I— Удивительно они забавные! — сказала она, улыбаясь мечтательно и рассеянно. Не зная, хвалит ли женщина в подобных случаях или порицает, я ответил, стараясь быть неопределенным: — Совершенно верно.— Это частенько можно утверждать, не рискуя впасть в ошибку. — Иногда они смешат меня. — Это мило с их стороны,— осторожно заметил я, усиливаясь её понять. — Вы знаете, он — настоящий Отелло. Так как до сих пор мы говорили о старике-докторе, их домашнем враче, то я, удивлённый этим странным его свойством, возразил: — Никогда этого нельзя было подумать! Она вздохнула. — Да. И ужасно сознавать, что ты в полной власти такого человека. Иногда я жалею, что вышла за него замуж. Я уверена, что у него голова расшиблена до сих пор. — Ах, вы говорите о муже! Но ведь он… Она удивлённо посмотрела на меня. — Голова расшиблена не у мужа. Он её сам расшиб. — Упал, что ли? — Да нет. Он её расшиб этому молодому человеку. Так как последний раз разговор о молодых людях был у нас недели три тому назад, то «этот молодой человек», если она не называла так доктора, был, очевидно, для меня личностью совершенно неизвестной. Я беспомощно взглянул на неё и сказал: — До тех пор, пока вы не разъясните причины несчастья с «молодым человеком», судьба этого незнакомца будет чужда моему сердцу. — Ах, я и забыла, что вы не знаете этого случая! Недели три тому назад мы шли с ним из гостей, знаете, через сквер. А он сидел на скамейке, пока мы не попали на полосу электрического света. Бледный такой, черноволосый. Эти мужчины иногда бывают удивительно безрассудны. На мне тогда была большая чёрная шляпа, которая мне так к лицу, и от ходьбы я очень разрумянилась. Этот сумасброд внимательно посмотрел на меня и вдруг, вставши со скамьи, подходит к нам. Вы понимаете — я с мужем. Это сумасшествие. Молоденький такой. А муж, как я вам уже говорила,— настоящий Отелло. Подходит, берёт мужа за рукав. «Позвольте,— говорит,— закурить». Александр выдёргивает у него руку, быстрее молнии наклоняется к земле и каким-то кирпичом его по голове — трах! И молодой человек, как этот самый… сноп,— падает. Ужас! — Неужели он его приревновал ни с того ни с сего?! Она пожала плечами. — Я же вам говорю,— они удивительно забавные! IIПростившись с ней, я вышел из дому и на углу улицы столкнулся с мужем. — Ба! Вот неожиданная встреча! Что это вы и глаз не кажете? — И не покажусь,— пошутил я.— Говорят, вы кирпичами ломаете головы, как калёные орехи. Он захохотал. — Жена рассказала? Хорошо, что мне под руку кирпич подвернулся. А то,— подумайте,— у меня было тысячи полторы денег при себе, на жене бриллиантовые серьги… Я отшатнулся от него. — Но… при чём здесь серьги? — Ведь он их с мясом мог. Сквер пустой, и глушь отчаянная. — Вы думаете, что это грабитель? — Нет, атташе французского посольства! Подходит в глухом месте человек, просит закурить и хватает за руку — ясно, кажется. Он обиженно замолчал. — Так вы его… кирпичом? — По голове. Не пискнул даже… Мы тоже эти дела понимаем. Недоумевая, я простился и пошёл дальше. III— За вами не поспеешь! — раздался сзади меня голос. Я оглянулся и увидел своего приятеля, которого не видел недели три. Вглядевшись в него, я всплеснул руками и не удержался от крика. — Боже! Что с вами сделалось?! — Сегодня только из больницы вышел, слаб ещё. — Но… ради бога! Чем вы были больны? Он слабо улыбнулся и спросил в свою очередь: — Скажите, вы не слышали: в последние три недели в нашем городе не было побегов из дома умалишённых? — Не знаю. А что? — Ну… не было случаев нападения бежавшего сумасшедшего на мирных прохожих? — Охота вам таким вздором интересоваться!.. Расскажите лучше о себе. — Да что! Был я три недели между жизнью и смертью. До сих пор шрам. Я схватил его за руку и с неожиданным интересом воскликнул: — Вы говорите — шрам? Три недели назад? Не сидели ли вы тогда в сквере? — Ну да. Вы, вероятно, прочли в газете? Это самый нелепый случай моей жизни… Сижу я как-то тёплым, тихим вечером в сквере. Лень, истома. Хочу закурить папиросу,— чёрт возьми! Нет спичек… Ну, думаю, будет проходить добрая душа,— попрошу. Как раз минут через десять проходит господин с дамой. Её я не рассмотрел — рожа, кажется. Но он курил. Подхожу, трогаю его самым вежливым образом за рукав: «Позвольте закурить». И что же вы думаете! Этот бесноватый наклоняется к земле, поднимает что-то — и я, с разбитой головой, без памяти, лечу на землю. Подумать только, что эта несчастная беззащитная женщина шла с ним, даже не подозревая, вероятно, что это за птица. Я посмотрел ему в глаза и строго спросил: — Вы… действительно думаете, что имели дело с сумасшедшим? — Я в этом уверен. IVЧерез полтора часа я лихорадочно рылся в старых номерах местной газеты и наконец нашёл, что мне требовалось. Это была небольшая заметка в хронике происшествий: «Под парами алкоголя. Вчера утром сторожами, убиравшими сквер, был замечен неизвестный молодой человек, оказавшийся по паспорту дворянином, который, будучи в сильном опьянении, упал на дорожке сквера так неудачно, что разбил себе о лежавший неподалеку кирпич голову. Горе несчастных родителей этого заблудшего молодого человека не поддается описанию…»
Я сейчас стою на соборной колокольне, смотрю на движущиеся по улице кучки серых людей, напоминающих муравьёв, которые сходятся, расходятся, сталкиваются и опять без всякой цели и плана расползаются во все стороны… И смеюсь, смеюсь. 1914 |