У отставного генерал-майора Булдеева разболелись зубы. Он полоскал рот водкой, коньяком, прикладывал к больному зубу табачную копоть, опий, скипидар, керосин, мазал щеку йодом, в ушах у него была вата, смоченная в спирту, но всё это или не помогало, или вызывало тошноту. Приезжал доктор. Он поковырял в зубе, прописал хину, но и это не помогло. На предложение вырвать больной зуб генерал ответил отказом. Все домашние — жена, дети, прислуга, даже поварёнок Петька предлагали каждый своё средство. Между прочим и приказчик Булдеева Иван Евсеич пришёл к нему и посоветовал полечиться заговором. — Тут, в нашем уезде, ваше превосходительство,— сказал он,— лет десять назад служил акцизный Яков Васильич. Заговаривал зубы — первый сорт. Бывало, отвернётся к окошку, пошепчет, поплюёт — и как рукой! Сила ему такая дадена… — Где же он теперь? — А после того, как его из акцизных увольнили, в Саратове у тёщи живёт. Теперь только зубами и кормится. Ежели у которого человека заболит зуб, то и идут к нему, помогает… Тамошних, саратовских на дому у себя пользует, а ежели которые из других городов, то по телеграфу. Пошлите ему, ваше превосходительство, депешу, что так, мол, вот и так… у раба божьего Алексия зубы болят, прошу выпользовать. А деньги за лечение почтой пошлёте. — Ерунда! Шарлатанство! — А вы попытайте, ваше превосходительство. До водки очень охотник, живёт не с женой, а с немкой, ругатель, но, можно сказать, чудодейственный господин! — Пошли, Алёша! — взмолилась генеральша.— Ты вот не веришь в заговоры, а я на себе испытала. Хотя ты и не веришь, но отчего не послать? Руки ведь не отвалятся от этого. — Ну, ладно,— согласился Булдеев.— Тут не только что к акцизному, но и к чёрту депешу пошлёшь… Ох! Мочи нет! Ну, где твой акцизный живёт? Как к нему писать? Генерал сел за стол и взял перо в руки. — Его в Саратове каждая собака знает,— сказал приказчик.— Извольте писать, ваше превосходительство, в город Саратов, стало быть… Его благородию господину Якову Васильичу… Васильичу… — Ну? — Васильичу… Якову Васильичу… а по фамилии… А фамилию вот и забыл!.. Васильичу… Чёрт… Как же его фамилия? Давеча, как сюда шёл, помнил… Позвольте-с… Иван Евсеич поднял глаза к потолку и зашевелил губами. Булдеев и генеральша ожидали нетерпеливо. — Ну, что же? Скорей думай! — Сейчас… Васильичу… Якову Васильичу… Забыл! Такая ещё простая фамилия… словно как бы лошадиная… Кобылин? Нет, не Кобылин. Постойте… Жеребцов нешто? Нет, и не Жеребцов. Помню, фамилия лошадиная, а какая — из головы вышибло… — Жеребятников? — Никак нет. Постойте… Кобылицын… Кобылятников… Кобелёв… — Это уж собачья, а не лошадиная. Жеребчиков? — Нет, и не Жеребчиков… Лошадинин… Лошаков… Жеребкин… Всё не то! — Ну, так как же я буду ему писать? Ты подумай! — Сейчас. Лошадкин… Кобылкин… Коренной… — Коренников? — спросила генеральша. — Никак нет, Пристяжкин… Нет, не то! Забыл! — Так зачем же, чёрт тебя возьми, с советами лезешь, ежели забыл? — рассердился генерал.— Ступай отсюда вон! Иван Евсеич медленно вышел, а генерал схватил себя за щеку и заходил по комнатам. — Ой, батюшки! — вопил он.— Ой, матушки! Ох, света белого не вижу! Приказчик вышел в сад и, подняв к небу глаза, стал припоминать фамилию акцизного: — Жеребчиков… Жеребковский… Жеребенко… Нет, не то! Лошадинский… Лошадевич… Жеребкович… Кобылянский… Немного погодя его позвали к господам. — Вспомнил? — спросил генерал. — Никак нет, ваше превосходительство. — Может быть, Конявский? Лошадников? Нет? И в доме, все наперерыв, стали изобретать фамилии. Перебрали все возрасты, полы и породы лошадей, вспомнили гриву, копыта, сбрую… В доме, в саду, в людской и кухне люди ходили из угла в угол и, почёсывая лбы, искали фамилию… Приказчика то и дело требовали в дом. — Табунов? — спрашивали у него.— Копытин? Жеребовский? — Никак нет,— отвечал Иван Евсеич и, подняв вверх глаза, продолжал думать вслух.— Коненко… Конченко… Жеребеев… Кобылеев… — Папа! — кричали из детской.— Тройкин! Уздечкин! Взбудоражилась вся усадьба. Нетерпеливый, замученный генерал пообещал дать пять рублей тому, кто вспомнит настоящую фамилию, и за Иваном Евсеичем стали ходить целыми толпами… — Гнедов! — говорили ему.— Рысистый! Лошадицкий! Но наступил вечер, а фамилия всё ещё не была найдена. Так и спать легли, не послав телеграммы. Генерал не спал всю ночь, ходил из угла в угол и стонал… В третьем часу утра он вышел из дому и постучался в окно к приказчику. — Не Меринов ли? — спросил он плачущим голосом. — Нет, не Меринов, ваше превосходительство,— ответил Иван Евсеич и виновато вздохнул. — Да может быть, фамилия не лошадиная, а какая-нибудь другая! — Истинно слово, ваше превосходительство, лошадиная… Это очень даже отлично помню. — Экий ты какой, братец, беспамятный… Для меня теперь эта фамилия дороже, кажется, всего на свете. Замучился! Утром генерал опять послал за доктором. — Пускай рвёт! — решил он.— Нет больше сил терпеть… Приехал доктор и вырвал больной зуб. Боль утихла тотчас же, и генерал успокоился. Сделав своё дело и получив, что следует, за труд, доктор сел в свою бричку и поехал домой. За воротами в поле он встретил Ивана Евсеича… Приказчик стоял на краю дороги и, глядя сосредоточенно себе под ноги, о чём-то думал. Судя по морщинам, бороздившим его лоб, и по выражению глаз, думы его были напряжённы, мучительны… — Буланов… Чересседельников… — бормотал он.— Засупонин… Лошадский… — Иван Евсеич! — обратился к нему доктор.— Не могу ли я, голубчик, купить у вас четвертей пять овса? Мне продают наши мужички овёс, да уж больно плохой… Иван Евсеич тупо поглядел на доктора, как-то дико улыбнулся и, не сказав в ответ ни одного слова, всплеснув руками, побежал к усадьбе с такой быстротой, точно за ним гналась бешеная собака. — Надумал, ваше превосходительство! — закричал он радостно, не своим голосом, влетая в кабинет к генералу.— Надумал, дай бог здоровья доктору! Овсов! Овсов фамилия акцизного! Овсов, ваше превосходительство! Посылайте депешу Овсову! — На-кося! — сказал генерал с презрением и поднёс к лицу его два кукиша.— Не нужно мне теперь твоей лошадиной фамилии! На-кося! 1885 |
Лошадиная фамилия
Автор
