На клиросе стоит дьячок Отлукавин и держит между вытянутыми жирными пальцами огрызённое гусиное перо. Маленький лоб его собрался в морщины, на носу играют пятна всех цветов, начиная от розового и кончая тёмно-синим. Перед ним на рыжем переплёте Цветной триоди1 лежат две бумажки. На одной из них написано «о здравии», на другой — «за упокой», и под обоими заглавиями по ряду имён… Около клироса стоит маленькая старушонка с озабоченным лицом и с котомкой на спине. Она задумалась. — Дальше кого? — спрашивает дьячок, лениво почёсывая за ухом.— Скорей, убогая, думай, а то мне некогда. Сейчас часы читать стану. — Сейчас, батюшка… Ну, пиши… О здравии рабов божиих: Андрея и Дарьи со чады… Митрия, опять Андрея, Антипа, Марьи… — Постой, не шибко… Не за зайцем скачешь, успеешь. — Написал Марию? Ну, таперя Кирилла, Гордея, младенца новопреставленного Герасима, Пантелея… Записал усопшего Пантелея? — Постой… Пантелей помер? — Помер…— вздыхает старуха. — Так как же ты велишь о здравии записывать? — сердится дьячок, зачёркивая Пантелея и перенося его на другую бумажку.— Вот тоже ещё… Ты говори толком, а не путай. Кого ещё за упокой? — За упокой? Сейчас… постой… Ну, пиши… Ивана, Авдотью, ещё Дарью, Егора… Запиши… воина Захара… Как пошёл на службу в четвёртом годе, так с той поры и не слыхать… — Стало быть, он помер? — А кто ж его знает! Может, помер, а может, и жив… Ты пиши… — Куда же я его запишу? Ежели, скажем, помер, то за упокой, коли жив, то о здравии… Пойми вот вашего брата! — Гм!.. Ты, родименький, его на обе записочки запиши, а там видно будет. Да ему всё равно, как его ни записывай: непутящий человек… пропащий… Записал? Таперя за упокой Марка, Левонтия, Арину… ну, и Кузьму с Анной… болящую Федосью… — Болящую-то Федосью за упокой? Тю! — Это меня-то за упокой? Ошалел, что ли? — Тьфу! Ты, кочерыжка, меня запутала! Не померла ещё, так и говори, что не померла, а нечего в заупокой лезть! Путаешь тут! Изволь вот теперь Федосью херить и в другое место писать… всю бумагу изгадил! Ну, слушай, я тебе прочту… О здравии Андрея, Дарьи со чады, паки Андрея, Антипия, Марии, Кирилла, новопреставленного младенца Гер… Постой, как же сюда этот Герасим попал? Новопреставленный, и вдруг — о здравии! Нет, запутала ты меня, убогая! Бог с тобой, совсем запутала! Дьячок крутит головой, зачёркивает Герасима и переносит его в заупокойный отдел. — Слушай! О здравии Марии, Кирилла, воина Захарии… Кого ещё? — Авдотью записал? — Авдотью? Гм… Авдотью… Евдокию…— пересматривает дьячок обе бумажки.— Помню, записывал её, а теперь шут её знает… никак не найдёшь… Вот она! За упокой записана! — Авдотью-то за упокой? — удивляется старуха.— Году ещё нет, как замуж вышла, а ты на неё уж смерть накликаешь!.. Сам вот, сердешный, путаешь, а на меня злобишься. Ты с молитвой пиши, а коли будешь в сердце злобу иметь, то бесу радость. Это тебя бес хороводит да путает… — Постой, не мешай… Дьячок хмурится и, подумав, медленно зачёркивает на заупокойном листке Авдотью. Перо на букве «д» взвизгивает и даёт большую кляксу. Дьячок конфузится и чешет затылок. — Авдотью, стало быть, долой отсюда…— бормочет он смущённо,— а записать её туда… Так? Постой… Ежели её туда, то будет о здравии, ежели же сюда, то за упокой… Совсем запутала баба! И этот ещё воин Захария встрял сюда… Шут его принёс… Ничего не разберу! Надо сызнова… Дьячок лезет в шкафчик и достаёт оттуда осьмушку чистой бумаги. — Выкинь Захарию, коли так…— говорит старуха.— Уж бог с ним, выкинь… — Молчи! Дьячок макает медленно перо и списывает с обеих бумажек имена на новый листок. — Я их всех гуртом запишу,— говорит он,— а ты неси к отцу дьякону… Пущай дьякон разберёт, кто здесь живой, кто мёртвый; он в семинарии обучался, а я этих самых делов… хоть убей, ничего не понимаю. Старуха берёт бумажку, подаёт дьячку старинные полторы копейки и семенит к алтарю. 1885 1. Триодь — православная богослужебная книга, содержащая песнопения и молитвы, приурочиваемые к определённым датам. Цветная триодь включает в себя службы от Пасхи до Петрова поста. |