Странное всё-таки это место, море, — подумал Игорь, укладывая кисти рядом с мольбертом. Несколько дней оно спокойное, только накатывает на берег лёгкая волна, порой даже совсем незаметная, только на прибрежных камнях чуть видно как вода немного поднимается и опускается. Правда, спокойного и полностью бездвижного моря с полностью зеркальной гладью без единых морщинок и полным бездвижием тоже на долго не бывает, — море — оно как живое, оно всегда в движении как большой и живой организм, и если в одном месте оно относительно спокойно, то в других, даже не очень отдалённых местах может быть совсем другая картина…
Да, странное всё-таки это место, море, — ещё раз подумал наш подающий надежды, хоть и начинающий художник, рассматривая свежий морской пейзаж с крутым и скалистым берегом с одной стороны, сливающимся с небом и чайками над волнами.
Пожалуй, на сегодня хватит, — решил он, промывая в растворителе кисти и аккуратно складывая мольберт, чтобы после немного перекурить на песчаном пляже, допивая остатки кофе которые ещё сохранились в термосе. После этого он взял мольберт, посмотрел ещё раз на начинающееся шевеление волн в морской дали и побрёл к небольшой избушке, в которой он вот уже три месяца снимал комнату у одной очень симпатичной и в меру пожилой бездетной супружеской пары, чей адрес он разыскал в бесплатном листке объявлений одной из газет.
И вот уже три месяца он живёт на Балтийском берегу, рисуя морские пейзажи и совершенствуя художественную технику и некоторые хитрые приёмы с красками, некоторые из которых под силу только настоящим мастерам. И надо отметить, что некоторое из этого манипулирования с гаммами цветов и красок ему вполне удалось, и он совершенно спокойно справлялся с пейзажами со сложными преломлениями и слияниями подчас очень разных цветовых гамм и очень разных и интересных художественных решений.
Ленинградское художественное училище он закончил примерно в то время, когда Ленинграду опять вернули его историческое Петербургское название, и какое-то время он жил у родителей, потом внезапно скончался один из его новоприобретённых родственников, со времён революции проживавший за границей и на долю нашего живописца выпала не очень большая, но всё-таки весьма приличная сумма в наследство от его то ли троюродного, то ли пятиюродного деда, которого он и видел-то один раз, и то минут пять, не больше в тот момент когда он вместе с немалым количеством других далёкой крови предков с сыновьями и внуками садились в автобус, который отвозил их на родину после их встречи с далёкой, но близкой бывшей родной землёй, какими-то знакомыми постройками (для большинства приезжих они знакомы были только по фотографиям), и несколькими счастливыми отечественными собратьями по родству и геральдическому древу, которые хоть и были все какой-то воды на каком-то киселе, но все были приняты в члены давно разъехавшегося, но возрождающегося семейства, давшего торжественное обещание всем обоюдно обмениваться письмами.
Итак, вскоре после этого визита на долю нашего героя выпала эта весьма благородная сумма, которой вполне хватило и на покупку новой отдельной квартиры, и на какое-то довольно безбедное проживание.
После окончания художественного училища он сначала подрабатывал в рекламном агентстве, потом работал художником-декоратором, в свободное весенне-летнее время очень любил сидеть около здания Думы, напротив Гостиного двора и за небольшую сравнительно плату рисовал некоторых из желающих увековечить своё изображение таким экзотическим методом.
И кстати там-же, возле Думы он познакомился с очень симпатичной девицей, для которой он рисовал очень старательное изображение, во время работы они разговорились, потом стали встречаться, потом встречаться ещё чаще и через три месяца отпраздновали свадьбу, а через полтора года — развод, который однако никак не повлиял на их спокойные и дружественные отношения. Да, во время брака ребёнок у них так и не получился, что как одну, так и другую сторону устраивало более чем вполне. Наш бедный друг продолжал спокойно жить в одиночестве, на житьё его сбережений вполне хватало, и вот уже в прошлом году он серьёзно стал подумывать о том, чтобы снять какой-нибудь домик или комнату где-нибудь за городом…
И вот однажды пересматривая одну рекламную газету он набрёл на этот адрес, съездил, познакомился, договорился и вот уже три месяца поправляет свои художественные дела на берегу Балтийского моря, в маленьком посёлке недалеко от Эстонской границы.
И так не спеша, немного невольно сгибаясь от неудобства путешествия с мольбертом он возвращался в своё пристанище, и делал это кстати очень вовремя: ведь не правда-ли, какое-же это странное место, море, — когда он уходил с пляжа, оно было совершенно спокойно, но когда он подходил к своей избушке, берег было просто не узнать: большие волны, несущие на своих верхушках целые шапки белой пены с грохотом обрушивались на пляж, достигали окрестностей прибрежного леса и осыпали прибрежную траву и мелкий кустарник хлопьями этой самой белой и обильно взбитой пены хорошего, и весьма свежего прибоя.
Он вошёл в дом, поздоровался с хозяйкой, довольно приятной и доброжелательной дамой с эстонской фамилией, поставил в угол рядом с вешалкой мольберт и зашёл в свою комнатушку. За окном капли дождя уже крепко врезались в застоявшиеся лужи, и порывы ветра сильно наклоняли деревья, растущие около их дома. Через пол часа вошла хозяйка, и сказав: «Вы — вво-ре-мь-я верну-лись» пригласила его отужинать за стол. Он согласился, и уже допивая вкусный кофе и поглядывая на льющийся за окном дождь больше из вежливости поинтересовался у хозяина, как долго по его мнению может продержаться эта непогода. Хозяин пожал плечами и ответил, что может быть несколько часов, а может и неделю. Вполне удовлетворившись этим ответом, поскольку другого пожалуй не могло и быть он поблагодарил хозяев, взял с собой банку молока, и удалился в свой покой.
— Н-да, пожалуй ничего, бывает хуже, правда не всегда, — пробормотал он, глядя как ветер пригибает рябиновое дерево за окном. А про погоду он интересовался не зря: через два дня к нему должны были приехать в гости его старые знакомые, его бывшие сокурсники по училищу на их традиционный банкет, устраиваемый ими каждый год в это время, на который они съезжались кто из Питера, кто из Москвы а кто вообще из далёких далей.
В этом году они решили устроить встречу у него, и когда он сообщил свой новый загородный адрес, то это место поблизости моря и новой заграницы вызвало у его бывших однокурсников бурный восторг: они соберутся в этот раз в лесу, в лоне природы и далеко от города. На эту встречу согласились приехать девять человек, у остальных оказались известные трудности: у кого жёны, у кого дети, у кого работа… Но — вот через два дня они соберутся здесь, на побережье и дня четыре будут лазать по лесным чашам, жечь костры, устраивать пикники с шашлыками и прочим подобным. Да, если только небеса на них не рассердятся и даруют им какую-нибудь приличную или более-менее сносную погоду. Что поделаешь, небесные хляби, иногда на них пожалуй только уповать.
Утром назначенного дня, побрившись и прихватив с собой сумку с маленькой видеокамерой он отправился на автобусную остановку на окраине посёлка, не без удовольствия поглядывая на довольно-таки безоблачное небо и гадая на ходу: вовремя-ли приедет автобус или с небольшой задержкой, и все-ли гости прибудут этим рейсом, может могут быть какие-то непредвиденные обстоятельства или кто-то может просто опоздать…Но опасения оказались совершенно напрасными: где-то за минуту до назначенного времени из-за поворота ровно вырулил большой и блестящий новый шведский автобус, подъехал к обочине какого-то подобия площадки, состоящей из магазина, двух-трёх домов и забора военного гарнизона, и немного не доезжая до торговой точки остановился у крытой стеклянной будки автобусной остановки, на которой скопилось пять-шесть человек выезжающих в город или ещё куда-нибудь этим рейсом.
Дверь бесшумно и плавно открылась, и пропустив двух тётушек с бидонами выпустила девять человек улыбающихся гостей и затем ещё одного, которого он не знал, но по всей видимости тоже приехавшего к нему погостить вместе со всей компанией. Они обменялись приветствиями, с некоторыми даже обнялись, представили десятого общего друга, которого просто совесть не позволила оставить одного в душном городе, после чего вся компания с большими дорожными сумками, двумя магнитофонами и одной гитарой направились к зданию клуба, с начальством которого наш хозяин заблаговременно договорился насчёт поселения там своих друзей на всё время их пребывания. Там в холле с занавешенными по случаю прибытия постояльцев окнами уже лежали девять вполне приличных матрасов со всеми спальными принадлежностями, к которым после недолгой суеты прибавился ещё один и вся компания получила приют на безбедное пребывание в этой провинции с лёгкого и благодушного разрешения директора клуба, данного практически сразу. Магазин и столовая находились недалеко от места их поселения, а чтобы им было не скучно, директор немного повозившись с ключами отобрал один из общей связки и открыл дверь в одну небольшую комнату, в которой на видном месте находился вполне приличный компьютер, подключённый к телевизору с внушительных размеров экраном и торжественно вручил им этот ключ, как дорогим гостям: если им будет скучно, могут сидеть здесь и смотреть любые фильмы, какие только захотят выбрать.
После проведения этих формальностей новоселья новоприбывшие изъявили желание где-нибудь перекусить, и всей компанией направились в столовую, договорившись встретиться чуть ближе к вечеру и отправиться в лес, чтобы выбрать уже какое-нибудь приличное место для пикника.
Место для пикника искать особо долго не пришлось: примерно в двадцати-двадцати пяти минутах ходьбы от посёлка Игорю было знакомо одно очень приличное место, и даже не одно а несколько, нисколько не уступающих друг другу в живописности и удалённости от цивилизации. Они осмотрели эти прогалины в сосновом бору, поросшему в этом месте небольшой но вполне симпатичной лиственной рощей, устланной папортником, брусникой и небольшим буреломом, через который можно было легко перебраться, и скрывавшей несколько вполне приличных и привлекательных полян, украшенных вполне приличными карельскими валунами большой, средней и малой разновидности, что весьма и весьма украшало эти места.
Немного походив и посомневавшись, они выбрали оду из этих полян, с большим-большим камнем-скалой, полого начинавшимся где-то среди зелёной травы и выходящего далеко в лес уже большой и суровой скалой, терявшейся среди зелёных деревьев и сосен так, что даже непонятно было, где он там кончается. Лесные гости немного посидели в ложбине этой прогалины, развели небольшой костёр и договорились что на следующий день, вскоре после полудня здесь соберутся все, и начнётся их обычные шашлык-пикник и прочие разнообразия.
Да и на следующий день, едва солнце зашло за полуденную черту, все уже были в сборе на зелёной прогалине с большим сердитым камнем сбоку. Шесть человек тотчас-же отправились в лесную чащу на поиски необходимого валежника, сухих ёлок и прочего топлива для кострища, пятеро остальных во главе с хозяином принялись распаковывать припасы: кастрюли, чашки, тарелки и прочий скарб.
Через полтора часа костёр уже высоко и ярко горел, магнитофон хрипел голосом Джони Ли-Тёрнера в составе группы «Рэйнбоу», на шампурах дымились шашлыки а в чашках рядом с большим чайником плескались отборные ликёры и вызывающий известное почтение «Мартини», закупленное специально для этой поездки в одном особом заведении одним из присутствующих сокурсников. Ближе к вечеру, когда были рассказаны все рассказы о проведённом в разных местах времени, довольно основательно переворошив почти все события прошедшего года, и чайник ставился на огонь в шестой или седьмой раз, на старой, но приличной гитаре были сыгранны две баллады «Металлики» и традиционный «Смок он зе вотер», и вся компания с большой радостью и шутками пустилась бегом на пляж, чтобы окунуться в тёплую и чистую морскую воду и поплавать в виду горизонта со сливающимися небом и морем.
Потом они купались ещё и ещё, загорали на тёплом песке, после некоторые из компании окунулись ещё по разу, а после обсыхали в виду уже заходящего солнца, после чего они по новой разожгли погасший уже было костёр, уничтожили ещё один чайник с довольно-таки крепкой заваркой и когда стали собираться обратно в посёлок, четверо из присутствующих выразили желание ночевать прямо здесь у костра на пляже, на что остальные пошутив и посомневавшись дали им торжественное благословение. Они улеглись на траву под деревьями, подложив под головы рюкзаки и сумки, а на утро, проснувшись разбрелись по лесу в поисках дров для костра, и когда остальная компания с шутками и смешками и подвыванием «Дюран-Дюрана» в магнитофоне вышли на место вчерашнего заседания, то их встречал уже довольно сильно разгоревшийся костёр, горячий чайник и запасы консервов, разложенные на траве.
Они пошутили, позубоскалили над несколькими животрепещущими темами, потом разошлись по лесу в поисках грибов, под вечер опять купались и лежали на пляже, на ночь четвёрка гостей опять наотрез отказалась возвращаться в посёлок и осталась ночевать на поляне, и следующие два дня прошли точно также, довольно не скучно и не имея какого-нибудь распорядка.
По истечении этих четырёх дней пришла пора расставаться, и торжественно вручив директору клуба ключ от комнаты с компьютером, они все строевым шагом направились к остановке, к которой уже подруливал большой и сверкающий на солнце автобус.
Проводив своих приятелей наш молодой художник с довольно тоскливым лицом возвращался домой. Он прошёл мимо клуба, в котором ещё лежали матрасы на которых спала его студенческая гвардия, повернул на небольшую дорожку, ведущую к его дому, подходя к двери потрепал по спине подбежавшую собаку, бдительно сторожившую и весь дом и хозяев, зашёл в хижину, но никого там не встретил — наверное ушли куда-нибудь вдвоём, зашёл в свою комнату, поставив на плиту чайник перебрал свои рыболовные снасти, настроенные на ловлю большой рыбы, развернул мольберт и посмотрел на свой последний рисунок… Вроде-бы всё на месте, всё как надо, — и несколько отдалённая даль горизонта, сливающаяся и переходящая в небесный свод с несколько низкими облаками и чайками, и скалистый обрыв берега с одной стороны и полоса прибоя, отмеченная у прибрежных камней белыми бурнами, вроде бы всё как надо… Но чего-то сильно не хватает, какого-то завершения, не хватает, не хватает… Да, не хватает. Удовлетворения, чёрт побери, пожалуй удовлетворения, да пожалуй, пожалуй его… Да и ещё и то, что сейчас вообще-то не самое лучшее время для рассматривания даже вполне и вполне неплохих свои рисунков… Да пожалуй, сейчас просто немного не лучшее время, — рассудил про себя Игорь, глядя на вполне приличный рисунок, который он закончил неделю назад.
Он поставил мольберт опять на место, снял чайник, сделал пару бутербродов и вспомнив проведённые дни подумал что неплохо бы посмотреть, что он успел за это время заснять на свою видеокамеру, которую почти всегда брал с собой. Он оставил свой кофе, подошёл к кровати за которую он как обычно закинул свою походную сумку, в которой как обычно путешествовала и камера, но в полупустой сумке, увы, никакой видеокамеры не было и в помине. Тогда он быстро и как-то несколько растерянно обыскал все места, где могла она в принципе быть, потом всю комнату, потом опять осмотрел те места где она могла в принципе оказаться… Но ничего не нашёл. Он допил свой кофе, и вдруг немного усмехнулся своему прозорливому решению, всё же вдруг осенившему его утерю: ведь пожалуй конечно-же, он скорее всего оставил её на пляже, там, под деревом около костра, где они сидели вместе всей компанией… Часы показывали начало седьмого вечера, и он решил что если даже несильно спешить, то он может вполне спокойно до туда прогуляться, и ещё даже и посидеть там в тени минут сорок.
Он допил свой кофе, заправил незаменимый походный термос, и пошагал к месту их последней стоянки. Он не спеша подошёл к небольшой роще, скрывавшей место их прибежища, отыскал тропинку, ведущую к их поляне и не спеша вышел на неё около большой скалы, дальний конец которой терялся где-то в лесной чаще… Он зевнул, посмотрел в сторону бывшего костра… И невольно сделал шаг назад: на поляне ещё кот-то был…
Точнее, не то что бы просто был, это было бы пол вопроса, а то что было там что-то очень и очень необычное… На другом конце поляны, недалеко от их вчерашнего костра стояло удобное зелёное переносное пластмассовое кресло, и в нём сидел твёрдо выпрямив спину, положив руки на подлокотники и закинув ногу на ногу мужчина в чёрном, с отделанными лацканами строгом костюме, белоснежной рубашке со строгим галстуком, и лакированных чёрных остроносых башмаках. Около его ног лежала и Игорева видеокамера, поблёскивая на солнце яркими молниями её фирменного чехла. Он сделал ещё один шаг назад, потом ещё один… Фигура в кресле не шевелилась.
Игорь попытался справиться с собой, как-то взять себя в руки и отступив ещё на один шаг назад попытался предпринять немного робкую попытку знакомства:
— Извините… — В ответ — тишина. Ещё раз: — Извините… — но фигура в кресле даже не пошевелилась.
— Извините пожалуйста, но у вас в ногах лежит футляр с моей видеокамерой, пожалуйста можно мне её взять? — выкрикнул он.
В ответ — всё та же тишина и ноль движения.
Он что, спит? А может… А может… А может, он — не живой? — подумал про себя наш бедный художник, немного постоял в тени дерева и решил: была — не была, подойти… Ведь может быть, что он приехал сюда и заснул…
И не спеша (а если точнее — то еле волоча ноги) наш герой потихоньку стал приближаться к сидящему незнакомцу… Да, а там было что-то странное, и очень… Приблизившись на половину прогалины он заметил странную, почти бумажную бледность странного незнакомца, ещё немного продвинувшись он заметил, что смотрит он куда-то в сторону, прямо перед собой туда куда направленна его голова и к тому же, сколько он к нему не приближался, глаза его ни разу не моргнули…Боже, может он не живой! Не может быть!
Он ещё на несколько шагов приблизился к сидящей фигуре…
— Мамочка! — закричал Игорь, — это же манекен!
Он сделал ещё шаг вперёд, — и правда, в кресле сложив ногу на ногу и положив руки на подлокотники сидел кто-то очень странный, с иссини-бледным лицом, немигающим взором и в костюме как от Пьера Кордена… Он потихоньку, как-бы боясь спугнуть эту куклу подкрался к своей камере, и вроде бы всё нормально, но, — но вроде-бы эта престранная фигура как будто бы вздрогнула и чуть шевельнулась. Да нет, конечно-же ему показалось. Ведь не может же…
Он протянул руку к своей камере, уже почти подхватил её как вдруг неподвижная фигура ещё раз чуть-чуть шевельнулась, два раза мигнула обоими глазами, очень быстро переложила ногу с ноги на ногу, потом заговорщицки подмигнула ему сначала левым глазом, потом правым и когда видеокамера была уже зажата в кулаке нашего молодого человека, это странное существо вдруг весьма деловито сказало:
— «Ну что-же, а давайте потанцуем?»
Земля похоже поднялась примерно до щиколоток нашего бедного героя…Он хотел было что-то произнести, как вдруг со всех сторон поляны над ветвями и кронами деревьев, и из какой-то отдалённой и неведомой воздушной дали раздались вступительные звуки одной знаменитой песни из самого-самого раннего рок-наследия: «Come on, every baddy,
Like your hands,
You look is good,
This is a play — now!
This is the bird — now!
This is the twister!!!»
Звук был таким оглушающим, что он на какие-то секунды оглох и стоял как в темноте, когда же эта темнота отпустила его, этот незнакомец уже находился напротив него и с удивительной и неповторимой лёгкостью вытанцовывал весьма-таки сложные рок-н-рольные «Па», и просто удивительно было как можно с такой быстротой и лёгкостью применять такие быстрые движения, совершенно вроде-бы неповторимые и как-то по особому пугающие и захватывающие.
Музыка гремела так громко, что у деревьев сильно тряслись ветви и стволы и вот незнакомец, ещё раз повернувшись на одной ноге вокруг себя, величественно и любезно протянул Игорю руку. Он механически и как-то машинально взял её и в ту-же секунду был вовлечён в головокружительный рок-н-рольный маневр, и находился уже по другую сторону танцующего незнакомца и как-то на удивление самому себе умело повторял его движения рок-н-рольного «Па — де — де», вытворяя совершенно немыслимые пируэты, которым незнакомец кажется как-то учил его, во всяком случае они получались у него просто на удивление ловко, чего он никак не мог от себя ожидать…
Где-то минуты полторы продолжалось это танцевальное марафонство, причём стоит заметить, что ошибок или неловкостей не было ни с одной из сторон, всё было ловко и просто на одном дыхании. Когда где-то высоко в ветках отзвучали последние удары барабанов с буханьем и скрежетом бас-гитары Игорь уже в последнем изнеможении опустился на землю, а незнакомец распрекрасно опустился опять в своё кресло, сложив опять ногу на ногу.
Когда дыхание наконец-то вернулось к Игорю, он набрал воздуха и попытался хоть в чём-нибудь разобраться…
— Извините, вы кто?
— Кто, я? — переспросил незнакомец.
— Да, вы.
— Но вы вроде бы сами ответили на этот вопрос, когда подходили ко мне. И если это вам нравится, можете считать и так, — мы не очень-то обидчивы на всякие глупости. А на самом деле — это пожалуй довольно долго объяснять, да и пожалуй сейчас у нас для этого довольно маловато времени…
— Но… Но ведь манекены не умеют разговаривать! — ещё раз, уже машинально возмутился Игорь.
— Да, они и танцевать не умеют, да в этом вы правы.
— Но… — вымолвил из себя истерзанный художник…
— Никаких «но» и никаких глупостей. И когда вернётесь в город, обязательно женитесь на своей Светлане, с которой вы сейчас в разводе. Она вас любит и ждёт, и пожалуйста, никаких фокусов и сомнений! У вас будет ребёнок, сын. Не вздумайте разводиться, и ещё больше не вздумайте бросать живопись. Да и ещё одно, — больше лучше никогда не рисуйте на улице, а откройте-ка лучше свою мастерскую.
Да, и всё же возьмите-же наконец свою видеокамеру. Да, и всё — не смею больше вас задерживать. Не скрою, это было весьма приятное свидание…
Как только он договорил эти слова, как где-то в поднебесье раздались звуки другой, но далеко отнюдь не менее известной мелодии Марка Болана:
«I Like the boogy»
Но едва они зазвучали (на этот раз ещё на половину громче, чем первая мелодия), как в глазах у Игоря потемнело, и он без чувств упал на землю.
Когда он очнулся, было уже утро. Ни незнакомца-манекена, ни его кресла на поляне уже не было, футляр с видеокамерой и сумка с термосом были аккуратно и бережно были положены ему под голову вместо подушки, и если немного присмотреться, то на поляне не было и ещё кое-чего.
Да, на том месте, где они разводили свои обычные и не очень маленькие костры, и где оставались круги с примерно двухметровой выжженной землёй, почему-то опять и как ни в чём не бывало росла свежая и нигде не помятая зелёная трава…
С весьма неоднозначным и противоречивым чувством вернулся он к своему дому. Хозяйка совершенно не удивилась его ночному отсутствию, и с удовольствием сообщила что на его имя вчера вечером пришло письмо из города. Он немного удивился, взял письмо и пошёл к себе в комнату.
Письмо было от Светланы. Она писала, что просит её за всё простить, что она очень без него скучает и очень просит его побыстрее вернуться: у них будет много тем для разговоров и к тому же у неё есть для него один маленький секрет, который будет сюрпризом.
Он дочитал письмо и аккуратно вложил его в конверт.
Через две недели после этих событий он почти весь вечер провёл на морском берегу, любуясь переливистыми красками и преломлениями цвета и света моря при заходе солнца, и как неустанно и непрерывно бьются о берег волны, сменяя одна другую, и кажется, никогда не уставая.
Утром следующего дня он возвращался в город. июль 2010 года. |
