посвящается Аркадию Райкину Легко ли было быть евреем, Когда болезни вопреки, Он выходил на сцену, веря В людей, меняя парики. Он так мечтал очеловечить, Приблизить к разуму народ, В стремленье этом искалечив Себя до времени. И вот, Король сатиры загнан в угол, Лишён регалий и наград… Но тем — ничуть он не напуган,- Наоборот — предельно рад… Три раза смерть его крутила, Ледок могильный щекотал, А он по-прежнему шутил и Визжал и ржал от смеха зал… И, Боже мой, при всём при этом Он умирал за часом час… А в кассе снова нет билетов, Что были скуплены на раз Ещё за месяц до премьеры… Но главный занавес — закрыт. «Его сарказм — не знает меры! Чего ж он хочет, этот жид?!» Ещё честней, ещё острее… И кто-то в крик, минуя смех: «Заткните этого еврея!..» А у еврея был успех; А у него, любимца зала, Болело сердце за людей, Что предпочли Христу Варраву… Но неуёмный лицедей, Как надоедливая муха Всё норовил пробить «стекло», Забыв, что люди к правде глухи, Забыв о том, что напролом — Чревато смертью: мирозданье Не изменить, не заменить… Но перед Небом в оправданье Бесстрашным ангелом прожить Хотел актёр… И жизнь — не в промах!.. И через сто, и двести лет, Такой же искренний и скромный, Он улыбнётся, юн и сед, И помолчав, тихонько скажет: «Привет, друзья!..», — и как всегда, Играя яркие типа’жи, Не ошибётся никогда. |