В связи с прибытием в СССР многих иностранных делегаций усилился спрос на учебники иностранных языков. Между тем новых учебников мало, а старые неудовлетворительны по своему типу. Металлист Щукин постучался к соседу своему по общежитию — металлисту Крюкову. — Да, да,— раздалось за дверью. И Щукин вошёл, а войдя, попятился в ужасе — Крюков в одном белье стоял перед маленьким зеркалом и кланялся ему. В левой руке у Крюкова была книжка. — Здравствуй, Крюков,— молвил поражённый Щукин,— ты с ума сошёл? — Наин,— ответил Крюков,— не мешай, я сейчас. Затем отпрянул назад, вежливо поклонился окну и сказал: — Благодарю вас, я уже ездил. Данке зер! Ну, пожалуйста, ещё одну чашечку чаю,— предложил Крюков сам себе и сам же отказался: — Мерси, не хочу. Их виль… Фу, дьявол… Как его. Нихт, нихт! — победоносно повторил Крюков и выкатил глаза на Щукина. — Крюков, миленький, что с тобой? — плаксиво спросил приятель,— Опомнись. — Не путайся под ногами,— задумчиво сказал Крюков и уставился на свои босые ноги.— Под ногами, под ногами,— забормотал он,— а как нога? Всё вылетело. Вот леший… фусс, фусс! Впрочем, нога не встретится, нога — ненужное слово. «Кончен парень,— подумал Щукин,— достукался, давно я замечал…» Он робко кашлянул и пискнул: — Петенька, что ты говоришь, выпей водицы. — Благодарю, я уже пил,— ответил Крюков,— а равно и ел (он подумал), а равно и курил. А равно… «Посижу, посмотрю, чтобы он в окно не выбросился, а там можно будет людей собрать. Эх, жаль, хороший был парень, умный, толковый…» — думал Щукин, садясь на край продранного дивана. Крюков раскрыл книгу и продолжал вслух: — Имеете ль вы трамвай, мой дорогой товарищ? Гм… Камрад (Крюков задумался). Да, я имею трамвай, но моя тётка тоже уехала в Италию. Гм… Тётка тут ни при чём. К чёртовой матери тётку! Выкинем её, майне танте. У моей бабушки нет ручного льва. Варум? Потому что они очень дороги в наших местах. Вот сукины сыны! Неподходящее! — кричал Крюков.— А любите ли вы колбасу? Как же мне её не любить, если третий день идёт дождь! В вашей комнате имеется ли электричество, товарищ? Нет, но зато мой дядя пьёт запоем уже третью неделю и пропил нашего водолаза. А где аптека? — спросил Крюков Щукина грозно. — Аптека в двух шагах, Петенька,— робко шепнул Щукин. — Аптека,— поправил Крюков,— мой добрый приятель, находится напротив нашего доброго мэра и рядом с нашим одним красивым садом, где мы имеем один маленький фонтан. Тут Крюков плюнул на пол, книжку закрыл, вытер пот со лба и сказал по-человечески: — Фу… здравствуй, Щукин. Ну, замучился, понимаешь ли. — Да что ты делаешь, объясни! — взмолился Щукин. — Да понимаешь ли, германская делегация к нам завтра приедет, ну, меня выбрали встречать и обедом угощать. Я, говорю, по-немецки ни в зуб ногой. Ничего, говорят, ты способный. Вот тебе книжка — самоучитель всех европейских языков. Ну и дали! Чёрт его знает, что за книжка! — Усвоил что-нибудь? — Да кое-что, только мозги свернул. Какие-то бабушки, покойный дядя… А настоящих слов нет. Глаза Крюкова вдруг стали мутными, он поглядел на Щукина и спросил: — Имеете ли вы кальсоны, мой сосед? — Имею, только перестань! — взвыл Щукин, а Крюков добавил: — Да, имею, но зато я никогда не видал вашей уважаемой невесты! Щукин вздохнул безнадёжно и убежал. 1925 |