Был полдень. Помещик Волдырёв, высокий плотный мужчина с стриженой головой и с глазами навыкате, снял пальто, вытер шёлковым платком лоб и несмело вошёл в присутствие. Там скрипели… — Где здесь я могу навести справку? — обратился он к швейцару, который нёс из глубины присутствия поднос со стаканами.— Мне нужно тут справиться и взять копию с журнального постановления. — Пожалуйте туда-с! Вот к энтому, что около окна сидит! — сказал швейцар, указав подносом на крайнее окно. Волдырёв кашлянул и направился к окну. Там за зелёным, пятнистым, как тиф, столом сидел молодой человек с четырьмя хохлами на голове, длинным угреватым носом и в полинялом мундире. Уткнув свой большой нос в бумаги, он писал. Около правой ноздри его гуляла муха, и он то и дело вытягивал нижнюю губу и дул себе под нос, что придавало его лицу крайне озабоченное выражение. — Могу ли я здесь… у вас,— обратился к нему Волдырёв,— навести справку о моём деле? Я Волдырёв… И кстати же мне нужно взять копию с журнального постановления от второго марта. Чиновник умокнул перо в чернильницу и поглядел: не много ли он набрал? Убедившись, что перо не капнет, он заскрипел. Губа его вытянулась, но дуть уже не нужно было: муха села на ухо. — Могу ли я навести здесь справку? — повторил через минуту Волдырёв.— Я Волдырёв, землевладелец… — Иван Алексеич! — крикнул чиновник в воздух, как бы не замечая Волдырёва.— Скажешь купцу Яликову, когда придёт, чтобы копию с заявления в полиции засвидетельствовал! Тысячу раз говорил ему! — Я относительно тяжбы моей с наследниками княгини Гугулиной,— пробормотал Волдырёв.— Дело известное. Убедительно вас прошу заняться мною. Всё не замечая Волдырёва, чиновник поймал на губе муху, посмотрел на неё со вниманием и бросил. Помещик кашлянул и громко высморкался в свой клетчатый платок. Но и это не помогло. Его продолжали не слышать. Минуты две длилось молчание. Волдырёв вынул из кармана рублёвую бумажку и положил её перед чиновником на раскрытую книгу. Чиновник сморщил лоб, потянул к себе книгу с озабоченным лицом и закрыл её. — Маленькую справочку… Мне хотелось бы только узнать, на каком таком основании наследники княгини Гугулиной… Могу ли я вас побеспокоить? А чиновник, занятый своими мыслями, встал и, почёсывая локоть, пошёл зачем-то к шкапу. Возвратившись через минуту к своему столу, он опять занялся книгой: на ней лежала рублёвка. — Я побеспокою вас на одну только минуту… Мне справочку сделать, только… Чиновник не слышал; он стал что-то переписывать. Волдырёв поморщился и безнадёжно поглядел на всю скрипевшую братию. «Пишут! — подумал он, вздыхая.— Пишут, чтобы чёрт их взял совсем!» Он отошёл от стола и остановился среди комнаты, безнадёжно опустив руки. Швейцар, опять проходивший со стаканами, заметил, вероятно, беспомощное выражение на его лице, потому что подошёл к нему совсем близко и спросил тихо: — Ну, что? Справлялись? — Справлялся, но со мной говорить не хотят. — А вы дайте ему три рубля…— шепнул швейцар. — Я уже дал два. — А вы ещё дайте. Волдырёв вернулся к столу и положил на раскрытую книгу зелёную бумажку. Чиновник снова потянул к себе книгу и занялся перелистыванием, и вдруг, как бы нечаянно, поднял глаза на Волдырёва. Нос его залоснился, покраснел и поморщился улыбкой. — Ах… что вам угодно? — спросил он. — Я хотел бы навести справку относительно моего дела… Я Волдырёв. — Очень приятно-с! По Гугулинскому делу-с? Очень хорошо-с! Так вам что же, собственно говоря? Волдырёв изложил ему свою просьбу. Чиновник ожил, точно его подхватил вихрь. Он дал справку, распорядился, чтобы написали копию, подал просящему стул — и всё это в одно мгновение. Он даже поговорил о погоде и спросил насчёт урожая. И когда Волдырёв уходил, он провожал его вниз по лестнице, приветливо и почтительно улыбаясь и делая вид, что он каждую минуту готов перед просителем пасть ниц. Волдырёву почему-то стало неловко и, повинуясь какому-то внутреннему влечению, он достал из кармана рублёвку и подал её чиновнику. А тот всё кланялся и улыбался и принял рублёвку, как фокусник, так что она только промелькнула в воздухе… «Ну, люди…» — подумал помещик, выйдя на улицу, остановился и вытер лоб платком. 1883 |