Это ранее утро мне запомнилось особенно отчётливо. Мне показалось, что господин Борей был чем-то раздражён. Его массивный подбородок застыл упрямым тяжёлым валуном, тонкие губы сомкнулись плотнее обычного, а черты лица были чётко обозначены. Он был одет в теплую ватную куртку, повязанную шерстяным шарфом, и, похожую на десантную, кепочку с козырьком. Когда я подошёл к нему, он искоса глянул на меня, кивнул и снова перевёл взгляд на море, которое, видимо раскаченное где-то штормом, сегодня было очень неспокойно. Волны с шумом разбивались о пристань, разбрасывая бисер брызг, радужно горевших в утренних лучах. С погодой что-то происходило, так как в воздухе посвежело, и морской бриз был прохладней вчерашнего. Хотя в небе не было ни облачка.
— Неужели надвигается сезон гроз? — пробормотал господин Борей и зябко поёжился. Верный Самюэль преданно смотрел на хозяина. Аякс зачарованно, с собачьей улыбкой наблюдал за игрой волн. Я подумал, что сегодня господин Борей не особенно настроен на разговор. Он был погружён в себя и занят своими мыслями. Я попытался представить себе о чём, может думать этот человек, для которого мысли простых смертных о добывании хлеба насущного, наверняка, кажутся такими далёкими и примитивными, какими они кажутся избалованному и изнеженному достатком, ребёнку. Но о чём думает сытый ребёнок, можно догадаться — об играх и развлечениях. А какими глобальными мыслями забита седая голова этого стапятидесятилетнего старца? Если всё, что он говорит о себе правда, то очень вероятно, что он вполне может отчитать, как мальчишку, президента любой, самой серьёзной державы, либо одним своим распоряжением устроить чудовищный обвал фондовых рынков, либо полет на Луну.
— Наверняка, вы пытаетесь понять, о чём я думаю? — услышал я голос господина Борея и поймал на себе его проницательный взгляд.
— Да, это так, — развёл я смущённо руками.
— И что вы надумали?
— Может, сейчас я скажу заведомую глупость, но мне кажется, что вы вполне можете отдать приказ НАСА о полёте на Луну.
Господин Борей самодовольно усмехнулся.
— Да, я могу отдать такой приказ, — ответил он, — но не вижу в этом никакого смысла. Это только лишний раз подорвёт энергетический потенциал нашей планеты, но реальной пользы от него будет крайне мало. Это очень сложный проект и очень затратный.
— Но на Луне, как пишут учёные, сосредоточены огромные запасы гелия, и если научиться их доставлять на Землю…
— Зачем? — перебил меня господин Борей. — Энергетические запасы Земли настолько огромны, что никакая нехватка нам не грозит. Надо только, о чём мы говорили с вами вчера, пользоваться ими разумно. Более того, вся энергия Вселенной, всего Космоса работает только на то, чтобы поддерживать энергетический баланс нашей планеты. Одной единственной, где существует разумная, устроенная Создателем, жизнь. Всё остальное — разговоры о пришельцах, цивилизациях других планет, ничто иное, как выдумки людей. Это из разряда чудес, в которые человеку так хочется верить. Пусть верит, на то и дана ему свобода выбора.
— Однако, есть теория, что люди высшей касты — это пришельцы из другой галактики и именно они научили людей тому, что мы сегодня называем цивилизацией.
— Это не так! Всё, что создано сегодня на планете — создано только благодаря нам, многаждырождённым! — господин Борей величаво огляделся, и глаза его блеснули. — Создатель сотворил каждого человека по образу и подобию своему. Но лишь немногим он дал возможность рождаться на этой Земле не один раз. Он наделил их знаниями, не доступными простым смертным, которые могут родиться и умереть только один раз. Это Гондваны, они никогда не смогут взбунтоваться, а если даже и смогут, то их энергия разрушения будет направлена против них самих. Повелевать миром можем только мы — многаждырождённые! — почти выкрикнул господин Борей и глаза его загорелись каким-то полубезумным огоньком.
— Мы — жрецы человечества, — продолжал он, — мы всегда были, есть и будем. Все остальные — у наших ног. Они едят из наших рук. Они сами отдали нам свои хлебы и сказали: накормите нас.
— Но кто вы, наконец? Где ваша родина? Какова ваша национальность? — распалился и я.
— Я — верховный жрец. Моя родина Гиперборея. Это — родина всего человечества. То, что рассказывают про Атлантиду — это также придуманные человеком сказки. Не было никакой Атлантиды, а была могущественная и просвещенная Гиперборея в районе нынешнего Северного моря. Несколько тысяч лет назад на всей планете был тёплый и мягкий климат. Энергия Гондванов направлялась в нужное и определённое Создателем русло. Гиперборея развивалась и процветала. Но Гондванам хотелось большего. Мы дали им свободу и начались разброд и шатания. Пьянство и разврат поразили всё общество. Создатель покарал гиперборейцев похолоданием. Некогда величественные оазисы и города стали пустеть, начался великий исход гиперборейцев по всему миру. Вскоре произошёл ещё один страшный и роковой катаклизм — жестокое землетрясение. Гиперборея опустилась на дно. Но мы предвидели такой исход. Мы сохранили самое ценное, что может быть. Это знания. Имея их в руках, нам не составляло большого труда прибрать человечество к рукам. Мы научились управлять миром через Империи. Египет, Рим, Персия, Китай — каждая страна мобилизовывала свой народ вокруг имперской идеи. Но потом и это стало давать сбой. Языческие боги перестали быть тем авторитетом, каким были ранее. И тогда мы запустили в мир буддизм, христианство и ислам, наделив их заповедями, указанными Создателем в скрижалях Завета. Мы надеялись, что человечество прозреет и повернётся к заповедям души совести, любви. Но как и в случае с язычеством, человек пошёл по пути гедонизма, чувственных наслаждений и материального благополучия, а горний мир, мир света и разума он предал забвению. Мы не мешали ему, предоставив безграничную свободу выбора. Но вместо настоящей свободы, человек, сам того не ведая, получил ещё большую кабалу. Мы снова увидели Сашу, делающую гимнастику на зелёной лужайке.
— Какая организованная и целеустремлённая девушка, — с каким-то едким восхищением, проговорил господин Борей. — И, по моим наблюдениям, очень даже не глупа. Вы ведь теперь на ты? Из неё могла бы получиться образцовая жена. Какой резон ей было ехать сюда…
Я почувствовал, что от слов господина Борея повеяло какой-то недосказанностью. Озадаченный, я кинул на него пытливый взгляд. Он пронзил меня ответным взглядом, в котором блеснул злобный огонёк. Это было лишь мгновение, но я успел это заметить. Потом глаза его потухли и вновь приняли привычное выражение. Он отвернулся и, кутаясь в шарф, проговорил:
— Беседа окончена. Я устал, — он посмотрел на волнующееся море и совсем по-стариковски поёжился. Постоял в задумчивости некоторое время.
— Неужели надвигается сезон гроз? — вновь пробормотал он, — Так рано… Так рано…
Он повернулся и, даже не посмотрев в мою сторону, вяло пошёл, непривычно сутулясь, по дорожке, сопровождаемый верным Самюэлем.
Поджидая Сашу, я присел на скамью. Непонятная тревога вновь поселилась во мне. Я понял, что причиной этого, были последние слова господина Борея. Странные слова. Он сказал, что из Саши могла бы получиться образцовая жена. Но почему в прошедшем времени? И ещё одна фраза — зачем ей было сюда ехать… Куда ехать? На остров Окайдо? А может, он имел в виду Японию? То есть, если бы Саша не приехала в Японию, из неё дома, в России могла бы получиться образцовая жена? Или… Двусмысленность какая-то. Может, в другое время, я бы не придал этим словам большого значения, если бы не этот мимолётный злобный огонёк в глазах старика. Да, да мне именно так и подумалось — старика. Сегодня господин Борей как никогда был похож на него. Эта согбенная сутулость, вялая походка, постоянное кутание в шарф, точно уставшая бегать по жилам полтора столетия кровь его, уже не грела. И эта сквозившая с первых минут нашей встречи раздражительность. Что-то же было её причиной… Стоп! Он дважды повторил одну и ту же фразу про надвигающийся сезон гроз в начале и конце разговора. Так вот в чём разгадка его раздражительности! Просто зажившийся старикан плохо переносит непогоду и как все старые люди, предчувствуя это, становится самым обыкновенным, озлобленным на весь мир, брюзгой. Будешь таким, глядя на молодость, которая тебя безвозвратно покинула. Я повеселел от своих мыслей.
А грозы видать и впрямь здесь нешуточные, раз господин Борей так беспокоится. Я вдруг вспомнил, что рядом почти с каждым деревянным строением, стоит высокая металлическая опора. В том числе и рядом с нашими апартаментами. Вначале, я её принял за телевизионную антенну. Но сейчас я понял её предназначение — это был громоотвод. Надо будет обязательно спросить об этом сегодня у Ланса с Ринальдо.
Подошла, закончившая свою тренировку Саша. Я принялся со смехом рассказывать ей о своих вновь возникших тревогах. Но едва я начал говорить, Саша, кинув многозначительный взгляд на браслет, с разгневанным видом тут же осекла меня.
— Иван Лукич, лучше жевать, чем говорить. Пойдём завтракать.
— Саша, в чём дело? — спросил я изумлённо. — Ты чего-то боишься?
— Ничего не боюсь. Только… Мой дед, очень мудрый человек. Знаешь, как он говорит? Нашёл — молчи, потерял — молчи. А ты — по секрету всему свету.
— Но какой же секрет в нашей беседе с господином Бореем?
— Никакого. Но и рассказывать об этом направо и налево тоже ни к чему.
— Но я ж только тебе? — снова изумился я.
— Ты уверен? — она снова кинула выразительный взгляд на браслет.
— Я… Я не знаю…
Наверное, я имел очень глупый вид. Саша рассмеялась.
— Знаешь, что по этому поводу говорит мой дед? Если не знаешь, что делать, лучше ничего не делай. Я тоже не знаю, одни мы присутствуем при нашем разговоре, или нет. Но, как здравый человек, я могу допускать, что не одни? А коли так, то, как сказал господин Борей, надо фильтровать базар, — улыбалась Саша. — Ведь в приватной беседе можно такого наговорить, таких оценок надавать, что если кто-то услышит этот разговор, запишет и даст, кому надо, послушать, то можно нажить неприятности. Тебе это надо?
Логика в словах Саши была безупречной. Мне ничего не оставалось, как шутливо «взять под козырёк» и стать по стойке смирно.
— Никак нет, гражданин начальник! — и продекларировал: Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои! — Ну, вот так-то лучше, — откликнулась на шутку Саша. Потом ведомая каким-то порывом, чуть ли не прильнула ко мне, положив мне на грудь мягкую ладонь. Сквозь ткань рубашки я чувствовал её тепло. Саша посмотрела на меня снизу вверх и проникновенно дополнила:
— Вот закончим здесь свои дела, уедем в Ирикаву, и у нас будет время поговорить. О.кей?
— О, кей, — я с трудом сдерживал себя, чтобы не заключить девушку в свои объятья.
И только за завтраком я понял, насколько Саша была права. Я вспомнил ещё одну фразу господина Борея, которая почему-то выскользнула из цепи моих рассуждений, когда я поджидал на лавочке девушку. Я застыл, поражённый со стаканом сока в руке.
«Вы ведь теперь на ты?» — сказал тогда господин Борей. Но откуда он узнал, что мы с Сашей теперь на ты? Ведь когда я предложил девушке перейти на ты, мы были с ней вдвоём и никто, кроме нас, об этом знать не мог. Так я просидел в раздумьи, пока в апартаменты не вошли Ринальдо с Лансом. — Поздравляю, ваш первый репортаж наделал много шума в сети, — сказал Ринальдо, беря со стола отпечатанные листы с подготовленным мною новым текстом.
— Вы можете посмотреть все посты в Интернете, — подхватил Ланс, как и вчера, развалившийся на стуле-кресле с вытянутыми ногами.
— Благодарю, — сдержано ответил я, глядя в окно, где под напором ветра качались игольчатые ветки сосны.
Возможно, впервые я поймал себя мысли, что мне совсем не хочется смотреть на результаты своего труда. Ещё вчера я бы в экзальтированном предвкушении бросился к компьютеру и с колотящимся сердцем, принялся вчитываться в каждый пост и тут же отстукивать на «клаве» ответное сообщение. Но сегодня, сама мысль, что кто-то незримый отслеживает каждый мой шаг, ввергала меня в мрачно-раздражительное состояние.
Я положил руку с коралловым браслетом на стол, и мне казалось, что эта штуковина слышит даже стук моего сердца. И только ли меня слышат? Скорее всего и видят. Камеры видеонаблюдения понатыканы чуть ли не на каждом дереве, не говоря уж о «китайской стене». Меры предосторожности для охраны важной персоны? Что ж, возможно, но всё равно неприятно. Неужели есть скрытые камеры и в моих апартаментах? Ведь очень уж быстро вошёл тогда, во время моего первого пробуждения, короткостриженный японец с бутылочкой «живой» воды, точно откуда-то наблюдал за мной и ждал, пока я проснусь. От одной мысли, что кто-то может наблюдать даже мои интимные подробности, мне делалось противно.
— Господин Свиристелин, вы меня слышите? — точно издалека донёсся до меня голос Ринальдо. Он стоял у моего стола, держа в руке листы с текстом.
— Я весь внимание, — стараясь быть вежливым, посмотрел на Ринальдо. Мне показалось, что в его глазах мелькнула скрытая усмешка.
«А ведь он наверняка в курсе всего происходящего», — подумалось мне.
— Я хочу сказать, — с привычной вежливой внимательностью продолжал Ринальдо, — что вы довольно красочно описываете окончание вашего разговора с господином Бореем. Но надо ли это? Про Сашу, про сезон гроз.
— Вы считаете, что это лишнее?
— Мне кажется да.
— Что ж, давайте уберём, — с лёгкостью ответил я. А ведь ещё вчера я бился бы за каждую строчку, с жаром и настойчивостью убеждая собеседника в необходимости сохранить текст таким, каким я его создал. Во мне бушевали нешуточные страсти и всё же, стараясь выглядеть спокойным и беспечным, я спросил, обращаясь к Лансу:
— А что, в самом деле, надвигается сезон гроз?
— Да, к сожалению. Нынче раньше обычного, — ответил Ланс.
— Почему к сожалению?
— Остров одинок в море и по нему бьют нешуточные молнии. Вы заметили, наверное, что рядом с каждым строением стоят молниеотводы.
— Я подумал, что это какие-то антенны.
— Значит, плохо изучали физику, — не отрывая взгляд от текста, отозвался Ринальдо.
— Да уж…, — я посмотрел в окно. Ветер усилился, но небо по-прежнему было чистым и голубым.
— Хочу спросить, — оторвал я взгляд от окна, — не в погоде ли причина некоторой… некоторой утренней раздражительности господина Борея. Мне показалось, что он не очень хорошо себя чувствует.
Ланс с Ринальдо переглянулись.
— Скорее всего, вам показалось, — ответил Ринальдо и я почувствовал в его словах фальшь.
— Чем думаете заняться после обеда? — перевёл разговор в другое русло Ланс.
— Хотелось бы прокатиться на катере.
— Не советую, — сказал Ланс. — Море очень неспокойно и вы можете не справиться с управлением. Вы можете посетить аквапарк, с очень редкими видами. Здесь есть небольшой, но уверяю вас, очень уникальный музей, где собраны удивительные раритеты и чудная коллекция картин в подлинниках. Гойя, Рембрант, Веласкес, русский Нестеров, Репин. Если проехать в глубь острова, но по другой дороге, там расположены различные аттракционы и небольшой зоопарк. Есть видеозал с новейшими спецэффектами, где вы можете… даже заняться любовью. Имеется несколько замечательных ресторанчиков, где вам приготовят всё, что вы пожелаете, но без спиртного. Так что, выбирайте.
— Что бы вы порекомендовали посетить в первую очередь?
— Конечно, музей. Мы называем его капищем. Господин Борей обязательно, каждый день посещает его. Уверяю вас, такого вы больше нигде и никогда не увидите. Обязательно посмотрите на «золотую бабу», это что-то завораживающее.
— Признаться, даже не слышал — что это за таинственная «золотая баба»? — смутился я.
— Её уже много веков ищут по всему миру. Но господин Борей категоричен и не под каким предлогом не хочет расставаться с ценной реликвией.
— Вы меня заинтриговали. Прошу вас, продолжайте.
— «Золотая баба» — это символ Арктиды, страны, где когда-то проживали гипербореи. Её изготовили из чистого золота предки жителей нынешней Индии, которые когда-то много тысяч лет назад покинули Арктиду в период великого переселения. Они преподнесли такой дар в знак любви и преданности своей покинутой родине. Энергетика «золотой бабы» просто насыщена просветляющими флюидами. И хочу предупредить вас, что от долгого её созерцания можно сойти с ума.
— Я сгораю от любопытства. А непогода нам не помешает? — спросил я и снова посмотрел в окно.
— Тайфун придет только завтра, так что сегодня наслаждайтесь жизнью, ведь её вам отпущено так мало.
При последних словах я пристально посмотрел на Ланса. В них, как утром в словах господина Борея сквозила какая-то двусмысленность. Но Ланс был сама любезность и доброжелательность. Господи, кажется, мне уже начинает мерещиться. Может быть этот остров — проклятое место? Или у меня паранойя?
— Если хотите, — услышал я голос Ринальдо, — я могу быть вашим гидом.
— Если вас это не затруднит, вы сделаете нам большое одолжение. Думаю, Саше тоже будет интересно, — ответил я, кивнув головой.
— Нет проблем. Сразу после обеда я заеду за вами на электромобиле. Саша, я и Ринальдо шли по узкой мощёной дорожке, которая жёлтой змейкой петляла среди сумрачного сказочного леса. Невероятной величины платаны окружали нас користыми могучими стволами, смыкаясь в вышине тёмными кронами. Тонкий яркозелёный мох, разлился по всему живому и неживому, точно ядовитая плесень. Он окутывал подрост, густо покрывал большие гранитные валуны, корни деревьев, упрямо продвигаясь вверх по стволам. Было влажно и пахло прелью. Солнечный свет не мог пробить плотную густую листву, лишь изредка мерцая редкими, как искорки бликами и в лесу стоял тихий прохладный полумрак.
Несколько минут назад мы оставили свой электромобиль на небольшой площадке.
— Дальше можно только пешком, — сказал нам Ринальдо. — Это место священно и ничто не должно нарушать его первозданный покой. Чтобы подготовить себя к посещению капища, каждый должен пройти как через своеобразное чистилище, по этому лесу. Эти удивительные платаны, огромные мохнатые валуны, завезённые из гиперборейских благословенных мест, хранят вековую энергетику былых поколений. Они напитаны информацией и нередко у наших нечастых гостей могут возникать образы и видения, которые может неожиданно пробудить наша генетическая память.
Мы с Сашей переглянулись, и она как-то машинально прижалась ко мне плечом, точно ища защиты. Напряжённый взгляд девушки был устремлён куда-то вверх, словно она, в самом деле, увидела что-то особенное. Я проследил за её взглядом: на нас, похожий на змеиный, впился фиолетовым зрачком вездесущий не мигающий глаз видеокамеры. Навеянный словами Ринальдо, мой романтический настрой при виде этого «всевидящего ока» быстро улетучился. Мне не нравилось жить в аквариуме. Мне не нравилось, что кто-то видит, как Саша прижалась ко мне своим тёплым плечом, не нравилось, что кто-то следит за моими откровенными взглядами, которые я слишком часто бросаю на девушку, и кто-то слышит учащающийся стук моего сердца, когда я вдыхаю волнующий девичий аромат.
По лесу мы шли не менее получаса, когда вдруг спереди яркой травой в блеске дневного света замелькала большая изумрудная лужайка. Мы вышли к высокой скалистой горе, небольшая тень от которой падала на красивый стриженный газон. Посреди газона, переливаясь на солнце темной блестящей листвой, густо раскинуло крону большое оливковое дерево. Рядом стоял огромный серый валун, со шлифованной стороной, обращённой к нам. На ней, в виде барельефа, блестел чистым золотом натянутый лук со стрелой. На верху валуна, прикованный тонкой золотой цепью, сидел, похожий на грифа, большой чёрный ворон. Мне показалось, что его блестящие полированным антрацитом глаза-бусинки посмотрели на нас вполне осмысленно. Его чёрное, холёное оперенье, отливало всеми цветами радуги. Судя по размерам и «мудрому» взгляду птицы он вполне мог помнить времена приезда в эти места китайских мандаринов.
— Никто не знает сколько этому ворону лет, — словно прочитав мои мысли, задумчиво сказал Ринальдо. — Он был привезен из Италии, где жил в одном из языческих капищ Аполлона. Господин Борей говорит, что ему не меньше тысячи лет, а может быть и больше. Возможно, он даже помнит времена упадка Рима. А эта благословенная олива, как и платаны за нашей спиной выращена из косточки, сохранившейся в вечной мерзлоте в одной из раскопок на полуострове Ямал, который был частью знаменитой Гипербореи. Вместе с соками, она впитала всю информационную энергетику тех давних времен и когда позволят технологии, мы сможем считать эту информацию, а возможно даже увидеть, как уходил под воду нынешний хребет Ломоносова, как наступали ледники, и как шло переселение народов.
Я слушал неторопливую речь Ринальдо, и опять мне казалось, что всё это происходит не со мной, а с кем-то другим, а я наблюдаю за ним со стороны, как длинную предлинную кинокартину, каждый последующий кадр которой принесёт очередной удивительный виртуальный сюжет.
— К-а-р, к-а-р, — пронзительно и громко закаркал вдруг сидевший на камне ворон, обнажая в мощном воронёном клюве розовую стрелку языка. Птица забеспокоилась и захлопала крыльями, достигающими в размахе полутораметровой длины. На зелёной траве забилась неспокойная тень. Не ожидавшая такой вороньей выходки Саша, в ужасе прижалась ко мне спиной, скрестив на груди руки. Я машинально обнял её, чувствуя, как она вся дрожит. Честно говоря, мне и самому было немножко не по себе от этого неожиданного зловещего карканья.
— Да, что-то недоброе вещует эта пташка, — куда-то в пространство смешком бросил Ринальдо. — Однако впереди нас ждут более интересные открытия. Вот наше капище. Когда-то здесь была громадная естественная пещера. Именно в таких, двадцать тысяч лет назад жили гиперборейские волхвы, или жрецы. Они называли пещеру Рамль или Ра-кремль, что означало крепость. Здесь хранились главные реликвии гиперборейцев, располагались основные астрономические и научные лаборатории.
— Научные? — переспросила Саша.
— Да, научные. Гиперборейские волхвы были великолепными астрономами. Они настолько овладели искусством врачевания и продления жизни, что здесь практически не знали болезней, а люди жили так долго, что каждая женщина могла родить по тысячи детей.
Саша с изумлением посмотрела на меня, будто спрашивая: какой бред несёт этот человек!
— Но главным знанием, которым обладали гиперборейцы, — не обращая внимания на Сашу, продолжал Ринальдо, — это умение обрабатывать железо.
— Но, позвольте, — пришла очередь изумиться мне. — Три тысячи лет назад человечество научилось только изготавливать бронзу.
— Всё правильно. Поэтому, владея тайной изготовления великолепной стали, Гиперборея стала центром всего мира. Её власть железным кольцом опоясала весь земной шар. Гондваны, населявшие южные от Гипербореи земли, в те времена могли позволить себе пользоваться только каменными орудиями. Они жили охотой и собирательством и одевались в звериные шкуры. В то время, как гиперборейцы уже давно освоили землепашество и ткацкое производство. Их поля, кроме хлебных злаков, засевались семенами льна и гиперборейские женщины ткали из него тончайшие полотна. Их обменивала знать Гондванов на золото и слоновую кость, которые также хранились здесь, в капище. Впечатляет?
Скалистую кручу огромным полукругом разрезала выложенная из камней розового гранита арка, обнажая полутёмный зёв туннеля, который точно зубами в громадной пасти, поддерживался белым лесом стройных колонн. Справа и слева от арки падали со скалы два хрустальных водопада, и опаловая вода по рукотворным руслам стекала в большой гранитный водоём, посреди которого стояла внушительная фигура всадника, простёршего над водой ладони, и из каждого пальца его били мощные прозрачные струи, под которые заплывали, резвясь, белые дебеди. Что-то грозное и величественное читалось в застывших глазах всадника, внушающее благоговейный ужас и почтение. Завороженные, не в силах оторвать глаз, мы всматривались с Сашей в его грозный благородный лик, в странную одежду, чем-то похожую на старинный русский кафтан, старательно вываянные скульптором завитки его волос и бороды.
— Это Птах, — услышал я голос Ринальдо. — Создатель Вселенной, это он творил мир словом и сердцем.
— Птах? — переспросил я. — Слово какое-то русское.
— Вас это удивляет? — загадочно посмотрел на меня Ринальдо.
— Откровенно, да.
— А разве вы не знаете, что именно русские являются прямыми потомками гиперборейцев? Впрочем, более подробно, если у вас возникнет желание, вы можете узнать у господина Руса. Это наш главный хранитель и толкователь древностей. Кстати, вон он сам идёт нас встречать.
Мы увидели, как из-за колонны показался худой седовласый человек с окладистой бородкой, в очках и направился в нашу сторону. Длинные вьющиеся волосы его были перехвачены на лбу бело-сине-красной ленточкой, а в лице читалось что-то иконописное. Одет он был в лёгкую бело-серую хлопчатую рубаху, очень похожую на косоворотку, расшитую на вороте и рукавах странными древними узорами, напоминающую вышивки русского севера. Рубаха была почти до колен и в поясе перехвачена плетёным бело-сине-красным пояском. Продолжением наряда нового знакомца были такие же бело-серые, похожие на спортивные брюки и лёгкие кожаные сандалии. При всём своём благообразии взгляд у Руса был жёстким и колючим, похожим на взгляд Шагальского. Он сутулился и был достаточно стар, кожа на его руках напоминала древний пергамент и была в частых коричневых пятнышках. И только синие, как озёрная гладь в ясный день глаза, горели живым огнём ума и проницательности.
— Прошу, — сурово, без улыбки проскрипел господин Рус и сделал жест в сторону арки. — Господин Борей сделал необходимые распоряжения, я ждал вас.
Мы поднялись по нескольким ступенькам, ступили на мягкую ковровую дорожку, и нас поглотило тёмное зево туннеля.
Едва за нами захлопнулась массивная двухстворчатая дверь, мы очутились в высокой и куполообразной пещере, освещенной голубыми подсветками, выполненными в виде древних факелов. Они были развешаны по стенам и своду так искусно, что казалось, будто пещера освещена дневным светом. Рукотворное с естественным уживалось так, словно всё нас окружающее создано самой природой. Даже массивные столбы колонны, поддерживающие свод, были выполнены из того же чёрного гранита, что и стены, плавно переходящие в почти идеальный купол, в верхней точке которого, сквозь большое круглое отверстие проникал натуральный солнечный свет. После уличного щебетанья птиц, шелеста ветра в листве оливы, карканья ворона и шума воды в водоёме, мы очутились в гробовой тишине, поколебать которую не могли даже наши шаги по мягкой ковровой дорожке. Она пролегала по большим плитам из розового гранита, вдоль колонн и терялась в дальнем конце пещеры. По обеим сторонам у стен, стояли ровные каменные постаменты, выполненные в строгом, даже грубом стиле, с прикрепленными полированными досками, на которых виднелись письмена на непонятном мне языке.
— Это святая святых нашего капища — усыпальницы знаменитых гиперборейцев, — трескучим тенорком нарушил пещерную тишину господин Рус. — Многие имена наверняка вам ничего не скажут. Но вот эти… Здесь покоятся останки великих волхвов и мудрецов, обучавших древних греков различным искусствам Абариса и Аристея. Они были удивительными музыкантами, философами, владели совершенством написания поэм и гимнов, а также создания величественных архитектурных сооружений. Кроме этого, они были великими магами и волшебниками, способными разговаривать с душами умерших, и превращать свинец в золото. В других гробницах лежат мумии первых египетских фараонов, являвшихся также выходцами из Гипербореи, которая славилась своим искусством строительства пирамид. Эти гробницы-усыпальницы выложены из камней, привезённых с ямальского полуострова, хранящих память о том далёком благословенном времени.
Господин Рус оглядел нас поверх очков сердитым взглядом, пристально задержав его на мне и протрещал:
— Хочу вас предупредить, что здесь очень сильная порой непредсказуемая энергетика. Здесь собран пантеон почти богов, имевших в своё время колоссальное воздействие на других людей. Здесь как бы сгусток многих энергий и каждого сюда пришедшего просвечивают сквозь сакральный генетический рентген, выявляя его ускользающую, но всё же возможную связь с его далёкими предками.
— То есть вы хотите сказать, что кто-то из нас может быть потомком гиперборейцев? — спросил я Руса.
— Может, — что-то похожее на улыбку промелькнуло в глазах господина Руса сквозь очки. — Может, если в вас сохранились какие-то славянские корни. У вас какая группа крови?
— Первая.
— Гм, это не сильный, но всё же аргумент.
— Но при чём здесь группа крови? — нетерпеливо спросила Саша.
— Все жители, населявшие когда-то Гиперборею, имели поголовно первую группу крови. Не удивляйтесь, уже в то далёкое время, волхвы умели это определять. Любой ребёнок, родившийся с другой группой крови, а это было крайне редко, приносился в жертву богам.
— Какой ужас! — машинально прошептала Саша.
— Не смейте делать таких комментариев! — зловеще протрещал Рус, посмотрев на Сашу, и голубые глаза его вдруг побелели. — Не вам судить великих людей, которых вы не достойны даже мизинца. Это была великая раса, следившая за частотой своих рядов и не с вашим примитивным умишком осуждать их великие деяния.
Я увидел, как Саша побледнела и испуганно подалась в мою сторону, точно прося поддержки от трескучего, похожего на скрип несмазанной телеги, голоса господина Руса. Ретивое моё застучало.
— Вот только не надо хамить и пугать людей, — сдерживая себя, и стараясь не повышать голоса, посмотрел я в упор на Руса. Бешенство клокотало во мне. — Мы пришли сюда по доброй воле и реакция девушки на ваши слова, была не комментарием, как вы выразились, а лишь невольной реакцией, машинальным порывом её души, поверьте, достаточно чистой и искренней. Если мы пришлись вам, что называется не ко двору, то давайте закончим нашу экскурсию, почти не начав её.
Я машинально потёр ладонью костяшки своего правого кулака, наблюдая боковым зрением, как напрягся, видимо не ожидавший такого развития событий, Ринальдо. В пещере на минуту воцарилась зловещая тишина. Неожиданно Рус издал что-то похожее на смех и в это время он был похож на сверчка.
— Хе-хе, а вы и впрямь что-то унаследовали от славян. Возможно, я погорячился, — тон господина Руса помягчел, и мне показалось, что он стал поглядывать на меня даже с интересом. — Ладно, забудем об этой маленькой неприятности и продолжим нашу экскурсию. О чём мы говорили?
— О группах крови, — постарался непринуждённо улыбнуться я.
— Да, да, — закивал головой, глядя перед собой, господин Рус. — Так вот, уникальность гипербореев заключалась в том, чтобы хранить чистоту расы и не смешиваться с племенами Гондванов, которые вели полудикий, похожий на животный, образ жизни. Гондваны имели третью группу крови, и их развитие находилось на очень примитивном уровне. Их уделом была скудная и убогая речь, они не имели никакой письменности. Единственно на что они были способны, это делать примитивные рисунки на скалах и камнях, питаться плодами и кореньями да мелкими грызунами. А ещё они приносили в Гиперборею золото, которое они находили в своих пещерах, и слоновую кость, обменивая их на наши товары. Случалось, хоть и редко, что гиперборейка вступала в связь с Гондваном, кровь перемешивалась, а этого нельзя было допустить.
Рус посмотрел на Сашу. Та, поймав его взгляд, улыбнувшись, спросила:
— Но почему?
— Кровь, это что-то вроде своеобразного чипа, который позволяет отличать своего от чужого. Это как отцовство и материнство, сердцем чувствующие своего дитя. Как родители связаны со своими детьми кровью, так и гиперборейский народ, был обьединён всегда первой группой крови. Так определил Всевышний, наградив Гиперборею великой миссией управлять миром.
Это была благословенная и сытая страна. Здесь не было того, что мы называем частной собственностью и любая деятельность и жизнь каждого человека, любой его поступок или деяние были под строгим наблюдением волхвов-жрецов. Здесь не было рабства, а благодатный мягкий климат, железные орудия труда и полгода не заходящее солнце, позволяли выращивать и собирать тучные урожаи зерна, плодов и овощей, при минимальных трудозатратах. В зелёных долинах паслись многочисленные стада коров, лошадей, коз и овец, в достатке обеспечивая население страны молоком и сыром. Мяса Гиперборейцы почти не потребляли, кроме великих праздников летнего и зимнего солнцестояния. В качестве белковой пищи в основном употребляли рыбу, которая в изобилии водилась в море и чистых реках и озёрах.
Волхвы-жрецы подняли на небывалую высоту местную медицину. В результате длительных наблюдений и селекции были собраны уникальные виды трав, продляющих долголетие, и эти травы культивировались на гиперборейских пашнях. Это позволяло выращивать крепких и сильных людей, не знающих устали в работе и отражении набегов Гондванов, которые те устраивали время от времени. Культура гиперборейцев была на высочайшем уровне. Это было областью приложения волхвов-жрецов. Они старались воспитать людей глубоко чувствующих мир, каким его устроил Создатель. Два раза в год — зимой и летом, устраивались великие народные празднества, длившиеся почти месяц. К этим дням приурочивались сочинённые волхвами музыка, песни и гимны, разучивались весёлые танцы, готовились места, где водились хороводы.
Гиперборейское общество было сословным, каждый знал своё место, и это правило было незыблемым. Власть волхвов была абсолютной, а все их устремления были направлены только на то, чтобы сделать общество совершенным. Любое нарушение жестоко каралось.
Рус опять посмотрел на Сашу, продолжал:
— Даже в городском устройстве, в столице Гипербореи Туле, преобладали свои правила. В пещерном замке-кремле жили волхвы. Вокруг него, имея радиальную структуру улиц в круглых глинобитных домах жили русы, а на периферии города расселялись отдельными семьями и родами простые арии, несущие основную тяготу по снабжению горожан продовольствием. Основная задача русов была охранение границ Гиперборейского государства, они были воинами. Арий никогда не мог стать воином, как и рус не мог стать волхвом.
— Очень похоже на устройство пчелиного улья, — задумчиво проговорил я, вспоминая сегодняшнюю беседу с господином Бореем.
— А вам не нравиться такое природное устройство, смоделированное не человеческим разумом? — проскрипел господин Рус.
— Нет, нет, — поспешил я избежать очередной конфронтации и любезно попросил, — продолжайте, прошу вас.
— Скажу более, ариями управляла самая опытная в роду женщина, она была главенствующей во всём, что касается трудовой организации, и её избирали волхвы. Так что здесь есть тоже сходство с маткой пчелиной семьи, которая производит на свет потомство. Кстати, бортничество было весьма развито в Гиперборее. Не из винограда, а именно из мёда готовились слабоалкогольные напитки, которые потреблялись только в периоды великих праздников. Особенно популярны были меды, выдержанные не менее сорока лет.
— Прошу прощения, что перебиваю вас, — соблюдая такт, обратился я к Русу, — но меня несколько шокирует, что ваша речь изобилуют русскими терминами: хоровод, кремль, русы, Птах, сорокалетние меды, вы великолепно говорите по-русски.
— Потому что это мой родной язык.
— Как?! — чуть не в голос воскликнули мы с Сашей.
— Хе-хе, — усмехнулся Рус, видимо удовлетворённый произведённым эффектом. — Все праславянские языки вышли из гиперборейского, как и письменность. И если уж остались прямые потомки великого народа, то их можно искать сегодня только среди славян, скандинавов, иранцев и индусов.
— А как же греки, римляне?
— Это те же праславяне, с веками потерявшие генетическую память и возомнившие себя отдельным, непонятно откуда взявшимся этносом. Ну, а с Римом и того проще: его основали этруски, прямые потомки гиперборейцев. Они же основали Аркаим и Мангазею.
— Честно говоря, господин Рус, у меня голова идёт кругом.
— Это от того, что вы пытаетесь осмыслить всё логически, но при этом вам не хватает знаний. Однако один только рациональный взгляд на многотысячелетнюю историю, ничего не даёт. Вот вам маленький тест. Киевской Руси не стало, остатки её превратились в слабое княжество, а кто-то подался на север, в леса, в скудные суглинки, где морозы и зима длится восемь месяцев в году. И вдруг в этой суровой местности возникает сильное Московское царство. Откуда?! На него тут же начинаются набеги. С юго-востока — половцы, кипчаки и татары. С северо-запада шведы, тевтоны и поляки. Русский человек в постоянной готовности к войне. За ним охотятся, чтобы при малейшей возможности, взять в полон и продать в рабство на восточных рынках. Особенно охотятся на женщин, как главных хранительниц и продолжательниц рода. Климат суровый, не чета той же Испании. По всем законам рационального мышления такое государство просто было обречено на погибель. И вдруг побиваются татары, Минин и Пожарский гонят из кремля поляков, Пётр наголову разбивает шведов. Уже ко времени Ивана Грозного население Руси становится таким же, как в Испании, а буквально через четыре-пять веков превышает его почти в десять раз! Более того, владения русских распространяются на основную часть Евразии. А по определённому закону, тот, кто владеет этим континентом — владеет всем миром. Обьясните мне, как это произошло?!
— Гм…
— И не пытайтесь. Одно вам скажу, без вмешательства горних сил здесь не обошлось. И второе, русские завладели землями, которые им принадлежат по праву.
— Если следовать вашей логике, то русские и есть потомки гиперборейцев?
— Именно так, — торжествующе произнёс господин Рус. — И в первую очередь это относится к языку. Русский язык считается самым сложным языком на планете. Такой язык не мог быть новообразованным. Даже китайский, которому более пяти тысяч лет, если не брать в расчёт иероглифистику, относится к языкам примитивным, с простой грамматикой. |
