Когда корабль тонул, спаслись только двое: Павел Нарымский — интеллигент. Пров Иванович Акациев — бывший шпик… Раздевшись догола, оба спрыгнули с тонувшего корабля и быстро заработали руками по направлению к далёкому берегу. Пров доплыл первым. Он вылез на скалистый берег, подождал Нарымского и, когда тот, задыхаясь, стал вскарабкиваться по мокрым камням, строго спросил его: — Ваш паспорт! Голый Нарымский развёл мокрыми руками: — Нету паспорта. Потонул. Акациев нахмурился: — В таком случае я буду принуждён… Нарымский ехидно улыбнулся. — Ага… Некуда! Пров зачесал затылок, застонал от тоски и бессилия и потом молча, голый и грустный, побрёл в глубь острова.
Понемногу Нарымский стал устраиваться. Собрал на берегу выброшенные бурей обломки и некоторые вещи с корабля и стал устраивать из обломков — дом. Пров сумрачно следил за ним, прячась за соседним утёсом и потирая голые худые руки. Увидев, что Нарымский уже возводит деревянные стены, Акациев, крадучись, приблизился к нему и громко закричал: — Ага! Попался! Вы это что делаете? Нарымский улыбнулся: — Предварилку строю. — Нет, нет… Это вы дом строите! Хорошо-с!.. А вы строительный устав знаете? — Ничего я не знаю. — А разрешение строительной комиссии в рассуждении пожара у вас имеется? — Отстанете вы от меня?.. — Нет-с, не отстану. Я вам запрещаю возводить эту постройку без разрешения. Нарымский, уже не обращая на Прова внимания, усмехнулся и стал прилаживать дверь. Акациев тяжко вздохнул, постоял и потом тихо поплёлся в глубь острова. Выстроив дом, Нарымский стал устраиваться в нём как можно удобнее. На берегу он нашёл ящик с книгами, ружьё и бочонок солонины. Однажды, когда Нарымскому надоела вечная солонина, он взял ружьё и углубился в девственный лес с целью настрелять дичи. Всё время сзади себя он чувствовал молчаливую, бесшумно перебегавшую от дерева к дереву фигуру, прячущуюся за толстыми стволами, но не обращал на это никакого внимания. Увидев пробегавшую козу, приложился и выстрелил. Из-за дерева выскочил Пров, схватил Нарымского за руку и закричал: — Ага! Попался… Вы имеете разрешение на право ношения оружия? Обдирая убитую козу, Нарымский досадливо пожал плечами: — Чего вы пристаёте? Занимались бы лучше своими делами. — Да я и занимаюсь своими делами,— обиженно возразил Акациев.— Потрудитесь сдать мне оружие под расписку на хранение, впредь до разбора дела. — Так я вам отдал! Ружьё-то я нашёл, а не вы! — За находку вы имеете право лишь на одну треть…— начал было Пров, но почувствовал всю нелепость этих слов, оборвал и сердито закончил: — Вы ещё не имеете права охотиться! — Почему это? — Ещё Петрова дня не было!1 Закону не знаете, что ли? — А у вас календарь есть? — ехидно спросил Нарымский. Пров подумал, переступил с ноги на ногу и сурово сказал: — В таком случае я арестую вас за нарушение выстрелами тишины и спокойствия. — Арестуйте! Вам придётся дать мне помещение, кормить, ухаживать за мной и водить на прогулки! Акациев заморгал глазами, передёрнул плечами и скрылся между деревьями.
Возвращался Нарымский другой дорогой. Переходя по сваленному бурей стволу дерева маленькую речку, он увидел на другом берегу столбик с какой-то надписью. Приблизившись, прочёл: «Езда по мосту шагом». Пожав плечами, наклонился, чтоб утолить чистой, прозрачной водой жажду, и на прибрежном камне прочёл надпись: «Не пейте сырой воды! За нарушение сего постановления виновные подвергаются…» Заснув после сытного ужина на своей тёплой постели из сухих листьев, Нарымский среди ночи услышал вдруг какой-то стук и, отворив дверь, увидел перед собою мрачного и решительного Прова Акациева. — Что вам угодно? — Потрудитесь впустить меня для производства обыска. На основании агентурных сведений… — А предписание вы имеете? — лукаво спросил Нарымский. Акациев тяжело застонал, схватился за голову и с криком тоски и печали бросился вон из комнаты. Часа через два, перед рассветом, стучался в окно и кричал: — Имейте в виду, что я видел у вас книги. Если они предосудительного содержания и вы не заявили о хранении их начальству — виновные подвергаются… Нарымский сладко спал.
Однажды, купаясь в тёплом, дремавшем от зноя море, Нарымский отплыл так далеко, что ослабел и стал тонуть. Чувствуя в ногах предательские судороги, он собрал последние силы и инстинктивно закричал. В ту же минуту он увидел, как вечно торчавшая за утёсом и следившая за Нарымским фигура поспешно выскочила и, бросившись в море, быстро поплыла к утопающему. Нарымский очнулся на песчаном берегу. Голова его лежала на коленях Прова Акациева, который заботливой рукой растирал грудь и руки утопленника. — Вы… живы? — с тревогой спросил Пров, наклоняясь к нему. — Жив.— Тёплое чувство благодарности и жалости шевельнулось в душе Нарымского.— Скажите… Вот вы рисковали из-за меня жизнью… Спасли меня… Вероятно, я всё-таки дорог вам, а? Пров Акациев вздохнул, обвёл ввалившимися глазами беспредельный морской горизонт, охваченный пламенем красного заката,— и, просто, без рисовки, ответил: — Конечно, дороги. По возвращении в Россию вам придётся заплатить около ста десяти тысяч штрафов или сидеть около полутораста лет. И, помолчав, добавил искренним тоном: — Дай вам бог здоровья, долголетия и богатства. 1910 1. …Вы ещё не имеете права охотиться… Ещё Петрова дня не было… — Петров день — 23 июня (по ст. стилю) — день памяти апостолов Петра и Павла; в дореволюционной России охотничий сезон открывался в этот день. |