Я был на могиле, похитившей брата,
И горькие слёзы кропили её,
В душе пролилася святая отрада,
От горя проснулося сердце моё. Проснулися чувства и думы толпою,
И память о прежнем в душе ожила,
И резво, роскошно опять предо мною
Былого картина как май расцвела. Как будто бы горе моё миновало,
Как будто б я с братом, и брат мой со мной,
Как будто б на сердце тоски не бывало;
Но я был обманут коварной мечтой,— Не брат предо мною — могила сырая,
Сокрывшая тленный остаток того,
С кем весело мчалася жизнь молодая,
Кто был мне на свете дороже всего. О слёзы, о слёзы! несчастных отрада!
Чрез хладную землю катитесь к нему,
На грудь упадите бесценного брата
И горе моё передайте ему! Скажите, скажите, горючие слёзы,
Что я одиноко веду мою жизнь,
Завяли в душе моей счастия розы,
И тернии горя лишь в ней разрослись. Но что я, безумец? поймёт ли бездушный
Остаток истлевший печали мои?
Душа его в небе, а гроб равнодушный
Лишь тело да кости взял в недра свои. О небо, о вы, безграничные выси!
Я отдал бы счастье, оставил бы мир,
Чтоб в ваши пределы душой вознестися,
Орлом легкокрылым вспорхнуть на эфир. Я там бы увидел бесценного брата
И с ним поделился бы грустью моей;
И это б мне было святая награда
За дни, проведённые в муках скорбей. Увидел бы брата — и с ним не расстался;
Но небо высоко, а на небе он.
Лишь труп охладелый на память остался
И в душной могиле давно погребён. Касатка порхает над братней могилой,
Душистая травка роскошно цветёт,
И плющ зеленеет, и ветер унылый
Над ней заунывную песню поёт. Храм бога высокий, часовня, ограда,
Кресты да курганы — кругом тишина.
Покойся же мирно, прах милого брата,
Пока не восстанешь от долгого сна. 1839 | 