Однажды, после реконструкции площади Маяковского, я собрался посмотреть,— что же там натворили перестройщики. Как теперь на ней смотрится памятник Маяковскому? Приехал, оказалось, что имя Маяковского у площади отобрали, она теперь, как когда-то встарь, снова стала Триумфальной. Но, это я попутно. Главное — памятник тот же, и слова на пьедестале остались те же. Обошёл я памятник чтимому мною поэту кругом, прочитал многократно читанные слова: И я, как весну человечества, рожденную в трудах и в бою, пою мое отечество, республику мою! И захотелось мне спросить: «Ну как, Владимир Владимирович, вам сегодня наше Отечество?» Поднял я голову к скульптуре поэта и вдруг — вижу… Из бронзы, корчась и рвясь наружу, Владимир Владимыч шагнул с пьедестала. — А ну-ка, люди! Давай, показывай, какою теперь моя Родина стала? Да, кстати, год какой тут теперь у вас? Сколько в бронзе стоял я немой? Как тут рабоче-крестьянский класс? Ведите меня, полюбуюсь Москвой. Видит, густеет толпа ротозеев, рты пораззявили: «Дядя, ты кто?» — Я — Маяковский! А вы, что за фрукты? И кто тот жирный, глядит из авто? Похож на буржуя, таких я видывал, когда в Америку свершал вояж. Но здесь, у нас, и такое чучело! Куда же смотрит рабочий класс? — Ха! Маяковский! Видал в музее, он застрелился, ты чё несёшь? — Да, застрелился. Но видишь — ожил. Так что же, помнит меня молодёжь? — Кто-то и помнит. Да только зря вы, все там делали советскую власть. Нынче в России опять буржуи, и рябчиков снова кушают всласть. А класса рабоче-крестьянского нету, заводы в развале, в бурьяне земля. Партию вашу сжили со свету… Кровушку вы проливали зазря. Другой продолжил, первому вторя: — Вспять потекла тут у нас История. «Серпы и Молоты» сгнили в болоте, Там же «Знамёна Борьбы и Труда». Снова Двуглавый Орёл в почёте. Сброшена им с пьедестала Звезда. Нынче тут вновь Капитал у власти, Да и страны уж той больше нет, Союз Советский порвали на части, Про коммунизм, говорят,— это бред. Ленин теперь не вождь, не гений, А если и гений, то очень злой. Хотят его вынести из мавзолея, Но кое-кто за него горой. Крик из толпы: — Всё, как есть на духу! Дедов дела размололи в труху. Мразь поглотила «Весну человечества», Мачехой стало нам наше Отечество. Поэт нахмурился. Верить ли на слово? Вздулись от ярости желваки. — Не удержали знамени красного? Куда же смотрели большевики? — Куда смотрели? Как хапнуть поболе, Да и смотаться в буржуйский рай. Им слуг народа наскучили роли, И покатилась страна в раздрай. Тут обратился старик к поэту, С виду понятно — интеллигент: — Скажите, в вашей поэме «Про это» Меня интересует такой момент… Его оттеснило волною тяжкой, Толпа нарастала, как снежный ком. Вот кто-то к поэту тянется с фляжкой, Другой угощает его пирожком. Их оттирает солидный дядя, Берёт поэта под локоток, И говорит, в глаза ему глядя, Чеканя слова, видать — педагог: — Воскресли, Владимир Владимыч, вы зря. Давно уж угасла Советов заря. Власть с капиталом, как с братом, сроднилась. Гневом поэта лицо исказилось. А тот продолжал: — Пока были в скульптуре, Вы — гений в поэзии, в русской культуре. А если заявитесь к власти с упрёками, Кончится дело тюремными сроками. Или, быть может, отправят в дурдом. Нынче походит страна на содом. Скажут, мол, чудик какой-то свихнулся… Поэт оттолкнул его, зло чертыхнулся, В гневе поднял над собой кулачища И загремел над толпой голосище: — Граждане! Слушайте! Я — Маяковский! Сбежал из Ада, Сломав замки. Уж очень, признаюсь, узнать было надо — Чего тут добились большевики. И вот, я здесь. И что я слышу!? Дух большевистский поник и угас. Вновь капитал к вам пролез под крышу. Забит, рассеян рабочий класс. Мы ради вас надрывали жилы, В холоде, в голоде, в страшной нужде. Многих безвременно скрыли могилы. Но возрождалась Россия в труде. Фабрики строили, шахты, заводы, Школы, театры… Пахали поля… В братство республик сплотили народы, В небе летали, ходили в моря… Крепла и славилась в битвах веков, Красная Армия большевиков! (1) И что же я вижу? В России буржуи! Враг торжествует, в разоре страна. В Тартар вернусь я, что расскажу им? Мне не поверит и сам Сатана. Много мы там меж собою гадали Строят ещё коммунизм, иль готов? Но, что вы предков идеи предали, Как расскажу? Скажут: Ты не здоров. Меня вы на памятник тут водрузили. Нашу отчизну, мол, пел поэт. Слова мои тут вон отобразили. Но той, что воспел я, Отчизны нет. Я, как весну человечества, Рождённую в трудах и бою, Славил моё Отечество, Республику мою. (2) Мы рушили тысячелетнее «Прежде», Мы пересматривали миров основы, (3) Мы возлагали на вас надежды, А вы буржуинство творите снова… Выньте, гулящие, руки из брюк — Камень берите, нож или бомбу, а если у которого нету рук — пришел чтоб и бился лбом бы! (4) Вдруг заметил — волнения в лицах, Оглянулся — видит авто «ПОЛИЦИЯ». Двое вышли, в толпе продираются. Кто оратор, понять стараются. Подошли. — Гражданин, предъяви документ. Перст указующий вперил поэт На искорёженный монумент. — Вот он, другого пока, что нету. Да и к чему документ поэту? Я Маяковский, а вы — полиция? Значит, при власти вы холуи, Сила в дубинке, в глазах — амбиция, Сытые ряхи, ну, впрямь, бугаи. Наглости этакой не ожидавшие, Стражи порядка на миг стушевались. Люди в толпе, сей сюжет наблюдавшие, Прочь от греха потихоньку смывались. Я лишь попятился за пьедестал, И всё дальнейшее словно впитал. Выйдя из краткого оцепенения, Преодолел полицейский смущение: — Ну, Маяковский, давай свои рученьки, Надень-ка, сержант, на него наручники. Пока не бывало у нас маяковских, Там разберутся, ты из каковских. — Мне кандалы! Ах ты, гнида буржуйская, Мразь, паразит, подлипала холуйская. В ярости страшен живой был поэт, А на ожившего удержу нет. Вырвал наручники у полицая И по мордам, железякой бряцая: — Я тебе этого, мразь, не прощу, В Ад за собою тебя потащу. Грохнулся наземь израненный страж. Надо бандита, вошедшего в раж, Остановить и спасать командира (Вспомнил напарник о чести мундира). Только к бандиту тут как подступиться? В драку напарник ввязаться боится, Силе преграда одна — пистолет. Выстрел раздался и… рухнул поэт. Тут уж и те, кто смотрел издаля,- Все растворились… Разверзлась земля, Щупальца чёрные тенью мелькнули, В Тартар развёрстый два тела слизнули. Ноги стрелявшего вдруг подкосились, Но перед ним створки плавно закрылись. Что было дальше — всё словно в тумане, Дома очнулся,— лежу на диване. Рядом жена, оба сына и дочка: — Папа, нам тяжкая выпала ночка. Ты, как безумный, по дому метался, Всех разбудил, на кого-то ругался. «Эй, — ты кричал, — убери пистолет! Это и впрямь, настоящий поэт!» Что же случилось? Какая беда? Где пропадал ты? Ходил ты куда? Я рассказал им, как вам, весь сюжет. Только они мне смеются в ответ: — «Новости», папа, уж всё рассказали. Памятник два хулигана сломали, Впрочем, уже их арестовали. А “Маяковский” твой пойман, — с трудом, Дрался, кусался; отправлен в дурдом. Так что, папуля, людей не смеши, Впрочем, про это стишок напиши. Что тут ответить, коль, в нашей семье Верят вещаниям больше, чем мне. Люди! Поверьте, хоть вы в мой рассказ, Я, как свидетель, поведал для вас Чистую правду. Глаза лишь закрою Тартар разверстый опять предо мною… С ужасом вижу я щупальце это, Что увлекло в преисподню поэта. Май 2013 — Ноябрь 2015 Использованы фрагменты из произведений Маяковского: (1) Маяковский, «Десятилетняя песня» (2) несколько изменённые строки из поэмы Маяковского «Хорошо» (3) несколько изменённые строки из стихотворения Маяковского «Революция» (4) Маяковский, «Облако в штанах» Картинку скопировал в поиске Яндекс-картинки и подогнал под нужный размер. |