Вот уже неделю не умолкал дождь. Скучные, пасмурные дни сменяли один другой. Постоянно хотелось спать, поменьше двигаться и не выходить из казармы. Уже в третий раз перечитываю Швейка, выбираю самые смешные отрывки из похождений бравого солдата. Через несколько часов снова придётся залечь в мокрой траве самарийского холма, дрожать от холода, вслушиваться в тишину и спрашивать себя: «Зачем я здесь?» Швейк бы ответил: «Чтобы защищать себя». Логично. Мне казалось, что кормили нас неплохо: мясо, овощи, питы, тхина, кофе, чай, какие-то крекеры. Однако не все товарищи были со мной согласны. Отвратительную погоду, недосып, сырость и даже насморк, израильский резервист готов терпеть, но только не плохое питание. Недовольство приняло форму стихийного бунта.
— Я уже покакать два дня не могу, пытаюсь, тужусь, но ничего не выходит. Без кефира у меня запор, — жаловался Шмулик.
— Не желаю видеть вашу пресную, ашкеназскую еду. Трудно куркумы, базилика, паприки в салат добавить? Как вы, убогие, живёте без острого, красного перца? А, где петрушка, где кинза?! — орал смуглый Меир. На крики сбежалась вся база, некоторые оставили наблюдательные посты.
— Уже три дня сидим без «милки», «джели», даже шоколадную пасту стали выдавать одну на два стола. И не привозите мне клубничные йогурты, я люблю ананасовые! — кидался с кулаками на интенданта рыжий кибуцник. Командир базы бесстрашно выступил вперёд, сложил пальцы щепотью (рэга), попросил тишины:
— Ситуация такая. Поставщики, тыловые крысы бояться пробираться к нам под обстрелами. Но не надо кипеша, я уже высылаю в ближайшее поселение взвод солдат в сопровождении танка. Обещаю, йогурты к ужину будут… И посмотрев на рыжего, добавил: «ананасовые тоже». |