Рассказы, истории, сказки

Мари Шансон
ТОЛЬКО НАСТОЯЩЯЯ ЛИТЕРАТУРА ОСТАЁТСЯ В ПАМЯТИ
Справка об издании:
Альманах «Литературные страницы», литературное общество немцев из России, 2011 год, издательство «Deutsche aus Russland», Oerlingshausen, 200 стр., ISBN: 978-39813849-8-7.
Составитель и редактор раздела «Проза» — Татьяна Эйснер; cоставитель и редактор раздела «Поэзия» — Анна Цаяк, доктор филологии; обложка, дизайн и вёрстка – Александр Калина, член Союза писателей, член Союза журналистов России; фотоработы – Александра Лебедева.
Разделы альманаха: проза, поэзия, публицистика, страничка редактора, гости альманаха, юбиляры.
Авторы альманаха: П. Андроникашвили, Ф. Байер, Ю. Дильк, Х. Лапина, М. Тильман, А. Цаяк и Яна П., А. Шаф, Райнгольд Шульц, Вальдемар Шульц, Ю. Игнатюгин, Р. Верле, В Кайль, В. Крампетц (Кварц), К Кухаренко, А. Миллер (М. Шансон), Э. Фрик, Р. Вольф, Д. Краузе, А. Лебедева, Ю. Стоцкий, Г. Дик, А. Каримов.
ТОЛЬКО НАСТОЯЩЯЯ ЛИТЕРАТУРА ОСТАЁТСЯ В ПАМЯТИ
ЭПИГРАФ: «Чтобы написать хорошую книгу, нужно ... взять перо, обмакнуть его в чернила и выложить свою душу на бумагу».
Гилберт Честертон
Каждый писатель знает, что «написать» что-то стоящее, очень даже не просто. И главное не только идея или слог, как говорится «форма и содержание», главное (и не последнее главное!) – как сказала Виктория Токарева, придумать первую фразу, точную и единственно возможную. Художественная литература – это такой вид искусства, где в качестве единственного материала используются слова и конструкции именно естественного языка. А сюжет? Все сюжеты – из жизни. Виктория Токарева на вопрос: «Вы берёте сюжеты из жизни?», ответила: «Не всегда, но часто. Один раз даже использовала в пьесе свои же любовные письма. Адресат этих писем удивился: "Как тебе не стыдно?" А мне совершенно не было стыдно, ну ни на секунду. Ничто не должно пропадать. (Из интервью в электронном журнале «Жизнь замечательных людей»).
В нашем альманахе «Литературные страницы» только в разделе «Поэзия» — фантазёры, остальные авторы, как уже известные, так и гости альманаха, свои рассказы повествуют, опираясь на реальные события.
Поставив себя на место читателя и, за два коротких вечера, «проглотив» 200 страниц альманаха, я поняла одну вещь. Нельзя быть читателем и писателем в одном лице. Не получается. Потому очень хочется поделиться со своими соотечественниками именно теми «находками», которые я «открыла» в новом альманахе за 2011 год, как чи-та-тель.
Пётр Андроникашвили представил на «высший суд» два рассказа «Карловы Вары» и «В гостях у Вольфа Бирман», после прочтения которых, я тут же стала ему звонить. И что удивительно, сколько не звоню, всегда «натыкаюсь» на маму и высказываю именно ей все те комплименты и восхищения, которые заслужил её сын. Талант Пети не только как музыканта-пианиста, но и как писателя искренне радует: удивительное чувство юмора, оригинальные темы (идеи) и не сложное, завораживающее повествование. В его коротких, лаконичных историях всегда хочется узнать,— а что же было дальше? Маме сказала: «Поздравляю, вы вновь прославились!» «Это каким образом?» Отвечаю: «В эпизодах, из которых, как извесно, и состоит вся наша жизнь».
В рассказе «Карловы Вары» мама Пети «сыграла» не последнюю «роль»:
« — Останови сейчас же, я пойду пешком!!!
— До Карловых Вар ещё 600 километров. Я не помню, чтобы ты когда-нибудь ходила пешком на такие расстояния, и потом по автобану пешком нельзя.»
Или вот:
«Мама лежала на медицинском столе и движением век показывала, что она меня узнаёт...
...что происходит с теми, кому не так повезло, как нам с мамой? Мне сказали, что не надо волноваться: вывоз тел производят специальные службы... »
О нелёгких человечкеских судьбах пишут Фрида Байер, Мартин Тильман, Анна Шаф, Райнгольд Шульц. Рассказ «Обама» — это нетолько личная трагедия негра-американца, но и судьба страны, судьба одного народа, которую так хорошо описал Райнгольд, затронув тему экономического и политического рабства.
Из рассказа «Обама»:
«Рабство – самая позорная страница в американской истории. После того, как открыли Америку, ад ля бедных перенесли на её плантации. На слуху у всех только «чёрные» рабы, но было и «белое» рабство. Существовало две формы закабаления – по контракту и долговое обязательство. Как правило, контракт заключался в Европе... »
Очень понравился мне рассказ Юлианы Дильк, легенда о любви Христины Лапиной и небольшая зарисовочка Анны Цаяк в соавторстве со своей внучкой зеленоглазой пятилетней Яной.
Честно сказать, поэзия мея всегда интересовала больше, поэтому пение дифирамб лирике Эллен Фрик и Вальдемару Шульц с его подборкой стихов для детей, никого не должно удивить. На данный момент я знаю очень мало замечательных современных детских авторов, которые проживают в Германии и пишут на русском языке. Вне всякой конкуренции, естественно, Надежда Рунде, хотя стихи для детей пишут так же и ????
Итак, из семи стихотворений Эллен Фрик мне понравились все семь. Это такая огромная редкость, согласитесь? Помню, в году 1996-2000 чтение литературных альманахов начинала с поэзии, и такие поэты, как Ольга Райхерт, Иван Бэр, Яна Завадская, Лидия Розин, меня радовли и восхищали – не описать словами, как. На их мелодичные стихи я слагала песни, учила наизусть понравившиеся четверостишья, декламировала в кругу друзей. К сожалению, все они сейчас нашли себя в другом. На сколько мне известно, многие стихи уже не пишут. Как известно, стихи, хоть и пробуждают в душе высокие порывы, но материальное благостостояние не улучшают. Уже давно ни для кого не секрет, что выход любого альманаха – из средств самих авторов. Каждый «участник забега» оплачивает «страницу печатного текста», а затем общую сумму за 10 положенных экземпляров, которые приходят по почте уже от самого издательства. Как говорится – обязаловка. Самоокупаемость и самофинансирование. А что делать? По-другому как?
В этом же альманахе (на мой вкус) настоящей поэзии было мало. У Валентины Кайль понравилось юмористическое стихотворение «Bonjur!», кстати, ей всегда удаётся рассмешить словом, хотя она по образованию – историк, а там – не до смеха. Люблю стихи Анны Цаяк, в этом альманахе нашла только одно единственное, (к сожалению!) – «Пастораль». Красивые стихи с тайным смыслом и символикой у Анны Шаф, Ренаты Вольф, Юлия Стоцкого. Вернусь к лирике Эллен Фрик и процитирую, если не будет возражений:
* * *
Уже не помня
всех разумных мнений,
И за событиями
видя рок один -
В Век необъявленной
войны и преступлений,
Я нахожу,
что Вы прекрасны,
Господин.
В век самых строгих,
целомудренных обетов,
С их колокольнями,
пронзающими синь,
Не ожидая
никаких ответов,
Я нахожу,
что Вы прекрасны,
Господин.
В век разделяющих
как будто многих сажень,
Когда не тронуть
и родных седин,
Лишь загадаю –
пусть другая скажет:
Я нахожу,
что Вы прекрасны,
Господин.
Во всех литературно-художественных изданиях, вероятно, отдавая дань моде, печатают «колонку редактора» ил «письмо редактора». Не отстали от моды и мы, и в нашем альманахе, на странице сто шестьдесят, в «Заметках филолога», Анна Цаяк и Юлий Стоцкий «выдали» полную обойму критики в адрес графоманов, безграмотных писак, самодовольных и некомпетентных экспертов. Анна и Юлий «прошлись» по трём направлениям: «Штампы в литературе», «Реформа» русского языка» и «Отношения «редактор-автор». Может быть мне, как писателю, читать было и интересно, но мне, как читателю – не очень. Во-первых, как говортся в народе, «умного учить – только портить». Все мы считаем себя не глупыми. Во-вторых, как говорится во всё том же народе: «Горбатого могила исправит». Это значит — что привито с детства, что в крови – с молоком матери, что приобретено с помощью воспитания и образования – то и есть. Самосовершенствоваться и самообразовываться нашему брату переселенцу и некогда и желания нет.
Председатель литературного общества российских немцев Геннадий Дик задал читателю риторический вопрос: «На каком языке писать?» И сам на него ответил. Очень интересно, но мало. Публицистика Ана Каримова «Без вины виноватые» (кстати, в первый раз слышу это имя – Ан Каримов – и в интеренете не нашла, наверное, псевдоним кого-то из наших) – о депортации российских немцев. Альманах заканчивается очень-таки политическими размышлениями Анжелики Миллер, хотя статья и «Не политическая», о судьбе тех, кто решил вернуться назад в Россию, о несправедливости и издевательствах, о российской коррупции, взяточничестве и хамстве.
Юбиляров (В. Классен, К. Петкау, И. Моор, А. Штайгер, Р. Верле, Ю. Бендер, А. Гизбрехт, Н. Рунде, П. Андроникашвили и др.) поздравили с юбилеями и пожелали вдохновения и творческих успехов.
К чему присоединяюсь и я.
Мари Шансон, 25. 12. 2011, Мюнстер
Черновой вариант... правки ещё возможны...
26 декабря 2011 года 15:34:02
Шансон |

Виктор Дьяков
Немецкий солдат
Дьяков Виктор Елисеевич
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ
рассказ
Солнечным июньским днём двухтысячного года молодцеватый старик, в котором сразу угадывался бывший офицер, провожал в Шереметьевском аэропорту свою дочь, зятя и внука. Они летели по турпутёвке на Кипр. Старик проследил из галереи за благополучным взлётом самолёта и уже собирался покидать аэропорт...
— Товарищ майор?!
Старик не отреагировал на этот обращённый к нему возглас. Ведь прошло уже пятнадцать лет, как он уволился в запас, к тому же уволился не майором, а подполковником. Но рослый худощавый, начавший седеть мужчина средних лет подошёл к нему вплотную, он приветливо улыбался. Старик с полминуты вглядывался в него, прежде чем они обнялись...
В ту декабрьскую ночь 1974 года выпал обильный снег. Всегда чутко спавшую жену майора Шутова разбудил какой-то неясный шум за окном. Прислушавшись, она так и не поняла, что это может быть. Муж, вернувшийся со службы, поздно спал крепко. Часы показывали половину седьмого... шум за окном не прекращался...
— Коль... Коля,— она потрясла мужа за плечо.
— Что такое,— почти сразу сбросил с себя оцепенение сна Шутов.
— Коль... у нас под окном кто-то возится... шум какой-то,— тревожно проговорила жена.
— Что... кто возится? Времени сколько?... Фу ты... рано же ещё..
— Под окном кто-то у нас... минут пять уже...
Шутов уловил тревогу в голосе жены и усилием воли отогнал последние остатки сна.
— Чёрт... темень же ещё,— он встал, одел галифе, валенки, накинул "танкач"...
Выйдя из дома, майор увидел солдата в бушлате, шапке с опущенными ушами и завязанными под подбородком, в руках у него была деревянная лопата. Он расчищал заваленную ночным снегопадом дорожку от казармы к крыльцу его квартиры.
— Кто такой!? — командирски крикнул Шутов.
Солдат прекратил работу, вытянулся по стройке смирно
— Рядовой Швайгерт, товарищ майор!
— Что здесь делаешь?
— Старшина приказал чистить дорожку от казармы к плацу.
— Ну, а зачем же ты её к ДОСам чистишь.
— Там я уже всё сделал, вот и решил дальше почистить...
Солдат стоял худой, длинный, изморозь от дыхания покрывала его брови и края нелепо завязанной под подбородком ушанки... Шутов догадывался, молодой солдат не захотел возвращаться в казарму до завтрака, где "старики" наверняка заставили бы его делать что-нибудь унизительное... он предпочёл сделать больший объём работы, нежели ему приказали, но не идти в казарму. Это было яснее ясного. Шутова удивило другое – солдат казарменным "пинкам" предпочёл труд, в то время как подавляющее большинство прочих новобранцев работать не любили, более того, некоторые предпочитали побои старослужащих любому труду...
— Всё... здесь работу заканчивай... Иди лучше от продсклада снег отбрось.
— Есть,— солдат чётко, насколько позволял снег, повернулся вместе с лопатой, которую он держал как карабин у ноги, и пошёл, пытаясь "печатать" строевой шаг.
Шутов взглянул на градусник, прикреплённый возле оконной рамы. Ртутный столбик застыл возле отметки –26...
— Ну, что там было?- встретила его вопросом поднявшаяся с постели жена.
— Солдат это... снег чистил.
— Кто же это догадался его сюда прислать... опять старшина прогибается?
— Да нет, сам. Свою работу сделал и пашет себе дальше.
— Странно... Откуда он такой?- удивлённо спросила жена.
— Да ничего странного, последнего призыва, немец из деревни, из Кемеровской области.
— А, немец, ну тогда всё ясно... Смотри, как бы не заездили его. Он парень видимо безотказный, будет за всех работать.
— Я вот тоже боюсь... Ладно, давай ребят буди, скоро уже школьная машина подъедет,— Шутов взглянул на часы и пошёл к умывальнику бриться. Начинался очередной рабочий день командира отдельного зенитно-ракетного дивизиона майора Шутова...
Всю зиму рядовой Эдуард Швайгерт, что называется "пахал по чёрному", лопатил снег, ломом и киркой колол мёрзлый уголь и возил его на тачке в кочегарку, "драил" полы в казарме, перебирал гнилую картошку в овощехранилище, чистил "авгиевы конюшни" дивизионного подсобного хозяйства... После всего этого обычная боевая подготовка казалась лёгкой, шла в охотку, а политзанятия, так вообще приравнивались к отдыху. Далеко не каждый из "салаг" выдерживал эти первые полгода службы "от звонка, до звонка". Многие всячески пытались "шлангонуть", провалятся как можно дольше в санчасти, или пристроиться на какой-нибудь "не пыльной" должности, если повезёт, секретчиком, например, или каптёром. Швайгерт, тощий, жилистый, в чём душа держится, выдержал, с удивительным постоянством сочетая в себе трудолюбие и какую-то особую, немецкую исполнительность...
2
Дивизиону по договорённости с районной администрацией и рыбнадзором на побережье водохранилища выделили небольшую бухточку, куда специально наряжался солдат, который совместно с местным жителем, ветераном Отечественной войны, неким Самсонычем, занимался ловлей рыбы. Благодаря этому в дивизионе с весны по осень не переводилась свежая рыба. В тот год весной на "рыбалку" командировали старослужащего Петренко...
Шутов приехал на "рыбалку" забрать очередной улов... и обнаружил, что солдата там нет.
— В чём дело Самсоныч... где боец?
Старик-ветеран с улыбкой пожал плечами и пошёл доставать мешок с рыбой погружённый в воду, чтобы улов не протух...
— Да тут дело такое... молодое,— Самсоныч улыбался в свои седые усы.
— Какое ещё молодое... он что сбежал... самоволка!?
Шутов такого не мог ожидать. Ведь командировка на "рыбалку" в дивизионе расценивалась как поощрение. Загорать, купаться, дышать свежим воздухом, наслаждаться природой... Ведь это куда как лучше, чем нудное, размеренное распорядком дня казарменное житиё. Бежать отсюда, когда до дембеля осталось всего ничего... Шутов отказывался это понимать.
— Да ты не кипятись, Владимирыч, солдата твоего вины тут нет. Мушку он проглотил, понимаешь?
— Какую ещё мушку?- Шутов недоумённо воззрился на старого рыбака.
— Да есть тут... Понимаешь, три дня живёт, в первой половине июня, как сейчас. Кто её проглотит... ну случайно, на лету, всё, дня два потом как с ума сходит. Мужик без бабы не может, а баба без мужика. Только здесь в наших местах такая водится, и только три дня в году. Потом то ли дохнет, то ли засыпает до следующего года. Помню, мы по молодости их в пироги запекали и девок угощали, так они потом...
— Так ты, что его тоже угостил?- хмуро перебил Шутов.
— Да ты что... случайно, наверное, проглотил. Я ему третьего дня говорю, пойдём сети проверим, а он, не могу, говорит, бабу хочу, мочи нет... и бегом на сопку, с неё на другую. Я вижу такое дело, говорю ему, вон вдоль берега беги, там через пять километров турбаза... там всегда, говорю, есть которые дают, а уж солдату-то всегда...
— Ты что старый рехнулся!? Где теперь его искать!? — закричал Шутов.
— Да не боись, сам вернётся... Всё одно не удержать было. Я его туда куда надо направил. А то убёг бы чёрти куда, ещё ссильничал кого. И сам бы срок схлопотал и тебя с ног до головы...
Не сразу до Шутова дошло, что старик поступил, пожалуй, верно. Петренко действительно на следующий день вернулся, и с "рыбалки" его тут же убрали. Послали другого, но он тоже по "протоптанной" тропке стал отлучаться на турбазу. На этот "боевой" пост нужен был особый солдат, который ни за что не бросит вверенный объект, останется верным приказу и уставу. Таким являлся рядовой Швайгерт.
Самсонычу новый напарник сразу пришёлся не по душе.
— Не человек, а механизм какой-то. Спрашиваю, ты водку пьёшь? Могу, говорит, но сейчас не положено... Говорю, ты с бабами то гулял? То же самое, сейчас не положено. Во... Ганс он и есть Ганс.
— Зато я за него спокоен. Для него приказ первое дело. Он настоящий немецкий солдат,— выражал свой взгляд Шутов.
— То-то и оно... Только мы таких вот настоящих били, хоть и приказы не всегда выполняли,— наставительно произнёс Самсоныч и недоброжелательно поглядел на Шутова, дескать, как же ты русский офицер можешь немецкими достоинствами восхищаться.
Но Шутов не зацивался на итогах Отечественной войны, а немцев искренне уважал, считая, что у них многому можно поучится, и не только у западных, но и у своих, советских немцев.
Так Швайгерт окончательно утвердился в роли дивизионного рыбака, а вот Самсоныч... Старик не выдержал и в один из приездов Шутова заявил, что с этим фрицем больше не может оставаться ни дня. Он умолял Шутова прислать другого солдата, русского, хохла, хоть чучмека по-русски не разумеющего, но чтобы имел хоть какую-нибудь, как это потом стали называть, вредную привычку, хоть маленькую, курил например, или мог поговорить за жизнь... Шутов был неумолим и Самсоныч сбежал, плюнув на договорённость и обещанное денежное и материальное вознаграждение в виде нескольких ящиков тушёнки, сгущёнки, танковой куртки...
Впрочем, Швайгерт уже настолько освоился, что со всем рыбным хозяйством вполне управлялся один. На лодке он проверял поставленные в заливе сети, вынимал рыбу... При нём уловы резко выросли, ибо не одна рыбина не уходила налево, чем частенько грешил Самсоныч. Шутов не мог нарадоваться на своего нового "рыбака", удивительно неприхотливого, который совершенно не страдал от одиночества... Машина с дивизиона приходила два раза в неделю, привозила хлеб, консервы, крупу и увозила рыбу.
На "рыбалку" наведывались старые "клиенты" Самсоныча, те которым он по дешёвке продавал рыбу... Солдат был вооружён старым дробовиком, и любители халявы "повернули оглобли". В одну из июльских ночей, они предприняли попытку срезать сети вместе с уловом...
Лодка подплыла осторожно, но тихого плеска вёсел оказалось достаточно, чтобы разбудить чутко дремавшего в своём шалаше Швайгерта. Он прыгнул в лодку и что было сил погрёб, благо лодка с грабителями «подсвечивалась» как отражённым от воды, так и прямым лунным светом. Те не испугались, не без оснований считая ночь своей союзницей, к тому же были на "поддаче".
— Бросить сети и покинуть район акватории принадлежащей воинской части!- четко, как говорилось на инструктаже, скомандовал Швайгерт.
Любители даровой наживы увидели длинную, сухопарую фигуру солдата в коротком драном бушлате, из рукавов которого торчали тонкие руки... Мужики, их оказалось трое, при виде этого зрелища дружно рассмеялись.
— Греби отсюда, жердь фашистская, а то мы тебя сейчас немножко будем топить,— они отлично знали, кто караулит сети и били по национальному достоинству... По немецкому достоинству в СССР можно было бить не опасаясь расплаты... не то что по какому-нибудь гордому южно-нацменскому.
— Приказываю покинуть акваторию, иначе открываю огонь,— Швайгерт поднял ружьё.
Ночные воры конечно знали, что ружьё заряжено дробью, но оно в руках немца, а немец всегда выполнит приказ. Русский может подумать, раскинуть мозгами... Немец в таких случаях действует автоматом.
— Считаю до трёх... на счёт три стреляю!
Перспектива получить дроби, а то и пойти ко дну вместе с продырявленной лодкой, оказаться в воде и, не дай бог, запутаться в сетях, враз отрезвило мужиков.
— Эй ты... Ганс... ты того, не вздумай, под суд пойдёшь если утонем... Всё, уходим, подавись своими сетями... всё!...
3
И всё-таки Шутов был вынужден забрать Швайгерта с "рыбалки". После ночной попытки срезать сети он за него испугался. Ведь его могли подстеречь на берегу, отомстить. Майор отправил на берег другого, а Швайгерту объявил десять суток отпуска за отличную службу...
После отпуска Швайгерт, в отличие от прочих, продолжал служить так же как и до. Даже прослужив год, он продолжал трудиться как "молодой". Произведённый в сержанты, он претворял в жизнь армейский девиз "Делай как я", а не "Делай как я говорю". Последнего придерживались не только большинство других сержантов, но и многие офицеры. "Дедом" он стал тоже не типичным, не унижал, не заставлял молодых стирать свои портянки... но мог показать как их надо стирать, как навёртывать, чтобы не натереть ногу. Он личным примером учил, как надо держать в руках лопату, лом... как выполнять ружейных приёмы, упражнения на перекладине и брусьях. Он всё умел, а чего не умел, научился за время службы. Он уволился в звании старшего сержанта, в поощрительную партию. Не чающий в нём души Шутов, хотел "сделать" ему самое весомое поощрение для военнослужащего срочной службы, принять кандидатом в члены КПСС. К этому поощрению всеми правдами и неправдами стремились начинающие карьеристы, рассчитывающие выжать из своей службы все возможные "дивиденды". Швайгерт поблагодарил... но отказался. Сказал, что тогда дома ему как партийному обязательно навесят какую-нибудь должность, а он просто хотел работать... он любил работать. По той же причине отказался он и от права льготного поступления в ВУЗ... Он не хотел учиться, он хотел жить в деревне, своим домом, на земле, и более ничего, никаких карьер делать не хотел – редчайший экземпляр среди советских человеков.
Старший сержант Эдуард Швайгерт уволился осенью 1976 года. В 1977 он женился, на немке, своей односельчанке, а в 1978 у них родился первый ребёнок, сын. Они с женой много работали, но разбогатеть в советском колхозе даже работая "по чёрному" было нельзя. Для этого надо было "по чёрному" воровать. Зато в колхозе все были равны, никто не выделялся (кроме, конечно, начальства и кладовщиков), только кто-то при этом вкалывал, а кто-то пил да песни пел...
Перестройка ситуации не изменила, зато приоткрылся "железный занавес" и советские немцы стали потихоньку собираться на землю своих далёких предков, в фатерлянд. Одна, вторая семья уехали... Когда Союз рухнул, жить и работать в колхозе стало совсем не в моготу, а уходить в фермеры... в Сибири, тем более для немцев это оказалось очень сложно. Засобирались в Германию и Швайгерты. Но, пока суть да дело подошла пора служить в Армии сыну Эдуарда Виктору. Пришлось ждать, когда он отслужит. А служил он на Дальнем Востоке, в погранвойсках...
4
Ефрейтор Виктор Швайгерт вместе с начальником заставы совершали контрольный обход расположенных на границе "секретов". Начальник — молодой старший лейтенант... Да, да на майорскую должность, на заставу, на такой сложной границе как китайская, назначили старлея...
Назначили не потому, что был он какой-то особенный или блатной... Просто ставить больше оказалось некого. После развала Союза с офицерами в погранвойсках, особенно на заставах стало туго. Ведь мест, где "погранцам" служить было престижно, относительно спокойно и тепло: границы с Польшей, Чехословакией, Венгрией, Румынией... Этих границ не стало. Единственной "человеческой" границей остались рубежи с Финляндией и Норвегией... но там приходилось, что называется "сопли морозить". Тем более никто не хотел "гнить" на вновьобразованных южных границах с бывшими "братьями", и традиционно "тяжких" границах с Монголией и Китаем. К тому же социальный и материальный статус офицера в девяностые годы настолько упал, что в военные училища при конкурсе полчеловека на место приходилось уже не отбирать, а брать под ряд... и пытаться сделать из них офицеров. Но из плохого полена и Буратино не получится.
Во время обхода старлей с ефрейтором спугнули двух нарушителей с китайской стороны. Они перешли пограничную речку, чтобы ловить лягушек, являющихся в Китае дорогим ресторанным деликатесом. Своих они почти всех уже переловили и съели... Нарушители побежали в разные стороны. Начальник заставы приказал ефрейтору преследовать одного, а сам устремился за вторым...
Ефрейтор Швайгерт догнал своего нарушителя у самого брода. Действуя строго по уставу, он сделал предупредительный выстрел в верх, заставив китайца остановиться... Когда тот повернулся и что-то бормоча стал приближаться, держа одну руку за спиной, ефрейтор не стал играться в героизм, а дал короткую очередь по ногам нарушителя. Тот взвыл, упал и выронил нож. Швайгерт связал ему руки и только после этого перевязал...
Начальника заставы нашли на следующий день... Он был обезоружен и убит... убит из своего же пистолета...
Старший сержант Андрей Швайгерт уволился в 1998 году, а в 2000-м вся семья преодолев массу препонов в основном из-за того, что Виктор как бывший солдат Российской Армии, будто бы мог являться носителем каких-то страшных государственных тайн... Но времена были уже не советские, с Германией отношения хорошие и Швайгертов в конце-концов выпустили...
5
— ...Значит уезжаете?- Шутов вытирал слезившиеся не то от воспоминаний, не то от болезни глаза.
— Да... вот так. Брат уже пять лет как под Ганновером живёт, нас ждёт,— Эдуард такой же мосластый, как и в молодости, указал на расположившихся в зале ожидания своё семейство, жену по-сельски крепко сколоченную немку и трёх детей, сына, копия отец, и двух дочерей, значительно более хрупких и миловидных чем мать.
— А вы кого-то встречаете... или провожаете?
— Да... дочь вот проводил... Она со своей семьёй за границу поехали, в отпуск
— Сколько лет прошло... я вашу дочь ещё девочкой помню. Я же на школьной машине часто с ней ездил, она в школу, а нас на рыбзавод работать возили... — Эдуард с удовольствием вспоминал эпизоды своей службы... — А как супруга ваша?
— Да болеет... вот даже дочь не смогла проводить, мне одному пришлось. Мы то уж старики... А почему уезжаете-то... что плохо стало на Родине?- осторожно осведомился Шутов.
— Не хотели мы ехать... а надо,— Эдуард смущённо замолчал, улыбка сползла с его лица.
— Понимаю,— тяжело вздохнул Шутов.- Не хочешь, чтобы твои дети также как и ты вторым сортом себя чувствовали? Но ведь не все же так к вам относятся, ты же знаешь?...
— Не все, но таких как вы, по пальцам перечесть,— опустив глаза, тихо ответил Эдуард.
— Ну что ж тут поделать... ты не думай, я всё понимаю. Это всё пропаганда проклятая, как завели шарманку после войны, после сорок пятого, так до сих пор остановить не могут.. Раз немец так сволочь, фашист... Народ у нас больно уж на пропаганду падок... – Шутов словно оправдывался перед Эдуардом.- Моя бы воля, я бы всё сделал, все условия вам... Извини, такая уж у нас страна, труд здесь никогда в почёте не был, а вот бандиты... про них всегда песни слагали. Эх моя бы воля,— Шутов ссутулился и сразу из молодцеватого отставника превратился в немощного старика...
В глазах старого служаки стояли слёзы, сквозь них он наблюдал, как его солдат и другие немцы уезжали из Шереметьева. А через Внуково, Домодедово, аэропорты многих российских городов, железнодорожные вокзалы, по автодорогам в Россию с юга им на смену валом валили другие нерусские люди. Только вот в отличие от русских немцев честно работать здесь, любить и защищать эту страну… В общем, это были совсем другие люди.
27 декабря 2011 года 05:36:56
Виктор Дьяков | v195251@mail.ru | Москва | Россия

Мари Шансон
А НЕ ПОШЛИ БЫ ВЫ ВСЕ НА ...
(черновик, возможны координарные правки)
ЭПИГРАФ: «Чтобы стать умным, достаточно прочитать всего 10 книг, но чтобы найти их, нужно прочитать тысячи.»
(Автор неизвестен)
Я держу в руках книгу Райнгольда Шульца «Слёзы и грёзы». Это документально-художественная повесть о судьбе российской немки Лидии Ивановны Попп (дев. Даневольф), рож. 31.03.1926 года в городе Бальцер. Перед тем, как прочесть книгу, мне стало интересно, войдёт ли эта книга в те десять, которые нужно прочесть, чтобы стать умным. Дочитав до пятидесятой страницы (а всего 216 страниц с иллюстрациями Светланы Видергольд(ц?), фотографиями из семейного архива, с географической картой изнчальной сельской местности Поволжья, с родословным деревом семьи Даневольф, аннотациями к книгам Райнгольда Шульца и с объявлением от автора «Разыскивается!»), – я вспомнила ДРУГУЮ книгу: Джон Паркин «F_u_c_k It.», что в переводе означает: «Послать всё на…»
Из книги Джона: «Только начните говорить «а пошло все на…», и эти слова, как современная магическая мантра, изменят всю вашу жизнь. Посылать все на… очень приятно. А перестать мучиться и наконец начать делать то, что хочется, наплевать на все, что говорят окружающие, и пойти своим собственным путем,— просто волшебное переживание». А также мистер Паркин говорит: «Мы посылаем всё на... отказываясь делать то, что не хочется... Мы посылаем всё на… когда наконец-то делаем то, чего раньше себе не позволяли... Мы посылаем всё на... потому что жизнь слишком перегружена смыслом, а смысл – это боль... »
У Лидии Ивановны Даневольф очень тяжёлая судьба, а книга – исповедь человека, испытавшего всё: и голод, и холод, и издевательства нашего советского государства. Тяжёлый до изнеможения физический труд, полная ликвидация нажитого добра, невыносимые человеческие условия, отлучение детей от матери, унижение и уничтожение человеческого достоинтсва, самое ужасное отношение, как то «господин-раб», Родины-мачехи к своим трудолюбивым и покорным детям, смерть родных и близких людей – вот причина, по которой главная героиня книги взяла в руки «писательское перо». Райнгольд Шульц пишет: «Современная Россия — самое антисоветское государство в мире. Зачуханный стал народ, опустился, осатанел. Внутренний духовный мир человека через деньгии сатана разрушил до основания... Беда России не в дорогах и не в дураках, а в дураках, указывающих дорогу». Отчаянье и боль в воспоминаниях Лидии: «Екатерина Вторая от имени государства Российского обещала немецким колонистам право выезда из России в любое время и со всем нажитым капиталом. А вот наше государство слово своё не сдержало. И даже прощения не попросило!» В книге приводится очень много фактов, рассказов очеыидцев, описание судеб других семей департированных немцев. Сложные жизненные ситуации, лишения и горе не сломили главную героиню. Её мнение таково, что все отъезжающие немцы были очень недовольны. Всенародная обида была видна повсюду. Все хотели как можно скорее расстаться со своими мучителями и вымогателями. Это надо же: столько лет гноили и обзывали «фашистави», а как ехать на этническую родину в Германию – сплошные палки в колёса. Выезжающих немцев граюили не только в домах, но и на вокзалах, и в поездах. Очень обидно и нестерпимо больно за всех ограбленных и безвинно погибших.
В книге приводится очень много примеров, что сделали для России немецкие учёные, музыканты, исследователи, писатели, офицеры. Последние же главы «Германия», «Немцы», «Русские немцы», «Гиссен», «Бюрократия», «Язык», «Братья по крови», «Местные», «Юбилей», «Шок» и «Медицина» – о жизни в Германии. В 2010 году Лидия Ивановна потеряла мужа, с которым воспитывала шестерых детей. Она – мать героиня, он – победитель социалистического соревнования 1975-го года, ветеран труда 1984-го года. В 2011 году Лидия Ивановна справила своё 85-ти летие. В Германии живут и трудятся пятеро её детей. У неё есть10 внуков и 13 правнуков.
Да, в России за каждую копейку приходилось расплачиваться потом и кровью. И то – за трудодни ставили всего лишь палочки... В Германии же, не работая ни дня, пожилая чета Лидия с Андреем Даневольф получала такую пенсию, на которую можно было спокойно жить и не нуждаться ни в чём.
После депортации память о немцах стёрли со всех географических карт страны, Бельцер, где жила Лидия Ивановна, переименовали в Красноармейск. В конце 80-х годов советские немцы начали движение за возрождение Республики немцев Поволжья, за свою реабилитацию, за возвращение на Родину, на Волгу. Пьяный Ельцинвзамен предложил военный полигон на Капустином Яру: «Пусть снаряды выкапывают. И Германия пусть поможет... » Райнголтд Шульц пишет, что сейчас на том месте, где был городок Бальцер всё находится в ужасном состоянии, сплошная нищета, из фабрики сделали базар, заводы не работают, речка превращена в помойку, улицы не подметаются, всё разломали, разворовали, растащили, из десяти улиц остались только две, люди мрут, как мухи, спиваются не дожив и до пятидесяти лет, старое кладбище забито до предела.
К успокоению совести можно добавить, что внаше время уже много написано о депортации советских немцев, эту тему глубоко осветили такие известные писатели, как Виктор Дизендорф, Герхард Вольтер, Герольд Бельгер, Гуго Вормсбехер, доктора исторических наук Ирина Черказьянова, Николай Бугай, доктор филологических наук Елена Зейферт; поэты Вольдемар Гердт, Нелли Ваккер, Генрих Шнайдер, Эдуард Альбранд, Лео Майер, Агнесса Гизбрехт. Память – вечна. А боль – не утихает и не утихнет никогда. Может быть, не всегда будет так тревожно на сердце, как пишет Евгений Евтушенко:
И все тревожней год от году
кричат, проламывая мрак,
душа — душе, народ – народу:
«Зачем ты так? Зачем ты так?»
Прочитав книгу Райнгольда Шульца, я задумалась. Лидия Ивановна всегда мечтала написать книгу. Однажды она передала рукопись в Москву. Не дождавшись никакого ответа, Лидия Ивановна решила, что рукопись потерялась или её «потеряли» специально. Но, как говорится, «стучитесь и вам откроется». Книга вышла, и, благодоря внутреннему голосу сильной и мужественной героини «А не пошли бы вы все на... » — мечта российской немки из Гиссена осуществилась, а её воспоминания о тяжёлой судьбе российских немцев, надеюсь, найдут своего читателя.
28. 12. 2011, Мари Шансон, Мюнстер
28 декабря 2011 года 20:05:53
Шансон |

* * *
кординальные :-)))
28 декабря 2011 года 20:09:42
Шансон |