НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОТ АВТОРА
Где автор немного извиняется перед читателем и считает нелишним отметить то небольшое обстоятельство, что весь его сборник рассказов «Город в тумане» почти полностью (кроме пожалуй «Небольшого рассказа…») был составлен из рассказов 2010 года, т.е. после довольно большого перерыва в работах прозаического порядка (почти все 90 и начало 2000 — х я очень много и серьёзно работал над своими стихами (да, и ещё у меня как у старого рок-музыканта в начале 90 был ещё и свой блюзовый проект «Блюз Дримерс»)), и снова взяться за серьёзную прозу я решил в начале 2010 года и перед этим рассказом (или маленькой повестью) я решил сделать это небольшое авторское вступление, т.к. эта вещь была первой работой, написанной после почти 20 перерыва, и в ней как и почти во всех этих ранних рассказах, написанных в жанре фентези присутствуют и «поиск пера», и «становление руки» и поиск своего стиля и сюжета… Да, и так как этот рассказ был написан первым, то автор просит читателя судить его не слишком строго, и простить автору то что где-то может быть заметы и авторский поиск, и «своеобразная проба пера»… ФАНТАЗИЯ НА СВОБОДНУЮ ТЕМУ ,
ИЛИ ПОВЕСТЬ, КРТОРАЯ НИКОГДА НЕ КОНЧАЕТСЯ …И людно было
на базаре у самого
подножия горы… 1
Уже набежавший вечер поглощал скалы и прибрежные окрестности, скалу на берегу озера, низко нависшие облака и прибрежную рябь. День вышел не очень удачный, и по дороге домой вспоминались несколько довольно посредственных встреч да и пожалуй ещё и разговор с заплаканной девицей в довольно дешёвом кафе, на котором закончилось в этот день его посещение городка, и дорога домой под жарким уже солнцем.
Ещё недалеко от города навстречу попался совершенно не знакомый ему рыболов, который окликнул его почему-то по имени и спросил который сейчас час. Когда он ответил, рыболов, поворчав что улов сегодня не очень важный, а добираться сейчас стало очень накладно повернулся к небольшому просёлку, отходящему от большой дороги, и ярко сверкнув часами, которые распрекрасно сидели у него на запястье стал удаляться в сторону от большой дороги, неслышно на ходу сетуя о чём-то непонятном.
Дорога дальше была довольно скучная и однообразная, приходилось иногда останавливаться на небольшие привалы и перекуры, но в одном месте, недалеко от дома его ждал ещё один сюрприз.
На обочине дороги, на самом её краю на искусственном возвышении на аккуратно насыпанном конусообразном холмике поблёскивал на солнце и возвышался над травой и черникой гладкий, начищенный до блеска и отражающий солнечные зайчики самый настоящий (и очень даже хорошо сохранившийся) примус. Когда он к нему приблизился, и солнце не стало больше щемить глаза, то тогда он с удивлением увидел что на боку этой достопримечательности была аккуратно выведена тёмно-синей нитрокраской дата: 1986 год.
— Ого, присвистнул он, приподнял примус и осмотрел его со всех сторон. Примус оказался заправленным, и находился во вполне рабочем виде. — Эге, присвистнул он, приподнял примус и ещё раз его осмотрел. Примус оказался заправленным и находился во вполне рабочем виде.
— Эге-ка, кто это такими редкостями стал здесь разбрасываться? — пошутил про себя Андрей и решил что возьмёт этот редкий лесной экспонат с собой, ведь и год сейчас стоит гораздо больший, и соседи его наверняка удивятся увидев такой странный подарок от леса.
Так что примус он довольно ловко вложил в свою дорожную сумку, которую всегда брал с собой в походы и стал подбираться к последнему этапу пути к дому, стоявшему на большой скале на берегу озера и поглядывая на уже низкое солнце.
Уже подходя к большой скале на которой стоял дом, на повороте дороги у небольшой рощи солнце отразившись в одном из верхних этажей на несколько секунд ослепило его, и он минут пять стоял и разгонял тёмные круги в глазах от яркого отблеска, которые медленно исчезали в небытие где-то в ложбинах травы у дороги.
Когда он поднялся на скалу, солнце уже почти село за темнеющую кромку леса на том берегу озера и дом, стоявший на вершине большой скалы над берегом отражал многими окнами весьма яркие блики заходящего солнца.
Подойдя к дому он прошёл мимо нескольких подъездов с хлопающими дверями, и завернув за небольшой угол оказался у своего с хлопающей и непослушной дверью и вечно потушенной лампочкой на лестнице.
Приоткрыв дверь он на всякий случай несколько раз щёлкнул выключателем, но должного результата добиться было невозможно: свет на лестнице не горел уже три недели. Неспешно и немного устало придерживаясь перил он поднялся на третий этаж и остановился около двери, ведущей в его покои. Немного покопавшись в кармане с ключами и щёлкнув брелоком-фонариком он открыл дверь и вошёл в своё жилище.
Включив свет, осветивший небольшую комнату, обклеенную цветными плакатами и афишами он подошёл к дивану, изрядно потрёпанному и видавшему видимо многие виды, и теперь аккуратно стоявшему в углу комнаты плюхнул в угол свою дорожную сумку, растянулся на диване подложив под голову небольшую подушку, и через пять минут уже крепко спал.
Жилище его имело довольно-таки простой, и пожалуй что не очень притязательный вид. Рядом с диваном стоял низенький журнальный столик, весь заваленный журналами и фотографиями поверх которых покоились две чашки с кофе, одна наполовину недопитая стояла с самого края, куда пихнула её уходя Ольга, и естественно где-то рядом приютилась и турка для кофе. Напротив дивана находился довольно старый DVD, чуть подальше стоял шкаф, вероятно успевший поменять довольно большое множество хозяев, и упирался этот угол в застеклённую дверь ведущую на кухню, в которой сквозь приоткрытое окно попадало немного света заходящего солнца и немного небольшого сквозняка, ворошившего на полу газеты и журналы.
На кухне имелся небольшой кухонный стол, заваленный всяким мелким хламом, рядом высилась газовая плита с двумя комфорками, а напротив под самым окном блестел серебристым светом довольно солидный музыкальный центр с двумя большими серебристыми колонками.
Да, таковы были эти покои, в которые Андрей въехал два года назад. Но сейчас он крепко спал, растянувшись на диване. Солнце уже зашло, небо было тёмным…
…Где-то около двух часов ночи окно с шумом отворилось от неожиданного порыва ветра, стукнуло створкой об раму, по комнате прошло небольшое дыхание сквозняка и Андрей почувствовал, как кто-то теребит его за плечо, и какой-то таинственный голос под потолком шепчет ему на ухо: «Вставай, вставай, тебя уже ждут, ты должен проснуться»…
Андрей приоткрыл глаза, приподнялся, и присел на диване… Да а та картина, которая предстала перед его взором вызвала вообще-то у него желание ещё раз проснуться, но к сожалению, и к чувству небольшой, но понятной испуганности поморгав немного глазами и ущипнув себя за ухо он вдруг понял, что всё это вообще-то бесполезно… Да, просто вместо своей привычной комнатушки он сидел уже как-бы в каком-то большом, если даже не огромном, как сначала ему показалось зале (если конечно пожалуй так только можно было назвать этот высокий, огороженный огромными скалами огромны каменный каньон, с четырёх сторон окружённый уходящими далеко-далеко вверх каменными вершинам), очень часто испещрёнными разнообразными многовековыми скалистыми выступами и отметинами и небольшими кварцевыми прожилками…
Высоко вверху, где-то в высоте над теряющимися в ночной темноте стенами колодца довольно ясно виднелось ночное небо, украшенное небольшими, но весьма яркими россыпями звёзд. С удивлением для себя Андрей заметил, что сидит он в ровном и гладко отполированном каменном кресле, очень удобном и стоявшем в небольшой нише, аккуратно вырезанной в каменной стене и уходящей высоко вверх.
Днище этого колодца было тоже, естественно каменным, ровным и местами даже отполированным, и почти повсюду усыпанным разными осколками горной породы, мелкими камнями и многовековым слоем каменной пыли, сквозь которую проглядывал непонятный, но заманчивый и загадочный узор, поблескивавший в темноте непонятным мерцающим цветом-отсветом, сохранившимся пожалуй в этом месте вполне вероятно что сквозь многие века…
С удивлением оглядывая всю эту необычную картину, представившуюся его удивлённому взору, Андрей поудобнее устроился в своём каменном кресле, и подумал, что неплохо было-бы чего-нибудь попить… Но среди безлюдной картины в этом месте среди камней, усыпавших пол этой залы его взгляд с сожалением отыскал лишь осколок медной чаши, лежавшей недалеко от него, и который, как он почему-то подумал, вероятно был когда-то каким-нибудь кубком. Вокруг царила прохлада и ночь. Вдруг, в середине зала почувствовалось какое-то движение, какой-то столб воздуха медленно шевельнулся, поднимая осадок пыли и мелкой каменной крошки, и как он уже совершенно спокойно отметил, стал потихоньку приближался к его месту. Внезапно он почувствовал прикосновение, как будто чья-то большая, холодная, но добрая рука коснулась его плеча, и он услышал в вышине над собой чей-то голос: … «А вот теперь ты пожалуйста пойми, посмотри и запомни всё это, и ещё и то что что я скажу тебе сейчас — что всё это нет, совсем не сон, а на самом деле всё это то, что по праву твоё, что это совсем не тот мир и суета, откуда мы тебя позвали, а это твой дом, твой настоящий дом, который стоит совсем недалеко отсюда, и в каминах которого уже сколько времени горит огонь а на стенах которого горят высокие свечи, и ещё и то что сейчас ты уже стоишь на дороге, которая приведёт тебя к нему, и жди, — он уже ведь давно ждёт тебя, твой дом, дом, дом, дом»… — потихоньку удаляясь сказал ему неведомый сказитель, и по мере затихания этого голоса он почувствовал покалывание многих неведомых иголочек, потом он встрепенулся, и внезапно почувствовал себя свежим, молодым, бодрым и совершенно отдохнувшим. В голове царила необычайная прохлада и ясность, везде царило необычайное спокойствие и тишина. Ещё полтора часа он сидел, откинувшись в кресле и опираясь на отполированные подлокотники в большой, как будто бы давно знакомой тишине, царящей под сенью высоких и холодных стен, и наблюдал за игрой причудливого узора, мерцающего на полу огромной залы, который мерцал во тьме причудливым узором. По истечении этого времени опять он почувствовал как будто бы чьё-то лёгкое прикосновение к плечу, и кто-то тихонько шепнул ему в ухо: «Ну всё, тебе пора уже назад. Пора». Тут-же глаза его начали как-бы сами собой слипаться, он широко зевнул, и голова его упала на плечо: он снова крепко спал.
Когда он проснулся, было около одинадцати часов утра. Он сел, помотал головой, и попытался разобраться в своём сновидении. «Наверное, приснилось», решил он сначала, но картина зала и прочие подробности были так явственны, что он пришёл в затруднение: просто так такого не бывает, но, вроде, если это не сон, то что-же это? Но недолго он пребывал в этой неясности. Выходя из ванной и закуривая сигарету он сел на свой диван, и тут его взгляду попались как раз какие-то непонятные камни, а если точнее, — то какие-то мелкие каменные осколки, лежавшие почти совсем рядом с его ногами. Он нагнулся, осмотрел их, — непонятные камни с небольшими вкраплениями и кварцевыми прожилками и немного усмехнувшись припомнил, что это пожалуй наверное из тех камней, что покрывали пол рядом с креслом, там, где он был сегодня ночью. И тут он посмотрел на свои ботинки: да, они тоже были покрыты довольно заметным немного сероватым слоем каменной пыли, которую он просто никак не мог встретить в своих обычных походах в этих окрестностях и по дороге в городок…
— «Да, интересное приключение было сегодня ночью… Да, и вряд ли это был просто сон. Да, интересно, интересно… Да, ну что-же, и ведь там как будто бы кто-то мне говорил… Да, как будто мне там кто-то говорил, что дальше нужно только подождать… Да, точно, да вроде вот — «Жди, ты уже на пути к нему»… Ну что-же, и пожалуй теперь мне что остаётся только ждать дальнейшего развития событий… Они наверняка скоро дадут о себе знать… Хотя… Хотя — странно всё это, странновато, странновато, вообще то»… — подумал он, выходя из ванной, вытирая голову и закуривая ещё одну сигарету. 2 Чуть позже обычного времени, когда уже кончался день и все события прошедшей недели как-бы уже потускнели в его довольно-таки подуставшем от жары и последних двух дней, проведённых в довольно-таки скучной лени и праздности, валяясь на диване, перечитывая старые журналы и делая ненужные пометки на полях, да, когда эти события как-бы потускнели в его довольно-таки уставшим мировоззрении, он вылез в тень прохлады нависающих деревьев на камни и песок, усыпанный ракушками на берегу озера и неспешно наблюдал как солнце садится за край леса, оставляя красное небо с гроздью облаков разного цвета и формы, которые довольно-таки бесприютно готовились перейти во власть ночи. Пролежав ещё минут двадцать в наступивших уже сумерках он поднялся, ещё немного посмотрел на цветные и немного причудливые краски этого заката и побрёл к горящему нестройными огнями дому. Распечатывая пачку сигарет на подъёме перед тротуаром он немного усмехнулся, и припомнил недавнюю ночную сон-сказку, который приснился ему неделю назад.
«Нет, а пожалуй этот сон был не такой уж и простой», — как бы обращаясь к немного покосившемуся дереву заметил он, и тут-же неожиданная и ясная внезапная волна какой-то свежести и неожиданной прохлады пробежала про нему и он на две минуты погрузился в состояние внезапной ясности, спокойствия и умиротворения. Постояв так несколько минут он отошёл на несколько шагов от этого места и выкурив сигарету с необычайной и несколько неожиданной даже ясностью поднялся к террасе и не спеша побрёл к двери своей парадной. Ещё поднимаясь по лестнице он с небольшой улыбкой довольно ясно услышал как в его конуре звонит и заливается выжидательными звонками его старый, и весьма заслуженный телефон и покончив свои обычные препинания с замком он прихлопнул дверь и снял трубку.
В трубке уже обычный, и сегодня немного взволнованный Ольгин голос спрашивал, где он сейчас был и чем вообще он занимается. Он шутя ответил, что ничем. Она тотчас сообщила, что им нужно встретится и сообщила, что скоро приедет. Он повесил трубку, закурил сигарету и сел на подоконник. За окном было уже темно, уже стояла ночь. Он выкурил сигарету, мерно стряхивая пепел в фарфоровую стекляшку-пепельницу, через десять минут выкурил ещё одну, поглядывая на месяц, вышедший из-за кромки леса, усмехнулся подумав про Ольгу — чего это за новость опять вздёрнула её в столь позднее время, и что скорее всего через пол часа она уже будет у него, и что это бывало иногда и лёгкой и нелёгкой, как и все Ольгины истории вылезающие из барометра на четверть ртутного столба в верх, которые её иногда и часто посещают. Он допивал уже вторую чашку кофе, когда за дверью послышалось лёгкое покашливание, лёгкий торопливый стук, и дверь распахнулась, впустив в комнату её прекрасный силуэт.
Её белокурые волосы спадали на ворот плаща прекрасной и нежной волной, её руки были в карманах, её синие глаза были прекрасны, а верхнюю губку своего прекрасного ротика это прелестное создание как-то нервно покусывало. Она вошла, кивнула, подошла к Андрею, поцеловала его в щёку, сказала: «Привет, милый», села на диван, вытащила из пачки сигарету и зажгла её, продолжая нервно покусывать свою прелестную губку. Андрей поставил чашку кофе на подоконник, подошёл к зеркалу, немного причесал свою растрёпанную шевелюру, после чего подошёл к своей даме, сел на корточки напротив неё, и спросил — «Ну, что же с тобой на этот раз приключилось?», на что получил в ответ два всхлипывания носом и последовавший за этим довольно утвердительный ответ, что «почти ничего».
Андрей потрогал чайник, достал ещё одну чашку, насыпал в неё кофе, залил водой и протянул чашку Ольге. Она кивнула, отодвинула прядь волос с лица, и, обжигаясь сделала несколько глотков. Андрей молча смотрел на неё с другого конца дивана сумрачно дуя на кофе и постукивая кончиками пальцев по стеклянной пепельнице. Отпив немного кофе, Ольга вытащила и закурила ещё одну сигарету. Андрей ещё немного помолчал, глотнул уже немного остывший кофе и спросил, стараясь что бы его голос звучал ровно: — «Ну, рассказывай, что там у тебя приключилось, что произошло?» Ольга затянулась сигаретой, глотнула кофе, немного подумала и ответила:
— Да вроде ничего особенно, или почти ничего, если только не считать немного удивительным то, что объявились и живыми — невредимыми и такими-же как раньше наши Дрон и Шорн.
… С тех пор, как десять лет назад они куда-то пропали, не оставив и следа и никого не предупредив, и за всё это время не подавали никаких известий, и все уже давно забыли об их существовании, а если кто-то и вспоминал, то считал их без вести пропавшими, исчезнувшими из мира. Но — вот они и обнаружились, что само по себе было весьма и весьма презабавным фактом…
Когда они жили поблизости городка и вели престранную жизнь, в деловой своей части объявлявшуюся ведением мелкого предпринимательства, открытием и закрытием кооперативов, занимавшихся весьма странными сферами услуг и торговых оборотов, что давало не такие уж большие, но всё-таки какие-то средства для существования их владельцев, весьма поглощённых проведением различных светских банкетов, шутейных предприятий и устроением всяких вечеринок, куда приглашались иногда любые люди, которых им удавалось найти на дороге… Что же ещё касается остальной жизни этих преподобных, то о ней известно вообще-то довольно-таки мало, но надо отдать заслуженное должное, она тоже точно так-же бывала довольно-таки нескучной. Постоянно велись то их разъезды в свет, иногда и какие-то сборы и званные вечера, которые они проводили тоже весьма оригинально и в полную меру их чувства юмора, иногда отмечания в светских хрониках их кое-каких, и совершенно странных внедрений в самых разнообразных уровнях, да, и какие-то странные гости, иногда встречавшиеся в их доме, да, которые непонятно как появлялись и порою так-же непонятно куда исчезали в окрестности их имения, вот что можно было отнести на счёт их житья и обитанья, и как всегда, вспоминая их то и дело появлялась небольшая, но хорошая улыбка.
Андрей, рассеянно глядя в своё отражение в кофейной чашке где-то с минуту промолчал, потом немного усмехнулся и спросил: — «Ну и ну, а это вообще-то пожалуй интересно, да опять они. Да, не соскучишься… Да, и что-же это опять воскресать их угораздило, да ещё и в такое позднее время? Неожиданные гости, неожиданные, правда не нежданные… Да, и когда-же они появились?»
— Вчера вечером, возвращаясь от Алочки я наткнулась в темноте на лестничной площадке на мужчину. Я сначала хотела было закричать, но мужчина бережно обнял меня за плечи и сказал: — О, Оленька, вот так вот прелесть, вот и вы!!!
— А то мы вот уже пол часа вас ожидаем на этой лестнице, да, вот видит Бог, забытое место, по настоящему забытое место и здесь так темно, как в подвалах в библиотеке у Шорна, да, да, Олечка, у Шорна, а я?
А, а я, конечно, а я Дрон, а вы, милочка, нас не ждали? Да, а мы, а мы здесь, и ждём вас, ваши любезные Дрон и Шорн, Дрон и Шорн…
— Так вот, продолжала Ольга, — это оказался Дрон, а с лестничной площадки следующего этажа спускался Шорн с букетом цветов. Ты представляешь, они живы-здоровы и ни капельки с тех пор не изменились!
— Ну, и где-же они все эти годы пропадали? — вопросительно спросил Андрей, медленно поворачивая вокруг оси свою чашку на блюдце.
— Не знаю, — ответила Ольга. — Я три часа с ними чинила кофеварку и пила шампанское с конфитюром, Дрон случайно задел и разбил мой чайный китайский сервиз, и после этого они обсыпали осколки и всю комнату конфетти, мы сходили ещё за шампанским, ой, ты знаешь, как весело всё было! Ну, а потом, а потом… А, о чём я? Да, Андрей, ещё раз, ты о чём меня спрашивал?
— Да пожалуй о том, где-же это они умудрились пропадать всё это время?
— А, да, да, после шампанского мы были все весёлые, Шорн всё время шутил, а Дрон передразнивал телевизор, повторяя мимику ведущих и героев, да, и я решила спросить, где-же они были всё это время. Ну, я и спросила. И — знаешь, что потом произошло? Шорн сейчас-же замолчал, у Дрона сейчас-же слезла улыбка и они замолчали, как в рот воды набрали, и молчали минут пять и я напрасно пыталась спросить, что случилось и почему все стали такими скучными.
Потом, минут через пять Шорн шевельнулся, согнал с лица гримасу и сказал мне: — «Извини, пожалуйста, мы сейчас», зажёг два бенгальских огня, мы взяли ракетницу и пошли в кафе на террасу пить кофе. Ну, а потом… А потом я легла спать, проснулась, собралась и поехала к тебе. И это всё.
Андрей медленно встал, подошёл к холодильнику, вытащил две бутылки пива и протянул одну Ольге, второй рукой ища на полке открывашку. Через пол часа в окно их комнаты можно было увидеть спину Андрея, полоскавшего стаканы и чашки, а потом минут через пять они погасили свет. Была уже поздняя ночь. 3 Проснулся он уже поздно, было около двенадцати часов. Четыре дня прошло со времени Ольгиного визита и два последних дня у него немного побаливала голова, скорее всего от жары, стоящей за окном. Он подтянулся, взял чашку холодного кофе, посмотрел на себя в зеркало, скептически хмыкнул и сполоснулся холодной водой. Да, ведь сегодня ему надо было съездить в город, опустить письмо и разменять кое-какую мелочь. Он лениво зевнул, поставил чайник на стол и стал собирать свою сумку. Спустя два часа он был уже довольно далеко от дома и шёл по тенистой стороне, стараясь избегать прямого солнца. Немного не доходя до города, минутах в десяти неспешного шага лес переходил в небольшую рощу, посередине которой стояла большая гранитная скала, местами покрытая лишайниками и украшенная тремя-четыремя небольшими деревцами, как-то умудрившимися прижиться на её вершине. Он часто задерживался перекурить на этом месте перед входом в город на нескольких небольших, но весьма уютных камнях, лежащих перед самым основанием этой скалы. Но на сей раз он не стал этого делать, а лишь немного замедлил ход чтобы ещё раз взглянуть на это весьма симпатичное творение природы и на эти немного причудливые и весьма живописно разбросанные на земле камни.
Да, и уже подходя к завершающему кряжу этого каменного массива он вдруг краем глаза случайно и с некоторым удивлением заметил, что у боковой стенки скалы как будто бы стоят, метрах в тридцати друг от друга две очень странные и как будто бы одинаковые, немного раскинувшие что-то очень напоминающее крылья какие-то весьма и весьма странноватые тени… Андрей приблизился, оставалось где-то метров в пятидесяти от этого места. Он присмотрелся немного повнимательней — показалось? Да вроде-бы будто бы и нет, вот, вроде и первый, а вот за ним и… Но — где-же они? Но он уже совершенно напрасно пытался хоть что-нибудь высмотреть в этом немного причудливом переплетенье ветвей и деревьев, и на первом месте, где ему померещилось, что кто-то как будто бы стоит, и на втором совершенно ничего кроме немного интересного переплетения ветвей и нескольких больших камней отбрасывавших на эти места весьма своеобразные и причудливые тени просто никого вообще-то не было… Ну что-же да, бывает, — просто показалось, — с небольшой улыбкой подумал Андрей, зевнул и оглянулся на большой камень, лежавший на другой стороне дороги — около него ему не раз попадалась вкусная земляника. Да но как ни странно земляники тогда тоже уже не было, — скорее всего уже досталась каким-нибудь туристам или прохожим… Да, но ничего, ещё будет время пройтись по этому пролеску поподробнее. Да, а неплохое это вообще-то местечко, — и он ещё раз взглянул на эту большую и весьма причудливо стоящую скалу. Ну что-же, а мне-то вообще-то уже и пора… И он закурил и быстрым шагом пошёл по направлению к городу.
Да, а в городе царила обычная уже в это время суета. Он четыре раза пытался дозвониться до Ольги, но, увы это было бесполезно, её не было дома. Он сделал кое-какие покупки, зашёл на почту, опустил письмо. На обратной дороге, возле ларька со всяческой мелочью, куда он решил заглянуть, прямо спиной к нему стоял какой-то мужчина. Когда он подошёл и принялся рассматривать содержание витрины, незнакомый мужчина закашлялся, повернулся к нему лицом и улыбнулся.
Что-то очень знакомое было в его облике, и Андрей секунд на десять застыл, глядя на него и как-бы что-то пытаясь вспомнить, — да, что-то очень знакомое, и какое-то… Доброе было в этой немного странной и чем-то знакомой фигуре…. Когда он тоже немного улыбнулся, и попытался глубоко вздохнуть, этот незнакомец вдруг кашлянул и произнёс:
— Боже мой, боже мой, да это вы, мой юный друг! Сколько лет, сколько лет замыкали этот круг, да уже не скажешь и пожалуй… А вы совсем-совсем не изменились! Совсем-совсем.
Андрей совсем очнулся, вздохнул и заулыбался. Конечно-же, конечно-же, как-же он мог забыть! И хотел вспомнить, но не смог! А всё было так просто, и это был, конечно, Шорн! А сколько лет, сколько лет! Несильное обстоятельство судеб! Но, однако бывает, бывает. Немного отойдя от места встречи они обменялись впечатлениями и рассказами о своих занятиях, повторяя присказку «сколько лет, сколько зим». Потом они заглянули в кафе, немного посидели там и обменявшись телефонами разошлись договорившись о встрече здесь-же через неделю.
Потом Андрей попытался снова дозвониться до Ольги, но, увы, это тоже было тщетно. И он несильно спеша побрёл уже по дороге к выезду из города, пытаясь вспомнить всё ли он сделал что хотел, и ничего-ли не забыл в городе. И уже подходя к новостройкам, возвышающимся перед самым выездом на окраины он вдруг вспомнил случайного знакомого, которого встретил в прошлый раз тоже на выходе из города, и который за разговором за столиком в кафе обещал подарить ему четыре десятка прекрасно сохранившихся открыток ещё довоенного времени, и они договорились что в следующее его посещение городка он обязательно заедет и возьмёт их.
Он порылся в сумке, нашёл записную книжку куда он записал его адрес и недоумённо стал соображать, где-же находится та улица, на которой вроде-бы должен был жить его случайный незнакомец. Нужного решения он так и не нашёл, и решил спросить у кого-нибудь из прохожих, где-же примерно может находится этот адрес.
Ответ нашёлся не сразу, и лишь третий опрашиваемый им встречный с трудом выговаривая слова всё-таки смог разъяснить, где же находится эта улица и как туда можно добраться. Эта корректива была не очень радужна, поскольку этот адрес находился совершенно на другом конце города. Немного поразмышляв и поглядывая на вечереющее уже небо, стоит-ли ещё сегодня тащиться в такую даль он немного поразмышлял и посомневался, но выбор фемиды всё-таки выпал в сторону этого адреса и стопки хорошо сохранившихся и аккуратно сложенных открыток, и он немного задержавшись и посидев в случайной забегаловке с чашкой кофе всё-таки поменял свой маршрут и двинулся на другой конец города. Не спеша, поглядывая на готовящееся к заходу солнце, он медленно пробирался через недра города.
Уже подходя к центру города он вспомнил что ему нужно ещё заглянуть куда-нибудь, и купить несколько почтовых конвертов. Так, неспешно он брёл по городу, предаваясь суетным размышлениям и неспешным наблюдениям. Вот, напротив доброго старого дома прошлого века, очень привлекательного и архитектурного поставили тумбу для афиш, украшенную красивыми разноцветными лампочками-огнями, в двух местах свисавших прямо до земли. Чуть подальше, примерно через три-четыре улицы на углу поставили телефонную будку и рядом с ней торговый ларёк, вроде-бы обыкновенный, но на самом деле очень смешной, как-то с небольшой долей юмора отражающий неказистость местных построек и губернскую уездную простоту. К тому-же, если не в добавок всего соцветия, между ларьком и телефоном стояла непритязательная веха: вроде-бы обыкновенное ведро, но битком набитое разноцветными свежими розами. Оно так и стояло, совершенно неприкаянно, какая-то шутка какого-то безымянного шутника.
Так, не спеша он подходил к другому концу города, уже украшенному закатными красками, как вдруг вспомнил ещё раз что сегодня обязательно нужно где-нибудь купить ещё и несколько почтовых конвертов, да и пожалуй ещё и пару тетрадей для своих заметок. Улица по которой он шёл была застроена новыми домами, во многих из них размещались магазины, кафе и прочие весьма угодные заведения.
Он шёл не спеша, миновав пару магазинов и ресторан и вот ему попалась на глаза вывеска: «Почта», и указатель поворота налево — 200 метров. Он удовлетворительно всхмыкнул, что тогда вроде-бы он ничего не забудет пощупал в кармане кошелёк и направился, как и показывал указатель к перекрёстку, видневшемуся недалеко впереди. Он шёл не спеша, ещё медленнее чем раньше и подойдя к перекрёстку поправил сумку, висевшую за спиной на плече. Дойдя до перекрёстка он закурил сигарету, и стал заворачивать за угол.
Сначала он краем левого глаза заметил какую-то непонятную и скользящую по земле тень, которая растворилась где-то на перекрёстке, а потом его нога задела какую-то арматурину и он полетел на землю, сквозь искры в глазах успев лишь заметить, что почему-то как будто бы стало темно.
… Степан Ильич, затянув окно шторой и включив не очень яркий, но вполне приличный домашний ночник опять уютно опустился в кресло, поправил рядом с телевизором антенну, выправил изображение на экране, с тоской взглянув на блюдо с картошкой и чашкой кофе поуютнее завернулся в одеяло и уставился на экран, мусоля сигарету и обдумывая что сказать его заместителю завтра утром насчёт предстоящей его конторе городской комиссии по некоторым финансовым вопросам, которые ещё не трудно загладить.
Так, уютно и полу-дремля он покоился в кресле, глядя на светящееся цветное изображение на экране, и слушая как жена с чем-то возится на кухне.
Но вдруг окно с шумом распахнулось, ночник сбитый рамой полетел на пол, изображение на экране два раза сильно вспыхнуло, раздался резкий щелчок и вдруг всё погрузилось в темноту.
Очнулся Степан Ильич от того, что он стукнулся обо что-то твёрдое, как будто бы он падал с какой-то приличной высоты и когда он, превозмогая боль в локте и копчике сел, то оказалось что он сидит на каком-то каменном полу и в какой-то тьме вокруг, в которой нет ничего, ни его телевизора, ни кресла, ни его квартиры, ничего знакомого и вокруг как-то холодно… Ещё несколько раз оглянувшись вокруг и поняв, что он не дома, а где-то в другом месте, где даже нет никого и ничего не видно, Степан Ильич открыл рот и очень громко и протяжно завопил, а после и вовсе перешёл на вой.
…Некоторое время Андрей неподвижно пролежал на земле, но когда он встал, то он очень сильно удивился. Вокруг было темно. Ни домов, ни улиц с фонарями и газонами, дающими какое-то скудное освещение, ни от чего этого не было ни следа.
Он стоял на широком каменном плацу, по бокам которого возвышались ввысь огромные каменные стены, созданные самой природой и которые в вышине обрывались тёмным ночным небом, украшенным большой и полной луной.
Он удивился, прошагал несколько шагов и почему-то не без улыбки узнал то самое каменное плато, на котором он как-то уже побывал однажды ночью. Он оглянулся ещё раз и не без такой-же улыбки ещё раз оглядел эти уже знакомые, чуть видные во тьме далёкие высокие стены, упирающиеся в небесный провал с большой и полной луной по середине. Да, знакомая картинка, и такая-же знакомая и какая-то величественная тишина и полное спокойствие… Он минут десять походил по этим небольшим камням, выкурил сигарету, постоял ещё немного и тут он опять увидел где-то впереди приближающийся к нему тот-же самый столб-ворох всё того-же прохладного воздушного дыхания, и когда он приблизился, не добежав где-то метров сто-сто пятьдесят и остановился поднимая ворох мелкой каменной пыли, то тут от него отделилась какая-то быстрая и легко скользящая тень, подлетела к нему и он опять почувствовал, как кто-то как будто бы коснулся его плеча и услышал над головой уже знакомый ему голос: — «Ну, вот ты и дома. Теперь уже всё, — иди». Он почувствовал, как этот кто-то как будто бы отлетел от него, оглянулся, посмотрел на стены, но когда он опять посмотрел вперёд, то там, вдалеке вдоль эти стен, у которых вроде-бы не было видно никакого конца вдруг появилось какое-то золотисто-серебряно-изумрудное сияние, возникшее с самого низа, и в воздухе появился еле-еле слышный и очень мелодичный как будто бы перезвон каких-то маленьких серебряных колокольчиков, раздававшийся от этого далёкого свечения…
Тут-же раздался какой-то треск и шум, шлёпанье падающего сверху тела, какое-то потрескивание и пощёлкивание и через минуту-две раздался громкий крик, который минуты через две превратился в какой-то вой, который однако ничуть не был тише. (Скажем по секрету нашим благочестивым читателям, что это было бренное тело Степана Ильича, которое ещё долго там выло и которое нашли через четыре дня на берегу озера в оборванной одежде, едва прикрывающей его наготу и крепко сжимающего большой железный прут, на который было нанизано несколько колец (пара из которых была действительно золотыми), несколько железных скрученных свитка из проволоки и несколько кусков обжаренного мяса (которые он обжаривал вероятно на костре самостоятельно)), и на все вопросы, где он был всё это время, он сначала громко вскрикивал а потом начинал гулко и злобно подвывать. Как позже выяснилось, он действительно ничего не помнил и не мог ничего объяснить и после двухнедельного медицинского обследования, которое выяснило, что он действительно ничего не помнит, его решили выписать и он опять приступил к своей работе в конторе, занимающейся сферами внешнего бизнеса, в которой он был директором… Но — ладно, оставим его в покое и вернёмся к нашему герою…
Да, плато было таким-же тёмным и прохладным, кто-то в дали уже давно перешёл с крика на обычный вой, а свечение в темноте стало чуть больше и светлее, переливаясь серебристо-золотисто-изумрудным отсветом, и от него явно раздавался мелодичный и негромкий перезвон серебристых колокольчиков, который как будто бы призывал и приглашал его к себе, к этому серебристому, и немного волшебному свечению.
На плато было тихо и прохладно, чей-то вой вдалеке его уже не удивлял и немного постояв он не спеша двинулся по направлению к этому серебристому свечению и мелодичному перезвону колокольчиков, и вот свечение это стало ещё больше и переливистей, вой в дали уже почти не был слышен, и вот в этом изумрудном свечении стал вдруг проглядываться большой и стройный силуэт какого-то большого высокого особняка с зажженными окнами и колоннами, и мелодичный звон колокольчиков переливался всё мелодичнее и мелодичнее, всё мелодичнее и мелодичнее, и Андрей, закурив сигарету и поправляя сумку за плечом почему-то подумал что где-то там, в каминах давно уже горит огонь и ещё раз посмотрел на этот так внезапно появившийся в этих, и весьма довольно странных местах особняк, от которого так и разливался этот тонкий перезвон колокольчиков…
И он поправил свою сумку и пошёл к этим огням, где радостный перезвон колокольчиков становился всё слышней и мелодичней, мелодичней и радостней, всё радостней и мелодичней, всё мелодичней и радостней, чем ближе он к ним приближался… Всё ИЮНЬ-ИЮЛЬ 2010. |
