Из-за растущих одним целым, переплетённым участком осинок и березок не прохождение, а скорее продирание через низко нависшие к земле ветви этого участка проходили в минуту по чайной ложке, по несколько осторожных шагов в сторону звонкого бурчания лесного ручья. Чаща хранила вдобавок ко всему сухой полумрак, резко отдающий почему-то пряным укропом с легким оттенком прелого папоротника на послевкусие и расплавленной от духоты до жидкого состояния янтарной вишневой смолы.
Надоевшая хуже пареной редьки липкая, как в настоящих джунглях, нестерпимая духота и невиданная невооруженным глазом микроскопичная пыль, какофония непонятных звуков и шорохов, накатывающая волнами с позывами рвоты усталость — главная причина возникновения галлюцинаций в зоне жесткого отчуждения. Нужно быть предельно осторожным и собранным, отправляясь в такое авантюрное по сути путешествие, которое легко может превратиться билетом в один конец.
Молодой человек замер, стряхивая вращением головы крупные капли пота, которые, не касаясь перепрелой почвы, растворялись в дрожащем мареве оттого, что оказался на краю крохотной поляны, избавленной кропотливым трудом от кустарников и деревьев до подножия огромного многовекового дуба.
Корневище лесного исполина покрывал неестественного изумрудного колера сфагнум, по толщине не уступающий мягчайшему персидскому ковру ручной работы. Почти на границе завершения мха, сложенный из прокопченных полевых камней, примостился очаг, наполовину заполненный еще дымящимися углями среди серого остывающего пепла. Там и сям поверхность камней покрывали жирные на ощупь и бурые кляксы не то смолы, не то пролитой крови.
Незамеченный сразу, стоящий перед очагом высокий незнакомый мужчина, вскинув руки-птицы к небу, совсем неслышно бормотал слова молитвы или заговора, покачиваясь в такт своему жаркому песнопению. От произнесенных непонятных слов густел и начинал дрожать воздух. Вспыхивающие в нем искорки походили на любопытных светлячков, пытающихся раствориться в лесном сумраке, оставив после себя лишь кусочки живого света.
Треснувшая предательски под ногой сухая веточка прервала таинство древнейшего обряда. Огоньки пропали, пространство вокруг сделалось жидким и бесформенным, а одетый в темное одеяние из различных корешков и трав, умолкнув на звенящей, натянутой до предела ноте, стремительно обернулся. Из узких желтых глаз полыхнул гневный огонь, превратившийся в горящий ярко малиновый шар, размером в мяч для игры в большой теннис, который неотвратимо двигался в сторону кощунственно нарушившего сакральный ритуал.
От невыносимой вспышки лейтенанту пришлось прикрыть глаза. Откуда-то слева совсем по-человечьи запричитала в голос кукушка, а потом рядом с дрожащей рукой полыхнул высохший до хруста валежник. Очень быстро занялись худые ветви молодых, стоящих поблизости лишайных коростливых сосенок. И как в китайском квартале на Рождество, подражая пороховым петардам, звонко захлопали недозревшие шишки. Сочный мягкий мох сначала негодующе потемнел, а затем вытолкнув пару раз из толстых своих недр едкий дым, чередующийся с маленькими огненными язычками, начал опадать, теряя упругость, легко превращаясь в алеющий пепел.
Несколько минут назад на этом месте стояла тишина, которую можно было накромсать ломтями, а теперь бушующее, пожирающее без памяти пламя, растущее прямо на глазах, издавало резкий вой голодного и раненого зверя, поднимаясь выше и выше с огромным желанием опалить небесный свод.
Сплошная линия огня легонько коснулась величественного реликтового можжевельника и бедолага вспыхнул невиданным ранее жарким огнем, разбрызгивая искры в стороны, как огромная палочка настоящего бенгальского огня, зажигаемого детьми в праздничный вечер возле наряженной елки. Горящая смола различных пород деревьев забивала восприятие различать в которой стороне находится спасительный ручей, а первобытный страх перед огнем парализовывал любые попытки выбраться отсюда.
Гудящее, ревущее, похрустывающее сучьями и ветками огненное существо, раскинув по сторонам безразмерные горящие объятья, двигалось огромными шагами, тем самым отрезая молодому стражу порядка дорогу к наполовину выгоревшему с дымящимися бережками, умирающему потоку. Кроме того, умные лепестки всесущего живого, неподвластного никому пламени начали забегать за спину человека, образуя горящую правильную окружность, закрывая возможность вырваться из огненного кольца.
Ужас, ударивший прямым в голову, заставил сердце работать на максимальных оборотах, увеличив тем самым возможность мыслить намного быстрее и образнее. Тысячи кадров картинок пронеслись за такие же вспышкой рваные мгновения, но ничего нужного, чтобы пригодилось в данной ситуации, не нашлось.
В широко расширенных от адреналина зрачках плескалась раскаленная до бела огненная стихия, а обезумевший мозг все еще пытался решить задачу с тремя неизвестными, не имея на это решение уже никакого времени. И, когда надежда покинула оцепеневшее тело, прямо через ревущее пламя в точку над переносицей проник спокойный убедительный старческий голос.
— Слушай меня, страж, успокой дыхание и бешеный ритм своего сердца, а иначе оно не выдержит такой изнурительной скачки. Закрой глаза и постарайся представить плавное течение реки, легкий вечерний ветерок и густой туман, разлившийся парным молоком за околицей деревни. Закрой глаза, иди на мой голос, страж. И ничего не бойся, ибо я владею этими местами, прошлым и настоящим, жизнью и смертью.
Дым, пропитанный оттенками еловых корней жгучего аира и переспелого хмеля, коснулся коленей стоящего в горящей окружности пленника, голова которого отказывалась что-либо понимать, тем более соображать. И, прежде чем провалится в спасительную глубину обморочного спасения, теплая невидимая ладонь закрыла широко открытые глаза, а обмякшее тряпичное тело подхватили сильные заботливые руки некого существа. Время остановилось, навалилось беспамятство.
Он пришел в себя, сидя за рулем работающей на холостом ходу машине, хотя до этого был точно уверен, что вынул ключ зажигания, когда покинул ее салон. Форма еще хранила присутствие пожара и некой нектарной сладости. Часы вообще показывали что-то несуразное и безразмерное. Рация угрюмо молчала. Нигде и ничего не горело, и не полыхало, лишь за лес садился расплавленный за день солнечный диск, подталкиваемый нетерпеливыми грозовыми тучами.
А через несколько секунд удушливый воздух, как прохудившуюся тряпицу, разорвал одним махом тяжкий удар грома. Спаренно ударили две фиолетовые молнии, разбивая остатки наваждения. На лобовое стекло упала первая тяжелая капля.
На соседнем сидении лежала забытая кем-то веточка лесной земляники. Три рубиновые ягоды почему-то были перепачканы снизу дурманящей ноздри янтарной жидкостью, липкой на ощупь и темно-влажной, как те камни очага, увиденные в полубреду в неизвестном месте и временном отрезке. С носа на форму алыми сочными кометами падали капли крови. Они были неотличимо похожи на лежащие рядом спелые ягоды земляники.
Как поговаривают старики, Хозяин не любит непрошенных гостей и хорошо прячет непонятные никому неразгаданные тайны в дрожащих сумерках на дне сырых многочисленных лесных оврагов, под горами валежника, старательно укрытыми лохмотьями утреннего тумана или непрозрачным миражом в полдень. Он никогда не оставляет в живых свидетелей увиденного или нечаянно подсмотренного, но и в зоне отчуждения порой возникают свои прецеденты и тогда молва приукрашивает слухи, будоражащие людей, и разрешает им остаться в памяти народной красивым сказанием. Но опять, только с разрешения Хозяина этих забытым богом мест. Сергей Брандт, 16.06.2017 |