своему узилищу.

— Э-э-э… молчи женщина! Что в торге понимаешь? Эсхалончик не слушай бабу-дуру, она тебя хорошему не научит. Смотри сюда, дорогой, у меня и папирус уже припасён… Всё по древнему чину… Нет, ну какой клиент!… Какой клиент! Предложение идеального контракта! Впервые в жизни такая удача!.. Тут и король становится мошкой. Ах-ах-ах!.. — поминутно всплёскивая руками раскудахтался он.

Его вдохновенный рекламный спич попытался прервать верный Бронг, но Эсхалон, чудила и ухом не повёл, как завороженный слушал он демонские трели и только поддакивал.

— Хорошо, Йёй, хорошо. Вечное рабство желаешь? Пиши. Убийство кого?.. Мумумия?.. А-а, знаю его. Он у нас в Рателеоне, кем-то вроде святого чудотворца считается. Что, шибко вредный старикашка?.. Так они все такие. Стоит только на присутствующих здесь приятелей глянуть, чтобы это уяснить… С кем, говоришь, плотски согрешить, с графом Пурпедро?.. И это вноси. Чего мелочиться? А потом…

— Эсхалон? — едва слышно выдохнула Исс, прикрыв рот ладошкой, — неужели и до такого срама докатишься.

— А чего?… — бодренько отвечал ей сударь Гвискар, ощерившись в милой улыбке, — Чего только ради его величества не сотворишь? Йёй, ты короля-то объединяй, а то он гроб себе уже выбрал, вон пыхтит, крышку задвигает. И призрак как-то не ахти выглядит, в смысле ещё хуже прежнего.

С раздвоенной личностью короля и впрямь делалось, что-то неладное, кадавр почти запечатался в отвоёванной домовине. Вот только складывалось чёткое ощущение, что успокоится он, решил совсем ненадолго. Скорее всего, до той поры пока не пройдёт период окукливания. Или как он там, у кадавров именуется? Во всяком случае, изменения с телом Антора 3 произошли заметные, и они набирали ход. Кто выберется из гроба через какое-то время, никому гадать не хотелось.

— Сейчас-сейчас, — пробормотал архидемон, не отвлекаясь от сочинения своего опуса. — Эй, погоди… — вдруг вскинулся он. — А душа в обмен?.. Ведь если ты сейчас мне душу продашь, то чем за всё остальное расплачиваться станешь? Я вот тебе тут прописал… Подожди, где это у меня. А вот нашёл… — искомое оказалось в самом конце длиннющего списка, что уже свисал до самого пола. — Вот, слушай, дарую тебе неделю безбедной жизни на последнее устроение дел.

— Ты щедр безмерно. Короля воссоединяй.

Йёй посмотрел на съёжившегося Фрум-Доза и, махнув рукой, явил смертным всю широту своей демонической сущности:

— А-а, нехай существует. За такой-то контракт можно и рискнуть… твоей жизнью. Только… — он многозначительно умолк.

Гвискар вопросительно поднял брови:

— Что ещё?

Архтдемон свернул свиток в тугой тубус и просунул его сквозь преграду. Папирус прошёл свободно, даже не задымившись.

— Бумажечку подпиши.

— Ах, это-о… Конечно. Давай сюда, формалист.

На последние, почти истеричные предупреждения Бронга и пронзительные крики Исс, не совершать последней глупости в своей жизни Саламандра только рукой махнул. Решение он принял — теперь уж оглобли не завернуть. Свой приговор он ухватил, не дрогнув, и тут же развернул его. Йёй несколько опешил:

— Ты, чего это, читать надумал?

— А? А, не-ет… Подпись-то ставить надо в самом конце. К тому же, как подписывать, когда обе руки заняты; в одной драгоценный документ…

— Который ни хрена не решает, — Исс совершенно вышла из себя. — Ты обещал, что мы все домой отправимся!

— Отправитесь, обязательно отправитесь, — плотоядно осклабился архидемон, истекая слюной в предвкушении собственного успеха.

— Ага! Сам он может и отправится гулять на дарованную ему неделю, а я? Обо мне кто-нибудь подумал? — Гху, как-то подозрительно заперхал. — Кроме этой скользкой образины.

— … а в другой, — не сошёл с накатанной колеи упрямый почтарь, — вот это и он опять встряхнул за шиворот, казалось сомлевшего чародея. И под руку ещё орут. Йёй, давай не тяни. Куда я денусь-то?

— Ой, ладно, только ради тебя. Такой клиент не каждое тысячелетие попадается… Получай своего короля.

Призрак, до того бессмысленно болтавшийся под потолком, вдруг странно зашипел, ругнулся, так что портовые докеры обзавидовались бы и был  стремительно втянут в узкую щель — кадавр почти замуровался.

— Ну вот, — архидемон потёр ладошки, — дело сделано. Не так ли? Антор, — позвал он, — ты уже там?

— Какой мерзавец смеет окликать меня по имени, не утрудившись произнести титул?

— Он там. Остался сущий пустяк…

— Слышь, Фрумми, — фамильярно заговорил Гвискар, прерывая Йёйя и стукнув придворного мага папирусом по носу, — у твоего работодателя, кроме слова «пустяк» для тебя ничего более не нашлось.

Йёй, хоть лицом определённым так и не обзавёлся, но очевидно помрачнел.

— Душа на душу, говоришь? — Эсхалон посмотрел на архидемона, будто прицелился. — Это справедливо. Забирай! — и он едва напрягшись, швырнул завопившего Фрум-Доза внутрь воздвигнутой им же демонической клетки.

Само время и воздух в монастырской крипте сделались вязкими, как клей.

Застыли в самых нелепых позах люди, тахи, полутень. Оборотень остановившимся ничего не понимающим взглядом провожал медленно летящее в пространстве тело придворного чародея. Где-то на грани слышимости застыл до хрупкости тонкого ледка крик Исс, не к месту припомнившей цитату из учебника по истории магии, которая при всей своей заумности ясно объясняла, что Эсхалон Гвискар по прозвищу Саламандра самый большой дурак на обоих берегах по всему течению Гранда. И глупой, задорной пескарячье молодью резвились в уродливой голове Гху мысли о том, что он, конечно, не рассчитывал жить вечно, но чтобы помереть вот так, бестолково и неожиданно по вине сухопутного недоумка, ему и в самых страшных снах привидится, не могло. Всё же правы были предки тахи, что сокрылись от этого бедоносного племени в речных глубинах, обезопасив себя яростью прирученных спрутоглавов. Гху, в отличие от бывшей студентки, точно, не по цитатам, знал, что сейчас произойдёт. «И сколько у нас времени останется, — обречённо дребезжало  его черепе, — после того, как архидемон на блюдечке получит иссохшее тельце заказчика? Всё бы ничего, и даже, наверное, хорошо было бы — одним конкурентом меньше — кабы этот заказчик не создал магическую ловушку, коя и держит в полоне Йёйя. Он сейчас от неожиданности отойдёт. Зело возрадуется и на тех радостях схарчит Фрум-Дозика без соусов и приправ. А как только дедок околеет — прости, прощай — магическое узилище!» Гху тряхнул головой и сокрушённо высказал вслух всё, что он целую жизнь думал о людях вообще, и последние полчаса о Саламандре, в частности.

— Что вы все на меня уставились? Я ведь не говорил, чью душу на нашего Антоху обменяю….

— Ты только, что убил нас всех, — донеслось до ушей сударя Гвискара обречённое. Когда пятки незадачливого колдуна пересекли границу демонической ловушки. А я только-только решил, что ты хоть чего-то стоишь.

— О! Он сплошное разочарование, — в ответ воскликнул возликовавший Йёй. — Но стоит ли так драматизировать. Я, как вы знаете, большой сторонник добуквенного соблюдения контрактов, однако такое их нарушение не может не радовать и потому… — он вежливо помог старику подняться с пола, на который тот рухнул, покалечив себе правую руку. — Не больно, старче? Дай гляну… Ох, до чего молодёжь пошла невоспитанная! Разве можно так грубо обращаться со столь уважаемым человеком? Смотри и учись, наглый юноша, вот как надо… — с этими словами архидемон раззявил огромную пасть и откусил десницу чародея по самый локоть, — …и потому, — как ни в чём не бывало, продолжил он, жуя человеческую конечность и затыкая рот Фрум-Дозу, — я убью его не сразу. Помучаю его и… вас. О, как глазёнки побелели, видать, лихо ему сейчас. На нём я только разомнусь, а самое главное приберегу для вас.

— Йёй, — с ледяным спокойствием заговорил Эсхалон, поражая своим хладнокровием аудиторию, готовую кинуться в панику, — думается мне, он это вполне заслужил.

— О, не сомневайся, — архидемон стёр со рта кровь. — Он в своей жизни нагрешил немало. Я мог бы рассказать. Королю было бы интересно.

— Я весь внимание, — раздалось из-под надгробной плиты.

— Как-нибудь в следующий раз, — пообещал Йёй. — Какой-то он не вкусный, этот ваш маг. Старый, наверное. Ты, Эсхалончик, сдаётся мне, повкуснее будешь.

— Да уж наверняка… Только, Йёй, я бы на твоём месте не особо обольщался. Не доведётся тебе от меня кусок откромсать. Ни в этой жизни…

Усадив белого, без кровинки в лице, чародея на собственный трон, архидемон, несколько подозрительно покосился на странно веселящегося рателеонца. Своеобразное чувство юмора его ещё не оставило, но в движениях появилась некоторая настороженность. Она только усилилась, когда демон увидел, как Саламандра не высоко подкидывает на ладони скособоченный столбик старинных кругляков.

— Что, решил меня задобрить? Не понравился цвет папируса или вызвала сомнения какая-то строка в твоём контракте? Что ж, давай обсудим. Я открыт для диалога. Лишь бы был толк.

— Толк, говоришь?.. Надеюсь, толк будет.

И с этими словами Эсхалон без замаха швырнул архидемону, найденные в тайнике монеты, а после добавил к ним и кошель со всем содержимым.

Йёй приобрёл до странности озабоченный вид. При почти полном отсутствии лица это было проблематично, но ему удалось, что говорило о серьёзности сложившейся ситуации.

— Что это? — и куда подевалось всё его напускное веселье. И апломб, как-то вдруг растворился в откровенно угрожающем тоне голоса. — Только не говори мне, что это то, о чём я сейчас подумал…

— О взятке, что ли? — кубарем с горы вкатилась в серьёзный разговор госпожа секретарь посольства.

— Тс-с-с, — резко одёрнул недоумевающую мадемуазель Хранитель Памяти, — я, кажется, начинаю понимать.

— Да, что ты!? — презрительно бросил в его сторону архидемон. — Сказочек наслушались?.. Вы. Оба! Интересно, от кого?

— А уж мне-то как интересно, — не смогла сдержать любопытства, приправленного малой толикой раздражения Исс. — Этот деятель, — она кивнула в сторону Гвискара, — до встречи со мной, и читать-то толком не умел. А после встречи, считай, неотлучно при моей юбке был… А если и отлучался, то исключительно для посещения борделя. Шлюхи, что ли его магической мудростью оделили?

— Э-э… У?.. — толково озвучил своё недоумение Саламандра. — Какого чёрта именно сейчас?

Исс открыла рот, чтобы дать отповедь темниле, посмевшему не посветить её в свои планы, но этот благой порыв был жестоко подавлен подзатыльником, отвешенным ей коварным Гху, совместно с обещание снова накинуть магический ошейник.

Пришлось пойти на попятную.

Архидемон темнел всей своей нескладной фигурой, напрочь позабыв о невкусном, пока ещё живом и копошащемся колдуне. А озадаченная Исс молча, ломала голову: чем это сумел обеспокоить пещерного обитателя обыкновенный рателеонский обыватель?

— Не хорошо, — проскрежетал Йёй, в плохо сдерживаемом бешенстве оцарапав стену своего узилища и не обратив внимания на занявшиеся белым огнём руки.

Боль была адской, но архидемону сейчас было не до таких мелочей. Его пытались надуть нагло, и беспардонно и… бесстрашно. Правда, шанс выйти сухим из воды ещё был. Только бы Эсхалон не знал его маленького секрета. Было, похоже, что Гху им не обладает, так лишь догадки и слухи, ползающие среди наземных магов уже не первое столетие. А то бы обязательно шепнул об этой маленькой тайне своему новому другу.

— Сам знаю, — ничуть не усовестился Эсхалон, — что не хорошо. Но что делать? Ты тут такого понацарапал — читать зазорно…

— Ты ж сам просил.

— Угу. Проверить хотел насколько у архидемона богатое воображение.

— Проверил?

— Да. С фантазией у тебя полный порядок. А вот с соображалкой явные нелады.

Йёй непонимающе склонил голову к плечу.

— Я ведь ключ от твоей тюрьмы прямиком к тебе в камеру забросил. Убей мерзкого старикашку и стены рухнут…

— А мы пошли бы тебе на корм, — с непрошеной дрожью в голосе добавил Хранитель Памяти.

— Был такой риск, но… без риску в моём деле никак. А теперь, — Гвискар сделался серьёзным, — держи, голуба!..

На этот раз он размахнулся и что-то маленькое, но увесистое, мелькнув ярчайшей искоркой, упало к уродливым лапам архидемона. Гху проводил эту частичку света враз помутневшим глазом. А демон даже не глянул вниз. Резко развернувшись, он с воплем больше похожим на стон, кинулся в сторону сомлевшего, но на его беду всё ещё живого чародея.

— Это мой тебе подарок, Йёй.

Слова Эсхалона, будто каменными плитами легли на скошенные плечи архидемона, заставив его ноги врасти в пол.

— Это твой… что?.. — с трудом выдавил он из себя.

— Подарок. Дармовое подношение. Презент, за который я ничего не прошу. Колечко с самоцветным камушком. Изумрудик оцени — ты же в этом деле профессионал. Я его нашёл, пока до тебя добирался. Случайно нашёл — в развалинах. Дай, думаю, подберу. Сохраню для дорогого друга, Йёйя.

— Врёшь, скотина!

Йёй дышал тяжело и прерывисто.

— Не обижай меня, это не красиво. Я тебе от всей души драгоценный камешек презентовал, а ты меня такими непотребными словесами хулишь. А, впрочем, дело твоё… Мага я тебе оставляю — развлекайся… напоследок. Вот ещё, что у меня есть, — он порылся в кармане и достал из него каменную птичку. — Попугая хочешь? — Ответом ему послужил рёв, сотрясший всё здание храма Лучезарности. — Не хочешь, как хочешь. Пошли отсюда, — обернулся Саламандра к своему маленькому отряду и новым союзникам. — Гху, выведешь,  или попробуешь нас здесь замариновать?

Хранитель Памяти усмехнулся:

— Ладно, чего уж, пошли. Я только на секунду задержусь. Наложу на дверь запирающие чары… Так, на всякий случай.

— Предусмотрительно, — похвалил почтарь. — Мне рассказывали, что архидемон после… кхе… с ним содеянного, на несколько часов этом мире  ещё задержится. Правда, уже только в качестве забавного уродца. Но запереть его всё-таки следует, хотя бы для собственного душевного спокойствия.

Исс вцепилась в  руку Гвискара — не оторвать:

— Что?.. Что, чёрт возьми, ты сейчас сделал?

Эсхалон сделал попытку освободиться. Не вышло.

— Пойдём уже, клещ. Неуютно мне здесь. Бронг, ты готов?

— Ещё как! — последовал бодренький ответ.

— Да отцепись, Исс. Никуда я не убегу. Расскажу… Отстань. Всё расскажу по дороге домой. О, папирус в прах рассыпаться начал. Нет больше договора… Впрочем, я же его и не подписывал. Всё, осталось только руки отряхнуть… Йёй, не ори. Нет у тебя больше власти ни в этом мире, ни в преисподней.

С этими словами он начал подниматься по ступеням, волоча за собой упрямую молодую особу.

— Мужики-и, — вдруг услышали они просяще-жалостливое, — не оставляйте меня здесь, помогите выбраться. Уберите плиту, а… Темно-то как. И это… объясните, где я вообще.

— Вот ведь, — беззлобно ругнулся оборотень, — про короля-то мы совсем позабыли…

 

 

Глава 21.

 

«Солнечный заяц», вальяжно переваливался с борта на борт. Речные волны с тихим плеском бились от его выпуклое брюхо, убаюкивая членов команды и примиряя их с действительностью, с жизнью и между собой. Саламандра в каюту не пошёл, хоть его настоятельно приглашала несколько успокоившаяся мадемуазель. Не хотелось ему внутрь парохода. Не хотелось и всё тут. Поэтому он застрял на палубе, вдыхая сырой, сильно пахнущий рекой воздух и поочерёдно потирая то правую, то левую щёку. На них огнём горели награды, коими его удостоила импульсивная полутень, влепив по левой звонкую пощёчину за то, что заставил так переживать и волноваться, и, одарив правую его щёку нежнейшим поцелуем — за героизм и находчивость. Кто бы понимал этих женщин? Уж точно не он — Эсхалон Гвискар по прозвищу Саламандра.

Почтарь закутался в плащ. Пронизывающий ветер пробирал до костей, а застегнуть одеяние не было никакой возможности — после потасовки в крипте на плаще не осталось ни единой пуговицы. Да-а, жарко там пришлось. Дьявол приволок этих уродцев тахи. Хотя, Гвискар и осознавал, что жалоба эта от сердца, не от ума. Ведь не случись там рыболюди и как бы он сумел выбраться из того подвала, даже если бы исхитрился победить в неравной схватке с ожившими покойниками и в рискованном торге с архидемоном?

— Не-ет, — тихо сказал он самому себе, — Йёйя я бы всё-таки забодал.

Он усмехнулся, припомнив недавний разговор со всем своим невеликим по числу воинством. Любопытство разбирало всех, особенно же наседала пылающая гневом Исс.

— Гипотезу!? — завизжала она, когда он попытался объяснить смысл своей безумной игры с архидемоном. — Ты проверял какую-то там свою гипотезу!? Рисковал своей, и нашими жизнями, наперёд не зная, чем это всё обернётся!

— Не мою, — попытался оправдаться Эсхалон, поспешно отступая и отгораживаясь ладонями от напирающей на него мадемуазель. — Не мою. А одного очень уважаемого в узких кругах учёного мужа, профессора Фломинота.

— Ничего и никогда не слышала ни о каком профессоре Фломиноте! — глаза Исс метали молнии, грозя дотла спалить «Солнечного зайца», прямо по среди почти безбрежного Гранда.

Атакованный Эсхалон толково объяснил, что мадемуазель окончила университет уже давненько…

— Так я, по-твоему, старая!?

Ох, как же с этими бабами тяжко: слово им не скажешь, чтобы очередную беду не накликать. Гвискар заикаясь, как малолетнему ребёнку старательно «разжевал» Исс, то, что она и без него прекрасно знала — полутени живут, куда дольше людей. И когда мадемуазель в роскошной мантии получала свиток диплома об успешном завершении курса образования, Фломинота ещё на свете не было.

— Значит я не старая? — задорно, но с нехорошей хищной искринкой в глазах, сощурилась Исс, имея в мыслях довести Саламандру до тихой паники.

— Нет! Конечно же, ты не старая! — облегчённо воскликнул Гвискар, размышляя — самому броситься за борт или уж спровадить туда непредсказуемую бестию с истинно женским характером.

— Я древняя!? — рявкнула Исс, правдоподобно разыгрывая ярость незаслуженно оскорблённой женщины.

— А?..

— Когда я диплом получала, Фломинот этот клятый, ещё и в проектной документации своих родителей не числился… Твои слова?

— Я этого не говорил! — возмутился Эсхалон и стал неловко оправдываться, пока по сморщенным от сдерживаемого смеха лицам команды «Солнечного зайца» не понял, что из него просто делают дурака.

— Да ну, вас всех, сволочи! — обиделся он. — Вообще ничего рассказывать не стану. Вот она, благодарность за спасение ваших никчёмных жизней.

После этих слов он замкнулся и всем провинившимся, включая ещё не вполне обретшего себя, его величества, пришлось долго уговаривать, чтобы сударь Гвискар сменил гнев на милость.

Когда, при посещении своём, сосланного узника совести Саламандра выслушивал откровения Фломинота о гениальности одного длинноносого и сквалыжного профессора, он подумывал, что Благое Небо измывается над ним. Заплатив за потрёпанную книгу несусветную цену — почтарь только молился, чтобы потраченные деньги не пропали зазря. Уверенности в этом он не испытывал никакой. К тому же голова рателеонца просто распухла от приобретённых, так сказать в нагрузку, знаний. Он постарался как можно быстрее забыть всё то, что наговорил ему словоохотливый интеллигент, считая эти знания полной чушью. И то, не чушь ли? Сделать подарок архидемону!!!

На долю секунды Эсхалон оживился:

— Что, проверено? Сработает?

Фломинот его огорчил, мол, это всего лишь предположение. Заметя скепсис во взгляде собеседника, книжный червь зачастил:

— Идею эту первоначально выдвинул великий… — посмотрев на застывшее лицо почтаря, он решил сократить объём научной лекции. — Впрочем, это неважно. Потом её разрабатывал… А не всё ли тебе равно?.. В общем, идя в правильном направлении, эти гиганты мысли, так и не сумели докопаться до её сути. А я сумел! — торжественно объявил тщеславный Фломинот, и принялся громко шелестеть раскиданными по его столу ветхими листами с изображением чего-то безумно сложного, наверняка носящего магический характер.

Хотя, за последнее, Гвискар головой бы не поручился. Поскольку если бы ему довелось увидеть грамотно исполненные чертежи, положим, арбы, он бы запросто мог их принять за пентаграмму для вызова духа Мозгогрызения.

Ох, сколько ещё ему пришлось выслушать — едва умишком не тронулся от мыслительной перегруженности. Однако главное мимо ушей не пропустил:

— В чём, говоришь, заковыка? В определении природной сущности демона?

— Ну, природной не природной… А так сказать его склонности, что ли… Тут ещё не всё ясно…

Саламандра, понимая, что Фломинота сейчас снова утащит в изыскательские дебри, крепко взял сосланного умника за ворот и нежно встряхнул.

— Поясни на примере, дражайший Фломинот. Скажем, что нужно подарить архидемону алчности и драгоценных камней.

Оценив крепость хватки, плешивый умник ответствовал вполне конкретно:

— Деньги — все, что будут на тот момент в карманах, — это крайне важно, и драгоценный камень, разумеется.

— Хм, такой подойдёт? — Эсхалон необдуманно показал Фломиноту свою находку.

— О-о… О-о, да-а…

После чего с одним из перстней пришлось расстаться.

— Да-с, — потёр подбородок сударь Гвискар, — в очередной раз, переживая огорчение от той цены, что ему пришлось выложить за потрёпанный фолиант.– А книжица мне не особо и пригодилась… Так кое для чего, но без этого я мог бы и обойтись…

Тут-то мадемуазель, потрясённая рассказом храброго своего сопровождающего и влепила ему горячую пощёчину!

— За необдуманную тягу к научно-магическим экспериментам! — соизволила пояснить она, ясно давая понять, что пребывание в шкуре подопытного кролика ей по сердцу не пришлось.

Признаться, эту её точку зрения разделял и сам Гвискар, но озвучить эти свои размышлизмы, он счёл не самой здравой идеей.

— Но сработало ведь… — постарался он оставить за собой последнее слово, но нарвался на непонимающие и осуждающие взгляды спасённой им неблагодарной общественности и махнул рукой. — Хрен от вас благодарности дождёшься, аспиды.

— Ну почему же, — промурлыкала Исс  и чмокнула его в щёчку. — Благодарю.

Теперь, стоя у борта, Саламадра трогал пальцами место, обласканное Исс, и слегка улыбался. Риск, с даром архидемону, конечно был немалый, но если вдуматься то в предположениях учёных мужей было рациональное зерно: каждый на этом свете имел своё слабое место — иногда бросающееся в глаза, чаще тщательно скрываемое. Ну кому, скажите на милость придёт в голову в момент заключения сделки с архидемоном, осчастливить нечестивца последними монетами и драгоценными каменьями? Тут бы ноги унести, да чего особоливо страшного в контракте не прозевать. К тому ж: за что вообще одаривать того же Йёйя? И у всякого ли в момент нужный сыщется дорогущее колечко с бриллиантом? Да-а, пожалуй архидемон Йёй с этой стороны был в куда большей безопасности, чем остальные его собратья. Вон тот же архидемон блуда… По слухам до чёртиков боится колокольного звона, рассвета, открытых пространств и общественной огласки им сотворённого…

Из подвального лабиринта люди и тахи выбирались поспешно, будто обведённый вокруг пальца и замурованный в крипте Йёй сумел выбраться и теперь дышал им в спины, надеясь на расплату и отмщение.  Гху не подвёл — обезвредил несколько несложных, но чрезвычайно опасных для Эсхалона ловушек. Проклятый Фрум-Доз постарался. А и предусмотрительным дедушкой он был, вот только с архидемоном связался напрасно, да и с Саламандрой просчитался. Чего уж там?..

Солнцу были рады все, даже тахи, более расположенные к небу облачному, желательно с моросью. Но к их вызволению из могильного сумрака Благое Небо расщедрилось, на краткое время, очистив лик свой от поднадоевшего морока и позволив солнцу покрасоваться в мутной по-осеннему голубизне.

Спустившись с парадной храмовой лестницы, Гху, всё же опиравшийся на руки молодёжи, велел себя отпустить и с наслаждением до селе ему неведомым растянулся на начавшей жухнуть траве.

— Хорошо! — выдал он полустон полувздох. — Жить — хорошо!

Спорить с ним не стал никто. Все, кто молча, кто с тихим постаныванием повалились в беспорядке на землю. Молодую тахи с разорванным лицом, которую Бронг сначала изуродовал, а позднее спас от разъярённого монстра с клешнями вместо рук, заметно потряхивало. Да что — потряхивало!? Колотило крупной дрожью! Досталось девахе треволнений… Сам Бронг не удержался — обратился и теперь с наслаждением драл когтями неподатливый дёрн, громко урча. Всё-таки кугуары — кошки, пусть и довольно крупные. Опасения вызывало только поведение его величества, никак не соответствовавшее королевскому сану. Нет, то, что он король Антор 3, монарх точно припомнил, но, кажется на этом и остановился. Призрак объединился с кадавром и образовал шаловливого дитятю в преклонных годах. Ох, ты ж… По всему, морока ещё не кончилась. Главное — непонятно было совершенно, то ли подобное поведение всего лишь следствие пережитого монархом, то ли последняя шуточка архидемона. Это было бы вполне в его стиле.

До берега пришлось добираться путями извилистыми, то и дело, вылавливая расшалившуюся надежду Рателеона из придорожных кустов. В Анторе ни с того, ни с сего, взял и пробудился естествоиспытатель. Ни дать, ни взять перезрелый юный натуралист, с неконтролируемой склонностью к героизму во имя науки. То его неудержимо влекло взобраться на высокое древо, невзирая на то, что весь ствол корявого гиганта был покрыт шипами в ладонь взрослого человека, то тянуло накоротке пообщаться, с не успевшей скрыться в опавшей листве многоножкой, от одного вида, которой замутило даже не брезгливого Гху.  Саламандра оберегал вновь одушевлённого короля от неприятностей, терпеливо отвечал на постоянно повторяемый вопрос, отчего это в королевском рту возник дефицит зубов, образовалась такая невкусная кака и в пузе болезненное урчание? И изо всех сил гнал из своей головы мысли о будущем Рателеона по возвращении на престол этого неординарного перца. Заботы его этим не исчерпывались, по тому, как по мере успокоения взвинченных схваткой нервов, начал набирать обороты застарелый политический конфликт между разобиженными на весь свет тахи и представительницей народа полутеней мадемуазель Исс. Хранитель Памяти, восстанавливая мало по малу свою магическую потенцию, всё более враждебно взирал на госпожу секретаршу, очевидно примеривая на её аристократическую шейку свой невидимый ошейник.

— С чего он так бесится? — тихонько спросил у Эсхалона Бронг, улучив момент, когда они приотстали, чтобы извлечь монарха из гигантского муравейника. — Вот ведь… по  самые уши закопался!

— У этих двух народов неприязнь давняя. С тех самых пор, как они вместе заключили некое соглашение с известным тебе пещерным демоном. Я в книжке вычитал… На последние страницы заглянул. Поспешим, а то, как бы новая война не вспыхнула. Ох, как оно меня всё достало! Простым следопытом и охранником жить куда спокойнее.

Они ускорили шаг.

— А в чём, там, собственно, было дело? — полюбопытствовал оборотень.

На что Саламандра честно расписался в  обрывочности собственных знаний.

— Смотаемся отсюда подальше — расспросим твою красотку, — пообещал он Бронгу.

— Чего сразу, мою-то?..

Гвискар только хитренько улыбнулся.

Так и доковыляли до полосы прибоя в некотором нервическом напряжении, в атмосфере вновь сгустившегося недоверия и уже с взведёнными курками. Молодёжь тахи, снова начала проявлять горячность нрава и склонность к необдуманным действиям. Хвала Благому Небу, у Хранителя Памяти и рателеонского почтаря хватило мудрости не доводить ситуацию до крайности. Эти двое, вообще начали испытывать друг к другу нечто похожее на уважение.

Распрощались без особой теплоты и обещаний заглядывать в гости. Гху, всё больше хмурясь и мучаясь какими-то только ему ведомыми сомнениями, потребовал клятвенных заверений, что вся эта шумная ватага больше никогда…

— …НИКОГДА! Вы слышите? — грозно прошипел  старый тахи. — Даже не помыслите вновь появиться в наших водах.

Таковое обещание было ему дано всеми членами спасательной экспедиции с похвальной готовностью и единодушием.

— Это хорошо, — мрачно продолжил Гху. — Потому что в противном случае вас будет ожидать он… — и Хранитель Памяти издал очень громкий протяжный звук похожий на стон умирающего животного.

Повинуясь призыву хозяина спрутоглав, до того лениво дремавший рядышком с «Солнечным зайцем», встрепенулся и радостно взметнул вверх все свои щупальца. Не удовлетворившись этим проявлением восторга, речное чудовище поднырнуло под пароход и выметнулось с другого борта, явило обомлевшим людям всю мощь своего безразмерного тела. Несчастный Бубо, которого Благое Небо именно в этот момент надоумило подняться на палубу, с громким, далеко не героическим воплем, ссыпался обратно в трюм. Его ночной кошмар, оказывается, всё это время был рядом, а тут ещё и материализоваться надумал. Вот без этого только что открывшегося ему знания, Бубо вполне был способен прожить остаток своей жизни. А теперь, что ж никогда больше на рыбалку не выбраться? Да какая к бесу рыбалка!? Тут дело таково, что как бы от колодца в собственном дворе шарахаться не начать, появление такого вот визитёра с ужасом ожидая. Бубо, после кратковременного оцепенения, боясь ещё поверить в собственное спасение, осторожно ощупал мудрую свою голову, — цела, токмо пара шишек! — и объёмное седалище, — болит, зараза! Оно понятно — пересчёт ступеней этой часть тела производить никому не рекомендуется. Но, главное, штаны в сухости сохранены, без ущербу самолюбию и авторитету перед сынами.

— И не рассказывайте о нас никому, — с недоброй улыбкой добавил тахи. — Молодёжь, — обратился он к оставшимся в живых воякам, — спустите их шлюпку на воду и отбуксируйте от полосы прибоя. Прощайте, люди… и не совсем люди. Надеюсь, больше никого из вас не увидеть.

Так и попрощались с представителями негостеприимного речного народа, но… не со всеми. Спрутоглав ещё и до сих пор нет-нет, да и появлялся на поверхности, показывая — вот он я, туточки. Всем пассажирам и членам команды «Солнечного зайца» было крайне любопытно, когда же он от них отстанет.

До сих пор этого не произошло. Саламандра перегнулся через борт и увидел комок щупалец и огромные ничего не выражающие глаза.

— Плыл бы ты уже домой, — тихо посоветовал человек монстру. — А то я что-то нервничаю, вдруг тебе велено  нас утопить, где-нибудь подальше от мест обитания твоих рыбохвостых хозяев.

Спрутоглав ушёл в глубину, мощно махнув хвостом и подняв волну, едва не опрокинувшую пароход.

— М-да, вот как хочешь, так и понимай.

Страшно захотелось выкурить сигару; и тут же припомнилось, что последнюю спёр водоплавающий колдун. И где только сподобился обзавестись этими вредными привычками: курить и без спросу брать чужое? Не напрасно между полутенями и тахи до сих пор нет мира. Хотя… тут  дело совершенно иного характера. Давнишняя история и днём сегодняшним она не закончится. Исс рассказала, то, что вычитала в скрижали Неподвластного Скверне Бода. Утаила только, как ей это удалось и всё похвалялась подобранной печатью, дескать артефакт цены немалой, на любом аукционе с руками оторвут. Гвискар только вздохнул горестно; сам-то он без единой монетки остался. Вот ведь досада! Ну да ладно, кое-какая зацепочка у него ещё осталась.

Так вот о тахи… Кугуар, как прицепился к Исс, так и не отстал, пока она ему историю давних дней не изложила. Дело, понятно началось с конфликта, причём такого пустякового, что даже дотошные историки народа полутеней до него не докопались. Ну и пусть его! Главное — тахи поругались с полутенями. Слово за слово — дошло и до мордобития, в смысле, до вооружённого столкновения. Закончилось оно ничем — просто, напрасными жертвами с обеих сторон. И тут на тахи снизошло озарение.

— А на моих предков, — ругнулась эмоциональная мадемуазель, накатило помутнение рассудка. Додумались правители обратиться за помощью к силам высшим, и давай молить Благое Небо об оказании какой ни на есть помощи в борьбе с супостатом.

Предки Исс молились истово. Небо, которое Благое их наверняка слышало, но вот заковыка — тахи тоже челом в пол э-э… в дно или берег лупили, и видать не менее азартно. Небо на них глянуло и решило в это запутанное дело не соваться.

— Оно же мудрое — Небо, — Исс скривила красивые губы. — Во всяком случае, наши первосвященники так утверждают.

— Какое ж это помутнение рассудка? — недопонял Бронг. — Молитва, она в любом деле подспорье.

Мадемуазель как-то странно на него глянула и посоветовала заткнуться и слушать далее. Молитва, может дело и не дурное, но зачастую бесполезное. В случае конфликта двух народов так и получилось.

— А вот теперь о просветлении и помутнении, котяра. Раз уж Небо самоустранилось, а клубок проблем самостоятельно разматываться не пожелал, то представители элиты додумались искать помощи с другого боку. Причём, как-то странно додумались — едва ли ни в один и тот же миг. Если б у них тогда ум туманом не застило, смогли бы они понять, что обратиться к демону Йёйю за помощью их надоумил сам Йёй! Не напрямую, конечно, стороной. Через своих подставных и должников уже успевших попасться в его сети.

— Ты это всё в скрижали вычитала? — усомнился Эсхалон.

— Что-то в скрижали. Что-то знала с детства. Ну а до чего-то своим умом дошла. И попрошу без сарказма. Дальше вы и сами можете догадаться…

— Тахи победили? — предположил оборотень. — Накрутили вам хвоста и скрылись в недоступных для вас глубинах.

— Я тебе самому сейчас хвост выдерну! — озлилась патриотично настроенная Исс. — Никто не победил. Йёй в нашу междоусобицу влезть хотел более всего на свете. Усилить своё влияние во внешнем мире. Укрепить авторитет — в пещерах…

— Да-да, мы в курсе… Он богом возжелал стать, — Саламандра не к месту блеснул осведомлённостью.

И нарвался на справедливую отповедь раздражённой мадемуазель.

— Раз вы всё знаете, зачем я тут перед вами распинаюсь? Думаете, мне приятно прошлое ворошить? Или я, по-вашему, от безделья в сказительницы подалась? Это история моего народа, между прочим. Моих предков. Моей семьи!

Оказалось, что одним из магов, заключавших договор с демоном, был прямой предок мадемуазель Исс, несколько раз «пра» дедушка. Старикан был головастый и хитрый, аки бес. То есть с любой стороны персонаж достойный всяческого уважения… или порицания, то же ошибкой не будет. Он-то, оценив требования Йёйя и сочтя их чрезмерными, и внёс предложение оставить пещерника с носом.

— Но контракт-то ведь был уже подписан, не так ли? — на всякий случай осведомился Бронг.

На беду полутеней, контракт — нерушимая договорённость с демоном — действительно был подписан кровью. Но пращур Исс надумал блефовать и как-то исхитрился убедить в этом всех остальных.

— Демон был одурачен. Но, какой ценой!? — Исс закусила губу. — Ему, мерзавцу, занадобились мои сородичи. Много… и живыми. Вот за это и ухватились маги полутеней. Решили они объегорить самого Йёйя. Нашли сотню добровольцев, что не побоялись за свой народ души положить и провели ритуал разделения, подсунув демону бездушные тушки. Обман раскрылся не сразу, а когда правда всплыла, как дерьмо в проруби, Йёй оказался в дураках. Там, у них в преисподней, не особо считаются с роднёй, которую надули ходящие по поверхности. Незадачливый демон потерял авторитет на полтысячи лет. Но… как оказалось, без подвоха не обошлось. — Исс крепко сжала маленькие кулачки. — Если бы до подобного додумались ещё и тахи, то, сдаётся мне, демон никогда бы не сумел выбраться из своих пещер, навеки оставшись мелким бесом на побегушках. Но тахи… Тахи оказались народом честным. Честным — до глупости. Они свою часть уговора выполнили до буквенно. Тем самым оставив демоническому неудачнику мизерную лазейку в наш мир. А потом свершилась ещё одна неприятность — они как-то узнали о…

— О вашем жульничестве, — не очень тактично подсказал Бронг.

— Да, о нём, — двинув бровями, вынужденно согласилась с оборотнем полутень. — Была небольшая военная заварушка, окончившаяся ничем, и тахи ушли в глубины, наплевав на сухопутного соперника и совершенно не опасаясь мести со стороны демона. А мы… Мы постарались забыть этот досадный эпизод.

— Но Йёй не забыл, — Саламандра крутанул ус.

Да демон ничего не забыл и пусть обездушенные тушки тогда ему совершенно не пригодились, однако этот финт полутеней со временем натолкнул его изобретательный ум на одну идею, способную возвысить его из грязи в… боги.

— В боги — это вряд ли, — выразила сомнения здравомыслящая мадемуазель, — но власть по обе стороны этого мира он бы приобрёл огромную. Только представьте — тело монарха, заполненное, Йёй знает чем, или кем. Оставалось только отыскать союзника, не гнушающегося тёмной стороной магического искусства и доведённого до последней черты невозможностью исполнения собственных, эгоистических хотений. Да, и ещё одно: очень желалось демону, чтобы искомая личность была вхожа во дворец.

Йёй долго залечивал раны собственного самолюбия и тела, нанесённые ему пещерной роднёй не склонной к добросердечию и сентиментальности, и распалял гнев. Жажда мести ему была отличным пособником. Из отверженных он медленно выбрался в серединку демонской иерархии, накапливая магическую мощь и влияние ранее по недосмотру утраченное. А лет несколько тому исхитрился окопаться и на самой вершинке, став признанным архидемоном. Одним из немногих избранных. Но… и это грызло его нестерпимо, — всего лишь одним из… А Йёй хотел быть единственным. Всегда хотел быть единственным. А тут ещё и неприятное открытие, сделанное демоническим изгоем, когда он по крупицам собирал силу. Йёй  чуть ли не с ужасом обнаружил, что магия уходит из этого мира. Другие демоны этого пока не приметил, поскольку никто из них не лишался магической мощи почти полностью. Им просто не нужно было набираться этой самой мощи с нуля. Вот тут-то он и услышал ЗОВ, сначала даже не поверив этому. Сколько веков о нём не вспоминал ни единый смертный и вдруг такая удача! Йёй не мог, да и не хотел не откликнуться. Он пришёл. И о диво! Архидемон оказался в апартаментах старого, немощного, но всё ещё хорохорящегося мага. Королевского придворного мага Фрум-Доза Гневного.

— Сама до этого додумалась? — не глядя на госпожу секретаршу спросил Эсхалон.

Исс, признаться совершенно не поняла сарказма, явно слышимого в голосе сударя Гвискара.

— Да, — произнесла она несколько неуверенно.

— И давно?

— Нет, — пришлось ей признаться.

— Понятно. А то бы ты обязательно мне об этом рассказала, не так ли? Ведь рассказала бы?.. А то я всю дорогу голову ломал, как выбраться из этой передряги, а проклятый колдун и некая посольская дамочка, зная, что происходит, играли в молчанку. Ну, дедушку Фрумми я понимаю. Кашу он заварил, по старческому своему недомыслию такую, что в одиночку ему её не в жизнь  не расхлебать. Но ты-то… Всё темнила. А я, в результате, без гроша в кармане остался.

Исс взбеленилась:

— Ах,  вот что тебя гложет! Отсутствие барыша!

— Какой тут барыш?! — из Саламандры тоже попёрло давно сдерживаемое. — Своего лишился, кровного. Мне, знаешь ли, богатый папик наследства не оставил. Всё самому добывать приходится, с риском для жизни.

Тут они поцапались от души. Громко орали, До того громко, что даже не особо любопытный спрутоглав всплыл из глубины, дабы потаращить зенки но горланящую парочку.

— Вот ведь прилипала! — ругнулся на зверюгу Эсхалон и резко оборвал ни к чему не ведущую дискуссию с секретарём вампирского посольства.

— Бе-е, — мадемуазель оставила за собою последнее слово, показав почтарю язык, — грубиян. Слушайте дальше.

Исс полностью подтвердила версию Бронга о том, что Фрум-Доз возжаждал чего-то для себя неисполнимого. И выдвинула вполне жизнеспособную версию всего произошедшего.

Маги Рателеона жили дольше простых смертных, поддерживая своё мирское существование сложнейшими ритуалами. И  продавая эти свои услуги тем, кто мог себе позволить отвалить им чуть ли не воз серебра. Одна заковыка — сил на это действо восхотевший добавить себе пяток лет маг должен был потратить столько, что после неделю отлёживался, не в состоянии ногой дрыгнуть. Через всё это Фрумми прошёл уже трижды: пару раз ради собственной обожаемой персоны, ну и разок по настоятельной просьбе короля. Тут–то он и дошёл умишком до того же, что несколько раньше обнаружил Йёй. Магия иссякала! И старик ударился в панику: что делать? Умирать страсть, как не хотелось. Только-только вкусил сладость мирного существования, разнежился, стал забывать о тяготах военного лихолетья и на тебе — пора на погост. Никак не мог придворный чародей на такое согласиться. А тут ещё и настырный король прицепился, как репей к собачьему хвосту –  проведи-ка мне ещё один ритуал продления жизни, а то что-то я прихварывать стал. А как его провести? Сил-то всё меньше. А расписаться в собственной немощности — разве выход. И Фрумми начал тянуть время, выискивая хоть какой-то способ разрешения этих проблем.

Тут помог случай… Как-то придворный маг, снедаемый не проходящей меланхолией, бесцельно бродил по улицам Рателеона и заглянул на огонёк в некое питейное заведение среднего пошиба. Здесь собирались в основном мелкие торговцы и студенты, когда в их карманах случайно оказывались серебряные раты. Публика, конечно, не особо респектабельная, но и не низкого пошиба. Так что маг не счёл для себя зазорным войти, дать роздых уставшим старческим костям и пропустить кружечку холодного пива. Оглядывая лица посетителей, он приметил двух своих учеников, о чём-то приглушённо, но очень эмоционально споривших. Из простого любопытства, ни на что, не рассчитывая, чародей обострил свой слух и был за это вознаграждён. Молодые люди, не сходясь во мнениях, обсуждали этические аспекты изучения магии тёмных начал.  Фрум-Доз, не привлекая к себе внимания, расплатился за недопитое пиво и незаметно выскользнул из бара. Теперь он знал, что ему делать.

— Это, конечно, домыслы, — самокритично заявила Исс, — но домыслы, имеющие под собой некоторые основания.

— Те, двое бедолаг, погибших в королевской спальне? Ты их имела в виду? — Саламандра ухватил самую суть.

— Их.

— Слухи до меня доходили… Чего уставились?

— Какие слухи? — озадачился Бронг. — Откуда бы им взяться? Мы же всё время вместе были.

— Вот и я тогда в крипте этим же интересовалась, — ехидно обозначилась Исс. — Мы вроде и не разлучались надолго, а он, пройда, то мудрости книжной приобщиться сподобится, то слухами  фантазию свою обогатит.

— Не ваше дело, — веско заявил Саламандра. — Ты ведь тоже с нами не поделилась, откуда тебе про погибших студиозусов известно.

Исс тут же прикусила язычок. Ох, надо же было так проколоться! Всю дорогу молчала, о том, что ей поведал её патрон Анкмор Иглоклык, перед отправлением своей подопечной, встряхнувший всю вампирскую агентуру. А почитай уже в самом конце ляпнула эдакое.

— Вот, значит, каково оно, твоё к нам доверие, — Гвискар недобро сощурился.

Мадемуазель в обороне отсиживаться не любила и не умела:

— А сам-то, сам!.. — в запале выкрикнула она.

— Проехали, — равнодушно отмахнулся почтарь и далее изложил то, до чего додумался исходя из полученной от детектива Лакра информации. — Взял он в оборот талантливую, но неопытную молодёжь. Задурил мальчишкам головы и расправился с ними, как только они стали ему не нужны и опасны.

Сил и у Фрум-Доза было маловато, а вот со знаниями — полный порядок. И этот свой секрет он хранил пуще зеницы ока. Не приведи Благое Небо, чтобы кто-то догадался, что сам придворный чародей с нечистой силой якшается!

— Вызвали молокососы демона на свои головы. Старикан, подлейший, с ним договор заключил о подпитке силой магической и продлении жизни. Да не просто продлении, а возвращении молодой прыти. А ещё испросил у нового своего компаньона разрешения на упрощённый его вызов.

Йёй на это пошёл, всех своих карт не раскрывая, но взамен потребовал сущий пустяк — тело и душу короля. Ах, ну и в знак их добрых отношений, небольшую жертву в лице молодых недотёп. Тут Фруммми наверняка от радости чуть до потолка не подпрыгнул. Это ж какая удача — и архидемона ублажить и от ненужных свидетелей избавиться.

— Во дворце, что-то у них не так пошло, — хмуро продолжил Гвискар. — Скорее всего, молодь зелёная своего наставника в грязных делишках заподозрила и шум подняла. А может в цене не сошлись. Кому хочется на корм демону идти? Тут-то он, боевой опытный маг, их и упокоил, скормив пещерному уроду. А мне после уши лапшою украсил, дескать, не доглядел за юношеством, оно от рук и отбилось. Ему же, муками совести снедаемому, пришлось вершить суровое правосудие, две жизни положить на алтарь возрождения короля во имя свободы всего Рателеона. Про погибших гвардейцев только промолчал, скотина… Но дело-то им затеянное завершено не было. А уж всё закрутилось. Стража могла шум поднять, да и перед пещерным ростовщиком, как-то отчитываться было нужно. Вот он и кинулся, башку очертя, в особняк леди Юлл. А она его мне на руки спихнула, дабы самой не мараться. Долго я эту особу вычислял. Однако ж свёл все ниточки… хотя нет, ещё не все. Одна по-прежнему на общий клубок не наматывается. Никак в ум не возьму, кем были те не особо расторопный парни, что решили нас на первой же ночной стоянке ножичками пощекотать.

Слова Исс и Бронга, что ухари действительно могли оказаться просто залётными, Саламандра всерьёз не воспринял и наморщил лоб в глубоком раздумье. Собственно на этом самом месте весь их разговор и зачах.

Эсхалон поправил свою почти потерявшую форму шляпу и уселся под тряпичный навес. Мысли не отпускали его, теребили душу, беспокоили сердце, и мыслилось примерно такое: «Была бы жизнь моя чьим-нибудь вымыслом. Романом какого-нибудь писаки. Тут бы и был финал произведения, потому как злодеи наказаны, добро победило, — тут он грустно ухмыльнулся. — Победило, как же… Вон какой подарок всему Рателеону везём. Если он разумение в полной мере не обретёт, убереги Благое Небо, кому проговориться о своей роли в этом деле. Добрые рателеонцы, осерчав, могут и каменьями закидать. И ведь правы будут. Э-эх, ладно, чего прежде времени печалиться? — Саламандра хлопнул ладонями по коленям. — Для начала нужно до фермы Бубо добраться. Самосплавом идти — дело не быстрое. А там… Там видно будет».

 

 

Глава 22.

 

То, что их злоключения не окончатся вместе с завершением плавания, Эсхалон Саламандра с кристальной ясностью понял, как только разглядел на пристани подтянутую фигуру майора Тронхельда. Офицер стоял прямой, как палка и был мрачнее осеннего неба над Грандом. «Солнечный заяц» под управлением Бубо с грехом пополам причалил к пирсу и  майор, не дожидаясь пока все сойдут, в нетерпении поднялся на борт.

— Эсхалон, его величество с тобой?

О, стало быть, как дела закрутились, уже и в Тремзе известно о небольшой королевской прогулке.

Отвечать Саламандре не пришлось. Антор 3 самолично соблаговолил явить свою царственную особу требовательному майору. Тронхельд заученно вытянулся во фрунт и чётко откозырял монарху, более смахивающему на деревенского дурачка.

— Я надеялся на счастливый исход вашего путешествия и решил, что не стоит предавать его огласке.

Король, припоминая постепенно свои обязанности, милостиво кивнул.

— И теперь я, могу исполнить приказ военного министра, полученный мною сегодня утром с драконьей почтой.

— Что за приказ? — Антор проявил сдержанное любопытство.

— Я должен всячески способствовать вашему скрытному возвращению в Рателеон.

— Скрытному возвращению?.. Что ж, думаю — это разумно. И как вы намерены это сделать?

— Мне придётся попросить ваше величество проявить терпение. Доставить вас к стенам вашей столицы  неузнанным и незамеченным я могу лишь на фургоне Саламандры. Нас будут сопровождать два моих офицера, заслуживающих полного вашего доверия. Что до сударя Эсхалона, то герцог Радд счёл необходимым указать, что высоко оценил его роль в благополучном разрешении этого инцидента. И по прибытии в Рателеон ему будет назначена аудиенция. Но… в целях конспирации, так в документе, ему надлежит прибыть в столицу отдельно от персоны монарха.

Гвискар только хмыкнул в усы:

— Благодарность сильных мира сего не ведает границ.

— Ваше величество, — продолжил майор,- с вашего разрешения мы можем выдвигаться немедленно.

Король был не против. Ещё бы!..

По пути наверх, комендант исхитрился приотстать от ковыляющего Антора и шепнуть пару слов на ушко Саламандре.

— Твою попутчицу начальство срочно требует к себе. Как ты исхитрился познакомиться с послом вампирского дома в толк не возьму.

— Как-то… — очень подробно разъяснил болтливый почтарь. — Ладно, лошадь у неё есть…

— Кхм, — Тронхельд вдруг смутился. — Если ей принадлежал жеребец, то… Короче, была тут заварушка и мадемуазель пеша осталась.

— Похоже, мне придётся расстаться со Стрелкой. Что ж, как-нибудь переживу. А сильна ли была заварушка?

— Не маленькая. Сам увидишь.

— И как мне добраться до Рателеона?

Майор заявил, что не видит здесь никаких затруднений.

— Доедешь до Тремза. Там тебя уже ждут лошади. Соответствующий приказ я отдал. Только…- Тронхельд замялся. — На твоём месте я бы беспокоился не об этом. За тобой охотились. Тебе это известно?

Саламандра кивнул.

— Так вот из столицы прибыл один небезынтересный человек. Представился сударем Тиорином.

— Никогда о таком не слышал.

— А он о тебе слышал. Так вот дело твоё или королевское, понимай, как хочешь, военный министр поручил именно ему. И надо сказать Тиорин с ним совладал почти идеально.

— Что значит это твоё «почти»?

— Убили его. Тролли-капюшонники.

— Троли-копюшонники!? Многое я пропустил.

— Точнее не скажешь. Тех охотничков мы обложили плотно. Это было делом чести. Сколько душ загубили. Ну да не о том сейчас речь… Обложить обложили, но без шума взять их не удалось. Матёрые были. Началась перестрелка. Вот тут тролли и влезли в чужую заваруху. Тиорин погиб… Дубиной ему голову раскололи. А ведь он тебе многое порассказать мог. Но для тебя это всего лишь упущенная возможность. А вот… гм… Короче, главарь шайки, пока мы с монстрами рубились, ушёл. Остальных-то мы уничтожили. Жаль, никого живым не взяли. Но хоть сняли их с твоего горба. Тебе бы с ними в одиночку не справиться. Но будь осторожен тип, в живых оставшийся, тебе в затылок дышит. Мой тебе совет — почаще оглядывайся. Он хладнокровен и предельно жесток. В той неразберихе головы не потерял. Трёх моих солдат заколол. И… Следы он заметать умеет — на зависть любому зверю.

— Что ж, — Эсхалон протянул руку честному офицеру, — за помощь благодарю. А за предупреждение отдельное спасибо. — И в сердцах добавил: — Что ж вся эта катавасия никак заканчиваться не желает?

Хлоя встретила их с искренней радостью. Обмусолила Бубо щёки, чем вогнала здоровяка в краску. И тут же принялась за сыновей, которые не успели сбежать от бурной материнской ласки. Потом был хлебосольный обед уже без убывших короля и надувшей губы Исс, зато с подробнейшим рассказом о ночной баталии с тем самым «летучим» отрядом. Бубо слушал внимательно, сузив в ярости глаза и поминутно сжимая свои огромные кулаки.

— Мы им показали, — с гордостью заявила Хлоя, — почём фунт горя. Без крови они от нас не ушли.

Эсхалон посоветовал блюсти осторожность, поскольку главарь ушёл и семейство, тут же  помрачнело.

— Что ж, — хозяйка положила ложку на скатерть, — осторожными будем. Как без осторожности. Но сейчас мой муж и сыновья дома, так что если надумают сунуться повторно: милости просим. В самый разгар застолья Бубо предложил гостям выйти на крылечко, выкурить по трубочке.

— Я так понимаю, что вы у нас не останетесь, — выдохнул он вместе с густым клубом дыма.

— Правильно понимаешь, — последовал его примеру Бронг. — Задерживаться нам не с руки. Меня семейство моё заждалось, а у Саламандры, похоже, забот ещё не убавилось.

Гвискар кивнул.

— Исс Стрелку реквизировала, придётся до Тремза пешком дорогу мерить.

— Не обязательно, — Бубо с лукавой улыбкой глянул на почтаря. — Вон пароход под навесом ждёт не дождётся, когда снова в город отправится. Не сгорел во время пожара, а это знак  самого Благого Неба, не иначе.

— Э-э… — не очень уверенно протянул Саламандра.

— Может всё-таки лучше пешком? — вторил ему оборотень.

— Это на ночь-то глядя!? — проявил хозяин фальшивую заботу. — Мало вам приключений? Ещё захотелось. Оно, конечно, ночные стычки со стрельбой и поножовщиной дело занимательное, не сказать романтичное. Однако ж… — тут он взял паузу. — Однако ж военные растревожили троллей и…

— …и, — со вздохом завершил его мысль кугуар, — нам лучше ехать на этом паровозном чудовище.

Управлять адской машиной, на коей только Йёйю и кататься взялся сам Бубо, лишив этого удовольствия своих сыновей. Эсхалон забрался внутрь рычащего монстра с душевным содроганием. А оборотень, изо всех сил старавшийся сохранить самообладание поминутно покрывался шерстью и совсем не грозно чакал зубами.

— Эх, поехали, покойнички! — громко воскликнул мучитель и послушный его воле колёсный великан оглушительно взревел. — Да-с, громкость всё-таки надо как-то приглушить. Настежь ворота — пароход едет!

Гвискар окаменел. Бронг с трудом удерживался от желания выпрыгнуть вон. А Бубо ликовал. И ведь, как это не огорчительно для двух сконфуженных путешественников — фермер оказался прав: на дороге, всего в паре миль от фермы им действительно встретилось семейство капюшонников, числом не менее семи. Бубо наддал газу, и рычащее творение рук человеческих понеслось со скоростью бегущего трусцой инвалида. Вожак прайда коротко рыкнул, заглушив даже звук механической повозки, шевельнул покатыми плечами, надвинув на свою уродливую голову колючий капюшон, бывший просто большой уродливой складкой  толстой шкуры, и двинулся вперёд на неведомого врага.

— Психологическая атака провалилась, — признал горе-водитель. — Эсхалон, пальни-ка в парнишу из штуцера. Оно надёжней будить.

Пришлось палить. Куда ж деваться-то, а то ведь сыграешь в пацифиста и окажешься на троллином ужине в качестве главного блюда. Тролль получив горячий привет прямёхонько в лоб, ему, конечно, не обрадовался и, будучи слишком тупым, чтобы сразу понять, что уже умер, он сделал ещё пару широких шагов и взмахнул дубиной.

— Да помирай ты уже! — попросил упрямца Бубо. — Саламандра, у тебя ружьё, что бумажными пульками стреляет?

Почтарь не ответил, выцеливая второго людоеда.

— Молодец ты всё-таки, — похвалил приятеля Бронг, когда и у второго капюшонника подогнулись колени.

— Бубо наддай! — крикнул Эсхалон, — Их слишком много. А с пистолетом против таких оглоедов не много навоюешь.

Третий выстрел пришёлся в локоть троллю. Он выронил корягу, но решил отомстить обидчику и так — одной своей лапищей.

— Бубо! — пытаясь не поддаться панике, выдавил из себя рателеонец.

-Да стараюсь я, стараюсь.

— Поверь мне на слово, — вступил в диалог Бронг, когтями оцарапав клыкастую рожу подранка, — одного твоего старания мало.

Гвискар успел перезарядить ружьё и угомонить третьего. Но дела людей были не хороши. Тролли умом не блистали, но сумели додуматься, что раз жертва не сдаётся, то её надобно окружить и одолеть всем скопом. Четыре семифутовых образины на трёх мужчин, пусть не трусливых и видавших виды, — расклад малоутешительный. Фермер это понимал и изо всех сил орудовал рычагами. Внутри медлительного парохода, что-то трещало, подвывало и громко хрустело.

— Давай, давай, демонская табакерка! — уговаривал машину фермер. — Ну, давай же!..

И пароход внял. Он дёрнулся, на краткий миг замер на месте, добавив пассажирам седых волос, а потом рванулся с места с лязгом и ветерком, пожалуй, рискуя обогнать лошадь, идущую ленивой рысью. Тролли к такому аллюру оказались не готовы и прозевали рывок несговорчивой добычи. А тут ещё не знающий промаха Эсхалон продырявил колено очередного лесного обитателя и те, как-то синхронно решили, что ну их к ляду, этих стрелючих. И то, чего они к ним прицепились? Жрать, что ли нечего? Так неправда — вон, сколько мяса на дороге валяется! Не пропадать же добру. А то, что это мясо их родственников, так подобные пустяки троллей не волновали никогда. Для поддержания имиджа крутых парней, капюшонники ещё потрясли в воздухе дубинами и прекратили охоту.

— Уф-ф, — саламандра вытер со лба обильную испарину.– А мне уж стало казаться, что эту ораву не сдержать.

— А я в тебя верил… всегда! — поддержал его Бронг, но декларированная уверенность в его голосе отчего-то не слышалась.

— Скорей бы Тремз, — озвучил общее желание Бубо. — И это… пусть Хлоя на меня не обижается, но ночевать сегодня я буду там.

Город встретил их усиленными военными патрулями и каким-то странным тягучим молчанием. Атмосфера в Тремзе была под стать настроению вновь прибывших, которое в полной мере определялось словом «кислое». На центральной площади троица разделилась. Бубо отверг предложение приятелей посетить бордель и отправился коротать ночь в салун. «Одноглазый ганфайтер» — это, пожалуй, было лучшее, что  ему сейчас нужно. Дешёвая выпивка и спокойная ночь в одиночестве. А бордель?.. Нет, не то у Бубо  состояние души. Туда пусть неугомонная молодёжь отправляется. И молодёжь отправилась…

Постель матушки Гро в этот вечер пустовала, будто дожидаясь одного усталого путешественника. Ну и для измученного Бронга отыскалась горячая ванна и столь же горячая девица. Что ж, для них жизнь продолжалась, и глупо было бы не пользоваться теми маленькими радостями, что она давала.

Утром нужно было отправляться в столицу к её шуму, гаму, к её большим не разгаданным тайнам и маленьким не раскрытым секретикам. Но это всё завтра, а сегодня… Матушка Гро отлично знала своё дело и сумела заставить Эсхалона на время позабыть свои нескончаемые заботы.

 

 

Глава 23.

 

На улице Аптекарей, той самой, что змеилась по Гадючьей Горке, в конторе под названием «Блиц Рателеона», а точнее во втором этаже здания, в квартире сударя Эсхалона Гвискара висело тяжкое молчание. За столом перед камином сидел сам хозяин, улыбающийся Лум, чьё настроение не мог испортить даже обширный синяк под левым глазом, и некая дама, по имени Ангела. А перед ними ползал на коленях отвратительный рыхлый толстяк Кечо.

— Сударь Гвискар, — скулил сторож. — Добрейший сударь. Не виновен особо ни в чём… я… невиновен. Прошу верьте мне. Подумаешь, поставил фингал пострелёнку. Так ведь предерзок он и со старшими зело непочтителен, не сказать — груб до неприличия, что в его возрасте великий грех, требующий искоренения.

Ангела с презрением отвернулась, чтобы не видеть слюнявого мерзавца  и с отвращением бросила:

— Подонок. Не верьте ему, сударь Эсхалон. Лум ни в чём не провинился, а этот… притеснять его начал сразу же после вашего отъезда. А через пару дней настолько обнаглел, что и на меня огрызаться начал. И чем дольше вас не было, тем…

— Не правда! — взвизгнул Кечо. — Я за вашим добром в оба глаза неусыпно… А то ж служащие-то без вашего, хозяйского  догляду распустились… Вот я и…

Эсхалон приложил палец к губам, и сторож почёл за благо заткнуться. Гвискар поднялся со стула и, заложив руки за спину, подошёл к растопленному камину.

— Лум, — произнёс он, — Ангела. Я принял важное для себя и для вас решение. «Блиц Рателеона» расширяется. Я съезжаю с этой квартиры и перебираюсь на Сахарную Голову, да-с. Мечты сбываются. Тебя, Ангела я делаю главой этой конторы. Глава отделения — неплохо звучит? Твоё жалование удваивается. Лум остаётся у тебя помощником. Его денежное содержание я так же увеличу. Он мальчишка мозговитый и ловкий, думаю, вы с ним поладите. Кстати, Ангела, хватит тебе проживать в твоей хибаре. Скоро зима, а особым теплом твоя квартира похвастаться не может. Так что переезжай сюда… не благодари. Я ещё не закончил.

— Сударь Гвискар, — обозначился сторож, — вы столько благодеяний и прочее, им, недостойным… А мне… Мне-то, что… ведь слуги вернее от сотворения мира не бывало, а?..

И он по-собачьи взглянул в глаза Саламандре.

Приступ отвращения испытанный хозяином «Блица Рателеона» от увиденного, носил почти физиологический характер. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержать рвотный позыв. Он сдержался и даже сумел изобразить на своём лице некое подобие улыбки. Детей такими улыбками заиками делать. Кечо это не остановило, и он даже седалищем закрутил, выражая рабскую готовность на всё. Саламандра не выдержал — отвернулся. Несколько секунд он таращился в огонь, приводя мысли в порядок, затем, укрепившись волей, попросил Ангелу и Лума покинуть комнату на некоторое время. А как только за ними закрылась дверь, резко бросил:

— Вставай! Вставай, сволочь.

Сторож, ещё не совсем понимая, что произошло, с кряхтением поднялся на ноги и тут же рухнул обратно повергнутый страшным ударом Саламандры.

— За что? — запищал противно.

— Не догадываешься?.. Я всю неделю места себе не находил, все извилины в уме у себя выправил и обратно заплёл — гадая: откуда взялась ватага с острыми ножичками, которая напала на нас на первом же привале?

— Ни при чём. Благим Небом, побожиться могу.

— Побожиться? Х-хе… побожиться можешь. Только тебе от этого легче не станет. Бродяги те не особо толковыми оказались — вывод… Вывод, я тебя спрашиваю.

И для активизации мыслительного процесса Эсхалон врезал толстяку ногой по рёбрам.

— Случайно они там… — заныл Кечо.

— Ответ неверный.

Гвискар, как ни противно ему было пачкать рук, поднял студенистого дядьку за шиворот.

— Их кто-то нанял. Ясно, как божий день. Но вот кто?

— Не знаю…

— А я тебе подскажу. Вот сейчас вышибу зубы и подскажу.

— Не надо-о-о! — в ужасе завопил Кечо. — Больше не надо. Я всё скажу… Всё!..

И тут злой дядька-почтарь неприятно изумил жуликоватого добряка-сторожа, заявив, что говорить-то ему уже и не обязательно, что Эсхалон сам может ему поведать всю историю едва ли не в подробностях.

— Ты ведь разговор мой с вампирским послом подсушивал. Отрицать, даже думать не моги.

— Чуть-чуть, — вынужден был признать Кечо. — Но я уйти хотел, честное слово. Но сначала, как-то ноги не двинулись, а потом его величество явились. Как тут было недослушать историю до конца.

— Ты уши погрел. Узнал, что я в дорогу собираюсь и решил от меня избавиться. Что ж случай удобный. Тут ты бегом кинулся искать народ, готовый на грязную работу за сходную цену и за возможность пограбить. Я думаю, что это оказался кто-то из твоих родственничков.

Кечо молчал и прятал бесстыжие глаза.

— Что ж, вижу, что пока я не ошибаюсь. Но ты не знал, куда я направляюсь.

— Вот-вот… Не знал… Не знал. И как бы я мог догадаться?.. Я ведь ни колдун, ни провидец… Я…

— Ты — подлец! И просто на просто намекнул душегубам, что можно проследить за Лумом. Мальчишка никакой слежки не ожидал, и не приметил. А дальше… Дальше у твоих подельников… не криви рожу…. Не хватило терпения, и они напали на мой отряд на первой же стоянке. Но накладочка у них вышла да и у тебя тоже… Не знал ты, не допёрли они, по глупости, что со мной оборотень идёт, да и магу подлейшему я на тот момент, ох, как нужен был. Вот и наломали они дров. Ты вестей подождал пару дней — не дождался и обнаглел. Начал Лума притеснять. Сначала помаленьку. Опасаясь всё-таки, вдруг я появлюсь, но меня не было, а отсутствие незадачливых разбойничков тебя не встревожило. Потому, что ты, Кечо, круглый дурак.

— Я не…

Саламандра отвесил негодяю звонкого и тяжкого леща, и посоветовал не спорить с умными людьми.

— Потом ты обнаглел и стал дерзить даже Ангеле, а пацану не постеснялся отвесить огромный синяк. И вот теперь тебя ждёт достойная награда.

Что-то в голосе Гвискара помешало сторожу почувствовать радость от обещанного.

— Перед тем, как прийти сюда, я посетил одну известную тебе особу с приглашением на торжественный ужин в числе людей, поспособствовавших успешному завершению моего приключения. Так вот, в разговоре я попросил её об ещё одном небольшом одолжении, а именно: вышвырнуть тебя взашей, без рекомендаций и выходного пособия. Мадам Люсиль Моршанъоли мою просьбу выполнила с лёгкостью. Так что ты теперь на вольных хлебах. К тому же, она своей волей выселила тебя с  квартиры. Жильё-то ведь ей принадлежит, верно?

Кечо сначала затрясся враз побелевшими щеками, потом двойным подбородком, а через миг и всем своим телом.

— Ну и в завершении — презент лично от меня, — с этими словами Саламандра волоком дотащил обомлевшего интригана до наружной двери и, наладив ему, замечательный пинок в зад, спустил с крутой лестницы, сопроводив экзекуцию предостережением, что ежели он увидит толстомясого ещё хотя бы раз, пусть и случайно, он свернёт ему шею. Кечо пересчитал боками все ступени без пропуска и замер на земле едва жив.

С чувством выполненного долга сударь Гвискар отряхнул ладони и захлопнул дверь. Потому он и не увидел, как через распростёртое тело сторожа, с брезгливостью подобрав юбку, переступила некая дама, а следовавший по пятам за ней мужчина, без всякой жалости жестоко пнул Кечо по рёбрам. Хорошо, что толстяк и так был в беспамятстве. Не привелось ему услышать треск собственных ломаемых костей.

В комнате уже были Ангела и Лум, привлечённые шумом, они не сумели совладать с любопытством.

— Премиальные, обмылку выдал, — ответил Эсхалон на вопросительные взгляды своих служащих. — Щедрые, щедрые. Больше он вас не побеспокоит. Теперь же разрешите откланяться. Меня ждут. И скорее всего, ждут с нетерпением. Ангела, можете обживаться. За своими вещами я пришлю позже. А это ещё кто?..

Последний вопрос Эсхалон задал, с удивлением уставившись на дверь, в которую, кто-то требовательно постучал.

— Я, вроде, никого не жду?.. Ладно, глянем на припозднившегося визитёра.

Сказать, что вошедшая парочка удивила Саламандру, значит не сказать ничего. Он был потрясён, увидев на пороге дорого и со вкусом одетую даму, в каждом движении, которой неуловимо сквозило что-то змеиное, и крупного мужчину с военной выправкой и в маске, полностью закрывавшее его лицо.

— Леди Юлл, — Гвискар слегка посторонился, пропуская посетительницу. — Мы не были представлены, но я и сам способен догадаться. И, как я понимаю, таинственный предводитель шайки бандитов, что вы, сударыня, пустили по мою душу. Простите мою неучтивость, графиня, но этого типа я не собираюсь приветствовать в моём доме.

Ответом ему была понимающая и многозначительная улыбка на некрасивом женском лице и какое-то невнятное ворчание, исходящее от её спутника.

— Прошу, присаживайтесь, графиня. А ты и под порогом постоишь, — остановил он, собравшегося пройти субъекта, положив ладонь на рукоять пистолета.

Человек в маске на этот раз не издал ни звука, но было вполне очевидно, что подобная сдержанность чувств далась ему не просто.

— Так-то лучше, — Гвискар не сводил с него глаз. — И помни я только и жду, чтобы ты дал мне шанс.

— О-о, — чуть с хрипотцой заговорила леди Змея, — сегодня вы можете быть совершенно спокойны. Во-первых, полковник не получал от меня никаких распоряжений, касательно вашего устранения…

— Благодарю, — Гвискар не удержался от шутовского поклона.

— Не стоит, — графиня не поддержала ироничный  тон беседы. — Во-вторых, мы здесь совершенно не за этим. Я бы предпочла продолжить наш разговор без посторонних лиц, — она более чем выразительно посмотрела на, притихших, Ангелу и Лума.

— Посторонних здесь нет… за исключением вас и вашей ручной обезьяны, — соблюдать правила вежливости Эсхалону становилось всё труднее. Присутствие в его конторе этого однозначно неприятного господина нервировало почтаря несказанно.

— Полковник! — окликнула дама своего сопровождающего. — Имейте терпение. Вы прекрасно осознаёте, что сударю Гвискару жаловать вас особо не за что… как, впрочем, и меня. Ведь если отдать должное справедливости — это я втянула его в авантюру государственного масштаба.

Да, отказать Юлл в умении владеть собой и природном, аристократическом хладнокровии, было никак нельзя.

— Хотя, лично к вам, он мог бы относиться и терпимее. Ведь вы, кажется, ничего плохого ему не сделали. Понимаю — просто не успели, но факт остаётся фактом: перед хозяином «Блица Рателеона» вы совершенно безгрешны.

Эк, хитро вывернула. Не подкопаешься. Эсхалон с удивлением осознал, что начинает испытывать к таинственной посетительнице чувство, странно напоминающее уважение. Что ж, раз сам пригласил войти и с порога не выгнал… Сам дурак!.. Остаётся одно — выслушать… и выставить после.

Гвискар сел напротив графини и жестом предложил ей говорить.

— Ну, прямо воплощение вежливости, — Юлл скривила губы в некоем подобии улыбки. — Хорошо, довольно терять время и испытывать друг друга. Я отсюда слышу, как скрипят зубы полковника, а это бесспорно дурной знак. Итак, я пришла сюда, чтобы нанять вас.

Вот так просто — кувалдой в лоб! Да-с, несусветной наглости была эта бабёнка. Предложение на стол вывалила, глазом не моргнув и, главное, не усомнившись даже, что Эсхалон это предложение примет.

— Я знаю, что в сторону сразу безоглядно вы не отметёте моё предложение. Это не в вашем характере. Вы — человек деловой, поднявшийся с самого низа и не удовлетворяющийся достигнутым. Мне, кстати, было очень интересно, откуда у вас взялись столь значительные финансовые средства на расширение вашего дела, съём нового жилища в престижном районе столицы… покупку почтового дракона. Да-да, не удивляйтесь, я наводила о вас справки. После возвращения в Рателеон, когда вас так неблагодарно оттёрли плечом, откровенно замолчав вашу роль во всей этой истории с раздвоением королевской личности, в вашем кармане была разве, что вошь на аркане. Потом состоялась аудиенция у военного министра, где вам вручили какую-то там медальку и жиденько капнули деньгами.

Тут Саламандра не устоял — саркастически улыбнулся: герцог Радд на деньги оказался скуп, зато щедр на предупреждения, считай, — угрозы, держать язык за зубами, а то!.. Много чего неприятного пообещал. С короля вообще взятки гладки, поскольку он после воссоединения ничего о путешествии не помнил и вообще вёл себя наподобие дитяти осьми лет от роду. Разума его величество постепенно набиралось, но надеяться на то, что Антор вспомянет о нуждах какого-то там почтаря, было наивностью запредельной.

И всё же: откуда такое богатство?

— Не хотите отвечать — не надо. В конце концов, у меня нет ни малейшего права на вас давить. — Тут она тяжело и как-то протяжно вздохнула, видимо, собираясь перейти от пустой болтовни к конкретному делу. — Вы уже слышали, что за своё участие в этой авантюре я поплатилась. Конечно, слышали: вы ведь стараетесь держать руку на пульсе. Так вот мои финансовые потери огромны. Королевской волей у меня конфискованы серебряные рудники, закрыты некоторые… э-э-э… не совсем мои банковские счета, служба охраны благочиния накрыла все мои бордели в Рателеоне и окрестностях. И ещё, я  крайне нежелательная гостья при дворе. Моего влияния хватило лишь на то чтобы избежать ареста и политического преследования, поскольку прямых доказательств моей причастности обнаружено не было. Хотя ваш приятель Лакр сделал для этого всё возможное. К тому же везение не до конца оставило меня — погиб некто Тиорин… Ну да вас это ни в коей степени не касается…

— А вы его, Лакра, едва не убили.  Теперь можете поверить мне на слово я — само сочувствие. Он парень злопамятный.

— Знаю. Так вот: я намерена восстановить своё материальное и финансовое положение… кхм… для начала… И в этом вы вполне способны мне помочь. Оплата ваших услуг может превысить все ваши самые смелые ожидания. Полковник, — она обернулась к человеку так не снявшему свою маску, — будьте любезны!..

Человек, от одного вида, которого у Саламандры возникало стойкое ощущение поднявшейся на загривке шерсти, широко шагнул в комнату и почти швырнул на стол большой, туго набитый кошель. Калита тяжко рухнула среди деловых бумаг, издав характерный звук. Сомнений не было — кошель переполнен деньгами.

— Не делайте удивлённое лицо, сударь, — графиня Юлл, позволила себе расслабиться и откинуться на спинку стула. — Да я понесла большие, не сказать, огромные потери. И да — вы имели к этому непосредственное отношение. Но… Не взирая на это мои финансовые резервы всё ещё велики. И… что для меня наиболее важно — ваше участие в моём фиаско — это, собственно, следствие моего стратегического просчёта. Это моя личная ошибка. У меня безмерное количество недостатков, но признавать собственные просчёты я в состоянии. Вы показали свою способность эффективно действовать в сложных, плохо прогнозируемых ситуациях. Я до сих пор под впечатлением… Не сочтите это за грубую лесть. Полковник, хоть и плюётся ядом от ярости — он, как и любой из нас, терпеть не может оказываться в дураках, — но даже он склонен признать ваши достоинства. Так что вы мне нужны… Более того я не заставляю вас давать ответ сейчас же… Допустим, в вашем распоряжении неделя. Это очень приличный срок для принятия взвешенного решения. Вы не находите?..

— Присаживайтесь… полковник, —  с некоторым затруднением выговорил Эсхалон. — В одном вы правы, графиня, я — безусловно, деловой человек. И я готов признать, что наше заочное знакомство с самого начала пошло наперекосяк. Что ж, давайте попробуем это исправить. Судя по сумме вами предложенной и потому, что вы, имея под рукой столь… э-э-э… решительного исполнителя, вынуждены прибегнуть к моим услугам — дело, вами предлагаемое будет иметь крайне трудновыполнимый характер. Но… я бы всё-таки хотел услышать его суть, чтобы потом в тишине и спокойствии… неделю его обмысливать.

— Каков мерзавец, — не выдержал полковник.

А леди Змея лишь тонко улыбнулась. К такому обороту она, судя по всему, была готова с самого начала.

— Не мне вам объяснять, что магия нашего мира иссякает…

Гвискар болезненно поморщился. Опять колдуны с их интригами!

— Никаких магов, — графиня, будто прочла его мысли, — никаких. Даю вам слово. Что нужно сделать, так это отыскать один магический артефакт. В древнем манускрипте он назван «Сердце феникса» — и это, если верить длиннобородым мужам, — элемент, входивший в первооснову нашего мира.

— Прошу прощения… — Эсхалону показалось, что после этих слов сам мир как-то накренился. Во всяком случае, он испытал острую потребность ухватиться за столешницу, чтобы и сидя на стуле сохранить равновесие. — А не могли бы вы обратиться ко мне с чем-нибудь попроще? Ну я не знаю… Достать с неба Звёздного Нетопыря, к примеру. А то я как-то в себя не приду!.. Элемент первоосновы мира! И только-то…

— Я знала, что предложенная мной проблема вас заинтересует. Вы не будете спорить, что она мало кому по плечу, не так ли?..

— Не смейте давить на моё гипертрофированное тщеславие. Это приём подлый. Гм… А зачем он вам? Насколько я знаю вы к магии никакого отношения не имеете… Или я ошибаюсь?

— Отнюдь. Я действительно лишена этой силы.  Но в данном случае это обстоятельство является безусловным плюсом. Я просто хочу вернуть реликвию в Рателеон. Тогда наше королевство обретёт немалое могущество. Избавиться от мелких врагов. А крупные внешнеполитические игроки будут вынуждены считаться  с мощью, о которой они в скором времени и мечтать не смогут.

— А ваше имя будет отстирано от грязи. Я правильно понимаю?

— Не зарывайтесь, сударь! Не зарывайтесь. Но — да, вы понимаете правильно. Давая понять, что их беседа окончена, эта странная дама резко поднялась:

— Не провожайте меня. Не делайте попыток меня отыскать. Я сама найду вас… через неделю.

Холодная и прямая, графиня Юлл двинулась к выходу, взметнув юбки. Полковник следовал на шаг позади своей хозяйки, подобно преданному псу.

— Графиня, вы забыли деньги, — напомнил ей Эсхалон.

Дама только отмахнулась:

—  Считайте их компенсацией за предоставленные мною неприятности. Надеюсь, после этого мы — квиты! — и она покинула почтовую контору.

— Ничего не говорите, — взмахом руки Саламандра остановил готовые прозвучать увещевания со стороны своих осторожных служащих. — Ни о чём не хочу думать. Ни сегодня… Ни завтра. Послезавтра… Возможно. Но не раньше. А сейчас я хочу просто напиться в компании преданных друзей, которые меня уже заждались.

С этими словами, преуспевающий предприниматель едва ли не бегом выскочил со своей бывшей квартиры. У коновязи он мгновение постоял, потом сбил на затылок свою новую шляпу, вскочил в седло и, дав шпоры коню, помчался по улице Аптекарей, рискуя сшибить зазевавшегося прохожего или свернуть себе шею на многочисленных перекрёстках. Встречный поток воздуха развевал полы его плаща. У добротной одежонки были накрепко пришиты все до единой пуговицы и целы рукава, как и положено, если она с иголочки.

В этот странный вечер Благое Небо решило сохранить забубённую голову Саламандры от дополнительных шишек, посчитав, что на короткий срок будет довольно и с него. До нового своего дома — милого двухэтажного особнячка с тихим садиком, конюшней и башенкой для почтовых драконов он добрался без каких либо эксцессов; если не считать за таковые громкие пожелания рателеонских обывателей, которые произносятся в мгновения крайнего душевного волнения, к примеру, когда тяжёлая дверь прищемляет палец. Спешившись у крыльца, и кинув повод конюху, Эсхалон дал себе минуту отдышаться, любуясь новой вывеской — дракон на ней был толще и куда довольнее жизнью, чем его старший «брат», оставшийся вековать на улице Аптекарей. Что ж дела шли, как того и желалось; новая контора, солидная клиентура. Этак через пару лет модно будет и этот снимаемый домик поменять на собственный особняк, где-нибудь в тихом месте у притока Гранда и, продав бизнес, совсем отойти от дел. Заняться, скажем…

— Сударь Гвискаар, вы там скоро? — В прошлый раз, кажется, тоже домечтать не удалось. Исс, чтоб её! Не поленилась выглянуть из окна второго этажа. — Мы все понимаем — вы человек занятой, но это уже переходит все нормы приличия. Уже как полчаса собрались приглашённые вами гости, а хозяин изволит торчать на крыльце рассматривая мазню на вывеске!

Да, как-то нехорошо вышло. Эсхалон это прекрасно осознавал. В конце концов, его холостяцкое жилище почтили своим визитом представители вампирского посольства — госпожа секретарь и сам Анкмор Иглоклык — посол, собственной персоной. Хотя Эсхалон никак не мог припомнить, чтобы приглашал этого здоровенного гуся. Посол припёрся сам из чистого любопытства. Сейчас начнёт выпытывать, что да как и делать вид, будто Исс до сих пор держала его в неведении.

— Поди, всю эту неделю строчила рапорта во множестве экземпляров «для истории» и будущих мемуаров обожаемого шефа.

— Так и было, — раздался голос мадемуазель, которая в нетерпении вышла встречать нерадивого хозяина на лестничную площадку.

— Ой, — почтарь прикусил свой болтливый язык.

— Опять оконфузились, сударь?

О-о, и Люсиль туда же…

—  В приличных домах принято, чтобы гостей встречали радушные хозяева. У вас же всё как всегда шиворот навыворот. Не хватает вам, сударь, твёрдой женской руки, коя бы ненавязчиво направляла вашу хаотичную натуру по пути правильному.

Да, дьявол ей в печень! Сказывается пристрастие деловой дамы к чтению высокохудожественной литературы.

— Что поделаешь? Упустил я своё счастье, Люсиль, — произнёс Эсхалон, поднявшись по лестнице и галантно целуя ручки поочерёдно обеим дамам. — Слышал я, что возможно не далёк тот день, когда вы смените свою теперешнюю фамилию…

— Охо–хо.

Это уже густое мужское из-за приоткрытой двери. О, Лакр тоже здесь. Похоже, почтарь припозднился не на шутку.

— Там и менять-то всего одну букву!.. Или две?.. Дорогая, я всё время путаю.

В комнате, куда большей, чем в доме на Гадючьей Горке и впрямь собрались все персоналии так или иначе причастные к недавнему политическому катаклизму, их стараниями, окончившемуся грандиозным провалом архидемона и его ручного мага. Дамы, как же без них, ревниво оглядывающие пышные наряды друг друга. Уже приходящий в себя детектив Лакр, всё ещё в повязках, но уже вернувший себе природную жизнерадостность.

— Господин Иглоклык! — Саламандра учтиво поклонился вампиру, вольготно развалившемуся в кресле возле большого камина. — Искренне рад вас видеть.

— Да-да, конечно. С вас, между прочим, должок — подробнейшее повествование, так сказать, из первых уст.

«Ну, что я говорил?» — вежливо улыбаясь гостю, подумал Эсхалон.

Соседнее кресло самовольно занимал Бронг. Ну, этот кот всегда обожал тепло.

— Тебе всучили… прошу прощения, — вручили, конечно же вручили очередную медаль? — лениво указал оборотень на каминную полку, где к застеклённым шеврону и прочим напоминаниям о героической молодости добавились новенькая медалька и уродливая каменная птица. — Выкинул бы ты этого попугая, — посоветовал кугуар, — он здесь совсем не к месту.

— Пусть стоит. Он мне нравится.

— Нравится?.. Вот это!?. — Оборотень потешно наморщил свой и без того короткий нос. — Фи-и, Эсхалон!.. У тебя решительно нет никакого художественного вкуса.

— Можно подумать, что у тебя он есть.

— Что верно, то верно. А вот вино у тебя замечательное. Мы тут, без тебя скучая, распатронили твой бар…

— Пользуйтесь, пользуйтесь… И прошу простить меня за задержку. Вечер выдался несколько более насыщенным, нежели я мог предположить.

Странно, однако, Саламандра вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. С чего бы это? Ведь всё завершилось «ко всеобщему благу», как цветисто и выспренне выразился герцог Радд. Так ли это? Почтарь до конца уверен не был. Он не мог выкинуть из головы образ ошалелого монарха, который его собственными руками был воссажен на трон и теперь, с грехом пополам, снова управлял Рателеоном. Антор 3, поговаривают, уже припомнил  свою идею о введении бумажных денег. Или это его наследник, начавший активно вмешиваться в политические процессы? Батюшка умишком ослаб, вот сыночек и обнаглел. А ведь есть ещё и военный министр, для которого слабый король — это гарант собственной мало чем ограниченной власти. Голова от этого начала слегка побаливать, явно сигнализируя своему владельцу, что таковые-то мысли ей не под силу. Эсхалон решил отвлечься, благо, краем уха уловил вопрос, который, видимо, ему задавали уже не в первый раз.

— Что, господин посол? Спрашиваете: откуда деньги?

— А до этого спрашивал я! — хлопнул его по плечу Моршаньёли.

— И я, — лениво повернул свою большую башку кугуар. — Мне ли не знать, что по возвращении твоём в Рателеон, ты был настолько богат, что не знал чем заплатить воротный сбор.

— А уж как мне-то интересно! — защебетала мадемуазель Исс. — Проклятущие политики, — она злобно покосилась на шефа, — испортили весь финал. — Итак, архидемон не своей волей обчистил твои карманы… Колечко ты ему презентовал красивенькое. Не мог его раньше мне подарить? Хотя, как показали дальнейшие события… Но что-то я отвлеклась. Откуда деньги, темнила?

Саламандра таинственно улыбнулся:

— Вы будете удивлены, но  первой мне задала этот, в общем-то, бестактный вопрос одна небезызвестная вам особа — леди Змея, графиня Юлл. О-о, вы удивлены!? Что ж, её визит для меня тоже стал полной неожиданностью. О его цели я, возможно расскажу вам несколько позднее, — не сегодня — это точно… Не надо делать таких обиженных лиц. А вот про деньги…

…Когда в самом начале приключения старый маг, предполагавший несколько иное его завершение, сулил нанятому проводнику манну небесную и все блага земные, он ничем не рисковал. Какой же тут риск, если изначально задумал всех свидетелей устранить в лучших традициях политического заговора. Поэтому посулы Фрум-Доза от своего имени и от имени якобы спасаемого монарха не имели разумных границ. Всё сложилось не совсем так, как планировал старый чародей, мечтавший о могуществе и долгой-долгой деятельной жизни на благо себе. Но и тут он, можно сказать, оказался в некотором выигрыше, поскольку благополучно померев от зубов архидемона, избавился от необходимости расплачиваться по векселям с человеком эскорта.

— Сдаётся мне, что знай, он всё заранее, старый прохиндей предпочёл бы расчёт с тобой, а не с этим… как его?.. Йёйем?

— Знай, он всё заранее, — заговорил Лакр, пыхтя сигарой, — он бы не за какие коврижки не обратился за помощью к владельцу этой почтовой конторы.

Не признать правоту частного детектива было трудно.

— Счастливо избавившись от чародея-убийцы… Не забывайте, что стражей короля и собственных вольных или невольных помощников он пустил в расход не задумываясь. Так вот, одурачив интригана и архидемона, я остался без медяка, без полушки. Но особо не огорчился. Какие мои годы? Ещё заработаю.

Тут Эсхалон замолчал с самым безобидным видом. На какое-то время в комнате повисла тишина.

— И? — первой не выдержала мадам Люсиль.

— Что «и»? — сделал непонимающее лицо Гвискар.

— Прекрати валять дурака! — раздражённо высказался заинтригованный дипломат. — Заработать такую сумму за неделю не имея ни гроша, может только вор. Уверяю тебя — подобный фортель не под силу даже финансовому гению. А ты, точно не гений. Уж не обижайся.

—  Не гений?.. Жаль. Нет, мне, правда, жаль. Ладно, ладно… Вот же прилипалы!.. Отвечу Со мной расплатился король.

— Хватит уже врать! — вспылила мадемуазель Исс. — Твоё фиглярство перешло границы и стало раздражать. Колись, где взял бабло, змей! Не то Благим Небом клянусь — искусаю без всякой жалости… до крови!

— Я же сказал: со мной расплатился его величество. И не делайте страшных глаз — я не вру.

Король оказался не таким плохим человеком, как о нём многие думали. Сообразив, что ежели всё пройдёт, как по маслу, и дух его благополучно возвратиться в тело, он на некоторое время утратит память, а то и чего похуже, Антор 3 Призрачный, шепнул Эсхалону на ушко пару важных слов.

— Ты этого видеть никак не мог, — неожиданно обратился он к Бронгу. — В момент этот занимательный, ты за старым извращенцем в кустах подглядывал.

— Вот тебе обязательно было такое при всех вываливать, — надулся оборотень. — Не пяльтесь на меня. Я его просьбу исполнял. С него и спрос.

— Проехали, — хохотнул Эсхалон. — Король тогда поведал мне один свой детский секрет. В бытность свою принцем-шалопаем, получал теперешний правитель Рателеона презенты от маменьки в виде карманных денег. Зачем они принцу? Как зачем? У всех даже отпрысков самых захудалых дворян в карманах что-то звенит, а у наследника престола — ветер свищет? Вот маман, чтобы дитятко не комплексовало, и отваливала ему еженедельно. Папенька подобную практику на людях не одобрял, а в тайне же проделывал то же самое. А наследник, быстро усвоив силу серебряного рата, предпочитал тратить денежки своих бестолковых приятелей, всяких будущих графьёв да баронов. Приятели, понятно морщились, но отказать юному Антохе не могли. Принц, не будь дурак, нашёл в стене королевского замка вываливающиеся кирпичи и устроил в нишах собственную кубышку на чёрный день.

— То есть… — удивлённо начала Люсль.

— То есть, — закончил за неё почтарь. — Король, понимая, что вряд ли сможет со мной расплатиться, выдал мне место своего детского тайника.

— И ты…

— Да. Я его нашёл. Вы даже не представляете, какие суммы их величества считали карманными деньгами! А теперь, — Эсхалон поднял указательный палец, — друзья мои, в особенности вы, мадемуазель Исс, прошу минуточку внимания.

Он подошёл к жаркому камину и кочергой пошуровал угли.

— Могу я вам напомнить вопрос, который вас интересовал на протяжении всего нашего пути?

Исс непонимающе склонила голову.

— Не помните? Ну как же… Почему — Саламандра?

— Мне тоже было интересно, — вскинулся Бронг.

А вот Лакр таинственно улыбнулся и промолчал.

— Это было давно, детектив тому прямой свидетель и участник. В подробностях эту историю я рассказывать не стану, отложу на потом… Осенние вечера длинные, а мы с вами соберёмся ещё не единожды. Во всяком случае, я на это надеюсь. Так вот, с магами у меня не задалось с самого детства… И после общения с двумя не особо великими умельцами этого дела, воевавшими на другой стороне, у меня появилась одна странность или, скорее, особенность. Я стал видеть обитающих в любом открытом огне маленьких саламандр. Впрочем, их размер зависит от силы пламени.

Внимательно взглянув на лица своих слушателей и прочитав на них явное недоверие, он с улыбкой сунул руку в пламя камина.

Люсиль и Исс собрались было грохнуться в обморок, но женское любопытство пересилило. Эсхалон извлёк из камина абсолютно неповреждённую сжатую в кулак ладонь. Затем медленно, очень медленно ей раскрыл и вызвал удивлённые восклицания всех присутствующих. На его ладони, крепко ухватившись передними лапками за указательный палец и скрутив в спираль огненно-яркий хвост, сидела и умилительно таращила огромные глазищи живая обитательница пламени — саламандра!

Она приковала к себе внимание всех, и потому никто не заметил, что  в глазах страшненького каменного уродца, стоящего на каминной полке, не загорелся — нет, но едва-едва затлел ещё слабый не яркий огонёк, странного тёмно-лилового цвета.

Исс не удержалась и, не отрывая взгляда от забавного существа, легонько чмокнула Гвискара в щёку:

— Вы полны неразгаданных тайн, господин Эсхалон Гвискар по прозвищу Саламандра.

— Это точно, — не стал отпираться он. — Наверное, хватит ни на одну книгу.

 

Дмитрий Шореев.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *